Дороги друг к другу

Карта Европы и Ближнего Востока (не позднее 1771 г.)


Когда мы говорим о взаимоотношении культур, подчеркиваем в первую очередь их непримиримость в двух важнейших областях — духовнорелигиозной и политико-конфессиональной, которые и определяют тип общества.[* Статья вторая. Первая — в номере 4.]

Христианство и Ислам — две автаркии, два враждебных и непримиримых мира. В отношении вероисповедания, догматики это были две несообщающиеся сферы. По той простой причине, что они как воплощения монотеистической идеи самодостаточны и универсальны. Компромиссу нет места в этом противостоянии. Один из миров должен был пасть при столкновении с другим. Это произошло с христианским Ближним Востоком, завоеванным мусульманами, а позже и с Византией, также павшей под ударами мусульман. Это произошло и с мусульманской Испанией, покоренной христианами.

Промежуточных типов в Средневековьи не было. Симбиоз на Ближнем Востоке, в Испании, на Сицилии — не более чем отсрочка подавления одного мира другим, отсрочка, взятая по тем или иным объективным обстоятельствам, материальным условиям (слишком много иноверцев, нужно время для их ассимиляции, чтобы избежать социального взрыва). Взаимоотношения христианства и мусульманства — череда попыток взаимного подавления, трагедия взаимного подавления и бескомпромиссного соперничества.

Это справедливо, даже притом что мусульманство выдвинуло конфессиональный релятивизм как основу мироустройства, однако это — послание будущему миру. В условиях Средневековья он сберегал жизни и судьбы множества конкретных людей, но не уберегал от разрушения и подавления инославия, инославной культуры. Практическая бессмысленность реформ Акбара и их провал свидетельствуют об этом. Потенциально мусульманство (равно как и христианство, равно как католицизм по отношению к православию или православие по отношению к любому другому христианскому инославию) было монистичным и унитарным и потенциально стремилось к полному торжеству и ассимиляции различий. То же можно сказать и о взаимоотношениях внутриисламских — об отношениях между шиизмом и суннизмом. Мы можем представить себе ситуацию мирного сосуществования христианства с государственной римской религией, но не можем представить ситуацию терпимости христианства к римскому язычеству. Потому христианство и поглотило римскую религиозность. Монотеистические религии, насыщенные духовностью, признающие единственность трансцендентной правды, всепроникающи в социальном плане, агрессивны и способны существовать только в состоянии Торжества. Вспомним Торжество Православия Феодосия, вспомним Фатх — «открытие, завоевание» мусульманства. Другое дело, что представления о земном образе трансцендентной истины, ее месторасположении в Творении в мусульманстве, с одной стороны, и в христианстве и иудаизме — с другой в Средневековье понимались по-разному.


Утопия христианства во взаимоотношениях с мусульманством заключалась в надежде на успех миссии в мусульманском мире. Утопия Ислама — в возможности мирного сосуществования с христианами и иудеями. Причем утопия мусульманства целиком обращена в будущее — в райское бесконфликтное время, утопия христианства же — в прошлое, в восстановление того, что некогда было потеряно христианским миром в результате мусульманских завоеваний.

Взаимоотношения христианского и мусульманского миров — это всеобъемлющее цивилизационное соперничество. Это одинаково проявлялось в политической и идеологической борьбе, христианской и исламской контроверзе и в других формах религиозной борьбы, в мировоззренческой автаркии и разноцентрированности обоих миров.

Вместе с тем было бы явной ошибкой рассматривать мусульманский и христианский миры как закрытые по отношению друг к другу системы. Информационный поток между ними неизменно интенсивен. Наличие такого взаимообмена (или «взаимовлияния») никогда и не ставилось под сомнение в мировой исследовательской литературе, однако задача реконструкции формального механизма этого обмена информацией никогда до сих пор не становилась объектом специального изучения.

Как информация двигалась? По каким реальным каналам шла? Особый и очень непростой вопрос, выводящий нас на проблему «чуждости» и отчуждения «чужого». Что могло быть воспринято, а что нет? Это вопрос базовый в историях мировой культуры. Почему не был возможен взаимообмен между буддизмом и зороастризмом и почему был возможен обмен между тем же зороастризмом и иудаизмом?

Пока мы получили один негативный ответ — по линии богословской, догматической — взаимообмена, как правило, не было, а те следы взаимообмена, которые мы видим в полемике, по существу, за пределы полемики и не выходили.

Я предлагаю нащупать «бесконфликтные зоны» в общем поле контактов, через них позитивная информация проникала в чуждую систему, а также выделить информацию, которая могла бы свободно проходить сквозь пограничные заслоны межконфессионального соперничества. Что это за информация?


Наука — это знание особого рода, это знание, которое предполагает методическую самопроверку или же оглядку на себя, рефлексию. Слово «наука» употребляется ныне очень небрежно и слишком часто, что размывает его сущностное изначальное значение. Наука — это не просто набор знаний, собранных тем или иным человеком, культурой, эпохой. Наука в первую голову — метод, благодаря которому добывается знание, а уже метод определяет содержание знания, а значит — картину мира. Именно саморефлексия отделяет науку от набора, собрания сведений, что всегда существовало в рамках ремесел, жреческой мудрости во всякой человеческой культуре. Наука — это строго выработанный метод добычи знания и проверки его достоверности.

Появление науки — революция в сознании, которая целиком изменила образ мира. Рефлексия, о которой я говорю, сама по себе неестественна. Аристотель поставил гносеологическую проблему, то есть вопрос о том, как образуется само знание, и создал формальную логику. Этим он переориентировал знание с космического и божественного на само же знание. Но противоестественно думать о мысли, говорить о речи, писать о письме. И эта искусственность породила и порождает особый тип культуры. Главная характеристика науки (то есть определенного образа добычи и упорядочивания знания, выдуманного греками) — отсутствие в ней утилитарной мотивации, наука замкнута на себе самой. Именно такое понимание знания, которое «замкнуто на себе», выработала греческая цивилизация. Такое научное знание Аристотель и называл episteme, ибо наука — не набор фактов, но подход к миру.

Именно поэтому она предстает поверхностному взгляду явлением внеконфессиональным, а значит, внешним, некой поверхностью чего-то иного, более глубокого. Причем эти скрытые под поверхностью науки пласты, ментальные и духовные, представляются более значимыми и определяющими как для того, кто науку творит, так и для того, кто ее потребляет. Античная культура обманчиво научна. Из-за засилья научных текстов в греко-римской письменности временами кажется, что религиозная духовность была чужда античному человеку. Его интеллектуализм при всем глубокомыслии представляется нередко плоским и наивно самоуверенным. Это не совсем так.

Богословие, которым оперировал средневековый мир, немыслимо без научного понимания.

Арабы довольно быстро поняли истинную цену науки. Первое время после арабских завоеваний на Ближнем Востоке продолжали существовать христианские школы — знаменитая философская Александрийская школа, Гундишапурская школа несториан, прославившая себя преподаванием в первую очередь медицины. В христианских школах вели преподавание на сирийском языке. В то же время мусульмане начали переводить с сирийского и греческого на арабский.


Переводы способствовали беспрецедентному развитию всего комплекса наук в мусульманском мире — от метафизики до механики. Первым делом переводили прикладные и сугубо функциональные науки — медицину, чтобы лечиться, астрологию, чтобы высчитывать направление Мекки и точное время молитвы. Однако вслед за этим внимание мусульман концентрируется и на других разделах греческой мудрости.

При Омейадах переводческая деятельность достигает своего пика, он пришелся на VIII — X века. При халифе Мамуне (813 — 833) лучшие переводческие силы были сконцентрированы в особом центре соединения высшей школы и научно-исследовательского института — «Байт-ул-хикма», который обычно переводят как «Дом мудрости», но по смыслу — вроде «центра философии» или нашей «академии наук», ибо под «хикма» понимали весь комплекс знаний о тварном мире. Именно тут начали переводить греческое философское и научное наследие на арабский.

При Омейадах переводили в основном с сирийского, на сирийском существовал огромный корпус переводной греческой литературы. Этим поначалу и воспользовались. На Ближнем Востоке знание греческого было редкостью, оно должно было сочетаться с глубокой образованностью и переводческим талантом.

Однако слабость переводов с сирийского довольно быстро стала очевидной. Новый этап открыл Хунайн ибн Исхак (809 — 873), несторианин, придворный врач халифа Мутаваккиля (847 — 861). Он знал греческий, путешествовал по Византии с целью собрать рукописи.


В Багдаде он создал группу переводчиков, в которую среди других вошли его сын Исхак и племянник Хубайш. Переводили прямо с греческого не только непереведенные тексты, но и ревизовали все старые переводы греческих текстов с сирийского. Точность переводов, как правило, высока — Хунайн ибн Исхак при подготовке текста для перевода выработал приемы текстологической критики, ввел в систему сличение рукописей. Список переведенных авторов внушителен: Гиппократ, Гален, Платон («Республика», «Законы», «Тимей»), «Логика» Аристотеля, Архимед, Евклид, Прокл и так далее. Параллельно с переводами уже с VIII века начинается становление мусульманской науки.

Она была следующим шагом по сравнению с греческой — античную мудрость впервые систематизировали и критически пересмотрели. Если Юстиниан подготовил для входа в будущее Римское право, то мусульмане — комплекс античных наук, в первую очередь прикладных. И очень многое из начатого греками было мусульманами доведено до логического конца.

То новое, что дали мусульмане — и это их отличало от византийской науки, — было основано не столько на развитии собственно греческого наследия, сколько на прививке к греческой традиции иранской и индийской.

Астрономия/астрология — ее развитие отталкивалось от базового текста Птолемея Megale Syntaxis, который известен под своим более привычным арабизированным и латинизированным именованием «Алмагест». Однако птолемеевская астрономия была сплавлена с иранской-сасанидской и индийской традициями астрономических вычислений. Мусульманский Восток внес вклад в составление астрономических таблиц — зиджи.

То же можно сказать о математике (алгебра и арифметика), которой дали толчок разработки ал-Хорезми, в VIII веке введшего в греческую математику чрезвычайно развитую индийскую традицию, в частности, индийскую десятеричную систему счета. То же в медицине. Труды ар-Рази и в особенности Авиценны — это не только и не столько грандиозная сводка античного знания, но и переосмысление иранского и индийского опыта. Немалое значение имеет тут и личный опыт самого Авиценны. Алхимия, минералогия, ботаника, зоология и так далее становятся арабскими науками.

Эта переводческая деятельность имела значение, которое трудно переоценить. Излишне говорить, что изменился статус арабского языка — он превратился в один из наиболее гибких и точных инструментов выражения мысли во всем Средиземноморье. Важнее другое. Благодаря переводам мусульманской культурой осуществлялась программа унификации ойкумены, заложенной еще Александром Македонским.

Аль-Бируни.

Эскиз распределения (соотношения) земли и воды. XI век


Греки создали особый тип ментальности — логический, рационалистический. Семитская мысль, иранская мысль — это метафора и образ непомыслимого. Приобщение семитского духа в лице евреев и арамеев к логическим приемам мышления греков началось еще до Рождества Христова. В мусульманское время этот эллинский тип ментальности не только утвердился на семитском Ближнем Востоке, но охватил и иранские народы. После первого периода накопления знаний мусульмане занимались уже не столько тем, что заимствовали нечто у греков, сколько тем, что бессознательно применяли греческие приемы мышления уже вне связи и за пределами предметов собственно греческого происхождения. Это глубже, чем простое заимствование. Это — рецепция.

Несомненно, расцвет «греческой мудрости» на мусульманской почве повлиял на богословие. Но повлиял не прямо, ибо «греческая мудрость» относилась к разряду «иностранных наук» и в чистом виде никогда не была предметом преподавания в исламских учебных заведениях. Ни одного богословского христианского трактата для богословских целей никто не использовал. Ни один богословский византийский труд не был воспринят мусульманским богословием. Сложение рационалистического мусульманского богословия было обусловлено тем, что религиозная мысль оказалась в уже сформировавшемся эллинизированном эпистемическом поле.

Книга Ибн аль-Хайсама «Оптика», написанная в XI веке в Египте, содержащая теорию видения. Эта диаграмма показывает оптические нервы, соединяющие глазные яблоки с мозгом


Уже в VII — VIII веках формируется школа мутазилиййа, разрабатывавшая догматическую космологию и антропологию, используя приемы эллинской философии.

Методологические подходы мутазилитов были развиты в каламе или ашариййа (ал-Ашари, 873 — 935). Так была создана мусульманская теология, которую во многом занимали те же проблемы, что и христианскую теологию: метафизика — развертывание мира от Первичного Интеллекта до человека, физика — строение мира из четырех элементов и натур, антропология — человек от зародыша до старости и так далее. Насафи в XIV веке назовет их сторонниками шариата. Ашариты опираются в основном на аристотелеву традицию, чуть позже возникает и платоновская линия.

Идут споры о происхождении мусульманской историографии — ее рационализм и жанровая близость к грекам рассматриваются как следствие прямой трансплантации греческой традиции на мусульманскую почву. Я склонен считать, что и здесь мы имеем лишь типологическое сходство, не известно ни одного перевода либо греческого, либо византийского исторического сочинения на арабский язык, которое могло бы послужить источником исторических трудов. Универсализм, историзм и телеологизм Ислама, снабженный прививкой греческого рационализма, сам по себе привел к науке истории. История в монотеистическом мире была наукой религиозной и не подлежала конвертации. То же можно сказать о долгом и мучительном генезисе историографии западноевропейской. Она развивалась сама, без трансплантаций.

Другое дело — жанр географии. Первые географические сочинения — подражания и конспекты Птолемея. Позже — не Константинополь, но Багдад та точка, откуда виден мир. Ге

ография в Византии в былой универсальности уже никогда не возродится. После мусульманской географии пойдет западноевропейская.

В мусульманской средневековой науке найдется лишь несколько сотен звездных имен, большинство — безвестные середнячки и неудачники. Греческой мудростью был охвачен весь мусульманский мир — от Испании до Центральной Азии, это миллионы людей, породившие несколько сотен звезд. То, что происходило в византийском мире, не идет ни в какое сравнение с этой научной горячкой VIII — XIII веков, которую испытал мусульманский мир.

Таким образом, наука, «греческая мудрость» как надконфессиональный механизм добычи знания оказалась очень широким полем информационного обмена. В мусульманском и христианском мире именно она оказалась обменной, конвертабельной.


КНИЖНЫЙ МАГАЗИН

Ольга Балла

Загрузка...