19/20. Роман-путеводитель

«19/20. Роман-путеводитель», ©2020

«19/20. Роман-путеводитель» Андрея Можаровского — это путевые заметки автора, написанные им во время странствий по Индии, Непалу и Объединенным Арабским Эмиратам.

Редактор - Софья Алемпиевич

Дизайн обложки и верстка - «Antidesign.ru»

Фотографии - Андрей Можаровский

Фотопортрет автора - Владимир Евич

Издательство «Antidesign.ru»

http://antidesign.ru/20/19/

E-mail: info@antidesign.ru

Моему папе,

Александру Михайловичу Можаровскому,

посвящается

Роман-путеводитель

Шел седьмой год моей развеселой жизни на Балканах, полной путешествий, фестивалей и вечеринок всех мастей и размахов.

Дружелюбное балканское солнце сделало мою кожу смуглой, а отросшая за эти годы борода, заплетенная в косичку (или, как еще называют эту прическу, – rat tail, «крысиный хвост»), создала сценический образ джинна из лампы, который я и использовал для своих цирковых выступлений с огнем, облачаясь в штаны-«аладдины» и танцуя со «стаффом» (шест с факелами из кевлара по краям), голый по пояс и босиком.

Еще в детстве, когда мне было восемь лет и пятиконечная звезда с портретом маленького Ильича только готовилась украсить мой синий школьный пиджачок, мы с мамой и папой ездили в Грузию. Это был мой первый полет на самолете, и вся поездка была насыщена открытиями и яркими впечатлениями, о которых я до сих пор вспоминаю с любовью. Там же мне посчастливилось оказаться в закулисье цирка-шапито, гастролировавшего дружной, творческой семьей по всей республике. В труппе, состоявшей в основном из друзей моих родителей, был и настоящий факир, плевавший огнем, ходивший по углям и стеклу и демонстрировавший публике фокусы. Кажется, именно тогда в мою душу упало зерно авантюризма и жажды приключений, а внешность факира запечатлелась в памяти и стала своеобразной инструкцией – прообразом меня в будущем, то есть теперь уже в настоящем.

Детское путешествие в Грузию заложило серьезный фундамент моих желаний – того, что так или иначе мечталось реализовать.

Моя двойственная натура все время балансировала на крайностях, выводя на передний план поочередно то экстраверта, то более свойственного мне по природе интроверта, заставляя уединяться в своей холостяцкой берлоге за написанием пейзажей, как природных, так и городских, а иногда и портретов вдохновлявших меня женщин.

Но периоды отшельничества сменялись жаждой общения, и я организовывал всевозможные вечеринки, в том числе и для русскоговорящей диаспоры в Белграде. На эти сборища приходили совершенно разные люди, и я потчевал их своими музыкальными предпочтениями, впрочем, иногда удовлетворяя и их собственные заявки, если они не сильно претили моему вкусу.

До сих пор удивляюсь, как подобные мероприятия обошлись без единой драки, ведь контингент зачастую подбирался из вражеских лагерей. Например, на первую такую встречу соотечественников, помимо прочих, пришла девушка агрессивно-либеральных ценностей, ярая противница действующего российского президента, причем одним из участников того же вечера оказался член мотоклуба «Ночные волки». Как они не подрались, для меня до сих пор остается загадкой.

Когда на таких встречах разговор заходил о путешествиях, разные люди часто спрашивали меня об Индии и очень удивлялись, узнав, что я там ни разу не был. Их реакция понятна, так как вполне можно было подумать, будто меня «копипэйстнули» с арамбольского пляжа и большую часть времени я провожу на зимовках на полуострове Индостан или в Юго-Восточной Азии.

Я мечтал изучить эти земли уже очень давно, но законодательная политика Сербии в отношении вида на жительство (ВНЖ, или «боравак», как это называют по-сербски) позволяет отсутствовать в стране не дольше, чем десять месяцев за пять лет, а путешествие в Индию мне виделось никак не двухнедельным туром в отель с полным пансионом. Даже и двух месяцев, как вы понимаете, недостаточно для полного погружения.

По этой причине долгие годы приходилось путешествовать в основном по Балканам и Европе в целом, подсчитывая каждый день отсутствия «по адресу прописки», чтобы в итоге получить по сути никчемный вид на жительство, единственное преимущество которого – возможность дольше путешествовать вне Сербии.

И вот спустя шесть лет и несколько тысяч евро, потраченных на бюрократическую машину сербского государства, я стал-таки счастливым обладателем заветной «личной карты». «Лична карта» – это сербское удостоверение личности, чем-то похожее на военный билет и напоминающее документ из середины двадцатого века. Судя по фильмам, именно такие книжечки выдавали в пятидесятые годы беженцам из Восточной Германии в Западную. Но этот документ позволял мне путешествовать сроком до года вне страны, а потому я сразу же стал планировать свой отъезд в Индию.

К сожалению, я слегка поторопился и сделал все заранее, еще летом, а потому заплатил за электронную визу в два с половиной раза больше, чем она стала стоить осенью. Дело в том, что индийское правительство для исправления печальной ситуации с туризмом, которую само же и спровоцировало в предыдущие годы, ввело ряд мер – в частности, снизило цены на годовые визы со ста долларов до сорока.

Будучи наслышан про сезон дождей (или сезон муссонов, по-английски «мунсун»), я взял билет до Дели на третье октября, совершенно не подумав о том, что дата моего «визарана» приходится ровно на первое января. («Визаран» – это пересечение границы с целью обнуления разрешенного срока пребывания в стране. Такая формальная процедура для соблюдения закона о пребывании на территории государства – популярная лазейка, которой пользуются «лонгстейеры» по всему миру, выезжая из страны за границу и обратно. К слову, для Индии разрешенный срок пребывания в стране для иностранца – девяносто дней.)

Именно эта моя недальновидность определила последующую череду событий, а в чем-то даже мою судьбу, хотя я еще не знал об этом. Впрочем, обо всем по порядку.

Я не искал попутчиков или компаньонов для путешествия. Всю жизнь моими напарниками по исследованию мира были либо мои жены, либо девушки, и лишь последние два года я путешествовал в одиночку, что мне несказанно нравилось. Во-первых, не нужно было согласовывать планы, которых зачастую и нет – только направление движения и собственная воля. Во-вторых, нет ответственности за своего партнера, и можно позволить себе любую глупость или недальновидность, как, например, ночевку в недостроенном здании или в гамаке в джунглях.

Я временно избавился от накопленного за годы скарба, сбагрив его в подвал к подруге до моего возвращения. При себе я оставил лишь рюкзак, пару футболок и трусов, спальник, штаны, непродуваемую куртку и сверхлегкий пуховик uniqlo, подаренный лет десять назад моей мамой (вещь, надо сказать, в поездках незаменимая, как и швейцарский нож – тоже мамин подарок).

03/10/2019

Из Белграда я улетел практически чудом! Меня не хотели пускать на рейс из-за отсутствия обратного билета. Вот что за люди? Деньги на обратный билет у меня были, но я совершенно не имел представления о своих планах через полгода. Не было ни малейшего понятия, куда меня забросит очередной «визаран».

Не то чтобы сотрудницы за стойкой регистрации буквально не хотели меня пропускать, но этого не позволяла система: мол, должен быть обратный билет, и все тут! Наконец девушки вошли в положение и оформили фальш-бронь на обратный билет.

И вот наконец-то я в Индии!

Аэропорт имени Индиры Ганди в Нью-Дели встретил полночной жарой и влажностью, липнущей к телу и мгновенно пропитывающей всю одежду – в общем, все, как и предсказывала художественная литература, которую я увлеченно читал в тот период. Я буквально оказался в реалиях «Шантарама».

Я не бронировал никакого коммерческого жилья, а поселился в настоящей индийской семье с помощью сайта «couchsurfing» (дословно с английского – «диванный серфинг»). Мне и раньше доводилось пользоваться этим сервисом в Европе, как в качестве гостя, так и в роли принимающей стороны в Белграде. Но в Индии этот сервис работает действительно на ура! Достаточно разместить публичную заявку на посещение какого-либо города, и сразу получаешь несколько предложений от местных жителей. Для сравнения: при желании отыскать ночлег, например, в Париже, нужно разослать сотню заявок, чтобы получить хотя бы один положительный ответ – приглашение, и это даже в ноябре, когда погода не располагает к путешествиям и прогулкам.

По каучсерфингу в Дели я «вписался» к одному очень прикольному парню по имени Рохит (или Сэм – это было что-то вроде прозвища).

В жизни Сэм выглядел намного дружелюбнее и симпатичнее, нежели на фотографиях в профиле. Это был рослый и довольно упитанный мужчина «в самом расцвете сил» – тридцати лет от роду, – с ухоженной шевелюрой модного фасона, подкрашенной в рыжий цвет.

Индийцы в принципе очень следят за своими прическами, а потому ни одна парикмахерская не пустует – внутри всегда есть клиенты, даже поздно вечером. А когда еще стричься, если днем очень жарко? Цирюльники могут работать просто на улице, закрепив кусок старого потертого зеркала на дереве и поставив рядом стул для клиента.

Сэм любезно встретил меня прямо в аэропорту, прождав там часа полтора: стыковочный рейс слегка задержали, а вдобавок я потратил время на заполнение миграционных форм и верификацию е-визы. В специальной будке Сэм заказал «препэйд»-такси, которое стоит совсем недорого, и мы отправились к нему домой.

Живет Сэм-Рохит с братом и матерью в достаточно большой квартире в элитном, но старом, а потому порядком обшарпанном райончике BG-5 (биджи-файв). Стоило уехать из БГ (сокращенное обозначение Белграда – например, на автомобильных номерах), чтобы попасть в BG в Нью-Дели. Территория квартала ухоженная, освещенная, есть охрана, на ночь все закрывается, по периметру высокий забор с колючей проволокой. Таких микрорайонов, со стороны похожих то ли на тюрьмы, то ли на воинские части, в Дели очень много.

Пеший путь до нашего ночлега от станции метро Paschim Vihar East занял минут пятнадцать. В пятистах метрах от современной застройки на разделительной полосе – полуметровом отрезке, приподнятом над проезжей частью, – паслись коровы с телятами. Это зрелище сразу напоминало: я погрузился в другую реальность, где все иначе.

На следующее утро Рохит дал мне двести рупий на метро и на первоначальные расходы, пока я не поменяю деньги, – но когда уже вечером я вернул ему пятьсот рупий, он пытался дать мне сдачу, хотя сам же заплатил за такси. Я уже молчу о том, что Сэм постоянно угощал нас (вместе со мной у него гостил еще один каучсерфер из Японии) – кормил сэндвичами на завтрак, а на ужин подавал лепешки чапати с масала-овощами.

Поселили меня буквально в прихожей: вход из подъезда в квартиру вел сразу в нашу комнату, оформленную как смесь кабинета и спальни. В комнате стояла огромная «кингсайз»-кровать и стол с навороченным компьютером – впрочем, я ни разу не видел, чтобы тот когда-либо включался. В изголовье кровати размещалась сложная выполненная из гипсокартона композиция с подсветкой в томных сине-голубых тонах, с посеребренными элементами, а на стене красовалась традиционная для многих индийских домов витрина с семейными фотографиями и памятными подарками.

В соседней комнате, совмещенной с гостиной, – небольшой открытый алтарь, у которого мама Сэма совершала свои утренние и вечерние молитвы, звоня в колокольчик.

По периметру квартиры углом располагался балкон, и каждое утро я выползал на него, чтобы совершить и свой ритуал – три серии отжиманий по тридцать раз с перерывами на «Адхо Мукху Шванасану», более известную как поза «собака мордой вниз».

С виду прекрасно оснащенный, санузел оказался очень старым: половина непонятных вентилей не работала. Горячей воды не было совсем – впрочем, здесь это не представляло проблемы, потому что в такую жару не возникало даже мысли встать под горячий душ.

Помимо охраны и колючей проволоки, подступы к дому охраняла свора собак, которая наверняка не трогала местное население, но вот на меня всерьез ополчилась, пока я блуждал по кварталам одинаковых зданий в поисках дома Сэма, возвращаясь с прогулки в первый день и не узнавая местность в темноте.

05/10/2019

Оставаться в Дели надолго не хотелось. В городе есть красивые места, но в основном грязно, пыльно, душно и очень много людей. Собственно, об этом говорят и сами делийцы.

В Дели довольно удобное метро с кондиционерами и в целом с более-менее информативной навигацией (хотя можно было бы и чуточку понятнее). Многие линии пролегают на высоте третьего или четвертого этажа, а не под землей, что тоже радует глаз туриста: даже пролетающие снизу трущобы – это уже захватывающее зрелище. Но дальний горизонт через окно вагона не просматривается из-за густого смога: это сжигаются рисовые плантации после «мунсуна» и сбора урожая.

Только представьте площади выжженных полей, обрабатываемых с целью накормить полтора миллиарда населения!

В часы пик в делийском метро люди прорываются в вагоны, как на боевой операции, орудуя локтями, чтобы занять место. Эта манера свойственна индийцам при входе в любой вид транспорта, где места не распределены согласно билетам.

Переходить улицу в азиатской части света – отдельное искусство, которое я освоил еще в Каире и навык этот с годами не потерял. Но с ходу привыкнуть к левостороннему движению оказалось не так-то просто, поэтому смотреть во все стороны оказалось лучшей стратегией выживания, особенно для пешехода.

Зоопарк на улице, конечно, тоже удивляет и вызывает улыбку. Попугаи, мартышки, мангусты, коровы и бурундуки – все эти создания свободно перемещаются по городу в самых оживленных местах.

Где-то среди толпы в чреве пешеходного узла слышен электрический зуд «тачки» (так мастера называют машинки для татуирования). Без резиновых перчаток, подтирая кровь кусочками туалетной бумаги, мастер «портачит» одному из многочисленных клиентов «тришулу» Шивы.

А вот седой уличный цирюльник перед осколком замызганного зеркала бреет опасной бритвой очередного посетителя. Орудия труда, судя по всему, достались ему в наследство еще от дедушки.

Но в целом переход в другую реальность дался безболезненно. Порой не понимая происходящее, я, впрочем, принимал все легко. После Балкан здешняя реальность мне была в чем-то даже привычна.

Не избежал я в первый день и небольшого развода на деньги со стороны местного продавца в лавке соков – «сокодавке» (правда, впоследствии ничего подобного больше не повторялось). Мошенник просто начал убеждать меня, что я дал купюру в сто рупий, а не в пятьсот. Но я не стал отстаивать свою правоту, а мысленно купил за эти четыреста рупий положенной сдачи кусочек его нечистоплотной души.

И вот уже второй раз с начала повествования я прибегаю к этому слову – душа. Слово, которое объемлет все и в то же время не объясняет ничего. «Что такое душа?», «Бессмертна ли душа?» Искал ли я здесь, на просторах Бхараты, ответы на эти вопросы? Думаю, искал, хотя и не задавался ими явно.

Думается, что путешествие – это очень удобная форма реальности для подобных поисков. По своей первоначальной сути путешествия и были поисками: исследования мира испокон веков открывали новые возможности. Каждый раз, отправляясь за тридевять земель, я спрашивал себя: а обладают ли путешествия этой чудодейственной силой сейчас, когда весь мир уже открыт и исследован?

Я был уверен, что в Индии мои искания приоткроют завесу истины и явят то, что скрывается за ней.

* * *

Есть в Дели и очень милые места, что называется, для души, – эдакие оазисы покоя, наполненные парочками влюбленных, студентами и редкими туристами. Одно из таких мест – Лодхи-Гарден, красивый тропический сад с древними пуштунскими гробницами.

Очень красивый новострой – храм Акшардам. Попасть в храм можно лишь пройдя через множество очередей и более чем тщательный досмотр. Съемка в храме запрещена – камеры и телефоны, как и многие другие вещи из внушительного списка, придется оставить в камере хранения. На посещение Акшардама следует выделить минимум два-три часа, которые вы по большей части наверняка проведете в очередях.

Вечерами я возвращался «домой», и мы с Сэмом угощали друг друга всевозможными алкогольными напитками местного производства.

Как я уже писал, Сэм живет в достаточно элитном районе. Более того, его семья принадлежит к одной из высших каст в стране, а отец является влиятельным человеком в масштабах не только Индии, но и всего мира. В этом плане Сэм – вовсе не обычный индиец. Более того, он провел очень много времени вне Индии, путешествуя и получая образование. Его английский несравнимо превосходит мой. Ко всему прочему, Сэм уже три раза был в России и пьет практически «на русский манер», то есть не останавливается, пока не прикончит все заготовленное на вечер.

Взять выпивку «про запас», конечно, предложил я, зная, что алкоголь можно купить только в специальном магазине и только до десяти вечера, но у меня и в мыслях не было уничтожить все купленное за один присест.

В общем, вечера в Дели проходили весело за разговорами, а иногда даже и песнями под гитару, в компании с Сэмом и японцем Ютой – другим каучсерфером, о котором я уже упоминал.

Юта – очень странный японец (впрочем, я думаю, что наверняка все они на свой лад странные для нас, европейцев и выходцев из Европы). Юта приехал в Индию на две недели и решил провести их исключительно в столице. Помимо этого, в его планы входил разве что Тадж-Махал.

У Юты был вагон и маленькая тележка всевозможных камер, штативов и тому подобного оборудования, включая мохнатый микрофон, и каждый раз, когда мы входили в метро, Юту подолгу досматривала охрана. Когда мы уезжали от Сэма, оба с огромными рюкзаками, у меня сотрудник службы безопасности метро спросил, указывая на экран рентген-сканера, только про велосипедный замок (он не смог разобрать, что это) – в сам рюкзак он даже не захотел заглядывать. А вот оба рюкзака Юты были обысканы с особым пристрастием.

У меня сложилось впечатление, что во многом мне помогает внешность. Индийцы воспринимают меня как джинна, о чем часто и говорят напрямую. Смотреть на меня в упор многие из них попросту боятся. Иногда весьма забавно наблюдать, как они поспешно отводят глаза в сторону, как только я замечаю на себе их взгляд.

Однако многие не стесняются показывать на мою бороду жестом, как бы вытягивая ниточку из своего подбородка, и говорить, широко улыбаясь: «Очень хорошо!»

Вопрос, который мне задавали за время странствий чаще всего, – это «откуда вы?» Как-то на одном тщательно охраняемом туристическом объекте (мемориальный парк недалеко от монумента Ворота Индии) меня остановили охранники и в очередной раз поинтересовались, откуда я. Я сообщил, что из России, и моего ответа оказалось достаточно. Мне кажется, что стражи порядка просто поспорили между собой на эту тему. Они даже не заглянули внутрь рюкзака.

Возможно, причиной было очень хорошее отношение индийцев к россиянам в целом. Все те же знакомые по Сербии фразы про русских братьев я теперь слушал на «индглише», который местами очень сложно понимать, зачастую из-за того, что рот говорящего вечно наполнен то ли пааном – съедобной «самокруткой» из листьев бетеля со всевозможной начинкой, – то ли слюнями, которые обильно выделяются после рассасывания всевозможных порошочков.

А когда сложности в коммуникации возникают где-нибудь на автовокзале, с которого я по совету Сэма планировал уехать самым дешевым автобусом в Ришикеш, это может стоить очень много сил, а иногда и времени.

Итак, добравшись до автовокзала, я начал проходить квест покупки самых дешевых билетов. Цивильные павильончики внутри самого вокзала предлагают комфортные автобусы за семьсот пятьдесят рупий, но зачем нам это пресное удовольствие? Сначала сотрудник одной из контор отправил меня искать комнату номер 9, но выяснилось, что он просто перепутал слова «комната» и «выход» (буквально «ворота» – англ. «gate»). Побегав по автовокзалу и не обнаружив нужной комнаты на первом «уровне квеста», я понял, что люди покупают билеты в каких-то будках, заваренных решетками. Но и там я не смог добиться успеха, потому что, как выяснилось, билет до Ришикеша можно купить только в автобусе у кондуктора, за триста рупий. В итоге квест был успешно пройден, я устроился у открытого окошка на диванчике прямо у двери, по просьбе кондуктора охраняя вход от заскакивающих на ходу попрошаек и продавцов воды, кокоса и прочей индийской снеди.

Судя по тому, что я знаю об Индии по фотографиям, эти автобусы ездили здесь всегда. Не исключено, что они бороздили просторы Бхараты еще пять-шесть тысяч лет назад.

Впрочем, грузовики производят примерно такое же впечатление. Каждый из них заботливо и уникально «оттюнингован» своим хозяином: везде знаки «ом» и зервана – арийский символ в виде двойной свастики. Двери открываются вручную, а внутри имеется специальная защелка. Вдобавок, естественно, – классическая манера езды, когда водитель ведет себя в потоке так, словно управляет не автобусом, а мотоциклом, постоянно оглушительно бибикая.

И вот, обдуваемый встречными индийскими ароматами, совершенно без четкого плана путешествия, я несся в Ришикеш – город йогов на священной реке Ганг.

В Ришикеше я не стал мудрить с жильем и забронировал самую дешевую – за 180 рупий – койку в неплохом тусовочном месте «The Art Bliss». Хостел расположен очень удобно, при этом вдали от больших дорог, где шум-гам стоит практически круглосуточно. До лучшего пляжа в Таповане (мой обширный опыт дает право на подобную оценку) – пять-семь минут пешком по очень живописной тропинке с видами на Ганг. Правда, местами путь проходит по ступенькам, которые представляют из себя обычные лестничные пролеты зданий. То есть по пути в хостел я захожу в четырехэтажное жилое строение, поднимаюсь на последний этаж, выхожу, прохожу через территорию отеля, и вуаля – я дома.

Атмосфера в «Арт Блиссе» царила творческая. Кто-то все время что-то рисовал (я, кстати, тоже оставил на стене чиллаута настенную роспись с мандалой), постоянно устраивались гитарные сейшны или незатейливые разговоры под джоинт. Чарас лился рекой, а шутки чайками кружились под полночной луной. Уже ощущалось приближение зимы, и костер согревал всю компанию, раскидывая по сторонам оранжевые блики.

Спальное пространство в хостеле было чистое, по-своему уютное и очень хорошо проветриваемое. При заселении выдали свежую простыню, наволочку, подушку и одеяло (хотя перед путешествием меня часто предупреждали, что лучше брать с собой свою простыню: лишней никогда не будет, – и на крайний случай у меня с собой был легкий спальник).

Небольшой минус – местная особенность: отсутствие общей кухни в хостеле. Вернее, сама кухня как таковая есть, но хостел на ней зарабатывает, так как общее пространство – это одновременно и чиллаут, и кафе. Только вот мне общая кухня была совершенно не нужна при ценах на еду в местных едальнях. Возьмем, к примеру, тхали – индийское комплексное блюдо, в которое входит дал (суп из бобовых), рис, тушеные овощи, салат или маринованные фрукты и две лепешки чапати, название которых звучит соблазнительно схоже с итальянским «чиабатта». Таким тхали я наедался от пуза, а стоило оно всего пятьдесят рупий. Обед за пятьдесят рупий – это нечто. Вкусно, остро – все, как я люблю.

И еще немного цен:

– Стакан выжатого сахарного тростника с лаймом – 20 рупий;

– Стакан гранатового сока – 70 рупий;

– Стакан мандаринового, ананасового сока – 50 рупий.

Рупия на тот момент стоила чуть меньше рубля.

Я сразу же влюбился в Ришикеш, почувствовал его своим и захотел остаться здесь на некоторое время, никуда не торопиться – заземлиться, так сказать. Мне нравился размеренный, но при этом насыщенный стиль жизни в этом городе. Индийское слово «шанти» (часто говорят и «шанти-шанти»), что означает «мир, покой, гармония», – это про Ришикеш.

Каждое утро я спускался к Гангу и тренировался с бамбуковым шестом, включая силовые упражнения, а огромные каменные валуны на берегу служили мне тренажерами: например, расположив шест между двумя большими камнями, можно было подтягиваться. Булыжники я использовал как гантели. Потом я купался в бодрящей реке с очень быстрым течением и шел завтракать в одну из ближайших кухонь.

После завтрака, а иногда и натощак, я бродил по окрестностям в поисках живописных видов и приключений.

08/10/2019

Я мог начать подниматься в горы совершенно бесцельно, не представляя себе маршрута – просто шел куда глаза глядят и исследовал все тропинки на своем пути.

Помимо потрясающей природы, на склонах я обнаружил очень интересную систему водопровода. Совершенно не представляю, как это было сделано, ведь в ущелья ни технику не подогнать, ни на машине не проехать...

Я отведал холодной водицы из ручья рядом с алтарем с трезубцем Шивы. Отпил пол-литра за раз, так как на подъеме очень сильно потел и терял много влаги, и еще в бутылку воды налил – пока живой (плохой водой меня тоже постоянно пугали, но на протяжении всего путешествия я чаще всего пил не бутилированную воду).

Цикады здесь в лесах настолько оглушительные, что постоянно кажется: вот-вот за следующим поворотом натолкнешься на мужика с болгаркой или шлифовальной машиной. Порою эти страшные гигантские лесные мухи издают настолько электрические звуки, что диву даешься.

В конце спонтанного маршрута я не преминул искупаться в водопаде, а потом благополучно спустился к Гангу, догоняя последние солнечные лучи. Все шло так шелково гладко, будто по расписанию. Так надо?

На поле у одного из ашрамов – индуистских монастырей – я нашел прямую, удобную, сантиметра три в диаметре, бамбуковую палку, отпилил от нее сто шестьдесят сантиметров – чуть выше моего подбородка: она пригодилась мне и как тренировочный снаряд, и как палка для трекинга.

В тот день я прошел больше двадцати километров, огибая по хребтам извилистое русло священной реки. Сейчас я понимаю, что на всех этих бесконечных тропинках ришикешских склонов калибровалась моя душа. Когда целый день ходишь в одиночку по неизвестным тебе горным тропам в поисках путей в нужном направлении, при этом даже не зная, какая дорога правильная, – есть время покопаться в себе. В подобных плутаниях как бы физически повторяешь траекторию собственных мыслей, которые, в свою очередь, повторяют кривые рельефа и прилаженные к ним тропы людей и животных.

Голодный и уставший, я дошел до Тапована – отдаленного района Ришикеша – и двинулся по главной улице в поисках ресторана.

Уже стемнело, а потому не все рестораны работали. В тех, что были открыты, происходило столпотворение: на входе толпились очереди. Я подошел к одной из таких верениц. Это были «десять прекрасных дам» (мой нижайший поклон Борису Борисовичу Гребенщикову – надеюсь, учитель не прогневается на ученика за то, что тот без спроса позволил себе претворить в реальность название одной из любимых песен).

Старшей в группе женщин была Сосо – канадка с острова Тринидад. Дредастая, загорелая особа, с виду лет тридцати пяти, хотя на самом деле ей было сорок восемь. Крепкое, но женственное тело бодибилдерши, покрытое всевозможными татуировками и пирсингом, – этакая бойкая девчонка, готовая принять вызов от любого, кто попробует встать у нее на пути. Она будто руководила всем этим женским весельем, периодически приглашая меня к разговору шутливыми вопросами и безобидными подколами.

Ситуации добавляло огонька то, что все девушки приехали из разных стран и обучались на двухсотчасовом интенсиве по йоге, после которого должны были получить сертификат преподавателя.

Йогини, словно сокровища, сверкали разными оттенками и цветами волос и кожи.

Сосо предложила мне присоединиться к их столу, когда освободятся места для всех. Я согласился: других вариантов ответа попросту не предполагалось. Мы еще немного постояли в очереди, а потом часть девчонок двинулись на разведку и разузнали, что открылся соседний ресторан, куда мы сразу же переметнулись все вместе.

Выяснилось, что итальянка Саша прекрасно говорит по-русски. Она год училась в Питере, четыре года работала в Москве и теперь очень скучает по нашей первопрестольной и русскому языку. Наше знакомство оказалась ценным подарком для нас обоих.

Вообще повстречать йогинь мне позволило счастливое стечение обстоятельств, так как все свое время девушки уделяли практике, а питались прямо в школе. Однообразная школьная еда, состоящая из примитивной версии тхали, очень быстро им надоела, и в тот вечер они спустились поесть чего-нибудь вкусненького: например, чесночный наан – огромные хрустящие лепешки, вкуснее всяких чипсов, которые подают с разными соусами (вот только пиво в таких местах не наливают). Или палак панир – местный очень пресный сыр, приготовленный в остром соусе. Или еще что-нибудь из пары десятков блюд полюбившейся мне индийской кухни.

В таком саду Эдеме, если честно, за свои сорок лет я еще не бывал.

Я сдвинул столы, и десять прекрасных дам расселись вокруг меня, как апостолы, да простят меня верующие.

В ожидании трапезы мы кружились в вальсе непрерывной беседы. Темы то разъединяли нас в группы по два-три человека, то соединяли вновь, повышая общий звуковой фон. В такие моменты я очень люблю слушать и наблюдать, а говорить – только при крайней необходимости, когда ко мне обращается с вопросом кто-нибудь из участников «форума».

Закончили мы ужин довольно поздно, потому что очень долго ждали заказ, что так обычно для Индии.

Проводив девушек до поворота к их школе, я распрощался с ними, договорившись встретиться вновь, и пошел в сторону своего хостела.

К сожалению, из-за очень плотного расписания занятий йогой мы не могли видеться с девчонками часто, но все-таки они старались выкраивать время для совместных походов в кафешку рядом с их учебным заведением или на пляж.

С Сашей, впрочем, мы виделись чаще, чем с остальными, так как я тоже скучал по общению на русском и не мог пренебречь возможностью поделиться своими впечатлениями на родном языке.

09/10/2019

Рано утром меня разбудило оживленное движение в нашей опочивальне на четырнадцать человек.

Огромный лангур с полутораметровым хвостом пробрался через приоткрытое окно в спальню и занялся поисками еды, ловко шуруя по рюкзакам, оставленными без присмотра.

Лангур – это черномордая мартышка. Они достигают немалых размеров, а из-за длинных хвостов кажутся еще крупнее. Конкретно эта особь была ростом больше метра. В отличие от красномордых обезьян, лангуры практически цивилизованные.

Думаю, этот парень четко определил свою цель по запаху, а потому сразу же нашел пакетик с «мунг далом» – жареными бобами мунг, наподобие привычного нам арахиса со специями, – разорвал его, устроив настоящий хаос на полу, и принялся утолять голод.

Когда мы с другими обитателями комнаты всемером попытались его прогнать, лангур стал скалиться и всячески выражать свой гнев, что у него неплохо получалось: пасть, полная острых зубов, выглядела весьма устрашающе. Однако он понял, что ему здесь не рады, и решил уйти с добычей тем же путем, что и пришел, а мы сразу же закрыли все окна.

Ситуация повторялась из раза в раз, потому что на ночь одно из окон приоткрывалось для притока свежего воздуха, и мы ничего не могли с этим поделать, так как отказаться от вентиляции было невозможно.

После битвы с лангуром я позавтракал алу паратой (подобием кутабов с «алу» – картофелем) и поймал авторикшу до моста Рам-Джула.

Рам-Джула – это первый мост в Ришикеше (второй, Лакшман-Джула, находится в Таповане), единственный, по которому разрешен проезд скутеров.

А теперь представьте себе этот аттракцион.

Подвесной мост шириной метра в полтора высоко над Гангом, слегка покачиваясь, переправляет в обе стороны бесконечный поток идущих людей, а также проезжающих туда-сюда мотоциклов, скутеров, чинно вышигивающих быков и коров и, конечно же, фотографирующихся туристов, в основном из разных частей Индии.

Предугадать, сколько времени займет переход через реку, невозможно: движение по мосту – это целое приключение.

Второй мост, на Таповане, немного выигрывает в скорости, так как там не надо уступать дорогу мотоколесной технике и вместе с ней стоять в пробках.

Я перешел на другую сторону реки и направился к «ашраму Битлз», где жили, медитировали и творили члены ливерпульской четверки, которые и прославили Ришикеш на весь мир. Настоящее название этого ашрама – Chaurasi Kutia.

Уже вблизи ашрама мне попалась компания очень позитивных соотечественников. Я остановился метрах в пяти от них поумиляться, как они восторгаются телятами, тискают их и гладят.

И тут одна из девушек, улыбаясь, обратилась ко мне: «Вы русский?» – «Да», – ответил я. И тут все завороженно и восхищенно защебетали: «А как вас зовут?» – «Мэш». – «Мэш, а пойдемте с нами! У нас такой замечательный гид Евгений!» Евгений между тем парировал: «Ну, у Мэша могут быть дела...» И действительно, до этого мы шли в разных направлениях.

Я сообщил, куда иду, и опять услышал трели положительных отзывов о цели моей прогулки, а Евгений – за что ему большое спасибо – спросил меня: «Вы официально планируете проникать? Или неофициально – бесплатно?» Если честно, на тот момент я еще не знал, что сам ашрам – это заброшенный объект со всеми вытекающими последствиями в виде отсутствия перил на лестничных пролетах и прочих опасностей. Каково же было мое удивление, что цена входа на эту «заброшку» была ни много ни мало 600 рупий (это был, если не считать развлечений, мой дневной бюджет, включая проживание).

Я в целом не очень понимаю, от чего зависит в Индии цена посещения культурных объектов. Что-то очень интересное и насыщенное оказывается бесплатным, а что-то совсем не вдохновляющее может стоить 300 рупий, а то и больше.

Кстати, если бы за вход в ашрам попросили 300 рупий, я бы, скорее всего, заплатил, но только если бы не знал, что меня ожидает внутри (а тогда я не знал, так как совершенно не подготовился). Я вообще люблю импровизировать.

Заброшки я обожаю и побывал на многих объектах, включая знаменитую Ховринскую больницу в Москве, где нам даже пришлось побегать от охраны. Но ходить туда за деньги мне, как говорится, «религия не позволяет».

Итак, то, что я видел снаружи ашрама, не выглядело на 600 рупий.

Я начал поиски неофициального входа. Сначала я пошел совсем не в том направлении, ибо не знал ни формы, ни общей географии ашрама. Увидев небольшую дорожку, повернул туда и наткнулся на черепа, выставленные в ряд. Дорожка оказалась просто кулуаром, который в пору дождей становится вместилищем бурного потока, убивающего все на своем пути (скорее всего, и коров, забредших туда случайно перед стихийным бедствием – по пути мне попадалось множество всевозможных костей: дорогу усеивали коровьи черепа, позвоночники и ребра).

Упершись в непроходимый заслон джунглей, я понял, что иду не туда, и повернул обратно, достав карту maps.me, на которой обнаружил пометку «free entrance» или что-то в этом роде. Навигация практически не работала – спутники не хотели ловиться, но в итоге я залез на территорию ашрама сначала по заброшенной каменной лестнице, а дальше по забаррикадированному сотрудниками охраны склону.

Ашрам представлял собой большой клубный отель для медитаций и занятий йогой. В капитальные каменно-железобетонные кельи с яйцеобразной комнатой для медитации на втором этаже когда-то было проведено электричество. Тут и там на стенах красовались весьма искусные граффити определенно хороших художников. Несколько многоэтажных корпусов были увенчаны гигантскими бетонными яйцами, которые то ли служили для медитации, то ли выполняли храмовые функции.

Все металлические перила и ограждения были спилены, а потому для человека, боящегося высоты, подняться на крышу этих зданий было бы неразрешимой задачей.

Осмотрев все, я решил рискнуть и направился прочь из ашрама через официальный вход, к которому был приставлен охранник, он же кассир. Он приметил меня, возможно, когда я вертелся у входа, высчитывая стоимость билета, и начал кричать мне вслед «Сэр! Сэр!», но я продолжил движение в сторону Ганга, не сбавляя темпа и делая вид, что не слышу его из-за наушников с музыкой в ушах. Догонять меня охранник не стал.

Возвращаясь в хостел, я проник еще на один объект, куда проходить, судя по всему, было нельзя, но калитка в тот момент оказалась открыта – ее закрыли буквально через 10 секунд после моего проникновения. Это был индуистский храм Parmarth Aarti Sthall. Я сделал несколько фотографий и пошел к другому выходу. Охранник удивленно покачал головой, но выпустил меня.

Небольшое лирическое отступление – размышления о мусоре и вредных привычках.

Перед поездкой в Индию многие стращали меня тем, что там очень грязно. Мои любимые сербы и сербки тоже активно поддерживали это мнение.

Однако я не обнаружил огромной разницы с Балканами и с Сербией в частности. Можете кидать в меня тухлыми помидорами, но уровень замусоренности в Индии и на Балканах вполне сопоставим. Из-за плотности населения масштаб кажется другим, но возможно, что на одного жителя здесь встречается гораздо меньше мусора, чем в Сербии или Черногории.

Более того, здесь совсем не курят в общественных местах. Практически во всех парках курить нельзя. Иностранцев периодически предупреждают об этом при входе, соответствующие знаки тоже можно встретить повсюду.

Кстати, еще одно интересное наблюдение. В Сербии я практически каждый вечер, а иногда и днем, позволял себе пивко. Здесь же алкоголь продается в отдельных магазинах только до 10 вечера. В Ришикеше первое время я даже не знал, где находится это злачное место, – знал лишь, что не меньше чем в трех километрах от хостела, – и прекрасно себя чувствовал, проводя время без пива и прочего (к бутылке ракии я притронулся только в Нью-Дели, для первичной внутренней дезинфекции, и потом она долгое время провалялась нетронутой). На мой взгляд, подобные ограничения продажи алкоголя улучшают здоровье нации, хотя и не нравятся народу.

16/10/2019

В «Арт Блиссе» я познакомился с пареньком Амитом двадцати шести лет от роду.

Сам Амит из местных, его родители – крестьяне, и потому живут они в сельскохозяйственной части городка.

Амит никогда не ходил в школу, но продолжать дело отца, видя, как тому приходится впахивать, он не хочет. Для необразованного молодого человека Амит достаточно неплохо говорит по-английски и учит слова из других языков, например, из русского.

Как он сам признался, его нынешняя мечта – побывать в Москве, но пока его путешествия ограничиваются Индией и Непалом, что само по себе уже неплохо.

Мы, как обычно, тусовались во внутреннем дворике хостела, и я рассказал ребятам, что хотел бы отправиться в какой-нибудь интересный поход дня на три. Тогда-то мне и представили Амита. Амит весьма заманчиво, но при этом смутно расписал мне наше предстоящее мероприятие, и я согласился с ним поехать. Какое-то время мы пытались найти еще попутчиков, чтобы снизить стоимость пути, но все отказывались по разным причинам – в основном из-за обучения на курсах йоги.

В итоге мы должны были ехать втроем с каким-то приятелем Амита, но утром в день старта выяснилось, что мы едем вдвоем и... на скутере!

Амит взял напрокат 125-кубовую «хонду актива», и мы помчались в прямом смысле этого слова.

На самом деле передвигаться именно на скутере было очень хорошей идеей. За весь путь до Будха Кедара – а это порядка 170 километров по горным дорогам – нас обогнали всего две маленькие, борзые машинки. Остальное время мы сами обгоняли все подряд: автобусы, грузовики, другие скутеры и мотоциклы. Амит умело обращался со скутером, хотя иногда мне для спокойствия не хватало предупреждающих гудков клаксона с его стороны, когда он выполнял какой-нибудь опасный обгон на очередной петле серпантина. Активное индийское бибиканье в большинстве случаев оправданно и необходимо для предупреждения встречного транспорта, который еще не виден за поворотом, просто иногда некоторые водители перебарщивают со звуковыми сигналами. Амит же пользовался клаксоном на удивление очень редко.

Наша постоянная скорость была 50-60 км/ч, иногда мы разгонялись до 70, и заметьте – не по прямой, не на трассе.

Иногда это было очень опасно, но я сохранял спокойствие, полагаясь на свою карму, и наслаждался видами вокруг.

Мне удалось вполне комфортно устроиться «вторым номером». Рюкзак за спиной опирался на багажник мопеда и образовывал как бы спинку кресла. Однако все-таки было непросто, я бы даже сказал, тяжело, и после этого путешествия мною было честно заслужено звание «стальная задница».

Да, я знаю, что «стальная задница» дается на тысяче километров, но учитывая тот фактор, что мы ехали по горам и в Индии, а не по равнинам Краснодарского края и не на мотоцикле, на котором можно как следует разогнаться – мотоцикл динамичнее и быстрее скутера, он и обгоняет лучше, и расстояние проходит быстрее, – то звание мною вполне заслужено. Ну что ж, пусть будет «бронзовая задница».

Если честно, я до сих пор не понимаю, как мы, говоря языком экстремалов, не «разложились» по дороге при такой манере езды.

Возможно, я утомился бы намного сильнее, если бы не красоты, которые окружали нас в пути. Каждый изгиб дороги, каждый новый виток серпантина добавляли адреналина и оставляли яркие впечатления от живописных пейзажей.

Ближе к четырем часам мы добрались до места назначения и отправились в храм Будха Кедара – Boodhakedar temple. Это древний (хотя я и не нашел упоминаний о его возрасте) и очень красивый шиваистский храм, в котором находится самый большой в Северной Индии Шива Лингам.

Шива Лингам, насколько я понял, пусть и упрощенно, – это тело Шивы. Оно представляет собой огромный черный каменный валун, покрытый барельефами, изображающими все семейство Шивы. Шива Лингамы бывают очень разных форм и размеров. Некоторые из них даже напоминают нечто фаллическое, да простят меня шиваиты.

От Лингама действительно исходит мощная энергия, происхождение которой я даже не пытался для себя объяснить: она просто чувствуется, если сесть рядом в позу полулотоса и склонить голову – в какой-то момент моя голова начала машинально кивать в ровном, успокаивающем ритме. Это было очень странно, но в то же время приятно.

Ощущение энергии Лингама внушает несказанное умиротворение. Ты сразу же понимаешь, что человеческая сила есть абсолютное ничто перед этой энергией и формой, в которую она заключена, смиряешься и принимаешь любой исход. Ты уже не боишься ни войны, ни сильных мира сего – все это очередная шелуха, которая со временем отпадет. Если ты что-нибудь да значишь в этом мире, то останешься и будешь соком луковицы, что скрывалась под этой шелухой, – хотя бы и малой каплей.

За храмом присматривает Баба Джи (Баба – это почтительное обращение к старшему у индийцев), худой, но крепкий и полный здоровья дедушка лет семидесяти, который является пожизненным смотрителем этого места.

Мы познакомились с Баба Джи, а он, в свою очередь, показал нам, где лучше разместиться на ночлег. Уже потом Баба Джи сказал: мол, если бы он знал, что мы не чужды настоящим духовным практикам, он разместил бы нас у себя на полный пансион – но в этот приезд, к сожалению, не сложилось, и мы пошли гулять по деревне, договорившись вернуться к семи вечера для участия в ритуале аарти, что буквально означает «молитва».

Поужинав после прогулки, мы вернулись в храм. Я совершенно не представлял, что мне предстоит делать. Мы сидели с Амитом в помещении при храме и курили. Вдруг ворвался Баба Джи с колокольчиком и крикнул Амиту, чтобы тот бежал звонить в колокола. Мне Баба Джи выдал барабан с палочками, включил электромеханическую машину, которая на манер метронома отбивала ритм по небольшому барабану и звенела маленькими колокольчиками, и наказал стучать в такт, чему я незамедлительно повиновался, достаточно быстро войдя в транс и выйдя из него только тогда, когда Баба Джи вернулся и выключил ударную машину. После этого Баба Джи отправил меня совершить поклон («намаскар») Шиве, а когда я вернулся, Баба дал нам прасад – священную еду, в этот раз банан.

А потом мы все вместе раскурили мою трубку, так как чиллум Баба Джи куда-то запропастился.

К сожалению, Баба Джи не говорил по-английски, и наша коммуникация осуществлялась либо через Амита, либо жестами. В какой-то момент Баба Джи и Амит стали горячо о чем-то спорить, и вдруг Амит спросил меня: «Ты можешь сходить купить биди для Баба Джи?» Я ответил: «Конечно!» Амит уточнил: «Только это должны быть биди в голубой упаковке – сири биди!» – «Не вопрос!» – ответил я и ушел во мрак деревушки в поисках магазина.

Биди – это самокрутки из листа черного дерева со смесью табака и трав, и хоть я и не курю табачные изделия, иногда могу позволить себе выкурить одну: воздействие на мозг у биди очень легкое и мягкое, в отличие от сигарет.

Я прогулялся по вечернему Будхакедару, без проблем отыскав магазин и купив две пачки биди.

Вернувшись из магазина через десять минут и принеся нужные биди, я увидел, как неподдельная радость засияла улыбкой на лице Баба Джи. Оказывается, когда Амит предложил, чтобы я сходил за биди, это было что-то вроде испытания. Баба Джи был абсолютно уверен, что я не справлюсь с задачей, ведь я не знаю ни словечка на хинди, и очень обрадовался тому, что его ожидания не оправдались.

Мы еще немного посидели и покурили в храме и вскоре побрели домой, так как на следующий день нам предстоял ранний подъем и долгий путь по ближайшим горам.

Проснувшись около семи утра, мы быстро собрались, и Амит радостно сказал, что теперь туда, куда мы направляемся, проложена вполне сносная для скутера дорога – необязательно проходить весь путь пешком. Амит всячески расписывал плюсы путешествия на скутере в сравнении с пешим походом, утверждал, что мы сможем сэкономить время и силы на что-нибудь более полезное, постоянно добавляя в конце с вопросительной интонацией свое индийское «наа?» (что-то вроде «не так ли?») – и в итоге после всех его уговоров мы, конечно же, сели на скутер и покатили.

Первое, что мне бросилось в глаза, когда мы прибыли в глухую деревню, – это технологии возделывания земли, не изменившиеся со времен многовековой древности, то есть пахота с помощью буйволов и деревянных плугов разного калибра.

Везде на живописных террасах работают люди. Возделывается абсолютно все, высаживаются всевозможные культуры, от риса и дала до кукурузы и пшеницы – для себя, для туристов. Я бегу сделать фотографии, и по пути меня останавливает женщина, потирающая ладошки друг о друга, явно намекая на возможность покупки определенного рода продуктов. Так и производится чарас – растиранием маслянистых соцветий между ладонями.

Я вежливо отказываюсь, делаю снимки и возвращаюсь к Амиту. И вот мы останавливаемся на завтрак в одном дворе, где помимо прочего гостеприимные хозяева предлагают нам закупиться, что называется, «по полной программе».

До меня доходит: вот она, главная цель путешествия Амита. Вот почему ему было неважно, сколько будет туристов в его группе – хотя бы даже и один: этого достаточно, чтобы с лихвой окупить поездку туда и обратно, закупившись на мои деньги и по возвращении перепродав чарас в Ришикеше втридорога.

Мы позавтракали, закончили все дела и еще немного погуляли по деревне, проникаясь местным колоритом, а потом сели на скутер и поехали к следующей точке – водопаду. Ванная в нашем «номере» была устроена на индийский манер, а именно: дырка в полу, ведро, ковшик, мощный кипятильник и кран в стене. Поэтому я еще с вечера задал Амиту вопрос: будут ли у нас по пути какие-нибудь водопады, чтобы принять душ?

И вот по пути к водопаду Амит радостно заявил: «Благодаря новым, хорошим дорогам мы успели все, что хотели, гораздо раньше, чем планировали, и поэтому можем уже сегодня вечером вернуться в Ришикеш!» Я начал возмущаться, используя мой скудный запас английских ругательств: «В какой еще Ришикеш?! Мы договаривались на три дня путешествия!» Амит еще немного потрепыхался, ссылаясь на то, что у нас получился «мототур», но в итоге смирился с участью остаться в Будха Кедаре еще на одну ночь.

Остаток дня мы провели в небольшом пешем походе по близлежащим горам, которые местами покрыты коноплей, изрядно обглоданной коровами, а кое-где очень жгучей крапивой со стволами толщиной в два сантиметра. Это были практически деревья. Впрочем, у кустов конопли стволы тоже были практически древесные.

Потом мы медитировали, опять участвовали в ритуале аарти, общались и курили чиллум с Баба Джи, а закончили день ужином в местной забегаловке и распитием бутылки индийского вискаря пополам с водой вместе с хозяевами заведения.

Вернувшись в гостиницу, Амит начал канючить, что у него денежный перерасход, что придется платить за еще одну ночевку, что он был вынужден потратиться на топливо, так как в деревне нет заправки, а литровая бутылка бензина в магазине стоит 300 рупий. Кто мешал позаботиться об этом заранее? Ведь незадолго до того, как мы свернули в глушь, по пути были бензоколонки!

До всех этих жалоб я хотел оставить Амиту лишних пятьсот рупий, но постоянная импровизация с планами и договоренностями заставила меня передумать. Последние остатки моего желания окончательно улетучились, когда Амит стал просить меня заплатить за номер за эту ночь, «ну, если ты можешь, конечно...»

Еще раньше Амит с ужасом воспринял идею ехать обратно через Девапрайяг – место, где сливаются Алакананда и Бхеджирати, образуя Ганг. Это было в принципе по пути, но пришлось бы сделать крюк в пятнадцать километров.

Ранним утром следующего дня на пустой желудок и с благословением Баба Джи мы помчались в обратный путь. Должен сказать, что дубак в это время в горах знатный, особенно если разогнаться до 60-70 км/ч и мчаться по серпантинам теневой стороны ущелья. Ноги ниже колен промерзают до костей. Почему-то мне не пришло в голову, что шорты и сандалии – не лучший вариант для поездки на скутере на рассвете в горах, а переодеваться в штаны и кросовки по пути было лень, ведь солнце уже так близко: еще каких-нибудь полчаса – и будет тепло. С другой стороны ущелья склоны уже были залиты ярким светом.

Немного выручил горячий чай с молоком, но добраться до него тоже удалось не сразу, так как чайные открываются позже – лишь с появлением первых лучей солнца на рольставнях.

Мы успешно миновали гидроэлектростанцию с ее КПП и полицейскими и уже на подъезде к Ришикешу, буквально в двадцати пяти километрах от Тапована, уткнулись в хвост из машин.

Оказалось, где-то впереди произошел обвал, дорогу расчищали, и сколько еще предстояло расчищать, не знал никто. Вдобавок ко всему ехать в объезд не получилось бы: топливо у нас опять оказалось на исходе. Не зря я предлагал ехать через Девапрайяг, чтобы посмотреть что-то новое и интересное – вышло, что Амит своей упертостью нажил себе только очередные проблемы.

Возвращаемся до бензоколонки, делая крюк в те же пятнадцать километров, а заправщик нам и говорит: «Топлива нет!» – «Где взять?» – «В том магазине, метрах в пятистах». Едем туда. Топлива нет и там. Едем до заправки и видим, как заправщик отпускает бензин каким-то местным мотоциклистам. «Все понятно, – объясняет Амит. – Так как дорога перекрыта на неизвестный срок и поставок какое-то время не будет, возникнет дефицит, и они смогут продать сэкономленное сейчас топливо в два раза дороже».

Амит все-таки уговорил заправить его по нормальной цене, и вот, изрядно попрыгав на объездной грунтовой дороге, мы вернулись в Ришикеш целыми и невредимыми, по пути заглянув в храм Maa Kunjapuri Devi на вершине холма.

Через день Амит предложил выпить вместе рома в какой-то деревне – дело было в пятницу. Ни в какую деревню мы, конечно же, не пошли, так как у Амита на неделе семь пятниц, а на все пятницы деревень не напасешься, поэтому мы просто встретились рядом с алкогольным магазином.

Зрелище создавалось, надо сказать, удручающее. Впрочем, как впоследствии оказалось, это была не худшая «алкашка» в Индии. Дьяволу угодное заведение напоминало что-то очень знакомое родом из девяностых. Магазин представлял собой большой металлический павильон (общее помещение выполняло также функцию склада) с наглухо зарешеченным прилавком, вокруг которого на улице толпились охочие до выпивки индийцы.

Цены и ассортимент совсем не радовали. Буквально пара сортов пива, один сорт рома по 250 рупий за 0,375 литра (и никакого «олд монка») и несколько видов местного виски. Бутылка пива 0,65 литра – 200 рупий. Для местных студентов – 190, так что на сдачу можно было купить еще и местной закуси: порцию жаренного батата или других овощей, обильно приправленных специями. Все эти лавочки с едой расположились неподалеку от магазина и общественного туалета, образуя в некотором роде городскую площадь на набережной пересохшего русла реки, по которому шныряли дикие свиньи.

Амит познакомил меня с приятелями, выпил немного рома и убежал куда-то по делам, а я остался общаться с его закадыками.

Я не узнал много нового в этой беседе, так как нормально говорили по-английски из этой компании только двое, а потому общались они большую часть времени на своем языке: хинди или гархвали – кто их разберет.

В этом разговоре выяснился один грустный факт. Получилось это так. Рядом с нами собирал бутылки мальчик лет десяти. Когда он подошел за нашими бутылками, ребята стали настаивать сделать с ним селфи на их телефоны, а я, воспользовавшись ситуацией, сфотографировал его на свой «компакт» (небольшой фотоаппарат, довольно неплохо снимающий в формате «рав»), после чего сунул десять рупий ему в карман, по возможности незаметно для окружающих. Один из моих новоиспеченных друзей все-таки увидел это и одернул меня: «Никогда так не делай! Когда ты так делаешь, это идет ему во вред. Он купит на эти деньги клей. Посмотри на его шлепанцы – он обдирает их, чтобы жечь резину и дышать дымом для своего детского кайфа. А деньги он точно потратит на клей. Посмотри на него – он сам не свой!» Деньги я все же не стал отбирать, но соответствующие выводы сделал. Впрочем, во всех странах одни и те же проблемы, на которые государству абсолютно наплевать, так как борьба с детской «клеевой» наркоманией никому не выгодна – ведь бизнес на этом не построишь.

Напрямую связана с бизнесом и еще одна тема моих путевых заметок – вывески. Их я не фотографирую, так как художественной ценности они из себя не представляют, но периодически «тащусь» от них как человек, тесно связанный с неймингом, брендингом и в целом маркетингом. Вывески здесь непритязательные, но настолько искренние, что всякий раз вызывают у меня улыбку. Моя любимая на данный момент – «Om Namah Shivaya Inn» на отеле в Ришикеше. И такого добра здесь пруд пруди – всевозможные «Харе ом компьютерз» и прочие «Кришна фаст-фуды».

28/10/2019

Последнюю неделю в Ришикеше я подпортил себе болезнью.

Слег с температурой в воскресенье вечером. Весь понедельник и вторник провалялся с той же температурой (по ощущениям 38,5) без насморка и кашля.

Во вторник сосед по хостелу, парень из Гватемалы со старым добрым русским именем Хулио, предложил мне и другому соседу со схожими симптомами попить электролиты. Их в подобных случаях пьют местные и выздоравливают на ура.

Гадость, надо сказать, та еще. На вкус похоже на сладкую дешевую жвачку вроде шариков из автомата. Я с трудом осилил пол-литра мутного раствора, однако на следующий день (возможно, и вне связи с народной гватемальской медициной) чувствовал себя нормально. Слабость во всем теле сохранялась до воскресенья, но можно было гулять и дышать свежим воздухом, хотя и не без одышки на подъемах.

В среду я прошел до Рам-Джулы, чуть дальше и обратно, в сумме около 7 километров, и от такой плевой нагрузки следующие два дня болели икроножные мышцы, что для меня весьма необычно.

Пару дней спустя во время тренировки я усилил нагрузку до полной. Словом, дело пошло на поправку, и я решил перебраться на пару дней в Дели, так как чувствовал, что засиделся на одном месте.

А далее по маршруту – Агра, Лакхнау и Варанаси.

29/10/2019

Вернувшись в Дели тем же автобусом, я поселился в хостеле в районе Nehru Place недалеко от парка, где находится храм Лотос. Надо сказать, очень странное место этот храм. Железобетонный новострой в форме цветка лотоса, довольно красивый по форме, но с очень неоднозначными то ли служителями, то ли служащими.

Они на свой лад управляли толпой посетителей перед храмом, требуя чуть ли не школьного послушания, но внутри отпустили нас на все четыре стороны для молитв и медитаций. Впрочем, я не почувствовал там настолько особой энергии, чтобы задержаться надолго.

Мое возвращение в Дели пришлось на время после праздника света и огня Дивали, когда урожай собран и крестьяне начинают сжигать солому на полях.

Помните, как выглядело солнце в Москве в августе 2010 года, когда несколько недель подряд стояла температура под +40 и из-за аномальный жары горело пол-России?

Black hole sun

Won’t you come

And wash away the rain

Black hole sun

Won’t you come

Won’t you come...

© Soundgarden

Примерно так же выглядело и делийское солнце. Именно по этой причине не хотелось надолго оставаться в столице.

Я нашел вариант каучсерфинга и утром следующего дня решил отправиться в Агру на поезде.

С романтикой железных дорог Индии я был знаком из книг и многочисленных фотографий в Интернете. Познакомиться с ними лично было одной из целей моего путешествия. Впоследствии я предпочитал именно этот способ передвижения – самый дешевый из всех возможных, не считая автостопа.

30/10/2019

Я пришел на железнодорожную станцию «Хазрат Низамуддин», так как до нее было проще всего добираться на метро. Официальная карта метро и все остальные источники, найденные в Интернете, именуют эту станцию по-разному, в связи с чем пришлось изрядно потупить у терминала покупки жетонов на проезд перед схемой линий.

На самом железнодорожном терминале я уверенно попросил у кассира самый дешевый билет до Агры. Кассир, недоверчиво смерив меня взглядом, переспросил: «Самый дешевый?» – «Да!» – «Это будет стоить семьдесят рупий!» Я расплатился, получил билет в «дженерал»-класс (самый низший из возможных), нашел нужную платформу и стал ждать среди прочих будущих пассажиров свой адский поезд.

Признаюсь честно, такого я не мог представить в самых худших кошмарных снах. Общий вагон до Питера по сравнению с этим приключением вам покажется королевским люксом.

Если вы хотите многочасового «акта любви» с абсолютно разными представителями индийского народа, то повторение моего опыта вам просто необходимо. Это был настоящая преисподняя для интроверта.

Я стоял с 55-литровым рюкзаком у входа в вагон с зарешеченными окнами без стекол и отчетливо понимал, что мне вот сейчас – прямо туда, где понятие «место» в смысле «пространство» просто не существует.

Пробив свое тело внутрь, я скинул с себя рюкзак и просочился еще на несколько метров вперед, держа багаж над головой. В какой-то момент дальнейшее передвижение потеряло и смысл, и возможность, и я остановился, утрамбовав себя и рюкзак между тел.

Человеческие сущности были повсюду: конечности свисали со всех уголков вагона, подпертые всевозможной поклажей, иногда используя ее в качестве сиденья. В какой-то момент я плюнул на то, что в рюкзаке лежит ноутбук, и просто плюхнулся на него сверху пятой точкой. Если честно – мне просто стало плохо от нехватки воздуха и от стояния в жутко неудобной позе в течение трех часов, поэтому я сполз на рюкзак и часть пути провел в этом условно сидячем положении, что облегчило мои дорожные страдания.

Поезд очень часто делал остановки, а иногда и просто стоял где-то в поле, видимо, пропуская вперед экспрессы.

Женщины, опавшие, как груши в саду, и заполнившие все пространство пола между ногами, умудрялись есть плов, добавляя ко всем прочим ароматам новые «аппетитные» нотки. Вот на очередном полустанке в поезд залез торговец какой-то снедью. В жестяном ведре обнаружились лепешки, и продавец начал обтекать биомассу потенциальных клиентов – съедобный товар, впрочем, пользовался спросом среди пассажиров. К тому же все происходило очень громко – как обычно здесь кричат разносчики еды, и таким отвратительным, мерзким голосом, как будто их где-то специально обучают этому и заставляют соответствовать одному стандарту повсюду: уж настолько схожи их противные зазывные «кричалки».

Меня поразили маленькие дети, которых в вагоне было немало. Они обладали какой-то удивительной способностью не плакать. А спали они в щелях между багажом, чувствуя себя при этом более чем комфортно. С каким азартом и задорным весельем родители вместе со своими отпрысками принимали бой за право выйти из вагона или зайти в него – надо было видеть. Все эти транспортные схватки и штурмы – отдельный ритуал, подчиняющийся еще непонятным мне на тот момент законам (со временем, уже после Непала, к моменту осады очередной электрички в Мумбае, я проникся духом и правилами индийских железнодорожных путешествий).

После пяти часов этого ада я, уставший, но живой, все-таки прибыл в Агру, был встречен на байке своим хостом с каучсерфинга, Джоем, и провел остаток дня, бесцельно катаясь на разных байках в компании его друзей, гуляя, питаясь в фастфуде, с разговорами, как всегда, ни о чем – но как приятно было просто выдохнуть и в конце концов занять горизонтальное положение. Да что уж там: хотя бы какое-то положение тела в пространстве – пусть даже сидя вторым номером на мягкой седушке «роял энфилда».

01/11/2019

Семья Джоя – это хорошая такая традиционная индийская семья, весьма религиозная, со своими строгими правилами.

У каждого в семье своя роль и обязанности, и порядок соблюдается беспрекословно.

Мама и папа – их так обычно и представляют, не по имени, а просто как маму и папу, – добрые и заботливые люди, которые всегда наперед угадывают, что необходимо в данный момент их гостю.

Папа – военный на пенсии, со строгим взглядом, теплой, хотя и редкой, улыбкой и мягким сердцем.

Мама – хозяйка дома, женщина в годах, но очень красивая, а главное, женственная в своих традиционных индийских сари.

Джой трудится в основном в сфере туризма, подрабатывая в завимимости от сезона в хостелах по всей стране – например, в Гоа или Манали. Параллельно он осваивает всяческие дополнительные «скиллы», как-то: графический дизайн или танец с «пойями» («пойи» – это снаряд для огненного шоу – два фитиля на двух цепочках).

С его младшим братом я, к сожалению, не познакомился: его не было дома. Он выбрал путь военного и теперь служит в армии. Джой как раз собирался по пути в Гоа заехать к нему с посылками от всей семьи. На самом деле Джой уже и теперь поехал бы в Гоа, но свадьба друга не позволяла ему сделать это так быстро.

Но для меня главной из всей семьи Джоя стала его младшая сестра. Когда мы впервые заехали на мотоцикле в дом, именно она открыла нам ворота, и в тот момент мое дыхание на время остановилось, а сердце, наоборот, – забилось в бешеном ритме, прокачав по кругу химию волшебства.

Стройная юная девушка, невысокого роста, с большими, удивительной красоты карими глазами, была представлена мне как Свити, что на английском буквально значит «сладкая».

Свити, безусловно, унаследовала все лучшие качества матери. Большие, выразительные глаза на изящно очерченном лице, обрамленном шикарными ниспадающими черными волосами. Темная гладкая кожа, контрастирующая с белоснежными зубами, так часто обнаженными в доброжелательной и счастливой улыбке, в которую я по-настоящему влюбился. Хрупкое, стройное тело Свити прятала в бесформенных домашних одеждах, но скрыть прелести ее фигуры было невозможно.

И красота, и женственность этой двадцатилетней индианки обвораживали с первых мгновений, и я понимал, что так просто избавиться от этих чар не смогу. Я и не хотел от них избавляться, но меня сразу же начала отрезвлять мысль, что у нас огромная разница в возрасте – двадцать лет, и это может стать серьезным препятствием. К тому же я сразу проникся уважением к ее родителям и просто боялся проявить непочтение к ним, не зная местных традиций и реалий, а потому решил оставить все чувства к Свити внутри себя, обжигаясь и заливая этот огонь медитациями. Но как же это было сложно, когда Свити совершенно бесцеремонно приходила и ложилась подле меня на большую двуспальную кровать, которая была выделена нам с Джоем, а на самом деле принадлежала ей. Такая близость разжигала во мне нешуточное пламя, и стоило огромных усилий удержаться от прикосновения к ее руке, листающей ленту фейсбука в нескольких сантиметрах от меня.

Ночевала Свити вместе с мамой, а отец семейства спал в комнате между нашими спальнями (там же находился холодильник и домашний алтарь).

Свити учится в колледже на менеджера-экономиста, но очень хочет путешествовать, как старший брат. Однако пока ее выбор – образование и домашний очаг.

У Свити остается достаточно много свободного времени, и девушка с пользой тратит его на обучение соседских ребятишек. Она выполняет с ними школьные домашние задания, подтягивает их знания по английскому, хинди и математике и проводит с ними другие внешкольные занятия прямо на крыше своего дома на закате.

В нее невозможно было не влюбиться. Не знаю, на что рассчитывал Джой, когда приглашал меня к себе домой в качестве гостя, но в этом была определенная доля садизма. А возможно, и мазохизма с моей стороны – но переехать жить в хостел, лишив себя общества этой удивительной индианки, было выше моих сил.

Мою задачу по дистанцированию косвенно помогал мне выполнять плотный режим Свити – она попросту не могла присоединиться ко мне в прогулках по городу из-за учебы. Впрочем, не могу сказать, что я был этому рад.

Между тем, мне была уготована вполне определенная роль. В первый же вечер, когда мы гуляли с местными ребятами, приятелями Джоя (все – не старше двадцати пяти лет), один из них, добрячок-пухлячок по имени Аджей, пригласил меня на свадьбу к своему брату. Я поблагодарил Аджея, но попросил отсрочку с ответом, так как мне нужно было спланировать дальнейшее путешествие, а десять дней в Агре казались мне слишком долгим испытанием для соблюдения моего импровизированного обета.

Джой все это время был занят подготовкой к отъезду в Гоа, а также помогал готовиться к свадьбе жениху и кунакам жениха – так сказать, с головой ушел в предсвадебные хлопоты. Выбрать костюм для торжественного события – задача непростая. Само собой, приятели помогают друг другу в этом нелегком деле, а потому на всех было запланировано бесчисленное количество примерок.

Я в это время бороздил пыльные просторы Агры, научившись пользоваться «шерд»-авторикшами (от слова «shared» – общего пользования, когда внутрь набивается куча народу), а также в первый (и, наверное, последний) раз попробовал проехаться на велорикше. Удовольствие и комфорт сомнительны, особенно когда тебя везет пожилой с виду человек – а все велорикши выглядят как пожилые. Этот вид транспорта, как и велосипеды, – низшая каста на дороге. Им приходится держаться края проезжей части и ловить все неровности у обочины. В итоге пятой точке, а иногда из-за малых размеров повозки – и голове, достается на славу. Я обратил внимание, что в основном велорикши развозят детей в школы по району: дети легкие, им проще уместиться в повозке, к тому же их умещается больше – а значит, за проезд собирается больше денег.

На второй день моего гостевания в Агре, свыкнувшись с окружающим бытом и даже успев его полюбить, я принял предложение Аджея быть гостем на свадьбе его брата.

Я много гулял по городу, забираясь в самые дебри и периодически возвращаясь домой пешком от центра (условно приняв за него русло реки Джамна) до дома в районе Madhu Nagar.

Как-то, прогуливаясь домой пешком от Тадж-Махала, уже на подходе к своему микрорайону, я немного заплутал, и, когда углубился практически в трущобы, где меня никто не ожидал (а увидеть в Агре белого можно только неподалеку от основных достопримечательностей), какой-то старик в компании своих товарищей, увидев мои тщетные попытки сориентироваться по навигатору, предложил мне присесть на свободный пластмассовый стул. Кто-то сразу же прибежал с кувшином воды и одноразовым пластиковым стаканчиком, хотя я мог обойтись и кувшином, так как уже научился пить на индийский манер – не прикасаясь губами к горлышку.

Буквально через минуту вокруг меня собрались не меньше двадцати человек: женщины, дети, подростки и старики – все очень оживленно обсуждали мое появление и на зачатках английского задавали мне все стандартные вопросы, которые я слышал здесь не один десяток раз за день: «Откуда ты приехал?», «Как тебя зовут?» – а потом: «Куда ты, собственно, идешь?»

Как только я упомянул название своего микрорайона, сразу же вызвались добровольцы проводить меня. И проводили – вывели в нужном направлении, а дальше я уже сориентировался сам и нашел свой тупичок и дом.

Рядом с такой бескорыстной помощью и взаимовыручкой существует другой, совершенно противоположный вид «благодеяний». Например, в комплексе гробницы Акбара буквально в каждом павильоне ошивается «гид», который при появлении пришлого человека сразу же начинает рассказывать что-нибудь про павильон, а потом требует денег. Из того, что он (или она) рассказывает, можно разобрать от силы лишь десятую часть.

Кроме того, при каждой мечети или гробнице в туристических местах, если отсутствует камера хранения, есть специальный сторож для вашей пары сандалий или туфель, точно так же просящий денег за то, что просто сидит рядом.

Раз уж я упомянул обувь, то расскажу о том, как я побывал на обувной фабрике в Агре.

Фабрика – громко сказано: скорее это небольшой цех по сборке кроссовок, который располагается в маленькой комнатке. Сидят и работают там порядка семи человек, включая детей лет девяти-одиннадцати. Они сидят в этой каморке целый день, вдыхая смесь воздуха и резинового клея, и мерно отстукивают по болванкам, что-то подгоняя и подклеивая, ежедневно производя от 250 до 400 пар дешевых кроссовок.

Вот именно так они и выглядят – маленькие «подпольные» (на самом деле вполне легальные) производства, продающие свою продукцию на «Амазоне»: грязно-розовые, обшарпанные, с местами обвалившейся штукатуркой стены, украшенные календарями с изображениями аватаров Вишну. Все ниши и оконные проемы заполнены болванками и обувными коробками. На полу расстелен тентовый полиэтилен, на котором, скрестив ноги, сидят работники, от мала до велика, и каждый зажимает между ступней кроссовку разной степени готовности, ловко орудуя молотком сапожника.

Делать обувь мне, конечно, никто не доверил, да я и не просил, но все-таки разрешили составить пару пакетов к дальнейшей отправке в упаковочном цехе.

Смотреть на это производство, с одной стороны, больно, с другой – понимаешь: пусть лучше эти дети трудятся, а не будут предоставлены сами себе. На селе в этом возрасте они тоже помогают родителям, но в поле. Я видел, как семилетние мальчишки учатся обращаться с буйволами, чтобы впоследствии пахать на них землю. В городе свои реалии, и работу в обувном цехе можно воспринимать как уроки труда в школе. Вот только бы им условия получше.

Впрочем, что внутри этой полулегальной фабрики, что снаружи – дышать было нечем. После Дивали «погода» в Агре не радовала из-за постоянного смога. Только в один вечер из десяти, которые я провел в этом туристически раскрученном городе, небо немного расчистилось благодаря набежавшему откуда-то ветерку. Сфотографированные мной во время прогулок пейзажи были постоянно в дыму, а небо на фоне выглядело совсем непривлекательно.

В один из дней, добравшись на городском автобусе к Ред-Таджу, гробнице Джона Хессинга, командовавшего фортом Агры на рубеже восемнадцатого-девятнадцатого веков, я осмотрел его и прилегающую территорию – католическое кладбище, где просто приятно побродить в тишине и уединении.

Смотритель кладбища специально для меня открыл вход в Ред-Тадж, но ничего впечатляющего внутри не оказалось.

Я сел на тук-тук до Уотер-воркз (система гидро-очистки Агры) – обычно все перемещения на тук-туке стоят 10 рупий, если это вышеупомянутый «shared» – «в складчину». Самое сложное – найти тук-тук в нужном направлении. Ко всему прочему, тук-тук «в складчину» идет только от и до определенной точки – территории их маршрутов поделены, чтобы все могли зарабатывать только в своем районе.

Водители одиноких тук-туков постоянно пытаются соблазнить путника на эксклюзивный сервис – тогда они смогут выступить в качестве гида и катать пассажира хоть по всему городу. Но благодаря Джою я уже практически разобрался в этой мудреной системе – просто говорю водителю название нужной мне следующей точки, а тот либо отрицательно качает головой, либо хлопает ладонью по дерматину сиденья, приглашая занять место.

Выйдя из тук-тука, я перешел мост через Джамну и стал пробираться вдоль берега к следующему мосту.

Занятие это оказалось непростым. То и дело путь преграждали ручьи черной жижи вперемешку с мусором. Некоторые из них не удавалось перепрыгнуть, и от реки приходилось уходить, углубляясь в близлежащие поселения.

Периодически меня довольно агрессивно атаковали дети, требовавшие денег. Компании восьми-одиннадцатилетних пацанов окружали меня, хватали за руки, пытались тащить в свою сторону и кричали хором «уан чоколэйт!», срываясь в истерику. Честно говоря, впечатления от такого общения были малоприятные.

Финальным пунктом моей прогулки был парк Метаб Ба, из которого открывается отличный вид на Тадж-Махал с другого берега. Сам парк сейчас постепенно превращается в строительную площадку для нового туристического объекта – Черного Таджа.

Считается, что в этом парке прекрасно встречать рассветы и провожать закаты, любуясь прославленным мавзолеем, но оказалось, что правительство решило полностью монополизировать и монетизировать виды на Тадж-Махал, огородив все колючей проволокой и ограничив вход в сад светлыми часами суток.

Хотя какой там к черту закат при таком смоге!

Говорят, раньше Тадж-Махалом можно было полюбоваться с лодочек на Джамне, но я так ни одной и не увидел – скорее всего, правительство запретило их для укрепления монополии.

В общем, не советую ходить в Метаб Ба: смотреть внутри нечего, а Тадж-Махал прекрасно видно с соседнего поля.

Еще есть дорожка, которая ведет вдоль ограды Метаб Ба к реке. В конце дорожки стоит военный с автоматом, и в принципе ему все равно, но во время заката почему-то появляется непонятный тип в штатском, который начинает настаивать на том, что «тайм из овер». Минут двадцать я объяснял ему, что время не кончилось, Земля вертится, Тадж-Махал стоит, река течет, а я уходить отсюда не собираюсь, так как не вижу для этого причин, но он не унимался – впрочем, и поделать со мной ничего не мог. За такими шутками-прибаутками я проводил солнце (точнее, слабое его отражение на стенах мавзолея) и пошел восвояси.

Вообще, передвигаясь между туристическими точками и домом в Сайник-Вихар, я не встретил больше ни одного путешественника из Европы или Восточной Азии. Белые лица попадаются только в местах с билетами и гидами. В том же Чини-Ка-Рауза, в буквальном смысле засранном, разрушенном, но оттого не теряющим своей привлекательности, – ни одного туриста.

Было забавно, когда однажды какой-то китайский или японский турист сфотографировал из окна своего туристического автобуса меня и других жителей Агры, ожидающих свой транспорт на остановке.

Свой среди чужих, чужой среди своих...

09/11/2019

Лениво текли дни перед свадебным торжеством в Агре.

Я уже излазил все ближайшие достопримечательности низенького, пыльного города, огромную часть которого занимают военные территории – а это целые районы со своими магазинами, спортзалами, бильярдными и кафе. Как-то мы с Джоем даже попытались проникнуть в одну из воинских частей – поиграть на бильярде, но у Джоя не было нормальных документов, чтобы пройти хотя бы самому. Он забыл их в Манали на севере Индии.

Иногда мы встречались с друзьями Джоя, чтобы где-нибудь «поблеять» – сербский глагол «блеjaти», который на сленге означает «тусить», здесь подходит как нельзя более кстати. Наши тусовки организовывались в отвратительных клоаках города, куда никогда не забредет полиция или кто-нибудь из достопочтеннейших родственников или друзей родителей и случайно не застанет участников с алкоголем в руках и сигаретой в зубах.

Купив пива, ребята выбирали какое-нибудь ужасно непривлекательное место для распития, где даже задницу, извиняюсь, было некуда приткнуть – но так здесь принято бухать среди молодежи. Традиция установилась и благодаря тому, что распитие алкогольных напитков в общественных местах (а это любое место вне дома) строго запрещено законом, так что люди садятся в круг на каком-нибудь пустыре, куда полиция вряд ли доедет, играют в карты и выпивают.

Периодически мы ходили с Джоем в местную «качалку» поработать над рельефами наших тел.

Помните в «Шантараме» упоминание похожего спортзала? Собственно, основной момент, который там подвергся яркому и подробному описанию, – это запах пота, сопровождающий подобные заведения независимо от страны и региона. В этом зале он был будто воссоздан «парфюмером» по техническому заданию, взятому из книги Грегори Дэвида Робертса.

* * *

Наступил день Х – десятый день моего пребывания в Агре и день свадьбы, на которую я был приглашен в качестве почетного иностранного гостя.

Помимо хороших приятельских отношений, которые сложились между мной, Джоем и его друзьями, важным оказался еще один момент: присутствие иностранца на индийской свадьбе автоматически повышает уровень торжества, превращаясь в один из гвоздей программы. Для иностранца же, в свою очередь, это похоже на работу: все остальные гости хотят познакомиться, сделать селфи и услышать все то, что я уже проговорил тысячи раз (ответы на вопрос «откуда ты?» и так далее). Иностранец – «гора» – на свадьбе неминуемо становится центром внимания, конкурирующим разве что с молодоженами.

Имея хороший костюм и желание вкусно, сытно и бесплатно поесть, фактически любой «белый» может прийти на первую попавшуюся индийскую свадьбу без приглашения: главное – отследить момент, когда жениха, едущего верхом на лошади, к месту празднования сопровождает процессия с музыкантами, танцами и передвижными светящимися колоннами, которые толкают подростки лет двенадцати-четырадцати, и просто примкнуть к этому движению. Нарядному «горе» на свадьбе все будут только рады. Понять, кто с какой стороны, при тысяче приглашенных гостей нереально. Поэтому без еды и развлечений в Индии очень сложно остаться. Некоторые даже профессионально зарабатывают «приглашенными иностранцами».

Итак, в день свадебного торжества я валялся в постели, обрабатывал фотографии, писал тексты и болтал со Свити – точнее, по большей части она пересказывала в лицах какие-нибудь диалоги с ее маленькими учениками, которых она забавно называет «студенты». Оказывается, я пользуюсь у них большой популярностью. По ее словам, мальчишки хотят, когда вырастут, быть такими, как я: носить такую же бороду, ходить моей походкой – мне было очень смешно и в то же время приятно это слышать, да еще и разыгранным по ролям в исполнении моей юной пассии.

Так незаметно пролетело время, спустились сумерки, и в комнату ворвался Джой с одеждой для меня, говоря, чтобы я срочно переодевался, что мы очень опаздываем. Конечно же, позвонить и предупредить заранее о планах было выше его сил.

Я переоделся, мы добежали до автомобиля, в котором на заднем сиденье уже было трое подростков, набились туда, доехали до места встречи с другим экипажем-внедорожником, пересели в него и стали продираться через пятничные вечерние пробки, которые то и дело усиливались свадебными кортежами – я насчитал четыре или пять таких шествий по пути до места.

Иногда мы сворачивали в какие-то настолько необустроенные дебри, что «джип» оказался довольно удачным транспортным средством для поездки на свадьбу из одной части города в другую.

Подъехав к свадебной процессии, мы выскочили из машины и тут же пустились в пляс под практически балканский, только в еще более разнузданном ритме и исполнении, аккомпанемент барабанов и разных духовых.

У входа в зал жениха буквально снимают с коня и несут на руках по уличной грязи до богато оформленной входной арки.

Внутри – территория площадью около одного гектара, которая в какой-то момент полностью заполнилась людьми. Как я уже упоминал, на торжестве присутствовали приблизительно тысяча гостей, и по словам Джоя, девяносто пять процентов пришли по приглашениям.

По обе стороны двора стояли кухни с поварами, по мере готовности выкладывавшими разнообразные вегетарианские яства. С торца, сразу же справа от входа, находился безалкогольный бар, что было по-своему хорошо в этой ситуации, так как снижало вероятность инцидентов, связанных со спиртным. Индийцы – люди легко возбудимые и в состоянии опьянения могут быть неуправляемы (хотя на самом деле это касается всех национальностей, да и вообще людей в своей массе).

На одной стороне площади была сцена для фотографирования с молодоженами, рядом – другая сцена для исполнителей: певцов и певиц под «минус» и небольшой танцевальной труппы.

Я гулял по свадебному залу, ел, пил, «селфился» с гостями и сам фотографировал происходящее. В какой-то момент начались танцы у сцены. Участвовали только мужчины, и движения танцующих очень напоминали всевозможные «па» из болливудских фильмов. Дискотека была очень веселой, а порою комичной, но длилась от силы час-полтора. Джой пояснил: подобное ограничение связано с тем, что индийцы могут войти в раж, потерять голову, и случится непредсказуемое – например, банальная драка, а это никому не нужно.

Музыку выключили около полуночи, и оставшиеся гости до четырех утра просто сидели группами по несколько человек и общались между собой (а кто-то и мирно спал на стульях). В одной из такой групп, в нашей компании, состоявшей из приближенных жениха. мы провели время за разговорами, хотя разговоры эти, честно говоря, были мне не так интересны.

После того, как индийцы выясняли, как меня зовут и из какой я страны, они обычно спрашивали, есть ли у меня девушка, сколько девушек у меня было, и задавали другие подобные вопросы, на которые я старался отвечать дипломатично – уклончиво, но так, чтобы ответ их обрадовал. Например, на вопрос о количестве девушек отвечал: «Я не считал». Их очень радовала такая формулировка: видимо, они представляли в этот момент легионы девиц.

Вы можете подумать, что этим интересовалась только мужская часть моих собеседников, каким было окружение Джоя – двадцатипятилетние ребята. Отнюдь нет: в какой-то момент к нам присоединилась девушка – подруга одного из приятелей, и первое, о чем она у меня спросила после «Откуда ты?» – да-да, именно про количество моих спутниц.

Тут я уже не вытерпел и решил в ответ поинтересоваться, почему в Индии всех так волнует, сколько у меня было половых контактов, на что девушка невозмутимо ответила: «Ну, это просто способ поддержать беседу». И действительно: ведь других тем для разговоров нет!

Я не стал дожидаться окончания мероприятия и в четыре утра попросил Джоя организовать мне какой-нибудь транспорт до дома.

Кратко подытожив мои впечатления об индийской свадьбе, могу сказать, что это яркое, а главное – вкусное мероприятие. Мне сложно понять все церемонии, которые в процессе происходили с женихом и невестой – а что-то происходило постоянно, и частично я запечатлел это на фотографиях, – но было приятно, что меня пригласили в этом поучаствовать, приблизили и позволили рассмотреть и эту сторону индийской жизни, одно из главных таинств в жизни большинства людей – свадебное торжество.

10/11/2019

Памятуя о своем диком путешествии из Дели в Агру, я поехал на вокзал за день до отправления, что, впрочем, в итоге не принесло мне удачи с билетом – так и Джой в свою очередь резервировал билет за девять дней до отъезда, но впоследствии был вынужден дополнительно переплатить за место.

На вокзале я столкнулся с бессмысленнейшей бюрократией, по сравнению с которой сербская волокита – это даже не семечки.

В кассовом зале – несколько окон для индийцев и одно окно для иностранцев и еще каких-то лиц, указанных в невнятном списке, который я, к сожалению, не сфотографировал. Однако в это окно почему-то все время пытались лезть местные, совершенно не подходящие по описанию к перечисленным пунктам.

Чтобы купить билет, необходимо сначала поиграть в связиста-эквилибриста с кассиром. Объясню, в чем заключается смысл этой игры. Окошко представляет собой две маленькие дырки в толстом оргстекле на уровне рта и уха. А дырки, в свою очередь, сделаны такими, что услышать что-либо можно, только прислонив ухо к дырке, а быть услышанным – лишь приблизив рот максимально к отверстию. Как вы понимаете, прислонить одновременно рот и ухо к двум дыркам, расположенным рядом на одной плоскости, весьма проблематично: человеческая анатомия не предполагает подобных лицевых акробатических этюдов.

В результате такого диалога теряется как минимум 20-30% всей информации. Умножаем на то, что ни один из собеседников не владеет английским в совершенстве, и получаем игру в связиста-эквилибриста.

После того как кассир выяснил, куда и когда я направляюсь, он дал мне бумажную форму для заполнения. В форме, помимо всех данных о поездке, нужно было указать еще и адрес в стране постоянного проживания – ведь это так важно знать управлению индийских железных дорог. Заплатив деньги и покончив со всеми формальностями, я получил «счастливый» билет на «слипер» и радостно направился домой.

«Слипер» («sleeper», с английского «спальный») – это тип вагона, похожий на наши плацкартные, с одной лишь разницей, что в отделении не шесть полок, а восемь.

На следующий день после свадьбы, буквально за четыре часа до отправления поезда, мне приходит смс: «Ваша резервация не подтверждена».

Я спрашиваю Свити, что это значит – Свити смотрит на билет и видит на нем четыре страшных буквы: RLWL, две последние из которых означают «Waiting List» (т.е. «список ожидания»). Это, в свою очередь, значит, что место мое не подтверждено, а в «cлипере», если у тебя нет места, но есть билет, возможно, придется спать стоя, или сидя в проходе, или лежа в тамбуре. Именно такие картины я наблюдал в своем вагоне.

Свити попыталась меня успокоить, сказав, что, возможно, у проводника-кондуктора найдется для меня место, но я уже пророчил себе бессонную ночь, хотя первоначальный план был совсем другим – выспаться по пути из Агры в Лакхнау на собственной полке.

Грустный час расставания с семьей Джоя неумолимо приближался.

Я провел с этими людьми всего десять дней, а ощущение было, как будто я уезжаю из собственной семьи. Все усугублялось тем, что Джоя проводили на поезд в Махараштру – он направлялся навестить младшего брата в армии, а далее в Гоа – буквально за три часа до меня.

Мы поужинали все вместе, как обычно, вкусной домашней вегетарианской едой: мама готовила овощи, чапати или пури и иногда параты, чаще на завтрак. Ели действительно как одна семья, устроившись на полу перед телевизором, вещающим что-то на хинди. Папа иногда выхватывал что-нибудь из контекста телевещания и обращал мое внимание на это. Свити переводила, когда я не понимал сути происходящего. Я улыбался, жевал, глотал, кивал и время от времени «чихал» («ачча» – «хорошо» на хинди), нахваливая мамину стряпню, чему она всякий раз очень радовалась и с улыбкой повторяла за мной: «Ачча».

И вот мы, безуспешно скрывая эмоции, обнимаемся и прощаемся. Папа отвозит меня на мотоцикле до Маду Нагар, ловит мне «shared» тук-тук, крепко жмет руку, и я уношусь вдаль под энергичные индийские ритмы мощной саунд-системы авторикши.

Все мои мысли и чувства остались где-то там, недалеко от Деври-роуд, в доме, где живет прекрасная девушка Свити. И тогда я осознал, что обязательно вернусь в этот дом в недалеком будущем.

* * *

«Вот... Вот идет мой поезд... Вот идет мой медленный поезд» © М.Науменко

Ситуация со «слиперами» и в самом деле оказалась плачевной. Через зарешеченные окна вагонов я наблюдал полное отсутствие свободных мест. На нижних боковых полках народ сидел. Полы и тамбуры тоже были заняты. Я без какой-либо надежды еще немного прошелся вдоль поезда в сторону локомотива и наудачу зашел в один из вагонов с маркировкой «S».

Пройдя тамбур, я остановился, не понимая, что делать дальше. Вдруг с верхней полки плацкартного купе, ближайшего к туалету, свешивается мужчина и просит меня показать билет. Я показываю – он, прочитав четыре ужасные буквы, не сообщает мне ничего нового. Проверяет через приложение статус билета – там все по-прежнему – и вполне нейтрально говорит, что места для моей резервации нет, но при этом приглашает меня вместе с рюкзаком к себе на полку.

Только представьте себе сам факт, что вы приглашаете незнакомого человека провести ночь «валетом» у себя на полке в плацкарте. Это поистине настоящий акт благотворительности.

Как мы разместились там вдвоем, еще и с вещами (полка по размерам не больше, чем в российских поездах, а возможно, даже и меньше), – это отдельный цирковой номер, повторять который опасно.

Засыпая, я медитировал на бегающих по стене тараканов, рассматривая их очень близко: в обычной жизни я бы с визгом брезгливо передавил их тапком, а то и убежал, будь такая возможность, но здесь, в под завязку набитом людьми и тараканами индийском «слипере», я понял, что лучшего места для медитаций не найти. Медитировать под шум водопада высоко в горах, где ни единой души, может каждый просветленный дурак, а попробуйте это провернуть в условиях, в которых я провел эту ночь!

Однако я все-таки умудрился поспать до самой станции назначения и был заботливо разбужен в Лакхнау другими пассажирами.

Солнце еще нежилось в перине легкой утренней дымки где-то совсем низко, окрашивая улочки свежими красками, и я решил прогуляться до своего следующего «хоста» пешком, благо четыре с небольшим километра вовсе не расстояние, пусть и с пятнадцатью килограммами за плечами, что тоже не так уж много.

И вот среди нелепых новодельных построек разной этажности проявляется трехэтажный особняк с шестиметровыми потолками и уютным антикварным убранством внутри.

Меня встречает Нетрам – непальский слуга Бирена Тапара, уже немолодого (кстати, ровесника моего покойного отца) владельца части этого дворца, когда-то принадлежавшего одной большой аристократической семье Тапар.

Я попал буквально в рай в бытовом смысле. Вообще многие вещи, которые со мной случались, когда я рассматриваю их в ретроспективе, кажутся невозможными. Но они же на самом деле происходили со мной!

Например, двенадцать лет назад я выпустил на свет альбом дизайнерских иллюстраций коллективного творчества «Арт.Трогательно». Я изначально задумал весь концепт как дань любви к одной женщине, к которой и поныне питаю самые нежные чувства.

«Арт.Трогательно» – это напечатанный шелкотрафаретом на различных листах дизайнерской бумаги (бархатных, металлизированных, рельефных – в общем, всячески тактильно и визуально изощренных, а потому трогать их было не менее приятно, чем смотреть) альбом из тридцати пяти иллюстраций, выполненных разными художниками со всего мира, на темы: трогательно, чувственно, сексуально.

Два месяца прошло от зарождения идеи до презентации первого тиража в одном из московских клубов с выступлением трех музыкальных групп и анонсом по телевидению и в прессе. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было невозможно, ведь проект был сделан на голом энтузиазме и без единого рубля в бюджете. Ко всему прочему, я тогда еще серьезно относился к жизни, не был «дауншифтером» и цирковым артистом, а работал арт-директором в офисе на полную ставку с весьма неплохим окладом и был сильно ограничен во временном ресурсе.

На самой презентации (согласно задумке, в день Святого Валентина) проводка в клубе, видимо, не выдержала накала эмоций, и подвальное помещение клуба «Podземелье» погрузилось в кромешную тьму. Сразу же были зажжены свечи, а вокалистка электронной группы «Fabrio Lava», чье выступление было на очереди, не растерялась, вышла на сцену и под легкий, на щеточках, бит ударника (а на самом деле гитариста группы «Первый снег» – Корнея) стала исполнять а-капелла хиты одной из моих любимых банд «Portishead». Все приглашенные гости так и не поняли, что это «fuck up». Подумали, что все так и было изначально задумано: свечи, романтика, темнота – друг молодежи.

И все-таки альбом, несмотря на все сложности и немыслимые сроки создания, получился качественным и интересным: настоящее произведение современного искусства, выпущенное ограниченным тиражом – чуть больше двухсот экземпляров, себестоимостью более пятидесяти долларов за штуку.

Так и здесь, в Лакхнау, все происходящее со мной выглядело немного нереальным.

Нетрам протягивает мне чистое полотенце, показывает огромную, удобную ванную комнату, чистый душ с водонагревателем и туалет с гигиеническим душем и... туалетной бумагой!

Приняв душ, я сразу же, как обычно, постирал комплект грязного исподнего и спросил Нетрама, где можно все это высушить. «Снаружи, сэр!» – ответил Нетрам и отвел меня наверх, на огромную террасу, из которой по коридору можно было попасть в уютный, «шанти» садик.

Я развесил вещи, вернулся в свою комнату, лег в чистую постель и отрубился на несколько часов до полудня.

Сразу после пробуждения я позавтракал и коротко познакомился с Биреном Тапаром, при этом он с ходу предложил мне пива, апеллируя к тому, что стрелки часов уже перевалили за двенадцать. «Может быть, „Кровавой Мэри“?» – предложил Бирен свой любимый коктейль, увидев мои сомнения насчет пива, но я тут же согласился на первое предложение – бутылочку Kingfisher ultra lager.

Первое знакомство было кратким: Бирен спешил по своим адвокатским делам. Я не в курсе всей истории, знаю лишь, что особняк был построен его дедом в начале двадцатого века и переходил по наследству через поколения уже частями, так как семьи в Индии немаленькие. Бирену досталась весьма внушительная доля, однако я совершенно не представляю, кому и какие доли достались еще. Знаю, что по соседству живет его сестра, с которой у него не очень хорошие отношения, о чем он меня предупредил, а также знаю, что он сейчас занимается какими-то судебными процессами в отношении своего имущества – именно по этому поводу ему нужно было отлучиться.

Многочисленные перипетии и дележи привели к тому, что дом, к сожалению, ужасно обезобразили всевозможными надстройками, дополнительными лестницами, перегородками и прочими знаками размежевания. Если отбросить все эти реновации, особняк выглядит весьма внушительно.

Два этажа по шесть метров увешаны репродукциями и оригиналами картин и эстампов. Сам Бирен также очень неплохо рисует, и среди работ присутствуют и его картины. Верхний уровень стен украшают головы охотничьих трофеев Тапаров – деда и отца.

Масса винтажной мебели в обычной квартире выглядела бы скорее как баррикады, загромождающие пространство. Здесь же, в огромной гостиной, все смотрелось довольно гармонично. Потолки спасали ситуацию, давая дополнительный воздух в охвате перспективы. Я опять же не выяснял подробности, но думаю, что мебель была перенесена из «отвоеванных» родственниками территорий, а потому ее было слегка в избытке. По гостиной нужно было перемещаться как по лабиринту среди диванов, кресел, журнальных столиков и ламп.

Сколько же там еще было напольных, настольных и настенных часов с боем – честно, не считал, но били они очень мелодично и по-английски пунктуально.

Бирен отправил меня завтракать, а сам ушел по делам. После завтрака его водитель на мотоцикле довез меня до Резиденси, а вернулся в особняк я уже своим ходом.

Так было все четыре дня моего пребывания в Лакхнау: каждое утро – высадка на мотоцикле у какой-нибудь достопримечательности, вкусные завтраки и ужины, выпивка и разговоры по вечерам втроем с Картеком (еще один каучсерфер – давнишний друг Бирена).

Немудрено тут почувствовать себя особой, приближенной к императору, когда тебя обслуживают, кормят, поят и всячески помогают, не требуя взамен ничего, кроме общения. Да и общения, собственно, тоже не требуют – неправильное слово я подобрал: нужно быть лишь благодарным слушателем. Бирен – ярко выраженный экстраверт и очень любит общаться с людьми. С кем ему еще поговорить по душам в Лакхнау? Конечно же, с путешественниками! А отказать ему в этом просто невозможно – у него прекрасный английский, перед которым мне было стыдно за свой языковой уровень. Красивая, грамотно поставленная речь, благородные манеры – все это делало из него блестящего, исключительно интересного собеседника.

Благодаря стараниям Бирена Тапара у меня остались самые прекрасные впечатления от города Лакхнау, а это, как он сам сказал, одна из его миссий на couchsurfing. Да я и сам придерживаюсь такой же цели, принимая гостей в Белграде и раскрывая город с любимых сторон.

После Дели и Агры Лакхнау оказался очень симпатичным и даже уютным городом. При его небольших масштабах здесь есть одна линия метро, которой я, впрочем, пользовался очень редко, так как все время передвигался пешком, кроме утренней выброски на мотоцикле до достопримечательностей, которую любезно организовал для меня мой «хост».

Здесь перемешано очень много архитектурных стилей, уходящих корнями в старину, непосредственно в жилом и административном секторе, чего не наблюдалось в Дели. Про Агру я вообще молчу, так как ее застройка, по сути, сельского типа – в основном это одноэтажные домики.

Но и в Лакхнау очень много красивых зданий за высокими заборами, и проникнуть туда законно нет никакой возможности, что весьма печально.

При всей внешней привлекательности город не является туристическим – белого человека встретить практически невозможно даже в местах обязательной культурной программы, что сказывается на количестве просьб сделать совместное селфи. За этим индийцы во время прогулки ко мне уже практически выстраивались в очередь, и в какой-то момент я стал отвечать: «Нет, я устал от этого», – или даже шутливо, но не без доли серьезности: «Сто рупий!»

Как-то во время очередной прогулки по городу недалеко от старейшего района Chowk я приметил высокую башню с резервуаром воды, каких в Индии тьма-тьмущая в каждом городе. Калитка, преграждающая путь на лестницу, была открыта, и я незамедлительно устремился наверх, сделав вид, что я – невидимка.

Вдоволь пофотографировав с высоты, я отдохнул под непрерывные звуки пульсирующего города в тени вентиляционной башенки на самом верху. Бесконечные гудки, звонки и свистки сливались в мелодию урбанистического вальса, под который крохотные машинки, двухколесный транспорт – юркие скутеры и велосипеды – и люди танцевали где-то там внизу. Никто меня не замечал: человеческие существа редко смотрят вверх, особенно в мегаполисах.

Именно это я ищу в любом городе, и именно этого никогда не покажет вам ни один гид, – нетуристические смотровые площадки.

Честно говоря, для меня было удивительным, что подобный стратегический объект оказался не то что не под охраной, а вообще с открытым доступом. Примечательно, что подобная ситуация с водными резервуарами повторялась раз от разу и в других городах – не только в Лакхнау. Везде можно было беспрепятственно подняться на крышу резервуара.

Я провел в Лакхнау четыре насыщенных дня. Картек помог мне купить уже подтвержденный без каких-либо списков ожидания билет на «слипер» до Варанаси, и я вновь отправился в путь.

14/11/2019

Прибытие на поезде – и первый день в городе начинается почти стандартно: прогулка от железнодорожной станции до хостела в компании оранжевого солнца, слегка колышущегося сквозь дымку на восходе, горячий масала-чай за десять рупий в придорожной чайной, заселение в хостел и отсыпание после ночи, проведенной на неудобном ложе.

Что удивительно, вдвоем «валетом» с индийцем я выспался лучше, чем один на собственной боковой полке по пути из Лакхнау. Может быть, из-за того, что в этот раз мне досталась «боковушка» и тряска из стороны в сторону толком не давала уснуть.

После непродолжительного дневного сна я отправился на прогулку по набережной Ганга, где то тут, то там дети запускали воздушных змеев. Это их излюбленное развлечение здесь, в Индии: дешево, но увлекательно.

Ганг в Варанаси – это уже совсем другая река, нежели в Ришикеше. Здесь, на равнине, она мутна и спокойно выворачивает свои илистые телеса на каменные ступенчатые набережные (гхаты) города.

Варанаси – священный город. Как же много о нем было увидено и услышано до путешествия! Говорят, что если покойника сожгут здесь, то его душа выйдет из колеса сансары – бесконечного круга перерождений. По этой причине сюда съезжаются люди со всей страны, чтобы умереть. Об этом есть очень колоритный и интересный короткометражный фильм на «ютубе» – «Мумбаи-Варанаси экспресс» Аарти Чхабриа.

Мне попадались на пути немощные старики, лежащие на ступеньках гхатов, – души, которые смирились со своей участью и приняли смерть еще задолго до ее прихода.

Пройдя еще немного вперед, я увидел первое место кремации – Харишчандра. Всего в Варанаси обнаружилось два таких крематория.

Само собой, я не смог удержаться и не сделать несколько кадров происходящего. Фотографировать здесь категорически запрещено, хотя и непонятно, как это можно запретить фотографам с «телевиками», ведь они могут незаметно щелкать с большого расстояния – например, с лодки, отплыв немного от берега.

Зрелище кремации – не для слабонервных.

Очень странные и сильные ощущения, когда смотришь на церемонию и процесс превращения человеческого тела в пепел. До сих пор не знаю, как выразить все это через кириллические узоры. Но само по себе присутствие там, в этом месте и моменте, помогает наладить диалог со смертью – очень важный в жизни каждого.

Впечатления усиливаются витающим в воздухе запахом горящей человеческой плоти, обильно присыпанной специями, которые не могут помешать уловить основной аромат, а скорее даже подчеркивают его. Впрочем, существует и другое, противоположное мнение, что из-за специй запах совсем не ощущается, но свой нюх мне не удалось обмануть, и я понимал: то, что совсем еще недавно было человеком, думающим и чувствующим, теперь проникает в мои легкие вместе с дымом. А что с душой? Рассеиваясь, покидает тело? Информационно-мистические поля нескольких десятков людей прямо сейчас метались в поисках выхода. А дальше? Почему бы дальше не оставаться здесь? Разве не интересно прожить жизнь еще раз, пусть в теле змеи, собаки или вороны, даже и насекомого? Непонятно. Если душа находится в неком «колесе» и уже приспособлена жить в этих условиях, то зачем ее выводить из этого круга? Если приспособлена...

Эти сложные эмоции и сопутствующие им мысли, занимающие полностью все сознание, одновременно и отталкивают, и притягивают в Варанаси. Иначе как объяснить, что я отдал шесть дней этому городу умирающих? Не могу сказать, что город был мне симпатичен, но он определенно удерживал внимание на себе.

В первый же день я почувствовал какую-то странную энергию, которая вошла в меня и, похоже, там и осталась. Я не противился этой силе, но решил, что нужно залить ее алкоголем, чтобы усмирить бунтующие чувства, принадлежащие уже словно не мне. Тут же нашелся алкогольный магазин и небольшая фляжка рома.

На второй день моего пребывания в Каши, как по-другому называют индийцы самый древний город на Земле, я бесцельно бродил по узеньким и кривым улочкам, по которым отчаянно пробирались мотоциклисты среди неимоверной тесноты: чайных, туристов, индийцев, снующих по своим делам с тюками шелка на голове или ведрами молока в руках.

Мой импровизированный маршрут то спускался к Гангу по неровным, покрытым слоем ила ступеням, то опять поднимался в поисках интересного ракурса для съемки, периодически теряясь в лабиринтах переулков, выливающихся из узкого русла Бенгали Тола и образующих район, исторически заселенный бенгальцами.

Дойдя до Маникарники – первого по величине индуистского гхата для кремации в Варанаси, – я выбрал неприметную позицию, спрятавшись за грудой дров, и начал фотографировать.

Мои действия тут же заметил молодой садху (аскет, святой человек, отказавшийся от всего материального). Он подошел и спросил: «Зачем ты снимаешь? Вчера здесь была драка из-за этого. Одна семья подралась с кем-то из фотографов, так как они верят, что душа умершего не найдет свой путь – выход из колеса сансары, – если ее сфотографировать». Я не нашелся, что ответить, и лишь сказал, что больше не буду. А он в ответ пригласил меня: «Пойдем, я покажу тебе здесь все!» – и мы пошли.

Садху поведал мне, что каждый день здесь сжигают по двести-триста покойников. Тело сжигают в течение трех часов, однако сгорает оно не полностью – остается грудная клетка и область таза. Все это забирает река, но предварительно неприкасаемые – люди из низших каст, – стоя по пояс в воде, промывают остатки плоти в мешках, в поисках золотых колец и зубов.

Еще садху рассказал, что на одно тело уходит от восьмидесяти до двухсот килограммов дров в зависимости от массы усопшего, что в процессе сжигания используют четыре вида дерева, из которых я запомнил только манго и сандал. Порода дерева определяется исключительно бюджетом похорон. Например, манго стоит триста пятьдесят рупий за килограмм, а сандал – самое дорогое топливо – двенадцать тысяч рупий за килограмм. Дерево для церемонии сожжения взвешивается на больших рычажных весах.

Мы прошли через нестерпимый жар костров на площади перед храмом и крематорием для высших каст. На самом деле эти костры не предназначены для людей – это ритуальный огонь Шивы. Поднялись в храм, где я с большим трудом сфотографировал алтарь, попав под мощную дымовую атаку и оттого заплакав. «Это сила Шивы – теперь она с тобой!» – улыбнулся мой провожатый Риал Махадев – именно так он представился в начале знакомства, – и мы пошли еще выше, в крематорий.

«Здесь ты можешь фотографировать все! – заметил Махадев. – Даже процесс кремации внизу, ведь тебя никто не видит». Если честно, то меня слегка поразили подобные двойные стандарты с его стороны. Значили ли его слова, что он не верит во все эти выходы из колеса сансары? Теперь уже не знаю, а тогда я не спросил его об этом и просто стал запечатлевать то, что привлекало мое внимание.

В самом крематории мы встретили корову, отдыхающую среди лежанок для тел, а также обратили внимание на уютно застеленное ложе на одном из таких мест для сжигания: кто-то устроил себе здесь ночлег, застелив все тряпками. Что ж, понимаю: прохладными зимними ночами это неплохой вариант для сна. Прогретое со всех сторон помещение и крыша над головой.

По существу, эта популяризированная и раскрученная до огромных коммерческих масштабов история с кремацией ничем не отличается от своих европейских аналогов. Неплохой бизнес, денежный оборот которого сопоставим с бюджетом свадьбы, а то и еще большими расходами.

Помимо того, что Варанаси – это святой город, это еще и город музыки. Здесь производят на свет множество музыкальных инструментов: хэнг-драмов, ситаров, флейт и всевозможных барабанов, – а также обучают игре на них.

В Варанаси много небольших мастерских одежды и ткацких фабрик. Все оборудование, которое используется в производстве, – это антиквариат из девятнадцатого века, а то и ранее. То есть изготовлены инструменты, конечно, позже, но их вид, конструкция и функционал заставляют думать иначе. Например, здесь повсеместно используются утюги на углях – и это действительно не каприз отдельного взятого портного в погоне за аутентичностью.

Также впечатляют строительные леса из бамбука, карабкающиеся, как плющ, по стенам на десятки метров вверх.

Белье, постиранное в Ганге и разложенное для сушки прямо на ступеньках гхата, вызывает скорее удивление. Зачем тогда стирали?

Но наблюдая все это, невольно приходишь к заключению, что, если современная цивилизация с ее электрическими благами когда-нибудь падет из-за серьезных катаклизмов, индийцы будут наиболее подготовленными к новому мировому порядку.

Я посвятил Варанаси почти целую неделю, в течение которой строил дальнейшие планы, связанные с «визараном».

В качестве страны для «визарана» был выбран Непал, во многом из-за дешевизны, однако это не было решающим фактором. Я решил задержаться там на месяц и хотя бы поверхностно изучить эту местность в предгорье Гималаев: безусловно, Непал подстегивал мое любопытство путешественника и манил своими буддийскими храмами – ступами.

Выбор был сделан отчасти и вынужденно – вернее, не совсем осознанно, так как в момент покупки билета Белград-Дели я не подумал, что мой «визаран» придется ровно на первое января, а это означает и предновогоднюю суматоху с билетами, и нешуточные цены на них, если речь идет об авиа, да и не было абсолютно никакого желания первого января куда-то ехать сломя голову.

Ко всему прочему, из Непала хотелось вернуться и оказаться на юге Индии еще до нового года и встретить его с друзьями, поэтому, имея месячную непальскую визу и не будучи в полной уверенности, что электронная виза подойдет для обратного въезда по земле, я решил проехать на обратном пути без остановок три тысячи километров из Горакхпура в Варкалу.

Но обо всем по порядку. Мой маршрут из Варанаси был стандартным, каким его описывают сотни трип-репортов в Интернете: на поезде до Горакхпура, потом на автобусе до Соноли, далее пешком через границу и опять на автобусе до Покхары.

Этот путь из Варанаси длиною в шестьсот километров занял двадцать два часа и в сумме стоил около тысячи рупий за все этапы. За сутки я проехал на тук-туке, поезде, такси в индийском стиле, когда в один небольшой седан укомплектовывается семь человек, на велорикше и местном автобусе уже непосредственно до Покхары.

Индийский «визаран» – бессмысленный и беспощадный. Чтобы просто получить штампы в паспорта на индийской стороне, потребовалось ждать полтора часа!

Там же я получил урок, которым сейчас делюсь с вами.

Путешествуя, обязательно имейте при себе запас новеньких купюр обеих мировых конвертируемых валют – как евро, так и долларов.

За годы жизни в Сербии я привык к владычеству евро в регионе: все-таки Европа, – а потому взял только такие деньги в полной уверенности, что их примут в качестве оплаты за непальскую визу, но не тут-то было!