Очевидно, что военная партия никогда не достигла бы таких успехов, если бы у неё не было влиятельных союзников в политическом руководстве. И, как представляется, таким союзником выступал Молотов, бывший в 30-х годах «коммунистом номер два» и несомненным преемником Сталина. Принято считать, что Молотов во всём послушно следовал за Сталиным, но это опять-таки штамп. У Вячеслава Михайловича были все основания для недовольства «обожаемым» вождём.
«Документы свидетельствуют о том, что в конце 30-х годов Сталин оказывал на Молотова более заметное давление и по служебной линии, неоднократно делая ему выговоры по поводу тех или иных решений Совнаркома, — отмечает О.В. Хлевнюк. — Например, 28 января 1937 г. Молотов обратился в Политбюро с просьбой об утверждении дополнительных капитальных вложений для НКВД. — Сталин откликнулся на это резкой резолюцией: «т. Молотову. Почему нельзя было предусмотреть это дело при рассмотрении титульных списков? Прозевали? Надо обсудить в ПБ» (Хлевнюк О.В. «Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы»).
В октябре 1937 года Молотов предлагает членам Политбюро утвердить дополнительные капиталовложения для некоторых предприятий химической промышленности. И на это предложение вновь следует весьма жёсткая реакция Сталина, который наложил на письме Молотова такую резолюцию: «Т. Чубарю. Кем составлена эта записка? Кто проверял цифры? Трудно голосовать за предложение т. Молотова». Хлевнюк обращает внимание на то, что вождь обращается к В.Я. Чубарю, зампредседателя Совнаркома, через голову самого председателя (Молотова). И это уже может быть расценено как показатель некоторого политического недоверия.
Ну и уж совсем показательна история, произошедшая во время работы XVIII съезда ВКП(б). Молотов выступил на нём с докладом об очередном пятилетнем плане развития народного хозяйства. На следующий же день после доклада Политбюро принимает резкое постановление: «1) Признать неправильным, что т. Молотов в своём докладе… не остановился на итогах дискуссии и на анализе основных поправок и дополнений к тезисам. 2) Предложить т. Молотову исправить это положение».
О чём это может свидетельствовать? Только о том, что Молотов не согласовал какую-то часть своего доклада со Сталиным и другими членами Политбюро. Если бы всё было согласовано, то зачем нужно было принимать столь жёсткую резолюцию?
Судя по всему, Сталин опасался чрезмерного усиление Молотова, который возглавлял правительство аж с 1930 года. Он понимал, что руководитель, занимающий высокий пост в течение очень долгого времени, неизбежно «бронзовеет» и начинает рассматривать возглавляемое им ведомство как некую вотчину. А правительство было «ведомством» первостатейным.
Причём, что характерно, Молотов умел проявлять независимость, не боялся спорить со Сталиным и отстаивать свою точку зрения. Вот что вспоминает Жуков: «Участвуя много раз при обсуждении ряда вопросов у Сталина в присутствии его ближайшего окружения, я имел возможность видеть споры и препирательства, видеть упорство, проявляемое в некоторых вопросах, в особенности Молотовым; порой дело доходило до того, что Сталин повышал голос и даже выходил из себя, а Молотов, улыбаясь, вставал из-за стола и оставался при своей точке зрения».
Хрущёв великолепно дополняет Жукова, говоря о Молотове так: «Он производил на меня в те времена впечатление человека независимого, самостоятельно рассуждающего, имел свои суждения по тому или иному вопросу, высказывался и говорил Сталину всё, что думает».
Сталин таких людей поощрял и ценил, о чём есть множество свидетельств современников.
Бывший при Сталине министром сельского хозяйства И.А. Бенедиктов вспоминает: «Мы, хозяйственные руководители, знали твёрдо: за то, что возразили «самому», наказания не будет, разве лишь его мелкое недовольство, быстро забываемое, а если окажешься прав, то выше станет твой авторитет в его глазах. А вот если не скажешь правду, промолчишь ради личного спокойствия, а потом всё это выяснится, тут уж доверие Сталина наверняка потеряешь, и безвозвратно».
Сталинский нарком вооружений Д.Ф. Устинов отмечает, что «при всей своей властности, суровости, я бы даже сказал жёсткости, он живо откликался на проявление разумной инициативы, самостоятельности, ценил независимость суждений».
А Н. Байбаков писал о вожде следующее: «Заметив чьё-нибудь дарование, присматривался к нему — каков сам человек, если трус — не годится, если дерзновенный — нужен… Я лично убедился во многих случаях, что, наоборот, Сталин уважал смелых и прямых людей, тех, кто мог говорить с ним обо всём, что лежит на душе, честно и прямо».
Уже после смерти Сталина и разгрома «антипартийной» группы, находясь в опале, Молотов не боялся писать «наверх» записки, в которых высказывал свои взгляды на политику руководства. А с политикой этой он был категорически не согласен. Вот отрывок из его тезисов «Об экономических основах социалистического общества в области экономики»: «…Особенно после XX съезда КПСС руководство партии, когда первым секретарём ЦК КПСС был Н.С. Хрущёв, и также в последующее время взяло курс не на преодоление товарно-денежных отношений, а, наоборот, на сохранение и, больше того, на дальнейшее развитие и углубление роли товарно-денежных отношений в СССР. Тем самым фактически был произведён определённый поворот в экономической политике партии, хотя прямо об этом нигде не сказано. Этот поворот заключается в следующем: в то время как партия всегда исходила из принципиального марксистско-ленинского положения, что в социалистическом обществе «производители не обменивают своих продуктов» и, следовательно, всегда признавала несовместимость развитого социализма и товарно-денежных отношений, теперь стали выдвигать другую установку, будто товарно-денежные отношения должны существовать в течение всего периода социализма. Нет никаких оснований замалчивать, что эта новая для партии установка противоречит основным принципам научного социализма» (В.А. Попов. «Советские лидеры об экономических проблемах социализма». Прил. док. № 2). То есть в отличие от других членов разгромленной антипартийной группы Молотов не сдавался и продолжал отстаивать свою точку зрения.
Сталин уважал Молотова за его деловые качества и твёрдость характера. Поэтому смещать его и тем более репрессировать Сталин не хотел — Вячеслав Михайлович был опытным и талантливым управленцем. Кроме того, смещение Молотова привело бы к резкому обострению внутрипартийной борьбы и означало бы новый виток репрессий — причём на политическом Олимпе. Поэтому вождь прибегнул к аппаратному манёвру. В мае 1939 года он назначил Молотова наркомом иностранных дел вместо Литвинова — при сохранении за ним поста главы советского правительства. Тем самым Сталин убивал двух зайцев. Во-первых, он сместил прозападно настроенного Литвинова, ориентировавшегося на Англию, Францию и США. А во-вторых, ослаблял контроль Молотова над Совнаркомом. Казалось бы, позиции последнего только укрепились. Но на самом же деле Молотову было очень трудно сохранять контроль над обеими ключевыми госструктурами — СНК и НКИД. Слишком уж много времени отнимала работа во внешнеполитическом ведомстве. В результате Молотов частично потерял своё влияние в Совнаркоме, где на первые роли выдвинулись А.И. Микоян (по линии Экономического совета СНК) и Н.А. Вознесенский (по линии Комитета обороны СНК). Последний пользовался всяческим расположением Сталина, активно продвигавшего наверх молодые и перспективные кадры, не связанные даже и с наследием 20-х — не говоря уж о временах троцкизма-ленинизма. Судя по всему, Вознесенский был сторонником широкомасштабной экономической реформы, подразумевающей ослабление административных рычагов и переход на хозрасчёт.
Новый кадровый «расклад» не мог устраивать Молотова, которому вовсе не «светило» завершить свою карьеру наркомом. Начиная с 1940 года и вплоть до августа 1941 года он пытается восстановить свои позиции.
Отчасти это ему удалось в марте 1940 года — как раз тогда, когда ослабли позиции Сталина, потерпевшего неудачу в «зимней войне» с Финляндией. Усиление клана Тимошенко — Будённого создало очень выгодные условия для молотовского реванша. Вот почему в марте происходит серьёзная реорганизация правительства, в ходе которой Молотов восстанавливает свой контроль над специализированными структурами в СНК.
Далее следует череда аппаратных манёвров, так или иначе менявших расстановку сил в руководстве. (Они весьма подробно описаны и проанализированы в книге Ю.Н. Жукова «Сталин: тайны власти».) И, наконец, 4 мая 1941 года Сталин наносит мощнейший удар по своему старому соратнику. Он сам становится председателем Совнаркома СССР. При этом вторым секретарём ЦК ВКП(б) вождь делает А.А. Жданова — русофила, также бывшего сторонником решительных преобразований. Жданов выступал за то, чтобы максимально сосредоточить партию на идеологической работе, сведя в то же время до минимума её административное вмешательство. Уже после войны он, по заданию Сталина, подготовил проект новой программы ВКП(б), которую планировали принять на партийном съезде в 1947 году. Проект предусматривал осуществление целого комплекса мер, призванных радикально преобразовать жизнь в стране. Предполагалось включить в управление СССР всех его граждан (само управление планировалось постепенно свести к регулированию хозяйственной жизни). Все они должны были по очереди выполнять государственные функции (одновременно не прекращая трудиться в собственной профессиональной сфере). По мысли разработчиков проекта, любая государственная должность в СССР могла быть только выборной, причём следовало проводить всенародное голосование по всем важнейшим вопросам политики, экономики, культуры и быта. Гражданам и общественным организациям планировалось предоставить право непосредственного запроса в Верховный Совет.
В 1947 году съезд так и не состоялся, а реформы были отложены. Но из содержания проекта хорошо видно желание руководства изменить строй в СССР.
Судя по всему, это желание было присуще сталинской группе ещё до войны. В мае 1941 года утверждается нечто вроде триумвирата «Сталин — Жданов — Вознесенский», который возвышался над старой сталинской гвардией и явно был нацелен на осуществление широкомасштабных реформ.
Не обошлось здесь и без «германского вопроса». Немецкий посол в СССР В. Шуленбург сообщал (трижды за месяц май) в Министерство иностранных дел Германии — Сталин возглавил правительство для того, чтобы преодолеть ошибочный курс Молотова в отношении Германии. По мнению Шуленбурга, который выступал за сближение с Россией, Сталин будет придерживаться совершенно иного, дружественного курса. И перед рейхом встаёт выбор — либо пойти навстречу Сталину, либо вступить в конфронтацию с СССР, которая закончится мобилизацией всех советских сил вокруг авторитетнейшей фигуры вождя Союза. Донесения Шуленбурга были положены под сукно статс-секретарём Министерства иностранных дел Германии Э. Вайцзеккером, и так не попали на стол к высшим руководителям рейха. Проанглийская партия, как огня опасавшаяся сближения двух «недемократических» государств, работала весьма эффективно.
К слову, «подсуконной» тактикой пользовался и сам Шуленбург. Так, он придержал ноту Риббентропа от 3 сентября 1940 года, которая отличалась крайней степенью жёсткости. Через некоторое время министр иностранных дел Германии направил гораздо более мягкое послание. Воистину, усилия немецкого посла по сохранению нормальных отношений между СССР и Германией ещё предстоит изучить и оценить в полной мере.
И вот ещё очень важный момент. Шуленбург писал о смещении Молотова с поста премьера следующее: «Это изменение объяснено перегруженностью Молотова работой, но на самом деле означает реальное падение его авторитета… Сосредоточение всей власти в руках Сталина означает повышение авторитета правительства в СССР и новое возвышение Сталина, которое, очевидно, полагает, что в ситуации, которую он считает серьёзной, он лично должен взять на себя полную ответственность за судьбу Советского Союза».