Злой гений Нью-Йорка

Глава X ОТКАЗ В ПОМОЩИ

Понедельник, 11 апреля, 2 часа пополудни

Вскоре после двух часов мы подъехали к дому Дилларда. Дверь отворил Пайн; если наш визит и удивил его, то он отлично сумел скрыть своё удивление. На Хэса он посмотрел с некоторым беспокойством, но голос его звучал спокойно и почтительно, как у хорошо вышколенного слуги.

— М-р Арнессон ещё не вернулся из университета, — сообщил он.

— Я вижу, — сказал Ванс, — что чтение мыслей не является вашей сильной стороной. Мы пришли к вам и к профессору Дилларду.

Пайн как будто забеспокоился, но ответить ему помешало появление мисс Диллард в дверях гостиной.

— Мне послышался ваш голос, м-р Ванс. — Она с улыбкой поклонилась всем сразу. — Пожалуйста, войдите. Леди Мэй тоже здесь, сейчас мы едем с ней кататься.

Миссис Друккер стояла у окна посреди комнаты, опершись рукой на спинку стула, с которого она, очевидно, только что встала. Она смотрела не мигая, в глазах её виделся страх, черты лица слегка исказились. Она не пыталась говорить, а стояла, прямая и неподвижная, как подсудимый, ожидающий приговора.

Весёлый голос Белл Диллард разрядил напряжённую атмосферу.

— Сейчас побегу и скажу дяде, что вы здесь.

Как только она вышла, миссис Друккер произнесла каким-то приглушённым голосом.

— Я знаю, зачем вы пришли. По поводу милого юноши, застреленного сегодня утром в парке.

Слова её были так неожиданны, так поразительны, что Маркхэм не мог тотчас ответить. Ванс заговорил вместо него.

— Вы уже слышали об этой трагедии, миссис Друккер? Как быстро дошло до вас это известие!

Какое-то злобное выражение появилось на её лице, она стала похожа на злую ведьму.

— Все об этом говорят, — ответила она неопределённо.

— Правда, очень неприятно. Отчего же вы предполагаете, что мы здесь именно по этому делу?

— Да разве юношу не звали Джонни Спригг? — Слабая, но внушающая ужас улыбка сопровождала этот вопрос.

— Так точно, Джон Е. Спригг. Но разве это указывает на связь его с Диллардами?

— Ах, конечно. — С ужасающим удовольствием она кивала головой. — Ведь эта игра, детская игра. Сначала Кок-Робин… Потом Джонни Спригг… Дети должны играть, все здоровые дети должны играть. — Её настроение вдруг изменилось. Лицо смягчилось, глаза стали печальными.

— Это дьявольская игра, миссис Друккер, как вы думаете?

— А почему нет? Разве жизнь не дьявольская игра?

— Для некоторых — да. — Слова Ванса звучали сочувственно. — Скажите мне, — он быстро изменил тон, — вы знаете, кто такой этот Епископ?

— Епископ? — Она недоуменно нахмурилась. — Нет, не знаю. А это тоже игра?

— Что-то вроде игры. Во всяком случае, Епископ заинтересован Кок-Робином и Джонни Сприггом. Может быть, он и устраивает эти фантастические игры. Мы его разыскиваем, миссис Друккер.

Старуха недоверчиво покачала головой.

— Я не знаю. Но не будет вам добра, если вы вздумаете доискиваться, кто убил Кок-Робина и застрелил Джонни Спригга. Вы этого никогда не узнаете, никогда … — голос её стал громким и резким, она вся дрожала.

В эту минуту в комнату вошла Белл Диллард. Она быстро подошла к миссис Друккер и обняла её.

— Пойдёмте, — сказала она успокоительно, — мы поедем за город, леди Мэй. — Повернувшись к Маркхэму, она холодно сказала: — Дядя просит вас в библиотеку, — и повела миссис Друккер в переднюю.

— Как это странно, сэр, — заметил Хэс. — Эта глупость о Джонни Спригге все время у неё на уме.

Ванс кивнул головой.

— Наше появление испугало её. Разум у неё не в порядке, и она чрезвычайно впечатлительная. Постоянно носясь с мыслью об уродстве своего сына и о том времени, когда он был как все дети, она, может быть совершенно случайно, вспомнила, как в детских сказках описывается смерть Робина и Спригга. В этом деле существуют какие-то скрытые подземные толчки и страшная осложненность. Может быть, у профессора Дилларда мы найдём более твёрдую почву.

Профессор встретил нас без особой любезности. Стол его был завален бумагами, очевидно, мы потревожили его в самом разгаре работы.

— По какому случаю этот неожиданный визит, Маркхэм? — спросил он, пригласив нас сесть. — Что-нибудь новое о смерти Робина? — Он заложил страницу в книге и нетерпеливо посмотрел на нас. — Я очень занят…

— К сожалению, — ответил Маркхэм, — нового о смерти Робина я ничего не принёс. Но по соседству случилось другое убийство, и мы имеем основания думать, что оно находится в связи со смертью Робина. Я желал бы узнать, сэр, знакомо ли вам имя Джона Е. Спригга?

— Ах, так звали убитого?

— Да. Человек по имени Джон Е. Спригг убит сегодня в Риверсайдском парке, близ 84-й улицы около половины восьмого утра.

Глаза профессора устремились на камин, несколько мгновений он молчал. Казалось, будто он с чем-то внутренне боролся.

— Да, — наконец сказал он. — Я — мы — знаем молодого человека с таким именем, но я не уверен, что это тот.

— А кто он? — настойчиво, с любопытством спросил Маркхэм.

— Я думал о лучшем ученике Арнессона, получившем математическую премию.

— Каким образом вы познакомились с ним, сэр?

— Арнессон приводил его к нам несколько раз, чтобы я поговорил с ним. Арнессон гордился им, и, действительно, юноша был необыкновенно талантлив.

— Так что, все члены вашего семейства знали его?

— Да. Белл, кажется, встречалась с ним, и если в «семейство» вы включаете и Пайна с Бидл, то имя это было известно и им.

— Друккеры знали Спригга? — был следующий вопрос Ванса.

— Очень может быть. Арнессон и Друккер часто видятся. Припоминается мне, что однажды вечером, когда заходил Спригг, Друккер тоже был здесь.

— А Парди знал Спригга?

— Вот этого я вам не могу сказать. Скажите, пожалуйста, — заговорил он с некоторой вспыльчивостью, — какой смысл скрывается в ваших вопросах? Ведь, наверное, вы не собираетесь доказывать мне, что убитый — ученик Арнессона?

— Боюсь, что так, — сказал Ванс.

Когда профессор снова заговорил, в его голосе слышались беспокойство и страх.

— Если бы даже и так, какое нам до этого дело? И как вы связываете его смерть со смертью Робина?

— Я согласен, что определённого у нас ничего нет, — сказал ему Маркхэм. — Но бесцельность обоих убийств, отсутствие мотивов, делает их до странности похожими.

— Это основы вашего предположения? — проговорил презрительно-благосклонным тоном профессор. — Вы никогда не были хорошим математиком, Маркхэм, но все-таки вы должны бы знать, что гипотезы не строятся на таких шатких основаниях.

— Оба имени, — заметил Ванс, — и Кок-Робин, и Спригг встречаются во всем известном детском стихотворении.

Старик посмотрел на него с нескрываемым изумлением, краска гнева стала постепенно заливать его лицо.

— Ваш юмор совершенно неуместен, сэр!

— Увы, это не мой юмор, — печально возразил Ванс. — Это шутка Епископа.

— Епископа? — Профессор с усилием подавлял гнев. — Послушайте, Маркхэм, я не позволю играть с собою. Уже второй раз в этой комнате вы упоминаете о каком-то таинственном Епископе; я хочу узнать, что это такое. Если какой-то безумец послал дурацкое письмо в газеты по поводу смерти Робина, так до Спригга-то какое дело этому Епископу?

— Под трупом Спригга была найдена бумажка с математической формулой, отпечатанной на той же машинке, что и записка Епископа.

— Что? — Профессор нагнулся вперёд. — На той же машинке, вы говорите? Математическая формула?.. Какая формула?

Маркхэм раскрыл свою книжку и протянул ему клочок бумаги, найденный Питтсом.

— Формула Римана. — Профессор долго смотрел на бумажку, затем передал её Маркхэму. Он сразу как-то постарел. — Ничего не понимаю. — Тон его голоса был безнадёжно покорный. — Может быть, вы и правы. Что вам угодно от меня?

Маркхэм был поражён переменой в наружности профессора.

— Я пришёл к вам, чтобы удостовериться, было ли соединительное звено между Сприггом и этим домом. Но, честно говоря, получив это звено, я не знаю, подойдёт ли оно к цепи. Во всяком случае, разрешите мне поговорить с Пайном и Бидл.

— Спрашивайте их о чем хотите, Маркхэм. Вам не придётся обвинять меня в том, что я стоял на вашем пути. Но надеюсь, — он вопросительно взглянул, — что вы посоветуетесь со мною, прежде чем предпримите какие-либо решительные шаги.

— Это я могу обещать вам, сэр, но, боюсь, что мы ещё очень далеки от всяких решительных шагов. — Он протянул руку. Видно было, что он опасается за старика и хочет выразить ему симпатию.

Профессор вместе с ним пошёл к дверям.

— Не могу понять, причём тут эта формула, — прошептал он, покачивая головою. — Но если я могу сделать что-нибудь…

— Вы можете сделать нечто для нас, профессор, — сказал Ванс, остановясь в дверях. — В то утро, когда был убит Робин, мы беседовали с миссис Друккер, и хотя она уверяет, что не сидела у окна, все-таки возможно, что она видела происшедшее на стрельбище между одиннадцатью и двенадцатью.

— У вас осталось такое впечатление? — с интересом спросил профессор.

— Очень слабое. Утверждение Друккера, что он слышал её крик, и её отрицание этого факта навели меня на мысль, что, возможно, она и видела что-то, но предпочитает скрывать это от нас. И тогда я подумал: может быть, вы имеете на неё влияние и уговорите её сообщить нам, что она видела.

— Нет, не просите меня об этом. Если эта несчастная женщина и видела что-нибудь из своего окна, разузнавайте об этом сами. Я не хочу принимать участия в этой пытке и надеюсь, что и вы не будете её терзать. То, что вы хотите, можно узнать другим способом. — Он посмотрел Маркхэму прямо в глаза. — Но она не из тех, которые говорят. Вам самим потом будет неприятно.

— Мы должны сделать все, что только можем, — решительно сказал Маркхэм. — Какой-то злой дух скрывается в этом городе, и я не могу никого защитить от страданий. Но, уверяю, вас, что без нужды я никого не буду мучить.

— А вы не подумали, — спросил профессор, — что истина, которой вы добиваетесь, может быть ещё ужаснее, чем само преступление?

— Я должен идти на риск. Но если бы даже знал, что это так, я ни в коем случае не остановился бы.

— Конечно, конечно. Я гораздо старше вас, Маркхэм, я вас помню ещё мальчиком, а жизнь клонится к закату, начинаешь находить истинные пропорции в мире. Все отношения меняются. Вещи теряют своё значение. Вот потому-то старики становятся снисходительнее, что они знают: все созданные человеком ценности не важны.

— Но мы пока живём человеческими ценностями, и я обязан поддерживать их, — возразил Маркхэм. — Никогда чувство личной симпатии не заставит меня свернуть с истинного пути.

— Может быть, вы и правы, — вздохнул профессор. — Но не просите меня о такой помощи. Если вы откроете истину, будьте милосердны: убедитесь, можно ли считать преступника ответственным, прежде чем посылать его на электрический стул. Бывают больные умы, как больные тела, и часто они существуют одновременно в одном и том же человеке.

Когда Ванс вернулся в гостиную, он тщательнее обычного закурил папиросу.

— Профессора, — сказал он, — огорчила смерть Спригга, и хотя он протестует, но все-таки формула убедила его, что Робин и Спригг относятся к одному и тому же уравнению.

Только он уж очень легко дал себя убедить. Почему? Более того, он тотчас же сознался, что Спригг был здесь хорошо известен. Не могу сказать, что он что-то подозревает, но несомненно боится кого-то… Он, по-видимому, не желает мешать правосудию, хотя решительно отказывает принять участие в крестовом походе против Друккеров. Не знаю, какая подкладка под его почтительностью к миссис Друккер, профессор не сентиментален. А эта пошлость о больном уме и больном теле? Точно на лекции по физической культуре. Ну, предложим несколько вопросов Пайну.

— Не думаю, чтобы можно было бы от него чего-нибудь добиться, — сказал Маркхэм. — А все-таки, сержант, приведите сюда Пайна.

Когда Хэс вышел, Ванс бросил на Маркхэма шутливый взгляд.

— Уверяю тебя, ты не будешь раскаиваться. Честное слово, трудная это проблема… — Он снова сделался серьёзен. — Нам тут приходится иметь дело с неизвестными величинами. Мы столкнулись с какой-то странной, ненормальной силой, которая не действует согласно принятым законам. Она чрезвычайно утончённа и неизвестна нам. Но мы знаем, по крайней мере, что источник её где-то вблизи этого дома; мы должны обыскать каждый психологический уголок, каждую щель. Пожалуйста, не раздражайся вопросами, которые я буду предлагать Пайну. Придётся заглядывать в самые невероятные места…

Послышались приближающиеся шаги, и через мгновение вошёл Хэс, ведя на, буксире старого лакея.