12 ульев, или Легенда о Тампуке

Глава 42 ЖАДНОСТЬ ПОРОЖДАЕТ БЕДНОСТЬ

Два автобуса СОБРа с разных сторон въехали на Курскую улицу в одиннадцать часов. В одиннадцать десять во дворе дома номер двадцать пять появился неприметный «Москвич». Он припарковался поодаль от подъезда, в котором находилась квартира Паука. В машине сидели двое. Водитель — невзрачный мужичок с лицом типичного пролетария — и капитан милиции Альберт Степанович Потрошилов. В бардачке перед ним лежала включенная рация. Из нее постоянно доносилось потрескивание, а временами — голос командира группы захвата, засорявший эфир последним инструктажем на доходчивом и энергичном русском языке.

Алик прикурил шестнадцатую за утро сигарету «Прима».

— Потрошилов, ты будку, е... видишь? — прохрипела рация.

— Первый на связи, — с укоризной намекая на секретность, ответил Альберт Степанович. — Какую?

— ...ля! Ноль... первый! Разуй глаза! — ехидно рявкнул густой бас из бардачка. — За кустами, на туалет похожа!

— Вас понял, Второй. Вижу.

— Вдруг связь пропадет, пополам ее маму! Махнешь рукой в окно... Третьему. Чтоб оттуда было видно!

— А кто Третий? — озадаченно спросил Алик, теряя четкость интонаций.

— Рядом с Четвертым ...ля! «Сокол», «Сокол», я «Песец». Как понял? Короче маши граблями. Мы тут разберемся. Отбой.

— Есть! — четко, по-военному, сказал Алик.

— Охудеть можно... — озадаченно пробормотала рация и стихла.

Водитель «Москвича» зашелся в приступе натужного истеричного кашля. Потрошилов глубоко затянулся, окутываясь облаком нестерпимо вонючего дыма. Заранее протертые окна зорко блестели, обеспечивая стопроцентный обзор оперативного простора. Он тихо нервничал, иногда незаметно, но громко покусывая ногти. Чего ему стоила организация засады с привлечением СОБРа, знали только Господь Бог и мама. Первому с высоты грязно-серых небес было все равно, чем закончится дело. Вторая, пытаясь отвлечься от переживаний, остервенело молола в мясорубке фарш для пельменей. Адреса, по которому должны были произойти главные события в этом запутанном деле, Алик ей не назвал принципиально, опасаясь непредсказуемого всплеска маминой активности. Он сидел, плотно сжав коленями ладони, дрожа и потея. В ушах героического капитана звучал голос начальника отделения, утомленного противонаркотической активностью подчиненного:

— Обосрешься на этот раз — вышибу из органов к ядреной матери!

В успехе операции Альберт Степанович сомневался. Поэтому во все четыре глаза наблюдал за подъездом, боясь пропустить человека с партией наркотиков.

Около полудня во двор начали въезжать машины. Первым появился джип, неуместный в большом загаженном собаками и аборигенами дворе, как космический корабль на помойке. Из него вышли крепкие респектабельные мужчины в кожаных куртках. В отличие от стереотипных обладателей внедорожников, они не сверкали украшениями, как новогодние елки, и в разговоре почти не пользовались растопыренными пальцами.

По прибытии мужчины рассредоточились по двору, рассматривая скудные местные достопримечательности, Под пристальным взглядом одного из «туристов» Потрошилов взмок от волнения. Очки сразу запотели, и он снял их, чтобы протереть. Ближайший к ним мужчина из джипа подошел почти вплотную. Алик поспешно напустил на лицо скучающий вид. Альберт Степанович без очков на плюс восемь мог навеять разве что жалость, но уж никак не подозрения. Разведчик прошел мимо, автоматически исключив лохов в «Москвиче» из числа нуждающихся в проверке. А зря. Как только его спина скрылась из вида, Потрошилов достал рацию. Согнувшись до пола, он тихо и зловеще сказал:

— Готовность номер один.

— Звук включи, — посоветовал водитель, продолжая слежку.

Алик нацепил очки и послушно повернул ручку.

— ...шарятся! ...ать их мать! Пока никого не трогать! — прохрипел голос командира группы захвата.

Услышав о готовности номер один, он на секунду замолк, потом рявкнул:

— Да уж не слепой, ...ля!

Следом за джипом во двор въехали микроавтобус с тонированными стеклами и «мерседес». Из микроавтобуса никто не вышел. Но за непроницаемой чернотой окошек ощущалось чье-то незримое и грозное присутствие.

Передняя дверца «мерседеса» открылась, и к подъезду направился джентльмен в кожаном пальто. Без головного убора, но в перчатках. Он подошел к дверям и нажал кнопки кодового замка, после чего обернулся и помахал рукой в сторону джипа. Оттуда тотчас появилась нога в гипсе, потом вторая, в обычном зимнем ботинке, и только после этого черная голова в широкополой шляпе.

«Негр — курьер и пароль одновременно», — вспомнил Потрошилов слова Профессора. Пока все шло по плану. Оставалось дождаться появления «товара».

— Готовность номер два! — заговорщицки шепнул он в недра бардачка.

— Е... Двадцать два! Мои на местах. Только чирикни, и им всем — звездец!..

Квартира номер три располагалась на втором этаже. На лестничной площадке Артур Александрович остановился, с любопытством разглядывая порванный в некоторых местах дермантин обивки. Рука его легла на плечо негра:

— Ну что, Нельсон Мандела, на свободу с чистой совестью?

Ответить Мананга не успел. Им открыли, не дожидаясь звонка. Женский голос из полумрака сказал:

— Проходите.

Перед тем как шагнуть в квартиру, Мозг потрогал засунутый за пояс пистолет. Тяжелый холод металла, вопреки расхожему мнению, уверенности не придал. Тем более, что умом Кнабаух понимал — против такого профессионала, как Витя-Хана, его навыки во владении оружием явно несостоятельны.

Дверь за ними закрылась почти бесшумно, и гости оказались в полумраке прихожей. После яркого дневного света Артур Александрович не сразу рассмотрел, куда попал. Пришлось несколько раз моргнуть, привыкая к тусклому освещению. Когда же окружающее предстало перед ними во всей красе, Мозг оцепенел. Вокруг была самая настоящая... тюрьма! Свет исходил от тусклой лампочки на потолке, спрятанной в зарешеченный плафон. Серые стены, кафельный пол и железные табуреты не оставляли никаких сомнений. В двери напротив было проделано забранное решеткой окошко. За спиной звякнули ключи и лязгнул засов, отсекая яркий внешний мир от местного сумрака.

Панический страх перед тюрьмой всколыхнулся в глубине подсознания и, подобно цунами, захлестнул Мозга, заставив зажмуриться. Ступор был полным и длился несколько секунд. Из оцепенения Артура Александровича вывел громкий вскрик: «Мама!» — и топот загипсованной ноги по гулкому кафелю. Он открыл глаза и тут же пожалел. Прямо перед ним стояла женщина в форме надзирателя. Во всяком случае именно такими эти страшные люди представлялись ему в ночных кошмарах. На шее у нее висел негр, заливисто хохоча, и радостно вопил:

— Как уаше доровье?!

Борясь с накатившим ощущением нереальности происходящего, Мозг, ничего не соображая, смотрел, как чернокожий парень обнимает женщину-надзирателя. Пытаясь сохранить остатки здравого смысла, он иронично пробормотал:

— У белой женщины — черный ребенок, господа!..

Это была последняя попытка отнестись к увиденному критично. В следующую секунду по психике Кнабауха был нанесен сокрушительный удар.

— Мишка! Донор! Ты как на хату входишь? — хрипло прозвучало где-то рядом.

Услышав знакомый голос, Артур Александрович поднял глаза. В его голове тихо зазвенели колокольчики, а сердце прыгнуло куда-то в горло — и там застряло. Прямо перед ним за столом в полосатой тюремной робе сидел Паук собственной персоной! Он преспокойно закусывал «Столичную» соленым огурцом. Судя по энергичному хрусту, кляпа во рту у него не было. Наручников на руках тоже не наблюдалось. В ужасе, собираясь закричать, Артур Александрович покрутил головой. И тут ему бросилось в глаза лицо второго человека, сидящего рядом с паханом.

Мозг со свистом втянул воздух, пытаясь одновременно ущипнуть себя за ухо. Стало больно, но кошмар не исчез. Лицом к нему, возглавляя застолье, восседал сам Витя-Хана, в белом халате и колпаке. Перед ним стояла бутыль темного стекла с надписью: «Спирт». Стол был заставлен консервными банками с тушенкой, которую Витя отправлял в рот прямо с ножа.

Кнабаух попятился. Стены тюрьмы вдруг надвинулись, норовя задушить и расплющить. Пол под ногами закачался, пытаясь свалить на ледяной кафель. Продолжая отступать, Мозг уперся спиной в дверь. Дороги назад не было.

Третий участник застолья сидел спиной. Он даже не повернул головы. В поле зрения попадал только его крепкий, хорошо постриженный затылок над милицейским кителем. В отличие от остальных, он пил пиво, сдувая пену прямо на пол.

Тем временем негр, улыбнувшись «маме» еще раз, сделал шаг вперед и представился:

— Общий привьет! Я Донор. По жизньи — мужьик. Из чьерных.

Сидевшие за столом солидно кивнули. Мозг мог бы поклясться, что в глазах Паука светилась гордость.

— Подогрев в общак принес? — с напускной строгостью спросил пахан. — Не забыл, с тебя ответка?

Мананга рванул на груди пальто, расстегивая пуговицы:

— Вьек воли не видать, повязали псы, всье помыли до копья! — Его кипящий от негодования взгляд упал на Мозга.

— Лады. Не кипешись, — успокоил его Паук и угрожающе добавил:

— С них мы еще спросим.

Кнабаух начал потихоньку оседать на пол. Все настолько противоречило здравому смыслу, что никакого объяснения происходящему просто не приходило в голову. Только одна мысль билась о стенки черепа рикошетирующей пулей, разрушая любые логические построения: «Тюрь-ма, тюрь-ма, тюрь-ма...» Сам того не замечая, Артур Александрович начал потихоньку подвывать, стуча зубами.

— Что с этим козлом делать будем?

Паузы между словами не было. Не было и эмоций в равнодушном голосе пахана. От этого Мозгу стало вдвойне страшно. Медленно обернулся человек в милицейской форме. Артур Александрович вздрогнул всем телом, закатывая глаза. Руки его бессильно поскребли железную дверь за спиной, в попытке нащупать засов, и безвольно повисли вдоль тела. На него в упор смотрел Жернавков, еще вчера уверявший, что забрать Паука — детская прогулка и мероприятие абсолютно безопасное...

Хищно оскалившись, особист вперил взгляд в переносицу Мозгу. Очевидно, результат осмотра его не удовлетворил. Сморщившись, он отхлебнул пива и задушевно предложил мягким, вкрадчивым голосом:

— Может, его посадить?

Артур Александрович отрицательно мотнул головой, хотя вопрос явно был адресован не ему.

— А что? Хорошая школа! — уверенно кивнул Мананга, жуя тушенку. Говорить сквозь набитый рот было неудобно, и ему пришлось отпить немного пива из кружки Жернавкова.

— Ага, посадить! — рявкнул Паук. — Очком на бутылку, а потом на перо! Чтобы знал, на кого батон крошить, чушок помойный, шелупонь гнилая!

Пахан начал подниматься, нащупывая на столе нож или, на худой конец, вилку.

Мозг собрал остатки воли в кулак и заявил, вжимаясь в дверь:

— Это беспредел... — может, он и развил бы мысль, находя в собственных словах опору блуждающему сознанию, но прожевавший Мишка-Донор рыкнул:

— Паст заклопни, пока пахан базарит!

Паук уже вылезал из-за стола, с пеной на губах шепча с жутким присвистом:

— Амбец тебе, козел!..

— Теньков, сидеть! — раздался громкий окрик, резкий, как щелчок кнута.

В женском голосе было столько силы, что авторитет осекся на полуслове, машинально вернувшись на свое место. Женщина в форме подошла к столу, положив руки на плечи негру.

— Перестаньте потеть, идиот! Никто вас не съест. — Она сделала паузу, слегка скосив взгляд на притихшего авторитета, и добавила так же безразлично:

— Во всяком случае в ближайшие полчаса.

Запинаясь, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта, Кнабаух спросил:

— Вы... к-кто?

Жернавков усмехнулся:

— Это, голубчик, и есть Витя-Хана или, если хочешь, Виктория Борисовна Ханина.

Кнабаух широко раскрыл рот, да так и остался стоять, не в силах сказать ни слова. А Владимир Федорович продолжил с издевкой:

— Пораскинь мозгами, Мозг. Может, дойдет. Надо тебя в камеру кинуть. Ты же меня женой и дочкой пугал? Припишем изнасилование, поместим к уголовникам... Так сказать, разрушим преступный замысел на корню.

— Слышь, Мозг недоделанный, — подал голос Паук. — Маляву подкину — отхарят кодлой, чтоб на мое очко не целил, фраер!

— Да, батенька, вы определенно садист, — с упреком заметил Файнберг. — Убить человека хроническим кровотечением из такого места — это изрядное извращение!

— Козел опарафиненный! — сквозь хруст огурца заявил Мананга.

— Я сказала — ша! — Хана отошла от стола, бесшумно ступая по кафелю. — Если бы вас, Теньков, не спрятали с его помощью в больницу, мы бы никогда не продали последнюю тонну товара в Германию. Так что, в принципе, молодой человек, вообще, способный. — Хана изобразила доброжелательную улыбку, больше похожую на зевок анаконды.

И тут до Кнабауха дошло, что сейчас решается его судьба. Причем, похоже, от него самого ничего не зависело. Артур Александрович встрепенулся, напряг голос:

— Да кто вы, собственно, такие?! — Кнабаух потянул потной рукой из-за пояса скользкую рукоятку пистолета, срывая ногти.

— Замри! — Вдруг произнес голос в самое ухо. — Пальцы откушу!

Хана сжала ему руку около локтя, отчего жгучая боль прострелила все предплечье. Кисть разжалась сама собой. Мозг шарахнулся в сторону, продолжая лихорадочно шептать:

— Да кто вы такие?

Он встряхивал головой, отгоняя липкий ужас. Все вокруг было настоящим и нереальным одновременно. От такой двойственности у него пол уходил из-под ног и мутилось в глазах.

Мананга закончил жевать и строго прикрикнул на странного белого человека, задающего дурацкие вопросы не «по понятиям»:

— Закона не знаешь! Сам обзовись!

— Браво! — буркнул Жернавков.

От неожиданности Кнабаух замер, перестав качаться, и, сам того не желая, представился:

— Мозг, — и немного погодя, прошептал надтреснутым осипшим голосом, — похоже, из... не знаю.

— Похоже, — легко согласилась Хана. — Иди-ка сюда.

Она взяла его под локоть:

— Понимаешь, все твои «важные» дела — дешевое хулиганство. Кто мы? Смотри...

Дверь с зарешеченным окошком легко распахнулась от резкого толчка, пропуская обоих. Далеко пройти они не смогли. От порога начинались аккуратные ряды заполненных белым порошком полиэтиленовых мешков, плотно стоящих до противоположной стены.

Остальные продолжали сидеть за столом, что-то обсуждая вполголоса. Только Жернавков скосил глаз, провожая пронзительным взглядом каждое движение Кнабауха.

— Мы, дружок, — все!.. МВД, ФСБ, промышленность, криминал. Понял?

Мозг повел плечами, страшась озвучить догадку, но не сдержался:

— Это?..

— Героин. Промышленного производства, — спокойно подтвердила Хана, снова закрывая дверь. — Это тебе не ларьки трясти.

Наркотиков в комнате было на миллиарды долларов. Факт настолько потряс Мозга, что он едва дошел до стола и безвольной куклой плюхнулся на табурет.

— Ну что, допер, в чем дело, лох чилийский?! — гаркнул ему на ухо Жернавков. — Мы тут с тобой малость поиграли в жмурки. Понимаешь, ему надо было встретиться с негром, — Владимир Федорович махнул рукой в сторону Паука, — а заодно и выйти на время из игры. Вот и пришлось через тебя гнать туфту.

Все заулыбались, искренне радуясь удачно проведенной операции. Кнабаух покорно кивнул головой, готовый согласиться с чем угодно. Он вспомнил, как врачи в больнице беспрекословно шли ему навстречу, регулярно докладывая об ухудшении здоровья Паука. Как особист разыгрывал из себя простачка, подсовывая ему то профессора, то негра... Его, Артура Александровича Кнабауха, использовали как дешевую вокзальную проститутку, сделав вдобавок посмешищем! Он окончательно впал в транс.

Под кружку теплой водки деморализованный Мозг охотно согласился сотрудничать, закусив соленым огурцом. С трудом проглотив кусок застывшей тушенки, он попытался хоть как-то связать маскарад присутствующих с огромными деньгами, но концы с концами не сходились. Его бросало то в жар, то в холод, лица окружающих расплывались и двоились.

— Сомлел, — констатировала Хана, чудесным образом оказавшаяся женщиной.

От энергичных хлопков по щекам Мозг немного пришел в себя.

— Ему надо на воздух, — авторитетно заявил Файнберг, поднимаясь с места.

— И то верно, — согласился Жернавков, под мышки приподнимая Кнабауха из-за стола. — Давай-ка сам, ножками.

Артура Александровича немного качнуло....

— Да, кстати, Артурчик. Ты ведь на машине? — Хана улыбнулась ему как старому другу.

Кнабаух кивнул.

— Поможешь профессору.

— Чем? — Артур Александрович оторопело огляделся, решая, как он, маленький человек, может помочь этим монстрам.

Хана понимающе похлопала его по плечу.

— Нужно завезти покупателю два мешка. Профессор старенький, может не сдюжить. Вот ты и поможешь, — Хана холодно посмотрела на Кнабауха. — Ведь ты теперь с нами?

Мозг на мгновение собрался с силами, пытаясь понять, чего от него хотят. Все в комнате замерли, дожидаясь его ответа. Пауза висела тяжелой каменной глыбой над отменно причесанной головой Кнабауха.

— Это как? — выдавил Артур Александрович, прикинув цену двух мешков героина.

— Мелочь. — Хана потянула его за рукав в комнату с наркотиками. — Деньги уже поступили. Долю свою получишь.

На полдороге Мозг остановился.

— А как он меня узнает?

— Кто? — поднял голову Файнберг, думая о Потрошилове.

— Покупатель ваш.

— С вами будет профессор. Для начала поработаете грузчиком. Познакомитесь с людьми, себя покажете.

— Что я должен делать?

— Пойдемте, я покажу, — вежливо сказал Файнберг.

В сопровождении Ханы они двинулись к комнате с мешками.

Дружный вздох облегчения провожал Мозга легким ветерком.

Кнабаух уходил. Паук продолжал сидеть за столом в расстегнутой на груди робе. Напротив него Жернавков вырезал на краю стола: "Вова

Вова = тюрьма". Закончив, Владимир Федорович полюбовался делом рук своих. Эстетически надпись получилась идеально — буква к букве. А вот смысловое содержание требовало корректировки. Он снова взял нож и добавил вопросительный знак. Настольная мудрость обрела шекспировскую недоговоренность и в то же время — стилистическое изящество. Жернавков довольно хмыкнул и пошел провожать Кнабауха с героином.