220 вольт

Глава 11

— Эй, певец, ты кто? — внезапно послышалось из соседней камеры. А и в самом деле, тут же явно их много. И с чего мне пришло в голову, что я тут один?

— Электрик, а ты? — ответил я, почему-то решив, что спрашивают про профессию.

— Ништяк, не слышал. А я Жмых, 162 у меня — сосед просунул руку через решетку и помахал ей.

— А я свою не знаю, сразу сюда после следователя — я с трудом просунул руку через свою решетку и помахал в ответ — а 162 это за что?

— Подрезал чуток у фраера, да потом не фартануло, прямо в руки мильтону выскочил — сосед вздохнул — в общем, теперь к хозяину мне дорога.

— Эй, болезные, а ну-ка давай назад, а то без раздачи останетесь. — внезапно ожил наш надзиратель.

Хоть я и не имел ни малейшего понятия, что такое «раздача», но раз это такое, что можно в наказание отобрать, то лучше подчиниться. Сел снова на скамью и огляделся. Делать было совершенно нечего. Как-то же заключенные должны справляться со скукой? Книг нет, собеседников нет. Занялся бы настенной живописью в духе «вася был здесь», да нечем стены портить.

В итоге решил позаниматься прогрессорством, хотя бы мысленно. Надо обеспечивать себе будущее, не вечно же мне электриком лампочки крутить? Хотя надо признать, работа эта пока совершенно не пыльная.

Итак, для начала включаем пессимиста на полную катушку. А на полную катушку — это меня расстреляют. Все, финита с комедией и абзац, поэтому дальше не рассматриваем. Уменьшаем — законопатят лес валить или рыть канал. Тут я вообще ничего не знаю, значит буду пытаться использовать свои знания на полную, чтобы дали заняться более интеллектуальным трудом. Бензопилу там изобрести или еще что-то — надо смотреть по обстоятельствам. В общем, как в армии — сразу показать свои навыки, чтобы поближе к штабу, но подальше от начальства. Если какие-нибудь «15 суток» дадут — спокойно отсидеть и только потом начинать писать всякие письма во всем места про то, что я невиновный.

Поразмыслил еще раз над использованием послезнания и писем Сталину или Берии. Нет, категорически нет. Разве что на расстрел поведут, да и то… Надо что-то убойное, во что поверят прямо сейчас и сразу. В голову ничего, кроме атомного проекта не приходило, да и только-то и знаю, что там Курчатов был. Еще в какой-то книге читал, что прямо около Архангельска алмазы нашли — это уже было или будет? В общем, плохо быть не подготовленным попаданцем…

Ладно, хватит загонять себя в негатив. Предположим, что меня выпустят. Для начала надо будет доделать автономное питание светильников. Но тут жду помощи местных радиолюбителей, вернее информации от них про существующие элементы питания. А то все, что я увидел в «Радио» — это какие-то странные для меня номиналы и размеры. Лично я не смог придумать, зачем кому-то может потребоваться батарейка, которая выдает всего полтора вольта, но зато емкость у нее аж четыреста ампер-часов. При небольшом желании сварочник можно соорудить, не то что лампочку запитать.

Закинув руки за голову, я улегся на скамейку. Глаза сами собой уставились на лампочку. Что еще можно по-быстрому сделать? Я прищурился, пытаясь разглядеть нить висящей под потолком лампочки. Внезапно она мигнула, а затем погасла. Не понял, это я ее что ли взглядом погасил? Неужели положенные попаданцу суперспособности проклевываются? Только я начал мечтать про открывающиеся возможности, как от дежурки раздался крик, матерящий какого-то Михайлюка. Движимый любопытством, я встал и прижался лицом к решетке, пытаясь что-то разглядеть. Света, долетающего от окна в торце коридора было достаточно, чтобы тьма не была уж совсем непроглядной, поэтому я вполне различал мечущиеся тени. Вскоре где-то нашли и зажгли керосиновую лампу, поэтому стало гораздо светлей. Но даже с такой помощью с моего места не было видно ничего интересного. Я улегся назад на скамейку и начал слушать, как кто-то начал командовать в духе «это приделывай сюда, а ты иди вот туда». Пару раз они даже пытались включить свет, но после небольшой паузы все гасло назад и начинался новый поток матерных команд от неизвестного мне начальника.

Было попытался реконструировать действия, приведшие к аварии, но слушая разговоры ремонтирующих экспертов, так и не смог вычленить ничего полезного. Сначала вроде чайник не туда включили, а потом утюг. Ладно чайник, но что утюгом в дежурке делали? Наконец, после очередной команды «давай» все лампы вспыхнули неестественно ярким светом, а затем очередью по коридору пронеслось «пых-пых-пых» от перегорающих лампочек. Кажется, горе электрики устроили перекос фаз в чистом виде. В обычном мире это известно под «ноль отгорел». Я коротко хохотнул и попытался устроиться поудобнее — вот теперь света точно не будет очень долго…

— Па-а-а-адьем! — меня разбудил мерзкий блямкающий звон пустой тарелки, которой вели по прутьям решеток соседних камер. Ага, уже утро.

Вскоре в сопровождении незнакомого сержанта появилась тележка, на которой стояли большой бидон и стопка вставленных друг в друга тарелок. Тележку катила хмурая личность, одетая в бывший когда-то белым халат.

— Брянский? — конвоир открыл дверь, давая проход «повару» и сверился с каким-то списком — сегодня тебе на суд, так что готовься.

Готовься, было бы чем… Я взял протянутую мне миску, наполненную какими-то серыми комками, кусок ноздреватого хлеба и замызганную ложку. С сомнением посмотрел на предложенное и попытался прислушаться к организму: есть или не есть? Организм выразил полную индифферентность, не подавая никаких сигналов. Немного подумав, решил, что все-таки стоит поесть — фиг его знает, когда в следующий раз доведется. Тщательно обтер наиболее чистым куском одежды ложку и попробовал. Перловка, а в качестве приправы какая-то жирная фигня с отвратным вкусом. Конечно, до разносолов Пелагеи Серафимовны далеко, но у данного варева наверняка совершенно другое предназначение. С трудом запихнув в себя эту бурду, я сполоснул ради приличия тарелку с ложкой и снова решил вернуться к прерванной вечером теме прогрессорства.

Пытаясь вспомнить хоть что-то прикольное, решил пойти ассоциативным путем. Вот лампочки, которые вчера бахнули. Они могут гореть, а могут не гореть. Отлично, идем дальше. Если они светятся, то можно наверняка сделать так, чтобы они светили разным цветом. Например, покрасить лампочку или поставить покрашенную стекляшку. Получим светофор. Мимо, они уже тут есть, лично парочку видел, когда сюда везли. Светофор мигает разными цветами. Что еще может мигать разными цветами? Гирлянда на елке. Помню «бегущие огни», особенно с разными программами, были очень популярны. До нового года времени еще вагон, так что будет время выяснить, есть ли они уже. А кроме гирлянды что может мигать? Цветомузыка! Такого тут точно нет! А ведь конструкция-то примитивная даже по нынешним временам… Точно. Нарисую схему, отправлю в журнал «Радио» и стану знаменитым на всю страну. Может, им заодно полупроводниковый диод с транзистором изобрету, там тоже ничего сложного нет…

Задумавшись о сладкой жизни, которая наступит сразу же после этого, я даже не сразу среагировал на открывшуюся дверь камеры.

— Задержанный, на выход! — да е-мае, кто я такой? Свидетель, обвиняемый, арестованный или вот задержанный? И спросить-то о различии в терминах не у кого. А с другой стороны, не все ли равно?

Построив всех обитателей КПЗ в коридоре, нас по одному выводили к выкрашенному в черный цвет фургону, где и рассаживали по непонятной мне схеме. Кого-то просто на скамейку, а кого-то в этакую микро-камеру, представляющую из себя огороженную сеткой-рабицей табуретку. И опять никаких наручников.

Жмых оказался низкорослым и худощавым мужичком, судя по всему, одетым по последней моде: пиджак, косоворотка, заправленные в сапоги брюки и засаленная донельзя кепка.

— Ну вот, электрик, довелось и нам поручкаться — я пожал протянутую ладонь — ты чего такой довольный?

— Да сон хороший приснился — ответил я. Ну не рассказывать же ему про цветомузыку и гирлянды.

— Ну, это хорошая примета — глубокомысленно покивал ворюга — а мне вот наоборот, что-то не спалось совершенно. А ты вообще кто по жизни?

— Ты не поверишь, но я на самом деле электрик, в больнице городской — улыбнувшись, ответил я — но многое не знаю, так как память потерял.

— Ишь ты, как оно бывает…

Тут мы оба заткнулись, так как в фургон влез солдатик и усевшись на расположенное около двери сиденье, грозно уставился на нас. Вскоре заработал двигатель и фургон, нещадно завывая трансмиссией покатил нас в суд.

Если бы мне не сказали заранее, что будут судить, я бы решил, что нас просто покатали по окрестностям и вернули назад. Такое же серое здание, только табличка около входа была другая и говорила о том что это именно суд, причем пролетарского района.

Даже планировка внутри была та же! Правда вместо бюста Дзержинского стоял бюст с Лениным, а надпись на стенке была про то, что «советский суд — суд народа». Меня отконвоировали на третий этаж и оставили одного около монументальной двери, велев ждать и никуда не уходить. Сказать, что я был в недоумении — это ничего не сказать. Все мои знания вопили о том, что вокруг происходит какая-то фигня. Ну вот будь я преступником, взял бы сейчас и дал деру, благо вокруг никого нет. Может, как раз эти кто-то на такое и рассчитывают? Ну дескать, если побежал, значит виноват и можно статью типа «побег» дать?

Раздавшийся шум голосов заставил меня повернуться. Я обомлел: прямо ко мне шли несколько человек, возглавляемые Василий Васильевичем. А нет, вон в хвосте еще и Ирина Евгеньевна показалась…

— Что же, вы думали, что мы вас одного оставим? — улыбаясь, поинтересовался главврач — нет, шалишь…

— Вячеслав, что вы себе позволяете? — тут же возмущенно вклинилась главсестра — согласно положению, мы вам передачу принесли, но вас на месте не оказалось и нам пришлось ехать следом за вами сюда!

Я неверяще посмотрел на Ирину — это что, проблески юмора? Но нет, она глядела на меня совершенно серьезно.

— Ирина Евгеньевна, меня о вашем визите не предупредили, иначе бы я приказал конвою подождать — с сарказмом ответил я — но обещаю, в следующий раз я обязательно проинформирую всех.

— В следующий раз? — какая-то женщина провернула ключ в замке и дернув на себя ручку, с натугой стала открывать дверь — вы настолько противопоставляете себя обществу?

— Нет — я стал помогать ей. Дверь в самом деле была монструозной и двигалась крайне неохотно — но я предпочитаю заранее обговорить все варианты…

Наконец дверь открылась достаточно, чтобы появилась возможность проникнуть внутрь. Передо мной открылся небольшой зал, весь уставленный стульями. На дальней стене был нарисован герб СССР, а под ним стоял широченный стол, покрытых тканью красного цвета.

Поначалу я было присел поближе к Василь Васильевичу, но меня заставили пересесть на самый правый, если смотреть от входа, стул. Пожав плечами, я выполнил указание и пересел. Пришедший с Василий Васильевичем народ немного потусил в разных направлениях, как-то разом расселся и я внезапно обнаружил, что суд уже тут. Во главе стола сидела спросившая меня женщина, а с боков ее подпирали два мужика. По углам комнаты обнаружилось еще два персоны, сидящими за повернутыми друг к другу столами. Более того, внезапно за моей спиной обнаружился милиционер. Если принять, что за столом судьи, то по бокам должен быть прокурор и адвокат. Где-то я такое видел… Точно, «кавказская пленница»! Хмм… выкрик «да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире» точно будет перебором.

Суд начался как-то буднично. Без всяких «встать, суд идет» или «ваша честь, прошу принять во внимание…». Просто тетка с места прокурора монотонным голосом начала читать текст из папочки перед собой. Я с удивлением узнал, что обвиняюсь в подготовке крушения поезда, около которого меня нашли. Следствие установило, что я еще с дореволюционных времен развлекаюсь подобным. Более того, я вообще злобный рецидивист и катастрофа самолета «Максим Горький» в 1935 году — тоже моих рук дело. Правда, ни слова не прозвучало о том, как мне удалось скрыться и продержаться до 1947 года, когда я испортил двигатель самолету Ил-12 в Красноярске.

Речь закончилась требованием прекратить процесс присвоения нового имени, вернуть старое и признать меня виновным по статье 58, части 8 и 9. Я полистал лежащий рядом специально для этой цели томик: если кратко, то терроризм. Наказание такое же, как для части 2: или расстрел или объявление врагом народа и высылка за пределы СССР. Нормально так я попал…

— Итак, Игнатюк Семен Борисович, 1895 года рождения, урожденный села Карамышевка… — начала было судья, но внезапно осеклась. Посмотрела на меня, потом в бумажки, еще раз. Потом что-то показала соседям. Те точно так же начали смотреть сначала на листочек, а затем на меня. Кажется, что-то пошло не так.

Прокурор вопросительно глядел на эту кутерьму. Наконец судья заметила это и постучав пальцем по папке, произнесла только одно слово: «шушкевич». Тут и прокурор начал попеременно смотреть в папку и на меня. Потом раздербанил папку и начал перебирать листики, что-то в них сравнивая. Наблюдая за этой суматохой, внезапно я понял, что не будет не расстрела, ни высылки из страны. Вообще ничего не будет.

— Товарищ судья. В связи с выявленными фактами государственное обвинение объявляет несогласие с выдвинутыми по уголовному делу обвинением. Даю отрицательную оценку результатов осуществлявшегося в отношении обвиняемого уголовного преследования. Прошу вернуть дело на дорасследование.

— Принимается — внезапно для меня она бахнула со всей силы молотком по столу. И откуда она его достала? — Постановляю: изменить меру пресечения на подписку о невыезде, подсудимого освободить в зале суда. Жалоба на решение суда может быть подана в течении месяца. Подсудимый, вам все понятно?

Находясь в недоумении от развернувшегося передо мной, я молча кивнул. Тетка еще раз бахнула молотком по столу и выбравшись из-за судейского стола, пошла к прокурорскому.

— Ндас, молодой человек, не могу не поздравить вас со столь успешным завершением дела — неслышно подошедший адвокат проговорил с характерным еврейским акцентом. — на моей памяти это мое первое дело, которое я выиграл, не произнеся ни слова.

— А может, поделитесь соображением, отчего так все получилось? — я по-прежнему ничего не понимал.

— Видите ли, не смотря на успехи советской медицины в лице многоуважаемого товарища Успенского — он немного поклонившись, пожал руку подошедшему Василь Васильевичу — еще никому не удалось выглядеть так молодо.

Я молча смотрел на еврея, продолжая не понимать причину.

— Ну же… Согласно делу, вы родились в 1895-м году. Сейчас 1951-й. Значит, вам сейчас 55 или 56 лет. Но я могу сказать абсолютно точно, что вы гораздо моложе. Но ладно я, кто поверит бедному еврею в наше время? В деле есть медицинское заключение нашего уважаемого доктора — он еще раз сделал кивок в сторону слушающего нас главврача — и там таки указан ваш вероятный возраст и он совершенно категорически отличается от названного.

— И более того, там есть и повторное мое заключение после нашей первой беседы и аналогичное заключение еще и от моего коллеги — подтвердил Успенский — так что с этой стороны все железно.

— Ну и потом, ваш следователь это Шушкевич — адвокат вздохнул — а это такой человек, что последнее время он ведет дела уж очень… неаккуратно. И все знают за его репутацию.

— Понятно — я кивнул. Мне и в самом деле было понятно. Этот Шушкевич или имеет волосатую лапу, раз прикрывают такое или наоборот, был шишкой, где-то очень крупно налажавшей и теперь катящейся вниз.

— Вячеслав, действительно, в деле множество нарушений — нас прервала подошедшая судья — поэтому я проконтролирую, чтобы дело вернулось к другому следователю. Я все понимаю, но чисто по-человечески… Можно вас попросить обойтись без жалоб? Хотя бы до окончания дела?

Я молча кивнул, соглашаясь. С одной стороны это не правильно, нельзя оставлять такое безнаказанным. А с другой стороны, у меня давно испарился юношеский максимализм и я прекрасно понимал, что от жалоб ничего мне не обломится.

— Спасибо — она мне скупо кивнула и развернувшись, тут же начала выгонять всех из зала.

— Вячеслав, вы как себя чувствуете? — обеспокоенно спросил меня Успенский, стоило нам выйти на улицу.

— Василий Васильевич, знаете, все-таки услышать «садись, пять» гораздо лучше от школьного учителя, чем от судьи — вздохнув, ответил я — ну и опять же, проживу меньше, но лучше.

— Это почему же?

— Ну вот представьте, прихожу я, больной такой, к вам на осмотр. Вы качаете головой и говорите «больной, я даю вам один год». Я прихожу в расстройство, потом в неадекватном состоянии убиваю вас и судья дает мне уже 15 лет. Вот и решение проблемы.

— Очень оригинальная трактовка сроков, очень — улыбнулся доктор — пойдемте к машине, я вас подвезу.

У Василь Васильевича оказалась «Волга», с ярко выделяющимся красным шильдиком, на котором большими цифрами было выведено 20. Внутри было два шикарных дивана, до комфорта которых «москвиченку» было расти и расти. Ирина Евгеньевна села спереди, а мы сзади.

— Вячеслав, это же вы автор конструкции охладителя? — внезапно спросил меня молчавший до этого водитель. Получив подтверждение, он продолжил — спасибо вам еще раз. Теперь на нашей подстанции очень приятная температура. Заходите как-нибудь, чаем с конфетами угостим..

Я тут же представил себе, как чумазые слесаря подливают мне чай и жалуются, что конфет нет, зато есть печенье…. Бр-р-р-р, да чего воспоминания доводят. Встряхнувшись, я поинтересовался, из чего они сделали кондиционер. Вот что значит доступ к ресурсам — ребята не долго думая решили, что в данном случае больше — не значит меньше. Притащили радиатор от какого-то то ли грузовика, то ли трактора, а в качестве мотора применили имеющийся на складе мотор от токарного станка. Полученный поток они каким-то образом завели в систему вентиляции и теперь, после небольшой порции пыли, во всех помещениях у них прохладно.

— Василий Васильевич, а ведь так же можно сделать и для операционной — вскинулся я и начал показывать руками — смотрите сами — ставим мотор посильнее, потом фильтры, чтобы пыль и грязь не проникала, и следом обеззараживатель от всяких вирусов и бактерий. А получившийся выход в операционную. В итоге и воздух свежий-чистый и если даже кто занесет грязь или щель какая появится в том же окне, то подпор чистого воздуха сквозняком все вынесет наружу.

— Хм. А ведь верно. В качестве первичного фильтра можно взять многослойную марлю и перед операцией ее менять. А потом поставить кварцевую лампу — задумчиво произнес Успенский.

— А ведь можно сделать воздух еще чище! — меня понесло от послезнания — предварительно пропускать его через регулярно меняющуюся воду. Все мелкие частицы останутся в воде. Наверняка еще всякие вредные газы растворятся и не пойдут дальше Правда, влажность резко увеличится…

— Ну как раз с влажностью бороться мы умеем — у нас на кислородно-азотной станции есть все необходимое. Вот на подстанции и попробуйте, все равно у них практически все уже готово да и думаю, они не откажутся…

— Ты где был? — едва меня увидев, тут же задал вопрос Михаил. Он что, не знает?

— В милиции был — я развел руками — пытались разобраться, кто я такой.

— И как, разобрались?

— Нет, но обещали вернуться…