10 мегагерц

Глава 1

Сознание вернулось резко, как будто кто-то повернул выключатель. Разлепив глаза и повернув голову, я осмотрелся. Палата в больнице, на улице темно, а в окне фонарь. Надо же, все начинается сначала, что ли? Попытавшись приподняться, я обнаружил, что есть все-таки отличия от прошлого раза.

— Однако, левел-ап приключился, — попробовал я голос, рассматривая белый кокон, в который была заключена правая рука. Надо же, даже упор поставили между плечом и предплечьем. Интересно, а можно в гипс добавить серебрянки? Тогда очень похоже бы получилось на руку терминатора. Подвигав рукой, я немного погудел губами, представляя, как мои горящие красным глаза выискивают членов сопротивления. Хмыкнув, я сложил торчащие из кокона пальцы в классический «фак» и полюбовался белыми разводами на коже.

Чуть изогнувшись, я оперся левой рукой о кровать и принял сидячее положение. Точно, новое место. В палате была всего одна койка, зато около противоположной стены обнаружился здоровенный стол с массивным даже на вид креслом. Откинув одеяло, я обнаружил еще одно отличие от прошлого раза — на мне были очень мягкие штаны, не иначе как от пижамы. Наклонившись, я обнаружил стоящие около ножки кровати тапочки.

Встав, я подошел к окну и выглянул в него. Оп-п-па, какая знакомая картина. Вон стол, на котором сражаются шахматисты, а вон арка, ведущая на улицу. Ура! Я снова в уже ставшей родной больнице у Василь Васильевича Успенского.

Оглядевшись и не обнаружив верхней части пижамы, я накинул одеяло и тихонько открыв дверь, выглянул в коридор.

— Евгения Александровна, сколько лет, сколько зим! — выйдя в коридор, я даже не пытался скрыть растянувшуюся до ушей улыбку.

— Ой, Вячеслав! — медсестра вскочила, громко захлопнув книгу. Внезапно этот звук отозвался звоном в моих ушах, и я попытался мизинцем выковырять его из уха. Однако палец натолкнулся на бинт. Ощупав голову под пристальным взглядом Женечки, я обнаружил что-то типа шлема с завязочками под подбородком. Хм, мацациклист калининского разлива какой-то…

— В ушах что-то зазвенело, — извиняющимся тоном проинформировал я.

— И неудивительно! Ведь вы, больной, нарушили постельный режим. Вам необходим полный покой! — она тут же выполнила боевую трансформацию в «медсестра при исполнении» и, уперев свои ладошки мне в грудь, принялась легонько подталкивать в сторону палаты.

— Хорошо, хорошо, но хоть поделиться с тем, что произошло со мной, вы можете?

— Только если Вы немедленно вернетесь в кровать! — в порыве служебного рвения она даже чуть притопнула ножкой.

— Да не проблема, но, чур, вы обещали, — я уступил ее требованиям.

Под конвоем Евгении я вернулся в палату, улегся в кровать и, демонстративно натянув одеяло до подбородка, положил поверх него руку в гипсе.

— Вас привезли совершенно без всякого сознания, всего в крови, такого беззащитного… — от кресла, где разместилась медсестра, послышался легкий всхлип. Я мгновенно превратился в камень. Это чего, я у нее материнские чувства вызвал? Или мне скоро опять у Ирины Евгеньевны спасения надо будет искать?

— … Одежда была в полной непригодности, а привезший вас лысый дядечка сказать ничего не мог, только ругался неприлично и зачем-то пинал дверь, — ага, узнаю стиль Малеева, мне он тоже дверь пинал.

— … Сразу же в рентген-кабинет, потом, пока снимки проявлялись, дали кислород, и мы с Маринкой в две руки срезали всю одежду, она такая грязная и рваная была, прямо ужас, — очередной всхлип. Боясь нечаянно потоптаться по чувствам девушки, я лежал не двигаясь и даже дышать старался через раз.

— … Потом доктор сказал, что, судя по снимкам, у вас всего лишь перелом и сотрясение. А кровь оказалась из порезов, и нам с девочками стало совсем не страшно, — судя по голосу, переживательная полоса закончилась, и теперь к медсестре возвращается хорошее настроение.

— И сколько я тут уже? — прокашлявшись, спросил я.

— Сейчас… — послышалось легкое шуршание, — пятый час пошел уже.

Уф-ф-ф. Хорошо, что никаких дней или недель. Я прислушался к своему организму — норма. Ничего нигде не болит, не колет и даже не чешется. Значит, можно потихоньку в бой!

— Женечка, могу я попросить Вас об одной маленькой просьбе?

— Коне-е-чно, — м-мать, она хоть понимает, насколько томным стал ее голос?

— Надо срочно позвонить тому самому лысому дядечке, его зовут Алексей Павлович, он начальник…

— Ой, какая я дура! — она вскочила на ноги. — Мне же надо оповестить всех, что вы очнулись!

— И чтобы не вставали! — крутнувшись в дверях палаты так резко, что полы ее халата взлетели до неприличных высот, она погрозила мне пальцем.

— Хорошо, — я качнул рукой в ответ. Я же не враг своему здоровью, могу и полежать, тем более что в туалет идти нет никакого желания.

— Следите за молоточком! — скомандовала мне сердитая докторша. Я послушно уставился на резиновый кончик, который тут же задергался вверх-вниз-влево-вправо. Сделав пару кругов, он исчез из моего поля зрения.

— А теперь смотрим вверх! — она оттянула вниз мне сначала одно веко, потом другое.

Снова дежавю. Я сижу в окружении кучи народа, которые молча следят за производимыми надо мной экзекуциями. Правда, на этот раз не в анатомическом театре, а в палате, но особой разницы я не почувствовал.

— Ну что же, реакции в норме. Рекомендации те же — покой и никаких волнений. Также присоединю свой голос к прозвучавшим: своевременное питание и сон. Все, — врач сложила свои инструменты в маленький пузатый чемоданчик и встала.

— Ну-с, коллеги, все согласны с озвученным решением? — оглядывая соседей, чуть вперед выдвинулся Успенский. Я поднял левую руку, привлекая внимание.

— Да? — Василий Васильевич посмотрел на меня поверх очков.

— Я против! Просто не выдержу. Мне надо двигаться, аккуратно, конечно, свежий воздух, новые люди, красивые медсестры и шикарные врачи! Я дома, а значит тут и стены помогают! — судя по смешкам и раздавшему где-то за спиной шепотом «я выиграл», поддержку в коллективе я еще не растерял.

— Жив! — внезапно в дверном проеме появился Малеев, который тут же тяжко привалился к дверному косяку.

— Вот кому необходим покой и полноценное питание, — я показал врачам на Алексея Павловича. — Второй день на ногах, в отличии от меня.

— В самом деле, Леш, давай я тебе место организую… — укоризненно покачав головой, сказал Успенский.

— Если переживу сегодняшний день, то вон… — он качнул головой в мою сторону, — рядом лягу, и будешь нас пичкать, чем потребно.

— Что, так серьезно? — в Успенском проснулся администратор. — Коллеги, пожалуйста, оставьте нас.

— В общем… — Малеев, жестом попросив меня подобрать ноги, плюхнулся на кровать и, повернувшись, проследил за закрытием двери.

— В общем, — повторил он, — все плохо. МГБ стоит на ушах. Из Москвы выехала какая-то особая группа, на вечернем совещании просили обеспечить полное содействие. Сначала свет, потом Нину, теперь вот Вячеслава…

— А что с Ниной? — я не мог не встрять.

— Нашли угоревшей. Заслонку закрыла рано, — он достал платок и вытер лысину. — Официально, конечно, еще идет расследование, но какой смысл ей топить печку при такой температуре за окном? Особенно когда есть электрическая плитка?

— Кстати, — он повернулся ко мне, — плохой из тебя предсказатель! Ничего не сказали про вчерашнее отключение света. Ни бибиси, ни американцы.

— Значит, чего-то ждут, — протянул я. Внезапно с пугающей четкостью перед моим взором возник тот самый кусок бруса. Медленно и неотвратимо он приближается к маленькой фигурке, которая пытается защититься от неизбежного, вскинув руки. Легкий чавк, немного кровавых брызг вокруг, и нет Славы… Организм дернулся в характерной судороге «счас сблюю».

— Вот! — Успенский быстрым движением достал из-под стола корзину и подставил мне под рот.

— Да не, — тошнота прошла так же быстро, как и появилась, и я отодвинул корзину рукой, — просто представил себе…

— Что? — живо поинтересовался Василь Васильевич.

— Фью-ю-ть, чавк, чмяк и много крови, — я поднял и резко опустил левую руку.

— Да, тут, конечно, тебе повезло, — Малеев покрутил шеей, пытаясь устроить поудобнее воротник рубашки.

— И что будем делать дальше? — я решил вернуть разговор в конструктивное русло.

— А все то же самое, — он откинулся на стенку. — Вась, прошу, делай, что хочешь, но Слава должен быть в состоянии провести эфир через… — он глянул на часы, — через четыре с половиной часа.

— Да я вообще-то хорошо себя чувствую, сейчас быстренько домой… — начал было я.

— Нет! — на меня одновременно рявкнули. Потом Малеев переглянулся с Успенским. Спелись, гады.

— В общем, слушай сюда! — в меня впился серьезный до икоты взгляд Алексея Павловича. — Пока ты перемещаешься только отсюда до студии и обратно. Причем не пешком, а под охраной. Отработал, вернулся сюда и глотаешь таблетки и порошки без малейшего возражения. Понял?

Я кивнул.

— Точно понял? — снова поинтересовался Малеев и, удовлетворившись еще одним моим кивком, повернулся к Успенскому. — Он единственный, кто сейчас имеет право выходить в эфир. И если передача сорвется, какой бы она не была бесполезной, — скорчившись, он подергался, передразнивая меня, — то мы получим еще один большой ком проблем к уже имеющимся.

— Так может, по-быстрому с помощью кружка радиолюбителей подключим приемник и будем ретранслировать первый или второй канал всесоюзного радио? — подал я идею.

— Не, тут другое, не стоит тебе лезть туда, — он отмахнулся. — В общем, радио должно звучать, чтобы ни происходило вокруг!

— Как же все у вас сложно, — наконец-то откликнулся Успенский. — Ладно, персональная палата у него уже есть, а за режим не беспокойся. Его медсестры… — тут он усмехнулся, — заставят соблюдать с точностью до минуты.

— Николай, Василий, очень рад вас видеть, — я протянул левую руку паре эмгэбэшников. — Давно хотел спросить, а почему вы все время вдвоем? Я с вами уже третий раз, а это уже даже не тенденция, а правило.

— Сработались. Хороший результат получается, — поджал плечами Николай.

— Правила знаешь? — а это уже Василий.

— Откуда? — мне даже не пришлось разыгрывать удивление.

— Ну, мало ли. Итак, идешь только между нами, не обгоняешь и не отстаешь. В разговоры ни с кем не вступаешь. Выполняешь все наши распоряжения не раздумывая. Все вопросы и претензии потом, когда оказываемся в спокойном месте. Понятно?

— Вполне, — я даже не думал возражать, — только есть два больших уточнения.

— Первое, — я поднял указательный палец вверх. — Тут меня тут все знают и местами даже любят. Поэтому давайте не будем пугать окружающих. Я медсестер потом попрошу потихоньку — они любого чужого вам на блюдечке перевязанным доставят. Ну, или просто сообщат, если пожелаете.

— И второе, — я добавил к указательному средний. — Когда идет эфир, делаете что хотите, но вокруг меня должна быть тишина. Любой шум или там действие — только после моей отмашки.

— И тогда, — я дунул, сдувая воображаемый дым с получившегося «пистолета». — У вас со мной будет полное взаимопонимание, и никаких проблем.

— Годится!

— Ну, тогда вперед!

Немного подумав, я решил так и щеголять в пижаме. Ну а чего, больной я или где? Опять же, пешком мне не ходить — на машине покатают. А для радиослушателей абсолютно все равно, в чем я одет и одет ли вообще. Сопровождающие если и удивились, то никак этого не показали. И вообще, где мой листочек с идеями? Пошить удобную пижаму, чтобы можно было и в кровати лежать, и на улицу выглянуть, и можно будет сделать себе жизнь гораздо комфортней. Хотя, стоп, кажется, я переизобретаю халат…

— Ребят, а вы у меня дома были? — поинтересовался я, когда автомобиль в очередной раз притормозил на каком-то повороте.

— Мы нет, но наверняка товарищи были, а что?

— Да дверь открытая уже третий день, как бы не сперли что, — в честность проживающих жителей я почему-то не верил ни на копейку. Будет возможность спереть втихушку — обязательно сопрут.

— А, это. Нет, не знаю, но наверняка опломбировали, и все. Но можно спросить.

— Буду очень благодарен, — заранее поблагодарил я ребят.

— Так, я первым. Куда идти? — Николай полез из машины, едва мы припарковались около почтамта.

— Прямо, потом по лестнице на второй этаж, налево и снова налево. Нам нужна дверь с табличкой «Радиостанция», — я восстановил в голове маршрут.

— Понятно, я сзади, если что, падаешь на пол и отползаешь, — Василий достал из кобуры уже знакомый мне ТТ и, передернув затвор, дослал патрон в ствол.

— Что, вот так вот серьезно? — внезапно моя идея ходить в пижаме показалась идиотской.

— Да. Иди, — мне махнули пистолетом.

Я придержал для Василия уже открытую Николаем дверь и вошел внутрь. Однако, в таком положении я оказался впервые. Буквально физически я ощущал волны недоумения от застывших людей, которые провожали нас взглядом. Конечно, это не мое дело, но как-то все это выглядит перебором. Надо будет Малееву рассказать, а то ведь пойдет очередная волна слухов.

— Ну, что вы так долго, нервы и так ни к черту, — оказалось, что Алексей Петрович ждет меня в редакторской, нервно стуча пальцами по папке.

— Мчались, как могли, — ответил я за ребят. — Они молодцы, безопасность на первом месте.

— Да-да, держи, — он подтолкнул ко мне папку. — И не забудь, первым про ночные события, там женщины тебе на всякий тоже вложили.

Я открыл папку и заглянул внутрь. В самом деле, на верхнем листе было напечатано «В Калинине в ночь с 25-го на 26-е августа проходили внеплановые учения…».

— Хорошо, — я закрыл папку, — но, может, немного снизим уровень тревожности, а то вон, ребята людей под дулом держали…

— Нет, и это не обсуждается, — отрезал Малеев. — Иди, готовься.

Ну хорошо, прямой и недвусмысленный приказ начальства получен, значит нечего забивать голову вещами, на которые не можешь повлиять.

Надо же, всего второй раз, а я слежу за секундной стрелкой уже с какой-то ленцой. Не зазвездиться бы… Дождавшись, когда останется одно деление, я вздохнул и наклонился к микрофону.

— Доброе утро, дорогие товарищи! Говорит Калининская радиостанция имени Феликса Эдмундовича Дзержинского! За микрофоном Вячеслав Брянцев…

Снова пошли килограммы кубометров и метры надоев. Вот странно, калининская область не такая уж и большая, а событий происходит столько, что каждый день набирается целая папка. Хотя… некоторые новости я бы вообще не пускал в эфир. Ну вот что такого в том, что отремонтировали раньше срока трактор КТ-12? Ладно бы там три штуки махом или какую-нибудь модернизацию попутно провели…

Внезапно Николай, сидевший вместе со мной в студии, привстал, встревоженно глядя на меня. Чего это он?

— … И благодаря слаженной работе тружениц предприятия… — не двигаясь, я вопросительно поднял брови.

Николай было открыл рот, но вспомнив о моем предупреждении, начал выписывать какие-то жесты около своего лица.

— … К середине квартала труженики уже выполнили план более чем на 75 процентов… — прислушавшись к своему состоянию, я успокаивающе махнул рукой. Ничего не болит, а значит пофиг. Нос только немного чешется…

Хотя, нет, чего-то я поторопился. Какая-то легкая слабость замаячила на горизонте. Ничего, выдержу, мне тут осталось всего несколько листочков. А если прижмет, то просто завершу передачу, и никто ничего не заметит.

— … На этом наша сегодняшняя передача завершена. И я по-прежнему жду вас завтра около приемников в это же время…

Фуф, успел. Слабость уже накатывала такими сильными волнами, что я был вынужден схватиться за край стола, чтобы удержаться неподалеку от микрофона. Ничего, сейчас приеду в больницу, там мне дадут каких-нибудь горьких лекарств и вылечат. Медсестры, сдерживая любопытство, померят температуру и укроют одеялом… В ожидании отмашки Михалыча, я перевел взгляд на стол и содрогнулся — вся столешница передо мной была залита кровью…