100 великих загадок истории

ЧЕРНОКНИЖНИК ЯКОВ БРЮС

Так окрестила его народная молва. Ну а кем он был на самом деле, обрусевший шотландец, верой и правдой служивший российскому престолу? Парадокс, но известно о нём не так уж много…

Когда юный царь Пётр начал собирать потешное войско, под его знамёна встали два недоросля, братья Роман и Яков Брюсы. Их дед Яков, потомок шотландских королей, в середине XVII в. оставил родину, охваченную огнём Великой английской революции, и отправился искать счастья в далёкую Московию. Он преданно служил царю и русской земле, возглавлял псковский полк и скончался в 1680 г. в чине генерал-майора. Его сын Вилим дослужился до полковника и погиб под Азовом.

Яков Вилимович Брюс был на два с лишним года старше царя Петра. И к тому времени, когда Пётр с юношеским азартом предавался под Москвой «марсовым потехам», Яков уже понюхал пороха — он участвовал в двух крымских походах, организованных фаворитом Софьи В.В. Голицыным. Москва, в которую вернулся Брюс, затаилась в предгрозовом ожидании: борьба за царскую корону между Софьей и подросшим Петром достигла кульминации. Неожиданно Пётр уехал из Преображенского в Троице-Сергиеву лавру и стал собирать вокруг себя всех сторонников. Исполнительный Брюс вместе с потешными прибыл в лавру, и с этого момента его судьба оказалась тесно связанной с судьбой русского царя.

Вместе с Петром Брюс воевал под Азовом. Когда Пётр в составе Великого посольства отправился за границу, Яков в 1697 г. прибыл к нему в Амстердам. Брюс привёз составленную им карту земель от Москвы до Малой Азии, которую намеревался отпечатать за границей. Но сам был нездоров: перед отъездом из Москвы в доме князя-кесаря Ф.Ю. Ромодановского он получил сильный ожог руки. Пётр во время длительных отлучек из Москвы передавал князю-кесарю бразды правления, относился к нему с подчёркнутым уважением и в письмах смиренно подписывался: «Всегдашний раб пресветлейшего вашего величества бомбардир Пётр». Но обида Петра на Ромодановского, не уберёгшего его друга, была настолько велика, что в гневе, забыв церемонно-учтивый этикет прежних посланий, он написал: «Зверь! Долго ли тебе людей жечь? И сюды раненые от вас приехали». А насчёт пристрастия Ромодановского к крепким напиткам, на аллегорическом языке именуемым Ивашкой Хмельницким, была недвусмысленная угроза: «Перестань знатца с Ивашкою, быть от него роже драной». Князь-кесарь, грозный глава Тайного приказа, ответил с невозмутимым достоинством: «В твоём же письме написано ко мне, будто я знаюся с Ивашкою Хмельницким: и то, господине, неправда… Неколи мне с Ивашкою знатца, всегда в кровях омываемся; ваше то дело на досуге стало знакомство держать с Ивашкою, а нам недосуг. А что Яков Брюс донёс, будто от меня руку обжёг, и то сделалось пьянством его, а не от меня». Пётр сбавил тон и предпочёл шуткой заключить мировую: «Писано, что Яков Брюс с пьянства своего то сделал; и то правда, только на чьём дворе и при ком? А что в кровях, и от того, чаю, и больше пьёте для страху. А нам подлинно нельзя, потому что непрестанно в ученье».

Брюс тоже прилежно принялся за ученье. Вместе с Петром входя в состав Великого посольства, он посетил Англию. В Лондоне русский царь и Брюс встречались и беседовали с великим Исааком Ньютоном. За границей Брюс изучал математику и организацию артиллерийского дела. Война со Швецией была неизбежной, и Россия нуждалась в обновлённой мощной артиллерии. Это ответственное поручение и было возложено на Брюса.

В 1700 г., стремясь предупредить вторжение шведов в Ижорскую землю, Пётр выслал им навстречу войско под начальством Брюса, носившего уже чин генерал-майора артиллерии. Но неслаженность действий различных ведомств привела к тому, что Яков Вилимович не смог быстро собрать стоявшие в разных местах полки. В кабинетных делах Петра сохранилась запись: «28 июля 1700 посланы из Москвы Яков Брюс, Иван Чамберс, Василий Корчмин до Новгорода наскоро. Они поспели в Новгород в 15 дней, за что гнев восприял от его величества Яков Брюс и от команды ему отказано».

Однако царская опала не была продолжительной. Дальнейшие события и особенно поражение под Нарвой показали, что не только Брюс, но и всё русское войско ещё не готово было противостоять шведской армии. В 1701 г. Брюса направили в Новгород вместо новгородского воеводы князя И.Ю. Трубецкого, взятого в плен под Нарвой.

Яков Вилимович спешно принялся укреплять город, строить пушечный двор, изготавливать снаряды, обучать пушкарей. Под Нарвой русские потеряли почти всю артиллерию. Царь приказал часть церковных колоколов срочно перелить на пушки. Но думный дьяк А.А. Виниус, надзиравший за этими работами, с патриархальной неторопливостью больше обещал, чем делал, оправдываясь нерадением мастеровых. «В деле артиллерии, — писал он Петру, — много трудности: пущая остановка, Государь, от пьянства мастеровых, которых ни ласкою, ни битьём от той страсти отучить невозможно». Встревоженный царь почти умолял Виниуса: «Ради Бога, поспешайте артиллериею, как возможно; время, яко смерть».

Русская армия начала новое наступление. Брюс, не успев обжиться в Новгороде, кочевал со своими пушками по военным дорогам. В 1702 г. при его участии был взят Шлиссельбург, потом другие крепости, занятые шведами. Готовясь к осаде Нарвы, Пётр сетовал в письме к Ромодановскому, что не хватает пушек и артиллерийской прислуги: «От чего нам здесь великая остановка делу нашему будет, без чего и починать нельзя, о чём я сам многажды говорил Виниусу, который отпотчивал меня „московским тотчасом“. О чём изволь его допросить: для чего так делается такое главное дело с таким небрежением?» Виниус был смещён, и в 1704 г. Приказ артиллерии возглавил Брюс в звании генерал-фельдцейхмейстера. Под его началом были открыты навигацкая, артиллерийская и инженерная школы.

Письма Якова Вилимовича почти не раскрывают его личной жизни, это деловые сообщения о количестве пушек и артиллерийских припасов, о выполненных царских поручениях и т. д. Казалось, личной жизни у него не было вовсе, все его помыслы и старания посвящены служению России. И всё-таки этот суровый, замкнутый человек знал увлечения и волнения, понятные немногим: он был страстным коллекционером. Брюс собирал картины, древние монеты и редкие минералы, гербарии. Он владел несколькими языками и имел богатейшую по тем временам библиотеку. О широте научных познаний и интересов Брюса говорят его книги — по математике, физике, химии, астрономии, медицине, ботанике, истории, искусству и т. д. Но особенно гордился Яков Вилимович домашней кунсткамерой — собранием различных раритетов и «курьёзов».

В описи кабинета, составленной после его смерти, значатся, например, такие вещи: «зеркало кругловитое небольшое, в котором кажет большое лицо»; «раковин разных больших и малых 99»; «туфли китайские плетёные из травы»; «гриб каменный»; «тыква индейская»; «кость мамонтовой головы»; «янтари, в которых есть мушки»; коробочка с «маленькой натуральной змейкой» и тому подобные диковины. Некоторым предметам чиновники даже не могли дать определение и писали просто: «некакой фрукт продолговатый», «два мячика некакого фрукта»… Недаром французский посланник Кампредон, советуя в 1721 г. своему правительству, каким образом завоевать расположение Брюса, подчёркивал, что Яков Вилимович не из тех, кого можно подкупить деньгами, и предлагал использовать его собирательский азарт: «Его королевское величество доставил бы ему большое удовольствие, если бы подарил ему гравированное по приказанию покойного короля собрание эстампов королевских дворцов».

В 1697 г. предприимчивый устюжский мужик В.В. Атласов был послан обследовать камчатские земли. Вернувшись в Москву, он привёз с собой маленького желтокожего человека. Атласов забрал его у камчадалов, которые поведали любопытную историю. Года два назад к их берегу прибил большую лодку с незнакомыми людьми. Непривычные к суровому быту и скудной еде камчадалов, чужеземцы быстро умирали. Остался лишь один. В отчёте, составленном в 1701 г., Атласов отмечал: «А нравом тот полонёник гораздо вежлив и разумен». Когда пленник увидел русских землепроходцев, в которых чувствовалась принадлежность к цивилизованному миру, то «зело плакал» от радости. Чужеземец успешно осваивал русский язык. В Москве удалось наконец выяснить, что это — японец. Он был первым японцем, которого увидела Россия. И даже официальные чины не вполне представляли, где находится его страна и что за люди там живут. Атласов в отчёте именовал его «индейцем». В бумагах же Приказа артиллерии его назвали и того хитрее: «Апонского государства татарин именем Денбей».

А энергичный Пётр уже строил далеко идущие планы. Передав Денбея под опеку Приказа артиллерии, царь повелел: «А как он, Денбей, русскому языку и грамоте изучится, и ему, Денбею, учить своему японскому языку и грамоте робят человек 4 или 5». Насчёт вероисповедания Пётр распорядился Денбея не притеснять: «А о крещении в православную христианскую веру дать ему, иноземцу, на волю и его, иноземца, утешать и говорить ему: как он русскому языку и грамоте навыкнет и русских робят своему языку и грамоте научит — и его отпустят в Японскую землю». Но скорее всего Денбею так и не удалось вернуться к родным берегам. Известно, что он со временем крестился под именем Гавриила, а школа переводчиков с японского действовала в Москве до 1739 г.

Брюс, который в качестве главы Приказа артиллерии опекал и «утешал» Денбея, начал грезить Японией. Брауншвейгский резидент в России Ф.-Х. Бебер в своих «Записках» рассказывает, что Брюс мечтал найти путь из России в Японию и послал экспедицию, которая отчалила от дальневосточного побережья на поиски этой неведомой земли, но в бурю погибла. Ещё Вебер сообщал:

«У сего Брюса был кабинет китайских редкостей, и он очень сожалел, что невозможно никак приобрести точных сведений о положении и особенностях Китайского государства, потому что наряжаемые туда посольства и все русские купцы не имеют права оставаться там долее 3 или самое большее 4 месяцев».

Пётр, ценивший разносторонние научные познания Брюса, в 1706 г. передал в его ведение Московскую гражданскую типографию. Отсюда вышел первый календарь, получивший в народе название «Брюсова календаря». На самом деле составителем календаря был В.А. Киприанов, а Брюс только курировал его работу. Киприанов — это тоже незаурядная личность. Житель московской ремесленной слободы Кадаши, торговец, поставлявший в Оружейную палату свечной товар, Киприанов в то же время увлекался математикой, изучил навигацию, владел иностранными языками, освоил искусство гравирования, интересовался астрологией. Он составлял карты и учебные пособия, написал сочинение «Планетик», посвятив его царю Петру и царевичу Алексею. Как считают исследователи, «Планетик» и подал Петру идею выпустить общедоступный календарь. Источниками для календаря стали древнерусские отречённые книги — громовники, колядники и другие — и западноевропейская астрология. По гадательным таблицам календаря можно было получить предсказание на любой день любого года, что обеспечило календарю большую популярность не только в XVIII столетии, но и в XIX.

Россия в Петровскую пору беспрестанно воевала, и Брюс, руководивший артиллерией, прошёл все военные кампании. Во время Полтавской битвы его орудия мощным огнём весьма способствовали победе русской армии, за что Яков Вилимович получил орден Андрея Первозванного. Английский посол Ч. Витворт в 1709 г. сообщал, что Брюса высоко ценят при русском дворе: «Он очень хорош и с царём, и с князем Меншиковым». Дружбы Брюса искал фельдмаршал Б.П. Шереметев, писавший: «Паки прошу: не оставь меня в любви своей и не чини меня забвенна…»

Пётр давал Брюсу и весьма деликатные поручения: поиск в Европе умов и талантов, которые могли бы послужить процветанию России. В 1711 г. царь отправил его в Берлин «для найму мастеровых люд ей знатных художеств, которые у нас потребны». Вполне доверяя широким познаниям и деловой экономности Брюса, царь в сопроводительной грамоте писал: «И что он, генерал наш, им в контрактах обещает и заключит, то от нас всё сдержано будет без умаления». В 1712 г. Пётр в письмах к Брюсу то просит навести справки об одном из немецких архитекторов и при благоприятном результате заключить с ним контракт, то поручает найти мастера редкой перспективной живописи, то переманить в русскую службу искусного садовника, устраивавшего королевские парки. Занимался Яков Вилимович и покупкой инструментов для научных и мореходных целей. Приобретал художественные произведения и редкости для царского собрания. Во время таких поездок он познакомился с немецким учёным Г. Лейбницем и потом вёл с ним переписку.

Учредив Сенат, Пётр назначил в него и Брюса, сделав его в 1717 г президентом Берг- и Мануфактур-коллегий. Теперь в ведении Брюса было развитие горнодобывающей промышленности и заводского дела в России. Однако в это же время он продолжал совершенствовать русскую артиллерию, пообещав царю, что сможет добиться большей скорострельности орудий. Обрадованный Пётр отвечал: «Ежели сие сыщете, то великое дело будет, за которую вашу прилежность зело благодарствую». В том же 1717 г. Брюсу пришлось стать дипломатом, на которого Пётр возложил ответственную миссию. Вместе с А.И. Остерманом он отправился на Аландский конгресс для выработки условий заключения мира со Швецией.

Смерть шведского короля Карла XII прервала переговоры. Но в 1721 г. они возобновились. Тонкая изворотливость Остермана и непоколебимая твёрдость Брюса удачно дополняли друг друга, а энергичная напористость, с которой русские посланники отстаивали интересы России, приводила в замешательство иностранных резидентов. Брюс и Остерман с честью выполнили возложенное на них поручение. По условиям Ништадтского мира к России отошли Лифляндия, Эстляндия, Ингерманландия, часть Карелии и Моонзундские острова. Пётр, получив известие о таком окончании переговоров, был так доволен, что даже сбивчивый тон ответного письма передавал его волнение: «Нечаемая так скорая ведомость нас и всех зело обрадовала ‹…› понеже трактат так вашими трудами сделан — хотя б написав нам и только бы для подписи послать шведам — более бы того учинить нечего, за что вам зело благодарствуем; и что славное в свете сие дело ваше никогда забвению продатися не может, а особливо николи наша Россия такого полезного мира не получала».

Брюс был возведён в графское достоинство и получил в награду 500 крестьянских дворов. В.Н. Татищев утверждал, что Пётр, желая придать Брюсу более значительности на переговорах, намеревался сделать его действительным тайным советником. Это второй после канцлера чин «Табели о рангах». Но честный и щепетильный Брюс отказался и «сам его величеству представлял, что хотя он подданой, но иноверец, оный чин ему неприличен и может впредь его величеству подать причину к сожалению».

Камер-юнкер Ф.-В. Берхгольц, прибывший в Россию в свите герцога Голштинского, отмечал в своём дневнике, что русский царь оказывал Брюсу особенное расположение. Так, на свадьбе дочери И. Мусина-Пушкина в 1721 г. Пётр «сидел недалеко от входных дверей, но так, что мог видеть танцевавших, около него сидели все вельможи, но его величество большею частью разговаривал с генерал-фельдцейхмейстером Брюсом, сидевшим подле него с левой стороны». Брюс был не только верным исполнителем державных замыслов Петра, но и принимал участие в его семейных делах. Пётр поручил Якову Вилимовичу регулярно посещать царевича Алексея, очевидно, надеясь, что беседы умного и широкообразованного человека повлияют на непутёвого наследника. При дворе царевича состояла и супруга Брюса Мария Андреевна (Маргарита Мантойфель). Заметим, что под смертным приговором Алексею Брюс свою подпись не поставил.

Весной 1723 г. Пётр праздновал очередную годовщину бракосочетания с Екатериной. Яков Вилимович, распоряжаясь торжествами, устроил в Петербурге грандиозную процессию кораблей, поставленных на полозья и запряжённых лошадьми. Кампредон рассказывал: «Царь ехал на 30-пушечном фрегате, вполне оснащённом и с распущенными парусами. Впереди в шлюпке в виде бригантина с трубами и литаврами на носовой части оного ехал распорядитель праздника, главный начальник артиллерии граф Брюс». В 1724 г. во время коронации Екатерины Брюс нёс перед ней императорскую корону, а супруга Брюса была в числе пяти статс-дам, поддерживавших шлейф Екатерины. А в следующем году Брюсу пришлось в последний раз служить своему державному другу — он был главным распорядителем на похоронах Петра I.

Екатерина I, утвердившись на русском престоле, не забыла заслуг Брюса, наградила его орденом Александра Невского. Но увидев, как «птенцы гнезда Петрова», прежде дружно служившие русскому государству, начали враждовать, делить почести и сферы влияния при дворе Екатерины, Брюс в 1726 г. предпочёл удалиться в отставку в чине генерал-фельдмаршала. В 1727 г. он купил у А.Г. Долгорукого подмосковное имение Глинки, разбил регулярный парк, выстроил дом с обсерваторией и безвыездно уединился в имении, занимаясь любимыми науками. Он увлёкся медициной и оказывал помощь окрестным жителям, составляя лекарства из трав. Брюс скончался в 1735 г., немного не дожив до 66 лет. Детей у него не было. Испанский посол де Лириа писал о нём:

«Одарённый большими способностями, он хорошо знал своё дело и Русскую землю, а неукоризненным ни в чём поведением он заслужил общую к себе любовь и уважение».

Однако со временем в памяти народной упрочился иной образ Брюса — колдуна и чернокнижника. Повод для подобных подозрений Брюс подал ещё в молодости. В конце XVII в. в Москве была построена Сухарева башня, и москвичи с суеверным страхом стали замечать, что время от времени ночной порой в верхних окнах башни мерцал таинственно свет. Это друг царя Ф.Я. Лефорт собирал «Нептуново общество», увлекавшееся, по слухам, астрологией и магией. В общество входили ещё восемь человек и среди них — сам любознательный царь, неразлучный с ним Меншиков и Яков Брюс.

Тяготение к тайноведению у Брюса было, можно сказать, наследственным. Его предок шотландский король Роберт Брюс в XIV в. основал Орден святого Андрея, объединивший шотландских тамплиеров. По преданию, Яков Брюс после смерти Лефорта возглавил «Нептуново общество». Кроме того, на Сухаревой башне он занимался астрономическими наблюдениями. Репутация «звездочёта» и глубокие научные познания Брюса порождали среди обывателей фантастические легенды. Как рассказывал П.И. Богатырёв в очерках «Московская старина», москвичи уверились, «будто у Брюса была такая книга, которая открывала ему все тайны, и он мог посредством этой книги узнать, что находится на любом месте в земле, мог сказать, у кого что где спрятано… Книгу эту достать нельзя: она никому в руки не даётся и находится в таинственной комнате, куда никто не решается войти».

Основой для подобных преданий могли послужить реальные факты. Чиновники, составлявшие опись кабинета Брюса, нашли там немало необычных книг, например: «Философия мистика на немецком языке», «Небо новое на русском языке» — так обозначено в описи. Была и вовсе загадочная книга, состоявшая из семи деревянных дощечек с вырезанным на них непонятным текстом. Народная же молва утверждала, будто магическая Брюсова книга принадлежала некогда премудрому царю Соломону. И Брюс, не желая, чтобы она после его смерти попала в чужие руки, замуровал её в стене Сухаревой башни. А после того как башня была разрушена, стали поговаривать, что случилось это неспроста и виной всему — могучие и опасные чары, заключавшиеся в Брюсовой книге. Да и саму смерть Брюса порой приписывали его магическим экспериментам.

Во второй половине XIX в. М.Б. Чистяков записал рассказы крестьян из села Чернышино Калужской губернии, принадлежавшего когда-то Брюсу. Крестьяне говорили, что хозяин села был царским «арихметчиком», знал, сколько звёзд на небе и сколько раз колесо повернётся, пока до Киева повозка доедет. Взглянув на рассыпанный перед ним горох, он мог сразу назвать точное количество горошин: «Да мало ль ещё, что знал этот Брюс: он знал все травы этакие тайные и камни чудные, составы разные из них делал, воду даже живую произвёл…»

Решив испробовать чудо оживления и омоложения на себе самом, Брюс будто бы повелел верному слуге разрубить себя на части мечом и потом поливать «живой водой». Но для этого нужен был долгий срок, а тут царь некстати хватился своего «арихметчика». Пришлось слуге во всём сознаться и показать тело господина: «Глядят — тело Брюсово уж совсем срослось и ран не видно; он раскинул руки, как сонный, уже дышит, и румянец играет в лице». Возмутился духом православный царь, сказал с гневом: «Это нечистое дело!» И повелел похоронить чародея в земле на веки вечные.

В качестве мага и чернокнижника Брюс фигурирует и в сочинениях русских романтиков: в повести В.Ф. Одоевского «Саламандра», в незавершённом романе И.И. Лажечникова «Колдун на Сухаревой башне».

Новая реальность XX в. вносила в легенды о Брюсе свои коррективы. Утверждали, будто он не умер, а создал воздушный корабль и улетел на нём неведомо куда. Царь же повелел книги его замуровать в Сухаревой башне, а все снадобья — сжечь. Таким образом разрастался и варьировал целый свод сказаний, в котором Брюс представал чем-то вроде русского Фауста.

В судьбе Брюса действительно есть что-то загадочное. Неясно, где и как сын служилого дворянина, на четырнадцатом году записанный в «потешные», сумел получить такое блестящее образование, которое позволило ему затем овладеть глубокими познаниями в самых различных областях науки? Непроницаемыми для постороннего взгляда остались его внутренний мир и домашняя жизнь, особенно в последние годы, проведённые почти в отшельническом уединении. Брюс несомненно проявлял интерес к тайноведению.

«Судя по некоторым данным, Яков Вилимович обладал скорее скептическим, чем мистическим складом ума, — пишет по этому поводу кандидат филологических наук И. Грачёва. — По свидетельству одного из современников, Брюс не верил ничему сверхъестественному». И когда Пётр показывал ему нетленные мощи святых угодников в новгородской Софии, Брюс «относил сие к климату, к свойству земли, в которой прежде погребены были, к бальзамированию телес и к воздержанной жизни…»

Но по иронии судьбы само имя Брюса впоследствии стало ассоциироваться с чем-то таинственным и сверхъестественным. В начале XX в. кирха в бывшей Немецкой слободе, где похоронили Брюса, была уничтожена, а останки графа передали в лабораторию М.М. Герасимова. Но они бесследно исчезли. Сохранились лишь отреставрированные кафтан и камзол Брюса, они — в фондах Государственного Исторического музея. Зато возникли слухи о привидении Брюса, будто бы посещавшем свой дом в Глинках.

Недавно в бывшей брюсовской усадьбе с помощью местных краеведов открыли музей. Его деятельность несомненно поможет прояснить немало «белых пятен» в биографии одного из самых видных сподвижников Петра I.