50 великих мифов популярной психологии

Тесты на интеллект пристрастны 15

к определенным группам людей

Немногие иконы популярной психологии являются предметом такого огромного количества заблуждений, как тесты на выявление коэффициента умственного развития (показателя интеллекта; Gottfredson,

1997). Поэтому прежде, чем рассмотреть, пожалуй, самое главное заблуждение, приведем немного истории.

Больше века назад Чарльз Спирман показал, что результаты измерений множества разнообразных познавательных способностей имеют свойство позитивно коррелироваться. В своей классической работе он

предложил обозначать общность, лежащую в основе этих способностей, фактором «общего уровня интеллекта» (Spearman, 1904). Хотя Спирман признавал и существование более специфичных способностей, огромное количество данных показывает, что умственные способности подкреплены именно этим фактором (Carroll, 1993). Другие названия, используемые для обозначения фактора общего интеллекта, — общая умственная способность, показатель интеллекта и в честь его первого сторонника — «G» Спирмана. Большинство тестов на выявление показателя интеллекта типа широко используемой Шкалы умственных способностей по Векслеру (Wechsler, 1997) в ее последней, четвертой версии, содержат многочисленные подтесты, вроде словарного и арифметического. Позитивные ассоциации среди подтестов этих тестов совместимы с «G» Спирмана, что поддерживает использование единого подсчета показателей интеллекта для многих важных целей.

Не воспринимая интеллект как произвольную конструкцию, которая полностью зависит от того, как мы хотим измерять ее, большинство экспертов определяют интеллект одинаково: это очень общая умственная способность, которая, помимо прочего, подразумевает способность рассуждать, планировать, решать проблемы, мыслить абстрактно, понимать сложные идеи, учиться быстро и учиться на своем опыте. Это не просто книжные знания, узкий академический навык или способность выполнять тесты. Скорее он отражает более широкую и более глубокую способность к пониманию нашего окружения — умение «въезжать», «по-

нимать смысл» вещей или «выяснять», что нужно делать (Gottfredson, 1997).

Интеллект - это не просто книжные знания, это умение «понимать смысл» вещей или «выяснять», что нужно делать.

Некоторые критики обвинили тесты на интеллект в том, что они предсказывают результаты только других аналогичных тестов. В оживленной интернет-дискуссии среди преподавателей относительно тестов на интеллект один участник сказал, что «показатель интеллекта — это откровенно слабый предсказатель чего-нибудь, кроме показателя интеллекта» (http: //chronicle.com/blogs/election/2456/can-iq-predict-how-well-a-president-will-perform; 19 сентября 2008). Однако данные говорят об обратном. Пусть они далеко и не идеальные, но тесты на выявление показателя интеллекта дают результаты, которые являются наиболее справедливыми и рентабельными предсказателями академической успеваемости и профессиональной пригодности

почти в каждой изучаемой профессии — рабочего, официанта, секретаря, полицейского, электрика и т.д. (Neisser et al., 1996;

Sackett, Schmitt, Ellingson 8c Kabin, 2001;

Schmidt 8c Hunter, 1998). Дин Кит Симон-тон даже показал, что предполагаемые показатели интеллекта американских президентов — это хорошие предсказатели их успеха у власти, и об этом говорят историки. Из-за их полезности лица, принимающие решения, часто используют тесты на интеллект при принятии «ключевых» (важных с точки зрения последствии) решении, в том числе — при приеме на работу.

Когда в 1960-х годах набрало силу движение за гражданские права, многие исследователи начали изучать

179

Мифы об интеллекте и обучении

различия в показателях интеллекта у разных расовых и этнических групп. Стало популярным объяснять различия среди групп пристрастностью теста: большинство исследователей предполагали, что подобные тесты отдавали предпочтение белым мужчинам (Anas-tasi & Urbina, 1997). Обычное использование тестов на интеллект и вес, придаваемый результатам этого теста, означают, что, если эти тесты пристрастны к женщинам или представителям нацменьшинств, результатом этого может стать широкомасштабная и несправедливая дискриминация. Поэтому потенциальная пристрастность таких тестов — это далеко не просто вопрос педантизма или политкорректности.

Что такое пристрастие в тесте и как его распознать? Одно широко распространенное заблуждение состоит в том, что, если две группы показывают разные результаты, значит, тест пристрастен. Мы можем найти это неправильное представление в целом ряде популярных работ. Это обвинение особенно часто повторяется критиками подобного тестирования и других стандартизированных тестов. В начале 1980-х защитник прав потребителей (а позже неоднократно выдвигавшийся кандидат в президенты) Ральф Ней-дер и его коллеги утверждали, что экзамен на выявление академических способностей (ЭВАС) должен быть запрещен, потому что более бедные учащиеся и многие учащиеся из групп нацменьшинств обычно показывают более слабые результаты по сравнению с другими учащимися (Kaplan, 1982). В своей статье в журнале «Nation» Джей Рознер утверждал: последовательные различия при выполнении экзамена между учениками, представляющими большинство и меньшинство, демонстрируют, что стандартизированные тесты пристрастны.

Многие судьи также постановили, что различия в экзаменационных отметках двух групп, нацбольшин-ства и нацменьшинства, предполагают наличие пристрастности. В 1980 году в важном судебном решении по делу Лэрри П. против Райлса 9-й Окружной аппе-ляционный суд Калифорнии постановил, что беспристрастный тест по определению означает «ту же систему оценок, если он проводится для разных групп людей», и установил строгие границы использования проверок умственных способностей для того, чтобы

классифицировать детей как умственно отсталых в

слабых формах для образовательных целей (Bersoff, 1981). В другом судебном деле страховая компания «Golden Rule» предъявила иск департаменту выдачи лицензий штата и издателю, опубликовавшему тест, из-за того что во время теста на получение сертификата чернокожие дали меньше правильных ответов, чем белые (Golden Rule Insurance Company et al. v. Washburn et al., 1984). Многие адвокаты позже подали судебные иски на том основании, что различия в экзаменационных отметках в группах доказывают — этот тест не был беспристрастным.

Но в этом популярном представлении есть серьезная неувязка: группы могут фактически отличаться по оцениваемой характеристике (Anastasi & Urbina, 1997). Почти наверняка отчеты врача показали бы, что средний вес взрослых пациентов мужского пола, больше чем вес взрослых пациенток. Этот факт не предполагает, что шкала, измеряющая вес пациентов, предвзята, потому что мужчины обычно бывают тяжелее женщин. Различия между группами необязательно демонстрируют пристрастность, хотя они могут предположить ее наличие в некоторых случаях. По крайней мере, частично это недоразумение может проистекать из неправильного использования эвристической репрезентативности (см. Введение). На

Страховая компания предъявила иск издателю теста, из-за того что чернокожие дали меньше правильных ответов, чем белые.

протяжении большой части американской истории многие результаты, которые показывали большие групповые различия, типа различий в школьной успеваемости у разных рас или различия в статусе работы между мужчинами и женщинами, объяснялись в значительной степени социальной пристрастностью (предубеждением). Поэтому сегодня, когда люди видят, что тест приводит к различным результатам в группе, они могут автоматически приравнять эти различия к пристрастности.

Как мы можем узнать, вызваны ли различия в экзаменационных отметках группы пристрастностью теста? Нужно сосредоточиться на законности предсказаний теста. Если мы используем тест на интеллект, чтобы предсказать работоспособность в школе или на рабочем месте, мы должны собрать данные по множеству показателей интеллекта претендентов и их работоспособности. Если различия в оценках интеллекта в группе сопровождаются примерно сопоставимыми различиями в работоспособности, такой тест беспристрастен. Беспристрастный тест не недооценивает,

не переоценивает показатели членов любой группы. Напротив, если группы получают разные результаты в тесте по выявлению показателей интеллекта, но имеют одинаковую работоспособность, мы можем заключить, что этот тест пристрастен. Одним последствием этого может быть несправедливая дискриминация в пользу группы, работоспособность которой предсказана точно, в ущерб группе, работоспособность которой предсказана приблизительно.

К счастью, многие исследователи проанализировали возможность того, что показатели теста на интеллект пристрастны к женщинам и нацменьшинствам. Две группы, собранные Национальной академией наук (Hartigan & Wigdor, 1989; Wigdor & Garner, 1982), и Целевая группа американской психологической ассоциации (Neisser et al., 1996), в состав которых входили люди, представляющие разнообразный диапазон экспертных мнений и оценок, сделали тот же вывод: нет никаких доказательств того, что тесты на интеллект или другие стандартизированные тесты типа экзамена на определение академических способностей (ЭОАС) принижают результаты женщин или нацменьшинств. Сегодня большинство экспертов соглашаются с тем, что вопрос о пристрастности теста на интеллект решен окончательно, как может быть решен любой научный спор (Gottfredson, 1997, 2009; Jensen, 1980; Sackett et al., 2001; Sackett, Borneman Sc Connelly,

2008).

Крайне важно понять, тем не менее, что отсутствие пристрастности при проведении теста ничего не говорит о причинах различий в групповых показателях интеллекта. Эти различия можно объяснить (в значительной степени или полностью) влиянием среды, например, невыгодным социальным положением или предубеждением. В той степени, в которой мы возлагаем вину за различия показателей интеллекта в группе на пристрастность в проведении теста, мы можем и проигнорировать подлинные причины этих различий, некоторые из которых мы можем устранить с помощью социальных и образовательных программ.

Несмотря на данные исследований, некоторые психологи заявляют о том, что в утверждении о пристрастности теста на интеллект есть зерно истины.

Вопрос о пристрастности теста на интеллект решен окончательно, как может быть решен любой научный спор.

И вот почему. Исследователи могут оценить потенциальную пристрастность теста не только на уровне целого теста, но и на уровне пунктов, составляющих этот

тест. Так же, как пристрастный тест даст лишь приблизительное представление о способности одной группы по отношению к другой, о том же скажет и пункт, входящий в этот тест. Психологи называют это явление функционированием пункта разницы (различия), или ФПР (Hunter & Schmidt, 2000).

Для любой пары групп (таких как женщины — мужчины, или афроамериканцы — белые) мы можем исследовать каждый пункт теста на наличие ФПР. Если члены двух групп показывают одинаковые результаты в остальной части теста, но разные по какому-то одному пункту, это доказывает пристрастность вопросов, представленных в этом пункте. Исследователи обычно обнаруживают, что многие пункты теста на интеллект отвечают критериям ФПР. Рой Фридл и

Ирэн Костин нашли ФПР для пунктов на выявление вербальной аналогии в ЭОАС и выпускных экзаменах, включая аналогии с такими легкими корнями, как в словах «саnое (байдарка): rapids (водоскаты)», и такими трудными, как «sycophant (льстец): flattery (лесть)». На первый взгляд обнаружение ФПР для многих пунктов теста подвергает сомнению вердикт относительно беспристрастности теста в целом. В конце концов: как могут отдельные пункты демонстрировать ФПР без наличия пристрастности в результатах всего теста?

Оказывается, что многие или большинство случаев ФПР малозначительны (Sackett at al., 2001). Даже среди позиций, которые показывают ФПР, направление пристрастности непостоянно. Одни позиции предпочтительны для одной группы, а другие для другой, поэтому последствия обычно аннулируются, когда позиции объединяются в общий итог (Sackett et al., 2001). Таким образом, ФПР не обязательно приводит к необъективности теста (Freedle & Kostin, 1997).

Как мы обнаружили в этой книге, пропасть между исследованиями и общепринятым мнением часто весьма велика, и это особенно верно в сфере интеллекта (Phelps, 2009). Тесты на интеллект законно предсказывают результаты во многих важных областях повседневной жизни без каких бы то ни было доказательств пристрастности в отношении женщин или нацменьшинств. Настоящая пристрастность возникает тогда, когда мы начинаем винить в различиях групповых результатов «посредников», то есть сами тесты на интеллект, и пренебрегаем потенциальными внешними объяснениями типа неблагоприятных культурных факторов.

185

Мифы об интеллекте и обучении

МИФ

16

Немногие фразы вызывают у студентов колледжа больше страха, чем эти три страшных слова: «Тест на множественный выбор». И, наверное, из-за того, что многие студенты предпочли бы сидеть на стуле с гвоздями, чем сдавать такой тест. Они всегда ищут каких-то советов, которые помогут им улучшить свои результаты в борьбе против излюбленного оружия интеллектуальных пыток, которое использует большинство профессоров. К счастью, горстка таких советов действительно может похвастаться научной поддержкой. Например, во время сдачи тестов на множественный выбор более правильными и более точными будут короткие ответы (например, на утверждение

«Американская Конституция была принята в_» —

«1787» будет более точным ответом, чем ответ «между 1770 и 1780») и ответ «все вышеупомянутые» (Geiger, 1997; Gibb, 1964).

Но, пожалуй, самым широкораспространенным представлением о сдаче такого рода тестов является представление о том, что всегда нужно придерживаться первоначального ответа, особенно когда нет уверенности в правильности ответа. В ходе разных опросов было выявлено: большой процент студентов колледжа (от 68 до 100%) говорят, что изменение первоначальных ответов в тесте не улучшит их показатели. А примерно 75% утверждают, что изменение ответов фактически снизит их показатели (Ballance, 1977; Benjamin,

Cavell & Shallenberger, 1984). Этот миф, иногда назы-

ваемый «ошибкой первой реакции», распространен не только среди студентов. В одном исследовании среди профессоров 63% посоветовали студентам не менять свои ответы в тестах, потому что это снизит их оценку. Среди профессоров естествознания и гуманитарных наук только 5—6% сказали, что изменение ответов улучшит оценку; среди профессоров образования таких было 30% (Бенджамин и др., 1984).

К тому же множество вебсайтов, включая и созданные специально для предоставления учащимся советов по поводу сдачи тестов, сообщают своим читателям о том, что менять свои первоначальные ответы — это плохо, и призывают их доверять своим первым догадкам. На одном таком вебсайте сказано, что учащиеся «не должны менять свой ответ — обычно ваш первый ответ правилен, если только вы не неправильно прочитали вопрос» (TestTakingTips.com). А еще один вебсайт советует «доверять вашей первой догадке. Когда вы отвечаете на вопрос, следуйте своей первой

догадке — изменяйте свои ответ только тогда, когда вы абсолютно уверены в том, что правы» (Tomahawk Elementary School). Третий сайт идет еще дальше и даже цитирует научные доказательства в пользу этого утверждения: «Старайтесь не передумать: есть доказательства того, что учащиеся меняют правильные ответы на неправильные чаще, чем неправильные ответы на правильные» (Fetzner Student-Athlete Academic Center).

А что на самом деле говорят научные открытия? Ежегодно различные экзамены сдают более 3 миллио-

нов учащихся, и этот вопрос едва ли можно назвать незначительным. В действительности научные данные удивительно последовательны, и они указывают на выводы, прямо противоположные тем, что приводятся на этих вебсайтах (Benjamin et al., 1984; Geiger, 1996; Skinner, 1983; Waddell & Blankenship, 1994).

Более 60 исследований приходят, по существу, к одному и тому же вердикту: когда учащиеся изменяют ответы в тестах на множественный выбор (а это обычно видно по стиранию или зачеркиванию предыдущих ответов), они с большей вероятностью меняют неправильный ответ на правильный, чем правильный на неправильный. На каждый балл, который учащиеся теряют, изменяя ответ с правильного на неправильный, они приобретают в среднем примерно два-три балла, когда изменяют ответ с неправильного на правильный (Benjamin et al., 1984; Foote & Belinky, 1972; Geiger, 1996). А учащиеся, которые изменяют больше ответов, обычно получают более высокие экзаменационные отметки, чем другие студенты, хотя это открытие всего лишь корреляционное (см. Введение) и может отразить тот факт, что учащиеся, часто меняющие свои ответы, изначально лучше проходят тесты, чем их коллеги (Geiger, 1997; Friedman 8с Cook, 1995). Все эти выводы применимы не только к тестам на множественный выбор, проводимым в классах, но и к стандартизированным тестам типа экзамена на выявление академических способностей или выпускного экзамена.

Нужно признать, что есть два варианта стратегии «когда сомневаешься, измени свой ответ». Во-первых, исследования показывают, что студентам не следует изменять свой ответ, если они просто предполагают,

что этот ответ может быть неправильным; изменение ответа полезно только тогда, когда есть серьезное основание подозревать, что ответ неверен (Shatz & Best, 1987; Скиннер, 1983). Во-вторых, есть определенные доказательства того, что учащиеся, которые показывают плохие результаты в тестах на множественный выбор, могут извлечь меньшую пользу от изменения своих ответов, чем другие ученики (Best, 1979). Поэтому эти учащиеся могут захотеть изменить свои ответы только тогда, когда они вполне уверены в том, что эти ответы являются неправильными.

Есть ли доказательства того, что учащиеся меняют правильные ответы на неправильные чаще, чем неправильные ответы на правильные?

Существует на удивление мало исследований, которые бы изучали вопрос, почему учащиеся верят, будто изменение первоначальных ответов — в большинстве случаев плохое решение. Но на ум приходят три вероятных объяснения. Во-первых, как мы видели, большинство профессоров, которые дают своим учащимся советы по поводу изменения или неизменения ответов, советуют им не менять ответы в тесте (Benjamin et al., 1984). Поэтому это ошибочное убеждение, вероятно, частично распространяется через «сарафанное радио» (Higham 8с Gerrard, 2005). Во-вторых, исследования показывают, что учащиеся с большей вероятностью будут помнить те пункты теста, ответы на которые они изменили с правильных на неправильные, чем те, ответы на которые они изменили с неправильных на правильные (Bath, 1967; Ferguson, Kreiter, Peterson, Rowat 8c Elliott, 2002). Поскольку горький привкус неправильных решений задерживается дольше, чем память о правильных решениях («С какой ста-

189

Мифы об интеллекте и обучении

ти я изменил тот ответ? В первый раз у меня было все правильно»), наши ошибки, допущенные в тесте, обычно запоминаются надолго. Как следствие, такой феномен, как эвристическая доступность (пригодность), может заставить учащихся оценивать слишком высоко риск совершения ошибок при изменении ответов.

Как мы узнали ранее (см. Введение), эвристич-ность — это мысленный кратчайший путь, или эмпирическое правило. Когда мы используем эвристическую доступность, мы оцениваем вероятность какого-то события по тому, насколько легко оно приходит нам на ум. На самом деле, как показывают исследования, учащиеся, которые изменяют правильные ответы на неправильные, помнят это намного лучше, чем учащиеся,

Наши первые догадки - это всего лишь догадки. Если у вас есть серьезное основание полагать, что вы неправы, обратитесь к своей голове, а не к сердцу.

которые изменяют неправильные ответы на правильные, в значительной степени потому, что в первом случае изменения оказывают на человека более продолжительное эмоциональное воздействие (Kruger, Wirtz & Miller, 2005). В-третьих, исследования показывают, что большинство студентов переоценивают свою способность давать правильные ответы в тестах на множественный выбор (Pressley 8с Ghatala, 1988), поэтому они могут предположить, что изменение ответа в тесте, вероятно, снизит их оценку.

Итак, подведем итог: когда мы сомневаемся в чем-то, нам лучше не доверять своим инстинктам. В конце концов, наши первые догадки — это всего лишь догадки. Если у нас есть серьезное основание полагать, что мы неправы, мы должны обратиться к своей голове, а не к сердцу, и подумать еще раз.

Характерная особенность дислексии — перестановка

букв в словах

Юмор часто показывает наши правильные и неправильные представления о мире. Например, немного психологических состояний являются предметом стольких шуток, как дислексия: «Я дислексик-агностик с бессонницей. Я всю ночь лежу с открытыми глазами и пытаюсь выяснить, есть ли на самом деле Гоб». Или: «Дислексики всего мира, разъединяйтесь!»

Однако людям с дислексией эти шутки не кажутся забавными. Мало того, что они осмеивают людей с ограниченными способностями, так еще и укрепляют неправильные представления о людях, страдающих настоящим психологическим заболеванием. Эти шутки также недооценивают то, насколько далеки представления общественности о дислексии от реальности. Большинство людей полагают, что характерная черта дислексии — «зеркальное письмо» или «зеркальное чтение» (Fiorello, 2001; Gorman, 2003). Действительно, многие обыватели считают, что дислексики буквально видят буквы задом наперед. В общественном сознании с дислексией ассоциируются два типа перестановки букв: (1) переворачивание самих букв, как, например, написание или видение «Ь» вместо «d», и (2) изменение порядка букв внутри слов, например, написание слова «tar» вместо «rat». Даже среди педагогов, включая университетских преподавателей, учителей коррекционного обучения и логопедов, 70% полагают, что вторая проблема — это характерная осо-

бенность дислексии (Wadlington & Wadlington, 2005). В другом опросе приблизительно 75% учителей начальной школы идентифицировали странное правописание, особенно перестановку букв в словах, как ключевой признак дислексии (Kerr, 2001).

Представление о том, что перестановка букв в словах — это характерный признак дислексии, имеет давние корни (Richardson, 1992). В 1920-х годах американский невропатолог Сэмюэль Ортон придумал термин «стрефосимволия» (то есть «перевернутый символ»), обозначающий склонность человека переставлять и переворачивать буквы, и выдвинул гипотезу, что это и была основная причина дислексии. Он также утверждал, что некоторые дети, страдающие дислексией, могут читать легче, если поднесут текст к зеркалу. Взгляды Ортона помогли увековечить давнее представление о том, что переставление букв в словах — главный признак дислексии (Guardiola, 2001).

Это представление (или его варианты) подкрепляется изображениями в СМИ и шутками о дислексии. В кинофильме 1984 года «Задом наперед: загадка дислексии» главным героем является 13-летний ребенок, который переставляет буквы в словах. А в комедии 1994 года «Голый пистолет 33 ¹/₃» главный герой читает газету с заголовком «Дислексии от средство найдено». В фильме 2001 года «Перл-Харбор» капитан Рейф Макколи сообщает медсестре, проверяющей его зрение, что он не может прочитать буквы, потому что «иногда я как бы читаю их в обратном порядке». А в одной радиопередаче, посвященной дислексии, ведущий заявил, что «самое простое объяснение, мне ка-

жется, состоит в том, что вы видите вещи задом наперед» (Национальное общественное радио, 2007).

А вообще что такое дислексия? Дислексия (дословно — «проблемы со словами») — это пониженная обучаемость, отмеченная проблемами в обращении с письменным языком (Shaywitz, 1996).

Чаще всего дислексики испытывают трудности с чтением и правописанием, несмотря на адекватное обучение в классе. Часто им бывает трудно «произнести» и идентифицировать напечатанные слова. Приблизительно 5% американских детей страдают от дислексии. Несмотря на представления многих людей, дислексия не является индикатором слабых умственных способностей, потому что от нее страдает и много очень умных людей (Wadlington & Wadlington, 2005). Действительно, формальный психиатрический диагноз дислексии (или, технически выражаясь, «трудности с чтением») требует, чтобы общие интеллектуальные способности детей заметно превосходили их способность читать (Американская психиатрическая ассоциация, 2000).

Причины дислексии спорны, хотя большинство исследователей полагают, что дислексикам трудно обрабатывать фонемы — наименьшие единицы языка, которые содержат значение (Stanovich, 1998; Vellutino, 1979). Английский язык, например, содержит 44 фонемы, такие как «с» в слове cat» (кошка) и «о» в слове «four» (четыре). Поскольку дислексикам трудно разбирать слова на составляющие их фонемы, они часто делают ошибки при определении слов (Shaywitz, 1996). Некоторые исследователи полагают, что дислексики

193

Мифы об интеллекте и обучении

характеризуются слабым развитием зрительной памяти и проблемами в обработке фонем (Badian, 2005; Everatt, Bradshaw & Hibbard, 1999), но это представление разделяется не всеми (Wolff & Melngailis, 1996). В любом случае нет доказательств того, что дислекси-ки буквально «видят» буквы внутри слов задом наперед или в обратном порядке. Исследование близнецов явно показывает, что дис-

Дислексия - это пониженная обучаемость, отмеченная проблемами в обращении с письменным языком.

лексия возникает частично под влиянием генетических факторов (Pennington, 1999).

Более важно то, что исследования, проводимые в последние несколько десятилетий, показывают: перестановка букв в словах не является характерным признаком дислексии. И письмо задом наперед и перестановка букв в словах — это обычное явление на начальных этапах обучения произношению и письму детей в возрасте 6 лет и моложе (Liberman и др., 1971; Shaywitz, 1996), а не только детей-дислексиков. Эти ошибки уменьшаются со временем в обеих группах детей, хотя в меньшей степени у дислексиков. И большинство исследований показывает, что перестановку букв в словах дислексики делают не намного чаще, а иногда и не чаще, чем обычные дети (Cassar, Treiman, Moats, Polio 8c Kessler, 2005; Lachman 8c Geyer, 2003; Moats, 1983; Terepocki, Kruk 8c Willows, 2002).

Перестановка букв в словах также представляет собой малый процент ошибок, которые делают неспособные к чтению дети, поэтому это едва ли может быть явным критерием данного состояния (Guardiola, 2001; Terepocki et al., 2002). И наконец: стоит сказать,

что, хотя дислексики допускают больше орфографических ошибок, чем их сверстники, учителя, которые много работали с дислексиками, не могут отличить их правописание от правописания нормальных детей, которые младше их по возрасту (Cassar et al., 2005). Это открытие поддерживает представление о том, что нормальные дети делают ошибки в правописании, аналогичные тем, которые делают дети-дисклексики, и обычно «перерастают» их.

Исследование близнецов явно показывает, что дислексия возникает частично под влиянием генетических факторов.

Поэтому в следующий раз, когда кто-то спросит вас, слышали ли вы шутку о человеке с дислексией, который, отвечая на

телефонный звонок, говорит: «ЁллА», вы можете вежливо ответить, что это представление о дислексии уже устарело на несколько десятилетий.

Учиться лучше всего тогда, когда стиль преподавания соответствует стилю обучения

В истории, озаглавленной «Родители учеников-обо-нялыциков требуют обучения, основанного на использовании запахов», авторы сатирической газеты «Onion» пошутили над представлением о том, что раскрыть скрытый потенциал любого слабого ученика может соответствующий стиль преподавания (http://www.ru-net.edu/~thompson/obias.html). Мы все видели учащихся в одних и тех же классах, которые учатся по-разному. Многие люди полагают, что все ученики могут достигнуть одного уровня, если только учителя адап-

тируют свой стиль преподавания к стилю обучения каждого из них.

Как сказал один родитель в той истории из журнала: «Мой ребенок не глуп. Он просто не мог преуспеть в школе, которая удовлетворяет потребности только традиционных учеников, впитывающих знания посредством прослушивания, чтения, наблюдения, обсуждения, построения или реагирования». Согласно этой истории, нам не нужно принимать во внимание способности или мотивацию, потому что все учащиеся одинаково способны. Любой провал в обучении означает только, что учителя не подстроились нужным образом к стилю обучения, который характерен для конкретного ученика.

Конечно, история про ученика, обучающегося с помощью обоняния, — это выдумка, но она не так уж далека от реальности. Введите в интернет-поисковик сочетание «стили обучения», и вы найдете множество вебсайтов, утверждающих, что они могут за считаные минуты определить предпочтительный для вас стиль обучения. Один такой сайт сообщает посетителям, что «стили обучения — это способ помочь вам улучшить качество вашего обучения. Поняв свой собственный стиль обучения, вы можете приспособить под себя процесс обучения и методы, которые вы используете». На этом сайте есть также бесплатный раздел «Перечень стилей обучения», который посещают более 400 000 человек (http://www. learning-styles-online.com). Там вы можете узнать, каким учеником являетесь прежде всего — визуальным, социальным, слуховым (звуковым), физическим и т. д. Авторы таких сайтов исходят из прямого и широко распространенного утверждения: учащиеся учатся лучше всего тогда, когда стиль преподавания учителя соответствует их стилю обучения.

История про ученика, обучающегося с помощью обоняния, - выдумка. Но она не так уж далека от реальности.

Понятно, почему это представление настолько популярно: вместо того чтобы подразумевать, что некоторые учащиеся учатся «лучше» или «хуже» других, оно подразумевает, что все могут учиться хорошо, возможно, одинаково хорошо, если только учитель будет использовать правильный стиль преподавания (Willingham, 2004).

И это представление соответствует эвристической репрезентативности: подобное притягивается к подобному (см. Введение).

Защитники этой гипотезы утверждают, что учащиеся, ориентированные на слово, учатся лучше всего у учителей, которые делают упор на слова, учащиеся, ориентированные на зрительные образы, лучше всего учатся у учителей, которые делают упор на изображения, и т. д.

Рональд Хайман и Барбара Розофф описали четыре шага подхода, использующего стили обучения: (1) исследуйте индивидуальные стили обучения учащихся, (2) занесите каждый стиль в одну из нескольких категорий, (3) адаптируйте этот стиль к стилю преподавания учителя или попросите учителя адаптировать его стиль преподавания к стилю обучения учащегося и (4) научите учителей выполнять шаги 1—3 в их программах обучения. Эти авторы отметили: для того чтобы этот подход работал, каждый его шаг устанавливает определенные требования. Эти требования включают: (а) ясное понятие о стиле обучения, (б)

надежный и действительный способ оценить и классифицировать стиль обучения учащегося, (в) знание о том, как взаимодействуют стили преподавания и обучения и как их взаимодействие влияет на обучение, и (г) способность обучить учителей адаптировать свой стиль преподавания к стилю обучения учащегося. Когда Хайман и Розофф писали об этом в 1984 году, они и не предполагали, что любое из этих требований будет выполнено. Мы скоро узнаем, выдержал ли их негативный вердикт испытание временем.

Представление о том, что оценка стиля обучения учащихся эффективна, стало азбучной истиной в теории и практике образования. Его восхваляют во многих популярных книгах, таких как «Как научить учащихся читать, используя их индивидуальный стиль обучения» (Carbo, Dunn 8с Dunn, 1986) и «Откройте стиль обучения вашего ребенка: дети учатся по-разному» (Willis & Hodson, 1999). В статье под названием «Рассеивая старомодные представления об обучении учащихся», опубликованной в популярном образовательном журнале, авторы разоблачили 15 мифов об обучении, но сначала провозгласили: представление о том, что «учащиеся учатся лучше всего, когда преподавание и контекст обучения соответствуют их стилю обучения», имеет под собой весьма веские доказательства (Dunn 8с Dunn, 1987). Во многих школах вопросы об адаптации стиля преподавания к стилю обучения являются обычными в ходе собеседования с потенциальными учителями (Alferink, 2007). И многие учителя разделяют энтузиазм, царящей среди коллег. Результаты опроса 109 учителей естествознания показали, что у большинства их них положительное отношение к идее адаптировать их стиль преподавания к стилю обучения учащихся (Ballone & Czerniak, 2001). Неудивительно, что семинары, обучающие учителей адаптировать свой стиль преподавания к стилю обучения учеников, так популярны, зачастую привлекают сотни учителей и руководителей образовательных учреждений (Stahl,

1999).

В некоторых американских школах учителя даже попросили детей носить рубашки с буквами В, С, К, которые обозначают три стиля обучения — визуальный, слуховой и кинестетический (Geake, 2008).

Во многих школах вопросы об адаптации стиля преподавания к стилю обучения являются обычными в ходе собеседования с потенциальными учителями.

Распространенность этих убеждений подчеркивается одним только количеством статей, опубликованных в образовательной литературе, о стилях обучения, моделях таких стилей и огромном успехе мер, связанных со стилями обучения. Поиск в августе 2008 года в базе

данных ERIC (Информационный центр

образовательных ресурсов), в котором систематизированы образовательные ресурсы, показал 1984 журнальные статьи, 919 презентаций и 701 книгу или книжные главы по стилям обучения. В самом всестороннем обзоре литературы по стилям обучения Фрэнк Коф-филд и его коллеги (Coffield, Moseley, Hall 8с Ecclestone,

2004) насчитали не менее 71 модели стилей обучения. Например, модель «ВСК» направлена на учеников, задействующих в обучении зрение, слух и кинестетику (движения), которые предположительно учатся лучше всего тогда, когда видят учебный материал, читают его, произносят или вступают с ним в контакт и выполня-

ют какие-то действия. Модель Питера Хани и Алана Мамфорда классифицирует учащихся на четыре категории: «активисты» (погружают себя в новые события), «отражатели» (расслабляются и наблюдают), «теоретики» (продумывают проблемы логически) и «прагматисты» (применяют свои идеи в реальном мире).

Движение в поддержку стилей обучения даже охватило модели и меры, созданные совсем для других целей. Влиятельную теорию о множественном интеллекте, выдвинутую Говардом Гарднером, часто считают классификацией стилей обучения, а некоторые учителя используют «Индикатор типов личности Майерс-Бриггса» (Briggs & Myers, 1998), который был создан как психоаналитически-ориентированное описание личности (Hunsley, Lee & Wood, 2003), как классифицирующий стили обучения, присущие ученикам. Популярен и «Опросник по стилям обучения Хани и Мамфорда», равно как и два других разных метода, называемых одинаково «Описание стилей обучения» (Dunn, Dunn 8с Price, 1999; Kolb, 1999).

Среди 3604 записей в каталоге ERIC, связанных со стилем обучения, менее одной четверти — это рецензируемые статьи. Аналогичным образом Коффилд и др. собрали базу данных из тысяч книг, журнальных статей, тезисов, вебсайтов, докладов на конференциях, неопубликованной литературы. Немногие из них были опубликованы в рецензируемых научных журналах, и еще меньше среди них было контролируемых исследований. Иначе говоря, большая часть литературы, посвященной стилям обучения, находится «вне поля видимости» и ускользает от критических отзывов со стороны специалистов.

К счастью, для изучения каждого из требований, выдвинутых Хайманом и Розоффом, доступны теоретические и исследовательские данные, объясняющие их. Так существует ли ясное понятие о том, что такое стиль обучения? Ответ, похоже, отрицательный. Среди самых популярных моделей стилей обучения, которые исследовали Коффилд и др., гораздо больше различии, чем сходства.

Например, модель «ВСК» основана на предпочитаемой учеником сенсорной модальности (визуаль-

«Активисты» якобы погружают себя в новые события, «отражатели» расслабляются и наблюдают, «прагматисты» применяют свои идеи в реальном мире.

нои, слуховой или кинестетической), тогда как модель Хани — Мамфорда, которая делит учащихся на «активистов», «отражателей», «теоретиков» и «прагматистов», даже не обращается к проблеме сенсорной модальности. Несмотря на десятилетия исследований, никакого согласия относительно стилей обучения не наблюдается.

Еще один вопрос: существует ли надеж-ныи и действительный способ оценить стиль обучения ученика? И снова ответ, похоже, будет отрицательным (Snider, 1992; Stahl, 1999). Грегори Кратциг и Кэтрин Арбатнотт не нашли связи между классификациями стилей обучения и работой памяти при выполнении визуальных, слуховых и кинестетических версий какой-либо задачи. Визуальные учени-

ки показали не лучший результат при решении визуальной версии задачи, чем при решении слуховых или кинестетических версий. То же самое было верно для каждой предпочитаемой сенсорной модальности. Воз-

можно, одна из причин неудовлетворительной надежности и законности списка стилей обучения состоит в том, что эти меры обычно оценивают предпочтения в обучении вне контекста (Coffield et al., 2004; Hyman & Rosoff, 1984).

Другими словами, модели и оценки стилей обучения не учитывают возможность того, что лучшие подходы к преподаванию и обучению могут зависеть от того, что пытаются изучить учащиеся. Посмотрите на первый вопрос в списке образцов стилей обучения (http://www.oswego.edu/plsi/plsi48a.htm): «Когда вы попадаете в новую ситуацию, вы обычно (а) сразу же включаетесь в нее и учитесь на ней или (б) любите сначала понаблюдать за ней, а потом включиться в нее?» Трудно ответить на этот вопрос, не зная тип новой ситуации. Стали бы вы учиться читать на новом языке, решать математические уравнения и выполнять гимнастические упражнения, используя одни и те же методы? Если да, то нас, конечно, это заинтересовало бы. Большинство моделей стилей обучения не ставит обучение в смысловой контекст, поэтому неудивительно, что оценки, основанные на этих моделях, не особенно надежны или действительны.

Третии вопрос: есть ли доказательства, подтверждающие эффективность соответствия стилей преподавания стилям обучения учеников? С 1970-х годов исследований, подтверждающих такой подход, было почти столько же, сколько и исследований, которые не смогли его поддержать (Kavale & Forness, 1987; Kratzig 8с Arbuthnott, 2006; Stahl, 1999; Zhang, 2006). Это происходит главным образом потому, что определенные стили преподавания часто приводят к лучшим результатам, чем другие, независимо от стиля обучения, исповедуемого учениками (Geake, 2008; Zhang, 2006). Это показано в фильме 2007 года «Писатели свободы» с Хилари Суонк, которая играет учительницу Эрин Гру-велл. Неуверенно начав обучать учеников, разделенных расовыми границами, Грувелл погружается в их жизнь и погружает их в изучение Холокоста. Используя стиль преподавания, который выходил за рамки обычных методов преподавания в классе, она помогла всем своим ученикам понять и избежать ловушек предубежденности. Однако Грувелл не подстраивала стиль своего преподавания к стилю обучения учеников. Вместо этого, как и многие великие учителя, она достигла

Учащиеся должны исправлять и устранять свои недостатки, а не избегать их. Иначе они станут еще слабее в интеллектуальном плане.

выдающихся результатов, развивая инновационный стиль преподавания, на который с энтузиазмом откликнулся весь класс.

И последний вопрос: можно ли научить учителей приспосабливать стиль своего преподавания к стилю обучения учеников? И снова голословные утверждения опережают научное свидетельство. Коффилд и др. отметили наличие минимальных научных доказательств такой возможности, а позитивные результаты использования стилей обучения для направления деятельности учителей в лучшем случае слабы. Нет никаких ясных предпосылок для обучающих методов, потому что очень немногие хорошо проведенные исследования дают какие-то доказательства, а те, которые их дают, предлагают противоречивые советы.

Таким образом, широко распространенное мнение о том, что побуждение учителей подстраивать их стиль преподавания под стиль обучения учащихся будто бы улучшит обучение последних, оказывается всего лишь мифом из области образовательной психологии. В той степени, в которой этот подход поощряет учителей преподавать, исходя из интеллектуально сильных сторон учеников, а не из их слабых сторон, он может на самом деле иметь неприятные последствия. Учащиеся должны исправлять и устранять свои недостатки, а не избегать их. Иначе они станут еще слабее в интеллектуальном плане. Поскольку жизнь вне классной комнаты не всегда соответствует предпочитаемым нами стилям обучения, хорошее обучение должно подготовить нас к отражению вызовов реального мира. Мы соглашаемся с Фрэнком Коффилдом, который сказал: «Мы оказываем учащимся плохую услугу, думая, что у них есть только один стиль обучения, а не гибкий репертуар, из которого можно выбрать нужный стиль в зависимости от контекста» (Henry, 2007).

ИССЛЕДУЕМ ДРУГИЕ МИФЫ

Вымысел

Очень умные люди менее физически развиты по сравнению с остальными.

Показатели интеллекта почти никогда не изменяются со временем.

Правда

За редкими исключениями очень умные люди обычно имеют лучшее здоровье, чем остальные.

Хотя показатели интеллекта во взрослом возрасте обычно бывают стабильными, они нестабильны в детстве; даже у взрослых в течение нескольких месяцев эти показатели могут измениться на 5—10 баллов.

Показатели интеллекта в значительной степени предсказывают оценки в школе, в том числе и в высшей, и в колледже.

Показатели интеллекта не связаны с успеваемостью в школе.

Для сдачи экзамена на выявление академических способностей и для других стандартных тестов учеников можно «натаскать».

Существует тесная связь между гениальностью и безумием.

Задержка умственного развития — это одно состояние.

Большинство умственно отсталых людей очень сильно отстали в своем развитии.

Нет никакой связи между размером мозга и показателем интеллекта.

Большинство исследований показывает, что в результате репетиторства общая оценка за экзамен на выявление академических способностей увеличивается в среднем всего на 20 баллов.

Нет никаких доказательств того, что высокий показатель интеллекта предрасполагает к психотическим заболеваниям; наоборот, показатели интеллекта шизофреников обычно немного ниже показателей обычных людей.

Существует более 500 генетических причин задержки умственного развития в дополнение к внешним причинам, таким как несчастные случаи во время рождения.

Приблизительно 85% умственно отсталых людей считаются слабо отсталыми.

Размер мозга и показатель интеллекта у людей связаны незначительно.

Исследования мозга показывают, что задолго до того, как люди внезапно сообщают о творческом решении какой-то проблемы, мозговые области, вовлеченные в решение проблем, такие как лобные доли, уже активизируются.

Креативные решения приходят внезапно в моменты озарения.

Очень высокий уровень мотивации обычно помогает решать трудные проблемы.

Негативное закрепление — это тип наказания.

Наказание — это очень эффективное средство изменения поведения, продолжающегося длительное время.

Лучшее средство сохранения нужного поведения состоит в том, чтобы оценивать позитивно каждый ответ.

Очень высокий уровень мотивации обычно ухудшает решение каких-то трудных проблем.

Негативное закрепление и наказание противоположны по своему эффекту; негативное закрепление увеличивает частоту возникновения поведения, устраняя создающий отвращение стимул, тогда как наказание уменьшает частоту поведения.

Хотя наказание на какое-то время и останавливает нежелательное поведение, оно все же оказывается менее эффективным для долгосрочного закрепления поведения.

Лучший способ сохранения нужного поведения — это оценивать желательные ответы позитивно лишь периодически.

Скиннер вырастил свою дочь в специально созданной комнате, а не в коробке Скиннера, и у девочки никогда не было психоза.

Б. Ф. Скиннер вырастил свою дочь в «коробке Скиннера», что позже способствовало возникновению у нее психоза.

В маленьких по размеру классах ученики постоянно добиваются лучших результатов.

Группирование учеников в классах по уровню их способностей улучшает обучение.

Перевод незрелых или неблагополучных учеников в предыдущий класс может быть полезным.

Стандартизированные результаты теста не предсказывают более поздние оценки.

Прямая и непосредственная обратная связь — это лучшее средство обеспечения долгосрочного обучения.

Связь между размером класса и достижениями в учебе неясна и ненадежна, хотя маленький размер класса может позитивно повлиять на плохо успевающих детей.

Большинство исследований показывает, что «группирование по способностям» оказывает незначительное влияние или вовсе никак не влияет на обучение школьника.

Большинство исследований предполагает, что перевод в низший класс крайне неэффективен в плане улучшения обучения и может привести к проблемам в эмоциональной адаптации.

Согласно исследованиям самых разных типов экзаменов, оценки на экзаменах довольно часто предсказывают последующие результаты.

Нерегулярная обратная связь лучше всего способствует долгосрочному обучению.

Для задач, подразумевающих научные рассуждения, прямая инструкция часто лучше обучения путем открытий.

«Обучение путем открытий» (при котором ученики должны обнаружить научные принципы самостоятельно)

■

превосходит прямые инструкции.

Результаты стандартизированных тестов американских школьников в последние десятилетия снизились.

Ученики обычно запоминают только 10% прочитанного.

Курсы скорочтения эффективны.

Мысленное произношение увеличивает способность к чтению.

Глухие люди могут понять большую часть того, что говорят другие люди, читая по их губам.

Некоторые люди «говорят на иных языках».

Снижение результатов разного рода экзаменов объясняется частично или полностью тем, что есть более способные ученики, которые уже проходили эти тесты раньше.

Это легенда без научных доказательств.

Практически все курсы скорочтения неэффективны, потому что они уменьшают понимание.

Мысленное произношение замедляет нашу скорость чтения, поскольку мы можем читать намного быстрее, чем говорить.

Даже лучшие читатели по губам могут понять лишь приблизительно 30—35% того, что говорят люди.

Нет никаких научных доказательств «глоссалалии», то есть говорения на иных языках.

Нет никаких доказательств того, что близнецы обладают «криптофа-зией» (секретным языком); появляются прямо противоположные сообщения о том, что у близнецов часто наблюдаются одинаковые затруднения с речью, которые они приспосабливают друг к другу.

у многих ОДНОЯЙЦОВЫХ близнецов есть свой собственный язык.

У Альберта Эйнштейна была дислексия.

Нет никаких достоверных доказательств того, что Эйнштейн был дислексиком.

Источники и рекомендуемые книги

Чтобы исследовать эти и другие мифы об интеллекте и обучении, см.: Alferink (2007); DeBell and Harless (1992); Delia Sala (2007); Druckman and Bjork (1991); Druckman and Swets (1988); Ehrenberg, Brewer, Gamoran and Willms (2001); Furnham (1996); Greene (2005); Jimerson, Carlson, Rotert, Egeland and Sroufe (1997); Lubinski, Benbow, Webb and Bleske-Rechek (2006); Phelps (2009); Sternberg (1996); Willerman (1979).

ИЗМЕНЕННЫЕ СОСТОЯНИЯ СОЗНАНИЯ

Вы все глубже и глубже вдавливаетесь в свой стул, а гипнотизер монотонно вещает: «Ваша рука становится все легче, она поднимается, поднимается сама, и отрывается от поверхности, на которой лежала». Вы замечаете, что ваша рука медленно поднимается, резкими движениями, синхронно с его внушениями. Следуют еще два гипнотических внушения, и ваша рука немеет, а вы представляете у себя на коленях котенка. Котенок кажется настолько реальным, что вам

хочется погладить его. Что происходит? То, что вы испытали, кажется настолько экстраординарным, что легко заключить, — вы, должно быть, были в трансе. А так ли это?

Понятие о том, что транс, или особое состояние сознания, — главное в удивительном эффекте гипноза,

я

берет свое начало в самых ранних попытках понять феномен гипноза. Гипноз еще обозначается термином «месмеризм» по имени венского врача Франца Антона Месмера (1734—1815). Месмер был одним из первых, кто показал удивительную силу внушения в лечении людей — с физическими симптомами, вроде паралича, которые на самом деле имели психологическое происхождение. Венский врач полагал, что вселенную заполняет невидимая магнитная жидкость, которая в случае ее несбалансированности вызывает психические нервные болезни. Месмер, возможно, был прототипом ученика чародея в мультфильме Уолта Диснея 1940 года «Фантазия». Одетому в развевающийся капюшон Месмеру нужно было всего лишь дотронуться волшебной палочкой до своих поддающихся внушению пациентов, чтобы они начали дико смеяться, плакать, визжать или метаться, а затем впасть в ступор — состояние, известное как «кризис». Кризис стал отличительным признаком месмеризма (гипноза), и последователи Месмера полагали, что именно во время кризиса происходили драматические исцеления.

Теория Месмера была развенчана в 1784 году ко

миссией, возглавляемой тогдашним американским послом во Франции Бенджамином Франклином (к тому времени Месмер решил покинуть Вену после провалившейся попытки вылечить слепого музыканта и переехал в Париж). Исследователи заключили, что эффект гипноза происходил из-за воображения и веры, или того, что сегодня мы называем эффектом плацебо — улучшения, наступающего от простого ожидания улучшения (см. Введение). Однако несгибаемые сторонники месмеризма продолжали утверждать, что месмеризм наделял людей сверхъестественными способностями, включая способность видеть без глаз и

Эффект гипноза происходит из-за воображения и веры, или того, что сегодня мы называем эффектом плацебо - улучшения, наступающего от ожидания улучшения.

обнаруживать болезнь, видя ее через кожу. До создания анестезирующих средств в 1840-х годах утверждения о том, что врачи могут использовать гипноз для выполнения безболезненных операций, поддерживались сообщениями Джеймса Эсдэйла об успешных хирургических процедурах в Индии, выполненных с использованием одного только гипноза (Chaves, 2000). К середине XIX столетия многие неправдоподобные утверждения о гипнозе встречали повсеместный научный скептицизм. И даже в этом

случае они способствовали созданию популярной мистики гипноза.

Маркиз де Пуйсюгор обнаружил то, что позже стали называть гипнотическим трансом. Его пациенты не знали, что они должны реагировать на его индукции и испытывать приступ судорог, и они и не реагировали. Вместо этого один из его пациентов, Виктор Рэйс, находясь под гипнозом, похоже, вошел в состояние, подобное сну. Его поведение в этом состоянии казалось удивительным, и поскольку гипнотизеры стали больше интересоваться тем, что они назвали «искусственным сомнамбулизмом» («сомнамбулизм» — хо-

ждение во сне), понятие о конвульсивном кризисе постепенно забылось.

К концу XIX века мифы о гипнозе имелись в большом количестве, включая представление о том, что загипнотизированные люди входят в состояние, подобное сну, в котором они отказываются от своей силы воли, не осознают происходящее и забывают то, что случилось, впоследствии (Laurence & Perry, 1988). Распространению этих заблуждений, возможно, способствовало и то, что греческая приставка «гипно» переводится как «сон».

Эти неправильные представления были широко популяризированы в романе Джорджа дю Морье «Триль-би», в котором Свенгали, чье имя сегодня означает безжалостного манипулятора, использует гипноз, чтобы доминировать над несчастной девочкой Трильби. Вводя ее в гипнотический транс против ее желания, Свенгали создавал другую личность (см. также миф № 39), и девочка становилась оперной певицей, благодаря которой он вел роскошный образ жизни.

Возвращаясь к нынешним временам, можно сказать, что многие из подобных тем проигрываются и в популярных ныне кинофильмах и книгах, в которых состояние гипнотического транса изображают настолько мощным, что в иных случаях обычные люди могут: (а) совершить политическое убийство («Манчжурский кандидат»); (б) покончить с собой («Убийства в саду»); (в) изуродовать себя кипятком («Гипнотизирующий взгляд»); (г) участвовать в шантаже («На секретной службе Ее Величества»); (д) чувствовать только внутреннюю красоту человека («Любовь зла») (е) красть («Проклятие Нефритового Скорпиона») и наш фаворит — (ж) пасть жертвой инопланетных проповедников, которые используют сообщения, встроенные в проповеди, для промывания мозгов («Атака проповедников из космоса»).

Данные недавних опросов (Green, Page, Rasekhy, Johnson & Bernhardt, 2006) показывают, что общественное мнение резонирует с изображениями гипноза в СМИ. В частности, 77% студентов колледжа подтвердили утверждение о том, что «гипноз — это измененное состояние сознания, значительно отличающееся от нормального бодрствующего сознания», а 44% согласились с тем, что «глубоко загипнотизированный человек подобен роботу и автоматически выполняет то, что внушает ему гипнотизер».

Но исследования опровергают эти широко распространенные представления. Загипнотизированные люди — это ни в коем случае не бессмысленные автоматы. Они могут сопротивляться и даже выступить против гипнотических внушений (см. Lynn, Rhue 8с Weekes, 1990). И они не будут делать вещей во время или после гипноза, которые для них нехарактерны, например, вредить людям, которых они любят. Поэтому, если отставить в сторону голливудские триллеры, можно сказать, что гипноз не может превратить кроткого человека в хладнокровного убийцу. И гипноз мало похож на сон, потому что исследования ЭЭГ (мозговых волн) показывают, что загипнотизированные люди находятся в полном сознании. К тому же люди могут так же реагировать на внушения, даваемые им, когда они бодрствуют и крутят педали велотренажера и когда они спят или расслаблены (Banyai, 1991).

Загипнотизированные люди - это не бессмысленные автоматы. Они могут сопротивляться и выступить против гипнотических внушений.

Сценический гипноз, во время которого зомбипо-добные добровольцы, выходящие на сцену, крякают, как утки, или играют на воображаемой гитаре, еще больше способствует укреплению популярных стереотипов о гипнозе (рис. 7). Но дурацкие действия людей на сцене происходят не из-за транса. Еще до начала шоу гипнотизер выбирает потенциальных исполнителей, отмечая, как они реагируют на внушения, сделанные им в состоянии бодрствования. Те, чьи протянутые руки падают по команде, когда их просят вообразить, что они держат в них тяжелый словарь, вероятно, будут приглашены на сцену, тогда как остальные участники будут смотреть шоу со своих мест. Загипнотизированные добровольцы делают и нечто странное, потому что они чувствуют интенсивное давление, заставляющее их реагировать и развлекать аудиторию. Многие эстрадные гипнотизеры также используют «технику» шепота, нашептывая внушения («хорошо, когда я щелкну пальцами, вы залаете как собака») в уши субъектов, находящихся на сцене (Meeker Sc Barber, 1971).

В лаборатории мы можем легко воспроизвести все явления, которые люди связывают с гипнозом (такие, как галлюцинации и нечувствительность к боли), использовав только внушения без гипноза или даже намека на него. Научная литература говорит об этом

Рис. 7. Гипнотические представления подпитывают ошибочное суждение о том, что гипноз — это особое состояние, тесно связанное со сном. Источник: George Silk// Time Life Pictures/Getty Images.

четко: нет никакого транса или дискретного состояния, характерного для гипноза.

Действительно, большинство людей, которые подвергаются гипнозу, позже утверждают, что они даже не находились в трансе. Кевин Макконки выяснил, что, хотя 62% участников подтверждали перед гипнозом представление о том, что «гипноз — это измененное состояние сознания», только 39% придерживались этого взгляда впоследствии.

Если для гипноза не требуется транс, то что определяет гипнотическую внушаемость? Гипнотическая внушаемость зависит от мотивации людей, их убеждений, воображения и ожиданий, а также от их реакции на внушения без гипноза. Чувство измененного состояния есть просто один из многих субъективных эффектов внушения, и оно не нужно для того, чтобы испытать любые другие внушаемые эффекты.

Доказательства транса, или измененного состояния сознания, уникального для гипноза, потребовали бы от ученых, чтобы они нашли отличительные физиологические маркеры реакции субъекта на внушение войти в транс. Несмотря на совместные усилия исследователей, никаких подобных доказательств так и не появилось (Dixon & Laurence, 1992; Hasegawa & Jamieson, 2000; Sarbin & Slagle, 1979; Wagstaff, 1998). Поэтому нет никакой причины полагать, что гипноз отличается по роду, а не по степени от обычной бессонницы. Вместо этого гипноз, похоже, является

единственной процедурой среди многих, которая уси-

ливает реакцию людей на внушения.

В этой связи следует сказать, что гипнотические внушения могут, конечно, повлиять на функционирование мозга. На самом деле нейробиологические исследования гипноза (Hasegawa & Jamieson, 2000) указывают на то, что передние области мозга играют ключевую роль в изменениях в сознании во время гипноза. Хотя эти результаты и интересны, они «не указывают на дискретное состояние гипноза» (Hawegawa 8с Jamieson, 2000). Они говорят нам только о том, что гипноз каким-то образом изменяет работу мозга. Это едва ли удивительно, потому что функционирование мозга изменяется также и во время расслабления, усталости, усиления внимания и целого ряда других состояний, которые отличаются только по степени от нормального сознания.

Однако другие утверждают, что определенное необычное поведение характерно только для гипнотического состояния. Но научных доказательств этого нет. Например, американский психиатр Мильтон

Эриксон утверждал, что гипноз характе-

Функционирование мозга изменяется и во время расслабления, усталости, усиления внимания и целого ряда других состояний.

ризуется несколькими уникальными особенностями, включая «буквализм» — склонность воспринимать вопросы буквально, например, отвечать «Да» на вопрос «Вы можете сказать мне, который час?». Тем не менее исследования показывают, что субъекты, наиболее поддающиеся гипнозу, не демонстрируют буквализма во время гипноза. А участники, которых попросили смоделировать (сыграть) гипноз, демонстрировали более высокий уровень буквализма, чем загипнотизированные субъекты (Green et al., 1990).

Поэтому когда в следующий раз вы увидите голливудский фильм, в котором ЦРУ превращает обычного Джо в зомби-лунатика, и тот предотвращает третью мировую войну, убивая злого диктатора, проявите скептицизм. Как и большинство вещей, которые вы видите на экране, гипноз — это не совсем то, чем он кажется.

МИФ

Сны имеют символическое значение

«Когда вы поймете собственные сны... Вы удивитесь тому, насколько быстро вы сможете внести ПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫЕ, ПОЗИТИВНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ в свою жизнь!

Именно так! Ваше подсознание изо всех сил пытается СКАЗАТЬ вам нечто в ваших снах. Вы просто должны понять его СИМВОЛИЧЕСКИЙ ЯЗЫК».

Лори Квин Лоевенберг написала эту речь на вебсайте, чтобы прорекламировать свою книгу о толковании сновидений, в которой содержится «семь сек

ретов понимания ваших сновидении». Ее сайт — один из многих, рекламирующих ценность разгадывания символического смысла снов. Так называемые книги-сонники в Интернете и в компьютерных «программах снов», которые пользователи могут загрузить на свои компьютеры, содержат базы данных из тысяч символов сновидений, обещающих помочь читателям расшифровать скрытые значения своих снов (Ackroyd, 1993). Кино и телевидение тоже эксплуатируют популярные представления о символическом значении сновидений. В одном из эпизодов сериала «Клан Сопрано» друг Тони Сопрано явился к нему во сне в виде говорящей рыбы, что заставило Тони подозревать его как осведомителя ФБР («рыба» — это жаргонное слово, обозначающее осведомителя) (Sepinwall, 2006).

И надо ли удивляться результатам недавнего опроса журнала «Newsweek»: 43% американцев полагают,

что сновидения отражают неосознанные желания (Adler, 2006). А исследователи, которые провели опросы в Индии, Южной Корее и Соединенных Штатах, показали: от 56 до 74% людей в этих странах полагают, что сновидения могут показать какие-то скрытые истины (Morewedge & Norton, 2009). Во втором исследовании эти ученые обнаружили, что люди с большей вероятностью скажут о том, что они не полетят на самолете, если им приснится сон об авиакатастрофе этого самолета, чем тогда, когда они сознательно подумают об авиакатастрофе или получат предупреждение правительства о высоком риске террористической атаки во время авиаперелетов. Эти результаты демонстрируют, что многие люди полагают, будто сновидения содержат драгоценные крупицы смысла, которые более ценны, чем сознательные мысли.

Поскольку многие из нас полагают, что символы из снов способны предсказать будущее, а также дать нам личные озарения, сонники предлагают массу всяких предсказаний и советов. Согласно одному соннику: «Если вы оставляете нечто плохое в своем сне, то, вполне возможно, вы сможете получить какие-то благоприятные финансовые новости». Напротив, поедание во сне макарон «может означать, что вам предстоят небольшие потери». Один гиперсонник предупреждает, что сон о муравьеде «указывает на то, что вы можете столкнуться с новыми элементами, людьми или событиями,

которые будут угрожать вашей деловой дисциплине и рабочей этике». Ясно, что видящим сны лучше не видеть снов, в которых муравьеды едят макароны, иначе у них будут финансовые неприятности.

Если серьезно, то многие врачи, обученные фрейдистской традиции, уже давно придерживаются представления о том, что постоянно изменяющийся и иногда причудливый пейзаж сновидений переполнен символами, которые при должной интерпретации могут показать самые сокровенные тайны души. Согласно Фрейду, сновидения есть via regia — королевская дорога к пониманию подсознания — и содержат «краткую психологию невроза». Фрейд утверждал, что защита эго во время сна уменьшается, и подавляемые импульсы подсознания стучатся в ворота сознания (для Фрейда «эго» было частью индивидуальности, которая соединяется с действительностью, а «подсознание» частью индивидуальности, которая содержит наши сексуальные и агрессивные желания). Однако эти яростные импульсы редко, если когда-либо вообще, достигают порога сознания. Вместо этого они преобразуются с помощью того, что Фрейд называл «работой сна», в символы, которые маскируют запрещенные скрытые желания и позволяют спящим мирно спать. Если бы не было этой цензуры, спящие бы просыпались от тревожных извержений подавляемого материала, часто сексуаль-

Согласно Фрейду, сновидения есть via regia - королевская дорога к пониманию подсознания -и содержат «краткую психологию невроза».

нои и агрессивной природы.

Толкование сновидении — это одна из опор психоаналитического метода. Однако, по мнению фрейдистов, сновидения не сдают свои тайны без борьбы. Задача аналитика состоит в том, чтобы выйти за рамки поверхностных деталей сна, называемых «явным

содержанием», и растолковать «скрытое содержание» —

более глубокий, скрытый, символический смысл сновидения. Например, появление страшного монстра во сне (явное содержание) могло бы символизировать угрозу, изложенную боссом, которого боятся (скрытое содержание). Мы берем символы сна из нашего хранилища жизненных событий, включая события, которые мы испытываем в день до появления этого сна, которые Фрейд называл «остатком дня» (здесь Фрейд, разумеется, был почти прав), а также события нашего детства.

Согласно Фрейду, толкование сновидения должно управляться свободными ассоциациями пациента с различными аспектами этого сна, чтобы оставить место для индивидуальной интерпретации содержания. Хотя Фрейд предупреждал о том, что символика снов не имеет универсального, точного отношения к психологически значимым объектам, людям или событиям, он часто приближался к нарушению этого правила, толкуя символическое значение сновидений практически без помощи своих пациентов. Например, в своей знаковой книге «Толкование сновидений» он писал, что даже при том, что у женщин не возникало никаких ассоциаций с изображением во сне соломенной шляпы со средней частью, поднятой вверх, и с полями, загнутыми вниз, такая шляпа символизирует мужские гениталии. Фрейд отмечал и то, что проникновение в узкие места и открытие запертых дверей часто символизируют сексуальную деятельность, тогда как стрижка волос, потеря зубов и казнь часто — кастрацию. Поэтому, несмотря на свои предупреждения, Фрейд рассматривал многие символы сновидений как, по сути, универсальные.

Работы Фрейда проложили путь расцветающей надомной промышленности по производству толкований снов, которая, похоже, не ослабляет своей удавки на воображении аудитории. Однако большинство современных ученых отвергают идею о том, что определенные изображения из снов имеют какое-то универсальное символическое значение. Действительно, при ближайшем рассмотрении отчетов о снах видно, что многие сны не замаскированы какими-то символами. На самом деле на ранних стадиях сна большинство наших сновидений отражает повседневные действия и проблемы, которые занимают наш разум, типа подготовки к тесту, посещения магазина или уплаты налогов (Dorus, Dorus & Rechtschaffen, 1971).

Во время сна в фазе с быстрыми движениями глаз возбуждаются эмоциональные центры мозга и приглушаются центры логики, памяти и внимания.

Во время сна с быстрыми движениями глаз наш высокоактивизированный мозг производит сны, которые иногда нелогичны и заряжены эмоциями (Foulkes, 1962;

Hobson, Pace-Schott & Stickgold, 2000). Происходит ли это, потому что подавляемый материал в подсознании как-то избегает цензуры? Психиатр Дж. Аллан Хобсон так не думает. Теория сновидений Хобсона, которая получила значительную научную поддержку, настолько радикально отличается от теории Фрейда, что некоторые называют его «антиФрей-дом» (Rock, 2004). В 1960-х и 1970-х годах в Гарвардской лаборатории нейрофизиологии Хобсон вместе с Робертом Маккарли разработал теорию синтеза активации, которая связывает сны с мозговой активностью, а не с символическим выражением подсознательных желаний (Hobson 8с McCarley, 1977).

Согласно этой теории (Hobson et al., 2000), когда во время сна каждые 90 минут мы вступаем в фазу с быстрыми движениями глаз, различные медиаторы (химические посыльные) организуют драматическую симфонию изменений, которая и производит сны. А конкретнее — волны ацетилхолина возбуждают эмоциональные центры мозга, в то время как уменьшение количества серотонина и артеренола приглушает области мозга, которые управляют логикой, памятью и вниманием. Согласно Хобсону, сновидения во время фазы с быстрыми движениями глаз — это лучшая, пусть и несовершенная попытка нашего мозга создать какую-то значимую историю на основе мешанины из

случайной информации, переданной варолиевым мостом — структурой, находящейся в основании мозга. При этих обстоятельствах всплывающие изображения не имеют символического значения, поэтому толкование снов будет произвольным и похожим на попытку извлечь жемчужины мудрости из бессвязной речи.

Но отдавая должное Фрейду, можно сказать, что он, возможно, был прав по крайней мере в двух важных пунктах: наши ежедневные мысли и чувства могут влиять на наши сновидения, а эмоции играют в сновидениях большую роль. Однако тот факт, что эмоциональные центры мозга становятся перегруженными во время сновидений, а передний мозг, ответственный за логическое мышление, закрывается (Solms, 1997, 2000), еще не означает, что сновидения — это попытки выполнить желания подсознания. Не означает это и того, что сновидения используют символы, чтобы замаскировать свое истинное значение.

Вместо того чтобы полагаться на сонник в предсказании будущего или в помощи при принятии жизненных решений, вероятно, было бы мудрее тщательно взвесить за и против разных планов действий и посоветоваться с близкими друзьями или коллегами. И не обращать внимания на муравьедов, поедающих макароны.

Во сне люди могут усвоить

новую информацию, например, выучить языки

Вообразите, что вы можете усвоить всю информацию из этой книги всего за несколько ночей крепкого сна. Вы можете записать на пленку книгу, включать эту запись в течение нескольких ночей, и вуаля — дело сделано! Прощайте, все эти полуночные чтения о психологических заблуждениях!

И здесь, как и во многих областях психологии, надежда умирает последней. Действительно, многие сторонники обучения во сне (называемого «гипнопедией») сделали множество мощных заявлений относительно потенциала этой техники.

Например, вебсайт http://www. sleeplearning.com сообщает своим посетителям о том, что: «Обучение во сне является способом использовать силу вашего подсознания и позволяет вам выучить иностранные языки, сдать экзамены, провести профессиональные исследования и самосовершенствоваться, используя методы, основанные на исследованиях, с большим успехом проводимых во всем мире... Это самое невероятное учебное пособие за многие годы».

225

Мифы о сознании

Данный вебсайт предлагает множество компакт-дисков, которые якобы могут помочь нам изучить языки, прекратить курить, похудеть, уменьшить стресс или стать лучшим любовником, и добиться всего этого, когда мы «даем храпака». Создатели этого сайта зашли так далеко, что заявляют: применение компактдисков дает лучший эффект, когда люди спят, а не бодрствуют. Amazon.com тоже представляет массу товаров, которые помогут нам учиться во сне. В том числе опять-таки компакт-диски, реклама которых утверждает, что они помогут нам выучить испанский, румынский, иврит, японский и китайский языки, проигрывая для нас подсознательные сообщения (см. миф № 5), когда мы крепко спим. Пожалуй, неудивительно, что результаты одного опроса показали: 68% студентов полагают, что люди могут изучить новую информацию во время сна (Brown, 1983).

Обучение во сне — это также непременный атрибут и многих популярных книг, телевизионных программ и фильмов. В блестящем, но страшном романе Энтони Берджесса «Заводной апельсин», позже экранизированном режиссером Стэнли Кубриком и получившем Оскара, правительственные чиновники неудачно пытаются использовать техники обучения во сне для того, чтобы трансформировать главного персонажа, Алекса, из классического психопата в почтенного члена общества. В эпизоде популярного телесериала «Друзья» Чандлер Бинг (которого играет Мэтью Перри) пытается бросить курить, слушая во сне аудиозапись с соответствующими внушениями. Однако, не зная, что в этой записи содержится внушение «Вы — сильная и уверенная женщина», Бинг начинает в повседневной жизни вести себя, как женщина.

Он пытается бросить курить, слушая во сне специальную аудиозапись, не зная, что в этой записи содержится внушение «Вы - сильная и уверенная женщина».

Но соответствует ли публичное восприятие обучения во сне тем внушительным утверждениям, которые делают его сторонники? Одна причина для начального оптимизма по поводу такого обучения происходит из данных о том, что люди иногда включают внешние стимулы в свои сны. Классическое исследование Уильяма Демента и Эдварда Волперта продемонстрировало, что воздействие на спящих субъектов раздражителями типа струйки воды из шприца часто заставляет их включать эти раздражители в свои сны. Например, в ходе эксперимента Демента и Волперта участник, на которого во сне побрызгали водой, а позже разбудили, сообщил, что видел во сне протекающую крышу. Более поздние исследования показали, что примерно 10—50% участников экспериментов включают внешние раздражители, такие как звонки, красный свет и голоса, в свои сны (Conduit & Coleman, 1998; Trotter, Dallas & Verdone, 1988).

Однако эти исследования не показывают обучения во сне, потому что они не показывают, что люди могут встроить сложную новую информацию типа математических формул или новых слов на иностранных языках в свои сны. Не показывают они и то, что люди могут позже вспомнить эти внешне представленные раздражители в повседневной жизни, если их не пробуждают.

Чтобы исследовать утверждения о том, что во время сна можно обучиться чему-то, исследователи долж-

ны одной группе участников эксперимента дать послушать во сне записанные на пленку стимулы, такие как иностранные слова, а другой — «контрольную» аудиопленку со стимулами, не имеющими отношения к эксперименту. А позже, в ходе стандартизированного теста, выяснить у участников их знание услышанных стимулов. Интересно, что некоторые первоначальные исследования обучения во время сна дали обнадеживающие результаты. Группа исследователей знакомила моряков с азбукой Морзе, когда они спали. В результате эти моряки освоили азбуку Морзе на три недели быстрее других моряков (Simon 8с Emmons, 1955). Другие исследования, проведенные в бывшем Советском Союзе, тоже подтверждали заявле-

Прослушивание аудиозаписей во время полного бодрствования не только более эффективно, но и более полезно.

ния о том, что люди могут изучить новый материал, такой как слова или предложе

ния, слушая аудиозаписи во время сна (Aarons, 1976).

Однако в этих ранних позитивных сообщениях нет главного альтернативного объяснения: записи на магнитную ленту, возможно, разбудили субъектов! Проблема состоит в том, что почти все исследования, показывая позитивные последствия, не контролировали мозговые волны субъектов, чтобы гарантировать, что они фактически спали, слушая эти аудиозаписи (Druckman 8с Bjork, 1994; Druckman 8с Swets, 1988). Лучше контролируемые исследования, которые отслеживали мозговые волны субъектов, чтобы удостовериться в том, что они действительно спят, предложили мало или вовсе не предложили никаких доказательств в пользу обучения во сне (Logie 8с Delia Sala, 1999). Так что, возможно, ау-

диозаписи, обучающие во сне, «работают», потому что субъекты слышат кусочки из них, когда то засыпают, то просыпаются.

Прослушивание аудиозаписей во время полного бодрствования не только более эффективно, но и, вероятно, более полезно. Что касается утверждения о том, что такие записи улучшат ваши знания или уменьшат стресс, то мы бы рекомендовали вам сэкономить ваши деньги и просто хорошенько выспаться ночью.

Во время «выхода из тела»

сознание человека может наблюдать за покинутым телом

С библейских времен, если не ранее, люди спекулировали на утверждении о том, что так называемый выход из тела (ВИТ) явно доказывает возможность отделения сознания человека от его тела. Посмотрите на следующий пример ВИТ, о котором рассказывает женщина, пережившая внутреннее кровоизлияние после операции по удалению матки.

«Я бодрствовала и сознавала происходящее. Каждые полчаса приходила медсестра, чтобы измерить мое давление. В одном случае я помню, как измерив, давление, она вдруг выбежала из палаты, и это показалось мне странным. После этого я ничего больше не помню, только ощущение, что я поднялась над своим телом, как бы всплыв к потолку, и смотрела на себя, лежащую на больничной койке, окруженную толпой врачей и медсестер (Parnia, 2006)».

229

Мифы о сознании

Или возьмите вот это описание от женщины, лежавшей на операционном столе:

«...когда меня оперировали, я увидела вспышки каких-то странных огней и услышала громкий, пронзительный звук. Затем я взмыла к потолку операционной, на высоту, с которой могла видеть происходящее из-за плеч присутствующих. Меня удивило то, что все были одеты в зеленое... Я смотрела вниз и задавалась вопросом, на что они все смотрели и что было под покрывалом на длинном столе. Я увидела квадрат плоти, и подумала: «Интересно, кто это и что они делают». И тут я поняла, что это была я (Blackmore, 1993)».

Эти сообщения типичны для описания ВИТ, в них люди утверждают, что парили в воздухе над своим телом или как-то иначе отделялись от своего тела, наблюдая за собой с расстояния. Такие удивительные изменения в сознании побудили исследователей еще древних времен заключить, будто подобные случаи показывают, что сознание может быть независимым от физического тела.

Такое поверие (как и сами случаи выхода из тела) были практически у всех народов (Alcock & Otis, 1980). Эти случаи удивительно похожи: приблизительно 25% студентов колледжа и 10% общего населения сообщают о том, что выходили из тела один или несколько раз (Alvarado, 2000). Многие простые обыватели думают, что ВИТ происходит чаще всего тогда, когда люди находятся на грани смерти, например, когда тонут или испытывают сердечный приступ. Они неправы. Хотя иногда случаи ВИТ и происходят во время опасных для жизни обстоятельств (Alvarado,

2000), большинство все же происходит, когда люди расслаблены, спят, видят сны, принимают лекарства, используют психоделические наркотики, находятся под анестезией, испытывают эпилептитечский припадок или приступ мигрени (Blackmore, 1982, 1984; Green, 1968; Poynton, 1975). ВИТ также случается у людей, которые могут спонтанно испытать самые разные изменения в сознании (Alvarado, 2000). Люди, которые

часто фантазируют в своей повседневной жизни до такой степени, что теряют чувство осознания своего тела, склонны к ВИТ, равно как и те, кто сообщает о других странных событиях типа галлюцинаций, перцепционных искажений и необычных физических ощущений (Blackmore, 1984, 1986).

Некоторые люди сообщают о том, что способны создать ВИТ по команде и мысленно посетить отдаленные места или «духовные измерения» во время своих выходов из тела. Этот феномен называется «астральное проецирование» или «астральное путешествие». На одном сайте изучение случаев ВИТ называется «проециологией» и утверждается, что «основываясь на данных проециологии, проецирование сознания —

это реальный опыт, который имеет место в нефизических измерениях. Сознательные проекторы способны временно покидать свое материальное тело и достигать нефизических измерений, где они обнаруживают новые аспекты природы сознания» (Viera, 2002). Сторонники «Эканкара», которые заявляют о том, что практиковали «науку путешествия души», утверждают, что их ощущения усиливаются и что во время целенаправленного выхода из тела они испытывают экстатическое состояние духовного осознания происходящего. Инструкции, объясняющие, как выйти из тела, чтобы достичь духовного просветления и видеть на расстоянии далекие места, включая миры инопланетян, широкодоступны в Интернете, в книгах и статьях.

Как бы ни хотелось думать, что наше сознание может вырваться на свободу из кандалов нашего физического тела, исследования не поддерживают эту гипотезу. Прямой способ проверить утверждение о выходе сознания из тела — это узнать, могут ли люди во время выхода из тела сообщить в точности о том, что они «видят» в каких-то отдаленно расположенных местах. Исследователи обычно тестируют людей, которые утверждают, будто они способны вызвать ВИТ по желанию, и просят их «отправиться» в заранее подготовленное место, а затем, когда они вернутся в свои тела, описать увиденное там. Ученые могут определить точность описаний, поскольку знают то, что физически есть в таком месте. Участники часто сообщают о том, что они могут «оставить свои тела», когда им скажут, и видеть то, что происходит в определенном месте. Однако исследователи обнаружили, что их сообщения почти всегда неточны и отличаются от реальных физических характеристик того места, которое они описывают. В редких случаях более точных описаний это может быть просто «отличной догадкой». Даже когда несколько разных исследователей сообщили о положительных результатах, другие не повторили их (Alvarado, 2000).

Если люди на самом деле не покидают свои тела во время ВИТ, чем объясняются драматические изменения в их сознании? Наше ощущение «себя» зависит от сложного взаимодействия сенсорной информации. Одна гипотеза состоит в том, что ВИТ отражают разъединение между ощущением людьми своих тел и тем, что они чувствуют. В соответствии с этой возможностью исследование предполагает, что случаи ВИТ возникают из-за неспособности разных отделов мозга объединить информацию от различных органов чувств (Blanke Sc Thut, 2007). Когда мы берем в руки нож и чувствуем его острые края, у нас есть сильное ощущение не только его реальности, но и ощущения себя как активного агента.

Как бы ни хотелось думать, что наше сознание может вырваться на свободу из кандалов наших физических тел, исследования не поддерживают эту гипотезу.

Два исследования предполагают, что, когда наше осязание и зрение нарушаются, нарушается и наше обычное восприятие собственного тела.

Во время исследования, проводимого Хенриком Эрс-соном, участникам надевали очки, которые позволяли им видеть свое изображение на видеоэкране, на который его передавала камера, установленная позади них. Эта установка создавала фантастическую иллюзию, будто их тела, рассматриваемые снизу, фактически стояли перед ними. Иначе говоря, участники могли буквально «видеть» свои тела в другом месте, отдельно от своего физического «я». Эрссон касался прутом груди участников, одновременно используя видеокамеры таким образом, чтобы казалось, будто к визуальному изображению на экране тоже прикасаются. Участники эксперимента сообщали о жутком ощущении того, будто их двойника на видео тоже ка-

233

Мифы о сознании

саются, и поэтому им кажется, что они находятся вне своих материальных тел.

Бинья Ленггенхагер и ее коллеги (Lenggenhager, Tadi, Metzinger & Blanke, 2007) придумали подобную установку виртуального мира. После того как участники увидели своего виртуального двойника, исследователи одновременно коснулись их спины и спины их проецированного альтер эго. После этого исследователи завязали им глаза, переместили их в другое место и попросили вернуться назад. Интересно, что субъекты переместились ближе к тому месту, где располагался их двойник, а не к тому, где находились изначально они сами. Тот факт, что субъектов притянуло к их альтер эго, предполагает, что они ощущали свое местоположение вне их собственных тел.

Многочисленные исследователи пытались найти участок мозга, отвечающий за ВИТ. В лаборатории, несколько ученых успешно вызвали ВИТ — человек ощущал, что его «я» отделилось от тела, — стимулируя височную долю, особенно то место, где соединяются правые височная и теменная доли (Blanke, Ortigue, Landis & Seeck, 2002; Persinger, 2001; Ridder, Van Laere, Dupont, Menovsky & Van de Heyning, 2007).

Можно, конечно, подвергнуть сомнению уместность лабораторных результатов ВИТ, которые происходят в повседневной жизни, и возможно, что второе имеет другие причины по сравнению с первым. Однако тот факт, что ученые могут воспроизвести ощущения, которые близко напоминают спонтанное появление ВИТ, предполагает: наше сознание на самом деле не покидает наше тело во время ВИТ, несмотря на поразительные субъективные доказательства обратного.

ИССЛЕДУЕМ ДРУГИЕ МИФЫ

Вымысел

Расслабление необходимо для того, чтобы гипноз сработал.

Люди не осознают происходящее во время гипноза.

Люди не помнят, что было во время гипноза.

Большинство современных гипнотизеров используют часы с маятником, чтобы вызвать гипнотическое состояние.

Одни гипнотические индукции более эффективны, чем другие.

Люди, которые часто поддаются гипнотическому внушению, легковерны.

Гипноз может заставить людей совершать безнравственные действия, которые они в повседневной жизни не совершили бы.

Правда

Люди могут быть загипнотизированы и во время энергичной тренировки.

Загипнотизированные люди осознают происходящее и могут вспомнить детали бесед, подслушанных во время гипноза.

«Постгипнотическая амнезия» не происходит, если только люди не ожидают, что она произойдет.

Практически ни один современный гипнотизер не использует часы, чтобы вызвать гипноз.

Гипнотические индукции одинаково эффективны.

Люди, которые редко поддаются гипнотическому внушению, не менее легковерны, чем те, кто часто поддаются гипнотическим внушениям.

Нет практически никаких доказательств того, что можно заставить загипнотизированных людей против их воли участвовать в неэтичных действиях.

235

Мифы о сознании

Гипноз позволяет людям совершать действия большой физической силы или удивительных умений.

Люди не могут лгать под гипнозом.

Самое главное в гипнозе — это навыки гипнотизера.

Люди могут надолго «задержаться» в гипнотическом состоянии.

Очень высокий уровень мотивации может позволить людям ходить по раскаленным углям.

Сны длятся всего несколько секунд, хотя на то, чтобы их вспомнить, уходит гораздо больше времени.

Наш мозг «отдыхает» во время сна.

Снотворное — это отличное долгосрочное средство от бессонницы.

Те же самые действия могут быть совершены чрезмерно мотивированными людьми и без гипноза.

Исследования показывают, что многие люди могут лгать и под гипнозом.

Самое главное в гипнозе — это гипнотическая внушаемость клиента.

Люди могут выйти из гипнотического состояния, даже если гипнотизер уйдет.

Ходить по углям может любой, кто быстро ходит, потому что угли являются плохими проводниками тепла.

Это убеждение, поддержанное Зигмундом Фрейдом и другими исследователями, ложно; многие сны длятся полчаса и даже дольше.

Во время фазы сна с быстрым движением глаз наш мозг находится в состоянии высокой активности.

Длительное использование снотворного часто вызывает повторную бессонницу.

Результаты исследования показывают, что страдающим бессонницей подсчет овец не помогает заснуть.

«Подсчет овец» помогает людям заснуть.

Засыпание в момент касания головой подушки говорит о том, что человек здоров.

Многие люди не видят снов.

Большинство снов бывает о сексе.

Большинство снов причудливы по содержанию.

Люди видят сны только в черно-белом цвете.

Слепые люди не видят снов.

Засыпание в момент касания головой подушки говорит о том, что человек был долго лишен сна; большинству здоровых людей на то, чтобы заснуть, требуется 10—15 минут.

Хотя многие люди утверждают, что они никогда не видят снов, на самом деле все люди в конечном счете сообщают о сновидениях, когда их будят во время фазы сна с быстрыми движениями глаз.

Только малая доля (возможно,

10% или меньше) снов имеет откровенно сексуальное содержание.

Исследования показывают, что большинство сновидений представляют собой относительно реалистические изображения жизни.

Большинство людей говорят, что они видят сны в цвете.

Слепые люди все-таки видят сны, хотя они ощущают визуальные образы во снах только если до семилетнего возраста у них было зрение.

Многие люди видели свою смерть во сне и остались живы.

Если нам снится, что мы умираем, то мы умрем по-настоящему.

Сны возникают только во время фазы сна, сопровождаемой быстрыми движениями глаз.

Люди могут использовать сон наяву, чтобы улучшить свое душевное состояние.

Большинство лунатиков разыгрывают свои сны; большинство лунатиков выражают их словами.

Лунатизм безопасен.

Лунатизм связан с глубокими психологическими проблемами.

Разбудить лунатика опасно.

Сны возникают и тогда, когда спящий не входит в фазу быстрых движений глаз, хотя в этом случае сновидения бывают менее яркими и имеют одно и то же содержание по сравнению со снами во время фазы с быстрыми движениями глаз.

Нет никаких доказательств того, что осознание факта сна — и использование этого осознания для изменения сна — способно улучшить психологическое здоровье человека.

Лунатизм и разговор во сне, которые происходят не во время фазы быстрых движений глаз, не ассоциируются с яркими сновидениями.

Лунатики часто травмируют себя, натыкаясь на какие-то предметы.

Нет никаких доказательств того, что лунатизм связан с серьезной психопатологией.

Разбудить лунатика не опасно, хотя он может быть дезориентирован после пробуждения.

Многочисленные исследования показывают, что физиологический эффект от медитации не больше, чем от отдыха или простого расслабления.

Трансцендентальная медитация — это очень эффективное средство достичь расслабления.

Источники и рекомендуемые книги

Чтобы исследовать эти и другие мифы о сознании, см.: Cardena, Lynn, and Krippner (2000); Harvey and Payne (2002); Hines (2003); Holmes (1984); Nash (1987); Nash (2001); Maho-wald and Schenk (2005); Piper (1993); Squier and Domhoff (1998); Wagstaff (2008).

У МЕНЯ ПРЕДЧУВСТВИЕ

Вы когда-нибудь лгали?

Если вы ответили «нет», то, скорее всего, вы лжете. Студенты колледжа признаются, что лгут примерно в одном случае из трех, то есть в среднем дважды в день, а люди в группе лгут приблизительно в одном случае из пяти, то есть в среднем раз в день (DePaulo, Kashy, Kirkendol, Wyer & Epstein, 1996).

Попытки обмануть других в повседневной жизни трудно обнаружить, поскольку они возникают очень часто (Ekman, 2001; Vrij 8с Mann, 2007). Можно пред

положить, что как бы часто нам ни лгали, мы способны обнаружить это. Но мы будем не правы. Вопреки тому, что показывают в телешоу «Солги мне» с Тимом Ротом, играющим эксперта по распознаванию лжи д-ра Кэла Лайтмана, множество исследований показывает на удивление мало по-настоящему значимых подсказок, указывающих на ложь (DePaulo et al., 2003). Большинство людей, включая профессионалов в сфере безопасности, таких как судьи и полицейские, часто распознают ложь наугад (Ekman & O’Sullivan, 1991; Ek-man, O’Sullivan & Frank, 1999). Действительно, большинство из нас совершенно неправильно интерпретирует физические подсказки, которые выдают лжецов. Например, даже при том, что приблизительно 70% людей полагают, что бегающие глаза являются верным индикатором обмана, исследования говорят о совершенно противоположном (Vrij, 2008). Наоборот, есть свидетельства того, что психопаты, которые являются патологическими лжецами, с большей вероятностью будут смотреть собеседнику в глаза, произнося откровенную ложь (Rime, Bouvy, Leborgne & Rouillon,

1978).

Если, наблюдая друг за другом, мы не можем определить, кто лжет, а кто говорит правду, что еще мы можем сделать? История показывает настоящий парад сомнительных методов обнаружения лжецов, например, таких, как «рисовый тест» у древних индусов (Lykken,

1998).

Вот его идея: если обман приводит к страху, и страх мешает выделяться слюне, то обвиняемый человек не сможет выплюнуть рис, прожевав его, потому что он прилипнет к деснам. В XVI—XVII столетиях многие обвиняемые в колдовстве подвергались «испытанию водой», также называемому «тестом на обмакивание». Обвинители погружали обвиняемую ведьму в холодный поток. Если она всплывала на поверхность, это было хорошо и плохо: она выживала, но считалась

Большинство из нас совершенно неправильно интерпретирует физические подсказки, которые выдают лжецов.

виновной. По-видимому, потому что ведьмы сверхъестественно легки или потому что вода была настолько чистым веществом, что отвергала злую природу ведьмы. И поэтому последнюю приговаривали к смерти. Напротив, если ведьма не всплывала на поверхность, это тоже было хорошо и плохо одновременно: ее провозгла-

шали невиновной, но это было для нее слабым утешением, потому что она уже утонула.

Начиная с XX века некоторые инициативные исследователи начали работать с физиологическими измерениями, чтобы отличить правду от лжи. В 1920-х годах психолог Уильям Моултон Марстон изобрел устройство — первый полиграф, или так называемый тест «детектора лжи», который измерял систоличе-

верхний предел показании кровяного давления), чтобы обнаружить обман. Под псевдонимом Чарльз Моултон позже он создал одну из первых супергероинь комиксов Женщину-Чудо, которая могла заставлять злодеев говорить правду, поймав их в ловушку своим волшебным лассо. Для Марстона детектор лжи был эквивалентом лассо Женщины-Чуда: безошибочным датчиком правды (Fienberg & Stern, 2005; Lykken, 1998). Вне страниц книжек комик-

сов устройство кровяного давления Марстона способствовало развитию современного полиграфического тестирования.

Детектор лжи показывает непрерывный отчет физиологической деятельности — такие показатели, как проводимость кожи, кровяное давление и дыхание, — фиксируя это на диаграмме. Вопреки впечатлению, создаваемому в таких кинофильмах, как «Знакомство с родителями», или в таких телешоу, как «Момент истины», этот аппарат не может сразу же сказать нам, кто лжет, хотя желание публики видеть в нем именно та-

кое средство, конечно, способствует его устойчивой популярности (рис. 8). Вместо этого проверяющий, который задает вопросы, обычно интерпретирует полученную диаграмму и делает вывод о лживости человека. Физиологическая активность может предложить полезные подсказки по поводу того, лжет ли проверяемый, потому что это связано с его волнением во время теста. Например, когда мы волнуемся, большинство из нас начинает потеть, в результате чего увеличивается электропроводимость нашей кожи. Однако интерпретировать диаграмму детектора лжи трудно по нескольким причинам.

Для начала стоит сказать, что люди существенно

отличаются по уровню своей физиологической активности (Ekman, 2001; Lykken, 1998). Честный проверяемый, который обычно много потеет, может ошибочно казаться лживым, тогда как лживый проверяемый, который не склонен много потеть, может ошибочно казаться правдивым. Эта проблема подчеркивает потребность в эталоне измерения физиологической ак-

Рис. 8. В комедии «Знакомство с родителями» бывший агент ЦРУ Джек Байнс (которого играет Роберт Де Ниро) тестирует на детекторе лжи Грэга Фокера (Бен Стиллер), пытаясь выяснить, будет ли тот для него подходящим зятем. Большинство изображений детектора лжи в фильмах и телевизионных программах показывают этот аппарат практически безошибочным.Источник: Фотографии 12/Alamy.

тивности для каждого проверяемого. Для расследования определенных преступлений самым популярным форматом детектора лжи является «Тест сопоставления вопросов» (ТСВ) (CQT; Raskin Sc Honts, 2002). Эта версия полиграфического теста включает соответствующие вопросы относительно предполагаемого преступления («Вы крали $200 у своего работодателя?») и вопросы о сравнении, которые пытаются вынудить людей сказать ложь, не имеющую отношения к предполагаемому преступлению («Вы когда-либо лгали, чтобы выйти из неприятной ситуации?»). Почти все мы лгали, чтобы выйти из неприятной ситуации, по крайней мере однажды, но поскольку мы не хотели бы признавать этот неприглядный факт во время полиграфического теста, мы, по-видимому, должны будем лгать об этом.

Объяснение ТСВ состоит в том, что сравнительные (сопоставительные) вопросы обеспечивают смысловую основу для интерпретации физиологической деятельности субъекта по отношению к известной лжи.

Но это объяснение сомнительно, потому что такие вопросы не контролируют целый ряд других важных факторов. И, как отметил Дэвид Ликкен, здесь нет никаких доказательств ответа Пиноккио: эмоциональ-

нои или физиологической реакции, характерной для обмана (Cross & Saxe, 2001; Saxe, Dougherty 8с Cross, 1985; Vrij, 2008). Если полиграфическая диаграмма показывает больше физиологической активности, когда тестируемый отвечает на значимые, а не на сравнительные вопросы, самое большее, о чем это говорит, так это о том, что тестируемый был более возбужденным в эти моменты.

Но вот в чем загвоздка. Это различие в беспокойст-

ве могло произойти из-за фактической вины, негодования или шока от несправедливого обвинения, осознания, что ответы на значимые (а не на сравнительные) вопросы могут привести к увольнению или заключе-

нию в тюрьму, или даже из-за неприятных мыслей, связанных с предполагаемым преступлением (Ruscio, 2005). Неудивительно, что ТСВ и аналогичные версии полиграфического теста страдают от высокой степени «ложных срабатываний», когда невиновных людей этот тест считает виновными (Iacono, 2008). Как следствие, тест на детекторе лжи назван неверно: это — детектор возбуждения, а не детектор лжи (Saxe

Полиграфические тесты страдают от высокой степени «ложных срабатываний», это детекторы возбуждения, а не лжи.

et al., 1985; Vrij & Mann, 2007). Это вводящее в заблуждение название, вероятно, способствует вере общественности в его точность. Наоборот, некоторые люди, которые виновны, наверное, не испытывают беспокойства, когда говорят ложь, даже и властям. Например, психопаты, как известно, неуязвимы для страха и способны «обмануть» этот тест в ситуациях высокого давления, хотя доказательства этой возможности неоднозначны (Patrick & Iacono, 1989).

Еще больше усложняет дело то, что полиграфические тестировщики часто склонны подтверждать виновность тестируемого (Nickerson, 1998) и видеть то, что они ожидают увидеть. Тестировщики имеют доступ к внешней информации относительно предполагаемого преступления и часто формируют мнение о виновности или невиновности проверяемого еще до его проверки. Гершон Бен Шахар отметил, что предположения тестировщика могут влиять на полиграфический процесс тестирования на нескольких стадиях: во время построения вопроса, во время задавания этого вопроса, при составлении диаграммы и во время

интерпретации результата. Чтобы проиллюстрировать роль склонности тестировщика к подтверждению виновности тестируемого, он описал одного испытуемого, которого в 1986 году показали по телевидению в программе Си-би-эс «60 минут». Продюсер этой передачи нанял три фирмы с детекторами лжи, чтобы определить, кто украл камеру из офиса журнала. Даже при том, что никакого воровства не было, каждый из экспертов, проверявший на детекторе лжи потенциальных виновных, уверенно заявил, что вор — сотрудник, которого до теста неявно обвинили в этой краже.

Были наняты три фирмы с детекторами лжи, чтобы определить, кто украл камеру. Все эксперты уверенно показали виновного, хотя кражи на самом деле не было.

Другая причина, почему большинство специалистов по допросам с помощью детекторов лжи убеждены в точности этого аппарата, вероятно, проистекает из бесспорного факта, что детектор лжи хорош для одного: выявления признания, особенно когда у людей сделать это не получилось (Lykken, 1998; Ruscio, 2005). Эти специалисты часто предполагают, что люди, которые провалили тест и не признались в совершении преступления, должно быть, лгут. Тест кажется им фактически безошибочным: если человек проваливает тест и признает, что он лгал, — тест «сработал», а если человек проваливает тест и не признает, что он лгал, — тест также «сработал». А если человек прошел тест, то он будет, по сути, всегда соглашаться с тем, что он говорил правду, и таким образом тест снова «сработал». Такое мышление «с помощью подбрасывания монетки» делает трудным или невозможным сфальсифицирование объяснения, лежащего в основе полиграфического теста. Как отме-

чает философ науки сэр Карл Поппер, нефальсифицируемые утверждения не являются научными.

В 2003 году во всестороннем обзоре Национальный научно-исследовательский совет раскритиковал объяснение ТСВ и исследования, поддерживающие его эффективность. Большинство из них были лабораторными исследованиями, в которых относительно небольшое количество студентов колледжа совершало мнимые преступления типа кражи бумажника, а не исследованиями в полевых (реальных) условиях с большим количеством подозреваемых в настоящих преступлениях. В нескольких полевых исследованиях на мнения специалистов влияла внешняя информация (вроде газетных сообщений о том, кто совершил это преступление), что не давало отличить влияние фактов данного дела от результатов, полученных на детекторе лжи. Участники теста обычно не были обучены использованию контрмер, то есть стратегий, призванных «обмануть» полиграфический тест. Чтобы использовать контрмеры, человек намеренно увеличивает физиологическое возбуждение в нужных моментах теста, например, кусает язык или выполняет в уме сложные подсчеты (скажем, постоянно вычитает 17 из 1000) во время сравнительных вопросов. Информация относительно контрмер широко освещена в популярных источниках, включая Интернет, и она, конечно, почти наверняка уменьшает эффективность детектора лжи в реальном мире.

Учитывая эти ограничения, Национальный научно-исследовательский совет отказался оценить точность ТСВ. Дэвид Ликкен охарактеризовал точность в 85% для виновных людей и 60% для невинных людей

как благожелательную. То, что 40% честных экзаменующихся кажутся лживыми, предоставляет чрезвычайно плохую защиту невинным подозреваемым, и эта проблема осложняется, когда специалисты, использующие детектор лжи, проводят тесты со множеством подозреваемых. Предположим, что произошла утечка секретной информации и есть данные о том, что в этом виноват 1 человек из 100, и все они проходят полиграфическое тестирование.

По оценкам Ликкена, шансы выявления виновного человека равняются 85%, но при этом будут ложно обвинены другие сотрудники! Это тревожные цифры. А ведь надо учесть еще и то, что Пентагон недавно усилил ежегодные проверки всех своих 5700 нынешних и будущих сотрудников, частично в попытке минимизировать риск проникновения террористов (Ас-сошиэйтед пресс, 2008).

Однако полиграфические тесты остаются популярной иконой в представлении общественности. В одном опросе 67% простых американцев назвали детектор лжи либо «надежным», либо «полезным» для обнаружения лжи, хотя большинство не назвало его безошибочным (Myers, Latter & Abdollahi-Arena, 2006). В ходе опроса студентов, изучающих введение в психологию, Аннетт Тэйлор и Патрисия Ковалски выявили: 45% из них полагали, что детектор лжи «может точно идентифицировать попытки обмана». Полиграфическое тестирование было показано в более чем 30 кинофильмах и телешоу, обычно без намека на его недостатки. К 1980-м годам только в Соединенных Шта-

Является ли сыворотка правды детектором лжи?

Мы видели, что полиграфический тест — это далеко не идеальный инструмент для отделения истины ото лжи. Но может ли сыворотка правды показать лучшие результаты? Уже в 1923 году в статье, напечатанной в одном медицинском журнале, ее назвали «детектором лжи» (Herzog, 1923). Во многих фильмах, например, таких как «Марионетка» (1986), «Правдивая ложь» (1994), «Знакомство с родителями» (2000) и «Джонни Инглиш» (2003), персонажи, которые что-то скрывали, внезапно начинали говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды, после употребления небольшой дозы вышеназванной сыворотки. В течение многих десятилетий правительственные спецслужбы, например ЦРУ и бывшее советское КГБ, предположительно использовали сыворотку правды во время допросов подозреваемых шпионов. Даже совсем недавно, в 2008 году, индийская полиция, если верить некоторым сообщениям, использовала сыворотку правды в отношении Азама Казира Касаба — единственного оставшегося в живых террориста, участвовавшего в разрушительном нападении на Мумбай (Blakely, 2008). Начиная с 1920-х годов психотерапевты иногда используют ее, чтобы извлечь глубоко запрятанные воспоминания о какой-то душевной травме (Winter, 2005). Например, в

1994 году обвинения в развратных действиях были предъявлены поп-певцу Майклу Джексону лишь после того, как один анестезиолог ввел сыворотку правды 13-летнему Джордану Чандлеру. До ее введения Чандлер отрицал, что Джексон развращал его сексуально (Taraborrelli, 2004).

Как и детектор лжи, сыворотка правды имеет неверное название. Большинство сывороток — это барбитураты типа амитала или пентотала натрия. Поскольку физиологическое и психологическое воздействие барбитуратов в значительной степени аналогично воздействию алкоголя (Sudzak, Schwartz, Skolnick & Paul, 1986), последствия от употребления сыворотки правды мало чем отличаются от употребления нескольких стаканов спиртного. Как и алкоголь, сыворотка правды делает нас сонными и менее озабоченными тем, что происходит вокруг. И как алкоголь, она не раскрывает правды; она просто ослабляет наши внутренние запреты, в результате чего мы с большей вероятностью можем сообщить кому-то как точную, так и неточную информацию (Dysken, Коо-ser, Haraszti & Davis, 1979; Piper, 1993; Stocks, 1998). Как следствие, сыворотка правды сильно увеличивает риск ошибочных воспоминаний и ложных признаний. Есть достоверные свидетельства того, что люди могут лгать под ее влиянием (Piper, 1993). Поэтому, если не принимать во внимание голливудские фильмы, можно сказать, что сыворотка правды не намного эффективнее в обнаружении вымысла, чем

тах ежегодно проводилось приблизительно 2 миллиона полиграфических тестов (Lykken, 1998).

Из-за увеличивающегося признания их ограниченной надежности полиграфические тесты редко применяются в судах. Федеральный закон 1988 года о защите сотрудников от проверок на детекторе лжи запрещает большинству работодателей использовать такие детекторы. Однако по странной иронии, правительство исключило себя из этого закона, позволив проводить тесты на детекторе лжи в юридических и военных учреждениях, а также в органах безопасности. Полиграфический тест не считают заслуживающим доверия, чтобы с его помощью нанимать клерков мини-маркетов, но при этом чиновники используют его для проверки сотрудников ФБР и ЦРУ.

Если бы был жив Уильям Моултон Марстон, он был бы разочарован, узнав, что ученым еще только предстоит создать психологический эквивалент волшебного лассо Чудо-Женщины. По крайней мере в обозримом будущем идеальный детектор лжи остается предметом научной фантастики и книжек комиксов.

Счастье определяется главным образом внешними обстоятельствами

Как заметила в своей книге «Миф о счастье» Дженнифер Майкл Хехт, практически у каждого поколения была своя порция безошибочных рецептов того, как достичь окончательного счастья. С точки зрения на-

чала XXI столетия некоторые из этих причуд могут казаться нам действительно странными.

Многие люди верят, что рог носорога, испанская мушка, перец чили, шоколад и устрицы могут возбудить желание и улучшить сексуальную жизнь.

На протяжении большой части истории люди без конца искали средства, которые приносят возбуждение. И ведь находили. Например, считалось, что рог носорога, испанская мушка, перец чили, шоколад, устрицы (а сейчас еще и зеленые конфетки М. & М.) могут возбудить желание и улучшить сексуальную жизнь (Eysenck, 1990). Однако, как показывают исследования, ни одно из этих предполагаемых усилителей либидо не дает никакого эффекта, кроме эффекта плацебо, то есть действует так же, как и сахарная пилюля (Nordenberg, 1996). В Америке конца XIX века было очень популярно такое явление, как «флетчерство» — согласно утверждению приверженцев этого повального диетического увлечения, прожевывание пищи ровно 32 раза (то есть одно жевание на каждый зуб) должно было принести лю-

дям счастье и здоровье (Hecht, 2007). Некоторые из сегодняшних причуд, касающихся достижения счастья, могут вполне показаться странными американцам XXII столетия. Как

будут воспринимать будущие поколения тех из нас, кто тратит тысячи своих с трудом заработанных долларов на ароматерапию, фэн-шуй (китайскую систему расположения объектов в нашем жилище так, чтобы достичь удовлетворения) или на кристаллы, улучшающие настроение? Об этом стоит задуматься.

Все эти причуды отражают основной принцип, центральный для большой части популярной психоло-

гии: наше счастье определяется главным образом нашими внешними обстоятельствами. Чтобы достичь счастья, продолжают рассказывать нам, мы должны найти правильную «формулу» для счастья, ту, которая существует прежде всего вне нас. Чаще всего эта формула состоит из большого количества денег, великолепного дома, отличной работы и большого количества радостных событий в нашей жизни. Действительно, еще британские философы XVIII века Джон Локк и Джереми Бентам утверждали, что счастье людей — это прямая зависимость от количества положительных событий жизни, которые они испытывают (Eysenck,

1990).

Сегодня нужно всего лишь зайти на сайт Amazon.com, чтобы увидеть целую сокровищницу книг с советами, которые инструктируют нас, как достичь счастья через богатство. Об этом, например, пишут Лаура Роули («Деньги и счастье: как жить доброй жизнью»), Эрик Тайсон («Подумайте о деньгах: ваш путь к богатству и счастью») и М. П. Данливи («Деньги могут купить счастье: как тратить, чтобы получить жизнь, которую вы хотите»). Как однажды иронично заметил американский общественный критик Эрик Хоф-фер: «Вы никогда не сможете получить достаточно того, что вам не нужно, чтобы стать счастливыми».

Однако более 200 лет назад «самая первая леди Америки» Марта Вашингтон выразила мнение, резко отличающееся от абсолютного большинства утвержде-

нии современной популярной культуры: «Большая часть нашего счастья или страдания зависит от наше-

го характера, а не от обстоятельств». Действительно, в последние десятилетия психологи начали задаваться вопросом: а не является ли азбучная истина о том, что наше счастье есть главным образом следствие того, что с нами происходит, на самом деле верной. Покойный психолог Альберт Эллис настаивал на том, что одна из самых распространенных (и пагубных) иррациональных идей — это идея о том, что наше счастье и несчастье происходят главным образом из наших внешних обстоятельств, а не из того, как мы их интерпретируем.

Эллис любил цитировать «Гамлета» Шекспира, который сказал, что «нет ничего хорошего или плохого, но мысли делают это таким». Психолог Майкл Эй-сенк даже описал миф о счастье как понятие о том, что «ваш уровень счастья зависит просто от количества и природы радостных событий, которые случаются с вами».

Однако многие из нас категорически не хотят согласиться с тем, что на наше счастье влияют в большей степени черты нашего характера и отношение к жизни, чем события нашей жизни. И мы особенно не хотим признавать то, что на счастье серьезно влияет наша генетика. В ходе одного опроса 233 студента средней школы и колледжа дали низкую оценку (2,58 из 7) вопросу, оценивающему воспринимаемую важность генов для счастья (Furnham 8с Cheng, 2000).

Так что же, выходит, Марта Вашингтон была права, говоря о том, что наше счастье «зависит от нашего характера, а не обстоятельств»? Давайте рассмот-

рим две провокационные находки. Первое. Эд Динер и Мартин Селигман опросили более 200 студентов, выясняя, насколько те счастливы, и сравнили 10% «очень счастливых» с 10% среднесчастливых и несчастливых. У очень счастливых студентов объективно позитивных событии в жизни типа успешной сдачи экзаменов или удачного знакомства было не больше, чем у двух других групп (Diener & Seligman, 2002). Второе. Лауреат Нобелевской премии психолог Дэниел Канеман и его коллеги отслеживали настроение и действия 909 работающих женщин, попросив их подробно записывать события каждого дня (Kahneman, Krueger, Schkade, Schwarz 8c Stone, 2004). Они обнаружили, что большинство серьезных обстоятельств жизни, включая доход семьи и различные особенности работы (например, наличие особых льгот), лишь минимально соотносилось с ежесекундным счастьем. Напротив, качество сна и предрасположенность к депрессии у этих женщин были хорошими предсказателями их счастья или несчастья.

«Большая часть нашего счастья или страдания зависит от нашего характера, а не от обстоятельств». Марта Вашингтон

Другое исследование подтвердило то, что Филип Брикман и Дональд Кэмпбелл назвали гедонической беговой дорожкой. Так же, как мы быстро подстраиваем скорость своей ходьбы или бега к скорости беговой дорожки (если мы этого не сделаем, то упадем лицом в пол), и наше настроение быстро подстраивается под большинство жизненных обстоятельств. Гипоте-

за о гедонистической беговой дорожке перекликается с исследованием, демонстрирующим, что оценка счастья намного больше похожа у пар однояйцо-

вых близнецов, которые генетически идентичны, чем у пар двуяйцовых близнецов, которые в среднем генетически идентичны только на 50% (Lykken & Те1-legen, 1996). Это открытие указывает на существенный генетический вклад в счастье и говорит о вероятности того, что каждый из нас рождается с

«заданной величиной» счастья — базовым уровнем,

определяемым генетикой, который либо повышается, либо понижается в ответ на краткосрочные события жизни, но к которому мы быстро возвращаемся, как только приспосабливаемся к этим событиям (Lykken, 2000).

Прямые доказательства существования гедонисти-

Каждый из нас рождается с «заданной величиной» счастья -базовым уровнем, определяемым генетикой.

ческой беговой дорожки дают исследования людей, которые прошли через чрезвычайно либо позитивные (1), либо негативные и даже трагические (2) события жизни. Можно было бы ожидать, что первая группа людей будет намного более счастливой, чем вторая. И это так и есть, но часто лишь в течение на удивление короткого промежутка времени (Gilbert,

2006). Например, даже при том, что счастье тех, кто выиграл в лотерею огромную сумму, мгновенно достигает заоблачных высот, все же примерно 2 месяца спустя оно возвращается на прежний уровень (Brickman, Coates 8с Janoff-Bulman, 1978). Большинство людей, страдающих параличом нижних конечностей, в значительной степени (хотя и не полностью) возвращаются к своему основному уровню счастья в течение нескольких месяцев после произошедших с ними несчастных случаев (Brickman et al., 1978; Серебро, 1982). И хотя мо-

лодые профессора, которым отказали в должности, естественно, обескуражены такими новостями, через несколько лет они примерно так же счастливы, как и молодые профессора, которые получили должность (Gilbert, Pinel, Wilson, Blumberg & Wheatley, 1998). Большинство из нас приспосабливается довольно быстро к нашим обстоятельствам жизни, как хорошим, так и плохим.

Исследование также подвергает сомнению широко распространенное убеждение в том, что деньги покупают нам счастье (Kahneman, Krueger, Schkade, Schwarz & Stone, 2006; Myers & Diener, 1996).

Иллюстрацией разительного несоответствия между деньгами и счастьем служит тот факт, что средняя удовлетворенность жизнью у 400 богатых американцев, упомянутых в журнале «Forbes», составляет 5,8 балла по 7-балльной шкале (Diener, Horowitz & Emmons, 1985). Однако среднее удовлетворение жизни аманитов Пенсильвании (аманиты — представители наиболее сурового течения протестанской конфессии менонитов; не пользуются электричеством, автомобилями и т.п.; носят черную одежду. — Прим, ред.) также составляет 5,8 балла (Diener 8с Seligman, 2004), несмотря на то, что их средняя ежегодная зарплата на несколько миллиардов долларов ниже. Действительно, у нас должно быть достаточно денег, чтобы чувствовать себя комфортно в жизни. Годовой доход ниже примерно 30 000 долларов умеренно связан со счастьем, вероятно, потому что трудно быть счастливым, когда нужно волноваться о том, что будешь есть или как будешь платить за квартиру в следующем месяце. Но при доходе выше 30 000 долларов соотноше-

ние между деньгами и счастьем, по существу, исчезает (Helliwell & Putnam, 2004; Myers, 2000). Однако этот факт не остановил бейсболистов высшей лиги, средняя ежегодная зарплата которых составляла 1,2 миллиона долларов (без учета доходов от рекламы), от забастовки в 1994 году с требованием более высокой зарплаты.

И все же Марта Вашингтон, возможно, не была до конца права. Определенные важные события жизни могут повлиять на наше долгосрочное счастье, хотя и не так сильно, как верит большинство из нас. Например, развод, смерть супруга или увольнение с работы, кажется, приводят к длительному и иногда постоянному уменьшению счастья (Diener, Lucas & Scollon, 2006). Однако и к разводу, и к смерти супруга многие люди со временем более или менее приспосабливаются (Clark, Diener, Georgellis & Lucas, 2008).

Поэтому, хотя наши жизненные обстоятельства, конечно, могут повлиять на наше счастье в ближай-

шеи перспективе, все же в долгосрочной перспективе на наше счастье, как ни странно, не влияет то, что происходит с нами. В общем, в большей степени, чем мы могли бы допустить, счастье является настолько же производной от того, что мы делаем со своей жизнью, насколько же и производной самой нашей жизни. Как заметил однажды психолог и эксперт по счастью Эд Динер: «Человек наслаждается удовольствиями, потому что он или она счастлив, а не наоборот» (Eysenck, 1990).