Запретная книга

ГЛАВА 15

Фелипе явился в полицейское управление Мадрида и, ко всеобщему удивлению, сознался в преступлении. Невысокий худощавый юноша возбужденно рассказал комиссару полиции о взрыве памятника Сантьяго Матамороса — святого Иакова — истребителя мавров. Он раскаивался в нанесенном ущербе и просил прощения за страдания, причиненные людям. Всю вину за случившееся он возлагал на себя.

В Мадрид немедленно вызвали инспектора из Галисии, ведущего дело, и он тщательно допросил Фелипе. Преступник сообщил все подробности подготовки и проведения террористической операции. Сомнений не оставалось: Фелипе совершил теракт сам, по собственной воле.

Испанская пресса, а также телевидение и радио разнесли весть об успехах следствия. Новость быстро распространилась по Европе, и вскоре весь мир узнал: во взрыве не замешаны исламские организации — теракт совершил фанатичный католик, в одиночку!

В Риме папа вздохнул с облегчением. Прелат «Опус деи», его преосвященство епископ Сковолони, напротив, был удручен новостями. Признание молодого человека стало непредвиденным препятствием на пути к осуществлению плана. Он позвонил в Вашингтон Джону Макграту. Разговаривали они долго: памятуя о плохом итальянском иезуита, епископ говорил медленно и четко, чтобы не потерялась суть высказывания.

После этого нунций сообщил обо всем сенатору Роулендсону.

Что-то определенно пошло не так. Из заявлений бомбиста стало очевидно, что он юноша впечатлительный, вышел из-под контроля тех, кто на него воздействовал. Даже «Опус деи» не смог разобраться и найти виновного — в активистских группах был принят принцип строжайшей секретности. Три заговорщика решили: время тратить нельзя, необходимо усилить давление на папу.

Вот уже которую неделю не бездействовал и инспектор Гедина. Вместе со своим помощником они, одетые в штатское, сидя в машине рядом со старинной форумной площадью Вероны, ждали начала проведения операции. Неподалеку притаились еще четыре агента из местной полиции, готовые к задержанию подозреваемого. Несколько дней назад барону позвонили — грубый мужской голос потребовал миллион евро наличными в обмен на жизнь Орсины, сообщил время и адрес в Милане, по которому нужно доставить деньги. Барон продержал вымогателя на линии достаточно для того, чтобы полиция определила, откуда звонили. Похититель пользовался мобильным телефоном, зарегистрированным на имя Розеллы Бортолан, живущей в Вероне на Пьяцца-делль-Эрбе. В шесть часов вечера четверо полицейских вместе с инспектором и Колуччи готовились нанести ей визит.

Гедина посмотрел на часы: 17.56. Он выбросил сигарету, вышел из машины и поднялся на третий этаж дома с помощником и веронскими агентами. Полицейские достали зловещего вида пистолеты-пулеметы «беретта».

Ровно в шесть часов Гедина постучал в дверь.

Из квартиры доносился отчетливый запах фасолевого супа с макаронами. Дверь открыла женщина средних лет в фартуке. Инспектор предъявил удостоверение и сказал:

— Розелла Бортолан проживает по этому адресу?

Увидев оружие, женщина перепугалась и закричала:

— Это моя дочь! Что случилось? Что она натворила?

— Сейчас разберемся, — сдержанно пояснил Гедина. Он ненавидел такие ситуации. Никакого сопротивления — он вломился в дом и до смерти перепугал обычную домохозяйку, к тому же готовящую его любимое блюдо. Дело было даже не в гуманности: Гедина органически не переносил запугивание рядовых граждан. Лучше бы стал лыжным инструктором, как отец!

Розелла сидела за учебниками у себя в комнате. Два агента с «береттами» на изготовку вывели подозреваемую к инспектору. Девушку собирались доставить в ближайшее отделение для допроса — ведь барону звонили с ее мобильника, в этом сомнений не было. Однако как это произошло?

Гедина смотрел на перепуганную пятнадцатилетнюю веснушчатую девчонку в очках.

— Синьора Бортолан, — обратился он к ее матери. — Не возражаете, если мы зададим вашей дочери несколько вопросов?

— Что случилось, Розелла? Что ты сделала, дочь моя?!

«Господи Боже, — подумал Гедина, закуривая очередную сигарету. — Мамаша драматизирует».

— Не волнуйся, — обратился он к Розелле. — Честно отвечай на вопросы. Мы хотим помочь. — Он повернулся к агентам: — Опустите оружие, будьте добры.

Розеллу это не убедило. Синьор инспектор хочет выяснить, не она ли звонила барону и грубым мужским голосом требовала выкуп?

Гедина начал издалека. Стал спрашивать, в какую школу девочка ходит, в каком она классе. Нравятся ли ей учителя? А одноклассники? Наконец он спросил о сотовом телефоне:

— Можно ли на него взглянуть?

— Нет.

— Нет? Почему же?

— Его украли.

— Что-о?

Розелла повторила ответ — слово в слово, но шепотом, поскольку инспектор заметно разгневался.

— Когда? Когда украли твой сотовый?

— Где-то неделю назад.

— Неделю? И ты не знаешь, кто украл его, так?

«Ах ты черт!» — мысленно выругался инспектор.

Розелла испуганно, но сочувствующе взглянула на инспектора.

«Туше», — подумал Гедина. В последнее время он слишком много курил, слишком мало спал и слишком долго следовал ложным путем. Хватит, довольно.

— Ты хоть знаешь, где у тебя украли телефон? — спросил Гедина.

— Кажется, в кафе на первом этаже. Я зашла туда выпить горячего шоколада после школы. Телефон положила на столик, а когда собралась уходить, его там уже не было. Я нигде не могла его найти. Может, вы нашли мой мобильник? Вернете?

Гедина заверил девочку и ее мать, что все в порядке, беспокоиться не о чем. Он не мог дождаться, когда покинет эту квартиру, а заодно избавится от четырех агентов — те поглядывали на него безо всякого уважения. Репутация инспектора стремительно падала: расследование двух громких преступлений результатов не принесло, задержание студентов в связи с занятиями боевыми искусствами и борьбой популярности ему тоже не прибавило.

«Ничего, — успокоил себя Гедина. — Легких путей в нашем деле не бывает».

Книга была переплетена в зеленый пергамент с золотым тиснением, изображающим герб Ривьера. Кожу натянули на деревянные пластины, к которым прочно крепились искусные застежки. Размеры книги заставили Лео усомниться, что это близнец издания 1757 года, лежавшего в библиотеке виллы Ривьера. По сути, этот экземпляр был даже не отпечатан, а написан от руки в 1583 году!

Обложка протерлась, но, похоже, за четыреста с лишним лет страниц касались редко. Как же книга сохранилась в таком замечательном состоянии? Может, ее вообще не открывали, пряча в выложенном бархатом ларце? Страницы были не бумажными, а пергаментными, исписанные каллиграфическим почерком темно-коричневыми чернилами.

Тяжелый день вымотал Лео, но неожиданное открытие мгновенно сняло усталость. Он пролистал книгу, чтобы составить о ней общее представление. Знакомый текст, написанный крупным почерком, занимал центр каждой страницы, заключенный в рамку из комментариев, выведенных мелкой вязью.

Лео стал просматривать основной текст с самого начала. Он оказался заметно короче, без отсылок к Библии, католическим доктринам, трудам святых; никто не предупреждал о коварстве демонов. Лео укрепился во мнении, что вставки были призваны ублажить церковных цензоров. Несмотря на молодость, Чезаре оказался гением — нашел способ обхитрить недоброжелателей.

Лео надеялся, что именно в этом томе скрыты тайны и секреты книги. Но измученное тело и перегруженный разум требовали передышки. Если продолжать работу, то можно упустить важные подробности, намеки на коды. Лео неохотно спрятал книгу в чемодан и лег спать.

С утра пораньше он позавтракал и приступил к серьезному изучению тома.

По стандартам суетного двадцать первого века комментарии были чересчур многословны, однако скоро стало ясно, что подобные алхимические опыты не имеют ничего общего с обращением свинца в золото. Под «лабораторией» подразумевалось человеческое тело, а инструментами служили воля и воображение.

Дальше Чезаре делла Ривьера подробно описывал, как следует представлять Разделение и какой мысленный образ для этого подойдет. Процесс заключался в подобии самоанализа, при котором методично и тщательно рассматривалась каждая составная часть конкретного человека. Следовало отстранение, будто зрителю в театре, воспринимать собственные мысли: зрительные и звуковые образы, а также эмоции, вызванные ими. Так алхимик постигал, из каких предрассудков, рефлексов и страстей складывается его личность.

Лео понял, о чем толковал автор: недавно во время собственных изысканий в Вашингтоне он наткнулся на фразу «Познавший себя познает Все». Лео уяснил, в чем заключалась его ошибка, — эзотерику обычным умом не понять. Трактат не был пособием по исправлению черт характера — это-то и сбивало с толку. Алхимик не обязан искоренять обнаруженные в себе недостатки, подниматься морально. По этому поводу автор писал:

Чем больше Лео читал, тем дальше уходил от разумного мира. Чезаре раскрывал секреты медитативных практик, измененного восприятия реальности. Вселенная не представлялась вместилищем тела, а тело не являло сосуд жизни и разума. Все следовало вывернуть наизнанку. Предметы заключались в последнее, внешнее вместилище — они находились в сознании, содержащем сокровенные мысли и желания. Иллюзия того, что называется физическим телом и его пятью чувствами, заключает в себе финальную иллюзию — физический мир, то есть постижимую Вселенную.

Эти рассуждения походили на теорию о том, что «Я» есть единственная реальность, со всеми вытекающими — опасными для «Ты» — последствиями. В книге объяснялось, как взять небеса штурмом и подняться выше, выходя за рамки состояния обычного человека. Комментарии были написаны еще более загадочным языком.

В дверь постучали. Лео вернулся к реальности — горничная пришла убрать номер.

— Минуточку, — ответил Лео, пряча манускрипт в рюкзак. Рисковать драгоценной книгой он не хотел, а потому, неохотно покидая номер, прихватил рюкзак с собой. В ближайшем баре, наслаждаясь осенним теплом (в отеле было холодновато), он съел тосты, запив их чашкой капуччино и двумя стаканами минералки.

Вернувшись в гостиницу, Лео заметил подозрительный взгляд консьержа, низкорослого мужчины с заячьей губой. Пришлось импровизировать, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

— Я все никак не отойду от смены часовых поясов, — сказал он консьержу. — Говорят, лучший способ — хорошенько отоспаться. Согласны?

Консьерж молча кивнул, и Лео поднялся к себе в номер. В комнате он положил трактат на стол и снова углубился в его изучение.

В книге много говорилось о двенадцати подвигах Геракла, при этом особое внимание уделялось цифре «12» в эзотерической традиции. В комментариях пояснялось, что все они лишь вариации алхимического принципа растворения и свертывания.

Метод заключался в том, чтобы физически и духовно добиться отсутствия мыслей — такое состояние граничило с высшим сознанием. Когда же герой научится выходить на высший уровень по желанию, он сможет совершать такие действия, которые эхом отзовутся на нижних уровнях, откликнутся в физическом мире. Это непосвященные и принимают за магию.

В книге приводились техники и примеры образа мысли, овладение которыми занимает годы у особо одаренных.

Лео упал духом, но вспомнил, что долго практиковал медитацию, пусть и другого толка, с иными намерениями. Он сталкивался с внутренним миром образов и при занятиях духовными упражнениями Игнатия Лойолы, и при недавней встрече с Анжелой, когда погрузился в губительную бездну.

Читая книгу, Лео заметил, что в номере похолодало. Он закончил первую часть и отложил трактат. Проверил радиатор — работает, окно закрыто. Лео достал из чемодана свитер.

Вторая часть описывала двенадцать плодов Древа жизни. В современном мире, решил Лео, кое-что из этого можно забыть за ненадобностью или, в лучшем случае, отнести к разряду паранормального, как то: ясновидение (способность видеть вещи, находящиеся за пределами зрительного восприятия, а также за пределами восприятия телескопов и микроскопов); предвидение (способность предсказывать грядущие события); телепатия (передача мыслей на расстоянии) и телекинез (перемещение предметов усилием мысли).

К другой категории относилось умение излечить самого себя «без помощи неграмотных мясников, цирюльников и раздувшихся от самомнения, словно свиные мочевые пузыри, врачей, прощупывающих пульс и изучающих цвет мочи в надежде вытянуть последний дукат из своей жертвы, пока та не скончалась». Чезаре советовал вести «Геркулесов образ жизни»: рано ложиться спать, совершать пешие или конные прогулки на свежем воздухе, блюсти диету, богатую хлебом и зеленью, а также строжайше избегать публичных домов.

Такая банальность — и столько слов!

Орсины нет. Ей, наверное, угрожает серьезная опасность, а Лео сидит в обшарпанной комнате отеля, изучая древний трактат чудака. Холод тем временем стал ощущаться сильнее — свитер не согревал. Лео не хотелось прерывать чтение — манускрипт притягивал его.

Комментарии Чезаре перешли к аспекту контроля над царствами минералов, растений и животных. Предполагалось, что герой развивает дар «магического касания», то есть способность пропускать через руки некий вид энергии, направляемой посредством определенных жестов, которые Чезаре уподобил движениям фехтовальщика. Энергетические потоки можно было сконцентрировать и метнуть в цель. Используя мудреные фехтовальные термины, автор описывал, как энергия употребляется для контроля над растениями, управления собаками, лошадьми и дикими животными. Те же самые принципы распространялись и на управление людьми, под которыми Чезаре подразумевал исключительно мужчин, «потому что, — объяснял он, — здесь я не стану говорить о секрете управления женщинами, дабы не стал он добычей сластолюбцев, могущих угрожать безопасности и чести слабого пола».

Ривьера обращался также к достижению «твердости духа, неспособного пасть». Подразумевалось, наверное, что душа героя становится выше смерти.

Лео больше не мог сосредоточиться. Он понял, что можно обойтись без большинства плодов Древа жизни, за исключением прорицания — его Лео возжелал немедленно. Он с болью вспомнил, как рассказывал об этой способности Орсине во время их последней беседы. И вот он в Италии, лелеет слабую надежду узнать секреты из украденной запретной книги. Под «провозвещением» Чезаре понимал способность видеть за пределами времени и пространства. А по его собственным словам:

Лео не заботило умение видеть будущее: о грядущем ведает один только Бог. Лео хотел знать настоящее — что стало с Орсиной?

Надо надкусить первый плод Древа жизни. Такая малость… Чезаре ясно давал понять: первым плодом насладятся только те, кто успешно прошел начальную подготовку. Получится ли у новичка?

Попытка не пытка, решил Лео.

Он отложил книгу и повесил на дверь табличку «Не беспокоить». Впрочем, нужды в этом не было — часы показывали восемь вечера, на улице стемнело. Лео вернулся к столу, подвинул лампу так, чтобы на страницы падало как можно больше света. Комната погрузилась в могильную тишину, холод усилился; изо рта шел пар. Следовало бы найти отель получше… Лео принялся читать инструкции по технике прорицания.

Барон должен был заехать к своему веронскому врачу. Со дня первой трагедии его здоровье пошатнулось; доктор — старый, верный друг Эммануила — намеревался осмотреть его в частной клинике. Телефонный разговор, в котором они договорились о встрече, был прослушан и записан полицией и никаких подозрений не вызвал. Однако в Верону барон не поехал — свернул на шоссе по направлению в Милан, где у него были дела.

Как только счета были заморожены, к барону потянулись друзья и знакомые: визиты выглядели как старомодные выражения соболезнования, но хозяин умудрялся обсуждать с гостями кое-какие финансовые моменты. Большинство визитеров покидали дом с неподписанными, но надежными векселями, а в скором времени возвращались, привозя с собой определенную сумму наличных денег. Осторожность с их стороны была жизненно необходимой. Долговые обязательства барона выдавались на год, с возвращением суммы в полуторном размере. Состояние Эммануила заключалось в земельных владениях и объектах недвижимости в Италии и за рубежом. Так, под самым носом у двух агентов полиции, все еще патрулировавших территорию усадьбы, Эммануил сумел собрать выкуп. Портфель с деньгами барон вез в центр Милана, где миллион евро сменит хозяина.

Встреча была назначена на шесть часов вечера на Пьяцца-Кавур, у входа в городской сад. Несмотря на сильный дождь и пробки в центре города, барон прибыл на место за полчаса до назначенного времени.

— Там увидишь ларек, — проинструктировал его похититель по телефону. — Ровно в шесть вечера отнесешь к нему деньги. Тебя будут ждать. Передай нашим друзьям из полиции, которые нас слушают, что если они приедут с тобой, мы пришлем тебе кусочек твоей племяшки по почте — пальчик или ушко, или и то и другое. Будь на месте с деньгами, один.

Барон посмотрел на часы, вышел из машины и направился к киоску. Было темно и холодно. Сады закрылись час назад. Барон укрылся от дождя под навесом. Мимо прошли люди, не обращая на него внимания.

Эммануил простоял так около получаса. Дождь не кончался. Через дорогу барон заметил человека под зонтом, который, казалось, смотрит прямо на него, но в темноте и под завесой дождя было трудно что-либо разглядеть. Незнакомец закурил.

Внезапно барона подхватили под мышки, подняли и отнесли в фургон; портфель отобрали. В машине дожидались двое.

— Пойман, деньги при нем. Что дальше? — сказал один из людей в миниатюрный микрофон. У него в наушнике прозвучал ответ.

Дверь фургона отъехала в сторону, и в салон влез промокший человек.

— Не возражаете, барон, если я закурю?

— Гедина! Вы? Здесь?!

— Та-ак, что тут у нас в портфеле? Позвольте, я угадаю: один миллион в купюрах по пятьсот евро. Всего две тысячи банкнот.

Гедина велел помощнику пересчитать деньги.

— Что же мне с вами делать? — поинтересовался инспектор. — Барон, вы нарушили закон, препятствуете правосудию, получаете незаконные ссуды… список можно продолжать.

— Вы использовали меня в качестве приманки, — возмутился барон, — заставили полчаса мокнуть под дождем и только потом задержали. Похитители вас наверняка видели и теперь по вашей вине изувечат мою племянницу. Я презираю вас, никчемный глупец, и желаю, чтобы на вас и на всех ваших родных и близких пало вечное проклятие.

Барон произнес эти слова так торжественно и угрожающе, что агенты вздрогнули.

— Вы оскорбили должностное лицо при исполнении, — невозмутимо парировал Гедина, — но если сейчас заткнетесь, то притворюсь, что ничего не слышал. Я мог бы арестовать вас прямо сейчас. Берегитесь: мое терпение небезгранично. Мы не меньше вас заинтересованы в спасении вашей племянницы. Вы ничем ей не поможете, заплатив выкуп. Я конфискую деньги. Вас и вашу машину доставят обратно в усадьбу. Поедете в сопровождении двух агентов.

Двое полицейских выбрались из фургона в дождь.

— Добавлю, что отныне, — продолжил Гедина, — мы будем пристальнее следить за вами. Вы обязаны извещать нас о всех ваших действиях и перемещениях. Ваш визит к врачу мне с самого начала не понравился. Я не препятствовал только потому, что надеялся на вашу честность. Не смейте больше лгать.

На пути в Больцано Гедина размышлял о событиях дня. Он ожидал, что похитители придут на встречу. Однако они не пришли… или заметили полицию? Скорее всего профессионалы.

Означает ли это, что баронессе грозит еще большая опасность? Закон, по которому заморозили счета барона, составляли мелкие чиновники, у которых никогда не похищали родных и близких. Наверное, ужасно ощущать абсолютное бессилие. Если бы не проклятие барона, инспектор мог бы его пожалеть. Да, Эммануил преступил закон, но он — лучшая приманка для похитителей, поэтому арестовывать его неразумно. Гедина искренне переживал и тревожился за судьбу баронессы, понимая, в какой опасности она оказалась. Лучше б похитили ее дядю!

В Больцано инспектор велел сотруднику налоговой полиции запереть выкуп в сейф и сел писать отчет. Домой, на окраину, инспектор вернулся в три часа утра и в измождении рухнул в кровать, надеясь на несколько часов сна.

В 6.37 утра зазвонил телефон.

— Слушаю, — сонно ответил Гедина.

— Номер паспорта, на который вы давали ориентировку.

— Что?

— Он всплыл.

— Где? — встрепенулся Гедина, нашаривая выключатель настольной лампы.

— В Венеции.

Агент полиции сообщил подробные сведения.