1939: последние недели мира. Как была развязана империалистами вторая мировая война.

Секретное досье Шушнига

В кабинете канцлера Австрии прямо перед рабочим Шушнига столом постоянно находился как молчаливый свидетель бюст его предшественника на этом посту Дольфуса. Он каждый день возвращал мысли канцлера к трагическим событиям недавнего прошлого, напоминая о том, насколько непрочным и опасным было его собственное положение, усиливая тревогу, которая не оставляла ни днем, ни ночью…

25 июля 1934 г. полторы сотни местных нацистов, фактически гитлеровских агентов, переодетых в форму солдат регулярной австрийской армии, быстро обезоружили охрану и ворвались во дворец Бальхаузпляц – резиденцию главы правительства. Узнав за несколько минут до этого о путче, Дольфус вместе с ближайшими сотрудниками попытался бежать. Еще во дворце они наткнулись на группу вооруженных нацистов. Двумя выстрелами в упор Дольфус был смертельно ранен. Истекавшего кровью, его перенесли в рабочий кабинет и положили на диван. Рядом поставили стул с чистым листом бумаги – убийцы требовали «добровольного» отречения от поста канцлера в пользу гитлеровского ставленника Ринтелена.

В Байрете, в оперном театре, в тот вечер давали вагнеровского «Рейнгольда». Гитлер сидел в ложе, подавшись вперед и чуть покачиваясь в такт музыке. Каждые несколько минут адъютанты Шауб и Брюкнер бесшумно появлялись за его спиной и на ухо сообщали сведения, поступавшие из Вены. Гитлер хвалил артистов и улыбался зрителям.

«Фюрер» слыл увлеченным поклонником великого немецкого композитора. Кто хочет понять национал-социалистскую Германию, говаривал он, тот должен знать Вагнера. Древнегерманские мифы, тонко фальсифицированные применительно к идеям «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес!»[1] и облеченные в форму музыкальной драмы, использовались гитлеровцами как одно из важных средств пропаганды лженаучной концепции «превосходства германской расы», насаждения культа насилия и господства. Город Байрет, где некогда творил Вагнер, был превращен в новую Мекку, куда регулярно наведывался Гитлер, а следом и знать третьего рейха.

Дольфус умер через несколько часов… В театре опущен занавес. Огни люстр многократно отражаются в бриллиантовых колье я тяжелых перстнях партера. Гитлер аплодирует исполнителям – и в Байрете и в Вене. Зал рукоплещет.

«После окончания спектакля, – отмечает в своих мемуарах жена сына Вагнера, Фридланд, находившаяся в соседней ложе, – фюрер был необычайно возбужден… На него страшно было смотреть. Хотя ему не удавалось скрыть восторг на своем лице, он, как обычно, с тщательностью заказал обед в ресторане. „Мне следует остаться на час и показаться людям, – сказал он, – а то могут подумать, что я каким-либо образом причастен к этому“.

На этот раз гитлеровцам не удалось осуществить аншлюс Австрии. Италия выдвинула свои войска на Бреннерский перевал, нацистский путч был подавлен. Гитлеру пришлось бить отбой.

Срочно была отменена публикация сообщения, подготовленного германо-фашистским агентством печати ДНБ, где не скрывалось удовлетворение по поводу случившегося и предсказывалось создание в скором времени «Великой Германии». Вместо него на следующий день напечатали официальное заявление с выражением соболезнования в связи с «варварским убийством» австрийского канцлера.

Ликование сменилось у Гитлера страхом: «Это может стать вторым Сараевым!» Как преодолеть опасный кризис, пока Германия не готова к войне? И он спешит продемонстрировать свои миролюбивые намерения. «В той мере, в какой это зависит от Германии, войны не будет, – говорит „фюрер“ корреспонденту английской газеты „Дэйли мэйл“, услужливо предоставившей свои страницы для публикации интервью с фашистским диктатором. – Германия лучше, чем кто-либо другой, представляет себе, как велико зло, которое причиняет война… Мы убеждены, что проблемы Германии не могут быть разрешены войной».

Шушнигу в наследство от Дольфуса досталось кресло канцлера, сложная обстановка в стране[2] и секретное досье, постоянно хранившееся в бронированном сейфе. Во второй половине 1937 г. в Вене стало известно, что фашистский рейх снова готовит аншлюс, а Англия и Франция, не только поощрявшие агрессоров, но и вступившие на путь прямого сговора с ними за счет третьих стран, отказали Австрии в поддержке. Тогда-то и было извлечено из сейфа досье. С документов сняли копии и доверительно вручили их Муссолини, с которым Дольфус поддерживал тесные связи. Как и предполагалось, «дуче» не замедлил переслать материалы Гитлеру, ибо мало был заинтересован в поглощении Австрии Германией. Одновременно через Рим «фюреру» дали понять, что при определенных обстоятельствах подлинники могут быть преданы широкой огласке австрийским правительством.

Когда досье положили на стол, Гитлер на мгновение оцепенел, а затем пришел в ярость. Документы, которые венская полиция так настойчиво собирала на протяжении многих лет, в крайне невыгодном свете представляли персону бывшего австрийского подданного Адольфа Гитлера. Свидетельства о браках, о рождениях и смерти, о перемене фамилии, о месте проживания и роде деятельности близких и дальних родственников, многие другие материалы в деталях представляли его родословную вплоть до времен императора Франца-Иосифа, службу в армии в годы первой мировой войны и некоторые моменты личной жизни, о коих в третьем рейхе никто не знал или не смел вспоминать. Здесь были, в частности, протоколы полиции и свидетельские показания, относящиеся к трагической истории Гели Раубаль, бывшей возлюбленной «фюрера». Однажды ее нашли мертвой от огнестрельного ранения, согласно официальной версии, якобы совершившей самоубийство.

Другой сенсацией была подборка документов, которые сумел некогда разыскать генерал Шлейхер, последний канцлер Веймарской республики. Слухи о существовании данного досье доходили до Гитлера еще в 1932 г., и именно это, по-видимому, послужило причиной включения Шлейхера в «рейхслист» – список лиц, которые были умерщвлены во время «ночи длинных ножей» 30 июня 1934 г. Незадолго до гибели Шлейхер успел переслать копии документов Дольфусу. В свое время недолговечный канцлер заинтересовался, каким образом простой ефрейтор смог получить высшую военную награду кайзеровской Германии – Железный крест I степени. По утверждению нацистской пропаганды, Гитлер провел четыре года в окопах и был награжден за проявленную им воинскую доблесть. Как установил Шлейхер, в официально опубликованном списке награжденных в полку, где служил Гитлер, это имя не значилось. Из документов, находившихся в досье, явствовало, что Гитлер был лишь денщиком ротного командира, исполнял обязанности посыльного, а посему ни дня не провел в окопах. Ни о каком «Железном кресте», таким образом, не могло быть и речи. Дальнейшие поиски позволили установить, что «награду» он получил жульническим путем спустя несколько лет после окончания войны, в дни «пивного путча» в Мюнхене в 1923 г., из рук генерала Людендорфа, принимавшего участие в этой авантюре.

Публикация подобных документов, несомненно, вызвала бы шумный скандал. «Фюрер» приходил в бешенство при этой мысли. Неожиданно возникшее препятствие на пути «разрешения» австрийского вопроса было тем более досадным, что как раз в то время, осенью 1937 г., английское и французское правительства в доверительных заявлениях, сделанных за спиной общественности, совершенно недвусмысленно дали понять, что экспансия фашистского рейха на восток не встретит их противодействия. В условиях все более надвигавшейся угрозы мировой войны западные державы спешили «перевести игру» и направить «динамизм» гитлеровской Германии против Советского Союза. Ради этого они с хладнокровным цинизмом были готовы принести в жертву своих союзников в Центральной и Восточной Европе, используя их в качестве разменной монеты при подготовке задуманной сделки с Гитлером. В ноябре 1937 г. посетил «фюрера» в его резиденции в Оберзальцберге, в Баварских Альпах, лорд Галифакс, член кабинета Н. Чемберлена и глава клана английских «умиротворителей». Касаясь нацистских притязаний на Австрию, Чехословакию и Данциг[3], высокопоставленный лорд выразил согласие британского правительства с подобными «изменениями европейского порядка», оговорив лишь желательность того, чтобы они были осуществлены не с барабанным боем и выстрелами из пушек (что поставило бы государственных мужей Англии в слишком деликатное положение), а путем «мирной эволюции». Аналогичную позицию занял и французский премьер Шотан, принявший у себя на квартире, дабы не привлекать посторонних взглядов, секретного гитлеровского эмиссара фон Папена, прибывшего в Париж инкогнито.

Что касается Муссолини, столь резко выступившего против аншлюса в 1934 г., то за истекшие три года его позиция сильно изменилась. Италия стала партнером Германии по «оси»[4]. Кровавая авантюра против Эфиопии и участие в интервенции в поддержку Франко в Испании настолько подорвали итальянскую экономику и финансы, что мечтать о проведении сколько-нибудь самостоятельной политики в Центральной Европе «дуче» уже не мог. В мае 1937 г., когда Геринг посетил Рим и напрямик сообщил, что нацистский рейх намеревается прибрать к рукам Австрию, Муссолини пришлось молча проглотить пилюлю. «Италии надоело защищать независимость Австрии», – пояснил он позже.

Таким образом, путь на Вену был открыт гитлеровцам. И хотя Германия далеко еще не была готова для того, чтобы позволить себе риск вовлечения в настоящую войну, «фюрер» решил воспользоваться исключительно благоприятной международной обстановкой. Но как быть с проклятым досье, которым шантажирует Шушниг? И он поручает Гейдриху, начальнику Службы безопасности (СД)[5], любой ценой выкрасть и доставить ему досье.

Гейдрих, обычно предпочитавший действовать в тени, дабы не привлекать к себе внимания, являлся одной из наиболее мрачных и характерных для гитлеровской верхушки фигур. Несмотря на то что вторым лицом после «фюрера», а в случае его смерти преемником официально считался Геринг, многие полагали, что более подходящая фигура – Гейдрих.

В облике шефа СД, походившего с первого взгляда на прусского аристократа, проскальзывало что-то очень напоминавшее зверя, отталкивавшее даже ближайших сотрудников, – не случайно за спиной его называли «самым умным из хищников».

Отличаясь редким цинизмом и необычайной жестокостью, Гейдрих обладал ненасытной жаждой власти и ради достижения своих целей готов был пойти на любое преступление. Изощренный интриган, он ловко использовал «рейхсфюрера СС» Гиммлера, правой рукой которого считался, не только для быстрых успехов в своей карьере, но и для постепенного осуществления тайного замысла – незаметно превратить подчиненный ему аппарат СД в могущественную и разветвленную организацию, способную в подходящую минуту поставить всю страну под его личный контроль.

Излюбленным политическим оружием Гейдриха был шантаж. Тщательно разыскивая и накапливая в своих сейфах свидетельства неблаговидного прошлого членов правящей нацистской элиты – у каждого из них была «богатая» биография, – он сосредоточил в своих руках необычайную власть, одно упоминание его имени внушало глубокую тревогу. Гиммлер, всегда выказывавший ему дружеское расположение, в действительности смертельно ненавидел своего коллегу и жил в постоянном страхе, что «правая рука», оплетя интригами, легко может придушить его.

Не остановился Гейдрих и перед опасностью сбора компрометирующих материалов в отношении персоны самого «фюрера», перерыв с этой целью полицейские архивы Мюнхена 20 – начала 30-х годов, а также выведав с помощью находившихся в его распоряжении средств интересующие данные у людей, близких к Гитлеру в те годы. Помимо сведений о Гели Раубаль в отдельном досье хранилась подборка еще более деликатного характера – медицинские заключения, связанные с заболеванием, которое не принято упоминать в салонах. В 1942 г., после казни чехословацкими патриотами —участниками движения Сопротивления Гейдриха, бывшего «протектором» Чехии и Моравии, это досье бесследно исчезло[6].

Еще в первые дни захвата власти гитлеровцами Гейдрих поспешил доказать свою «преданность» новому рейхсканцлеру. Направленный на конференцию по разоружению в Женеву в качестве члена делегации, а в действительности для того, чтобы доносить о поведении германских дипломатов, будущий шеф ОД привлек внимание тем, что однажды ночью, взобравшись на крышу отеля, где размещалась немецкая делегация, водрузил там нацистский флаг со свастикой. Эта демонстрация, возмутившая прогрессивную общественность, была с одобрением воспринята Гитлером и завоевала Гейдриху его доверие.

Получив задание выкрасть у Шушнига досье, Гейдрих немедленно направил в Вену своего человека. Как выяснилось, германское посольство в Австрии, возглавляемое фон Папеном, тоже охотилось за этими документами. Хотя ряд министров в австрийском правительстве являлись тайными агентами нацистов, найти досье долгое время не удавалось. Понимая, какой интерес они представляют для гитлеровцев, Шушниг держал документы у себя дома в сейфе, причем жена, как правило, никуда не отлучалась.

Вскоре после того, как за дело взялся Гейдрих, Шушниг вместе с супругой попал в тяжелую автомобильную катастрофу, в результате которой супруга скончалась. (В те дни в Вене широко было распространено мнение, что аварию подстроили «специалисты» из СД.) И досье наконец было похищено, но не Гейдрихом, а фон Папеном. И тот немедленно снарядил своего доверенного сотрудника барона Кеттлера доставить документы Гитлеру.

Как известно, в феврале 1938 г. канцлер Шушниг был приглашен к Гитлеру в Берхтесгаден. Некоторые источники дают основание считать, что время визита было в определенной степени связано с описанными выше событиями. После прибытия Шушнига в резиденцию нацистского лидера произошла небольшая задержка, и переговоры начались позже назначенного срока. Согласно версии одного из наиболее информированных биографов Гейдриха, Ч. Уигтона, в ответ на выдвинутые Гитлером требования предоставить полную свободу деятельности австрийским нацистам и включить в состав кабинета в качестве министра общественной безопасности одного из них, Зейсса-Инкварта, Шушниг намекнул на возможность опубликования документов, которые столь тщательно хранил дома. Но Гитлер открыл сейф и извлек оттуда досье.

Итоги визита Шушнига в Берхтесгаден и последующие события хорошо известны. Канцлер капитулировал. Используя право на легальную деятельность, австрийские нацисты начали открыто готовить государственный переворот. Еще задолго до аншлюса незримо осуществила вторжение в Австрию германская Служба безопасности. Гейдриху фактически удалось прибрать к рукам австрийскую секретную службу и полицию. В критические часы организованного гитлеровской агентурой переворота правительство Австрии обратилось за помощью к другим западным державам, но встретило ледяное молчание. Характерную запись в своем дневнике сделал в тот день сэр Александр Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел Англии, откровенный мюнхенец. Лицемеря с самим собой, он сформулировал «обоснование» предательского курса правительства Великобритании, одного из гарантов независимости Австрии. «Было бы преступным поощрить Шушнига к сопротивлению, – отметил Кадоган, – когда мы не можем ему помочь. В конце дня мы с Галифаксом[7] согласились в том, что наша совесть чиста».

12 марта 1938 г. Австрия была оккупирована вермахтом и на следующий день включена в состав фашистского рейха.

Что касается задержки, имевшей место в ходе визита Шушнига к Гитлеру, то она была вызвана тем, что Кеттлер прибыл в Берхтесгаден на несколько часов позже назначенного времени. Это вызвало подозрение Гейдриха, хорошо знавшего фон Папена как политического авантюриста и прожженного интригана. Агентура СД быстро установила, что посланец фон Папена задержался в гостинице расположенного поблизости Зальцбурга, где успел сфотографировать все доверенные ему документы. Спустя несколько дней изувеченное тело Кеттлера было обнаружено в водах Дуная. Судьба снятых им фотокопий до сих пор точно не установлена. Есть основания полагать, что они попали в одну из западных столиц, вероятно, в Лондон.

Следующим объектом захватнических устремлений гитлеровцев была Чехословакия.

«А-54» – шпион с тремя лицами

Ничем не отмеченный в истории апрельский вечер. Перекресток у местечка Вейпрти на чехословацкой территории близ границы с Германией. В густых сумерках можно различить небольшую мельницу и начало дороги, петляющей вверх по склону к домикам Нойгешрей на немецкой стороне. Все вокруг погружено в тишину.

Часы церкви святого Мартина пробили половину восьмого. На дороге около мельницы появилась темная фигура в берете и с рюкзаком за спиной. Сделав несколько шагов, человек остановился. Внизу от темных зарослей у дороги отделились два силуэта и стали подниматься навстречу.

– Gruss Gott[8], – произнес мужчина в берете.

– Пароль?

Убедившись, что неизвестный именно тот, с кем назначена встреча, сотрудники чехословацкой разведки пригласили его в стоявшую невдалеке автомашину и вскоре прибыли в Хомутово, где располагалась воинская часть.

Незадолго до описанного эпизода начальник разведки Чехословакии Е. Моравек получил письмо в голубом конверте с надписью «лично». Пробежав глазами первые строки, он сразу же отменил назначенные на тот день встречи, отключил телефон и целиком погрузился в изучение необычного документа.

Письмо, напечатанное на машинке на трех страницах, начиналось так: «Я предлагаю Вам мое сотрудничество. Прежде всего, я сообщу, каковы мои возможности…» Далее перечислялись: данные о структуре германской армии; германские мобилизационные планы; германский план обороны границы Саксонии; сведения о германских вооружениях, танках, самолетах, аэродромах; информация о деятельности партии судетских немцев[9] и ее поддержке со стороны официальных германских властей; сведения о деятельности германской разведки в Чехословакии.

В конце сообщался обратный адрес до востребования в почтовом отделении пограничного с Германией города Хэб и стояла лаконичная подпись «Карл».

Услуги предлагались не бесплатно – за информацию неизвестный требовал при первой встрече вручить ему 100 тыс. рейхсмарок (40 тыс. долларов).

Как реагировать на столь неожиданное предложение? Не служило ли письмо ловушкой, подстроенной абвером[10] с целью заполучить чехословацкого агента с «уликами» в руках? Подобное опасение было вполне обоснованно – борьба между разведками двух стран в связи с подрывной деятельностью гитлеровцев в Судетской области давно уже приобрела острую форму. Многое действительно выглядело подозрительным. По мнению чехословацких экспертов, внушал сомнение слишком большой объем предложенной информации, что явно рассчитано на то, чтобы заинтересовать. Кроме того, человек «с серьезными намерениями» вряд ли рискнул бы столь подробно говорить о сведениях, которыми располагал, и скорее ограничился бы намеком. Обращал на себя внимание и тот факт, что, судя по штемпелю на конверте, письмо опустили в почтовый ящик на чехословацкой территории. Трудно допустить, чтобы будущий шпион прибег к услугам посредника. А если он сам имел возможность по своему желанию пересекать границу, то весьма вероятно, что это агент абвера. И наконец, он предлагал в качестве места встречи город Хемниц в Германии. Таким образом, все как будто говорит об опасной провокации. Ну, а если предложение действительно носило «деловой» характер?

Описываемые события происходили весной 1937 г. в обстановке быстро нараставшей угрозы безопасности Чехословакии со стороны рейха. И добыть сведения о подлинных намерениях и планах гитлеровцев, их связях с генлейновцами[11] стало важнейшей задачей чехословацкой разведки. Решить ее пока не удавалось. Действовать на территории Германии, превращенной в полицейское государство, где повсюду доносчики и где не только иностранцы, но и собственные граждане подвергались тотальной слежке, было чрезвычайно опасно.

Правда, года два назад в Цюрихе, расположенном близ германской границы и являвшемся одним из наиболее крупных центров деятельности как абвера, так и секретных служб западных держав, чехословацкому «журналисту» удалось установить контакт с майором военно-воздушных сил Германии Салмом. Типичный прусский офицер с гладко зачесанными волосами и моноклем, он обратил на себя внимание частым посещением ночных клубов, где оставлял немалые суммы. Привлеченный солидным вознаграждением, он передал Чехословакии исключительно важную секретную информацию о люфтваффе – структуре, расположении командных пунктов и аэродромов, технические характеристики принятых на вооружение истребителей и бомбардировщиков. На очередную встречу летом 1936 г. он не пришел. Позже стало известно, что его задержали агенты СД и, как это практиковалось в гитлеровском рейхе, вскоре обезглавили.

В таких условиях обрести в лице «Карла» полезного агента было чрезвычайно соблазнительно. «Масштаб того, что предлагалось, был беспрецедентен, – отмечает в своих мемуарах Моравек. – Если бы информация действительно была получена в том объеме, как указывалось в письме, это явилось бы фантастической удачей разведки. Было решено пойти на риск и установить контакт».

Выше описана первая встреча. Секретные документы, доставленные «Карлом» в тот же вечер, по своему количеству и исключительной ценности, по свидетельству Моравека, превзошли все ожидания. Среди них – материалы, полностью раскрывавшие агентурную сеть абвера и на границах Чехословакии, и внутри ее.

«Карл» отказался назвать свое настоящее имя, а отсутствие личных документов объяснил соображениями безопасности. Он не стал вдаваться в изложение мотивов своего поступка, сославшись лишь на то, что нуждается в средствах из-за предстоявшей женитьбы. Осведомленность и некоторые профессиональные черты, замеченные в ходе подробной беседы в Хомутове, дали Моравеку достаточные основания распознать в нем агента германской разведки.

Прощаясь, «Карл» преподнес неожиданный сюрприз.

– Теперь, когда вы знаете наши планы обороны границы, – заявил он Моравеку, – хочу сообщить, что нам известны ваши.

Он достал из кармана несколько листков бумаги. С первого взгляда Моравек определил, что это краткое изложение подлинных сверхсекретных данных, касающихся обороны Чехословакии.

На рассвете, когда с большинства документов сняли фотокопии и согласовали вопрос о дальнейших контактах, ночного гостя снова доставили к месту недавней встречи. Со своим багажом и ста тысячью рейхсмарок он благополучно переправился через границу.

Под именем «Карла» скрывался Пауль Тюммель. С 1933 г. он работал в отделении абвера в Дрездене. Став «двойником», в чехословацкой разведке значился как агент «А-54» и был самым полезным информатором, которым располагала Прага. После оккупации Чехословакии весной 1939 г. уже под именем «Франта» он продолжал сотрудничать с ее разведкой, эмигрировавшей в Лондон. Одновременно работал и на Интеллидженс сервис. Ценность «агента с тремя лицами» особенно возросла после начала второй мировой войны, когда информация из «Твельвленда» (так условно обозначалась Германия в английских секретных службах) практически перестала поступать. Именно он с помощью сохранившейся в Швейцарии связи передал полные данные о германском плане вторжения во Францию, которые затем были сообщены французскому военному командованию. После оккупации Франции и ликвидации английских резидентов в Голландии и Бельгии П. Тюммель оставался ключевым агентом Интеллидженс сервис в Центральной Европе. В конце 1941 г. в результате проникновения нацистской агентуры в движение Сопротивления в Чехословакии был выдан гитлеровцам. Расстрелян в апреле 1945 г.

«Карл» своевременно и точно информировал Прагу об агрессивных замыслах третьего рейха в отношении Чехословакии. Разработанная вермахтом тактика «блицкрига», включавшая использование танковых соединений и бомбардировочной авиации для нанесения ударов по глубоко расположенным жизненным центрам, «Зеленый план»[12] и его исходная стратегическая идея (внезапным ударом тайно сосредоточенных крупных сил на северных границах рассечь страну на две части), отработка германскими воинскими подразделениями техники преодоления пограничных укреплений на макетах, полностью воспроизводящих чехословацкую «линию Мажино», – обо всем этом был информирован Моравек. «А-54» объяснил также, что эсэсовские подразделения, обычно сообщавшиеся по радио открытым текстом, при подготовке и проведении вооруженных операций пользовались секретным кодом, который он и передал. Благодаря этому чехословацкие секретные службы в марте 1938 г. имели возможность следить, как полки СС были тайно подтянуты к Австрии, а потом вторглись на ее территорию.

В начале мая 1938 г. Прага начала получать во все большем количестве сведения о концентрации германских воинских частей на чехословацких границах. 12 мая «Карл» сообщил о необходимости срочной встречи. Он предупредил о подготовке Германией нападения на Чехословакию, приуроченного к назначенным на 22 мая выборам в Судетской области. Нити заговора тянулись к шефу Службы безопасности Гейдриху, на которого было возложено непосредственное руководство его осуществлением. Условным сигналом для проведения операции будет служить слово «Альтфатер».

Сказанное позволяет понять «секрет» так называемого «майского кризиса» 1938 г. День и ночь чехословацкие радисты следили за сигналами в эфире. «20 мая, – пишет Моравек, – когда условный пароль „Альтфатер“ был передан германским радио, в Праге состоялось чрезвычайное заседание кабинета и президент Бенеш отдал распоряжение о частичной мобилизации. Для поддержания порядка и подготовки к возможным событиям в угрожаемую область было направлено в общей сложности около 176 000 солдат…»

Провал попытки нацистов ликвидировать Чехословакию в мае 1938 г. убедительно свидетельствовал о том, что, проявив готовность к борьбе и опираясь на поддержку Советского Союза, всех прогрессивных сил, страна могла противостоять гитлеровским проискам. Однако как в «западных демократиях», так и в самой Чехословакии закулисно действовали силы, готовившие ее народу тяжелую участь.

Франция: год очаровательных шпионок

1937 год. На столе генерала Гоше, шефа «2-го бюро»[13], самый необычный документ, который когда-либо попадал в его руки за время работы в секретных службах.

Фрагменты карты Европы, размещенные на одном листе, содержат зловещую информацию: в ближайшее десятилетие (1938—1948 гг.) весь континент окажется под властью фашистского рейха! Лишь узкая полоса вдоль побережья Средиземного моря предназначена итальянскому партнеру. Она включает часть Испании, юг и юго-восток Франции, побережье Адриатики, за исключением Югославии (выход для Германии к морю) и всю Грецию. Рядом – точное «расписание» запланированных гитлеровцами актов агрессии. Ежегодно будут поглощаться две – три страны:

весной 1938 г. – Австрия, осенью – Чехословакия;

весной 1939 г. – Венгрия, осенью – Польша;

весной 1940 г. – Югославия, осенью – Болгария и Румыния;

весной 1941 г. – северная часть Франции, осенью – Украина, Кубань и Кавказ.

«Это был документ, – отмечает в своих мемуарах генерал Гоше, – аутентичность которого являлась бесспорной».

Ныне доступные материалы из архивов третьего рейха не подтверждают того, что у нацистов был столь твердый график действий. Используя политику «умиротворения», проводившуюся западными державами, они осуществляли акты агрессии в зависимости от конкретно складывавшейся обстановки. Вместе с тем нельзя не отметить, что приведенный документ воспроизводил в основных чертах те замыслы, которыми Гитлер поделился на секретном совещании 5 ноября 1937 г.: играя на антисоветских настроениях в Лондоне, Париже и Вашингтоне, сначала захватить беспрепятственно страны Центральной и Юго-Восточной Европы, а потом разгромить Францию и Англию. После этого приступить к достижению главной цели – походу против СССР. Французскому генеральному штабу при ознакомлении с этим документом было над чем задуматься.

Принято считать, что французская разведка создана кардиналом Ришелье. Тонкий стратег и дипломат, сосредоточивший в своих руках практически всю власть в стране, он неизменно обращался к услугам пресловутого «отца Жозефа» – монаха-капуцина де Транбле, более известного под именем «серого преосвященства».

Блистательные победы Наполеона на полях сражений тоже в немалой степени зависели от хорошо поставленной разведки. С особым интересом и вниманием собирал он сведения о своих врагах. Карл Шульмейстер, возглавлявший тогда французскую секретную службу, регулярно снабжал его самой разнообразной информацией об их личных склонностях и привычках, увлечениях и пороках. По свидетельству современников, Наполеон при разработке планов баталий уделял изучению характера и слабостей стоявших против него генералов не меньше времени, чем ознакомлению с данными о численности войск и вооружении противника.

После катастрофы Франции в 1870 г. разведка была воссоздана под ставшим с тех пор традиционным наименованием «2-е бюро» генерального штаба. Ряд буржуазных авторов оценивает деятельность «2-го бюро» весьма критически, подчеркивая, что французская разведка и контрразведка так и не смогли стать подлинно эффективным средством борьбы с иностранными секретными службами. Франции, отмечает, в частности, Л. Фараго, больше, чем какой-либо другой стране, пришлось пострадать от шпионажа.

Нельзя не согласиться со справедливостью последнего замечания, во всяком случае, в той мере, в какой оно касается судеб Франции во второй мировой войне. В чем причина этого? Даже то, что стало доступным науке в отношении деятельности в тот период «2-го бюро», позволяет сделать вывод: причина трагедии, постигшей Францию в 1940 г., заключалась вовсе не в «слепоте» ее разведки. Ведь ни один разведчик не может быть «умней» и «проницательней» того лица, которое оценивает и использует добытые им сведения. А французское военное и политическое руководство, как выясняется, проявляло ни с чем не сравнимую «беспечность» и практически не реагировало на все более тревожную информацию. «Надо заранее примириться с тем, что придется испытать изумление, – пишет французский исследователь Р. Букар в связи с вопросом о причинах поражения Франции. – Надо примириться с тем, что придется испытать боль, стыд и гнев: генеральный штаб был все время точно информирован».

Вот некоторые факты.

В середине января 1938 г., отмечает в своих мемуарах бывший начальник французской контрразведки генерал Пайоль, через агентуру были получены сведения о предстоявшем германо-фашистском вторжении в Австрию. Нельзя сказать, что на сей раз Париж не реагировал. Он, как можно судить, заранее подготовил план действий. И когда 12 марта гитлеровские войска вступили в Вену, оказалось, что во Франции нет правительства! Премьер Шотан, не желая брать на себя ответственность, 10 марта подал в отставку. «Франция снова была в Барбизоне»[14], – с горькой иронией замечает Пайоль.

8 апреля, еще за две недели до утверждения пресловутого «Зеленого плана», французская разведка, используя, по словам Пайоля, «сверхсекретный и надежный источник», получает информацию о разработке ОКВ[15] операции против Чехословакии. В связи с исключительной важностью об этом доложили непосредственно премьеру – на сей раз уже другому – Даладье. «Председатель Совета был потрясен, – пишет Пайоль. – Он, казалось, принял решение действовать…»

25 августа «2-е бюро» докладывает правительству и военному командованию, что нацисты планируют осуществить операцию против Судет 25 сентября. Благодаря добытым в самом ОКВ документам французскому командованию становится известен даже план дислокации гитлеровских войск на границах Чехословакии…

Подробные сведения о подготовке рейхом агрессии против Чехословакии сообщала французам и ее разведка. Как отмечает Моравек, передаваемая французской стороне важная информация в ряде случаев оказывалась «затерявшейся» и не доходила не только до политического руководства, но и до военного командования. Несмотря на договоренность о взаимодействии секретных служб двух стран и регулярные, дважды в год, встречи их представителей, французская сторона уклонялась от подлинного сотрудничества и больше задавала вопросы, чем делилась своими сведениями. В 1937 г. пораженческие настроения в Париже уже стали совершенно очевидны для чехословацких коллег. Французские офицеры оспаривали достоверность данных чехословацкой разведки и ее оценку опасности фашистской агрессии, а затем и вообще «утратили интерес» к подобной информации. «Их желание „знать“, – отмечает Моравек, – казалось, уменьшалось пропорционально нарастанию нацистской угрозы».

Имея на руках план вторжения гитлеровцев, чехословацкое руководство предложило обсудить вопрос о способах поддержания связи между секретными службами в случае войны, в которой Франция и Чехословакия окажутся разделенными вооруженными силами фашистской Германии. Под тем предлогом, что этот вопрос не был включен в повестку дня, французы отказались от его обсуждения.

После майского кризиса 1938 г. военное командование Чехословакии обратилось с письмом к Гамелену, предлагая направить во Францию своих представителей для согласования мобилизационных планов и операций вооруженных сил, поскольку франко-чехословацкий договор о взаимной помощи не содержал конкретных указаний по этому вопросу. Ответ был краток, но позволял понять многое. Генерал Гамелен сообщил, что поднятый вопрос «не входит в его компетенцию» и поэтому он пересылает письмо премьер-министру Даладье. Утверждение, что согласование военных мер не входило в компетенцию генеральных штабов двух стран, было, разумеется, неуклюжей отговоркой…

«Позже, в Лондоне, – пишет Моравек, – президент Бенеш сказал мне, что именно в эти первые месяцы 1938 г. он пришел к убеждению, что Франция нас предаст».

Не могла не вызывать тревоги и быстро нараставшая интенсивность деятельности германо-фашистской разведки непосредственно против Франции. В один из осенних дней 1938 г. на борт французского линкора «Алжир», стоявшего на рейде Тулона, поднялись два сотрудника «2-го бюро» и сообщили адмиралу грустную новость – на борту находится агент абвера, выдавший гитлеровцам французский секретный военно-морской шифр. Им оказался некий М. Обер, расстрелянный несколько месяцев спустя во рву форта Мальбуке. Но это лишь один из множества случаев: в 1935 г. было арестовано 35 нацистских агентов, в 1937 г. – 153, в 1938 г. – 274, за пять месяцев 1939 г. – 300.

Пользуясь «беспечностью» французских властей, гитлеровская агентура легко получала сведения о новейших видах вооружения, планах его использования, о «линии Мажино» и других стратегических сооружениях Франции. Через агента-двойника француженку Франсуаз «2-му бюро» стало известно, что Канариса регулярно информируют о политическом положении во Франции и работе парламента. «Протокол одного из драматических секретных заседаний комиссии по иностранным делам сената, – пишет Пайоль, касаясь деятельности германской разведки весной 1939 г., – был дословно передан абверу. Это невероятно!»

Опасные для Франции масштабы приняла и деятельность созданной Герингом «Форшугсамт»[16] – секретной службы подслушивания, перехвата и расшифровки информации как внутри страны, так и за рубежом. Через одного из своих агентов, сотрудника «Шистелле» – шифровального отдела военного министерства Германии, «2-е бюро» получало не только тексты перехваченных французских передач, но и их расшифровку, осуществленную созданным специально для работы «на Францию» отделением «форшунгсамт» в Штутгарте. Кроме того, располагая кодами германских секретных служб, французские посты подслушивания без всякого труда читали перехваченную немецкую информацию. В 1938 г. «2-е бюро» имело в составе абвера 10 агентов. Все это позволяло ему достаточно полно и правильно представлять себе деятельность нацистской разведки против Франции, делать определенные выводы из характера вопросов, на которые германские секретные службы особенно обращали внимание. Приведем такой интересный пример.

Начиная с мая 1939 г. вопросники, составлявшиеся абвером для своих агентов во Франции, уже не касались сооружений «линии Мажино». В результате захвата весной 1939 г. документов чехословацкого генштаба французские укрепления перестали быть секретом для гитлеровцев[17]. «С той поры, – пишет Пайоль, – появились первые запросы в отношении оборонительных укреплений на севере Франции – между Седаном и Дюнкерком». Как известно, ровно через год именно здесь танковые соединения гитлеровцев прорвали французскую оборону и устремились к Дюнкерку, а затем повернули на Париж.

Франция могла избежать катастрофы. Путь к этому указывал Советский Союз, еще в 1933 г. выступивший с инициативой создания системы коллективной безопасности в Европе. В 1935 г. благодаря его настойчивым усилиям был заключен советско-французский договор о взаимной помощи. Несколько позже, не без влияния дипломатии Франции, аналогичный договор с СССР заключила и Чехословакия. Тесно сотрудничая, Советский Союз и Франция имели возможность создать реальную преграду нацистской агрессии.

Развитие событий, однако, пошло иным путем. Напуганная размахом движения Народного фронта, французская буржуазия, «заглянув в глаза революции», резко отшатнулась вправо. Ненависть к миру социализма толкнула ее на национальное предательство. Выполняя волю «200 семейств» – наиболее крупных представителей финансовой олигархии, внешняя политика Франции берет курс на сговор с фашистскими державами в надежде таким образом направить «динамизм» третьего рейха на Восток, против СССР.

В тот период ключевые посты в государственном и военном аппарате оказались в руках капитулянтов, будущих «могильщиков» Франции. Активно действовала и «пятая колонна». Она представляла собой нечто вроде охватывающей всю страну паутины, в центре которой находился Абец, личный представитель Риббентропа. Интеллидженс сервис, используя собственную агентуру, составила длинный список лиц, работавших во Франции на гитлеровцев. Насколько близко к самым жизненным центрам руководства страной протянулись щупальца «пятой колонны», красноречиво говорит тот факт, что в списке числились имена четырех парижских великосветских дам. Одна являлась «близким другом» члена правительства, другая —директора известной утренней газеты, третья – политического корреспондента еженедельника, имевшего доступ к высшим правительственным кругам. Четвертая была любовницей одного из членов генерального штаба.

Не вызывает удивления после сказанного, что для абвера во Франции не было секретов…

Канарис – агент Интеллидженс сервис?

К месту казни Канариса волочили за ноги. За несколько минут до этого, находясь в камере концлагеря Флоссенбург, он передал тюремной азбукой Морзе, с помощью ложки и курительной трубки, несколько прощальных слов тем, кто сможет услышать. Его повесили на «железном воротнике». Этот садистский способ казни Гиммлер применял к личным врагам: тонкая стальная проволока, в отличие от веревки, вытягиваясь и пружиня, несколько раз «отпускала» свою жертву. «Маленького адмирала сегодня утром повесили, – рассказывал стражник одному из узников лагеря, – его несколько раз вздергивали и потом снова опускали. Он был такой живучий». Процедура заняла более получаса…

Канариса казнили 9 апреля 1945 г., за месяц до крушения фашистского рейха, по обвинению в измене и участии в заговоре против Гитлера. Это обстоятельство дало повод для появления в послевоенный период на Западе многочисленных апологетических биографий «двуликого адмирала». Бывший руководитель абвера – одного из главных орудий подготовки и осуществления подрывных действий и разбойничьих актов агрессии нацистов против многочисленных соседних стран, человек, на счету которого длинная цепь преступлений, миллионы загубленных жизней, изображается чуть ли не как герой борьбы против фашизма.

В последнее время бытует новая любопытная версия «расшифровки» его запутанных лисьих следов. Не был ли Канарис секретным агентом Интеллидженс сервис? Один из английских авторов, Я. Колвин, в предвоенные годы корреспондент британской газеты в Германии, близко связанный, как можно судить, с английскими секретными службами, в подтверждение этой точки зрения приводит некоторые данные о тайных контактах между разведками двух стран. Постепенно выплывают аналогичные сведения и в работах других буржуазных историков. Не изменяя общей оценки Канариса, преданно служившего на протяжении всей своей жизни наиболее реакционным кругам германского империализма и отличавшегося «инстинктивной ненавистью к большевизму», эти факты представляют значительный интерес с точки зрения выявления некоторых мало освещенных пока аспектов дипломатии Великобритании в канун второй мировой войны.

В 1936 г., сразу после начала фашистского мятежа, Канарис прибывает в Испанию. Близкий друг Франко еще с 20-х годов, он организует снабжение мятежников оружием. Являясь личным представителем Гитлера при «каудильо» на протяжении всего периода гражданской войны, Канарис становится ключевой фигурой в организации германо-фашистской интервенции, осуществлявшейся под руководством абвера. Свое пребывание в Испании он использует для создания широко разветвленной агентурной сети, которая была призвана стать в будущем опорой его огромной тайной империи, способной в случае необходимости пережить и смену режима в Германии.

В те дни Интеллидженс сервис получает первый сигнал, заставивший обратить более пристальное внимание на шефа абвера. Один из ее агентов сообщил о «весьма сдержанном» отношении Канариса к гитлеровской верхушке и высказал мысль, что его можно перетянуть на сторону британской разведки в качестве «дремлющего партнера».

Руководство «МИ-6»[18] ломало голову над смыслом сказанного. Формула была весьма расплывчата, и ее автором был, по-видимому, сам «хитроумный Одиссей» – так нередко называли Канариса в его окружении. Предлагал ли он англичанам свое сотрудничество против Гитлера или, наоборот, выполнял волю последнего? Одни были готовы видеть в этом редкую удачу, другие – опасную западню. Соблюдая осторожность, обе стороны пошли на развитие возникших контактов.

Незадолго до описываемых событий целая вереница фургонов для мебели и клетей с лошадьми для верховой езды появилась в небольшой деревушке Люкингтон, в графстве Уилтшир, к западу от Лондона. Затем прибыл со своей любовницей Виолеттой фон Шредер некий Треек, арендовавший здесь виллу. Новым знакомым он всегда говорил, что его отец – помещик из Прибалтики, бежавший из России после революции. Если речь заходила о коммунизме, показывал оставшийся на шее шрам от пули – «чудом спасся» от большевиков, приговоривших его к расстрелу…

Треека сразу же благосклонно принял английский «высший свет». Он участвовал в дорогостоящих охотничьих забавах, когда и установил непосредственный контакт с узким кругом наиболее влиятельных представителей английской земельной аристократии и финансового капитала. Путь к этому ему открыли солидный счет в банке, шрам на шее и… помощь Мензиса[19], загородное поместье которого «случайно» оказалось по соседству и было отделено от арендованного Трееком участка лишь живой зеленой изгородью.

Агент абвера Треек был направлен в Англию, по словам хорошо информированного автора А. Брауна, «для установления контактов с британской ветвью „Синего интернационала“ – небольшой, тесно связанной группой политической и торговой аристократии, в руках которой находилась подлинная власть в Европе». Охота, и в частности «охота Бофора», проводившаяся под руководством герцога Бофора, штальмейстера Букингемского дворца, представляла собой, пишет он, «в такой же степени политический заговор, как и спорт». Одним из видных участников «охоты Бофора» был и Мензис. Однажды, прогуливаясь в парке, Треек сообщил, что направлен в Англию Канарисом специально для установления с ним связи, а в случае надобности обеспечить контакт «в таких вопросах, которые будут представлять интерес для нас обоих». Мензис не высказал возражений.

Арендовав фешенебельный особняк в Лондоне и еще одно загородное поместье в самом центре охотничьих угодий в графстве Нортхэмптоншире, Треек пробыл в Англии до самого начала второй мировой войны. Все это время он находился в тесном контакте с наиболее реакционными и антисоветскими кругами правящего класса Великобритании. Во время охоты он нередко оказывался рядом с Мензисом, и когда его лошадь прыгала через препятствие, последний кричал ему в шутку: «Дойчланд юбер аллес!»

Подлинное лицо Треека, таким образом, ни для кого из участников великосветских забав и изысканных застолий не являлось загадкой. Какую роль играл этот тайный контакт, установленный благодаря сотрудничеству двух разведок, в развитии событий в Европе 1935—1939 гг.? Английские источники снова умалчивают, но можно не сомневаться, что это был один из важных каналов, по которому Гитлер получал обнадеживающую информацию, толкавшую его к форсированному развертыванию агрессивных акций на востоке континента.

В какой мере удалось английской разведке превратить Канариса, «дремлющего партнера», в активного агента Интеллидженс сервис? По словам упоминавшегося выше Я. Колвина, в годы войны это было «наиболее охраняемым секретом». По некоторым данным, в тайну были посвящены лишь три человека: Мензис, Черчилль и Идеи. У «МИ-6», очевидно, есть причины, побуждающие уклоняться от ясного ответа на вопрос. Вместе с тем нельзя не отметить, что в работах Колвина, а также в сравнительно недавно опубликованном исследовании другого английского автора А. Брауна, использовавшего широкий круг британских и американских источников, в том числе закрытого характера, вероятность того, что Канарис являлся агентом Интеллидженс сервис, рассматривается как вполне возможная.

В связи с этим возникает вопрос: не причастен ли многоликий шеф абвера к деятельности упоминавшегося выше агента «А-54»? Как известно, чехословацкая разведка работала в тесном контакте с Интеллидженс сервис. Может быть, акция с Тюммелем – попытка абвера «подсадить» своего человека в английскую разведку? Как утверждает Браун, «МИ-6» имела возможность проверить и убедиться в точности и важности информации, поступавшей от «А-54». Подобное предположение, следовательно, отпадает. Но каким образом, учитывая сравнительно скромное служебное положение, Тюммель получил доступ к информации, предназначавшейся только для оперативного военного командования и руководства абвера? Передававший Праге планы Гитлера и ОКВ, Тюммель не являлся ли одним из инструментов в сложной двойной игре, которую вел Канарис? Браун считает это возможным.

Подлинные пружины поведения Канариса, по-видимому, никогда не будут вскрыты. Что касается его «душевной склонности» к сотрудничеству с Интеллидженс сервис, то ключ к ее пониманию дает высказывание Л. Фараго, в прошлом сотрудника американской секретной службы и автора ряда работ, посвященных деятельности буржуазной разведки накануне и в годы второй мировой войны. Еще в 1935 г. Канарису было присуще убеждение, пишет Фараго, что войну выиграет то государство, на чьей стороне будут США. Полагая, что Англия в случае войны, безусловно, сможет рассчитывать на американскую помощь, «двуликий адмирал» считал необходимым с точки зрения интересов германского империализма избежать войны с Англией. Его, таким образом, вполне устраивали разбойничьи гитлеровские планы «похода на Восток» при участии Великобритании или хотя бы с ее молчаливого согласия, и он активно содействует подготовке нацистской агрессии. Но когда, в частности накануне Мюнхена, среди группы германо-фашистских генералов и дипломатов возникли опасения, что кризис приведет к конфликту с Англией, Канарис оказался на стороне тех, кто хотел предотвратить такое развитие событий. В годы войны Канарис поддерживал тесный контакт с участниками заговора против Гитлера, но, как отмечается в «Энциклопедии третьего рейха» (опубликована в 1976 г. американским исследователем Снайдером), он всегда был против физического устранения «фюрера». Пока молчит Интеллидженс сервис, трудно определить подлинную природу «двойственности» бывшего шефа абвера. «Читателям придется решать самостоятельно, – пишет Колвин, – был ли адмирал Вильгельм Канарис германским патриотом или английским шпионом, европейским государственным деятелем или интриганом-космополитом, двойным агентом, оппортунистом или провидцем. Им будет не легко составить свое мнение».

«Танцующий фавн»

Что может быть общего между мифическим божеством и современной английской дипломатией? Для ответа на этот вопрос перенесемся мысленно в Лондон военного времени. Узкий вход в здание на улице Великого Георга, где размещалось правительство. Предъявив соответствующий пропуск, спустимся в подземное помещение. Пройдя по коридорам, укрепленным тяжелыми деревянными брусьями, взятыми с одного из кораблей Нельсона, миновав несколько перегородок со стальными дверями, попадаем в резиденцию У. Черчилля, находившуюся под каменными плитами Вестминстерского аббатства. Над головой – около полутора метров бетона, укрепленного старыми рельсами лондонского трамвая.

Небольшое помещение напоминает кают-компанию на английском военном корабле: вентилятор, портрет короля, литография Лондонского моста, восточный ковер на полу. Посередине – старый, хорошо отполированный стол заседаний и на нем небольшая статуэтка «танцующего фавна». Божество греко-римской мифологии, символизирующее темный и злой дух, таящийся в чаще непроходимого леса, было избрано в качестве эмблемы сверхсекретной организации, условно названной Лондонским контрольным отделом. ЛКО учрежден в годы войны при личном штабе Черчилля.

Негласным кредо, положенным в основу деятельности ЛКО, стал следующий пассаж из опубликованных в начале 30-х годов воспоминаний Черчилля о первой мировой войне:

«Битвы выигрываются кровопролитием и маневром. Чем более велик генерал, тем большую роль он отводит маневру и меньшую – кровопролитию… Почти все битвы, которые расцениваются как образцы военного искусства… были битвами маневренными, в которых противник часто обнаруживал себя побежденным в результате использования какого-либо неизвестного ранее приема или изобретения, какого-либо необычного, быстрого, неожиданного удара или уловки… В войне возможны многие, разного рода маневры, и лишь некоторые из них осуществляются непосредственно на поле боя. Используются маневры на крайнем фланге или в глубоком тылу. Маневры во времени, в дипломатии, технике, психологии; все они отдалены от сражения, но часто воздействуют на него решающим образом, и задачей всех их является найти более легкие пути, отличные от непосредственного кровопролития, для достижения главной цели». Фигурка подвижного, скрытного и коварного «танцующего фавна» как бы говорила о приемах и методах деятельности ЛКО. Они именовались на языке военных «специальными средствами» и включали широкий круг различных тайных, порой связанных с кровопролитием, но всегда очень сложных и запутанных операций секретной войны, использование мер, которые «кажутся странными в данный момент» и лишь впоследствии оказываются «чрезвычайно разумными».

Имеют ли приведенные размышления отношение к нашей теме в связи с тем, что ЛКО был создан лишь несколькими годами позже описываемых событий? Безусловно. Двуличие и интрига издавна были присущи британской дипломатии. Как отмечает упоминавшийся Браун, «опыт Англии в использовании специальных средств был очень длительным, – более длительным, чем у какой-либо другой державы. На протяжении свыше пяти столетий ее государственные деятели и генералы применяли их для того, чтобы создать королевство, а затем империю и чтобы защитить их от врагов. За последние века они перехитрили Испанию, Францию и Голландию…» И далее следует свидетельство, представляющее особый интерес для рассматриваемой проблемы. «Специальные средства, – пишет Браун, – сыграли свою роль в оказании воздействия на стратегию Гитлера в первые годы войны».

Итак, круг замкнулся. Пусть не под вывеской Лондонского контрольного Отдела, а под какой-то иной, но «танцующий фавн» активно действовал в описываемый период, «сложными», «запутанными» путями, включая «кровопролитие», добиваясь осуществления целей британского империализма.

Приведенные выше факты и многочисленные другие данные свидетельствуют о том, что официальные переговоры и публичные декларации не только не играли главной роли в совокупности применявшихся «специальных средств», но зачастую служили лишь прикрытием, маскировкой подлинных целей британского империализма как внутри страны, так и перед лицом международной общественности. «Танцующий фавн» располагал и активно использовал многочисленные иные пути и методы. Его следы особенно заметны в истории английской дипломатии с 1933 г. С первых дней захвата гитлеровцами власти в Германии начинается непрерывная цепь «странных» акций британского правительства, которые, как оказывается, впоследствии должны были стать «чрезвычайно разумными». Уже летом 1933 г. Англия и Франция подписывают с Германией и Италией так называемый «Пакт четырех». Одна из первых «странностей» политики западных держав! Пакт, правда, остался нератифицированным, но коварное дело сделано. Гитлеру дали понять, что в лице «западных демократий» он имеет классовых союзников, которые готовы «с сочувствием» отнестись к его требованиям а вооружении Германии, к ее территориальным претензиям в Центральной и Восточной Европе.

Для «похода на Восток» Германии нужно было прежде всего укрепить свою границу на западе. И вот новый «странный шаг»: Гитлеру разрешают, в нарушение Версальского и Локарнских договоров, ввести войска в Рейнскую демилитаризованную зону. Германские генералы в панике от подобного намерения «фюрера» – вооруженные силы рейха еще далеко не готовы идти на подобный риск. Тогда Гитлер заявляет, что располагает «абсолютно надежными» сведениями – Франция не двинет ни одного солдата! Какими путями он узнал об этом? Время пока не открыло данной тайны.

5 ноября 1937 г. «фюрер» созывает совещание узкого круга приближенных и, потребовав поклясться держать в секрете все, что сейчас узнают, сообщает о своем намерении в ближайшее время приступить к осуществлению планов завоевания «жизненного пространства», а для начала захватить Австрию и Чехословакию. При этом он высказывает мнение, что Англия и Франция «втихомолку уже списали Чехию со счетов». На основании чего сложилось у него такое убеждение?

Сенсационное свидетельство обнаружено в личных бумагах бывшего адъютанта Гитлера Ф. Видемана, летом 1938 г. посетившего Лондон и имевшего встречу с Галифаксом. С весны 1938 г., отметил Видеман в своих записях, англичане давали нам понять: «Бомбы, сброшенные на Прагу, будут означать войну. Тактика в отношении чехов – не надо выстрелов, душите». Кто эти «сторонники мира» в Великобритании, рекомендовавшие Гитлеру применить в отношении Чехословакии столь «галантную» тактику? Ни в официальных публикациях документов, ни в исследованиях буржуазных авторов ответа пока нет.

Итак, непрерывная цепь «странных» фактов и обстоятельств, намеков, полупризнаний и предательств, которые, взятые вместе, образуют одну прямую – от захвата гитлеровцами власти, в 1933 г. до разбойничьего вторжения в Польшу в сентябре 1939 г., ставшего началом второй мировой войны. Кстати, на этом «странности» не кончились – последовала, как известно, «странная война»…

На службе у «танцующего фавна» совершенно очевидно находился один из наиболее «загадочных» и влиятельных тайных посредников между британскими секретными службами и нацистской верхушкой – некий барон де Ропп. Сын разорившегося помещика из Прибалтики, голубоглазый блондин Билль, казалось, был живым воплощением черт «арийской расы». Выросший в Германии, он в 1910 г. переезжает в Англию, где после натурализации служит в годы первой мировой войны в Королевском воздушном корпусе.

В 30-е годы через друзей устанавливает контакт с «теоретиком» нацизма, тоже выходцем из Прибалтики А. Розенбергом. Прибыв в Берлин, де Ропп легко входит в круг приближенных «фюрера», и вскоре у него складываются тесные личные отношения с ним самим. «Гитлер, используя его в качестве доверительного советника по вопросам, касавшимся Англии, – пишет Л. Фараго, – откровенно обрисовал ему свои грандиозные планы и даже посвятил в некоторые свои замыслы, – доверие, которым в такой мере не пользовался ни один иностранец».

Барон-авантюрист вскоре стал одной из центральных фигур в сложной «игре лис»; как позже выяснилось, он являлся двойным агентом, оперировавшим на самом высоком уровне. Гитлеровцы активно использовали его для связи с влиятельными английскими политическими и военными деятелями, стремясь склонить Великобританию к совместному походу против Советского Союза (после чего, рассчитывали они, уже нетрудно будет поставить на колени и самих англичан). Благодаря де Роппу, отмечает Фараго, нацисты имели возможность в ряде случаев получать «исключительно ценную информацию». Кроме того, через него был установлен контакт между люфтваффе[20] и английским министерством авиации, представлявшим собой один из главных бастионов «умиротворителей» на островах. Обеспокоенные перспективой усиления германской воздушной мощи, английские «дипломаты от авиации» стремились отвести острие этой опасности «в сторону от Великобритании». В какую сторону – в пояснениях не нуждается. Одним из связных выступал «майор У» – начальник отдела военно-воздушной разведки «МИ-6» майор У. Уинтерботтам. Розенберг высоко оценивал услуги де Роппа; благодаря ему, говорил он, установлена «прямая линия связи» между Гитлером, с одной стороны, и Уайтхоллом[21] и Букингемским дворцом[22] – с другой.

Значительно меньше пока данных о том, как эта «прямая связь» была использована английской стороной. Следует отметить, что де Ропп поддерживал доверительные контакты с нацистами на протяжении ряда предвоенных лет и даже какое-то время после начала войны. Не он ли нашептывал Гитлеру советы, которые «танцующий фавн» не смел доверить бумаге? Не в этой ли информации черпал Гитлер уверенность в безнаказанности замышлявшихся им агрессивных акций? Интересна оценка, которую дает Фараго деятельности де Роппа: «Он оказался идеальным человеком для проникновения в святая святых Гитлера и стал единственным английским агентом, которому удалось сделать это на столь высоком уровне и так глубоко».

«Танцующий фавн», как видим, хорошо поработал. Его козни дорого обошлись народам.

Заговор реакции под маской «мира»

Геринг в период Нюрнбергского процесса вспоминая о Мюнхене, говорил с плохо скрытой гордостью, даже с некоторым удивлением, как здорово им тогда все удалось!

«Практически все уже было заранее согласовано, – заявил он в беседе с американским судебным психиатром Джильбертом. – Ни Чемберлен, ни Даладье ни капельки не были заинтересованы в том, чтобы пойти на какую-либо жертву или рисковать чем-либо ради спасения Чехословакии. Мне это было ясно как день. Судьба Чехословакии была в основном решена в течение трех часов. После этого они еще долго спорили по поводу слова „гарантии“. Чемберлен упирался. А Даладье вообще едва уделял внимание этому вопросу. Он сидел вот так (Геринг тяжело опустился на стул и изобразил на лице скуку). Единственное, что он делал, – это время от времени качал головой в знак одобрения. Ни малейшего возражения ни по одному вопросу. Я просто был удивлен, как легко Гитлер сумел все уладить. Ведь в конце концов они знали, что Шкода и другие имели в Судетской области военные заводы и что Чехословакия окажется полностью в нашей власти… Когда он потребовал, чтобы боеприпасы, находившиеся по другую сторону границы Судетской области, были доставлены на ее территорию, как только мы ее оккупируем, я думал, что произойдет взрыв. Но нет, не было даже намека на это. Мы получили все, что хотели: вот так вот (он щелкнул пальцами)».

Позорный спектакль был поставлен в сентябре 1938 г. как «спасение мира в последнюю минуту». Чемберлен и Даладье исполняли свои роли не хуже профессиональных артистов.

Подлинные намерения англо-французских «умиротворителей» в период летнего кризиса 1938 г. становились все более очевидными. «Бедный Чемберлен, – с горькой иронией говорили в те дни в Праге. – Он не отступает ни перед какими трудностями, ни перед какими жертвами, лишь бы нас продать!»

Народ Чехословакии понимал, что в сложившейся обстановке он мог рассчитывать только на советскую помощь. И Советский Союз в полной мере оправдал возлагавшиеся на него надежды. С момента возникновения кризиса он выступил в поддержку Чехословакии и делал все, что было в его силах, для того, чтобы предотвратить катастрофу. Твердо заявив о намерении выполнить свои обязательства по договору с Чехословакией и оказать ей всю возможную помощь, СССР призывал вступить на путь борьбы против фашистской агрессии и западные державы. Более того, Советский Союз соглашался оказать Чехословакии военную помощь даже без участия Франции при единственном условии, что сама Чехословакия окажет сопротивление и попросит о советской помощи.

Последовательная и настойчивая борьба Коммунистической партии и Советского государства в защиту Чехословакии в 1938 г., верность их своему интернациональному долгу стали одной из глубоких и прочных основ, на которых покоится ныне братская дружба народов двух стран. «Наша дружба, братство наших народов прошли через горнило суровых испытаний, – отмечал Л.И. Брежнев на митинге советско-чехословацкой дружбы 27 октября 1969 г. – Вы помните, как в тяжелые дни позорной мюнхенской сделки только Советский Союз предложил реальную помощь Чехословакии. Но чехословацкая буржуазия предпочла национальную измену союзу со страной социализма»[23].

Ставшие доступными в последнее время документы и материалы дополнительно проливают свет на закулисные маневры чехословацкой реакции в дни Мюнхена и на ту роль, которую они сыграли в подготовке позорной империалистической сделки за счет Чехословакии.

За неделю до мюнхенской «конференции», 21 сентября 1938 г., три французских министра – П. Рейно, Ж. Мандель и Шампетье де Риб – явились к премьеру Даладье. Вместе с Бонне последний только что вернулся из Лондона, где в результате переговоров с Чемберленом и Галифаксом был выработан позорный ультиматум, предъявленный Праге: немедленно передать Судетскую область Германии. В противном случае, угрожали западные державы, Чехословакия будет предоставлена сама себе.

Три министра пришли выразить Даладье в связи с этим свою тревогу. Они обратили внимание, что вопреки официально провозглашенному кабинетом официальному курсу верности Франции заключенным договорам (имелись в виду прежде всего договоры о взаимной помощи с СССР и Чехословакией) министр иностранных дел Бонне лично вел кампанию против этой политики с помощью субсидируемых правительством газет. Но ликвидация независимости Чехословакии гитлеровцами создала бы очевидную угрозу для безопасности самой Франции. А что, если Чехословакия откажется принять ультиматум, какова будет позиция премьера?

В ответ Даладье выдвинул совершенно неожиданный аргумент:

– Бенеш сам настаивал на предъявлении ультиматума, чтобы, прикрывшись им, «спасти лицо» в глазах собственного народа.

– Тогда надо заявить об этом публично, – объявили министры, – чтобы снять с Франции обвинение в предательстве Чехословакии.

– Но в таком случае Бенеша просто убьют! – возразил французский премьер.

Посланник Чехословакии в Париже Ш. Осуский, разузнав каким-то образом о содержании приведенной выше беседы, немедленно направил в Прагу лично президенту Бенешу совершенно секретную телеграмму. В тактичной форме изложив полученную информацию, он просил уполномочить его заявить Даладье и трем упомянутым министрам, что приписываемые президенту действия являются вымыслом и представляют для него грубейшее оскорбление.

Нельзя отказать в оперативности Осускому, сумевшему проникнуть в тайны французского кабинета. Однако в отношении подлинной позиции Бенеша германская разведка была осведомлена лучше, чем он. В те самые дни, когда происходили описанные события, начальник I отдела абвера Пикенброк положил на стол Канарису обобщающую сводку агентурных данных, полученных из Праги, Парижа и Лондона.

Как явствовало из документа, два дня спустя после первой встречи Чемберлена с «фюрером» в Берхтесгадене 15 сентября 1938 г. Бенеш заявил английскому и французскому посланникам в Праге о своей готовности проявить «большую уступчивость» в отношении Гитлера. «Он имеет в виду, – говорилось в указанной сводке, – отказаться от некоторых территорий, в составе населения которых имеется значительное немецкое большинство, представляющих в совокупности 8000 кв. км и насчитывающих около 1 млн. немцев…»

«Того же 17 сентября, – отмечалось далее в цитируемом документе, – президент Бенеш направил в Париж министра здравоохранения г-на Яромира Нечаса, вручив ему меморандум (полная копия прилагается), касающийся указанного проекта передачи территории Гитлеру, и карту, на которой президент Чехословацкой республики собственноручно отметил красным карандашом территории, которые могли бы быть уступлены третьему рейху.

В Париже этот меморандум был вручен бывшему премьеру г-ну Леону Блюму, который тотчас передал его г-ну Эдуарду Даладье… По сведениям из хорошо информированных источников, г-н Даладье был поражен содержанием документа».

Меморандум представлял собой шесть страниц машинописного текста без подписи и содержал сделанную рукой Бенеша приписку: «Я убедительно прошу Вас ни в коем случае не упоминать публично об этом плане, иначе я буду вынужден его опровергнуть. Не сообщайте также о нем Осускому, так как он будет возражать».

Из Парижа Нечас отправился в Лондон, где осуществил аналогичный демарш.

Приведенные факты, подтвержденные также рядом французских источников, представляют значительный интерес. Буржуазная наука, как известно, до сего времени нередко пытается изобразить Бенеша чуть ли не как национального героя, который сдал позиции лишь под сильным давлением западных держав, предъявивших Чехословакии ультиматум. Как выясняется, однако, закулисный капитулянтский маневр был предпринят им еще до указанного ультиматума!

Легко понять, что информация о позиции Бенеша поощрила нацистов действовать еще более нагло и грубо. «Картина теперь совершенно ясна, – заметил, в частности, Канарис Пикенброку, ознакомившись с изложенным выше документом. – Поскольку Бенеш уже сейчас готов на передачу Гитлеру одного миллиона судетских немцев, достаточно будет еще немного поднажать, и он уступит и остающиеся 2 млн. 300 тыс., к великому удовольствию Англии и Франции, которые абсолютно не проявляют стремления спасать Чехословакию. Потому что, Пики (так Канарис именовал Пикенброка. – Авт.), речь идет именно об этом: Гитлер намерен не только «возвратить» судетских немцев, он хочет ликвидировать Чехословакию… Теперь это неизбежно. Париж и Лондон, должно быть, говорят себе: поскольку Бенеш сам согласен пойти на крупные уступки, мы, право, не видим, ради чего мы должны идти на риск мировой войны…»

Версия о Бенеше как о «национальном герое», таким образом, рассыпается в прах.

Национальное предательство, совершенное ради спасения классовых интересов буржуазии Чехословакии, разумеется, нисколько не оправдывает правительства западных держав. Стремясь открыть фашистскому рейху ворота для «похода на Восток», они не только цинично принесли в жертву Чехословакию, но фактически помогали Гитлеру всеми способами в ликвидации ее независимости. Образно говоря, Чемберлен и Даладье перетащили гитлеровские танки через Судетские горы и открыли для них равнины Польши и Советского Союза.

Грубейшим вмешательством во внутренние дела Чехословакии явилась посылка Англией в августе 1938 г. лорда Ренсимена в качестве «независимого» посредника. По некоторым данным, вместе с Ренсименом прибыла большая группа сотрудников Интеллидженс сервис, которые тщательно следили за тем, чтобы Чехословакия не предприняла каких-либо шагов, способных помешать подготавливавшейся Чемберленом сделке с Гитлером. «Если верить чехам, – отмечает американский исследователь Ч. Уайтинг, – СИС[24] намеренно вмешивалась в дела Чехословакии накануне войны, с тем чтобы расколоть страну и втянуть Германию в конечном счете в конфликт с Советской Россией».

Мюнхен был заговором международной реакции «против международного рабочего класса, против антифашистского движения, всех стран, против мира и свободы всех народов»[25].

Чехословацкая буржуазия выступила как прямой соучастник заговора. Позорная формула совершенного ею национального предательства с потрясающим цинизмом была высказана Бераном, лидером аграрной партии, крайне правого крыла чехословацкой реакции, на совещании узкого круга представителей правящей «элиты». Он вытащил из кармана бумажник и хлопнул им по ладони:

«Если придет Гитлер, он мне его оставит, а Ворошилов его отнимет!»

Бумажник – дороже родины! – такова аксиома в мире капитала.

«Первая ошибка» Гитлера?

После нескольких месяцев «молчания» весной 1939 г. агент «А-54» сообщил в Прагу о необходимости срочной встречи. В это время Чехословакия находилась в трагическом положении: в соответствии с позорным мюнхенским диктатом у нее были отторгнуты значительные территории на севере, западе и юге. Расчлененная, лишенная оборонительных укреплений и важных промышленных районов, страна стала в военном и экономическом отношении нежизнеспособной. Наводненная гитлеровской агентурой, она доживала последние дни как независимое государство.

3 марта 1939 г. «Карл» прибыл на новую границу, откуда был доставлен в столицу. Деловым языком хорошо информированного человека он нарисовал картину надвигавшихся событий. Оккупация страны намечена на 15 марта; Богемию и Моравию займут четыре армейских корпуса (назвал имена командующих); в 9.00 войска вступят в Прагу. Одновременно будет провозглашена «независимость» Словакии. Операцию осуществят под видом «мирной акции в целях установления порядка». Поскольку сопротивления не ожидается, мобилизация в Германии проводиться не будет.

Один из сверхсекретных документов, предоставленных «Карлом» для ознакомления в оригинале, явился своего рода сюрпризом. Это было предписание гестапо проникнуть в Чехословакию вместе с вступавшими войсками и немедленно арестовать сотрудников ее разведки, подвергнуть их «самому строгому» допросу для выявления действовавших на территории рейха агентов.

Каким образом этот документ попал в руки такого сравнительно скромного сотрудника абвера, как «Карл»? (По мнению пражской разведки, он имел ранг капитана.) Секретный приказ естественнее было бы обнаружить на столе у Канариса. Не по его ли поручению действовал «Карл»?

– Что вы намерены делать? – поинтересовался «Карл». Несмотря на несколько лет «сотрудничества» с чехословацкой, разведкой, он так и не назвал своего настоящего имени.

– Кое-что мы подготовили, – уклончиво ответил Моравек.

Вы собираетесь, должно быть, перебраться в одну из западных держав. В этом случае, – посоветовал «А-54», – не выбирайте Францию. Но независимо от того, куда вы переедете, я сумею восстановить с вами контакт и буду продолжать работу… (Снова – рука Канариса?)

Моравек назвал два явочных адреса: в Швейцарии и Голландии, хотя не надеялся, что «Карл» ими воспользуется. Прощаясь, «А-54» просил проследить, чтобы его досье не попало в руки германских властей. В ответ заверили, что необходимые меры предосторожности уже приняты.

У шефа чехословацкой разведки еще оставались какие-то иллюзии в отношении позиции Англии. В мемуарах он признает, что немедленно передал полученную информацию сотруднику Интеллидженс сервис, майору Гибсону, который постоянно находился в Праге и поддерживал контакт с Моравеком. Не похлопочет ли он в Лондоне, с тем чтобы правительство Великобритании предотвратило нацистское вторжение? Гибсон обещал помочь. «Позже он сообщил мне содержание ответа, – пишет Моравек. – Английское правительство предприняло соответствующий демарш через своего посла в Берлине сэра Невиля Гендерсона, но он был грубо отклонен». Моравеку, таким образом, давалось понять, что Англия ровным счетом ничего делать не намерена.

Поздно вечером 13 марта в гараж генерального штаба в Праге, в котором размещалось управление разведки, въехала темная, ничем не примечательная легковая машина. Водитель, майор Гибсон, оставался за рулем, пока офицеры, пользуясь внутренним ходом, грузили брезентовые мешки с документами. После этого, не привлекая внимания, драгоценный груз быстро перевезли в английское посольство. Моравек решил передислоцироваться в Лондон, и по договоренности, достигнутой через Гибсона, секретные архивы были пересланы туда дипломатической почтой.

Около полудня 14 марта небольшой голландский пассажирский самолет приземлился на аэродроме близ Праги. Вскоре одиннадцать офицеров разведки покинули здание генерального штаба. Зная, что все входы и выходы находятся под тайным наблюдением гитлеровских агентов, они разбились на группы и разъехались на машинах в разных направлениях, а встретились на аэродроме. Дежурные на таможенном контроле, знавшие их в лицо, не стали досматривать туго набитые портфели. Невзирая на плохую погоду, самолет через Амстердам благополучно доставил их в Лондон. Вездесущие журналисты, однако, что-то пронюхали. «Таинственный самолет прибыл в Кройдон»[26] – сообщили на следующий день английские газеты.

События в Чехословакии развернулись в соответствии со сценарием, сообщенным «А-54». Печать и радио рейха вновь подняли шумную кампанию по поводу «жестокостей» в отношении проживающих в стране лиц немецкой национальности. Не оставалось сомнений, что гитлеровцы готовили новый агрессивный акт. Президент Гаха, зная, что на следующий день последует оккупация страны, поспешил в Берлин. Пока он, находясь в пути, мысленно репетировал, как сразу от дверей бросится в ноги «фюреру», первые нацистские части уже пересекли границу. Под предлогом ликвидации «гнезда большевизма» и «беспорядков» 15 марта 1939 г. германо-фашистские войска заняли Прагу.

Прибыв в столицу Чехословакии, Гитлер любовался видом города с балкона Пражского Града. Один из помощников подошел к нему и сообщил, что ни Франция, ни Англия не объявили мобилизации.

– Я это знал заранее, – ответил Гитлер. – Через две недели об этом вообще перестанут говорить.

Захват Чехословакии в марте 1939 г. многие буржуазные исследователи называют «первой крупной ошибкой» Гитлера. Поскольку тем самым, утверждают они, был положен конец политике «умиротворения» и западные державы после этого якобы вступили на путь противодействия агрессии. Факты, относящиеся к рассматриваемому периоду, убеждают, однако, в том, что в данном случае слово «ошибка» идеологи империализма употребляют, чтобы сбить с толку доверчивого читателя, попытаться реабилитировать политику Англии, Франции и США накануне второй мировой войны.

В действительности западные державы не только не препятствовали развертыванию агрессии фашистской Германии, но, наоборот, в целях спровоцировать вооруженное столкновение рейха с Советским Союзом помогли Гитлеру полностью захватить Чехословакию и затем без помех обрушиться на Польшу. В оценке позиции кабинетов Чемберлена и Даладье в марте 1939 г. Гитлер, как видим, не ошибся. Налицо, наоборот, был прежде всего крупный просчет правительств Англии и Франции, желавших остаться в положении «третьего радующегося» и отклонивших советское предложение о заключении пакта о взаимопомощи трех держав (о чем речь пойдет позже).

Что касается фашистской Германии, то дело было не в отдельных «ошибках» Гитлера, а в том, что глубоко порочной в своей основе, противоречащей объективным законам истории и потому обреченной на провал была бредовая идея возвратить человечество ко временам средневекового вандализма и фанатического изуверства, установить «тысячелетнее» господство нацистского рейха, основанное на закабалении и эксплуатации сотен и сотен миллионов людей.

Введя войска в Прагу, гитлеровцы сбросили маску «миролюбия». Их намерение развязать большую войну стало очевидным. Мартовские события 1939 г. положили начало военно-политическому кризису в Европе, завершившемуся возникновением второй мировой войны.

Какое гневное возмущение широчайшей международной общественности вызвали бы эти закулисные маневры «умиротворителей», если бы стали известны в то время, когда происходили описываемые события. Но, прикрываясь фальшивыми фразами о стремлении к миру, империалисты тщательно скрывали от народов свои подлинные цели. По мере нарастания предвоенного кризиса все большую роль в деятельности буржуазных правительств приобретали тайная дипломатия и операции специальных служб. Несмотря на то что относящиеся к этой области секреты до сей поры ревниво оберегаются, даже то, что стало достоянием гласности, кладет новое позорное клеймо на политику западных держав, активно способствовавших вызреванию захватнических планов фашистских держав и поощрявших их к агрессии.