333 удовольствия и 1000 проблем

Свадьба, ремонт, пожар, потоп…

Тишину в нашей квартире разрезал телефонный звонок. Я подошла. На другом конце трубки радостно визжал женский голос: «Лялька! Ура-а-а! И-и-и! Со мной такое! У меня это! В общем, не телефонный разговор! Я щас приеду! Я заму-уж выхожу-у-у! И-и-хи-хи!» Счастливая невеста даже не удосужилась представиться. Но из всех знакомых мне дев ближе всех к брачанию была Лариска. Она, не она? Ладно, что гадать, лучше спущусь-ка я в магазин за тортиком. А там, глядишь, и выясню, насколько у меня хорошо с дедукцией. Когда я вернулась, крики неслись уже из нашей квартиры: «Тетя Аня-я-я! Майка-а-а! Ви-и-и!» В прихожей Лариска прыгала и вертелась вокруг матери и Майки. «Солнышко, я так за тебя рада!» — сказала мама и обняла Лариску. В маминых объятиях Ларка затихла, прекратила скакать и лишь всхлипывала: «Тетя Аня, я так счастлива, так счастлива!» Тут я попала в Ларискино поле зрения, и тактический ход матери пошел коту под хвост. Лариска вырвалась из ее объятий и бросилась на меня. И все повторилось по новой: «Лялька! Ви-и-и! У-у-у! Я замуж выхожу-у-у!» Я быстро отдала торт матери и открыла объятья навстречу.

Так неожиданно в моей жизни снова объявилась Лариска. Я уж грешным делом думала, что она обиделась на меня из-за Пети (см. «Бокс, лохотрон и кодекс самурая»). Когда какая-нибудь парочка расстается, то следующим этапом идет дележка бывших общих друзей. Человека припирают к стенке, смотрят испытующим взглядом в глаза и требуют ответа: на чьей он стороне, чьим другом он останется по жизни? Компромиссы неуместны. Объяснение дрожащим голосом, что обе стороны конфликта тебе остались по-человечески симпатичны, расценивается как предательство. И взрослые люди в этом плане совсем не отличаются от малолеток. Я хорошо помню, как расставались хорошие знакомые родителей. В нашем доме постоянно звонил телефон, и разругавшиеся супруги неумолимо требовали отца и мать к ответу: «Кому из нас вы подарили музыкальный центр на годовщину свадьбы? А «Историю искусств» Грабаря?!» Жалобное лепетание предков, что они все дарили им обоим, отметалось как буржуазный оппортунизм,[66] совершенно неуместный в отношениях «прогрессивно мыслящих людей».[67] Поэтому после расставания с Петей я старалась не обременять Лариску своим обществом, впрочем, и Лариска тоже меня не напрягала. Я полагала, что наши отношения сошли на нет. И, если мы когда и встретимся, то исключительно в обществе Таньки и Настьки (см. «Кредо плохой девочки»), где в аромате легкого взаимного раздражения проявятся шлейфовые ноты нашей с Лариской взаимной неприязни.

Счастливый человек готов полюбить весь мир, он не склонен, как шахматист, просчитывать дальнейшие ходы, и Лариска тому подтверждение.

А кто счастливчик? — спросила я, хотя мне и не надо было догадываться.

Сережа, Сережа! — затараторила Лариска и показала мне палец, а на — пальце маленькое колечко с бриллиантиком.

Круто, — хмыкнула я, — пойдем к матери с Майкой, похвастаемся.

Я не намерена в одиночку расхлебывать Ларискино буйное помешательство. Уже за столом Лариска, наконец, объявила причину своего визита. Ей хотелось, чтобы я была свидетелем на ее свадьбе.

А Танька с Настькой не обидятся? — дипломатично поинтересовалась я.

Знаешь, — хихикнула Лариска, — если кто-нибудь из них стал бы моей свидетельницей, я чувствовала бы себя под конвоем. На собственной свадьбе! Я хочу свидетельницу веселую, красивую и легкомысленную. А этот светлый образ, Лялька, явно с тебя писали.

Здорово! — съехидничала Майка, — Лялька, тебе на шею нацепят красную шелковую тряпку с надписью и заставят отдавать пионерский салют толстой тетеньке в ЗАГСе! А рядом будет стоять свидетель жениха с полотенцем через плечо и с красной от смущения рожей. Их еще дружками называют, — проявила Майка неожиданные познания.

Да никто не собирается писать на твоей сестре слова, как на заборе, — успокоила ее Лариска, — И полотенца у нас приличные — только махровые. Так что свидетель тоже обойдется без утиральника.

А Петя будет? — спросила я у Лариски, когда мы остались вдвоем.

Да. Со своей новой девушкой, так что не волнуйся.

Ни фига себе «не волнуйся»! Быстро он меня забыл! Вот и верь мужикам после этого.

Ах ты жадина! А девчонка у него ничего, хорошая. Жалко, что проходной вариант.

В смысле?

Ну, это когда, не переболев после одного расставания, тут же заводят себе другую. Для полноценности. Потом приходят в себя и бросают.

Думаешь, Петя на такое способен?

Откуда знать, кто на что способен? Я иной раз такое сотворю, у самой глаза на лоб лезут.

А где справлять будете?

Еще не решили. Родители должны собраться, обсудить. Мы с Сережей хотим за городом, рядом с дачей: сельская церковь, столы под тентом, травка, цветочки, все такое. Стиль «пейзан». Часть гостей потом можно в доме уложить. А еще я платье хочу все такое суперское, без оборок и рюх. В общем, папы-мамы с обеих сторон на днях встретятся, будут договариваться.

Они уже знакомы? Ладят?

Да. Один раз встречались. Мило улыбались. Вроде ничего. А Сережа моим нравится. Даже бабуле.

Это сильно! Ларискина бабуля тот еще экспонат! Патриарх, вернее, матриарх[68] большого семейства, основательно съехавший с катушек. Бабуле около восьмидесяти лет, но самоощущения на все сто пятьдесят. Вероятно, поэтому она ведет себя, словно персонаж из пьесы Островского. Эдакая купчиха-самодур. Конечно, возраст дает себя знать, но Ларкина бабуля любит подыгрывать своим маразмам. Уж больно они у нее продуманные. Ее последней любимой фишкой еще на моей памяти стала демонстративная подготовка к собственным похоронам. Все вещи, которые бабуле покупались и дарились, она аккуратненько припрятывала в шкафу необъятных размеров, занимавшем чуть ли не треть ее комнаты. Откладывала на похороны. А сама ходила в старом потертом халате, на который время от времени собственноручно ставила заплатки. Этот халат, оказывается, жив до сих пор. Точнее, ткань самого халата истлела, и теперь бабулино одеяние состоит из одних заплат.

А еще, как рассказала Лариска, бабуля рассталась со своей косой и сменила ее на ирокез. То есть подстригли бабушку благообразненько под каре, чтобы волосы удобней было убирать гребенкой. И по утрам причесанная бабуля выглядит вполне прилично. Но днем бабуля спит: то на одном боку, то на другом. Волосы у нее поднимаются вверх и заминаются с обеих сторон, образуя ирокез. А поскольку бабуля не считает нужным уделять внимание своей внешности, по крайней мере, до следующего утра, то вечерами радует взор домочадцев, являясь перед ними в облике представителя племени гуронов. И притом воинственно настроенного. И никто не в силах заставить ее причесаться. Надо же! Оказывается, даже такие монстры-декаденты способны испытывать симпатии. Сережу бабуля зовет «внучком» и всегда в спорах принимает его сторону.

Через неделю Лариска мне расскажет в лицах и красках о встрече предков. К приходу Сережиных родителей дома у Лариски прибрали квартиру, запекли баранью ногу и одели бабушку в новое платье, несмотря на все ее сопротивление. Какое-то время бабуля сидела тихая и обиженная, утомленная усилиями бесплодной борьбы. Потом, полная кротости, пожаловалась на слабость и попросилась прилечь до прихода гостей. Когда будущие родственники прибыли, бабуля уже спала крепким сном и будить ее не стали.

Сережины родители пришли на встречу с будущими родственниками в прекрасном расположении духа. Как спортсмены приходят на товарищеский матч с заведомо слабым противником. Есть прекрасная возможность поразмяться и, не особенно напрягаясь, показать свое превосходство. Основной движущей силой Сережиных родаков был дух соревнования. Причем очень боевой. Вероятно, благодаря ему четверть века назад два провинциала смогли осесть в Москве и выбиться в люди. Когда же молодая чета закрепилась на завоеванных высотах, их главным жизненным кредо стало «быть как люди». Позже, когда надобность биться за место под солнцем исчезла, у них в мозгу родилась новая напасть: страх проколоться. Больше всего на свете они боялись выглядеть смешными, а потому всю жизнь балансировали, точно канатоходцы, в жестко ограниченном пространстве того, что считали для себя допустимым и не зазорным.

Жизнь с вечной оглядкой изнуряла, раздражала, но не давала испустить бодрый дух соревновательности. А также заставляла взирать на проигравших свысока, пусть даже те были не в курсе, что участвуют в некоем состязании. Возможность диктовать свою волю поднимала Сережиных папашу и мамашу в собственных глазах и доставляла кучу неудобств окружающим. Однако Ларискины родители были незнакомы с поведенческими особенностями своей новой родни, а потому встретили будущих кумовьев (кажется, эта степень родства именно так называется?) с искренним радушием. Начало встречи не предвещало никаких осложнений: выпили за детей, за здоровье. Столкновения начались, когда заговорили о деле. Сережины родители пришли в ужас от идеи празднования свадьбы за городом.

У меня один сын, — рявкнул Сережин отец, — и я не позволю устраивать вместо свадьбы пикник на обочине!

Но ребята хотят праздновать именно так! — попытались вступиться Ларискины родители за слегка подросшее, но бесправное поколение.

А зачем потакать разным глупостям? А если они с Останкинской башни прыгать захотят? Или в воде с акулами?

Но это их свадьба! — Ларискина мать все еще надеялась умиротворить новоиспеченную родню.

Их-то их, — не унимался Сережин отец, — только там, кроме соплячья, наверняка и ваши родственники будут! И коллеги по работе, и друзья! Я, например, своего босса собираюсь пригласить! Куда спрашивается? На пенек? В шалаш у дачки? Комаров кормить?

Зачем в шалаш? Разобьем тенты и шатры и вообще все очень красиво устроим. Без комаров.

Ага, с шашлыками и барбекю. А то ни у кого нет больше дачи и мангала на участке!

Можно и без шашлыков обойтись. На открытом огне и без них разных вкусностей приготовим. Повара хорошего наймем.

Ну и кто приедет за сто верст эти вкусности есть? Кто захочет время гробить? — Сережин отец свято отстаивал гипотетические интересы своего начальства.

Все те, кому свадьба наших детей не безразлична! И, пожалуйста, не волнуйтесь, мы сможем решить все вопросы и с транспортом, и с размещением гостей.

А нельзя ли без этих хлопот обойтись? Почему нельзя снять приличный ресторан в центре и там отгулять, как люди?

Дорого, па, нерентабельно, — решил подать голос Сережа, — У тебя много лишних бабок карманы оттягивают? Ты что, в «Национале» или в «Савойе» гудеть собираешься?

А нам с твоей матерью родители, между прочим, в «Берлине»[69] свадьбу устроили, не поскупились. А ты свою свадьбу собираешься устраивать на травке под кустом?

Тебе уже объяснили как. Давай обсудим детали, а?

Что тебя так на природу потянуло? — подала голос Сережина мать, — И потом: все приличные люди расписываются в Грибоедовском![70]

Чем вас венчание не устраивает? — огрызнулся Сережа.

Слушай! — снова вскипел Сережин отец, — Нас все устраивает. Распишись в Грибоедовском, обвенчайся в Елоховской и поедем в ресторан праздновать! А если вам на травку приспичило — поезжайте на Ленгоры: и смотровая площадка рядом, и центр недалеко, там и обвенчаться можно. Очень модная церковь!

Это что же, — раздался из коридора громкий сварливый голос, — мою внучку не отец Кирилл венчать будет, а какой-то посторонний модный поп, который, небось, и бардаки освящать ходит?! А меня значит, мил человек, когда время придет, в дискотеке отпевать будут, чтобы не дай Бог начальство твое не обеспокоить?!

Мама! — с застывшими лицами в ужасе хором прошептали Ларискины родители и всеобщему взору открылось видение: на пороге гостиной стояло мрачное существо в рубище из заплат и с ирокезом из седых волос, грозно торчащим вверх, — То есть… это наша мама, Акулина Гавриловна. Познакомьтесь.

Ларискина бабуля мирно спала в своей комнате, но громкие голоса из гостиной ее разбудили. И она решила выйти пообщаться с потенциальными родственниками. Правда, платье, в которое ее одели, показалось ей слишком нарядным для такого случая. «И так уже измялось, пока я тут дремала. Похоронить не в чем будет!», — решила она и тихонько переоделась в свой привычный «плюшкинский» халат. В нем и предстала перед гостями. Славный вождь племени гуронов на тропе войны. «М-да, — охнул про себя Сережин отец, — с этим сокровищем в «Метрополь» соваться… себе дороже». Он вдруг оробел, как робеет всякий демагог, неожиданно нарвавшийся на собрата с более мощной харизмой. А, может, просто бабулина хламида с ирокезом повергли его в шок.

Этим его замешательством Акулина Гавриловна и воспользовалась:

Ну что, родня? — гаркнула она, тяжело приземляясь на стул, — Место свадьбы изменить нельзя! Давайте выпьем за знакомство! Как звать-то вас, горемычные?

После, вспоминая эпохальную встречу родителей, Сережа с Лариской изумлялись тому, как бабуля сумела всех обломать и настоять на своем.

Баба Лина — человек! — восхищался Сережа, — Я ей обязан. Непременно надо ей боевое копье подарить и палочку в нос. Как ты думаешь?

Дело хорошее, — хихикнула Лариска, — только она носить это все равно не будет, припрячет в шкаф для похорон.

Назревавший скандал так и не состоялся. Предки остались в прохладном состоянии «худого мира». Сережиным родителям пришлось отступить и выпускать пар на стороне. Ларискиным родителям не пришлось капитулировать и подчиняться против своей воли. А это значило, что свадьба их детей все-таки должна состояться.

И начались приготовления. Первый закон устройства классической свадьбы — «до премьеры живьем дойдут не все»! Почему? Слишком часто в одно и то же время в одном и том же месте собирается некое принудительное сообщество людей, которым постоянно приходится друг другу уступать. А еще обуздывать свои принципы, которыми в мирное время они бы нипочем не поступились. И к тому же тихо беситься от мысли, что весь этот ад — только начало большого пути. Потери противника в расчет не берутся: и его нога, стоящая на горле своей песни, не идет ни в какое сравнение с твоей собственной задней конечностью, в том же положении находящейся. Ты в этой позе страдаешь, а он, гад, в той же самой раскоряке небось жирует: жизни радуется и розы нюхает, а еще втихаря смеется над твоими неприятностями.

Через месяц после начала приготовлений к свадьбе Лариска называла Сережу не иначе как «Монтеккович», а он ее, соответственно, «Капулеттьевной».[71] Бабуля же Ларискина, спасительница с ирокезом, теперь держала стойкий нейтралитет, то есть отвешивала всем сторонам ехидства и сарказма в равной степени, чтоб не расслаблялись и не теряли спортивной формы. Родители Сергея, периодически получая от бабули по полной родственных подначек на правах старшего, теперь тоже ратовали за «сельскую» свадьбу. Поскольку Ларискины родители им объяснили, что только присутствие отца Кирилла делает Акулину Гавриловну тише воды, ниже травы, при нем она вспоминает о любви к ближнему и становится доброй христианкой. К тому же Сережиному отцу все тот же босс выразил свое одобрение и сказал, что в Европе предпочитают играть свадьбу именно так. И теперь бедолага со всем занудством и ответственностью выкладывался в благоустройство торжества.

Тем временем Лариска горько рыдала на моем плече, после того как Сережа три раза подряд забраковал выбранные ею свадебные платья:

Я и не предполагала, что у нас такие разные взгляды на жизнь! Он ведет себя как нудный старый хрен! Как его папочка!

Должна признать, что он прав, как бы ни противно тебе это было слышать. Наряды просто «писк-визг», но они не для церкви. Тебя бабуля в таком виде к отцу Кириллу не подпустит. Впрочем, если учесть, что он тебя крестил в младенчестве и все твои прелести уже видел…

Ну вот! И ты на его стороне! Как я одинока! Все против меня! Я — сирота!

Обратись к Настьке с Танькой — они тебя поддержат. Будете выступать вместе: трио «Клуб одиноких сердец». Гвоздь программы — забойный песняк: «И нет нам в этом мире равных, красоткам умным, но бесправным!» Рифму только отдай текстовику — поправить.

Несмотря на иронию, признаюсь: я и не думала сердиться на Лариску, хотя порой и у нас возникали стычки. В обстановке повышенной напряженности искра била из всех. Очевидно для того перед свадьбой и устраивают мальчишники с девичниками, чтобы все перебесились, выпустили пары и предстали перед алтарем в более-менее смиренном виде. Я не знаю, что было на мальчишнике у Сережи, но девичник у Лариски был по-настоящему ужасен. Типа все присутствующие решили проститься с детством здесь и сейчас. Самым невинным занятием оказался подсунутый Таньке с Настькой косячок. Две принципиально непьющие зануды сидели и хихикали, как два дельфина. А завтра они будут холодеть при мысли, что мы с Лариской все знаем про их моральное падение.

Что заставляет будущих молодоженов устраивать перед «самым счастливым (ха-ха) мигом в жизни» такой вот забег на выживание: сто километров по Сахаре без воды, без обуви и без группы поддержки? Чтобы точно знать, кто из них не верблюд и кого придется к финишу на горбу переть? А если оба не верблюды? Тогда, значит, и жениться не стоит? Или это старинная мудрость, помогающая усмирить нрав молодых хотя бы на время медового месяца? Ведь по сравнению с «подготовительным этапом» все, что следует за свадьбой, покажется форменным раем и благодатным краем. И будут новобрачные ворковать, аки голуби, хотя впоследствии, оправившись от психотравм, полученных во время подготовки и собственно торжества, они превратятся… в тех же голубей. Только из другой традиции — из дальневосточной. Здесь они символизируют коварство и похоть. Здесь змеи куда привлекательнее и чище — в нравственном смысле.

Как видите, дорогие читатели, мучения могут не только последовать за удовольствиями, но и предшествовать оным. И какой только хренотени не придумают люди, чтобы придать ритуалу торжественности! Как будто без мучений и радость не полна. Нарочно это делается или так нечаянно выходит, я, пожалуй, подумаю в следующей книге. В той, которая называется «Пасьянс или шахматная партия».