2020-й. Тревожный август

Акт второй

Несколькими днями спустя. Квартира Довнар. Михаил Иванович сидит на стуле за столом, Павел рядом возится с пультом дистанционного управления, нажимая на нем кнопки.

Павел. Все, настроил. Смотри, дядя Миша. Этой кнопкой включаешь телевизор. Заставка появилась, джойстиком находишь оператора сигнала и жмешь «окей». Появляется меню. Выбираешь «телевидение» и снова жмешь. Вот и каналы. Джойстиком находишь нужный, нажимаешь кнопку — и смотри. Понятно?

Михаил Иванович. Разберусь. (Берет дистанцию.) Придумают же трасцу! Старый телик лучше был. Там кнопку ткнул — и смотришь. Нет, пристали бабы: он несовременный, надо поменять. Чтобы экран большой и этот… смарт. Дорогой зараза, я его в рассрочку брал.

Павел. Зато подключен интернету. Есть браузер, оперативно можно новости смотреть. В сети они быстрее появляются, чем по каналам телевидения. Ну, и другое, чего захочется. Кино, Ютуб… Кстати. Роутер у вас довольно древний, и вечерами, когда все лезут в интернет, картинка может подтормаживать. Потоковое видео тяжелое. Рекомендую заменить.

Михаил Иванович. Еще и роутер…

Павел. Они не дорогие. Я подберу нормальную модель.

Михаил Иванович. Спасибо, Паша. (Лезет в карман и достает плоскую бутылку.) Замочим?

Павел. Дядя Миша! Я не пью.

Михаил Иванович. Да что тут пить! В бутылке 200 граммов. По сто на брата, это лишь для настроения.

Павел. Вам же завтра на работу.

Михаил Иванович. Я норму знаю. У нас проходной противоалкогольные рамки стоят. Не дунешь — не пройдешь. Алкоголь покажет — не пустят на работу и прогул запишут. Мне этого не надо.

Павел. (Улыбаясь.) Диктатура.

Михаил Иванович. И правильно, тебе скажу. Нехрен пьяного к станку пускать. Ну, ладно, заготовку он испортит, это полбеды. Так ведь еще под шпиндель влезет и покалечится. Батька правильно сказал: на работе чтоб ни-ни! А дома — выпей. Ты мне помог, я должен угостить. Специально коньяку купил, продавщица сказала, что хороший. Шесть звездочек.

Павел. (Смеется.) Ну, если шесть…

Михаил Иванович. (Ставит рюмки, кладет конфеты.) И телевизор нужно замочить, не то показывать не будет. Конфетами закусим. (Разливает.) Ну, за телевизор! Чтоб не ломался… (Выпивают.) Не обманула продавщица. Вкусный!

Павел. Ага. (Закусывает.)

Михаил Иванович. Батьку с автоматом видел?

Павел. В интернете по всем каналам ролик крутят.

Михаил Иванович. Красавец! И сынок с ним меньший с автоматом. Показал им, ясно дал понять, что только суньтесь… Те и разбежались. Я думаю, в штаны напрудили. (Смеется.) На душе спокойно стало. Знаешь, Паша, все эти дни вот тут щемило. (Тычет пальцем в грудь.) Думал: вдруг эти победят. И что тогда? Знаешь, у нас в цеху мужик работает из Украины, с Донбасса убежал. Так он нам говорил: у вас тут как у нас в четырнадцатом, когда Майдан случился. Один в один. У них тогда чем кончилось, помнишь? Войной. Теперь им — вот! (Показывает кукиш.)

Павел. То, что у них не выйдет ничего, я раньше понял, когда наш президент приехал на завод колесных тягачей. Его невероятные там ждали, провокацию готовили, пытались освистать. А президент пошел в толпу, стал разговаривать с людьми. Какие, мол, претензии, чем недовольны? Его охрана, думаю, аж поседела. (Смеется.)

Михаил Иванович. Почему?

Павел. В толпу мог кто угодно затесаться, взять нож или заточку. Долго ткнуть? А президент был без бронежилета.

Михаил Иванович. Ты откуда знаешь?

Павел. Так видно было. День жаркий, и его рубашка взмокла спереди и сзади. Случись под ней бронежилет, такого б не было. Вот тогда я понял, что у народа есть сильный лидер, который не позволит порвать страну на части. Бесстрашный человек.

Михаил Иванович. Наш, деревенский. Выпьем за него! (Разливает, пьют.)

Павел. Но невероятные не угомонятся, будут бить, крушить. Знаешь, дядя Миша, о чем я думал. Вот вы кричите, что сфальсицировали выборы. Так докажите это! Наблюдатели ведь были. И сколько! Сообщите факты: где, что и как нарушили. И не в интернете, голословно! Подавайте иски в суд, есть установленная законом процедура. Думаешь, подали? Ни одного! Во-первых, нечего сказать, а, во-вторых, им не нужно это. Силой власть захватить хотят. Только обломаются.

Михаил Иванович. Это точно.

Павел. Людям так головы промыли, что невозможно разговаривать. Ладно, не веришь мне, лезь в интернет — там цифры, факты. Сопоставляй и делай выводы, иначе для чего тебе мозги? Милиционеров покалечили — они вопят: да это фейк! А кто-то задницу намазал синькой, им показал — о, ужас! Милиция избила невиновного. Дескать, ничего не делал, просто мимо шел, но ОМОН набросился, ведь там одни садисты! Смотрел я как-то с мамой ролик. Стоит такая рыжая у изолятора, в пальцах держит кусочек хлеба и, рыдая, рассказывает, как над нею издевались на Окрестина. Голодом морили, избивали, угрожали изнасиловать. Я аж затрясся, подумал: неужели вправду? А мама говорит: «Да врет она!». И что ты думаешь? Мама была права. Та, которая рыдала, оказалась проституткой, не раз за это привлекалась. Ей заплатили, и она изобразила жертву, в чем и призналась перед камерой. И таких вот фейков в интернете море.

Михаил Иванович. Спасибо вам с Петровною за Сашку. Могли ведь дуру посадить на сутки.

Павел. Вряд ли. Скорей оштрафовали бы. Хотя… Организаторы протестов сулят им штрафы оплатить.

Михаил Иванович. Но все равно была б судимость, пускай административная. Из вуза выгнали бы.

Павел. Участковый нам помог, он заступился за девчат.

Михаил Иванович. Хороший хлопец. А девки — дуры! Чего поперлись?

Павел. Им драйва не хватает, скучно жить. А так сходили на демонстрацию, удрали от милиции, с родителями поругались. Романтика! (Вздыхает.) Сестра со мной не разговаривает.

Михаил Иванович. Разбаловали мы дочек. Помню, я в деревне… Бульбу надо прополоть, сена накосить, коров пасти… С рассветом встанешь, а ляжешь лишь когда стемнеет. На дурость времени не оставалось. Собрать бы тех, кто шлындает по улицам, — и всех в колхоз. Тяпки в руки — и на поле мотыжить бураки. Вот отсюда — и до заката. Я б свою отправил, может, и взялась бы за розум. Как в армии нам говорили: не доходит через голову, дойдет через ноги, руки.

Павел. (Улыбается.) Нельзя — у нас же диктатура. Как можно? Знаешь, дядя Миша, как-то я решил проверить: многие ли у нас поддерживают протесты. В интернете организаторы невероятных призывают своих сторонников вывешивать в окнах и на лоджиях флаги БЧБ. Прошел по улице и посчитал. Новый дом, шестнадцатиэтажный, одно подъездный — три флага. Другой, огромный, на подъездов восемь — пять. А в старых девятиэтажных почти что нет. Один, ну, два от силы. И они нас будут уверять, что с ними весь народ.

Михаил Иванович. Брехуны!

Павел. Вот именно. Еще придумали такую моду — цеплять в дворах на ограждении ленты в цвете БЧБ. Дескать, посмотрите: весь дом за них.

Михаил Иванович. У нас не видел.

Павел. Я тоже. Но если вдруг появятся — сорву их нахрен. Такими лентами в войну портреты Гитлера колоборанты украшали. И эту пакость тащить в наш двор?

Михаил Иванович. Увидишь — позови меня. Я помогу.

Павел. Спасибо, дядя Миша! Пойду. (Встает.)

Михаил Иванович. Бывай, сынок!

Действие происходит во дворе дома. Варвара, Александра и Регина.

Регина. (Передает Варваре пакет.) Здесь ленточки, развесьте их, когда стемнеет. Днем нельзя: увидит кто-нибудь и позвонит в милицию. Приедут, отберут, на вас составят протокол, и акция сорвется. А, если сделаете все тихо, утром будут знать, что дом за нас. Вяжите ленты крепко, чтобы не сорвали.

Александра. (С сомнением.) Это вправду нужно?

Регина. Плачу по двадцать баксов.

Варвара. Не надо. Мы за идею.

Регина. Молодец! Ты настоящая змагарка. Завтра сфотографируешь работу и пришлешь мне снимок.

Варвара. Хорошо. Пока!

Уходит вместе с Александрой. Регина смотрит вслед.

Регина. Вот дурочки! Подарили мне сорок баксов.

Уходит. Несколько часов спустя. Варвара с Александрой цепляют ленточки на ограждение.

Александра. Нас не увидят? Вон в окнах дома свет. Возьмет вдруг кто-то и выглянет.

Варвара. Трусишь?

Александра. Меня родители за то, что демонстрацию с тобой ходила, ругали. Папа говорит: из университета могут выгнать.

Варвара. Подумаешь! Мне Регина обещала, что, если выгонят, нас примут на учебу в Варшавский университет. Учиться будем за границей. Разве плохо?

Александра. Я там никого не знаю.

Варвара. Освоимся. Представляешь: Варшава, новые друзья… И университет получше БГУ. Диплом страны ЕС, не то, что наш. Дадут нам общежитие, стипендию.

Александра. Это правда?

Варвара. Конечно. Все так и будет, не волнуйся.

Александра. А как твой брат после того, как нас едва не повязали?

Варвара. Я с ним не разговариваю. Надоел, ябатька! Будет мне мораль читать.

Александра. (Вздыхает.) Он хороший.

Варвара. Влюбилась, что ли? (Хихикает.)

Александра. Не знаю. Мы с ним встречались, но потом поссорились.

Варвара. Из-за чего?

Александра. Он против нас.

Варвара. И правильно, что бросила! Нечего с таким встречаться.

Александра. (Вздыхает.) Он добрый и заботливый. Знаешь, сейчас такие парни жадные. Пригласит в кафе, но за себя плати сама. Зачем тогда позвал? И требуют, чтоб сразу с ними в койку. Павел не такой — ни словом, ни намеком. Угощал меня, цветы дарил, прямо как в кино. Шутил и улыбался. Мне с ним было так уютно.

Варвара. Пашка может. Он какой-то… старомодный, что ли. Джентльмен. Им многие мои подруги интересовались, просили познакомить.

Александра. А ты?

Варвара. Перебьются. Им не Пашка нужен, а его зарплата. Он же программист и получает хорошо.

Александра. Я с ним не из-за денег.

Варвара. Знаю. Против тебя я слова не скажу.

Александра. Родителям он нравится…

Варвара. Был бы он за нас, цены бы не было. Как такое вообще возможно? Программист, богатый, и ябатька? Не понимаю.

Александра. (Не искренне.) Я тоже. (Вздыхает.)

Варвара. Кажется, закончили. Завтра сфотографирую…

Слышен крик: «Эй, вы! Что там делаете?»

Александра. Заметили! Бежим!

Убегают. Появляется Павел. Качает головой.

Павел. Развесили, заразы! Жаль, не рассмотрел, кто этим занимался — темно на улице. (Пытается сорвать одну из ленточек.) Крепкие, подлюки! Из чего их сделали? Ладно… (Достает смартфон и набирает номер.) Дядя Миша, добрый вечер! Ты еще не спишь? Из двора звоню. Нам тут погань на ограду нацепили, ну, ту, о которой я сегодня говорил. Поможешь срезать? Спасибо! Только ножницы возьми — себе и мне. Договорились, жду.

Появляется Михаил Иванович в домашних тапочках с пакетами в руках. Он позевывает. Вручает Павлу ножницы.

Михаил Иванович. Держи! Как чувствовал, спать не ложился. И Сашки дома нет.

Павел. Варвары тоже. Гуляют где-то.

Михаил Иванович. Как бы вновь куда влезли.

Павел. По ночам невероятные не ходят. Им нужна картинка для интернета, и чтобы все их видели. А ночами люди спят.

Михаил Иванович. Как будем резать? Давай, ты с этого, а я с другого краю. Ленты эти кидай в пакеты, чтоб во дворе не мусорить.

Павел. Дядя Миша, ты молодец! Я бы не додумался пакеты взять.

Михаил Иванович. (Хмыкает.) Молодой еще. Поживи с мое.

Расходятся. В стороне появляются Варвара и Александра. Варвара достает смартфон и вызывает абонента.

Варвара. Регина? Мы ленточки развесили, но появились двое мужиков и их срезают. Мы не сможем помешать.

Регина. Я разберусь. (Отключается и вызывает абонента.) Константин?

Рогов. Я.

Регина. Во дворе семнадцатого дома по вашей улице девочки ленты нацепили, но пришли какие-то хмыри и их снимают. Разберись!

Рогов. Почему я?

Регина. Ты ближе всех живешь.

Рогов. Я тут немного выпил, спать собирался.

Регина. Двадцать баксов!

Рогов. Пятьдесят.

Регина. Пусть будет пятьдесят. Поторопись!

Рогов. Ладно. (Берет обрезок водопроводной трубы и сует его за пояс сзади. Уходит.)

На сцене Павел, срезает ленты и бросает их в пакет. Сзади подходит Рогов.

Рогов. Эй, мужик! Брось это дело!

Павел. (Оборачивается. Удивленно.) Рогов?

Рогов. Сержант?

Павел. Ты как здесь оказался?

Рогов. Позвонили, сказали, что кто-то ленточки срезает. Их наши девочки развесили.

Павел. Ну, я их режу. И что?

Рогов. Прекращай, сержант.

Павел. Так ты за этих?

Рогов. Как видишь.

Павел. Из-за чего?

Рогов. Я за свободу.

Павел. Как же так, ефрейтор? Ты же приносил присягу, клялся защищать страну. Солдатом был отличным. В милицию хотел пойти служить.

Рогов. Я и пошел, но долго там не задержался.

Павел. Почему?

Рогов. За руль сел выпимши, а меня ГАИ остановило. Не посмотрели, что милиционер, и выписали протокол. Собаки драные! Меня уволили по компрометирующим обстоятельствам. За что?!

Павел. За дело. Что дальше было?

Рогов. Думал таксовать, но прав-то нету — отобрали. Охранником работал, но тоже не сложилось. Уволили.

Павел. Пил на работе?

Рогов. (Неохотно.) Случалось. Работе это не мешало, но все равно прогнали. Теперь я грузчик, принеси, подай. (Горько усмехается.) Вот что получил от государства, которое поклялся защищать. Поэтому я против президента и таких, как он. Понятно?

Павел. (Саркастически.) Конечно, государство виновато. Эх, Рогов, Рогов… Сам себе испортил жизнь, а на стороне виновных ищешь. С тобой все ясно. Ладно, у меня работа. (Режет ленточку.)

Рогов. Сержант, не делай это!

Павел. (Не оборачиваясь.) Уходи, ефрейтор!

Рогов. Сам выбрал…

Вытаскивает из-за спины обрезок трубы и бьет им Павла по голове. Тот падает. Слышен крик: «Что ты робишь, падла!» Рогов бросает трубу и убегает. Появляется Михаил Иванович и наклоняется над Павлом.

Михаил Иванович. Пашка! Боже, голова в крови. Убили? Нет, вроде дышит… (Достает смартфон и набирает номер.) Скорая? Скорее приезжайте, человеку голову пробили…

Неделей спустя. Квартира Ковалей. Павел с забинтованной головой сидит за столом перед ноутбуком. Входит Клавдия Петровна.

Клавдия Петровна. Паша! Тебе же запретили!

Павел. Я на минуту, мама, новости узнать.

Клавдия Петровна. И встал зачем? Врач велел лежать. У тебя же сотрясение.

Павел. Да были б тут мозги… (Указывает на голову.) Сам виноват. Не следовало поворачиваться к Рогову спиной. Он пьяный был, неадекватный. Вот и получил.

Клавдия Петровна. Эх, Паша, Паша. Ты слишком добрый, о людях судишь по себе. Этот Рогов — конченная сволочь! Ведь мог убить.

Павел. Нет, мама. Бил он на рефлексе, как в части нас учили, но не по заднице, а голове. Будь у него резиновая палка, набил бы шишку. Но у него была труба, поэтому рассек мне кожу.

Клавдия Петровна. Шесть швов! И шрам останется. (Всхлипывает.)

Павел. Ну, что ты, мама! (Встает и обнимает.) Шрам волосы прикроют. Не на лице ведь.

Клавдия Петровна. Голова болит?

Павел. Почти что нет.

Клавдия Петровна. В том-то дело, что «почти». Эх, сынок, сынок. Сестру ругал, чтоб никуда не лезла, а сам не удержался.

Павел. (Вздыхает.) Кто же думал…

Звонок в дверь. Клавдия Петровна уходит открывать. Возвращается с Михаилом Ивановичем. Тот несет в руках пакет.

Михаил Иванович. Добрый вечер. Зашел проведать. Как здоровье, Паша?

Павел. Нормально, дядя Миша. Поправляюсь.

Михаил Иванович. (Кладет пакет на стол.) Гостинец.

Павел. Ну что ты, дядя Миша! Не стоило. У нас все есть.

Михаил Иванович. Нельзя к больному без гостинца. Тут сало деревенское и колбаса, в магазине их не купишь. Мужчина должен сало есть, от него вся сила.

Павел. Спасибо, дядя Миша. Присаживайтесь.

Клавдия Петровна. Может, чаю?

Михаил Иванович. Я бы водки выпил, что-то на душе погано. Как вспомню Пашку… Лежит, чуть дышит, голова в крови. Думал, что убили.

Клавдия Петровна. Принесу. (Уходит.)

Михаил Петрович. Не знаешь: подлюку этого поймали?

Павел. Той же ночью. Геолокацию использовали.

Михаил Иванович. Чего?

Павел. Геопозиционирование. Короче, через сотового оператора вычислили, кто, с каким смартфоном был во дворе. Поздний вечер, людей немного: ты, я и Рогов. Нас исключили, разумеется, поехали к нему и взяли.

Михаил Иванович. Ишь, как! Он не отбрешется?

Павел. Там доказательства железные. Во-первых, я его узнал. Во-вторых, на трубе, которой бил, остались отпечатки пальцев. Он уже признался.

Входит Клавдия Петровна с подносом.

Клавдия Петровна. О чем ты, Паша?

Павел. Рассказываю, как вычислили Рогова.

Клавдия Петровна. А, эту сволочь… (Мстительно.) Надо было застрелить при задержании.

Павел. Сопротивления не оказал.

Михаил Петрович. Ты откуда знаешь?

Павел. Со мною следователь беседовал. Вот он и рассказал.

Клавдия Петровна. Угощайся, Иванович.

Михаил Петрович. (Поднимая рюмку.) За твое здоровье, Паша! (Выпивает и закусывает.)

Павел. Там вовсе интересная история. Мама, помнишь, в день выборов Варя приводила к нам свою знакомую, Регину?

Клавдия Петровна. Припоминаю.

Павел. Она и натравила Рогова на нас. Оказалась координатором протестов. Организовывала акции, собирала деньги с жертвователей, платила исполнителям. Мало этого. Публиковала в интернете адреса и телефоны сотрудников милиции, призывала к расправе с ними и их семьями.

Михаил Иванович. Вот сучка! Ее арестовали?

Павел. На следующий день. В телефоне Рогова остался ее номер от последнего звонка. По нему и вычислили. А дальше просто. У нее смартфон, компьютер, а там вся информация… Не отопрется.

Михаил Иванович. Посадят?

Павел. И надолго. Статьи тяжелые. Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок… Заговор с целью захвата государственной власти… Сядет лет на десять.

Михаил Иванович. Так ей и надо! Чего полезла?

Павел. Кредитную историю хотела заработать, чтобы съехать за границу не просто мигранткой, а заслуженным борцом за демократию. Рассчитывала, что примут с раскрытыми объятиями, в чем я определенно сомневаюсь. Западу такие, как она, нужны у нас, а не у них.

Михаил Иванович. Осталось найти и наказать тех, кто ленточки развесил.

Павел. Кхм… Их разыскали. Ладно, все равно узнаете. Это Варя с Александрой.

Клавдия Петровна и Михаил Иванович одновременно. Что?

Павел. Да, мама, их Регина сдала. Варю с Александрой допросили. Собирались оформить им административку, я попросил не привлекать. Пошли навстречу, девочек судить не будут. Не волнуйтесь.

Михаил Иванович. Нет, надо было Сашку бить! (Наливает рюмку, выпивает.) Спасибо, Паша, не забуду.

Павел. Вам спасибо. За то, что во дворе не бросили и позвонили в скорую.

Михаил Иванович. Ерунда. Так любой бы сделал. А девок от тюрьмы спасти не каждый сможет. Теперь я понимаю, почему они засобирались.

Павел. О чем ты, дядя Миша?

Клавдия Петровна. Паша, извини. Я не хотела беспокоить. Варя с Александрой уезжают за границу.

Павел. Что?!

Клавдия. Уже забрали документы в вузе, приобрели билеты на автобус до Варшавы. Визы не нужны. Отчисленных из вузов борцов с режимом поляки пропускают к себе, как беженцев. Завтра уезжают.

Павел. Я поговорю с сестрой.

Клавдия Петровна. Бесполезно, я пробовала. Как горох об стенку. Тебя она и вовсе не станет слушать. Сам знаешь, почему.

Павел. О, Господи! (Обхватывает голову руками.)

Михаил Иванович. Я со своею тоже говорил. Хоть кол на голове теши. Еще и жонка за нее. Мол, дочка, учиться будет за границей, это ж счастье. Деревня!

Клавдия Петровна. (Задумчиво.) Может с Сашей мне поговорить? Как думаешь, Иванович?

Михаил Иванович. Поговори, Петровна. Буду только рад. А то уперлись, бабы, слова не скажи.

Клавдия Петровна. Саша дома?

Михаил Иванович. И жонка тоже. Вещи собирают.

Клавдия Петровна. Паша, ложись отдыхай. Ты сделал все, что мог. Настала наша очередь бороться за девчат. Иванович, пошли!

Михаил Иванович. (Торопливо наливает и выпивает рюмку.) Прочистим им мозги!

Уходят.

Квартира Довнар. Александра и Ольга Николаевна укладывают вещи в чемодан.

Ольга Николаевна. Похоже все собрали, можешь закрывать. Деньги, документы не забыла?

Александра. В сумочке.

Ольга Николаевна. Вас там точно примут?

Александра. В телеграм-канале обещали. Мы списывались с ними.

Ольга Николаевна. Помоги вам Бог! (Всхлипывает.)

Александра. Ну, что ты, мама! Не в Африку ведь едем, а в Варшаву. Это ж рядом.

Ольга Николаевна. В Польше везде паны. И кто их знает, как к вам отнесутся.

Александра. Поляки — люди добрые, так Варя говорит.

Ольга Николаевна. Ну, если Варя… Брат у нее разумный, дай Бог, чтоб и сестра его такая. Вот интересно: младше на год, а тобой командует.

Александра. Варя — лидер по характеру, а я другая. Руководить мне неинтересно.

Ольга Николаевна. И я такая. (Вздыхает.)

Входят Клавдия Петровна с Михаилом Ивановичем.

Клавдия Петровна. Добрый вечер. В дорогу дочку собираете?

Ольга Николаевна. Уже собрали.

Клавдия Петровна. Александра, нам можно побеседовать?

Александра. (Упрямо.) Чтоб вы не сказали, все равно уеду.

Клавдия Петровна. Отговаривать не собираюсь. Расскажу одну историю из своей жизни. Согласна выслушать?

Александра. Рассказывайте, тетя Клава.

Клавдия Петровна. В школе в моем классе учился один мальчик, Сергей Кислицын. Смешной такой: тощий, лопоухий. Не красавец. И еще училась с нами девочка, Алла Полякова. Красивая невероятно: лицо как у артистки из кино, фигура стройная, грудь, ноги — все на месте. В школе многие мальчишки за нею бегали, а Сережка так и вовсе глаз не сводил. Все это видели, шутили над парнишкой, но он не прекращал ее любить. Но Алла знала себе цену, и на него, как говорится, нули писала. Такая вот несчастная любовь… Окончили мы школу, и кто куда. Сережа поступил в университет на физико-математический, я — в нархоз, а Алла никуда не поступила и вышла замуж за бандита. В 90-е они считались отличной партией — на иномарках, при деньгах. Но счастье у нее было недолгим, мужа застрелили. Алла недолго горевала и снова вышла замуж — в этот раз за иностранца. Он был ее намного старше, но зато бельгиец из Западной Европы, не какой-то Сережа из Беларуси.

Александра. И что?

Клавдия Петровна. Вернулась через десять лет — жизнь в Бельгии не задалась. Ругала своего Шарля страшно: скупой, расчетливый, денег ей давал в обрез — на продукты и скромную одежду, а, чтобы что-то подарить, и вовсе не мечтай… Приехала к родителям, нашла работу с небольшой зарплатой — профессии-то нет. В Бельгии она была домохозяйкой: муж не хотел, чтобы она работала, и требовал, чтобы заботилась о нем. Ладно… Через двадцать лет после выпуска из школы наш класс решил собраться. Таня, наш комсорг, всех обзвонила и как-то сумела выйти на Сережу — он в то время за границей находился. Кислицын ей и говорит: «Таня, я все организую: закажу нам стол в хорошем ресторане и заплачу за всех, ты только собери ребят, я так хочу всех вас увидеть». Хочет — ладно, мы не против, тем более, платить не надо.

Ольга Николаевна. И я б не отказалась — бесплатно в ресторане посидеть.

Клавдия Петровна. Короче, собрались. Стол накрыли нам шикарный: вино, шампанское, коньяк… Еда прекрасная. Все ожидали, что Сережа сядет во главе стола — банкет ведь за его счет, но он пристроился тихонько в уголке, сказав нам: «Ребята, не обращайте на меня внимания». Ну, мы и стали веселиться. Пили, ели, вспоминали школу, учителей, забавные истории. Отлично погуляли. Сережа был как все. Так получилось, что мы сидели рядом. Смотрю, он сильно изменился. Уверенный в себе мужчина, приятный, дружелюбный, совершенно не похож на прежнего Сережку. Одет неброско, но со вкусом: пошитый на заказ костюм, рубашка с манжетами под запонки, туфли дорогие. Заканчивается вечер, и официанты приносят нам подарки: каждому пакет, а каждой женщине еще букет цветов. В пакетах вино, конфеты, у мужчин — бутылка виски, дорогого, к слову.

Михаил Иванович. Этот виски хуже деревенской самогонки.

Ольга Николаевна. На халяву б выпил!

Александра. Мама, папа, я хочу послушать! Рассказывайте, тетя Клава.

Клавдия Петровна. Тут мы, конечно, обомлели. Володя Кузнецов не выдержал и спрашивает: «Сережка, ты что, миллионер?» А Сергей смеется: «Ребята, это мелочь. Мне с вами было хорошо! Я подолгу бываю за границей, работа требует, живу там месяцами. У них другие отношения, душевно так не пообщаешься. Чтобы прилететь на встречу, я бизнес-джет арендовал, а вы мне про какие-то подарки…» Тут встает Татьяна и говорит: «Ребята, вы, что, не в курсе, кто наш Сережа? Загляните в интернет. Позвольте, я представлю: Сергей Кислицын, учредитель и владелец компании „Дайнемикснет“, наш белорусский миллиардер. Вот с кем мы учились в одном классе!» Сергей ее поправил: «Не владелец, а один из совладельцев, но у меня контрольный пакет акций. Пока еще не миллиардер, но через пару лет, наверно, стану. Ребята, если будет нужно — обращайтесь». Попрощался с нами и уехал. Кстати, когда у Лены Ивановой заболела дочка, и ей потребовалось операция за границей, Сережа оплатил лечение. Девочка поправилась.

Александра. А Алла?

Клавдия Петровна. Она там тоже была. Едва Сергей ушел, как начала рыдать! Еле успокоили. Что плакать? Паровоз ушел. Сергей нам фотографии показывал своей семьи. Жена и двое деток: девочка и мальчик. Живут за кольцевой в большом особняке.

Александра. Вы не жалеете, что не вышли за Сергея замуж?

Клавдия Петровна. (Улыбается.) Нет, девочка. В девятнадцать лет я повстречала Станислава, а в двадцать Пашку родила. Жить было трудно — студентка, денег мало, но я нисколько не жалела — у меня была любовь. Ее и за миллиард не купишь. Ладно. Для чего я это рассказала? Запомни, Александра, Господь дает нам в жизни шанс и очень важно его не проглядеть. Я свой не упустила. А ты подумай. До свиданья.

Встает, уходит.

Александра. Пойду к себе. (Уходит.)

Михаил Иванович. Разумная жанчына соседка наша.

Ольга Николаевна. А я?

Михаил Иванович. А ты — кассир. (Уходит.)

Ольга Николаевна. Хам! (Задумчиво.) Ну, Мишу я не упустила, значит, не такая дура.

Ковалей. Клавдия Петровна, Ольга Ивановна, Варвара, Александра.

Клавдия Петровна. Присядем на дорожку. Такси я заказала, скоро будет.

Ольга Николаевна. Саша, как приедете в Варшаву, сразу позвони. И после, как устроитесь.

Александра. Я помню, мама!

Клавдия Петровна. Мы вас проводим до автобуса. Посадим и вернемся.

Варвара. Сами бы доехали.

Клавдия Петровна. Нам так спокойней. Нас четверо, в такси поместимся.

Входит Павел. Приближается к Варваре и протягивает ей пакет.

Павел. Держи.

Варвара. Что здесь?

Павел. Пять тысяч долларов. Варшава город дорогой. Снимите там квартиру. Я не хочу, чтоб вы скитались по хостелам с двухярусными койками и с комнатами на двадцать человек.

Варвара. Паша…

Павел. Бери, бери. Устроитесь, открой в варшавском банке счет и сообщи мне реквизиты. Буду переводить вам деньги.

Варвара. Пашка… (Всхлипывает.)

Павел. Ну, ну…

Варвара. Паша… Я перед тобою виновата. Из-за меня тебе разбили голову.

Павел. Знаю.

Варвара. И все равно?..

Павел. Ты моя сестра, и я тебя люблю.

Варвара. И я тебя. (Обнимает брата.) Прости меня.

Павел. Уже простил. Об одном прошу: не делай ничего в Варшаве, чтобы закрыло тебе путь домой. Поехала учиться, так учись. Станет плохо — приезжай обратно. Думаю, что с университетом вопрос решим, вас восстановят. Возвращайся, я буду ждать.

Александра. А меня?

Павел. Возвращайся, Саша.

Слышна мелодия смартфона. Клавдия Петровна смотрит на экран.

Клавдия Петровна. Такси подъехало. Пойдем.

Все, кроме Павла, уходят. Он подходит к окну и смотрит вниз.

Павел. Уехали. (Возвращается к столу, садится.) Что, Павел Станиславович, допрыгался? Сестра и девушка уехали, голова разбита. Ай, молодец! Сидел бы тихо, и ничего такого б не случилось. (Задумывается и качает головой.) Не факт, не факт. Варя с Сашей могли бы глубоко залезть в протесты и заработать уголовку. Сломали себе бы жизнь. А так побудут далеко от Беларуси, возможно, и одумаются. На чужбине жить не сладко. Но до чего же на душе погано! Чтоб вы подохли, козлины заграничные! Не додавили вас в войну, и возродилось сучье семя! Так людям заплести мозги… (Слышен звук дверного звонка.) Кто это?

Уходит и возвращается с Михаилом Ивановичем. Тот ставит на стол бутылку.

Михаил Иванович. Выпьем, Паша! Я по такому случаю коньяк купил. Шесть звездочек!

Павел. Дядя Миша, не травите душу. Какая пьянка? Пить надо с радости, не с горя.

Михаил Иванович. А какое горе?

Павел. Девочки уехали.

Михаил Иванович. Воротятся.

Павел. Когда?

Михаил Иванович. Сегодня.

Павел. С чего вы взяли?

Михаил Иванович. Вот! (Извлекает из кармана и бросает на стол паспорт.)

Павел. Паспорт? Чей?

Михаил Иванович. Смотри.

Павел берет и раскрывает паспорт.

Павел. Довнар Александра… Саша забыла паспорт?

Михаил Иванович. Счас! Сашка ничего и никогда не забывает. Оставила сознательно. Без паспорта ее даже в автобус не пустят.

Павел. Почему она так сделала?

Михаил Иванович. Не хотела уезжать. Петровна с ней вчера поговорила, и девке втямило.

Павел. Так отказалась б сразу.

Михаил Иванович. Видно постеснялась. То кричала, что уедет, а тут вдруг передумала. Придумала причину.

Павел. Пусть так. Но Варя-то уедет.

Михаил Иванович. Без Сашки? Никогда! Ведь она и уговорила дочку. Одна не схочет.

Павел. За паспортом вернутся, купят билеты на другой автобус.

Михаил Иванович. Не купят. Во-первых, на Варшаву они не ходят по дважды в день. Во-вторых, одумаются девочки.

Павел. Твои б слова да Богу в уши.

Михаил Иванович. Бог услышал. Я в церковь заходил, поставил свечку и попросил, чтобы вразумил заблудших дев. Господь и внял. Слава тебе, Боже! (Крестится.) Я как увидел этот паспорт, так сразу в магазин! Надо срочно выпить, чтобы сердце успокоилось. Неси посуду и закуску!

Павел. Сейчас. (Уходит и возвращается с запрошенным.)

Михаил Иванович. (Разливает коньяк по рюмкам.) За наших девочек! Дай, Господи, им счастья и выбей из голов их дурь!

Павел. За это стоит выпить. Но я не буду, мне запретили. Просто рядом посижу.

Михаил Иванович. Как хочешь. (Опорожняет рюмку.) Эх, Паша, Паша. Я неделю эту спать не мог. Все думал: вот уедет дочка, и неизвестно, воротится ль когда. Останемся с женой одни. Старшая живет отдельно, ей не до нас — дите растит. Отрезанный ломоть. А Саша — младшая, любимая. Надеялся, что нас досмотрит в старости. (Всхлипывает.)

Павел. Успокойся, дядя Миша! Все будет хорошо.

Михаил Иванович. Налей мне! (Выпивает.) Ух, легче стало. Поставь мне музыку. Есть у тебя про Саню? Ну, ту, которую везде поют?

Павел. Сейчас найду. (Открывает крышку ноутбука, водит пальцами по тачпаду.) Есть. Так, подключу блютус-колонку…

Раздается песня:

Михаил Иванович. (Подхватывает последнюю строчку.) Саня останется с нами! (Встает и поет, приплясывая под припев.)

Открывается дверь, в комнату заходят Клавдия Петровна, Ольга Николаевна, Варвара и Александра с чемоданами. Некоторое время изумленно смотрят на открывшуюся их взгляду картину. Павел, заметив, приглушает звук.

Ольга Николаевна. Гляди на них! Чуть мы из дома, а они — танцуют.

Михаил Иванович. А вы чего вернулись?

Ольга Николаевна. Саша забыла паспорт.

Михаил Иванович. Вороны… Петровна, потанцуем!

Клавдия Петровна. А давай! Паша, сделай громче!

Пляшут. Ольга Николаевна подходит к столу, берет рюмку Павла, опрокидывает в рот.

Ольга Николаевна. А, пропади все пропадом!

Подходит к Варваре и вытаскивает ее танцевать. Александра подходит к Павлу. Тот встает и обнимает девушку. Некоторое время они стоят так, а потом присоединяются к другим. Танцуя, артисты подходят к краю сцены и кланяются.

Занавес.