Волонтеры
Серж Марко
Украинский волонтер, блоггер. О себе говорит так: «Немножно блогер, немножко диванный, немного военный, в общем укроп типичный».
Волонтеры
Глава первая
Денис хмуро смотрел на видавший виды Nissan Terrano, пальцем отковыривая куски ржавчины с крыла. С каждым осыпавшимся куском крыло уменьшалось, так как в основном и состояло из ржавчины, которую каким-то чудом держала воедино поблекшая краска. Каждый отпавший кусок сильно нервировал перевозчика, а заодно и собственника авто. Но Денис, не обращая на это внимания, флегматично отковыривал ржавчину, тем самым потихоньку делая из «ниссана» аналог облегченного багги. Действие происходило на СТО, машина стояла на яме, из которой периодически доносились маты механика, смотревшего ходовую потрепанного внедорожника.
— Две с половиной тысячи за него не дам, — в который раз флегматично сказал Денис. — Меня люди не поймут, если я за эту рухлядь отдам такие деньги. Тысяча восемьсот.
— Слухай, ну хороший же автомобіль. І двигун хороший. Простий і надійний. Судячи зі звуку — з двигуном все в порядку, — убеждал перевозчик, полненький крепыш в шортах, майке и с барсеткой под мышкой.
— Ты по звуку работоспособность определяешь? — хмыкнул Денис, попутно вытирая грязные руки о подзатасканные штаны камуфляжной расцветки. — Работоспособность моего кишечника по звуку определишь? Звук, если надо, сейчас сделаю. Выхлоп, кстати, тоже. Так что, проведем диагностику?
— Мені ще поляку треба триста доларів віддати. Ну не продам же я його собі в збиток? — не сдавался перевозчик.
— Этот «ниссан», судя по всему, где-то у моря жил, — изпод днища внедорожника вылезла голова автослесаря. — Весь низ в коррозии. Даже не могу понять, чего больше: коррозии от соли или ржавчины. Наверное, лодку возил там, в европах. Причем возил буквально: цепляли его, видимо, тросом к лодке, загоняли в море, и он тащил за собой лодку. По-другому я не могу объяснить, как можно было машину до такого довести. Все гайки закисли. Не смог открутить ни одной. Ты говорил, что тут ходовая в идеальном состоянии? — грязный палец уткнулся в перевозчика. — А ну спускайся, покажешь мне сам, что тут в идеальном состоянии. Как раз при мне попробуешь раскрутить. Спускайся сюда, давай!
— Я тільки казав, що нічого не стукає и не гримить, — попытался отказаться от сомнительного предложения лезть под машину перевозчик.
— Как не гремит? — удивился автослесарь. — Иди сюда, я тебе покажу, что тут греметь будет в любом случае. Потому что эти запчасти надо было поменять еще лет пять назад. Куда ты пошел? Иди сюда, я тебе говорю.
Через полчаса препирательств Денис отсчитал перевозчику две тысячи долларов, на которых сторговались.
— Слухай, з тобою люди не хочуть мати справу вже. Ти ж голову пережуєш, поки не сторгуєшся до мінімуму. Ви волонтери, я все розумію, але нам теж треба свій хліб заробляти.
— Вы свой хлеб не упустите. А мне перед людьми отчитываться надо. Они часть своего отдают, чтобы парни на передке машину имели. А ты мне ржавую рухлядь привозишь. Знаешь, сколько денег мне теперь надо в нее вложить, перед тем как в АТО отдать?
— Немає зараз у Польщі хороших авто, — покрутил обреченно головой перевозчик. — Все викупили в АТО.
— Знаю. Но общей ситуации это не меняет, — отрезал Денис и пошел назад к автомобилю.
Высокий, худощавый, одетый в зеленую футболку и камуфлированные штаны, на ногах потертые берцы. Такие фигуры не выделялись бы в полях под Мариуполем, возле ТЭС в Счастье, в Авдеевке у разбитых девятиэтажек. Но в Киеве, в томный, жаркий день его персона привлекала взгляды. Денис уже давно не обращал на них внимания. Волонтеры называют это профдеформацией. Тебе удобно, комфортно, ты в чистой одежде — остальное неважно, и мнение окружающих тебя не беспокоит.
Ржавый «террано» когда-то синего, а сейчас неопределенно-сине-серо-бурого цвета, тоже резко дисгармонировал возле стоявших рядом с ним чистеньких, свежих автомобилей. Грязный, с покосившимся бампером и большой трещиной на стекле, «ниссан», казалось, уныло глядел на ухоженные машины и задавался вопросом: «Что я тут делаю?»
К Денису подошел автослесарь, который ранее осматривал ходовую джипа.
— Ну что, сбил какую-то копейку?
— Пятьсот, но он на двести и так был готов опускаться… Так что триста долларов в плюсе. Это хорошо. А вот то, что он ржавый и закисший, — плохо, — Денис колупнул еще один кусок ржавчины с крыла.
— Не так все плохо с ходовой, как я сказал. Пару болтов надо будет, конечно, высверлить, но… помучаюсь, в общем. Мотор хороший. Ну а ржавчина на максимальную скорость не влияет. Авто еще поработает, оно действительно в неплохом состоянии. А ржавчина — это бич этой модели, они все ржавеют быстро. Но ездить на нем можно будет.
— Мучайся, — улыбнулся Денис. Этого автослесаря он знал уже второй год. Механик от Бога, золотые руки, отставлял заказы по обслуживанию современных авто, с которыми не надо было столько мучиться, ради автомобилей в АТО. Если он на смене — за машину можно было не волноваться.
Денис глянул на «ниссан», буркнул под нос что-то вроде: «Поздравляю со вступлением в ряды морской пехоты! Служи достойно, матрос!» — и пошел к своей «Тойоте-Королле», припаркованной у СТО.
Возле входа в ресепшн Денис наткнулся на директора. Вадим, директор СТО и автомагазина, судя по внешнему виду, должен был работать как минимум камердинером у английского лорда. Или продавать «бентли», рассказывая о десятках типов кожи, которые усладят самый изысканный вкус покупателя. Но внешность обманчива. Вадим зарекомендовал себя как хороший такмед, который организовал курсы по тактической медицине с первых месяцев АТО, а из СТО сделал своеобразный сервис по ремонту «атошных» машин. Если камуфлированные джипы на стоянке и отпугивали клиентов, то Вадиму было на это плевать.
— Берешь этот «ниссан»? — с порога спросил директор и, увидев кивок, добавил. — На какое число тебе его надо отремонтировать?
— На послезавтра, — кратко ответил Денис.
— Сделаем, что сможем, за эти два дня. Но предполагаю, что успеем. Можешь не волноваться, — аристократически ровным баритоном убедил Вадим и пошел к себе в кабинет.
Вся эта картина пронеслась в голове Дениса, когда он два дня спустя стоял у обочины, возле машины, из-под которой текла вода.
— Двигатель хороший, а вот про помпу мы и забыли, — задумчиво сказал Денис.
— Жеваный кріт. Триндець. Приїхали, — его приятель, Алексей, высказал проблему более лаконично.
— Ты абсолютно прав, Леха. Но с учетом того, что других вариантов, кроме как подливать воду и добираться так до пункта назначения, у нас нет, то план действий таков: ты откладываешь свой автомат, от которого тут все равно нет толку, идешь и находишь баклагу с водой. Это не очень хорошо для авто, но лучше так, пока не доберемся до автомагазина. А он будет только в Мариуполе. Потому придаю тебе ускорения волшебным пендюлем и, грозно хмуря брови, добавляю: «И без воды не возвращайся!». Давай, цигель-цигель…
Алексей, пожевав задумчиво ус, положил автомат на капот и пошел в сторону домов.
На внешности Алексея остановимся подробнее. Усы, оселедец, татуировки, большой «казацкий» крест на груди, сережка с крестом в ухе и пудовые кулаки с перстнем, на котором угадывался тризубец, предполагали наличие сабли и ружья в комплекте с шароварами — для создания полного образа аутентичного казака. Но Алексей предпочитал камуфляж «мультикам», АК-74 и керамбит, показательно торчащий из кармана. Умудрившись повоевать в доброй половине добровольческих подразделений, Леша в итоге отвоевал год в составе десантной бригады, где не раз получал от командования нагоняев за неуставной вид.
С начала войны он принципиально не говорил на русском, хулил власть, считая себя радикалом. И уже больше года неотступно следовал за Денисом во время его поездок на передовую. У Алексея, несомненно, была суперсила — находить оружие во временное пользование в любой точке зоны АТО. Через полчаса после пересечения блокпоста он уже деловито осматривал одолженный у кого-то автомат, проверяя его боеспособность.
С Денисом, который имел более прогосударственные взгляды и считал, что власти надо помогать, они разительно отличались. Денис был до войны «белым воротничком», офисным работником, а Алексей, как тогда называли, — «творческой личностью». Сорвиголова с культурным уклоном, он всегда крутился возле звезд, шоу-бизнеса, съемок.
Можно сказать, что война в них обоих открыла новые грани. Но они при этом остались настолько же непохожими друг на друга. Они могли часами спорить, кричать друг на друга, переставать друг с другом общаться, но на следующий день из блиндажа неизменно вылезали два экипированных, таких разных человека, и Алексей, как верный пес-телохранитель, неизменно следовал за Денисом, держа наготове автомат.
Сейчас Алексей нес в руках пятилитровую баклагу, а в спину ему испуганно смотрела сердобольная бабушка, насмотревшаяся российских каналов и узревшая самого аутентичного карателя, которого она когда-либо видела.
Реанимированный джип завелся и неспешно попылил по дороге. Денис сидел за рулем, клацая неработающее радио. В общий шум влился громкий гул от колес.
— Асфальт заспівав, — коротко сказал Алексей.
«Поющий асфальт» был своеобразным маркером «зоны АТО». Выщербленный траками танков, БМП и другой военной техники, он начинал «петь» под колесами авто. Если «асфальт поет» — значит ты уже рядом. Значит война близко.
Поворот на проселочную дорогу, разворот, и джип подъезжает к шлагбауму, возле которого скучает боец.
— Аниме на въезд, — коротко бросает Денис.
— Ктоооо? — переспросил боец.
— А! Н! И! М! Е! АНИМЕ! — повторил Денис. Рядом забился в судорогах от хохота Леша, сползая вниз по грязному сидению.
— Это что за позывной такой? — недоуменно переспрашивает боец.
— Твою мать, боец, просто доложи в штаб, что Аниме на въезд. Попозже мы с тобой всегда можем обсудить этот позывной и все, что ты о нем думаешь, — не выдержал Денис.
— Моэ, — хлопая глазами, нараспев с соседнего сидения сказал Алексей. — Ти такий кавайный…
— Пошел ты, — беззлобно ответил Денис, наблюдая за тем, как боец вслушивается в шипение рации.
— Проезжайте, — наконец махнул рукой боец и потянул за веревку, поднимая шлагбаум, который, наверное, мог бы протаранить даже велосипедист.
Джип, рыкнув мотором, проехал метров двести по территории заброшенной фермы и остановился возле обшарпанного одноэтажного здания с развевающимся красно-черно-золотым флагом морской пехоты, из которого навстречу гостям вышел комбат. Со стороны это выглядело, как будто вожак стаи степенно и вальяжно идет впереди, а за ним — более молодые, менее опытные и зубастые, но те, кто когда-то возглавят стаю.
— Дэн! Какие люди! И без охраны! — комбат с Денисом крепко обнялись. — Разве что этого клона Ивана Сирка можно считать за охрану, — и комбат крепко обнялся с Алексеем.
— Привет, Михалыч, — чуть ли не одновременно ответили волонтеры. У входа в штаб начали собираться другие офицеры, объятия, шутки посыпались потоком. Волонтеры приехали. Хоть какое-то развлечение в событиях серых будней войны.
— Это нам? — комбат уже начал «брачный танец» у автомобиля. — Тот «ниссан», что вы мне обещали? Мне зампотыл уже весь мозг выел.
— Обіцянки-цяцянки, — попытался поддразнить почуявшего добычу комбата Алексей.
— Обещал-обещал, — очень дружелюбно ощетинился комбат. Примерно так же улыбаться могла бы, например, акула. Или змея. — Что к нам попало, то и пропало. Это фокус такой.
— Там помпа в дорозі навернулася…
— Починим, ничего страшного…
— Він іржавий…
— И отлично! Гарцуя в камуфляже цвета ржавчины, будет гармонично себя чувствовать в нашем парке престарелой военной техники.
— О как завернул, — улыбнулся Денис, наблюдая за одним и тем же сценарием, что разгорался между Лешей и Михалычем каждый раз, когда они привозили волонтерскую помощь. Леша как бы «не отдавал», а Михалыч как бы «не отпускал». Эти пререкания уже стали своеобразной традицией. А к традициям военные относятся серьезно. Потому, чтобы не мешать пререканиям комбата с Лешей, он пошел забирать вещи из машины и размещаться на «своем месте» в блиндаже.
Тут все спокойно и знакомо: его место в уголке, здесь он наконец-то отоспится после почти тысячи километров за рулем. Алексей, конечно, друг, но водить так и не научился. А значит, все перегоны автомобилей ложились на плечи Дениса. Сегодня отдыхать.
Поужинав с офицерами, он завалится в спальный мешок. А перед сном опять будет выкладывать в Фейсбук отчеты, посты с указанием потребностей, счета карточек, проверять поступления, в общем, все то, без чего волонтерство не движется. Алексей с кем-то пропадет, обсуждая новые способы убийства ближнего своего. Вечером фронт оживет, атмосферу далекой стрелкотни дополнит громыхание «прилетов».
Война стала стабильной, ежедневной работой для бойцов, однообразной и предсказуемой. Для волонтеров работа начнется завтра. А сегодня только сон, перемежающийся шипением раций и топотом офицеров, которых ночью по какому-то вопросу вызвали в штаб. Обычная ночь на передовой.
Глава вторая
Надо купить себе нормальный бронежилет, — в который раз обреченно повторял себе Денис. Движения сковывал массивный «Корсар», на котором было навешано все, что считал нужным носить на своем бронежилете боец, одолживший ему «защиту».
Денис представил, что идет в удобном «Плейт-кэриерре» с керамическими плитами, но прогнал эту мысль. Уже несколько раз он покупал себе бронежилет, керамические плиты, каску, но через какое-то время все равно дарил. Неудобно, когда волонтер одет лучше бойца. После очередного вручения личного «броника» бойцу Денис зарекся даже думать на эту тему. Все в «Корсарах» — и я в «Корсаре». Потому личную броню он с собой на передовую не возил, мол, приеду — одолжу.
Леша, впрочем, не разделял мнения Дениса. Он всегда возил с собой комплект из каски и шлема, а потому щеголял сейчас в «Плейт-керриере» с быстрым сбросом, украшенном шевронами «Киевская хунта» и «Рабовладелец», с недешевой «разгрузкой», на которой, кроме аптечки, виднелись в кармашках шесть магазинов для автомата, несколько ВОГов и ручных гранат. Автомат Леши за ночь обзавелся подствольным гранатометом ГП-25, голову украшала каска «Шуберт», а за спиной, помимо рюкзака, в котором тоже было напихано немало убийственных штук, висела труба гранаты РПГ-18.
— Гребаный Рэмбо, — сплюнул Денис, наблюдая, как Леша спокойно шел в колонне, умудряясь при этом разговаривать с разведчиками.
Группа из семи человек, растянувшись на 50 метров, размеренным шагом шла по зеленке. Маршрут был давно известен всем, но после появления новой позиции дорога к новому опорнику еще не была исхожена достаточно, чтобы чувствовать себя расслабленно. И после поворота на очередную тропу буквально физически почувствовалось, как внутренне напряглись люди в колонне. Новое место — новая опасность.
Тихо прозвучала команда, и разведчики вскинули автоматы, выстраиваясь «шахматкой», каждый беря под контроль свой сектор. Леша тенью появился возле Дениса, идя с автоматом наготове. Для него приоритетной задачей был его друг. После секундной заминки группа в своем обычном ритме продолжила путь. Протоптанная тропинка то виляла между деревьями, то опускалась в овраги, то шла через заросли кустарника, то выходила на почти лысую поляну. Группа шла тихо, только треск рации у командира группы нарушал звуки ходьбы.
— Привал, — донеслось спереди, и бойцы, рассредоточившись, сели на землю с выдохом. Отшагать в полной боевой экипировке они могли еще долго, но беречь силы, пока ты «на нуле», — основное правило. Никогда не знаешь, когда они тебе пригодятся.
К присевшему на корягу Денису подошел командир разведчиков.
— Вот это место, — без вступления начал он обрисовывать ситуацию. — Наши вооон там, слева. Роют сейчас огневые позиции. Километра полтора до них. Сепары в километре от этой посадки справа, — рука вытянулась в обратную сторону от места, где определил новый опорник командир.
— Мы на новый опорник пойдем? — заинтересованно спросил Денис.
— Нет, мы туда только ночью ходим, ротируем парней, — помахал головой разведчик. — Русские еще не знают, что мы туда зашли. Пока не окопаемся нормально — надо держать в секрете. Да и что там смотреть: десяток парней лопатами все время работают, двое на посту, остальные копают. Ничего там интересного нет сейчас.
— Ясно. Просто Роме хотел фото скинуть оттуда, может, помощь какая нужна в обустройстве блиндажа…
— Обойдется Рома, — ухмыльнулся разведчик. — Я за вас сейчас ответственность несу, так мне и решать. А я решил: мы туда сегодня не идем.
Рома будет расстроен, — про себя подумал Денис.
Рома — партнер по волонтерству. Но в отличие от Дениса, который на передовой бывал часто, тот просиживал в основном в Киеве. Нет, ему не было страшно, просто в столице и кипела основная работа. Рома, балагур, улыбчивый нескладный парень, занимался встречами со спонсорами, контролем банковских переводов, отчетностью фонда и всем прочим, без чего централизованно оказывать помощь армии было невозможно. От этого всего Денис пытался держаться как можно дальше, доверяя Роме всю операционную деятельность фонда.
Одно из увлечений Ромы — фото с передовой, с позиций, которые были еще только в «разработке». Он хотел написать книгу и приложить фото, чтобы показать, как воевали парни, которым помогал его волонтерский фонд. Но понимал, что это случится нескоро, и за снимки, что хранятся у него на жестком диске, россияне посулили бы сейчас немалые деньги…
И Рома копил, как заправский хомяк, видео с тепловизоров на снайперских винтовках, фото зарождающихся опорников, где потом разгорались ожесточенные бои, результаты работы «спецов» — все это ждало своего часа.
А сегодня Роман с Денисом проговорили по телефону почти час, обсуждая монтаж мобильной телескопической вышки с камерой, которая должна была дать видеонаблюдение на отдельном секторе — а это несколько квадратных километров под постоянным обзором. Услышав ориентировочную сумму, во сколько обойдется эта система, Рома присвистнул, но сказал, что к указанной дате найдет. Ну а раз сказал — то ему можно было верить. Он будет ночевать под дверями офисов, но найдет спонсоров очередной Денисовой «хотелки».
— А чому такий дивний позивний — Аніме? — отвлек его от раздумий подошедший разведчик.
— Ахахаха, — заржал рядом Леха. — Шо, знову?
— Это не позывной, это больше кличка, — из раздумий ответил Денис. Он достал планшет с картами Армии SOS и прокручивал картинку, вглядываясь в карты высот и замеряя расстояние от места нынешнего расположения до разведанных огневых позиций противника. — Случайно так вышло.
— Як випадково? — не унимался разведчик.
— Слухай, — вклинился Леша. — Якось Ден знайшов кінці з хлопцями, що робили снайперські гвинтівки калібру 14.5. І комбата переконав знайти ствол 14.5, вони там з равістамі довго схему мутили. Привезли ми снайперську гвинтівку цю до вас на передову, і Ден гордо підходить до дверей буса, витягує цю хрінь. Ні, не так — ХРІНЬ! Довжина гвинтівки — більше 2 метрів. І Ден гордо, як справжній альфа-самець, промовляє: «Ну і хто тут тепер папка з найбільшим стволом?»
Ми прямо по землі всі покотилися від сміху. Знаєш мультики японські, де головні герої з величезними гарматами в руках? Називаються вони — аніме. І з того моменту наш Ден став Аніме. Він такий кавайний…
— Хватит лясы точить, — оборвал Денис ухмыляющегося Лешу. — Пошли вон к тому дереву. Мне кажется, что лучше места не придумать.
Денис с Алексеем неспешно подошли к дереву. Денис достал из кармана лазерный дальномер и измерил расстояние до посадки, где были позиции противника.
— 980 метров. Слишком близко. Но попробуем замаскировать мачту за стволом дерева, чтоб ее не было видно … Так, тут не имеет смысла тянуть питание с опорника, лучше сделать автономной на аккумуляторах. Раз в три дня менять аккумуляторы, и будет нормально. На это дерево вот мы поставим направленную антенну, будет канал передавать на…
Все окружили Дениса, но никто не перебивал. Человек работает, чего ему мешать? Денис же что-то записывал в планшет, какие-то антенны, аккумуляторы, блоки управления, рылся в характеристиках трех камер с 30-кратным зумом, решая, что тут подойдет оптимальное по цене/ качеству, полностью ушел в себя, обдумывая, как рационально выполнить задачу. Иногда он переходил на шепот, и до слушателей доносились только обрывки фраз: «24 вольта… постоянное напряжение, а то рябь будет… фиксатор бы на дерево, чтоб мачту не качало по ветру, а то картинка будет размазываться… 13 метров… антибликовое стекло…»
Через какое-то время Денис обернулся и, встретившись взглядом с разведчиком, сказал:
— Ну, задачу я понял. Решим. Неделю примерно надо на поиск и закупку, еще дня три — доехать и установить. Потерпите?
— Нормально, — ответил командир разведотряда. — Как раз закопаются парни и начнут уже давать ответку. Сепары возбудятся на этом периметре, и мы их будем видеть постоянно. А то БПЛА — это, конечно, хорошо, но круглосуточно крыло тут же повесить нельзя… Эй, подъем. Пора назад идти.
Разведчики, кряхтя, начали вставать с земли. Один из них даже умудрился прикорнуть на время привала и сейчас, немного ошалевший от резкого пробуждения, хлопал по подсумкам, ничего ли не потерял тут.
Группа не спеша выстроилась в походный порядок и двинулась назад по зеленке. Денис снова ударился в мрачные думы о своем бронежилете. Леша припал на уши разведчику, несшему за спиной чехол, в котором угадывался профиль снайперской винтовки. Ветер доносил лишь обрывки разговора: «338 краще, ніж 300… релоад… булпап… мил дот…»
Группа шла. Слышались краткие реплики бойцов, что, может, лучше было бы на «бэхе» сюда подскочить быстро, а не убивать полдня на походы. Им вторил другой голос, который советовал сразу завещание написать перед такой поездкой, так как кататься на легкобронированной технике в километре от позиций противника малость попахивает самоубийством.
Воздух разорвал пронзительный свист мины. Еще до того, как Денис «вынырнул» из своих раздумий, он обнаружил себя лежащим посреди тропинки. Впрочем, на земле оказались в миг все: рефлексы сработали раньше, чем мозг родил мысли по этому поводу. Разрыв. Второй. Третий. Четвертый. Все мины легли перед посадкой.
Через несколько секунд звенящей тишины еще четыре взрыва прозвучало за посадкой.
Перелет. Батарея из четырех минометов 120-х. Черт, как же не повезло, в посадке поймали, как со спущенными штанами прихватили, — хаотично неслись мысли в голове Дениса.
Стрекот пулемета добавил звуков. Свист крупнокалиберных пуль, которые перемежались с глухими ударами попаданий в деревья и землю, заставил вжаться еще сильнее.
— Быстро по ямам, ищите ямы, если можете под дерево — заползайте, если мина разорвется от удара о ветку, то «зонтиком» накроет всех, кто внизу. Прячьтесь, рюкзаки на себя сверху накиньте, — крик командира разведчиков заставил действовать.
Мозг схватился за приказ, как за спасительную соломинку: увидев подмытую яму под деревом, тело само, без каких-либо мыслей, поползло туда. Упал в яму, выдернул нож, руки в бешеном темпе заработали, подкапываясь. Рюкзака у Дениса не было, набросить что-то над собой он не мог. Да и не очень это надежная защита от осколков 120-й мины.
Разрыв. Разрыв. Разрыв. В этот раз легли почему-то три мины. Одна, ударившись где-то о дерево, ощутимо рванула выше. Застучали по деревьям осколки. Быстрее рыть, быстрее. Как же жаль, что нет лопаты, можно было бы быстрее вкопаться. Разрыв. Разрыв. Разрыв. Разрыв. Прилеты шли уже в зеленку. В воздухе висели запахи взрывчатого вещества и сока покалеченных деревьев.
— Аніме, ти там як, живий? Не бачу тебе, — раздался крик Леши.
— Все нормально, — ответил Денис. — Я в прошлой жизни был барсуком. Везде нору найду.
Разрыв. Разрыв. Разрыв. Разрыв.
— Ну ось сиди і не відсвічуй, — раздался ответный Лешин крик.
Разрыв. Разрыв. Разрыв. Разрыв.
Мины ложились в посадку еще минут десять. Пулемет постреливал уже лениво. Наконец миномет замолчал.
На посадку навалилась гнетущая тишина.
— А ну отзовитесь, все живы, раненые есть? — донесся голос командира разведгруппы.
Через несколько секунд стало ясно, что погибших и раненых нет.
— В общем так, все вы удачливые сукины дети, но тем не менее советую быстрее ползти еще метров 100–200.
Очередь пулемета просвистела над головами.
— Вот только аккуратно. Этот мудак зеленку просеивает вслепую, но если подниметесь — может и прилететь.
Новая очередь прозвучала подтверждением слов разведчика. Группа начала движение то ползком, то временно становясь на колени.
— Карат, останься, — коротко крикнул командир разведчику со снайперской винтовкой в чехле. — Как отойдем на триста метров — придави пулеметчика. Нам там перебежать надо будет метров сто, лучше бы, чтоб он заткнулся. Ну а если еще и попадешь — с меня отпуск на неделю. Если он заткнется и не будет стрелять — не стреляй, себя не выдавай. Выбираться будешь сам. Аккуратно только мне, смотри, без геройства, эти твари через паузу после выстрела насыпят по зеленке по полной.
Снайпер, молча скинув чехол со спины, пополз в сторону куста на краю посадки. Денис, задержавшись за деревом, успел увидеть, как снайпер рывком расчехлил винтовку и распрямил сошки. Следующими на чехол лег смартфон, видимо уже с включенным баллистическим калькулятором, и метеостанция.
Тут километр — километр сто до позиций противника, — подумал Денис. — Должен быть чертовски хороший выстрел. Удачливый. Ветер небольшой, но все равно одно дело — на полигоне стрелять по бумажной мишени, и совсем другое — сориентироваться по огневой позиции в зеленке, которую почти не видно, ориентируясь только на очень плохо видимый днем огонь пулемета…
— Быстрее, быстрее, ползите, — отвлек Дениса голос разведчика.
— Дэн, ти шо, тормоз? Воруши копитами! — добавил от себя Леша, который не двигался вперед, ожидая пока не начнет движение Денис.
Группа хаотично начала ползти в сторону. Надо отползти на метров двести-триста, чтоб, если опять начнут работать минометы, выйти из зоны поражения. Денис полз, сжимаясь каждый раз, как слышал стрекот пулемета. Позлорадствовал, наблюдая, как рядом ползет Леша, во всем на него навешанном оружии и амуниции.
— Я же тебе говорил, что лучше налегке идти, Рэмбо недоделанный.
Леша, остановившись на секунду и поправив постоянно падающую ему на голову тубу от РПГ-18, в ответ выдал целую тираду, перемежая ее суржиком и ненавистным ему русским языком, так что Дэн прямо позавидовал умению человека настолько разносторонне доносить свою мысль до собеседника. Но решил дальше не подкалывать: обстановка не та, да и Леха явно на взводе.
Стрекот не прекращался. Пулемет работал лениво, очередями по три-четыре патрона и явно по отрезку, который уже прошли.
Но снайпер молчал.
— Може, пробіжку маленьку зробимо, чого чекати? — не выдержал Леша, обратившись к командиру группы.
— Они срисовали нас на такой же «проплешине». Значит, наблюдают. Как только мы тут пробежим, нас увидят и будут дальше вести группу огнем. А там не факт, что все дойдем. Обваливают зеленку серьезно. Утес и 120-е, — командир группы говорил отрывисто, резко, как затвор выбрасывает отстрелянную гильзу. — После выстрела снайпера пулеметчики зассут работать по площадям. Наблюдатели переключатся на ту зону, откуда прозвучал выстрел. Но тоже подсыкать будут. Если оптика у них бликанет — туда и пуля может прилететь. А вот тут-то мы и припустим до вон той зеленки. Потом, правда, надо будет километр очень резво пройти. Мало ли что, хоть там и не на ладони, как в этой посадке. Ну а дальше овраг, не достанут. А Карат парень тертый, выберется. До ночи полежит, если надо. И выйдет. Мне главное волонтеров вывести. А Карат выйдет.
Выстрелы, рассеянные глушителем, раздались неожиданно. Менее чем за пять секунд прозвучало три. Видимо, снайпер-таки определил, куда будет стрелять, и решил, с предполагаемыми поправками, обработать ту зону, которую обозначил как мишень. Денис восхитился: стрелять так быстро из «болтовика» — это надо уметь. Карат знает свое дело. Первые две пули прилетели в цель раньше, чем тот, кому они предназначались, услышал звук выстрела. А когда вторая вылетела из канала ствола — первая еще не долетела до цели. Стрелять так быстро, досылая патроны в ствол, и при этом контролировать плохо видимую цель в оптику — это высший пилотаж. Карат был явно не «свд-носителем». Он — настоящий снайпер.
Пулемет затих сразу же. Секунда. Две.
— Бегом, — приказал командир, и все побежали по жидкой посадке.
Обычно человек может быстро бежать полкилометра. Но не по пересеченной местности. И не с дополнительным грузом амуниции. Денис начал замедляться менее чем за двести метров. Легкие горели, болела подвернутая во время бега нога. Сзади раздался еще один выстрел. Снайпер, вероятно, заметил еще одну цель, достойную внимания. Пулемет молчал.
Группа замедлилась и трусцой двигалась к спасительному оврагу. Раздался стрекот пулемета, но явно стреляли с другой позиции, подальше. Очередной пулеметчик начал просеивать зеленку, в которой, по донесениям, сейчас залег снайпер. К нему подключился АГС, засеивая посадку.
Группа вышла к оврагу и остановилась. В зеленке слышались разрывы гранат АГСа, но определить, куда бьет противник, по тому ли месту, где залег снайпер, не было никакой возможности. Группа перешла на шаг, двигаясь в сторону ВОПа. Еще триста метров. Двести.
— Де ще один? — прозвучал вопрос от офицера, стоящего возле пулеметного дзота.
— Карат залег в посадке. Придавил пулеметчика. А то идти было нереально, у них там патронов куры не клюют, могли еще сыпать и сыпать. Все нормально, выйдет. Он парень тертый, — устало ответил командир разведчиков, пытаясь перевести дух.
— Так, ідіть у бліндаж, ми беху підгонимо і присипимо русню. Вони зараз на нас будуть зациклені, трошки повоюємо з ними. Авось відстануть від Карата. Ми хотіли сипануть по ним, але знаємо же, що ви десь там ходите, не хотіли, щоб у цьому насипалові вас зачепило, тому й мовчали.
Денис уже в блиндаже снял с себя бронежилет. Китель под ним был мокрый, хоть выжимай. Пот выедал глаза, сердце колотилось, питаясь всем тем адреналином, который еще гулял в крови. Леша — не лучше. Разведчики тоже выглядели как марафонские бегуны, только что пересекшие заветную линию.
— Ничего так сходили, — нарушил молчание Денис. — Будет что вспомнить.
— Ты только в Фейсбуке об этом не пиши, а то комбату влетит, гражданских на «нуле» быть не должно, — попросил командир разведчиков.
— Да ну что мы, не знаем, что можно писать, а что нет? — чуть ли не обиделся Денис. — Не впервой-то. Зато позицию для скрытой вышки нашли и опытным путем определили, что наблюдать ей будет за кем. Не зря сходили.
— Та да, не зря, — выдохнул разведчик. — Но если бы с вами что-то случилось — то мне хана. Комбат бы меня перепрофилировал в саперы сразу же. В одноразовые саперы. Ну, хорошо, что хорошо кончается.
А над головой нарастало гупанье минометов. Бой начинался, время было к вечеру, а значит, пора повоевать. Бойцы и волонтеры начали укладываться на полу и свободных полках. Отдыхать. На сегодня работа сделана, можно и поспать.
Ночью в блиндаж ввалился Карат, лениво принял поздравления сонных бойцов, после чего разобрал свою винтовку, запшикал ствол и патронник какой-то вонючей дрянью и только после этого лег спать. Карат был героем сегодняшнего дня, потому никто даже не возмутился, решив, что вот сегодня этому парню точно никто претензии высказывать не будет.
Сон пришел, несмотря на спертый воздух, вонь чистящего средства, храп двух бойцов и громыхание сверху.
Эпилог
Утром «шишарик» завез волонтеров с разведчиками на такую знакомую им заброшенную ферму. Возле «штаба» их уже ожидал комбат и несколько офицеров, с необычайно торжественными лицами.
Денис и Алексей спрыгнули с кузова «шишаря» и вопросительно уставились на встречающую их делегацию.
— Давно тебя хотел наградить, но все как-то не доходили руки, — начал комбат. — А тут, с учетом боевого крещения вчера…
— Ээээээ, — переглянулись Денис с Алексеем.
— …А также храбрости, проявленной в процессе героического ползания по кустам, награждаю тебя, Дэн, вот этим орденом. Носи его с честью! Береги. Он дорог мне.
Чеканя каждый шаг, из строя вышел офицер с бордовой коробкой и, подойдя строевым шагом к открывшим рты Денису и Алексею, открыл крышку.
Денис взял из коробки орден, лежавший на синей бархатной подушечке, поднес его к глазам и… рухнул на колени, согнувшись и издавая нечленораздельные звуки.
Леша, смотря на эту реакцию, наклонился, выдрал из руки всхлипывающего Дениса орден, всмотрелся в него, и истерический смех разнесся над старыми постройками, присоединяясь к хохоту офицеров.
В руке Алексея в утреннем солнце блестел кругляш, на котором угадывался образ женской фигуры с крылышками. В общем хохоте уже мало кто слышал, как офицер, сдерживая смех, зачитывал из маленькой книжечки:
— За помощь армии, за поднятие боевого духа бойцам возможностью лицезреть его физиономию, за всю ту поддержку, без которой нам бы было плохо, а возможно и хреново, матрос с позывным Аниме награждается орденом Сейлор Мун третьей степени. Носи его с честью!
Украинский волонтер, блоггер. О себе говорит так: «Немножно блогер, немножко диванный, немного военный, в общем укроп типичный».
Волонтеры
Глава первая
Денис хмуро смотрел на видавший виды Nissan Terrano, пальцем отковыривая куски ржавчины с крыла. С каждым осыпавшимся куском крыло уменьшалось, так как в основном и состояло из ржавчины, которую каким-то чудом держала воедино поблекшая краска. Каждый отпавший кусок сильно нервировал перевозчика, а заодно и собственника авто. Но Денис, не обращая на это внимания, флегматично отковыривал ржавчину, тем самым потихоньку делая из «ниссана» аналог облегченного багги. Действие происходило на СТО, машина стояла на яме, из которой периодически доносились маты механика, смотревшего ходовую потрепанного внедорожника.
— Две с половиной тысячи за него не дам, — в который раз флегматично сказал Денис. — Меня люди не поймут, если я за эту рухлядь отдам такие деньги. Тысяча восемьсот.
— Слухай, ну хороший же автомобіль. І двигун хороший. Простий і надійний. Судячи зі звуку — з двигуном все в порядку, — убеждал перевозчик, полненький крепыш в шортах, майке и с барсеткой под мышкой.
— Ты по звуку работоспособность определяешь? — хмыкнул Денис, попутно вытирая грязные руки о подзатасканные штаны камуфляжной расцветки. — Работоспособность моего кишечника по звуку определишь? Звук, если надо, сейчас сделаю. Выхлоп, кстати, тоже. Так что, проведем диагностику?
— Мені ще поляку треба триста доларів віддати. Ну не продам же я його собі в збиток? — не сдавался перевозчик.
— Этот «ниссан», судя по всему, где-то у моря жил, — изпод днища внедорожника вылезла голова автослесаря. — Весь низ в коррозии. Даже не могу понять, чего больше: коррозии от соли или ржавчины. Наверное, лодку возил там, в европах. Причем возил буквально: цепляли его, видимо, тросом к лодке, загоняли в море, и он тащил за собой лодку. По-другому я не могу объяснить, как можно было машину до такого довести. Все гайки закисли. Не смог открутить ни одной. Ты говорил, что тут ходовая в идеальном состоянии? — грязный палец уткнулся в перевозчика. — А ну спускайся, покажешь мне сам, что тут в идеальном состоянии. Как раз при мне попробуешь раскрутить. Спускайся сюда, давай!
— Я тільки казав, що нічого не стукає и не гримить, — попытался отказаться от сомнительного предложения лезть под машину перевозчик.
— Как не гремит? — удивился автослесарь. — Иди сюда, я тебе покажу, что тут греметь будет в любом случае. Потому что эти запчасти надо было поменять еще лет пять назад. Куда ты пошел? Иди сюда, я тебе говорю.
Через полчаса препирательств Денис отсчитал перевозчику две тысячи долларов, на которых сторговались.
— Слухай, з тобою люди не хочуть мати справу вже. Ти ж голову пережуєш, поки не сторгуєшся до мінімуму. Ви волонтери, я все розумію, але нам теж треба свій хліб заробляти.
— Вы свой хлеб не упустите. А мне перед людьми отчитываться надо. Они часть своего отдают, чтобы парни на передке машину имели. А ты мне ржавую рухлядь привозишь. Знаешь, сколько денег мне теперь надо в нее вложить, перед тем как в АТО отдать?
— Немає зараз у Польщі хороших авто, — покрутил обреченно головой перевозчик. — Все викупили в АТО.
— Знаю. Но общей ситуации это не меняет, — отрезал Денис и пошел назад к автомобилю.
Высокий, худощавый, одетый в зеленую футболку и камуфлированные штаны, на ногах потертые берцы. Такие фигуры не выделялись бы в полях под Мариуполем, возле ТЭС в Счастье, в Авдеевке у разбитых девятиэтажек. Но в Киеве, в томный, жаркий день его персона привлекала взгляды. Денис уже давно не обращал на них внимания. Волонтеры называют это профдеформацией. Тебе удобно, комфортно, ты в чистой одежде — остальное неважно, и мнение окружающих тебя не беспокоит.
Ржавый «террано» когда-то синего, а сейчас неопределенно-сине-серо-бурого цвета, тоже резко дисгармонировал возле стоявших рядом с ним чистеньких, свежих автомобилей. Грязный, с покосившимся бампером и большой трещиной на стекле, «ниссан», казалось, уныло глядел на ухоженные машины и задавался вопросом: «Что я тут делаю?»
К Денису подошел автослесарь, который ранее осматривал ходовую джипа.
— Ну что, сбил какую-то копейку?
— Пятьсот, но он на двести и так был готов опускаться… Так что триста долларов в плюсе. Это хорошо. А вот то, что он ржавый и закисший, — плохо, — Денис колупнул еще один кусок ржавчины с крыла.
— Не так все плохо с ходовой, как я сказал. Пару болтов надо будет, конечно, высверлить, но… помучаюсь, в общем. Мотор хороший. Ну а ржавчина на максимальную скорость не влияет. Авто еще поработает, оно действительно в неплохом состоянии. А ржавчина — это бич этой модели, они все ржавеют быстро. Но ездить на нем можно будет.
— Мучайся, — улыбнулся Денис. Этого автослесаря он знал уже второй год. Механик от Бога, золотые руки, отставлял заказы по обслуживанию современных авто, с которыми не надо было столько мучиться, ради автомобилей в АТО. Если он на смене — за машину можно было не волноваться.
Денис глянул на «ниссан», буркнул под нос что-то вроде: «Поздравляю со вступлением в ряды морской пехоты! Служи достойно, матрос!» — и пошел к своей «Тойоте-Королле», припаркованной у СТО.
Возле входа в ресепшн Денис наткнулся на директора. Вадим, директор СТО и автомагазина, судя по внешнему виду, должен был работать как минимум камердинером у английского лорда. Или продавать «бентли», рассказывая о десятках типов кожи, которые усладят самый изысканный вкус покупателя. Но внешность обманчива. Вадим зарекомендовал себя как хороший такмед, который организовал курсы по тактической медицине с первых месяцев АТО, а из СТО сделал своеобразный сервис по ремонту «атошных» машин. Если камуфлированные джипы на стоянке и отпугивали клиентов, то Вадиму было на это плевать.
— Берешь этот «ниссан»? — с порога спросил директор и, увидев кивок, добавил. — На какое число тебе его надо отремонтировать?
— На послезавтра, — кратко ответил Денис.
— Сделаем, что сможем, за эти два дня. Но предполагаю, что успеем. Можешь не волноваться, — аристократически ровным баритоном убедил Вадим и пошел к себе в кабинет.
Вся эта картина пронеслась в голове Дениса, когда он два дня спустя стоял у обочины, возле машины, из-под которой текла вода.
— Двигатель хороший, а вот про помпу мы и забыли, — задумчиво сказал Денис.
— Жеваный кріт. Триндець. Приїхали, — его приятель, Алексей, высказал проблему более лаконично.
— Ты абсолютно прав, Леха. Но с учетом того, что других вариантов, кроме как подливать воду и добираться так до пункта назначения, у нас нет, то план действий таков: ты откладываешь свой автомат, от которого тут все равно нет толку, идешь и находишь баклагу с водой. Это не очень хорошо для авто, но лучше так, пока не доберемся до автомагазина. А он будет только в Мариуполе. Потому придаю тебе ускорения волшебным пендюлем и, грозно хмуря брови, добавляю: «И без воды не возвращайся!». Давай, цигель-цигель…
Алексей, пожевав задумчиво ус, положил автомат на капот и пошел в сторону домов.
На внешности Алексея остановимся подробнее. Усы, оселедец, татуировки, большой «казацкий» крест на груди, сережка с крестом в ухе и пудовые кулаки с перстнем, на котором угадывался тризубец, предполагали наличие сабли и ружья в комплекте с шароварами — для создания полного образа аутентичного казака. Но Алексей предпочитал камуфляж «мультикам», АК-74 и керамбит, показательно торчащий из кармана. Умудрившись повоевать в доброй половине добровольческих подразделений, Леша в итоге отвоевал год в составе десантной бригады, где не раз получал от командования нагоняев за неуставной вид.
С начала войны он принципиально не говорил на русском, хулил власть, считая себя радикалом. И уже больше года неотступно следовал за Денисом во время его поездок на передовую. У Алексея, несомненно, была суперсила — находить оружие во временное пользование в любой точке зоны АТО. Через полчаса после пересечения блокпоста он уже деловито осматривал одолженный у кого-то автомат, проверяя его боеспособность.
С Денисом, который имел более прогосударственные взгляды и считал, что власти надо помогать, они разительно отличались. Денис был до войны «белым воротничком», офисным работником, а Алексей, как тогда называли, — «творческой личностью». Сорвиголова с культурным уклоном, он всегда крутился возле звезд, шоу-бизнеса, съемок.
Можно сказать, что война в них обоих открыла новые грани. Но они при этом остались настолько же непохожими друг на друга. Они могли часами спорить, кричать друг на друга, переставать друг с другом общаться, но на следующий день из блиндажа неизменно вылезали два экипированных, таких разных человека, и Алексей, как верный пес-телохранитель, неизменно следовал за Денисом, держа наготове автомат.
Сейчас Алексей нес в руках пятилитровую баклагу, а в спину ему испуганно смотрела сердобольная бабушка, насмотревшаяся российских каналов и узревшая самого аутентичного карателя, которого она когда-либо видела.
Реанимированный джип завелся и неспешно попылил по дороге. Денис сидел за рулем, клацая неработающее радио. В общий шум влился громкий гул от колес.
— Асфальт заспівав, — коротко сказал Алексей.
«Поющий асфальт» был своеобразным маркером «зоны АТО». Выщербленный траками танков, БМП и другой военной техники, он начинал «петь» под колесами авто. Если «асфальт поет» — значит ты уже рядом. Значит война близко.
Поворот на проселочную дорогу, разворот, и джип подъезжает к шлагбауму, возле которого скучает боец.
— Аниме на въезд, — коротко бросает Денис.
— Ктоооо? — переспросил боец.
— А! Н! И! М! Е! АНИМЕ! — повторил Денис. Рядом забился в судорогах от хохота Леша, сползая вниз по грязному сидению.
— Это что за позывной такой? — недоуменно переспрашивает боец.
— Твою мать, боец, просто доложи в штаб, что Аниме на въезд. Попозже мы с тобой всегда можем обсудить этот позывной и все, что ты о нем думаешь, — не выдержал Денис.
— Моэ, — хлопая глазами, нараспев с соседнего сидения сказал Алексей. — Ти такий кавайный…
— Пошел ты, — беззлобно ответил Денис, наблюдая за тем, как боец вслушивается в шипение рации.
— Проезжайте, — наконец махнул рукой боец и потянул за веревку, поднимая шлагбаум, который, наверное, мог бы протаранить даже велосипедист.
Джип, рыкнув мотором, проехал метров двести по территории заброшенной фермы и остановился возле обшарпанного одноэтажного здания с развевающимся красно-черно-золотым флагом морской пехоты, из которого навстречу гостям вышел комбат. Со стороны это выглядело, как будто вожак стаи степенно и вальяжно идет впереди, а за ним — более молодые, менее опытные и зубастые, но те, кто когда-то возглавят стаю.
— Дэн! Какие люди! И без охраны! — комбат с Денисом крепко обнялись. — Разве что этого клона Ивана Сирка можно считать за охрану, — и комбат крепко обнялся с Алексеем.
— Привет, Михалыч, — чуть ли не одновременно ответили волонтеры. У входа в штаб начали собираться другие офицеры, объятия, шутки посыпались потоком. Волонтеры приехали. Хоть какое-то развлечение в событиях серых будней войны.
— Это нам? — комбат уже начал «брачный танец» у автомобиля. — Тот «ниссан», что вы мне обещали? Мне зампотыл уже весь мозг выел.
— Обіцянки-цяцянки, — попытался поддразнить почуявшего добычу комбата Алексей.
— Обещал-обещал, — очень дружелюбно ощетинился комбат. Примерно так же улыбаться могла бы, например, акула. Или змея. — Что к нам попало, то и пропало. Это фокус такой.
— Там помпа в дорозі навернулася…
— Починим, ничего страшного…
— Він іржавий…
— И отлично! Гарцуя в камуфляже цвета ржавчины, будет гармонично себя чувствовать в нашем парке престарелой военной техники.
— О как завернул, — улыбнулся Денис, наблюдая за одним и тем же сценарием, что разгорался между Лешей и Михалычем каждый раз, когда они привозили волонтерскую помощь. Леша как бы «не отдавал», а Михалыч как бы «не отпускал». Эти пререкания уже стали своеобразной традицией. А к традициям военные относятся серьезно. Потому, чтобы не мешать пререканиям комбата с Лешей, он пошел забирать вещи из машины и размещаться на «своем месте» в блиндаже.
Тут все спокойно и знакомо: его место в уголке, здесь он наконец-то отоспится после почти тысячи километров за рулем. Алексей, конечно, друг, но водить так и не научился. А значит, все перегоны автомобилей ложились на плечи Дениса. Сегодня отдыхать.
Поужинав с офицерами, он завалится в спальный мешок. А перед сном опять будет выкладывать в Фейсбук отчеты, посты с указанием потребностей, счета карточек, проверять поступления, в общем, все то, без чего волонтерство не движется. Алексей с кем-то пропадет, обсуждая новые способы убийства ближнего своего. Вечером фронт оживет, атмосферу далекой стрелкотни дополнит громыхание «прилетов».
Война стала стабильной, ежедневной работой для бойцов, однообразной и предсказуемой. Для волонтеров работа начнется завтра. А сегодня только сон, перемежающийся шипением раций и топотом офицеров, которых ночью по какому-то вопросу вызвали в штаб. Обычная ночь на передовой.
Глава вторая
Надо купить себе нормальный бронежилет, — в который раз обреченно повторял себе Денис. Движения сковывал массивный «Корсар», на котором было навешано все, что считал нужным носить на своем бронежилете боец, одолживший ему «защиту».
Денис представил, что идет в удобном «Плейт-кэриерре» с керамическими плитами, но прогнал эту мысль. Уже несколько раз он покупал себе бронежилет, керамические плиты, каску, но через какое-то время все равно дарил. Неудобно, когда волонтер одет лучше бойца. После очередного вручения личного «броника» бойцу Денис зарекся даже думать на эту тему. Все в «Корсарах» — и я в «Корсаре». Потому личную броню он с собой на передовую не возил, мол, приеду — одолжу.
Леша, впрочем, не разделял мнения Дениса. Он всегда возил с собой комплект из каски и шлема, а потому щеголял сейчас в «Плейт-керриере» с быстрым сбросом, украшенном шевронами «Киевская хунта» и «Рабовладелец», с недешевой «разгрузкой», на которой, кроме аптечки, виднелись в кармашках шесть магазинов для автомата, несколько ВОГов и ручных гранат. Автомат Леши за ночь обзавелся подствольным гранатометом ГП-25, голову украшала каска «Шуберт», а за спиной, помимо рюкзака, в котором тоже было напихано немало убийственных штук, висела труба гранаты РПГ-18.
— Гребаный Рэмбо, — сплюнул Денис, наблюдая, как Леша спокойно шел в колонне, умудряясь при этом разговаривать с разведчиками.
Группа из семи человек, растянувшись на 50 метров, размеренным шагом шла по зеленке. Маршрут был давно известен всем, но после появления новой позиции дорога к новому опорнику еще не была исхожена достаточно, чтобы чувствовать себя расслабленно. И после поворота на очередную тропу буквально физически почувствовалось, как внутренне напряглись люди в колонне. Новое место — новая опасность.
Тихо прозвучала команда, и разведчики вскинули автоматы, выстраиваясь «шахматкой», каждый беря под контроль свой сектор. Леша тенью появился возле Дениса, идя с автоматом наготове. Для него приоритетной задачей был его друг. После секундной заминки группа в своем обычном ритме продолжила путь. Протоптанная тропинка то виляла между деревьями, то опускалась в овраги, то шла через заросли кустарника, то выходила на почти лысую поляну. Группа шла тихо, только треск рации у командира группы нарушал звуки ходьбы.
— Привал, — донеслось спереди, и бойцы, рассредоточившись, сели на землю с выдохом. Отшагать в полной боевой экипировке они могли еще долго, но беречь силы, пока ты «на нуле», — основное правило. Никогда не знаешь, когда они тебе пригодятся.
К присевшему на корягу Денису подошел командир разведчиков.
— Вот это место, — без вступления начал он обрисовывать ситуацию. — Наши вооон там, слева. Роют сейчас огневые позиции. Километра полтора до них. Сепары в километре от этой посадки справа, — рука вытянулась в обратную сторону от места, где определил новый опорник командир.
— Мы на новый опорник пойдем? — заинтересованно спросил Денис.
— Нет, мы туда только ночью ходим, ротируем парней, — помахал головой разведчик. — Русские еще не знают, что мы туда зашли. Пока не окопаемся нормально — надо держать в секрете. Да и что там смотреть: десяток парней лопатами все время работают, двое на посту, остальные копают. Ничего там интересного нет сейчас.
— Ясно. Просто Роме хотел фото скинуть оттуда, может, помощь какая нужна в обустройстве блиндажа…
— Обойдется Рома, — ухмыльнулся разведчик. — Я за вас сейчас ответственность несу, так мне и решать. А я решил: мы туда сегодня не идем.
Рома будет расстроен, — про себя подумал Денис.
Рома — партнер по волонтерству. Но в отличие от Дениса, который на передовой бывал часто, тот просиживал в основном в Киеве. Нет, ему не было страшно, просто в столице и кипела основная работа. Рома, балагур, улыбчивый нескладный парень, занимался встречами со спонсорами, контролем банковских переводов, отчетностью фонда и всем прочим, без чего централизованно оказывать помощь армии было невозможно. От этого всего Денис пытался держаться как можно дальше, доверяя Роме всю операционную деятельность фонда.
Одно из увлечений Ромы — фото с передовой, с позиций, которые были еще только в «разработке». Он хотел написать книгу и приложить фото, чтобы показать, как воевали парни, которым помогал его волонтерский фонд. Но понимал, что это случится нескоро, и за снимки, что хранятся у него на жестком диске, россияне посулили бы сейчас немалые деньги…
И Рома копил, как заправский хомяк, видео с тепловизоров на снайперских винтовках, фото зарождающихся опорников, где потом разгорались ожесточенные бои, результаты работы «спецов» — все это ждало своего часа.
А сегодня Роман с Денисом проговорили по телефону почти час, обсуждая монтаж мобильной телескопической вышки с камерой, которая должна была дать видеонаблюдение на отдельном секторе — а это несколько квадратных километров под постоянным обзором. Услышав ориентировочную сумму, во сколько обойдется эта система, Рома присвистнул, но сказал, что к указанной дате найдет. Ну а раз сказал — то ему можно было верить. Он будет ночевать под дверями офисов, но найдет спонсоров очередной Денисовой «хотелки».
— А чому такий дивний позивний — Аніме? — отвлек его от раздумий подошедший разведчик.
— Ахахаха, — заржал рядом Леха. — Шо, знову?
— Это не позывной, это больше кличка, — из раздумий ответил Денис. Он достал планшет с картами Армии SOS и прокручивал картинку, вглядываясь в карты высот и замеряя расстояние от места нынешнего расположения до разведанных огневых позиций противника. — Случайно так вышло.
— Як випадково? — не унимался разведчик.
— Слухай, — вклинился Леша. — Якось Ден знайшов кінці з хлопцями, що робили снайперські гвинтівки калібру 14.5. І комбата переконав знайти ствол 14.5, вони там з равістамі довго схему мутили. Привезли ми снайперську гвинтівку цю до вас на передову, і Ден гордо підходить до дверей буса, витягує цю хрінь. Ні, не так — ХРІНЬ! Довжина гвинтівки — більше 2 метрів. І Ден гордо, як справжній альфа-самець, промовляє: «Ну і хто тут тепер папка з найбільшим стволом?»
Ми прямо по землі всі покотилися від сміху. Знаєш мультики японські, де головні герої з величезними гарматами в руках? Називаються вони — аніме. І з того моменту наш Ден став Аніме. Він такий кавайний…
— Хватит лясы точить, — оборвал Денис ухмыляющегося Лешу. — Пошли вон к тому дереву. Мне кажется, что лучше места не придумать.
Денис с Алексеем неспешно подошли к дереву. Денис достал из кармана лазерный дальномер и измерил расстояние до посадки, где были позиции противника.
— 980 метров. Слишком близко. Но попробуем замаскировать мачту за стволом дерева, чтоб ее не было видно … Так, тут не имеет смысла тянуть питание с опорника, лучше сделать автономной на аккумуляторах. Раз в три дня менять аккумуляторы, и будет нормально. На это дерево вот мы поставим направленную антенну, будет канал передавать на…
Все окружили Дениса, но никто не перебивал. Человек работает, чего ему мешать? Денис же что-то записывал в планшет, какие-то антенны, аккумуляторы, блоки управления, рылся в характеристиках трех камер с 30-кратным зумом, решая, что тут подойдет оптимальное по цене/ качеству, полностью ушел в себя, обдумывая, как рационально выполнить задачу. Иногда он переходил на шепот, и до слушателей доносились только обрывки фраз: «24 вольта… постоянное напряжение, а то рябь будет… фиксатор бы на дерево, чтоб мачту не качало по ветру, а то картинка будет размазываться… 13 метров… антибликовое стекло…»
Через какое-то время Денис обернулся и, встретившись взглядом с разведчиком, сказал:
— Ну, задачу я понял. Решим. Неделю примерно надо на поиск и закупку, еще дня три — доехать и установить. Потерпите?
— Нормально, — ответил командир разведотряда. — Как раз закопаются парни и начнут уже давать ответку. Сепары возбудятся на этом периметре, и мы их будем видеть постоянно. А то БПЛА — это, конечно, хорошо, но круглосуточно крыло тут же повесить нельзя… Эй, подъем. Пора назад идти.
Разведчики, кряхтя, начали вставать с земли. Один из них даже умудрился прикорнуть на время привала и сейчас, немного ошалевший от резкого пробуждения, хлопал по подсумкам, ничего ли не потерял тут.
Группа не спеша выстроилась в походный порядок и двинулась назад по зеленке. Денис снова ударился в мрачные думы о своем бронежилете. Леша припал на уши разведчику, несшему за спиной чехол, в котором угадывался профиль снайперской винтовки. Ветер доносил лишь обрывки разговора: «338 краще, ніж 300… релоад… булпап… мил дот…»
Группа шла. Слышались краткие реплики бойцов, что, может, лучше было бы на «бэхе» сюда подскочить быстро, а не убивать полдня на походы. Им вторил другой голос, который советовал сразу завещание написать перед такой поездкой, так как кататься на легкобронированной технике в километре от позиций противника малость попахивает самоубийством.
Воздух разорвал пронзительный свист мины. Еще до того, как Денис «вынырнул» из своих раздумий, он обнаружил себя лежащим посреди тропинки. Впрочем, на земле оказались в миг все: рефлексы сработали раньше, чем мозг родил мысли по этому поводу. Разрыв. Второй. Третий. Четвертый. Все мины легли перед посадкой.
Через несколько секунд звенящей тишины еще четыре взрыва прозвучало за посадкой.
Перелет. Батарея из четырех минометов 120-х. Черт, как же не повезло, в посадке поймали, как со спущенными штанами прихватили, — хаотично неслись мысли в голове Дениса.
Стрекот пулемета добавил звуков. Свист крупнокалиберных пуль, которые перемежались с глухими ударами попаданий в деревья и землю, заставил вжаться еще сильнее.
— Быстро по ямам, ищите ямы, если можете под дерево — заползайте, если мина разорвется от удара о ветку, то «зонтиком» накроет всех, кто внизу. Прячьтесь, рюкзаки на себя сверху накиньте, — крик командира разведчиков заставил действовать.
Мозг схватился за приказ, как за спасительную соломинку: увидев подмытую яму под деревом, тело само, без каких-либо мыслей, поползло туда. Упал в яму, выдернул нож, руки в бешеном темпе заработали, подкапываясь. Рюкзака у Дениса не было, набросить что-то над собой он не мог. Да и не очень это надежная защита от осколков 120-й мины.
Разрыв. Разрыв. Разрыв. В этот раз легли почему-то три мины. Одна, ударившись где-то о дерево, ощутимо рванула выше. Застучали по деревьям осколки. Быстрее рыть, быстрее. Как же жаль, что нет лопаты, можно было бы быстрее вкопаться. Разрыв. Разрыв. Разрыв. Разрыв. Прилеты шли уже в зеленку. В воздухе висели запахи взрывчатого вещества и сока покалеченных деревьев.
— Аніме, ти там як, живий? Не бачу тебе, — раздался крик Леши.
— Все нормально, — ответил Денис. — Я в прошлой жизни был барсуком. Везде нору найду.
Разрыв. Разрыв. Разрыв. Разрыв.
— Ну ось сиди і не відсвічуй, — раздался ответный Лешин крик.
Разрыв. Разрыв. Разрыв. Разрыв.
Мины ложились в посадку еще минут десять. Пулемет постреливал уже лениво. Наконец миномет замолчал.
На посадку навалилась гнетущая тишина.
— А ну отзовитесь, все живы, раненые есть? — донесся голос командира разведгруппы.
Через несколько секунд стало ясно, что погибших и раненых нет.
— В общем так, все вы удачливые сукины дети, но тем не менее советую быстрее ползти еще метров 100–200.
Очередь пулемета просвистела над головами.
— Вот только аккуратно. Этот мудак зеленку просеивает вслепую, но если подниметесь — может и прилететь.
Новая очередь прозвучала подтверждением слов разведчика. Группа начала движение то ползком, то временно становясь на колени.
— Карат, останься, — коротко крикнул командир разведчику со снайперской винтовкой в чехле. — Как отойдем на триста метров — придави пулеметчика. Нам там перебежать надо будет метров сто, лучше бы, чтоб он заткнулся. Ну а если еще и попадешь — с меня отпуск на неделю. Если он заткнется и не будет стрелять — не стреляй, себя не выдавай. Выбираться будешь сам. Аккуратно только мне, смотри, без геройства, эти твари через паузу после выстрела насыпят по зеленке по полной.
Снайпер, молча скинув чехол со спины, пополз в сторону куста на краю посадки. Денис, задержавшись за деревом, успел увидеть, как снайпер рывком расчехлил винтовку и распрямил сошки. Следующими на чехол лег смартфон, видимо уже с включенным баллистическим калькулятором, и метеостанция.
Тут километр — километр сто до позиций противника, — подумал Денис. — Должен быть чертовски хороший выстрел. Удачливый. Ветер небольшой, но все равно одно дело — на полигоне стрелять по бумажной мишени, и совсем другое — сориентироваться по огневой позиции в зеленке, которую почти не видно, ориентируясь только на очень плохо видимый днем огонь пулемета…
— Быстрее, быстрее, ползите, — отвлек Дениса голос разведчика.
— Дэн, ти шо, тормоз? Воруши копитами! — добавил от себя Леша, который не двигался вперед, ожидая пока не начнет движение Денис.
Группа хаотично начала ползти в сторону. Надо отползти на метров двести-триста, чтоб, если опять начнут работать минометы, выйти из зоны поражения. Денис полз, сжимаясь каждый раз, как слышал стрекот пулемета. Позлорадствовал, наблюдая, как рядом ползет Леша, во всем на него навешанном оружии и амуниции.
— Я же тебе говорил, что лучше налегке идти, Рэмбо недоделанный.
Леша, остановившись на секунду и поправив постоянно падающую ему на голову тубу от РПГ-18, в ответ выдал целую тираду, перемежая ее суржиком и ненавистным ему русским языком, так что Дэн прямо позавидовал умению человека настолько разносторонне доносить свою мысль до собеседника. Но решил дальше не подкалывать: обстановка не та, да и Леха явно на взводе.
Стрекот не прекращался. Пулемет работал лениво, очередями по три-четыре патрона и явно по отрезку, который уже прошли.
Но снайпер молчал.
— Може, пробіжку маленьку зробимо, чого чекати? — не выдержал Леша, обратившись к командиру группы.
— Они срисовали нас на такой же «проплешине». Значит, наблюдают. Как только мы тут пробежим, нас увидят и будут дальше вести группу огнем. А там не факт, что все дойдем. Обваливают зеленку серьезно. Утес и 120-е, — командир группы говорил отрывисто, резко, как затвор выбрасывает отстрелянную гильзу. — После выстрела снайпера пулеметчики зассут работать по площадям. Наблюдатели переключатся на ту зону, откуда прозвучал выстрел. Но тоже подсыкать будут. Если оптика у них бликанет — туда и пуля может прилететь. А вот тут-то мы и припустим до вон той зеленки. Потом, правда, надо будет километр очень резво пройти. Мало ли что, хоть там и не на ладони, как в этой посадке. Ну а дальше овраг, не достанут. А Карат парень тертый, выберется. До ночи полежит, если надо. И выйдет. Мне главное волонтеров вывести. А Карат выйдет.
Выстрелы, рассеянные глушителем, раздались неожиданно. Менее чем за пять секунд прозвучало три. Видимо, снайпер-таки определил, куда будет стрелять, и решил, с предполагаемыми поправками, обработать ту зону, которую обозначил как мишень. Денис восхитился: стрелять так быстро из «болтовика» — это надо уметь. Карат знает свое дело. Первые две пули прилетели в цель раньше, чем тот, кому они предназначались, услышал звук выстрела. А когда вторая вылетела из канала ствола — первая еще не долетела до цели. Стрелять так быстро, досылая патроны в ствол, и при этом контролировать плохо видимую цель в оптику — это высший пилотаж. Карат был явно не «свд-носителем». Он — настоящий снайпер.
Пулемет затих сразу же. Секунда. Две.
— Бегом, — приказал командир, и все побежали по жидкой посадке.
Обычно человек может быстро бежать полкилометра. Но не по пересеченной местности. И не с дополнительным грузом амуниции. Денис начал замедляться менее чем за двести метров. Легкие горели, болела подвернутая во время бега нога. Сзади раздался еще один выстрел. Снайпер, вероятно, заметил еще одну цель, достойную внимания. Пулемет молчал.
Группа замедлилась и трусцой двигалась к спасительному оврагу. Раздался стрекот пулемета, но явно стреляли с другой позиции, подальше. Очередной пулеметчик начал просеивать зеленку, в которой, по донесениям, сейчас залег снайпер. К нему подключился АГС, засеивая посадку.
Группа вышла к оврагу и остановилась. В зеленке слышались разрывы гранат АГСа, но определить, куда бьет противник, по тому ли месту, где залег снайпер, не было никакой возможности. Группа перешла на шаг, двигаясь в сторону ВОПа. Еще триста метров. Двести.
— Де ще один? — прозвучал вопрос от офицера, стоящего возле пулеметного дзота.
— Карат залег в посадке. Придавил пулеметчика. А то идти было нереально, у них там патронов куры не клюют, могли еще сыпать и сыпать. Все нормально, выйдет. Он парень тертый, — устало ответил командир разведчиков, пытаясь перевести дух.
— Так, ідіть у бліндаж, ми беху підгонимо і присипимо русню. Вони зараз на нас будуть зациклені, трошки повоюємо з ними. Авось відстануть від Карата. Ми хотіли сипануть по ним, але знаємо же, що ви десь там ходите, не хотіли, щоб у цьому насипалові вас зачепило, тому й мовчали.
Денис уже в блиндаже снял с себя бронежилет. Китель под ним был мокрый, хоть выжимай. Пот выедал глаза, сердце колотилось, питаясь всем тем адреналином, который еще гулял в крови. Леша — не лучше. Разведчики тоже выглядели как марафонские бегуны, только что пересекшие заветную линию.
— Ничего так сходили, — нарушил молчание Денис. — Будет что вспомнить.
— Ты только в Фейсбуке об этом не пиши, а то комбату влетит, гражданских на «нуле» быть не должно, — попросил командир разведчиков.
— Да ну что мы, не знаем, что можно писать, а что нет? — чуть ли не обиделся Денис. — Не впервой-то. Зато позицию для скрытой вышки нашли и опытным путем определили, что наблюдать ей будет за кем. Не зря сходили.
— Та да, не зря, — выдохнул разведчик. — Но если бы с вами что-то случилось — то мне хана. Комбат бы меня перепрофилировал в саперы сразу же. В одноразовые саперы. Ну, хорошо, что хорошо кончается.
А над головой нарастало гупанье минометов. Бой начинался, время было к вечеру, а значит, пора повоевать. Бойцы и волонтеры начали укладываться на полу и свободных полках. Отдыхать. На сегодня работа сделана, можно и поспать.
Ночью в блиндаж ввалился Карат, лениво принял поздравления сонных бойцов, после чего разобрал свою винтовку, запшикал ствол и патронник какой-то вонючей дрянью и только после этого лег спать. Карат был героем сегодняшнего дня, потому никто даже не возмутился, решив, что вот сегодня этому парню точно никто претензии высказывать не будет.
Сон пришел, несмотря на спертый воздух, вонь чистящего средства, храп двух бойцов и громыхание сверху.
Эпилог
Утром «шишарик» завез волонтеров с разведчиками на такую знакомую им заброшенную ферму. Возле «штаба» их уже ожидал комбат и несколько офицеров, с необычайно торжественными лицами.
Денис и Алексей спрыгнули с кузова «шишаря» и вопросительно уставились на встречающую их делегацию.
— Давно тебя хотел наградить, но все как-то не доходили руки, — начал комбат. — А тут, с учетом боевого крещения вчера…
— Ээээээ, — переглянулись Денис с Алексеем.
— …А также храбрости, проявленной в процессе героического ползания по кустам, награждаю тебя, Дэн, вот этим орденом. Носи его с честью! Береги. Он дорог мне.
Чеканя каждый шаг, из строя вышел офицер с бордовой коробкой и, подойдя строевым шагом к открывшим рты Денису и Алексею, открыл крышку.
Денис взял из коробки орден, лежавший на синей бархатной подушечке, поднес его к глазам и… рухнул на колени, согнувшись и издавая нечленораздельные звуки.
Леша, смотря на эту реакцию, наклонился, выдрал из руки всхлипывающего Дениса орден, всмотрелся в него, и истерический смех разнесся над старыми постройками, присоединяясь к хохоту офицеров.
В руке Алексея в утреннем солнце блестел кругляш, на котором угадывался образ женской фигуры с крылышками. В общем хохоте уже мало кто слышал, как офицер, сдерживая смех, зачитывал из маленькой книжечки:
— За помощь армии, за поднятие боевого духа бойцам возможностью лицезреть его физиономию, за всю ту поддержку, без которой нам бы было плохо, а возможно и хреново, матрос с позывным Аниме награждается орденом Сейлор Мун третьей степени. Носи его с честью!
Ярослав Матюшин
Родился в Азербайджане, в семье кадрового офицера из Мариуполя. Первые годы жизни прошли в военном гарнизоне. В первый класс пошел в Мариуполе.
Там же и вырос. Первую татуировку сделал в 2006 году — трезубец на правом предплечье. Моделью послужил реверс пятикопеечной монеты.
В настоящее время счастливо женат. С октября 2015-го живет в Киеве. Ненавидит две взаимосвязанные вещи в мироздании: глупость и русню.
Игнатич
Мы и познакомились-то с Игнатичем, когда возвращались из Талаковки после очередного гуманитарного рейда на ноль на нашем ништяковозе. Хлопец на БП, после тщательной проверки документов, спросил:
— Чоловіка до міста не підкинете? В нього лімузин гавкнувся.
Боец показал рукой на прозябавший на обочине «сенс», который даже внешне заставлял сердце обливаться кровью сострадания. Каждый раз после удачной развозки помощи для подопечных мы с Олегом возвращались в приподнятом настроении, поэтому согласились, не раздумывая. В кабину буса залез кряжистый мужичок, чей возраст чисто визуально крутился вокруг 50–55 лет. Средний возраст, чей жизненный компас взял курс на метку «выше среднего». Проехав пару сотен метров в молчании, мы представились из переднего сидения:
— Ярослав.
— Олег.
— Игнатич, — не замедлил соблюсти социальный протокол наш попутчик. Спустя еще минуту он со вздохом добавил:
— Сильно гатят сегодня, суки.
— Ээээ, кто? — аккуратно уточнили мы. В тот день, действительно, оккупанты обкладывали наши позиции из 80-х, не покладая георгиевских рук. Однако патриотическая жизнь в Мариуполе научила нас прощупывать пространство когнитивными вибриссами на предмет распознавания «свой — дебил».
— Так ну эти, суки-«освободители». Мы расслабились:
— Не любите, значит, российско-дружественные войска? Игнатич хотел сплюнуть, но сдержался:
— Они меня, блять, уже не то, шо достали. Они меня уже извлекли! Я ж в Сартане живу. Я в доме почти ремонт доделал!
Мы поняли, что нам в попутчики достался колерный патриот. Мы обменялись с ним телефонами, и, высадив его возле автомагазина, уехали снимать с себя ответственность за судьбы мира.
…………………………………
Это был октябрь 2014 года. На дворе стояла милая осенняя канонада. Я совершал променад по улице с золотой листвой, густо замешанной с грязью вчерашним дождем, и вздрагивающей землей. В доме у Андрюхи находилось заведение, которое, по-моему, кочевало из вселенной во вселенную, настолько вечным оно было. Я называл его «Храм Цирроза». Из себя оно представляло подвальное помещение, где алчущие просветления могли купить крафтовую водку «Made in ZaUglom» оптом (бутылка), и в розницу (измерительный шаг — 50 мл). Возле этой святой рощи два жреца полемизировали о дуализме мариупольского отношения к текущей войне. Победила патриотическая методология, ибо: «Раньше донецкая нормальная была, по 13! И где она щас, блять, из-за твоей днр?» Я не успел пустить слезу, так как подъехал наш бус с буржуйками. Напевая нарочито громко «Лента за лентою», мы погрузились и уехали на передок.
Это был 13а блок-пост, после которого одновременно позиции занимало несколько подразделений. Мы припарковались в привычном для нас месте, и бодро высыпали вручать подарки нашим дефендерам. И вот тут, несмотря на двухмесячную канонаду, попытки танковых прорывов, ежедневные боестолкновения, дрожащие стекла в моем доме, я впервые понял, что война вросла в нашу обыденность. К нам подбежал боец, и со словами «Ёб вашу мать, работает снайпер», уработал меня на землю, а Олега заставил отпарковаться назад. По аляповатой бетонной оградке надо мной вжикнула пуля и меня присыпало кусочками «еврозабора — недорого». Это был суперопыт. С тех пор я еще больше не понимаю экстремалов.
Когда всё улеглось, мы вернулись в город завидовать алкашам. В соответствующем отделе манимаркета я буквально-таки напоролся на спину Игнатича.
— Мое почтение!
— И вам не хворать.
Пребывая в пост-стрессовом состоянии (в диком ахуе, то есть), я предложил скрестить стаканы, учитывая место и время встречи. Игнатич не отказался, мотивируя тем, что сенса легче взорвать, чем починить, и теперь он безлошадный. Благо идти было недалеко — холостяцкий флэт Андро находился в этом же доме.
Вообще, живя около войны, многие из нас широко раздвинули свои алкогольные горизонты — нервы съедают алкоголь напрочь. Особенно, это проявилось 24.01.2015.
Ну а пока что я сидел на продавленном кресле в 5 километрах от артдуэли, и постоянно не хотел, чтобы снаряд прилетел в эту девятиэтажку. Стекла дрожали, мы пили и сёрфили ленты соцсетей. Оказалось, что Игнатич — неплохой пользователей современных гаджетов, несмотря на свою советскую молодость. Внезапно он залился припадочным смехом, поливая свой планшет регулярными брызгами из глаз. Оторжавшись до конца, на что у него ушло минут 10, он встал, и, приняв декламационную, по его мнению, позу, анонсировал:
«Найдено на форуме». После чего не без выражения увалил нас на лопатки:
«Живя в непосредственной близости от оплаченцев, я не устаю убеждаться, что эволюционная лестница ведет не только вверх. Потому что путь от сперматозоида до условного мотороллы — это перпендикуляр. Кратчайшее расстояние, обрызганное такими вехами как прогулы в школе, пту, ранний алкоголь, винт по вене и дворовые совокупления а-ля собачья свадьба. Предлагаю вашему вниманию историю, которая наглядно демонстрирует механику естественного отбора в макросоциумных масштабах.
Жил себе в Мариуполе условный Кастрат Долбоебов. Его цельнолитую чугунную натуру угнетали работающие банки, госучреждения, заводы и магазины, которые не грабит толпа обдолбанных обсосов. И он принимает волевое, как пердеж после гороха, решение: убежать от кровавой тирании мирного уклада в свободную от всего новоотсоссию. Преодолев 120 км, наш герой приезжает записываться в ополчение в городе-аутодафе, в Донецке.
Там он делает некую карьеру, и, как все продвинутые террорюги, идет на ипподром за невестой. Обвенчавшись с боевой кобылой подругой, Долбоебов получает в дар какой-то навороченный двигатель внутреннего сгорания. Естественно, отжатый, потому что заработать на машину тому контингенту не светит ни в одном из миров.
Опьянев от скорости, с которой социальный лифт пизданул его под жопу, Кастрат садит в машину свое овесное очарование, ее сестру, и, внимание! Едет в Мариуполь кидать понты перед посанами, дескать как по жизни встал. Вчера — подзалупная перхоть, сегодня — владелец тачки и персональной зоофилии.
Естественно на бп их тормозят для досмотра, и требуют документы на машину. Ебантяи делают скорбные лица, и вещают, что документы потырили „скоты из днр“. Гвардейцы пробивают машину — она в угоне (владелец — беженец из Донецка не поленился катнуть заяву). Они пробивают мальчика — а мальчик засвечен так, что глаза слезятся. Вот так свадебное путешествие закончилось в сизо мариупольского СБУ. Совет, как говорится, да любовь.
Эпично, ящетаю. Можно фильм снимать. Хрестоматия „Как не надо жить“».
Именно этот совершенно безумный в своей энергетике текст отпустил наше адское напряжение. Мы наконец-то начали пьянеть.
…………………………………
В общем, за первые месяцы войны, мы видели много сюрреалистичных вещей. Мы наблюдали, как невесту под руку выводят из подъезда, в то время как на околицах рвались грады навязчивого русского мира. По утрам родители вели детей за руку в детский садик, под гулкие разрывы дульной артиллерии. Под совершенно дикие сводки с фронта я видел, как люди пьют и пляшут в ресторанах. Война и мир не перемежаются, как в одноименном романе, о нет. Они вполне себе легко сосуществуют. В 10 километрах от города украинские защитники рубились с агрессором, в самом же городе люди влюблялись, женились, рожали детей, праздновали дни рождения, ездили с кумовьями на шашлыки, etc.
Нет, я не могу сказать, что это было равнодушие мещанства и обывательщины. Скорее всего, это была психологическая компенсация. Механизм внимания пытался отвлечься от войны, исключить её из микрокосма своего носителя. В первые дни танковых и артиллерийских штурмов весь Мариуполь ссутулился. Видев раньше войну только в низкого пошиба российских фильмах про Ичкерию, мы все непроизвольно вжимали голову в плечи. Канонада поначалу очень давит, и это почти физическое давление.
Идешь в магазин — голова всунута в плечи. Идешь на работу — ссутулишься, вроде бы как пытаешься спрятаться в самом себе от этих кошмарных децибел. Секс, попойки, школа, пары в университетах — всё с этой впружиненной в междуплечье головой. Как будто всему городу опостылели его шеи, как будто мы стали их ненавидеть.
Внезапно самым ходовым канцелярским товаром стал скотч. Люди лихорадочно закупали эту клейкую ленту и скотчевали свои дрожащие стекла крест-накрест. И, чем ближе к восточной стороне города находились дома, тем гуще в них скотчевали окна. Как показал нам черный день календаря — 24.01.2015 — этот скотч был призван стать успокоительным, но никак не защитой от градов.
…………………………………
Во-первых, до этого я и не подозревал, сколько в нашей повседневности пластика. Он буквально окружает нас, как водоросли рыбку в аквариуме. Количество пластика в твоей жизни ты можешь осознать только при помощи российской РСЗО град, которая на досуге может лупануть по восточной окраине твоего юго-восточного города.
Я зашел на мкр восточный через полчаса после первого залпа. Горело всё вокруг. Каждое здание, каждая вывеска. Запах гари, горелого пластика, симбиотично поселился в недрах моего китайского пуховика. Все пять каналов восприятия не давали забыть про странную филантропию единонародского соседа. И обоняние доминировало — каждый раз, когда я одевал свой потасканный пуховик, я вспоминал. Я вспоминал картинки, которые доселе видел только в фильмах-катастрофах.
Я шел в сонном оцепенении — мозг отказывал глазам в реальности происходящего:
— Горящая машина.
— Взорванная квартира
— Взорванный подъезд
— Неразорвавшийся снаряд в асфальте перед школой, с хвостом, смотрящим на восток.
— Трупы простонеба.
— Труп мужчины с оторванными конечностями.
— Совокупный женский вой.
— И странная тишина на фоне, как будто звуки мира впали в реабилитационный летаргический сон.
И все это на фоне всепроникающей гари, этого наглого запаха, что не признавал ни правил, ни границ, ни чужого права на обонятельный выбор.
Во-вторых, я узнал, что кровь в жизни не такая яркая и художественная, как в кино. Она какая-то бурая и рыжая. По-крайней мере, если ее много разлито на январском асфальте.
Я видел частный дом без крыши — в двухстах метрах от собственного дома.
Я видел, как женщина рвет на себе волосы. Первый раз книжная метафора стала дословной реальностью.
Я понимаю, что в распоряжении пропагандистов кремля есть много душевных струн, за которые они дёргают наш не очень притязательный охлос: одна история, один язык, одни корни.
Но каинова рука, которую та сторона протягивает русскоязычному, восточному, пролетарскому городу, всегда будет свисать с той стороны пропасти, на дне которой до конца мира горят багровые числа 24.01.2015.
…………………………………
С тех пор прошло достаточно много времени — на войне оно концентрированное. И там, где у нас прошло полгода, в мирных городах прошли все пять. Мы всё также волонтерили, но уже с большим размахом. Я стал понемногу участвовать в медийных проектах. Русня всё также пыталась кошмарить город, и всё также получала более чем ощутимый отпор.
Город свыкался с барабанами войны. Да, иногда артиллерия звучала особенно яростно — и тогда мы опять не спали, лихорадочно обмениваясь куцыми сведениями в фейсбуке. Но в целом, в своей повседневности, город рассутуливался. Мы привыкали. Мы понимали, что жизнь продолжается. И горожане даже начали потихоньку возвращаться на пляжи.
Вот там я его и встретил опять. В суете дней, прошедших после январской трагедии, я совершенно забыл про своего сартанского знакомого. Тем вечером мы с друзьями устроили посиделки на пляже под шелест моря и гулкие раскаты Богов войны, разносящиеся по водной глади из Широкино. Я отошел «в ёлочки», а когда возвращался, увидел знакомую кряжистую фигуру. Игнатич сидел на лавочке, недалеко от нас, и сосредоточено смотрел на лунную дорожку. Он изменился: взгляд стал более сухим, неподвижным. Левая половина лица была испещрена, как будто его побило оспой. Я улыбнулся:
— Игнатич, привет, дорогой! Пошли к нам, у нас есть.
Он улыбнулся в ответ. Но как-то устало, как будто он рад меня видеть, но очень хочет заснуть лет на восемьсот. Игнатич предложил мне закурить:
— Привет, Ярик. Садись, подымим.
Я присел рядом. Вдруг он перешёл на украинский:
— Ти знаєш, я довго думав весь цей останній час. Я питав себе, що пішло не так? Чому саме сюди прийшла ця війна? В яку мить треба було збагнути, що треба міняти геть усе? Війна не приходить просто так. О, я бачив її в обличчя. Я говорив з нею — вона впевнена, що це її територія. Я намагався спросити її, але вона тільки посміхалась та жалісливо дивилась на мене.
Оцепенев, я заметил, как Игнатич поглаживает выцветший жёлто-голубой браслет. Он продолжал:
— І я зрозумів. Я знайшов відповідь для себе. Всі ці роки, після повернення мені справжнього ім’я, я нехтував українською. Так я вчив її, я розумів її, інколи навіть спілкувався нею, але ж я так і не зробив її рідною. Звісно, цей ворог без честі прийшов би сюди все рівно. Але я був би готовий. Ми всі були би готові. І жертв було би набагато менше.
Меня осенило. Я вдруг вспомнил, что ни разу не видел, как Игнатич уходит. Просто в какой-то момент его уже не оказывалось рядом. Прокашляв своё изумление, я спросил:
— И что теперь, Мариуполь Игнатич?
Он ободряюще улыбнулся:
— Я? Житиму. Боротимусь. Ми? Одержимо перемогу. Слава Україні.
Я не успел ответить на этот святой клич. Игнатич расплывался. Рассеивался по молекулам, будто отдавал их городу назад. На секунду запахло узнаваемым букетом: степным разнотравьем, морем, дымом коксовых батарей, дождем и потом. И оружейным маслом.
Я продолжал сидеть на лавочке. Мои друзья о чем-то громко спорили, перекрикивая шуршание штилевого прибоя. От созерцательного настроения меня отвлёк звук viber’а. Достав смартфон из кармана, я прочитал сообщение от наших морпехов: «Переживать не из-за чего, это мы наказываем скотов. За мир через перемогу!».
Я посміхнувся.
Родился в Азербайджане, в семье кадрового офицера из Мариуполя. Первые годы жизни прошли в военном гарнизоне. В первый класс пошел в Мариуполе.
Там же и вырос. Первую татуировку сделал в 2006 году — трезубец на правом предплечье. Моделью послужил реверс пятикопеечной монеты.
В настоящее время счастливо женат. С октября 2015-го живет в Киеве. Ненавидит две взаимосвязанные вещи в мироздании: глупость и русню.
Игнатич
Мы и познакомились-то с Игнатичем, когда возвращались из Талаковки после очередного гуманитарного рейда на ноль на нашем ништяковозе. Хлопец на БП, после тщательной проверки документов, спросил:
— Чоловіка до міста не підкинете? В нього лімузин гавкнувся.
Боец показал рукой на прозябавший на обочине «сенс», который даже внешне заставлял сердце обливаться кровью сострадания. Каждый раз после удачной развозки помощи для подопечных мы с Олегом возвращались в приподнятом настроении, поэтому согласились, не раздумывая. В кабину буса залез кряжистый мужичок, чей возраст чисто визуально крутился вокруг 50–55 лет. Средний возраст, чей жизненный компас взял курс на метку «выше среднего». Проехав пару сотен метров в молчании, мы представились из переднего сидения:
— Ярослав.
— Олег.
— Игнатич, — не замедлил соблюсти социальный протокол наш попутчик. Спустя еще минуту он со вздохом добавил:
— Сильно гатят сегодня, суки.
— Ээээ, кто? — аккуратно уточнили мы. В тот день, действительно, оккупанты обкладывали наши позиции из 80-х, не покладая георгиевских рук. Однако патриотическая жизнь в Мариуполе научила нас прощупывать пространство когнитивными вибриссами на предмет распознавания «свой — дебил».
— Так ну эти, суки-«освободители». Мы расслабились:
— Не любите, значит, российско-дружественные войска? Игнатич хотел сплюнуть, но сдержался:
— Они меня, блять, уже не то, шо достали. Они меня уже извлекли! Я ж в Сартане живу. Я в доме почти ремонт доделал!
Мы поняли, что нам в попутчики достался колерный патриот. Мы обменялись с ним телефонами, и, высадив его возле автомагазина, уехали снимать с себя ответственность за судьбы мира.
…………………………………
Это был октябрь 2014 года. На дворе стояла милая осенняя канонада. Я совершал променад по улице с золотой листвой, густо замешанной с грязью вчерашним дождем, и вздрагивающей землей. В доме у Андрюхи находилось заведение, которое, по-моему, кочевало из вселенной во вселенную, настолько вечным оно было. Я называл его «Храм Цирроза». Из себя оно представляло подвальное помещение, где алчущие просветления могли купить крафтовую водку «Made in ZaUglom» оптом (бутылка), и в розницу (измерительный шаг — 50 мл). Возле этой святой рощи два жреца полемизировали о дуализме мариупольского отношения к текущей войне. Победила патриотическая методология, ибо: «Раньше донецкая нормальная была, по 13! И где она щас, блять, из-за твоей днр?» Я не успел пустить слезу, так как подъехал наш бус с буржуйками. Напевая нарочито громко «Лента за лентою», мы погрузились и уехали на передок.
Это был 13а блок-пост, после которого одновременно позиции занимало несколько подразделений. Мы припарковались в привычном для нас месте, и бодро высыпали вручать подарки нашим дефендерам. И вот тут, несмотря на двухмесячную канонаду, попытки танковых прорывов, ежедневные боестолкновения, дрожащие стекла в моем доме, я впервые понял, что война вросла в нашу обыденность. К нам подбежал боец, и со словами «Ёб вашу мать, работает снайпер», уработал меня на землю, а Олега заставил отпарковаться назад. По аляповатой бетонной оградке надо мной вжикнула пуля и меня присыпало кусочками «еврозабора — недорого». Это был суперопыт. С тех пор я еще больше не понимаю экстремалов.
Когда всё улеглось, мы вернулись в город завидовать алкашам. В соответствующем отделе манимаркета я буквально-таки напоролся на спину Игнатича.
— Мое почтение!
— И вам не хворать.
Пребывая в пост-стрессовом состоянии (в диком ахуе, то есть), я предложил скрестить стаканы, учитывая место и время встречи. Игнатич не отказался, мотивируя тем, что сенса легче взорвать, чем починить, и теперь он безлошадный. Благо идти было недалеко — холостяцкий флэт Андро находился в этом же доме.
Вообще, живя около войны, многие из нас широко раздвинули свои алкогольные горизонты — нервы съедают алкоголь напрочь. Особенно, это проявилось 24.01.2015.
Ну а пока что я сидел на продавленном кресле в 5 километрах от артдуэли, и постоянно не хотел, чтобы снаряд прилетел в эту девятиэтажку. Стекла дрожали, мы пили и сёрфили ленты соцсетей. Оказалось, что Игнатич — неплохой пользователей современных гаджетов, несмотря на свою советскую молодость. Внезапно он залился припадочным смехом, поливая свой планшет регулярными брызгами из глаз. Оторжавшись до конца, на что у него ушло минут 10, он встал, и, приняв декламационную, по его мнению, позу, анонсировал:
«Найдено на форуме». После чего не без выражения увалил нас на лопатки:
«Живя в непосредственной близости от оплаченцев, я не устаю убеждаться, что эволюционная лестница ведет не только вверх. Потому что путь от сперматозоида до условного мотороллы — это перпендикуляр. Кратчайшее расстояние, обрызганное такими вехами как прогулы в школе, пту, ранний алкоголь, винт по вене и дворовые совокупления а-ля собачья свадьба. Предлагаю вашему вниманию историю, которая наглядно демонстрирует механику естественного отбора в макросоциумных масштабах.
Жил себе в Мариуполе условный Кастрат Долбоебов. Его цельнолитую чугунную натуру угнетали работающие банки, госучреждения, заводы и магазины, которые не грабит толпа обдолбанных обсосов. И он принимает волевое, как пердеж после гороха, решение: убежать от кровавой тирании мирного уклада в свободную от всего новоотсоссию. Преодолев 120 км, наш герой приезжает записываться в ополчение в городе-аутодафе, в Донецке.
Там он делает некую карьеру, и, как все продвинутые террорюги, идет на ипподром за невестой. Обвенчавшись с боевой кобылой подругой, Долбоебов получает в дар какой-то навороченный двигатель внутреннего сгорания. Естественно, отжатый, потому что заработать на машину тому контингенту не светит ни в одном из миров.
Опьянев от скорости, с которой социальный лифт пизданул его под жопу, Кастрат садит в машину свое овесное очарование, ее сестру, и, внимание! Едет в Мариуполь кидать понты перед посанами, дескать как по жизни встал. Вчера — подзалупная перхоть, сегодня — владелец тачки и персональной зоофилии.
Естественно на бп их тормозят для досмотра, и требуют документы на машину. Ебантяи делают скорбные лица, и вещают, что документы потырили „скоты из днр“. Гвардейцы пробивают машину — она в угоне (владелец — беженец из Донецка не поленился катнуть заяву). Они пробивают мальчика — а мальчик засвечен так, что глаза слезятся. Вот так свадебное путешествие закончилось в сизо мариупольского СБУ. Совет, как говорится, да любовь.
Эпично, ящетаю. Можно фильм снимать. Хрестоматия „Как не надо жить“».
Именно этот совершенно безумный в своей энергетике текст отпустил наше адское напряжение. Мы наконец-то начали пьянеть.
…………………………………
В общем, за первые месяцы войны, мы видели много сюрреалистичных вещей. Мы наблюдали, как невесту под руку выводят из подъезда, в то время как на околицах рвались грады навязчивого русского мира. По утрам родители вели детей за руку в детский садик, под гулкие разрывы дульной артиллерии. Под совершенно дикие сводки с фронта я видел, как люди пьют и пляшут в ресторанах. Война и мир не перемежаются, как в одноименном романе, о нет. Они вполне себе легко сосуществуют. В 10 километрах от города украинские защитники рубились с агрессором, в самом же городе люди влюблялись, женились, рожали детей, праздновали дни рождения, ездили с кумовьями на шашлыки, etc.
Нет, я не могу сказать, что это было равнодушие мещанства и обывательщины. Скорее всего, это была психологическая компенсация. Механизм внимания пытался отвлечься от войны, исключить её из микрокосма своего носителя. В первые дни танковых и артиллерийских штурмов весь Мариуполь ссутулился. Видев раньше войну только в низкого пошиба российских фильмах про Ичкерию, мы все непроизвольно вжимали голову в плечи. Канонада поначалу очень давит, и это почти физическое давление.
Идешь в магазин — голова всунута в плечи. Идешь на работу — ссутулишься, вроде бы как пытаешься спрятаться в самом себе от этих кошмарных децибел. Секс, попойки, школа, пары в университетах — всё с этой впружиненной в междуплечье головой. Как будто всему городу опостылели его шеи, как будто мы стали их ненавидеть.
Внезапно самым ходовым канцелярским товаром стал скотч. Люди лихорадочно закупали эту клейкую ленту и скотчевали свои дрожащие стекла крест-накрест. И, чем ближе к восточной стороне города находились дома, тем гуще в них скотчевали окна. Как показал нам черный день календаря — 24.01.2015 — этот скотч был призван стать успокоительным, но никак не защитой от градов.
…………………………………
Во-первых, до этого я и не подозревал, сколько в нашей повседневности пластика. Он буквально окружает нас, как водоросли рыбку в аквариуме. Количество пластика в твоей жизни ты можешь осознать только при помощи российской РСЗО град, которая на досуге может лупануть по восточной окраине твоего юго-восточного города.
Я зашел на мкр восточный через полчаса после первого залпа. Горело всё вокруг. Каждое здание, каждая вывеска. Запах гари, горелого пластика, симбиотично поселился в недрах моего китайского пуховика. Все пять каналов восприятия не давали забыть про странную филантропию единонародского соседа. И обоняние доминировало — каждый раз, когда я одевал свой потасканный пуховик, я вспоминал. Я вспоминал картинки, которые доселе видел только в фильмах-катастрофах.
Я шел в сонном оцепенении — мозг отказывал глазам в реальности происходящего:
— Горящая машина.
— Взорванная квартира
— Взорванный подъезд
— Неразорвавшийся снаряд в асфальте перед школой, с хвостом, смотрящим на восток.
— Трупы простонеба.
— Труп мужчины с оторванными конечностями.
— Совокупный женский вой.
— И странная тишина на фоне, как будто звуки мира впали в реабилитационный летаргический сон.
И все это на фоне всепроникающей гари, этого наглого запаха, что не признавал ни правил, ни границ, ни чужого права на обонятельный выбор.
Во-вторых, я узнал, что кровь в жизни не такая яркая и художественная, как в кино. Она какая-то бурая и рыжая. По-крайней мере, если ее много разлито на январском асфальте.
Я видел частный дом без крыши — в двухстах метрах от собственного дома.
Я видел, как женщина рвет на себе волосы. Первый раз книжная метафора стала дословной реальностью.
Я понимаю, что в распоряжении пропагандистов кремля есть много душевных струн, за которые они дёргают наш не очень притязательный охлос: одна история, один язык, одни корни.
Но каинова рука, которую та сторона протягивает русскоязычному, восточному, пролетарскому городу, всегда будет свисать с той стороны пропасти, на дне которой до конца мира горят багровые числа 24.01.2015.
…………………………………
С тех пор прошло достаточно много времени — на войне оно концентрированное. И там, где у нас прошло полгода, в мирных городах прошли все пять. Мы всё также волонтерили, но уже с большим размахом. Я стал понемногу участвовать в медийных проектах. Русня всё также пыталась кошмарить город, и всё также получала более чем ощутимый отпор.
Город свыкался с барабанами войны. Да, иногда артиллерия звучала особенно яростно — и тогда мы опять не спали, лихорадочно обмениваясь куцыми сведениями в фейсбуке. Но в целом, в своей повседневности, город рассутуливался. Мы привыкали. Мы понимали, что жизнь продолжается. И горожане даже начали потихоньку возвращаться на пляжи.
Вот там я его и встретил опять. В суете дней, прошедших после январской трагедии, я совершенно забыл про своего сартанского знакомого. Тем вечером мы с друзьями устроили посиделки на пляже под шелест моря и гулкие раскаты Богов войны, разносящиеся по водной глади из Широкино. Я отошел «в ёлочки», а когда возвращался, увидел знакомую кряжистую фигуру. Игнатич сидел на лавочке, недалеко от нас, и сосредоточено смотрел на лунную дорожку. Он изменился: взгляд стал более сухим, неподвижным. Левая половина лица была испещрена, как будто его побило оспой. Я улыбнулся:
— Игнатич, привет, дорогой! Пошли к нам, у нас есть.
Он улыбнулся в ответ. Но как-то устало, как будто он рад меня видеть, но очень хочет заснуть лет на восемьсот. Игнатич предложил мне закурить:
— Привет, Ярик. Садись, подымим.
Я присел рядом. Вдруг он перешёл на украинский:
— Ти знаєш, я довго думав весь цей останній час. Я питав себе, що пішло не так? Чому саме сюди прийшла ця війна? В яку мить треба було збагнути, що треба міняти геть усе? Війна не приходить просто так. О, я бачив її в обличчя. Я говорив з нею — вона впевнена, що це її територія. Я намагався спросити її, але вона тільки посміхалась та жалісливо дивилась на мене.
Оцепенев, я заметил, как Игнатич поглаживает выцветший жёлто-голубой браслет. Он продолжал:
— І я зрозумів. Я знайшов відповідь для себе. Всі ці роки, після повернення мені справжнього ім’я, я нехтував українською. Так я вчив її, я розумів її, інколи навіть спілкувався нею, але ж я так і не зробив її рідною. Звісно, цей ворог без честі прийшов би сюди все рівно. Але я був би готовий. Ми всі були би готові. І жертв було би набагато менше.
Меня осенило. Я вдруг вспомнил, что ни разу не видел, как Игнатич уходит. Просто в какой-то момент его уже не оказывалось рядом. Прокашляв своё изумление, я спросил:
— И что теперь, Мариуполь Игнатич?
Он ободряюще улыбнулся:
— Я? Житиму. Боротимусь. Ми? Одержимо перемогу. Слава Україні.
Я не успел ответить на этот святой клич. Игнатич расплывался. Рассеивался по молекулам, будто отдавал их городу назад. На секунду запахло узнаваемым букетом: степным разнотравьем, морем, дымом коксовых батарей, дождем и потом. И оружейным маслом.
Я продолжал сидеть на лавочке. Мои друзья о чем-то громко спорили, перекрикивая шуршание штилевого прибоя. От созерцательного настроения меня отвлёк звук viber’а. Достав смартфон из кармана, я прочитал сообщение от наших морпехов: «Переживать не из-за чего, это мы наказываем скотов. За мир через перемогу!».
Я посміхнувся.
Елена Суетова
Волонтер и волшебник. Пиарщик и финансовый аналитик. Блогер и писатель. Добрая, красивая, веселая, отзывчивая, верящая в добро девушка. Вот уже 16 лет Лена занимается благотворительностью. Основное направление — помощь детям, в усыновлении, с 2014-го — украинским солдатам на фронте, в госпитале. За эти годы помогла и родным наших солдат, и самим волонтерам и их семьям по самым разнообразным вопросам. По инициативе Елены в нашей стране появился Сквер волонтеров и установлен памятный знак «Волонтерам Украины».
Короткие рассказы от Елены Суетовой — это не просто романтика и юмор. Прежде всего это настоящие рассказы о настоящих людях: наших бойцах и волонтерах, их семьях (имена и данные изменены).
Любимая фраза Лены — «Быть Добру!»: она свято верит в нее и очень вдохновляет этим всех вокруг.
#вкусные_заметки_Суетовой
Архитектор
Приезд волонтеров каждый раз — это легкий праздник. Помимо полезных, необходимых и жизненно важных вещей, они привозят нечто куда более драгоценное — запах дома.
И пусть это два дюжих дядьки, одетые в засаленную форму, не вынимающие изо рта сигарету и тихо матерящие блокпост в Изюме и ямы на дорогах. Они — будто олицетворение добрых волшебников, которые привозят для каждого кусок тепла и мирной, домашней жизни. Везут массу детских рисунков, где кривыми буковками нацарапаны простые, но, сука, прошибающие до мозга костей слова, выдавливающие слезы даже у тех, кто еще не женат и у кого детей нет.
А иногда, крайне редко, бывают письма от девчонок. В основном, пишут волонтерки. Связи у нас не бывает сутками — вышки часто валят. А в письмах хоть какая-то информация, пусть и незначительная.
Девочки рассказывают, как плетут сетки или пекут нам пряники. Сетки и пряники тоже приезжают. И сетки берегут наши жизни, а с имбирными пряниками так вкусно пить обжигающий чай из алюминиевой кружки. И читать эти письма, представлять ее, нежную и робкую, замешивающую тесто поздней ночью после работы. Представлять, как мука прилипла к ее рукам и она убирает тыльной стороной ладони упавший на лицо локон. Как прогибается ее спина и она внимательно смотрит сквозь горячее стекло, сколько еще выпекать печеньки. Как сидит на балконе с чаем и смотрит в рассветное небо. Думает о чем-то хорошем, мечтает…
На гражданке совсем иначе относишься к мелким женским хлопотам. Кажется, ну что тут — испекла. Связала. Постирала. А вдалеке, где любой быт имеет свои трудности и когда на разных участках порой в дефиците даже питьевая вода, понимаешь, что их труд важен, сложен и крайне необходим.
Наш сержант, позывной Дядя Юра, на днях съездил в Старобельск, в 22-й батальон, просил отсыпать для нас чуток патронов. Боеприпасов не много, а впереди 24 августа. Любят эти твари из-за поребрика покошмарить небо и землю в наши праздники…
Так вот этот смешной сержант, с вечно красным носом-картошкой и кустистыми бровями на круглом лице, очень похож на Деда Мороза. Всей ротой ждем Нового года — нарядим его в красный халат и шапку. Девочки из Швейной сотни пообещали сшить костюм Деда Мороза для Дяди Юры, как только увидели его фото по мессенджеру в Фейсбуке и услышали нашу идею.
Дядя Юра приехал с двумя жестянками для СВД и ДШК. Где он их откопал и у кого выпросил — мы так и не узнали. Поговаривали, что выменял на бинокль и летние немецкие берцы, которые ему жена из дома передавала. Но он сам ничего не рассказал. Бинокль его мы тоже больше никогда не видели, а до глубокой зимы он проходил в кроссовках, которые привезли волонтеры.
Дядя Юра вообще умудрялся знать все: от кухни и медицины до оптики и тактики ведения боя. Хотя хвастался, что работает кузнецом в селе Винницкой области. Он постоянно рисовал в своем блокноте завитушки, рассказывал, какую альтанку сделает во дворе и виноградом увьет, а жена цветы вокруг посадит.
Дядя Юра по поводу альтанки часто советовался со вторым Юркой, Архитектором (и по профессии, и по позывному). Долговязый парень с добрыми, глубокими темными глазами — наш надежный снайпер. Архитектор — как тень: выходил всегда только сам, работал совершенно бесшумно, снимал снайперов с той стороны. Приходил на рассвете. Умывался, садился на лавочку и что-то писал. Долго и сосредоточенно в небольшой синий блокнот. Затем закрывал глаза и не открывал, пока кто-то из палатки не выйдет. Проснулись — значит Архитектор уходит спать.
Замкнутый был, но ощущался огонь внутри. Мощный, как вулкан. Только скрывал он его. Как и личную жизнь. Однажды приехали волонтеры и передали Архитектору личную посылку. На коробке было красивым почерком написано: «Юрочке… номер телефона, позывной» и наш бат, поселок и рота. Вот тогда единственный раз мы увидели его другим. В глазах стояли слезы, и он не знал, куда спрятать взгляд. Потом неделю ходил и извиняющимся взглядом смотрел на нас, будто винил себя, что ему приехала личная посылка. Хотя многим из нас приезжали, и мало кто был обделен вниманием.
Тогда Архитектор жадно схватил коробку и ушел за палатку. Долго его не было. Вернулся. Принес нам пару плиток черного шоколада и вновь ушел в ночь. Только с иным выражением лица, с туманной, но заметной улыбкой.
На следующее утро, когда все проснулись, Архитектор подошел к ротному, попросил отпуск на десять дней домой. Ротный был строгим, но семейным мужиком. Понимал: что-то произошло. Отпустил. Не сразу, через два месяца.
Она ждала его в любой момент — три дня назад получила сообщение, что скоро приедет.
Каждый вечер, после работы, она забегала к девочкам на склад и заносила пакеты с вещами, батарейками, зарядными, телефонами, просто деньгами. Все, что ей удавалось собрать на работе и среди друзей для фронта, она приносила на волонтерский склад.
Стройная, даже худощавая, с появившимися от недосыпа черными кругами под глазами, она была так же прекрасна и юна, как и четыре года назад, когда они поженились.
Постоянная работа в командировках приучила к спартанской жизни, но от этого еще теплее были их встречи. Оба красивые, молодые, яркие. Но без мужа несколько месяцев, тем более это месяцы на войне — очень тяжело… Связи не было, редкие смс. Она старалась писать и передавала раз в месяц посылку с письмами, мыслями и нужными вещами для него и роты.
В ее жизни было много искушений. Много сильных мужчин хотели быть на его месте. Но ни один даже близко не был похож на ее Юрочку.
Вновь одинокий вечер…
Вновь тихий ужин, ванна, любимая книга, мечты и рваный сон в надежде. И новый день, где нужно быть сильной и хваткой. Не показать слабину и улыбнуться тем, кто надеется увидеть слезы.
«Пожалуй, прогуляюсь парком до дома. Кто, как не природа, сможет успокоить разволновавшиеся струны души. Кто, как не она, усладит взгляд красотой и прикоснется целебностью своей гармонии к душе. Лавочки. Парочки на них. Тоже хочу… Где ты, солнце мое?! Как же давно я тебя не видела…»
Придя домой, бросив ключи на тумбочку, уже разувшись и снимая пальто, она уловила… такой родной и такой волнительный… его запах! Его курточка висела в шкафу, а из кухни доносился звон посуды и тихий бубнеж себе под нос, «мысли вслух».
Она вошла на цыпочках, любуясь картиной: самый драгоценный мужчина в ее жизни — муж — при зажженных свечах, букете роз и налитом в бокалы вине аккуратно расставлял на столе магазинные салаты и картошечку-пюре (единственное, что он умеет готовить, кроме гречки).
Встреча была очень долгожданной для обоих.
Его не было дома три месяца, казавшихся вечностью для обоих.
Три месяца ожиданий, молитв и веры…
Щетина и легкая исхудалость добавили ему шарма капитана дальнего плавания, а взгляд, увидевший многое, — манил глубиной и желанием обнять и никогда не отпускать.
Она была все так же обворожительна и прекрасна! Волосы, руки, глаза, фигура… волнительны для него, как впервые.
Он поцеловал ее долго, нежно, страстно, а затем опустился на колени и прижался губами к животу. Обнял дрожащими руками и произнес тихо, робко, едва слышно:
«Привет, малыш, папа рядом».
Фонарик
В тот вечер я приползла домой уставшая. Делали отправки на фронт. Ног и рук не чувствовала вовсе. Припарковала коекак машину под домом, быстренько окунулась в ванной и решила перед сном немного повышивать. Благо, недавно купила себе интересную трубочку-фонарик, гибкую и легкую. Я ее себе в виде веночка на голову обвязываю, диодики светят прямо на вышивку и мои глазки не устают.
Сон пришел быстро. Снилось море, страстно ласкающее неприступные скалы. Брызги фонтанами разлетались на ярком солнышке, создавая мириады сверкающих бриллиантов. Начался ветер, переходящий в шум и свист… Пиликала моя сигнализация в машине.
Выглянув на балкон, я никого не заметила и легла вновь в теплую постель.
Волны меня несли на паруснике. Рассекая волну, я смеялась, и парус, натянутый и терзаемый ветром, вторил мне, и как-то резко завопил канат… Опять моя сигналка.
На балконе зябко. Увидела, что какой-то мужчина ошивается возле моей машины.
Таак. Надо действовать решительно. Прежде всего одеться (люблю спать голой). Халат.
Пальто. Где пальто?! Так, одеяло с кровати — сойдет!
Револьвер в руку. Ключи. Тапочки. И в голове пронеслось почему-то голосом школьного учителя по физкультуре: «Бееегом, приставным шагом аааарш!»
Ну, по ступеням приставным у меня не получилось. Но поскакала я — в тапках — очень активно. Хотя сборы происходили в темноте, на ощупь, очень быстро все нашла, будто в темноте резко стала хорошо видеть!
Выйдя на улицу, старалась идти не быстро, а вальяжно, насколько мог себе позволить это человек в три ночи, на улице, будучи укутанным в одеяло.
И вот, завернув за угол, я увидела высокого парня. Он странно себя вел, трясся и слегка подпрыгивал.
«Наркоман», — подумала я и сильнее сжала уже нагревшуюся в ладони рукоять револьвера.
— Молодой человек, что вы делаете у машины? Отойдите, пожалуйста!
Парень странно шарахнулся от меня. И даже немного ойкнул.
«Точно, наркоман, глючит его!» — подумала я. А он тем временем все равно стоит рядом.
— Молодой человек, отойдите от моей машины!
— Это моя машина.
«О, — думаю, — штырит человека. И прыгает так активно почему-то. И щуплый он какой-то…»
— Это моя машина! — уже громче говорю я и в упор смотрю на него.
Он почему-то безумным взглядом смотрит все время на меня и немного пятится назад.
— Девушка, эээ, вот моя машина, рядом с вашей, у нее срабатывает сигналка.
Пару минут я осознавала полученную информацию.
Задумалась.
И тут мой собеседник спросил:
— Скажите, а с вами все хорошо? — и странно посмотрел поверх меня куда-то выше лба и проводил взглядом аж до самых ног.
И тут я вспомнила!!! Фонарик-диодик в виде веночка, рожками вверх был включен все это время. А уснула я за вышивкой с помытой, но не высушенной головой (и получилось гнездо). Я укутана в гигантское одеяло, на котором в двухметровую длину нарисована Маша из мультика. А на ногах у меня розовые пушистые тапочки, из которых почему-то тянутся капроновые колготки (не спрашивайте, как это произошло, — сама не знаю).
И револьвер в руках. Хотя уже один мой вид — еще то психологическое оружие.
Пока я это осознавала, парень жалобно спросил:
— Простите, а можно к вам под одеяло? Я очччень замерз. Увидел, что сигналка сработала — и сразу с постели рванул сюда.
Он и правда был в футболке, легких штанах и домашних тапочках.
И тут сначала на мою, затем на его машину упали с дерева орехи. И обе запиликали у нас на глазах.
Поняв истинную причину срабатывания сигналки, мы рассмеялись. Потом уже и познакомились. Я предложила ему выпить ароматного чая, чтобы не заболеть.
Через год мы стали мужем и женой.
И каждый раз, когда нас с Сережкой спрашивают, как мы познакомились, серьезно отвечаем — под одеялом.
Симпатия
Жаркая ночь душила и сжимала в своих липких объятиях. Инна ворвалась в свою квартиру на девятом этаже. Мигом сбросив пыльную одежду, направилась в душ. Холодные струи обжигали, но не могли унять огня, бушевавшего внутри. Эмоции, прикосновения, длинные разговоры, боль, смех, чувства, страсть, злость… все перепуталось…
Год назад Инна начала ездить с Андрюхой на фронт. Там, в отдельном разведбате, воевал Вадька, ее бывший коллега, с которым они работали много лет назад на студии звукозаписи. Он пытался грубовато ухаживать, а когда Инна осталась неприступна — оставил попытки, но общение по аське продолжил.
Высокий, крепкий парень, внешне очень даже симпатичный — Вадька никак не мог понять, почему она ему отказала. Шутила, смеялась, говорила, что возможна только дружба и все. Каждый раз, наблюдая ее активность в Фейсбуке, новые фото, поездки в красивые города и страны, он строил планы, как ее заполучить. Но она отвечала ему очередной шуткой и ускользала, оставив в памяти сладкий запах духов и очередную оскомину от сарказма в словах.
Они поздравляли друг друга с днем рождения и Новым годом. Это единственные моменты за несколько лет, где не было язвительных слов и попыток привлечь внимание.
После Майдана война уже воспринималась как должное. Получив повестку, Вадим бросил ей в аську: «Ухожу на фронт», а в Фейсбук запостил фотографию из учебки, где он с оружием и браво смеется. Его телефон зазвонил немедленно. Срывающимся голосом Инна спрашивала, что ему нужно. Скупо надиктовав список, без надежды на помощь, Вадим отметил для себя, что впервые от нее услышал иные эмоции, отличные от иронии. «Это хорошо, зацепило, значит», — констатировал он.
Их общение было кратким. Вадим был немногословен, а Инна явно стала теплее к нему относиться. Был даже легкий флирт по телефону, на который она реагировала уже по-другому.
Сначала Инна передавала ему все необходимое через волонтеров. Чаще всех на фронт ездил волонтер по имени Вадим. Внешне даже похожий на ее Вадима из АТО. Светловолосый, рослый, веселый и очень общительный, Вадим-волонтер умел мгновенно расположить к себе всех. Во время одной из погрузок, в пятницу вечером, Вадим-волонтер предложил Инне поехать с ним к Вадиму-бойцу. Впереди были выходные, и к вечеру воскресенья они должны были вернуться домой.
Дорога очень сближает. Шутки и слова волонтера убаюкивали, располагали, интриговали… Очередная остановка в пути. Ужин. Он рассказывает что-то смешное. И случайно наклоняется слишком близко. Инна отпрянула. Испугалась. Поняла его намерения и застыла. Анализируя и выжидая его реакцию. Вадим-волонтер, хитро улыбнувшись как ни в чем ни бывало, спросил про Вадима-бойца:
— Любишь Вадима?
— Нет. Просто хорошо отношусь. Симпатичен вроде бы. А ты не приставай ко мне, даже если и не люблю его.
— Ты со мной поехала в ночь. Как мне еще развлекаться?
— Я пешком домой пойду.
— Пешком не надо. Я обещал Вадиму тебя привезти к нему, — выдал волонтер и осекся.
Инна заподозрила неладное, но решила для себя, что проанализирует это в более спокойной обстановке.
Их приезд был встречен радостно и бурно. Вадим-боец кружил ее на руках. Загорелый, чуть исхудавший, но вдохновленный — он ей определенно нравился. Днем они долго сидели на лавочке под палаткой. Разговаривали, впервые поцеловались… Под покровом ночи звезды освещали их тела. Ей казалось, что она узнала его иначе и, в совсем другого человека, — влюбилась.
Воскресенье наступило мгновенно. С обеда Вадим-волонтер начал собираться и немного угрюмо косился в сторону Инны и Вадима-бойца.
Инна решила сорвать в дорогу маков и ромашек, которые буйно цвели у палаток. Вдалеке увидела обоих Вадимов. Волонтер передавал бойцу деньги. Она подобралась поближе.
Грубые шутки, обрывки фраз:
— А она с гонором деваха…
— Я четыре года ее уговаривал!
— Ну, тебе дала той ночью, а мне даст этой! Спорим опять?!
— А как я тебе поверю?
— Я ее голой втихаря сфотографирую и тебе вышлю.
Обратно Инна ехала в какой-то прострации. Вадим-волонтер пытался ее разговорить, на остановках приставал, на что она достала газовый баллончик и спокойно сказала:
— Только тронь — глаза забрызгаю, сама сяду за руль и уеду. А тебя тут оставлю. Только тронь!!! Ты меня, сука, понял? Вадим не понимал, почему она такая злая, но то, что она долго была неприступна для Вадима-бойца, — многое объясняло.
«Эх, второй раз проиграл… сука Вадим… знал же…» — думал волонтер.
Светало, когда Инна влетела в квартиру. Эмоции, прикосновения, длинные разговоры, боль, смех, чувства, страсть, злость… все перепуталось… И только жилкой билось в голове: «Поспорили»!
Душ не мог смыть с души мерзкие чувства. Но понемногу тушил жар, и ледяные струи казались уже чуточку теплее… не такими обжигающими.
Ей очень тяжело было доверять мужчинам. Но она вновь поверила и вновь обожглась…
Как теперь жить с замкнутой дверью в душе? Кому верить, во что верить, да и зачем?
Снайпер
Как здорово иногда перебирать «ништячковые полки».
Там всегда набросано много разного хлама: ручки, крючочки, степлеры, бумажки всякие, счета, камни с моря, скотч и куча монет из разных стран, заколки, лекарства, стикеры с сахаром…
Все это выбросить вроде бы рука не поднимается — а вдруг пригодится?
Однажды он потерял маленький клочок бумаги с крайне важным номером. Но судьба все равно решила воплотить задумку.
Денис перебирал ящик, хаотично отгребая рукой бумажки в поиске нужной визитки. Отлетали в сторону старые счета, записочки с неизвестными номерами телефонов, и вдруг — он застыл. Взял в руки маленькую записку с дрожащим почерком:
«Денис Резниченко, 42-й бат, разведотряд, снайпер — тактические перчатки (М — 2 шт, L — 3 шт, XL — 4 шт) — каски (9, но сколько есть) — целокс (кровоостанавливающее — сколько есть) — жгуты (9, но сколько есть, CAT) — носки, термобелье — лекарства от гриппа».
И его номер телефона в конце да маленький рисуночек — цветочек в виде тюльпана… крохотный.
В голове начали всплывать воспоминания: война, призыв, ее голос, прорывающийся среди снарядов, сообщения, фото в Фейсбуке… Запах ее волос, первые объятия… и первый их взрослый разговор…
В школьном дворе уже давно эхом по углам и закоулкам пролетел звонок. Учитель заболел, и два класса свели вместе на один урок. Шум был слышен даже сквозь закрытые двери. Учителя на замену еще не нашли, и 60 учеников в замкнутом пространстве буквально сносили крышу на четвертом этаже школы. Денис уже пять минут стоял в коридоре и наблюдал за школьным двором с высоты.
В никогда не закрывающиеся серые школьные двери забегали опоздавшие ученики. Одна девочка в синей курточке и смешной шапке с большим бубоном шла быстро-быстро, забавно футболя коленями пакет со сменной обувью. Перед самой лестницей у входа пакет не выдержал: на мокрый, с островками снега, асфальт вывалились черные туфли-лодочки. Девочка с бубоном смущенно остановилась, задрала голову вверх, мысленно с кем-то разговаривая и возмущаясь, быстро наклонилась, собрала туфли, взлетела по лестнице и рванула двери на себя.
Это была Оля из девятого «Б», с которым класс Дениса прям сейчас проводил совместный урок.
Через пару минут розовощекая и запыхавшаяся Оля почти бежала по коридору. В руках у нее были сапожки, длинные, красивые ноги обуты в те самые туфельки. Сумка через плечо сдерживала копну густых волос, а фигуру обтягивало серое платье в английскую клетку.
Странно, но Денис впервые увидел ее особенной. Милой, нежной, растерянной. И где-то внутри зашевелилось желание ее защищать, помочь. Потянуло.
— Привет, Оля. Нас совместили. Учителя еще нет, не спеши.
— Да, привет, я знаю. В учительской сказали, что нам в конце дадут самостоятельную по домашке, надо готовиться. На замене МарьАндревна — приколупается к каждому. Я в класс, шпоры напишу, и ты давай, — запыхавшись, скороговоркой выпалила Оля и, грюкнув дверью, растаяла в шуме класса. Она была старостой. Шум затих. Слышен был негромкий Олин голос. И началось ровное гудение.
«Начали писать шпоры», — подумал Денис и вошел в класс.
Он хорошо учился, благодаря отличной памяти. Шпоры не писал. С Олей они пару раз пересекались на школьных олимпиадах, но только сегодня впервые их разговор показался ему таким теплым и даже интимным…
После девятого класса Денис поступил в колледж КПИ. Оля осталась учиться в школе.
К семилетию выпуска его отыскала активистка из класса — Ира Иванова, сменившая за это время уже две фамилии и серьезно готовившаяся примерить третью. Нехотя, но пошел. Хвастаться особо нечем: все как у всех. Семьи нет, работа стабильная, но любимая. Да, машина и квартира есть. Заработал. Да, как модно говорить, айтишник.
В большом школьном зале ничего не изменилось, кроме штор (логично: на что сдавали деньги, то и меняли). На бессмертных красных креслах сидели и шумно перекликивались разновозрастные выпускники со счастливыми лицами и детским восторгом. Непривычно громко гоготали парни, вспоминая школьные шалости. Взрослые незамужние девочки обаятельно улыбались, а те, кому никого арканить не нужно, умиленно разговаривали о цвете кала у малышей, новомодных смесях для прикорма и показывали все фото своих деток, хвастаясь их успехами.
Денис увидел свой класс, разместившийся в дальнем углу. С радостью со всеми пообнимавшись, сел у стены, чтобы охватить взглядом весь актовый зал. Его внимание привлек хохот, разразившийся через десять рядов от него. Все, кто стоял и сидел там, смотрели на нее, веселую, с густой копной пышных волос, активно что-то рассказывающую и жестикулирующую. Девочку, которая нисколько не изменилась с того самого момента, когда уронила свои туфли на школьный асфальт: вздернутый нос, веснушки, веселые голубые глаза, озорная улыбка и милый голос, рассказывающий смешные истории.
Она вновь приковала его взгляд. Оля.
В какой-то момент их взгляды пересеклись: она умолкла на мгновение, ее глаза сосредоточились на нем. Вспомнила. Улыбнулась. Только ему. И радостно приветливо помахала рукой.
На сцену вышла завуч школы, и начался концерт для выпускников. Потом все пошли в кафешку. Все три параллельных класса гуляли в одном большом заведении, но в разных залах.
Четыре утра. Музыка затихает. Чувствуется скорое окончание праздника. После быстрых танцев, где Оля веселилась, начинаются завершающие, медленные.
Дениса парни потянули на улицу через весь танцпол. Они вновь встретились взглядами. Оля решительно подошла к Денису:
— Я хочу с тобой потанцевать.
— Пойдем, — от неожиданности он согласился, хотя танцевать совершенно не любил.
«Странный танец. Она рядом. Мы вместе, так близко. Такая чужая и такая родная. Смотрит в глаза и улыбается. И фигура под руками живая, трепетная. И пахнет она… цветами. Какими-то очень знакомыми цветами», — думал Денис, плавно покачиваясь в танце.
— Как поживаешь?
— Спасибо, хорошо. Работаю, не женат, наслаждаюсь жизнью, — решил пошутить, отвечая на стандартные однокашниковские вопросы, Денис.
— Мы завтра собираемся в школе — у учительницы математики юбилей. У тебя же тоже Людмила Ивановна вела?
— Да.
— Приходи. В 12.
— Ты когда домой? Можно я тебя провожу?
Они брели по рассветному городу и разговаривали обо всем на свете. Мило, приятно, будто они друг друга знают вечность и это не первый в их жизни долгий разговор.
На следующий день букет алых роз для Людмилы Ивановны был торжественно вручен Денисом. А Оле он тихонько подарил высокую прямоугольную коробочку со словами:
— Только не переворачивай. Аккуратно.
Затем позвонили с работы. Он быстро уехал. Обещал перезвонить в тот же день.
* * *
— Алло. Это… Денис? Здравствуйте. Это Оля. Мне сказали, вам что-то нужно. Для вас и ребят из отряда. Я волонтер, и… мы с вами…
— Да. Здравствуйте. Нужно много, но я не знаю, сможете ли вы… Записываете? Диктую… Но только, если вам несложно… да… отправить через машину Макса…. Да, я встречу…. Спасибо! Спасибо огромное, девушка!
— Денис… Я Оля… Оля Савуль….
— А? Кто? Простите, плохо слышно. Оля, я вас перенаберу, вечером, когда будет потише….
###
— Но как ты узнала мой номер?
— Дали девочки из школы. Им кто-то сказал, что ты на войне… А я волонтер еще с Майдана.
— И я был на Майдане… Но я тебя не видел тогда…
###
— Оль, мне дадут неделю отпуска скоро. Можно мы увидимся?
— С радостью, Дениска!
###
— Я могу быть долго не на связи. Ты не бойся. Со мной все будет хорошо. Даю слово. Я напишу смс.
###
«Скажи, что с тобой все в порядке! Я волнуюсь».
«Связь слабая. Я жив. Вышли из окружения. Не бойся. Оль.
Я кое-что понял. Я тебя люблю. Уже давно люблю».
«И я тебя».
«Когда приеду, хочу обнять, и никогда не отпускать, и зарыться носом в твои волосы, а ты будешь гладить мою голову».
###
— Привет, Олечка! Как же я соскучился! — и, покружив ее в жарких объятиях, поставил на землю дрожащими руками.
Он впервые ее поцеловал. А затем стал на одно колено и прям на Майдане, радостно смотря в ее глаза, произнес:
— Ты выйдешь за меня?
Оля, закусив нижнюю губу от нахлынувших чувств, вытирала слезы, ручьями льющиеся по щекам…
Подарок, который он сделал ей когда-то после встречи одноклассников, — это был живой тюльпан в горшке. Этот самый тюльпан вновь расцвел ранней весной, когда у них родилась красавица-доченька.
Переписка
— Ты спишь?
— Нет. Только легла.
— О чем думаешь?
— О том, какие холодные простыни.
— Хочешь, я буду греть их, пока ты будешь в ванной, а затем в теплой постели ты уснешь в моих объятиях?
— Хочу. Но я тебя не знаю лично и немного опасаюсь)) И наше общение — это фантазии.
— Давай встретимся, познакомимся. Мы же столько лет говорим по телефону и переписываемся, ты мне как родная стала за те месяцы, что помогала нашей роте. Нам точно пора встретиться. Давай решим для себя. Поставим точку или нарисуем вместе бесконечность.
— Я еще не готова…
— Но ты же ни с кем не встречаешься, свободное время проводишь в сети…
— Мне так легче.
— Жизнь требует и реалистичности, и объятий. Мечтаю прикоснуться к твоему телу, ощутить аромат волос, увидеть взмах ресниц, услышать вживую твой смех. Принести тебе в постель утренний кофе и затянуть наше утро до обеда.
— Ты вкусно пишешь. Но я боюсь… довериться и опять обжечься. Лучше пусть ты будешь моей любимой, далекой и несбывшейся фантазией, чем новой болью и очередным шрамом в душе.
— Со мной не будет гладко. И через год у нас с тобой будет первая ссора. Но через год мы с тобой поженимся, и ты станешь отходчивее и нежнее. А когда будешь хмурить свой лобик — я буду нежно его целовать, и ты начнешь улыбаться. Через два года ты родишь мне сына. А еще через три — красавицу-дочурку. Мы вместе состаримся. Я буду бурчать, а ты — все время меня лечить. И, когда внуки будут сидеть у нас на коленях, ты поднимешь глаза, где я увижу: «Спасибо за счастье, Любимый!»
— Улица Печерская, 8, 2-е парадное, 3-й этаж, квартира 23. Дверь будет не заперта.
Через два года в семье, где жили уважение, доверие, любовь и понимание, родился первенец. Здоровый и счастливый малыш.
Доверяйте тем, кто хочет сделать вас счастливыми.
Анечка и Лешенька
В нем чувствовалась выправка военного. Он дорожил каждой секундой. Не позволял себе расслабиться. Его взгляд всегда был сосредоточен и фиксировал каждую деталь.
Казалось, от него ничего не ускользнет. Да и не хотелось ускользать от его внимания.
Выйдя из здания, она чуть оступилась, но его рука тут же надежно подхватила ее под локоть. На миг глаза встретились. Она выдохнула: «Ах, благодарю!» Он ответил кивком и едва заметной, только ямочками на щеках, улыбкой. Его запах — едва ощутимый и ненавязчивый, сочетание ароматов парфюма и тела. Ее запах окутал сладостью духов, а шлейф уже уносил легкий весенний ветер.
Она шла на стоянку. Их машины оказались рядом. Четкими движениями он протирал зеркала. И слегка поглядывал на ее машину и на саму владелицу еще раз. От чего владелица особенно тщательно и грациозно начала протирать свои зеркала. Долго и основательно.
Неспешный диалог. Пробег. Возраст машины. Расход топлива…
Рядом оказалось кафе. Тихое, уютное.
Музыка была романтична, официанты ненавязчивы, а его голос словно завораживал, взгляд очаровывал, и почему-то отчаянно захотелось к нему в объятия, будто в них — тишина и спокойствие.
Он был Настоящим.
Настоящий мужчина. Такое обычное, но такое емкое выражение.
Редкое качество основательности и спокойствия.
Спокойное выражение глаз. Уверенность в каждом движении.
Он выбрал ее в тот самый момент, когда она еще утром парковала машину.
Наблюдал, как она здоровалась с сотрудниками и входила, держа сумку-папку одной рукой, а второй открывая дверь. Как выбился локон из-под намотанного на шею шарфа, как грациозны ее пальцы, как трепетно ее сердце, наполненное нежностью, и как чувственно тело, по которому ощутимо пульсирует дикая энергия.
Тогда он и выбрал ее из миллионов остальных.
Но она будет думать, что сама его заметила.
Женщины часто уверены в том, что выбирают именно они.
Но всегда, везде и во всем окончательное решение и выбор остаются за мужчиной. Настоящим мужчиной.
Роман был ярким и стремительным.
Ярослав оказался дембелем второй волны призыва. И второй месяц активно пытался разобраться в гражданской суматохе. Компания, в которой он работал до войны, сохранила его должность, и он без проблем вошел в колею рабочего режима. Чего не скажешь об ощущениях внутри, эмоциональном и психологическом состоянии. Ему везде и повсюду казалось, что стало еще хуже, чем было. Он стал нервным и раздражительным. Это начало сказываться и на работе.
В тот день, совершенно взбешенный пустяком с самого утра, Ярослав вышел на улицу покурить. В этот момент белая «фиеста» лихо припарковалась на узком парковочном месте. И выпорхнул птицей яркий комок энергии с буйной копной волос и резвым взглядом, резвее калаша.
Сама судьба их свела — даже имена были одинаковы: ее звали Ярослава. Волонтер, которая, помимо работы в службе сервиса известного сотового оператора, ездила на передок раз в месяц. Одинокая, яркая, 35+, без семьи и детей, свободная и легкая, знающая себе цену, страстная, гордая, загадочная… Такая запросто может вскружить голову любому мужчине, который не научился ценить в женщинах верность.
Нашлось много общих тем. Они не могли наговориться. Общие знакомые, населенные пункты в АТО, где они были почти в одно и то же время. Общие шутки.
Она понимала его, как никто!
А его начинал накрывать понемногу ПТСР. Только завуалированно. Ярослава для Ярика стала тем самым обезболивающим морфином, из-за которого не диагностируются признаки куда более серьезного воспалительного процесса. Он пропадал, появлялся, встречи чередовались упоительной страстью и жгучей ревностью. Затем просил прощения и исчезал. Внезапно он появлялся, а вместе с ним и ощущение спокойствия и защиты, как в начале их отношений.
А в это самое время Ира, молодая, красивая мама Анечки 7 лет и Лешеньки 3 лет, сбилась с ног в поисках психолога или даже психиатра для ее горячо любимого мужа, который вернулся из АТО и стал сам не свой. Пропадал где-то, исчезал, пугал заявлениями «уйду снова в АТО» и требовал развода, потому что ему все надоело…
Сказка
— Мам, ласкажи сказку пла валшебников!
— Что это за сказка, сына? Напомни, я забыла…
— Ну, маам, ты сегодня с тетей лазговаливала и сказала «моя волшебница». А я спласил, а ты сказала, что эта тетя настаящая волшебница и ты знаешь много таких валшебников. И все они живут в сказке!….
— Ах да. Сказку… Ну, хорошо. Слушай. Только глазки закрывай.
Она поправила одеялко, подоткнула уголки под ножки, чтобы малышу было теплее. Посмотрела в окно — там медленно и тихо падал густой снег. «Скоро Новый год», — подумала Мама. И начала свой рассказ.
— Когда-то очень давно жили Волшебники. Они ничем не отличались от обычных людей, но у них была особенная сила — они превращали злых людей в добрых.
И как только где-то случались войны, катаклизмы, коррупция, воровство или еще что-то плохое из-за плохих людей — Волшебники спешили на помощь, и тут же злые становились добрыми! И больше никогда не делали никому плохого!
Так было много-много веков подряд.
Но однажды в стране, где жили Волшебники, начали происходить странности. Люди грустили без повода. Вроде бы все хорошо, но грустят. Стали думать Волшебники, в чем причина. Никак не могли понять.
Они не спали и не ели. Старались осчастливить каждого. Но люди все равно потом начинали грустить. Волшебники устали.
И тут самый старый и мудрый Волшебник собрал всех на вече и стал вести разговор.
Три дня и три ночи Волшебники думали. Три дня и три ночи не помогали и не волшебничали нигде в мире.
А на утро четвертого дня к ним начали приходить вести: люди перестали грустить! Они бегают, суетятся с очень серьезным видом, будто что-то ищут.
И поняли тут Волшебники: всему виной — лень. Которую они же и породили.
Волшебники осознали, что делая вместо людей их работу — устраняя зло просто так — они не давали им развиваться, подумать о своем внутреннем мире и душе. Они сразу делали мир хорошим, и никто не знал, что такое зло. И люди начинали скучать. Потому что человек без цели и желаний становится грустным сам по себе. И ленивым. У каждого должна быть мечта, цель и желания, которых он должен достичь!
— Я машинку хочу. И велтолетик на ладиоуплавлении… — пролепетал почти засыпавший малыш, — и чтобы ты и папа не болели……и сестленку хочу маленькую, как у Сашки из глуппы…ему мама из лоддома плинесла…и хочу, чтобы воклуг все были счастливые и было много Доблррра!
— Вот видишь, — улыбнулась мама. — У тебя есть очень хорошие цели и мечты. Они обязательно сбудутся.
— А что с Волшебниками дальше было?
— Волшебники прекратили активно бороться со злом. Ведь когда только они этим занимались — другие люди не делали ничего, чтобы улучшить этот мир и сделать что-то доброе и хорошее для всех.
Волшебники до сих пор живут среди нас. Но теперь они наблюдают. И стараются помогать только трудолюбивым, умным и добрым людям занимать важные должности. Стремятся помочь только хорошим президентам добрых стран (но таких, увы, единицы), чтобы у жителей все было хорошо. И, конечно же, помогают деткам, которые старательно учатся, верят в Добро и всегда идут дорогою Добра.
Спи, мой славный! Мир полон волшебства и чудес. Тебе еще многое предстоит узнать и увидеть. И тебе это обязательно понравится. Мы постараемся.
Она посмотрела в окно: там медленно и тихо падал густой снег. «Скоро Новый год. Можно будет много волшебничать», — подумала она и улыбнулась, озарив всю комнату нежным волшебным сиянием…
О нас
Иногда мы все болеем.
Кто-то насморком, кто-то другим человеком, кто-то сам себе ищет приключений.
После операции на шее мне понадобилась помощь врача-вертебролога. Им оказался мой Олежка.
Тот солнечный и невероятно волнующий день — помню каждую его секундочку!.. 12 августа 2008 года.
Когда встречаешь свою судьбу — тебя как разрядом тока прошибает! Первый взгляд в глаза — и ты уже тонешь в глубокой и мягкой пучине нежности, окутывающей тебя неимоверной теплотой и радостью!
Тот взгляд был взаимным, такой же взаимной стала наша любовь.
Так получилось, что в тот же вечер были шашлыки, звезды и разговоры, разговоры, разговоры…
Встречая именно Того, ты не можешь им надышаться! Не можешь наговориться, жаждешь слушать его постоянно и рассказывать о себе все самое сокровенное! Удивительное ощущение!
Через десять дней мне сделают предложение. Мы лишь говорили постоянно, не целовались и уж тем более не… (простите за откровенность).
Это и есть Любовь!
Через месяц у нас появится общая крыша над головой, ровно через полгода со встречи — мы поженимся и обвенчаемся, у нас будет крупный выигрыш, затем своя квартира, одна, вторая…
Много чего за эти пять с половиной лет произойдет.
Семейная жизнь так интересно устроена, что со временем, врастая друг в друга, начинаете осознавать близость иначе, иначе справляетесь с проблемами.
Иначе реагируете на страшные и очень страшные события.
Война
Это когда ты готов свернуть горы, лишь бы уберечь родных и любимых от этого горя. Но от твоих действий крайне мало что зависит, даже если ты волонтер или боец. Точечно — мало. Но вместе, объединяясь, — можно что-то изменить (жаль, систему пока что не удается).
В тот год, в самом его начале, мы верили, что все у нас получится. У всех. Ведь столько смогли!
В тот же год в нашу новую квартиру со старым ремонтом мы загружали чуть ли не под потолок нательное белье, согревайки, медикаменты, форму, продукты, одежду для бойцов и для деток в интернаты, игрушки, рисунки, медицину для госпиталей, очки и рации, разные игрушки для разных ребят.
Квартира стала первым складом… А я перестала нормально спать. В ней было много людей, много тех, чьи мысли были идентичны с нашими.
Мы могли созвониться в 2:30 ночи и обсуждать новую загрузку машины.
А в 5 утра закидывать вещи и продукты новому экипажу.
А в 9:00 нужно быть на работе. И зарабатывать деньги для новых закупок.
Болезнь
Это когда понимаешь, что готов на все. Но диагноз — как приговор… И в душе ты орешь и плачешь. А внешне спокоен и подбадриваешь. И боишься даже подумать… что можешь потерять родного человека… родителя…
В семейной жизни чем дальше — тем больше испытаний. Тем крепче отношения. Потому что в мире и благополучии легко любить. А вот в тяжелое время, когда передряги, болезни и бессилие, любовь перерождается. Она становится куда более осознанным чувством.
Будто вам обоим залили кровь друг друга, и вы стали единым организмом, одним сосудом.
Наверное, это и есть любовь.
Когда, несмотря ни на что, — вы становитесь ближе и роднее.
Монолог Вахини
(слабонервным не читать)
Давным-давно, задолго до войны… Лет пять назад. Пригласила меня подруга на женские международные собрания типа «Чего хочет моя внутренняя бАгиня».
Меня на такое звать нежелательно, но одна она идти не хотела…
Украинский Дом. Все чинно и пафосно. Сотни женщин. С милейшими улыбками, в которых читается от «ах ты ж сучк@ крашеная, на тебе шикарное платье» до «вот же зараза, похудела на 10 кг!» и т. д. Хотя вслух говорят «ой, как же я рада тебя видеть!» и «роскошно выглядишь!»
И я такая вся с шестым размером груди, осиной талией, крутыми бедрами, 25 лет, на высоченной шпильке и ЗАМУЖЕМ!!!
Уровень их раздражения на меня зашкаливает: я еще и в семье счастлива, что легко угадывается за моей удовлетворенной улыбкой… Плохо им, короче, возле меня.
И начинаются в различных залах тренинги.
Зал № 1
Лекция на 30 минут о женской сексуальности. О том, как самой себе сделать очень приятно, если нет рядом мужчины. «Как важно ублажать свою внутреннюю Вагиню. Разговаривать с ней и прислушиваться, чего и КОГО хочет именно она. И если она хочет групповушку — значит надо попробовать. Сдерживать свои желания плохо» и т. д. и т. п.
К моей «радости» подруга потянула нас сесть в первый ряд.
И тут спрашивают у меня:
— А чего именно хочет ваша внутренняя Богиня?
Я чуть не поперхнулась со смеху.
— Секса, любви и шелковицы.
Очевидно, третье желание несколько озадачило тренера по Вагиням, и она призадумалась. Посмотрела на мое обручальное кольцо. Затем строго так:
— А вы получаете все это в семье? А хотите получать больше?
— Конечно! Мне бы три ведра шелковицы каждое лето, и я была бы счастлива.
— А секс? — выпытывает у меня.
— Мне доступны все его виды.
— Все-все, — выпытывает зануда, как бы приглашая зал вовлечься в дискуссию о видах и желаниях в сексе, — по Камасутре?
Я не растерялась, жгу дальше:
— Вы не поверите, но испробовано с мужем даже то, чего там нет…
В глазах прочла немой вопрос: «Че ж ты сюда пришла, деточка?!» но она сдержалась))))
Зал № 2
О, это было упоение! Всем дали карандаши, листочки и задание:
«Нарисуйте ваш оргазм».
Подруга, которая меня привела сюда, уже тупо толкает меня в бок и просит ржать потише.
Беру все семь карандашей радужных цветов в одну руку и, вертикально их поставив, вожу круговыми движениями по всему листочку с довольной моськой.
Через 10 секунд поднимаю глаза — на меня смотрят несколько девиц, и тренер (не очень молодая, но явно недавно вкусившая плод сладострастия) тихо ко мне подходит и спрашивает:
— Вы закончили?
— Да! — с гордостью и широчайшей улыбкой отвечаю. Я бы еще этими карандашами точки поставила. Так быстро-быстро!!! Но решила поберечь их психику.
— Хм. Необычный рисунок. Никогда такой не встречала… Так много красок, экспрессии….. Ну что же. Можно, мы ваш рисунок разберем?
Я утвердительно киваю. И замечаю, как девочки вокруг рисуют цветочки-лепесточки, росу на тычинках, мотыльков и проч. Да, нет во мне художника…
Кстати, мне сказали, что у меня излишне много эмоций…
Поговорили бы они с моими соседями — те бы более широко охарактеризовали мой оргазм, и без всякого рисунка!
Зал № 3
Это про чакры. Заходим в странно пахнущий зал. Благовония, все дела.
Нам говорят:
— Примите позу стоя, согнув ноги в коленях. И тужьтесь.
Стоя!
Ну, стою. Тужусь (помню про запах в зале). Давлюсь со смеху. Подруга уже строго говорит, что нас обеих выгонят отсюда из-за меня. И тут тренер:
— Представьте, что вы с силой выталкиваете энергию из своей нижней чакры…
(Уж простите, кто тут читает слабонервный) шепотом произношу:
— Обычно я это делаю в туалете и одна.
Часть женщин заржали вслух, часть осуждающе и строго на меня посмотрели, а тренер мне сказала чуть сильнее опуститься к полу.
Я вновь шепотом:
— Да мне пока не надо, спасибо.
Закончили упражнение. Подруга, шо буряк, красная.
Упражнение № 2.
Со звуковым сопровождением.
— Говорим «Оооммм» и пропускаем через все чакры поток энергии…
Типа очищаем их.
Я не знаю, то ли уже от ржаки, то ли буква «М» у меня слабо получалась, но звук вышел долгий и протяжный «Оооооооо!!»
Половина группы дальше продолжать не могла. Сбилась… на какой-то чакре!
По итогу, я таааак наржалась за целый день, что подруга пообещала больше меня на такое никогда не поведет (а я ж предупреждала).
Зато организаторы накрепко записали мои телефон и е-mail и регулярно, вот уже пять лет подряд, присылают приглашения на подобного рода «диалоги внутренней Вагини».
Слушайте себя, свои чувства и не забывайте от души наполнять себя позитивом!
Наши маяки
Пепел от сигареты давно осыпался на подоконник. Между пальцами осталась лишь маленькая часть, которая слегка дрожала в длинных тонких пальцах.
Это единственное, что выдавало ее состояние.
Внешне — невозмутима и даже спокойна. Туманный взгляд и едва уловимое дыхание. Большой черный свитер крупной вязки укутывал красивые плечи. Руки плотно охватывали тело, будто обнимая саму себя. Гордо вскинутый подбородок. Немного припухшая нижняя губа, но не от поцелуев. От покусываний. Чтобы сдержать рвущиеся наружу мысли. Чтобы не заплакать.
Она полтора года ждала его из АТО. Сотни бессонных ночей, миллиарды мыслей, растерзанная от страха и боли нервная система и звенящая тишина от радости, что он вернулся живым и невредимым. Но ссоры, скандалы из ничего, его раздражения и вспышки…
Нет, особой драмы не было. Кроме выжженной души. Каждый человек обязательно встраивается в чью-то жизнь.
Роднится с чьей-то душой. Стремится слиться воедино, чтобы ощутить близость. Это естественно. Плохо то, что сливаются слишком — забывая о самом себе.
После ссоры он вышел. Сказал на прощание: «Я никому не нужен» — и исчез. За окном метель, мороз и холод незнакомых лиц. Только что был рядом, можно было прикоснуться и вдохнуть родной запах, окунуться в тепло его рук. А остался оглушительный звук закрывшейся двери.
* * *
Он шел по тихому ночному городу. Снег плавно ложился, украшая землю пушистым одеялом. Дышалось как-то легко и надрывисто.
Потому что когда идешь или едешь на большой скорости и неважно куда — кажется, что убегаешь от проблем.
Но бежишь ты не от проблем, а от себя.
Ведь там, в той теплой и уютной квартире, — жена и ребенок, твоя жизнь и душа, тепло и энергия, благодаря которой ты живешь…
Когда приходят такие мысли, начинаешь злиться. И понимаешь, что виноват сам. И злишься как бы на себя. Но признаваться, даже самому себе, в этом не хочется. Поэтому просто идешь, зло пиная этот излишне белый, чистый, невинный снег…
* * *
В окне на десятом этаже будет всю ночь гореть свет. Как маячок. Вдруг он заблудился, но увидит и придет.
Вокруг идущего в неизвестность будет разлетаться в стороны снег, пар от частого дыхания будет бурно клубиться.
Он будет долго и упрямо идти, пока не осознает, что все проблемы идут вместе с ним. Внутри. И ждут, пока он не остановится и не разберется со всем. Пока не уткнется в любимое плечо, зароется в ее волосы и не вдохнет их аромат… он не станет спокойнее.
Только как жаль, что к маяку, который ему так верно светит, он повернут все время спиной…
Цените родное тепло рядом. И не бегите от себя. Найдите смелость заглянуть себе в душу. Там все ответы.
Мужчина
Вот он стоит весь из себя, в костюме, который сшит специально для него и немного мал. Чтобы обязательно подчеркнуть накачанную фигуру, выпирающие мышцы. У него даже взгляд такой, будто он одолжил всем присутствующим по $10 000, но великодушно простил долги. Обязательно что-то держит в руке, согнутой в локте. Деловито. Бокал, или телефон, или ключи от машины. Неважно, ключи от «ланоса» или «ренжа». Важен взгляд, полный осознания собственной значимости. Открытый лоб, челки не будет. И чем глубже вечер, тем сильнее будет расстегнута рубашка под пиджаком. Пара пуговиц сверху случайно разойдутся, показывая ширину шеи, ой, простите, души, и выставляя напоказ толстую цепочку то ли из серебра, то ли из белого золота. Тут скромность подчеркнута всем, чем можно. Кроме часов.
А еще у него нет шеи, даже в расстегнутой рубашке. Есть голова, и она сразу же переходит, под трапецией накачанных и обколотых, чтоб быстрее росли, мышц, — в туловище. Руки слегка растопырены, как и ноги. Они же тоже накачаны. И нужно дать это всем понять немного переваливающейся, вальяжной походкой. Не забываем: каждому было подарено $10 000! И говорит он так безапелляционно, будто вчера защитил докторскую по квантовой физике, психологии отношений и рынку ценных бумаг одновременно.
Звуча своим басистым голосом (даже если на самом деле это хрупкий тенорочек, иногда срывающийся и страшно падающий в сопрано), он говорит уверенно и немного медленно. Будто слова имеют значение в его исполнении. Иногда — имеют. Все очень взаимосвязано, обратно пропорционально: чем сильнее накачан / прилизан / начесан / напудрен / выхолен / заносчив — тем меньше веса в словах, и наоборот. Странная закономерность, но она есть. И если вы знаете тех, выглядит как Аполлон Бельведерский (хорошо-хорошо, я лично видела скульптуру — тоже не впечатлена. Тогда — как Арнольд Шварценеггер в молодости), и при этом харизматичен и умен — это, скорее, исключение, нежели правило.
А бывает, смотрит на тебя парень: и нос картошечкой, и взгляд, как у верного любимого пса, и улыбка добрая, даже смущенная тем, что взгляды пересеклись. А пахнет он нежностью, спокойствием и настоящим счастьем. Тихим. Тем, которое сразу незаметно. Счастьем, которое трепетно берегут и за которое каждое утро благодарят.
Но увидит это не каждая.
Потому что он хоть и высок, да и фигура есть, но без бугорков особых. И не выпячивает себя. Зато точно знает строение двухцепочечной молекулы ДНК, чем отличается ДНК от РНК, благодаря чему происходит сильнейшая циркуляция воды в океанах, отличительные черты ИС-3 и ИС-7 и их основные преимущества, виды и особенности южноамериканских птиц, кто такой вомбат и почему он какает кубиками, может читать наизусть стихи Высоцкого и Блока и точно знает, какой чай ты любишь пить с утра.
И все. Зависла. Застряла. Залипла и влипла. И что бы он ни говорил — ты будешь слушать.
А его слегка краснеющие от мороза или внутреннего волнения щеки будут сниться тебе каждую ночь. И волосы всклокоченные. И сильные руки. Не перекачанные, в которых, кроме мышц, силы нет, а именно руки с мощными, уверенными движениями. Это круче любого кубика на прессе. Это надежнее, чем дорогие часы.
И говорит он так, будто безмерно уважает каждого, с кем когда-либо контактировал в жизни. И смотрит восхищенно на тебя и на мир.
* * *
Оба этих парня ярко представлены на войне.
Первый — холерично и порой безрассудно может совершать опрометчивые поступки, потому что ставит превыше всего свои интересы, честолюбие, гордыню и ни за что не уступит. А бывает, что они оказываются еще и трусами, обозленными на мир. С такими больше всего разногласий. Таких ненавидят, пытаются спихнуть самым жестким командирам.
Ежели такой станет командиром — потери могут быть ужасны. Самодурство на войне может забирать жизни. По гражданке таких учат кулаками. На фронте, если кулаки не научили… выживаемость не высокая. Если ввяжется в драку с дураком или пьяным или напорется на такого же адреналинового наркомана… Да, погибнет, как герой. Так потом расскажут всем, увы.
Еще хуже, когда такой отправит роту солдат на задание без предварительной разведки — лишь потому, что решит: дело срочное и важное. И сколько потом ребят обратно не вернутся — на свою совесть не возьмет. Скажет, сами виноваты. Сука.
Второй парень — придет служить сержантом, рядовым обычным, если не в чинах призван на войну. И как-то сразу станет своим для всех. Надежным. С ним в разведку хорошо. И шутки знает смешные. И не подлый. Не страшно спать к нему спиной. Подстрахует когда нужно, и даже когда не просишь — готов помочь. А при случае — помолчит рядом так, что камень с души спадет и легче станет. Лишь кашлянет в сжатый кулак, посмотрит вверх, похлопает тебя по спине, закурит сигарету и передаст, чтоб затянулся. Таких принято называть «братуха» — потому что родной.
В простоте лица, в добром взгляде — у таких душа светится. С ними спокойно. Приказы таких парней выполняешь беспрекословно. И за год — весь батальон, как в начале. Небольшие ранения — это заживет. И большие — заживут!
Когда крыли сепары: «Не отступаем, парни». И выстояли.
Лисичанск. Трехизбенка. Новоайдар. Дмитровка. Счастье. Юрьевка. Дебальцево. Углегорск.
«Оружие и технику не бросаем». «Справимся». «Прорвемся».
* * *
В обычной жизни и первый, и второй могут выглядеть немного иначе. Особенно после войны. Особенно если ощутили жизнь и смерть на вкус.
Но если первый будет себя жалеть и уйдет в запой. Потому что «воевал, могу позволить».
То второй задумается о детях, о том, как много ему еще нужно сделать. Как важно успеть воплотить огромное множество своих планов.
И что важно — он поистине ценит каждое мгновение! Не напоказ, не для создания делового имиджа. Он спешит наиболее эффективно жить, чтобы сполна ощутить весь мир, вдохнуть и посмаковать все диапазоны радости.
Смотришь в его глаза — и точно знаешь, что рядом с ним ты познаешь весь спектр этой радости и будешь счастлива.
Да, возможно, без дорогих яхт и крутых селфи в Инстаграм. Но с ним ты в обычных кроссовках объездишь весь мир, увидишь лучшие рассветы и закаты на планете и обязательно, когда будешь в старости сидеть с ним у камина в вашем уютном домике, а рядом будут бегать и резвиться ваши внуки, точно ощутишь, что жизнь прекрасна только с тем, кто ценит каждый миг, в котором он живет!
Посвящается потрясающим Воинам, великолепным Мужчинам, моему брату Андрею Кохтенко и его комбату — Александру Перцевому.
Снежинка
(название песни А. Макаревича)
Очень хочется ловить красивенную снежинку на варежку и не дыша рассматривать ее замысловатые грани, этот неимоверно прекрасный узор.
Хочется идти вдвоем по снежной тропинке, которая блестит прекраснее любых драгоценностей и весело похрустывает под ногами.
Хочется нестись на санках с горки, заливисто смеясь и подпрыгивая на кочках!
Хочется греть его руки в своих. А он будет отогревать мои дыханием, легко касаясь кончиков пальцев теплыми губами. Хочется обняться и укутаться в его нежность, когда вокруг уютно, медленно вальсирует лапатый, как большие перышки, снежок….
Когда сама тишина, сказка вокруг, тепло его души и вся гамма ощущений звеняще отзываются внутри.
Хочется… счастья! И оно вокруг и внутри. Прислушайтесь. Остановитесь. Почувствуйте! Тсссс… слышите? Мееедленный вальс красивой снежинки… и кто-то греет ваши ладошки… и вам просто хорошо в душе… и тепло.
Да, война.
Да, грустно и тяжело.
Но не обворовывайте себя в чувствах — улыбайтесь миру! Он улыбнется вам в ответ!!!
Как же хочется, чтобы на наших плодородных полях колосилась пшеница, цвела гречиха, желтел подсолнух… а не рылись окопы и месилась солдатскими сапогами земля…
Как же хочется вдохнуть мудрость и любовь в каждого, кто заражен мыслью о ссорах, раздорах или войне!!!
Господи, дай сил нам всем, дай возможности жить и радоваться каждому дню, подскажи, как разумно действовать и как аккуратно подсказывать, научи, как управлять и как подчиняться, как мечтать и как выполнять, научи любить, прощать и верить.
Дорогие мои, цените свою жизнь и жизни всех людей, радуйтесь даже маленькой светлой новости. Даже хрупкому лучику, ведь благодаря ему — взойдет росточек, даст плоды и насытит мир солнечными дарами.
Верьте, верьте, все будет хорошо! Все должно быть хорошо!
Не поддавайтесь панике или страху, не позволяйте им проникнуть в ваше сердце.
Прощайте, прощайте тех, кто ненароком обидел, ведь обида поражает обоих и препятствует взаимному пониманию.
Любите, любите всей душой этот мир, каждого человека — мы все из одной плоти и крови.
Мы все — одинаково сильно хотим верить, любить и быть любимыми!
Быть Добру!
Волонтер и волшебник. Пиарщик и финансовый аналитик. Блогер и писатель. Добрая, красивая, веселая, отзывчивая, верящая в добро девушка. Вот уже 16 лет Лена занимается благотворительностью. Основное направление — помощь детям, в усыновлении, с 2014-го — украинским солдатам на фронте, в госпитале. За эти годы помогла и родным наших солдат, и самим волонтерам и их семьям по самым разнообразным вопросам. По инициативе Елены в нашей стране появился Сквер волонтеров и установлен памятный знак «Волонтерам Украины».
Короткие рассказы от Елены Суетовой — это не просто романтика и юмор. Прежде всего это настоящие рассказы о настоящих людях: наших бойцах и волонтерах, их семьях (имена и данные изменены).
Любимая фраза Лены — «Быть Добру!»: она свято верит в нее и очень вдохновляет этим всех вокруг.
#вкусные_заметки_Суетовой
Приезд волонтеров каждый раз — это легкий праздник. Помимо полезных, необходимых и жизненно важных вещей, они привозят нечто куда более драгоценное — запах дома.
И пусть это два дюжих дядьки, одетые в засаленную форму, не вынимающие изо рта сигарету и тихо матерящие блокпост в Изюме и ямы на дорогах. Они — будто олицетворение добрых волшебников, которые привозят для каждого кусок тепла и мирной, домашней жизни. Везут массу детских рисунков, где кривыми буковками нацарапаны простые, но, сука, прошибающие до мозга костей слова, выдавливающие слезы даже у тех, кто еще не женат и у кого детей нет.
А иногда, крайне редко, бывают письма от девчонок. В основном, пишут волонтерки. Связи у нас не бывает сутками — вышки часто валят. А в письмах хоть какая-то информация, пусть и незначительная.
Девочки рассказывают, как плетут сетки или пекут нам пряники. Сетки и пряники тоже приезжают. И сетки берегут наши жизни, а с имбирными пряниками так вкусно пить обжигающий чай из алюминиевой кружки. И читать эти письма, представлять ее, нежную и робкую, замешивающую тесто поздней ночью после работы. Представлять, как мука прилипла к ее рукам и она убирает тыльной стороной ладони упавший на лицо локон. Как прогибается ее спина и она внимательно смотрит сквозь горячее стекло, сколько еще выпекать печеньки. Как сидит на балконе с чаем и смотрит в рассветное небо. Думает о чем-то хорошем, мечтает…
На гражданке совсем иначе относишься к мелким женским хлопотам. Кажется, ну что тут — испекла. Связала. Постирала. А вдалеке, где любой быт имеет свои трудности и когда на разных участках порой в дефиците даже питьевая вода, понимаешь, что их труд важен, сложен и крайне необходим.
Наш сержант, позывной Дядя Юра, на днях съездил в Старобельск, в 22-й батальон, просил отсыпать для нас чуток патронов. Боеприпасов не много, а впереди 24 августа. Любят эти твари из-за поребрика покошмарить небо и землю в наши праздники…
Так вот этот смешной сержант, с вечно красным носом-картошкой и кустистыми бровями на круглом лице, очень похож на Деда Мороза. Всей ротой ждем Нового года — нарядим его в красный халат и шапку. Девочки из Швейной сотни пообещали сшить костюм Деда Мороза для Дяди Юры, как только увидели его фото по мессенджеру в Фейсбуке и услышали нашу идею.
Дядя Юра приехал с двумя жестянками для СВД и ДШК. Где он их откопал и у кого выпросил — мы так и не узнали. Поговаривали, что выменял на бинокль и летние немецкие берцы, которые ему жена из дома передавала. Но он сам ничего не рассказал. Бинокль его мы тоже больше никогда не видели, а до глубокой зимы он проходил в кроссовках, которые привезли волонтеры.
Дядя Юра вообще умудрялся знать все: от кухни и медицины до оптики и тактики ведения боя. Хотя хвастался, что работает кузнецом в селе Винницкой области. Он постоянно рисовал в своем блокноте завитушки, рассказывал, какую альтанку сделает во дворе и виноградом увьет, а жена цветы вокруг посадит.
Дядя Юра по поводу альтанки часто советовался со вторым Юркой, Архитектором (и по профессии, и по позывному). Долговязый парень с добрыми, глубокими темными глазами — наш надежный снайпер. Архитектор — как тень: выходил всегда только сам, работал совершенно бесшумно, снимал снайперов с той стороны. Приходил на рассвете. Умывался, садился на лавочку и что-то писал. Долго и сосредоточенно в небольшой синий блокнот. Затем закрывал глаза и не открывал, пока кто-то из палатки не выйдет. Проснулись — значит Архитектор уходит спать.
Замкнутый был, но ощущался огонь внутри. Мощный, как вулкан. Только скрывал он его. Как и личную жизнь. Однажды приехали волонтеры и передали Архитектору личную посылку. На коробке было красивым почерком написано: «Юрочке… номер телефона, позывной» и наш бат, поселок и рота. Вот тогда единственный раз мы увидели его другим. В глазах стояли слезы, и он не знал, куда спрятать взгляд. Потом неделю ходил и извиняющимся взглядом смотрел на нас, будто винил себя, что ему приехала личная посылка. Хотя многим из нас приезжали, и мало кто был обделен вниманием.
Тогда Архитектор жадно схватил коробку и ушел за палатку. Долго его не было. Вернулся. Принес нам пару плиток черного шоколада и вновь ушел в ночь. Только с иным выражением лица, с туманной, но заметной улыбкой.
На следующее утро, когда все проснулись, Архитектор подошел к ротному, попросил отпуск на десять дней домой. Ротный был строгим, но семейным мужиком. Понимал: что-то произошло. Отпустил. Не сразу, через два месяца.
Она ждала его в любой момент — три дня назад получила сообщение, что скоро приедет.
Каждый вечер, после работы, она забегала к девочкам на склад и заносила пакеты с вещами, батарейками, зарядными, телефонами, просто деньгами. Все, что ей удавалось собрать на работе и среди друзей для фронта, она приносила на волонтерский склад.
Стройная, даже худощавая, с появившимися от недосыпа черными кругами под глазами, она была так же прекрасна и юна, как и четыре года назад, когда они поженились.
Постоянная работа в командировках приучила к спартанской жизни, но от этого еще теплее были их встречи. Оба красивые, молодые, яркие. Но без мужа несколько месяцев, тем более это месяцы на войне — очень тяжело… Связи не было, редкие смс. Она старалась писать и передавала раз в месяц посылку с письмами, мыслями и нужными вещами для него и роты.
В ее жизни было много искушений. Много сильных мужчин хотели быть на его месте. Но ни один даже близко не был похож на ее Юрочку.
Вновь одинокий вечер…
Вновь тихий ужин, ванна, любимая книга, мечты и рваный сон в надежде. И новый день, где нужно быть сильной и хваткой. Не показать слабину и улыбнуться тем, кто надеется увидеть слезы.
«Пожалуй, прогуляюсь парком до дома. Кто, как не природа, сможет успокоить разволновавшиеся струны души. Кто, как не она, усладит взгляд красотой и прикоснется целебностью своей гармонии к душе. Лавочки. Парочки на них. Тоже хочу… Где ты, солнце мое?! Как же давно я тебя не видела…»
Придя домой, бросив ключи на тумбочку, уже разувшись и снимая пальто, она уловила… такой родной и такой волнительный… его запах! Его курточка висела в шкафу, а из кухни доносился звон посуды и тихий бубнеж себе под нос, «мысли вслух».
Она вошла на цыпочках, любуясь картиной: самый драгоценный мужчина в ее жизни — муж — при зажженных свечах, букете роз и налитом в бокалы вине аккуратно расставлял на столе магазинные салаты и картошечку-пюре (единственное, что он умеет готовить, кроме гречки).
Встреча была очень долгожданной для обоих.
Его не было дома три месяца, казавшихся вечностью для обоих.
Три месяца ожиданий, молитв и веры…
Щетина и легкая исхудалость добавили ему шарма капитана дальнего плавания, а взгляд, увидевший многое, — манил глубиной и желанием обнять и никогда не отпускать.
Она была все так же обворожительна и прекрасна! Волосы, руки, глаза, фигура… волнительны для него, как впервые.
Он поцеловал ее долго, нежно, страстно, а затем опустился на колени и прижался губами к животу. Обнял дрожащими руками и произнес тихо, робко, едва слышно:
«Привет, малыш, папа рядом».
В тот вечер я приползла домой уставшая. Делали отправки на фронт. Ног и рук не чувствовала вовсе. Припарковала коекак машину под домом, быстренько окунулась в ванной и решила перед сном немного повышивать. Благо, недавно купила себе интересную трубочку-фонарик, гибкую и легкую. Я ее себе в виде веночка на голову обвязываю, диодики светят прямо на вышивку и мои глазки не устают.
Сон пришел быстро. Снилось море, страстно ласкающее неприступные скалы. Брызги фонтанами разлетались на ярком солнышке, создавая мириады сверкающих бриллиантов. Начался ветер, переходящий в шум и свист… Пиликала моя сигнализация в машине.
Выглянув на балкон, я никого не заметила и легла вновь в теплую постель.
Волны меня несли на паруснике. Рассекая волну, я смеялась, и парус, натянутый и терзаемый ветром, вторил мне, и как-то резко завопил канат… Опять моя сигналка.
На балконе зябко. Увидела, что какой-то мужчина ошивается возле моей машины.
Таак. Надо действовать решительно. Прежде всего одеться (люблю спать голой). Халат.
Пальто. Где пальто?! Так, одеяло с кровати — сойдет!
Револьвер в руку. Ключи. Тапочки. И в голове пронеслось почему-то голосом школьного учителя по физкультуре: «Бееегом, приставным шагом аааарш!»
Ну, по ступеням приставным у меня не получилось. Но поскакала я — в тапках — очень активно. Хотя сборы происходили в темноте, на ощупь, очень быстро все нашла, будто в темноте резко стала хорошо видеть!
Выйдя на улицу, старалась идти не быстро, а вальяжно, насколько мог себе позволить это человек в три ночи, на улице, будучи укутанным в одеяло.
И вот, завернув за угол, я увидела высокого парня. Он странно себя вел, трясся и слегка подпрыгивал.
«Наркоман», — подумала я и сильнее сжала уже нагревшуюся в ладони рукоять револьвера.
— Молодой человек, что вы делаете у машины? Отойдите, пожалуйста!
Парень странно шарахнулся от меня. И даже немного ойкнул.
«Точно, наркоман, глючит его!» — подумала я. А он тем временем все равно стоит рядом.
— Молодой человек, отойдите от моей машины!
— Это моя машина.
«О, — думаю, — штырит человека. И прыгает так активно почему-то. И щуплый он какой-то…»
— Это моя машина! — уже громче говорю я и в упор смотрю на него.
Он почему-то безумным взглядом смотрит все время на меня и немного пятится назад.
— Девушка, эээ, вот моя машина, рядом с вашей, у нее срабатывает сигналка.
Пару минут я осознавала полученную информацию.
Задумалась.
И тут мой собеседник спросил:
— Скажите, а с вами все хорошо? — и странно посмотрел поверх меня куда-то выше лба и проводил взглядом аж до самых ног.
И тут я вспомнила!!! Фонарик-диодик в виде веночка, рожками вверх был включен все это время. А уснула я за вышивкой с помытой, но не высушенной головой (и получилось гнездо). Я укутана в гигантское одеяло, на котором в двухметровую длину нарисована Маша из мультика. А на ногах у меня розовые пушистые тапочки, из которых почему-то тянутся капроновые колготки (не спрашивайте, как это произошло, — сама не знаю).
И револьвер в руках. Хотя уже один мой вид — еще то психологическое оружие.
Пока я это осознавала, парень жалобно спросил:
— Простите, а можно к вам под одеяло? Я очччень замерз. Увидел, что сигналка сработала — и сразу с постели рванул сюда.
Он и правда был в футболке, легких штанах и домашних тапочках.
И тут сначала на мою, затем на его машину упали с дерева орехи. И обе запиликали у нас на глазах.
Поняв истинную причину срабатывания сигналки, мы рассмеялись. Потом уже и познакомились. Я предложила ему выпить ароматного чая, чтобы не заболеть.
Через год мы стали мужем и женой.
И каждый раз, когда нас с Сережкой спрашивают, как мы познакомились, серьезно отвечаем — под одеялом.
Жаркая ночь душила и сжимала в своих липких объятиях. Инна ворвалась в свою квартиру на девятом этаже. Мигом сбросив пыльную одежду, направилась в душ. Холодные струи обжигали, но не могли унять огня, бушевавшего внутри. Эмоции, прикосновения, длинные разговоры, боль, смех, чувства, страсть, злость… все перепуталось…
Год назад Инна начала ездить с Андрюхой на фронт. Там, в отдельном разведбате, воевал Вадька, ее бывший коллега, с которым они работали много лет назад на студии звукозаписи. Он пытался грубовато ухаживать, а когда Инна осталась неприступна — оставил попытки, но общение по аське продолжил.
Высокий, крепкий парень, внешне очень даже симпатичный — Вадька никак не мог понять, почему она ему отказала. Шутила, смеялась, говорила, что возможна только дружба и все. Каждый раз, наблюдая ее активность в Фейсбуке, новые фото, поездки в красивые города и страны, он строил планы, как ее заполучить. Но она отвечала ему очередной шуткой и ускользала, оставив в памяти сладкий запах духов и очередную оскомину от сарказма в словах.
Они поздравляли друг друга с днем рождения и Новым годом. Это единственные моменты за несколько лет, где не было язвительных слов и попыток привлечь внимание.
После Майдана война уже воспринималась как должное. Получив повестку, Вадим бросил ей в аську: «Ухожу на фронт», а в Фейсбук запостил фотографию из учебки, где он с оружием и браво смеется. Его телефон зазвонил немедленно. Срывающимся голосом Инна спрашивала, что ему нужно. Скупо надиктовав список, без надежды на помощь, Вадим отметил для себя, что впервые от нее услышал иные эмоции, отличные от иронии. «Это хорошо, зацепило, значит», — констатировал он.
Их общение было кратким. Вадим был немногословен, а Инна явно стала теплее к нему относиться. Был даже легкий флирт по телефону, на который она реагировала уже по-другому.
Сначала Инна передавала ему все необходимое через волонтеров. Чаще всех на фронт ездил волонтер по имени Вадим. Внешне даже похожий на ее Вадима из АТО. Светловолосый, рослый, веселый и очень общительный, Вадим-волонтер умел мгновенно расположить к себе всех. Во время одной из погрузок, в пятницу вечером, Вадим-волонтер предложил Инне поехать с ним к Вадиму-бойцу. Впереди были выходные, и к вечеру воскресенья они должны были вернуться домой.
Дорога очень сближает. Шутки и слова волонтера убаюкивали, располагали, интриговали… Очередная остановка в пути. Ужин. Он рассказывает что-то смешное. И случайно наклоняется слишком близко. Инна отпрянула. Испугалась. Поняла его намерения и застыла. Анализируя и выжидая его реакцию. Вадим-волонтер, хитро улыбнувшись как ни в чем ни бывало, спросил про Вадима-бойца:
— Любишь Вадима?
— Нет. Просто хорошо отношусь. Симпатичен вроде бы. А ты не приставай ко мне, даже если и не люблю его.
— Ты со мной поехала в ночь. Как мне еще развлекаться?
— Я пешком домой пойду.
— Пешком не надо. Я обещал Вадиму тебя привезти к нему, — выдал волонтер и осекся.
Инна заподозрила неладное, но решила для себя, что проанализирует это в более спокойной обстановке.
Их приезд был встречен радостно и бурно. Вадим-боец кружил ее на руках. Загорелый, чуть исхудавший, но вдохновленный — он ей определенно нравился. Днем они долго сидели на лавочке под палаткой. Разговаривали, впервые поцеловались… Под покровом ночи звезды освещали их тела. Ей казалось, что она узнала его иначе и, в совсем другого человека, — влюбилась.
Воскресенье наступило мгновенно. С обеда Вадим-волонтер начал собираться и немного угрюмо косился в сторону Инны и Вадима-бойца.
Инна решила сорвать в дорогу маков и ромашек, которые буйно цвели у палаток. Вдалеке увидела обоих Вадимов. Волонтер передавал бойцу деньги. Она подобралась поближе.
Грубые шутки, обрывки фраз:
— А она с гонором деваха…
— Я четыре года ее уговаривал!
— Ну, тебе дала той ночью, а мне даст этой! Спорим опять?!
— А как я тебе поверю?
— Я ее голой втихаря сфотографирую и тебе вышлю.
Обратно Инна ехала в какой-то прострации. Вадим-волонтер пытался ее разговорить, на остановках приставал, на что она достала газовый баллончик и спокойно сказала:
— Только тронь — глаза забрызгаю, сама сяду за руль и уеду. А тебя тут оставлю. Только тронь!!! Ты меня, сука, понял? Вадим не понимал, почему она такая злая, но то, что она долго была неприступна для Вадима-бойца, — многое объясняло.
«Эх, второй раз проиграл… сука Вадим… знал же…» — думал волонтер.
Светало, когда Инна влетела в квартиру. Эмоции, прикосновения, длинные разговоры, боль, смех, чувства, страсть, злость… все перепуталось… И только жилкой билось в голове: «Поспорили»!
Душ не мог смыть с души мерзкие чувства. Но понемногу тушил жар, и ледяные струи казались уже чуточку теплее… не такими обжигающими.
Ей очень тяжело было доверять мужчинам. Но она вновь поверила и вновь обожглась…
Как теперь жить с замкнутой дверью в душе? Кому верить, во что верить, да и зачем?
Как здорово иногда перебирать «ништячковые полки».
Там всегда набросано много разного хлама: ручки, крючочки, степлеры, бумажки всякие, счета, камни с моря, скотч и куча монет из разных стран, заколки, лекарства, стикеры с сахаром…
Все это выбросить вроде бы рука не поднимается — а вдруг пригодится?
Однажды он потерял маленький клочок бумаги с крайне важным номером. Но судьба все равно решила воплотить задумку.
Денис перебирал ящик, хаотично отгребая рукой бумажки в поиске нужной визитки. Отлетали в сторону старые счета, записочки с неизвестными номерами телефонов, и вдруг — он застыл. Взял в руки маленькую записку с дрожащим почерком:
«Денис Резниченко, 42-й бат, разведотряд, снайпер — тактические перчатки (М — 2 шт, L — 3 шт, XL — 4 шт) — каски (9, но сколько есть) — целокс (кровоостанавливающее — сколько есть) — жгуты (9, но сколько есть, CAT) — носки, термобелье — лекарства от гриппа».
И его номер телефона в конце да маленький рисуночек — цветочек в виде тюльпана… крохотный.
В голове начали всплывать воспоминания: война, призыв, ее голос, прорывающийся среди снарядов, сообщения, фото в Фейсбуке… Запах ее волос, первые объятия… и первый их взрослый разговор…
В школьном дворе уже давно эхом по углам и закоулкам пролетел звонок. Учитель заболел, и два класса свели вместе на один урок. Шум был слышен даже сквозь закрытые двери. Учителя на замену еще не нашли, и 60 учеников в замкнутом пространстве буквально сносили крышу на четвертом этаже школы. Денис уже пять минут стоял в коридоре и наблюдал за школьным двором с высоты.
В никогда не закрывающиеся серые школьные двери забегали опоздавшие ученики. Одна девочка в синей курточке и смешной шапке с большим бубоном шла быстро-быстро, забавно футболя коленями пакет со сменной обувью. Перед самой лестницей у входа пакет не выдержал: на мокрый, с островками снега, асфальт вывалились черные туфли-лодочки. Девочка с бубоном смущенно остановилась, задрала голову вверх, мысленно с кем-то разговаривая и возмущаясь, быстро наклонилась, собрала туфли, взлетела по лестнице и рванула двери на себя.
Это была Оля из девятого «Б», с которым класс Дениса прям сейчас проводил совместный урок.
Через пару минут розовощекая и запыхавшаяся Оля почти бежала по коридору. В руках у нее были сапожки, длинные, красивые ноги обуты в те самые туфельки. Сумка через плечо сдерживала копну густых волос, а фигуру обтягивало серое платье в английскую клетку.
Странно, но Денис впервые увидел ее особенной. Милой, нежной, растерянной. И где-то внутри зашевелилось желание ее защищать, помочь. Потянуло.
— Привет, Оля. Нас совместили. Учителя еще нет, не спеши.
— Да, привет, я знаю. В учительской сказали, что нам в конце дадут самостоятельную по домашке, надо готовиться. На замене МарьАндревна — приколупается к каждому. Я в класс, шпоры напишу, и ты давай, — запыхавшись, скороговоркой выпалила Оля и, грюкнув дверью, растаяла в шуме класса. Она была старостой. Шум затих. Слышен был негромкий Олин голос. И началось ровное гудение.
«Начали писать шпоры», — подумал Денис и вошел в класс.
Он хорошо учился, благодаря отличной памяти. Шпоры не писал. С Олей они пару раз пересекались на школьных олимпиадах, но только сегодня впервые их разговор показался ему таким теплым и даже интимным…
После девятого класса Денис поступил в колледж КПИ. Оля осталась учиться в школе.
К семилетию выпуска его отыскала активистка из класса — Ира Иванова, сменившая за это время уже две фамилии и серьезно готовившаяся примерить третью. Нехотя, но пошел. Хвастаться особо нечем: все как у всех. Семьи нет, работа стабильная, но любимая. Да, машина и квартира есть. Заработал. Да, как модно говорить, айтишник.
В большом школьном зале ничего не изменилось, кроме штор (логично: на что сдавали деньги, то и меняли). На бессмертных красных креслах сидели и шумно перекликивались разновозрастные выпускники со счастливыми лицами и детским восторгом. Непривычно громко гоготали парни, вспоминая школьные шалости. Взрослые незамужние девочки обаятельно улыбались, а те, кому никого арканить не нужно, умиленно разговаривали о цвете кала у малышей, новомодных смесях для прикорма и показывали все фото своих деток, хвастаясь их успехами.
Денис увидел свой класс, разместившийся в дальнем углу. С радостью со всеми пообнимавшись, сел у стены, чтобы охватить взглядом весь актовый зал. Его внимание привлек хохот, разразившийся через десять рядов от него. Все, кто стоял и сидел там, смотрели на нее, веселую, с густой копной пышных волос, активно что-то рассказывающую и жестикулирующую. Девочку, которая нисколько не изменилась с того самого момента, когда уронила свои туфли на школьный асфальт: вздернутый нос, веснушки, веселые голубые глаза, озорная улыбка и милый голос, рассказывающий смешные истории.
Она вновь приковала его взгляд. Оля.
В какой-то момент их взгляды пересеклись: она умолкла на мгновение, ее глаза сосредоточились на нем. Вспомнила. Улыбнулась. Только ему. И радостно приветливо помахала рукой.
На сцену вышла завуч школы, и начался концерт для выпускников. Потом все пошли в кафешку. Все три параллельных класса гуляли в одном большом заведении, но в разных залах.
Четыре утра. Музыка затихает. Чувствуется скорое окончание праздника. После быстрых танцев, где Оля веселилась, начинаются завершающие, медленные.
Дениса парни потянули на улицу через весь танцпол. Они вновь встретились взглядами. Оля решительно подошла к Денису:
— Я хочу с тобой потанцевать.
— Пойдем, — от неожиданности он согласился, хотя танцевать совершенно не любил.
«Странный танец. Она рядом. Мы вместе, так близко. Такая чужая и такая родная. Смотрит в глаза и улыбается. И фигура под руками живая, трепетная. И пахнет она… цветами. Какими-то очень знакомыми цветами», — думал Денис, плавно покачиваясь в танце.
— Как поживаешь?
— Спасибо, хорошо. Работаю, не женат, наслаждаюсь жизнью, — решил пошутить, отвечая на стандартные однокашниковские вопросы, Денис.
— Мы завтра собираемся в школе — у учительницы математики юбилей. У тебя же тоже Людмила Ивановна вела?
— Да.
— Приходи. В 12.
— Ты когда домой? Можно я тебя провожу?
Они брели по рассветному городу и разговаривали обо всем на свете. Мило, приятно, будто они друг друга знают вечность и это не первый в их жизни долгий разговор.
На следующий день букет алых роз для Людмилы Ивановны был торжественно вручен Денисом. А Оле он тихонько подарил высокую прямоугольную коробочку со словами:
— Только не переворачивай. Аккуратно.
Затем позвонили с работы. Он быстро уехал. Обещал перезвонить в тот же день.
— Алло. Это… Денис? Здравствуйте. Это Оля. Мне сказали, вам что-то нужно. Для вас и ребят из отряда. Я волонтер, и… мы с вами…
— Да. Здравствуйте. Нужно много, но я не знаю, сможете ли вы… Записываете? Диктую… Но только, если вам несложно… да… отправить через машину Макса…. Да, я встречу…. Спасибо! Спасибо огромное, девушка!
— Денис… Я Оля… Оля Савуль….
— А? Кто? Простите, плохо слышно. Оля, я вас перенаберу, вечером, когда будет потише….
###
— Но как ты узнала мой номер?
— Дали девочки из школы. Им кто-то сказал, что ты на войне… А я волонтер еще с Майдана.
— И я был на Майдане… Но я тебя не видел тогда…
###
— Оль, мне дадут неделю отпуска скоро. Можно мы увидимся?
— С радостью, Дениска!
###
— Я могу быть долго не на связи. Ты не бойся. Со мной все будет хорошо. Даю слово. Я напишу смс.
###
«Скажи, что с тобой все в порядке! Я волнуюсь».
«Связь слабая. Я жив. Вышли из окружения. Не бойся. Оль.
Я кое-что понял. Я тебя люблю. Уже давно люблю».
«И я тебя».
«Когда приеду, хочу обнять, и никогда не отпускать, и зарыться носом в твои волосы, а ты будешь гладить мою голову».
###
— Привет, Олечка! Как же я соскучился! — и, покружив ее в жарких объятиях, поставил на землю дрожащими руками.
Он впервые ее поцеловал. А затем стал на одно колено и прям на Майдане, радостно смотря в ее глаза, произнес:
— Ты выйдешь за меня?
Оля, закусив нижнюю губу от нахлынувших чувств, вытирала слезы, ручьями льющиеся по щекам…
Подарок, который он сделал ей когда-то после встречи одноклассников, — это был живой тюльпан в горшке. Этот самый тюльпан вновь расцвел ранней весной, когда у них родилась красавица-доченька.
— Ты спишь?
— Нет. Только легла.
— О чем думаешь?
— О том, какие холодные простыни.
— Хочешь, я буду греть их, пока ты будешь в ванной, а затем в теплой постели ты уснешь в моих объятиях?
— Хочу. Но я тебя не знаю лично и немного опасаюсь)) И наше общение — это фантазии.
— Давай встретимся, познакомимся. Мы же столько лет говорим по телефону и переписываемся, ты мне как родная стала за те месяцы, что помогала нашей роте. Нам точно пора встретиться. Давай решим для себя. Поставим точку или нарисуем вместе бесконечность.
— Я еще не готова…
— Но ты же ни с кем не встречаешься, свободное время проводишь в сети…
— Мне так легче.
— Жизнь требует и реалистичности, и объятий. Мечтаю прикоснуться к твоему телу, ощутить аромат волос, увидеть взмах ресниц, услышать вживую твой смех. Принести тебе в постель утренний кофе и затянуть наше утро до обеда.
— Ты вкусно пишешь. Но я боюсь… довериться и опять обжечься. Лучше пусть ты будешь моей любимой, далекой и несбывшейся фантазией, чем новой болью и очередным шрамом в душе.
— Со мной не будет гладко. И через год у нас с тобой будет первая ссора. Но через год мы с тобой поженимся, и ты станешь отходчивее и нежнее. А когда будешь хмурить свой лобик — я буду нежно его целовать, и ты начнешь улыбаться. Через два года ты родишь мне сына. А еще через три — красавицу-дочурку. Мы вместе состаримся. Я буду бурчать, а ты — все время меня лечить. И, когда внуки будут сидеть у нас на коленях, ты поднимешь глаза, где я увижу: «Спасибо за счастье, Любимый!»
— Улица Печерская, 8, 2-е парадное, 3-й этаж, квартира 23. Дверь будет не заперта.
Через два года в семье, где жили уважение, доверие, любовь и понимание, родился первенец. Здоровый и счастливый малыш.
Доверяйте тем, кто хочет сделать вас счастливыми.
В нем чувствовалась выправка военного. Он дорожил каждой секундой. Не позволял себе расслабиться. Его взгляд всегда был сосредоточен и фиксировал каждую деталь.
Казалось, от него ничего не ускользнет. Да и не хотелось ускользать от его внимания.
Выйдя из здания, она чуть оступилась, но его рука тут же надежно подхватила ее под локоть. На миг глаза встретились. Она выдохнула: «Ах, благодарю!» Он ответил кивком и едва заметной, только ямочками на щеках, улыбкой. Его запах — едва ощутимый и ненавязчивый, сочетание ароматов парфюма и тела. Ее запах окутал сладостью духов, а шлейф уже уносил легкий весенний ветер.
Она шла на стоянку. Их машины оказались рядом. Четкими движениями он протирал зеркала. И слегка поглядывал на ее машину и на саму владелицу еще раз. От чего владелица особенно тщательно и грациозно начала протирать свои зеркала. Долго и основательно.
Неспешный диалог. Пробег. Возраст машины. Расход топлива…
Рядом оказалось кафе. Тихое, уютное.
Музыка была романтична, официанты ненавязчивы, а его голос словно завораживал, взгляд очаровывал, и почему-то отчаянно захотелось к нему в объятия, будто в них — тишина и спокойствие.
Он был Настоящим.
Настоящий мужчина. Такое обычное, но такое емкое выражение.
Редкое качество основательности и спокойствия.
Спокойное выражение глаз. Уверенность в каждом движении.
Он выбрал ее в тот самый момент, когда она еще утром парковала машину.
Наблюдал, как она здоровалась с сотрудниками и входила, держа сумку-папку одной рукой, а второй открывая дверь. Как выбился локон из-под намотанного на шею шарфа, как грациозны ее пальцы, как трепетно ее сердце, наполненное нежностью, и как чувственно тело, по которому ощутимо пульсирует дикая энергия.
Тогда он и выбрал ее из миллионов остальных.
Но она будет думать, что сама его заметила.
Женщины часто уверены в том, что выбирают именно они.
Но всегда, везде и во всем окончательное решение и выбор остаются за мужчиной. Настоящим мужчиной.
Роман был ярким и стремительным.
Ярослав оказался дембелем второй волны призыва. И второй месяц активно пытался разобраться в гражданской суматохе. Компания, в которой он работал до войны, сохранила его должность, и он без проблем вошел в колею рабочего режима. Чего не скажешь об ощущениях внутри, эмоциональном и психологическом состоянии. Ему везде и повсюду казалось, что стало еще хуже, чем было. Он стал нервным и раздражительным. Это начало сказываться и на работе.
В тот день, совершенно взбешенный пустяком с самого утра, Ярослав вышел на улицу покурить. В этот момент белая «фиеста» лихо припарковалась на узком парковочном месте. И выпорхнул птицей яркий комок энергии с буйной копной волос и резвым взглядом, резвее калаша.
Сама судьба их свела — даже имена были одинаковы: ее звали Ярослава. Волонтер, которая, помимо работы в службе сервиса известного сотового оператора, ездила на передок раз в месяц. Одинокая, яркая, 35+, без семьи и детей, свободная и легкая, знающая себе цену, страстная, гордая, загадочная… Такая запросто может вскружить голову любому мужчине, который не научился ценить в женщинах верность.
Нашлось много общих тем. Они не могли наговориться. Общие знакомые, населенные пункты в АТО, где они были почти в одно и то же время. Общие шутки.
Она понимала его, как никто!
А его начинал накрывать понемногу ПТСР. Только завуалированно. Ярослава для Ярика стала тем самым обезболивающим морфином, из-за которого не диагностируются признаки куда более серьезного воспалительного процесса. Он пропадал, появлялся, встречи чередовались упоительной страстью и жгучей ревностью. Затем просил прощения и исчезал. Внезапно он появлялся, а вместе с ним и ощущение спокойствия и защиты, как в начале их отношений.
А в это самое время Ира, молодая, красивая мама Анечки 7 лет и Лешеньки 3 лет, сбилась с ног в поисках психолога или даже психиатра для ее горячо любимого мужа, который вернулся из АТО и стал сам не свой. Пропадал где-то, исчезал, пугал заявлениями «уйду снова в АТО» и требовал развода, потому что ему все надоело…
— Мам, ласкажи сказку пла валшебников!
— Что это за сказка, сына? Напомни, я забыла…
— Ну, маам, ты сегодня с тетей лазговаливала и сказала «моя волшебница». А я спласил, а ты сказала, что эта тетя настаящая волшебница и ты знаешь много таких валшебников. И все они живут в сказке!….
— Ах да. Сказку… Ну, хорошо. Слушай. Только глазки закрывай.
Она поправила одеялко, подоткнула уголки под ножки, чтобы малышу было теплее. Посмотрела в окно — там медленно и тихо падал густой снег. «Скоро Новый год», — подумала Мама. И начала свой рассказ.
— Когда-то очень давно жили Волшебники. Они ничем не отличались от обычных людей, но у них была особенная сила — они превращали злых людей в добрых.
И как только где-то случались войны, катаклизмы, коррупция, воровство или еще что-то плохое из-за плохих людей — Волшебники спешили на помощь, и тут же злые становились добрыми! И больше никогда не делали никому плохого!
Так было много-много веков подряд.
Но однажды в стране, где жили Волшебники, начали происходить странности. Люди грустили без повода. Вроде бы все хорошо, но грустят. Стали думать Волшебники, в чем причина. Никак не могли понять.
Они не спали и не ели. Старались осчастливить каждого. Но люди все равно потом начинали грустить. Волшебники устали.
И тут самый старый и мудрый Волшебник собрал всех на вече и стал вести разговор.
Три дня и три ночи Волшебники думали. Три дня и три ночи не помогали и не волшебничали нигде в мире.
А на утро четвертого дня к ним начали приходить вести: люди перестали грустить! Они бегают, суетятся с очень серьезным видом, будто что-то ищут.
И поняли тут Волшебники: всему виной — лень. Которую они же и породили.
Волшебники осознали, что делая вместо людей их работу — устраняя зло просто так — они не давали им развиваться, подумать о своем внутреннем мире и душе. Они сразу делали мир хорошим, и никто не знал, что такое зло. И люди начинали скучать. Потому что человек без цели и желаний становится грустным сам по себе. И ленивым. У каждого должна быть мечта, цель и желания, которых он должен достичь!
— Я машинку хочу. И велтолетик на ладиоуплавлении… — пролепетал почти засыпавший малыш, — и чтобы ты и папа не болели……и сестленку хочу маленькую, как у Сашки из глуппы…ему мама из лоддома плинесла…и хочу, чтобы воклуг все были счастливые и было много Доблррра!
— Вот видишь, — улыбнулась мама. — У тебя есть очень хорошие цели и мечты. Они обязательно сбудутся.
— А что с Волшебниками дальше было?
— Волшебники прекратили активно бороться со злом. Ведь когда только они этим занимались — другие люди не делали ничего, чтобы улучшить этот мир и сделать что-то доброе и хорошее для всех.
Волшебники до сих пор живут среди нас. Но теперь они наблюдают. И стараются помогать только трудолюбивым, умным и добрым людям занимать важные должности. Стремятся помочь только хорошим президентам добрых стран (но таких, увы, единицы), чтобы у жителей все было хорошо. И, конечно же, помогают деткам, которые старательно учатся, верят в Добро и всегда идут дорогою Добра.
Спи, мой славный! Мир полон волшебства и чудес. Тебе еще многое предстоит узнать и увидеть. И тебе это обязательно понравится. Мы постараемся.
Она посмотрела в окно: там медленно и тихо падал густой снег. «Скоро Новый год. Можно будет много волшебничать», — подумала она и улыбнулась, озарив всю комнату нежным волшебным сиянием…
Иногда мы все болеем.
Кто-то насморком, кто-то другим человеком, кто-то сам себе ищет приключений.
После операции на шее мне понадобилась помощь врача-вертебролога. Им оказался мой Олежка.
Тот солнечный и невероятно волнующий день — помню каждую его секундочку!.. 12 августа 2008 года.
Когда встречаешь свою судьбу — тебя как разрядом тока прошибает! Первый взгляд в глаза — и ты уже тонешь в глубокой и мягкой пучине нежности, окутывающей тебя неимоверной теплотой и радостью!
Тот взгляд был взаимным, такой же взаимной стала наша любовь.
Так получилось, что в тот же вечер были шашлыки, звезды и разговоры, разговоры, разговоры…
Встречая именно Того, ты не можешь им надышаться! Не можешь наговориться, жаждешь слушать его постоянно и рассказывать о себе все самое сокровенное! Удивительное ощущение!
Через десять дней мне сделают предложение. Мы лишь говорили постоянно, не целовались и уж тем более не… (простите за откровенность).
Это и есть Любовь!
Через месяц у нас появится общая крыша над головой, ровно через полгода со встречи — мы поженимся и обвенчаемся, у нас будет крупный выигрыш, затем своя квартира, одна, вторая…
Много чего за эти пять с половиной лет произойдет.
Семейная жизнь так интересно устроена, что со временем, врастая друг в друга, начинаете осознавать близость иначе, иначе справляетесь с проблемами.
Иначе реагируете на страшные и очень страшные события.
Война
Это когда ты готов свернуть горы, лишь бы уберечь родных и любимых от этого горя. Но от твоих действий крайне мало что зависит, даже если ты волонтер или боец. Точечно — мало. Но вместе, объединяясь, — можно что-то изменить (жаль, систему пока что не удается).
В тот год, в самом его начале, мы верили, что все у нас получится. У всех. Ведь столько смогли!
В тот же год в нашу новую квартиру со старым ремонтом мы загружали чуть ли не под потолок нательное белье, согревайки, медикаменты, форму, продукты, одежду для бойцов и для деток в интернаты, игрушки, рисунки, медицину для госпиталей, очки и рации, разные игрушки для разных ребят.
Квартира стала первым складом… А я перестала нормально спать. В ней было много людей, много тех, чьи мысли были идентичны с нашими.
Мы могли созвониться в 2:30 ночи и обсуждать новую загрузку машины.
А в 5 утра закидывать вещи и продукты новому экипажу.
А в 9:00 нужно быть на работе. И зарабатывать деньги для новых закупок.
Болезнь
Это когда понимаешь, что готов на все. Но диагноз — как приговор… И в душе ты орешь и плачешь. А внешне спокоен и подбадриваешь. И боишься даже подумать… что можешь потерять родного человека… родителя…
В семейной жизни чем дальше — тем больше испытаний. Тем крепче отношения. Потому что в мире и благополучии легко любить. А вот в тяжелое время, когда передряги, болезни и бессилие, любовь перерождается. Она становится куда более осознанным чувством.
Будто вам обоим залили кровь друг друга, и вы стали единым организмом, одним сосудом.
Наверное, это и есть любовь.
Когда, несмотря ни на что, — вы становитесь ближе и роднее.
Давным-давно, задолго до войны… Лет пять назад. Пригласила меня подруга на женские международные собрания типа «Чего хочет моя внутренняя бАгиня».
Меня на такое звать нежелательно, но одна она идти не хотела…
Украинский Дом. Все чинно и пафосно. Сотни женщин. С милейшими улыбками, в которых читается от «ах ты ж сучк@ крашеная, на тебе шикарное платье» до «вот же зараза, похудела на 10 кг!» и т. д. Хотя вслух говорят «ой, как же я рада тебя видеть!» и «роскошно выглядишь!»
И я такая вся с шестым размером груди, осиной талией, крутыми бедрами, 25 лет, на высоченной шпильке и ЗАМУЖЕМ!!!
Уровень их раздражения на меня зашкаливает: я еще и в семье счастлива, что легко угадывается за моей удовлетворенной улыбкой… Плохо им, короче, возле меня.
И начинаются в различных залах тренинги.
Зал № 1
Лекция на 30 минут о женской сексуальности. О том, как самой себе сделать очень приятно, если нет рядом мужчины. «Как важно ублажать свою внутреннюю Вагиню. Разговаривать с ней и прислушиваться, чего и КОГО хочет именно она. И если она хочет групповушку — значит надо попробовать. Сдерживать свои желания плохо» и т. д. и т. п.
К моей «радости» подруга потянула нас сесть в первый ряд.
И тут спрашивают у меня:
— А чего именно хочет ваша внутренняя Богиня?
Я чуть не поперхнулась со смеху.
— Секса, любви и шелковицы.
Очевидно, третье желание несколько озадачило тренера по Вагиням, и она призадумалась. Посмотрела на мое обручальное кольцо. Затем строго так:
— А вы получаете все это в семье? А хотите получать больше?
— Конечно! Мне бы три ведра шелковицы каждое лето, и я была бы счастлива.
— А секс? — выпытывает у меня.
— Мне доступны все его виды.
— Все-все, — выпытывает зануда, как бы приглашая зал вовлечься в дискуссию о видах и желаниях в сексе, — по Камасутре?
Я не растерялась, жгу дальше:
— Вы не поверите, но испробовано с мужем даже то, чего там нет…
В глазах прочла немой вопрос: «Че ж ты сюда пришла, деточка?!» но она сдержалась))))
Зал № 2
О, это было упоение! Всем дали карандаши, листочки и задание:
«Нарисуйте ваш оргазм».
Подруга, которая меня привела сюда, уже тупо толкает меня в бок и просит ржать потише.
Беру все семь карандашей радужных цветов в одну руку и, вертикально их поставив, вожу круговыми движениями по всему листочку с довольной моськой.
Через 10 секунд поднимаю глаза — на меня смотрят несколько девиц, и тренер (не очень молодая, но явно недавно вкусившая плод сладострастия) тихо ко мне подходит и спрашивает:
— Вы закончили?
— Да! — с гордостью и широчайшей улыбкой отвечаю. Я бы еще этими карандашами точки поставила. Так быстро-быстро!!! Но решила поберечь их психику.
— Хм. Необычный рисунок. Никогда такой не встречала… Так много красок, экспрессии….. Ну что же. Можно, мы ваш рисунок разберем?
Я утвердительно киваю. И замечаю, как девочки вокруг рисуют цветочки-лепесточки, росу на тычинках, мотыльков и проч. Да, нет во мне художника…
Кстати, мне сказали, что у меня излишне много эмоций…
Поговорили бы они с моими соседями — те бы более широко охарактеризовали мой оргазм, и без всякого рисунка!
Зал № 3
Это про чакры. Заходим в странно пахнущий зал. Благовония, все дела.
Нам говорят:
— Примите позу стоя, согнув ноги в коленях. И тужьтесь.
Стоя!
Ну, стою. Тужусь (помню про запах в зале). Давлюсь со смеху. Подруга уже строго говорит, что нас обеих выгонят отсюда из-за меня. И тут тренер:
— Представьте, что вы с силой выталкиваете энергию из своей нижней чакры…
(Уж простите, кто тут читает слабонервный) шепотом произношу:
— Обычно я это делаю в туалете и одна.
Часть женщин заржали вслух, часть осуждающе и строго на меня посмотрели, а тренер мне сказала чуть сильнее опуститься к полу.
Я вновь шепотом:
— Да мне пока не надо, спасибо.
Закончили упражнение. Подруга, шо буряк, красная.
Упражнение № 2.
Со звуковым сопровождением.
— Говорим «Оооммм» и пропускаем через все чакры поток энергии…
Типа очищаем их.
Я не знаю, то ли уже от ржаки, то ли буква «М» у меня слабо получалась, но звук вышел долгий и протяжный «Оооооооо!!»
Половина группы дальше продолжать не могла. Сбилась… на какой-то чакре!
По итогу, я таааак наржалась за целый день, что подруга пообещала больше меня на такое никогда не поведет (а я ж предупреждала).
Зато организаторы накрепко записали мои телефон и е-mail и регулярно, вот уже пять лет подряд, присылают приглашения на подобного рода «диалоги внутренней Вагини».
Слушайте себя, свои чувства и не забывайте от души наполнять себя позитивом!
Пепел от сигареты давно осыпался на подоконник. Между пальцами осталась лишь маленькая часть, которая слегка дрожала в длинных тонких пальцах.
Это единственное, что выдавало ее состояние.
Внешне — невозмутима и даже спокойна. Туманный взгляд и едва уловимое дыхание. Большой черный свитер крупной вязки укутывал красивые плечи. Руки плотно охватывали тело, будто обнимая саму себя. Гордо вскинутый подбородок. Немного припухшая нижняя губа, но не от поцелуев. От покусываний. Чтобы сдержать рвущиеся наружу мысли. Чтобы не заплакать.
Она полтора года ждала его из АТО. Сотни бессонных ночей, миллиарды мыслей, растерзанная от страха и боли нервная система и звенящая тишина от радости, что он вернулся живым и невредимым. Но ссоры, скандалы из ничего, его раздражения и вспышки…
Нет, особой драмы не было. Кроме выжженной души. Каждый человек обязательно встраивается в чью-то жизнь.
Роднится с чьей-то душой. Стремится слиться воедино, чтобы ощутить близость. Это естественно. Плохо то, что сливаются слишком — забывая о самом себе.
После ссоры он вышел. Сказал на прощание: «Я никому не нужен» — и исчез. За окном метель, мороз и холод незнакомых лиц. Только что был рядом, можно было прикоснуться и вдохнуть родной запах, окунуться в тепло его рук. А остался оглушительный звук закрывшейся двери.
Он шел по тихому ночному городу. Снег плавно ложился, украшая землю пушистым одеялом. Дышалось как-то легко и надрывисто.
Потому что когда идешь или едешь на большой скорости и неважно куда — кажется, что убегаешь от проблем.
Но бежишь ты не от проблем, а от себя.
Ведь там, в той теплой и уютной квартире, — жена и ребенок, твоя жизнь и душа, тепло и энергия, благодаря которой ты живешь…
Когда приходят такие мысли, начинаешь злиться. И понимаешь, что виноват сам. И злишься как бы на себя. Но признаваться, даже самому себе, в этом не хочется. Поэтому просто идешь, зло пиная этот излишне белый, чистый, невинный снег…
В окне на десятом этаже будет всю ночь гореть свет. Как маячок. Вдруг он заблудился, но увидит и придет.
Вокруг идущего в неизвестность будет разлетаться в стороны снег, пар от частого дыхания будет бурно клубиться.
Он будет долго и упрямо идти, пока не осознает, что все проблемы идут вместе с ним. Внутри. И ждут, пока он не остановится и не разберется со всем. Пока не уткнется в любимое плечо, зароется в ее волосы и не вдохнет их аромат… он не станет спокойнее.
Только как жаль, что к маяку, который ему так верно светит, он повернут все время спиной…
Цените родное тепло рядом. И не бегите от себя. Найдите смелость заглянуть себе в душу. Там все ответы.
Вот он стоит весь из себя, в костюме, который сшит специально для него и немного мал. Чтобы обязательно подчеркнуть накачанную фигуру, выпирающие мышцы. У него даже взгляд такой, будто он одолжил всем присутствующим по $10 000, но великодушно простил долги. Обязательно что-то держит в руке, согнутой в локте. Деловито. Бокал, или телефон, или ключи от машины. Неважно, ключи от «ланоса» или «ренжа». Важен взгляд, полный осознания собственной значимости. Открытый лоб, челки не будет. И чем глубже вечер, тем сильнее будет расстегнута рубашка под пиджаком. Пара пуговиц сверху случайно разойдутся, показывая ширину шеи, ой, простите, души, и выставляя напоказ толстую цепочку то ли из серебра, то ли из белого золота. Тут скромность подчеркнута всем, чем можно. Кроме часов.
А еще у него нет шеи, даже в расстегнутой рубашке. Есть голова, и она сразу же переходит, под трапецией накачанных и обколотых, чтоб быстрее росли, мышц, — в туловище. Руки слегка растопырены, как и ноги. Они же тоже накачаны. И нужно дать это всем понять немного переваливающейся, вальяжной походкой. Не забываем: каждому было подарено $10 000! И говорит он так безапелляционно, будто вчера защитил докторскую по квантовой физике, психологии отношений и рынку ценных бумаг одновременно.
Звуча своим басистым голосом (даже если на самом деле это хрупкий тенорочек, иногда срывающийся и страшно падающий в сопрано), он говорит уверенно и немного медленно. Будто слова имеют значение в его исполнении. Иногда — имеют. Все очень взаимосвязано, обратно пропорционально: чем сильнее накачан / прилизан / начесан / напудрен / выхолен / заносчив — тем меньше веса в словах, и наоборот. Странная закономерность, но она есть. И если вы знаете тех, выглядит как Аполлон Бельведерский (хорошо-хорошо, я лично видела скульптуру — тоже не впечатлена. Тогда — как Арнольд Шварценеггер в молодости), и при этом харизматичен и умен — это, скорее, исключение, нежели правило.
А бывает, смотрит на тебя парень: и нос картошечкой, и взгляд, как у верного любимого пса, и улыбка добрая, даже смущенная тем, что взгляды пересеклись. А пахнет он нежностью, спокойствием и настоящим счастьем. Тихим. Тем, которое сразу незаметно. Счастьем, которое трепетно берегут и за которое каждое утро благодарят.
Но увидит это не каждая.
Потому что он хоть и высок, да и фигура есть, но без бугорков особых. И не выпячивает себя. Зато точно знает строение двухцепочечной молекулы ДНК, чем отличается ДНК от РНК, благодаря чему происходит сильнейшая циркуляция воды в океанах, отличительные черты ИС-3 и ИС-7 и их основные преимущества, виды и особенности южноамериканских птиц, кто такой вомбат и почему он какает кубиками, может читать наизусть стихи Высоцкого и Блока и точно знает, какой чай ты любишь пить с утра.
И все. Зависла. Застряла. Залипла и влипла. И что бы он ни говорил — ты будешь слушать.
А его слегка краснеющие от мороза или внутреннего волнения щеки будут сниться тебе каждую ночь. И волосы всклокоченные. И сильные руки. Не перекачанные, в которых, кроме мышц, силы нет, а именно руки с мощными, уверенными движениями. Это круче любого кубика на прессе. Это надежнее, чем дорогие часы.
И говорит он так, будто безмерно уважает каждого, с кем когда-либо контактировал в жизни. И смотрит восхищенно на тебя и на мир.
Оба этих парня ярко представлены на войне.
Первый — холерично и порой безрассудно может совершать опрометчивые поступки, потому что ставит превыше всего свои интересы, честолюбие, гордыню и ни за что не уступит. А бывает, что они оказываются еще и трусами, обозленными на мир. С такими больше всего разногласий. Таких ненавидят, пытаются спихнуть самым жестким командирам.
Ежели такой станет командиром — потери могут быть ужасны. Самодурство на войне может забирать жизни. По гражданке таких учат кулаками. На фронте, если кулаки не научили… выживаемость не высокая. Если ввяжется в драку с дураком или пьяным или напорется на такого же адреналинового наркомана… Да, погибнет, как герой. Так потом расскажут всем, увы.
Еще хуже, когда такой отправит роту солдат на задание без предварительной разведки — лишь потому, что решит: дело срочное и важное. И сколько потом ребят обратно не вернутся — на свою совесть не возьмет. Скажет, сами виноваты. Сука.
Второй парень — придет служить сержантом, рядовым обычным, если не в чинах призван на войну. И как-то сразу станет своим для всех. Надежным. С ним в разведку хорошо. И шутки знает смешные. И не подлый. Не страшно спать к нему спиной. Подстрахует когда нужно, и даже когда не просишь — готов помочь. А при случае — помолчит рядом так, что камень с души спадет и легче станет. Лишь кашлянет в сжатый кулак, посмотрит вверх, похлопает тебя по спине, закурит сигарету и передаст, чтоб затянулся. Таких принято называть «братуха» — потому что родной.
В простоте лица, в добром взгляде — у таких душа светится. С ними спокойно. Приказы таких парней выполняешь беспрекословно. И за год — весь батальон, как в начале. Небольшие ранения — это заживет. И большие — заживут!
Когда крыли сепары: «Не отступаем, парни». И выстояли.
Лисичанск. Трехизбенка. Новоайдар. Дмитровка. Счастье. Юрьевка. Дебальцево. Углегорск.
«Оружие и технику не бросаем». «Справимся». «Прорвемся».
В обычной жизни и первый, и второй могут выглядеть немного иначе. Особенно после войны. Особенно если ощутили жизнь и смерть на вкус.
Но если первый будет себя жалеть и уйдет в запой. Потому что «воевал, могу позволить».
То второй задумается о детях, о том, как много ему еще нужно сделать. Как важно успеть воплотить огромное множество своих планов.
И что важно — он поистине ценит каждое мгновение! Не напоказ, не для создания делового имиджа. Он спешит наиболее эффективно жить, чтобы сполна ощутить весь мир, вдохнуть и посмаковать все диапазоны радости.
Смотришь в его глаза — и точно знаешь, что рядом с ним ты познаешь весь спектр этой радости и будешь счастлива.
Да, возможно, без дорогих яхт и крутых селфи в Инстаграм. Но с ним ты в обычных кроссовках объездишь весь мир, увидишь лучшие рассветы и закаты на планете и обязательно, когда будешь в старости сидеть с ним у камина в вашем уютном домике, а рядом будут бегать и резвиться ваши внуки, точно ощутишь, что жизнь прекрасна только с тем, кто ценит каждый миг, в котором он живет!
Посвящается потрясающим Воинам, великолепным Мужчинам, моему брату Андрею Кохтенко и его комбату — Александру Перцевому.
Очень хочется ловить красивенную снежинку на варежку и не дыша рассматривать ее замысловатые грани, этот неимоверно прекрасный узор.
Хочется идти вдвоем по снежной тропинке, которая блестит прекраснее любых драгоценностей и весело похрустывает под ногами.
Хочется нестись на санках с горки, заливисто смеясь и подпрыгивая на кочках!
Хочется греть его руки в своих. А он будет отогревать мои дыханием, легко касаясь кончиков пальцев теплыми губами. Хочется обняться и укутаться в его нежность, когда вокруг уютно, медленно вальсирует лапатый, как большие перышки, снежок….
Когда сама тишина, сказка вокруг, тепло его души и вся гамма ощущений звеняще отзываются внутри.
Хочется… счастья! И оно вокруг и внутри. Прислушайтесь. Остановитесь. Почувствуйте! Тсссс… слышите? Мееедленный вальс красивой снежинки… и кто-то греет ваши ладошки… и вам просто хорошо в душе… и тепло.
Да, война.
Да, грустно и тяжело.
Но не обворовывайте себя в чувствах — улыбайтесь миру! Он улыбнется вам в ответ!!!
Как же хочется, чтобы на наших плодородных полях колосилась пшеница, цвела гречиха, желтел подсолнух… а не рылись окопы и месилась солдатскими сапогами земля…
Как же хочется вдохнуть мудрость и любовь в каждого, кто заражен мыслью о ссорах, раздорах или войне!!!
Господи, дай сил нам всем, дай возможности жить и радоваться каждому дню, подскажи, как разумно действовать и как аккуратно подсказывать, научи, как управлять и как подчиняться, как мечтать и как выполнять, научи любить, прощать и верить.
Дорогие мои, цените свою жизнь и жизни всех людей, радуйтесь даже маленькой светлой новости. Даже хрупкому лучику, ведь благодаря ему — взойдет росточек, даст плоды и насытит мир солнечными дарами.
Верьте, верьте, все будет хорошо! Все должно быть хорошо!
Не поддавайтесь панике или страху, не позволяйте им проникнуть в ваше сердце.
Прощайте, прощайте тех, кто ненароком обидел, ведь обида поражает обоих и препятствует взаимному пониманию.
Любите, любите всей душой этот мир, каждого человека — мы все из одной плоти и крови.
Мы все — одинаково сильно хотим верить, любить и быть любимыми!
Быть Добру!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги