100 шкафов

Глава 6

Генри стоял, прислонившись к ограде, и смотрел, как ребята играют в бейсбол. Он испытывал смешанные чувства. С одной стороны, ему было комфортно: с тех пор, как он приехал, он уже успел поглотить три стандартные колы и сейчас был занят стаканом безалкогольного корневого пива. Газировки он до этого никогда не пробовал. Только изредка ему попадалась на глаза реклама, о которой отец говорил, что она грубая и капиталистическая. Однако кола ему очень понравилась. Но радость его омрачало некоторое беспокойство: баюкая стакан с напитком, он смотрел бейсбол.

Все взрослые были во дворе. Они стояли у решеток для барбекю или расставляли кастрюли, бумажные тарелки и хлипкие одноразовые пластиковые приборы. Его кузины давно исчезли где-то в палисаднике. А мальчики побежали на пустырь за домом, где стоял какой-то старый фундамент, играть в бейсбол. У них хватало меткости, чтобы отбивать мячи в сторону от дома — к старым потрепанным деревьям и улице, за которой из тени ржавой водонапорной башни глядел заброшенный склад. Мяч ни разу не долетел до улицы. Они падали на землю в пасть непомерным зарослям травы, да там и оставались.

Генри поглядывал на ребят с беспокойством. Однако беспокойство его было вызвано совсем не тем, что его не берут играть. Его не волновало и то, что они могут постесняться пригласить в игру новенького. Он, как раз таки наоборот, беспокоился, что они могут его позвать. Но пока что никто ни о чем его не просил. Так что Генри просто прислонился к изгороди, стараясь не привлекать внимания, и попивал свой напиток, поглядывая одновременно на других ребят, как они бегали, бросали, ловили и старались отбить.

— Эй, у тебя рука болит? — спросил голос откуда-то из-за спины. Генри обернулся и увидел дядю Фрэнка.

— Рука? — спросил Генри.

— Ну, ты не играешь с остальными. Я и подумал — наверное, кисть или локоть.

— Нет, просто не очень хочется, — Генри отхлебнул из стакана.

— Подумаешь. Мне не очень хочется делать почти все, что я делаю, — сказал Фрэнк. — Сейчас схожу возьму что-нибудь попить и приду посмотреть на твою игру.

С этими словами Фрэнк исчез за изгородью, и Генри снова повернулся к полю. Перед ним стоял высокий мальчик в кепке с белыми разводами от пота и потрепанным козырьком.

— Ты — Генри? — спросил он.

— Ага, — ответил Генри.

— Я — Зик Джонсон, — сказал он. — Играешь?

— Не особо, — сказал Генри.

— А хочешь? — Зик кивнул в сторону поля.

В обычной ситуации Генри соврал бы. Но вместо этого он удивил сам себя.

— Я перчатку забыл, — сказал он Зику.

— Возьми мою, — предложил Зик. — Будем играть напротив.

— Я левша.

— Я тоже.

Генри затаил дыхание.

— Ладно, — сказал он и огляделся в поисках, куда бы пристроить стакан. Но Зик выхватил его у него из рук и поставил прямо на изгородь. Они пошли на покрытую чахлой травой самодельную площадку. У Генри то перехватывало дыхание, то холодело внутри. Остальные ребята поздоровались с ним кто кивком, кто приветствием. Затем Зик представил его, дал свою перчатку и отправил на правую половину площадки.

Дядя Фрэнк стоял, опершись об изгородь, и наблюдал за ребятами, потягивая пиво. Человек покрупнее подошел и прислонился к изгороди рядом с ним.

— Привет, Фрэнк! — произнес он. — Дотти сказала, что ты хотел поговорить со мной насчет проблем с дверью.

Фрэнк глянул на говорившего. Это был высокий и на вид довольно сильный мужчина. Его мясистое лицо улыбалось из-под желтой кепки с нарисованной над козырьком бетономешалкой.

— Привет, Билли, — сказал Фрэнк. — Дотти прям так и сказала?

— Как давно ее у тебя заклинило? — спросил Билли.

Фрэнк уставился в поле, сделал большой глоток пива и поморщился.

— Два года назад, — сказал он наконец. — Я пытался сегодня ее прорубить. Даже бензопилой пробовал, но она лишь пол испортила. А двери хоть бы что — уперлась и все тут.

— Ну что ж, — произнес Билли. — Хочешь, чтобы я взглянул?

Оба мужчины постояли в молчании, наблюдая, как маленький мальчик потерял равновесие, размахивая битой.

— Ему бы надо держать биту подальше от ручки, — сказал Фрэнк.

Билл кивнул и сплюнул.

— А глаза у него смотрят куда угодно, только не на мяч.

Фрэнк встал и глубоко вздохнул.

— Ладно, Билли. Мне нужно, чтобы ты взглянул прямо сейчас. И скажи Дотти, что я ответил «нет». Не знаю, когда я смогу с тобой рассчитаться. Деньги все у нее, так что могут пройти месяцы, прежде чем я стяну немного.

Билли кивнул. Команда Генри как раз готовилась отбивать, когда оба мужчины поставили свои напитки на изгородь рядом со стаканом Генри и пошли искать грузовик Билли.

Генри стоял на утрамбованной площадке и смотрел, как толстый парень занимает позицию перед броском. Ему не верилось, что он все-таки делает это. Этот парень бросал мяч в полную силу. В первый раз он чуть не ушиб Генри, а ведь на нем даже не было шлема. Один парень из команды Генри стоял на второй базе, еще двое были вне игры. Толстый парень бросил, и мяч полетел прямо в Генри. Он хотел было присесть или увернуться, но вместо этого отклонился и взмахнул руками. Мяч отскочил от ручки биты, и Генри немедленно обожгло руки.

— Беги! — заорал кто-то. Несколько шагов Генри тащил биту с собой, но потом опомнился и бросил ее. Он даже не посмотрел, куда полетел мяч. Он был уверен, что если отвлечется, то схлопочет аут. Добежав до потной футболки, игравшей у них роль первой базы, он наступил на нее одной ногой, а другую выбросил вперед, чтобы затормозить. И упал.

— Можешь бежать дальше, — сказал первый бэйсмен. Генри посмотрел на питчера. Шортстоп как раз бросал ему мяч.

— Куда он полетел? — спросил Генри у первого бэйсмена. — Куда я его отбил?

— Недалеко влево. Рукам больно? Ты отбил его рукояткой.

— Ага, — сказал Генри. Он встал, не зная как себя вести. Потерев пульсирующие от боли руки, он сложил их на груди. Еще один раннер был на третьей базе. Генри опустил руки и сошел с распластанной на земле футболки, стараясь следить за питчером, раннером и отбивающим одновременно.

Бэттер получил аут, и Зик, выходя из центра поля, бросил Генри свою перчатку. Генри побежал на правую половину внешнего поля, уже практически надеясь, что мяч отобьют именно в его сторону. Но не слишком.

Билли и Фрэнк стояли на площадке второго этажа. Билли держал в руках свой ящик с инструментами. Фрэнк вытер со лба пот и проговорил:

— Прямо перед тем как ехать на барбекю, у меня тут бензопила застряла. Пока не было времени ее вытащить.

Билли облизал губы. Пол площадки и часть лестницы были усыпаны стружкой, а дверь выглядела так, словно на нее напала стая разъяренных бобров. Бензопила все так же торчала из ковра. Билл прислонился к стене рядом с дверью.

— Придется поработать, Фрэнк, — сказал он. — Надо было позвать меня раньше, и не пришлось бы устраивать тут весь этот Вьетнам.

Он порылся в своих инструментах, вытащил оттуда нечто черное металлическое и принялся ковыряться в старой замочной скважине. Фрэнк услышал, как в ней что-то щелкнуло.

— Все? — спросил он.

— Почти, — Билли извлек на свет еще один инструмент, и секунду спустя раздался еще один щелчок.

— Вот теперь все, — сказал он. — Сейчас откроется. — Он надавил на дверь. Она не поддалась. Он поднялся и стукнул ее плечом. Потом отошел назад и ударил ногой. Все это не произвело никакого видимого эффекта. — Ее что, кто-то забил с другой стороны? Насколько я могу судить, она не заперта и должна легко открыться. — Он стукнул по двери еще раз.

— Вот поэтому я и взялся за топор, — сказал Фрэнк. — Жалко, что не получилось просто найти ключ.

— Ключ бы тебе не помог. Она сейчас не заперта на ключ. Что-то еще мешает ее открыть.

— Ну, не знаю, — сказал Фрэнк, — может, тут нужен другой ключ. Это точно какой-то другой замок.

— Да там точно такой же замок, как и во всех таких старых дверях, — сказал Билли. — И ничего в нем особенного нет.

Они снова на время умолкли.

— Так, перейдем сразу к вопросу о пиле, — сказал наконец Билли. — Что с ней стряслось?

— Откинула копыта. Соскочила вниз и сожрала ковер.

— Ты не против, если я ее проверю?

— Только надо сначала высвободить ее. — Фрэнк вытащил из кармана нож и щелчком раскрыл его. Пока Билли тянул пилу на себя, он срезал с нее все волокна ковра, и в конце концов, немного раскачав, они с третьего раза выдернули ее из пола. Билли осмотрел цепь.

— Туповата, — сказал он. — И забита кусками ковра.

— Раньше не была, — сказал Фрэнк. Билли дернул за пусковой тросик, и мотор фыркнул. Он дернул еще раз — мотор звучал раздраженно. С третьего раза он ожил окончательно, и лестничную площадку заволокло выхлопами.

Билли двинулся к двери…

К тому времени, когда все в полном составе оказались дома и разгрузили вещи, Генри успел поглотить шесть стаканов разной содовой (четыре из которых — с кофеином), два хот-дога и гамбургер. И ему срочно надо было в туалет.

Стоя перед дверью в ванную комнату первого этажа, он припоминал свои бейсбольные достижения. Он сделал два страйк-аута и выбил один сингл и один дабл. Его дабл улетел куда-то в сторону деревьев. Он напортачил с высоким мячом, когда стоял в защите с правой стороны поля, но поймал его от земли и добросил практически до второй базы. Зик Джонсон, хоть и был гораздо более сильным игроком, пригласил его зайти побросать на неделе. Осенью Генри должен был попасть в класс Зика.

Генри открыл кран и теперь наблюдал, как вода становилась коричневой, стекая с его рук. А еще он слышал, как шумели и смеялись его кузины. Если родители вернутся, ему не удастся пойти в канзасскую школу. При этой мысли что-то сжалось у него в животе, и он почувствовал себя ужасно виноватым. Всего после пары дней в новом доме он уже почти о них забыл. А они, возможно, были очень несчастны.

Однако, подумал он, он не был целиком и полностью виноват в том, что забыл о них. Его все время отвлекали странные вещи. Конечно, он надеялся, что их найдут и они вернутся. Но если это случится, то случится вне зависимости от того, волновался он по этому поводу или нет. А он играл в бейсбол, и Зик пригласил его к себе, и, что важнее всего, ему необходимо было выяснить, что происходит в его спальне.

Генри забрел в гостиную, где девочки умоляли дядю Фрэнка разрешить им посмотреть кино. Он прошел мимо них и поднялся в свою комнату, стараясь чувствовать себя несчастным из-за родителей. Добравшись до низа чердачной лестницы, он поднялся вверх на ступеньку и замер. Его обдавало холодным воздухом. Принюхиваясь и прислушиваясь, он осторожно вскарабкался еще на пару ступенек. В воздухе пахло травой и сырой землей. И был слышен шелест деревьев.

На чердаке, обычно самом жарком месте в доме, было невероятно холодно. Обе двери в его комнату были открыты, и оттуда тянул легкий ветерок. Свет был выключен, но снаружи еще не совсем стемнело, поэтому с того места, где он стоял, Генри мог видеть стену в своей спальне. Дверца шкафа была открыта. Было слышно, как где-то за его кроватью деревья легонько стонут и скрипят, словно корабли. Встав в дверях, он внимательно огляделся по сторонам, затем шагнул и наступил в лужу очень холодной воды. Он отпрыгнул, добрался на ощупь до лампы и зажег свет.

Та сторона кровати, что была прямо под шкафом, насквозь промокла. А на полу была огромная лужа, доходившая практически до самых дверей и затопившая правую половину комнаты. Дверца шкафа слегка покачивалась, а все двери ниже нее, равно как и оставшаяся штукатурка, были мокрыми. Генри присел на колени на хлюпнувший под ним матрац и заглянул внутрь шкафа. Ничего не было видно, но он почувствовал влажную землю и густой запах мха, и было слышно, как шелестят, качаясь во сне, листья. Он захлопнул дверь, закрыл задвижку и нашел сухой островок на своей промокшей постели. Топчась на коленях в уже промокших джинсах, он посмотрел в воду на полу.

В луже было три больших распухших от воды дождевых червя.

— Черви, — сказал Генри вслух. Действительно, в луже на полу чердака плавали червяки.

Дотти и Фрэнк стояли на кухне и потягивали чай со льдом. Девочки что-то смотрели по телевизору.

— Что сказал Билли? — спросила Дотти.

— Что ты имеешь в виду? — переспросил Фрэнк. — Я же тебе сказал, что не собираюсь обращаться к нему за помощью.

— Однако обратился, — Дотти улыбнулась, откинула назад волосы и отпила глоток чаю. Затем она поцеловала его в щеку. — Спасибо, что поговорил с ним, Фрэнк. Я знаю, что твоя гордость при тебе.

— Моя гордость в том, почему я с ним поговорил, — пробормотал Фрэнк. — Он тоже не смог ее открыть. Что доказывает, что он мне был не нужен. — Он поставил свой стакан с чаем. — Пойду поболтаю с девочками.

Анастасия и Пенелопа сидели на полу перед телевизором. Фрэнк уселся рядом.

— Генриетта пошла с Генри наверх, — сказала Анастасия. — И сказала, что нам нельзя.

— А вам хотелось? — спросил Фрэнк.

— Да, — сказала Анастасия.

— Нет, — сказала Пенелопа. — Генри не очень-то по части игр. Генриетта просто ведет себя с ним тактично.

— Я думаю, у них есть какой-то секрет, — сказала Анастасия.

— Нехорошо пытаться узнать чужие секреты, — сказала Пенелопа.

— Секреты для того и нужны, чтобы их раскрывать. Пап, как думаешь, у них есть секрет?

— А почему бы тебе их не спросить? — сказал Фрэнк.

Анастасия была в восторге.

— Можно мне? А они обязаны ответить?

— Нет, — сказал Фрэнк. — Им не обязательно тебе отвечать.

— Можно я спрошу их сейчас?

— Ну, конечно. А мы с Пенни пока последим за телевизором. Так, Пенни?

Пенелопа лишь прикусила губу, а Анастасия помчалась к лестнице.

Добравшись до чердачной лестницы, она затаилась и прислушалась. Она знала, что первый шаг к раскрытию секретов — посмотреть, сколько получится разузнать тайком. Уже несколько дней она хотела подглядеть за ними. Она хотела проследить за Генриеттой, когда та встала с постели посередине прошлой ночи. Но Пенелопа ей не разрешила. Она хотела пошпионить за Генри в его комнате и порыться в его ящиках, но этого Пенелопа тоже бы ей не разрешила. Пенелопа считала, что хорошо, когда люди хотят тебе что-то рассказать. Анастасия же думала, что гораздо интереснее узнать то, чего они тебе говорить не хотят.

Она слышала голос Генриетты, хотя не могла понять, о чем та говорит, и слышала, как что-то тяжело шлепает по полу. Еще она слышала, как вытянули и оторвали клейкую ленту. Анастасия расставила ноги пошире, уперлась ими в края лестницы и прижалась к ступенькам. Затем она схватилась руками парой ступенек выше и медленно поползла вверх.

— Интересно, как могла открыться щеколда? — услышала Анастасия вопрос Генриетты. — Я сама видела, как ты ее закрыл. Уверена, что ты не забыл это сделать.

— Сам не знаю, — ответил Генри.

— Да, воды тут много. Придется тебе сегодня ночью свернуться клубком на сухом краю кровати.

— Ага, — сказал Генри. — Хотя не знаю, усну ли я вообще. Я выпил довольно много газировки.

— И я.

— Я раньше никогда ее не пробовал.

— Да ладно! Серьезно не пробовал? — засмеялась Генриетта. — Почему?

— Думаю, потому что она портит зубы.

— А что их не портит?

— Наверное, ты права.

— Черви забавные. Как-то странно, что они попали сюда.

— Точно. Не уверен, что им нравится мой пол.

— Как думаешь, эти червяки квантонулись?

— Не знаю, откуда они, но им точно должен понравиться задний двор.

— Ну, я закончила со стеной. Скажи, на потолок тоже нужно?

— Конечно.

— А другая стена?

— Конечно.

Генри не думал о том, что говорила Генриетта. Он промокал пол полотенцами и выжимал их в ведро. Его уже пора было вынести. Он схватил его и пошел к лестнице.

Анастасия притаилась, распластавшись на четвереньках на лестнице где-то на полпути наверх. Когда Генри подошел, она быстро вскочила на ноги.

— Привет, Генри, — произнесла она. — А я как раз поднималась.

— Ой, — сорвалось у Генри. Генриетта поспешно выскочила из комнаты на звук голоса сестры.

— Анастасия, ты ведешь себя ужасно! — сказала она. — Ты подслушивала!

— Нет, не подслушивала, — ее глаза округлились. — Я просто шла кое-что у тебя спросить. Можно мне подняться?

— Нет, — ответила Генриетта. — Ты шпионила.

— Все нормально, — сказал Генри. — Можешь подняться. — Он поставил ведро и отошел в сторонку. Анастасия быстро поднялась, стараясь не смотреть на сестру. Генриетта состроила ей гримасу.

Анастасия подошла и остановилась в дверях комнаты Генри. Генри и Генриетта встали позади нее.

— Где вы взяли все эти плакаты? — спросила она.

Вся стена была покрыта плакатами баскетболиста со скрещенными руками. Он пристально смотрел на вошедших со всех концов комнаты. Все плакаты были склеены вместе, так что получился один большой лист. Большая часть висела вертикально, по некоторые были приклеены наклонно, а один и вовсе вверх ногами. Еще один свисал с потолка, потому что Генриетта пока не успела его приклеить.

— Мне их папа дал, чтобы обклеить комнату Генри, — сказала Генриетта. — Он нашел их в амбаре.

— Все одинаковые? — спросила Анастасия.

— Ну да, мне все равно, — сказал Генри. Анастасия посмотрела вниз на все еще мокрый пол.

— Вы что, собирались завести рыбку? — спросила она. — Мама не будет против.

— Нет, — сказал Генри.

— Лягушек?

— Не-а.

— Саламандр?

— Нет, — Генри отрицательно покачал головой.

— А откуда тогда вода?

— Ниоткуда, — сказала Генриетта.

— Из тучи, — пояснил Генри.

Анастасия зашла в комнату. Генриетта последовала за ней, держась позади. Анастасия потрогала постель и тут заметила червяков.

— Лучше бы вы рассказали мне ваш секрет. Я собиралась за вами следить, но Пенни мне не разрешила. Почему вы не хотите рассказать? Я никому не наябедничаю. Мы с Пенни умеем хранить секреты.

— Пенни, может, и умеет, — сказала Генриетта. Она сложила руки на груди и откинула назад волосы.

Анастасия выглядела уязвленной.

— Я тоже умею!

— А кто рассказал маме про крысиные черепа в амбаре? — спросила Генриетта.

— Ну, я же не специально.

— А кто рассказал Бэкки Таллер о крепости на каштане?

— Мне даже ни капельки не нравится эта Бэкки Таллер!

— Ну, а кто тогда ей рассказал? Кто разболтал папе о ботинках, которые мы собирались подарить ему на день рождения?

— Да он забыл и все равно удивился, когда мы подарили!

— А как мама узнала, что я собиралась забраться на водонапорную башню?

— Я ей не говорила!

— Ты залезала на водонапорную башню? — спросил Генри. — На ту вот высокую, на другом конце города?

— Ага. Папа появился и снял меня раньше, чем я успела залезть достаточно высоко. Потому что кто-то ему рассказал, — она уставилась на Анастасию.

— Это была не я, — сказала Анастасия. — Это правда была не я. Честно!

— Ладно, но все равно ты все разболтала в другие разы.

— Я не специально. Если вы расскажете мне про воду и червяков, я обещаю, что никому не расскажу. Даже Пенни.

— Если бы мы собирались рассказать тебе, то рассказали бы и Пенни, — сказала Генриетта.

— Я же тебе рассказал, — вступил Генри. — Вода попала сюда из тучи.

Анастасия посмотрела на него и скривила рот.

— Не очень-то вежливо так отвечать. Почти вся вода, наверное, берется из туч.

— Может быть, мы вскоре тебе расскажем, — сказал Генри. — А сейчас мне надо вынести ведро.

Он подобрал полотенца, повесил их на ведро и стал спускаться вниз. Анастасия последовала за ним до первой лестничной площадки.

— Генри, — окликнула она его.

— Да?

— Ты думаешь, я не могу хранить секреты?

Он остановился и посмотрел на нее.

— Я не знаю. А ты можешь?

— Это довольно тяжело, но иногда могу.

— Ладно, я расскажу тебе секрет. Только никому не говори.

— Конечно.

— Я не хочу обратно в Бостон.

— О! — она выглядела разочарованно. — А как же твои родители?

— Надеюсь, с ними все хорошо, но обратно я не хочу. Они никогда не разрешат мне иметь нож, или кататься в кузове пикапа, или пить газировку, или играть в бейсбол без шлема.

— Настоящие игроки носят шлемы, — сказала Анастасия.

— Они отвели меня на специальные занятия, когда я намочил постель.

— Ты сходил в постель?

— Это было давно.

— Я никому не расскажу.

— Это хорошо, — сказал Генри и пошел в ванную. Анастасия же стала спускаться вниз. Она никому не рассказала. Если бы Пенелопа начала ее расспрашивать, пришлось бы тяжело.

— Я думала, что он завел рыбку, — прошептала она Пенелопе. — Но Генриетта сказала, что у них нет рыбки.

Той ночью Генри сидел на сухом краю кровати и читал, пока не удостоверился, что дядя с тетей пошли спать. Тогда он сдернул со стены простыню из плакатов и посмотрел на скопище дверей. Затем он вытащил принесенную Генриеттой стамеску и продолжил счищать штукатурку.

Этажом ниже Фрэнк и Дотти перевернулись с боку на бок в своих постелях и не обратили внимания на скребущие звуки.

С нормальным инструментом работа у Генри продвигалась гораздо быстрее, и он начал приноравливаться. В его крови все еще оставалось значительное количество кофеина, так что он даже ни капельки не устал.

В углах под потолком штукатурка отошла легко. Поэтому он поставил на кровать комод и взобрался на него, чтобы достать до самого верха, почти под коньком крыши. Дверей там не было — только деревянная панель. Генри слез с комода, поставил его обратно на пол и попытался тихонько отодвинуть кровать от стены, чтобы добраться до нижней части.

Генриетта пришла как раз, когда он закончил двигать кровать. Она прождала довольно долго, прежде чем ее сестры заснули.

Большая часть штукатурки за кроватью сошла легко, потому что была размягчена затекшей под нее водой. Но нижние углы все же отняли у ребят прилично времени, прежде чем тоже были освобождены. Штукатурка там была заметно тоньше, проще ломалась и отваливалась небольшими кусочками.

Когда Генри закончил и отступил на шаг, чтобы посмотреть на стену, кофеин из его крови уже улетучился. Он устал настолько, что был готов заснуть стоя. Руки болели в локтях и запястьях, и он неудержимо почти беспрерывно зевал. Генриетта, подметавшая пол, пока Генри возился со стеной, тоже остановилась и встала рядом.

— Сколько их там? — спросила она.

Генри зевнул.

— Не знаю. Много. Они очень маленькие.

Генриетта начала считать, но Генри был слишком уставшим для этого. Он просто ждал, когда она закончит.

— Девяносто девять, — сказала она наконец. — Их девяносто девять штук. Девяносто девять — это много.

— Угу, — Генри снова зевнул.

— Пойдем выбросим мусор сейчас? — спросила Генриетта.

Генри снова зевнул и кивнул. Говорить он просто не мог.

Конечно, одеяло теперь было нагружено не так, как в прошлый раз, но все равно оказалось очень тяжелым. Уставший Генри взял импровизированный мешок, а Генриетта пошла следом, подбирая выпавшие куски.

Когда они вышли наружу, ночной воздух немного их взбодрил. Каждый раз, когда Генри зевал, Генриетта, хоть и боролась с желанием зевнуть, тоже следовала его примеру.

Наконец они добрались до канавы, вытряхнули содержимое мешка и сели на землю.

— В прошлый раз я тут заснул, — сказал Генри. — Было рано, но солнце уже взошло. Меня нашел твой папа. И ни о чем не спросил.

— Он никогда не спрашивает.

— Хотелось бы еще тут поспать. Тут гораздо лучше, чем внутри.

— Простудишься.

— Не так уж сейчас и холодно, — сказал Генри. — Просто приятная прохлада.

— Я так уже делала, — сказала Генриетта. — В конечном счете все равно простудишься. Ты когда-нибудь проводил ночь на улице?

Генри отрицательно покачал головой.

— Что, даже в палатке не ночевал?

Генри снова покачал головой:

— Однажды я спал в спальнике. Мама сказала, чтобы я лег в нем на верхнем ярусе кровати, а я лег на полу. Она увидела и подумала, что ночью я упал с кровати. — Он смотрел на незнакомую луну в небе. Генриетта ничего не ответила. Он оторвал взгляд от неба и посмотрел на нее. Она лежала в траве и спала с открытым ртом.

— Генриетта, — позвал он и подергал ее за плечо. Она проснулась. — Нам надо в дом, а то мы оба уснем тут.

— Хорошо, — пробормотала она, он помог ей подняться, и они пошлепали босыми ногами через прекрасную сырую траву, а мокрое и грязное одеяло волочилось позади.

Генри распрощался с Генриеттой, поднялся к себе и бросил мокрое одеяло на кровать. В местах, где раньше было только мокрым, оно теперь еще было и грязным. Но Генри это не волновало. Он даже не позаботился заново прикрыть стену простыней из плакатов. Он просто сбросил с себя одежду и лег на кровать головой в угол, потом вспомнил что-то, повернулся, выключил свет и закрыл глаза в темноте.

Он не знал, проспал ли несколько часов или только что лег в кровать. Все, что он понимал, это что в комнате был свет. Хотя должно было быть темно. Что это может значить, спрашивал он сам себя сквозь дремоту. Он лежал, не открывая глаз, и то и дело дергал ногами, потому что его голые ступни касались мокрых частей простыни.

Вдруг он проснулся окончательно. Полоса света падала на край кровати и освещала его мокрые ноги. Свет шел из абонентского почтового ящика в стене.

Генри сел и сдвинулся к краю кровати, сбросив на пол скомканное постельное белье. Затаив дыхание, он посмотрел сквозь узкую полоску стекла: внутри ящика, прислонившись к левой стене, лежала одинокая открытка. А дальше ящик открывался в озаренную светом желтую комнату. Генри уже отошел ото сна и вернулся к нормальной скорости мышления: он сразу вспомнил о ключе в кармане его штанов.

Он соскочил с кровати и зарылся в кучу белья на полу в поисках штанов. Найдя их и нащупав карман, он на мгновение запаниковал. Что, если ключ выпал, когда он тогда упал на первой базе? Или на второй? Или в защите на правой стороне поля? Затем его пальцы нащупали веревочку, и он вытянул ее.

Ключ покачнулся на веревке и блеснул в тусклом свете. Генри снова вскочил на кровать и нащупал замочную скважину. Он вставил туда ключ и попытался открыть замок. Ничего. Он вытащил ключ, перевернул его и вставил снова. На этот раз он вошел как надо. Повернув его, Генри услышал, как открылся замочек, и распахнул дверцу.

Через почтовый ящик он вглядывался в какое-то другое место. Другое место было в основном желтым. Генри слышал, как кто-то насвистывает, и тут перед ним, не дальше двух футов от его лица, показалась нога в брючине.