100 великих загадок истории

КЕМ БЫЛ ЖЕЛЕЗНАЯ МАСКА?

В 1751 г. Вольтер опубликовал свою книгу «Век Людовика XIV». Глава XXV содержала такой рассказ:

«Через несколько месяцев после смерти этого министра (Мазарини. — Авт.) произошло беспрецедентное событие, и что весьма странно — оно было обойдено вниманием историков. В замок на острове Святой Маргариты, расположенном близ Прованса, был отправлен неизвестный узник, ростом выше среднего, молодой, обладающий благороднейшей осанкой. В пути он носил маску со стальными задвижками на нижней её части, которые позволяли ему есть, не снимая маски. Был отдан приказ убить его в случае, если он снимет маску.

Он оставался на острове до того момента, пока доверенный офицер по имени Сен-Мар, губернатор Пиньероля, приняв командование Бастилией, не отправился на остров Святой Маргариты и, — было это в 1690 г., — отвёз узника в маске в Бастилию. Перед этим перемещением на остров приезжал маркиз де Лувуа. Неизвестный был доставлен в Бастилию, где был устроен настолько хорошо, насколько это вообще было возможно в таком месте. Ему не отказывали ни в чём, что бы он ни попросил. Узник имел пристрастие к чрезвычайно тонкому белью и кружевам, и получал их. Играл часами на гитаре. Ему готовили самые изысканные блюда, и старый врач Бастилии, который лечил этого человека, имевшего своеобразные болезни, говорил, что никогда не видел его лица, хотя часто осматривал его тело и язык. По словам врача, узник был замечательно сложён, его кожа была немного смуглая; голос поражал уже только одними своими интонациями. Этот человек никогда не жаловался на своё состояние, ни разу и ничем не выдал своего происхождения.

Неизвестный умер в 1703 г. и был похоронен около приходской церкви Сен-Поль. Что вдвойне удивительно — когда его привезли на остров Святой Маргариты, в Европе не было зафиксировано ни одного исчезновения из известных людей».

На следующий год, переиздавая свою большую книгу, Вольтер вновь возвратился к этому сюжету. Это свидетельствует о том, что первый рассказ вызвал любопытство читателей… Вот новые «уточнения»:

«Узник был, без сомнения, знатным, это следует из того, что происходило в первые дни на острове. Губернатор сам накрывал ему на стол и затем удалялся, предварительно заперев камеру. Однажды узник нацарапал что-то ножом на серебряной тарелке и выбросил её в окно по направлению к лодке, которая находилась около берега, прямо у подножия башни. Рыбак, которому принадлежала эта лодка, подобрал тарелку и привёз губернатору. Последний, чрезвычайно озабоченный, спросил рыбака: „Читал ли ты то, что нацарапано на этой тарелке, и видел ли кто-нибудь её в твоих руках?“ „Я не умею читать, — ответил рыбак. — Я только что нашёл её, а кроме меня, никто её не видел“. Этого человека держали взаперти, пока губернатор, наконец, не выяснил, что рыбак действительно не умеет читать, и тарелку никто не видел. „Можешь идти, — сказал он рыбаку. — Твоё счастье, что ты не умеешь читать“.

Одни из тех, кому были известны эти факты, — человек, достойный доверия, — жив и поныне. Господин де Шамияр был последним министром, которому был известен этот секрет. Его зять, второй маршал де Ла Фейяд, рассказал мне, что он на коленях умолял своего тестя, когда тот был на смертном одре, открыть ему, кем был на самом деле человек, известный под именем человека в Железной Маске. Шамияр ответил ему, что это государственная тайна и он дал клятву никогда её не разглашать. Наконец, остаётся ещё много наших современников, которые знают истину, но я не знаю факта ни более необычного, ни лучше установленного».

Ещё через год Вольтер в своём «Приложении к „Веку Людовика XIV“» обратился в третий раз к человеку в Маске. В ответ на сомнения, высказанные по поводу истории с тарелкой, Вольтер утверждал, что эту историю часто рассказывал господин Риусс, старый военный комиссар из Каннов. Впрочем, «рассказ о злоключениях этого государственного узника был распространён через все газеты по всей стране, а маркиз д'Аржап, честность которого известна, давно узнал об этом от Риусса и других людей, известных в его провинции».

После чего Вольтер обращается к тем любопытным фактам, которые он обнаружил ранее: «Многие спрашивают меня, кто же был этот неизвестный и в то же время столь знаменитый пленник? Я всего лишь историк и никоим образом не колдун. Это безусловно не был граф де Вермандуа; это также не был герцог де Бофор, который пропал только при осаде Канди и которого не смогли опознать в обезглавленном турками теле. Г-н де Шамияр бросил как-то, чтобы отделаться от настойчивых вопросов последнего маршала де Ла Фейяда и г-на де Комартена, фразу, что это был человек, владеющий всеми тайнами г-на Фуке. Он сознался, правда, в том, что узник был доставлен в Бастилию после смерти Мазарини. Однако к чему такие меры предосторожности по отношению к всего лишь доверенному лицу Фуке — персоне, в таком случае, второстепенной? Прежде всего надо поразмышлять над тем фактом, что в это время не исчез ни один значительный человек. В то же время ясно, что узник был личностью исключительно важной, и всё, что было с ним связано, всегда хранилось в тайне. Это всё, что можно предположить».

Прошло семнадцать лет со дня первой публикации о Железной Маске. Сохранившаяся переписка того времени позволяет обнаружить попытки выяснить истину. Принцесса Виктория умоляла своего отца, Людовика XV, открыть ей тайну. Увы.

В 1770 г. Вольтер решил ещё раз вернуться к Железной Маске. В его «Вопросах для энциклопедии» есть фраза, в которой содержатся подозрения, ранее высказывавшиеся только в форме намёков: «Ясно, что если его не выпускали во двор Бастилии и позволяли говорить даже с его врачом только с лицом, покрытым маской, то делалось это из страха, что в его чертах может быть замечено какое-то удивительное с кем-то сходство». Интерес к этой книге был столь велик, что в 1771 г. потребовалось переиздание. Волнующий пассаж об «удивительном сходстве» был, конечно, перепечатан и, кроме того, продолжен «Дополнением издателя», чрезвычайно невинным по форме. Можно догадаться, из-под чьего пера вышло это «пояснение»!

«Железная Маска, без сомнения, был братом — старшим братом — Людовика XIV, мать которого обладала тем особо тонким вкусом, о котором говорит Вольтер, по отношению к тонкому белью. После того, как я прочитал об этом в мемуарах той эпохи, пристрастие королевы напомнило мне ту же самую склонность у Железной Маски, после чего я окончательно перестал сомневаться в том, что это был её сын, в чём меня уже давно убеждали все другие обстоятельства…»

Затем «издатель» объясняет, каким образом это сенсационное сходство может доказать его правоту. Он напоминает, что к моменту рождения будущего Людовика XIV, Людовик XIII уже давно не жил с королевой. Та долгое время была бесплодной, и это беспокоило королевскую семью. Иногда она позволяла себе некоторое отступление от правил строгой морали, в результате чего родился ребёнок. Она доверилась Ришельё, который принял все необходимые меры для того, чтобы скрыть рождение ребёнка. Королева и кардинал растили ребёнка в тайне. Возможно, Людовик XIV узнал о существовании своего старшего брата только после смерти Мазарини. «Тогда монарх узнал о существовании брата, старшего брата, от которого его мать не могла отречься, и который обладал характерными чертами, обнаруживающими его происхождение; монарх рассудил, что этот ребёнок, рождённый в браке, не может теперь, после смерти Людовика XIII, быть объявленным незаконным без того, чтобы это не вызвало чреватые политическими последствиями осложнения и громкий скандал. Людовик XIV использовал единственный благоразумный и наиболее справедливый способ укрепления своего личного покоя и спокойствия государства, и это избавило его от необходимости прибегать к жестокости, которая представилась бы политически необходимой другому, менее совестливому и великодушному монарху, чем Людовик XIV».

«Мне кажется: чем больше изучаешь историю того времени, тем более поражаешься стечению обстоятельств, свидетельствующих в пользу этого предположения», — писал Вольтер.

Финита ля комедия. Занавес. На протяжении двадцати лет Вольтер развивал свой самый замечательный сценарий, который когда-либо существовал. Здесь есть всё: таинственное рождение, старший брат «величайшего в мире короля», государственные интересы, заключение невиновного. Наконец, маска, которую несчастный принц должен был носить всю жизнь, — железная маска!

Так говорит легенда, отец которой — Вольтер.

Но что говорит История?

Кераскский договор предоставил в 1631 г. Людовику XIII территорию Пиньероля — по-итальянски Пинероло. Этот маленький городок, расположенный на итальянской стороне Альп, между Бриансоном и Турином, был штаб-квартирой командования рейдом в Перузе — одном из портов Италии.

Ришельё, разумеется, укрепил эту местность. Плоские крыши и маленькие башенки контрастировали с крутыми бастионами, земляными заграждениями и рвами. Недалеко от города путешественник мог увидеть крепость и огромный Донжон. Эта угрожающая махина должна была казаться несколько неуместной под итальянским небом. Она была похожа на Бастилию, на башню Тампля или на Венсеннский донжон: такая же средневековая архитектура. Три большие башни стояли по бокам прямоугольного массивного строения, кроме того, имелись ещё две небольшие угловые башни. Донжон был полностью отделён от крепости круглой высокой стеной. Крепость находилась под командованием королевского лейтенанта; любопытно, что в то же время донжон не подчинялся власти лейтенанта, но этот факт находит следующее объяснение — с 1665 г. Пиньерольский донжон находился, по приказу Лувуа, под началом господина Сен-Мара.

Господин де Сен-Мар навсегда остался в истории как образцовый тюремщик. В 1650 г. он стал мушкетёром. Его начальники ценили его, как серьёзного, надёжного, «благоразумного и точного на службе». В 1660 г. он стал капралом, а через год — сержантом. Неожиданно судьба улыбнулась ему: д'Артаньян поручил ему арестовать Пелиссона, в то время как сам он задерживал в Нанте Фуке. В этом деле Сен-Мар проявил себя с лучшей стороны. Когда начали искать человека для управления Пиньерольским донжоном, который подходил для надзора за Фуке, выбор государя — и это вполне естественно — пал именно на Сен-Мара.

Человек он был не злой. Только очень честолюбивый. И жадный до денег. Он был несколько огорчён тем, что его товарищи мушкетёры покрыли себя славой в то время, когда он был вынужден охранять узников. Во время каждой военной кампании он умолял Лувуа отправить его на передовую. Лувуа отказывал, но увеличивал ему жалование. Карьера тюремщика длилась для Сен-Мара сорок лет. Непрерывные повышения вели его — от одной тюрьмы к другой — к командованию Бастилией.

Именно в Пиньероле в один прекрасный день Сен-Мар получил нового заключённого, сопровождаемого особыми инструкциями. Он не сомневался, что человек, которого ему поручили охранять с такой тщательностью, позже станет причиной большого шума во всём мире. Этим узником был — ни больше, ни меньше — тот, кто позже войдёт в историю как Человек в Железной Маске…

Дата его прибытия в Пиньероль неизвестна. В противном случае, можно было бы сразу установить, кто скрывался под маской. Дело в том, что документы архивов, касающиеся тюрьмы, руководимой Сен-Маром, сохранились, и они очень точны. Они детально информируют нас о событиях, происходивших в Пиньероле: прибытии узников, их именах, причинах их заключения в тюрьму, плачевных эпизодах их заключения, их болезнях, смертях, освобождении, если таковое всё-таки изредка происходило.

Единственное, что можно утверждать с уверенностью, — после 1665 г. в ведение Сен-Мара поступил заключённый, и этим заключённым был Человек в Железной Маске. Для того чтобы определить личность загадочного лица, необходимо прибегнуть к методу исключения и выбрать из списка заключённых тех, кто отвечает необходимым характеристикам, позволяющим носить подобное «звание».

Бесспорно установлено, что человек в маске будет следовать за Сен-Маром до самой Бастилии. В 1687 г. Сен-Мар стал губернатором острова Святой Маргариты; заключённый тоже был переведён туда. Прошло одиннадцать лет. Тюремщик и узник старели вместе. Наконец, в возрасте семидесяти двух лет Сен-Мар был назначен комендантом Бастилии. Министр Барбезью, сын и преемник Лувуа, писал Сан-Мару: «Король находит возможным, чтобы Вы покинули остров Святой Маргариты и отправились в Бастилию с Вашим старым узником, приняв все меры предосторожности к тому, чтобы никто его не видел и не знал о нём. Вы можете заранее написать лейтенанту его величества в Бастилию, чтобы тот держал комнату наготове, дабы поместить в неё заключённого сразу по прибытии».

Сен-Мару ничего не оставалось, как подчиниться. Он всегда подчинялся. Но как это сделать? Наконец у него возникла идея: почему бы вместо того, чтобы скрывать своего узника, не спрятать только его лицо? Без сомнения, именно благодаря этой идее и родился Человек в Железной Маске. Отметим ещё раз — никогда до этого момента таинственный узник не носил маски. Сен-Мару удалось — надолго! — сохранить его тайну. В первый раз узник надел маску во время путешествия в Париж. В таком обличье он и вошёл в историю… Вообще-то, маска была из чёрного бархата. Вольтер снабдил её стальными задвижками. Авторы, бравшиеся за эту тему после него, писали о ней, как о сделанной «целиком из стали». Дошло до того, что историки обсуждали вопрос, мог ли несчастный узник бриться; упоминали маленький пинцет, «тоже из стали», для удаления волос. (Более того, в 1885 г. в Лангре, среди старого железного лома, нашли маску, которая отлично подходила под описание Вольтера. Никакого сомнения: надпись на латыни подтверждала её подлинность…)

В августе 1698 г. Сен-Мар и его пленник отправились в путь. В путешествии участвовали Формануа, племянник и лейтенант Сен-Мара, священник Жиро, «майор» Розарж, сержант Лекюе и тюремный сторож Антуан Ларю, попросту — Рю. Они должны были провести в пути целый месяц. Без сомнения, это путешествие сыграло большую роль в создании легенды о Маске. Можно сказать, что своей поездкой узник в маске вызвал большой переполох. Свидетельства об этом дошли до наших дней.

Сен-Мар был богат. Очень богат. Его доходы, по словам Лувуа, «были так же велики, как доходы губернаторов, управляющих большими территориями во Франции». А тюрьма не располагает к расходам… После смерти охранник Маски, получивший дворянский титул, оставил, помимо земель Димона, Пальто и Иримона, роскошной обстановки, ещё и шестьсот тысяч франков наличными деньгами. Но неприятность состояла в том, что бедняга Сен-Мар, неотделимый от своих узников, особенно от одного из них, даже ни разу не побывал в тех землях, которые приобрёл. Он хотел воспользоваться поездкой в Париж, чтобы остановиться в Пальто, около Вильнёв-ле-Руа, «красивого строения и стиле Генриха IV, стоящего посреди леса и виноградника». Через семьдесят лет внучатый племянник Сен-Мара Формануа де Пальто написал по просьбе Фрерона, врага Вольтера, рассказ о памятном визите: «Человек в Маске прибыл на носилках, за которыми следовали носилки Сен-Мара: их сопровождали несколько всадников. Крестьяне двинулись навстречу своему хозяину. Сен-Мар разделил трапезу со своим узником, который сидел спиной к окнам столовой, выходившим во двор. Крестьяне, которых я спрашивал, не видели, ел ли он в маске или нет; но они хорошо видели, что по бокам тарелки Сен-Мара, сидевшего лицом к ним, лежали два пистолета. Их обслуживал только один лакей, выходивший за блюдами, которые ему приносили в переднюю; дверь за ним закрывалась всякий раз со всей тщательностью. Когда заключённый проходил через двор, чёрная маска всё время была на его лице. Крестьяне заметили, что из-под маски видны его губы и зубы и что он высокого роста и светловолос… Сен-Мар спал на кровати, которую ему приготовили около кровати человека в маске. Я не слышал никаких слухов относительно иностранного акцента у этого человека».

Как хорошо было жить в Пальто! Но бедному Сен-Мару надлежало покинуть свой дворец и сопровождать человека в маске в Париж.

18 сентября, около трёх часов пополудни, маленький кортеж прибыл в Бастилию. В журнале для регистрации заключённых г-н де Жюнка, королевский лейтенант, сделал следующую запись:

«Сентября восемнадцатого числа, в четверг, в три часа пополудни г-н де Сен-Мар, комендант крепости Бастилия, прибыл для вступления в должность с острова Святой Маргариты, привезя с собой своего давнего узника, содержавшегося под его надзором ещё в Пиньероле, который должен всё время носить маску, и имя его не должно называться; его поместили, сразу по прибытии, в первую камеру Базиньерской башни до ночи, а в девять часов вечера я сам вместе с г-ном де Розаржем, одним из сержантов, привезённых с собой господином комендантом, перевёл узника в третью камеру Бертольерской башни, приготовленную мною по приказу господина де Сен-Мара за несколько дней до прибытия заключённого, которого вверили заботам г-на де Розаржа, находящегося на содержании господина коменданта».

Каждая башня Бастилии, в частности Бертольерская, состояла из шести этажей. На каждом этаже находилась восьмиугольная камера с камином, шириной, длиной и высотой в двенадцать шагов, с потолком, покрытым штукатуркой, и с цементным полом. В каждой камере имелись камни с вытяжным колпаком и маленькая ниша в толще стены для «личного пользования».

Четырьмя годами позже г-н дю Жюнка был вынужден открыть регистрационный журнал Бастилии ещё раз. Случилось грустное событие: г-н Сен-Мар потерял своего самого старого заключённого.

Г-н дю Жюнка записал следующее: «В тот же день, 1703 года, ноября 19-го числа, в понедельник, этот неизвестный узник в маске из чёрного бархата, привезённый г-ном де Сен-Маром с острова Святой Маргариты и охраняемый им в течение долгого времени, скончался около десяти часов вечера после того, как накануне после мессы почувствовал небольшое недомогание, но в то же время он не был серьёзно болен. Г-н Жиро, наш священник, исповедовал его. По причине внезапности смерти наш духовник совершил таинство исповеди буквально в последний момент его жизни; этот столь долго охранявшийся узник был похоронен на приходском кладбище Сен-Поль; при регистрации смерти г-н Розарж, врач, и г-н Рей, хирург, обозначили его неким именем, также неизвестным».

Через некоторое время г-ну дю Жюнка удалось узнать, под каким именем был заявлен узник. Тогда он занёс это имя в журнал: «Я узнал, что с тех пор как был зарегистрирован г-н де Маршьель было уплачено 40 л. за погребение».

В регистрационном журнале Сен-Поля в действительности было обозначено имя Маршиали.

Очевидно, это был всего лишь псевдоним, чужое имя, предназначенное для того, чтобы сбить с толку слишком любопытных.

Итак, известно, что человек в маске был заключённым Сен-Мара ещё во время «правления» последнего в Пиньероле. Когда Сен-Мар покинул Пиньероль в 1681 г., под его началом находилось только пять узников, не считая Лозуна. Следовательно, искать Маску надо именно среди этих пяти человек. Здесь речь идёт, как сказал Морис Дювивье, «об арифметических рассуждениях, основанных на бесспорных документах».

Кто были эти узники? Прежде всего надо отметить знаменитого Лозуна, связанного некоторыми обязательствами с принцессой и освобождённого в 1681 г., которого никому в голову не приходило считать Железной Маской. Вот оставшиеся пятеро: Эсташ Доже, арестованный в 1669 г.; якобинский монах, заключённый под стражу 7 апреля 1674 г.; некто Ла Ривьер; шпион по имени Дюбрюй, посаженный в тюрьму в июне 1676 г.; граф Маттиоли, посланник Герцога Мантуи, арестованный 2 мая 1679 г.

Человек в Маске значился в этом списке под одним из этих имён.

Давайте познакомимся поближе с этими узниками.

19 июля 1669 г. Лувуа сообщил Сен-Мару о прибытии в Пиньероль узника: «Господин Сен-Мар! Государь приказал мне отправить в Пиньероль некоего Эсташа Доже; при его содержании представляется крайне важным обеспечить тщательную охрану и, кроме того, обеспечить невозможность передачи узником сведений о себе кому бы то ни было. Я вас уведомлю об этом узнике с тем, чтобы Вы приготовили для него надёжно охраняемую одиночную камеру таким образом, чтобы никто не мог проникнуть в то место, где он будет находиться и чтобы двери этой камеры надёжно закрывались с тем, чтобы ваши часовые не могли ничего услышать. Необходимо, чтобы Вы сами приносили заключённому всё необходимое раз в день и ни при каких условиях не слушали его, если он захочет что-нибудь заявить, угрожая ему смертью в том случае, если он откроет рот для того, чтобы сказать что-либо, если только это не будет относиться к высказыванию его просьб. Я извещаю г-на Пупара, что он обязан выполнять всё, что Вы потребуете; Вы обставите камеру для того, кого Вам привезут, всем необходимым, приняв во внимание, что это всего лишь слуга, и ему не нужно каких-либо значительных благ…»

Какое преступление повлекло за собой подобное наказание? Лувуа ничего не говорит по этому поводу. Итак, этот человек был «всего лишь слугой», но, без сомнения, он был замешан в какой-то серьёзной истории. Он должен был знать некие тайны, которые казались Лувуа настолько важными, что никто, даже Сен-Мар, не знал истинной вины этого человека.

Доже постоянно находился в полной тишине и абсолютном одиночестве. О Пиньероле говорили, что это «ад среди всех государственных тюрем». Фуке и Лозун были исключением, которые, впрочем, подтверждают правило. У них были слуги, они могли читать, писать. Ничего похожего не было у тех, кто был заключён «во мраке башен».

Через четыре года после ареста Доже Сен-Мар сообщил Лувуа: «Что касается узника в башне, привезённого г-ном де Вороем, он ничего не говорит, выглядит вполне довольным, как человек, полностью отдавшийся воле Господа и Государя».

Тем временем Сен-Мар оказался перед лицом одной деликатной проблемы: г-н Фуке — самый давний и знаменитый узник — никак не мог обходиться без слуги. Между тем комендант не мог найти лакеев, которые согласились бы стать добровольными узниками. Только два преданных человека решились на этот подвиг аскетизма: Шампань, но он умер в 1674 г., и некто Ла Ривьер, но он часто болел. Сен-Мар нашёл выход: поскольку Доже, по словам Лувуа, был лакеем, почему бы ему не послужить г-ну Фуке? Лувуа согласился. Фуке был приговорён к пожизненному заключению. Но, посылая своё согласие, Лувуа настаивал на том, чтобы были приняты все меры к тому, чтобы Доже никогда не встречался с Лозуном, поскольку Лозун в один прекрасный день всё же выйдет на свободу.

Но боясь того, что Доже заговорит, министр однажды написал лично г-ну Фуке, осведомляясь, не выдал ли Доже своей тайны? Поступок довольно наивный: мог ли Фуке ответить утвердительно на подобный вопрос?

Легко представить смятение и гнев коменданта и министра, когда после смерти Фуке, в 1680 г., в его камере была обнаружена «дыра», посредством которой он общался с Лозуном. Сен-Мар был уверен в соучастии в этом Доже и его товарища Ла Ривьера, старого лакея г-на Фуке.

Лувуа приказал, чтобы оба, Доже и Ла Ривьер, были «заключены в одну камеру, так чтобы Вы могли отвечать перед лицом его величества за то, что они не могут общаться с кем бы то ни было, ни устно, ни письменно».

Так Ла Ривьер — лакей, который самоотверженно присоединился к Фуке в Пиньероле — стал государственным преступником.

Всё, что касалось Доже, по-прежнему хранилось в строжайшей тайне. А он тем временем предавался довольно странным занятиям. В переписке Сен-Мара и Лувуа поднимался вопрос о «снадобьях», применяемых Доже. Лувуа писал:

«Сообщите мне, каким образом Эсташ Доже совершил то, о чём Вы писали, и где он взял необходимые для этого снадобья, если, конечно, принять на веру, что это не Вы ему их предоставили».

О каких «снадобьях» идёт речь? Неизвестно. Заслуживают внимания выражения, в которых Лувуа говорит о Доже и Ла Ривьере: «Государь узнал из Вашего письма, адресованного мне, от 23-го числа прошлого месяца, о смерти г-на Фуке и о Вашем суждении по поводу того, что г-н Лозун узнал большую часть тех важных сведений, которыми располагал г-н Фуке и которые были известны Ла Ривьеру: в связи с этим его величество приказал мне сообщить Вам, что после того, как Вы заделаете отверстие, посредством которого без Вашего ведома происходило общение г-на Фуке и г-на Лозуна, притом так, чтобы на этом месте не было больше ничего подобного, таким образом Вы устраните связь между камерой покойного Фуке и камерой, которую Вы приспособили для его дочери, после этого вы должны по замыслу его величества поместить г-на Лозуна в камеру покойного г-на Фуке… Необходимо также, чтобы Вы убедили г-на Лозуна в том, что Эсташ Доже и Ла Ривьер выпущены на свободу, а также чтобы Вы отвечали так всем, кто спросит Вас об этом; в то время, как Вы заключите обоих в одну камеру, и тогда Вы сможете отвечать перед лицом его величества за то, что они не смогут общаться с кем бы то ни было, ни устно ни письменно, и за то, что г-н Лозун не сможет узнать, что они там содержатся».

В сознании Лувуа Лозун, Доже, Ла Ривьер и тайна Фуке оказались тесно связанными. Нужно было «убедить» Лозуна, что те, кто разделял с ним знание этих тайн, Доже и Ла Ривьер, выпущены на свободу.

А теперь обратимся к истории других заключённых. В апреле 1674 г. в Пиньероль был привезён якобинский монах. Лувуа писал о нём Сен-Мару как о «заключённом, хотя и неизвестном, но важном». Его надо было содержать в «суровых условиях, в его камеру не надо давать огня, если только этого не потребует сильный холод или болезнь, ему не надо давать никакой другой пищи, кроме хлеба, вина и воды, ибо это законченный негодяй, которого не постигло заслуженное наказание. В то же время Вы можете позволить ему слушать мессы, следя, однако, за тем, чтобы его никто не видел и чтобы он не мог никому о себе сообщить. Его величество находит также вполне возможным предоставление ему нескольких молитвенных книг».

Что же такое сделал этот монах, чтобы с ним обходились так сурово? По всей вероятности, он злоупотребил доверием госпожи д'Арманьяк и госпожи де Вюртемберг, «значительных лиц», выманив у них кругленькую сумму под предлогом занятий алхимией. Это был тот самый «доминиканец, подобных которому во Франции называют якобинцами». О нём говорил Прими Висконти, добавляя, что он «претендовал на открытие философского камня, и посему все дамы вертелись вокруг него… Говорили что-то о его длительном пребывании у госпожи д'Арманьяк, а кончил он тем, что был посажен в тюрьму как обманщик».

Ненависть госпожи де Монтеспан подлила масла в огонь. Принцесса Мария де Вюртемберг была важным лицом при дворе. Её отличала редкая красота. Говорили: вполне возможно, что король положил на неё глаз. Госпожа де Монтеспан, охваченная завистью, сказала королю, что принцесса была в любовной связи с доминиканцем, т. е. с нашим якобинским монахом.

Все эти интриги и привели несчастного в Пиньероль. Лувуа постарался забыть его. В его корреспонденции не найдено даже упоминания о монахе, в то время как там много говорится о Доже. О монахе же вновь заговорили только через два года, в 1676 г., когда он сошёл с ума.

Сен-Мар думал вылечить его, прекратив его тягостное одиночество. Незадолго до этого в его распоряжение поступил некий Дюбрей, которого он поместил вместе с монахом.

Из «пяти» мы знаем уже Доже, Ла Ривьера, якобинского монаха. Обратимся же теперь к Дюбрею. Историк Юнг воссоздал его историю: он был французским офицером, используемым в качестве шпиона и уличённым в предательстве. Он уже побывал в заключении в Бордо. После побега оттуда в 1675 г. поселился в Бале под фамилией Самсон. Он предложил графу де Монклару, командующему Рейнской армией, сведения относительно численности и передвижений немецких войск Монтекукулли. Лувуа дал согласие и даже пообещал «хорошее вознаграждение». На своё несчастье Дюбрей на этом не остановился: одновременно он предложил те же самые услуги Монтекукулли. Генерал-интендант Лагранж быстро разоблачил Дюбрея. Лагранж сообщил Лувуа: «Я не вижу иного способа арестовать его, как держать в Бале наблюдателя, который бы следил за ним до тех пор, пока тот не окажется в пределах досягаемости, и тогда схватить его».

При первой возможности 28 апреля шпион был задержан и заключён в Бризашскую крепость. Чуть позже Лувуа отдал приказ перевести его в Безансон, затем в Лион, откуда архиепископ должен был «отправить его в Пиньероль, где он будет передан в руки Сен-Мара для заключения его в донжон крепости».

Министр уведомлял Сен-Мара: «Вы можете поместить его вместе с заключённым, который был Вам прислан последним (с якобинским монахом). Время от времени Вы должны присылать мне касательно него сообщения».

Каждый раз, когда Лувуа заговаривал с Дюбреем, в его словах сквозил оттенок презрения. Шпион, по его словам, был «одним из самых больших мошенников во всём мире», «человек пагубного поведения», «ни одному слову которого нельзя верить», «не заслуживавший внимательного к себе отношения». Впрочем, он может «слушать мессу вместе с г-ном Фуке или г-ном Лозуном» без принятия особых мер предосторожности.

В Пиньероле Дюбрею не повезло. Будучи помещённым вместе с полусумасшедшим якобинцем в одну камеру, и самому немудрено сойти с ума. Его избавили от этого неприятного соседства; якобинский монах был помещён вместе с лакеем Лозуна. Монах так плохо перенёс эту перемену, что скоро его стали считать «бешеным». Его пришлось связать и «заняться им»: т. е. применить к нему чрезвычайно специфически тюремный эффективный психотерапевтический метод — палочные удары. Он успокоился, но продолжал находиться в некотором отупении.

В 1680 г. Сен-Мар называл его «впавшим в детство и меланхолию»; теперь он был помещён вместе с узником, прибывшим за год до этого — вместе с Маттиоли — последним из «пяти».

Почему же этот итальянец оказался в Пиньероле? Долгое время Людовик XIV желал приобрести укреплённую итальянскую местность вокруг Казаля, находящуюся под властью герцога Мантуи. Посредником в этих нелёгких торгах был граф Эркюль-Антуан Маттиоли. Интриган, человек с запятнанной репутацией, занятый прежде всего собственным обогащением. В этом деле, ведя двойную игру, он предал и герцога Мантуи, и короля Франции.

Злополучная двойная игра. Нельзя безнаказанно обманывать Короля-Солнце. Маттиоли была назначена встреча недалеко от Турина. Ни о чём не подозрения, он приехал туда и добровольно сел в экипаж аббата д'Эстрада, посла Франции в Венеции. Недалеко от французской границы, около маленькой гостиницы, была сделана остановка. Внезапно взвод кавалеристов окружил экипаж. Маттиоли, как ни кричал и ни возмущался, был схвачен и увезён в Пиньероль.

Арест итальянского министра на итальянской территории — и любой историк согласится с этим — явное нарушение прав человека. Лувуа, санкционировавший арест, и Катина, исполнитель, хорошо понимали свою задачу: скрыть тщательнейшим образом сей факт, достойный порицания. Катина писал Лувуа:

«При этом не было допущено никакой жестокости; имя этого мошенника никому не известно, даже офицерам, которые участвовали в его аресте…» И ещё: «Я поставил в известность Государя обо всём том, что я сделал с Маттиоли, который сейчас значится под именем Лестан; никто здесь не знает, кем он является на самом деле».

Инструкции, полученные Сен-Маром, отражают гнев короля по отношению к итальянцу. Лувуа писал, что с де Лестаном надо обращаться со всей суровостью. Несколько месяцев содержания в Пиньероле оказали на Маттиоли обычное действие.

Сен-Мар — Лувуа, 6 января 1680 г.: «Я сообщу Государю, что г-н де Лестан по примеру содержащегося у меня монаха сошёл с ума и ведёт себя неподобающе».

Лувуа — Сен-Мар, 10 июля 1680 г.: «Касательно г-на де Лестана, я восхищён Вашим терпением и тем, что Вы ждёте специального приказа для того, чтобы обойтись с мошенником, который не оказывает Вам должного уважения, как он того заслуживает».

Сен-Мар — Лувуа, 7 сентября 1680 г.: «С тех пор, как мне было позволено поместить Маттиоли вместе с якобинским монахом, означенный Маттиоли четыре или пять дней находился в полном убеждении, что монах приставлен к нему, чтобы следить за ним. Маттиоли, почти настолько же сумасшедший, как и монах, прогуливался по камере большими шагами, говоря при этом, что мне не удаётся его обмануть и что он отлично всё понимает. Якобинец, вечно сидящий на своём убогом ложе, опершись локтями на колени, взирал на него, не слушая. Сеньор Маттиоли, убеждённый в том, что это шпион, протрезвел лишь тогда, когда в одни прекрасный день монах, совершенно голый, встал наконец со своей кровати и принялся нечто проповедовать, как всегда, безо всякого смысла. Я и мои лейтенанты наблюдали за этим через отверстие над дверью».

В это время Сен-Мар был назначен комендантом Экзильской крепости, где после смерти герцога де Ледигьера образовалась вакансия. «Его величество, — писал Лувуа, — желает, чтобы двое заключённых, находящихся в распоряжении Сен-Мара, были бы перевезены к месту его нового назначения с той бдительностью, какая имела место в Пиньероле».

Кто же из числа «пяти» воспользовался привилегией, если можно так выразиться, последовать за г-ном де Сен-Маром? В другом письме Лувуа замечает, что заключённые, которые будут сопровождать Сен-Мара, «достаточно значительные личности для того, чтобы не передавать их в другие руки». Впрочем, он уточняет, что эти двое — из нижней башни. В нижней башне находятся, с одной стороны, Маттиоли и сумасшедший якобинец, а с другой стороны, Доже и Ла Ривьер.

Кто же из них Железная Маска? Сен-Мар проливает свет на этот вопрос в своём письме аббату д'Эстраду от 25 июня 1681 г.: «Лишь вчера я получил от губернатора Экзиля провиант и два миллиона ливров жалования. Мне оставляют двух моих лейтенантов; я также увезу отсюда двух типов, которые упоминаются не иначе, как „господа из нижней башни“. Маттиоли останется здесь с двумя другими заключёнными. Вильбуа, один из моих лейтенантов, будет охранять их».

Важная информация: Маттиоли не сочли «достаточно значительным», чтобы сопровождать Сен-Мара. Последующие письма Лувуа дают понять, что Дюбрей, также как и Маттиоли, остался в Пиньероле. Следовательно, два «типа», увезённые Сен-Маром, — это Доже и Ла Ривьер, оставшиеся «обитатели нижней башни».

Грозная Экзильская крепость находилась недалеко от Пиньероля, всего в каких-то 12 лье. Она возвышалась над Дорийской долиной, на крутом холме. Как и в Пиньероле, четырёхсторонний донжон с угловыми башнями. Одна из стен называлась «башней Цезаря». Там Сен-Мар и решил разместить Ла Ривьера и Доже.

Лувуа напомнил Сен-Мару, что «необходимо следить за тем, чтобы между заключёнными в Экзиле, которых называли в Пиньероле узниками из нижней башни, не было никакого общения». Надо было «принять все меры предосторожности так, чтобы Вы могли гарантировать его величеству, что они не будут говорить не только ни с кем из посторонних, но и ни с кем из гарнизона Экзиля». Сен-Мар успокоил министра: «Никто с ними не говорит, кроме меня, моего офицера, священника г-на Виньона и врача из Пражеласа (шесть часов езды отсюда), который общается с ними только в моём присутствии».

Требуемые предосторожности стали чрезмерными, когда в 1683 г. Лувуа запретил исповеди за исключением случаев «опасности близкой смерти». Эта опасность для одного из заключённых возникла в 1686 г. вследствие водянки. Сен-Мар сообщил о его смерти Лувуа 5 января 1687 г.

Кто же был этим умершим — Доже или Ла Ривьер? Сен-Мар этого не говорит.

Едва только тело было предано земле, как Сен-Мар получил благую весть: король поручил ему управление островами Святой Маргариты. Какая радость после Экзиля, где комендант томился от тоски! Естественно, что его неизменно сопровождали его, так сказать, личные заключённые, как и прежде — «значительные»: «Я отдал настолько строгие приказания относительно охраны моего узника, что могу Вам за него отвечать своей головой, даже моему лейтенанту я запретил разговаривать с заключённым, что неукоснительно выполняется. Я думаю, что при переезде на острова Святой Маргариты лучше, чтобы заключённый находился на стуле, вокруг которого будет накручено тёмное полотно, так, чтобы ему было достаточно воздуха, но он не мог бы ни с кем разговаривать во время пути, даже с солдатами, которых я выберу в качестве сопровождающих, и чтобы никто не мог его видеть; этот способ кажется мне более надёжным, чем носилки, которые могут порваться».

30 апреля 1687 г. Сен-Мар прибыл на острова Святой Маргариты вместе со своим узником. Всё шло благополучно до тех пор, пока узник не начал задыхаться. На остров он приехал полумёртвым. Но результат был достигнут: «Я могу Вас уверить, ваше высочество, что никто его не видел, а тот способ, посредством которого я перевёз его на острова, привёл к тому, что каждый пытался угадать, кто бы мог быть моим заключённым…»

Здесь можно увидеть истоки легенды. Излишняя предосторожность, в глазах публики, подчёркивала важность узника. Вполне вероятно, что эта важность могла быть преувеличена. Сен-Мар подчёркивал этот факт в своих сообщениях после прибытия Эсташа Доже в Пиньероль. Он написал: «Многие считают здесь, что это маршал Франции…» В апреле 1670 г. из Пиньероля о том же Доже: «Находятся слишком любопытные люди, которые спрашивают меня о моём узнике относительно того, почему я принимаю такие строгие меры для обеспечения безопасности, в ответ на это мне приходится сочинять всякие небылицы, отчасти для того, чтобы посмеяться над любопытствующими».

Уже после девяти месяцев пребывания на островах Святой Маргариты Сен-Мар мог сообщить Лувуа: «Во всей этой провинции говорят, что мой узник — это г-н де Бофор, остальные считают его сыном покойного Кромвеля».

До 1690 г. давнишний узник Экзиля был единственным узником на острове. Затем его соседями стали протестантские священники, жертвы отмены Нантского Эдикта. Один из них всё время писал что-то на всём, где только было возможно: стенах, белье, посуде. Благодаря этому, без сомнения, и родился анекдот о серебряном блюде, найденном рыбаком, на котором Железная Маска раскрыл тайну своего происхождения.

В 1691 г. умер Лувуа. Сын его, Барбезье, занял его место. И уже через месяц после смерти своего отца Барбезье написал Сен-Мару, и первое его указание касалось того же узника… Более того, это послание содержит одно уточнение, которое позволяет установить личность этого узника: «Когда Вам будет что сообщить мне относительно узника, которого Вы охраняете уже более двадцати лет, я прошу Вас принимать те же предосторожности, какие Вы принимали при г-не Лувуа».

«Узник, которого Вы охраняете уже более двадцати лет»: эта фраза никоим образом не может быть отнесена к Ла Ривьеру. А Доже, арестованный в июле 1669 г., уже двадцать два года находился в заключении.

Единственно возможный вывод: человек, скончавшийся в Экзиле, был Ла Ривьер. А человеком, привезённым на острова Святой Маргариты под тёмным покрывалом, был Доже. Доже — это единственный узник, которого Сен-Мар не покидал с самого Пиньероля. Единственный, которого сочли «достаточно значительным», чтобы не выпустить его ни на миг из-под надзора королевских тюремщиков. Единственный, кем Барбезье занялся сразу после своего прихода к власти.

В 1694 г. покой острова был нарушен — прибыли лица, без которых Сен-Мар уже не мог жить: тюремщик часто привязывается к своим заключённым. Барбезье решил, что узники, оставшиеся в Пиньероле, должны быть перевезены на острова. В январе того же года один из старейших узников Пиньероля — монах — скончался. Двое выживших, Дюбрей и Маттиоли (последнего сопровождал слуга) присоединились к достопочтенному г-ну де Сен-Мару.

Барбезье, по своему обыкновению, предоставил тюремщику подробные инструкции. Перемещение было поручено г-ну де Лапраду: так как «нежелательно уезжать из Пиньероля, прежде, чем туда приедет охрана и, кроме того, узники должны быть перевезены поочерёдно, надо, чтобы Вы обеспечили возможно быструю отправку охраны и приготовили подходящее место, куда Вы поместите узников по прибытии; поскольку Вы знаете, что это более важные узники, по крайней мере, один из них, чем те, которые уже пребывают на острове. Вы должны поместить их в наиболее надёжные места заключения».

Итак, круг сужается. Остаются только три кандидата на «звание» «Железной Маски»: Доже, Маттиоли и Дюбрей. Все трое оказались вместе на острове Святой Маргариты в апреле 1694 г. Кто же из них был Человеком в Железной Маске?

В конце апреля 1694 г. на острове произошло непредвиденное событие: умер один из узников. И мы не знаем, какой.

Кроме обозначенной троицы, под охраной Сен-Мара находились:

1. Шевалье де Тезю (или Шезю), о котором мы ничего не знаем.

2. Другие узники, число которых остаётся неизвестным, среди них было трое или четверо протестантов священников.

Умер ли кто-то из них? Или это были те, «старые», из Пиньероля? Как это узнать? Барбезье в письме от 10 мая поставляет на этот счёт важные сведения: «Я получил, — пишет он Сен-Мару, — Ваше письмо от 29 числа прошлого месяца; Вы можете осуществить своё предложение и поместить в сводчатую тюрьму лакея умершего узника, следя за тем, чтобы его охраняли так же хорошо, как и других, препятствуя его общению, устному или письменному, с кем бы то ни было».

Г-н Жорж Монгредьен, автор замечательной книги, посвящённой Железной Маске, — одной из последних и наиболее объективных, подчёркивает, что наличие лакея — исключительная привилегия, которой пользовались только высокородные узники. В Пиньероле это были Фуке и Лозун. Граф Маттиоли, министр Мантуйского герцога, тоже пользовался такой привилегией, единственный из трёх выживших в Пиньероле. Сен-Мар, передавая Барбезье распорядок дня своих узников, писал, в частности, о своём «давнем узнике» Доже; перед ним не стояла проблема слуги, жизнь его была расписана пугающе подробно.

«Первый из моих лейтенантов берёт ключи от камеры моего старого узника и, открыв три двери, входит в камеру заключённого, тот передаёт ему с должным почтением блюда и тарелки, которые он сам предварительно ставит друг на друга, пройдя две двери, отдаёт их моему сержанту, а тот, в свою очередь, относит их на стол, стоящий в двух шагах, где второй лейтенант, который проверяет всё, что вносится и выносится из тюрьмы, смотрит, не написано ли что-то на посуде; после того, как ему дали всё необходимое, в его камере проводили обыск под кроватью и на кровати, потом около решёток окон и по всей камере, после этого его спрашивали, не нужно ли ему ещё чего-нибудь, после чего дверь запиралась, и та же процедура проводилась со всеми другими заключёнными».

Ясно, что при такой постановке дела не остаётся места для слуги. Да и вообще, мог ли он быть у Доже, который сам раньше был слугой Фуке? Очевидно, что и Дюбрей, мелкий шпион, презираемый Лувуа, также не пользовался такой привилегией.

Если бы на острове Святой Маргариты находились в это время только Доже, Дюбрей и Маттиоли, можно было бы с уверенностью утверждать, что заключённым, умершим в апреле 1694 г., был итальянец — единственный из троих, кому было позволено пользоваться услугами лакея.

Но на острове находились и другие заключённые. Возможно ли, чтобы кто-нибудь из них имел в своём распоряжении слугу? Маловероятно. Но историк не может удовлетворяться вероятностями. Итак, категорически утверждать, что Маттиоли умер в апреле 1694 г., нельзя…

Когда в 1698 г. Сен-Мар отправился в Бастилию, его сопровождал, как мы помним, его «старый узник», которого «никто не должен был видеть!». Мы помним также, что именно тогда Сен-Мару пришла голову восхитительная идея относительно маски — идея с таким завидным будущим.

Амстердамская «Газетт» опубликовала 3 октября 1698 г. следующую информацию: «Господин Сен-Мар принял командование Бастилией, поместив туда одного узника, который был с ним, другого же он оставил в Пьер-ан-Сиз, проезжая через Лион».

После чего Человек в Маске, войдя в Бастилию, вошёл в историю. Кто? Маттиоли, Доже или Дюбрей?

Дюбрей — не более чем мелкий шпион. Арестовав его, Лувуа не соблаговолил больше заниматься им, равно как и Барбезье. Министры непрестанно спрашивали Сен-Мара о Фуке, Лозуне, Маттиоли или Доже. Никогда в их письмах не появлялось имени Дюбрея. Лишь однажды, после того как лейтенант Вильбуа пожаловался на его поведение, Лувуа ответил ему следующими, довольно развязными строчками:

«Я получил Ваше письмо от 10 числа сего месяца, из которого узнал, чего Вам стоит этот Дюбрей. Если он будет продолжать беситься, поступите с ним, как с сумасшедшим, иными словами, встряхните его, как подобает, и Вы увидите, что это вернёт ему здравый смысл».

Кажется, что даже при всей беспристрастности подхода кандидатура Дюбрея не может быть востребована в качестве подходящей. Остаются Доже и Маттиоли. Кандидатура Маттиоли имеет горячих и ревностных сторонников. Самый красноречивый из них — это Франц Функ-Брентано. Каковы же аргументы «маттиолистов»?

Прежде всего они принимают во внимание, что их «претендент» был фигурой достаточно значительного масштаба. В то время как Доже был всего лишь «лакеем», а Дюбрей — «мелким шпионом», заключение Маттиоли было «актом, который в государственных интересах нужно было сохранить в тайне».

Затем, сторонники Маттиоли вспоминают деталь письма Барбезье относительно перевоза в 1694 г. последних пиньерольских узников на остров Святой Маргариты: «Это более важные узники, по крайней мере, одни из них, чем те, которые уже пребывают на острове». Этим «более важным» заключённым мог быть только Маттиоли.

Кроме того, именно после прибытия Маттиоли на остров Святой Маргариты в корреспонденции появляется формулировка: «мой давний узник», «ваш давний узник». По мнению «маттиолистов», эти формулировки позволяют утверждать, что в них идёт речь о заключённом, содержащимся некогда Сен-Маром в Пиньероле и впоследствии вновь переданном под его бдительный контроль, — о Маттиоли.

Когда Человек в Маске умер, покойный был записан под именем Маршиали или Маршиоли. Здесь можно увидеть намёк на несколько искажённое имя Маттиоли.

Наконец, госпожа Кампан, горничная Марии-Антуанетты, сообщила, что Людовик XIV поведал королеве в присутствии госпожи Кампан, что Человек в Маске был «просто заключённым с характером, внушающим опасения своей склонностью к интригам; подданным герцога Мантуи». Из перехваченной переписки также известно, что то же сказал Людовик XV мадам Помпадур; король под натиском нескончаемых вопросов ответил, что «это был один из министров итальянского принца».

Таковы аргументы «маттиолистов». На первый взгляд, они кажутся вполне обоснованными. Но если изучить их объективно, — удивишься, как могли столько людей принять на веру такие малоубедительные доказательства.

Для того чтобы отбросить кандидатуру Маттиоли, хватило бы уже только того, что история Маттиоли в своё время вовсе не была ни для кого тайной. Предательство, арест, заключение — голландские газеты разнесли эту историю по всей Европе. Более того, враги Франции — испанцы и савойцы — опубликовали рассказ о его деятельности и аресте для того, чтобы поколебать общественное мнение в пользу Маттиоли.

Однако господин де Поппон, министр иностранных дел, после ареста итальянца написал аббату д'Эстраду: «Необходимо, чтобы никто не узнал, что сталось с этим человеком». Из этой фразы «маттиолисты» сделали далеко идущие выводы. Но отметим, что эта формулировка не заключает в себе ничего исключительного. Юнг, просматривая корреспонденцию Лувуа, обнаружил, что подобные выражения применялись и относительно других государственных узников довольно часто: «…сделать так, чтобы никто не знал, что с ним стало…», «об этом человеке никто не должен знать» и тому подобное.

Когда в 1691 г. Барбезье занял место отца, он первым делом осведомился о заключённом, который содержался под охраной Сен-Мара «более двадцати лет». Это не мог быть Маттиоли, ибо он был заключён в тюрьму в 1679 г., т. е. за двенадцать лет до этого. Различие слишком большое, чтобы можно было считать его оплошностью Барбезье.

После 1693 г. имя Маттиоли исчезло из переписки. Через десять лет он вновь был упомянут в переписке под своим именем, и это является доказательством того, что имя его больше не держали в секрете. Непонятно, зачем было называть его в каких-то случаях «давним узником». Представляется вероятным, что Маттиоли скончался в апреле 1694 г. Тот факт, что у него имелся слуга, подтверждает данное предположение.

Имя Маршиали, обозначенное в акте о смерти, вряд ли может служить аргументом в пользу Маттиоли, скорее наоборот, этот факт подтверждает противоположное предположение. Чего ради так долго и так тщательно хранить в тайне личность заключённого, для того чтобы открыть его имя кюре для занесения в журнал регистрации смертей? Существовало правило хоронить важных государственных узников под чужими именами. Сен-Мар назвал заключённого Маршиали именно потому, что он не был Маттиоли. Вполне вероятно, что ему пришло в голову имя его бывшего узника, скончавшегося на острове Святой Маргариты.

Вернёмся к нашим «арифметическим рассуждениям». Мы исключили из числа пяти: Ла Ривьера, умершего в 1687 г. в Экзиле; якобинского монаха, умершего в Пиньероле в 1694 г.; Маттиоли, по всей вероятности, скончавшегося на острове Святой Маргариты в том же 1694 г.; Дюбрея, шпиона, фигуру незначительную, которого Сен-Мар без сомнения оставил в Пьер-ан-Сизе, в Лионе, в 1697 г.

Вывод напрашивается сам собой: Железной Маской был Эсташ Доже.

Всё сходится. Необыкновенные предосторожности, исключительные меры, принятые по приказу Лувуа при аресте заключённого. Усиление этих мер, совпадающее по времени с известием о том, что Доже узнал некоторые тайны Фуке, а также тот факт, что Доже никогда не покидал Сен-Мара. Лувуа так много занимался Доже, что ему представлялось необходимым, чтобы узник такого значения и Ла Ривьер, который волей-неволей следовал своей судьбе, были переведены в место нового назначения Сен-Мара — в Экзиль.

Маттиоли мог остаться и в Пиньероле.

Перед отъездом в Экзиль Лувуа попросил Сен-Мара дать подробный отчёт о его заключённом с указанием «того, что Вы знаете относительно причин их задержания». Но это распоряжение не касалось двух узников из «нижней башни» — Доже и Ла Ривьера. Их случай был настолько хорошо известен Лувуа, что он не нуждался ни в каких сведениях: «Что касается двоих из нижней башни, Вы напишите только их имена, не добавляя больше ничего».

Напомним также, что Лувуа выразился достаточно ясно: только Лозун и Ла Ривьер, как писал он Сен-Мару, были «достаточно значительными фигурами, чтобы не передавать их в другие руки».

Меры, принятые при перевозке в Экзиль и на пути из Экзиля на остров Святой Маргариты для Доже, являются логическим продолжением тех мер, которые принимались в Пиньероле. Так, было запрещено всем, кроме Сен-Мара, разговаривать с узниками, и посему Доже принимали за маршала или «того выше», а губернатор был вынужден придумывать «небылицы» относительно Доже. В Экзиле Сен-Мар поостерёгся изменить что-либо. Даже его лейтенант не имел права говорить с заключённым, «что исполнялось неукоснительно».

Стул, покрытый тёмной материей, на пути из Экзиля на остров Святой Маргариты был предназначен для того, чтобы помешать «кому-либо видеть или говорить с ним в дороге».

Когда Барбезье написал в первый раз Сен-Мару, его письмо касалось «заключённого, находящегося под Вашим надзором уже более двадцати лет». Бесспорно, речь шла о Доже. Именно о Доже была первая мысль нового министра.

Этим легко объясняется формулировка «ваш старый узник». Старый узник — именно тот человек, которого Сен-Мар охранял более двадцати лет.

Легенда о Человеке в Маске могла обрасти новыми подробностями только в связи с Доже. Не забудем также замечательной фразы Сен-Мара, датированной началом 1688 г., когда Доже был единственным из «пяти», кто находился на острове Святой Маргариты, когда до переезда Маттиоли на остров оставалось ещё шесть лет: «Во всей провинции говорят, что мой узник — это г-н де Бофор, остальные считают его сыном покойного Кромвеля».

Поскольку мы знаем, что Доже не мог быть тем узником, который умер в 1694 г. — он не имел слуги, — можно не сомневаться, что именно он сопровождал Сен-Мара к месту нового назначения — в Бастилию.

И ещё раз Сен-Мару были выданы те же предписания, что и всегда делалось применительно к Доже — только Доже: «…чтобы перевезти в Бастилию нашего старого узника, Вы примите все меры к тому, чтобы его никто не увидел и не узнал».

Когда Доже в 1703 г. скончался в Бастилии, он находился в заключении уже тридцать четыре года.

Какое преступление совершил Доже — неизвестно. Безусловно, оно должно было быть серьёзным для того, чтобы повлечь за собой суровое обращение и тягостную изоляцию в течение стольких лет… Это неизвестное преступление сделало Доже значительным лицом. Оно сделало из него Человека в Маске.

Надо также подчеркнуть, что вина Доже увеличилась во время его заключения, когда он случайно оказался посвящённым в тайны Фуке. Вспомним также признание Шамияра, о котором говорил Вольтер: «Это был человек, владеющий всеми тайнами Фуке».

Господин Монгредьен установил, что во время перевоза заключённого в Бастилию Лозун, госпожа Фуке и её дети были ещё живы. Этим вполне можно объяснить не оставлявшую министра в покое «необходимость, несмотря на то что прошло много времени, скрывать личность Доже, которого Лозун считал давно исчезнувшим».

Морис Дювивье идентифицирует в своей книге Эсташа Доже с неким Эсташем д'Оже де Кавоем, сомнительной личностью. После участия в знаменитом руассийском дебоше он был замешан в деле с ядами. Поскольку он ребёнком играл вместе с Людовиком XIV, король не отдал его в руки правосудия и самолично приговорил к пожизненному заключению. «Снадобья», которые так изумили Сен-Мара, по мнению Дювивье, доказывают, что он мог отравить Фуке, возможно, по подстрекательству Кольбера. Необходимо было, чтобы он унёс с собой в могилу тайну своего нового преступления. Отсюда необходимость не выпускать его из-под бдительного надзора до самой смерти, отсюда — маска.

Версия Дювивье достаточно прочна, но, с точки зрения историка, это всего лишь версия.

Причина заточения Человека в Железной Маске — даже если это был Эсташ Доже — всё равно остаётся загадкой. Скрывался ли под этим именем другой человек? Этого мы не знаем. Во всяком случае, он не был братом Людовика XIV. Никогда бы Король-Солнце не позволил сделать человека одной с ним крови лакеем Фуке!