11 ноября 1858 г. в имении Гавронцы Полтавской губернии в семье полтавского предводителя дворянства Константина Павловича Башкирцева родилась дочь Мария. Ее детство прошло в деревне Черняховка. С детства девочка блистала разнообразными дарованиями — превосходно пела, играла на мандолине, гитаре и арфе, выучила шесть языков, отлично рисовала. Родители Маши скоро развелись, причем при весьма драматических обстоятельствах — отец даже пытался похитить дочь. Разрыв родителей стал для девочки тяжелейшей душевной травмой, от которой она так и не смогла до конца оправиться.
В мае 1870 г. мать, Мария Степановна, забрала 11-летнюю Машу с собой в Баден-Баден. В Европе Башкирцевой было суждено провести всю жизнь, за исключением трех кратких визитов в Россию. К своей исторической родине Мария всегда относилась с симпатией. «Здесь простой жандарм лучше офицера во Франции, — писала она. — Все так хорошо устроено, все так вежливы, и в самой манере держать себя у каждого русского столько сердечности, доброты, искренности, что сердце радуется». Впрочем, это не мешало ей считать своим родным городом Ниццу, и переезжать в Россию Мария совершенно не собиралась.
В 1877 г. рано проявившая художественные способности Башкирцева поступила в парижскую Академию Жюлиана — единственное в то время учебное заведение для художников, куда принимали девушек. Занималась она с упоением, жаловалась, что восьми часов на занятия для нее мало. Два года спустя первая картина Башкирцевой получила золотую медаль на конкурсе ученических работ. Обычно придирчивые к новичкам французские критики оценили дебют юной художницы очень тепло, и она начала регулярно выставляться в парижских салонах. Искусствовед Франсуа Коппе так писал о Башкирцевой: «В свои 23 года она казалась гораздо моложе, небольшого роста, при изящном сложении, лицо круглое, безупречной правильности: золотистые волосы, темные глаза, светящиеся мыслью, горящие желанием все видеть и все знать, губы, выражавшие одновременно твердость, доброту и мечтательность, вздрагивающие ноздри дикой лошади… Все обличало в этой очаровательной девушке высший ум. Под этой женской прелестью чувствовалась железная, чисто мужская сила».
В 1882 г. Мария познакомилась со знаменитым художником-реалистом Жюлем Бастьеном-Лепажем, стала его ученицей и близким другом. О лиричных, теплых полотнах Марии, выполненных в сдержанной манере, с восторгом отзывались Анатоль Франс, Эмиль Золя и Ги де Мопассан, с которым у Башкирцевой в 1884 г. завязался настоящий «роман по переписке». Мария стала первой русской художницей, чьи полотна приобрел Лувр. Сейчас картины Башкирцевой ценятся очень высоко, так как большая часть ее наследия погибла во время Первой и Второй мировых войн.
М. К. Башкирцева
Но подлинную славу Башкирцевой принесли не картины, а ее личный дневник, который девушка вела на французском языке с 12 лет. Сначала она описывает свое полудетское увлечение молодым английским денди герцогом Гамильтоном, но записи Башкирцевой быстро становятся далекими от банального девичьего дневника. Это дерзкие откровения художника, знающего цену своему таланту и мечтающего о всеобщем признании. «Слава, популярность, известность повсюду — вот мои грезы, мои мечты», — писала Башкирцева в 1873-м. Под стать этой и другая запись: «Придет день, когда по всей земле мое имя прогремит подобно удару грома». Мария то безапелляционно считает себя величайшей на свете («Мой дневник — самое полезное и поучительное из всего, что было, есть и будет написано!»), то бичует себя, планирует самоубийство, предрекает себе близкую смерть: «В двадцать два года я буду знаменитостью или умру».
Изданные в 1887 г. в Париже «Дневники» Марии Башкирцевой имели ошеломляющий успех в Европе. В откровениях полурусской-полуфранцузской художницы молодежь конца XIX столетия увидела себя. В том же году имя Башкирцевой впервые прозвучало и в России — Любовь Гуревич перевела отрывки из «Дневника» на русский. Сначала пресса отреагировала холодно, «Дневник» называли «ярмаркой женского тщеславия», «больным, гнилым произведением», а Марию — «жертвой самообожания». Резкими были и отзывы ведущих писателей. Например, И. А. Бунин писал о «Дневнике» так: «Очень неприятный осадок от этого дневника. Письма ее к Мопассану задирчивы, притязательны, неуверенны, несмотря на все ее самомнение… путаются и в конце концов пустяковы. Дневник просто скучен. Французская манера писать, книжно умствовать; и все — наряды, выезды, усиленное напоминание, что были такие-то и такие-то депутаты, графы и маркизы, самовосхваление и снова банальные мудрствования…»
Однако Гуревич не сдавалась и на протяжении 1892 г. опубликовала в журнале «Северный вестник» свой полный перевод «Дневника». На этот раз успех был оглушительным, «Дневник» выдержал несколько переизданий и стал одной из знаковых книг России рубежа веков. Марина Цветаева посвятила Башкирцевой свой первый поэтический сборник, а Валерий Брюсов признавался: «Ничто так не воскрешает меня, как дневник Башкирцевой. Она — это я сам со всеми своими убеждениями и мечтами». Да и Бунин, перечитывая «Дневник» уже в старости, переменил мнение о нем: «Кончил перечитывать „Дневник“ Башкирцевой. Вторая половина книги очень примирила меня с ней. И какая действительно несчастная судьба!..»
Впрочем, самой Марии Башкирцевой об этом узнать уже не было суждено. Она рано начала страдать прогрессирующей болезнью легких, лечение на европейских курортах не помогало. Уже в 22 года Марию терзали жестокие боли, она начала терять слух и голос, настолько ослабела, что не могла передвигаться самостоятельно. В 4 часа утра 31 октября 1884 г. Башкирцева умерла на 24-м году жизни.
Художницу похоронили в пригороде Парижа Пасси. На ее могиле воздвигли часовню в византийском стиле, в которой хранилась одна из ее картин. Через месяц после Марии скончался от рака желудка и Жюль Бастьен-Лепаж, наблюдавший за похоронами своей любимой ученицы из окна квартиры. В конце 1880-х, когда ажиотаж вокруг «Дневника» Марии достиг в Европе своего пика, могила художницы стала местом паломничества.
До сих пор интерес к личности Марии Башкирцевой не угасает: и во Франции, и в России ей посвящены многочисленные исследования, романы и фильмы, «Дневник» по-прежнему перечитывают поклонники искусства из разных стран, а за право выставить у себя картины Башкирцевой борются крупнейшие художественные музеи мира.