1937 год (сентябрь 2007)

IV.

В разладе с женой Алексей теперь винит себя.

- Это ж тоже ментовская система: все с бабами шляются, ну и я шлялся. Алевтина страдала, а я этого тогда не понимал. Сейчас (год, может быть, назад) я перед ней покаялся, мы помирились, и с ребятами я снова начал общаться. Можно сказать, только теперь по-настоящему себя отцом почувствовал. Только теперь, когда одному двадцать четыре, а другому двадцать пять. А когда мы вместе жили, я про них ничего не знал, не знал даже, что они из дому однажды убегали, не хотели в семье жить. Это мне Алевтина рассказала. А сама она живет с другим мужиком, но они меня иногда к себе пускают, то чаю попить, а то и заночевать, если в лесу совсем уж холодно. Я ее спрашиваю: может, он тебя обижает, может, прогнать его или просто проучить? Но она говорит, что все нормально. А я все эти годы без женщин. Может быть, в конце концов с кем-нибудь и сойдусь, но пока мне и одному хорошо. А женщина мешает с природой в гармонии быть.

Гармония с природой началась не сразу. Первые две зимы Алексей жил в вырытой им на своем участке землянке. Ловил рыбу, но с переменным успехом, и когда несколько дней подряд не было еды, случались голодные обмороки.

- Интересное ощущение: идешь, идешь, а потом ничего не помнишь и в себя приходишь, только когда тебя снегом начинает заметать. Страшное было время. В тот год метели были сильные, так даже кастрюли, которые я с собой привез, замело, я их только весной нашел, уху варить было не в чем. Пару раз хотел повеситься, но не решился все-таки. В первую весну посадил рожь, думал, хлебом себя обеспечу, но дальше каши дело не пошло. Оказывается, хлеб самому печь - это особое умение нужно, у меня его нет. Кроликов разводил, но их всех лисы передавили. Я с лисами здорово воевал, четверых убил, а кроликов не спас. Потом освоился, избушку построил, яблони посадил. Просто раньше у меня веры не было, а потом появилась.

Алексей говорит о вере, но он не сектант. У себя в лесу, говорит, хочет построить Божье Царство, - и в этом состоит главное его разногласие с батюшкой, с которым они, конечно, дружат, но всегда спорят, потому что православие Лебедев считает обманом. Сам себя он называет толстовцем, но не потому, что читал Толстого, а потому, что считает себя на него похожим: «Тоже босиком хожу и тоже сам все делаю».