Земля под крылом

За Вислой

Развивая успешное наступление, в июле 1944 года наши войска вышли на реку Висла (в Польше) и заняли Сандомирский плацдарм. Враг ежечасно бросал в яростные атаки крупные соединения пехоты и танков. На помощь нашим наземным войскам была послана авиация, в первую очередь штурмовая.

24 августа мы, девятка «Ильюшиных», под прикрытием четырех истребителей были направлены на штурмовку живой силы и техники противника в населенном пункте Лисув на плацдарме. Уже у цели генерал Рязанов перенацелил нас. Он сообщил, что южная и восточная окраины Лисува заняты нашими войсками, а северная и западная-у противника.

— Заходи курсом 320' градусов и атакуй противника, — приказал он.

Мы бомбили и расстреливали фашистов буквально о нескольких метрах от позиций нашей пехоты, проходили прямо над головами солдат.

…На Дуклинском перевале (Чехословакия) увлекшись наступлением, кавалерийский корпус оказался отрезанным от основных частей. Создалось угрожающее положение. Нужно было выручать кавалеристов, подбросить им подкрепление. Дорога же находилась под прямым прицельным огнём немецкой артиллерии. «Ослепить фашистов, закрыв этот участок дороги дымовой завесой», — такой был приказ командования.

Два раза водил группы командир второй эскадрильи А. П. Овчинников, но неудачно. Под вечер вылетела наша группа из шести самолетов. У меня были подвешены зажигательные бомбы, которыми требовалось сигналить остальным летчикам на постановку завесы.

Стали подходить к цели. Но не было уверенности, что летим правильно: местность оказалась сильно пересеченной и однообразной. Чтобы не ошибиться в ориентировке, мы развернулись обратно, в свою сторону. Командир корпуса генерал Рязанов удивился:

— Девятьяров, ты шел правильно. Куда стал разворачиваться?

— Не уверен в точности захода на цель, товарищ генерал. Зайду снова.

— Давай, действуй.

Сориентировавшись по шоссейной дороге и реке, развернулись и устремились обратно. Я качаю крыльями, чтобы привлечь внимание Рязанова. Он долго молчал, потом крикнул:

— Идешь правильно. Видишь, горит на земле? Я взглянул вперед: там несколько очагов пожара. По носу самолета определил нужную точку.

— Доверни влево!

— Выполняю.

— Переходи на пикирование! Ставь дымы!

Нажимаю на кнопку, сбрасываю бомбы — сигнал для моих летчиков. Мы прошли по ущелью на высоте 25–30 метров, удачно поставили дымовую завесу.

Генерал сообщил:

— Молодцы, поставили хорошо. Я стал разворачиваться влево, в свою сторону. Рязанов нас потерял из виду:

— Девятьяров, я тебя не вижу.

— Выбраться не могу, трудно выйти из ущелья.

— Иди домой.

У немцев артиллерия, в том числе и зенитная, располагалась на вершинах гор. И впервые за войну нас обстреливали не снизу, а сверху.

… Боевые будни продолжались. 1 октября Совинформбюро сообщило: «На 1-м Украинском фронте группа наших штурмовиков под командованием капитана Девятьярова подвергла ожесточенной штурмовке позиции противника. Бомбовым и пушечным огнем наши летчики уничтожили несколько немецких танков, взорвали склад с боеприпасами и подавили огонь пяти артиллерийских батарей противника».

В этом полете мне пришлось вести группу из тридцати штурмовиков и двадцати истребителей. Такое большое соединение у меня было единственный раз.

Но и мы несли потери. На Сандомирском плацдарме погибли летчик второй эскадрильи Маркушин, летчики первой эскадрильи Кобзев и Баранов, мой стрелок Саленко, заместитель командира полка по политчасти майор Константинов. И тут еще надо было случиться такому с Бочкаревым и его молодыми летчиками, часть из которых едва не погибла. Во всяком случае, многие машины пришлось ремонтировать, вместо того, чтобы сразу направить на боевые задания.

Мы тогда благополучно приземлились под Львовом. Аэродром оказался переполненным. Посадка и взлет производились на два старта.

Место для стоянки нам отвели рядом с американскими самолетами «Либерейтор», которые ходили на сквозные бомбардировочные полеты. Они взлетали в Англии, бомбили объекты в Германии, Австрии и садились на наших аэродромах, заправлялись горючим и боеприпасами и снова уходили на задание, чтобы потом сесть в Англии.

Экипажи, видимо, только что прилетев с задания, выходили из самолетов и тут же, на стабилизаторах, вскрывали консервные банки.

На другой день, когда мы ожидали вылета на свою точку на Сандомирский плацдарм, к нам подошел американский летчик. Пожилой. На ломаном русском языке, показывая на наши штурмовики, спросил:

— Эти самолет немцы называют «черная смерть»?

— Эти самые.

Он обошел вокруг моего «Ильюшина», посмотрел его вооружение, броню кабины и удовлетворенно цокал языком:

— Ойл райт. Очень карашо.

— Вы были у нас, в Советском Союзе? Откуда знаете русский язык?

— О, нет. Я — польяк. Матка и… отьец поехали в Америка. А мальчик я говорил по-русски. Только теперь вижу Россия. Я восхищении. Вы сделали Гитлеру капут.

И он расхохотался.

Но не все так думали. В частности, солдаты и офицеры противника все еще верили бесноватому фюреру, геббельсовской пропаганде и надеялись на какой-то перелом в ходе войны, боялись поражения.

В декабре 1944 года мы стояли на аэродроме севернее польского города Жешув. Война переходила в завершающую стадию. Инициатива и господство в воздухе и на земле полностью находились в наших руках.

Командование 1-го Украинского фронта готовило удар, в результате которого война должна была перенестись на территорию Германии. Чтобы осуществить эту операцию с большим эффектом и наименьшими потерями, проводились учений всех видов войск. Мы, в частности, ходили на полигон с боевыми комплектами, выполняли упражнения, тренировали молодых летчиков. Одновременно авиация вела повседневную активную разведку и фотографирование объектов противника, отдельные летчики вылетали «на свободную охоту»: им давалась не отдельная цель-объект, а район действия, цели же выбирали они сами.

Немецкое командование так же послало на свободную «охоту» четыре «Мессершмитта-109». Плохо зная нашу аэродромную сеть, они после выполнения задания оказались над аэродромным узлом советской авиации в районе Жешува, где стояли истребители «Лавочкин-5», летавшие тогда на полигон. В воздухе оказался самолет-разведчик «Пешка» — как его называли. Фашисты решили его атаковать. Все это происходило над аэродромом, с которого взлетела четверка Ла-5. Руководитель полетов, увидев, что «мессеры» атакуют беззащитную «Пешку», отрадировал ведущему «Лавочкиных»:

— Иванов! Безобразие какое! На наших глазах «мессеры» атакуют «Пешку»! Развернись влево, видишь? Вступай в бой!

Немецкие самолеты, у которых кончались горючее И боеприпасы, не решились вступить в бой с нашими истребителями, оставили в покое «Пешку», развернулись и начали удирать. «Лавочкины» зажали один «мессер», блокировав со всех сторон, и заставили фашиста приземлиться. Немецкий летчик, выскочив из кабины, сжимая карту-планшет и компас, нажал — кнопку и, когда отбежал метров пятьдесят, самолет взорвался. Он пытался отстреливаться от окруживших его солдат, но вскоре понял бесполезность этого и поднял руки.

В штабе нашей дивизии он охотно ответил на вопросы, касающиеся его лично, но отказался сообщить дан ные о том, откуда взлетел, сколько на их аэродроме самолетов, твердя:

— Нам это недозволено.

Собственно, в этих сведениях мы и не нуждались: об этих объектах мы знали достаточно, они были сфотографированы. Пленного отправили в штаб корпуса, затем в штаб армии и там он написал показания на пятнадцати страницах. Нам, летчикам, потом их читали. Любопытными были его некоторые ответы.

— На что рассчитывают германские ВВС?

— На новые виды оружия: реактивные самолеты и летающие снаряды ФАУ-2.

— Как немецкие ВВС снабжаются материальной частью, самолетами и моторами?

— Самолеты и моторы поступают регулярно, перебоев не ощущаем.

— Как немецкие ВВС обеспечиваются личным составом, имеется в виду летным составом?

— Летный состав поступает в достаточном' количестве, но сырой, плохо обученный.

— Какие разрушения произвела английская и американская авиация при бомбежке немецких городов?

— Разрушения значительные, но это не сильно действует на местное население. Оно продолжает жить обычной для него жизнью.

— Как реагирует население Германии на приближение советских войск?

— Панически.

В марте 1946 года, когда я уезжал из своего родного полка, при проводах командир дивизии вручил мне пистолет «вальтер», отобранный у этого пленного немецкого летчика, а начальник штаба дивизии подарил ручной компас, взятый у того же немца. Позднее я передал пистолет в республиканский краеведческий музей в Ижевске.

Еще одна необычная встреча произошла на аэродроме под польским городом Ченстоховом.

Однажды, приехав утром на аэродром с летным составом, увидел на командном пункте трех немцев, которые грелись около печки.

— Откуда эти фрицы? — спросил оперативного дежурного.

Тот смеется:

— Понимаете, товарищ майор. Вчера вечером шел на дежурство, смотрю-идут эти солдаты. Отпустить не решился — хотя они и без оружия, но все-таки противник. Забрал их и привел на КП. Отправить пленных к коменданту у меня нет людей. Сижу здесь, принимаю-сводки, а они там, в той комнате греются.

Был у нас в первой эскадрильи летчик Белков. Он около шести месяцев пробыл в плену, бежал из лагеря и вернулся в полк. В лагере он поневоле научился разговаривать по-немецки. С его помощью мы и поговорили с немцами. Оказывается, один из них — шофер, воевал под Сталинградом, второй минометчик и был в Крыму, третий — артиллерист. Они выбираются из окружения. Один сказал, что он из Франкфурта-на-Майне, другой — из-под Берлина, идут по домам.

Когда мы сообщили, что русские войска уже в Германии, они страшно удивились и встревожились.

— Ну-ка спроси их, когда они ели? Перебивая друг друга, они рассказали, что выбираются с передовой и уже три дня ничего не ели.

В комнате оперативного дежурного оказался хлеб. Я взял буханку, разломил на три части и подал немцам. Они не берут. Белков что-то сказал им. Только тогда они взяли хлеб и стали очень осторожно есть, повторяя: «Гут брод», «Гут командир».

Эти немецкие солдаты ожидали от нас всего, любых грубостей, издевательств, как они делали с нашими военнопленными, но только не такого отношения.

— В эти дни погиб отважный летчик Виктор Кудрявцев, который совершил более 140 боевых вылетов.