1937 год (сентябрь 2007)

II.

Пока бригада сытно обедала, вышедшая из дома вслед за Иосифом женщина побродила по центру Москвы, вернулась на Моховую, постояла несколько минут в раздумчивости, чтоб принять верное решение, и медленно пошла по Тверской. У высокого дома в Гнездниковском остановилась и долго стояла. Набралась мужества, поднялась на третий этаж и позвонила. Дверь сразу открыл по-военному одетый мужчина, словно он - в три часа утра - ожидал прихода этой женщины, мягкого, ненавязчивого обаяния которой не могли скрыть ни темнота, ни одежда.

- Товарищ Генрих! Приношу извинения: я, кажется, разбудила вас.

- Отнюдь нет, товарищ Надежда, - любезно ответствовал хозяин квартиры, невольно оглядев себя в зеркале. Все на нем было ладно - гимнастерка, бриджи, сапоги, прочая амуниция. - Позвольте, я помогу вам… - Он поспособствовал гостье снять пальто. - Я весь внимание. Прошу в мой кабинет.

Товарищу Надежде был предложен мягкий стул. Она нервно закурила, папироса дрожала в ее тонких пальцах.

- Хочу задать вам прямой, как коммунист коммунисту, вопрос: это вы ведь осуществляете наблюдение и контроль за безопасностью членов ЦК и правительства?

Страдание выражало лицо человека с ромбами в петлицах.

- Не обижайте меня, товарищ Надежда! Какой, пардон, то есть извините, контроль? Какая безопасность? Ведь контроль и наблюдение - это запрещенные законом и социалистической моралью вторжения в частную жизнь советского гражданина! Да и… Ничто ведь не угрожает жизни членов ЦК! И никто! Сам народ стоит на страже их.

- Я знаю и понимаю это, товарищ Генрих. Но и вам надо понять меня. Под наблюдением я понимаю нечто иное. Я, - замялась товарищ Надежда, - женщина, и во мне еще бродят презренные мелкобуржуазные страстишки. И я, признаюсь в этом с горечью, я… я начинаю испытывать ревность. - Вся в стыду, товарищ Надежда опустила голову. - Да, ревность, как это ни странно, и я готова перед партийной организацией, перед всем народом понести ответственность за наличие в себе этого позорного чувства. Но не перед мужем. Он очень вспыльчив. Вам ведь известно, кто он. И я обязана сказать вам, что…

Товарищ Генрих почтительно наклонил голову, давая тем самым согласие выслушать горькую, но так необходимую большевику правду.

Воцарилась гнетущая тишина. Большие грустные глаза товарища Надежды в упор смотрели на товарища Генриха.

- Дело в том, - скорбно вымолвила она, - что мой муж по ночам… - голос ее совсем ослабел, - уходит из дому.

- Куда? - подался вперед товарищ Генрих.

- На Курский вокзал, - прошептала товарищ Надежда и потупила взор.

- А какой поезд он там встречает? - вкрадчиво осведомился товарищ Генрих. - И кого он ждет на перроне?

- Он… он… - замялась Надежда. - Он там работает грузчиком!

Ошеломленный товарищ Генрих откинулся в кресле. Но вскоре пришел в себя.

- Успокойтесь, товарищ Надежда. Ничего мелкобуржуазного в ваших опасениях нет, но ревность в данном случае неоправданна. Многие члены ЦК и правительства в свободное от непосредственных занятий время трудятся на производстве. Киров, к примеру, по ночам запускает токарный станок в мастерской трамвайного депо. Емельян Ярославский по субботам чистит в синагоге нужник. Но я услышал что-то о ревности…

- Да! - призналась товарищ Надежда, густо покраснев. - Дело в том, что… - Она боролась с собой. - В том дело, что… На том же вокзале работает грузчицей одна солистка Большого театра - в порядке укрепления смычки между рабочим классом и мастерами культуры, и она способна… Кроме того, там же помогают разгружать уголь балерины того же театра…

Товарищ Генрих был государственным деятелем, он смотрел в глубь явления, в корни его.

- А какова зарплата грузчиков?

- Они получают не хуже колхозников - восемьсот рублей в месяц, не меньше. А муж мой, во главе государства стоящий, двести пятьдесят, сам себе такой оклад выдумал. Я понимаю, конечно, что восемьсот рублей плюс двести пятьдесят - вполне хватает на нашу семью, трое детей все-таки.

- А сколько получают балерины за выгрузку угля?

Товарищ Надежда в горестном недоумении вздохнула.

- Точно не знаю, но одно могу утверждать: им сверх тарифа за что-то приплачивают. Товарищ Генрих, вы влиятельный большевик. Не можете ли вы подсказать кое-кому - надо рабочим урезать зарплату, чтоб не было соблазна… Вы понимаете, о чем я говорю?

- Понимаю, понимаю… - Удрученный товарищ Генрих погрузился в раздумья. Продолжил не сразу. - Если б знали вы, с какой светлой грустью вспоминаю я детство и юность свою. Отцу-аптекарю помогал толочь порошки в ступе, бедным помогал, иногда бесплатно отпуская лекарства… Да что там говорить… Товарищ Надежда! - Голос его окреп. - Аппарат у меня малюсенький, людей нет, и за синагогой смотреть, и за депо, и за вокзалом - да тут разбросаешься. Давайте так: как только ночью муж ваш покинет дом - вы сразу мне позвоните. Да вообще звоните, мало ли что, балерины путаются под ногами, солистки разные… Только не звоните из Кремля, лучше из автомата на Ильинке, деньги на телефон я выделю вам и дам под расписку. Договорились?