19/20. Роман-путеводитель

И все же странно, что люди так испугались какого-то мифического вируса. Конечно, это их личное дело: человечество подвержено множеству фобий, причем все они сводятся к банальному страху смерти – уродливому ребенку инстинкта самосохранения, и это рычаг, с помощью которого небольшая часть населения управляет остальными. Избавившись от каких бы то ни было страхов, наши личности винтиками и гаечками выпадают из машины государства – из системы. Если таких винтиков выпадет достаточно много, это приведет к поломке всего механизма.

Оставив свои недалекие мысли об устройстве мира, я направился к водопаду и сразу же пошел правильной дорогой, но на полпути меня сбила с толку компания каких-то не особо умных индийцев, хотя главный «сбивающий» был уже в весьма почтенном возрасте. Они стали кричать, что в сторону, куда я направился, идти не надо – мол, водопад не в том направлении. И я пошел обратно по руслу, пройдя в противоположную сторону четыре лишних километра. Сориентировавшись в конце концов по навигатору, я понял, что ухожу от цели совсем далеко, вернулся на исходную позицию, продолжив двигаться в «неправильном» направлении, и дошел-таки до водопада.

Само собой, я искупался в одной из многочисленных «ванн», составляющих русло реки.

Водопад был уже не столь полноводный, но я уверен, что в «мунсун» он представляет собой грандиозное зрелище.

Высота водопада – 250 метров, и даже тот небольшой поток воды, который можно наблюдать в самую засуху перед сезоном дождей, смотрелся эффектно.

Вода падала из проточного природного бассейна, где на тот момент свободно помещались около десяти человек. Таких бассейнов на плато было несколько, но самый глубокий и полноводный находился с краю. Вся вода по мере падения разделялась на капли, все мельче и мельче, а к середине водопада превращалась в водную пыль, образуя красивую радугу, уловить которую моей камерой оказалось сложно.

Высота перепада захватывает дух – непередаваемые ощущения для букашки вроде меня, ползающей рядом.

Интересно, насколько реально добраться до водопада во время полной воды, ведь большая часть тропы проходит именно по руслу. Вероятно, есть и верхняя тропа вдоль ущелья. Возможно, кто-то и сплавляется по этой реке, но если, не дай бог, что-то пойдет не так и сплавщики не успеют пришвартоваться до «выхода» – на 250-метровой высоте будет нужен парашют.

На обратном пути к байку я искупался в «бассейне» под малым водопадом, высота которого всего 50 метров (так заявляет источник, из которого я узнал про 250 метров большого водопада), однако мне показалось, что на самом деле гораздо меньше.

Подытожу эту главу моего путеводителя: Сурла – отличная точка на маршруте Гоа – Хампи, которую всячески рекомендую для посещения, а по возможности и с ночевкой.

Оставшиеся семьдесят с небольшим километров я прошел без эксцессов – в «Гоа Клиник» добрался еще засветло и даже успел искупаться и «посансетить» за баночкой «кинг фишера».

Я уже было расслабился после более чем двухсоткилометрового переезда, но тут выяснилось, что в квартиру «Гоа Клиник» заехал новый жилец, а Никитос съехал. Мое присутствие стало неудобным, и я решил отправиться в другое место – совсем недалеко, в Верхний Мандрем.

Стоило проехать более тысячи километров на маленьком байке, чтобы уже здесь, в Мандреме, в поездке всего на пять километров от дома одних друзей до дома других друзей вляпаться в ДТП с фонарным столбом.

Левая ступня получила сильный ушиб, растяжения и ссадины, а вот байк не пострадал, и управлять им не составляло проблемы, если не выезжать на бездорожье, где иногда нужно помогать себе ногами.

Злую шутку сыграла общая усталость вкупе с простудой, так как я перегрелся днем и переохладился ночью на водопаде в Хампи. Не буду вдаваться в подробности схемы ДТП, они весьма банальны: с точки зрения правил дорожного движения в случившемся был виноват «индийчик» на скутере, для которого я был помехой слева (в индийском варианте это правило работает наоборот – у нас оно называется «помеха справа»). Так как правилами приоритета тут не пользуются и понятие «главная дорога» отсутствует как таковое, молодой житель Бхараты рванулся в маленький проулок, в который я сворачивал в тот момент – и вместе мы никак не проходили в это узкое «горло».

Вообще в Индии существует своеобразная иерархия транспорта, в которой высшую касту представляют из себя автобусы, потом идут грузовики, потом автомобили, потом мотоциклы, завершают цепочку скутеры и велосипеды. А уж главная у водителя дорога или не главная – это никого не волнует.

Уходя от столкновения, я ускорился, одновременно маневрируя в сторону, и сначала чуть было не улетел в канаву, так как было уже темно и не все ландшафтные детали можно было мгновенно разглядеть. Прибавив газу, я миновал канаву, словно перелетев препятствие, но все-таки, ускоряясь, задел стопой бетонный фонарный столб прямоугольного сечения.

Не будь я таким усталым, ничего подобного бы не произошло, да и случилось все на скорости пешехода, если не считать мое ускорение, когда я перепрыгивал через канаву.

Ситуацию усугубил формфактор моего байка. На скутере ноги размещены как бы в пределах корпуса и тем самым защищены – впрочем, на скутере я не стал бы ввязываться в такие авантюры. Но я не жалею, что взял именно «навик», хотя изначально планировал арендовать «хонду актива», так как в бытовом плане она выигрышнее и можно путешествовать со «вторым номером», поставив багаж перед собой.

Однако управляемость «навика» оказалась важнее в моих скитаниях, а рюкзак удачно закреплялся на пассажирском сидении, создавая тем самым для меня удобную и мягкую спинку, на которую можно было время от времени откидываться.

В Гоа на дорогах очень много лежачих полицейских. В Карнатаке их еще больше. Вдобавок ко всему в Карнатаке их никак не обозначают, даже краской, поэтому иногда они становятся неожиданностью.

Частенько я преодолевал такие «трамплины», не замедляя движения – на 50-60 км/ч, подпрыгивая и удачно приземляясь, а отточив технику прыжка, делал это уже намеренно – как ни странно, преодолевать подобные препятствия намного легче и приятнее именно на скорости.

Но вернемся к тому, что было после ДТП.

Итак, прихрамывая левой ногой в хлюпающем кровью сандалике, я поднялся на второй этаж особняка в Верхнем Мандреме, который полностью заселяли питерцы.

С Юлей и Настей мы познакомились еще до моего отъезда в Хампи.

Глюк как-то позвал меня за компанию в гости к питерцам, и я, конечно же, присоединился, так как был за любой кипеж, включая голодовку – наверняка дело дойдет когда-нибудь и до этого.

Мы сразу сдружились, тут же почувствовав своих, родных людей.

Юля и Настя – это необычные в глазах современного общества мама и дочь.

Их можно скорее принять за подружек-одноклассниц или в крайнем случае дружных сестер – две дредастые девочки, постоянно шутящие и смеющиеся.

Через несколько дней к ним присоединилась Нина, дочь Юлиной подруги – молодая красавица, в которой элегантно сочетались черты английской леди из высшего общества и простой русской девушки из Сибири.

Время от времени Нина зарабатывала «шутингами» (съемками в болливудских фильмах), и одна из ее последних ролей была как раз в амплуа английской аристократки.

На первом этаже жили еще две прекрасные нимфы – Регина и Наташа, и они частенько поднимались к нам потусить или просто по-соседски «стрельнуть» сахара или картошки.

Для полноты картины скажу, что Юля профессионально зарабатывала на жизнь маникюром и педикюром, и по этой причине в доме постоянно были девушки, причем интересных, творческих профессий: например, певицы или гипнотизерши, те самые, концерты и рейвы которых я посещал в Арамболе, – и все красавицы, как на подбор.

Вдобавок Юля – весьма гостеприимная хозяйка, шьет на машинке и прекрасно готовит. Никто не уходил из ее дома голодным или не отведавшим чашки вкусного кофе с корицей и куском «шарлотки» из манки и экзотических для наших широт фруктов.

В общем, временами мне казалось, что я, будто сэр Галаад из кинофильма «Монти Пайтон и священный Грааль», оказался в женском монастыре. Чтобы не нарушать гармонию пространства, я старался уделять внимание всем девушкам одновременно в равной степени. Это оказалось несложно, учитывая, что все они были мне симпатичны.

Двадцатилетняя Настя – нежное, юное создание, всегда на позитиве. Она ходила по дому и пела, надо сказать, весьма хорошо поставленным тонким голосом, приятного тембра, со сладкими детскими нотками.

Она прилетела примерно за неделю до моего приезда в «Гоа Клиник».

В середине января Юля попала в аварию на байке, тоже повредив левую ногу – правда, намного серьезнее. Пока я хромал с бандажом на левой стопе, это выглядело даже забавно: двое коллег по несчастью нашли друг друга – практически семейка инвалидов.

Поскольку Юля попала в аварию и мама с дочерью лишились транспортного средства, Настя все время после прилета просидела дома, ни разу не выбравшись даже на пляж, до которого было около четырех километров.

Я к тому моменту как раз только что арендовал байк, и Юля сразу же после нашего знакомства доверила мне свою дочь в качестве «второго номера».

Более чем уверен, что я собрал не одну сотню завистливых мужских (и не только) взглядов вслед, проезжая на байке по Арамболю с красивой девушкой с дредами и скандинавскими чертами лица.

Вечером у Юли по обыкновению собиралось множество друзей, и особняк в Мандреме превращался в подобие клуба с веселыми разговорами, шутками-прибаутками и настольными играми.

Девочки стали для меня настоящей семьей. Мы готовили друг другу всевозможные вкусности, от оливье с курицей (это был уже второй раз за путешествие, когда я готовил такую версию салата – «столичный») до картошечки с грибами («шарлотку» из манки я уже упоминал).

Иногда большой «шоблой» на байках мы отправлялись на какой-нибудь отдаленный пляж – в Кериме или того дальше, где-нибудь в Махараштре, ужиная на обратном пути в «отелях» со вкусной едой и низким «индексом роти», по остроумному выражению Димы.

Роти – это лепешки, которые указываются в меню в самом начале, и по их стоимости можно практически безошибочно определить, насколько дорогой тот или иной ресторанчик.

Там же, у Юли на балконе, я написал свою картину с видом на Хампи и сразу же подарил ее девчонкам.

Я бесконечно благодарен им за атмосферу, в которой прожил почти три недели.

Однажды Юля прямо с утра принялась за шитье и сшила нечто, способное вызывать дьявола или как минимум сводить людей с ума. Как в том меме:

– Смертный! Ты на 23-м круге ада – это мои владения! Как ты сюда попал?!

– Я шел на кухню за бутербродом и заблудился... Я не очень умный.

Нисколько не умаляю Юлиных умственных способностей, скажу больше – они на высоте. Так вот, Юля шила «бублик» резинки для волос и решила упростить себе задачу. Она сшила трубку «бублика» наизнанку, затем так же, наизнанку, сшила края этой трубки, оставив маленькую дырочку, через которую планировала вывернуть бублик, но, когда бублик выворачивался, получалась совершенно другая фигура: трубка с объемными стенками. Тоже, по сути, бублик, но кардинально трансформировавшийся.

Каждый, кто приходил в этот день к Юле, ломал себе мозг об эту практическую задачку из высшей математики, и мы каждый раз смеялись в момент выворачивания, наблюдая реакцию на лице человека, решавшего «головоломку».

Уже не в первый раз за время скитаний я скрепя сердце собрал рюкзак, и мы распрощались с питерцами. Расставались мы с обнимашками и практически со слезами на глазах, потому что полюбили друг друга за эти дни, как самых близких людей.

В моем телефоне был заготовлен скриншот авиабилета Мумбаи-Дубай, и я, как обычно, пешком взял старт до автобусной остановки в сторону Мапсы (или Мапусы). По пути у меня не получилось автостопить, так как все проезжавшие мимо были с пассажирами, а один-единственный индиец, который притормозил, попросил сто рупий за последние пятьсот метров пути. Давно мне не встречалась такая откровенная наглость.

Полтора часа я прождал местный автобус из Мандрема и, чувствуя, что уже опаздываю на свой «слипер-бас» в Мумбаи, поднял руку и сразу же «поймал» очень доброго парня на скутере, путешествовавшего по Гоа в свое удовольствие .

Он подвез меня прямо к остановке, мы обменялись контактами, и я стал ждать автобус, но выяснилось, что тот тоже опаздывает.

Вообще «слипер-бас» – гениальное средство транспортировки человека из пункта А в пункт Б.

Представьте себе автобус, в котором вместо сидений с одной стороны двуспальные полки в два уровня, с другой стороны односпальные места, также в два уровня.

Я взял себе верхнюю отдельную полку.

Все ячейки можно отгородить шторками, а так как сам автобус без кондиционера, то можно открывать окна, а при желании даже курить. Двойные полки прекрасно подходят для интимных свиданий (при случае надо будет проверить эту мою гипотезу).

Хорошенько выспавшись, я приехал в утренний Мумбаи, где меня встретил Аникет – каучсерфер двадцати лет от роду, скромный, интеллигентный парнишка, который мне очень помог с ориентированием по городу и рассказал об основных достопримечательностях.

В Мумбаи я влюбился буквально с первой прогулки. Эклектика готической английской архитектуры восемнадцатого и девятнадцатого века и ориентальных мотивов создает неповторимый и узнаваемый стиль этого города. Временами кажется, что ты оказался где-то в Европе, и лишь кокосовые пальмы возражают этому, салютуя своими раскидистыми листьями в разные стороны.

К сожалению, у меня не было достаточно времени, чтобы изучить город досконально – я прошелся только по основным туристическим маршрутам: Колаба, ворота Индии, пещеры Элефанта на острове в заливе, куда ходят пассажирские паромы, и пещеры Канхери в национальном парке Санджай-Гандхи.

В дальнейшем я планировал снова попасть в Мумбаи и потому полностью посвятил себя одному делу.

Я попросил Аникета помочь мне с покупкой байка перед моим вылетом в Дубаи на очередной «визаран». По возвращении мне очень хотелось продолжить путешествие по Азии уже самостоятельно, на собственном мотоцикле, ибо, вкусив свободу и все прочие прелести такого способа передвижения, сложно сделать иной выбор.

Мы нашли через Интернет несколько свежих вариантов «роял энфилда» объемом 350 кубиков и посмотрели их.

Почему именно «роял энфилд»? Существует несколько доводов в его пользу. Во-первых, на Индостане это самый дешевый в обслуживании мотоцикл. Недорогие запчасти к нему можно найти практически в любой деревне, как и починить его в случае поломки, словно «Жигули» в России. Во-вторых, этот байк отлично зарекомендовал себя на бездорожье, а одним из моих желаний было вернуться в Непал и на север Индии, который я еще не исследовал.

В-третьих, «энфилд» неплохо заводится при отрицательных температурах и дефиците кислорода высоко в горах.

Выбор пал на ухоженного «железного коня» цвета хаки. Этакий «милитари стайл», уже подготовленный для перевозки небольшого, но достаточного для меня количества багажа, без звуковых эффектов глушителя. Совсем не хотелось собирать плохую карму на проклятиях тех, кого разбудит рокот глушителя «энфилда», сравнимый с вертолетным.

Мы уладили все формальности с бумагами и поехали учиться водить это чудо англо-индийской техники. Аникет, как любой индиец, умел водить байк, и поэтому я сел «вторым номером» и стал ждать момента, когда мы наконец доедем до безлюдной площадки, где можно будет изучить новую для меня технику.

Я освоил азы вождения и постарался довести до автоматизма навык переключения передач за то короткое время, что у меня оставалось до отлета в Эмираты.

В Арабских Эмиратах я планировал провести пять дней, ознакомиться со страной, провернуть очередной «визаран» и навестить Гогу и Тасю, а дальше по возвращении в Индию не спеша поехать на север, где и провести «мунсун».

С Гогой и Тасей мы познакомились примерно двадцать пять лет назад – в годы нашего отрочества.

В те времена я был настоящим панком со всей атрибутикой: рваные джинсы и тетушкина джинсовая куртка «Lee», затертая до дыр, с нашивкой «Секс Пистолз» и кучей английских булавок и колец от пивных банок, купленная дедушкой в Японии незадолго до моего рождения, футболка с «Гражданской Обороной», грязный ирокез щеткой и прохудившиеся кеды.

Стояло очередное каникулярное дачное лето на бабушкиной фазенде. Я обожал это время полной свободы, разрешить которую отпрыскам способны только бабушки. Вполне приличные в другие времена года, подростки из интеллигентных семей летом дичали в подмосковных лесах, проводя свой досуг в постоянных авантюрах и возвращаясь домой уже на рассвете, собрав всю росу штанинами джинсов.

Как-то на даче я прогуливался по грунтовой дороге, ведшей через лес и болото до полуразрушенной колокольни и заброшенного староверского кладбища из нескольких скошенных крестов и надгробных камней, замшелые надписи на которых было уже не разобрать.

Мне нравилось медитировать в этом месте.

И вот навстречу идет «шобла» разномастных тинейджеров явно неформального вида: то ли рокеры в майках с «Алисой» и «косухах», то ли металлисты, судя по майкам, явно купленным в «Давайке» (в 90-е годы – магазин рок-атрибутики «Давай-давай» на проспекте Мира).

Мы поравнялись. Многозначительно обменялись друг с другом взглядами и начали было уже расходиться в своих направлениях, как вдруг ребята хором крикнули мне вслед: «Панки, хой!»

«Панки, хой!» – проорал я им в ответ, и с этого момента началась наша дружба.

Сами Гога и Тася – брат и сестра, двойняшки. После школы они поступили в Строгановский институт и, окончив его, по очереди уехали в ОАЭ, где стали работать дизайнерами, архитекторами, ювелирами и просто художниками. Виделись мы крайне редко, а потому я решил совместить приятное с полезным и навестить старых друзей. Конечно, я мог воспользоваться каучсерфингом, но ребята разместили меня на арендованной ими вилле, в которой пустовала добрая половина помещений.

Вилла находилась в престижном районе Джумейра, а до пляжа было около десяти минут пешком. С крыши открывался неплохой вид на зубастые челюсти небоскребов во главе с самым высоким – Бурдж-Халифа.

Близнецы были заняты переездом на другую жилплощадь – ферму где-то под Дубаем.

А я торчал на вилле, или на пляже, или прогуливался по центру города, который мне показался бездушным и неприветливым. Все в нем казалось каким-то рафинированным и прилизанным, архитектура – вычурной и претенциозной в своей монументальности вместе с футуристичностью.

Помимо Гоги и Таси, на вилле жила Лера (девушка Гоги) и два брата-ливанца, один из которых был Тасиным партнером по бизнесу, а когда-то и любовником – непростой, скажем так, фон.

Также моими соседями была многочисленная братия кошек и собак. Тася взяла их как безнадежных питомцев, от которых все отказались. В основном это были психически искалеченные псы с явными признаками социопатии: каждый раз, когда я проходил мимо их импровизированного вольера, они кидались на меня со страшным лаем и явным желанием сожрать меня с потрохами.

Тайсон – огромный питбуль-терьер – как-то чуть не загрыз насмерть Татьяну по прозвищу Кот, общую подругу русскоговорящей троицы. Тася забыла закрыть дверь вольера, а питбуль, вырвавшись на свободу и обнаружив свежую, сочную жертву, вышедшую из дома покурить, в прыжке вцепился во внутреннюю сторону бедра Татьяны. Еще немного, и милаха перегрыз бы бедренную артерию.

Дело было в любом случае подсудное, так как все находились в состоянии подпития, а это в Эмиратах криминал. Чтобы не создавать никому, включая пострадавшую, проблем с полицией, Таню нелегально «заштопал» знакомый ветеринар, а место ужасного шрама Кот впоследствии удачно прикрыла татуировкой с ветвями то ли сакуры, то ли магнолии.

Почему Кот? Да потому что она настоящий кот по своей природе, хотя и в женском теле, и фамилия подходящая – Бойкотова.

Впервые я познакомился с Котом через день после моего прилета в Дубай, когда она со своим молодым человеком, каким-то весьма успешным и богатым австрийским программистом, приехала к нам на ужин с барбекю. Красивая, фигуристая «дама треф» родом из Беларуси, с невероятной глубины зелеными глазами, с пухленькими губками на милом, слегка округлом личике. Она явно не принадлежала к типу женщины, в которую я мог без оглядки влюбиться, но в ее глазах читалось такое неприкрытое желание, а слова порою так сладко льстили, то восхваляя мое английское произношение (на самом деле ужасное), то просто признаваясь в любви на великом могучем в присутствии своего нерусскоязычного друга, что не пришлось долго ждать, когда мы окажемся в одной постели. Причем не в своей, а в Гогиной (впрочем, не без согласия Леры, которая оставила нас одних, удалившись в мою комнату).

Хочу отдать должное Коту: ее акцент был под стать моему, но как же сексуально звучала ее речь во время соития. Кот произносила банальнейшие фразы, нагнетая столько страсти, что это вовсю компенсировало ее полную неподвижность в процессе.

Можно было легко представить, что мы занимаемся сексом в квартале красных фонарей где-нибудь в Амстердаме. Впрочем, это были только мои фантазии. Как это бывает в реальности, я не знаю: реальность может быть абсолютно любой.

Сама Кот объясняла свою речь на английском тем, что привыкла заниматься любовью с иностранцами – за десять лет можно привыкнуть.

«To be honest», до сих пор немного стыдно за тот случай. Я предлагал Коту переместиться в мою часть виллы, но в тот момент она не могла и думать о транспортировке своего изрядно подвыпившего тела.

После совершенного акта Кот сообщила пикантные подробности их местечковой «Санта-Барбары», что поставило меня в неловкое положение перед другом. Признаться, про бойфренда-австрийца я даже и не думал, а вот когда Гога вернулся с занятий, некоторое время было совестно смотреть ему в глаза. Впрочем, неловкость быстро улетучилась, когда мы продолжили уничтожать алкоголь уже все вместе, а Кот в итоге осталась спать со мной.

На следующий день пьянка продолжилась прямо с утра. Похмеляться девушки решили «Кровавой Мэри», ибо, кроме водки, из спиртного дома ничего не осталось. Никогда не забуду рецепт этого коктейля дубайского разлива. В качестве томатного сока использовался кетчуп из маленьких пакетиков, прилагающихся обыкновенно к пицце: разведенный водой, он смешивался с водкой. Даже не знаю, на что больше походило это мутное месиво, однако коктейль пользовался успехом, и уже в середине дня наши женщины достигли той же кондиции, что и в конце предыдущего.

Через сутки все пошло по новому порочному кругу – будто я попал в гребаный алкогольный день сурка.

Не то чтобы это было нормальное состояние для всех – конечно, нет. Подобный запой был вызван скорее стрессом из-за надвигающегося локдауна и неизвестности, паники вокруг вируса и пандемии – логично и предсказуемо. Я старался не думать об этом.

Да и терпеть такую вакханалию предстояло недолго. Утром следующего дня протрезвевший Гога отвез меня в аэропорт Дубая, мы сердечно попрощались, и я направился к своему терминалу, на входе в который всех ожидала необычная процедура: пассажирам, провожающим и встречающим измеряли температуру неконтактным инфракрасным градусником.

Сотрудник аэропорта в медицинской маске и перчатках «выстрелил» мне в голову пистолетом-термометром и пропустил к стойке регистрации на рейс до Мумбаи.

Информационный фон, описывающий ситуацию в эти дни, постоянно менялся, причем не в лучшую сторону. То тут, то там появлялись новости об отмене рейсов и новых правилах нахождения в общественных местах. Виной всему была проклятая «корона», поработившая сознание людей, доведя их до панического страха.

Буквально неделю назад мы отмечали праздник весны Холи, и все население Гоа и Махараштры очень дружелюбно и доброжелательно относилось к белокожим туристам, хотя я принадлежал к этой категории весьма условно после полугода, проведенных в тропиках. Совершенно противоположная картина наблюдалась теперь, при моем возвращении из Дубая. Запуганные индийцы в масках и перчатках сторонились меня в аэропорту, как прокаженного. Были опасения, что меня не пустят на рейс, если вдруг повысится температура или перелет отменят, но все прошло как по маслу, и в третий раз за последние полгода я вошел в воздушное пространство Индии и даже приземлился, несмотря на все слухи вокруг пандемии, бродившие, как опавшая слива в бочке.

Сам я скептически относился ко всей этой противовирусной панике и мерам предосторожности, однако на всякий случай запасся парой перчаток и хирургической маской, чтобы не быть ограниченным в перемещении по общественным местам. Через пару дней власти официально объявили наличие маски и перчаток обязательным условием выхода на улицу.

Само собой, покидая самолет, я нацепил эти бесполезные, на мой взгляд, аксессуары – как минимум для того, чтобы обычные люди меньше шарахались от меня на улицах.

Аникет встретил меня на моем же (хотя формально принадлежащем ему) «энфилде», и мы поехали к нему домой, где можно было в спокойной обстановке разработать дальнейший план действий в неожиданно сложившейся ситуации.

А ситуация не успокаивала ни малейшим образом. В СМИ, со слов Аникета, шли разговоры о полном локдауне и закрытии границ между штатами. Мне очень не хотелось застрять в Махараштре, где из друзей у меня был только молоденький парень-каучсерфер – уже кое-что, но совсем не много.

Всем сердцем я рвался в Агру, а затем на север. Мои чувства к Свити не давали мне покоя. Я понимал всю тщетность и безнадежность попытки, но мне было просто необходимо открыться и предложить Свити свою руку и сердце. Не сделать этого казалось выше моих сил. Это желание, по сути, двигало мною, исподволь координируя все мои действия. Изначально я планировал поездку в Гоа, но в Эмиратах пересмотрел свои намерения.

Из Мумбая до Агры – 1250 километров по кратчайшему пути, но из-за многочисленных участков ремонта на дороге я решил проложить маршрут иначе – длиннее на 200 километров, с ночевкой у водопада Хаджори, что примерно на полпути до Агры. Этот путь можно было преодолеть за два дня – теоретически и за день, но я не был готов к подобным подвигам: «наездник» из меня неопытный, и лучше было заложить на такое путешествие дня два-три.

Интуиция подсказывала, что надо торопиться, и я сразу же поехал закупать продукты, тент от дождя и трубку, чтобы сделать себе настоящий «боевой стафф», как мы, «файрщики», называем шест с фитилями для файр-шоу.

Я позвонил Свити и сообщил ей, что выдвигаюсь завтра утром из Мумбаи в сторону ее дома. Она радостно приняла эту весть, сказала, что у нее и ее семьи все хорошо и что они с нетерпением ждут меня в гости по знакомому мне адресу.

Ранним утром следующего дня, когда солнце еще только принялось расписывать небо и все, что под ним, сочнейшей акварелью, слегка приглушенной утренними сумерками, я, тихо стрекоча, насколько это вообще возможно на Филе (именно такую кликуху заслужил мой «железный конь» – думаю, вы помните, как р-р-рычал Филя из «Спокойной ночи, малыши!»), выехал в направлении Агры.

Задача стояла добраться как можно быстрее, а потому я исключил из программы мотоброска просмотр любых достопримечательностей. Единственное, что я мог себе позволить, – это закат в каком-нибудь красивом уголке природы и последующая ночевка там же. На рассвете нужно было двигаться дальше, чтобы прорваться в Уттар-Прадеш до закрытия границ штатов.

В итоге я, конечно, слукавил сам перед собой и предусмотрел план «Б»: в случае, если доберусь до Вадодары до одиннадцати утра, посмотреть местные достопримечательности – многочисленные дворцы и храмы в окрестностях города.

Получилось так, как я и планировал: к одиннадцати доехал до Бароды (именно так этот город именовался раньше) и нашел удобную уличную парковку в тени огромных деревьев неизвестной мне породы.

В какой-то момент, прогуливаясь в окрестностях дворца Лакшми Вилас, я обратил внимание, что индийцы посматривают на меня неприязненными, даже ненавидящими взглядами, так что невольно захотелось прикрыть нижнюю половину лица банданой. Я так и сделал, и это несколько разрядило напряжение, но все-таки чувствовался дух непонятной злобы и смятения, витающий в воздухе.

В двухстах метрах на подходе к байку, немного в стороне, я заметил, как трое полицейских избивали бамбуковыми палками щуплого «индийчика» лет двадцати пяти. Кровавое зрелище подстегнуло меня, и я машинально ускорил шаг, чтобы побыстрее оседлать Филю.

Уже садясь на байк, я увидел, как один из полицейских поднял валявшийся неподалеку булыжник и с размаху опустил его на голову бедолаги. Не было никаких сомнений, что парень скончался от такого удара по голове, хотя издалека не удавалось детально рассмотреть то, во что превратилась черепушка.

Я спешно завел мотоцикл и рванул с места, унося ноги и колеса куда подальше. Мозг напрочь отказывался верить в то, что ему вещали глаза, но инстинктивно действовал под адреналином, который лился рекой. Впервые на моих глазах убили человека, причем совершенно зверским способом. Я задавался вопросами: «За что? Кем была эта личность?» – и гнал без оглядки, уворачиваясь от ударов бамбуковыми палками, наобум сворачивая в переулки, жители которых попрятались в свои хижины из-за беспорядков, стихийно хлынувших на улицы города.

То тут, то там я видел, как группы мятежников и полицейских, утративших человеческий облик, избивали одиночек, и спустя непродолжительное время уловил закономерность: все избиваемые были без масок.

Добравшись до аэропорта, я проехал еще немного в сторону канала и спрятался в заросли вместе с двухколесным другом. Здесь можно было прийти в себя, выяснить последние новости в сети и списаться с друзьями, чтобы решить, как действовать дальше.

Я пытался понять, что вообще происходит. В голову лезли нелепые варианты. Самая жизнеспособная версия – революция – вызывала больше вопросов, нежели ответов. В то же время я находил во всем происходящем явные нотки зомби-апокалипсиса.

От Вадодары до Агры было три варианта пути: через Раджастан, через Мадхья-Прадеш, а третий маршрут пролегал примерно между ними, соединяясь с первым в районе Джайпура.

После небольшого блиц-голосования среди моих фолловеров я решил ехать через Мадхья-Прадеш. Интуиция говорила, что там безопаснее.

О ночевке пока можно было забыть, хотя я на всякий случай выбрал и отметил на карте несколько вариантов предполагаемых убежищ. Также не подлежало никакому сомнению, что нужно обзавестись каким-нибудь оружием – хотя бы чем-то эффективным в ближнем бою, тоже на всякий случай.

На тот момент у меня был только швейцарский нож, которым в бою можно разве что самому себе отсечь пальцы. Моей программой-минимум было раздобыть пару крупных кухонных ножей: с их помощью на базе своего стаффа я смог бы соорудить что-то наподобие яри – японского древкового оружия, неметательного копья с клинками на обоих концах. Да и в принципе, говоря начистоту, хороший кухонный нож – это уже отличное оружие.

Я двинулся в путь, напялив шлем и закрыв лицо банданой – так местные не обращали на меня никакого внимания. В Годхре на развале я купил два крупных кухонных ножа с крепкими деревянными ручками и убрал их в кофры на Филе так, чтобы они всегда были под рукой.

В этом городишке все еще было спокойно. Я взял уличной еды: самос и чикен-бирьяни – и поехал дальше, чтобы утолить голод где-нибудь вне населенных пунктов, в стороне от людей. Километрах в пятнадцати от Годхры обнаружилось небольшое живописное озерцо. Я остановился на пустыре под баньяном неподалеку от храма и приступил к трапезе.

Помимо фаст-фуда, который пока еще работал, но по сводкам из Интернета, стихийно закрывался то тут, то там, у меня был запас консервов и «бомж-пакетов», а также сладкого печенья, соленых галет и чаванпраша – особого, как считается, целебного джема из фруктов со специями – на несколько дней пути.

Я созвонился со Свити, и она сообщила тревожные новости: в Агре начались беспорядки. Сказала, что мама очень волнуется за меня. Это было взаимно – я тоже волновался за них. Однажды во время моего гостевания в Агре, в ночь после свадьбы, вся семья спала, заперев дом на ключ, и тогда мне невольно пришлось разбудить Свити, чтобы она открыла мне входные ворота. На следующее утро я спросил Свити: «А зачем вы закрываете ворота, если при желании можно легко пролезть сверху, над ними?» Такой трюк, конечно, не прошел бы беззвучно из-за скрипа, но едва ли это остановило бы злоумышленников. Безопасность всего семейства была под угрозой. Утешало лишь то, что у папы хранилось огнестрельное оружие для самообороны, а это в сложившейся ситуации представляло серьезный козырь.

Я уже доедал бирьяни, когда в чат «Гоа Клиник» в телеграме пришло сообщение от Димы: «Местные мастера научились растачивать и настраивать выхлопные трубы „энфилдов“ таким образом, чтобы звук двигателя один в один походил на длинную очередь из автомата Калашникова. Логическая схема в сочетании с инстинктом самосохранения новоявленных „зомби“ тотчас отводит их в сторону от объекта, имитирующего звук стрельбы». Тут же у нас завязался диалог в чате:

– Глюк, ты серьезно считаешь, что это зомби-апокалипсис? Что у вас там происходит?

– Мэш, я только что видел, как шестеро в масках замочили молодую пару «пакетников», выходивших из супермаркета с сумками продуктов. Просто. За то. Что они. Были. Без масок. Продукты, конечно же, отобрали.

– Пиздец. Я тоже тут уже успел осознать кое-что. Слу, а откуда механики могли так быстро узнать про эту фишку с глушаком «энфилда»?

– Да это старый гоанский понт, который наложился на свежие впечатления, вот и родился креатив.

– Так ты реально знаешь гаражи, где могут сотворить такое с глушителем?

– Ага. Более того, еще сделают переключение режимов на ходу в боевой и обратно. То есть количество выстрелов в очереди сможешь сам контролировать.

– Отлично! Давай сделаем так. Тут неподалеку я видел гараж. Рольставни были закрыты, но я все же попытаю удачи по телефону. Скинь мне, плз, телефон своего умельца, свяжу их напрямую, и возможно, это действительно сработает. Мне надо как-то проехать еще 800 километров.

– Лол, я вообще-то пошутил, но чем черт не шутит! Прошу прощения за каламбур)))) – отрапортовал Глюк.

По счастливой случайности мотомеханик оказался-таки свободным и находился поблизости. Он созвонился с гоанским гуру, и тот за пару «батлов» вискаря, которыми Глюк безотлагательно снабдил кудесника, раскрыл технологию великого понта. Я же во время зомби-адаптации Фили дополнил Димин креатив и вырезал маленькой ножовкой, которая была в наборе «швейцарца», модель АКМ-47 из сухой доски, сгладив неровности и добавив рельефной реалистичности лезвием ножа. Тут же покрасил его имевшейся в гараже черной краской, а кроме того, как и планировал, соорудил яри из стаффа и двух ножей. Кевларовые фитили я решил оставить в конструкции – на всякий случай.

Через пару часов все было готово, я отблагодарил слесаря-механика и двинулся дальше.

Нашу с Глюком безумную тактику я проверил на первом же блокпосте. «Усачи», как обычно, перекрывали дороги в некоторых местах, проверяя документы у проезжающих, только теперь усы прятались под масками. Полицейские не пользовались никакими спецсредствами для работы с населением – лишь собственными телами и бамбуковыми палками.

Останавливаться на блокпосте не хотелось. Еще меньше хотелось разгоняться и идти на таран на мотоцикле – последствия могли быть непредсказуемыми. Мой план был следующим: метров за пятьдесят до поста достать из кофра модель «калаша», а метров за двадцать «открыть стрельбу».

Эффект оказался потрясающим. Уже за десять метров до КПП последний полицейский запрыгнул за бетонные ограждения по краям дороги, и я с диким ржанием (потому что это действительно выглядело очень смешно, как в болливудском боевике, ей-богу) и с короткими очередями успешно миновал первый блокпост. Метрах в десяти за ним я заметил несколько мертвых тел вдоль дороги: двух индийцев без маски и одного белого. В маске. Хм. В моей теории была пробита брешь.

Однако как же быстро выработалась привычка к смерти вокруг! Зрелище мертвых тел уже не вызывало столь бурных эмоций, как в первый раз. Я сразу же вспомнил свой духовный опыт в Варанаси и некоторое время размышлял об этом, пока полностью не переключился на навигатор и дорогу.

Мысли падали звонкими каплями на темя, будто под древней китайской пыткой. Да, это были всего лишь минуты, но сознание находится вне времени и, как черная дыра, позволяет вместить в себя объемы, которые в обычное время собираешь годами.

Подобная бесконечность сознания и порождает своеобразную вечность души. Только эта вечность лежит вне времени – вне любых векторов.

Получается, что вечность всех увиденных мною сегодня мертвецов подошла к концу?

Доехать до Агры засветло я, конечно, не успел. Оставалось примерно двести километров, и в районе Шивпури навигатор предложил свернуть в сторону водохранилища Мадикхеда, на берегу которого я рассчитывал выспаться до первых лучей горячо любимого мною светила (с большой надеждой на взаимность – по крайней мере судя по моей «камуфляжной» окраске в виде конопушек).

В обычной обстановке можно было бы продолжить движение и в сумерках, даже несмотря на «мухин час», но я понимал, что тактическая уловка с автоматом, а точнее, его муляжом может работать только при свете дня. Впрочем, впоследствии выяснилось, что это не так и с учетом небольших изменений в сценарии моя хитрость прекрасно справляется с задачей прохождения блокпостов в темноте. Нужно лишь поставить на телефон, а лучше – на планшет, специальное приложение, разработанное Глюком по моей просьбе. Программка с максимальной яркостью запускает на экране анимацию выстрелов в темноте, ориентируясь на звуки автоматной очереди из глушителя. Вот только открывать стрельбу нужно заранее – метров за пятьдесят, и тогда успех гарантирован. Но это было позже, а тогда я подкрепился горячим чаем с чаванпрашем и лег спать.

Утром я быстро вскипятил воду для кофе и в бодром темпе позавтракал, чтобы немедленно выехать. Оставшиеся двести километров удалось преодолеть практически без проблем: я с легкостью миновал два поста полиции и несколько нападений со стороны обезумевших в масках. Однако везение не могло продолжаться так долго. Следовало ожидать от провидения какой-то подлянки, и оно оказалось до педантичности пунктуально.

Буквально за пятьдесят километров до цели у меня лопнул тросик сцепления. Это довольно часто происходит в Азии из-за высокой влажности, вызванной сезоном дождей и, как следствие, повышенным воздействием коррозии.

Я спрятал Филю в кустах и отправился на поиски гаража, где можно было исправить поломку. Самому мне не удалось бы справиться, так как я не взял с собой никакого инструмента – это не делает мне чести как путешественнику, хотя и было оправдано спешностью моих сборов. В паре километров от места поломки я все-таки нашел гараж, но ворота оказались закрыты, и внутри не ощущалось признаков жизни. Тогда я стал аккуратно стучать во все близлежащие ставни. С третьей попытки я, на свою удачу, выстучал какого-то мадхьяпрадешского парнишку лет пятнадцати, и он вызвался мне помочь. Кое-как, больше жестами, я объяснил ему, в чем проблема, и, захватив набор инструментов, новый тросик на всякий случай и небольшой ассортимент еще каких-то расходных запчастей, мы на «активе» с копьем яри наперевес, как рядовые всадники апокалипсиса, выехали в направлении моего Фили.

Копье, между тем, получилось отменное. Материал грипа – обмотки – удобно и мягко ложился в руку, амортизируя удары и исключая какое-либо скольжение. При хорошо поставленном ударе такое яри способно было перерубить руку средних размеров. Два тридцатисантиметровых лезвия по краям очень хорошо могли и колоть, и рубить мягкую плоть. Впрочем, пока эти свойства мне еще не пригождались, и достаточно было грозного вида самого оружия, чтобы мародеры начинали менять траектории движения, сворачивая куда-нибудь, лишь только завидев копье у меня в руках.

Нам нужно было проехать буквально два с половиной километра, и даже на этой короткой дистанции мы умудрились нарваться на две группы агрессивно настроенных индийцев, которые пытались нас сбить камнями, однако подходить вплотную боялись.

С нами не было звукового оберега Фили, выручавшего меня все эти долгие переезды на границах между штатами. Да и в обычных селах, где озверевшие жители пытались под предлогом вируса уничтожить всех, кто отличался цветом кожи, трюк с АК спасал безотказно.

И вот появилось заветное убежище. Мы заехали в заросли, и Джиту (так звали механика-подростка) приступил к ремонту. Я же начал готовить обед из лапши, соевого мяса и вкусного острого соуса, похожего на нашу аджику. Именно об этом мы и договорились в качестве оплаты ремонта: продукты питания в последние дни очень поднялись в цене, после того как все магазины оказались закрыты, а сообщение внутри страны остановилось, нарушив всю логистику поставок провианта. Если еще вчера можно было с легкостью купить все, что угодно, то сегодня я не встретил на своем пути ни одного открытого магазина. Положение становилось все хуже и хуже. Когда-то я в шутку, в угоду своей анархической сущности, мечтал об апокалипсисе, желательно с приставкой «зомби». Было похоже, что мои грезы начали воплощаться.

Только вот, как обычно, мечты разбились о непрошибаемую стену реальности. Уже потом я понял, что срубать или отстреливать человеческие головы не приносит никакого удовольствия.

Отдельно оплатив Джиту запчасти и одарив его банкой острых сардин, я отправился в дорогу, в свои последние пятьдесят километров среди обезумевших полицейских и обывателей, потерявших человеческий облик. На пути лежали десятки, а возможно, уже и сотни трупов без масок. Тела были разбросаны то тут, то там и начинали смердеть под жарким индийским солнцем, привлекая на трапезу миллионы мух.

В такие моменты я ускорялся, чтобы быстрее проехать зловонные участки, но иногда это было сложно из-за черного, едкого дыма от горящих покрышек, по непонятным причинам сжигаемых повсюду.

В какой-то момент из-за дымовой завесы я попросту не заметил очередной блокпост, когда мне наперерез побежал полицейский, стреляя из пистолета. Я выжал максимум из Фили, нырнув в черное облако, и тут же взлетел на «лежачем полицейском», протаранив в грудь вооруженного настоящим «калашниковым» стража порядка.

Филя приземлился задним колесом прямо на череп бедолаги. Я с трудом удержал руль и баланс, чтобы не завалиться после встречи с таким препятствием. Сразу же затормозив, я сбегал за стволом – было глупо не воспользоваться такой возможностью и не завладеть трофеем.

Полицейский, конечно же, не выжил после полученных травм, но в той ситуации мне не пришлось делать выбор. Убийство произошло непреднамеренно, а в противном случае, скорее всего, я схлопотал бы пулю из последовавшей вслед очереди. Тогда у меня просто не было времени на размышления – пресловутый инстинкт самосохранения делал из меня жестокое, расчетливое животное, способное убить и намеренно, если того потребуют обстоятельства.

Завладев оружием, я рванул дальше. Я был уже на подступах к Агре – оставалось километров пятнадцать, не больше. Настоящая штурмовая винтовка как-то сразу придала мне уверенности, но впрочем, я по-прежнему пользовался мнимыми очередями из глушителя в целях экономии патронов. Одной обоймы надолго не хватит, а внешнего вида настоящей пушки со звуковым сопровождением было достаточно, чтобы распугивать толпы на моем пути.

И вот уже знакомый перекресток Мадху-Нагар с автобусной остановкой, поворот на Деври-роуд, еще немного – и покажется пруд, а точнее, болото на Сайник-Вихар. Вот он, тупиковый проулок, ведущий к дому Свити. Похоже, здесь все тихо, беспорядки пока не добрались сюда. Я дал последнюю предупредительную «очередь» и свернул на последние, судьбоносные пятьдесят метров.

Металлические въездные ворота, аккуратно выкрашенные в цвет темного шоколада и заботливо украшенные мишурой колючей проволоки, кто-то уже открывал изнутри. Молодец глава семейства – смекнул, что к чему, и своевременно фортифицировал убежище: сразу видна практичность бывалого вояки.

Я въехал по пандусу внутрь дома, спрыгнул с Фили и припал на одно колено, коснувшись папиной стопы, а папа, в свою очередь, благословил меня, притронувшись к моей лысой обгоревшей, пятнистой, словно леопардовой, макушке. Такое же благословение последовало и со стороны мамы, которая, как обычно, возилась с готовкой на кухне, но тотчас выбежала на звук мотоцикла. Мы обнялись и начали оживленно обсуждать происходящее, но в первую очередь я поинтересовался, где Джой и Свити.

– Они уехали за продуктами в магазин воинской части. Только там сейчас можно что-нибудь купить, – ответила мама, а я удивился тому, как хорошо я ее понимаю и сам изъясняюсь на хинди. Неужели знание языка пришло ко мне вот так само собой, без каких-либо усилий с моей стороны? Это поразило меня буквально на мгновение, и разговор продолжился. Сначала я поведал о своих приключениях по возвращении в Мумбаи. Слушая меня, мама постоянно вздыхала и взволнованно кивала.

Затем папа рассказал, что буквально накануне вечером ввели военное положение – да-да, именно военное, а не чрезвычайное. Семьям военнослужащих выдали штурмовые винтовки, по единице на каждого совершеннолетнего члена семьи, и велели сделать запасы еды, чем и занимаются сейчас Джой и Свити. Они перетаскали уже больше двух центнеров дала и центнер риса. Основная проблема в том, что ехать на мотоцикле одному очень опасно – повсюду устраивают засады с целью отобрать еду, поэтому Свити едет «вторым номером» и в случае необходимости отстреливается. Я представил себе эту картину и улыбнулся. А уж как смеялся папа, когда я поведал ему про наше с Глюком изобретение!

Я не был голоден, ведь мы с мастером уже поели после ремонта Фили, и было решено подождать молодежь, чтобы пообедать всем вместе. Конечно же, мы немедленно стали пить чай с моими любимыми ладху – лакомством в виде сладких шариков с орехами, – приготовленными Свити, и дальше болтать о том-о сем. Было заметно, что родители взволнованы в ожидании детей: те задерживались – вполне возможно, по уважительным причинам. Созвониться с ними не было никакой возможности, так как мобильную связь отключили еще ночью. Об Интернете и речи не шло. Работали лишь отдельные АТС, обеспечивавшие некоторые районы связью по стационарному телефону.

Всем офицерам запаса, к которым принадлежал и папа Свити, выдали по несколько мобильных раций, но без усиливающей антенны радиус их действия существенно снижался. До воинской части было около пяти километров, и большую часть пути до магазина сталкеры оставались без связи со штабом.

Главными вопросами, которые я задал хозяевам, были – что творится и чего следует ожидать? Ответ я так и не смог получить. Военные тоже хотели бы знать что-то о ситуации, но командование не спешило их информировать. Да и владеют ли они сами информацией о том, что происходит с нашим сумасшедшим миром?

За размышлениями и разговорами прошел еще час, а это значило, что до темноты оставалось всего два-три часа. Нужно было ехать на поиски ребят.

Я быстро сгрузил с Фили вещи, принял от папы пару рожков от АК и зарисовал карту пути до воинской части, выслушав подробные объяснения и пометив ориентиры.

Медлить было нельзя, так как в темноте поиски были не только бесполезны, но и опасны.

Я выбрался по узким улочкам Сайник-Вихара к главной дороге, стараясь придерживаться того маршрута, что мне продиктовал папа. Ехать быстро было невозможно из-за ограниченной видимости – повсюду валялись горящие автомобильные покрышки, попадались и трупы.

Через пару километров я услышал перестрелку как раз впереди по ходу моего движения и приготовил оружие к бою. Немного разогнавшись, заглушил двигатель и медленно подкатился поближе к месту стрельбы. Там я увидел, как трое индийцев пытаются выкурить кого-то из убежища – швейной мастерской, явно не так давно выстроенной, с железобетонными стенами и перекрытиями. Отстреливавшиеся укрепились на крыше – неплохая огневая точка.

Я оставил Филю метров в трехстах и стал короткими перебежками продвигаться вдоль по улице к баррикадам, за которыми скрывались осаждавшие.

Метров в тридцати я выбрал позицию за стареньким «амбассадором» классической модели, сделал несколько одиночных предупредительных выстрелов и прокричал:

– Ребята! Я не хочу никого убивать, мне нужно только пробраться дальше в сторону воинской части! Кого вы там пытаетесь завалить?

– Что тебе там понадобилось, в этой части? Жрачка уже кончилась, вот пытаемся забрать последнее, да эта парочка не дается, черт их подери! Давай, проваливай, пока цел! – грубо отшил меня один из стрелявших.

– Братишки! У вас пистолеты, а у меня «калаш». Со своей позиции я вас быстро перестреляю, пикнуть не успеете, – урезонил я их. – А потому не советую встревать. Так что там за парочка?

– Да пацан с девчонкой рис везли. Мы их байк подбили, и они теперь скрываются в этой артели, – более мирным тоном ответил переговорщик.

И вдруг чуть дальше с крыши я услышал крик Джоя:

– Мэш! Это ты?! Добро пожаловать в Агру! Такой ты ее еще не видел! Ха-ха-ха! Впрочем, и мы ее такой видим впервые.

– Я! Рад тебя слышать! Со Свити все в порядке? – взволнованно прокричал я в ответ.

– Да! Я здесь! Мэш! Как здорово, что ты вернулся! – ответила Свити своим ярким и нежным голосом.

– Бро, ты не мог бы оказать нам услугу и перестрелять этих молодчиков? А то они нам уже изрядно поднадоели, – вполне логично продолжил беседу Джой.

– Никаких проблем, братишка! – и не успел я докричать эту фразу до конца, как герои-мародеры бросились из-за баррикад врассыпную через тесные капилляры пыльных переулков.

– Джой, что с твоей рацией? Выбирайтесь по одному, я буду вас прикрывать.

– Рацию прострелили, байк тоже. Принято! Жди нас!

Оставались считанные секунды до долгожданной встречи с друзьями. Я сменил позицию, устроившись среди баррикад, и буквально через сорок секунд увидел Свити, груженную рисом – она несла килограммов двадцать пять, не меньше, обвесившись тяжеленными сумками и держа в руках автомат. Как же мне хотелось подбежать и обнять ее! Но это было бы слишком опасно и равносильно безумию – всем остаться без прикрытия ради минутной слабости. Мы обменялись взглядами без слов – такими сияющими в чуть влажных от счастья глазах, и это было равносильно самым крепким объятиям, на которые только способны мужчина и женщина. Сцена длилась не дольше пары секунд, но их оказалось достаточно, чтобы все прочувствовать и понять.

Мне оставалось только быстро объяснить Свити жестами, в каком направлении двигаться к мотоциклу, и продолжить прикрывать Джоя. Тот уже показался, таща свои сорок килограммов риса. Я подхватил часть сумок, и мы побежали к Филе.

– А где туалетная бумага? – спросил я Джоя во время этой пробежки.

– Иди к черту, Баба!

Мы рассмеялись и приступили к погрузке риса на Филю.

– И все-таки удивительно, что они пробили движок вашей «хонды», рацию, которая, кстати, спасла тебе жизнь, – а в мешках ни одной дырки.

– Мэш, не обижайся, но ты слишком любишь поболтать. Не отвлекайся, пожалуйста, и поехали уже скорее, наа?

Я и не обижался. Не всегда, но в некоторые минуты я действительно становлюсь чересчур разговорчивым. Был как раз один из таких моментов.

Закончив с погрузкой риса, я сел за руль, вслед за мной – Свити, последним устроился Джой, благо вся троица не отличалась избыточным весом и габаритами. Мы тронулись, и теперь уже брат с сестрой сообща с разных сторон прикрывали нас автоматным огнем.

Домой мы доехали быстро, минут за десять – до заката оставалась еще уйма времени. Папа моментально открыл ворота, и, пока я завозил мотоцикл, родители и дети поспешили обнять друг друга. Я слез с Фили, и Свити сделала шаг в мою сторону. В следующую секунду уже обнимались мы. Нет, в этих объятиях не было сексуального подтекста, и все же они были столь нежными и обволакивающими – будто бы я в жаркий день прыгнул со скалы в прохладный священный поток Ганга, воды которого подхватывают грешное тело и заботливо несут вниз по течению.

Мы соприкоснулись лбами и некоторое время – сейчас уже сложно понять, сколько это длилось – близоруко смотрели глаза в глаза, не выпуская друг друга из объятий. Подспудно я начинал понимать, что подобное поведение при родителях, возможно, непозволительно, а впрочем, я доверял Свити и надеялся, что она не допустит дурного в наших действиях.

Мы улыбались друг другу, как дети, а ее голос шептал мне какие-то странные глупости. Тут я словно совершил оборот на месте на триста шестьдесят градусов и понял, что Джой, мама и папа очень быстро фрагментарно исчезают: сначала ладони, потом ступни, ноги, руки, туловища, и, наконец, тело каждого схлопывалось до одной улыбки, которая тоже превращалась в черную точку и исчезала.

Меня изрядно встряхнуло, а затем я провалился вместе со Свити куда-то в подземную глубину. Рядом уже никого не было, и я осмелился на поцелуй. Ее губы без колебаний приняли мои. Это было ни с чем несравнимое удовольствие – нет, не так: квинтэссенция экстаза.

Мои ощущения перестали принадлежать только мне – это были наши общие переживания: что-то новое, ранее не изведанное. Издали послышалась музыка, один из моих любимых псай-транс треков – «Lullaby» (англ. «Колыбельная») от Psigh, тонкий, убаюкиващий женский голос, распевающий на непонятном языке. Эта же мелодия стоит у меня на будильнике, хотя в какой-то момент я перестал ставить любимые треки на будильники и звонки – иначе моя любовь к ним впоследствии исчезала.

Звук колыбельной нарастал, к нему начала примешиваться жужжащая вибрация – мозг вырвал из реальности: «Ты проснулся, чувак! На самом интересном месте, хе-хе!»

Это было серьезное потрясение. Я уже окончательно принял окружавшую меня реальность и свыкся с тем, что рядом были и Свити, и убийства, и зомби, и вообще полный три-четырнадцать-пятнадцать-...здец. Погрузиться в такое – и проснуться под звуки будильника где-то в районе Джумейры-2 в Дубае, в душной комнате с назойливыми мухами, чтобы успеть на самолет до Мумбаи, как минимум обломно. Сразу же стало ясно, откуда взялись столь прекрасные познания в хинди. Вот балбесина!

Удивительно еще и то, что я перестал помнить сны больше двадцати лет назад. Наверняка они мне снятся, но просыпаясь, я не помню ровным счетом ничего. И тут – пожалуйста, целый survival thriller, который еще и полностью запечатлелся в памяти.

Только одна мысль заставляла мою сонную физиономию расплываться в улыбке: я все-таки лечу в Индию, к близким мне людям, и скоро встречусь со Свити.

Но не тут-то было. Не успел я позавтракать и почистить зубы, как пришла смс-ка, что мой рейс до Мумбаи отменяется в связи с закрытием международного сообщения из Арабских Эмиратов по причине все той же пресловутой «короны». Ничего другого не оставалось, как остаться гостить на вилле у Таси с Гогой, тем более что в ближайшее время они собирались переезжать на загородную ферму с финиковыми пальмами, верблюдами, козами и, конечно же, пустыней с барханами. Все это мне виделось в перспективе как коммуна художников.

Однако планам оказалось не суждено претвориться в жизнь.

С закрытием государственных границ в эмирате Дубай буквально сразу же был введен очень жесткий локдаун: комендантский час с восьми вечера до шести утра, обязательное ношение масок и перчаток абсолютно везде – даже при поездке в одиночку в собственном автомобиле. Естественно, за нарушение этих правил чрезвычайного положения грозили огромные штрафы. При этом в других эмиратах меры для борьбы с вирусом были не столь жесткими.

Чуть позже правительство ввело пропуска на перемещение, получить которые можно только по местной сим-карте, а ее у меня как раз и не было – я же не планировал надолго оставаться в Эмиратах, прилетел всего на пять дней.

Тогда-то мне и пришла в голову идея выразить все это безумие локдауна, и небывалого сна, и предшествовавшего странствия в форме букв, сложенных в слова, когда, проснувшись, я перепрыгнул из одной реальности в другую, будто перейдя сквозь зеркальную гладь. Мое путешествие длилось с начала октября, а теперь я, запертый на так называемый карантин, пропускаю белградскую весну – одну из красивейших весен во всем мире. Сколько это заточение должно продлиться, было абсолютно неясно.

О дивный новый мир!

Я и представить себе не мог, что так скоро стану героем антиутопического романа, но там, в Дубае, со мной случилось именно это.

Ровно месяц прошел с моего прилета на Ближний Восток, и большую его часть я провел в изоляции на вилле с парой художников и ливанскими братьями. Ситуация в мире складывалась так, что от меня ускользала последняя надежда вернуться в Индию, поскольку страна закрылась для туристов. Вернуться в Сербию я тоже не мог: попросту не было рейсов. Единственный вывозной рейс до Белграда я пропустил, так как не представлял, как проходить карантин без жилья. Остановиться по каучсерфингу или у друзей не представлялось возможным – в новых реалиях это было еще и противозаконно. А остаться без ВНЖ из-за глупого нарушения дурацких законов меня тоже не прельщало. Никто не владел точной, действительно полезной информацией, а из ленты постоянно лился поток негативных новостей, даже если у них была и хорошая сторона. Например, неоднозначной была новость, гласившая, что туристические визы для всех, кто застрял в Эмиратах, автоматически продлеваются до конца года. На дворе, между тем, стояла только середина апреля. Совсем не хотелось торчать в этом полицейском арабском государстве до 31 декабря – момента, до которого продлили турвизы, – но тогда вырисовывалась именно такая перспектива.

Мне, несомненно, повезло, что удалось остановиться у друзей на вилле, где был внутренний двор, а значит, возможность погулять, потренироваться с шестом и даже пожарить шашлыки. Еще я мог в любой момент подняться на крышу, полюбоваться оскалом зубов-небоскребов и позагорать с «киндлом» в руках. Кстати, именно на этой дубайской крыше я впервые прочитал «Мы» Евгения Замятина. Так получалось, что ранее эта книга, оформленная автором как двадцать конспектов, ускользала от меня, но теперь атмосфера происходившего вызвала неистребимое желание ознакомиться со всеми антиутопиями, к которым я не притрагивался прежде.

Дни однообразно стекали в горлышко колбы песочных часов, не принося с собой ничего нового, и каждую ночь я лишь переворачивал эту склянку вверх ногами, погружаясь в пучину горячего тропического сна (да-да, сны продолжили сниться и запоминаться, складываясь иногда в многосерийные истории).

Температура за бортом ежедневно повышалась, и теперь ее показатели были близки к сорока градусам в тени. Такая здесь весна в апреле, но можно было догадаться, что летом предстоит жара еще хлеще.

С мая-июня пятую точку будет обжигать кипятком из гигиенического душа, ведь вода поступает туда из баков на крыше. Именно поэтому водонагреватели в «несезон» приобретают противоположную функцию – сохраняют комнатную температуру своего содержимого. Из холодного крана течет горячая вода, а из горячего – холодная.

Кондиционер в моей комнате сломался, и мозги плавились от жары, а потому, помимо творчества, лентяясь в состоянии анабиоза, я, бывало, просиживал часы в фейсбуке, а то и в тиндере, листая «кандидатуры» влево и вправо. В основном влево и в основном прости... меня Аллах... туток. Тут, в Эмиратах, это среднестатистический контингент тиндера. Отвратительные, накачанные силиконом губы, груди и попы. В какой-то момент я просто задался этим вопросом непосредственно в своем профайле: «А есть ли здесь нормальные девушки?! Не проститутки!»

И буквально на следующий день я «совпал» с одной симпатичной филиппинской девушкой, на шесть лет младше меня. Две недели мы переписывались с ней в телеграме (да-да, она оказалась продвинутой в плане коммуникаций) и вот наконец решились на свидание в разгар пандемии. Тогда и началось самое интересное.

Как я уже говорил, в Дубае ввели самый жесткий режим локдауна из всех эмиратов. Чтобы выйти из дома, например, в аптеку или продуктовый магазин, следовало получить разрешение по одной из целей «первой необходимости», причем делалось это исключительно по местной сим-карте, которой у меня не было.

За несколько дней до описываемых событий правило ужесточили: теперь разрешение можно было получить только раз в три дня, но к счастью, со дня моего последнего визита в алкогольный магазин прошла уже неделя. Подобные закупки я совершал скорее с целью банальной прогулки, но и допинг для принятия новой отвратительной реальности тоже был необходим, так как захваченный из Индии чаррас на тот момент подошел к концу.

Утром я попросил Тасю оформить мне разрешение по ее сим-карте. Однако выяснилось, что на одну сим-карту можно зарегистрировать только одно разрешение в течение трех дней, а Тася использовала эту квоту для себя еще вчера.

Слава богу, у моей новой филиппинской подруги Дианы оказалась лишняя сим-карта, и в последний момент она смогла оформить «пермит» (разрешение) на мою, а точнее, нашу общую вылазку.

Я аккуратно срезал во дворе несколько побегов бугенвиллеи – здесь они растут повсеместно в виде крупных кустов, – поставил ветки с красивыми розовыми цветами в бутылку из-под колы, налил воды, упаковал в плотный темный пакет, затем в рюкзак и отправился на свидание.

Мы договорились встретиться у продуктового магазина примерно на полпути между нашими домами. Диана чуть-чуть опоздала, как и полагается девушке, но все же встреча состоялась. Как вы понимаете, узнать друг друга в масках не так уж просто, но людей на улицах почти не было, и потому мы справились и с этой задачей. Диана сразу же вручила мне сим-карту, и я почувствовал себя свободным человеком, за что ей огромное человеческое спасибо!

Мы прогуливались среди стеллажей супермаркета и общались. Диане нужна была определенная смесь для выпекания блинов, но здесь ее не нашлось. Мы пошли в другой магазин, уже ближе к дому Дианы, а по пути я подарил ей цветы – естественно, в пакете, чтобы не увидел случайный полицейский патруль и не заподозрил нас в преступном свидании. Пакет, впрочем, я убрал обратно в рюкзак, чтобы вручить его еще раз уже у дома, до которого проводил Диану, злостно нарушив все мыслимые правила. Мы еще немного пообщались у подъезда, она сняла маску и улыбнулась – я улыбнулся в ответ, тоже приспустив маску на подбородок. Время поджимало, так как разрешение действовало максимум три часа, а нужно было еще успеть вернуться домой, зайдя по дороге в магазин, где собирались толпы людей, выстраиваясь в огромные очереди непосредственно перед комендантским часом. И я отправился в обратный путь.

Уши уже болели у основания – их сдавливали резинки маски. Я спешил домой в новых сандалиях, купленных в Бомбее, и к тому моменту они до крови натерли мне ноги. Глаза щипало от пота, скатывавшегося по горячему лбу. Горько-соленая влага у края маски частично попадала в уголки глаз, а частично просачивалась дальше и застревала в щетине между щеками и маской. И все-таки я благополучно преодолел дистанцию до места, обозначенного в «пермите», не встретив по пути ни одного патруля. Или мои сталкерские навыки растворили полицейских в раскаленном дубайском воздухе, или они все были на намазе, но так или иначе, мне везло. До дома оставалось примерно два километра – с этого момента прогулка перешла в статус легальной. Я снял сандалии, но это не очень помогло: теперь приходилось перебегать от одного островка тени к другому по раскаленной тротуарной плитке.

Так, за десять минут до окончания действия «пермита», я добрался до дома с обожженными ступнями, но все-таки счастливый и довольный своими приключениями.

Я поторопился и, не обдумав, выложил в сеть текст о встрече с Дианой. Само собой, нужно было ограничить доступ к публикации для Таси и Гоги, так как впоследствии тема свиданий обернулась для меня серьезными неприятностями.

Дни в изоляции продолжали докучать своим однообразием. Иногда на ужин мы жарили мясо на мангале и практически каждый вечер играли во дворе в преферанс или покер под доносившиеся из громкоговорителей трели муэдзинов и следовавшие сразу за ними предупреждения о комендантском часе. Леру не очень радовали наши карточные пристрастия, ибо сама она не была любительницей такого времяпрепровождения, а потому не питала к нему никакого интереса и не хотела научиться играть хотя бы в покер.

Все наши посиделки сопровождались немалым количеством алкоголя, покупаемого втридорога в ближайшем магазине. Дешевые магазины были или недоступны из-за невозможности оформить «пермит» для дальней «прогулки», или попросту закрыты в ходе безжалостной борьбы с эпидемией.

День рождения Кота мы отмечали через видеосвязь. Она сидела у себя дома в Шардже, мы – у себя во дворе на вилле, однако это не помешало нам всем тогда прилично напиться. И все же, в отличие от остальных, я старался ограничивать себя в потреблении зелья и не пил до захода солнца, как истинный мусульманин. Перед закатом я тренировался с бамбуковым шестом, а уже после тренировки давал себе волю в рамках разумного. В ситуации полной неопределенности нужно было как-то снимать стресс. Пытка неизвестностью очень давила на мозг, кому-то в меньшей степени, кому-то в большей. Кот периодически устраивала истерики на тему «мы все умрем!», и не согласиться с ней было невозможно.

Я же старался уходить от негативных мыслей, погружаясь в чтение и живопись. Здесь я впервые попробовал писать маслом, создав две пейзажные работы, посвященные Индии, благо у Гоги и Таси, художников, были и краски, и кисти, и холсты, и растворители, и конечно же, мольберты – все, что нужно для творчества.

Однако все равно душа требовала свободы – хотя бы свободы выбора. Я же – впрочем, как и все, – был лишен этой привилегии. Запертые в четырех стенах, как в тюрьме, мы были вынуждены общаться только друг с другом. Отсутствие выбора в этом смысле меня несомненно угнетало, хотелось вырваться наружу, чтобы поговорить с кем-нибудь еще – или хотя бы просто пройтись рука об руку со священным молчанием на устах.

Диана игнорировала мои предложения встречи, хотя мы мило общались в «телеге». Причины находились разные: то серьезная загруженность по работе, то болезнь, а возможно, ее соседки по квартире запретили свидания в разгар бушующей эпидемии. Я же как человек свободный от обязательств познакомился в тиндере с еще одной девушкой – из Нигерии. Встретиться с ней было слегка проблематично, так как она жила в соседнем эмирате, то есть не очень близко, и трехчасовое ограничение на выход из дома мешало нашей встрече.

И вот во время очередной онлайн-пьянки с Котом все стали расспрашивать меня про Диану, а я по глупости и недальновидности схвастнул и рассказал, что у меня в «арсенале» еще и нигерийка есть.

Тут началось такое...

– Зай, ты ебанутый? – совершенно спокойно спросила Кот, на что я мог только улыбаться и соглашаться, ведь судя по многим моим поступкам, для них, да и для многих, я был отчаянным персонажем. Desperados, jebiga (сербское матерное ругательство, аналог «мать его»)!

– Действительно, Мэш, это уже слишком! – тут же насела Тася. – Ты знаешь, кто такие нигерийцы?! Да это самый криминализированный класс здесь. Мэш, тебя просто приведут в квартиру, в которой будет сидеть пять нигерийцев, и вытрясут все деньги!

– Тась, пожалуйста, не нагнетай. Нельзя с подобными стереотипами подходить к таким вопросам. У тебя и индийцы все плохие, а это в корне не так! – попытался я ее урезонить, но тяжелой артиллерией из 2,4-гигагерцевого эфира выстрелила Кот:

– Ты хоть представляешь, в каких условиях она живет? Там их десять в одной комнате, и неизвестно еще, кто и чем болеет!

Лера, уже в сильном подпитии, до того все время с азартом поддакивала подругам, но в тот момент полноценно включилась в побивание словесными камнями и, практически визжа, выпалила:

– Да-а-а, Мэ-э-эш, я не хочу, чтобы ты принес всю эту заразу сюда!

– Ну, не собирался я с ней встречаться! Она далеко живет, в Шардже. Мы просто в чатике общаемся, – попробовал я их успокоить, но они перешли уже на новый виток, выбирая камни покрупнее.

– В Шардже? – с интонацией директора школы переспросила Кот. – Я в Шардже живу. Тут этих нигерийцев до хрена, и я знаю, в каких условиях в «шерингах» живет это отребье...

Экзекуция продолжалась по кругу в том же духе и не думала заканчиваться. Гогины попытки вступиться за меня лишь раззадоривали девочек. В итоге мне ничего не оставалось, как пожелать всем спокойной ночи и покинуть кухню, где совершалась порка.

Я вернулся к себе в комнату и погрузился в просмотр индийского сериала «Махабхарата» на сон грядущий, но не прошло и часа, как в комнату завалилась изрядно подвыпившая Тася и затянула старую песню про смертельно опасных нигерийцев. Я поначалу пытался прийти к компромиссу и перенести беседу на утро, объяснить, что происходящее сейчас – это насилие над моей личностью, но Тася не унималась. Оставалось только игнорировать ее – я откровенно не понимал, как еще вести себя в данной ситуации. Тасина реакция последовала незамедлительно:

– Мэш, я когда-то знала тебя совсем другим! Я думала, что ты нормальный, а ты ненормальный!

– Ок. Я в курсе, – кратко ответил я, и Тася удалилась, но спустя полминуты вернулась и бросила мне:

– Я не хочу, чтобы ты оставался здесь дальше. Как можно скорее съезжай с виллы.

– Ок, – спокойно ответил я и незамедлительно приступил к поискам вариантов на каучсерфинге.

Непростое это занятие, должен сказать, во времена пандемии и Рамадана одновременно. Статистически на сто отправленных запросов я получал один положительный ответ. Отказники ссылались на сам Рамадан – мол, у них семья сейчас гостит, – а также на пандемию. Очень часто люди отвечали, что сами застряли неизвестно где, и это вполне могло быть правдой.

Сначала меня согласился приютить архитектор из Индии, из штата Керала. Он заехал за мной на своей вполне неплохой машине (не помню точно марку – какой-то бизнес-класс а-ля «тойота камри»), и мы поехали к нему домой. Жилище архитектора находилось на границе Дубая и Шарджа, неподалеку от международного аэропорта и буквально в трех километрах от смертельно опасной нигерийки. Сама судьба вела меня к Джой. А ну, не ржать! Да, ее тоже звали Джой – провидение частенько подбрасывает мне подобные шуточки.

Естественно, на следующий же день мы договорились встретиться у многоэтажки, где она жила и куда я дошел бодрым шагом, истосковавшимся по прогулкам. Несколько дней назад, с наступлением священного месяца, отменили жесткий локдаун, и теперь можно было без пропусков выходить на улицу с шести утра и до десяти вечера.

Джой слегка смущенно вышла из лифта в юбке до колен и яркой розовой блузке, без маски. Ее черные волосы были собраны в пучок, и скромный макияж неброско лежал на лице, выделяя красивые, миндалевидные глаза. Мы немного скомканно познакомились, «по-сербски» пожав друг другу руки, и сразу же пошли в ближайшую аптеку за масками. Оказывается, все эти почти полтора месяца Джой ни разу не выходила из дома, и встреча со мной была ее первым появлением на улице. Средств защиты у нее, соответственно, не имелось.

Джой купила с десяток масок, и мы отправились искать какой-нибудь работающий ресторан. Вскоре нашелся ченнайский «хотел» индийской – точнее, ченнайской – кухни с хорошим ассортиментом свежевыжатых соков, чем мы не преминули воспользоваться: на улице стояла жара, и у нас совершенно не было аппетита.

Само свидание походило скорее на собеседование, и Джой все время не покидало выражение вселенской скорби на лице. Впрочем, судя по фотографиям в ее профиле, это было ее перманентное состояние. Вдобавок ее пугала моя борода. Она очень хотела, чтобы я ее сбрил, если мы собираемся вступать в какие-либо отношения.

– Зачем она тебе?! – недоумевала Джой – Ты же не мусульманин какой-то!

– Это для моих выступлений с огнем. Так сказать, мой сценический образ.

– Но ты же сейчас со мной! Зачем она тебе сейчас?

Я не знал, что на это ответить, и не понимал, к чему она клонит. Уже во время второго нашего свидания стало понятно: ее волосы – это на самом деле парик, что весьма характерно для африканских модниц. Настоящие же волосы Джой были очень короткими: с темными отращенными корнями и обесцвеченным верхом, они вились мелкими кудряшками, словно каракуль, что смотрелось, на мой взгляд, гораздо эффектнее и милее, нежели парик.

Думаю, Джой предполагала, что для своих выступлений я мог бы использовать парик на подбородке – и во время второй нашей встречи она снова неоднократно сетовала, что я все еще не сбрил эту страшную бороду. Однако здравое зерно в ее словах все же было: мне показалась забавной идея сделать что-то вроде шиньона-косички и прикреплять его непосредственно перед выступлением к небольшой и удобной повседневной бородке.

На вторую встречу Джой позвала меня прямо к себе домой. Я, конечно же, опасался нигерийской банды, которая с нетерпением ждала моего появления с денежными мешками, но явился с положенным пятнадцатиминутным опозданием к ней в гости в шарджевскую «свечку». Это был один из многих жилых небоскребов-«человейников», выстроенных вдоль транспортных магистралей, которые в обычные дни напоминали тропинки муравьев, ползущих и замирающих в пробках вдоль Оманского залива.

На этот раз Джой встретила меня в маске – правда, в косметической. Да-да, и в халатике, будто мы были уже года три женаты. Это было так непосредственно и так необычно. И уж точно – неожиданно.

– Знаешь, я еще не завтракала и очень голодна. Пойду на кухню и приготовлю что-нибудь, а ты пока посиди здесь, посмотри телевизор. Ни в коем случае не выходи, так как тебя не должен видеть никто из моих соседей. Приводить гостей в дом строго запрещено, – сообщила мне Джой, после того как смыла крем с лица.

– Хорошо. Только на меня не готовь, пожалуйста. Я плотно пообедал час назад.

– Хорошо, – сказала она и ушла на кухню на... полтора часа. Я тем временем смотрел клипы всевозможного афробита по «ящику».

Вернулась Джой с двумя огромными тарелками, наполненными национальной нигерийской едой: курица, рис и жареные плантаны (специальный вид овощных бананов для жарки). Я, конечно, немного возмутился, ибо в желудке еще переваривался обед, а тут меня встретил такой плотный завтрак – но пришлось все съесть. К тому же было действительно вкусно и остро, как я люблю, хоть я и совсем не планировал так набивать свое пузо.

Когда мы расправились с завтраком, больше напоминавшим полноценный обед, уже было пора идти, чтобы незаметно для соседей выбраться из квартиры.

Это было очень странное пандемийное свидание, и все же Джой оставила о себе очень милое впечатление. С улыбкой вспоминаю об этой грустной девушке с западного побережья Африки. Было в ней нечто загадочное, несущее печальную тайну из далекого прошлого. Вряд ли мы когда-нибудь смогли бы образовать пару – уж очень мы были непохожи, как будто из разных миров, без каких-либо шансов зацепиться за струны души друг дружки.

Больше мы с Джой не виделись, отчасти из-за того, что вскоре я переехал в другой конец города к другому каучсерферу. Там снова ощущалась явная связь с Индией, будто Мата Бхарат – «мама Индия» – не хочет меня отпускать.

Мой очередной благодетель, Полтер, был настоящим американцем, родившимся, кажется, в Сингапуре и выросшим в Калифорнии. Человек с международной душой и родителями из двух лагерей противников (Индии и Пакистана), он жил в одном из престижных районов Дубая – JLT (Jumeirah Lake Tower), недалеко от популярного туристического местечка Марина.

Полтер приютил меня на несколько дней в своей уютной, не побоюсь этого слова, «лухари» квартире. Мы поочередно что-то готовили, иногда прогуливались вместе до моря или по району вокруг «озер». Днем Полтер работал в своей комнате, много общаясь (из-за двери доносились звуки телеконференции), а я постоянно читал, писал и занимался поиском новых вариантов жилья и сетевыми разборками с авиакомпаниями, которые отменили свои рейсы, но деньги возвращать не собирались.

В итоге я нашел на каучсерфинге всего один вариант ночлега – в Интернешнл-сити. Мне даже пришлось вступить в агрессивную переписку с поддержкой сервиса, так как их ограничения на количество запросов и сообщений ставили застрявших в разных странах путешественников в весьма неудобное положение.

Сервис и так практически не работал, потому что люди боялись заразиться «короной» и не принимали гостей, а тут еще дурацкие ограничения.

И снова Индия. Новый хост, Варун, был забавным юным пареньком из Ришикеша, где произошло, по существу, мое «заземление» в этой удивительной стране. Варун сразу же предупредил меня о том, что предлагает не совсем стандартный вариант размещения. Это оказался шеринг.

Шеринг представляет собой что-то вроде общежития. О нем уже упоминалось в эпизоде с нигерийкой Джой, хотя и совершенно неоправданно: Джой жила в прекрасных условиях. В Эмиратах шеринги нелегальны, и на входе приходится всевозможными способами избегать встречи с охраной. Впрочем, некоторые охранники лояльны и дружелюбны – это, конечно же, непальцы и индийцы.

В нашей двухкомнатной квартире, а точнее, студии с одной спальней, жили десять человек: в основном люди из Пенджаба, один паренек был из Лакхнау, а Варун, как я уже говорил, – из Ришикеша.

Мы спали на полу комнаты в двадцать квадратных метров, совмещенной с кухней, там же на полу и ели – все в лучших индийских традициях.

Ребята-сикхи готовили индийскую еду на всех: жарили чапати и параты, варили дал и рис, мариновали перцы и лаймы.

Несмотря на то что изначально я «вписывался» сюда как каучсерфер, об этом знали только мы с Варуном. Он зачем-то соврал сикхам, будто мы познакомились в Ришикеше, что было сложно проверить, так как это вполне могло быть правдой. Компания была готова принять меня абсолютно бесплатно на 4-5 дней, но, когда выяснилось, что моя очередная попытка улететь домой, в Белград, потерпела фиаско из-за уже привычной отмены рейса, я заплатил за месяц вперед 750 дирхам, или «дырок», как их здесь называют среди русской диаспоры (в пересчете – 15 000 рублей или около 200 евро). В эту сумму было включено абсолютно все: еда, вода, чай, фрукты и даже виски – за ужином мы выпивали по 150 грамм, чтобы сон был крепче и слаще.

Жизнь моя в этом милом «гетто» была как у Ганеши за пазухой (одного парнишку, того самого из Лакхнау – главного по кухне, – так и звали: Ганеш).

Мне даже не разрешали мыть за собой посуду, и к этому пришлось привыкать. Максимум, что я успевал, – сполоснуть стакан из-под чая или воды, после чего заботливые пенджабцы начинали приговаривать: «Ноу проблем! Ноу проблем!» – и просили оставить подобные рвения.

В Индии есть что-то вроде поговорки-лайфхака: если у тебя проблемы, обратись к человеку с бородой и тюрбаном на голове – cикхи всегда помогут, приютят и накормят. В Пенджабе можно жить и питаться при сикхских храмах совершенно бесплатно.

Перед закатом и на рассвете сикхи молились на алтарь с изображением Гуру Нанак Дэва, который, кстати говоря, почитаем также индуистами и мусульманами. Все эти ритуалы были для меня своеобразным развлечением, если можно так выразиться – погружением в культуру и быт отдельного штата, которые нес в себе эгрегор гастарбайтеров кластера «Испания» в Международном городе. В Индии в этот раз я не смог посетить Пенджаб, но видимо, судьба решила исправить эту несправедливость, и Пенджаб настиг меня в Эмиратах.

Сам по себе район International City разбит на кластеры, соответствующие разным народам и странам. Некоторые из них, скажем, Греция или Персия, имеют даже определенные архитектурные особенности, подчеркивающие их принадлежность и в то же время не лишенные китчевости: например, у греческих построек наблюдаются пилястры в классическом стиле и характерные для греческих базилик купола – эклектичненько, в общем. Однако большинство кластеров абсолютно идентичны, и во время прогулки картинка постоянно повторяется через каждые 100-200 метров, будь то квартал, посвященный Испании, Франции или Италии, – все вокруг одинаково.

Для вечерних прогулок я нашел незастроенный кластер, отмеченный на карте как «запрещенный город» и похожий на фрагмент пустыни внутри цивилизации, и такие же «недоделанные» озера, в которых местные «индийчики» ловят небольших карасей. Эти территории пользуются популярностью у любителей заниматься спортом на свежем воздухе, хотя и их там встречается не так уж много.

В последний день пребывания на Ближнем Востоке (а это как раз был день моего рождения) я сводил моих сикхов на эти озера, и они очень воодушевились увиденным. Главный из сикхов – Балбир – признался мне, что уже шесть лет живет в Дубае, а впервые приехал в Эмираты в 1996 году, но еще ни разу не был в этом замечательном месте.

Примерно три недели провел я в общежитии с индийцами в мире и согласии, прежде чем смог-таки вырваться из арабского плена.

Сербское посольство в Абу-Даби легкомысленно указало мне на коммерческие рейсы государственной авиакомпании (не будем называть ее имя, потому что подобным образом в те дни вели себя многие перевозчики), которая не гнушалась ничем, чтобы хоть как-то компенсировать свои убытки, вызванные ситуацией в мире. Компания выставляла на продажу билеты и через некоторое время отменяла рейс, не возвращая при этом денег – взамен выдавался ваучер на соответствующую сумму сроком на год. В сложившейся обстановке это выглядело как насмешка, и я начал буквально бомбить эту авиакомпанию негативными отзывами и плохими оценками, параллельно запустив процедуру чарджбэка (возврата денежных средств) в банке.

Так и протекали в духоте и однообразии мои дни: соцсети, чтение книг, работа над картинами и заметками, тренировки и небольшие прогулки по округе, ибо выбираться куда-то еще было очень далеко, да и особенно некуда – все было закрыто.

Но в один из таких обычных дней в темном царстве промелькнул луч света!

Мой сетевой друг Кирилл, с которым мы раньше никогда не виделись, объявился в ленте с геолокацией в Дубае. Я написал ему, мы договорились устроить авантюрную вылазку, и вот наступил назначенный день и час.

Мы тогда, правда, чуть не сдохли под адским арабским солнцем, поднимаясь обратно в гору с дикого пляжа, где, само собой, не преминули искупаться в чем мать родила (то есть совершили грех оголения, причем в священный месяц Рамадан, прошу заметить), но сполна расплатились с духами горы за все наши прегрешения, по неосторожности оставив там мою майку с принтом Ганеши, купленную в Варанаси, и Кирилловы новенькие кроссовки «найк», подошвы которых попросту расплавились во время подъема.

Около семи утра Кирилл заехал за мной на своем «туареге», и мы поехали в Хор-Факкан – город в составе эмирата Шарджа на побережье Оманского залива (сама территория, на которой находится городок, является, упрощенно говоря, анклавом внутри эмирата Фуджейра).

У нас было две задачи: подняться к башне Аль-Раби и на одноименный пик, а также искупаться.

Сначала нам преградила путь группа рабочих. Они пытались объяснить на смеси арабского, хинди и английского, что «туда» нельзя, и это было правдой – все подобные туристические объекты на тот момент закрылись для посещения. В итоге после непродолжительных поисков альтернативного пути мы решили договориться с представителями пролетариата. Строители согласились, сделав оговорку, что предупредили нас о запрете и наших возможных проблемах с полицией, и отпустили с миром в трекинг.

Мы поднялись на пик, потом спустились на площадку для молитвы и отдыха на одном из перевалов и увидели далеко внизу безлюдный, манящий лазурью и белым песком дикий пляж. Однако тропинки, ведущей к пляжу, не было – скорее всего, арабы обычно попадают на этот пляж на лодках или катерах. Немного пораскинув мозгами и оценив горный склон, мы приняли решение спускаться напрямик по кулуару, что оказалось совсем непросто.

Впрочем, оно того стоило. Мы искупались, немного отдохнули и двинулись в обратный путь, выбрав для этого другой кулуар, который Кирилл почему-то посчитал более легким для восхождения. Предположение Кирилла оказалось неверно, и к тому же перевал в этом месте был метров на пятьдесят выше. Последние шаги мы делали с невероятным усилием, открывая одно за другим очередные новые дыхания: тридцать третье, тридцать четвертое, тридцать пятое... И неудивительно, ведь начало нашего подъема пришлось ровно на полдень – время, когда, как известно, исчезают тени. Мы не смогли вдоволь отдохнуть на пляже по той причине, что там абсолютно не было места, которое укрыло бы от беспощадного солнца, а кристально чистая морская вода тоже не спасала от жгучего ультрафиолета. Тента, к сожалению, у нас не было – впрочем, как и приличных запасов пресной воды.

Наш поход походил на игру в живые шашлычки, бегающие по огромной раскаленной сковороде. Временами казалось, что мозг вот-вот расплавится и вытечет через уши.

Ко всему прочему, каждый шаг по каменному месиву был сопряжен с риском вызвать оползень и оказаться погребенным под острыми булыжниками. Но все-таки нас миновала такая участь, мы вернулись к машине и стали жадно, литр за литром поглощать жидкости – воду и целебный напиток с электролитами, – как вдруг Кирилл по-дружески пожурил меня:

– Пожалуйста, без такого откровенного палева, братишка! – сам он прятался в тот момент в багажнике «туарега».

– В смысле? – недоумевал я, тяжело дыша с полуторалитровой бутылкой в руке.

– Ну, Рамадан же! Нельзя ни пить, ни есть на улице до захода солнца. За это штраф и тюрьма!

Приплыли – никогда еще в жизни я не пил воду нелегально! Осознание этого факта сразу придало банальной окиси водорода какой-то особенный, приятный вкус, несмотря на то, что вода была теплой, как слегка остывший чай из самовара.

Нелегальность ситуации усугубляла нагота моего торса, который мы решили перед обратной дорогой прикрыть, обернув махровым полотенцем: запасной футболки в машине не оказалось.

Мы немного перекусили тем, что было у Кирилла, поискали работающий магазин – уж очень хотелось холодного сока, – но не нашли ни одного и, уставшие, но довольные, понеслись в сторону Дубая, любуясь песчаной поземкой на идеальном асфальтовом полотне и обмениваясь впечатлениями от трудного, но оттого не менее удивительного путешествия.

Дней за десять до моего отлета домой Варун познакомил меня со Светой из Беларуси, уже лет шесть проживающей в Эмиратах.

Какое же все-таки счастье – встречать на своем пути по-настоящему своих людей. У Гурджиева есть книга «Встречи с замечательными людьми». Я прочитал ее, когда застрял как-то на трое суток в аэропорту Шарм-эль-Шейха, и подарил девушке, имени которой уже не помню. Она работала в аэропорту и всячески помогала мне улететь в Москву, но стихийное бедствие в виде невероятного дождя не пустило меня тогда – рейсы отменили, и пришлось вернуться в Дахаб.

Света была простецкой, своей в доску, красной девицей, в холодильнике у которой всегда имелась водка, соленые огурцы и вареная телятина с лучком и черным хлебом. Такими, казалось бы, элементарными средствами ей удалось добавить немного почти семейного уюта в мою жизнь.

Ко дню моего рождения она купила российских конфет, фруктов, тортик, все это красиво оформила и презентовала нашей суровой компании, украсив своим присутствием сугубо мужскую вечеринку.

Сикхи с удовольствием приняли Свету в коллектив и даже, как мне показалось, были рады подчиняться ее приказам, которые она раздавала налево и направо, руководя процессом.

Было весело, мы выпили много водки, потом виски, в итоге я не помнил, как лег спать, но около пяти утра Ганеш заботливо разбудил меня, и Гульвиндер, еще один сикх из нашей квартиры, повез нас в аэропорт на рейс, который я все-таки с боем выхлопотал у государственной авиакомпании, получив моральную компенсацию в размере трехсот долларов. Их, правда, пришлось потратить на доплату за билет, но главное, я летел домой – в Сербию.

До последнего я боялся, что опять что-нибудь пойдет не так: отменят рейс, зафиксируют повышенную температуру и не пустят в самолет, но оказалось, что ее при входе в аэропорт никто даже не мерил.

И вот после шести часов полета я в Белграде, в той же квартире, что снимал до отъезда, и так счастливо оказавшейся опять в моем распоряжении, на той же улице рядом со знаменитой на всю Сербию пекарней «Трпкович», в которой вам при случае непременно стоит попробовать бурек с ветчиной и сыром – это невероятное лакомство.

Я иду по улице без маски (уже забыл, как это – ходить без намордника) и улыбаюсь всем и вся, несмотря на дождь, разливающийся серым зеркалом по асфальту бульвара короля Александра, и мое отражение в лужах спешит по делам, которые подбрасывает мне старая, но уже отчасти позабытая реальность балканской сказки. Лицо ласкает прохладный, лучше всяких кондиционеров, свежий воздух весеннего Белграда.

Я осознаю всем своим существом, что счастлив быть здесь и сейчас. Хочется кричать и смеяться, рассказать всем прохожим о том, что было со мной, объяснить, почему я так счастлив, сбежав, будто из тюрьмы, из ужасного полицейского государства, в котором закон может запретить даже пить воду.

Капли с неба залечивают все мои маленькие душевные порезы и царапины, нанесенные этим своеобразным незаслуженным тюремным сроком.

Впереди затаилось холодное лето 2020. Я не подозревал, что совсем скоро объявят очередной локдаун, начнутся протесты, революция, вторая волна эпидемии, что многие эмиратские сны, подобные тому кошмару о зомби, претворятся в жизнь. Все это пока не было известно ни мне, ни кому-либо еще.

Я шел навстречу новым откровениям, которые мне раз за разом подбрасывал эфир. Что же я вынес из странствия по пространствам Азии? Осознание этого настигло уже в Белграде, когда меня немного отпустили впечатления и эмоции от нескончаемого «трипа» и я получил ответы на все вопросы – вернее, просьбы к мирозданию приподнять хотя бы краешек завесы, скрывающей вселенскую кухню. Безусловно, никто не обязан соглашаться с тем, что я пишу в заключении – это лишь мое ощущение, вызванное одним из последних переживаний, которые сопутствовали написанию этой книги. Не поделиться с вами своим откровением просто не могу – это было бы нечестно по отношению и к вам, и ко мне.

Итак, наша душа не бессмертна, и никто никогда не возродится с душой, не продолжит непонятную эфемерную миссию, предначертанную для конкретной души. Все, что мы должны (вот глупое слово!) сделать, мы должны – или, лучше сказать, способны претворить в реальность – только в этом теле и с этой душой. Единственное «бессмертие», которое мы можем себе позволить, заключается в памяти людей, народа, человечества: разница лишь в масштабе, но и это неважно.

Важно то, что каждый из нас действительно является частичкой бога. Каждая человеческая (и не только) душа – это маленькая клеточка в теле мироздания, смертная, но заменяемая другой клеткой. Все вместе мы создаем единый божественный организм. Если наше тело и душа породят раковую клетку в теле бога – мы (а таких нездоровых «нас» сейчас много) убьем весь организм, убьем вселенную.

Однако мы также можем своими усилиями в этой нашей единственной жизни убрать часть раковой опухоли, полярно обратив ее клетки, а возможно, и полностью от нее избавиться – как знать... Нам не дано оценить наш вклад в божественное, да и нужно ли нам это знание?

Как бы то ни было, не стоит надеяться, что в следующей жизни вы сможете завершить ваше правое дело, если не закончили его в этом теле. Не сможете, но всегда сможет кто-то другой, если вы выполните все наилучшим образом, не откладывая дело до следующих несуществующих реинкарнаций и оставаясь счастливым в каждый нынешний момент. Не стоит унывать из-за неудачи в жизненной миссии – никто вас за это не накажет после смерти.

В конце жизненного пути мы отвечаем только перед самими собой, и никто, кроме вас самих, не сможет отправить вас в ад или рай – этот выбор остается за вами с самого рождения.

И тогда реальность раскрывается цветком лотоса, как в том старом анекдоте о двух гусеницах, когда одно насекомое говорит другому: «Никаких крыльев нет – ты просто умираешь, и все».

[Редактор:] Я бы предложила заключительную фразу или перестановку частей предложения, чтобы текст не заканчивался спорными цитируемыми словами «умираешь и все».

[Автор:] Я готов посмотреть. Но я намеренно в конце оставляю читателя один на один с темой смерти. Как бы вызываю его на этот диалог.

[Редактор:] Дело не в теме смерти – дело в том, что слова являются частью цитаты, нехорошо закрывать текст не своими словами. Если нечего больше добавить, пусть останется, но можно и что-нибудь наподобие «А есть ли смерть?» Вопросом завершить текст как раз уместно.

Перед эпилогом или «вместо эпилога» читатель невольно делает паузу. Слова, предшествовавшие этому, – финальные слова. Так что или «А есть ли смерть?», или оставляем как есть, что мне кажется не очень гладким, но спорить с автором я не хочу – автор есть автор.

[Автор:] А ты сам анекдот-то помнишь?:) Там одна гусеница другой это говорит. Можно процитировать точнее – я специально поставил «насекомое», чтобы было не так очевидно. «Смерть» в этой притче – вовсе и не смерть, а перерождение в бабочку, но в чем технически оно заключается — мы не знаем. А сама книга – это личные попытки автора задавать вопросы самому себе и тщетные потуги иногда на них отвечать. А чего вы хотели от книги с названием «19/20. Роман-путеводитель»?

Вместо эпилога

Когда-нибудь все сложное отвалится,

Отпарится, отчешется и отпадет

Ненадобность по ком-то маяться,

Внедряясь в общих чувств водоворот.

Когда-нибудь постигнет и простое

Стук сердца, шелест мысленных узлов.

Разложится все бывшее в застое

Бессмысленностью поминальных слов.

Храм Акшардам

Правительство Индии

Песчаные пляжи на Ганге рядом с Рам-Джулой

Лакшман-Джула на закате

Ришикеш с горы над Тапованом

«Белый» Шива в Ришикеше

Ашрам «Битлз»

Развлечения в Ришикеше

Живность в пути — очковая кобра

Виды в пути до Будха Кедара

Будха Кедар

Храм Будха Кедара

Баба Джи

Гималайские заросли

Совместный труд

Деревенские жители

Храм Лотос в Нью-Дели

Shree Adya Katyayani Shaktipeeth Mandir

В поезде Дели — Агра

Ред Форт в Агре

Тадж-Махал

Ред-Тадж в Агре

Чини-Ка-Рауза

Индийская свадьба

Жених и невеста

Лакхнау. Бара Имамбара

Лакхнау

Аарти в Варанаси

Кремация в Варанаси

Маникарника-Гхат

Аарти

Озеро Пхева

Вид с Сарангкота

Жилище Кришны. Кухня.

Вид с Сарангкота

World Peace Pagoda

Храм на «треке» до Панчасе

Вид с Панчасе на Гималаи

Аннапурна

Непальская семья

Утро на вершине Панчасе

Катманду. Патан Дурбар

Боднатх Ступа в Катманду

Катманду. Свойамбу Ступа

Катманду. Пашупатинатх

Террасы

Маленькая Сусана

Фермерские будни

Чайные плантации

В деревне Саураха

Национальный парк Читван

Цветок лотоса

Пляж недалеко от Варкалы

Храм в Сучиндраме

Каньякумари. Монумент Тируваллувар

Форт Коччи

Форт Коччи

Статуя Шивы в Мурдешваре

Paradise Beach

Храм Маликарджуна

Сансет-маркет в «Арамбольске»

Арамболь

«Пациенты Гоа Клиник»

На «Парадайз-бич» в Махараштре

Старый Гоа

И снова португальское наследие

Палолем

Банаваси

По пути в Хампи

Хампи

Храмовые комплексы в Хампи

Закат на холме Анджанадри

Каменная колесница в храме Виттала

Река Тунгабхадра

Бадами

Бадами

Водохранилище Ренукасагар

Водопад Сурла

Ворота Индии в Мумбаи

Главный вокзал в Мумбаи

Дубаи

«Зубы» небоскребов

Дубаи. Марина

Хор-Факкан