Глава 2 Миссис Бейл

Проснулся я в шесть утра. Поднялся и принялся ходить по квартире, пытаясь привести в некоторый порядок свои мысли.

Четыре вещи не давали мне покоя…

Первая — это кучка лебяжьих перьев, найденных мною в вазочке на туалетном столике Сэмми.

Вторая — бледнолицый субъект, с которым я уже покончил счеты.

Третья — это Джанина, и четвертая — лжететка Сэмми.

Я чувствовал, что каждая из них доставит мне немало хлопот.

Кроме всего этого, в глаза бросалось пока еще непонятное несоответствие между словами Джанины и рассказом бледнолицего парня. Меня удивляло то, что этот парень при первой же встрече со мной в «Пучке перьев» сообщил о том, что Сэмми ушел оттуда недавно вместе с Джаниной. Зачем он мне это сказал? Конечно, он мог предположить, что поскольку я ищу Сэмми, то немедленно отправлюсь по указанному адресу. В этом он был прав. Но предвидел ли он, что Джанина опровергнет его рассказ? Или у него были основания считать, что она подтвердит его слова?

Так или иначе, Джанина полностью опровергла его и, как кажется, ее рассказ заслуживает доверия.

Чем же все-таки объяснить такое несоответствие между утверждениями Джанины и парня? Впрочем, об этом можно думать сколько угодно, не продвигаясь к решению ни на один шаг.

В течение примерно полутора часов бродил я из одной комнаты в другую, обдумывая все это.

Иногда, правда, меня отвлекали воспоминания сентиментального порядка. Мне припоминались минувшие дни, проведенные в Южной Америке и в некоторых других замечательных местах. Разумеется, все эти дни были прекрасны, и было немножко грустно перебирать в памяти прошедшие события.

Я вновь возвращался к мыслям о своем деле, и, пытаясь его осмыслить, думал, что всякая работа весьма прозаична, в то же время, одного она волнует, захватывает, а другому досаждает. Я всегда с энтузиазмом относился к своей работе, если только можно назвать этим словом то, чем я занимался. Исключения не составляло и это дело, хотя я был далек пока от проникновения в его суть. Если раньше я мог рассчитывать на Сэмми, то теперь все его гипотезы, открытия и находки умерли вместе с ним. Он был моим давним другом, нет, не другом даже — он был моим вторым «я». Так трагично уйдя из жизни, Сэмми не только лишил меня опоры, но и не оставил сколько-нибудь вразумительных указаний в каком направлении я должен действовать, а в нашей работе это считается большим грехом.

Вскоре после восьми я принял холодный душ, заказал завтрак и оделся.

К этому времени я окончательно пришел к решению, что единственным путем продолжить это дело являлся «метод быка». Следовало хотя бы в начальной стадии идти напролом, действовать подобно быку в китайской палатке, сокрушающему все и вся, что попадется под ноги, и двигающемуся вперед. Этот метод, за неимением лучшего, может оказаться весьма любопытным, особенно если кто-то первым нанесет вам удар.

В 9 часов я позвонил Старику по его частному номеру.

На это раз его голос был необычен. Он ворковал, как голубь.

— Так, дорогой друг… Что теперь? — спросил он.

— Я кое-что обдумал.

— Это меня радует.

— У меня появился целый ряд соображений, и возникло несколько планов.

— Дельных?

— Не знаю. Возможно, они приведут к цели, а возможно, и нет. Но вреда, я думаю, не будет, если попробовать.

— Согласен.

— Мне нужна помощь.

— Какого рода?

— Точно еще не знаю. Но если бы вы смогли заполучить для меня смышленого парня, достаточно крепкого телосложения и ловкого, то я был бы очень доволен. И хотелось бы найти женщину, не очень старую и не очень молодую, достаточно пожившую, чтобы обладать опытом и умом, и достаточно молодую, чтобы нравиться и быть в состоянии кого надо очаровать и увлечь в случае, если это потребуется. Есть у вас такие люди на примете?

Старик что-то промычал и затем сказал:

— Хорошо. Можете считать, что с этим все улажено. Я пришлю их прямо к вам. Но когда?

На минуту я задумался, а затем сказал:

— Днем я намерен немного отдохнуть. Совершу небольшую прогулку и поиграю в гольф. Играя в гольф, я лучше соображаю. Вернусь в Лондон после полудня. Хотелось бы увидеть парня около шести, я буду у себя. Женщина же пускай встретится со мной в десять часов в Гей Сиксти Клаб.

— Это все? — спросил Старик.

— Да. Благодарю вас.

В тот же момент в трубке послышался щелчок размыкаемой цепи. Старик не любил попусту тратить слова.

Немного побродив по улицам, я направился в гараж, завел мотор и двинулся в Суррей, расположенный к югу от Лондона. Местность там чудесная.

Около двенадцати часов я проехал Доркинг и направил машину в Вичворт Голф Кос, где находилась превосходная площадка для игры в гольф.

За год до войны мне приходилось там часто бывать с Сэмми, с которым мы подолгу играли.

На этот раз площадка была пустой и выглядела заброшенной. Выйдя из машины, я принялся бродить по площадке, припоминая шутки и веселые, забавные истории, которые любил рассказывать Сэмми.

Был прекрасный солнечный день, освежаемый легким, прохладным бризом.

Я уселся на небольшую, низенькую скамейку, зажег сигарету и почему-то вспомнил одну ночь, когда я и Сэмми на несколько часов были лишены сна, на который мы тогда имели бесспорное право. Это было в Фореле, на побережье Па-де-Кале, в первый год войны. Среди ночи я был разбужен страшными проклятиями, вырывавшимися из уст всегда достаточно корректного Сэмми. При тусклом освещении барака нашей части я увидел Сэмми в расстегнутом обер-лейтенантском мундире с высоким воротником, с кровоточащей, как у подрезанной свиньи, раной на щеке. Пока я продирал глаза, Сэмми подбирал самые нелестные выражения и ругательства по отношению к «маки» и к нашей английской секретной службе, которую мы называли бригадой плаща и кинжала по защите Па-де-Кале. Как выяснилось, Сэмми натолкнулся на пробиравшегося мимо нашего барака, по-видимому, в сторону электростанции, «маки». Сэмми пытался проследить его, но тот заметил это, ловко напал на него и пытался задушить. Сэмми удалось справиться с парнем, однако при этом его физиономия пострадала и теперь он просил меня в чем-то помочь ему. Оказалось, что моя помощь ему понадобилась только для того, чтобы погрузить находившегося в бессознательной состоянии «маки» на тележку, прикрыть его толстым слоем навоза и отвезти к дверям начальника караульной службы нашей части. Все это мы проделали быстро и аккуратно. Весь следующий день мы наслаждались рассказами, полными вранья и ставшими к вечеру почти фантастическими, о загадочном происшествии. Военно-следственному отделу вскоре удалось установить намерение «маки», собиравшегося вывести из строя электростанцию: в этом он сам должно быть признался. Но тот же «маки» оказался совершенно не в состоянии сколько-нибудь правдоподобно объяснить свое появление у дверей самого начальника охраны лагеря в тачке под кучкой навоза.

Я невольно улыбнулся при этом воспоминании и поднял голову.

Где-то слева послышался шум шагов по гравию. По дорожке шла женщина.

Мои глаза расширились от восхищения. Действительно, это был персик. Да. Первый сорт. Около 32 или 33 лет. Тонкая, стройная, превосходно сложенная. Мягкая, гибкая походка. Брюнетка. Судя по внешности, красавица принадлежала к аристократическим кругам столицы. На ней элегантно сидела серая фланелевая курточка, под которой виднелась голубоватая рубашка с белыми полосками. Серая шляпка и изящные модные шведские туфельки дополняли ее туалет.

Она медленно приближалась ко мне, идя по другую сторону той дорожки, на которой я сидел на скамейке.

Внезапно мне в голову пришла мысль попытаться познакомиться с этим прелестным созданием каким-нибудь экстравагантным способом, которые раньше действовали безотказно. Возможно, это могло показаться и не особенно умным и тактичным, но, во всяком случае, могло оказаться интересным экспериментом. Так или иначе, раздумывать уже было некогда.

Когда она находилась примерно в двадцати ярдах от меня, я тяжело поднялся, весьма неловко и неуклюже переступил через скамью и тотчас повалился наземь, издав невнятное болезненное восклицание. Затем с трудом приподнявшись и стоя, как аист, на одной ноге, я старательно изобразил на своем лице невероятное страдание.

Она клюнула на эту мистификацию и, подойдя ко мне, заботливо осведомилась:

— Вы ушиблись?

Я с трудом уселся на край скамейки и сказал:

— Боюсь, что я вывихнул ногу или ушиб ее о камень. Боль ужасная.

Она взглянула на меня своими бархатными глазами. Они были карие, и таинственные. От ее взгляда у меня перехватило дыхание, и я почувствовал, что эта женщина обладает какой-то особой притягательной силой, источник которой я не мог объяснить. Улыбаясь, она сказала:

— Мне очень жаль, но это иногда случается с людьми, которые бродят по площадке для гольфа, не имея к гольфу ни малейшего отношения.

Где-то в глубине моего сознания начала возникать мысль о явной неправомерности такого замечания по отношению к совершенно незнакомому человеку, но цель, которую я ставил перед собой в данный момент, была выше подобных соображений и я ограничился лишь крайне неясным мычанием:

— Разве вы не знаете, — сказала она, — что эта площадка предназначена только для членов местного клуба.

— Как же вы можете знать, член я этого клуба или нет?

— Конечно, может быть, вы и состоите членом клуба, но я никогда не видела вас прежде.

— Да, я состою в клубе. Однако я тоже никогда прежде не видел вас. Кстати, не можете ли вы чем-нибудь помочь мне?

Она присела на другой конец скамьи.

— Собственно, что вы имеете в виду?

— Видите ли, я не в состоянии наступить на левую ногу: очевидно, вывих или растяжение. Эта нога у меня многострадальная — все удары принимает на себя, поэтому мне немедленно нужно показать ее врачу.

— Разумеется.

Она вздохнула, вынула из сумочки портсигар, достала сигарету и предложила мне. Я закурил.

— Однако, вы не выглядите беспомощным человеком, — с некоторым сарказмом заметила моя визави.

— Что же делать, если я не вызываю жалости у красивых женщин? Такова уж, видно, моя планида. Но надеюсь, до доктора-то вы поможете мне добраться?

Она улыбнулась. Улыбка делала ее очаровательной.

— А как же я вас доставлю? Не понести ли мне вас на руках?

Итак, она склонялась поддержать игру.

— О, таких жертв я не приму, — сказал я живо, — но если вы одолжите мне стек, я попробую дохромать до своей машины. Правда, вряд ли я смогу вести ее. Я не могу пользоваться этой ногой для нажима на педаль.

— А где ваша машина?

— Недалеко от ворот, справа, по ту сторону дороги.

— Мы сможем проделать все это проще, — заметила она, — если вы дадите мне ключ от машины, я подведу ее к воротам, но вам придется преодолеть эту площадку. Затем я доставлю вас в ближайшую лечебницу.

— Благодарю вас, — проникновенно сказал я. — Если бы было необходимым еще раз вывихнуть ногу, чтобы иметь возможность получить помощь от такого прекрасной души человека, как вы, то я, ни на одну секунду не задумываясь, проделал бы это! И даже нарочно, с умыслом!

Она приподняла свои брови и подозрительно насмешливым голосом произнесла:

— Так-так… Я понимаю ваши слова в том смысле, в каком, я надеюсь, они и были сказаны, то есть в смысле простой вежливости.

— Прошу вас не сомневаться в этом.

— Между прочим, кто вы?

— Разрешите представиться, мое имя Келлс. Майк Келлс.

— Миссис Бейл.

— Чрезвычайно рад, миссис Бейл! — сказал я совершенно искренне.

Она передала мне стек, и я начал свое медленное передвижение к воротам, сильно прихрамывая и мужественно подавляя глухие болезненные стоны.

Она шла рядом со мной, будучи готовой, поддержать меня в любую минуту в случае падения.

Возле ворот моя спасительница быстро пошла к машине с переданным мной ключом, а я с удовольствием наблюдал за ее легкой походкой и думал, что не совсем хорошо так глупо шутить с подобной женщиной. Но что иное я мог сделать? Должен же я был как-то и с чего-то начать.

Вскоре она подогнала машину к воротам и помогла мне влезть в нее.

На окраине Доркинга мы остановились у найденного нами дома одного из докторов.

Дорога до этого дома заняла у нас всего лишь несколько минут, в течение которых мы оба хранили молчание.

Раз или два мне показалось, что она бросила на меня быстрый боковой взгляд, один из тех, которыми женщины глядят на мужчин, если они заинтересовались ими. Но, возможно, это было только моим воображением?

Вела она машину плавно, ловко и искусно.

В моей голове уже успела мелькнуть мысль, а затем и обозначился в общих чертах план участия миссис Бейл в разрабатываемом мною деле, я испытывал невольное чувство жалости к ней, хотя тут же мысленно обругал себя за сентиментальность.

Доктор был дома, и я, сильно прихрамывая и сдержанно охая, пробрался к нему.

В течении целых десяти минут я говорил ему всякую всячину, чтобы кое-как протянуть время.

Когда я вышел от него, моя хромота значительно уменьшилась.

— Ну, как? — осведомилась миссис Бейл.

— Оказалось не так плохо, как я думал, — бодро ответил я. — Ничего не сломано и ничего не повреждено. Ногу хорошо забинтовали, и через несколько дней все будет отлично. По крайней мере, так сказал доктор.

— Весьма рада слышать это. Я уже было начала беспокоиться о вас.

Я взглянул искоса на нее. Ее глаза были… злыми. Что случилось? Впрочем, вся она пока что оставалась для меня загадкой.

— Мне очень приятно слышать это от вас, — сказал я как можно любезнее. — Но мне необходимо вернуться в Лондон, а я вряд ли смогу вести машину. Что делать бедному хромому?

— Не вижу никаких затруднений. Сегодня я собиралась в город и с удовольствием отвезу вас туда на этой такой послушной машине.

— Превосходно! — восторженно воскликнул я. — Но не слишком ли много беспокойств я вам доставляю?

— О, нет! Я никогда не делаю то, что мне не нравится.

Я улыбнулся ей.

— Отлично, миссис Бейл. Вы поистине счастливая женщина.

Я попытался представить себе то, что она могла подумать, если бы знала характер своей роли, которую я отвел ей в моих планах расследования убийства Сэмми.

По пути в город мы обменялись ничего не значившими, обычными в подобной обстановке приятными фразами.

Когда машина остановилась у моего дома, она спросила:

— Есть ли у вас кто-нибудь, кто мог бы поставить машину в гараж? Если нет, то я могла бы…

— Нет, нет! Вам не следует затрудняться всем этим. Я чувствую, что моей ноге несколько лучше, и через несколько часов она будет более или менее в нормальном состоянии. О машине же позаботится мой портье.

— Хорошо. Но, быть может, ваш портье сможет остановить мне кэб?

— В одну минуту! Однако все это выглядит не совсем хорошо.

— Что вы имеете в виду? — Я усмехнулся.

— Вы должны знать, что именно вы были причиной повреждения моей ноги.

— Ничего ее понимаю. Как так?

Я пожал плечами, взглянул ей прямо в глаза и улыбнулся.

— Сейчас объясню.

— Слушаю.

— Видите ли, каждый мужчина имеет свой идеал женщины, вы понимаете о чем я говорю?

— Допустим.

— Он носит его в своем сознании, не надеясь зачастую встретить в действительности.

— И что же?

— Так вот, мне повезло: когда я увидел вас, то понял, что вы и есть та, о которой я думал и мечтал много лет. Я так разволновался, что упал и вывихнул ногу. Таким образом, вы немножко в долгу передо мной и должны чем-то вознаградить меня.

— Чем же? — спросила она.

— Пообедать со мной сегодня вечером, чтобы я не чувствовал себя больным и одиноким. Что вы думаете об этом?

— Все это несколько странно и неожиданно, но я принимаю ваше предложение. Где мы будем обедать?

— Мне кажется, что было бы очень неплохо, если бы я встретил вас в Беркли в четверть десятого. Обещаю вам прекрасный обед.

— Хорошо.

— Вот и прекрасно.

— Внутренний голос мне подсказывает, что я не должна этого делать, — сказала она медленно, — но я все равно приду туда.

— С нетерпением буду ожидать вас.

— Вы, кажется, очень интересный человек, не так ли, мистер Келлс?

— В этом вы не ошибаетесь и даже будете удивлены, насколько оказались правы.

— Однако!

— Итак, в девять пятнадцать в Беркли?

— Я буду там.

Войдя в дом, я попросил портье побыстрее достать кэб.

Не прошло, пожалуй, и минуты, как моя новая очаровательная знакомая сидела в кэбе и приветливо помахивала мне рукой.

Глядя вслед удалявшемуся кэбу, я подумал, что все это весьма грешно, но, тем не менее, необходимо. Для того дела, которое я задумал, она должна была подойти лучше чем кто-либо другой.

В шесть часов портье позвонил и сказал, что ко мне пришел некий молодой джентльмен. Я попросил направить его ко мне.

Когда он вошел в комнату, я быстро и внимательно оглядел его. Он мне понравился.

Это был стройный, моложавый мужчина с весьма интеллигентным, симпатичным лицом, с высоким лбом и едва наметившейся лысиной на макушке.

— Добрый вечер, — сказал я. — Как ваше имя?

Он ответил, что зовут его Чарльз Фриби и что Старик направил его ко мне к 6 часам.

Я попросил его сесть, предложил виски с содовой и спросил, какую работу он выполнял до этого?

Кратко, в сжатых выражениях, он рассказал мне о своей деятельности в последнее время, и я убедился в том, что предо мною находился разносторонне подготовленный человек.

— Что ж, — сказал я. — Если вы не очень щепетильны, то это дело вам подойдет. Вряд ли я должен напоминать вам о том, что иной раз приходится иметь здоровую дозу цинизма, чтобы переиграть врага, сантименты и колебания в нашей работе неуместны.

Он улыбнулся.

— Я думаю, что обладаю этой дозой. — Внимательно взглянув на него, я убедился в том, что он действительно сможет справиться с делом, которое я хотел ему предложить.

К тому же у него было еще одно достоинство: никаких особых примет, человек из толпы, зевака, привыкший тратить зря время. На вид ему было лет тридцать с небольшим. Несмотря на худощавость своей фигуры, он, несомненно, обладал значительной физической силой. В его характере чувствовались настойчивость и целеустремленность. Короче, он мне понравился.

Допив виски с содовой, он спросил:

— Каков будет мой «первый шаг»?

В ответ я поинтересовался, не говорил ли ему Старик что-нибудь обо мне.

— Да, но очень мало. Сказал только, что вы крупный специалист, что работаете самостоятельно и мелкими делами не занимаетесь. А об операции, в которой я буду участвовать, он не сказал ни одного слова.

— Он и не мог вам этого сказать, так как и сам не знает. Не знаю этого и я тоже, — со вздохом пояснил я ему.

Он улыбнулся.

— Это звучит интригующе и обещает быть интересным.

Я предложил ему сигарету и закурил сам.

— Так вот, — сказал я. — Сегодня в 9.15 я собираюсь пойти обедать с одной женщиной в Беркли. Ее рост около пяти футов и восьми дюймов. Она изящная, стройная, гибкая. Красивые ноги. Глаза коричневые. Волосы темные с рыжиной. Запомнили?

— Да.

— Когда мы кончим обедать, она уйдет. Я не знаю, куда она отправится и как это сделает. Возможно, она найдет кэб, а может и пешком уйти. Но мне нужно, чтобы вы пошли вслед за ней. Наблюдайте за всем тем, что может случиться. Если сегодня ничего не произойдет, то ночью можете отдохнуть, а утром возобновите слежку.

— И как долго я должен буду висеть у нее на хвосте?

— До тех пор, пока что-нибудь не случится. — сказал я.

— Вы думаете, что что-нибудь случится? — Я кивнул. — И какого рода может быть случай?

— Вопрос дельный, но вразумительно ответить на него не могу. Что здесь может быть? Кто-нибудь может попытаться следить за ней, может обойтись с ней дурно, ну и покушение не исключено…

— Так, — сказал Фриби, — Вы хотите держать ее под наблюдением и в нужную минуту обезопасить? Должен ли я в минуту опасности открыто прийти ей на помощь?

— Не совсем так Акцент здесь на другом. Во всех подобных случаях, если, конечно, они будут иметь место, внимание должно быть обращено не на ее защиту, а на выслеживание до конца того, кто ею чрезмерно заинтересуется.

— Задача моя проясняется. Я начинаю, кажется, понимать ее.

— Это хорошо. Мне жаль, что все это еще так неопределенно, но это единственное пока, что мы можем предпринять.

— Хорошо, — сказал он. — Не сомневаюсь, что все будет так, как надо. — Он допил виски, надел шляпу и ушел.

Мне он определенно нравился.

Я выпил коктейль и прочел свежие газеты. Новости были совсем неплохими. Похоже было, что война медленно, но верно идет к концу, что ее судьба в Европе решится не позднее, чем через год. На это можно было уже твердо рассчитывать и это было бы очень хорошо, так как я был просто больным от войны. Война сковывала развитие моих специфических способностей, глушила их, а может быть и наоборот? Может быть, она чересчур сильно их развивала? Так или иначе, твердой уверенности, в какую сторону она воздействовала на них, у меня не было, но зато я был полностью уверен в том, что война делала меня больным.

Покончив с чтением, я отправился на Киннэул-стрит.

Остановившись у дома № 23, я подумал, почему Сэмми взбрело в голову остановиться именно здесь? Прежде Сэмми всегда располагался в отелях. Ему нравились отели, а к меблированным комнатам он всегда чувствовал отвращение.

Я нажал кнопку звонка и подождал. Никакого ответа. Казалось, что в доме не было никого.

Я толкнул дверь, и она тотчас же распахнулась. «Тетушка», видимо, была весьма доверчивой особой.

Я вошел в холл, закрыл за собой дверь и крикнул:

— «Тетушка»!

Ни звука в ответ.

Я поднялся по лестнице и пошел в комнату Сэмми.

Комната была прибрана и подметена. Два чемоданчика, принадлежность которых Сэмми я тотчас опознал, стояли на подставке для дорожных вещей, а его одежда, тщательно вычищенная, висела у кровати.

Закурив сигарету, я принялся бегло осматривать одежду Сэмми.

Мое внимание привлекла плохо, очень плохо пришитая подкладка пальто. Это было странно, так как Сэмми всегда весьма щепетильно относился к своей одежде, всегда являя собой образец аккуратности.

Большого труда не требовалось, чтобы догадаться, в чем тут дело.

Я вышел в коридор, поднялся этажом выше и осмотрел другие комнаты. Все они были красиво обставлены. В большой комнате, расположенной над комнатой Сэмми, висел портрет «тетушки» в изящной рамке. Я подумал, что она действительно приятная женщина, которую мне обязательно придется навестить, и подумал еще о том, кто же делал всю необходимую работу в доме. Не сама же «тетушка»!

Я закрыл дверь спальни Сэмми и прошелся по комнатам: все они были пусты.

Закрыв за собой парадную дверь, я вышел на улицу.

«Тетушке», пожалуй, не следовало бы быть такой доверчивой, — подумал я. — А может быть, это и не ее дом».

В Гай Сиксти Клаб я прибыл без пяти девять и, остановившись на противоположной стороне улицы, принялся наблюдать за входящими в клуб.

Через несколько секунд хорошо одетая девушка, которую я поджидал, появилась со стороны площади Беркли и вошла в клуб.

Она была среднего роста, стройная и держалась с большим достоинством.

Я перешел улицу и вошел в клуб. Девушка уже сидела в углу бара и пила джин.

Я подошел к ней.

— Добрый вечер. Не ищете ли вы случая встретиться со мной?

Она улыбнулась. В своей нерешительности и со своим наивным взглядом, отработанным до степени искусства, и свойственным большинству женщин, работающих в нашей секретной службе, она была очаровательна.

— Думаю, что да. Вы мистер Келлс, не так ли?

— Это верно. Кто направил вас ко мне? — Она ответила.

Я заказал себе виски, а ей еще джину.

— В данный момент я не располагаю временем для длительной беседы, — начал я. — Ваша задача заключается в следующем: недалеко отсюда есть улица, называется Берити-стрит, в доме под номером 16 на втором этаже проживает женщина, именующая себя Джаниной, довольно привлекательная; я мало, почти ничего не знаю о ней, но хотел бы знать как можно больше, надо выяснить, когда она здесь появилась, что делает, откуда берет средства на жизнь и прочее. Вероятно, кое-что можно будет вытянуть из соседей.

Протянув ей полоску бумаги с моим адресом и номером телефона, я добавил:

— Запомните это и затем выбросите. Когда вы будете готовы передать мне какую-то информацию — позвоните. Кстати, как ваше имя?

— Элисон Фредерикс, — ответила она, и добавила, что все поняла и что, как только что-нибудь выяснит, то немедленно сообщит мне.

Она выглядела весьма исполнительной и деятельной девушкой. Впрочем, Старик никогда и не пользовался услугами тех, кто не обладал хотя бы этими качествами.

Покончив со своим джином, она поднялась.

— Итак, я иду работать, — сказала она и, поколебавшись с секунду, спросила: — Дело, которым мне предстоит заниматься, требует осторожности?

Я улыбнулся ей.

— Осторожность никому в жизни еще не помешала, а в нашей работе тем более. Надеюсь, вам не хочется сломать себе шею?

На ее лице появилась небольшая гримаска.

— Нет, мистер Келлс, конечно, не хочется. Между прочим, какой бы опасности я ни подвергалась, я рада тому, что мне позволили работать с вами. Я думаю, что это большая удача.

На это я ничего не ответил. Я также надеялся на то, что дело приведет к большой удаче, но, тем не менее, имел некоторые основания для сомнений.

Когда она ушла, я выпил еще виски с содой и потом отправился в Беркли.

Не успел я там пробыть и двух минут, как появилась миссис Бейл.

Она сразу же заметила меня и направилась в мою сторону.

Одета она была восхитительно и выглядела прекрасно. Жизнерадостная улыбка приятно подчеркивала ее очаровательную внешность.

Я заказал ей выпивку, предложил сигарету.

Когда официант ушел, она сказала:

— Мистер Келлс, я должна признаться, что в какой-то степени я заинтригована вами.

— Меня это радует сверх всякой меры, — ответил я галантно.

— Думаю, что вы и сами это знаете и поэтому догадываетесь о причине, побудившей меня согласиться пообедать с вами сегодня вечером.

— Чтобы сделать меня безмерно счастливым? — восторженно глядя на нее, осведомился я.

— Нет, чтобы удовлетворить свое любопытство.

— Все равно я чрезмерно рад слышать, что вы заинтригованы мной. Любой мужчина был бы счастлив, заинтересовать такую прекрасную женщину, как вы… и такую умную.

Я улыбнулся ей.

Она прищелкнула языком и сказала:

— Вы должны уяснить себе, что я действительно не так глупа, чтобы поверить в вашу выдумку с травмой ноги.

— Вот так сюрприз!

— С самого начала я сомневалась в этом, и вот десять минут назад я остановила свой кэб по ту сторону улицы и имела возможность наблюдать за вашим шествием со стороны Гей Сиксти. Ни малейших признаков боли! Вашей проворности мог бы позавидовать кузнечик.

Я пожал плечами.

— Что ж, в таком случае мои способности к восстановлению находятся на высоком уровне. Только и всего. Правда, здесь сыграл свою роль и двухчасовой массаж, который я делал по предписанию врача. Но если даже моя нога и находится в неожиданно отличном состоянии, то полагаю, что это не может вас особенно сильно огорчать?

Мы перешли в столовую, с аппетитом пообедали, отдавая должное превосходно приготовленным блюдам и оживленно беседуя о всяких пустяках.

Минут через десять мы уже называли друга друга по именам.

Должен признаться, что я с большим интересом слушал ее. Она обладала уникальной фразеологией и быстротой соображения. Резкость ее замечаний часто окрашивалась мягкими юмористическими тонами, что придавало особую прелесть ее болтовне.

Теперь, когда я присмотрелся к ней поближе, я смог убедиться, что она действительно обладала исключительной привлекательностью. Ее манера держаться отличалась особым обаянием, а звук ее мягкого, своеобразного голоса можно было слушать как музыку, не вникая в смысл слов. Когда мы пили кофе, я вновь подумал о той роли, которую она должна была сыграть в моем сценарии, и устыдился той легкости, с которой я принял решение втянуть ее в наше трудное дело, а значит подвергнуть риску и опасности, которые неизбежны.

Но я тут же внутренне улыбнулся. Мысль о том, что я начинаю считаться с чем-то и с кем-то помимо интересов дела, показалась мне забавной. В какой-то момент, правда, я спросил себя, а не могу ли я оказаться влюбленным до потери всякого соображения? Должен сознаться, что эта мысль не была неприятной, но я тут же ее отбросил, подумав о страшных проклятиях Старика, которые он не замедлит призвать на мою бедную, лишившуюся разума голову.

В 10.15 миссис Бейл собралась уходить.

Швейцар вызвал ей кэб.

Я стоял на мостовой, опираясь одной ногой на подножку кэба, и глядел на нее через открытое окошко дверцы.

Внезапно и почти неслышно она сказала:

— Вы чуточку, совсем немного негодяй. Не так ли, дорогой Майкл?

Я изобразил на своем лице полнейшее недоумение.

— Дорогая Бетина, я шокирован. Никогда бы не подумал, что такой прелестный ротик может выговорить такое грубое слово. А вы даже улыбаетесь, произнося его. Однако почему же я немножко негодяй?

Она состроила недовольную гримаску.

— С самого начала вы прекрасно понимали, что если я пришла пообедать с вами, то это значит, что я хочу побольше узнать о вас. Однако вы умело позаботились о том, чтобы ничего не сообщить о себе. Вы весьма ловко уклонились от всех моих вопросов на этот счет.

— Позвольте…

— Не сделав ничего, чтобы удовлетворить мое любопытство, вы покидаете меня, даже не спросив, не сможете ли вы повидать меня вновь.

— Но…

— Я ужасно разочарована в вас, Майкл. Для мужчины, который выглядит так интригующе…

— Да дайте же мне сказать, Бетина!

— А что вы можете сказать?

— Послушайте, Бетина, я имею достаточно оснований для того, чтобы не спрашивать, смогу ли я вас снова увидеть или нет. Я совершенно уверен в том, что если я не проявлю инициативы, то это сделаете вы.

При этом я изобразил на своем лице как можно более приятную улыбку. Она тяжело вздохнула.

— Дерзость, превосходящая все возможные границы… Хорошо… Вы найдете мой адрес в телефонной книжке. Приходите как-нибудь вечером на чашку кофе, часов в шесть.

— Вы очень добры, Бетина.

— Не совсем… Но я все еще хочу удовлетворить свое любопытство и намереваюсь сделать это.

— Вы очень милы, Бетина. И вы должны знать, что я стремлюсь к вам всей душой. И если бы этот ваш кэб не загораживал весь проход у Беркли, то я многое сказал бы вам.

— Что же?

— Я сказал бы о ваших глазах, о вашем нежном певучем голосе, о… вы сами знаете.

Она снова вздохнула.

— Вы бабник, Майкл. Эти же слова вы повторяли сотням женщин.

— Как вы можете…

— Не перебивайте! Я думаю, почему я всегда интересуюсь мужчинами, подобными вам… Ну да черт с вами… Спокойной ночи, дорогой Майкл… приходите меня повидать.

Кэб двинулся в направлении площади Беркли.

На противоположной стороне улицы, наискось от клуба, я заметил Фриби в двухместной черной машине.

Спустя несколько секунд машина Фриби медленно двинулась вслед за кэбом.

Итак, все было в порядке.

Я зажег сигарету и пошел по Пикадилли к себе в отель.

Около часа ночи задребезжал телефон. Мгновенно я приподнялся на кровати и схватил трубку.

Это был Фриби. Он сообщил:

— Вы были правы относительно вашей знакомой. Она проехала через площадь Беркли, а затем, проехав несколько улиц, оказалась на Чарльз-стрит. Здесь она остановилась у большого дома № 34. К счастью, я заметил, что кэб замедляет ход, и вовремя свернул в боковой переулок. Я был рад этому. На ее хвосте оказалось такси. Из него вышел худой, довольно высокий мужчина. Он отпустил такси, осмотрелся по сторонам и скрылся в темном подъезде по другую сторону улицы. Почти тотчас же к этому темному подъезду подкатила двухместная спортивная машина. Ее вела женщина. Она уверенно вошла в темный подъезд и оставалась там не более минуты. Затем она перешла улицу и скрылась в парадном дома № 34, куда перед тем вошла и ваша знакомая. Последовать за ней я не мог, так как это парадное находилось под наблюдением высокого человека в темном подъезде. Выйдя из машины, я подошел к самому углу дома, скрываясь за решеткой. Это дало мне возможность разглядеть мельком женщину в свете домового фонаря. Она среднего возраста, довольно миловидная, хорошо одета, с кошачьей походкой. Но рассмотреть сколько-нибудь подробнее ее лицо мне не удалось. Минут через 15 или 20 к дому № 34 подъехал пустой кэб, видимо вызванный по телефону. Кэб, на котором прибыла миссис Бейл, уехал пустым еще раньше. Еще минут через десять из дома вышла женщина, о которой я только что упоминал, и села в свою двухместную машину. Тотчас же из темного подъезда вышел высокий, худой человек, быстро подошел к ее машине и занял в ней место рядом с женщиной. Машина тронулась и медленно отъехала от дома. В этот момент из парадного вышла миссис Бенл. Она села в кэб и, очевидно, назвала свой адрес, ее кэб, легко обогнав двухместную машину, двинулся, как оказалось, прямо к ее дому. Машина прибавила ход, и все время висела на хвосте у кэба. Кое-как мне удалось, надеюсь, незаметно, проследить обе машины до самого дома вашей знакомой. Там миссис Бейл отпустила кэб и вошла в дом. Двухместная машина замедлила ход возле этого дома, но, не останавливаясь, двинулась дальше. Не решаясь оторваться от объекта своего наблюдения, я медленно проехал с полсотни ярдов, осматривая местность. Заметив чей-то неосвещенный, открытый двор, я въехал в него, оставил там машину и направился на улицу. В ту же секунду я заметил двухместную машину, шедшую в обратном направлении и с потушенными фарами. Двигалась она медленно, как бы осторожно. Я едва успел отпрянуть в тень за выступ ворот. Машина медленно еще раз прошла мимо дома вашей знакомой и затем исчезла. Преследовать ее я не решился. Разобрать ее затемненный номер оказалось невозможным. Вот и все. До настоящей минуты больше ничего не случилось.

— Хорошо, Фриби, — сказал я. — Вы сделали все, что нужно, сделали отлично. Ваши наблюдения очень важны. Отправляйтесь отдыхать, завтра утром снова понаблюдайте за дамой. Если будет что-либо, — позвоните.

Он сказал «спокойной ночи» и повесил трубку.

Я вновь уселся на кровать и принялся обдумывать положение в свете новых, добытых Фриби фактов.

Итак, я был прав в своей догадке о том, что наши «друзья» начнут следить за миссис Бейл. Совершенно очевидно, что они проявят немалое любопытство ко всем моим знакомым, ко всем, с кем я встречаюсь. Действуют они по отношению ко мне достаточно оперативно и далеко не глупо. Так же, по-видимому, они действовали и в отношении Сэмми. Возможно, что ко мне их интерес будет столь же глубок… Отсюда, само собой, вытекала необходимость особой осторожности всех окружающих меня людей и одновременно максимального развития инициативы. Трагедия Сэмми не должна повториться с кем-либо из нас. На это я надеялся, но все знать и все предвидеть еще никому и никогда не удавалось. Пока что уже замелькали фигуры и осязаемые тени наших готовых на все противников. Но кто они? Это еще предстояло узнать. Более того, еще предстояло узнать, почему был убит Сэмми, а я стал объектом повышенного внимания? Только лишь потому, что я расследую причину гибели Сэмми? Нет, для проявления столь большой заботливости с их стороны, даже к моим знакомым, этого явно недостаточно.

Несколько часов сна подкрепили меня, но где-то в глубине моего мозга рождались догадки, которые сдернули меня с постели еще до петухов.

Я тотчас же поднялся и оделся, продолжая чувствовать себя явно раздосадованным. В ходе работы мне нравятся неожиданности, волнения и загадки, они подогревают меня. Но при этом я всегда точно знаю, что и для чего я делаю. Полная же неопределенность в данном деле раздражала.

Наскоро позавтракав, я вышел на улицу и не торопясь направился на Киннэул-стрит.

Там я позвонил, думая, тем не менее, что либо в доме никого нет, либо вряд ли кто-нибудь мне откроет в столь ранний час. Подождав одну-две минуты, я вновь нажал кнопку звонка, затем еще раз.

Мои пальцы уже начали перебирать в кармане ключи, выбирая подходящий, как вдруг дверь тихо отворилась и на пороге показалась сама «тетушка». Она была в халатике из черного с серым шелка, выглядела довольно привлекательно, несмотря на то, что ее глаза еще слипались от только что прерванного крепкого сна.

— Доброе утро, уважаемая «тетушка», — выговорил я возможно вежливее. — Как вы поживаете?

Она пожала плечами и выдавила из себя довольно кислую улыбку.

— Я поражена — снова этот же мужчина… Что ему еще нужно, и в такой час, когда все люди спят? Вы все ищите Сэмми?

— Нет, я с этим уже разобрался. Сэмми убит.

— Бог мой! — произнесла она голосом, лишенным всяких интонаций.

Я молчал.

Секунду подумав, она отступила от дверей и сделала мне знак войти.

— Прошу.

Мы вошли в дом.

Она открыла дверь в комнату, расположенную в холле справа. Это была столовая.

— Присаживайтесь. Если вы хотите немного закусить или выпить — то все на столе.

— Благодарю, я уже выпил свою порцию, но если вы позволите, я закурю.

— Пожалуйста. Так что же с Сэмми? Вы это серьезно сказали?

— Подобное событие никак не может быть предметом шуток. Не так ли?

— Ну, как сказать. Некоторые люди обладают весьма странным чувством юмора.

— Согласен с вами.

На несколько секунд воцарилась молчание.

— Да расскажите же, что и как? — спохватилась «тетушка» трагически погибшего любимого племянника.

— Все произошло довольно просто. Очевидно, Сэмми был в баре, называемом «Пучок перьев», а потом отправился еще куда-то. Так или иначе, его видели переходившим площадь близ Малбри-стрит. Как раз в тот момент на площадь упала авиабомба, и это был конец Сэмми.

— Вы уверены в этом?

— Я был в морге и видел его. Это был безусловно Сэмми. Между прочим, там сказали, что желательно, чтобы и вы туда пришли.

— Я?

— Да.

— Но откуда же они…

— Я им сказал, что вы являетесь ближайшей родственницей убитого.

— Так, так. Что же, хорошо.

— Что хорошо?

— Ну, что вы… позаботились.

— Может, вы не будете возражать против того, что бы я вас туда проводил? Скажем, сегодня утром, как только морг откроется?

— Нет, нет. Мне не хочется утруждать вас. Я отправлюсь туда сама.

— Хорошо, если вы предпочитаете так.

— Вы сообщили мне действительно ужасную новость, — произнесла она безразличным тоном. — Мне очень нравился Сэмми.

— Не сомневаюсь. Я и сам догадывался об этом. Разрешите?

Я потянулся к бутылке с виски.

— Да, да, прошу.

Налив себе полстакана и выпив, я сказал:

— Мне очень приятно видеть вас, «тетушка», но мне пора уходить.

Она взглянула на меня с грустью.

— Не спешите. Выпейте еще. Мне нравится беседовать с вами.

Я налил себе еще полстакана виски с содовой.

— Как ваше имя? — спросила она вдруг. Я сказал, что меня зовут Келлс.

— Я думаю, что вы знали Сэмми очень хорошо, не правда ли? — спросила она.

— Да, мы были почти друзьями. По крайней мере, мы были таковыми, когда не ссорились из-за женщин или еще из-за чего-либо.

— Что ж, это свойственно молодым красивым людям, — сказала она, понемногу стряхивая с себя остатки сонливости и все более почему-то оживляясь.

— Сэмми был изящным, прекрасно выглядевшим интеллигентным мужчиной, такой тип нравится женщинам. Вы тоже обладаете обаятельной внешностью.

— Вы льстите мне, «тетушка».

— Я знаю, что говорю. Вы немного напоминаете мне Георга Рафта. Во всяком случае, я думаю, вы также нравитесь женщинам, да, да, я в этом уверена.

— Мне даже неловко, дорогая «тетушка».

— Богу божье, а кесарю кесарево, всем следует отдавать должное. Кроме того, мне очень легко представить вас обоих, ведущих ожесточенный спор по предметам, не имеющим никакой цены и никакого значения, спорящих просто потому, что вам больше не о чем думать и нечего делать.

Я промолчал, обдумывая эту легковесную болтовню оживившейся «тетушки». Болтовню, прорвавшуюся сразу и непосредственно после сообщения о гибели ее «любимого племянника».

— Знаете ли вы, чем занимался Сэмми? — спросила она вдруг.

— Да, я знаю, что он делал.

— Что именно? — спросила она. Я молча раскуривал сигарету.

— Или это большой секрет? Я знаю, что он был каким-то скрытным, таинственным, то и дело куда-то исчезал и появлялся, и никто не знал: куда и откуда. Но, возможно, вам этого лучше не говорить? Возможно, это большая тайна?

Я взглянул на нее, улыбнулся и мягко сказал:

— Вы должны это знать, «тетушка». — Она быстро спросила:

— Что вы имеете в виду?

— Послушайте, уважаемая «тетушка», зачем все эти недомолвки? Неужели вы полагаете, что я являюсь последним идиотом?

— Я вас не понимаю, — произнесла она холодно и резко.

— Неужели? Значит, это не вы так заботливо оставили пучок перьев в чаше из черного дерева? Не вы? Конечно, не вы. Вы это проделали для моего удобства, ваша идея состояла в том, чтобы натолкнуть меня на мысль о следах, оставленных Сэмми. Я мог подумать, что этот пучок оставил Сэмми, что он хотел мне сказать этим о каком-то месте, которое как-то связано с перьями. Так оно и получилось, и вы помните, что я вас об этом и спросил. Очевидно, это дало вам возможность легко и как бы невзначай направить меня в «Пучок перьев». Там ваш друг, бледнолицый парень, уже поджидал меня, чтобы направить к Джанине. Но здесь произошла какая-то ошибочка. В тот момент моя встреча с Джаниной не предполагалась. Предусматривалось, по-видимому, что перед моим приходом Джанина поспешно удалится. Но получилось иначе. Мы встретились с ней. Беседовали. И она сообщила некоторые факты, которые явно не сходятся с утверждением вашего бледнолицего. На это вы и рассчитывали. Но и без того я уже был настороже. И что, по-вашему, я мог сделать и сделал?

До сих пор она слушала меня молча, покусывая губы и нервно шевеля пальцами. Теперь же она произнесла ломающимся голосом:

— Не знаю… Вы говорите вздор. Но… что вы сделали?

— Что? Я отправился в морг. Взглянул на Сэмми, убедился в том, что это он. Кроме того, для меня стало очевидным то обстоятельство, что с ним кто-то был довольно груб. Уверен, что это ваши милые друзья.

— Что за чертовщину вы несете? — выговорила она почти бесчувственным голосом.

— Легко могло статься, что Сэмми был убит здесь, — продолжал я спокойно. — Во всяком случае, он сделал пару выстрелов в кого-то незадолго перед тем, как был убит. Вы намеревались закопать его в той части площади, где восстановительная партия начала работать по заделыванию большой бомбовой воронки. Там не было ни одного ночного сторожа поблизости, и имелись все необходимые инструменты для вашей цели. И никто бы больше о нем ничего не услышал, и никто бы больше его не увидел. Это была замечательная мысль. А тут вам еще больше повезло. Думаю, что именно в то время, когда вы привезли Сэмми туда, по-видимому, на тележке восстановительной партии, вы услышали шум самолетов, бросили Сэмми под стоящим там грузовиком, а сами нырнули в ближайшее парадное. Одна из авиабомб упала на площадь и взорвала грузовик. Удар был такой сильный, что никто, как вы полагали, не мог бы узнать, отчего именно он погиб. После взрыва вы подошли к убитому и решили оставить его там, где он лежал. Вероятно, вас было трое, если не больше. Кто-то из вас двинулся навстречу показавшемуся на соседней улице полицейскому Военного резерва и сообщил ему, что, по-видимому, кто-то убит на площади. Не знаю, сказал ли он, что перед этим видел убитого выходящим из дома Джанины. Думаю, что вряд ли. Во всяком случае, дело сделано превосходно! Приветствую и поздравляю вас, уважаемая «тетушка»!

— Вы проклятый идиот! — выпалила она, скривив губы в принужденной улыбке. — Вы, должно быть, сумасшедший. Вы заставляете меня смеяться. И как вы можете знать все эти… подробности?

Я подумал, что настало время нанесения «тетушке» пары решительных ударов.

— Я как раз и собираюсь заставить вас как следует посмеяться, рассказав о том, как именно я все это узнал. После того, как я повидал Сэмми в морге, я вернулся назад и встретил вашего друга, бледнолицего парня. Он совершил одну непростительную ошибку, снял с пальца Сэмми кольцо-печатку. Оно, видимо, ему понравилось. Я узнал это кольцо, и заставил парня говорить. Он многое рассказал. Тогда я вернулся сюда и нанес нам маленький визит. Я хотел повидать вас, но дом был пуст. Я поднялся наверх и взглянул на одежду Томми. Оказалось, что вы уделили этой одежде изрядную долю внимания и заботы, стремясь убедиться в наличии или в отсутствии чего-либо в ней. Затем вы зашили подпоротые места подкладки, но далеко не аккуратно. Думаю, что по какой-то причине вы торопились. Но по какой именно? Ну, «тетушка»?

Я пододвинул свой стул поближе к ней.

— Ваш единственный шанс, «тетушка» — это говорить. В противном случае, все это может обернуться для вас дурно. И если вы не пожелаете говорить добровольно, то я заставлю вас силой. Не скрою, что я уже достаточно рассержен и уверен, что сумею приняться за вас, как следует. Вы меня понимаете? Вы, лживая, старая сука.

Она пожала плечами и сказала:

— Что же… Я думаю, что лучше всего.

Все последующее произошло в какие-то считанные доли секунды.

По-кошачьи ловко и мгновенно она смахнула с перечницы, которую перед этим придвинула к себе, крышку и одним толчком высыпала все содержимое мне в глаза…

Кто никогда не ощущал в своих глазах перец, тот не имеет ни малейшего представления, что такое ад и гиена огненная!

Так или иначе, на несколько мгновений я очутился в таком положении, что не мог предпринять абсолютно ничего.

Тетушка, разумеется исчезла.

С закрытыми глазами, из которых ручьем лились слезы, я сидел, курил сигарету и вполголоса говорил о «тетушке».

Однако никому нет дела до тех терминов, которыми я характеризовал эту голубоглазую ведьму. Я произносил их на четырех различных языках и понемногу, хотя и очень медленно, уменьшалась режущая боль в глазах, похоже, что ругательства иногда действуют, как заклинания.

Придя несколько в себя, я покинул пустой дом и отправился в отель. Там я выпил солидную порцию виски, наложил на глаза примочки и попытался уснуть.

Загрузка...