Зарой меня глубже. Такая богатая, такая красивая и такая мертвая. Представление окончено

Скотт Джордан лишь дважды встречался с графиней. В первый раз она попросила его жениться на ней — и предложила за это неплохие деньги. Во второй раз она ничего не просила, да и не могла: она была мертва.

Графиня оставила после себя бывшего мужа, нынешнего (за которого она вышла за несколько часов до смерти), сестру и зятя. Еще она оставила десять миллионов долларов, и это очень интересовало всех вышеперечисленных.

Скотту пришлось встретиться с довольно злобным экспортером, с несколькими умными юристами и со всемирно известным скупщиком корпораций. Он последовал по извилистым путям Уолл-стрит и узнал о скандале в высших финансовых кругах. Он потерял почти пинту крови, когда расследование привело его на прибрежный склад. Он выбил почву из-под ног убийцы и вынудил его нанести удар второй, а затем третий раз, прямо в своей гостиной. Он не собирался вступать в конфликт с полицией или противоречить окружному прокурору. Но напряжение продолжало расти, пока не достигло критической точки — и конечно, на финише первым оказался Скотт.

Глава первая

Когда в дверь звонят, многие даже не думают открывать, а сперва проверяют личность посетителя через глазок. Так что я был удивлен, когда Линда Франкини-Романофф открыла дверь, тепло улыбнулась и сказала без всякого предисловия:

— Добрый день, входите, пожалуйста.

Это сбило меня с толку.

По правилам, ни одна воспитанная молодая леди не приглашает совершенно незнакомого мужчину в свою квартиру, не спросив, зачем он пришел, или хотя бы не узнав его имени. А Линда Франкини-Романофф совершенно меня не знала. Но дареному коню в зубы не смотрят. Я хотел обсудить судебное дело моего клиента, и я принял приглашение.

Это была одна из студий в Гринвич-виллидж, с высокими окнами, мексиканскими ковриками на полу, старой, но удобной мебелью и неоконченным портретом турецкого борца на мольберте в углу. На нем был изображен кривоногий мужчина с бычьей шеей, волосатой грудью и свирепой улыбкой. Возле мольберта стоял столик с красками, кистями, углем и прочими атрибутами. Другие холсты были развешаны по стенам: довольно примитивные, совсем непрофессиональные, но эта новая фаза в ее жизни, этот интерес к искусству был, вероятно, шагом в нужном направлении.

Она указала на стул:

— Прошу садиться.

Это было не приглашение, а приказ.

Я сел, она подошла ближе и стала изучать меня, склонив голову. Я тоже наблюдал. Линда Франкини-Романофф, десять миллионов долларов. Графиня Франкини, она же княгиня Романофф — выбирайте. Титулы пришли от ее бывших мужей, а деньги — от покойного дяди. Я бы дал ей на вид лет двадцать восемь. Слишком худощавая, бледно-золотые волосы, чувственные глаза, твердый прямой рот. Все в целом производило впечатление какого-то призрака, а вовсе не то, что я ожидал увидеть после газетных отчетов о ее международных подвигах.

Внезапно она спросила:

— Как Вас зовут?

— Скотт Джордан.

Она улыбнулась:

— Можно мне звать Вас просто Скотт?

— Пожалуйста.

— Сколько Вам лет?

— Тридцать два.

— Холостяк?

— Да, мэм.

— А были женаты?

— Нет, мэм.

— Знаете, Вы довольно хороши собой.

— Спасибо, вы тоже недурны.

— О, ради Бога! — Она раздраженно тряхнула головой. Что бы это ни была за игра, она вела ее по своим правилам.

— Вы в порядке?

— В порядке? — Я поморгал.

— Ну, физически? Здоровье?

Я удивленно посмотрел на нее, думая, не свихнулась ли она.

— Подождите минутку…

Но она нетерпеливо отмахнулась:

— Просто отвечайте. Если Вам не нравится, можете уйти. — Она кивнула на дверь, намекнув, что та не заперта.

Любопытство вынудило меня продолжать игру.

— Я в полном порядке, как огурчик. Хотите, разорву пополам телефонный справочник?

— Это ни к чему. Теперь вот что, Скотт… Кем Вы работаете?

Мне уже начинала нравиться эта процедура. Если я скажу, что я юрист, игра закончится, а мне так хотелось узнать, что за этим стоит. Так что я принялся выдумывать:

— Я фотограф затмений.

— Кто? — Она наморщила лоб.

— Фотограф затмений. Я устанавливаю камеру, и раз в семь лет, когда происходит затмение, делаю снимок.

Она терпеливо улыбнулась:

— Понятно. Вы безработный. — Ее глаза потеплели. — Где Вы живете, Скотт?

— В Брайант-парке. В это время года там не так уж плохо, лучше, чем в окопе.

Она не очень-то сообразительна. Ей явно не пришло в голову, что для безработного я слишком прилично одет. Так что графиня одобрительно кивнула.

— Мне нравится Ваш подход — никакой жалости к себе. Так Вы спите в парке. И никакого светлого будущего, верно?

Я молча пожал плечами:

— Ни в чем нет будущего. Человек рождается, и что бы он ни делал, в конце концов он умирает.

— Но Вам нравится такая жизнь? Разве у Вас нет стремлений?

— Ну конечно, мне хотелось бы закончить жизнь, имея банковский счет. Таковы стремления любого американца с горячей кровью, не так ли?

— Вы говорите цинично.

— Совсем нет.

Она слегка нахмурилась:

— Вы коммунист?

— Я? Коммунист? — Я расхохотался. — Ха-ха! Я с малых лет голосовал за республиканцев.

Я понял, что для ее десяти миллионов это был самый верный ход.

Она облегченно вздохнула:

— Вас когда-нибудь арестовывали?

— Да, один раз в Филадельфии, за переход на красный свет. Потом обвинение сняли.

Она сосредоточенно думала, подсчитывая мои очки.

— Вы родились здесь?

— Да, мэм. Мой прадедушка был чистокровный индеец-шошон. — Это должно было показать меня настоящим американцем.

Она не спеша изучала меня, затем достала пачку сигарет и закурила, выпуская дым из ноздрей. Задумавшись, она на мгновение стала сама собой: девушка с проблемами, которая пытается найти их решение.

Я сидел и ждал, думая, в чем же тут дело.

Так вот она какая, блестящая Линда Франкини-Романофф, поставившая на уши всех редакторов светских колонок с момента своей грандиозной вечеринки десять лет назад. Это событие произошло в «Ритце», и счет оплачивал ее дядя, Малкольм Лейзинг. «Ритца» больше нет, дяди тоже. Старик умер две недели назад, оставив этот монумент — «Лейзинг индастриз» — химикаты, пластмасса, взрывчатые вещества, — двум племянницам: Линде и ее сестре.

Она загасила сигарету, вернулась назад из своего раздумья, вперила в меня взгляд и приняла решение.

— Скотт, я полагаюсь на свою интуицию. Я думаю, Вам можно доверять.

— Да, мэм.

— Вы бы не хотели подзаработать?

— Это зависит от того, сколько.

— Пять тысяч.

— Отлично, что я должен делать?

Ее лицо просияло в улыбке.

— Да это совсем просто.

— Насколько просто?

Она перестала улыбаться:

— Вам надо на мне жениться.

Глава вторая

Для вас это просто слова, но я был там и я их слышал. Она говорила со мной, она сделала мне предложение. Она просила жениться на ней — привлекательная девушка с деньгами, которые за всю жизнь не истратить. И она не шутила.

Из всех ее диких выходок эта взяла бы «Оскара».

Я сглотнул:

— Послушайте, леди…

Она махнула на меня рукой и мрачно уставилась в мое лицо:

— Вам не надо давать ответ прямо сейчас, Скотт.

— Правда?

— Правда. Можете подумать час-другой.

Час-другой! Я всегда был осторожным холостяком. А теперь у меня всего час-другой, чтобы принять решение. Как мило! Она стояла и ждала с надеждой на лице. Любой другой мужчина мечтал бы о таком предложении, и вот оно свалилось мне на голову.

Она была красива и богата. Но в голове ее явно шарики за ролики заехали.

— Но почему я?

— Я же говорю — интуиция. Полагаю, вы подойдете.

Должно быть, воскресные приложения знали, что говорили, называя ее «потрясающая стерва». Ее поведение это подтверждало. Она дважды побывала замужем. Эдуардо Франкини, итальянский граф, погиб на войне. Игорь Романофф, русский князь, получил развод в Рино.

А теперь ей нужен третий — я. Ну что ж, она заслужила приз за старание.

Она наклонилась ко мне. Я мог бы утонуть в ее глазах. Это была самая красивая часть ее лица, и я на миг подумал, что могу принять ее предложение. Но я пришел не за этим.

Дело зашло слишком далеко, пришла пора все объяснить.

— Послушайте, мисс Романофф, — сказал я, — боюсь, что…

— Прошу Вас, — мягко прервала она, — это ведь ненадолго, всего на месяц или два. Потом Вы получите свободу, я дам Вам развод и пять тысяч.

Я решительно встал и сказал:

— Извините, произошла ошибка.

— Ошибка? Разве не Вы звонили мне недавно?

— Нет, мэм.

— То есть… Вы пришли сюда не по объявлению?

— Какому объявлению?

— В сегодняшней газете.

Я покачал головой:

— Нет, мэм. Я ничего об этом не знаю. Я пришел поговорить с Вами о Сиксто Аллагасе.

— О чем?

— Сиксто Аллагас — имя моего клиента.

— Какого клиента?

— Я адвокат, мэм.

— Адвокат? — Она распахнула глаза. — Но Вы сказали мне…

— Простите, глупая шутка. Вы открыли дверь, пригласили войти и сразу стали задавать вопросы. Я подумал, что это игра.

— О-о! — Она была явно рассержена.

— Дело вот в чем, миссис Романофф, — объяснил я. — Мой клиент хочет знать, почему ваша компания продолжает нарушать контракты по поставкам.

— Моя компания? Контракты по поставкам? — Она всплеснула руками. — Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.

— Но помилуйте, вы же главный держатель акций.

— Акций чего?

— Фирмы под названием «Экспортс инкорпорейтед».

— Никогда о такой не слышала.

— Полно, миссис Романофф. Я проверил регистрационный сертификат, который хранится в офисе секретаря местного совета. Вам принадлежит половина акций фирмы, и Ваше имя было там в записях.

Это ей о чем-то напомнило. Она нахмурилась, постукивая ногтем по виску, затем ее лицо осветилось слабым воспоминанием.

— Да, — кивнула она, — дядя Малкольм однажды что-то говорил о том, чтобы перевести акции какой-то компании на мое имя. Он хотел, чтобы я имела доход. — Она нахмурилась. — Но почему Вы пришли ко мне?

— Потому что я нигде ничего не смог добиться. Я написал пару писем на склад на Уэст-стрит, но никто не ответил. Я пошел туда, а там закрыто. Мой клиент спешит, отсрочка его разоряет. Ему нужно действовать.

Она пожала плечами.

— Простите, но я не имею никакого отношения к управлению этим бизнесом.

— Но Вы им владеете, — сказал я. — Вы и некий Джордж Цицерон, который контролирует остальную часть акций. Я попытался связаться с ним, но его нет в городе.

— Цицерон? Никогда про такого не слышала.

— Тогда сейчас самое время — он Ваш партнер. Вам следует познакомиться.

— Право, мистер Джордан, это дело меня вовсе не интересует.

— Вы получаете свою долю дохода, так?

Она пренебрежительно отмахнулась. Ее никогда не волновали деньги, она всегда принимала их как должное.

— Но это Ваша компания, — настаивал я. — Разве Вы не чувствуете ответственность перед клиентами?

— Ответственность? Перед людьми, которых я не знаю, вроде этого вашего… как его…

— Сиксто Аллагас. Там, откуда он родом, это обычная фамилия. Он владеет рудниками в Боливии, возле Ла Паса. Ваша компания снабжала его необходимыми для работы материалами — сульфидом кальция, цианидом, тротилом и так далее. Он надеялся на поставки от «Экспортс инкорпорейтед». А потом что-то изменилось: вы начали опаздывать с отгрузкой, затем вообще перестали присылать материалы. У него свои клиенты и свои обязательства. Вы не только тормозите производство, вы оскорбляете его чувства. Боливийцы люди чувствительные. Он хочет подать в суд, вот я и подумал, что приду к вам и попытаюсь все уладить. Я мог ожидать нежелания сотрудничать, но не такого равнодушия. Вы хотите сидеть тут в своей башне из слоновой кости, вдали от всякой ответственности, и баловаться искусством. Мне наплевать, но я думаю…

Она подняла руку.

— Что вы предлагаете, мистер Джордан?

— Простое решение: выясните, кто ответственный, и заставьте его или их поторопиться. Может, понадобится денежное вмешательство.

— Ладно, — она небрежно кивнула. — Посмотрю, что я могу сделать. До свидания, мистер Джордан, — и она протянула мне руку.

Я не такой дурак, чтобы не понимать намеков. Я взял шляпу и пожал ее руку. Такое впечатление, что ее пальцы никогда не производили более тяжелой работы, чем поднимать кисточку или вилку с икрой. Зазвонил телефон, и она отняла руку, улыбнулась, помахала и ушла отвечать на звонок. К тому моменту, как я дошел до двери, она уже вовсю болтала. Я открыл дверь и чуть не столкнулся с человеком, занесшим руку, чтобы постучать. Еще немного, и он бы постучал прямо по мне, но он вовремя убрал руку.

— Я Клайд Данэм, — объяснил он. — Я опоздал?

— Куда?

— На работу, о которой Вы давали объявление.

— Это Вы недавно звонили?

— Да, сэр.

Я оглядел его: среднего роста, широкие плечи, приятное лицо, чисто выбрит, внимательные глаза и серьезный рот. Его синий саржевый костюм знал лучшие времена и начинал лосниться.

— Нет, поле свободно, — заверил я. — Вы кажетесь подходящим. Если Вы холостой и здоровый, то подойдете. Проходите. — Я поспешно пожал ему руку и отступил. — Желаю удачи, Клайд. Она вам пригодится.

Я пошел к лестнице. В трехэтажном здании не было лифта. Очередная богемная причуда Линды Франкини-Романофф. Что же будет дальше?

Выйдя на улицу, я направился прямо к газетному киоску и купил утреннюю газету. Ее объявление сразу попало мне на глаза, на второй странице «Трибьюн», в разделе «Частные объявления». «Требуется молодой человек, одинокий, из хорошей семьи. Предлагается необычная работа, строго конфиденциальная. Обращаться Грэмерси 5–8624».

Я нашел аптеку, поискал там, в справочнике, ее телефонный номер — он совпал. Странное дело, но оно хотя бы не касалось моего клиента. В мире полно чокнутых, у некоторых из них есть деньги, чтобы развлекаться. Но мне надо зарабатывать самому, поэтому я заглушил свое любопытство и вернулся в свой офис.

Я продиктовал письмо для Аллагаса и объяснил ситуацию. Кэссиди застенографировала мое сообщение. Кэссиди — моя правая рука. Она толстая, ей сорок лет, и она пользуется хорошей репутацией среди юристов из Гарварда. Я получил ее от адвоката, который забросил юриспруденцию ради политики. У Кэссиди отличная память. Она может без ошибок напечатать любую судебную форму, не заглядывая в справочник. Она практически в одиночку ведет все дела в моем офисе. Будь она моложе лет на пятнадцать и стройнее фунтов на пятьдесят, я мог бы…

Но мечтать было некогда. Надо работать.

На следующей неделе нам предстояло выступать в апелляционном суде по поводу одной тяжбы, и следовало привести в порядок мое выступление. Остаток дня я провел, корректируя грамматику, синтаксис и правописание. Не знаю, следует ли ученому джентльмену самому управляться с этим делом, или же доверить это секретарше, но я не хотел рисковать. К тому же мою речь надо было напечатать в девятнадцати копиях, ради удобства «вашей чести», а я не хотел выглядеть малограмотным. Так что я трудился до тех пор, пока мой желудок не запросил пощады, и я отправился обедать — один.

Так было во вторник, в среду — то же самое.

Но вечером…

Глава третья

Я сидел в кресле у себя дома, в пижаме и халате, слушал «Шехерезаду» и мечтал о брюнетке с четырьмя ногами.

Эта брюнетка была скаковой лошадью — дебютанткой, которая выступала в пятом забеге на Ямайке и должна была вернуться домой победительницей. Если бы я держал пари, то позвонил бы букмекеру и сделал бы ставку. То есть, если бы я нашел такого букмекера. Они все попрятались с тех пор, как дядя Сэм ввел налог на этот бизнес. Вместо этого я перелистывал программку и уже начал размышлять о шестом заезде, как позвонил телефон.

Я с отвращением поглядел на него. Звонок был таким настойчивым, что пришлось снять трубку и сказать:

— Алло?

— Мистер Джордан? — Женский голос звучал по-деловому.

— Слушаю.

— Это Линда Франкини-Романофф. Вы можете прийти ко мне?

— Куда?

— В мою студию.

— Послушайте, миссис Романофф, сейчас половина одиннадцатого, я устал. Давайте завтра утром в девять, у меня в офисе?

— Нет. Я думала, юристы всегда приходят, если дело срочное.

— А дело срочное?

— Ну… я кое-что могу Вам рассказать об этом Вашем мистере…

— Аллагасе, Сиксто Аллагасе.

— Да. И еще, мне нужен Ваш совет по важному делу. Так вы придете?

Это звучало как комплимент. Возможно, она знала другой тип юристов: седовласых степенных джентльменов, сдержанных и учтивых. Но теперь, когда дело срочное, она вспомнила обо мне. Должно быть, я произвел впечатление.

— Ладно, — вздохнул я. — Через полчаса.

Гринвич-виллидж вам либо нравится, либо нет. Никакой формы и порядка. Сплошной беспорядок, будто улицы растаяли и стали расползаться. Чтобы сориентироваться, нужен гид или компас. Но это одно из немногих мест в Нью-Йорке, где есть стиль. Магазины совсем другие, то же самое можно сказать и о жителях: это смесь художников и дилетантов, длинноволосых парней и коротко стриженых девушек, людей дела и болтунов, твида и прогулочных тростей. Там Четвертая улица пересекается с Двенадцатой, а число баров превышает количество полицейских. Там современное искусство и серебро ручной работы соседствует с забегаловками, а объем человеческого познания постоянно обсуждается.

— Перри-стрит, — сказал шофер.

Я вышел, расплатился и поднялся на третий этаж. Очевидно, она любила громкий звук, потому что радио работало на полную мощность. Но это портило впечатление от симфонии. Неудивительно, что графиня не слышала звонка в дверь. Я снова надавил на кнопку — никакого ответа. Я повернул ручку, и дверь открылась.

Я сделал несколько шагов и увидел ее. Не радио мешало ей услышать звонок, она бы вообще ничего не услышала.

Глядя на неловко подвернутую шею и синяк на ее виске, я подумал: она была права, дело действительно было срочное.

Возле ее руки лежало орудие убийства — одна из тех гипсовых фигур, по которым художники изучают анатомию. На ее светлых волосах рубинами сверкала кровь.

Она была такая богатая, такая прекрасная и такая мертвая. Линда Франкини-Романофф, имея у своих ног весь мир и блестящее будущее, теперь представляла собой лишь материал для патологоанатома.

Совершенно машинально я опустился на колено и пощупал ее пульс. Конечно, его не было, но рука была еще теплая. Я огляделся и увидел перевернутый стул и пару отброшенных от стены холстов. Борьба была короткой и решительной.

Странная вещь смерть, безжалостная и неизбежная. Ее нельзя осознать за один миг. Я все еще оставался на одном колене и не понял, что в комнате еще кто-то есть. Должно быть, мексиканский коврик заглушил шаги. Я услышал сдавленный вскрик, и это заставило меня резко вскочить, как будто некий великан дернул меня за шиворот.

Я обернулся.

Это была женщина, которую можно было бы назвать красивой, если вам нравится лошадиный тип, но я рассматривал ее критически. Высокая женщина в хорошем костюме, костлявое лицо, обе руки у горла, а в глазах ужас. Ее челюсть отвисла, а губы задрожали.

— Линда! О Боже!

Она содрогнулась и втянула в себя воздух. Я подумал, что не выдержу еще одного вскрика, и махнул рукой.

— Мадам?

Она задрожала:

— Вы…

— Нет, — искренне ответил я. — Это не я. Она вызвала меня, я пришел как раз перед Вами и нашел ее. Поверьте мне.

Может быть, это было мое лицо, голос, уши, или цельное впечатление от личности, но она слегка успокоилась и прикусила нижнюю губу.

— Она… она…

— Да.

Она закрыла глаза, из них покатились слезы. Я встал и выключил радио. Я ничего не говорил, давая ей время прийти в себя.

— Кто Вы?

Резонный вопрос.

— Меня зовут Скотт Джордан. Я адвокат. Полчаса назад Линда позвонила мне и сказала, что хочет видеть по важному делу. Я пришел, дверь была открыта. Я здесь не больше пяти минут. Ну вот, полагаю, откровенность за откровенность?

— Я сестра Линды.

Теперь я вспомнил: мисс Вивиан Пристин. Скромный член семьи, всегда на заднем плане, застенчивая и тихая. Жена Адама Пристина, президента «Лейзинг индастриз». Ее муж получил эту должность год назад, когда старый Малкольм Лейзинг стал председателем совета директоров. Никто не сомневался, что Пристин был отличным администратором, но то, что он был женат на племяннице Лейзинга, не шло ему в плюс.

— Я вызову полицию, — сказал я. — Можно мне сперва задать Вам несколько вопросов?

Она молча посмотрела на меня и кивнула.

— Вы часто приходили к сестре в такое время?

— Нет, меня позвал ее жених. Он казался расстроенным. Он попросил меня приехать и посидеть с ней, потому что ей нужна компаньонка.

— Ее жених? — удивился я.

— Да. Стивен Мур.

Вот вам и новый поворот. Если у Линды был жених, зачем она дала объявление? Разумеется, он расстроился.

— А этот Мур, что он имел в виду, говоря о компаньонке?

— Не знаю, — она покачала головой. — Я и пришла узнать. Нам больше не нужны скандалы в семье. Мой муж считает, что… — Она запнулась.

— Так вы говорили… — напомнил я.

Но она меня не слушала.

— Вам необходимо вызвать полицию?

— Разумеется.

Она опять задрожала, качнулась вперед и стала падать. У меня хорошая реакция, так что я поймал ее и перенес на диван. Она дышала ровно. Ничего страшного, сама справится.

Я снял трубку телефона. Человек, который был мне нужен, работал в отделе убийств на Восточной Двадцатой улице. Он не дежурил в это время, но я знал, где его найти. Должно быть, он не спал, так как снял трубку после первого же гудка.

— Джон, — сказал я. — Это Скотт Джордан.

Он начал было меня приветствовать, но вспомнил, который час, и понял, что это не обычный звонок. Голос сразу стал деловым.

— Что случилось, Скотт?

— Проблемы, лейтенант.

— Выкладывай.

— Слышал про Линду Франкини-Романофф?

— Да кто же про нее не слышал.

— У нее студия в Гринвич-виллидж. Перри-стрит, 701. Я сейчас там.

Голос в трубке помолчал.

— Она что…

— Да. Кто-то разбил ей голову статуэткой.

— Ладно, — мрачно бросил голос. — Ты знаешь правила. Ничего не предпринимай. — Трубку повесили.

Я нашел ванную, поискал в ней нюхательную соль и принес ее Вивиан Пристин. Она дышала неровно. Тридцать пять лет метаболизма, или простое потрясение — это слишком много для ее пяти футов девяти дюймов. При нормальных условиях она была бы вполне ничего. Интересно, какой генетический каприз передал большую часть красоты ее сестре.

Мне на ум пришли факты из биографии. Их родители умерли, когда сестры были маленькими, и опекунство принял на себя старик Малкольм Лейзинг. Пока энергичная и непоседливая Линда носилась по двум континентам, скромная и тихая Вивиан сидела дома.

Я открыл флакон и подсунул нюхательную соль ей под нос. Она дернулась и открыла глаза.

— С Вами все в порядке, миссис Пристин? — спросил я. — Или нужен врач?

Она поморгала, затем что-то вспомнила и закрыла лицо руками.

— Давайте, поплачьте, — сказал я.

Она зарыдала. Я молча ждал. Через некоторое время рыдания стали глуше, и она оглянулась в поисках платка. Я предложил ей свой.

— Иногда помогает, если разговариваешь, — посоветовал я.

Она подняла залитое слезами лицо:

— Вы хорошо знали Линду?

— Не очень.

Она уставилась в пространство и монотонно заговорила:

— Люди ее не понимали. Они считали ее дикой, распутной и безответственной. Они неправы. Да, она порхала по жизни, но никогда никого не обидела сознательно. У нее была способность понимать других и честность. Мы не всегда ладили, в этом есть и моя вина. Она была разумная девушка, но беспокойная и неутомимая, вечно куда-то спешила, искала, где бы пустить корни.

Я молчал. Как сестра, Вивиан была пристрастна. Линда была разумной женщиной, это так. Стояла обеими ногами на земле. В Америке пара миллионов мужчин, а она вышла замуж сначала за итальянского графа, возможно, настоящего, а потом за русского князя, вероятно, фальшивого.

— Я знаю, о чем Вы сейчас думаете, — сказала Вивиан, — но Вы ошибаетесь. Франкини не был охотником до денег. Он был добрым и чувствительным, как поэт. Линда очень любила его, они были в чем-то похожи. И они всего год были вместе. В то время я видели Линду в Италии, она вся сияла. Потом началась война, и Франкини погиб. В Линде тоже что-то умерло. Она ожесточилась против мира, против политиков и государственных мужей. Это стало наваждением. Она даже осудила дядю Мэла за то, что он продавал правительству порох и взрывчатку. До недавнего времени она с ним даже не разговаривала.

— Ладно, — вздохнул я. — Франкини был джентльмен. Но Романофф?

— Игорь? — Она будто раскусила горький орех. — Вы с ним знакомы?

Я покачал головой.

— Жулик, форменный негодяй. Он поймал Линду в сети. Она так горевала после смерти Франкини, а он этим воспользовался. Да, он был таким обаятельным, таким понимающим, но это было лишь обманом, как и его титул. — Она горько рассмеялась. — Он называл себя грузинским князем, говорил, что его родители убежали от большевиков. Скорее всего, они приехали сюда гораздо раньше, а он родился где-то в Бруклине.

— А ваш дядя не возражал?

— Немного. Если Линда была согласна на Романоффа, дядя Мэл был доволен.

— И брак не сработал?

— Конечно, нет. Линда почти сразу поняла свою ошибку и отправилась в Рино за разводом.

— Он много получил отступного?

— Ни цента. — Она злорадно ухмыльнулась. — Дядя Мэл отказался…

В дверь позвонили.

— Кто… Кто это? — тревожно спросила она.

— Полиция.

Она побледнела, но взяла себя в руки. Я пошел открывать.

Глава четвертая

В Соединенных Штатах каждый год восемь тысяч человек раньше времени покидают наш мир, но не из-за войн, голода или болезней. Этому способствуют убийства. Восемь тысяч жертв в год (примерное количество жителей Лас-Вегаса) убивают грубо и хладнокровно. И это не считая жертв другого убийцы автомобиля.

Поэтому в таком городе, как Нью-Йорк с его перенаселенностью, убийство стало явлением обычным.

Так что вся процедура тоже была делом обычным. Приехали люди, которые брали отпечатки пальцев, фотографы, судебный врач, и каждый занялся своим делом. Они сделали все, что надо, и удалились. Останки увезли в специальной машине. Предварительная процедура закончилась.

Я сидел в кресле и слушал детектива-лейтенанта Джона Нолана. Он говорил по телефону, сообщая мистеру Адаму Пристину, что его жена здесь, ей дали успокоительное, и она отдыхает, и не может ли мистер Пристин приехать. Лейтенант положил трубку и повернулся ко мне:

— Ладно, давайте рассказывайте.

— Снова?

— Снова, — кивнул он.

Я вздохнул и начал с самого начала. Он внимательно слушал — аккуратный и исполнительный человек с глубоко посаженными глазами и твердо сжатыми губами. Джон Нолан, полицейский, сделавший карьеру за счет своего ума. Коп, который не является ничьей марионеткой, который работает по кодексу, такому же незыблемому, как Десять заповедей. Мне он нравился, и кажется, я ему тоже. Мы и раньше работали в контакте.

Сейчас в его глазах был скептицизм. Он и до этого видел и слышал много странных историй, но эту трудно было переварить. Когда я закончил рассказ, он начал нащупывать слабые места.

— Вы пришли вчера по делу.

— Именно.

— Как зовут Вашего клиента?

— Сиксто Аллагас.

Он занес карандаш над блокнотом.

— Где мне найти его?

— В Оруро.

Он взглянул на меня:

— У вас каша во рту? Выплюньте.

— Оруро, — повторил я. — Простите. Это город в Боливии. Мне следовало раньше о нем упомянуть.

Я рассказал ему о деле против «Экспортс инкорпорейтед».

Он посмотрел на меня:

— Давайте разберемся. Когда Вы вчера пришли сюда, она увидела Вас в первый раз.

— Правильно.

— Вы говорите, она Вас рассматривала, прикидывала, потом попросила жениться на ней.

— Да, сэр.

Его глаза сузились.

— Не понимаю.

— И я не понимаю, лейтенант.

— Послушайте! — взорвался он. — Вы говорите о Линде Франкини-Романофф, племяннице Малкольма Лейзинга, наследнице десяти миллионов. Прекратите балаган и давайте факты.

Я с болью посмотрел на него:

— Вы меня знаете, лейтенант. Стал бы я в таком деле валять дурака?

— Ну да, — ответил он, — я вас знаю. Видел Вас в деле. Но Вы ведь живой человек! Эта женщина молодая и красивая, у нее водились деньги, она покоряла мужчин двух континентов. И Вы хотите, чтобы я поверил, что Вы пришли к ней по поводу судебного иска, а она лишь заглянула в ваши прекрасные карие глаза и сразу влюбилась. Так прямо и решила выйти замуж.

Он раздраженно фыркнул:

— И Вы хотите, чтобы я в это поверил?

— Нет, сэр. Она вышла на охоту еще до того, как увидела меня. Дала объявление в газету.

— О чем?

— О поиске мужа.

Он закрыл глаза с видом мученика.

— Ради Бога!

— Это правда, лейтенант. Объявление появилось вчера в «Трибьюн». Могу это доказать.

Дверь в спальню была приоткрыта. Я вспомнил, что видел на полу газету, когда помогал миссис Пристин лечь. Сейчас она даже не посмотрела на меня, когда я поднял газету с коврика. Но это была не та страница. Я бросил ее и снова стал искать, но нигде не находил нужную мне вторую страницу.

Я вернулся к Нолану и объяснил ситуацию:

— Это легко проверить. В объявлении есть ее номер телефона. Когда я пришел к ней, она приняла меня за одного из кандидатов.

— Вэник! — позвал он.

В дверь просунулась голова сержанта в штатском.

— Достань мне экземпляр «Трибьюн» за вторник. — Он повернулся ко мне. — Продолжайте.

— Я объяснил ей цель визита, и она потеряла ко мне интерес.

— И Вы не стали интересоваться.

— Нет, сэр. Это было не мое дело.

— А как же Ваше любопытство? — скептически спросил он.

— Сейчас у меня слишком много дел, лейтенант. К тому же пришел тот парень…

— Какой парень?

— Тот, что ответил на объявление.

Нолан цыкнул языком, подошел ко мне и постучал пальцем по моей груди:

— Что это с Вами, дружище? Я полагал, что Вы мне рассказали все.

— Простите, — извинился я и криво усмехнулся. — У меня плохо работают мозги. Я уже уходил, когда пришел тот парень, я даже открыл ему дверь. Он сказал, что пришел по объявлению и спросил, не опоздал ли он. Я сказал, что нет, и пригласил войти.

— Ну вот, уже лучше. А он, часом, не назвал свое имя?

Я попытался вспомнить. Оно вертелось у меня на языке. Я напрягся и вспомнил:

— Данэм. Клайд Данэм.

— Опишите его, пожалуйста.

Я постарался описать как можно лучше, а он все записывал.

— И что потом?

— Это все, лейтенант. Что было потом, я не знаю. Я ничего не знал про эту женщину до нынешнего вечера, когда она попросила меня приехать. Сказала, это важно.

— Она не объяснила, почему?

— Нет, сэр.

Открылась дверь, и вошел полицейский в форме.

— Пришел человек по фамилии Пристин. Говорит, его ждут.

— Пригласите его.

Мне никогда особенно не нравились богатые и уверенные в себе, а в манерах Адама Пристина этого было сверх нормы. Он был широкоплечий, но не очень высокий, с прямым носом и холодными глазами, с квадратной челюстью армейского образца. Его искусно сшитый костюм стоил не меньше трех сотен. Но даже без одежды он бы не потерял своего достоинства. Статуи в музее, и те бы казались более оживленными. А его, видимо, это дело вовсе не волновало. Он стоял, постукивая серой шляпой «борсалино» по ноге и глядя прямо в глаза Нолану.

— Это вы мне звонили?

— Да. Я лейтенант Нолан.

— Где моя жена?

— В спальне.

— Я забираю ее домой.

Нолан покачал головой:

— Не так быстро. Я еще ее не допросил.

Адам Пристин удивленно приподнял бровь. Он не привык, чтобы ему противоречили. Обычно ему сразу подчинялись. Его губы сжались, он повернулся спиной к лейтенанту и направился в спальню. Я взглянул на Нолана: его губы тоже были сжаты.

— Слишком много власти, — заметил я. — Армейские офицеры и президенты корпораций со временем становятся такими.

Нолан снял трубку и стал звонить в полицейский участок. Он зачитал мое описание Клайда Данэма и велел начать поиски. Потом он подошел ко мне:

— Как Вы думаете, это убийство имеет отношение к делу Аллагаса?

— Не знаю, у меня сложилось впечатление, что она хотела посоветоваться со мной по личному вопросу.

— А миссис Пристин что-нибудь знает про объявление?

— Мы это не обсуждали.

— Что привело ее сюда в такой час?

— Она…

Я замолчал, услышав шум в прихожей. Внезапно дверь распахнулась, и влетел полицейский в форме, таща за рукав мужчину. Мускулистый здоровяк зарычал на полицейского и вырвал руку. Полицейский, явно ниже по весовой категории, беспомощно посмотрел на Нолана, который махнул ему рукой:

— Я сам, Штайн.

Здоровяк подошел к нему.

— Где она? — прогремел он. — Где Линда? Что тут происходит?

— Потише, — коротко приказал Нолан. — Кто вы такой, мистер?

— Я жених Линды, Стивен Мур.

Я с интересом посмотрел на него: крупный мужчина в твидовом костюме, вполне приличный с виду, с грубыми чертами лица и темными волнистыми волосами. Дальнейшую оценку не следовало делать, пока он не успокоится, а сейчас он был слишком возбужден.

— Где она? — спросил он.

— В морге.

— То есть… что?

— В морге. Ее убили.

Конечно, не так бы надо было об этом сообщать, но Нолан хотел посмотреть на реакцию, и он ее получил. Мур окаменел, его лицо посерело. Он открыл рот.

Я подумал, что столь неприкрытые эмоции довольно необычны для такого типа, как Мур. Он зажмурился и отвернулся.

— Сукин сын! — прошептал он. — Ах, сукин сын! — Он сжал кулак и ударил по стене. Это заставило его поморщиться от боли, но помогло прийти в себя. Он достал носовой платок и обернул его вокруг ушибленных суставов.

Когда он снова повернулся к нам, я предложил ему сигарету и зажег спичку. Он нервно закурил.

Нолан прервал паузу.

— У нас не так много времени. Я понимаю, вам хотелось бы побыть одному…

— Все в порядке, можете спрашивать, — глухо буркнул гость.

— Садитесь, пожалуйста.

Мур сел.

— Вы сказали, Вы ее жених?

— Да.

— Вы были помолвлены?

— Да.

— Как я понял, она дала объявление в газету о том, что ищет мужа. Это правда?

— Да.

— Вы не проясните ситуацию?

Какое-то время Мур смотрел в пространство, свесив руки между коленей. Наконец он монотонно заговорил:

— Это началось, когда в прошлом месяце умер дядя Линды. Малкольм Лейзинг, из «Лейзинг индастриз». Не думаю, что вы знаете о его завещании. У старика было две племянницы, он любил их, это была вся его семья. Но «Лейзинг индастриз» он любил еще больше. Он выпестовал эту фирму из маленького заводика до промышленной империи. Он правил там, как монарх, и всегда ревниво относился к своему авторитету. А в последние годы он был в напряжении — боялся, что кто-то другой узурпирует его власть. — Мур поглядел на нас. — Вы должны понять его чувства относительно бизнеса.

Он облизал губы и продолжал:

— Долгое время он беспокоился за Линду из-за ее неудачных романов. Он был исключительный патриот-шовинист и ненавидел иностранцев. Он им не доверял. И не мог понять, почему она вышла замуж за одного из них. Думал, что однажды с помощью Линды какой-нибудь иностранец захватит «Лейзинг индастриз».

— Когда Франкини погиб, Лейзинг тайно торжествовал. Когда Линда и Романофф развелись, он торжествовал открыто. Он хотел, чтобы Линда успокоилась и вышла замуж за одного из работников фирмы. Он знал, что мы с ней встречаемся, и одобрял это. Я работал там менеджером по перевозкам, и полагаю, он собирался дать мне повышение.

Мур сцепил руки вокруг коленей:

— Малкольм Лейзинг был стар. Возраст давал о себе знать, но он был упрям и не хотел замечать первых сигналов. Поэтому он не делал изменений в завещании. Месяц назад у него был сердечный приступ, позвали его врача, и тогда Лейзинг потребовал своего нотариуса. Но того не было в городе. Каким-то образом Лейзинг умудрился нацарапать новое завещание. Он написал его сам, это как-то называется…

— Голографическое, — сказал я. — Сделанное при угрозе смерти и написанное полностью рукой завещателя. Никакие свидетели не нужны.

Он с любопытством посмотрел на меня.

Нолан меня представил.

— Это Скотт Джордан, адвокат, которого миссис Романофф попросила приехать незадолго до гибели.

— Адвокат? Зачем? — Мур нахмурился.

— Не знаю, — сказал я. — Мы не успели это обсудить.

— Вы говорили о завещании, — напомнил Нолан.

— Ну, он делил состояние между двумя сестрами — Линдой и Вивиан. Но с одним условием — в течение месяца Линда должна выйти замуж за сотрудника «Лейзинг индастриз». Вивиан уже была замужем за Адамом Пристином, президентом компании.

Я увидел лазейку, достаточно крупную, чтобы туда пролез слон.

— Вы сказали, замуж за сотрудника компании?

— Да. Старик, вероятно, имел в виду «руководящего работника», но той ночью он плохо соображал, вот и написал «сотрудника».

— Такая ошибка, — заметил я, — может привести к проблемам.

— Она и привела, — мрачно кивнул он.

— Ладно, — кивнул Нолан. — А если бы Линда отказалась?

— Тогда она теряла свою долю, и та перешла бы к Вивиан.

— Продолжайте.

— Вы знаете, что «Лейзинг индастриз» многого стоит. — Мур помолчал. — Более двадцати миллионов долларов. — Мур поднял руки и беспомощно опустил их. — У нас не было выбора, ей нужен был муж.

Нолан пристально посмотрел на него.

— А вы? Вы же ее жених. Почему вы на ней не женились?

Мур печально улыбнулся:

— Я ведь был женат и только недавно развелся. Развод еще не был завершен, а срок условия истекал на этой неделе. Мы не могли рисковать, ставки были слишком высоки.

— И вам пришлось найти замену.

— Или смотреть, как доля Линды ускользает прочь. — Он стиснул зубы. — И даже если бы я был свободен, мы были в тупике. По крайней мере, в отношении денег.

— Почему?

— Потому что я не отвечал требованиям завещания.

— Но Вы же сотрудник компании?

— Я был им, лейтенант. Но теперь я им не являюсь. На следующий день после оглашения завещания Адам Пристин меня уволил.

— За что?

— Разве это не очевидно? Он знал о моих отношениях с Линдой. Он просто взял и стал ставить нам палки в колеса. Не забывайте, выиграть должна была его жена. Он хотел получить все акции.

— И вы дали в газете объявление.

Мур принялся защищаться:

— Это была идея Линды, не моя. Я считал, что нам больше поможет агентство по найму. Но она… да что там, Вы же ее не знали. Она была упрямой. Возражения лишь усиливали ее решимость. У нее была стальная воля.

— Почему Вы ждали до последней минуты?

— Потому что сперва она была равнодушна, ей было наплевать на акции. Деньги никогда ее особо не волновали.

— И кто же переменил ее мнение?

— Я.

— Но как?

— Я ее убедил. С одной стороны, Линде не нравился ее зять, они никогда не ладили. С другой, у нее было обостренное чувство справедливости. Когда он меня уволил, она возмутилась. Я указал ей, как она может насолить ему, если унаследует свою долю акций. Тогда она получит право голосовать и участвовать в деятельности корпорации. А еще она может продать долю на сторону. Так что она подумала и согласилась.

Его рассказ подтвердил, что мое мнение о девушке было правильным. Представьте себе кого-то, кого надо убедить принять десять миллионов.

Нолан поерзал в кресле:

— Много народу откликнулось на объявление?

— Было много звонков. Мы ведь указали только номер телефона.

— И кого она выбрала?

— Некоего Клайда Данэма.

Мур внезапно рассвирепел и ударил кулаком по колену.

— Он был там с ней, наедине. Он… он…

— Полегче, — сказал Нолан. — Нам нужна еще информация. Этот Данэм, он подходил по условиям?

— Он выглядел как надо, не бродяга. Сказал, что ему не повезло, и он не мог найти работу. Линде он понравился.

— А он не возражал?

— А что ему было терять? После утверждения завещания он бы получил развод и пять тысяч.

— Он тут же согласился?

— Нет. У него была девушка, и он хотел сперва обсудить это с ней.

— Он так и сделал?

— Да. Он пошел поговорить с ней и через два часа вернулся. Видимо, она протестовала, но он ее убедил.

— Вы знаете, как ее зовут?

— Он никогда этого не говорил.

Я решил вмешаться:

— А почему Вы решили, что ему можно было доверять?

— Доверять?

— Ну да. Предположим, он бы женился на Линде, а потом отказался от развода. Что такое пять тысяч, когда речь идет о миллионах. Он мог просто посмеяться над вами.

Мур уставился на меня:

— Я не младенец, я бизнесмен. Мы заставили его подписать соглашение.

— Какое соглашение?

— Что он разведется с Линдой после утверждения завещания.

Я покачал головой:

— Оно не стоило даже бумаги, на которой было написано.

— Не стоило? — Мур подался вперед.

— Нет. Наши суды не признают договор такого типа. Они считают, что семейный союз — это основа общества, и брачная церемония не должна совершаться с таким довеском.

— Может, я и бизнесмен, — пробурчал Мур, — но не юрист.

— А разве предполагаемый супруг не должен был работать в «Лейзинг индастриз»? — спросил Нолан.

— Да, сэр.

— И как же вы собирались это устроить?

— Очень просто, лейтенант. Менеджер по кадрам в Джерси — мой друг. Элл Уорд. Я договорился, чтобы он принял Данэма на работу.

— Когда?

— Вчера. Я пришел к Линде и встретил Данэма. Я поговорил с ним, узнал его историю. Он показался мне честным парнем. Я повез его на фабрику в Джерси и представил Уорду. Он заполнил анкету и тут же был включен в платежную ведомость. Остаток дня он проработал там, чтобы устроиться. Это сделало его сотрудником.

— А как насчет свадьбы?

— Она уже состоялась.

— Что? — удивился Нолан.

— Да, лейтенант. Нынче после обеда. Они поехали в Мэриленд, в Гретна-Грин, и нашли мирового судью, который совершил церемонию.

— Вы не теряли времени.

— Приходилось.

— Они поехали одни?

— Да, я… — Он замолчал и потряс головой. Он достаточно сдерживался, но теперь снова дал волю чувствам. Он стукнул кулаком по столу и заговорил яростным шепотом. — Он сделал это! Он убил ее! Если я доберусь до него…

Он замолчал. Я знал, какие мысли бродят у него в голове.

Данэм женился на девушке и ожидал, что ему за это заплатят. Пять тысяч — деньги немаленькие. Но что произойдет, если девушка умрет? Условия завещания уже выполнены, наследство получено. А он — ее муж. Он может унаследовать весь куш. Акции «Лейзинг индастриз» стоят десять миллионов. Горькая пилюля для Стивена Мура. Одним ударом он потерял невесту и состояние. Вот что не давало ему покоя.

Нолан тоже это понял и спокойно сказал:

— Вы расспрашивали Данэма о его происхождении. У него есть семья?

Мур взял себя в руки:

— Он упоминал о сестре.

— Где они живут?

Мур достал из кармана листок бумаги и протянул его Нолану.

— Йоргенсон! — В комнату вошел детектив в штатском. Нолан дал ему адрес и описание Данэма.

— Я хочу, чтобы за этим местом следили двадцать четыре часа в сутки. — Он повернулся к Муру. — Итак, они поженились сегодня днем. А какая была дальше программа? Данэм должен был оставаться с ней или спать у себя дома?

Мур поморщился, как будто ему наступили на мозоль.

— Линда хотела, чтобы он остался здесь. Она думала, это придаст браку относительное правдоподобие. Сказала, что он может спать на диване. Естественно, я был против.

— Почему? Вы ей не доверяли?

— Не в этом дело. Лейтенант, поставьте себя на мое место — Вам бы это понравилось?

— Не очень, — согласился Нолан. — И как же уладилось дело?

— Как она хотела, конечно, — усмехнулся Мур. — Линда редко проигрывала.

— Сегодня вечером она проиграла. Продолжайте.

— Ну, я рассердился и ушел.

— В котором часу это было?

— Около шести. Я ждал их, пока они не приедут из Гретна-Грин.

— И Вы отсутствовали все это время?

— Да.

— А что привело вас назад?

— Я не мог больше ждать, я должен был выяснить, в чем дело.

— Почему Вы звонили ее сестре, миссис Пристин?

— Я понял, что кто-то должен был быть здесь с ними. Лейтенант, этот парень был чужой! И я не зря боялся. Посмотрите, что произошло.

— Вы не имеете представления о том, что случилось после Вашего ухода?

— Нет.

— Данэм нам расскажет, когда мы его найдем.

— Если вы его найдете, — горько поправил Мур.

— Не беспокойтесь, он далеко не уйдет. Ведь ставка — десять миллионов. — Нолан посмотрел на меня. — Что Вы думаете, адвокат?

Я пожал плечами:

— Давайте не назначать убийцей Данэма, не рассмотрев кандидатуры других претендентов.

— Кого же?

— Например, миссис Пристин. Вот вам и мотив. Если Линда не выполняла условий завещания, ее сестра получала все, а не только половину.

— Но условия уже были выполнены.

— Конечно. Но Данэм — убийца, а значит, не может наследовать после жертвы. Сестра вновь выходит на сцену.

От двери спальни донеслось рычание. Мы обернулись — на пороге стоял Адам Пристин.

— Я слышал, кто-то обвиняет мою жену, — протянул он. — Кто это был?

— Я упоминал ее имя, — ответил я.

Он посмотрел на меня, как на букашку под микроскопом.

— Это ваш человек, лейтенант?

— Нет.

— Что он тут делает?

— Его позвала Ваша золовка.

— Зачем?

— Она не сказала. Мистер Джордан — адвокат.

— Это тот, который нашел тело?

— Вот именно, — кивнул я.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Вам следует взвешивать Ваши реплики, адвокат, прежде чем предъявлять необоснованные обвинения. Полагаю, Вы знакомы с законом о клевете?

Я улыбнулся:

— Очень даже знаком. Но я не предъявлял обвинения, а просто объяснял возможности.

— Тогда позвольте надеяться, что в дальнейшем вы будете обуздывать Ваше воображение. — Казалось, он счел инцидент исчерпанным и повернулся к Нолану. — Моя жена на грани нервного срыва, лейтенант. Ей нужен врач. Мне придется немедленно увезти ее домой. Если вы хотите обсудить мое решение с начальством, я буду рад предоставить вам телефон.

Нолан смотрел на него, сжав зубы. По лицу Пристина скользнуло подобие улыбки. Он вернулся в спальню и вывел оттуда свою жену.

Вивиан Пристин опиралась на его руку, глаза ее были опущены. Мур отвернулся и уставился в окно. Пристин смотрел прямо перед собой. Оба избегали смотреть друг на друга, но напряжение между ними было ощутимо, как электрический разряд.

Вместе с Пристинами исчезло ощущение чего-то зловещего.

Нолан нарушил тишину:

— Скотт, Вы упомянули миссис Пристин и деньги как мотив. Но она уже унаследовала такую же сумму. Разве она стала бы рисковать, совершая убийство? Особенно убийство своей сестры?

Я пожал плечами:

— Никто не знает, что может сделать странная личность из-за денег.

— У Вас такое впечатление о ней?

— У меня такое впечатление о ее муже.

— Но Вы и десятью словами с ним не обменялись.

— А мне хватило. Он жаждет власти.

— Аминь, — встрял Мур.

Нолан покосился на него.

— Так что, анализ Джордана правильный?

— Исключительно верный.

— Мог бы этот человек совершить убийство?

— Я его презираю. Но убийство… не знаю…

Нолан поразмыслил:

— Все-таки я ставлю на Данэма. Не думаю, что он далеко ушел.

— Он может… если захватил с собой драгоценности Линды.

— А что, было что-то ценное?

— Да, и много. Она получила побрякушки от матери и от первого мужа.

— Где они хранились?

— В спальне, в верхнем ящике.

Нолан быстро пересек комнату, мы за ним. Он открыл ящик шкафа, порылся в шелковом белье, достал кожаную шкатулку и поднял крышку. Я присвистнул.

— Недурной набор для художницы.

— Я просил ее держать это в сейфе, — сказал Мур, — но она меня не слушала.

— А Вы бы смогли сказать, что пропало? — спросил Нолан.

— У страховой компании есть список.

Я их не слушал, мои глаза шарили по полу. Что-то было не так, я знал, что чего-то не хватает, но чего? Я потряс головой.

— Лейтенант, — я зевнул, — я устал, а у меня завтра трудный день. Можно мне уйти домой?

Он посмотрел на меня. Для него отдыха в ближайшее время не будет.

— Спокойной ночи, адвокат.

Глава пятая

На следующее утро в четверг я ответил на телефонный звонок, который вызвал меня на восьмой этаж дома 155 по Леонард-стрит, где меня ждал во всеоружии его честь Филипп Ломан, окружной прокурор округа Нью-Йорк.

Принимая во внимание финансовое и социальное положение жертвы, я не удивился, что он лично подключился к делу.

За время наших предыдущих встреч мистер Ломан составил обо мне мнение как о крайне изворотливом выдумщике, неспособном сказать правду. И в этот раз он пришел к такому же заключению. Я только что плотно позавтракал, поэтому оставался вежливым и любезным. Спустя час ему пришлось отпустить меня, так ничего и не добившись.

Я поймал такси и поехал в свой офис. День был ясный, движение медленное, и у меня было время насладиться пейзажем. По улице сновали толпы женщин-покупательниц с горящими глазами. Я посочувствовал продавцам, работающим на распродажах.

Когда я пришел к себе в приемную, Кэссиди прекратила яростно стучать по клавишам и осмотрела меня с головы до ног.

— Итак, ты снова вляпался, — язвительно хмыкнула она и помахала перед моим носом «Трибьюн», так что я мог видеть заголовки: «Убийство Линды Франкини-Романофф. Адвокат обнаружил тело».

— А ты мне обещал, — продолжала она, — что у тебя будет тихая спокойная практика: корпоративные законы, сделки с недвижимостью, контракты. Ха-ха!

Я стоял, глядя на газету.

— В чем дело, Скотт? — спросила Кэссиди. — Что произошло?

— Понял, — сказал я, щелкнув пальцами.

Она посмотрела на меня, как будто у меня выросла еще одна пара ушей.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке?

— Газета, — сказал я.

Она подозрительно посмотрела на газету, но ничего не увидела.

— Я в порядке, — заверил ее я. — Эта газета подтолкнула мою память. Прошлой ночью в спальне убитой девушки я видел на полу экземпляр «Трибьюн», а позднее его там уже не было. Я знал, что чего-то не хватает, но не мог понять, чего именно.

— Это важно?

— Кто его знает.

— Я знаю, — уверенно произнесла она. — Клиенты важны. И двое из них сейчас ждут тебя в офисе.

— Мужчины или женщины?

Ей не надо было отвечать, ее усмешка все объяснила. Машинка вновь затарахтела, а я пошел к двери офиса.

Мой кабинет выдержан в строгом стиле с единственным цветным пятном — моим любимым Реджинальдом Маршем на стене. Вокруг стола стояли три кожаных кресла, и два из них были заняты.

Обе посетительницы были более чем презентабельны, одна брюнетка, другая блондинка. Вообще-то у меня нет предпочтений, но в этот раз я заинтересовался брюнеткой. Поищите в словаре, назовите это каким угодно словом, магнетизмом, химией, личной симпатией — не знаю. Совпали длины наших волн, она поймала меня в резонанс. Хотя ее фигура была во всех отношениях правильной, в ней было что-то мальчишеское. Но не это бросалось в глаза при первом взгляде. Притягивали ее глаза — темные, живые, чуть тревожные. Губы слегка дрожали, и я подумал, что лучший способ их остановить — это…

— Вы мистер Джордан? — спросила она.

— Да, мэм.

Обе посетительницы при этих словах зашевелились в креслах и бросились что-то рассказывать, перебивая друг друга. Слова оглушили меня, и я поднял руки:

— Прошу тишины! Прекратите!

Они замолчали.

— Так-то лучше, — сказал я. — Не говорите одновременно, это меня сбивает с толку. Давайте внесем ясность. Предположим, девушки, вы выберете спикера.

Блондинка открыла рот, подумала и закрыла его. Она была высокого роста, с фигурой статуэтки и внешностью ребенка. Она обратила свои встревоженные голубые глаза на брюнетку.

— Так, сначала дайте мне сесть, — сказал я и, сев за стол, принялся рассматривать брюнетку. Та сидела на краешке кресла, сцепив руки на колене.

Она сглотнула и принялась объяснять:

— Это по поводу Клайда. У него большие проблемы, его ищет полиция, а он не знает, что делать, и мы попросили его прийти к вам, но он не захотел, потому что…

— Минуточку! — сказал я. — Пожалуйста, давайте я запишу ваши имена.

— Я сестра Клайда, Сьюзен Данэм, а это его невеста, Фэй Стэнтон. Мы не знали других адвокатов, увидели ваше имя в газете — понимаете, мы и раньше о вас слышали, о том, как вы помогаете людям с проблемами, и вот мы подумали…

— Простите, — снова перебил я, — лучше я буду спрашивать, а вы отвечать.

Она кивнула.

— Так. Где сейчас ваш брат?

Девушки переглянулись:

— А почему Вы спрашиваете?

— Потому что его хочет допросить полиция. Вам не кажется, что ему следует сдаться?

— Однако! — возмутилась брюнетка. — На чьей Вы стороне?

— На стороне справедливости, — сказал я с надеждой.

— Вы не можете… не можете так думать. Разве Вы не знаете полицию? Они запихнут Клайда в какой-нибудь подвал и заставят его признаться.

Я терпеливо улыбнулся:

— Не верьте всему, что показывают в кино, мисс Данэм. На минутку забудьте о полиции. Вы скажете мне, где он?

— Нет, — отмахнулась она, — пока я не буду знать, возьметесь ли Вы за это дело.

— Это Клайд хочет, чтобы я был его адвокатом?

— Да. Он прочитал о Вас в сегодняшней утренней газете. Он знает, что это Вас он видел в студии в тот день. Ему показалось, что у Вас честное лицо, и он вспомнил, как Вы в прошлом году вели дело Уайлда, и подумал…

— Я польщен, — кивнул я. — Но мне бы хотелось сперва послушать его историю. Если я решу, что он виновен, я не стану на него работать.

Блондинка с жаром заявила:

— Даже обвиняемый имеет право на защиту.

— Но не на мою.

— Как бы то ни было, он не виновен, — заметила Сьюзен, и на ее оливковых щеках вспыхнули пятна. — Даже и не думайте так о нем. Клайд не убивал ту девушку, он ничего об этом не знает.

— Но он на ней женился, — напомнил я.

— Она его сама попросила.

— Правильно, и это включало в себя совместное проживание. Естественно, полиция думает, что он был там с ней в тот момент.

— Они ошибаются, — ответила Сьюзен. — Она велела ему прийти через пару часов, а когда он пришел, вокруг было полно полицейских, он испугался и убежал.

— И к тому же, — добавила Фэй, — зачем ему убивать ее? По какой причине?

— Деньги, — сказал я. — Как муж Линды Франкини-Романофф он может много чего унаследовать.

— Какая чушь, — фыркнула Сьюзен. — Ему бы такое и в голову не пришло.

— Ну, вы его знаете лучше, чем я, — заметил я.

— Вот именно. А когда Вы его увидите, Вы со мной согласитесь.

— Хорошо, но если я возьмусь за это дело, ему придется позволить мне передать его полиции.

Тут обе девушки напустились на меня. Да кто я такой, адвокат или предатель? Неужели я не знаю методов полиции? Нет, это невозможно, об этом и говорить не следует.

Я не пытался их остановить, а терпеливо сидел и слушал. Когда возмущение немного утихло, я встал, обошел вокруг стола и наклонился над ними.

— Теперь послушайте. Я не звал вас, это вы ко мне пришли. Вы попросили меня быть его адвокатом, вы хотите, чтобы я вел дело. Хорошо, я согласен. Но если он будет продолжать бегать от полиции, ему не понадобится адвокат. Ему понадобится пара новых ботинок. Как я могу его представлять в суде, если он не явится на слушание? Как я могу защищать его, если ему еще не предъявлено обвинение? Вам придется довериться мне и позволить мне принимать решения. Как адвокат, я имею некоторые обязательства, я выступаю в суде. И от меня ждут, что я буду защищать справедливость. Чего вы боитесь? Я полагал, что вы верите в невиновность Клайда, так пусть он и мне ее докажет. Если он меня убедит, я буду защищать его. Но если я решу, что он виновен, я молча уйду, а вам придется поискать нового адвоката. В нашем городе это не так трудно.

Они были обескуражены. В глазах Сьюзен светилась нерешительность.

— Знаешь, Фэй, возможно, он прав.

— Ну… — протянула блондинка.

Глава шестая

Клайд Данэм прятался в квартире Фэй. Она была обставлена со вкусом, смесь стиля модерн и обычной мебели. Под потолком висели клубы табачного дыма. Пепельницы были полны окурков.

— Клайд! — позвала Фэй, а Сьюзен добавила: — Выходи, это мы.

Я вздрогнул, увидев его входящим в дверь. Он выглядел, как человек, весь день просидевший в норе. Я едва узнал его, такой он был исхудавший и напуганный. Ему явно надо было побриться и причесаться.

— Привет, Клайд, — сказал я.

— Так они все же привели Вас, — хрипло выдавил он.

— Да, я пришел.

— Это Вы сказали полицейским обо мне?

— Минуточку, — сказал я. — Меня неправильно информировали. Я думал, Вы просили, чтобы я пришел. Я Вас вовсе не искал. Да, разумеется, я сообщил о Вас полиции. Но подумайте сами, Стивен Мур так или иначе сам бы им рассказал о Вас. И он так и сделал. Да, и не забывайте Эла Уорда, который дал Вам работу на «Лейзинг индастриз», а также мирового судью, поженившего вас в Мэриленде. Вы что, ничего не соображаете? Вы женитесь на наследнице с мировой известностью, а потом в тот же день ее находят убитой. Разве Вы не понимаете, что это нельзя держать в секрете?

Я специально был суров, чтобы встряхнуть его.

— Если я Вас не устраиваю, скажите это и ищите другого юриста. Может, Вы мне не доверяете, потому что видели меня в квартире Линды. Я был там по делу, я ее впервые видел. Я рассказал об этом полиции, и они мне поверили. Как я понял, это Вы меня искали. Если хотите передумать, вперед — у меня нет намерения продавать себя.

Он смешался, потом неловко протянул:

— Я… извините.

— Извинения принимаю. Вот мои условия: если меня устроит ваша история, я берусь за это дело, если нет, ухожу, и никаких проблем. Согласны?

— Согласен.

— Отлично, надевайте шляпу и пальто.

— Куда мы собираемся?

— Я знаю место, где можно спокойно поговорить.

— А почему здесь нельзя?

— Послушайте, — сказал я, — сейчас здесь будет полно полицейских, слезоточивого газа и автоматных очередей. Удивляюсь, почему это еще не произошло. У мисс Стэнтон, несомненно, есть друзья, которые в курсе ваших отношений и знают, где она живет. Кто-нибудь обязательно проболтается.

— О, — сказала Фэй, — об этом не беспокойтесь. Я только что въехала в эту квартиру после своей знакомой, это произошло вчера. И никто не знает, что я здесь.

Это все объясняло.

— Ладно, — сказал я, — садитесь, Клайд. Мне нужна только правда.

— Вот Вам правда: я не убивал Линду.

— А кто говорит, что это сделали Вы?

— Газеты и полиция.

— Это только первый вывод. Ну, посмотрите, как они рассуждают: Вы женились на девушке, а через пару часов ее убили. Как ее муж, Вы наследуете много миллионов долларов. Если Вам не нравится, как это звучит, то мне тоже. И полиции не нравится, и окружному прокурору. Наша работа — рассматривать возможные сомнения. Давайте начнем с меня.

Он сел и начал рассказывать, сперва медленно и осторожно. Его рассказ совпадал с рассказом Мура. Я искал на его лице признаки несоответствия, но не мог проникнуть сквозь бесстрастную мину. Девушки, хотя и слышали уже эту историю, все же внимательно слушали. В конце рассказа я решил задать ему несколько вопросов.

— Вы знали, зачем ей понадобился муж?

— Да.

— Вы знали, что в деле участвуют акции на десять миллионов?

— Да.

— И Вы были согласны с компенсацией?

— Она сказала — пять тысяч, я согласился.

— Вам не показалось странным это дело?

— Странным? Пожалуй, но девушка нуждалась в моей помощи, а я в деньгах. Ей нужно было на время мое имя. Я считаю, оно вполне стоит тех денег.

Я улыбнулся:

— Вам не надо оправдываться, Клайд. Расскажите о Вашей работе в «Лейзинг индастриз». Вы работали до закрытия. Вы собирались туда возвращаться?

— После свадьбы, то есть сегодня.

— А сколько Вы намерены были там проработать?

— Пару дней. Мур говорил, что в завещании ничего не сказано о сроках моей работы.

— И Вы рано утром поехали в Гретна-Грин?

— Очень рано. Вела машину Линда. Она взяла напрокат «даймлер» и ехала очень быстро. Нас даже преследовал полицейский на мотоцикле, но он к нам не приближался. Мы получили брачную лицензию в Гретна-Грин, а потом поехали к дому мирового судьи по имени Поссбах. Это был тот же судья, который поженил ее и русского князя Романоффа. Он позвал свою жену в качестве свидетеля и совершил бракосочетание. Линда взяла с него слово, что он будет молчать, и дала пятьдесят долларов, вот и все. Я уже не холостяк. — Он посмотрел на блондинку. — Но это не то же самое, как если бы я женился на Фэй.

Она ласково улыбнулась.

— Когда вы вернулись?

— После обеда.

— Мур был там?

Клайд кивнул.

— Он ждал в студии. Мы втроем пообедали, и потом я засобирался, но Линда попросила остаться.

— И Муру это не понравилось?

— Да, он рассердился. Сказал, что мне незачем спать у нее.

— И что произошло?

— Ей это не понравилось. Полагаю, он понял, что проиграл, и ушел. Я, в общем, его не виню. Мне бы тоже не понравилось, если бы какой-нибудь незнакомец остался у Фэй.

Блондинка послала ему воздушный поцелуй.

— А где вы собирались спать?

— Конечно, не в спальне, Джордан, — вспыхнул он.

— Ну-ну, не сердитесь, — успокоил я. — Привыкайте к таким вопросам. Если Вам не нравится, как я веду дело, подождите, пока приедет полиция. Они знают, как копать, и не отличаются деликатностью. Считайте это тренировкой, как надо держаться.

— Она велела мне лечь на диване, — угрюмо буркнул он. — Там было вполне удобно.

— Теперь, Клайд, подумайте хорошенько, — сказал я. — Я бы хотел знать, помогал ли им кто-нибудь из юристов. Вы не слышали упоминания о юристе?

Он задумался.

— Не помню. Похоже, они знали, что делали.

Я придвинул стул и уселся на него.

— На чем мы остановились? Ах да, Мур в ярости ушел, а вы остались с Линдой. И что дальше?

— Она устала и хотела лечь спать.

— В котором часу?

— Около восьми.

— И она легла?

— Нет, зазвонил телефон. Она сказала, что, наверно, это Мур, и взяла трубку. Она думала, что он хочет извиниться, но это был не он. Это был кто-то явно незнакомый, потому что она повторяла фамилию несколько раз.

— Какую фамилию?

— Цицерон.

Это пробудило во мне воспоминания, я где-то слышал эту фамилию, но не мог вспомнить, где.

— Ну так вот, этот Цицерон хотел повидаться с ней, приехать и поговорить. Она сказала, что это исключено, в другой раз, но он настаивал. И вероятно, у него были весомые аргументы, потому что она заинтересовалась, я понял это по голосу. Она что-то сказала об «Экспортс инкорпорейтед»…

— «Экспортс инкорпорейтед»? — повторил я?

— Да.

Вот оно! Вот где я видел эту фамилию — когда проверял регистрационные свидетельства. Джордж Цицерон, один из главных держателей акций экспортной фирмы, как и Линда Романофф.

— Продолжайте, — попросил я.

— Линда пригласила его приехать. Когда она повесила трубку, то была задумчива. Она сказала, что ей надо просмотреть кое-какие деловые бумаги, и не буду ли я любезен на пару часов уйти. — Клайд пожал плечами. — Это была ее квартира, так что я удалился.

— Куда Вы пошли?

— Сюда. Я провел время с Фэй.

Она кивнула.

— Долго Вы здесь пробыли?

— Часа три. Я вернулся почти в полночь, но увидел полицейские машины и не вошел, а прошел мимо. Потом заметил одного из репортеров, пишущих об убийствах, и понял, что ее убили. Я продолжал идти. Я не знал, что думать, мистер Джордан. И тогда я подумал: а что, если все это — объявление, женитьба — все было подстроено, чтобы подставить меня? Я боялся идти домой, я знал, что меня будут искать. Полночи я прогулял, а потом позвонил Фэй. К ней никто не приходил, так что я знал, что тут чисто, и пришел сюда.

— И с тех пор Вы находились здесь?

— Да.

— Я спустилась утром за газетами, — сказала Фэй. — Мы прочитали о вас и узнали, что полиция ищет Клайда. Тогда я связалась со Сьюзен, она пришла к нам, и мы решили поговорить с вами.

Я посмотрел на Клайда.

— Это все?

— Да, сэр. Это… — он нахмурился. — Подождите, есть еще кое-что.

— Что?

— Когда Мур привез меня на фабрику, люди как раз шли обедать. Он узнал кого-то, кого не ожидал увидеть. Я услышал, как он пробормотал что-то сквозь зубы. «Романофф», сказал он.

— Вы хотите сказать, что бывший муж Линды работал на фабрике?

— Он так не сказал, но я так понял.

— И что это значит? — спросила Сьюзен.

Я молчал, обдумывая услышанный рассказ. Все сходилось. Линда позвонила мне около половины одиннадцатого. Вероятно, она что-то узнала от Цицерона и хотела это обсудить. А Цицерон, должно быть, к тому времени ушел. В промежутке между этим и моим приездом с ней расправились. А Клайд, по словам Фэй, был с ней.

Я кивнул:

— Ладно, Клайд, считайте, что у Вас есть адвокат.

— Ох! — облегченно выдохнула Сьюзен.

— Могу я позвонить? — спросил я.

— Конечно, — кивнула Фэй.

Я позвонил Джону Нолану.

— Лейтенант, Вы все еще ищете Клайда Данэма?

— А вы как думаете? — огрызнулся он.

— Отзовите ваших ищеек, я сам его приведу. Он со мной. Буду через полчаса.

Я повернулся к Клайду, который молча наблюдал за мной.

— Вы расскажете свою историю полиции и окружному прокурору, так же, как мне, без вариантов, за одним исключением: Вы не помните имени того, кто звонил Линде. Я хочу утаить Цицерона, пока не разгадаю эту загадку. Вы можете вспомнить про него потом. Идемте.

Он не двинулся, будто ноги приросли к полу. Я сказал:

— Клайд, это лучший выход, поверьте. Фэй Вас поддержит, она докажет, что Вы невиновны.

Он неуверенно направился к двери.

— Клайд! — позвала Сьюзен. — Твоя шляпа и пальто.

У дверей лифта он повернулся ко мне:

— А рассказу Фэй поверят?

— Не знаю, — искренне ответил я. — Это будет свидетельством заинтересованного лица. Фэй получила бы выгоду, если бы Вы унаследовали деньги Линды.

— Так они… они могут меня посадить…

— Возможно, — согласился я. — Но это не значит, что…

Он застал меня врасплох, я не видел удара, зато хорошо его почувствовал. Не знаю, что мне больше повредило — его кулак или стена возле моей головы. Он хорошо выбрал время: двери лифта открылись, он вскочил туда, нажал кнопку и поехал вниз.

— Клайд! — завопил я. — Не валяйте дурака!

Но он уже уехал.

Глава седьмая

Инспектор Элмо Бойс стукнул кулаком по столу.

— Вы покрыли себя славой, правда, Джордан? — Он выглядел как человек, который так и родился полицейским. Возраст не очень на нем отразился. У него была куриная ферма, и он считал дни до ухода на пенсию.

— Я не хотел приходить в отдел по убийствам с пустыми руками.

Нолан был там, он выглядел мрачным. И еще там был Эд Мэгоуэн, из офиса окружного прокурора Ломана. Типичный обвинитель в стиле братьев Брукс: стильно подстриженные волосы, гарвардский акцент, великолепное умение владеть собой. Полагаю, он был рожден, чтобы противоречить мне.

— У вас был Данэм, и вы его упустили, — фыркнул он.

— Я же не коп, — ответил я. — И не ношу наручников. Данэм просто испугался.

— Это точно, ему есть чего пугаться.

— Это физиология, — объяснил я. — Я сказал ему, что его могут задержать.

— А что, это так страшно? — спросил Нолан.

— Когда как, — сказал я. — В этом случае да. Когда Данэм улизнул, я вернулся и поговорил с девушками. Во время войны Клайд сидел в японской тюрьме. Он пытался убежать четыре раза, в результате получил прикладом по голове и после войны около года провел в военном госпитале. У него страх перед тюрьмой, он о ней даже думать не может. Поэтому бегство было естественным инстинктом.

Мэгоуэн фыркнул.

— Полагаю, вы будете его защищать.

— Верно.

— Вы думаете, он невиновен?

— Да.

— На основании всей ерунды, которую он нарассказывал?

Я любезно кивнул.

— Вы видели мисс Стэнтон? Она произведет потрясающее впечатление на мужчин-присяжных.

— Мы с ней разберемся до того.

— Это если дело попадет в суд, а ведь Данэму еще не предъявлено обвинение.

— Оно будет ему предъявлено в течение двадцати четырех часов.

— И его оправдают в течение двадцати четырех минут.

— Вы думаете? При том, что у нас на него есть? Мотив, орудие и возможность.

— Может, мотив и есть, — согласился я. — Но не все остальное.

Мэгоуэн усмехнулся:

— Я вижу, Вы не в курсе последних событий. А как Вам это, адвокат? Мы нашли прекрасные отпечатки пальцев Данэма на орудии убийства. Сейчас их сравнивают со старыми армейскими.

Я скис, вокруг воцарилась тишина. Я неуверенно посмотрел на Нолана и уловил кивок.

— Это ничего не значит, — хохотнул я. — Он мог поднять статуэтку просто так.

— Он и поднял ее, — огрызнулся Нолан. — Когда обрушил на ее голову.

Мне это не понравилось, похоже было на предумышленное убийство.

— Вы хотите сказать, — заметил я, — что дело решено. Данэм сейчас в Манхэттене. Что ж, раскиньте сети и дайте мне отставку.

Я был на полпути к выходу, когда меня остановил Нолан.

— Минутку.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Вы уверены, что ничего не забыли, адвокат?

Вот она, интуиция лейтенанта. Я остановился и щелкнул пальцами.

— Да, действительно, спасибо, что напомнили. Помните, я нашел в спальне Линды часть газеты «Трибьюн»?

Он кивнул.

— Ну вот, ее там не было, когда мы вернулись туда за драгоценностями.

— Украденная газета! — фыркнул Мэгоуэн.

— Это важно? — спросил Бойс.

— Не знаю, инспектор.

Он усмехнулся:

— Что же, подумайте об этом, адвокат, и потом скажите нам.

Нолан молчал. Он знал, что я открыл не все карты, но не торопил меня. Он понимал, что у адвоката должны быть запасные варианты, чтобы предъявить их на суде. И он отпустил меня.

Я дошел до первого бара, но не заказал выпить, хотя и хотел. Мне нужен был телефонный справочник. В нем был всего один Джордж Цицерон, который жил в роскошном апартамент-отеле на Восточной шестнадцатой улице.

Глава восьмая

Фойе было облицовано черным мрамором. Лифт с ореховыми панелями поднял меня на седьмой этаж. Я нашел табличку с фамилией и нажал перламутровую кнопку звонка. Пришлось позвонить три раза, прежде чем дверь открылась.

Мужчина, открывший дверь, был одет как для прогулки на яхте. Легкие туфли, светло-голубые брюки, синяя рубашка-поло. Его волосам, бровям и коже не хватало окраски. Типичный альбинос. В его глазах мелькнуло узнавание.

— Мистер Цицерон? — спросил я.

Он улыбнулся, по крайней мере, мускулы губ растянулись, но улыбка была механической.

— А кто хочет его видеть?

— Скотт Джордан.

— Я Эдди Майлс, его секретарь. Заходите.

Я был почти уверен, что меня ждали.

Мистер Цицерон, который прошлой ночью встречался с Линдой Романофф, читал, должно быть, все газетные сообщения.

Ковер под ногами был зеленым, как трава, и таким же мягким. Эдди Майлс указал на стул и сказал:

— Мистер Цицерон сейчас занят, присядьте. Он скоро придет.

Я сел и смотрел, как он уходит. Дверь открылась и закрылась, послышались голоса. Шло время. Я полюбовался Матиссом на стене, потом встал и посмотрел поближе. Это не было копией. Прекрасный экземпляр раннего периода. У Цицерона был вкус, да и деньги тоже.

Постепенно я стал различать невнятный шум. То ли у меня улучшился слух, то ли говорящие перешли на повышенные тона. Явно слышался пронзительный рассерженный голос. Я пересек холл и подошел к дверям. Не было нужды скрываться, толстый ковер глушил все звуки. Голоса были слышны отчетливо, но слова не удавалось распознать. Тут я понял, что говорят на иностранном языке, скорее всего, испанском.

Вот мне и пригодились мои убогие познания в испанском. Я мог понимать кое-какие фразы. Похоже было, что обсуждаются проблемы с клиентом. «Экспорт инкорпорейтед» опять опоздала с доставкой. Пронзительный голос обещал свернуть кому-то шею, если не будут приняты меры.

Я услышал движение и заспешил назад. Открылась дверь, я услышал мягкий басок:

— Доверьтесь мне, сеньор Салазар. Я сделаю все возможное.

Появились двое мужчин. Один был худощав и темноволос, со шрамом на левой щеке от уха до рта. Он был в черном костюме и шляпе. Увидев меня, он замолчал, но продолжал идти к двери. Второй мужчина распахнул ее и улыбнулся.

— Вы услышите обо мне, Хуан, я обещаю. — Он закрыл дверь и, все еще улыбаясь, повернулся ко мне:

— Мистер Джордан?

Я кивнул:

— Мистер Цицерон?

Он тоже кивнул и протянул мне руку. Это был мужчина идеального сложения, но только в ширину. При росте не больше пяти футов плюс полдюйма он весил не меньше трехсот фунтов. На его луноподобном лице играла приветливая улыбка. Он носил бархатный смокинг, на который ушло несколько ярдов материи, и белую рубашку. Но лайковые ботинки казались маленькими и изящными.

Он мягко рокотал:

— Очень приятно. Мне знакома Ваша фамилия, мистер Джордан. Сюда, пожалуйста, там нам будет удобнее.

Он взял меня за локоть и почти стащил со стула. Длинный холл вел в круглую, богато обставленную комнату. На окнах висели драпировки. Под потолком горела круглая лампа. В углу Эдди Майлс ставил на поднос бокалы.

Цицерон пригласил меня сесть в кресло и сел в другое.

— Свежий лед, Эдди, — велел он. — Напитки для мистера Джордана.

Майлс удалился.

Интересно, сколько еще на лице Цицерона будет держаться эта улыбка. Он сидел и сиял. Избыток гормонов или еды сделал его внешне добродушным, но все же в нем чувствовалась твердость. Человек с греческим именем, с лицом сефарда и дикцией англичанина.

— Скажите, мистер Джордан, — начал он, — чему я обязан удовольствием Вас видеть?

Я улыбнулся в ответ.

— Вряд ли Вы сочтете это удовольствием, когда узнаете цель моего визита.

— И что это?

— «Экспортс инкорпорейтед».

Он кивнул:

— Я так и думал. Вы ведь присылали нам несколько писем от имени Вашего клиента сеньора Аллагаса.

— На которые Вы не ответили, — хмыкнул я. — И ничего не сделали.

— А как я мог, сэр? У нас просто не было товара, а как можно отгрузить то, чего нет?

— Вы же приняли заказ.

Он пожал могучими плечами:

— Мистер Джордан, обстоятельства изменились.

— Но мой клиент положился на Вас, Вы его подвели, и он потерял время и деньги.

— Мне очень жаль сеньора Аллагаса.

— Ему нужно больше, чем Ваша жалость. Ему нужна материальная компенсация.

— Это и привело Вас сюда, мистер Джордан?

— Как одна из причин.

— А другая?

— Я бы хотел знать, что произошло между Вами и Линдой Франкини-Романофф прошлой ночью, перед тем, как ее убили.

Теперь улыбка на его лице превратилась в нарисованный оскал. Он поерзал в кресле и посмотрел на меня.

Позади раздался шорох, я быстро обернулся. Эдди Майлс держал поднос со стаканами и кубиками льда. Казалось, он появился по телепатическому приказу. Он пересек комнату и поставил поднос на стол.

— Я сам справлюсь, — бросил ему Цицерон. Он встал, подошел к бюро красного дерева и достал оттуда бутылочку «Макниш» семилетней выдержки.

— Мне не надо, — предупредил я.

— Вы не пьете?

— Редко.

Хозяин знал, что я имел в виду. Я принял его приглашение присесть, но не собирался пить с ним, пока не определил его причастность к убийству. Он налил себе выпить и проглотил залпом, затем вернулся в кресло. Через некоторое время он возобновил разговор.

— Итак, мистер Джордан, Вы говорили…

— Что я хотел бы знать о происшествии в студии миссис Романофф прошлой ночью незадолго до ее убийства.

Он развел руками:

— Но откуда мне знать?

— Вы там были.

Он терпеливо улыбнулся:

— Вы, должно быть, ошибаетесь.

— Не стоит, бросьте притворяться, — сказал я.

Он продолжал смотреть на меня. Я подался вперед и сказал:

— Вы звонили ей в половине девятого. Она не расслышала Вашей фамилии, вы повторили ее и сказали, что звоните по поводу «Экспортс инкорпорейтед». Сначала она не хотела встречаться с Вами, но вы убедили ее, что это важно, и она согласилась. Вы поехали в ее студию, и Вы были последним, кто видел ее живой. Это неопровержимые факты, мистер Цицерон, и если я сообщу их копам, они добьются от Вас признания.

Его лицо блестело, но не от жары. Он энергично покачал головой.

— Последней ее видел убийца. Когда я уходил, она была в порядке.

— Так Вы признаете, что были там.

Мистер Цицерон понимал, что к нему подобрались вплотную, и ему это не нравилось. Он откинулся в кресле и попытался придать лицу добродушное выражение. Потом налил себе еще и поставил стакан на колено:

— Что Вам нужно, мистер Джордан?

— Факты.

— Но Вы не полицейский.

— Это правда, однако я адвокат и защищаю интересы клиента.

— Какого клиента?

— Клайда Данэма.

В его глазах мелькнуло понимание.

— Так это Данэм рассказал Вам про звонок!

— Вот именно. Он был там все время.

Цицерон пригубил напиток, и это придало его голосу бархатистость.

— А мне нравятся Ваши методы, мистер Джордан. Вы не тратите время зря. — Он лучезарно улыбнулся. — Вы здесь, а полиция там. Мне это нравится. Это говорит о Вашем доверии. Вам нужны факты, и я собираюсь Вам их изложить.

— Отлично, — кивнул я. — Давайте.

Он сложил руки на животе и умиротворенно посмотрел на меня.

— Так вот, сэр, я видел той ночью Линду Романофф. Но я не имею к ней никакого отношения. Я приехал в студию к девяти, и мы обсуждали дела около часа, потом я уехал. Когда я уходил, она была в полном порядке. Сюда я приехал в половине одиннадцатого. Эдди Майлс может подтвердить. Мои руки чисты, и я не боюсь полиции. И все же я не хотел бы, чтобы полиция вмешивалась в мои дела.

Он посмотрел на меня и обвел рукой комнату:

— Как Вы можете видеть, сэр, у меня есть средства. Если есть возможность, может, Вы… — Он поморгал. — Нет, думаю, Вы не станете…

— Не стану что, брать деньги?

— Вы несправедливы ко мне, мистер Джордан. У меня и в мыслях этого не было. Я хотел сказать — может, Вы смогли бы защищать меня, если мне понадобится адвокат? И принять оплату вперед?

— Оплату? — Я покачал головой. — Очень удобно придумано, мистер Цицерон. Нет, я не стану защищать Вас, у меня уже есть клиент. Если Ваши интересы не совпадут с его, мое положение будет сомнительным. Я не против денег, но я не продаюсь. Вы не хотите, чтобы я упоминал о Вас в полиции? Тогда откройтесь мне. Если мне понравится то, что вы скажете, я могу это скрыть.

— Договорились, сэр. — Он придвинулся ко мне. — Я знаю, что Вы будете держать мои слова в тайне.

— Вы не можете этого знать.

— Мне это нравится, — воскликнул он. — Вы редкий экземпляр, мистер Джордан. Как-нибудь мы еще поработаем вместе, поверьте моему слову. Я готов отвечать на Ваши вопросы.

Меня давно так не умасливали. Я спросил:

— Вы совсем не знали миссис Романофф?

— Я не встречал ее раньше.

— Но Вы знали ее дядю?

— Немного.

— Немного? Он вошел с вами в дело, организовал «Экспортс инкорпорейтед» и перевел свою долю на имя Линды.

— Да. Позвольте объяснить. Именно я предложил Малкольму Лейзингу организовать бизнес. Большую часть жизни я путешествовал — Европа, Ближний Восток, а также Южная Америка. В каждой поездке мне удавалось представлять за рубежом интересы сразу нескольких компаний. В результате у меня есть тесные контакты со многими влиятельными лицами. И идея экспортного бизнеса не пришла ко мне просто так, я давно ее обдумывал. В Южной Америке есть немало рынков, чьи возможности используются не полностью. Я решил воспользоваться связями и основать свою фирму. Вот тут и подвернулся Малкольм Лейзинг. Я убедил старика, что усиленная реклама может открыть новые рынки, и ему это понравилось.

Цицерон хихикнул:

— Он был замшелым индивидуалистом со страстью к расширению деятельности. Надеялся, что фирма может стать важным политическим и финансовым фактором в стране.

— Притормозите, — сказал я.

— Нет, Джордан, я серьезно. Посмотрите, какую власть приобрели такие промышленники, как Крупп.

— Ну да, — согласился я, — а Вы посмотрите, что с ними потом произошло.

— Это потому, что они слишком зарвались.

— Как и Наполеон. Но мы отвлеклись, мистер Цицерон. Вернемся к Малкольму Лейзингу. Ему понравилось ваше предложение?

— Очень понравилось. Он велел мне действовать и создать компанию, а половину акций положить на имя его племянницы. Он хотел, чтобы у нее был доход, а у него — поменьше налогов. Мы планировали начать с маленькой организации, продающей химикаты на южноамериканском рынке.

— Какие химикаты?

— Удобрения, инсектициды, промышленную взрывчатку.

— А кто это финансировал?

Он улыбнулся.

— Человек с моим положением всегда найдет деньги.

— А что у Вас за положение, мистер Цицерон?

Полагаю, он удивился. Он попытался найти нужные прилагательные и остановился на существительных.

— Можете называть меня импресарио, специалистом по идеям. Я беру идеи и работаю с ними до конкретного результата. В Америке полно возможностей, и любой человек с воображением и инициативой может превратить хорошую идею в деньги. Вот посмотрите на меня: от своих предков я унаследовал лишь мозги. — Он постучал себя по голове.

— Ладно, — сказал я, — перейдем к делу. С какой целью Вы посетили миссис Романофф прошлой ночью?

Он поднял ладони вверх:

— Успех нашей фирмы зависел от намерений «Лейзинг индастриз». Они ведь снабжали нас товаром, который мы поставляли. Пока старик был жив, с нами обходились очень любезно, и товар поступал без задержек. Когда он умер, все переменилось. Наши поставки замедлились, а потом прекратились. Мы не могли выполнять обязательства, вот как случилось с Сиксто Аллагасом. Наши клиенты стали жаловаться. Джентльмен, который только что вышел, являет собой еще один пример. Что-то надо было делать. Я знал, что миссис Романофф собиралась унаследовать большой пакет акций в «Лейзинг индастриз», и это должно было дать ей некое влияние в компании. Я хотел попросить ее использовать это влияние в нашу пользу и решил обсудить с ней вопрос. Я звонил ей несколько раз, но дозвонился лишь вечером, и она пригласила меня домой.

Пока что его версия совпадала со сценарием.

— А что произошло, когда Вы туда пришли?

— Я объяснил ей ситуацию, и мы это обсудили.

— Какова была ее реакция?

— Нейтральная. В тот момент она ничего не могла сделать. Завещание еще не было утверждено, и акции пока не были переведены на ее имя.

— И Вы ушли?

— Да, сэр.

— А она была в хорошем настроении?

— Мне так показалось.

— Вы не знали, что тем днем она вышла замуж на Данэма?

— Нет, сэр, я прочел потом об этом в газетах. А кстати, где был ее муж?

— Она отослала его, чтобы поговорить с вами.

Цицерон приободрился, я уловил облегчение на его лице. Мне хотелось прикусить язык: надо было сказать, что Клайд сидел в соседней комнате и все слышал. Но поезд ушел.

И к тому же, зачем Цицерону ее убивать? Она нужна была ему живой, чтобы помочь компании.

Зазвонил телефон. Он снял трубку и смущенно улыбнулся мне.

— Слушаю, — сказал он. Пока он слушал, лицо его оставалось непроницаемым. — Да, я Вам звонил, но сейчас я занят. Скажем, через полчаса.

Он повесил трубку и терпеливо покачал головой:

— Я как-то поддержал одно изобретение, а теперь они продолжают звонить со своими нелепыми идеями.

— Спасибо, мистер Цицерон, — сказал я, — пока что ситуация мне ясна. Вы мне очень помогли.

— Вы уходите? Может, выпьем? За наше дальнейшее взаимопонимание.

На этот раз я решил не отказываться. Он налил мне и себе по порции «макниша». Никто из нас не произнес тоста, мы выпили молча. Это был хороший очищенный виски.

В фойе ждал Эдди Майлс с моей шляпой. Какая странная парочка — недокормленный альбинос и перекормленный хозяин!

Я кивнул и направился к лифту, но не стал вызывать его, а открыл дверь пожарного выхода, прошел туда и сел на ступеньку. Мне надо было подумать, а место казалось подходящим. Я выкурил полпачки сигарет, когда услышал, как открылась дверь лифта. Я встал и посмотрел в щелку.

Высокая личность в сером пальто направлялась к двери Цицерона. Когда личность повернулась в профиль, я увидел, кто это. Я так и знал, что Цицерон не зря разговаривал по телефону.

Интересно, что здесь делает Стивен Мур? Но я не мог пролезть в замочную скважину и подслушать, так что решил обдумать это попозже, и вышел на улицу.

Был славный денек для быстрой прогулки по Пятой авеню. Мне хотелось размяться, но я был далеко от офиса, и потому остановился позвонить. Кэссиди узнала мой голос:

— Привет, растяпа.

— Прошу прощения?

— Данэм был в твоих руках, а ты его упустил. — Голос ее звучал сурово. — Поторопись, кто-то ведь должен работать в офисе. А ты вечно где-то бродишь.

Она была права, и я не рассердился.

— Мне звонили?

— Трижды. Некий мистер Эдвард Сент-Джон Эвери. Очень хотел тебя видеть.

Имя было знакомым. Эвери был юристом, достаточно уважаемым и важным. Я помнил о нем, потому что он разгромил меня на одном процессе в прошлом году. К тому же, среди вещей Линды Романофф нашли его карточку.

— А два других? — спросил я.

— То же самое — все звонки от Эвери. Ты пользуешься успехом.

— Ты единственная, кто не поддается моим чарам, — сказал я и повесил трубку, прежде чем она придумала ответ.

Глава девятая

На равнинах Месопотамии была воздвигнута Вавилонская башня. Но древние строители были просто дилетантами, они ничего не знали о современной архитектуре. Вот видели бы они Эмпайр Стейт Билдинг — мощное сооружение из стали и бетона, с телеантенной высоко в облаках. Исполинская башня со скоростными лифтами. Здание, населенное всевозможными организациями, промышленными магнатами и их сотрудниками, страховыми компаниями и государственными агентствами, банкирами, брокерами, косметологами, врачами и юристами, кроме разве что гадалок.

Один из таких скоростных лифтом мигом домчал меня на сорок первый этаж. На двери золотыми буквами было написано «ЭДВАРД СЕНТ-ДЖОН ЭВЕРИ», и больше ничего, никакого намека на профессию.

За столом в приемной сидела брюнетка, весьма привлекательная, но строгая и деловая. Она подняла глаза:

— Да?

Холодный и бесстрастный голос вполне соответствовал таким же глазам.

— Мистер Эвери хотел меня видеть.

— Вам назначено?

— Нет, мэм.

— Ваше имя?

— Скотт Джордан.

Она тут же оттаяла.

— Ах, да. Мистер Эвери пытался с вами связаться. Одну минутку. — Она нажала кнопку внутренней связи и сообщила обо мне. Вряд ли визит королевской семьи вызвал бы такой быстрый ответ. Дверь немедленно распахнулась, и вышел улыбающийся джентльмен.

— Рад, что Вы пришли, Джордан. Я как раз собирался снова Вам звонить. — Он энергично пожал мне руку. — Заходите.

Ну и день сегодня — два радушных приема подряд!

Его пальцы плотно сомкнулись на моей руке, не давая возможности ускользнуть. Он провел меня в свой офис и повесил мое пальто на стул, а шляпу бережно положил на книжный шкаф. Никого другого он не был так счастлив увидеть, как меня. Я был его давно пропавшим братом, тяжело больной тещей, иностранным дипломатом. Мы сели друг против друга, и он принялся мне улыбаться самой приятной улыбкой. Эдвард Сент-Джон Эвери, с лицом римского сенатора, полный достоинства и лоска, с искренними манерами и голосом, с внимательными глазами, которые смотрели на меня. Эксперт по корпоративному праву с уймой дел за плечами. Он знал свою работу и был в ней мастером. Если муниципальные предприятия хотели увеличить тариф, Сент-Джон Эвери представлял их в оценочной комиссии. Если группа мелких держателей акций оказывалась перед нечестной сделкой, Сент-Джон Эвери уговаривал крупных владельцев.

Такая практика требовала хорошего антуража, и у Эдварда Сент-Джона Эвери он был. Угловой кабинет, большой и квадратный, роскошный, но полный достоинства, со шкафчиком у стены, который превращался в бар. Важные клиенты часто клюют на спиртное.

— Вы курите? — спросил он, предлагая коробку с сигарами длиной с мой ботинок.

Я взял одну, положил в нагрудный карман и стал ждать, пока он начнет говорить. Он закурил сам, вдохнул дым и прикрыл глаза. Затем устроился поудобнее и сказал:

— Как я понимаю, Вы участвуете в деле Линды Романофф.

— Это все знают.

— Ходят слухи, что Вы представляете главного подозреваемого, Клайда Данэма.

— Это более чем слухи, — сказал я. — Это факт.

— Значит, Вы считаете его невиновным.

— Естественно.

— А разве против него мало улик?

Я пожал плечами:

— Когда окружной прокурор идет на суд, он тоже думает, что улик достаточно. Но это не значит, что он всегда может добиться обвинительного приговора.

Сент-Джон Эвери сжал губы и посмотрел на кончик сигары. За внешним спокойствием я уловил следы волнения.

— Вы говорите достаточно уверенно.

Я положил ногу на ногу и посмотрел в окно.

— Неверный ход.

— Простите?

— Вы ведь пытаетесь выудить информацию, но можно сделать это взаимно. Давайте отбросим условности и достигнем взаимопонимания. Каков Ваш интерес?

— Смело, — признал он. — Вы готовы выслушать предложение насчет денег?

Сегодня у меня полно было таких предложений.

— Я всегда к этому готов, — сказал я.

Он отбросил сигару и прокашлялся.

— Я скажу Вам кое-что, Джордан. Но должен просить держать это в секрете. Согласны?

— Если это не затронет интересы клиента.

— Не затронет.

— Согласен.

— Хорошо. Я представляю синдикат, небольшую группу инвесторов, которая заинтересована в том, чтобы взять под контроль «Лейзинг индастриз», отняв власть у совета директоров. — Он улыбнулся. — Я вижу, Вы удивлены. Это понятно. Вы понимаете, что это требует денег и планирования. Но деньги не проблема, мои люди могут достать их в любой момент. Проблема в том, как добыть право голоса, а это зависит от того, кому принадлежат акции.

Он помолчал, а я кивнул. Он продолжал:

— Полагаю, Вам известно, что большинство акций недоступно. Старик Малкольм владел шестьюдесятью процентами, а остальные крутятся на бирже. Но не все, так как многие компании просто не хотят их продавать. В своем завещании старик оставил акции двум племянницам — миссис Пристин и Линде Романофф. Мои люди постепенно покупают акции на рынке, но чтобы получить контроль, им надо выкупить акции у одной из девушек. Я ясно выражаюсь?

— Вполне.

Он продолжал:

— По очевидной причине мы не пытались вести переговоры с миссис Пристин. Ее муж — президент компании и контролирует свою жену. И только один человек мог решить наши проблемы — Линда Франкини-Романофф. Во-первых, она не любила своего зятя, а во-вторых, ненавидела «Лейзинг индастриз».

— Почему?

— Из-за того, что эта компания представляла.

— И что это?

— Большая корпорация, работающая на войну. Производитель пороха, который используется для убийства. Так она считала. Девушка была полна идей. Ее первый муж, граф Франкини, погиб на войне, и у нее был комплекс насчет оружия. Поэтому она презирала компанию. Сперва она даже не хотела вступать в права наследства. Она не понимала, что компания производит не только взрывчатку.

— Вы, похоже, много о ней знаете.

— Это было узнать нетрудно. Мы решили, что сможем убедить ее продать свою долю акций, учитывая, как ей не нравится Адам Пристин и все, что с ним связано.

— А что с ним связано?

— Это хладнокровный капиталист, магнат, лишенный этики, правил и жалости, защищающий интересы богатых. — Он пожал плечами. — Она была молода и наивна, вот и склонилась влево. Вот мой сын, например, старшекурсник колледжа, считает, что мир может излечить социализм в мировом масштабе. Он не понимает, какую роль частные предприниматели играют в том, чтобы страна стала мощной державой, а уровень жизни рабочих повысился…

— Оставьте это для Национальной ассоциации промышленников, — сказал я. — Мы говорили о Линде Романофф.

— Да, простите. Так вот, Линде не нравился ее зять. И я пришел к ней и показал, как можно ему насолить.

— Продав ее долю?

— Да.

— И как ей понравилась идея?

— Очень понравилась.

— Она согласилась?

— С одним условием — что мы пообещаем приостановить производство взрывчатки.

— И вы это сделали?

— А почему бы нет? Это ведь не письменное соглашение.

— То есть, вы сдержите слово?

— Да ладно, Джордан, — сказал он, — страна снова вооружается, о чем Вы?

— Значит, вы достигли соглашения.

— Кроме одного условия завещания. Линда должна была выйти замуж за сотрудника фирмы. Вы знаете, что вышло.

Я знал.

— Девушка погибла, и все ваши планы лопнули.

— В общем, да. Но мы нашли того, кто нам поможет.

— Кто же это?

— Вы. — Он ткнул в меня пальцем. — Вы, Джордан, можете вытащить нас из этой дыры.

Я моргнул.

— Я?

— Здесь крутятся большие деньги, и мои люди готовы…

— Забудьте о деньгах. Как я могу помочь?

Эдвард Сент-Джон Эвери взял свою сигару, увидел, что она потухла, и снова раскурил. Затем сложил руки на столе и посмотрел мне в глаза:

— Не знаю, возможно, мы хватаемся за соломинку. Все зависит от мелочей. Мы знаем, что Линда Романофф вышла замуж за Клайда Данэма, а потом погибла. Как ее муж, он унаследует ее долю акций, разумеется, если ему не предъявят обвинения в убийстве. По закону, человек не может воспользоваться результатами своего преступления, если…

— Я знаю закон, мистер Эвери.

— Конечно, конечно. — Он улыбнулся. — Как адвокат Клайда Данэма, Вы, Джордан, можете добиться его оправдания, чтобы он прожил жизнь в спокойствии и достатке. Вы станете объектом его благодарности, его советчиком, его ментором. Он будет слушать Вас, следовать советам, повиноваться решениям. Так вот, мое предложение таково: Вы бы согласились, разумеется, за плату, взять на себя труд убедить Данэма… — Он заметил выражение моего лица и поднял руку. — Пожалуйста, Джордан, это вопрос этики…

— Этики? — ехидно спросил я. — Как Вы понимаете это слово? Из какого оно словаря?

— Из Уэбстера. Да выслушайте же меня! Я знаю, как Вы щепетильны. Я сказал, что это вопрос этики, и это действительно так. Я не в первый раз с Вами беседую, я знаю Ваши принципы и не стал бы предлагать ничего такого, что бы выходило за пределы.

— Так покажите мне эти пределы.

— Попытаюсь, если Вы мне позволите. Мы не собираемся топить вашего клиента. Акции «Лейзинг» идут по двадцать долларов, вот что он может получить на рынке. А если он продаст их разом, это снизит цену. Спрос и предложение, вы знаете.

Я молчал.

Он заговорил снова:

— Вот что мы готовы сделать — если он унаследует эти акции, мы купим их у него по более высокой цене плюс премиальные.

Сент-Джон Эвери откинулся в кресле и посмотрел на меня.

— Разве это неэтично? Мы ведь заплатим больше за то, что стоит меньше.

Я расслабился:

— А какова премия?

— Согласно ситуации. Как только Вы будете готовы к переговорам, мы сможем достигнуть соглашения. Ну как, Джордан, наше предложение щедрое, не так ли?

— На первый взгляд — да.

— Почему Вы так говорите?

— Потому что пределы довольно расплывчатые, а предложение следует еще раз уточнить.

— Я, кажется, не понимаю.

— Позвольте объяснить. Предположим, мой клиент унаследует акции и захочет их продать. Если он продаст их на рынке, цена снизится. С другой стороны, предположим, он будет выжидать. Тогда ваш синдикат будет вынужден купить акции, а это поднимет цену. Спрос и предложение, мистер Эвери.

Он кивнул.

— Можно и так. Но Вам надо рассмотреть факты. Мои люди — не любители. Они понимают рынок, умеют покупать понемногу и никого не беспокоят.

— Даже так они купят всего лишь небольшую порцию.

— Вот именно. Вот почему мы стараемся договориться с Данэмом. К тому же, он не будет ждать, он будет продавать.

— Почему?

— А как еще он сможет добыть наличные, чтобы заплатить налог на наследство?

Эвери был прав, и я не мог им не восхищаться. У него был быстрый ум, и он быстро реагировал.

Я сказал:

— Клайд Данэм по-прежнему главный подозреваемый. Пока он не будет оправдан, ему нечего продавать.

Эвери кивнул:

— Верно. Мы понимаем Вашу позицию. Все, что мы просим, это чтобы Вы поговорили с Вашим клиентом и каким-то образом убедили его. Джордан, могу я сообщить своим людям, что Вы пообещали поговорить с Данэмом?

— Я поговорю с ним. — «Если только увижу», мысленно добавил я.

Эдвард Сент-Джон явно воспрял духом. Он перегнулся через стол и с энтузиазмом пожал мою руку. В это время загудел интерком. Он сердито буркнул:

— Что такое?

Секретарша что-то ответила, и он от изумления разинул рот:

— Так что, он уже здесь? В моем офисе?

Этот гость явно был из категории VIP, поскольку Эдвард Сент-Джон Эвери засуетился. Он выскочил из-за стола и поспешил к двери, открыл ее и впустил посетителя. Его радушие несравнимо было с тем, которое досталось мне. Он разве что не кланялся и не разбрасывал по ковру цветы.

— Мистер Де Витт, — медовым голосом пропел он. — Заходите, сэр. — Он отступил в сторону. — Познакомьтесь со Скоттом Джорданом, о котором я Вам говорил.

Посетитель наклонил голову.

— А это, — сказал Эвери тоном, каким объявляют о коронованных особах, — Гордон Б. Де Витт. Мой… э… патрон в деле, которое мы обсуждали.

Я увидел человека невысокого роста, но высокого самомнения. У него была решительная квадратная челюсть, твердо сжатый рот и холодные глаза. Его поведение показывало, что ему некогда терять время на еду, сон и пожатие рук. Он был безупречно одет, что, вероятно, являлось заслугой и выбором его камердинера.

Я понимал удивление Эвери. Когда Гордон Б. Де Витт хотел кого-нибудь видеть, он просто отдавал приказ и ждал за своим столом в окружении секретарей.

Нумизматы собирают монеты, а филателисты — марки. Не знаю, как называется человек, собирающий корпорации, но в этой сфере Де Витту не было равных.

Его голос был холоден и суров.

— Эвери, Вы объяснили ситуацию?

— Да, сэр.

— Надеюсь, он не слишком болтлив.

— Нет, сэр.

— Он будет работать с нами?

— Это зависит.

— От чего?

— От развития ситуации. Мистер Джордан все понял, но считает наше предложение преждевременным и хочет провести дальнейшее расследование.

Гордон Б. де Витт прошел к окну и выглянул, как бы обозревая свои владения. Потом повернулся и уставился на меня:

— Никакого расследования не будет.

Я поднял бровь:

— Вот как?

— Вот так, — потом он добавил более миролюбиво: — Вы не должны думать, Джордан, что я берусь судить. Нам следует избегать расследования, ведь это означает вопросы, а вопросы означает слухи. Слухи поднимают интерес. Если все узнают, что я заинтересован в «Лейзинг индастриз», акции поднимутся. А я бы этого не хотел. Понимаете?

— Логично, — согласился я.

— И я хочу сказать Вам, что эта сделка много для меня значит, и не только в финансовом плане. Мне нужна «Лейзинг индастриз», она поможет мне в других делах. — Он улыбнулся. — Я никогда не встречаюсь с человеком, не выяснив все о нем. Мне говорили, что Вы трепетно относитесь к этике. И я не хотел бы оскорбить Вас, предложив… В чем дело, Эвери?

Эвери пытался что-то сообщить ему, двигая бровями. Он произнес:

— Джордан очень щепетилен в вопросах денег.

Де Витт был раздосадован:

— Какая глупость. Это не взятка. Мы — я и мои люди — готовы заплатить за вполне легальные услуги. Мы надеемся, что Вы рассмотрите наше предложение и подумаете об интересах своего клиента.

— Об этом не беспокойтесь, — кивнул я.

— Но благополучие Вашего клиента важно для нас.

— Правда?

— Без вариантов. Если его обвинят, ему не получить акции. Тогда они перейдут к ее сестре и дадут Адаму Пристину контроль на 60 процентов, а нам почти ничего не останется.

Я видел, куда он клонит.

— Все, что мы хотим, — сказал он, — поговорить с Данэмом и достичь соглашения.

— Не думаю, что у Данэма на уме бизнес, — сказал я. — У него другие заботы, и у меня тоже.

— Но его освобождение может занять месяцы, — настаивал он.

— Мне кажется, — заметил я, — ему и так придется продать акции, а так как вы делаете лучшее предложение…

— Так Вы начнете действовать.

— Если его поймают, я понадоблюсь ему как адвокат.

— Справедливо.

Но на его лице не видно было удовольствия.

Это положило конец интервью. Я встал, Гордон Б. Де Витт протянул мне руку. Я удивился. Его рукопожатие походило на хватку слесаря. Эдвард Сент-Джон Эвери, довольный переговорами, любезно проводил меня до дверей.

Рабочий день закончился, и поток людей выходил из «Эмпайр стейт». Я оказался в толпе женщин, купаясь в волнах духов.

Интересно, думал я, знает ли Адам Пристин о намерении Де Витта отстранить его от контроля. Или о том, что Линда согласилась продать свои акции. Это следовало обдумать.

Тем временем я позвонил Сьюзен Данэм. Она была дома.

— Вы получали вести от Клайда? — спросил я.

— Да. Он звонил из автомата полчаса назад.

— Где он?

— Он не сказал. Он сказал, что невиновен, что я могу ему доверять, но сидеть в тюрьме он не хочет.

— Он все еще хочет, чтобы я его защищал?

— Да, да. И я хочу с Вами повидаться, мистер Джордан.

— Это может подождать? Сегодня я занят.

— Да, очевидно. — Она была разочарована.

— Завтра утром у меня в офисе. И если Клайд снова позвонит, пусть он со мной свяжется. Он совершает ошибку.

— Почему?

— Потому что полиция думает, что он виновен, и его могут застрелить. — Я пожалел, что сказал это.

Тонким голоском она произнесла:

— До завтра, мистер Джордан, — и повесила трубку.

Я опустил новую монетку и позвонил в «Таймс». Мне нужен был зарубежный корреспондент, любящий бифштекс и водку. Я сделал ему предложение, и он его принял. Это была маленькая забегаловка на 51-й улице. Я заказал себе вина, я не любил водку. Не то что мой собеседник — он заказал бутылку.

Когда вы видели морщинистое лицо Энрико Ши, вам казалось, что его держали в бочке с уксусом. Эксперт по латиноамериканским делам провел большую часть своих пятидесяти лет за границей. Он был подвижный, ехидный, и предпочитал иметь дело с проигранными делами.

— Как ты узнал, что я в городе? — спросил он.

— Читал в газетах, — ответил я. — Тебя выдворили из Аргентины, а я читаю все твои статьи.

— Я тоже читал газеты, — хихикнул он. — И знаю, что у тебя очередное дело об убийстве.

Впервые я встретил его два года назад, когда представлял интересы его бывшей жены по делу о неуплате алиментов. Я выступал как защитник всех женщин на свете.

— Ладно, адвокат, — возразил он со специфической логикой. — До встречи с Иви я был счастливым холостяком. Она совершила ошибку и теперь хочет развестись. Это ее вина, почему я должен содержать ее всю оставшуюся жизнь? Она здоровая женщина. Нетрудовой доход развращает, безделье приносит проблемы. Вы собираетесь этому потакать?

Мне стало стыдно, и я уговорил клиентку забрать иск. Через две недели она снова вышла замуж. Энрико Ши прислал мне бутылку водки, она и сейчас стоит у меня в шкафу.

Сейчас он смотрел на меня:

— Ты можешь добыть информацию в Британской энциклопедии, зачем приходить ко мне?

— Твои сведения свежее.

— Без лести, пожалуйста. Задавай свои вопросы.

— Ты слышал о такой фирме «Экспортс инкорпорейтед»?

Он не знал.

— О человеке по имени Джордж Цицерон?

Он покачал головой.

— О латиноамериканце, известном как Хуан Салазар?

Он поперхнулся водкой и поставил стакан на стол:

— Ты знаешь Салазара?

— Только с виду.

— Так ты его видел?

— Да.

— Где?

— Тут, в Нью-Йорке.

— Темноволосый, стройный, шрам на щеке?

— Это он.

— Ты в это замешан? — Энрико Ши строго посмотрел на меня.

— Не уверен.

— Держись от него подальше, адвокат.

— А в чем дело?

Он погладил подбородок:

— Ты сам мне скажешь.

— Нет, Энрико, попозже, обещаю.

Он смягчился и тихо произнес:

— Хуан Салазар, точная национальность неизвестна. Революционер, любитель заварушек. Фашист, коммунист, демократ. Все, что подходит в данный момент. Его интересы в основном сосредоточены в Южной Америке. Использует подкуп должностных лиц. Как только диссиденты собираются узурпировать власть, услуги Салазара начинают дорого стоить. Он основал подпольные движения и охмурял население. Его орудия — подчинение, мошенничество и убийство.

— Звучит, как будто кандидат в расстрельную команду.

— Интересно, что он делает в штатах? — спросил Ши.

— Попробуй угадать.

— Наверно, планирует новую революцию.

Я недоверчиво посмотрел на него.

— Здесь?

— Конечно, нет. Здесь лишь делают орудия уничтожения.

Появился официант с недожаренным бифштексом. Энрико любил такое мясо. Мы принялись за еду.

Поле размышлений расширялось. Мне нужен был свежий подход. Я надеялся, что хороший сон мне поможет. Потому я ушел сразу после еды.

Глава десятая

В четверг утром я нашел Кэссиди сражающейся с пишущей машинкой. Я знал, что ее окрыляло: она сердилась, что я не рассказал ей в подробностях о деле Данэма, она прочитала все в газетах.

Я немного послушал трескотню машинки и подошел к ней.

— Если ты злишься на меня, не вымещай это на «ремингтоне». Мы вложили в машинку пару сотен баксов.

Без комментариев.

— Ты хочешь, чтобы я бросил парня на съедение волкам?

Ноль внимания.

Только одним способом я мог привлечь ее внимание. Я взял шляпу и пальто и пошел к дверям.

— Ты куда?

— Ухожу.

— Ты только что пришел, здесь куча дел. Апелляция Бассета, дело Форлангера…

— Ты сама их продиктуешь, — сказал я. — У тебя стилистика лучше моей.

Она взорвалась:

— Как только ты влезаешь в криминальное дело, то сразу бросаешь все остальные. А я думала, что у нас будет высококлассная гражданская практика.

— Так и будет.

— Как? Бросаясь на защиту очередного убийцы?

— Поправка — предполагаемого убийцы. Человек считается невиновным, пока его вина не доказана. Этот случай кажется полиции простым, потому что у них предубеждение против сложных. Но все время поступают новые данные. Тебе нравится корпоративное право? Ну вот, у меня кое-что есть, но пока я не могу сказать об этом. Держись за меня, дорогая, мы на пороге большого бизнеса.

Она оттаяла:

— Где сейчас наш клиент?

— Где-то прячется. Если мы избавим его от обвинений, то сорвем недурной куш.

— Лучше начинай собирать улики.

— Нам потребуется нечто большее, может, замена Данэму.

— Какие кандидатуры?

— Любые из тех, кто замешан.

— Например?

— Сестра убитой, миссис Пристин. Хороший мотив, десять миллионов.

— Но это же ее родная кровь, — запротестовала Кэссиди.

— Деньги гуще, чем кровь.

— Не для всех.

— Именно так. Что это за люди? Потребуется несколько месяцев, чтобы это выяснить, а делу всего два дня.

— Кто еще?

— Подруга Данэма, Фэй Стэнтон. Она знала, что Клайд унаследует кучу денег.

Кэссиди подумала:

— Звучит логично.

— Но вряд ли она настолько умна.

— Почему бы нет?

Я хихикнул:

— Потому что она блондинка.

Кэссиди фыркнула:

— Цвет волос не имеет отношения к мозгам. Я видела эту девушку и считаю ее умной. Не говори мне о женщинах, я сама женщина.

Я оставил эту фразу без комментариев.

— А как насчет мужчин? Стивен Мур, например.

— Ее жених?

— Да. Может, он уличил ее в обмане. Ты не считаешь деньги мотивом, так вот тебе ревность.

— Он любил ее.

— От любви до ненависти один шаг. Помнишь, в прошлом году было дело, когда человек застал свою жену.

— Мне не интересно, — отрезала она. У Кэссиди в жилах текла кровь квакеров. — Какие еще есть подозреваемые?

— Несколько. Джентльмен по имени Джордж Цицерон, партнер Линды по «Экспорт инкорпорейтед», против которого наш Сиксто Аллагас подал жалобу.

Но Кэссиди не читала этого.

— Ты рассказал лейтенанту Нолану?

— Еще нет.

— Но это его работа, Скотт. Ты утаиваешь улики…

— Пожалуйста, — взмолился я. — Мы еще не закончили с подозреваемыми, и нельзя исключать Адама Пристина. Он может вступить в наследство через жену.

У него был еще один повод. Контроль над «Лейзинг индастриз». Пристин был женат на племяннице босса, и его не так легко было спихнуть. Хотя Гордон Б. Де Витт действовал осторожно, Пристин, возможно, кое-что услышал. Если он узнал, что Линда собирается продавать акции…

— В чем дело? — спросила Кэссиди.

— Просто думаю. Предположим, что Пристин знал о намерении Линды выйти замуж. Кто мог ему сказать? Ни Стивен Мур, ни Линда, ни Клайд Данэм. А кто еще знал?

— Скажи мне.

— Некий Эл Уорд, менеджер по персоналу на фабрике в Джерси. Я вот подумал…

— Почему же ты не выяснишь?

— Придется. Если все это всплывет в суде, факт, что Пристин знал о намерениях Линды, может пригодиться.

Я вспомнил, Клайд сказал мне о том, что Стивен Мур узнал Игоря Романоффа на фабрике в Джерси, и решил поднести к запалу спичку. Я попросил Кэссиди связаться с манхэттенским офисом «Лейзинг индастриз». Понадобилось десять минут, чтобы миновать кордоны секретарей и услышать в трубке голос Пристина.

— Кто это? — спросил он.

— Скотт Джордан.

— Что Вам надо?

— Просто подумал, что Вам будет интересно: Игорь Романофф работает на фабрике в Джерси.

Он переспросил медленно и отчетливо:

— Что Вы сказали?

Я повторил.

В трубке раздались сердитые гудки. Я все еще держал в руках шляпу и пальто. Я помахал Кэссиди и вышел, но за дверью едва не столкнулся со Сьюзен Данэм. Она была не так проворна и поэтому врезалась в меня, мне даже пришлось вернуть ее в вертикальное положение. На мгновение она была в моих объятиях. Наконец я неохотно отпустил ее.

— Эй! — воскликнула она. — Прежде чем завернуть за угол, надо сигналить.

— Вы превысили скорость, — ответил я.

Она заметила мое пальто и перестала улыбаться.

— Вы уходите?

— Да, мэм.

— Но мне казалось, мы назначили встречу.

Я не сказал ей, что забыл об этом, зато сказал:

— В правилах не говорится, что встреча должна быть статичной. Можно поговорить в моей машине. Хотите?

— А куда мы едем?

— В Нью-Джерси. Я уколол Адама Пристина и хочу понаблюдать за его реакцией. И еще у меня маленькое дельце к менеджеру по персоналу.

Она согласилась, и я повел ее к лифту. Она, очевидно, хорошо выспалась, лицо утратило напряженность и выглядело почти умиротворенным. Мы спустились к парковке. Служитель вывел «бьюик», и мы поехали к Вест-сайд Хайвэй.

Возле Кэнал-стрит мне пришлось уплатить пятьдесят центов. Я кивнул на полицейского, собирающего плату за проезд.

— Купите один из этих домиков, и вам не о чем беспокоиться.

Она засмеялась:

— Да, хороший бизнес.

— Вы когда-нибудь стояли в воскресной пробке?

— Конечно.

Не желая перекрикивать гул тоннеля, мы замолчали. Но я осознавал ее присутствие рядом. Мы выехали на Фулэски Хайвэй. Сьюзен молча смотрела в окно на промышленный пейзаж. Унылые здания и высокие дымовые трубы. В Джерси существовал льготный налог для промышленности. Вокруг стоял характерный запах, вы могли почуять фабрику за милю. Если бы тут летал косоглазый или слепой бомбардировщик, он бы не промахнулся.

Я украдкой посмотрел на Сьюзен. Она о чем-то размышляла.

— Прекратите, — сказал я, — вы себя изводите.

— Да. Когда я думаю о Клайде, который где-то прячется и неизвестно чем питается, как загнанное животное… Это негуманно.

— Знаю, — сказал я. — Но мы пока ничем помочь ему не можем. Расскажите мне о нем, какой ему поставили диагноз в армейском госпитале?

— Сотрясение мозга.

— Сейчас он в порядке?

— Иногда бывают головные боли, но не так часто. Я знаю, о чем вы думаете, но это не так.

— А о чем я думаю?

— Что у него могут быть периоды, когда он не помнит, что делал.

— Это вы так решили, не я, — мягко сказал я. — У меня тоже бывают головные боли, но это от моей профессии. — Я сменил тему. — Вы хотели что-то обсудить со мной?

— Да. — Она что-то достала из кошелька и вложила мне в руку. — Я чуть не забыла.

— А что это?

— Пять сотен долларов. Я знаю, адвокаты всегда просят залог.

— Разве я просил?

— Нет, но Вы не можете работать даром.

— Я объявлю свой залог позднее, — сказал я, — уберите.

— Нет. — Она покраснела. — И там, где я это взяла, есть еще. У меня хорошая работа.

— А почему Вы сегодня не работаете?

— Мой босс отпускает меня, когда мне надо.

Я почувствовал ревность.

— У Вас, должно быть, большое влияние на него. А он… он вас ценит?

Она улыбнулась:

— Мистер Пастернак толстый, лысый, обожает жену и шестерых детей.

— А чем он занимается?

— «Миледи Фрокс», по двенадцать девяносто пять оптом. Я делаю дизайн, а он производит. Мистер Пастернак считает меня лучшим дизайнером, он готов удочерить меня.

— Я его не виню. — Я увидел дорожный знак и повернул.

Мы съехали с шоссе и направились на восток. Через полмили мы увидели группу зданий, расположенных на нескольких акрах болотистой земли.

— Вот и приехали, — сказал я.

— Какое все огромное! — Она была поражена.

— Ну, не такое огромное, как фабрика в Делавэре.

Но в самом деле, здесь все было огромное и приятное глазу. Четыре здания из красного кирпича стояли на зеленой траве. Их стены покрывал плющ, а окна сверкали на солнце. Вдалеке виднелась заасфальтированная парковка, и на ней великая американская мечта, символ успеха — разноцветные сверкающие машины. Я нашел свободное место и выключил зажигание.

— Какие у вас планы? — спросила Сьюзен.

— Пойду попробую что-нибудь узнать.

— А я могу помочь?

— Да, — сказал я и указал через дорогу. — Видите это кафе? Выпейте там кофе и подождите меня.

— Хорошо, мистер Джордан.

— Меня зовут Скотт, повторите.

— Скотт.

— Умница. Я постараюсь побыстрее обернуться.

Глава одиннадцатая

В конце административного корпуса была дверь с табличкой «Отдел кадров». Я повернул ручку и вошел. На меня уставились двенадцать пар женских глаз, треск пишущих машинок затих. Так бы они отреагировали на любого мужчину. Я разделил между ними свою беспечную улыбку.

Пол в комнате был хорошо натерт и заставлен ящиками с личными делами сотрудников. У меня не было определенного плана, я хотел только ознакомиться с обстановкой.

Дверь в конце комнаты была застеклена, и оттуда менеджер наблюдал за работой. Уловив другое звучание машинок, он направился к двери, приготовившись дать нагоняй.

— За работу, девушки, не бездельничать! — Он хлопнул в ладоши. — Чем могу служить, сэр?

— Мистер Уорд?

— Это я.

Я сказал первое, что пришло на ум:

— Мне посоветовали повидать Вас, я ищу работу.

— Мисс Питерс!

Подошла рыжая девица.

— Да, мистер Уорд.

— Пожалуйста, выдайте анкету.

Она достала из своего стола листок, передала его менеджеру, а он — мне.

— Заполните это, — велел Уорд.

Это был невысокий человек, весом около ста тридцати фунтов, лысый. Он указал на стойку, где лежала шариковая ручка. Эта ручка показывала, как в «Лейзинг индастриз» оценивают человеческую натуру — она была прикована цепочкой к стене. Анкета содержала кучу ненужных вопросов о моем детстве и зрелости, предках и образовании. Я заполнил ее, посмотрел на рыжую девицу в поисках дальнейших инструкций, получил обещающую улыбку и зеленый свет для встречи с мистером Элом Уордом.

Он сидел за своим столом и читал газету, где была статья о Линде Романофф. Я вежливо кашлянул. Уорд поднял глаза, изучил меня, кивнул и перевернул страницу, показывая мне фото меня самого.

— Неплохо, — сказал я, — но вряд ли они объективны.

— Что Вам здесь надо, Джордан? — спросил он ледяным тоном.

Ну вот, теперь мы могли опустить формальности и перейти сразу к делу. Я сказал:

— Мне нужно несколько минут Вашего времени, Уорд.

— Мое время ценится, и посторонним здесь не место. Вам придется уйти.

— Разумеется, — ответил я, — как только…

Но он не слушал, тыча пальцем в переговорное устройство. Оттуда донесся голос:

— Охрана.

— Это Уорд. У нас проблемы, здесь посторонний.

— Задержите его.

Уорд посмотрел на меня с решительной миной, сложив руки на груди. Я не знал, как скоро придут охранники, поэтому перешел к делу, пытаясь убедить его словесно.

— Вы глупо ведете себя, Уорд. Линда Романофф была убита, у полиции есть подозреваемый, а окружной прокурор хочет обвинить его, но это означает процесс со свидетелями и показаниями. Вы будете одним из свидетелей, даже если мне самому придется вручить вам повестку. Я знаю, полиция вас уже допрашивала, и держу пари, только по минимуму. Не думайте, что вы легко отделаетесь.

Он сидел с каменным лицом. Я покачал головой:

— Вы попадете в переплет, Уорд. Вам нужен совет. Сокрытие показаний делает Вас укрывателем, и это не смягчит полицию и окружного прокурора. Никто не сможет Вам помочь, понимаете? Невзирая на деньги, положение и связи. Даже Адам Пристин не сможет ничего сделать. Вы идете по тонкому льду, приятель, и лучше убедиться, что Вы под него не провалитесь. Я не из тех, кто пугает впустую, вы окажетесь за решеткой.

Дверь распахнулась, я обернулся и увидел пару горилл в зеленой униформе, с очень решительными лицами. Они не теряли зря времени, приближаясь ко мне. Я напрягся, а потом решил не связываться. Даже если мне удастся справиться с одним, другой до меня доберется. А зачем суетиться, если все, чего я добьюсь, это несколько синяков? Однако помощь пришла с другой стороны.

Элл Уорд рявкнул:

— В чем дело? Что вам тут нужно, парни?

— Нас послал начальник охраны, — ответил один, с бычьей шеей. — Он сказал…

— Он ошибся, — отрезал Уорд. — Все под контролем.

— Но…

— Подождите за дверью, пожалуйста.

Они попятились и вышли. Машинистки в ожидании бури бросили работу и сидели с круглыми глазами. Уорд приподнялся и посмотрел на них через стекло. Несмотря на свою потешную внешность, он произвел устрашающее впечатление, потому что машинки снова затрещали. Он сел на место и осклабился.

— Так Вы говорили, Джордан?

— Что Вы, скорее всего, угодите в тюрьму.

— Я? — Он скрипуче рассмеялся. — Это нелепо.

— Правда? Тогда позовите своих горилл и дайте им вышвырнуть меня отсюда, зачем Вы со мной разговариваете?

Он молчал. Я почувствовал себя увереннее. Я и раньше думал, что Элу Уорду есть что скрывать, и теперь убедился в этом. Вот почему он не тронул меня — хотел узнать, что же я знаю.

Я сказал:

— Судебный адвокат никогда не раскрывает карты до конца, он ждет момента. Поймите, Уорд: кроме Клайда Данэма есть много других людей с мотивом для убийства. Моя работа — посеять зерно сомнения в мозгу присяжных. Я собираюсь вызвать Вас для дачи показаний, привести к присяге, а если Вы солжете или попытаетесь что-нибудь скрыть, я собираюсь захлопнуть за Вами ловушку. Вас обвинят не только в сокрытии информации, но и в неуважении к суду. — Я немного сгустил краски. — Как Вы думаете, что привело меня сюда?

Он уже вообразил себе безрадостную картину. Как все мелкие начальнички, он был трусоват. Он уже видел себя в полосатой робе на койке в камере. Его плечи поникли.

Я сказал:

— Вы интеллигентный человек, Уорд, разве вы обязаны таскать каштаны из огня для других? Но решать Вам.

Он был побежден. Посмотрел на меня беспомощно и спросил:

— Что Вы хотите?

— Полного сотрудничества, а еще ответов на несколько вопросов.

Он с несчастным видом кивнул.

— Хорошо, — сказал я. — Когда Вы сообщили Адаму Пристину, что Клайд Данэм получил работу? — Я не спросил, сообщал ли он вообще, я спросил «когда».

— В тот же вечер, — уныло ответил Уорд.

— Вы лично ему сообщили?

— По телефону.

— И что он сказал?

— Ничего особенного, только «спасибо, Уорд», и повесил трубку.

— Вы всегда знаете, когда он посещает фабрику?

— Нам сообщили час назад, что он собирается выходить.

Он поежился, глядя на стеклянную дверь, как будто Адам Пристин мог войти и обвинить его в предательстве.

— Разве Вы не друг Стивена Мура?

— Друг.

— Разве он не просил Вас держать в секрете, что Вы наняли Данэма?

— Я дал ему работу, верно? — начал оправдываться Уорд. — Что я еще мог? Мистер Пристин все еще глава компании, а мне надо было защищаться. Я работаю пятнадцать лет, я продвинулся. Он бы все равно узнал, как только завещание было бы оспорено. Я подумал, лучше сообщить ему и доказать мою лояльность, чтобы он меня не уволил.

— Так что Вы надули Мура.

— Может быть, но повредить ему было уже невозможно. Данэм получил работу, и Пристин ничего не мог сделать.

— А Вы не боялись, что он накажет Вас за то, что Вы внесли Данэма в платежную ведомость?

— Если бы он спросил меня, я бы сказал, что сообщил ему, как только все узнал.

— Все равно рискованно.

— Да, сэр. — Он жалко улыбнулся. — Но я полагал, Мур что-нибудь сказал бы в этом случае, когда Линда получила бы наследство и он бы на ней женился.

— А когда начались проблемы у Мура с Пристином?

— Пару лет назад, когда Пристин заподозрил, что у Мура роман с его женой.

— Чьей женой?

— Пристина.

Я наклонился к нему.

— Вы уверены?

— Да.

— А почему Пристин его не уволил?

— Потому что тогда он не был на коне, и старый Лейзинг ему бы не позволил.

Так, подумал я, Мур и Вивиан Пристин… Новая история. Вряд ли Линда про это знала. В то время она жила в Италии с семьей Франкини.

Переговорное устройство на столе зажужжало, замигала лампочка. Уорд нажал на кнопку и сказал свое имя. Раздался голос:

— Охрана, мистер Уорд. Где Шейн и Маккаллоу?

— Снаружи, а что?

— Проблемы в третьем корпусе. Мистер Пристин и один из служащих. Отправьте парней сюда, и побыстрее.

Эл Уорд подпрыгнул, как мячик. На его лице появилось решительное выражение. Вот шанс оправдаться! Я был рядом с дверью и успел открыть ее, а то бы он пролетел сквозь стекло.

— Шейн! — рявкнул он. — Маккалоу! Пошевеливайтесь!

Глава двенадцатая

Двое охранников неслись за Уордом, как хвост за змеем. Я подумал, что раз поджег фитиль, то должен посмотреть на взрыв, и последовал за ними.

Уорд удивил меня. Он далеко опередил охранников, те едва поспевали за ним. Мы промчались мимо первого здания, пересекли газон второго, и ворвались в третье. Я был чуть позади, и пока тормозил, стер половину кожаных подошв, чтобы не влететь в машину, которая штамповала пластмассовые формы. В этот момент кто-то выключил все станки, рабочие уже давно не работали. Они образовали круг, внутри которого оказалось трое. Один из них, говоривший больше других, был явно начальником. Двое других смотрели друг на друга. Это были Адам Пристин и, очевидно, Игорь Романофф.

Даже в комбинезоне и резиновом фартуке он производил впечатление. Он носил робу, как королевскую мантию, и держался так же гордо. У него была высоко поднятая голова, ясные глаза и элегантная поза. Под орлиным носом красовались аккуратные усы. Ни один волосок не выбивался из прически. Он спокойно стоял и слушал тираду начальника, твердо глядя в глаза Пристина.

Начальник замолчал, когда Эл Уорд разорвал кольцо зрителей и взял инициативу в свои руки.

— В чем дело, Роджерс? Какая проблема?

— Мистер Пристин только что уволил Рома, а тот отказывается уходить.

Уорд постарался придать лицу любезное выражение:

— Подойдите к кассиру, Ром, и получите вашу зарплату.

Высокий мужчина презрительно посмотрел на него, и это, казалось, уменьшило Эла Уорда в размерах.

Начальник снова заговорил:

— Он требует уведомление за две недели.

— Он получит свое уведомление в наличных, — ответил Уорд.

Адам Пристин прокашлялся:

— Кто нанял этого человека?

Уорд промямлил:

— Я, сэр.

— Вы знаете, кто он?

— Знаю только то, что написано в анкете — Ирвин Ром.

— Это, несомненно, его подлинное имя, — ехидно буркнул Пристин. — А вы знаете другое?

— Я… я не понимаю, о чем Вы, — Уорд еще больше съежился.

— Вам бы следовало узнать его, хотя бы по фотографиям в газетах. Этот… джентльмен также называет себя Игорь Романофф. Он был женат на моей свояченице. Не думаю, что его присутствие здесь вполне легально. Я хочу, чтобы он ушел. Избавьтесь от него.

Эл Уорд покрылся потом. Он был в очень незавидной позиции. Как менеджер по персоналу, он, возможно, чувствовал настроения окружающих. Люди вокруг него были явно на стороне Ирвина Рома, который был одним из них, может, даже членом профсоюза. С другой стороны, Адам Пристин представлял руководство и капитал, то, чему их учили не доверять. Он стоял по другую сторону.

Ситуация требовала такта и деликатности. Если Уорд напустит охрану на Рома, это может повлечь неприятности. Он стоял по колено в болоте свой нерешительности.

Как ни странно, именно Ром бросил ему спасательный круг. Он улыбнулся и невозмутимо заговорил:

— Джентльмены, не стоит нервничать. Мы живем в стране, где права собственности непоколебимы. Вы хотите уволить меня, это ваше право, и я подчиняюсь. — Затем он с улыбкой повернулся к рабочим. — Друзья, позвольте попрощаться с вами, мне было очень приятно работать вместе. Вы все свидетели, что меня официально наняли сюда на работу, и я могу однажды обратиться к вам за подтверждением. Как сказал генерал Макартур: «Я вернусь». — Он белозубо улыбнулся. — Я говорю — долой капиталистов и их большие животы, пусть лучше они будут у рабочих девушек.

Терпение Адама Пристина кончилось, и он махнул охранникам. Шейн и Маккалоу двинулись вперед, но Ром остановил их укоризненным взглядом.

— Не утруждайте себя, джентльмены. — Затем он ловко освободился от фартука, кинул его на пол, прошел к шкафчикам, переоделся, помахал рукой публике и изящно вышел. Я чуть не зааплодировал.

Начальник принялся раздавать команды, кто-то включил ток, и машины заработали. Кольцо людей рассосалось, а я незаметно проскользнул через дверь.

Романофф был немного впереди, он не спешил. Я хотел предложить подвезти его, но у него была машина. Он вывел ее со стоянки, развернул к дороге и уехал. Я посмотрел ему вслед и направился к кафе.

Сьюзен сидела за столиком перед кружкой с кофе, которая оставляла мокрые круги. Она просияла, увидев меня:

— Ну как?

— Сплошная удача.

— Вы видели Уорда?

— Видел, говорил с ним, получил нужные ответы. Пойдемте перекусим.

— А почему здесь нельзя?

— Здесь, где так пахнет салом? Здесь нужно иметь пищеварение верблюда.

Я заплатил за кофе, и мы вышли.

Сьюзен уселась в машину, ожидая моего рассказа.

— А то, что вы узнали, это поможет Клайду?

— Полагаю, да. Теперь мы уверены, что Пристин знал о планах Линды. Это показало ему, что он может потерять состояние и работу. Представляете, как это его взбесило? — Я выехал на главную дорогу. — И еще у нас есть новый персонаж.

Она вцепилась в мой рукав.

— Что?

— Предшественник вашего брата, Игорь Романофф. Пристегнитесь, пожалуйста.

Ее глаза были круглыми.

— Но что это означает?

— Я могу лишь догадываться, но спорю на поцелуй, что в этом есть смысл.

— Принимаю пари.

— Линда развелась с Романоффым в Рино, а в Нью-Йорке не всегда признают такие документы. Думаю, Романофф хочет вмешаться и опротестовать законность ее брака с Клайдом, тогда он останется официальным наследником.

— Но зачем ему работать на фабрике?

— Затем же, зачем и Клайду — чтобы соответствовать условиям завещания. Это своего рода страховка.

— Вы… вы думаете, он связан с убийством Линды?

— Его действия в ту ночь, несомненно, подлежат расследованию. А как насчет нашего спора?

— Вы выиграли. — Она наклонилась и легонько меня чмокнула.

Я свернул в переулок:

— Эй, а как насчет нового пари с теми же условиями?

Она мило рассмеялась:

— Фи, сэр, я порядочная женщина. Следите за дорогой.

Движение стало чуть более интенсивным, и я сосредоточился на дороге. Мимо с сердитым шипением пролетали машины. Слева показался аэропорт Ньюарк. Я краем глаза посмотрел на Сьюзен и увидел, что ее настроение опять переменилось. Она сидела, прикусив губу, и о чем-то думала. Подбородок ее дрожал.

— В чем дело, Сьюзен? — мягко спросил я.

Но ей не было необходимости отвечать — я и так знал. Так должно было происходить каждый раз, когда она просыпается, когда звонит телефон. Возможно, какой-нибудь нервный полицейский мог разыскать Клайда. А это была вся ее семья. Что он сейчас делает? Где он прячется?

— Ох, Скотт, — сказала она несчастным голосом, — в мире так много горя. И зачем только люди появляются на свет?

— Хороший вопрос, Сьюзен. Философы пытаются на него ответить веками. Кто я такой, чтобы дерзать? И вообще, те, кто слишком серьезно воспринимает жизнь, становятся депрессивными фаталистами.

— А что плохого быть фаталистом?

— Все. Фаталисты сидят и ждут событий, оправдываясь тем, что чему быть, тому не миновать, и ничего тут не сделаешь.

— А вы в это не верите?

— Нет. Мне кажется, человеку следует действовать и направлять события.

— Иногда это невозможно, Скотт.

— Почему?

— Потому что требуется агрессивность и инициатива, а не все рождаются такими.

Конечно, она была в какой-то степени права. Я сказал:

— Если бы все были агрессивными и инициативными, в мире не было бы мира и покоя.

— Вы шутите, — оскорбилась она.

— Ну конечно. А Вы не понимаете, Сьюзен? Жизнь — это большая шутка, но некоторые ее фокусы бывают вредными. Но мы что-то заговорили о слишком серьезных вещах, а вот снова Голландский туннель, а нам еще надо пообедать. Как насчет чего-нибудь китайского?

— Обожаю.

— Мы совсем рядом с Пелл-стрит. Надо поторапливаться, у меня много работы.

Глава тринадцатая

Я вошел в офис, подтянутый и деловой, и щелкнул пальцами в сторону Кэссиди.

— Блокнот, пожалуйста. Поехали.

Она изобразила удивление:

— Не верю своим ушам — ты действительно собираешься работать?

Тем не менее она взяла блокнот и приготовилась записывать.

— Саррогейт-корт, — диктовал я. — По поводу назначения судом Клайда Данэма душеприказчиком имущества и состояния Линды Данэм…

Я не замедлял темпа речи. Кэссиди использовала свою собственную систему стенографии, быстрее, чем по Греггу. Это была обычная работа. Как правило, если завещание не было составлено, душеприказчиком назначают ближайшего родственника. Суд предоставляет бланк заявления, а Кэссиди лишь заполняет их.

— Я подожду, — сказал я.

Она с любопытством посмотрела на меня:

— Ты быстро действуешь.

— Не только я. Волки начинают собираться в стаю. Такие деньги всегда провоцируют активность.

— Ты ждешь, что Данэм унаследует деньги на основании женитьбы, которая продолжалась несколько часов?

— А почему бы нет? Он ведь прошел через официальное бракосочетание, после чего его жену убили. Не я пишу законы. Он ее муж, и если он невиновен, то унаследует деньги. Ни один суд не примет дело на рассмотрение, если не будет доказана невиновность. А пока мы не должны терять надежды.

Кэссиди пожала плечами и унесла блокнот к машинке. Через двадцать минут заявление было готово. Я положил его в карман, не читая — вряд ли там были ошибки.

Саррогейт-корт находился на Чемберс-стрит в квадратном здании с широкой лестницей. Это было древнее строение, и в его пыльных архивах хранилась история манхэттенских сделок с недвижимостью. Как обычно, я едва не поддался порыву исполнить в этом огромном пространстве йодль, но вместо этого прошел в кабинет клерка.

Клерк — бюрократ средних лет, давно растерявший свои амбиции — поднял голову и нахмурился.

— Линда Данэм?

— Она же Линда Франкини-Романофф.

Он ощерил все зубы.

— У нас по этому делу полно заявлений.

Он извлек объемистую папку. Как адвокат одного из претендентов, я имел право изучить ее, мне только надо было быстро пролистать дела и убедиться в своих ожиданиях. Мы слегка опоздали: там уже было два заполненных заявления. Одно от Вивиан Пристин, другое от Игоря Романоффа. Оно меня заинтересовало. Его заполнял юрист по имени Гровер Брэдфорд, чей офис находился в Эмпайр Стейт Билдинг. Я был прав, десять миллионов долларов стали лакомым кусочком.

— Ну что ж, — сказал я клерку. — Кажется, дело доступно для всех.

— Ага, — кисло буркнул клерк. — В Саррогейте обожают такие щекотливые дела.

Но Саррогейт не мог действовать, сейчас руки были связаны. Сначала надо было заняться дополнительными пунктами. Потребуется заключение Верховного суда о семейном положении Линды, а потом придется ждать, пока будет доказана виновность Клайда.

Я помахал клерку и ушел.

Звонок по телефону связал меня со Стивеном Муром. Он встретил меня в фойе отеля на Мэдисон-авеню и провел в бар. Он не производил впечатление энергичного человека. На лице была щетина, казалось, он долго пил в своем номере. Он заказал двойной «скотч». Я сказал:

— Кое-что выяснилось, и я думаю, Вы сможете мне помочь.

— Вам? — Он сжал губы. — Или этому недоноску Данэму? Я слышал, что вы будете его защищать.

— Это так.

— Я пас. — Он стал подниматься. Я дернул его за рукав.

— Слушайте, все это дело свалилось на Данэма совсем неожиданно. Он пытался помочь Вам и Линде, и Вы обязаны ему хотя бы из-за той вероятности, что он может оказаться невиновным. Я не пытаюсь обелить его, но мне не хочется видеть, как его обвинят, если он невиновен.

Он уставился на меня:

— Что Вы хотите знать?

— Все, что Вы можете сказать мне о разводе Линды и Романоффа. Кто его регистрировал?

— Местный адвокат в Рино. А что?

— Он будет отрицать его правомочность.

— Что? — Мур онемел. — Но почему?

— Он сам может претендовать на наследство. Он уже заполнил заявление.

Стивен Мур разразился гневной тирадой против Романоффа и его предков.

— Успокойтесь, — сказал я. — Его претензии могут и не удовлетворить.

Он взял себя в руки.

— Да он так обращался с ней, а теперь… — Он стиснул зубы. — Не могу поверить.

— Вы не знаете, в Рино его представлял адвокат?

Мур ничего об этом не знал.

Я попробовал зайти с другой стороны.

— А что Вы знаете о Цицероне?

— О ком?

— Джордж Цицерон, партнер Линды по «Экспортс инкорпорейтед».

Он нахмурился:

— Почему Вы спрашиваете?

— Потому что я видел, как Вы его навещали.

— Когда?

— На следующий день после гибели Линды.

Его лицо прояснилось.

— Ах да, он позвонил и оставил сообщение. Я перезвонил и назначил встречу.

— А что он хотел?

— Это касалось невыполненных заказов. Видите ли, перед своей смертью старый Малкольм попросил меня присматривать за делами в интересах Линды. Я знал о связи Линды с «Экспортс инкорпорейтед» и покровительствовал фирме. Цицерон знал об этом, вот почему он позвал меня. Он хотел, чтобы я дал взятку отделу доставки, но он опоздал, я больше не был связан с фирмой. Пристин меня уволил.

— А как отреагировал на это Цицерон?

— Разочаровался.

— Как я понимаю, его бизнес проходит в основном в Южной Америке?

— Да. У него там много контактов.

— Что они продают?

— Инсектициды, удобрения, взрывчатку, нитраты.

— Вы полагаете, он держится в рамках?

— Не понимаю.

— Я не уверен, — сказал я, — но мне кажется, он может заниматься нелегальными поставками без разрешения.

Мур пожал плечами:

— Теперь это не мое дело.

— Это мое дело, — ответил я, — и я проведу расследование.

— Вы на что-то намекаете? — спросил он.

Я притворился непонимающим.

— Не могли бы вы добыть кое-какую информацию для меня? Я бы хотел знать о поведении Пристина в ночь убийства. Он нервничал? Он оставался дома?

Мур расслабился:

— Простите, не могу ничего сказать. У меня нет намерения повидаться с Вивиан, да она и не станет выступать против мужа.

— И что, все кончилось? — спросил я.

— Что именно?

— Между вами и Вивиан.

Он встал и посмотрел на меня, стиснув зубы:

— Ну Вы и наглец.

— Моего клиента обвиняют в убийстве, — сказал я. — Я копаю глубоко.

— Она замужняя женщина, Джордан, — тихо сказал он. — Не ворошите прошлое.

И он ушел. Но я продолжал думать. А что, если Линда узнала об этом? Пожалуй, стоит еще раз потревожить «Экспортс инкорпорейтед». Но я не мог это сделать просто так, нужен был повод. Я позвонил Кэссиди и попросил подготовить жалобу на нарушение контракта с Сиксто Аллагасом. Документы я забрал по дороге в центр.

Глава четырнадцатая

Вы когда-нибудь видели передачи о путешествиях? Далекие экзотические порты, живописные местные жители, зеленое море и кобальтовое небо, лодки и яхты, скользящие на горизонте.

В Нью-Йорке вы такого не увидите. Посмотрите, что сделали с Манхэттеном коммерция и промышленная цивилизация. Мрачная и угрюмая Вест-стрит, где в доках стоят корабли всех крупных линий, смесь угарного газа и пыли, усиленная шумом. С одной стороны — портовые здания, с другой — склады и салуны. Река с пыхтящими баржами.

Склад «Экспортс инкорпорейтед» был узким зданием без окон, но с погрузочной платформой. Я попробовал открыть деревянную дверь, и на этот раз у меня получилось.

Наверху светила лампочка, освещая кирпичные стены и бетонный пол. На полу валялось несколько коробок, справа виднелась железная винтовая лестница. Слева за застекленной дверцей была маленькая комнатка со столом и ящиками для документов.

— Кто дома? — спросил я голосом, слышным лишь на расстоянии пары дюймов.

Ответа не было, помещение казалось пустым. Я осмотрел коробки — пусто. Тогда я вошел в комнатку — в письменном столе не нашлось ничего интересного. Я наклонился к ящикам — вот оно. Сложенные по порядку конверты из коричневой бумаги. Я заглянул в один из них, там были счета и данные об отгрузке, все зашифрованные. Я попытался расшифровать их, и тут мимо моего правого уха что-то просвистело и ударилось в стену.

Посыпалась штукатурка. На полу валялся молоток. Еще дюйм, и он бы разнес мою голову вдребезги. Я обернулся.

В дверях стоял Эдди Майлс с белым от ярости лицом.

Я содрогнулся:

— Проклятый ублюдок! Ты мог меня убить.

— Еще все впереди, — глухо буркнул он. Он стоял достаточно близко и вполне мог меня достать. Что он и попытался сделать. Я отдернул голову в сторону, он промахнулся и потерял равновесие. Я рубанул его ребром ладони по шее, и он упал на колени.

Я стоял и наблюдал, как он медленно поднимается. Удивлен, конечно. От юриста не ожидают таких вещей. Если у него и есть мускулы, то обычно на языке или в голове.

Я сказал:

— Слушай, Майлс, не глупи. Я не хочу драться, но не выводи меня из себя. Я тяжелее на сорок фунтов и могу сломать тебе руку.

— Вот это нас уравняет.

Его рука нырнула в карман и выхватила нож. Должно быть, он сотни раз практиковался в этом. Лезвие открылось с лязгом, сверкая как лед.

Он медленно направился ко мне, размахивая ножом, глаза были полузакрыты. Я прижался к столу. Не было смысла говорить с ним. Если он меня достанет, потребуется швейная машинка, чтобы сшить меня заново.

Я вспомнил свою школу, где нас учили честной игре, но никогда не объясняли, как обращаться с противником, который играет по своим правилам. Мои пальцы шарили по столу. Плевать на честную игру. Мне не хотелось делать то, что я собирался. Удовольствия это мне не доставило, а Эдди Майлсу и подавно.

Теперь у меня в руке была чернильница, и я запустил ее, как бейсболист. На таком расстоянии я не мог промахнуться. Она угодила Эдди между глаз. Думаю, она сломала ему нос. Чернила залили ему лицо, он вскрикнул и выронил нож. Я наклонился и поднял его, затем всадил в стол и сломал лезвие. Потом пошел к умывальнику в углу и кинул Эдди грязное полотенце. По его подбородку струилась смесь чернил и крови.

— Вот, — сказал я, — вытрись и иди к врачу.

Он заскулил. Весь пыл сразу улетучился.

— Урок на сегодня, — сказал я. — Сначала думай, а потом делай.

Я вышел, оставив его у умывальника. Мне было жаль его, но иногда людей надо учить именно так. Я был уже на погрузочной платформе, когда передумал и вернулся, подошел к телефону и позвонил доктору Буканцу.

— Вы свободны, док?

— Я всегда занят.

— У меня для вас есть работа, — объяснил я и дал ему адрес на Вест-стрит. — Вряд ли кто из ваших пациентов в ближайшие полчаса соберется рожать, так что идите сюда и займитесь парнем.

— А что с ним?

— Сопелка сломалась.

— Сопелка?

— Нос. Счет пришлите мне. — Я повесил трубку и сказал Эдди:

— Он первоклассный костоправ. Жди здесь, не уходи.

Я вышел. Сидя в такси, я обдумал происшедшее, потом постучал по стеклу и дал шоферу адрес отдела по расследованию убийств.

Джон Нолан неодобрительно посмотрел на меня:

— Однажды ты зарвешься.

— Я берег Цицерона для особого случая.

— Этот человек — подозреваемый. Он был в квартире девушки в ту ночь. Тебе следовало сообщить нам.

— Я хотел сам его проверить.

Он мрачно покачал головой:

— Почему ты считаешь себя умнее полиции Нью-Йорка?

— Прости, я думал, что помогу моему клиенту.

— Это убийство, и тебе следовало все рассказать.

— Я сейчас это и делаю, Джон.

— Ага, — подозрительно буркнул он, — интересно, почему?

— Потому что сейчас я кое-что знаю о Цицероне. Он нелегально торговал взрывчаткой за рубежом, используя престиж «Лейзинг индастриз» для облегчения отгрузки. У него были важные обязательства. Некий Салазар припер его к стенке, и ему надо было что-то делать. Мур уже не участвовал в игре, поэтому он сам пошел к Линде, надеясь, что та поможет как будущий акционер. Он рассказал ей о Салазаре, и это явилось ошибкой. Он не знал, как это подействует на нее, не знал, что она потеряла мужа на войне и ненавидела все, что связано с насилием. Но он не виноват, он этого не знал. Он выложил ей все, и ее реакция могла его удивить. Она могла прийти в ярость, угрожать ему предать огласке его делишки. А когда он ушел, она вспомнила обо мне и попросила приехать.

— Но Цицерон был у нее раньше тебя, — сказал Нолан. — Он беспокоился и поэтому вернулся.

— Мне это тоже пришло в голову.

— Давай поговорим с ним. — Нолан поднялся и направился к двери, я за ним. Мы сели в полицейскую машину. Нолан закурил.

— Я только коп, — сказал он, — ограниченный правилами и процедурами, подотчетный инспектору, комиссару и мэру. Ты частное лицо, и это имеет некоторые преимущества. Я тебя знаю, наверняка ты сумел добраться до фактов, которые мне недоступны. У тебя еще есть что-нибудь?

— Да, — покорно сознался я и рассказал ему о битве за контроль над акциями «Лейзинг индастриз», о Гордоне Б. Де Витте и его синдикате финансистов. Я даже добавил свои редакторские ремарки.

— Пристин никогда не сдастся без битвы, он хочет власти. Я не знаю, он ли убийца, но это надо проверить.

— Не так легко общаться с человеком типа Адама Пристина, — хмыкнул Нолан. — Надо очень осторожно задавать вопросы. У него есть связи. Мне нужны конкретные доказательства.

Большие деньги и корпоративные интриги не были коньком Джона.

Я сказал:

— Де Витт утверждает, что контроль ему нужен для работы с другими корпорациями. Мне кажется, есть еще причина — сейчас акции продаются ниже номинала.

— И что это значит?

— А то, что физическая собственность компании — земля, строения, оборудование — не сможет быть продана по нынешней цене. Курс акций занижен, и он получает большую прибыль.

— Понятно.

— Акции Линды дадут ему право голосовать.

Нолан задумался.

— А Пристин знает, что она собиралась продавать?

— Он узнал, что она собиралась замуж за Клайда Данэма.

— Откуда ты знаешь?

Я рассказал о своем разговоре с Элом Уордом.

— Дело можно было решить только так: убить Линду, пока она не вышла замуж, и сохранить акции в семье.

— Но ее убили после замужества.

— Может, он не знал об этом, а может, полагал, что обвинят Данэма. И это не все. Подожди, ты услышишь остальное. — Я рассказал ему об инциденте между Пристином и Игорем Романоффым.

Нолан молча размышлял:

— Думаю, нам надо поговорить с Романоффым после разговора с Цицероном. Так, а что-нибудь еще у тебя есть?

— Да. Стивен Мур и Вивиан Пристин.

Нолан поднял бровь:

— А Линда об этом знала?

— Вот это я и хотел выяснить, лейтенант.

— Я навел справки о Муре. Это человек с бурным нравом, он вспыхивает от малейшего пустяка. Может, она узнала о Вивиан и поссорилась с ним.

Я вздохнул:

— Дело остается открытым.

— Да, однако окружной прокурор по-прежнему считает Данэма главным подозреваемым.

— Ты знаешь, что я думаю об окружном прокуроре.

Он кивнул.

Мы приехали к квартире Цицерона, где уже стояли две полицейских машины. Нолан с каменным лицом прошел в фойе. Мы сели в лифт. У двери Цицерона стоял полицейский.

Теперь настало время для отдела по убийствам. Кто-то завершил карьеру Цицерона, всадив ему пулю в лоб.

Дело вел лейтенант Голдсмит, и мы рассказали ему нашу историю. Он послал машину, чтобы привезти на допрос Эдди Майлса. Нолан подождал, пока мы остались одни.

— Ты здорово поработал! Смотри, что произошло. То, что ты в прошлом раскрыл пару убийств, не дает тебе лицензии на работу частным детективом. Раньше ты мне рассказывал о своих планах. Разве я тебе мешал? А теперь убийца разгуливает на свободе, и я знаю, как он может отреагировать на попытку к нему подобраться: совершить еще одно убийство. Ты хочешь, чтобы однажды меня вызвали за тобой?

Я молчал. Он был прав.

— Как ты думаешь, что произошло? — спросил он. — Это связано с нашим делом?

Я пожал плечами:

— Насколько я понял на складе, они сворачивались и избавлялись от компромата. Мне кажется, Цицерон узнал кого-то, кто был у Линды той ночью.

— Он тебе об этом не говорил.

— А зачем? Ведь это давало возможность для шантажа.

Нолан подумал:

— Пошли, пора поговорить с Романоффым.

Глава пятнадцатая

Романофф — старинная фамилия. Не знаю, насколько почетная, но довольно аристократичная, ведь она принадлежит династии русских царей. Эту фамилию приняли некоторые эмигранты, которые приехали в нашу страну. В ней был отзвук породы. И как получил ее наш хозяин — от рождения, а может, просто так — широко обсуждалось в воскресных приложениях.

Он был в смокинге и в руке держал высокий стакан с коктейлем. В зубах была сигарета в мундштуке. Он с любопытством изучал нас темными живыми глазами.

— Для визита немного поздновато, джентльмены. Неужели вы меня упустили?

Нолану всегда раздражали насмешки.

— Любой, ожидающий визита из отдела по убийствам, имеет на это основания. Они у вас есть?

Романоффа это не сбило.

— Рутина, лейтенант. Ведь полиция всегда допрашивает мужей убитых женщин, верно?

— Мужей?

— Да.

— Но Вы же развелись с ней.

— Нет, это она со мной развелась, а это не одно и то же. Это она поехала в Рино без моего участия. Штат Невада не распространяет на меня свои законы.

Нолан посмотрел на меня:

— Он прав?

— До определенной степени, — сказал я.

— До степени в десять миллионов долларов, — хихикнул Романофф. — Я надеюсь их унаследовать.

— Это еще не точно, не так ли, Ирвин?

Он изумленно поднял бровь.

— Ирвин Ром, — я покачал головой. — Бедная Линда, ей совсем не надо было ехать в Рино, ей не нужен был развод. Она могла все аннулировать прямо здесь, в Нью-Йорке. Вы женились на ней обманным путем. Русский князь! Ха-ха, скорее уличный разносчик.

Но это не поколебало его уверенности, он оставался все так же спокоен.

— Как бы то ни было, она не пыталась ничего аннулировать. Бедная Линда!

— Послушайте, Ирвин, — сказал я, — смерть Линды случилась в удобный момент. У Вас уже была работа в «Лейзинг индастриз». Если Вы пытались отменить развод, пока она была жива, она могла начать новый процесс. Но если она умерла внезапно — тогда Ваши претензии правомочны.

Его это, казалось, забавляло.

— Так вы думаете, что я убил ее.

— У Вас был мотив.

— Но не было намерения. Я слишком люблю жизнь, чтобы рисковать. Есть более безопасные способы добывать деньги.

— Но не десять миллионов долларов.

Он пожал плечами:

— Но я не жадный, мне столько не надо.

— Тогда зачем Вам надо было устраиваться на работу в «Лейзинг индастриз»?

— Хороший вопрос. Я объясню. Я намеревался какое-то время видеться с Линдой. Полагал, что она может отдать часть денег в обмен на мое обещание не опротестовывать правомочность развода.

— Шантаж! — прорычал Нолан.

— Слишком громко сказано, лейтенант, — заметил Романофф. — Пусть будет деловое соглашение. Я подумал об этом, когда прочитал о завещании ее дяди. Я получил работу, чтобы защитить себя в этой ситуации, вот и все.

Нолан сказал:

— Вы собирались с ней видеться?

— Да, лейтенант.

— А почему Вы выбрали ночь вторника?

— Ну, лейтенант, не говорите то, чего я не говорил.

— Я думаю, Вы там были.

— Вы можете это доказать?

— Единственный свидетель — Джордж Цицерон — мертв.

Он развел руками:

— Никогда о нем не слышал.

— Вы можете сказать, где были той ночью?

— Мне неловко, джентльмены, вовлекать даму…

Нолан фыркнул:

— Прекратите. Мы можем задержать вас для допроса как свидетеля.

— Пока меня не заберет мой адвокат.

— Ну да, если он вас найдет. У нас в городе много участков…

— Ну к чему все это?

— Мне не нравится легкомысленное отношение к убийству.

— Простите, лейтенант, — извинился Романофф. — Человек не может изменить свою натуру. Вам остается только поверить мне. Если потребуется доказательство, я готов предоставить его на суде. Посмотрите на меня, лейтенант — я использую свои мозги для достижения комфорта. Я интеллигентный человек, могу ли я совершить убийство и не обеспечить себя алиби?

Я не мог не захихикать, но он казался серьезным.

— Вы забыли об одном, — ответил Нолан. — Убийство было совершено импульсивно, что-то потребовало немедленных действий. Убийце пришлось действовать наспех и бежать. Не было времени создавать алиби.

Романофф подумал.

— Вы правы.

— Вы говорите, что можете предоставить алиби. Но Вы все еще в подозреваемых.

Романофф приподнял плечи в безмолвном одобрении. Человек с такими нервами может прожить сто лет.

— Скажите, — начал я, — Вы прожили с Линдой несколько лет, Вы знали Стивена Мура?

— Знал.

— Он был в хороших отношениях с Вивиан Пристин?

— Да.

— А Линда об этом знала?

— Да, ее это забавляло.

— Забавляло?

— Ну да. Видите ли, Вивиан всю жизнь себя сдерживала, а тут вдруг слетела с катушек.

Мы с Джоном переглянулись. Он пожал плечами и повернулся к двери.

— Всего хорошего, джентльмены, — сказал нам Романофф. Нолан не ответил. Он даже со мной не говорил, пока мы не подошли к машине.

— Ну, адвокат, что ты думаешь?

— Ничего.

— Тебя подвезти?

— Нет, спасибо, я возьму такси. Я еду в офис.

— Ты видел Данэма?

— Со дня побега — нет.

— А слышал о нем?

— От его сестры.

— Она знает, где он?

— Видимо, нет.

— А его подружка?

— Тоже нет.

Нолан слегка коснулся моей груди:

— Этот человек — беглец, и не дай Бог кому укрывать его.

Глава шестнадцатая

У меня была работа. Я должен был заняться адвокатами для явки в суд миссис Пристин и Игоря Романоффа.

Со стороны Вивиан была известная фирма «Нортон, Бартон, Уодсворт и Шварц», которая занимала два этажа в небоскребе на Брод-стрит. Со стороны Романоффа — Гровер Брэдфорд из офиса в «Эмпайр стейт билдинг». Я узнал номер его комнаты, но в тот момент мне это ничего не сказало. Имя тоже.

В городе и так было полно адвокатов, но юридические колледжи продолжали выпускать новых. Иногда на двери было написано по пятнадцать имен, но лишь некоторые добивались успеха.

Юристы — как оружие. Когда они вам нужны, они вам очень нужны.

Фамилии Гровера на двери не было, зато была другая — Эдвард Сент-Джон Эвери.

Я проверил номер комнаты — все верно. Я вошел. Брюнетка за столом узнала меня, вспомнила теплый прием, оказанный мне хозяином, и улыбнулась.

— Как поживаете, мистер Джордан? Мистера Эвери сейчас нет, а он Вас ждал?

Я изобразил разочарование:

— Полагаю, нет. Я просто проходил мимо… А как насчет его заместителя?

— Заместителя?

— Мистер Брэдфорд… Могу я его повидать?

— Мистер Брэдфорд всего лишь клерк, его допустили в суд лишь две недели назад.

— Знаю, — солгал я, — но мы уже договорились по телефону. Мне нужна пара минут.

— Ну, ладно, — сказала она. — Он в библиотеке, вон там.

В библиотеке стоял стол, заваленный бумагами. В них по уши зарылся молодой человек в очках с роговой оправой.

— Да, сэр, чем могу… Господи, Вы Скотт Джордан?

— Именно.

Он протянул мне руку:

— Я читал о Вас, сэр. Мистер Эвери сегодня в суде.

— Неважно, я не собирался с ним встречаться. Мне нужны вы.

— Я?

— Да. Вот, почитайте. — Я протянул ему бумагу о том, что он представляет Игоря Романоффа.

Он прочитал и неловко улыбнулся. Я сел на стул и покачал головой:

— Не лучшее начало.

— Простите?

— Подкуп должностного лица.

— Подкуп?

— Нарушение юридических правил. Ну, Вы еще молоды. Вам не придется голодать.

Он неловко заерзал:

— Не понимаю.

— Да ладно, Вы умный парень. Никто не поверит, что Игорь Романофф официально стал Вашим клиентом. Кто-то из вашего офиса нажужжал ему в ухо, что надо попытаться отменить развод. Идея ему понравилась, но будущее Линды в финансовом плане зависело от условия, что ее муж должен работать в «Лейзинг индастриз». И вот в этом офисе созрел план. Ведь так было, Брэдфорд?

Он молчал.

— Романофф сменил имя, устроился на фабрику в Джерси. Теперь он мог начать дело и попытаться заставить ее откупиться. Но что-то произошло, и Линду убили. Я не говорю, кто, но Романофф оказался в выигрышном положении. И все началось в этом офисе.

Он смотрел на меня.

— Возможно, — продолжал я, — Романофф не был доволен соглашением. Может, ему захотелось получить все. Но было одно препятствие — Линда. А теперь он единственный наследник. Вы его адвокат. Тяжкий груз, верно?

Выглядел он просто жалко.

— Вы можете смягчить свою вину, — сказал я, — если срочно все расскажете лейтенанту Нолану. Я знаю, вы только пешка, просто Эвери не хотел, чтобы тут фигурировало его имя.

Позади меня открылась дверь.

На пороге стоял Эдвард Сент-Джон Эвери.

— Джордан, — сказал он, — рад, что я застал Вас. Вижу, Вы уже познакомились с моим клерком. Пойдемте в мой кабинет.

Гровер Брэдфорд обрел голос, но всего лишь жалкий писк. Он схватил мои бумаги и пробормотал:

— Джордан все знает про Романоффа, мистер Эвери.

— Это Вы ему сказали?

— Нет, сэр, но он знает и говорил, что меня лишат лицензии…

Эвери повернулся ко мне.

— Что это значит, Джордан?

— Подкуп, — ответил я. — Вы уговорили Романоффа подать претензию на наследство.

Он улыбнулся:

— Вы полагаете, мне нужны подобные дела?

— Вам нужен был именно такой клиент. Я не говорю, что Вы ожидали убийства Линды, но вы боялись, что она захочет пересмотреть свое решение о продаже Вам акций. И стали искать лазейку. Вы знали, что она собирается замуж за Стивена Мура. Если бы Романофф вышел на сцену и отменил развод, это нарушило бы их планы. Таким образом Вы могли использовать Романоффа для нажима. Ему нечего было терять, он бы просто взял свои деньги и удалился.

Эвери был невозмутим.

— Интересно, но притянуто за уши.

— Я так не считаю, — возразил я. — Смотрите, что произошло: Вы воспользовались выгодой своего положения, посоветовав Романоффу предъявить претензии на наследство.

— И чего бы мы этим достигли?

— Дополнительной страховки. Предположим, Клайд Данэм отказывается продавать вам акции. Но Романофф выступает с претензией, и тогда ему придется пересмотреть решение. А если Данэма обвинят, Романофф сможет унаследовать все.

Эвери покачал головой.

— Гениально, но Вы ошибаетесь.

— Поймите меня правильно, адвокат, я Вас не обвиняю. Мне всегда нравилась хорошая работа, если она честная. Как бы то ни было, Адам Пристин был удивлен, обнаружив Романоффа на фабрике.

— Вы и об этом знаете?

— Еще раньше Вас. Я в тот момент был там.

Его это не убедило.

— Кое-что из сказанного Вами правда. Но не все. Романофф получил работу на фабрике до того, как я вышел на сцену. Я им не интересовался, это он ко мне пришел. Каким-то образом он узнал про синдикат Де Витта и пришел сюда предложить свои услуги. Разумеется, за вознаграждение. И мы его предложение приняли.

— А зачем было использовать Брэдфорда?

— Вы знаете мою репутацию и моих клиентов. Я не хотел открыто представлять Романоффа.

— Вы бы отказались от дела, если бы полиция установила его вину?

— Разумеется.

Я был склонен ему верить, так что я повернулся к Брэдфорду и улыбнулся.

— Забудьте о лишении лицензии.

Бедняге явно полегчало.

Эвери откашлялся.

— Надеюсь, все это не изменит результата нашего предыдущего разговора?

— А у него был результат? — удивился я.

— Мне так показалось. Вы обещали поговорить с Данэмом.

— Я поговорю, но сначала его надо разыскать.

Глава семнадцатая

Линду хоронили в пятницу. Погода была унылой и серой. Я не был мазохистом и пришел под конец. Часовня была переполнена, на улице толпа. Такие дела всегда притягивают публику. На улице ждала специальная машина, заваленная цветами. Какая ирония! Цветы для того, кто уже не может их понюхать.

Я ждал снаружи. Тело погрузили в катафалк, люди расселись по машинам. Я заметил Адама и Вивиан Пристин.

Машины уехали. Среди оставшихся я заметил Стивена Мура и окликнул его.

— А, это вы! — вздохнул он. — Ее больше нет, Джордан. А как она была хороша!

— Не слишком порядочно, — заметил я, — что Вас не позвали на кладбище. Пристин знал о Ваших отношениях.

— Пристин! — вскинулся он. — А чего вы от него ожидали? Понимания? Он как машина, заботится лишь о своей компании. Надеюсь, ее у него отнимут.

— Вы имеете в виду де Витта?

— А откуда Вы знаете?

— Знаю.

— Но откуда?

— Мне сказал сам Де Витт, им нужна моя помощь.

— Не понимаю.

— Давайте зайдем куда-нибудь, — предложил я.

По дороге попался бар, мы зашли туда. Народу там было мало. Обычно я не пью перед обедом, но надо было поговорить с Муром. Я заказал двойной «скотч», и он осушил стакан залпом.

— Скажите, Джордан, как Вы можете помочь Де Витту?

Я объяснял, он меня слушал. Вероятность того, что Клайд Данэм мог унаследовать акции, показалась ему ошеломляющей.

— Вы не в счет, — сказал я, — так какая разница? Лучше Данэм, чем Пристин.

Он понял.

— А откуда Вы об этом знаете? — спросил я.

— Линда мне рассказала, у нас не было секретов.

— Вы думали, предложение Де Витта законно?

— С финансовой точки зрения — да.

— И Вы посоветовали ей принять его?

— Нет.

— Правда?

— Знаете, Джордан, я не сентиментален, но «Лейзинг индастриз» являлась семейной традицией, и я считал, что Линда должна чтить память дяди. Нельзя было передавать компанию чужим. К тому же я в то время там работал, и мне там нравилось.

— Но ведь она все равно собиралась продать акции?

— Она всегда делала то, что хотела. Вы знаете, что она думала о компании — считала ее машиной для разрушения и войн.

— Вы с этим спорили?

— Немного. Конечно, мне нужна была карьера, но больше всего мне нужно было, чтобы Линда была счастлива.

— И Вы согласились с продажей.

— Минутку. Я ни на что такое не соглашался, но это были ее акции, и она делала, что хотела. После того, как Пристин меня уволил, я подумал, что это будет хорошей идеей. Хотел бы я посмотреть на него, когда он понял!

Он что-то вспомнил и дернул меня за рукав.

— Вы сказали, что говорили с Де Виттом. Можете поговорить ним еще раз?

— Если в этом есть нужда.

Мур понизил голос:

— Скажите ему, что в воздухе что-то носится, и Пристин это уловил. Он умный парень. На следующем заседании совета директоров он увеличит дивиденды до пятидесяти процентов. — Он следил за моей реакцией, но ее не последовало.

— Звучит неплохо, — кивнул я.

— Неплохо! Да это астрономическая сумма.

— Должно быть, доходы неплохие.

Он стукнул кулаком по столу:

— Если бы! Они совсем не высоки, наоборот.

Я ничего не понимал, в чем и сознался.

— А я понимаю. Вот таков Пристин — умный и проницательный. Вы что-нибудь знаете о рынке акций?

— Немного.

— Сейчас поймете. За последние несколько лет «Лейзинг индастриз», как и многие другие компании в химической промышленности, находилась в выгодном положении. Разрабатывалась новая продукция, а большая часть доходов вкладывалась в бизнес. Но резервы были огромными, так как дивиденды всегда держали на минимуме. Правление никогда не обнародовало все доходы. Теперь они легко могут поднять дивиденды, даже на пятьдесят процентов.

— Но почему?

— Прежде всего, семья контролирует около шестидесяти процентов акций, так что они передают их сами себе. Но есть еще одно. Мне кажется, Пристин услышал о синдикате Де Витта. Акции «Лейзинг» котируются на открытом рынке, и Пристин не может остановить их покупку. Но может сделать ее настолько невыгодной, что всем придется притормозить.

Я понял и кивнул:

— Ага, Пристин увеличивает дивиденды, и цена акций взлетает. Де Витту придется ограничить свою активность.

— Да. А Де Витт не берется за дело, если не может заполучить компанию с выгодой для себя.

— А у Пристина хватит влияния?

Мур кивнул:

— Да. Правление ничего не значит. И не забывайте еще об одном.

— О чем?

— Увеличив дивиденды, он приобретет расположение акционеров. Если будет случай голосовать, как Вы думаете, кого они поддержат?

— Любое правление с большими доходами и выплатой хороших дивидендов.

— Точно. И я собираюсь этим воспользоваться.

— Вы?

— Да. Каждый полученный доллар я вкладываю в акции «Лейзинг». Когда новый размер дивидендов объявят официально и курс акций взлетит, я все продам.

— Звучит надежно.

— Так и есть.

— Если только надежен ваш источник информации.

— Знаете. Джордан, я десять лет в этой компании, и я бы там остался, не умри старик. За это время человек обзаводится друзьями. У меня прямая связь с советом директоров.

— Ладно, — вздохнул я. — Расскажите мне о Пристине. Вы его лучше знаете. Он способен на убийство?

Мур помолчал:

— Чтобы сохранить контроль над «Лейзинг», он пойдет на что угодно, но убийство… не знаю.

Я посмотрел на него с уважением. Хоть он и не ладил с этим человеком, ему не хотелось его обвинять. Одно дело — жадность, другое — убийство.

Я попросил у официанта счет.

Мур загадочно улыбнулся:

— Вам следует подсуетиться, Джордан, и купить акции «Лейзинг».

— Только не мне, — покачал я головой.

— Вы легко сможете заработать.

— И легко потерять.

— Ну, нынче такое случается редко.

— Почему?

— Потому что публика сходит с ума. Раньше люди не вкладывали, а спекулировали. Они покупали по десять процентов и не могли потом окупить затраты. Нынче все иначе. Больше нет десяти процентов, люди покупают акции и держат их в расчете на прибыль. Крупные партии принадлежат трестам и университетам. Если рынок колеблется, паники нет, владельцы могут позволить себе держаться, а это придает стабильность всем акциям. Джордан, Вы думаете, Вашим деньгам надежнее в банке? О нет. Из-за инфляции Ваши доллары обесцениваются. Вложите их в акции. Это просто здравый смысл.

Он все-таки вынудил меня отправиться прямо к брокеру, открыть счет и купить сто акций «Лейзинг». Теперь и я участвовал в американском бизнесе.

Глава восемнадцатая

Я позвонил Кэссиди от брокера.

— Есть сообщения?

— Кто говорит? — официально поинтересовалась она.

— Тут в будке жарко, — фыркнул я. — Ты хочешь, чтобы я урезал тебе жалование?

— Ах, это ты. Я так редко тебя слышу, что забыла голос. Да, есть сообщение от мистера Калхейма.

— А кто это?

— Клерк из Сэрроугейт-корт. Ты подал петицию, но ведь ее должен подписать Данэм.

— Да, я знал это.

— И что?

— Он пока недоступен. Я подумал, что так сойдет, потом исправим.

— Клерк хочет, чтобы мы исправили сейчас.

— Ладно, — вздохнул я. — Посмотрю, что можно сделать.

Я вышел из будки и прислушался к обрывкам разговоров брокеров, которые наблюдали за котировками.

— Не доверяйте Вашингтону…

— Следите за Ближним Востоком…

— Все зависит от профсоюзов…

Фьючерсы, игра на понижение, на повышение…

Мне захотелось заорать:

— Почему бы вам не заняться работой, бездельники!

Я пошел в суд и забрал петицию Клайда Данэма.

Клерку я сказал, что просмотрел отсутствие подписи. После обеда я поехал к Фэй Стэнтон.

Она открыла мне, стирая с лица крем, в халате и бигуди. Даже так она выглядела прехорошенькой. Не смущаясь, она пригласила меня войти.

— Вы что-нибудь слышали о Клайде? — спросил я.

— Нет.

Его разыскивала половина полицейских, так что напрасно было ждать другого ответа. Я сказал:

— Фэй, я не полицейский, я его адвокат. Мне нужно кое-что выяснить.

Она продолжала смотреть на меня.

— Вы ведь читали газеты? — спросил я.

— Да.

— Тогда Вы знаете, что на Клайда пытаются навесить и убийство Цицерона. Они думают, что Цицерон видел, как он возвращался в квартиру.

— Клайд невиновен.

— Мы с вами так думаем, но согласятся ли присяжные? Лучше бы Клайд в момент убийства Цицерона сидел в тюрьме.

— Он не переносит заключения.

— Я знаю, потому я пытаюсь добыть доказательства, чтобы снять с него подозрение.

— Сьюзен мне говорила, и мы это ценим.

— Он звонил Сьюзен, Вы знаете?

Она кивнула.

— Сьюзен его сестра, а Вы его подруга. Он любит Вас и должен был звонить Вам.

Она невозмутимо посмотрела на меня.

— А что, если и так?

— Тогда я хочу, чтобы Вы мне помогли. Мне надо его видеть.

— Зачем?

— Я подаю претензию на наследство Линды со стороны Клайда, и он должен ее подписать.

Она встала и подошла к окну.

— Он собирался позвонить вечером… Дайте мне бумаги, я ему передам.

— Их надо заверить нотариально.

— Исключено. Я знаю Клайда, он не покажется на публике.

Я подумал. Кэссиди была нотариусом, она может заверить. Так поступают почти каждый день.

— Ладно, — буркнул я. — Вот они. — Я показал, где надо ставить подпись. — Будьте поосторожнее, и попытайтесь вернуть мне бумаги завтра утром.

С этим я ушел.

Лейтенант Нолан вызвал к себе Эдди Майлса. У того был забинтован нос. Он мимоходом глянул на меня и повернулся к Нолану.

— Что вы от меня хотите? Я рассказал все, что знаю, лейтенанту Голдсмиту.

У Нолана на столе лежал протокол, и он явно все уже изучил.

— Вы будете повторять до тех пор, пока мы не устанем слушать.

Эдди пожал плечами.

— Кем Вы работали в «Экспортс инкорпорейтед»?

— Экспедитором.

— Кто еще работал на складе?

— Только я.

— Где записи?

— Какие?

— О сделках фирмы. Мы нашли пустые папки.

— Украли, наверное.

— То есть, вы их сожгли.

— Нет.

— Ваша фирма занималась незаконным экспортом боеприпасов.

— Нет, сэр, только химикатами и удобрениями.

— Кому вы их продавали?

— Я только работал на погрузке, сэр, я не помню клиентов.

Оба акционера мертвы, кто может назвать его лжецом? Этим делом должно заняться ФБР.

— Вы слышали о некоем Салазаре?

— О ком?

— Хуан Салазар. Он обделывал дела с Цицероном, покупал оружие для повстанцев где-то в Южной Америке.

Эдди Майлс изобразил удивление:

— Я о таких вещах ничего не знал.

Только в Боливии было сто семьдесят девять переворотов. В Колумбии — осадное положение, не спокойнее в Парагвае, Перу, Аргентине. Порох мог быть использован быстрее, чем «Лейзинг индастриз» его производила.

— Часто Цицерон приезжал на склад? — спросил Нолан.

— Редко. Он управлял делами из дому.

— Как часто Вы его видели?

— Раз в неделю, когда получал зарплату.

— У него были враги?

— Они есть у любого бизнесмена.

Ну да, подумал я, особенно в «Экспортс инкорпорейтед».

— Ему кто-нибудь угрожал?

— Да, сэр.

— Кто?

Эдди ухмыльнулся:

— Вон тот тип, Джордан, угрожал подать в суд.

Нолан еле сдержался, чтобы ему не врезать.

— Вы уверены, что ничего не скрыли?

— Я говорю предельно откровенно.

— Тогда почему вы напали на Джордана?

— Потому что он покушался на частную собственность, а я ее защищал.

— С молотком и ножом?

— Человек имеет право защищаться. — Он явно читал законы.

— Вас когда-нибудь арестовывали?

— Нет, сэр.

— Ограбление в Детройте в 1946 году, два года в Мичиганской тюрьме.

— Я забыл.

— Вэник, — позвал Нолан. В дверях показался сержант в штатском. — Уведите его.

Эдди Майлс вышел, не взглянув на меня. Нолан казался усталым.

— Что нового по делу Цицерона? — спросил я.

— Да ничего. Его убили из пистолета 32 калибра.

— Как его обнаружили?

— Сосед услышал выстрел и позвонил.

— Что ты собираешься делать с Эдди?

— А что я могу? У тебя есть его алиби, он был тогда на складе.

— Мне кажется, он лжет насчет деятельности фирмы.

— Знаю, но я не судья. Не могу допрашивать под присягой. Итак, двоих убрали, и ты знаешь, кто следующий.

— Кто?

— Ты.

Я засмеялся:

— Не понимаю, почему, я так же далек от разгадки, как ты.

— Но убийца в этом не уверен. Он знает, что ты говорил с Цицероном, и что-то заставило его действовать. Он в отчаянии, потому и убил Цицерона. Хочешь совета, Скотт?

— Давай.

— Скройся. Поезжай в Атлантик-сити, отдохни, подыши воздухом, пока все не уладится.

— У меня полно работы, Джон, я не могу.

— Пойди посмотри на Цицерона, у него тоже было полно работы.

— Не могу.

— Я так и думал, — хмыкнул он.

Глава девятнадцатая

Мне надо было развеяться. Сьюзен наверняка могла бы помочь, но с ней мы встречались только в шесть. У меня оставался еще час, так что я пошел домой, принял душ и побрился. В почтовом ящике лежало письмо, адрес был написан от руки печатными буквами. В лифте я вскрыл письмо и достал газетную вырезку с объявлением.

«Семейные участки. Гринлонское кладбище. Удобная доставка. Пять мест — 350$. Возможны усыпальницы. Уход за могилами за отдельную плату. Работаем ежедневно до пяти».

Это явно было связано с делом Романоффа. Я сложил вырезку и спрятал в карман. Кто бы ни прислал ее мне, он вряд ли знал о фамильном упрямстве Джорданов. Это меня лишь подзадорило. И я понял, что Нолан был прав: настала моя очередь. Сомнительная честь. Теперь мне понадобится человек, пробующий мою еду, а заодно вооруженный телохранитель.

Я уже принял душ и брился, когда зазвонил телефон.

— Алло.

— Мистер Джордан? — раздался шепот.

— Слушаю.

— Это Вивиан Пристин, мне надо Вас видеть.

Я удивился, но виду не подал.

— Ладно. Как насчет завтра утром в десять в моем офисе?

— Нет! Сейчас, пожалуйста.

— А в чем дело, миссис Пристин?

— Это не телефонный разговор.

Интересно, почему. Она считает, что ее линию прослушивают?

Я бухнул наугад:

— Это по поводу газеты, что пропала из комнаты вашей сестры?

Она ахнула и замолчала. Потом спросила:

— Вы со мной где-нибудь встретитесь?

Ну разумеется, встречусь.

— Ладно, — сдался я. — В баре «Веллингтон» через полчаса.

— Нет, нет! — Она была взволнованна. — На станции «Гранд сентрал», возле информационного стенда.

— Ладно, через… — Но она уже повесила трубку.

Я добрился, оделся, поймал такси и по дороге стал размышлять. Возможно, это касается смерти Линды. А может, это из-за претензий Клайда Данэма на наследство. Вероятно, она знала кое-что об Игоре Романоффе или о Стивене Муре, или о своем муже. Но к чему ломать голову? Все выяснится самой собой… по крайней мере так я думал.

В этот час люди кружились по «Грэнд сентрал», как пузырьки газа в минеральной воде. Я наблюдал за ними, железнодорожные станции всегда дают мне пищу к размышлению. Время шло. Я посмотрел на часы — шесть пятнадцать. Шесть тридцать. Мое настроение падало. Она явно спешила меня видеть, так где она?

Я направился к телефонному аппарату и нашел ее телефон в справочнике. Ответил мужской голос.

— Квартира Пристинов.

— Миссис Пристин, пожалуйста.

— Кто ее просит?

— Скотт Джордан.

— Минуточку. — Последовала пауза, затем раздался ее холодный голос. — Алло.

— Это Скотт Джордан, миссис Пристин.

— Да, мистер Джордан?

— «Грэнд сентрал» на месте. Так в чем дело?

— Я Вас не понимаю.

Я молча досчитал до десяти.

— Ладно, если это игра, объясните мне правила.

— Что Вы имеете в виду, мистер Джордан?

Хорошо, что трубка была прочная и не сломалась в моих пальцах. Она притворялась непонимающей. Она мне не звонила, я сам все выдумал!

У меня был хороший слух, и я знал, что звонила она. Что-то заставило ее переменить решение. Я пытался себя сдержать.

— Дорогуша, — сказал я, — Вы не на того напали. Я обязательно выясню, что у Вас на уме.

Она перебила:

— Вы в порядке, мистер Джордан?

Я перестал зря тратить время, повесил трубку и вышел из будки. Внезапно сознание подсказало мне, что я, возможно, ошибся. Может, кто-то позвонил, чтобы я не ходил к Сьюзен, чтобы…

Люди изумленно провожали меня взглядами, когда я припустил по станции. Я подлетел к стоявшему такси и назвал адрес Сьюзен.

— Это срочно, плачу пять долларов сверху.

Шофер гнал, как сумасшедший. Но повезло, нас никто не остановил. Через двадцать минут мы были на месте.

Я кинулся вверх по лестнице и позвонил в дверь. Никто не отвечал. Я подергал ручку. Дурные предчувствия нарастали. Я разбежался, чтобы высадить дверь, но не успел — она сама открылась.

Сьюзен улыбнулась:

— Право же, никогда не думала, что Вы так захотите меня видеть…

Не говоря ни слова, я схватил ее в объятия и поцеловал. От этого у меня закружилась голова.

— Ну и ну! — выдохнула она. — Очень мило, но прежде надо очаровать девушку, дать ей подготовиться…

— Вы в порядке, Сьюзен?

— Буду через минуту.

— Кто-нибудь пытался войти?

— Только Вы. А в чем дело, Скотт?

— Ничего. Я просто напридумывал.

Она коснулась моего рукава.

— Но я же вижу…

— В доме найдется выпить?

— Бурбон, для медицинских целей. Не меняйте тему.

— Давайте бурбон.

Она поставила стаканы на поднос и принесла. Я выпил.

— Я слушаю, — напомнила она.

Не было смысла увиливать. Я рассказал ей о звонке миссис Пристин и заключил:

— Вот почему я опоздал.

— Вы уверены, что это была она?

— Да.

— И не знаете, о чем шла речь.

— Думаю, о той газете, что исчезла из комнаты Линды.

— Это было в среду вечером. Вы проверили, что там было?

— Как? Ведь газета исчезла.

— Ну, по дубликату. Старые экземпляры продают в редакции.

Я хлопнул себя по лбу.

— Похоже, я тупею.

— Вовсе нет, — заверила она, — просто Вы слишком близко к сердцу принимаете это дело.

Я снова притянул ее к себе, на этот раз было еще лучше.

Сьюзен с любопытством посмотрела на меня:

— Да что с Вами сегодня?

— Вы добавили в бурбон афродизиак, не иначе, — буркнул я. — Пошли.

Сначала мы направились в редакцию. Сьюзен ждала в машине, пока я спускался в подвал и купил копию «Трибьюн». Нас потянуло на итальянскую кухню, и я знал одно такое место на Томпсон-стрит. Между переменой блюд мы изучили газету.

— Есть что-нибудь особенное? — спросила Сьюзен.

— Следите за новостями.

Чтение мы продолжили после кофе. Я дважды просмотрел газету — каждую статью и объявления, но смог найти только финансовый раздел. Акции «Лейзинг индастриз» шли по 20, поднявшись на четверть.

Затем мы поехали по Сэмвил-роуд по направлению к тихой таверне, где можно было поговорить. Сьюзен умела говорить и слушать, еще она прекрасно танцевала. У нее были шарм и интеллигентность. Хорошо бы приходить домой, к такой девушке, триста шестьдесят пять дней в году. Но в данный момент она не думала о будущем, да и я тоже. Просто я ей нравился.

Надолго мы не задержались. Она сказала, что ее босс задумал новую линию летних платьев, и ей надо поработать. Около десяти я отвез ее домой, а около одиннадцати уже вернулся к себе.

За дверью звонил телефон, я поспешил ее открыть, чтобы взять трубку, и это притупило мою реакцию. Меня отшвырнул назад мощный удар в лицо, как будто лягнул мул. Я инстинктивно ринулся вперед, но ударил в пустоту. Смутный силуэт нарисовался в дверном проеме.

— Не уйдешь! — Я схватил его за рукав. Он вывернулся и ударил, но промахнулся. Я в свою очередь ударил, но попал в плечо. Я в хорошей форме, дважды в неделю хожу в спортзал. Этот тип тоже был не промах, но уже выдыхался.

Я почувствовал, что если продержусь еще немного, сил у него не останется. Он тоже это понял и попытался увернуться. Я ударил, но попал в ухо, а он собрался с силами и двинул меня в грудь.

Падая, я ухватился за его пиджак и что-то оторвал. Дверь захлопнулась.

Я встал, открыл ее и выглянул — никого.

Я стоял и качался. Я стараюсь избегать столкновений, по мне лучше решать дела путем переговоров. Особенно я не люблю схваток в моей квартире. Я включил свет и осмотрелся. Казалось, под моими ногами качалась палуба корабля. Но с полом было все в порядке. Это качался я. И причина тому была.

Вивиан Пристин наконец сдержала обещание. Линда больше не была одинока, теперь ей составляла компанию сестра.

Глава двадцатая

Когда средний горожанин находит труп, у него есть выбор: убежать или стоять неподалеку. К чему неприятности? Но не таков был я. Этот труп лежал на моем ковре, и выбора у меня не было.

Два часа кряду я отвечал на вопросы разных констеблей, задаваемые разным тоном: мягким, суровым и просто хамским. Отвечал на вопросы, вопросы и вопросы, пока не заболело горло.

Теперь я стоял перед окружным прокурором.

Достопочтенный Филипп Ломан сидел за полированным столом и любовался синяками на моей физиономии. Теперь у него были другие манеры — смесь терпения и иронии. Тактика тоже была другая — никаких угроз и насмешек. Теперь он — ваш друг, борец за справедливость. Если он верил в вашу невиновность — ничто не могло его поколебать. Ему нужны лишь правда и факты. И он обижался на отказ сотрудничать.

Все это не прибавило мне расположения к нему, наоборот, раздражало.

Я смотрел на него, на его длинное лицо, на нос с пенсне. Я был не против очков, человек может быть близоруким. Меня раздражала шелковая ленточка под его подбородком.

Джон Нолан тоже был там. Он сидел в углу, прикидываясь простым наблюдателем.

Но помощник прокурора не был наблюдателем. Эд Мэгоуэн — единственный человек, который даже фыркать умел с гарвардским акцентом. Каждый мой ответ сопровождался этим фырканьем.

— Послушайте, — сказал я Ломану, — если Мэгоуэн хочет удалить аденоиды, это его дело, но если он хочет сомневаться в моем рассказе, пусть уберет шумовые эффекты.

Ломан снял очки и протер их шелковым платком, затем снова надел:

— Так Вы говорили, что не впускали миссис Пристин в квартиру?

— А каким образом я мог? Она приехала раньше меня.

— Так кто ее впустил?

— Не знаю.

— Попробуйте угадать.

— Убийца, наверное.

— Это тот же человек, что напал на Вас?

— Возможно.

— Вы не видели его лица?

— Было темно.

— И никаких догадок?

— Нет.

Ломан посмотрел на меня:

— Из ответов я понял, что Вы неплохо защищаетесь.

— Я могу о себе позаботиться.

— Почему же Вы дали ему убежать?

— Он застал меня врасплох. — Я потрогал скулу. — Вы не думаете, что я сделал это сам?

— Такое случалось, — встрял Эд Мэгоуэн.

— Вот как? — я поднял бровь. — Ну давайте, покажите.

Обычно ярость вызывает прилив крови к лицу, у него она вызвала отлив. Он встал, сжав губы и стиснув кулаки. Я поднялся навстречу. Нолан встал между нами. Мэгоуэн посмотрел на него и сел. Никто не проронил ни слова.

Ломан, казалось, забавлялся. Он сидел за столом, как кот у мышиной норки.

Что у него на уме?

— Так Вы говорите, что не трогали миссис Пристин?

— Нет, сэр.

— Но мы нашли кровь на вашем лацкане.

Ее нашел Нолан, а ребята из лаборатории унесли на анализ. Значит, мне понадобится новый пиджак. Лаборанты не слишком аккуратны.

— Она может быть моей, — сказал я, — или нападавшего. Я ведь пару раз его достал.

— Если он вообще был, — вот теперь проявилась ирония.

— А как насчет клочка синей ткани, что я оторвал от его костюма? — спросил я. — Вам нужны еще доказательства?

Мэгоуэн снова встрял:

— Кусок синей тряпки! Такая может быть в гардеробе любого мужчины. Может, Вы отодрали ее от своего пиджака.

Они что, пытаются повесить все это на меня?

— Мистер Ломан, — сказал я, — полиция обыскала мою квартиру и не нашла такой одежды.

— Может, Вы ее выбросили.

Я покачал головой.

— Вы в самом деле так думаете?

Он продолжал улыбаться.

— Вы хотите обвинить меня?

— Мы уже обвинили Клайда Данэма.

— Но зачем ему убивать миссис Пристин?

— Потому что она могла видеть что-то, что указывало на него. Может, она пришла к Вам и увидела его.

— Теперь вы обвиняете меня в его укрывательстве.

— Мы знаем, что Вы подали петицию в Сарроугейт-корт. Знаем, что петицию вернули для подписи. Полагаем, Вы с ним побеседовали и предложили зайти к Вам, чтобы поставить подпись.

— Это предположение в корне неверно, — буркнул я.

— Скажите, Джордан, когда вы последний раз видели миссис Пристин?

— В день гибели ее сестры.

— А потом больше не видели?

— Нет, сэр.

Он повернулся к Мэгоуэну и кивнул. Помощник пошел к двери, открыл и позвал кого-то. Вошел Адам Пристин. Мэгоуэн придвинул ему стул, он сел. Пристин казался совершенно раздавленным.

Ломан был с ним вежлив. Как-никак не простой гражданин, а президент крупной фирмы. С таким надо обращаться в шелковых перчатках. Может, однажды он сделает вклад и в вашу пользу.

— Извините, что беспокою Вас, мистер Пристин… мы вас не задержим. Пара вопросов и все. Вы его знаете?

— Это Скотт Джордан, адвокат.

— Вы знаете, что тело Вашей жены было найдено у него дома?

— Да.

— Она с ним разговаривала перед этим?

— Да, сегодня после обеда, по телефону.

— Откуда Вы знаете?

Он прокашлялся:

— Я был у себя в кабинете. Хотел позвонить, снял трубку и услышал голоса. Вивиан разговаривала с Джорданом. Я уловил лишь суть.

— Сообщите ее нам, пожалуйста.

— Она собиралась встретиться с ним сегодня.

— А Вы знаете, зачем?

Он покачал головой:

— Я никогда не вмешивался в дела Вивиан. Полагаю, она хотела поговорить с ним о Линде.

— Когда она уехала?

— Сразу же.

— А когда Вы ее увидели потом?

— Через некоторое время… в… — Он не закончил и замолчал.

Генеральный прокурор поднялся с места.

— Это все, мистер Пристин. Мы больше не намерены Вас задерживать. Спасибо.

Пристин встал, Мэгоуэн повел его к выходу. В дверях он обернулся.

— Я бы хотел забрать жену… оттуда…

— Понимаю, — кивнул Ломан. — Мы это устроим.

Прокурор снова сел и негромко заговорил:

— Я думал, Вы будете с нами сотрудничать, Джордан. Вы солгали мне, сказав, что не видели миссис Пристин.

— Я сказал правду.

— Вы на этом настаиваете, даже после слов мистера Пристина?

— Да.

Он нахмурил брови.

— Вы хотите сказать, что он лжет?

— Нет, сэр. Он сказал правду, и я тоже. Миссис Пристин звонила мне около половины шестого и просила с ней встретиться.

— У Вас?

— Нет, на станции «Гранд сентрал». Я пошел туда и ждал, но она не пришла. Я не видел ее, пока не вернулся к себе.

Ломан скептически поднял бровь:

— И Вы не пытались выяснить, почему она не пришла?

— Пытался. Я позвонил ей со станции, а она стала отрицать, что звонила мне.

— Вы узнали ее голос?

— Да.

— Почему она предложила станцию «Гранд сентрал»?

— Не знаю. Может, она не хотела, чтобы ее видели, думала, что мы сможем затеряться в толпе.

— А почему Вы нам об этом не сказали?

— Я сейчас говорю.

— После того, как Вас вынудили сознаться.

— Я не видел эту женщину, — сказал я, — я ничего с ней не обсуждал, я не знаю, чего она хотела.

Ломан подпер кулаком щеку:

— Вы не хотите попытаться угадать?

— Что?

— Почему она передумала?

— Не знаю.

— Или почему хотела с Вами встретиться?

— У меня есть лишь догадка. Вероятно, речь шла об экземпляре газеты «Трибьюн», которая пропала из квартиры Линды.

Ломан достал из стола верхнюю часть газетной страницы.

— Это мы нашли в ее кошельке.

Я взял газету и просмотрел. Это был кусок «Трибьюн». С одной стороны — сообщение о крушении поезда в Миннесоте, рядом — статья о женщине, которая опротестовала развод мужа в Рино. На другой стороне был кроссворд и частично решенная криптограмма. Внизу был записан номер телефона.

— Вам это что-нибудь говорит? — спросил он.

— Может быть. Почерк?

— Миссис Пристин записала номер телефона Игоря Романоффа. Криптограмму решал Стивен Мур.

— Вы уверены?

— Да. Мы проверили ее почерк, и у нас есть образец почерка Мура. Мы позвонили ему, и он подтвердил, даже сказал, что это его газета, он купил ее, когда шел в студию встречать Линду с Данэмом из Мэриленда. Он решал криптограмму.

Я снова прочитал газету. Что-то не вязалось.

Линду убили в среду. Я сам купил номер «Трибьюн» и дважды пролистал его. То было совсем недавно этим вечером, и все еще свежо в моей памяти. Я не заметил ни одного упоминания о железнодорожной катастрофе в Миннесоте. Если…

Ломан прервал мои размышления:

— Ну, Джордан, почему, как Вы думаете, она сохранила газету?

Я тряхнул головой, чтобы сконцентрироваться.

— Здесь есть заметка о разводе в Рино, — сказал я. — Вы знали, что Игорь Романофф собирался доказывать свое родство с Линдой?

Он мыслил как юрист и сразу уловил суть дела.

— Вы имеете в виду, он может стать наследником?

— Да, сэр. Миссис Пристин знала, что он уже подал документы, она записала номер его телефона. Возможно, она собиралась позвонить ему и решить все до конца.

У него отвисла челюсть.

— Бог мой, — вздохнул он, потянувшись к телефону, — надо немедленно брать эту птичку.

Телефон зазвонил, прежде чем его пальцы коснулись трубки. Он назвал себя. В трубке зажужжал чей-то голос. Я видел, как переменилось лицо Ломана. Он внезапно выпрямился, глаза его заблестели.

Явно что-то произошло, я это чувствовал. Комната была как конденсатор, до отказа заряженный электричеством.

Нолан подался вперед. Мэгоун был уже на ногах. Оба уставились на Ломана.

Окружной прокурор хлопнул ладонью по столу.

— Хорошая работа. Поздравляю. Тащи его сюда.

Он положил трубку и восторженно посмотрел на нас.

— Мы его взяли, — прорычал он. — Мы взяли Данэма, теперь ему конец. Он готов. Мой человек следил за квартирой Фэй Стэнтон. Полчаса назад она куда-то поехала, а он сел ей на хвост. Она встретилась с Клайдом Данэмом, и он накрыл их обоих.

— И что? — хмыкнул я. — Это не значит, что он виновен.

— Думаете, нет? — Его губы растянулись в торжествующей улыбке. — Слушайте внимательно, Джордан. Клайд Данэм носит синий костюм. И у пиджака его порван карман. Это решающий момент. Данэм — тот человек, который был у Вас в квартире, прежде чем Вы нашли тело миссис Пристин.

По моей спине пробежал холодок. Кровь застыла в жилах. Мне пришла в голову мучительная мысль. Я должен опознать этот кусок ткани. Только мои показания, меня как свидетеля, могут сделать его уликой. С моих слов Клайда Данэма могут обвинить в убийстве.

Я чувствовал себя опустошенным.

Ломан бросил своему ассистенту:

— Проводи Джордана на выход, Мэгоун.

Я поспешно встал и возразил:

— Клайд Данэм — мой клиент. У него есть право на адвоката.

— После того, как мы с ним побеседуем.

— Нет, сэр, в момент вашей беседы.

Он улыбнулся:

— Смею Вам напомнить, это мой офис.

— Он принадлежит налогоплательщикам, — возразил я. — Вы его арендуете.

— А Вы знаете, сколько в этом здании полицейских?

— Им всем придется потрудиться, чтобы меня вышвырнуть, и еще пострадает мебель.

Нолан встал, подошел ко мне и негромко сказал:

— Пошли отсюда, Скотт.

Я же просто блефовал, я не собирался драться. Я знал Данэма, а они нет. Этот парень был как мул, его нельзя было разговорить без адвоката.

— Я подожду в коридоре, — сказал я. — Может, я вам понадоблюсь.

Глава двадцать первая

Я стоял в коридоре и слышал голоса. Им не удалось разговорить его, он повторял только одно:

— Позовите моего адвоката.

Когда они сдались, я не испытывал злорадства. Ломан послал Мэгоуэна сообщить:

— Вас просят зайти.

Я пошел за ним. Клайд Данэм сидел на стуле, сложив руки на груди.

Выглядел он не очень, и я не знал, кто это сделал — я в своей квартире, или коп, его приведший. Воротник рубашки был оторван, нос в крови, под глазом синяк, челюсть распухла. Левый карман был оторван.

Ломан махнул рукой:

— Только виновный отказывается говорить.

Я подошел и сказал тихо:

— Вы просили адвоката, Клайд, я пришел.

Он смотрел на меня, сжав зубы.

— У них есть кусок ткани, Клайд. Значит, Вы были у меня. Лучше ответить на вопросы. Если будете молчать, я не отвечаю за последствия. Я помогу Вам, но надо отвечать.

Он опустил глаза.

— Посмотрите на меня, пожалуйста. Это Вы были у меня?

— Да.

— Я не виню Вас за то, что случилось. Расскажите нам все.

Он молчал.

— Люди, молчавшие во время процесса, попадали прямо в камеру. И что это им дало?

Я задел его. Он разразился потоком слов. Его история была вполне логичной. Он прятался в маленькой гостинице, почти не выходил. Наконец терпение лопнуло, и он решил встретиться со мной.

Он пришел ко мне и позвонил, никто не ответил. Дверь была открыта, он вошел и увидел Вивиан Пристин. Он узнал ее по газетным фотографиям. Если его поймают…

Он решил сбежать, но его отпечатки были на дверной ручке. Он взял платок, чтобы их вытереть. В этот момент он услышал, как кто-то поворачивает ключ в замке. Он решил бежать и выключил свет. Я вошел, и он нанес удар.

Остальное я и сам мог рассказать.

Нолан слушал с бесстрастным лицом. Молчание нарушил Ломан:

— Ну, Клайд, хочу поговорить с Вами откровенно. Если бы у меня был сын, он был бы Вашего возраста. Если бы он попал в такую историю, я бы хотел, чтобы с ним были откровенны. Я не виню именно Вас. Я понимаю, Вы провели два года в лагере, а потом в госпитале. Когда Вы вышли, времена были трудные. Вы просто не смогли прийти в себя. А потом Вы прочитали объявление Линды, это была возможность подзаработать. Вас это ошеломило, я понимаю, и Вы решили устранить девушку и заполучить все. Думаю, Вивиан увидела Вас рядом со студией Линды. А когда Вы пришли к Джордану, она Вас узнала, и Вы вынуждены были убить ее. Я уверен, что присяжные обвинят Вас в предумышленном убийстве. Если Вы будете продолжать все отрицать, ничто не спасет Вас от электрического стула. Вы закончите свои дни в Синг-Синге. Я старше Вас, у меня есть опыт. С другой стороны, если Вы нам поможете, признав вину, Вы будете жить. Вам выбирать. Не отвечайте сразу же, подумайте.

Мистер Филипп Ломан нажал на кнопку на столе, появился патрульный.

— Уведите Данэма, — сказал Ломан. — Пусть его охраняют двадцать четыре часа. — Он повернулся ко мне. — Если этот парень попадет на электрический стул, это будет Ваша заслуга. Теперь убирайтесь.

Он поискал глазами Нолана:

— Отлично, лейтенант, завтра я предстану перед присяжными, и вот что мне от Вас нужно…

Это все, что я услышал, выходя.

В моем мозгу крутились идеи. Я поймал такси и поехал в редакцию «Трибьюн».

Мне дали экземпляр газеты, я сел и пролистал ее. На этот раз я нашел те две статьи. Одна о крушении поезда, другая об опротестовании развода. Крушение произошло в среду, а статья появилась в четверг. Я вырвал листок и положил в карман, потом поехал домой. Там я достал из стола автоматический пистолет и позвонил по телефону.

Потом я пошел к мистеру Адаму Пристину.

Глава двадцать вторая

На звонок открыл слуга, но не снял цепочку с двери. Он был в махровом халате и очень удивился, когда я попросил Пристина.

— В это время, сэр? Он уже отдыхает.

— Он еще не лег, — сказал я. — Скажите, что пришел Скотт Джордан.

Я ждал, рассматривая дом. Трехэтажный особняк казался крохотным на фоне соседних домов. За домом был дворик, окруженный невысокой изгородью, которую легко можно было перелезть. В окно я видел Адама Пристина, сидящего в кресле. Он продолжал сидеть, когда слуга провел меня в комнату. Весь пар из него вышел, вокруг рта пролегли складки, он являл собой жалкое зрелище.

Мне не было его жалко. Он сам был виноват в смерти жены.

Я полез в карман, вынул страницу «Трибьюн» и сказал:

— Вы знаете, почему я здесь.

Он посмотрел на газету и едва слышно произнес:

— Да.

— Жадность, — сказал я. — Жадность и стремление к власти. Как низко может пасть человек!

Он поморщился.

— Вы знали, что Гордон Де Витт стремился контролировать «Лейзинг индастриз». Чтобы его остановить, Вы забыли обо всем — о чести, справедливости…

Он молча слушал.

— Но ваша жена знала, кто убил Линду. Ей сказала об этом страница из газеты. Но Вы не разрешили ей говорить, и она разрывалась между преданностью мужу и жаждой справедливости. Это стало последней каплей, вот почему она позвонила мне. Вы отговорили ее от встречи, однако она все же пошла ко мне на квартиру и была там убита.

Он глухо застонал. Я продолжал:

— Вас устраивало, что Клайда Данэма обвинили, и Вы были готовы спокойно смотреть, как невиновный отправится на электрический стул. Вы боялись, что он продаст акции Линды.

Пристин сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Я посмотрел на него и язвительно заметил:

— Поздно плакать. Вивиан мертва, и Вы могли это предотвратить. Я встречал многих людей, но Вы… — Я покачал головой. — Таких я не встречал. Даже сегодня вечером у окружного прокурора Вы знали, кто убил Вивиан, и все же промолчали. Вы хотели, чтобы убийца Вашей жены остался на свободе. Зачем? Из-за денег?

— Джордан, я…

— Не пытайтесь оправдать себя, — рявкнул я. — Не говорите, что Вы молчали, потому что боялись, что Вас обвинят в сокрытии улик по делу Линды, в противодействии правосудию.

Он не мог поднять глаза и посмотреть на меня.

— Вы понимаете, — продолжал я, — что Вы никогда не будете в безопасности. Убийца не может оставить вас в живых, ведь вы знаете его тайну. Это представляет для него опасность…

Я замолчал, увидев, что дверная ручка тихонько поворачивается.

— Вот он, — прошептал я и тихо спрятался за портьеру. Потом осторожно выглянул одним глазом.

Дверь открылась, ветер качнул занавеску. Зашуршали шаги, на пол упала тень. Пристин повернул окаменевшее лицо к вошедшему.

— Привет, Адам, — спокойно сказал Стивен Мур, — ты ждал меня, правда?

Пристин не отвечал. У него, казалось, пересохло во рту. Он не отводил взгляда от пистолета в руке Мура, пистолета 32 калибра.

Мур безумно рассмеялся:

— Ты ждал меня, Адам, да? Ты знал, что это все время был я. Знал, когда сидел в спальне Линды и говорил копам, что я ушел из студии в шесть и не вернулся. Ты знал. Ты узнал мой почерк на газете за четверг, а ведь была только среда. Ты знал, что ранний выпуск не попадает на прилавок до восьми вечера, так что я должен был вернуться. Это была моя ошибка, что я оставил газету. Но ты спас меня, Адам. Ты нашел газету и велел Вивиан молчать. Ты понимал, что если все повесят на меня, Данэм будет чист и унаследует акции.

Я был за спиной у Мура и не видел его лицо, но голос его звучал как-то странно. Он говорил с каким-то садистским наслаждением.

— Я догадался, что могло произойти, но все же надо было убедиться. Я позвонил Вивиан, и когда она услышала мой голос, то ахнула и повесила трубку. Тогда я понял. Я ждал ее, и когда она вышла, проводил до квартиры Джордана. Я считал, что надо действовать немедленно. Когда я заговорил с ней в холле, она испугалась, ведь я убил ее сестру. Потом упала в обморок. Я быстро все сделал и ушел. На этот раз я не забыл там никаких газет. Я убил троих, Адам, первую в приступе страсти, остальных умышленно. А почему бы не четверых? Мне не хочется все время ждать, что ты заговоришь. И ты знал об этом, ты ждал меня, да?

Я вышел из-за портьеры, тихо подошел и приставил пистолет к его спине.

— Да, — сказал я, — он ждал Вас, и я тоже. Бросьте пистолет!

Он замер. Пистолет выпал из его рук. Я оттолкнул его ногой:

— Так, Мур, повернитесь.

Он медленно повернулся.

— Вам не пошло бы на пользу еще одно убийство, — сказал я. — Потому что я тоже знал.

— Откуда? — удивился он.

— Из раннего выпуска газеты. И как только у меня появились подозрения, все переменилось. Я понял Вашу ложь. Вы мне солгали, что Цицерон позвал Вас, потому что хотел обсудить невыполненные обязательства. Вы пошли к нему после убийства Линды, после того, как он сам с ней поговорил. Значит, он знал, что в вопросе акций Вы ему бесполезны. И все же Вы пошли к нему домой. Зачем, Мур?

— Скажите сами, — буркнул он.

— Вы пошли туда по делу. Именно вы познакомили Цицерона и старика Лейзинга. Вы были партнером Цицерона, Вы участвовали в его бизнесе. Вы следили, чтобы он получал все, что было ему нужно.

— Это только догадки, — поморщился он.

— Это факты, — возразил я. — О своих подозрениях я рассказал только Вам, и Вы его предупредили. Вот почему Эдди Майлс напал на меня, вот почему они избавились от документов.

Его глаза сузились от ярости.

— Цицерон не смог выполнить свои обещания, — сказал я, — он пошел к Линде и все ей рассказал. Она пришла в ярость, узнав о Вашей роли в этом деле. И вызвала меня, но Вы меня опередили. Вы пришли раньше. Она высказала Вам все, что о Вас думает. Вы пытались спорить, но она не хотела слушать и велела Вам убираться, даже пригрозила рассказать о Ваших делишках в ФБР. И это сыграло свою роль. Я знаю Ваш темперамент, Вы потеряли контроль над собой, схватили статуэтку и…

Он сжимал и разжимал кулаки.

Я продолжал:

— Вы лгали, говоря мне, что попросили Вивиан в ту ночь пойти к Линде для компании. На самом деле Вы даже не собирались сообщать ей о Данэме, иначе она рассказала бы мужу, а он попытался бы отменить сделку. Вы хотели, чтобы она пришла в студию и застала там Данэма рядом с ней.

Мур прошептал:

— Вы не можете ничего доказать.

— А разве надо? А Ваше присутствие с пистолетом — это не доказательство? Вы знаете, что пистолет могут проверить и выяснить, что из него убили Цицерона? Вы сами себя приговорили, Мур.

Он следил за мной, как мышь за кошкой.

— А теперь насчет того выпуска «Трибьюн» за четверг, где нашли ваши каракули, — сказал я. — Это доказательство, что Вы были последним, кто видел ее живой. Достаточно, чтобы Вас упрятать. Вы на крючке, Мур, и с него не сорветесь. Сейчас сюда придет лейтенант Нолан, и…

Он решился. Я не знаю, зачем они так поступают, но каждый раз, когда люди впадают в отчаяние, так и бывает. Он нырнул вниз и потянулся к пистолету.

Может, он просто пытался раздразнить меня, чтобы все закончить раз и навсегда.

Но я не спешил. Пуля пробила ему правое колено, он зарычал и упал.

Я наклонился и поднял его пистолет за спусковой крючок. Потом завернул его в носовой платок и сунул в карман.

Адам Пристин сидел, закрыв лицо руками.

Глава двадцать третья

Был чудный день, светило солнце. По небу лениво плыли облака. Я нетерпеливо посигналил, и вскоре появилась Сьюзен. Новая Сьюзен, полная цвета, сияния и смеха, в желтой юбке и рубашке-поло.

— Первая остановка, — скомандовала она, — у Фэй.

— Нет, — простонал я, — никаких компаний на сегодня.

— Да, — твердо сказала она. — Мы повезем их в Гринвич пожениться.

— Правда?

— Ага. Фэй не хочет больше ждать.

— Ладно, — согласился я и развернул машину.

Сьюзен уселась поудобнее и облегченно вздохнула.

— Ты был так занят… Но скажи, что дальше? Клайд получит деньги?

— Ну конечно, — кивнул я. — Но один жирный кусок уже отрезан в виде налога на наследство, когда все перешло к Линде, другой будет отрезан, когда перейдет к Клайду. К тому же надо продать акции, чтобы получить деньги на уплату налога.

— А Романофф?

— Он вне игры. Де Витт ему платит, чтобы он не высовывался.

— А мистер Пристин?

— Окружной прокурор собирается обвинить его в сокрытии улик, важных для расследования. Он этого заслуживает.

Сьюзен сняла берет и встряхнула головой:

— А Цицерон знал, что Мур виновен?

— Должно быть, он его подозревал. Но ничего бы не сказал, чтобы не началось расследование деятельности «Экспортс инкорпорейтед». Потом Мур позвонил и предупредил, что я что-то знаю. А Цицерон с перепугу стал угрожать выдать Мура, вот он его и приговорил.

— Вот они, — сказал Сьюзен.

Я затормозил. На улице стояли Фэй и Клайд. Они подошли к нам, крепко держась за руки.

— Все по местам, — скомандовал я.

Они забрались в машину.

— Мы так счастливы, — вздохнула Фэй.

Я обернулся и посмотрел на них:

— А как насчет меня?

— Обязательно, — кивнул Клайд. — Все, что скажете.

— Один мой клиент из Боливии жалуется на «Экспортс инкорпорейтед». Вы — партнер фирмы. Можете уладить дело, когда все имущество будет ликвидировано?

— Конечно, — ухмыльнулся он.

Мы покатили в сторону Коннектикута.

Теперь все были довольны.

Даже Сиксто Аллагас.