Заросшая дорога в рай. Детективы

Пообедав, Исайчев не сразу пошёл в гостевой домик, а остался сидеть в аллее на лавочке. Он ждал, когда из парадной двери выйдет Ольга.

Осень тихонько заглянула в усадьбу к местному губернатору, кое-где пожелтила листья деревьев, усилила влагой цвет растений на клумбах, зачернила землю, убрала серую пыль. В воздухе едва уловимо появился запах шашлыка с отдалённых дач. В небе возникли штришки улетающих птиц.

«Как хорошо-о-о, – подумал Исайчев, растягивая слова и мысли – свежо, чисто. Взять бы сейчас своих девчонок и закатиться к друзьям на дачу, предварительно замочив шашлычок». Исайчев прикрыл глаза и почти задремал. Дрём прервал стук затворившийся двери. Ольга вышла из резиденции. Она помахала Михаилу рукой и, не дожидаясь, когда тот приблизится к ней, направилась к гостевому дому.

Василиса сидела в том же кресле с закрытыми глазами, казалось, дремала. Но как только Михаил и Ольга приблизились, она распахнула веки.

– Ой, извините, Василиса Владимировна, мы не вовремя? – спохватилась Ольга.

– Проходите. Надо закончить… там дожидаются… – она кивнула в сторону губернаторской резиденции и, обращаясь к Исайчеву, спросила, – скажите, мой рассказ, что-нибудь прояснил? Вам нужны эти воспоминания?

– Да, – подтвердил Исайчев, – многое стало понятно… продолжайте…

– Хорошо, – согласно кивнула Василиса. – Мы остановились на том, что Олег уехал. С того дня прошло три года. Я окончила университет и получила диплом переводчика с английского и французского языков. Устроилась на работу референтом директора местной табачной фабрики. Её к тому времени приобрела американская компания. Она потрудилась и из почти развалившегося производства, сделала одно из лучших и современных отраслевых предприятий с миллионными оборотами. Естественно, директором заокеанские хозяева поставили своего парня Фьёдора Осовика, некогда русского, вернее, его родители эмигрировали из старой России. Фьёдор гордился своими корнями, но язык знал плохо и поэтому всюду таскал меня с собой. Был он молод, хорош, с изысканными манерами. В работе жёсток, принципиален. Русское «авось» действовало на него, как красная тряпка на быка. Фьёдор попробовал за мной ухаживать, но быстро понял, что черту начальник – подчинённый я не переступлю. Осознал и зауважал. Он обращался ко мне не иначе как «Василь и Са», потому как выговорить моё имя и отчество ему никак не позволял его малоподвижный американский язык.

Однажды мы поехали на международную торговую площадку в Прагу. Там после рабочего дня я бродила по волшебному городу. Накупила разных милых безделушек, нарядов, среди которых было васильковое платье в пол. Впервые увидев его в витрине, я полчаса стояла разинув рот. Его цвет напомнил море и наш с Алькой первый поцелуй на Керченской косе. Со дня расставания я гнала от себя воспоминания, запрещала думать о нём и вроде успокоилась. И вдруг! Сердце моё заскрипело, заворчало и разбухло, готовясь выпрыгнуть вон! Уговорить его вернуться в привычный ритм, можно было, только купив платье. Немедленно! Немедленно! Я боялась, что не будет моего размера! Но, задыхаясь от быстрого шага и нетерпения, поднимаясь на второй этаж магазина, твёрдо решила: будет больше – ушью, меньше – разошью. Куплю обязательно! К счастью, размер нашёлся, и вечером на прощальный фуршет по случаю окончания работы торговой площадки я вошла в нём в парадный зал Нового пражского Королевского дворца. Ввинчиваясь в толпу гостей, я шла к официанту, на подносе, который он держал искрилось и смеялось в фужерах шампанское. Очень хотелось обмыть свою покупку, пусть даже таким странным способом, в таком странном для этого месте. Я потянулась за бокалом, но меня опередил и взял облюбованный мной фужер мужчина. Мы оказались с ним рядом спина к спине. Он развернулся, чтобы взять шампанское для женщины, с которой вёл разговор. Это был Алька!

– Бемби?! – он выдохнул и замер не в силах вздохнуть.

Я тогда сильно испугалась, отшатнулась и чуть не опрокинула официанта. Алька удержал меня за руку.

В тот вечер и последующие семь вечеров мы были вместе. Тулились друг к другу, боялись расцепить руки. Я умирала от ужаса, что могу потерять его снова. Алька выходил из номера заказать обед, а я металась, ждала, думала, что он не вернётся. Без него ко мне приходила паника и трясла меня, трясла… Она, дрянь, накидывалась даже тогда, когда Алька уходил в ванную комнату. Понимала – расстаться придётся. Мы и так больше чем нужно задержались в Праге. Не задумывалась, как буду жить дальше. Алька рядом, и этого больше чем достаточно. Значительно больше… Перед тем как посадить меня в самолёт, он сказал: «Сейчас я ничего не могу изменить. Я должен построить своё дело. Но знай – я для тебя есть… всегда… Даже тогда, когда меня не будет рядом. Всё изменится, обещаю…». Я услышала его слова и перестала бояться.

– Я для тебя есть всегда…, – одними губами повторила Ольга, слова, недавно слышанные от Михаила, а теперь от Василисы и благодарно посмотрела на мужа. Михаил не среагировал, он весь превратился в слух.

– За день до нашего возвращения я позвонила домой в Сартов, узнала, что уволена. – продолжала Василиса. – Фьёдор не смог простить моего исчезновения. Он сам сообщил эту новость грустным, но железным голосом: «Ах, Василь и Са, Василь и Са, я не могу переступить через свои принципы. Жаль. У вас не может быть оправдания, вы нарушили наш союз. Ваш звонок мне в Праге разрубил его топором». Тогда мне было всё равно… Пусть уволена! Пусть без работы! Пусть! Приехала в Сартов и целую неделю порхала, как беззаботный мотылёк. А когда желудок от голода начал урчать, поняла – есть нечего и денег нет, чтобы купить.

– Извините, Василиса, – перебила Ольга, – что же Олег Олегович не подумал об этом? Ведь это так очевидно…

– Он открыл для меня счёт. Положил большую сумму, – Василиса посмотрела на Ольгу огромными с пеленой слёз глазами, спросила, – Почему говорят, что по умершим нельзя плакать?

Михаил поймал растерянный взгляд Ольги и поспешил ответить:

– Так мы жалеем себя. И этим вредим им. Им там плохо, когда мы плачем

Василиса кивнула соглашаясь:

– Я не взяла с этого счёта ни рубля, не хотела быть содержанкой. Только однажды, когда умерла мама, пришла в банк и попросила выписку. Оказалось, Алька переводил деньги ежемесячно, но и в тот день я не решилась – обошлась. Казалось, если возьму хоть рубль, что-то нарушится. Исчезнет равновесие. – Василиса неожиданно усмехнулась, – Он не знал и был очень удивлён, когда в последнюю нашу встречу я пригласила его в домик на рыбачьем острове в Азовском море. Я купила его на имя Олега. Остров примыкает к косе Чушке в Керченском проливе, и там можно искупаться сразу в двух морях. С одной стороны острова – в море Чёрном, с другой – в море Азовском. Алька даже не удивился. Он просто обронил: «В бой с тобой не пойду, всё норовишь, первой броситься на амбразуру».

Василиса согнула в коленях вытянутые ноги, убрала плед и, опираясь обеими руками на подлокотники кресла, попыталась встать:

– Засиделась, ослабла. Всегда ноги такие крепкие были. Километров десять могла идти с рюкзаком без привала. А тут вдруг… Можно я похожу?

Олег ловко спрыгнул с подоконника, но увидев, что мать справилась, водрузился обратно.

Исайчев до этого наблюдавший только за Василисой, сейчас с особым вниманием вгляделся в её сына:

«Какой мощный парень! – подумал он, – лицо чистое, открытое, с чуть меньше чем у матери глазами, русыми волнистыми волосами и ямочкой на подбородке. У моей дочки тоже ямочки, но на щеках. У Зоси они маленькие, ладненькие, придают её лицу особый шарм. Этому молодцу они добавляют мужественности. Однажды Ольга заметила: «считают, что если Купидон целует малыша при рождении, то у него на месте поцелуев появляются ямочки. Наверное, поэтому верят, ямочки – знак удачи и любви. Такие люди стремятся к независимости, очень активны и дружелюбны». Оля права: парень производит отличное впечатление, с ним хочется общаться.

Василиса пошла короткими быстрыми шагами по комнате, Михаил тоже переместился. Он занял удобную позицию, откуда были видны все участники беседы. Василиса прошла молча несколько кругов по ковру, головы не поднимала, смотрела под ноги. Все затихли в ожидании продолжения рассказа.

– Так вот, – тихо сказала она, вспоминая, – помыкалась я, помыкалась и поняла – достойной работы нет. Начало девяностых… в стране раздербай… Переводчики не нужны. Репетиторы в середине учебного года тоже. Тогда в голову пришла шальная мысль – обратиться за помощью к Фьёдору Осовику, бывшему директору просто на авось. И, представьте, это сработало. Он предложил работу, как частному лицу. Заключили контракт, по которому я занималась переводами документации фабрики. Оказалось, что в зарплате почти не потеряла, зато свободного времени стало больше. Начала чаще ездить на дачу, увлеклась литературными переводами. Не хотелось терять навыки в языках. Перевела книгу известного в Америке автора. Отнесла её в местное издательство. Перевод им понравился. Книга имела успех, и моими текстами заинтересовались в одном из крупнейших издательских домов в Питере. Они завалили меня работой. В общем, не бедствовала… Второй раз мы встретились с Алькой уже дома, где-то через полгода. И опять, после его отъезда я пребывала в полной радостной безмятежности, пока однажды не обнаружила рядом с собой мужчину. Его лицо показалось мне знакомым. Поздоровалась и приветливо помахала рукой. А он, к моему удивлению, сделал вид, что не заметил меня. Потом лицо этого человека стало мелькать всё чаще и чаще. Он старался не попадаться на глаза, прятался. Но я научилась чувствовать его и даже наловчилась выхватывать фигуру из самой густой толпы. За мной следят! – эта мысль тревожила и одновременно смешила. Как-то в кафе заметила его в дальнем углу зала. Он тоже пил кофе. Обнаглела, подошла, села за его столик. Нарисовала на лице ироническую улыбку, предложила: «Давайте знакомиться! Хотя вы-то наверняка знаете, как меня зовут. Как зовут вас?» Он пожал плечами, приподнял бровь – в общем, изобразил недоумение и, щёлкнув пальцами, подозвал официанта. Небрежно бросил на стол купюру, так же небрежно процедил сквозь зубы: «Вы не в моём вкусе, мадам! Обычно, таких как вы, вызываю по телефону, естественно, по надобности…». Ударил фразой точно, наотмашь… Вскочила, как ошпаренная, думала, убью его тогда…, а он, выставив вперёд открытые ладони, осторожно обошёл меня и мой стул, направился к выходу. Не знаю почему, до сих пор не могу себе объяснить почему, крикнула ему вслед: «Передайте привет Эльзе!». Услышав, он споткнулся, обернулся, но спохватившись, быстро пошёл восвояси. Поняла: попала в точку. Вероятно, Эльза почувствовала перемену в Альке после поездки в Прагу и затем в Сартов, помозговав, на всякий случай пустила за мной слежку. После моей выходки в кафе мужчина принялся следить в открытую, не прячась. Прилипал сразу, как только я выходила из дома и отлипал, когда возвращалась. Это стало действовать на нервы. Месяца через четыре мне позвонил «безопасник» и друг Олега – Иван Усачёв. Он предупредил о намерении Альки появиться в городе. Потом так и повелось: Олег приезжал не чаще одного раза в полгода и всегда оповещал об этом заранее. Мне пришлось рассказать Ивану о навязчивом провожатом и подозрениях насчёт Эльзы. Усачёв много не говорил, он сказал одно слово «Понял!».

Мой преследователь исчез на время, но после отъезда Альки вновь появился с загипсованной рукой. Ваня обронил тогда странную фразу: «Ещё рука и две ноги. Не убивать же его. Надо что-то придумать». Придумывать надо было срочно, не дело калечить человека. И он придумал. Попросил их общего с Олегом друга ежедневно посещать мой дом с букетом. Друг к тому времени развёлся с женой и с большим удовольствием приходил к нам с мамой на чай, оставался на ужин. Через месяц мы, нагруженные чемоданами и коробками сели в поезд Сартов – Берлин. В Смоленске я, уже одна, пересела на самолёт в Питер. Меня встретил Иван. Он к моему приезду снял квартиру. Работа там для меня была давно, она просто стала ближе. Мои работодатели предложили заключить долгосрочный контракт и оплачивать квартиру. Всё складывалось хорошо. Альке с Иваном договорились ничего не говорить. Он, с его характером, не стерпел бы и когда-нибудь выразил Эльзе своё негодование, причём уверена, в выражениях не стеснялся бы. На что способна Эльза, мы хорошо знали. Опасались? Конечно, опасались! И всё же нам удалось обмануть Эльзу. У меня и Ивана появилась первая общая тайна.

– Были и другие? – уточнил Исайчев.

– Были, – Василиса начала задыхаться, вернулась в кресло и теперь оказалась спиной к Михаилу.

– Недели через три, – продолжила она, – позвонила мама. Сообщила, как и предполагал Иван, что мною интересовался человек, рука которого лежала на поддерживающей повязке. Спросил, когда я вернусь в Сартов. Мама сообщила ему, что я вышла замуж и теперь живу за границей. Она ещё несколько раз видела этого мужчину у нашего дома, но где-то месяца через три визиты прекратились.

Я ведь так и не призналась Альке, что жила все эти годы рядом. Не хотелось его смущать. Делать зависимым от своего присутствия. Я уже сказала, что он звонил перед встречами, и я спешила в Сартов. Там все эти годы оставалась мамина квартира. В городе мы не задерживались более чем на три-четыре часа. Он хватал меня, мой упакованный заранее чемодан, и мы уезжали далеко в моря, пещеры или горы, туда, где редко были удобства. Алька любил такой отдых, а я любила его. Мне было хорошо везде, лишь бы с ним. Возвращались порознь – он в Питер, а мы с Иваном, которому было поручено беречь каждый волос на моей голове тоже в Питер, только другим рейсом. Это была наша вторая с Усачёвым тайна. Третья появилась, когда я родила Олежку, Иван встречал нас с сыном из роддома. Вот когда было трудно молчать, значительно труднее, чем говорить.

– Вы что, скрывали от Олега Олеговича свою беременность? Как же вам это удалось? – удивлённо спросила Ольга.

– 10 августа 1994 года на съезде чеченского народа в Грозном Джохар Дудаев призвал к сплочению нации перед угрозой «российской агрессии». В этот день родился Олежка. В этот день все фармацевтические заводы Олега начали работать на войну. Алька метался по стране и было не до нас. О сыне узнал только через год, тогда и увидел. Маленькому Олежке было всё равно, где находиться. Перелёты из Питера в Сартов сынишка просто не замечал. Есть любимые игрушки, значит, здесь дом. Олежка засыпал в самолёте и просыпался в своей кроватке в Сартове, мне и придумывать ничего не надо было. Сыну Алька радовался так, что даже мне было завидно. Он дал ему ласковое прозвище «Бурлачок!». Когда Олежке исполнилось девять лет, Алька отдал его в школу-полупансион в Шотландии, и я переселилась туда же. Олежке необходимо было моё присутствие. Только через шесть лет я вернулась в Питер. Сын окончил школу и сразу же пошёл учиться в Университет Стратклайд в Глазго, там же в Шотландии. Сейчас он готовый экономист с кучей собственных проектов. Работать хочет только в России. Алька собирался ему помочь. Вот и вся моя история…

Михаил вынул из кармана телефон и набрал номер Васенко:

– Роман, закажи на кухне кофейку на пять персон. Взбодриться надо. Неси всё в гостевой домик.

– Ах, так вот вы где! – обрадовался Васенко. – Я вас потерял. В гостевом домике нет видеонаблюдения.

– Извини, так надо было. Не хотелось сбивать тебя с толку и показывать людей, которые к смерти Бурлакова не имеют никакого отношения. Сейчас пришла пора вас познакомить. Выдвигайся в гостевой домик. И ещё… – Исайчев немного поразмышлял. – Предупреди фигурантов о важной беседе в 18:00. Сбор в зале для торжеств. Прямо сейчас забери у Бриона бумаги Олега Олеговича, запри их в сейф. К ящику приставь охрану – практиканта Мамкина. Пусть не спит. Ну иди. Я и Ольга тебя ждём.

– «Возьми бумаги у Бриона?» Легко сказать, а если он не отдаст? – В голосе Романа звучала неуверенность.

– Запри его вместе с бумагами в сейф, мне ли тебя учить… – хмыкнул Михаил. И нажав на кнопку «Отбой», обратился к Василисе:

– Вы в начале нашего разговора обронили фразу: «Убить мог любой». И Усачев тоже?

– В первый раз я заболела через год после приезда, простыла. Питер – сырой город. Для меня, коренной волжанки, не подходящий. Болела тяжело, с высокой температурой. Вызвала врача, он диагностировал острый бронхит. Иван узнал, взял отпуск за свой счёт и сидел со мной целую неделю. И это притом, что он давно женат, и мы в детстве не играли с ним в одной песочнице. Как вы думаете почему?

– Потому что любит, – тихо произнесла Ольга, – он говорил вам об этом?

– Разве нужно говорить? – Василиса отвернулась к окну, не желая показывать текущие по её щекам слёзы.

– Это он убил?!

– Нет, Бемби! – торопливо бросил Исайчев и тут же поправился, – я думаю, нет!

– Правда?! – Василиса ладонями вытерла лицо, – Правда?!

В дверь постучали, и Олег, спрыгнув с подоконника, поспешил её открыть. Вместе с подносом в проём вплыл Роман Васенко. Он осторожно поставил нагруженный чашками и плошками со сладостями поднос на журнальный столик и, окинув присутствующих вопрошающим взглядом, произнёс:

– Пятая чашка кофе, вероятно, для меня, это я понял. Но это всё, что я понял. Михал Юрич?

– Присаживайся, Роман, позже всё объясню.

Олег закрыл дверь, но не вернулся на своё место, а присел рядом с матерью, взяв с подноса бутерброд с творожным сыром, вложил его в руку Василисы:

– Мамуль, поешь. Ты совсем обессилишь. Так нельзя…

– Да, – присоединился к младшему Бурлакову Исайчев, – вам надо подкрепиться. Впереди тяжёлое испытание. В 18:00 Сайрус будет зачитывать распоряжение Олега Олеговича.

Василиса отчаянно замахала свободной рукой:

– Нет! Не хочу там присутствовать! Нет… Нет… не хочу знать…

– Мама! – воскликнул Олег, – это последняя воля отца. Ты должна!

– Вот теперь кое-что выступает из тумана, – прошептал Роман, присаживаясь рядом с Ольгой. – Фигуранты знают о появлении на их горизонте сына?

– Думаю, нет. – Также тихо отозвалась Ольга.

– О-ё-ё-ё, – пропел Роман. – Надо приготовить носовые платки…

– Будут плакать?

– Мы будем утираться от их соплей и плевков, – язвительно ухмыльнулся Васенко.

– Думаешь? – спросила Ольга.

– Уверен! – впечатал Роман.

Василиса с видимым усилием съела бутерброд и выпила

кофе. Остальные чашки так и остались нетронутыми. Каждый, получив паузу, думал о своём.

– Вы хотели спросить ещё что-то? – обращаясь к Исайчеву, прервала молчание Василиса.

– Да. – С готовностью подтвердил Михаил. – С Эльзой, Ириной и Усачёвым все приблизительно ясно. А Сайруса Бриона вы тоже не вычёркиваете из списка подозреваемых?

– Сайрус мог… Вы же знаете о его пристрастиях…

– Да, но у него уже была любовь – Гуидо Скварчалупи! – недоумевая, спросил Роман.

Василиса согласно кивнула:

– Да, да… у них была большая привязанность. Только однажды Алька обронил, что Сайрус как-то не по-дружески на него смотрит. А однажды даже вымыл руки после пожатия с Брионом. Сказал, что у адвоката вспотели ладони. Сайрус, конечно, обожал Гуидо, а перед Алькой благоговел. Может быть, из документа, который он составлял для Олега, Сайрус узнал то, чего не смог перенести?

– Он знал о вас? – спросила Ольга

– Нет. Обо мне знал только Иван.

– Тогда понятно, что именно не смог перенести адвокат – ревность… – Ольга взглянула на мужа, который стоял, выстроив брови домиком, с обескураженным лицом. – Ревность, Миша, ревность. Он так же, как и другие, не знал о существовании Василисы, а когда узнал…

– Слетел с катушек, – закончил мысль Ольги Роман.

– Бурлаков давал ему повод? – Обратился к Василисе Исайчев.

– Что вы! – отмахнулась от неприятного вопроса Василиса, – Алька был во всех отношениях мужик. И непросто мужик, а брутальный мужик – каменюка, с твёрдым характером, стойкий и настырный. Что творилось в голове Сайруса можно только догадываться. Олег был уверен – адвокат ему предан. Он ценил его за жёсткий профессионализм. О других чертах характера Сайруса он, вообще, не думал. Олега раздражало только то, что Брион всё время тёрся рядом с ним по поводу и без повода. Альке иногда его было много.

– Смотри, какой любвеобильный адвокат, – хмыкнул Роман. – Одного любит, другой на ум пошёл. Хотя… я в голубых делах совсем не копенгаген…

– Так, хорошо-о-о, – в задумчивости вышагивая по комнате, произнёс Исайчев не обращая внимания на реплики сослуживца. – Василиса, сейчас вы высказались почти обо всех фигурантах дела, кроме Слаповского. Его фамилию я называл несколько раз, вы не могли не заметить этого.

Василиса кивнула соглашаясь.

– Однако, – продолжил Михаил, – вы о нём ничего не сказали, но и не выбросили из списка подозреваемых, объясните почему?

– Самого Слаповского я ни разу не видела. В глубокой юности, когда Алька учился в военном училище, он называл мне эту фамилию как фамилию своего основного соперника в учёбе и на борцовском ковре. Алька часто ему проигрывал, и это его злило. Очень злило.

– Простите, – вставила реплику Ольга, – Олег Олегович разве не знакомил вас со своими однокурсниками?

– Что вы! – отмахнулась Василиса, – он мне даже приближаться к училищу не разрешал. Однажды я попросилась к ним на дискотеку, так его едва не разорвало от злости. Он ревновал! И потом, когда окончил училище, Алька не любил вспоминать о курсантских годах и товарищах. Я видела только фотографии их группы в училище. Однажды, двадцать лет назад, Олег обронил: «Сегодня в моей семье родилась дочь Лешки Слаповского», сказал и испугался сказанного, попросил: «Бемби, сделай вид, что ты этого не слышала. Эта история тебя не касается, пусть так будет всегда». Я видела, ему было горько. Захотелось его пожалеть, а он вскинулся: «Это ещё что такое?! Я счастливейший человек. У меня есть дело, от которого я кайфую, и ты с Бурлачком. Ни что другое меня не волнует. Они все живут на другой планете».

– Жёстко! – бросил реплику Васенко.

– Жёстко! – согласилась Василиса. – Услышав это, я решила его поучить, спросила: «А Инга?! Она твоя дочь, так нельзя Алька…» Он не дал договорить: «Инга-дочь Ирины. Моего там очень мало просто бросил семя. Но я воспитываю её и даю им всё». Я возмутилась: «Как ты их воспитываешь?!» Лучше бы не спрашивала, Олег стегнул ответом, будто кнутом: «Как директор интерната». Я отшатнулась, воскликнула: «Алька!». Он прижал меня к себе: «Ты думаешь это просто? Отнюдь! Успокойся, родная, им без меня хорошо». Конечно, тогда я промолчала, но запомнила: отношения Слаповского и Олега не были искренними. Вы думаете иначе?

Михаил не мог не согласиться, он всегда придерживался правила: «слушай – задавай вопросы – слушай», но сейчас не стал развивать тему дальше. Он и так понял о друге Бурлакова Алексее Слаповском ВСЁ. Только сам Слаповский этого ещё не знал. Телефон в кармане Исайчева ожил и потребовал к себе внимания;

– Да. – Нажав зелёную кнопку, сказал Михаил. – Слушаю тебя, практикант Мамкин. Что? Отлично, главное, вовремя… Сейчас придём, – и, сунув телефон в карман, обратился к Василисе:

– На этом мы закончим. Ждём вас в 18:30 в зале для торжеств губернаторской резиденции. Присутствие ваше и Олега обязательно. Осталось два часа. Приготовьтесь. Вам будет трудно.

– Погодите секунду, – поспешила сказать Василиса. – Три дня назад, когда Алька звонил чтобы пригласить на встречу он сказал: «Не забудь задать вопрос – люблю ли я тебя больше жизни? Хорошо?» Я тогда посмеялась, сказала, что давно смирилась и знаю – своё дело он любит больше меня и всего остального… А Алька настаивал: «Всё-таки спроси». Не успела… жаль, хотя и так знаю ответ.

– Думаю, вы ошибаетесь, – тихонько сказала Ольга, но заметив взгляд Михаила, осеклась.

Выйдя из гостевого домика, следователи с Ольгой направились в уже обжитый ими кабинет.

– Долженко прислала экспертное заключение. – Пояснил на ходу Исайчев.

– Ты ждёшь сюрпризов? – едва успевая за размашистым шагом мужа, спросила Ольга.

– Я жду подтверждения своей версии…

В зал для торжеств губернаторской резиденции Михаил пришёл загодя. Оглядевшись, он выбрал для себя место в углу комнаты подальше от окна. Окна выложенные разноцветным витражным узором почти не пропускали света. Это было кстати, потому что при чтении завещания погибшего Олега Бурлакова Исайчеву хотелось забраться в уголок потемнее. Сев глубже в кресло, Михаил осмотрел место предстоящего действия.

Необычный, витиевато уложенный из разных оттенков коричневой доски паркетный пол напоминал мелкоребристую поверхность песчаной дюны. Наступать на него было страшновато. Казалось, обязательно оступишься. Стены, затянутые жёлто-золотым гобеленом, излучали солнце. Украшали зал стеллажи из красного полированного дерева с посудой из Гжели. Нарядно смотрелись картины в золотых рамах, подвешенных на широких атласных лентах сочно зелёного цвета. Строгим пятном выделялось массивное зеркало в чёрном кружевном обрамлении. Наперекор классической обстановке зала весело смотрелся овальный стол, покрытый белоснежной шёлковой скатертью. Он отражался в глянцевом молочного цвета потолке. Стол, расцвеченный блюдами с осенними ягодами и графинами с разнообразными морсами, выглядел не к месту весёлым, даже озорным.

В зал шурша обувь по паркету, вплыл официант с подносом, на котором покоилась внушительная горка фруктов. Увидев Михаила, остановился и вопросительно на него воззрился.

– Кто распорядился так накрыть стол? – спросил Исайчев.

– Подполковник Корячок! – по-петушиному выкрикнул официант.

– Ну-у-у…

– Приказал сервировать торжественно. Спиртное не выставлять и пивом мероприятие не опошлять!

– Ну-у-у

– Ну вот… не опошляем

– Продолжайте, – поспешно согласился Исайчев, увидев, как в проёме незакрытой двери появилась фигура Ольги.

Она бегло осмотрела зал и, остановившись на официанте, проследила направление его взгляда, прищурилась. Разглядела в полутёмном углу Михаила, обрадовалась. Уверенно вошла. За ней просочился Роман Васенко. Он дождался, когда официант покинет помещение, осмотрелся, приметив у стены два стула и, подхватил их перенёс ближе к Исайчеву. Поставил по обе стороны от его кресла.

– Если чё, оборону держать будем, – уверенно сообщил Роман. – Экспертиза полезной оказалась или как?

– Более чем… – отозвался Михаил.

– Ты теперь знаешь КТО? – шёпотом спросила Ольга и они с Васенко, как по команде, придвинули лица ближе к голове Исайчева.

В это время в помещение вошёл Алексей Слаповский. Вид у него был странноватый. Напряжённое, изрытое оспинами лицо, тусклый, безразличный взгляд. Несвежие, будто подёрнутые инеем, волосы. Вчерашняя, пятнами на серых щеках, щетина. Он, не обращая внимания на присутствующих, изучил стол и, присев на рядом стоящий стул, пододвинул ближе к себе большую чашку с алыми ягодами боярышника. Пошвыривая их указательным пальцем, принялся выбирать самые крупные, закидывать их в рот, выплёвывая семена в ладонь.

– О, Гамлет! Ешь твою медь… – поняв, что в данный момент не услышит ответа, на заданный Ольгой вопрос и отстраняясь от Михаила, прошептал Васенко. – Самодеятельность… однако. Не догадывается, что мы видели его другим… болезлый наш…

– Не юродствуй, Ромка, – одёрнула Васенко Ольга. – Ему действительно плохо. Жизнь пошла по другому пути. Весь в метаниях…

Слаповский в задумчивости поглощал ягоды боярышника, не обращая внимания на следователей и Ольгу, но изредка с опаской поглядывал на открытую дверь. Встрепенулся, когда в проёме появилась вдова Олега Бурлакова.

Ирина едва кивнула только Михаилу, не удостоив взглядом Романа и Ольгу.

Она медленным шагом прошла к столу, села напротив Слаповского.

Ольга отметила прищур бархатных глаз из-под татуажных бровей, красноватый кончик носа, видимо, плакала, и припудрить не удалось, губы в малиновой помаде. Она пристальнее всмотрелась в лицо вдовы и «ого!» – под нарисованными бровями едва заметно выступали контуры своих, они были чуть ниже и делали глаза зрительно меньше. Та же тёмная полоска проступала над верхней поправленной ботоксом губой. У Ольги появилось ощущение, что на лице Ирины проявляется, вопреки её воли вылезает другое лицо – лицо неизвестной женщины. Слаповский, вероятно, тоже увидел неряшливость в лице красавицы. Он брезгливо скривился, навесив на физиономию ироническую улыбку.

В коридоре послышались шаги. Судя по тяжёлому стуку каблуков, это была Эльза.

«Вот и улитка притащила свой домик», – подумал Михаил, наблюдая, как фрау Леманн чуть боком вошла в дверной проём.

Эльза была одета в тёмно-фиолетовое вечернее платье с открытыми плечами. На согнутой левой руке висело меховое манто из серебристой каракульчи.

Сайрус с тщательно отретушированным синяком под глазом появился вместе с Иваном Усачёвым. Они вошли плотно затворив за собой дверь. Усачев нёс чёрную кожаную папку, которую, как только они приблизились к столу, тут же передал адвокату. Сайрус окинул присутствующих значительным взглядом и значительным тоном произнёс:

– Я уполномочен Олегом Олеговичем довести до вашего сведения, следующие его распоряжения…

– Зачем тратить наше время, – лениво перебил Бриона Слаповский и небрежно бросил в рот очередную ягоду. – Распоряжение утратило силу в связи с уходом из жизни распорядителя. Может быть, лучше эти господа, – Алексей Иванович, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону следователей, – расскажут нам о проделанной работе…

Эльза, соглашаясь, кивнула. Ирина поёжилась, закутываясь в чёрный шерстяной шарф, который ещё больше подчёркивал траурность её тёмно-синего костюма.

– Не торопитесь, господа! – Сайрус встал. – Я не могу не обнародывать документ, поскольку распоряжение по воле Олега Олеговича в случае его смерти превращается в завещание…

– Бросьте, Брион! – выкрикнул Слаповский, вскакивая с места. – Бумага нотариально заверена? Сомневаюсь!

– А ты не сомневайся, – осадил закипающего Алексея Ивановича Усачёв, и, вглядываясь в тёмный угол, обратился к Исайчеву. – Вам, Михаил Юрьевич не кажется, что уже следует пригласить сюда недостающих людей? Чтение сей бумаги касается их напрямую…

– Они должны быть в 18:30, ещё семь минут. – Ответил Михаил, посмотрев на дверь. – Пусть пока присутствующие ознакомятся с подлинностью бумаг. Господин Брион, продемонстрируемте желающим отметки нотариуса…

Адвокат поднял прошитый документ и, повернув его обратной стороной, показал синие штампы и печати нотариуса.

Тишина, повисшая в зале, густела с каждой минутой. Ольге захотелось крикнуть, чтобы разбить её вдребезги, но звук растворяющейся двери опередил её. На пороге стоял молодой человек. Он осмотрел зал и, удовлетворившись увиденным, отступил, пропуская вперёд женщину. Даже Михаил, недавно расставшийся с Василисой, не узнал её. Сейчас, перед ними стояла дама, право на равенство с которой, не могло прийти ни в чью в голову.

– Бемби! Чёрт тебя возьми! – воскликнула Эльза, вскочив и привычным движением отшвырнув от себя стул, – как всегда, не к месту! Здесь семейные дела…

– Не тратьте, фрау Леманн, время на пустую болтовню, – одёрнул Эльзу Иван Усачёв, – проходите, Василиса, и вы, Олег Олегович. – Он указал рукой на два свободных стула по другую сторону стола, – вот ваши законные места…

Эльза отбросила накидку, подбоченилась, наклонила упрямо голову и вышла навстречу Василисе, цедя сквозь зубы:

– Я… сказала… пшла… отсюда… – но, не дойдя двух шагов, упёрлась в грудь сопровождавшего Василису молодого человека.

– Прочь, придурок! – Эльза резко подняла голову и наткнулась взглядом на ледяные глаза парня, охнула, – Алька, ты?

– Ведите себя прилично, мадам, – бросил он, рукой отодвигая Эльзу в сторону. Другую руку юноша протянул Василисе. Она, чуть улыбнувшись, вложила кисть в его ладонь, и они пошли к столу. Когда Василиса села, Олег встал за её спиной, оглядев присутствующих, произнёс:

– Я Олег Олегович Бурлаков. Мою маму думаю представлять не нужно. Мы здесь по приглашению Олега Олеговича Бурлакова – моего отца. Вопросы есть?

– Садись, сынок, не торопись, – отозвался Усачёв, – какие к тебе вопросы?

Эльза, покачивая тяжёлыми бёдрами, подплыла к стулу, на котором сидел Иван Усачев и, вперив взгляд в незнакомого ей молодого человека, произнесла:

– За меня не решай, Ванюшка. Поясни, чей ты сынок? Этой сторожевой овчарки, – Эльза положила руку на плечо Ивана Васильевича, которую тот, дёрнувшись, грубо скинул, – или моего братца?

Олег извлёк из нагрудного кармана джинсовой куртки листок бумаги и, разгладив его на поверхности стола ребром ладони, пододвинул указательным пальцем ближе к Эльзе:

– Это, мадам, письмо отца, в нём он приглашает меня приехать в Россию. Вы знакомы с его почерком?

Эльза пробежала глазами текст и, в ярости сжимая кулаки, вскрикнула:

– Подайте мне водки! Подайте, подайте…

Усачёв, неожиданно для всех вынул из-под стола руку с зажатой в ней армейской флягой в виде миниатюрной канистры, протянул её Эльзе. Фрау Леманн схватила флягу, судорожно отвинтила крышку и, клокоча горлом, сделала несколько больших глотков. Плюхнулась на стул, откинулась на его спинку, растеклась телом, хитро подмигивая Ивану Васильевичу, изрекла:

– Да ты, дружок, никакая не сторожевая собака. Ты у нас, оказывается, Царевна-лебедь. Из одного рукава вытряхнул сыночка с мамашкой, из другого фляжечку с коньячком. Коньячок хорош! Ирка, допей! Тебе тоже нужно… – и Эльза толкнула по шёлковой скатерти стола фляжку в сторону вдовы. – Давай Брион, читай, какие ещё сур-рпры-ызы приготовил нам мой братец.

Брион присел и с торжественным лицом голосом телевизионного диктора на параде произнёс:

– Дело, которому я посвятил жизнь, в полном объёме передаю…

Ольга, всё это время наблюдавшая за Эльзой, никак не могла понять, что с ней произошло. Она вдруг резко изменилась: вроде те же опущенные в брезгливой улыбке уголки потрескавшихся губ, чуть взлохмаченные, выбившиеся из куцего хвостика, рыжеватые волосы, не способный выразить ни одной эмоции накаченный ботексом глянцевый лоб, всё то же, что и было… может быть… может быть выражение глаз?

– Да… – будто прочитав мысли жены, тихонько подсказал Михаил, – у неё как-то странно выцвели глаза… я раньше не замечал, а сейчас они…

– Она боится, что заросла её дорога в рай… – выдохнула Ольга.

– Поэтично, Олечка! – заметил Роман. – Только я грубый материалист и циник. Вы что не слушали завещание? Он же фрау ничего не оставил. Сыну бизнес, дочерям хоромы за бугром, жене питерскую квартиру и содержание, а ей ничего. Даже не вспомнил! Вот тебе и сурпры-ы-ыз!

– А себе? Что он оставил себе? Бурлаков не собирался умирать, – спросила Ольга, посмотрев на задумавшегося мужа. Михаил был здесь, но судя по выражению его лица вроде и не здесь.

– Себе он оставил подарок Василисы – домик на острове в Керченском проливе, – ответил Роман, вглядываясь в Михаила. – Бурлаков собирался уехать туда с Василисой навсегда. Михал Юрич, ты что? Готовишься к прыжку?

– А? – встрепенулся Исайчев, – Помнишь, Роман, ты сказал: «Эмоция, вышедшая на уровень сознания, контролю не поддаётся».

– Это не Роман сказал, – поправила мужа Ольга, – а академик Наталья Бехтерева.

Михаил махнул рукой:

– Какая разница, кто! Сказано, верно. Научно доказано. Это, главное. У одного из них эмоция вышла на уровень сознания и не подчинилась контролю…

Он встал и твёрдым шагом пошёл к столу, на ходу обращаясь к Бриону:

– Вы закончили?

– В основном да! – закрывая папку, с выражением чувства собственной важности на лице и в голосе ответил Брион.

– Господин Слаповский, – начал Исайчев, – давеча просил меня отчитаться в проделанной работе. Я готов!

Алексей Иванович сидел к следователю вполоборота. Он доедал ягоду боярышника. Кожуры и зёрен было уже так много, что Слаповский перестал сплёвывать их в ладонь, а складывал туда же, в блюдо.

– Знаете, господин следователь, – Слаповский медленно развернулся и теперь смотрел в лицо Исайчеву. Смотрел, нагловато прищуриваясь. – Мне наплевать, чем закончилась ваша работа. Наплевать на вас, на убиенного хозяина, и на всё, что происходит. Зачем я здесь?! Дамы после оглашения документа офигели… А я что? Я не родственник, наследства не ждал… Оставит новый босс работать, останусь. Не оставит, пойду на пенсию. Стану на даче рыбу удить… – Слаповский отправил в рот очередную ягоду и, пожевав её, смачно сплюнул в блюдо с остатками боярышника.

– Алексей, не будь свиньёй! – закипела вдова, – Ты здесь, потому что Олег считал тебя другом. Он, вероятно, перед завершением дел хотел с тобой попрощаться, вероятно…

Видно было, как Слаповский напрягся, решив ответить Ирине, но Исайчев опередил его:

– Не совсем так, госпожа Бурлакова, Олег Олегович решил и эту линию своей жизни завершить. Закончить, можно сказать, дуэль. Я намеренно попросил господина Бриона не всё зачитывать в завещании. Хотел, чтобы вы сосредоточились на его сути, а не нюансах.

Эльза отхлебнула коньяк из вернувшейся к ней фляжки, процедила сквозь зубы:

– Какое ты, Погремуха, имел право дирижировать завещанием хозяина?

Появившийся за спиной фрау Леманн Роман Васенко выдернул из её рук флягу, вернул Усачеву и, наклоняясь к уху Эльзы, пророкотал:

– Если вы, фрау, уйдёте от нас в глубокое алкогольное опьянение, это будет не гут. Вы здесь нужны. Разрешите мне приземлиться рядом с вами?

Брион, дождавшись тишины, пробежал по тексту взглядом и, найдя нужную строчку, прочёл:

– Дочерям моим Инне Бурлаковой и Ульяне Бурлаковой по факту рождения Слаповской завещаю…

– Достаточно, господин Брион! – оборвал Михаил. – Видите, господин Слаповский, Олег Олегович тоже понимал, что у двух людей с карими глазами не может родиться ребёнок с серыми. Вы так и не научились ценить прозорливость своего босса. Ирина Витальевна, – Михаил обратился к застывшей вдове, – вы как рефери можете объявить победителя дуэли?

Ирина закрыла лицо ладонями, всхлипывая, прошептала:

– Я жизнь свою просрала, а вы объявить победителя, жестоко… жестоко…

– Он что? Всё знал? Гад! – надула щёки Эльза, – надо же, никогда даже бровью не повёл, – и, развернувшись к вдове, прошипела, – он тобой брезговал…

Слаповский вскочил, по-петушиному выпятил грудь и также по-петушиному закричал:

– Я победитель! Я! Я! Победитель хотя бы потому что живой!

– Ну-у-у, это да! – пропел Роман Васенко, – преимущество налицо… Ты, поэтому яд ему в кофе сыпанул?

– Я не убивал! – в отчаянии взвыл Слаповский, – не убивал! Ненавидел – да! Но не убивал!

– Вы убивали друг друга с одинаковым отчаянием, – безнадёжно махнул рукой Исайчев, – но в физическом смысле слова ты его не убивал… успокойся.

Усачев, встал из-за стола и, потряхивая флягой у уха, пошёл в направлении шкафа с посудой. Приблизившись, вынул перочинный ножик, поковырялся в замке, открыл дверцу и, секунду вглядываясь внутрь полки, достал пузатую с разноцветными наклейками бутылку. Быстрым движением разорвал и отвинтил крышку. Отхлебнул, почмокал губами и перелил содержимое во фляжку.

– Ой! Ну просто ой! – возликовал Васенко. – Недремлющее око безопасности. Не дремлет нигде и знает всё. Пока ты, Михал Юрич, башку себе изломал – кто кого здесь отправил на небеса. Энтот главное узнал.

Усачев, усмехнувшись, и на ходу отхлёбывая из фляги, пошёл к Исайчеву:

– Что, майор, в детскую считалку «На златом крыльце сидели… кто ты будешь таков?» играть будем? Если есть что сказать – говори! Нет – разбежались! Твои сорок восемь часов закончились…

– Погоди, майор, – Исайчев ладонью отодвинул нависшего над ним Усачёва, – сядь на место и ответь – зачем ты заказал Гуидо такую же термочашку, как и у Бурлакова, при этом просил покупку не афишировать?

Усачев ещё раз отхлебнул из фляги, обошёл стол и, сев рядом с Василисой, заглянул ей в лицо, спросил:

– Ты веришь, что я не сделал Олегу ничего плохого?

Василиса осторожно провела ладонью по щеке Ивана Васильевича:

– Да! Ваня. Зачем ты купил эту чашку?

– Не веришь… Ну хочешь верить?

– Хочу, – едва слышно произнесла Василиса. – И прошу тебя, не пей!

Усачев положил фляжку на стол и отодвинул её от себя:

– Извини, употребляю, чтобы взбодриться, устал… Теперь про чашку… Занятная история… Как-то, сопровождая Олега в Африку на сафари, вышел к завтраку в таких же парусиновых белых штанах, как у него. Олег вида не подал, но вечером позвал к себе в номер и сказал тоном, не терпящим возражения: «Ты никогда не должен делать трёх вещей: первое, носить ту же одежду что и я. Второе – ездить на машине дороже моей. Третье – называть мою женщину „Бемби“. Для тебя она Василиса… Усвоил? Если усвоил, работаем дальше». Я усвоил, поэтому и не хотел, чтобы он знал о покупке. Просто я тоже люблю очень горячий сладкий кофе с молоком – термочашка – идеальный вариант.

Василиса слушала и едва кивала:

– Я знаю, Алька мог… Прости его… Ваня…

Усачев взял руку Василисы, поднёс к губам, поцеловал:

– Давно простил. В его стае по-другому нельзя… – Усачев обернулся к Исайчеву и, глядя ему в глаза, добавил, – ты, Михал Юрич, вроде сообразил, что я люблю её. Не усёк одного – люблю её, а не себя и причинить ей боль не могу. Альку пальцем не трогал…

Михаил кивнул:

– Согласен. Олега Олеговича убил человек, который знал, что в данный момент Василиса находится в резиденции. Он ведь не Бурлакова убивал, он убивал её…

– Ха-ха-ха, – захлопала в ладоши полупьяная Эльза. – И кто же из нас видит сквозь стены, Следопыт?

Исайчев вынул из кармана листок бумаги и в который раз пробежал его глазами, произнёс:

– Вы, фрау Леманн. Вы отравили своего брата.

Эльза выгнула спину, как от удара электрическим током, глубоко вздохнула и беззвучно ловя воздух чёрной дырой рта, захрипела:

– Я-а-а-а?!

– Вы точно знали, значительно раньше господина Усачёва, что Василиса где-то рядом и догадались, о чём вам в этот день сообщит Олег Олегович.

– Чушь! Бездоказательно! – пытаясь унять дрожь, бросила Эльза.

Михаил извлёк из кармана пиджака бант, который накануне из апартаментов Олега Бурлакова, принёс практикант Мамкин. Василиса, увидев его, вскрикнула, Эльза не шелохнулась, только ещё больше побелевший кончик носа выдавал её волнение:

– Эта старая тряпка не может быть доказательством… – сказала она дерзко.

– Правильно, – усмехнулся Михаил, – вы правильно определили возраст этой детали – банта, оторванного когда-то от блузки Василисы. Старая деталь! Ей больше двадцати пяти лет и вы её узнали также быстро, как узнали её, войдя в апартаменты к брату, сразу после завтрака. Вы собирались помочь ему разобрать чемоданы и увидели на подушке кровати Олега знакомый с юности бант. Тогда вы поняли, чья голова будет лежать на ней этой ночью. Никто и никогда не мог бы изменить вашего статуса при брате, кроме неё. – Исайчев посмотрел на Василису. – Быть выкинутой из тёплой, сытой жизни – нестерпимо, и вы решили поправить ситуацию. Тогда казалось в свою пользу… Вы не подозревали о существовании сына Олега? Это так? Это так!

– Бред какой-то! – возмущённо вскинула обе руки Ирина, – домыслы. И на их основании вы обвиняете Эльзу? Что-нибудь более существенное есть?

– Конечно, – как можно ласковее произнёс Михаил, – вот на этом листе результаты экспертизы. Фрау Эльза, испачкала в кофе Олега Олеговича кружева на манжете своей кофточки.

– Боже мой… – язвительно заметил Слаповский, – я ещё на допросе сообщил вам, Эльза первая кинулась к господину Бурлакову, тогда и манжет запачкала. Невелика находка.

– Невелика, – кивнул Исайчев. – Но вот здесь написано, что кофе был со сливками.

– Ну и… – усмехнулся Алексей Иванович.

– …и без цианида, – добавил Михаил. – То есть Эльза Фридриховна макнула свои кружева в отдельно стоящую чашку до того, как насыпала туда яд, а не после. Кофе на манжете фрау Эльзы по содержанию сливок и концентрации самого кофе абсолютно точно совпадает с напитком в чашке Олега Олеговича. В случае если его готовят вручную, без помощи кофейного аппарата оно, как отпечатки пальцев абсолютно индивидуально. И Гуидо подтвердил в беседе с Сайрусом – Эльза была последней, кто заходил к нему на кухню перед подачей напитка.

– То же мне, свидетель – Сайрус! – сосредоточенно заметила Эльза, – я бы не доверяла этому свидетелю. Адвокат, спасая свою шкуру, наговорит то, что ему подскажут.

Роман открыл крышку ноутбука, который заранее принёс из кабинета. Пробежав по клавишам, повернул экран к Эльзе:

– Самому Гуидо вы верите? Послушайте, это синхронный перевод того, что происходит на экране.

Звучит голос Сахно: «Гуидо: «Я купил два таких прибора. Один хозяину другой для «шефа» службы безопасности. Иван просил. И ещё просил хозяину о его покупке не докладывать. Почему? Я тогда не подумал, «почему»? Иван задумал убийство давно. Только он мог подменить чашки незаметно. Усачев ходит очень тихо, я иногда пугаюсь, когда он вдруг оказывается за моей спиной. Я помню всех, кто входил в кухню в то злосчастное утро, всех кроме Ивана. А Усачёв был.. Его видела Эльза. Она столкнулась с ним в проёме двери, когда он выходил с молочником. Эльза была последней, кто в то утро посещал кухню».

Эльза дотянулась до фляшки Усачева и медленно, что-то обдумывая, отвинтила крышку:

– Получается, что Бурлак и здесь наврал. Нас писали. Но видимо, писали не всё. Иначе уже точно кого-нибудь повязали, например, меня. При хорошем адвокате ваша улика – пустой звук. Гуидо мёртв, он не может подтвердить или опровергнуть свои домыслы. Что ещё доказывает мою вину?

– Ирина Витальевна, может подтвердить…

– Я?! Да ни за что! – Ирина сбросила с себя шерстяной шарф, – не знаю ничего…

– Вы не хотите давать показания? – спокойно, даже насмешливо спросил Исайчев. – Рома фиксируй: «вдова Бурлакова скрывает от следствия важные факты». Спрашиваем – зачем?

– Ничего я ещё не скрыла! – возмутилась вдова. – Ничего вы ещё не спросили…

– Спрашиваю: вы, Ирина Витальевна, вышли из кухни вместе с Эльзой Фридриховной или она все же задержалась?

Ирина виновато посмотрела на Эльзу.

– Извини. Я вышла первой, через две минуты появилась Эльза. Я её ждала. Хотелось быстрее присесть, ноги после прогулки устали. Мы отошли от кухни метров на двадцать и только тогда услышали шаги Гуидо. Он нёс поднос с чашками кофе.

– Дура ты, Ирка! – Эльза запрокинула голову, вытрясая из фляжки последние капли. – Какие у меня были кандидатки на роль Алькиной жены – мечта! Я, дура, выбрала тебя. Но смерть Гуидо вы на меня не повесите, его кокнул кто-то другой…

Ирина выскочила из-за стола и, захлёбываясь, закричала:

– Не поняла? Ты что, действительно, убила Олега?!

Эльза небрежно махнула рукой.

– Сядь! Не суетись! Ты свой кусок пирога получила. Это меня братан голой оставил…

– Сука! Сука! – затопала ногами Ирина, – к власти рвалась! А он, вон – фигу под твой фашистский нос. Полы в сельской школе драить будешь…

– Сядь! – зло бросил Слаповский, – не раскисай… Она теперь мыть полы будет совсем в другом месте… И до-о-олго будет мыть…

Василиса закрыла ладонями лицо и, оперевшись локтями на стол, прошептала:

– Нельзя присвоить себе другую душу, нельзя её изменить…

Эльза бросила презрительный взгляд на бывшую одноклассницу, заговорила громко, скоро, будто боялась, что её остановят:

– Разнылась… прекрати… Всё! Вот и всё! Как хорошо дышится, когда его нет. Никому ничего не надо доказывать. Не за кого бороться. Не надо интриговать. Не надо прислушиваться. Подглядывать в щёлку… Почему? Почему я не сделала это раньше? Сейчас уже отсидела бы и вышла. Жила в своё удовольствие.

– Отпустить! Отпустить его, отойти в сторону не пробовали? – не удержался от вопроса Михаил.

– Отойти в сторону? – Эльза засмеялась. – Вы ничего не поняли. Здесь не могло быть компромиссов. Я ненавидела её больше, чем любила его. Никогда бы не отдала ей Альку. Вот сейчас можно чуть меньше ненавидеть, потому, что отомстила… устала ненавидеть… Посмотрите на неё, вытаращилась, ей меня жалко. Я испортила её жизнь, а ей жалко! И так всегда! В детстве мальчишки воевали со мной, колотили, считали вредной, а её охраняли, оберегали. Почему? А чёрт знает почему. Так и не поняла. В юности у Ирки воз ухажёров был, а у этой, – Эльза небрежно кивнула в сторону Василисы, – было полно друзей. Ирку парни просто пользовали, а её уважали и каждый из них мечтал на ней жениться. Представляете, каждый! По Ирке одноразовые слюни пускали, мной пренебрегали, а её обожали… Ладно, я пережила бы, но однажды она переступила порог…

Василиса подняла голову и посмотрела на Эльзу внимательным болезненным взглядом.

– Чего метишь меня телячьими глазами? Забыла, стерва? – выплюнула Эльза. – Сейчас напомню! Моя мама, она работала врачом-фтизиатром в детском санатории, познакомилась с фотографом. Тогда ещё не было понятия: фотохудожник или фотошоп просто фотографы. Этот умел ретушировать портреты своих клиентов так, что приукрашивал их до неузнаваемости. Он делал из них буквально красоток или красавцев, не хуже голливудских. Маме очень хотелось порадовать меня – она заказала портрет. Причём в размерах фотографии себя не ограничила. Я так себе нравилась на этой фотографии! И по глупости, по молодости, каждого нового знакомого или знакомую подводила к портрету и, тыча в него пальцем, сообщала: Вот! Это я! – Эльза вытянула в направлении Василисы палец с длинным нарощенным ногтем. – Этой крале тоже показала. Хотела нос утереть, мол, посмотри: я не хуже тебя… Она взглянула и, переведя на меня взгляд, спросила: «Ты сейчас болеешь?»

– Это от дурости или просто от недомыслия и растерянности, – Василиса подавила тяжёлый вздох. – Алька тебе, что сделал… его-то за что?

– Его? – Эльза открыла крышку золотого портсигара, извлекла длинную сигарету, закурила. – Он любил тебя. Только тебя. Знаешь, как называется наша корпорация – «БмБ». Никто не догадывался почему, только я. Как-то Олег напился и всё время твердил: «Мне не хватает гласных!». Я загоняла наших пиарщиков, тыкала носом и всё талдычила – «шефу» не хватает гласности. Он услышал и одёрнул меня: «Отстань от них. Парни хорошо делают дело. Это мне не хватает гласных…» И здесь я поняла. Наша корпорация называется не «БмБ», для него она – «БемБи». – Эльза с довольным выражением на лице выпустила изо рта душистую струйку дыма. – Теперь ты его не получишь ни-ког-Да-Да-Да-Да! Жаль, что тебя не было на утреннем кофе! Жаль! Вы бы с Алькой уже обнимались на облачке… опоздала на утренний кофе… Припозднилась! Какая же ты после этого королева? Видать, забыла, милочка, точность – вежливость королей, посему не королева… не королева… Ты…

– Где вы достали цианид? – прервал гневную тираду фрау Леманн Михаил.

– Тоже мне проблема! – ухмыльнулась Эльза, – вы же не можете не предполагать, что у некоторых ваших соотечественников в сумочке есть нож или пистолет? Одни носят для самообороны холодное и горячее оружие, я ношу яд. Любого, самого отъявленного бандюгана можно уговорить выпить с собой хорошего коньячка… напоследок…

– Ай, мо-до-дэц-ц-ц! – с грузинским акцентом воскликнул Роман. – Как мы здэсь ещё жи-ивы?

– Я, пожалуй, пойду. – Василиса встала, опираясь ладонями на колени. Олег подскочил к матери и ухватил её за локоть:

– Обопрись, мама…

Прежде чем уйти, Василиса внимательно посмотрела на Алексея Слаповского:

– Как ваша рука? Не тревожит при перемене погоды? Двадцать пять лет тому назад я просила вас назвать своё имя, но вы не соблаговолили. Теперь я знаю его: Алексей Иванович. Извините, тогда в кафе я не дала вам допить ваш кофе.

– Это точно… – буркнул в замешательстве Слаповский.

– Пойдём отсюда, Олежик… – Она благодарно взглянула на сына, и они пошли на выход – старая женщина и её сын.

Эльза смотрела вслед, положив ногу на ногу, и победно покачивала стопой. Как только за ними закрылась дверь, заорала, потрясая кулаком в сторону Слаповского:

– Это ты, сука, оставил нас ни с чем! Зад свой поднять не захотел, – Эльза состроила на лице гримасу и прошипела, передразнивая Слаповского, – она замуж вышла… она за границу уехала… сам видел… Я такие деньжищи тебе отваливала… правильно Ирка говорит, лещ ты, Лешка, плоскожопый…

Роман не вытерпел:

– Перестаньте, фрау, вопить! Поезд ушёл! Отвечайте: мальчика-итальянца за что?

Эльза перевела полный сарказма взгляд на Романа:

– Мальчишка не мой, не мой, не докажите… Я за двоих срок мотать не намерена…

– И мальчишка твой! – Михаил обернулся на резкий голос Ольги. – ты подписала ему приговор там, в коридоре, когда вы встретились, и Гуидо заметил испачканные кружева на манжете, а потом задумался. Ваша встреча есть на плёнке… Именно тогда ты решила, что он тебя сдаст… И Сайрус подтвердил это при вашей встрече у него в апартаментах. Он обронил, что у Гуидо есть версия. Ты поспешила убить его, боясь, что мальчишка укажет на тебя.

– Возможно… возможно… – склонив голову набок, промурлыкала Эльза, – только у вас тётенька нет доказательств… И не тычь, я с тобой свиней не пасла…

Ольга резко встала и, направляясь к столу, бросила на ходу:

– Миша, Акела промахнулся…

Она протянула ему руку, ладонь которой была сложена ковшиком. Исайчев секунду смотрел на протянутую руку Ольги и, отворачиваясь от неё, будто вспоминая, попросил:

– Фрау Эльза, покажите мне вашу правую ладонь…

– Да ни за что! – белое пятно на носу Эльзы начало быстро растекаться по всему лицу. – Рука перебинтована и на ней глубокие раны… Вы не имеете права её тревожить… это издевательство…

Роман, сидевший рядом с Эльзой, сноровисто ухватил её за локоть

– Не беспокойтесь, фрау, я осторожненько посмотрю, не завалялось ли колечко в складочке между пальчиком и ладонью. Какая вы, однако, озорница… специально порезали руку… Ах, Галина Николаевна, Галина Николаевна пожалела она вас. Не расправила ладонь, старалась как можно бережнее забинтовать руку…

Эльза резко выдернула локоть, зашипела:

– Пожалел волк овцу… Бриллиантик всё же нашёлся? Ну и что это доказывает? Мы накануне с итальяшкой в постельке кувыркались… Волосы у него богатые, кудрявые, за колечко зацепились, бриллиантик из каста и выпал, застрял…

Никто не успел среагировать на то, как Сайрус, отделившись от стены, подскочил к Эльзе и, схватив её за жидкий хвостик, резко ткнул лицом в неглубокое блюдо с малиной в сметане:

– Не ври, сука-а-а! Гуидо был мне верен…

Тонкий вибрирующий звук голоса адвоката Бриона перекрыл заливистый смех Алексея Слаповского. Михаил ухватил Сайруса за плечи, грубо отбросил к стене. И выдернув из кармана пиджака носовой платок, швырнул его Эльзе:

– Утритесь, фрау!

– Жаловаться буду… – мычала Эльза, вытирая с лица сметану с кусочками малины.

– Посмотрите на это, фрау, – среди суматохи голос Ольги прозвучал невозмутимо. Она вновь развернула экран ноутбука к Эльзе. На экране Эльза в апартаментах Сайруса Бриона. Голос Сахно за кадром:

– Дурак! Сказала: отдай документы! Теперь здесь распоряжаюсь я! Ты не понял?

Сайрус крутит в воздухе фигу:

– Никогда! Только после того, как следователи разрешат их обнародовать.

Эльза вскакивает:

– Казалось мы друзья! Уволен, мерзавец!

Сайрус смеётся:

– Отлично, фр-р-рау! Но разве я у вас работал?

Эльза пытается ударить адвоката. Взмахивает рукой. Слышен вскрик Сергея Сахно и голос Михаила:

– Что?! Что, Серёжа, с глазами?

Голос Сахно:

– Тьфу! Испугался… не понял, то ли гроза полыхнула и отразилась в зеркале или это фрау Леманн молнии мечет. Что-то резануло по глазам. Сколько энергии в женщине. Её бы в мирное русло. Извини, отвлёкся… продолжаю…

Михаил вопросительно посмотрел на Ольгу:

– Это не гроза, Миша. Долженко докажет – так блеснул в зеркале бриллиант Эльзы, за двадцать минут до убийства Гуидо.

– И всё-таки это ты, фрау?! – зло бросил Роман, – ну сс…

– Капитан Васенко! – оборвал его Исайчев.

– Поясняю для придурков: нормальные люди в тюрьму не хотят, – продолжая вытирать лицо, ответила Эльза. – Я же не знала, что известно этому кашевару. Что он собрался донести до вас, русопятов.

– Вы нормальная?! – спросил Роман, едва успев уклониться от летящего в его голову портсигара.

– Я нормальна-я-я-я! – завизжала Эльза.

Исайчев кивнул капитану Васенко, и тот резво защёлкнул на запястье фрау Леманн наручник, вторую часть которого Роман застегнул на своей руке.

Когда Васенко довёл Эльзу до двери, их неожиданно остановил окрик Исайчева:

– Ах, вот ещё, забыл! Сегодня привезли из регистрационной палаты. – Он взял со стола объёмный конверт и протянул его Эльзе, – Олег Олегович загодя заказал, но сам, как говорится, не смог…

– Что это? – поморщилась Эльза, протягивая к бумагам свободную руку.

– Насколько я понял, это дарственная вам на вашу старую квартиру в Сартове. Ту, в которой вы жили до отъезда в Германию. Он её выкупил и вот…

Эльза резко отдёрнула руку:

– Спасибо, не надо… мне будет где жить… в ближайшее время…

Когда за Эльзой и её конвоиром закрылась дверь, Исайчев с благодарностью посмотрел на Ольгу. Она вернулась на прежнее место в углу комнаты, сидела в кресле съёжившись и, была похожа на маленького замершего кутёнка. Слёзы большими каплями бежали по её щекам.

Михаил подошёл к жене, присел на корточки, взял её руки в свои ладони:

– Спасибо, родная… Ты, как всегда, на высоте… Успокойся. Всё позади.

– Знаешь, они выдернули чеку из гранаты давно, ещё в юности, и она только сейчас взорвалась… Говорят, что никто и ничто не бывает в одном экземпляре – врут! Бывает… Нет, Миша, у этих людей всё самое страшное впереди. Впереди у них тоска… Ты только представь, в их мире нет больше ЕГО, а как без НЕГО?