Запретный город

туннель, и Конан быстро, пусть и осторожно последовал по нему, высоко подняв

лампу. Он увидел, что туннель заканчивается неровной каменной стеной, в

которой виднелся силуэт двери. Она была, создала из скального блока, как

отметил Конан, удерживаемого навесами. Дверь повернулась с легкостью,

открывая проход к находившейся за ней следующей пещере.

61

Так же, как и раньше Ясмина, варвар увидел, что звезды светят сквозь ветви

на выходе. Он отбросил лампу, позволяя глазам привыкнуть к тусклому свету, и

направился к выходу из пещеры.

Когда горец дошел до него, он отступил назад и присел, потому что снаружи

послышался плеск воды и шум кого-то, пробиравшегося сквозь ветви. Кто-то,

пыхтя, поднялся вверх по крутому склону, и забрался в пещеру, прежде чем стать

бесформенным темным пятном, но Конан ухитрился в лунном свете увидеть

обличье Клонтара. В следующий момент Конан прыгнул и сбил его на землю.

Клонтар издал короткий, вздымающий волосы вопль от ужаса, а потом Конан

отыскал его горло и уселся на жреца, вдавив пальцы в его шею.

— Где Ясмина? — спросил северянин.

В ответ он услышал только хрип, поэтому, немного ослабил давление и

повторил свой вопрос. Клонтар, хотя и до смерти перепуганный нападением,

каким-то образом — возможно, по запаху, или, вернее, по его отсутствию —

понял, что его противником стал белый человек.

— Ты Конан? — задохнулся он.

— А кто же еще? Где Ясмина? — Конан подкрепил свой вопрос рывком,

который вырвал крик боли с тонких губ Клонтара.

— Она у туранцев! — прохрипел жрец.

— Где они?

— Я не знаю! A-ай, пощади! Я все скажу!

От страха Клонтар закатил глаза, которые белели в полумраке. Его худое

тело дрожало как в приступе лихорадки.

— Мы забрали и вели её в пещеру, где скрывались слуги туранцев. Но те

бежали вместе с лошадьми. Туранцы обвинили меня в предательстве. Они

сказали, что это я избавился от слуг и собираюсь убить их. Они солгали. Клянусь

Эрликом, я понятия не имею, что случилось с этими проклятыми пунтийцами.

Туранцы напали на меня, но бежал, в, то время как мой слуга сражался с ними.

Конан поднял жреца на ноги, повернул к входу в пещеру и связали ему

руки его собственным ремнем.

— Мы возвращаемся, — сказал киммериец грозно. — Попробуй только

крикнуть, и я выпушу из тебя твою лживую душонку. Ты отведешь меня сейчас в

пещеру Вормонда.

— Нет, эти собаки меня убьют!

— Скорее я убью тебя, если ты не сделаешь этого, — заверил Конан, толкая,

спотыкающегося Клонтара вперед. Прижатый к стене жрец прекратил

сопротивление, из двух опасностей он выбрал более отдаленную. Они пересекли

ручей, и на другом берегу Клонтар повернул направо. Конан дернул его назад.

— Я уже знаю, где я нахожусь, — рявкнул северянин. — Я знаю, где эта

пещера. Она слева отсюда. Если туда ведет какой-то путь, покажи его мне.

Клонтар сдался и поспешил в темноту, ощущая жестокий захват на своем

локте и опасную близость острого меча. Наступали уже предшествующие

рассвету сумерки, когда они достигли темного молчаливого входа в пещеру,

маячившего между деревьями.

— Они сбежали, — содрогнулся Клонтар.

— Я и не ожидал, что найду их здесь, — сказал Конан. — Я пришел сюда,

чтобы найти их след. Если они подумали, что ты послал за ними погоню из

местных племен, то могли пойти пешком. Но меня беспокоит только то, что они

сделали с Ясминой.

— Послушай! — до них донесся тихий стон, а Клонтар рванулся вперед.

Конан снова схватил его, и связал вместе руки и ноги.

62

— Не смей даже дышать, — предупредил варвар, и с мечом в руке бросился

вверх.

Около пещеры киммериец невольно заколебался, не желая показывать себя

на свету. Затем, услышав стон снова, Конан понял, что ему не почудилось. Это

был стон умирающего.

Северянин пошел ощупью в темноте и вскоре наткнулся на фигуру,

издавшую очередной стон. Горец потрогал рукой и понял, что это был человек в

туранской одежде. Что-то теплое и влажное плеснуло на его руки. Воин

пододвинулся в направлении головы и наклонился над лежащим.

На него смотрело яростное лицо с остекленевшими глазами.

— Брагхан, — пробормотал Конан.

Звук собственного имени оживил умирающего. Он оперся на локте,

выплескивая от усилия кровь изо рта.

— Вормонд, — сказал туранец призрачным шепотом. — Ты вернулся?

Проклятье, я не ожидал этого от тебя...

— Я не Вормонд, — отрезал киммериец. — Я – Конан. Видимо, что кто-то

избавил меня от необходимости убивать тебя. Где Ясмина?

— Он забрал ее, — голос туранца был едва понятен, человек захлебывался

кровью. — Вормонд, паршивая свинья. Мы нашли пустую пещеру... мы поняли,

что старый Клонтар предал нас. Мы бросились на него. Он сбежал... Тот

проклятый жрец ударил меня ножом. А Вормонд взял Ясмину, жреца и скрылся.

Он сошел с ума. Он хочет идти пешком через горы с девчонкой и жрецом, в

качестве провожатого. И он оставил меня, свинья, подлая свинья...

Голос умирающего поднялся до истерического визга, туранец взглянул вверх

сияющими глазами, а затем по его телу побежала страшная дрожь и он умер.

Конан встал и осмотрелся вокруг темной пещеры. Она была совершенно

пуста. И в ней не было никакого оружия. Вормонд, по-видимому, ограбил своего

умирающего спутника. Туранец, отправившись через горы с похищенной

женщиной и предателем жрецом в качестве провожатого, пешком и без припасов,

конечно же, совершенно сошел с ума.

Возвратившись к Клонтару, северянин развязал ему ноги и повторил в

нескольких словах историю Брагхана. Он заметил, что глаза жреца сверкнули в

темноте.

— Хорошо! Они все умрут в горах! Пусть уходят!

— Мы пойдем за ними, — сказал Конан. — Ты знаешь, какой дорогой тот

жрец ведет Вормонда. Ты покажешь мне её.

Резкий всплеск самоуверенности усилил сопротивление жреца.

— Нет! Пусть они умрут!

Ругаясь яростно, Конан схватил священнослужителя за горло и так скрутил

его шею назад, что у того в глазах закружились звезды.

— Будь ты проклят! — прошипел варвар сквозь зубы. — Если ты

попытаешься помешать мне, то я убью тебя самым медленным способом, что

знаю! Ты хочешь, чтобы я отвел тебя в Готхэн и рассказал людям, что это ты сплел

заговор против дочери Эрлика? Они убьют меня, но с тебя сдерут кожу живьем.

Клонтар знал, что Конан не сделает этого, но не потому, что киммериец

боялся смерти, а потому, что он лишил бы себя последнего шанса на спасение

Ясмины. Тем не менее, видя пылающие глаза Конана, он почувствовал страх.

Жрец почувствовал страшную ярость белого, и он знал, что тот готов оторвать его

руки и ноги. В этот момент не было вещи, на которую Конан не был бы способен.

— Подожди! — задохнулся он. — Я отведу тебя!

— И сделай это хорошо! — насильственным рывком Конан поставил его на

ноги. — Они ушли отсюда меньше часа назад. Если мы не догоним их до

63

рассвета, я пойму, что ты ведешь меня неправильной дорогой. Тогда я прикую

тебя к скале, чтобы грифы сожрали тебя живьем!

9

В предрассветной темноте Клонтар вел Конана по узкой горной тропе,

петляющей среди трещин и возвышающихся скал, которая все время стремилась

на восток. Огни Запретного Города Готхэна оставались позади, становясь все

меньше и меньше на расстоянии.

До ущелья, в котором Конан укрыл своих уркманов оставалась еще миля.

Конан хотел забрать своих людей из оврага до наступления рассвета, не желая

терять, много времени, чтобы сделать это. Его глаза горели от недостатка сна, и

иногда на него накатывало головокружение, но пламя неистощимой энергии

сжигало варвара сильнее, чем когда-либо. Горец подгонял жреца идти все быстрее,

пока пот не побежал, как вода с дрожащих конечностей пленника.

— Туранец практически будет вынужден тянуть за собой девушку. Она

будет упираться на каждом шагу. И также Вормонд должен будет все время

заставлять жреца показывать ему правильный путь. Мы должны приближаться к

ним с каждым шагом.

Рассвет застал их, когда они поднимались на выступ, протянувшийся вверх

вокруг гигантского горного отрога. Внезапно ударил порыв ветра. Затем, с левой

стороны донеслись далекие крики. Конан повернулся и сосредоточил взгляд. Они

находились высоко над гребнями и вершинами, которые окружали долину. В

отдалении киммериец мог видеть Готхэн, что выглядел теперь, как сборище

кукольных домиков. Северянин увидел и овраги, выводящие в долину. Варвар

увидел ущелье, где приютились его уркманы.

Черными пятнышками люди были разбросаны между камнями, изредка

поблескивали вспышки стали.

Северянин предположил, что гнавшиеся за его воинами иргизы, наконец,

обнаружили его людей. Уркманы были отрезаны в ущелье. Киммериец увидел

отблески солнечных вспышек, сверкавших между скал, что формировали пик,

возвышающийся над ущельем. Через некоторое время он снова поглядел на

запретный город Готхэн и увидел, что от ворот в эту сторону также двинулись

маленькие точки всадников, выехавших выяснить причину грохота железа.

Несомненно, иргизы послали гонцов за людьми из города.

Клонтар вскрикнул и упал плашмя на выступ скалы. Конан почувствовал,

что какая-то сила сшибла с его головы шлем, которые он забрал у мертвого

Брагхана и услышал звонкий и резкий щелчок удара. Северянин бросился к

ближайшему валуну и оттуда принялся изучать узкое, окруженное отвесными

стенами плато, на которое выводил скальный выступ. Вскоре над его карнизом

появилась голова и пара рук, а затем возник и выпустил очередную стрелу лук.

Острие откололо кусочки камня рядом с рукой Конана. Это оказался

преследуемый варваром беглец.

Вормонд двигался гораздо медленнее, чем считал Конан, и, увидев своих

приближающихся преследователей, туранец решил завязать с ними бой, а фактом

того, что он признал и Конана, были его насмешливые возгласы. Но в его голосе,

однако, звучали истерические нотки.

Клонтар был слишком напуган, чтобы делать что-либо другое, чем обнимать

скальный выступ и стонать. Конан начал пробираться в сторону туранца. Вормонд

же по-видимому, не знал, что у киммерийца нет лука. Солнце еще не поднялось

над пиками, когда он начал обстрел, а тусклое освещение и атмосфера на этих

высотах сделала его выстрелы весьма неприцельными.

64

Вормонд стрелял неистово, в то время как Конан пробирался от камня к

камню, при этом иногда свистящая стрела полетела небезопасно близко. Но Конан

подходил все ближе и ближе, стараясь, чтобы солнце было позади него. Что-то в

этой тихой и темной фигуре, которую он никак не мог поразить, ломало нервы

Вормонда, ему казалось, что это крадется леопард, а не человеческое существо.

Конан не видел Ясмины, но вскоре увидел жреца, который попытался

воспользоваться моментом, когда Вормонд доставал стрелу. С руками, связанными

за спиной, он выскочил из-за уступа и понесся, как крыса между скалами.

Вормонд, словно безумец выхватил кинжал и метким броском вонзил лезвие

между его лопаток, жрец зашатался и упал, крича, в тысячефутовую пропасть.

Конан также выскочил из укрытия и побежал, как ветер, воющий между

коварных скал. В этот момент солнце поднялось над гребнем и своим блеском

ослепило глаза Вормонда. Туранец издал невнятный крик и наполовину

ослепленный, принялся стрелять, прикрывая глаза плечом. Стрелы свистнули

около головы Конана, а Вормондом так овладела паника, что тот стрелял уже

вслепую. Затем его рука стала тщетно ощупывать пустой колчан. Еще один

прыжок и Конан достанет его своей сияющей и вертящейся сталью, которую

солнце окрасило в алый цвет. Вормонд слепо отбросил лук и закричал:

— Ты проклятый оборотень! Я еще достану тебя! — и, размахивая руками,

туранец выскочил из убежища. Его нога соскользнула на наклонном краю обрыва,

и негодяй упал вниз, исчезнув так внезапно, как будто это был всего лишь сон.

Конан подошел к обрыву и посмотрел вниз, в темноту. Он ничего не увидел,

пропасть казалась бездонной. Варвар отвернулся разочарованный, сердито пожав

плечами.

Ясмину киммериец нашел лежащей, с руками, связанными за обломком

скалы, там, где и оставил её Вормонд. Её мягкая обувь была совершенно изорвана,

а шрамы и ссадины на нежном теле свидетельствовали о том, что Вормонд

прилагал насильственные усилия, чтобы заставить пленницу идти быстрее по

каменистым тропам.

Конан разорвал путы, и девушка с силой схватила своего спасителя за плечи.

В ее голосе не было страха, а только дикий азарт.

— Они сказали, что ты умер! — крикнула Ясмина. — Я знала, что они лгут!

Они не могли убить тебя, так как они не могли бы убить горы, или ветер, который

дует с них. Ты взял в плен Клонтара, я видела его. Он знает эти тайные тропы

лучше, чем тот жрец, которого убил Вормонд. Убираемся отсюда, пока иргизы

заняты убийством уркманов, что с того, если у нас нет припасов? Сейчас лето. Мы

не замерзнем в горах. Можем и поголодать некоторое время, если будет надо.

Пойдем!

— Я привел этих людей в Готхэн, чтобы сделать вместе кое-какие дела,

Ясмина, — сказал он. — Даже ради тебя я не могу отказаться от них.

Она кивнула своей прекрасной головой.

— Я ожидала этого от тебя, Конан.

Лук Вормонда лежал рядом, но к нему не было стрел. Киммериец выбросил

его в бездну, и, схватив Ясмину за руку, варвар направился к уступу, на котором

лежал бедолага Клонтар. Конан поднял его пинком и указал на ущелье.

— Есть ли способ, чтобы попасть в ущелье, не спускаясь в долину? Твоя

жизнь зависит от этого.

— Почти половина из этих ущелий имеет скрытые выходы, — ответил

Клонтар, дрожа. — И это тоже. Но я не могу показывать вам путь связанными

руками.

Конан развязал ему руки, но обвязал ремень вокруг пояса жреца и схватил

его другой конец.

65

— Веди, — приказал он.

Клонтар привел их назад к уступу, тому же самому, что они недавно

миновали, прямо до того места, где его пересекал скальный гребень с бегущей по

нему узкой дорожкой. Они направились по ней, окруженные по бокам

головокружительными обрывами, пока не достигли широкого выступа, который

проходил вдоль края глубокого каньона. Путники окружили огромный утес, а

через мгновение Клонтар проскользнул в пещеру, открывавшуюся над узкой

тропинкой.

Они шли в темноте, рассеиваемой светом, что просачивается из зазубренных

трещин в потолке. Пещера сильно извивалась и стремительно вела вниз,

пересекаемая скальными разломами. Через целый час пути они добрались до

треугольной щели посреди возносящихся высоких стен. В одной из них

открывался небольшой зазор, который является выходом из пещеры. С внешней

стороны её маскировал скальный отрог, который выглядел, как фрагмент твердой

монолитной породы. Конан заглядывал в эту пропасть предыдущим днем, но не

смог разглядеть пещеры.

Когда они шли по извилистой пещере, отзвуки битвы усиливались. Теперь

они заполняли все пространство гулким эхом. Путники находились в ущелье

уркманов. Конан увидел жилистых воинов укрывающихся между камнями

навскидку стреляющих в возникающие между скал на склонах головы в меховых

шапках.

Северянин прокричал им, привлекая внимание, но прежде чем киммерийца

узнали, уркманские воины едва не выстрелили в него. Он направился к ним, таща

за собой Клонтара, а воины в немом изумлении, глядели на дрожащего жреца и

девушку в разорванном платье. Она же почти не обращала на них никакого

внимания. Девушка не боялась этих волков. Все её внимание было сосредоточено

на Конане. Она не вздрогнула, даже когда рядом с ней просвистела стрела.

Люди, стоя на коленях, стреляли на тропу у выхода из горной расщелины. Из

узкого прохода сыпался град стрел.

— Они подобрались к нам в темноте, — пробормотал Снорин, заматывая

повязкой сочившуюся кровью рану на его предплечье. — Они окружили выход из

ущелья, прежде чем их заметила наша стража. А после перерезали горло

охранникам, которых мы оставили у выхода из расщелины и начали

подкрадываться к нам. Если бы другие воины в ущелье не разглядели их и не

подняли тревогу, нас бы всех вырезали во сне. Что будем делать, Конан? Мы в

ловушке. Мы не можем подняться по этим склонам. Здесь у нас есть вода и трава

для лошадей, и мы хорошо отдохнули, но уже на исходе пища, и запасы не

являются неисчерпаемыми.

Конан взял у одного из мужчин меч и передал его Ясмине.

— Охраняй Клонтара, — приказал он. — Заколешь его, если попытается

сбежать.

По вспышке в ее глазах варвар понял, что она признала важность этого

совета, и без каких-либо колебаний выполнит его приказ. Клонтар выглядел, как

разъяренная змея, но боялся Ясмины не меньше, чем самого Конана.

Конан взял лук и горсть стрел, направляясь к заваленному камнями выходу

из оврага. Три уркмана уже лежали мертвыми, еще несколько человек получили

ранения. Иргизы поднимались вверх по склону пешком, прячась между камнями,

пытаясь подобраться достаточно близко, чтобы в рукопашной схватке сокрушить

противника своим подавляющим числом, но, не жертвуя, однако, понапрасну

своими жизнями. Со стороны города двигалась неровная цепочка людей.

— Мы должны вырваться из этой ловушки, пока сюда не доберутся жрецы из

Готхэна, которые проведут иргизов пещерами через горы, — пробормотал Конан.

66

Северянин видел, как те восходят на первую горную гряду, дико вопя и

обращаясь к соплеменникам. В большой спешке варвар отрядил полдюжины

людей на лучших лошадях, посадив также Клонтара и Ясмину на запасных

скакунов, приказывая жрецу проводить уркманов через пещеру. Снорину было

поручено выполнять команды Ясмины, причем уркман доверял ему настолько, что

не стал протестовать против того, чтобы подчиняться женщине.

Троих из оставшихся воинов Конан оставил у расщелины, а сам с другими

тремя занял выход из ущелья. Они начали стрелять, в то время как погоня погнала

лошадей вниз по ущелью. Нападавшие на склонах заметили, что обстрел затих и

начал напирать на холм, скрываясь, каждый раз, как их осыпало градом стрел,

необычная точность которых с лихвой компенсировала меньшую численность

оборонявшихся. Отвага и меткость Конана заразила его людей так, что они

вложили всю душу в стрельбу из луков.

Когда последний из всадников исчез в пещере, Конан подождал, пока не

пришел к выводу о том, что у беглецов было достаточно времени, чтобы пройти

по извилистой пещере, а затем поспешно отступил сам, забирая людей, что

охраняли расщелину и быстро побежал к скрытому проходу. Нападавшие

внезапно не встретив сопротивления, заподозрили в этом ловушку, и

соответственно напрасно потратили те долгие минуты, в течение которых Конан и

его люди уносили ноги посреди оглушительного грохота копыт, скача по

извилистой пещере.

Основной отряд ждал их у выступа скалы, проходящей вдоль каньона, и

тогда Конан приказал поторопиться. Он выругался от того, что не может быть в

двух местах одновременно: в передней части колонны, заставляя Клонтара быть

покорным, и в хвосте, глядя на первые признаки преследования. Тем не менее,

Ясмина, держа в руках меч у горла жреца, была защищена от сюрпризов с его

стороны. Девушка пообещала ему утопить лезвие в горле, если только иргизы

окажутся на расстоянии полета стрелы, так что Клонтар, дрожа от страха и

ярости, быстро вел группу вперед.

Они обошли изгиб скалы, и теперь они шли вдоль хребта, по узкой, как

лезвия тропинке, по бокам которой гладкие отвесные скалы, круто падали на

многие сотни футов вниз.

Конан ждал один в разломе скал. Когда его группа начала двигаться, словно

насекомые вдоль хребта, на уступе появились первые иргизы. Киммериец

остановился на лошади прямо за выступающим скальным отрогом, натянул лук,

тщательно прицелился и выстрелил. Расстояние было очень велико даже для него.

Стрела прошла мимо первого всадника и попала в лошадь. Заржав, раненое

животное встало на дыбы, рванулось назад и, потеряв равновесие, рухнуло вместе

с наездником в пропасть. Ржание перепуганного скакуна испугало и других

лошадей. Еще трое коней потеряли контроль над собой и упали со скалы, увлекая

за собой всадников. Остальные иргизы вернулись в пещеру. Через мгновение они

попробовали атаковать еще раз, но летящие стрелы заставили их вернуться.

Конан посмотрел через плечо и заметил, что его группа уже начала

спускаться с хребта на противоположной стороне горы. Он повернул коня и

поскакал по каменистой тропе. Если бы киммериец задержался, иргизы

осмелились бы напасть снова, а не встретив сопротивления, достичь поворота

достаточно рано, чтобы выстрелить в него на узком выступе скалы.

Большинство членов его группы на гребне слезли с лошадей и вели

животных пешком. Конан же мчался по этой узкой тропе галопом, не обращая

внимания на то, что на смерть таилась по обе стороны хребта, если лошадь

внезапно поскользнется или неправильно поставит ногу. Но животное неслось по

скалам и камням уверенно, как серна.

67

Конан от недостатка сна испытывал головокружение, когда смотрел на

покрытую голубой дымкой пропасть. Однако он справился. Когда же северянин,

наконец, спустился вниз по склону к подножью, где стояла Ясмина с белым

лицом, впиваясь ногтями в ладони, иргизов пока еще не было видно.

Конан подгонял всадников так споро, насколько осмеливался, приказывая им

пересаживаться каждый час на запасных коней, чтобы лучше сохранить силы

животных. Он оставался рядом с десятком из них; у большинства из которых

кружилась голова от огромной высоты, на которой они находились. Варвар и сам

был сейчас как спящий, удерживая себя в сознании высочайшим усилием воли,

когда горы вращались перед его усталыми глазами.

Они следовали по пути, обозначенному Клонтаром, вдоль скальных

выступов, нависающих над обрывами, дно которых тонуло во тьме. Воины

протискивались сквозь узкие овраги, словно бы прорезанные ножом, с крутыми

каменными стенами, вырастающими с обеих сторон. Позади, время от времени

слышались приглушенные крики, а однажды, поднявшись на

головокружительную высоту горы, на дороге, где лошади должны были бороться

за каждый шаг, уркманы увидели позади себя далеко внизу погоню. Иргизы и

жрецы не выбирали такой смертельно опасный путь; ненависть обычно не такое

отчаянное чувство, как воля к жизни.

Заснеженный пик горы Эрлика поднимался перед ними все выше и выше, а

поставленный под сомнение Клонтар поклялся, что самый безопасный путь

проходит через эту вершину. Больше он ничего не мог сказать. Жрец был зеленым

со страха, и владела им только одна мысль — держаться дороги, которая спасет

ему жизнь. Он боялся своих похитителей не меньше, того факта, что подданные

Готхэна могли бы догнать его и узнать об участии жреца в похищении богини.

Беглецы непрерывно шли вперед, начиная шататься от истощения.

Полумертвые лошади спотыкались на каждом шагу. Ветер пронизывал всех

насквозь, словно острыми иглами. Стемнело, когда они достигли подножия

огромного горного хребта, который вел прямо к крутому спуску с горы Эрлика.

Гигантский пик поднимался над ними, могучее скопление изломанных скал,

взлетая вертикальными стенами над бездонной пропастью, над которой

доминировал заснеженный блистающий шпиль, словно стараясь сокрушить своим

величием окружающие горы.

Грань заканчивалась высоким выступом на каменной стене, где в отвесной

скале виднелись бронзовые двери, все покрытые письменами, которых Конан так

не смог прочитать. Врата были достаточно массивными, чтобы выдержать удар

тарана.

— Это место посвящено Эрлику, — сказал Клонтар, но в его голосе, однако,

не слышалось никакого уважения. — Толкни эту дверь. Не бойся, я клянусь

жизнью, что тут нет никакой ловушки.

— Конечно же, есть, — издевательски пробурчал Конан хмуро, едва не упав,

слезая с лошади, и лично уперся плечом в дверь.

10

Тяжелые двери распахнулась с легкостью, указывая на то, что древние петли

были недавно смазаны. Зажженный факел осветил вход в туннель, вырезанный в

твердой породе. В нескольких футах от входа в туннель расширился, а

мерцающий факел на входе давал некоторое слабое представление о размерах

помещения.

— Этот туннель проходит прямо сквозь гору, — сказал Клонтар.

68

— До рассвета мы должны быть вне досягаемости от погони, потому что

даже если они поднимались и шли по кратчайшему пути через пик, то должны

были двигаться пешком, что займет у них всю ночь и весь следующий день. Если

же они решат обогнуть гору и пойти по близлежащему горному проходу, то это

займет у них еще больше времени. Их лошади также устали. Тем путем я

собирался вести Вормонда. Я не желал показывать ему туннель через гору. Но для

вас это единственный путь побега. Здесь есть еда. В определенное время года

здесь работают жрецы. В этих кельях имеются лампы.

Он указал на небольшую камеру, высеченную в скале сразу же позади входа.

Конан зажег несколько масляных ламп и передал их уркманам. Он не стал

поступать так, как требовала этого осторожность: самому пойти вперед и

исследовать туннель, прежде чем по нему пройдут его люди. Их погоня была

слишком близко. Варвар должен был поверить в то, что жрец также просто хочет

спасти свою собственную шкуру.

Когда все собрались внутри, Клонтар сказал запереть дверь большими

засовами из бронзы, толщиной с бедро человека. Полдюжины ослабевших

уркманов с трудом подняли каждый из них, но, когда они были на месте, Конан

был уверен, что никакое оружие легче, чем осадные тараны не сможет одолеть

многотонный вес двери, массивные бронзовые пороги и косяки которых

находились глубоко в твердой породе.

Киммериец подозвал Клонтара, чтобы тот ехал между ним и Снорином.

Уркман держал факел. У них не было никаких оснований доверять Клонтару,

несмотря на то, что жрец, казалось, был доволен тем фактом, что наконец-то

избавляется от богини, которую он боялся и ненавидел, хотя это означало для него

в то же время и отказ от мести.

Хотя все существо вело отчаянную борьбу, чтобы не упасть без сознания от

истощения, Конан был поражен тем, что увидел при свете факела. Киммериец

даже не мечтал, что такое место может существовать где-нибудь на свете.

Тридцать человек могло ехать рядом, плечом к плечу по проходу, подобному

пещере, свод которой в некоторых местах находился вне поля зрения. В других

местах сталактиты отражались тысячами сверкающих цветов.

Основание прохода и стены были гладкими, словно вручную

отполированный мрамор, и Конан задался вопросом, как много веков его должны

были быть вырубать в скале и оглаживать. Нерегулярно по обеим сторонам

прохода нерегулярно появлялись выдолбленные в скале кельи. Затем северянин

заметил и желтые проблески на стенах пещеры.

Свет факела показал невероятную правду. Все рассказы о горе Эрлика, как

оказалось, были правдой! Стены туннеля были плотно оплетены жилами золота,

которое удавалось выковырять из стены даже обычным ножом!

Уркманы увидев такую добычу, казалось, внезапно забыли об усталости и

начали проявлять к ней почти нездоровый интерес.

— Это место, откуда жрецы добывают золото, Конан, — сказал Снорин,

глаза которого интенсивно сверкали. — Позволь мне только вывернуть этому

старику пальцы, чтобы он сказал нам, где они скрывают то, что добывается из

стен.

Однако старый жрец не нуждался в помощи подобного рода. Он указал на

вырезанную в скале квадратную комнату, в которой стояли штабеля предметов,

имевших определенную форму; все они оказались слитками чистого золота. В

другом помещении они увидели примитивные печи, используемые для выплавки

руды и отливки драгоценного металла.

69

— Возьмите все, что вы хотите, — безучастно сказал Клонтар. — Даже

тысячи лошадей будет не достаточно, чтобы забрать все золото, что собрано здесь,

хотя мы едва углубились в золотоносную жилу.

Тонкие губы уркманов сжались от жадности, и в Конана вонзились

вопросительные взгляды горящих ястребиных глаз.

— У вас есть запасные лошади, — сказал северянин.

Этого было достаточно. Теперь никакая сила не смогла бы убедить уркманов,

что все это не было запланировано Конаном с самого начала, чтобы привести их к

обещанному им золоту. Они грузили свободных лошадей золотыми слитками,

пока киммериец не приказал им остановиться, для того, чтобы сохранить силы

животных. Затем они начали кромсать на куски мягкой металл и распихивать его

по карманам, засовывать за пояса, но штабеля из драгоценного металла, казалось,

оставались нетронутыми. Некоторые уркманы ругались в голос и плакали от

ярости, видя, сколько еще богатств они должны будут оставить.

— Конечно же, — обещали они друг другу, — мы вернемся сюда с

повозками и многочисленными лошадьми, и забрать все до последней крупицы.

— Собаки! — выругался Конан. — У каждого из вас уже есть состояние, о

котором вы даже никогда не могли мечтать. Вы шакалы, что объедаются падалью,

пока их не разрывает от переедания? Неужели мы задержимся здесь до тех пор,

как иргизы перейдут через горы и перережут нам глотки? Что вам тогда будет от

этого золота, дураки?

Киммерийца больше заинтересовала келья, где в кожаных мешках хранилось

зерно. Он приказал воинам навьючить на несколько лошадей продовольствием

вместо золота. Они немного поворчали, но послушались. Воины послушали бы

варвара теперь, даже если бы он приказал им пойти с ним в Амазон или Атлаю.

Каждый дюйм его тела мечтал о еде и сне. Однако северянин лишь пожевал

немного сырых зерен и восстановил ослабленные силы, держась лишь своей

несломленной волей. Ясмина полулежа, откинулась в седле, но ее глаза резко

блестели в свете факелов, чем вызвала у Конана все больше и больше уважения,

бывшее даже сильнее, чем предыдущее восхищение.

Они ехали через сказочную пещеру. Уркманы жевали зерно и взволнованно

разговаривали об удовольствиях, которые они обретут, потратив захваченное

золото, когда, наконец, путники не достигли бронзовых ворот, которые были

подобны двери, через которую они вошли. Двери не были заперты, хотя Клонтар и

предупреждал, что никто, кроме жрецов на протяжении многих веков не посещал

горы Эрлика. Когда они с усилием открыли дверь, их ослепил белый свет

утренней зари.

Они смотрели на небольшой выступ, от которого дальше вела узкая дорожка,

проходя по краю огромного скального вала. С одной стороны скала круто уходила

вниз на многие сотни футов вглубь, туда, где на дне пропасти извивался поток,

который выглядел сверху, как серебряная нить. На другой стороне крутая скала

возносилась вверх на добрые пятьсот футов. Пик заслонял полностью вид слева, и

только с правой стороны Конан разглядел несколько гор, окружающих пик

Эрлика, а далеко за их пределами долину, идущую от южного прохода, что

выглядела с расстояния, как разрыв в плоти мрачных, горных хребтов.

— Там лежит ваша свобода, Конан, — сказал Клонтар, указывая на проход.

— Примерно в пяти милях от того места, где мы находимся, тропа спускается в

долину, в которой есть вода, живность и трава для лошадей. Когда вы пройдете

через проход, то будете идти еще в течение трех дней, прежде чем попадете на

земли, которые ты знаешь. На этих землях обитают дикие племена, но не нападут

на такую большую группу, как ваша. Ты пройдешь через проход еще до того, как

70

иргизы обогнут гору. Они не будут преследовать тебя там. Здесь границы их

страны. А теперь позволь мне уйти.

— Не сейчас; я отпущу тебя на перевале. Ты вернешься назад с легкостью,

чтобы ожидать иргизов; и ты будешь в состоянии рассказать им любую ложь,

наплести всё, что только придет тебе в голову. О том, что случилось с их богиней.

Клонтар окинул Конана ненавидящим взглядом. Глаза киммерийца также

налились кровью, а под напряженной кожей лица выступили скулы. Он казался

человеком, которого истязали в преисподней, да и чувствовал себя подобным

образом. У Клонтара же не было оснований для решительного протеста, за

исключением того, что он хотел как можно скорее убраться из этой ненавистной

ему компании.

По состоянию, в котором находился Конан, можно было сказать, что им

руководили самые примитивные инстинкты. Киммериец едва сдерживал нервную

дрожь, чтобы не приложить голову жреца лезвием.

В тот момент, когда жрец крикливо протестовал, а Конан думал, следует ли

ему спорить с ним или сбить его с ног, нетерпеливые уркманы начали толпиться у

входа. Полдюжины воинов вышли на выступ, прежде чем Конан заметил это. Он

приказал Снорину охранять Клонтара, а сам прошел мимо стоящих на выступе

бандитов, желая, как обычно, проехать первым. Но один из людей северянина уже

стоял на узкой дорожке, будучи не в состоянии, ни развернуться, ни отступить,

или же прижаться поближе к стене, чтобы пропустить Конана. В конечном итоге

киммериец поручил ему возглавить продвижение их отряда. Но именно в тот

момент, когда его лошадь вступила на тропу, как с горы с грохотом посыпался

град камней.

Падающие валуны ударили бедного уркмана и смели его вместе с лошадью с

тропы, как метла сметает паука со стены. Один из камней, отскочив от скалы,

ударил лошадь Конана, ломая той ногу, и животное с истошным ржанием упало в

пропасть, разделив судьбу своего предшественника.

Конану удалось освободиться от своей лошади, и варвар смог повиснуть на

краю обрыва. В его ушах звучал крик Ясмины и вопли уркманов. Вокруг в поле

зрения не было каких-либо целей, но многие из них принялись стрелять из луков

вслепую. С вершины горы, с самой высшей её точки раздался издевательский

смех.

Конан, не смущаясь того факта, что сам чудом едва избежал смерти,

отправил людей обратно в пещеру. Они были как волки, запертые в ловушке,

готовые кусать всех без разбора налево и направо. Над головой Клонтара

засверкали десятки кинжалов и ножей.

— Убейте его! Он завел нас в ловушку! Клянемся богами!

Лицо Клонтара позеленело и конвульсивно задергалось от страха. Он

закричал так, как будто с него живьем сдирают кожу.

— Нет! Я вел вас быстрой и безопасной дорогой. Иргизы не могли появиться

здесь так быстро!

— В этих пещерах были жрецы? — спросил Конан. — Они могли атаковать

нас, когда увидели, что мы приближаемся. Является ли этот человек на вершине

жрецом?

— Нет, Эрлик мне свидетель. Мы добываем здесь золото три месяца в год; в

другое время подходить близко к горе Эрлика, это неминуемая смерть. Я не знаю,

кто это может быть.

Конан осмелился снова выйти на тропу, и был встречен новым градом

камней. С вершины донесся окрик.

— Эй ты, киммерийская собака, как тебе это нравится?! Наконец-то я тебя

достал! Ты думал, что я подох, когда упал в пропасть?! Там был скальный выступ,

71

в десятке футов ниже, куда я и приземлился. Ты не увидел его, потому что солнце

было уже слишком низким, чтобы хорошо освещать скалы. Я поднялся обратно

вверх, когда вы ушли.

— Вормонд! — прорычал Конан.

— А ты думал, что я не вытянул каких-либо сведений из того жреца?! —

крикнул туранец. — Он рассказал мне все о горных перевалах и о горе Эрлика,

когда я выбил ему несколько зубов. Когда я увидел подле тебя старого Клонтара,

то сразу понял, что он приведет тебя к горе Эрлика. И я добрался сюда первым. Я

хотел в начале запереть двери, чтобы вы не смогли попасть внутрь, а иргизы

вырезали бы вас под корень. Но я не был в состоянии один поднять решетку. Но

это не важно. Вы в ловушке. Вы не выйдете на тропу, потому что я забью вас

камнями, как жуков. Вы не можете видеть меня, а я вас вижу. Я останусь здесь,

пока сюда не доберутся иргизы. У меня также есть и звезда Ясмины. Они будут

подчиняться мне, когда я скажу им, что это Клонтар помог вам похитить ее. Они

убьют вас всех кроме Ясмины. Её они заберут его обратно в Готхэн, но это уже не

имеет значения для меня. Мне не нужно никаких денег за Ясмину от визиря. Я

знаю секрет горы Эрлика!

Конан отступил назад в коридор и повторил слова, сказанные туранцем.

Клонтар позеленел еще больше, а все остальные без слов посмотрели на Конана.

Его налитые кровью глаза блуждали от одного к другому. Все люди были

истощены и растрепаны, они подслеповато щурились в утреннем свете, и

выглядели, удивительно похожими на призраков, вышедших наружу из под земли.

Конан же не достиг еще пределов своей жизненной силы; у него всегда имелись

какие-то скрытые резервы жизнеспособности.

— Есть здесь какой-нибудь другой путь? — спросил он.

Клонтар покачал головой, дрожа от страха.

— Не такой, чтобы по нему смогли пройти люди и лошади.

— Что ты имеешь в виду?

Верховный жрец отступил в темноту и приблизил факел к стене туннеля в

месте, где тот сужался у выхода. Из скалы торчали проржавелые куски металла.

— Здесь когда-то была лестница, — сказал он. — Она вела к высокой

расщелине в скале, где раньше сидел стражник, наблюдая возможными незваными

гостями в южном проходе. Но никто не поднимался, таким образом, уже в течение

многих лет, и её ручки проржавели. Расщелина открывается на внешнюю кромку

пика и даже если кто-то туда заберется, едва ли он сможет спуститься другим

путем вниз.

— Ну что же может быть, я смогу из расщелины подстрелить Вормонда, —

проворчал Конан, голова, которого кружилась от потока мыслей.

Молчание делало его борьбу с сонливостью значительно тяжелее. Шум

голосов уркманов доносился до него, как бессмысленный поток слов, а черные,

полные страха глаза Ясмины, казалось, смотрели на него с очень большого

расстояния. Ему показалось, что руки девушки прикоснулись к нему ненадолго, но

киммериец не был уверен. Проблески света начали вращаться перед его глазами в

густом тумане...

Конан пришел в себя, ударив открытой ладонью в лицо, а затем начал

подниматься по остаткам лестницы, с луком, перекинутым за спину. Снорин начал

хватать его, умоляя, чтобы это ему дали попробовать вместо варвара, но Конан

отверг это. В запутанном мозгу северянина царило убеждение, что это лишь его

ответственность. Горец лез наверх, как сомнамбула, медленно, сконцентрировав

на этой задаче все свои чувства. После пятидесяти перекладин лестницы свет

масляных ламп перестал помогать ему, и теперь воин поднимался на ощупь в

темноте, чувствуя лишь прикосновение к вделанным в стену ржавым скобам. Они

72

были такими проржавевшими, что он не решился доверить ни одной из них все

бремя своего веса. Во многих местах их не было вообще, и тогда горец вбивал

пальцы в отверстия, в которых они когда-то были вставлены. Только благодаря

небольшому наклону скалы лезть по ней было вообще возможно, но этот подъем

казался бесконечным, словно какая-то адская пытка.

Масляные лампы, далеко внизу, выглядели как светлячки, а увешенные

сталактитами своды были расположены в нескольких метрах над головой.

Северянин увидел вспышку света, и мгновение спустя застревая, пролез в

расщелину, что выводила наружу. Она была всего лишь фута три в ширину и

слишком низкой, чтобы стоять выпрямившись.

Киммериец прополз еще около тридцати футов, и, наконец, выглянул через

изорванный край утеса, который нависал над скалой в сотне футов ниже. Он не

мог видеть отсюда ни ворот, ни тропы, ведущей от них, но увидел фигуру, что

ютились между камнями на краю скалы. Варвар снял с плеча лук.

Как правило, киммериец не промазал бы на таком расстоянии. Теперь,

однако, его воспаленные, красные от крови глаза отказывались подчиняться.

Сонливость и усталость сильнее всего атакуют именно на рассвете. Фигура между

скалами, казалось, сливалась с окружающим фоном и превращалась в

бесформенное пятно. Стиснув зубы, Конан отпустил тетиву. Стрела ударила в

скалу в нескольких дюймах от головы Вормонда. Туранец подскочил и исчез из

поля зрения между камнями. Разочарованный Конан забросил лук на спину и

свесил ноги за край уступа. Он был уверен, что у Вормонда нет оружия. Далеко

внизу уркманы завывали, как волчья стая, но северянин не обратил на это

внимания, полностью занятый спуском вниз по склону скалы. Он споткнулся

несколько раз и чуть не упал, а в какой-то момент поскользнулся и начал сползать

вниз, скатываться вниз по склону, пока его лук не зацепился за выступ, а Конан

удержался, повиснув на его тетиве.

Сквозь красный туман он увидел, как Вормонд выходит из укрытия, держа

меч, вероятно найденный в пещере. Конану стало не по себе от того, что туранец

мог подняться вверх и убить его, беспомощно висевшего на скале. Северянин

оттолкнулся изо всех сил от скалы и яростно дернул, срывая тетиву. Киммериец

полетел вниз, как камень, ударился о склон и, наконец, хватаясь за камни и

выступы, остановился примерно в десяти футах от обрыва. Катившиеся за ним

камни перелетели через его край и исчезли.

Падение вырвало Конана из его ступора. Вормонд был всего в семи футах от

него, когда варвар вскочил, поднимая меч. Туранец выглядел таким же диким и

взбешенным, как и Конан, а в его глазах блестела искра безумия.

— Сталь на сталь, Конан! — прохрипел он. — Посмотрим, такой ли ты воин,

как все говорят!

Вормонд подбежал и Конан столкнулся с ним, несмотря на истощение, пылая

ненавистью и гневом. Они сражались, двигаясь взад и вперед вдоль края обрыва.

Иногда не более одного шага отделяло их от вечности. Звон мечей разбудил орлов,

которые, летая, стали истерично клекотать.

Вормонд бился как сумасшедший, используя все приемы, которые он изучил

в родном Туране. Конан же боролся так, как научили его беспощадные стычки в

этих диких горах, равнинах и пустыни. Он сражался, как атлант, а ненависть и

жажда мести умножали его силу.

Стуча своим лезвие, как кузнец молотком по наковальне, Конан теснил

ошеломленного туранца, пока тот не остановился прямо на краю обрыва.

— Свинья! — выдохнул Вормонд с остатками сил, и, плюнув в лицо

противника, нанес ужасный удар мечом.

73

— Это тебе за Унгарфа! — взревел Конан и его меч, пролетев мимо лезвия

Вормонда, поразил цель.

Туранец склонился над краем, с лицом, залитым кровью, и молча, упал вниз.

Конан сел на камне, внезапно осознав, что он весь дрожит. Северянин сидел

неподвижно, со страшным лезвием, лежащим на коленях, подперев голову руками

и без единой мысли, пока доносящиеся снизу крики, не привели его в сознание.

— Эй, Конан! Человек с разрубленной головой упал прямо рядом с нами

вниз! С тобой все в порядке? Мы ожидаем твоих приказов!

Киммериец поднял голову и посмотрел на солнце, которое поднималась над

восточными пиками, заливая снег на вершине горы Эрлика пурпурным пламенем.

Он отдал бы все золото готхэнских жрецов за то, чтобы иметь возможность

прилечь и поспать хотя бы час. Носить на неверных и дрожащих от напряжения

ногах свой собственный вес, казалось, казалось ему трудом превыше всех его сил.

Но задача еще не была выполнена до конца; пока они оставались на этой стороне

прохода ему не суждено поспать.

Собрав остатки сил, варвар крикнул в сторону всадников:

— По коням, сукины дети! Поезжайте по тропе, а я буду следовать вдоль

обрыва. Я вижу место за следующим поворотом, где я мог бы спуститься вниз на

дорогу. Возьмите Клонтара, он будет свободен, но не сейчас.

— Скорее, Конан! — добежал до него серебристый голосок Ясмины. — До

Вендии далеко, и много еще гор лежит на нашем пути!

Конан засмеялся и вложил меч в ножны. Его смех прозвучал устрашающе,

как рев зверя. Внизу уркманы уже выбрались на дорогу и запели однообразную,

сложенную в его честь песню.

Называлась она «Повелитель Меча», и повествовала о человеке, который

шел, шатаясь высоко над ними, вдоль обрыва, с лицом, что было подобно

ухмыляющемуся черепу, оставляя при каждом шаге пятна крови на скале.

Двое против города

После побега из Готхэна, Конан вместе с группой уркманов добрался до

Гори. Здесь он расстался с Ясминой и уркманами, которые пообещали, что

будут сопровождать девушку до самого Ширхама.

Конан же отправился в залив Ксапур, где намеревался сесть на корабль и

доплыть до Шахпура, чтобы затем добраться до Киммерии. После длительных

переговоров, один из капитанов согласился выйти в море за тройную оплату.

Когда от Шахпура их отделял лишь один день пути, ночью начался жестокий и

мощный шторм. На четвертый день, когда шторм утих, глазам моряков явился

дикий и чужой ландшафт. Высадившись на берег, Конан решил заночевать на

берегу, перед обратной дорогой на юг. Утром же северянин увидел, что корабль

уплыл в ночь с его вещами и, конечно же, с золотом.

Конан поклялся отомстить капитану Шараху, но ему не оставалось ничего

другого, как пойти пешком, и варвар отправился в путь немедленно. Через

несколько дней воин добрался до сказочного города, в котором исполнялись какие-

то странные обряды.

1

Сквозь ослепительно цветовую гамму улиц Шантариона следовала

чужеземная фигура, совершенно неуместная в этом месте. В самом богатом городе

74

мира, куда галеоны с фиолетовыми парусами свозили богатство многочисленных

морей и земель, было изобилие чужестранцев; посреди местных купцов, их рабов

и охранников скользили воры с ловкими пальцами, шествовали темнокожие

кушиты, толпились группы сухощавых кочевников с юга. Номады из великой

пустыни смешивались с королевской свитой увешанной золотом.

Пришелец, которого обратились все глаза, все же был совершенно чуждым и

не похожим на жителей города.

— Это аквилонец, — прошептал царедворец в пурпурных одеждах своему

спутнику, чьи одежды и раскачивающаяся походка на широко расставленных

ногах выдавала в нем человека с моря.

— Похож, но не совсем. Он должен быть из какого-то связанного с ними, но

дикого племени. Вероятно, варвар с севера.

Обсуждаемый человек являл собой некоторое сходство с аквилонцами, у

него были длинные черные волосы, голубые глаза и светлая кожа, несмотря на

загар, контрастирующая с более темной кожей местных жителей.

Тем не менее, на этом и заканчивалось все общее. Его сильная и

львиноподобная, гигантская фигура делала человека более похожим на варвара с

севера, чем на аквилонца, горца, что провел свою жизнь не в стенах, или

плодородных сельскохозяйственных долинах, а в постоянной схватке с дикой

природой.

Ритм такой жизни отражался в чертах его строгого лица и на крепком

сложении, мощных руках, широких плечах и узкой талии. На голове у него был

рогатый, ничем не украшенный шлем, грудь была скрыта под чешуйчатым

панцирем. С широкого, отделанного золотом пояса свисал длинный,

обоюдоострый меч и кинжал с двусторонним изогнутой лезвием в длину около

фута, у рукоятки бывший шириной с ладонь — жуткое оружие в руках опытного

владельца.

За ним наблюдали тысячи пар глаз, пришелец же не скрывал своего

любопытства, внимательно разглядывая город и его жителей. Восхищение и

очарование рисовалось на его лице так явно, что оно казалось совершенно

детским, если бы не таившаяся во взгляде угроза. Варвар имел в себе нечто

опасное, чего не скрывало даже его восхищение новым окружением.

Это окружение было ему совершенно чуждым. Никогда не видел он такого

богатства, такой азартно разбросанной роскоши. Мощеные улицы не были для

него новинкой, но северянин с удивлением оглядывал здания из камня и кедра,

украшенные золотом, серебром, слоновой костью и драгоценными камнями.

Человек сощурился от блеска, исходящего от сияющего кортежа богача, или

заморского князя, которые проходили мимо него по улице. Гордый господин

вальяжно и беспечно лежал, развалившись посреди подушек, в инкрустированном

драгоценностями и отделанном шелком паланкине, который несли невольники в

шелковых набедренных повязках.

За ними шла стража, покачивая страусиными перьями, вставленными в

золотые, украшенные драгоценными камнями рукоятки сабель. Отряд

сопровождали солдаты разных рас: стигийцы, жители Турана, Косалы, гирканцы,

а рядом шли богатые торговцы с архипелага Зурази.

Новоприбывший восхищался их одеждами из знаменитого туранского

пурпура. Благодаря пурпурным одеяниям, племя простых торговцев,

обманывающее соседей на продаже овощей, вскоре превратилось в общество

дворян и купцов, князей, ищущих славы и богатств, равных богам. Их одежды

развевались и пламенели на солнце, красные, как вино, темно-пурпурные как ночи

в колхийских горах, алые, как кровь убитых королей.

75

Темноволосый варвар шел через вращающуюся радугу цветов и оттенков, с

глазами, холодными, как полярная ночь, не обращая внимания на любопытные и

дерзкие взгляды гуляющих в модных сандалиях, или несомых в паланкинах с

навесами, светловолосых женщин.

На улице появилась процессия, стоны и крики которой заглушили

повседневный шум. Сотни обнаженных до пояса женщин с волосами,

рассыпанными по плечам, бежали, ударяя себя по обнаженным грудям, вырывая

волосы из головы и плача, как будто их горе было слишком велико, чтобы

выразить его тишиной.

Следом шагали мужчины, неся носилки, в которых лежала неподвижная

фигура покрытая гирляндами цветов. Все торговцы, прохожие, даже воры и их

помощники оставили свои занятия, чтобы посмотреть на это странное шествие. В

конце концов, варвар понял, повторяющийся бесконечный боевой клич: — Тармуз

мертв!

Пришелец повернулся в сторону стоящего рядом бродяги, который прервал

свой спор с лоточником о цене одежды. — Кто этот великий вождь, которого несут

на место вечного покоя? — спросил пришелец. Опрашиваемый посмотрел на

кортеж, и, оставив вопрос без ответа, открыл как можно шире рот и заорал:

—Тармуз мертв!!!

По всей улице мужчины и женщины подхватили этот боевой клич, повторяя

его до предела истерии, разрывая на себе одежды и истязая свои тела.

В замешательстве, высокий пришелец дернул бродягу за руку и повторил

вопрос:

— Кто этот Тармуз? Какой-то великий король?

Его собеседник с яростью на лице посмотрел на незваного гостя и яростно

воскликнул:

— Тармуз мертв, глупец, Тармуз мертв!!! Кто ты такой, чтобы прерывать мои

молитвы?!

— Я киммериец, и меня зовут Конан, — ответил разгневанный незнакомец.

— А что касается твоих молитв, то ты просто стоишь здесь и ничего не делаешь,

кроме того, что рычишь, как зловонный буйвол: Тармуз мертв!

Бродяга посмотрел бессознательным взглядом на Конана, и разразился

пронзительным криком:

— Он оскорбляет Тармуза, оскорбляет всевышнего бога!

Носилки, проходящие мимо споривших, остановилась. Внимание кричащей

тысячеголосой толпы было привлечено одиноким голосом их единоверца. Сотни

невидящих глаз, с диким выражением уставились на киммерийца. Толпа

сгрудилась в манере, типичной для людей, одержимых последователей какого-то

культа; повторяемый крик был подхвачен и другими голосами.

Процессия вздымалась, раскачиваясь взад и вперед, заходилась пеной из уст

в траурном вое. Бичи секли спины и плечи в слепом экстазе.

Жители города, купцы, люди мудрые и очень рациональные в своих

действиях, тем не менее, также не были свободны от сумасшедших взрывов

эмоций, характерных для обрядов чествования богов среди всех диких и

варварских народов.

Руки их сомкнулись на ручках кинжалов, а глаза, посмотревшие на

черноволосого гиганта, загорелись демоническим блеском. Пьяный от безумия

бродяга по-прежнему бросал свои обвинения:

— Очернитель имени Тармуза! — вырвалось из его рта вместе с брызгами

пены. Над толпой пронесся громовой гул. Переносимые носилки закачались, как

лодка в бурном море, Киммериец положил руку на рукоять меча, а в его глазах

засверкали ледяные вспышки.

76

— Идите своей дорогой, — сказал он, — я ничего не сказал против ни

одного вашего бога. Идите с миром. Проклятое племя. Но его речь была плохо

понята в общей суматохе. И сразу же возникла суматоха:

— Он проклинал Тармуза! Убить богохульника!

Они были везде вокруг него и бросились на Конана так быстро, что варвар не

успел даже вытащить меч. Одержимый фанатичной лихорадкой толпа опрокинула

киммерийца силой атаки. Но ему удалось нанести страшный удар виновнику всей

суматохи, и шея бродяги сломалась, как сухая щепка.

Ноги ошалелой толпы пинали пришельца, руки ногтями пытались разорвать

его на куски, заблестела холодная сталь. Количество нападавших мешало им;

лезвия, направленные на богохульника ранили самих нападающих, раздались

голоса, отличные от безумного воя. Конан, придавленный их массой, вытащил

свой большой кинжал, и крик агонии прорезал воздух, ознаменовав то, что его

лезвие достигло цели.

Давление толпы вдруг ослабело, как будто свет, отраженный от лезвия

отпихнул толпу. Киммериец поднялся, расшвыривая людей направо и налево.

Отступая назад, нападающие открыли на мгновение, лежащие в уличной пыли

носилки. Ее содержимое вызвало отвращение и удивление Конана.

Обезумевшие последователи снова двинулись в его сторону. Поднятые

лезвия заблестели, как грива морской волны, разбивающаяся о берег. Самый

первый нападающий нанес рубящий удар киммерийцу, но тот быстро увернулся и

ответил так, что его уклонение и секущий удар слились в одно движение.

Злоумышленник глухо застонал и упал разрубленный почти надвое.

Конан отскочил от стены кинжалов, ударившись спиной о дверь,

расположенную за ним. Дерево поддалось силе толчка, не давая великану

возможности опереться. Сила собственного удара швырнула его на пол в

небольшую комнату. Мгновенно, с кошачьей ловкостью северянин поднялся после

своего злополучного падения.

2

Сжимая в руке кинжал, варвар огляделся, двигаясь по комнате. Двери, сквозь

которые он сюда попал, были уже закрыты, а какой-то мужчина запирал их на

деревянный засов. Видя удивление киммерийца, человек улыбнулся. Он двинулся

в сторону двери в противоположной стене, жестом призывая варвара направиться

за ним.

Конан осторожно, как волк, шагнул за незнакомцем. Снаружи было слышно

бурление взбешенной толпы, дверь опасно скрипела под её натиском. Спаситель

повел путника по темной, извилистой улочке. Через некоторое время кричащие

голоса смолкли в дали. Незнакомец свернул в открытые двери, а следующий за

ним киммериец признал в новом помещении таверну. Несколько туранцев,

погруженных в какой-то свой философской спор, сидели вокруг низкого столика.

— Ну, друг мой, — сказал таинственный спаситель, — я думаю, что мы

оторвались от погони. Конан не очень уверенно кивнул, глядя на своего

собеседника. Только сейчас он заметил, что тот не был туранцем. Его фигура

дышала силой, человек был невысок, но крепко сложен и мало уступал в мощи

огромному киммерийцу. У него черные как смоль волосы и серые глаза. Хотя одет

спаситель был в туранские одежды, говорил он с ярко выраженным западным

акцентом, и Конан признал в нем что-то от аквилонца.

— Кто ты? — спросил варвар не очень вежливо.

— Меня зовут Гормракс из Аквилонии. А как звать тебя и откуда ты родом?

— Конан. Я киммериец.

77

— Сядем здесь и выпьем вина. Этот побег очень усилил мою жажду.

Они уселись на плохо отесанной скамейке, и слуга принес им вино.

Мужчины молча, выпили. Конан подумал о последних событиях, и, наконец,

заговорил:

— Я должен поблагодарить тебя за то, что ты закрыл эту дверь и проводил

меня в безопасное место. Клянусь Кромом, эти люди были сумасшедшими. Я

спросил только, что за короля они несут в усыпальницу, а они набросились на

меня, как дикие звери. К тому же, в этих носилках не оказалось никакого тела,

лишь только деревянная кукла, увешанная золотыми драгоценностями,

намазанная прогорклым жиром и покрытая цветами. Что за...?

Северянин поднялся с обнаженным мечом и подошел к двери, за которой

раздался знакомый шум.

— Они уже давно забыли про тебя, — засмеялся Гормракс. — Не волнуйся.

Тем не менее, Конан подошел к двери и осторожно заглянул в щель. В

отдалении он увидел другую, более широкую дорогу, вдоль который теперь

следовала процессия. Однако настроение людей теперь полностью изменилось.

Украшенную резьбой скульптуру несли на плечах несколько поклонников, а

другие люди пели и танцевали в радостном ликовании, позабыв обо всем в своей

радости, как и ранее, в горе. Киммериец с отвращением фыркнул.

— Теперь они воют «Каматет, да здравствует Каматет!», как несколько минут

назад кричал «Тармуз мертв», разрывая на себе одежду и калеча тела кинжалами.

Клянусь Кромом, я говорю тебе Гормракс, это город безумцев.

Аквилонец рассмеялся, поднимая кувшин.

— Все они теряют свой разум и чувства во время своих религиозных

праздников. Они празднуют воскресение бога жизни Тармуза, который был убит в

середине лета Шанхаром. Вначале они несут статую мертвого бога, а затем

возвращают его к жизни и отдают ему требы, как ты уже видел. Это ничто по

сравнению с празднованием в Негале, городе святого Каматета. Там

последователи в религиозном экстазе режут себя на куски и бросаются под ноги

толпы, которая топчет их.

Киммериец мгновение раздумывал над услышанным сообщением, а затем

покачал головой в недоумении и поднял свой кубок. Ему пришло в голову задать

вопрос спасителю:

— Почему ты рисковал своей жизнью, чтобы помочь мне?

— Я видел, как ты сражаешься с толпой. Это был не честный бой, один

против сотни. К тому же, мы соседи, и, не смотря на хорошие или плохие

отношения, бывшие в прежние времена между нашими народами, ты ближе мне,

чем обитатели со всего мира. — Я — боссонец.

— Я слышал о вас, — сказал Конан. — Вы живете на севере Аквилонии, не

так ли? На границе с Киммерией, рядом с Гандерландом?

— Да, между землями Пиктов и водами реки Ширки, — подхватил Гормракс.

— Аквилонцы прибывали с юга, год за годом, занимая плодородные долины.

Боссонцы небольшими группами рассеялись по всему миру в качестве наемных

солдат. А те, кто остался, служат в аквилонской армии. Это бродяжничество

продолжалось в течение трех, а может быть, четырех поколений.

— Так значит, ты приехал сюда оттуда? — задал вопрос киммериец.

— Нет. Я родился в одной из долин Гандерланда. Затем я отправился на юг,

как охотник и наемник, временно поселившись на границе Камона.

Конан молчал. О Камоне он знал столько же, сколько и об Атлантиде. Кое-

что он, однако, вспомнил.

— Скажи, а во время своих путешествий по этим землям, не встречал ли ты,

или хотя бы, не слышал ли о человеке по имени Шара?

78

Гормракс покачал головой.

— Это гиперборейское имя, так они называют одного из своих богов. Люди

носят их объединенными вместе с другими именами, такими например, как Горм-

Шара. А ты знаешь, хотя бы, как он выглядит?

— Высокий, немного ниже, чем я, но очень крепко сложен. У него темные

глаза и черные волосы. Он ведет себя гордо и высокомерно. У него есть что-то и

от шантарионцев, но они избегают боя — а он всегда ищет его. А вот не очень

сильно похож на них, хотя у него крючковатый нос и такой же цвет лица.

— Действительно, ты описал гиперборейца, — смеясь, сказал Гормракс.

— Если бы я знал, что этот пес был гиперборейцем, он потерял бы свою

голову ещё на галере, а не оставил бы меня на побережье, тайно сбежав ночью с

моим золотом. Пусть мне только встретится хоть один гипербореец, он не увидит

утро следующего дня.

— На западе ты найдешь тысячи людей, подходящих под это описание. Но

тебе не нужно идти так далеко. Война висит на волоске. Шаламах, правитель

Гипербореи уже готовит свои колесницы против вольных князей, или, по крайней

мере, так говорят на рынке.

— Что это за Шаранах? — спросил киммериец, безжалостно коверкая имя

короля. — Один из величайших королей сегодняшнего мира. Его предки правили

половиной мира, а он выстроил королевскую цитадель Каладан — город дворцов,

таких красивых и многочисленных, словно драгоценные камни на рукояти

королевского меча, и который борется с Шантарионом за звание величайшего

города на севере страны.

Конан посмотрел с сомнением на своего компаньона, его чрезмерно

изобилующая эпитетами речь, была больше речью торговца, нежели воина, но

киммериец догадался, что боссонец провел много времени среди людей, которые

знают, как использовать свой язык лучше, чем меч, и многому научился у них.

— А вожди суверенных городов, — сказал варвар, — они уже точат свои

топоры и готовятся к отражению атаки?

— Так говорят люди, — осторожно ответил боссонец.

— У меня как раз нет золота... — пробормотал Конан, — а какой же из

вольных городов заплатит за мой меч?

Глаза Гормракса заблестели, как будто он ждал именно этого вопроса. Он

наклонился и открыл рот, но не успел ничего сказать, когда его прервал голос со

стороны. Человек вскочил с места, как пружина, и встал лицом к выходу,

вытаскивая меч.

В дверях показалась группа солдат в блестящих доспехах. Их сопровождал

дворянин в красной мантии и оборванный бродяга, который незадолго

выскользнул из корчмы, когда ранее сюда вошли оба чужеземца. Бродяга указал

пальцем на боссонца и крикнул:

— Это он! Это Танар! Шпион Турана!

— Быстрее, через вторые двери, — прошептал боссонец, однако они не

успели даже пошевелиться, когда задние двери с треском раскрылись, и в комнату

ввалился еще один отряд солдат. Гормракс отскочил, пригнувшись, как кошка. По

приказу дворянина солдаты бросились в атаку.

Гормракс разрубил череп самого резвого, парировал удар копья, и бросился

на знатного человека, который выбежал из корчмы, отчаянно крича о помощи.

Охранники вскоре обезоружили боссонского воина, и один из них приступил к

связыванию рук Гормракса. Меч Конана лишил его головы, и, когда охранники

отпрянули, новоявленные товарищи встали спиной друг к другу.

Таверна была полна солдат. Вокруг были слышны стоны умирающих, крики

ярости и звон стали. В конце концов, охранники навалились на гигантов всей

79

своей массой. Конан едва не упал, споткнувшись о перевернутую скамейку, слыша

свист дюжины лезвий в дюйме от своего тела. Обливаясь кровью, варвар взревел

и ударил снизу кинжалом, распоров живот солдата, в то же время получая

сокрушительный удар по голове.

Ослепленный и ошеломленный северянин еще пытался бороться, но

железная булава снова и снова падала на его шлем, наконец, свалив киммерийца

на пол с грохотом падающего дуба. Горец потерял сознание.

3

Конан медленно приходил в себя. У него болела и пульсировала голова, все

тело было жестким и онемевшим. Перед своими глазами варвар увидел сияние,

похожее на пламя факела. Он находился в маленькой камере с каменными

стенами, — по-видимому, в клетке — лежа на кровати. Человек, склонявшийся

над ним, перевязал киммерийцу раны.

«Они не хотят, чтобы я умер слишком быстро» — подумал северянин:

«спасти меня, чтобы позже пытать». Он схватил человека за горло, став сжимать

руку с ужасающей силой, прежде чем тот понял, что раненый пришел в сознание.

В комнате находилось несколько других мужчин, но, ни один удар не коснулся

Конана, как тот и подозревал. Он почувствовал только прикосновение руки на

своем плече и услышал тихий голос:

— Подожди! Перестань, это друг. Ты среди друзей.

Киммериец не почувствовал в этих словах вероломства, и ослабил хватку.

Его жертва осталась жива только благодаря тому факту, что варвар до сих пор не

смог восстановить свою полную силу. Кашляя и хватая ртом воздух, человек упал

на пол. Другие принялись стучать его по спине и вливать вино в горло, пока тот не

сел, укоризненно посмотрев на гиганта.

Человек, который разговаривал с варваром, задумчиво смотрел на него,

подергивая свою черную бороду, Он был типичным туранцем среднего роста, со

смуглой кожей. Пурпурные одеяния выдавали в нем благородного или богатого

купца.

— Принесите еду и вино, — велел туранец, и один из рабов принес поднос с

мясом и жаренного гуся.

Конан осознавая, как сильно он проголодался, съел более половины подноса,

после чего взял огромную кость в обе руки. Северянин глодал мясо, как волк,

отрывая большие куски сильными, как у хищника, челюстями. Он не задавал

вопросов. Годы воинской жизни научили его пользоваться любой возможностью

перекусить, без лишних колебаний.

— Ты друг Танара? — спросил мужчина в пурпурных одеяниях.

— Если ты имеешь в виду Гормракса, — бросил киммериец, не переставая

жевать, — то я увидел его сегодня первый раз в жизни, когда он спас меня от

бешеной толпы. Что ты с ним сделал?

Его собеседник покачал головой.

— Это не я его поймал, хотя и хотел бы, чтобы было так. Это были солдаты

короля Шантариона. Они утащили его в подземелье. Тебя я нашел лежавшего без

чувств в переулке за трактиром.

Они бросили тебя там, думая, наверное, что ты мертв. Ты лежал на мостовой,

сжимая свой меч в руке. Я велел слугам отнести тебя в мой дом.

— Зачем?

Мужчина не ответил прямо.

— Танар спас тебе жизнь. Разве ты не хочешь ему помочь?

80

— Жизнь за жизнь, — сказал киммериец, наслаждаясь вкусом вина. — Он

помог мне, поэтому я помогу ему, и только смерть остановит меня.

Это были не пустые слова. Вне досягаемости цивилизации люди всегда

придерживались данных обязательств. Все помогали друг другу по

необходимости, пока совокупность таких долгов не стала среди варваров

своеобразным кодексом чести.

Человек в пурпуре, много путешествуя и сталкиваясь с культурой

темноволосых народов севера, знал об этом прекрасно.

— Ты пробыл без сознания несколько часов, — сказал он, — сможешь ли ты

бежать и сражаться?

Киммериец встал и распрямил свои мускулистые руки, возвышаясь своим

ростом над остальными людьми, собравшимися в комнате.

— Я отдохнул, поел, немного выпил, — буркнул он. — Я ведь не

заморийская девчонка, чтобы умереть от легкого удара по голове.

— Принесите его меч, — приказал незнакомец, и через мгновение его

повеление выполнили.

Конан сунул клинок в ножны с чувством удовлетворения, одновременно

неосознанно проверяя, висит ли его большой кинжал на месте у пояса. А потом

посмотрел вопросительно на мужчину в пурпуре

— Я друг Танара, — сказал тот. — Меня зовут Акуриос. Теперь слушай меня

внимательно. Сейчас уже почти полночь. Я знаю, куда Танара заключили в

тюрьму. Его держат в подземелье, рядом с набережной. Там часовые, и внутри, и

снаружи. Я разберусь с охраной вокруг здания, отправив человека, чтобы он их

подкупил. Они все заморийцы и за плату ненадолго покинут свой пост. Но внутри

тюрьмы караулят ваниры. Их нельзя подкупить, но их всего трое, так что если

повезет, ты справишься с ними.

— Оставь это мне, — бросил киммериец. — Только покажи мне место и

скажи, что делать, когда я освобожу пленника.

— Мой человек отведет тебя в темницу, — ответил Акуриос. — Если ты

освободишь Танара, он подождет и отвезет вас на пирс, где вы найдете судно. Как

ты знаешь, город Шантарион выстроен на мысе, и вам никогда не выбраться

отсюда ночью, через ворота в стене, отрезающие город от материка. Я не могу

открыто помочь Танару, так как являюсь официальным представителем короля

Турана, но сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить ему побег.

Вскоре Конан вместе с другим человеком от Акуриоса в маске шел за едва

видимым в темноте проводником по темной, извилистой улице. Иногда только

свет звезд, что пробивался между высокими стенами, достигал улицы, отражаясь

от чешуек на его доспехах, шлеме или мече. В конце концов, они остановились в

тени рядом с квадратным, каменным зданием.

Провожатый показал киммерийцу тюрьму, где были отчетливо видны

несколько вооруженных силуэтов в свете факелов, размещенных в нишах стен.

Охранники немного поговорили с человеком в маске, который передал им

большой и звонкий мешочек. Затем замаскированный человек Акуриоса,

завернувшись в свой плащ, исчез в тени, а солдаты быстро и тихо удалились в

другую сторону.

— Они не возвратятся, — прошептал проводник, повернувшись к Конану. —

Господин Акуриос дал им столько золота, что им уже не страшно наказание за

дезертирство. Они будут пить в течение нескольких недель. Идите быстро,

господин, внутри тоже есть стража.

Киммериец пересек улицу и вошел в здание, через приоткрытые тюремные

двери. В мерцающем свете факелов северянин увидел пустой коридор, из-за

81

поворота которого доносились голоса и бил сильный свет. Варвар на цыпочках

подобрался к развилке. Несколько каменных ступеней вели вниз.

В конце этого коридора, Конан заметил три мощные фигуры в шлемах и

доспехах. В жестоких, надменных фигурах воин признал извечных врагов своего

народа. При виде их, волосы на шее горца встали дыбом как у пса, почуявшего

волков. Охранники сидели за каменной столешницей, играя в кости и бросая

реплики на своем странном языке. Когда варвар остановился, к ним из тени

приблизилась приземистая фигура, заговорившая по-гиперборейски.

— Через час за узником придут люди короля.

— Вы уже допросили его? — спросил один из солдат на том же языке.

— Он упрям, как и любой боссонец, — сказал прибывший. — Но это не

имеет значения, Шаламаху будет приятно, если он заполучит его. Как вы думаете,

что сделает наш господин, дабы почтить Танара?

— Он сдерет с пленника кожу живьем, — сказал один из ваниров после

минутного раздумья.

— Ладно, стерегите его хорошо. Он скован по рукам и ногам, но этот хитрый

лев пустыни. Я иду к королю.

Охранники вернулись к игре, а придворный пошаркал в сторону ступеней.

Конан отпрыгнул от поворота и прижался к скрытый тенью стене. Сановник шел

по коридору.

В тот момент, когда он прошел мимо киммерийца на расстоянии вытянутой

руки, некий импульс велел ему остановиться. Может быть, ему почудилось, что в

тени, куда не достигал тусклый свет, он увидел духа, или же вид темноволосого

гиганта заставил его замереть на месте. Момент колебаний стоил ему жизни.

Перед тем как сановник издал хоть какой-либо звук, меч киммерийца рассек

пополам его череп, и тело гиперборейца безвольно осунулось на камни.

Конан снова спрятался в тени. Он услышал стук падающих костей, когда

ваниры вскочили, встревоженные странным звуком. Варвар не посмел посмотреть

за угол, но услышал приглушенные звуки спешки, а затем и шаги трех мужчин на

лестнице. Отчаянно глядя по сторонам, северянин увидел железное кольцо над

своей головой, прикрепленное там, несомненно, для подъема пытаемых

заключенных.

Киммериец вскочил, схватился за кольцо и полез наверх, найдя опору для ног

в месте, из которого выпал кусок камня. Крепко вцепившись пальцами, он повис

неподвижно. Ваниры уже преодолели ступени лестницы, и горец смог услышать

их оживленные голоса, когда они наткнулись на тело, лежащее в луже крови.

Стражники внимательно осмотрели все вокруг с копьями, готовыми нанести

удар, но не подумали, глянуть вверх. Один из них двинулся к выходу, чтобы

проверить охранников снаружи. И в тот момент, выступ, о который упирался

ногами киммериец, не выдержал.

В такие моменты разум Конана работал как молния. Когда его нога

скользнула, он отпустил кольцо и спрыгнул вниз, уже точно зная, что делать.

Он упал коленом плечи полностью оцепеневшего охранника, почти вдавив

его череп в пол, а затем, подскочил как кот, чтобы избежать неуклюжего удара

второго воина. Его меч запел, вгрызаясь в щели доспеха, разрезая плоть и металл.

Сила удара чуть не лишила варвара равновесия. Третий ванир, вновь обретя

способность думать, бросился на киммерийца, с копьем готовым к броску.

Конан дико рванул свой меч, но просто не смог извлечь его из груди убитого.

Атакующий охранник подходил все ближе. Отпустив рукоять, северянин встал с

голыми руками, повернувшись навстречу атакующему. Копье переломилось,

столкнувшись с броней Конана, выбивая из его легких дыхание. Сила атаки

82

бросила охранника под его ноги. Варвар зашатался; он сделал шаг назад и

почувствовал пустоту под ногами.

Охранник столкнул его вниз по лестнице, и они покатились вместе с

нападающим вниз, переворачиваясь через голову. В момент падения не было

времени, для нанесения и отражения ударов. Через некоторое время

вынужденного полета Конан осознал, что он достиг низа, и что его противник

лежит неподвижно.

Киммериец поспешно встал и инстинктивно потянулся за шлемом, все еще

катившемуся по полу. Ванир не двигался, у него была сломана шея.

Надевая свой шлем, Конан внимательно огляделся. Все камеры, находящиеся в

коридоре были пусты, и только из под одной двери выбивалась полоска света.

Через некоторое время поисков северянин отыскал на одном из солдат связку

тяжелых железных ключей. Один из них подошел к замку в двери камеры Танара.

Когда киммериец вошел, то увидел пленника, лежащего на каменном полу и

скованного тяжелыми цепями. Боссонец не спал, звук падения мощных

охранников в стальных доспехах разбудил бы и мертвого.

Он улыбнулся входящему, но не сказал, ни слова. Через некоторое время

Конан нашел ключ, открывающий оковы и Танар встал, потягиваясь онемевшими

конечностями. Вопросительно он посмотрел на своего спасителя, который

призвал его жестом к молчанию и повел к выходу.

Наверху киммериец нашел свой меч. Пыхтя и проклиная себе под нос, воин

освободил клинок из тела. Танар же поднял копье одного из убитых. Оглядываясь,

они покинули тюрьму, направляясь в переулок, где находился провожатый Конана.

Конан и Танар двинулись за ним, совершенно потеряв ориентацию в темном

лабиринте улочек, пока не вышли на открытую местность. Вскоре беглецы

услышали плеск воды, и заметили свет звезд, отраженный от поверхности воды.

Они остановились на небольшом причале, увидев, пришвартованную лодку с

гребцами, сидящими вдоль бортов. Когда все трое оказались на борту, судно

отчалило от берега, а экипаж налег на весла.

4

За кормой зарево огней Шантариона смешалось на небе с целым морем

звезд. Ночной бриз вздымал хребты волн, придавая воздуху свежесть в

наступающем утре. На суше перед носом лодки появился небольшой светлячок, в

эту сторону и направлялась посудина. Когда они подплыли поближе, то увидели

освещенную факелом кучку мужчин, стоявших на пляже. Город остался далеко

позади, и берег был совершенно пуст.

Когда лодка пристала к берегу, Конан последовал вместе с Танаром в сторону

стоящей группы. В одном из ожидающих варвар узнал Акуриоса, а его слуги

держали поводья лошадей.

— Государь, — сказал туранец, обращаюсь к Танару, — мой план сработал

даже лучше, чем я думал.

— Да, спасибо нашему киммерийцу, — рассмеялся боссонец. — Он

отличный боец.

— О каком плане ты говоришь, Акуриос? — спросил Конан.

— Я говорю о плане внедрения шпиона при дворе Гипербореи.

— И как же это связано с событиями, которые недавно произошли?

— Тот факт, что Танар и есть этот шпион, — сказал Акуриос.

— Но он боссонец, как, же он мог быть шпионом Турана? И, к тому же, при дворе

этих собак гиперборейцев?

83

— Много лет назад, когда я был ещё капитаном туранской армии и

участвовал в секретной миссии в Заморе, я встретил Танара. Он подвергся

нападению одной банды головорезов. Боссонец сражался, как загнанный в угол

медведь. Множество мертвых бандитов лежало вокруг. Но нападавших было так

много, что этот бой должен был закончиться его смертью. В момент, когда я

прибыл, его конец был близок. Без лишних вопросов я атаковал их. А так как я не

был утомлен боем и действовал неожиданно, то сразу же убил трех бандитов.

Первый потерял голову, а оба следующих с пронзенными сердцами пали наземь.

Теперь злоумышленники должны были разделиться на две группы.

Большая часть нападавших атаковала меня, думая, что оставшиеся

справиться с уставшим Танаром. Но он выжал остаток сил, дремлющих где-то в

глубине его тела, и от обороны перешел к наступлению. Бандиты, видя, что не

могут, справятся с нами двумя, бежали в панике, оставляя убитых товарищей.

Танар был мне очень признателен и клялся в благодарность вернуть долг за

оказанную помощь.

Он пообещал мне, что, когда я окажусь в беде и мне понадобиться помощь,

то стоит мне позвать его, он прибудет, так быстро, как только это будет возможно.

Вскоре после этого меня повысили в звании до командира Королевской Гвардии, а

оттуда был уже только один шаг до того, чтобы стать советником короля.

По причине того, что с севера доходили слухи, что Гиперборея готовится к

войне, король решил отправить туда шпиона, чтобы выяснить, намерена ли

Гиперборея нанести удар по Бритунии, Турану, или же только собирается

увеличить свою территорию за счет суверенных городов-государств, лежащих на

севере, за пределами Турана.

Шпион, по понятным причинам, не мог быть туранцем. И тогда я вспомнил о

Танаре. А в связи с тем, что в то время он был известным и уважаемым воином и

завоевал доверие многих правителей, которым служил, я нашел его весьма легко.

Когда боссонец прибыл в Аграпур, то спросил меня только, куда идти и кого

убить.

Об убийстве речи не шло, но, все может быть... — так, что он отправился в

Гиперборею, как наемник, а я был отправлен в этот проклятый город, как консул и

официальный представитель короля Турана. Шантарион является самым

северным городом, что расположен на берегу моря, а на самом деле он стоит

прямо на море.

Отсюда и должны были быть отправлены вестники после сообщения от

Танара. Но однажды гонец был схвачен и под пыткой рассказал, что Танар

является шпионом. Гиперборейцы были так разъярены, потому что их намерения

напасть на Туран — после поглощения суверенных северных городов — были

раскрыты, что они поклялись обречь Танара на долгую и очень мучительную

смерть. Но ему удалось бежать.

— Мне не следовало больше находиться в Гиперборее, потому что мы уже

знали все, что хотели знать. Я находился в городе уже несколько дней, и готовился

к дальнейшему пути, когда неосторожно помог тебе в борьбе с толпой, а затем

был опознан в таверне гиперборейским шпионом.

— Почему же вы не подкупили также и стражников в подземелье, тогда я не

был бы вам нужен? — сказал Конан.

— Риск прямой и открытой помощи был слишком велик, — ответил тот, —

Даже сейчас моя жизнь была бы в опасности, если бы я не был в десять раз

осторожней лисы. В Шантарионе гиперборейцы имеют очень большое влияние,

мы не можем с ними сравниться, и поэтому, например, мы не смогли повлиять и

на короля Шантариона. Это было бы явным признанием моего знакомства со

шпионом.

84

Так что, сам видишь, все наши действия основаны на представителях других

рас. Это не могут быть туранцы — так же, как и ты. Тебя здесь никто не знает. А

люди видели, что Танар помог тебе, когда ты был в беде. И когда он был схвачен

стражей, логично было бы, что именно ты захочешь вернуть ему долг, и,

следовательно, это ты вытащил его из тюрьмы.

— Клянусь Кромом! Это был дьявольский план! — прокомментировал все

это Конан.

— Да, действительно, — ответил Танар. — Но по-прежнему я не отдал свой

долг Акуриосу. Снова ты мне помог, господин. Так что помни, что я все еще твой

должник, и я сдержу данное тебе много лет назад слово.

— Я знаю, что Танар сдержит данное им слово, — сказал туранец странным

для Конана тоном. — Вот ваши лошади. Только… я не могу дать вам

сопровождения, чтобы не вызывать подозрений...

— Нам и не нужно сопровождения, Акуриос, — вмешался Конан. —

Прощай, рассвет уже близко, а перед нами ещё долгий путь.

WWW

. C

IMMERIA . RU

85

Document Outline

Двое против города