666, или Невероятная история, не имевшая места случиться, но имевшая место быть

ЭПИЛОГ

И снова было утро, и был день, и телефоны звонили в кабинетах непыльных, н многие люди из числа честнотрудящихся и не очень перемещались в пространстве, абсолютно не перемещаясь во времени.

Время замерло, смолкло плотно. И только одна тонюсенькая щелочка в нем образовалась. В нее и ухнула Фабрика Имени Юбилея Славных Событий.

И летит себе швейный гигант барахлонно-пошивочный в неизведанных пространствах времени. Либо назад, либо вперед. Оторванный, разумеется, от прекрасных красот "нашей стремительно неменяющейся жизни.

А как же персонажи нашей же правдивейшей невероятной истории?

А вот они, персонажи. Что с ними сделается? Первое дело – товарищ Обличенных Василий Митрофанович. Ему, конечно, тяжко пришлось. Первые две недели. Случай возмутительного факта в его Масс Штабе – сами понимаете. Но как-то там пронесло. Что плохо – сроки отодвинулись. Так и сказали: «Ну, теперь тебе Главный по Другим Вопросам сидеть и сидеть». На Любые Вопросы, мол, не скоро перейдешь. Ну и сидит.

Да вот еще жена, супруга то есть, Лариса Григорьевна, допекает, что выйти не в чем. Ну, это – поправимо. Швейные гиганты и в других Масс Штабах имеются. А взаимовыручка у Главных по Другим Вопросам еще о-го-го какая! Помогут, выручат!

Святой отец Агасфертий Семигоев с испугу дней шесть книг не читал. Научной фантастики. И потихоньку бытовую радиотехнику да оклад с иконы Иоанна Руконаложившего в надежное место определил. А потом – осмелел. Тихо. Ну, и заработали мацепекарня и куличный цех пуще прежнего. А из которой муки, что и вовсе никуда, – из той чуреки начал печь. Для лиц магометанской веры. Ибо сказано в Писании: «Не возжелай добра ближнего своего», а про то, чтобы упускать, что плохо лежит, в Писании не сказано.

Ну, понятное дело, оклад с иконы Иоанна Руконаложившего в церкву уже не вернулся: в надежном месте – оно надежней! Пусть себе пока хранится.

Народной медицины целитель Амнюк Петр Еремеич по-прежнему хворающих из числа граждан пользует отваром целебным. Но тут загвоздка. Продукт исходный, что собаки да собачки проставляли, вроде как кончается. Говорили, что с Этим у нас хорошо. А теперь – вроде как и с Этим перебои… Но зато и запаху меньше. Нет без добра худа.

По делам расследователь Травоядов Сергей Степанович от дел. удалился. С последнего взноса Шурика Ивановича Апельсинченко дачка в климатической местности полностью обустроилась. А разводит Сергей Степанович в этой самой местности фрукт – клубнику. А как лето, на дворе – он самолично кулек клубники в ближайший детский сад отвозит. В смысле благородного бескорыстия. А остальные 11 тонн – на базар. И правильно! Кому какое до чужой клубники дело? А в заветной сараюшке, что на дачке стоит, у него холодильник «Саратов», зеленым крашеный, до жути на сейф похожий… Вдруг на клубнику неурожай или крышу дачную ремонтировать? Так папочки всегда под рукой.

Аким Петрович Чуможилов – корякского языка обучатель – перетерпел, бедняге, сильно. Не раз объединяемые из числа разъединенных его бивали, письма из Оттуда получив, узнав про то, как родные души Там языком маются. Но не вечно же человеку терпеть! Нашла награда героя. Позвонили на днях в чуможилову неразмененную жилплощадь из Высоких Сфер и вышло ему, Чуможилову Акиму Петровичу, – орден. За распространение корякской культуры по всей территории земного шара, где она еще не распространена. Теперь Аким Петрович – коряк с орденом, и его делегациям показывают. Кто смотреть захочет.

Вот что благодаря знанию языков с человеком произойти может.

Виолетта Зюрина хорошеет. Только она теперь не Зюрина вовсе и не обратно Боршть и даже, как хотелось бы, не Пентюх. Она теперь Бовина. Виолетта Бовина. И как честная боевая подруга ждет своего мужа, молодого расследователя по делам Федю Бовина, пока он со своим соратником, расследователем по делам Вовой Фединым ведут неравный бой.

Иногда, пошатываясь от чувств, врывается к ней в гнездышко бывший искусствовед, бывший веничник, а ныне – деклассированный из интеллигентов Женя, Евгений Зюрин-Мышевецский. Бормочет об игре светотени, об отмщении всем интеллигентам в одном его лице, о том, что еще настанет день… и, получив искомую трешку, удаляется с неинтеллигентным воплем «Веников, не вяжем! Нету!».

Балалаечный солист Вениамин Накойхер жив-здоров и талантлив, как и все его отпрыски Сеня, Женя, Геня и Лжедимитрий. Жива и мать его Рахиль Матвеевна Накойхер – женщина, уже сорок лет стоящая одной ногой в могиле. Здравствует и ее невестка – пианистка Люба Бляглядина, которая при всей доброте душевной охотно перенесла бы по назначению и вторую ногу любимой свекрови. Но сейчас Любе не до этого. Балалаечный солист твердо решился организовать семейный секстет силами жены, себя и четверых одаренных сыновей. С этой целью решено все же воспользоваться спасательной фамилией жены, и мы охотно верим, что в скором времени стены наших домов украсит афиша «6-Бляглядины-6» работы лисапедовского и.о. б'а м. о. п. Копайдыры.

Шурик Иванович Апельсинченко – на заслуженном отдыхе от материальной ответственности. Впрочем, теперь он уже не Апельсинченко, а снова Померанценбойм, Шмуль Аронович. А что? Не те времена!

Дачка его в климатической местности размещается по соседству с особняком Сергея Степаныча Травоядова. Оба они – почетные члены садового кооператива «Красная Заслуга». Теплыми летними вечерами они ведут нескончаемые беседы на скамеечке в саду, под пытливым взглядом Фриды Рафаиловны Померанценбойм, которую муж по привычке на людях зовет Феодора.

Раз в месяц, ближе к его концу, Шурик Иванович одевает потертый, дважды перелицованный костюм со значками «40 лет материальной ответственности» и «Еще 10 лет материальной ответственности» и исчезает в неизвестном даже жене направлении. Возвращается грустный, но умиротворенный долго сидит на скамеечке в саду…

И тут нельзя не вспомнить о судьбе Лидии Петровича Бельюк – директора Фабрики Имени Юбилея Славных Событий. Плохо ему пришлось. Или – ей? Трудно. Фабрика – дело государственное. А директор Фабрики – человек государственный. Тут уж никуда. И встал ребром смертельный вопрос: «Есть Фабрика, нет Фабрики – а одну десятитысячную перевыполнения плана в сводку – дай!».

Первые пару месяцев держался директор. Лично приносил в облстатуправление кусочек барахлона из собственной распоротой юбки и два крючка для гимнастерок. Но на третий месяц юбка кончилась, да и с крючками – туго. Вот тут-то и пришел на помощь ветеран складского учета. По доброте душевной и из личного расположения добрейший Шурик Иванович вызвался поставлять директору материальное выражение одной десятитысячной плана: кусочек барахлона и три, нет, даже четыре крючка для гимнастерки. По крайней мере – до конца пятилетки.

А на большее, чем до конца пятилетки, нам и не надо. На больше, чем «до конца пятилетки», у нас не заглядывают. И похорошел опять Лидия Петрович Бельюк, и химическую завивку сделал, и, говорят, даже с кем-то из Главуправленконтроля романчик закрутил, драгоценную свою половину Валю (?) забросив.

А Шурик Иванович, полный то есть теперь Шмуль Аронович, раз в месяц с директором встречаясь, долго еще грустит в саду о славных прошедших годах своей общественной полезности. И, раз в месяц с директором встречаясь, по мере сил своих, полезность эту продлевает. Слава Богу, запасов его хватит надолго. До конца пятилетки. И этой. И следующей. И сколько их у нас еще будет.

Тик-так, тик-так. Вот так…

Колюшка Матюков, живущий в известном Доме №, что по Улице, теперь с полным правом носит гордое имя пионера Матюкова Третьего. После того, как он помог героическому деду сообщить, что следует куда следует и стал настоящим пионером, на цепь его больше не сажают. А, наоборот, подменяя изредка несгибаемого Матюкова I в президиумах различного рода, он мужает и набирается сил. По вечерам он не подглядывает больше в окошко за хронической соседкой мадам Нехай, а, тренируя холодно-сосредоточенный президиумный взгляд, всматривается через бинокль с полустертой надписью «Публичный дом «Г. Розенштымп и дочери» в наши светлые дали.

Без дела не осталась и Мурлена Сергеевна Излагалищева – вождь Масс Штаба Фабричного. Конечно, нелегко было ей достойное место изыскать. Но напряглись и – нашли! Для Масс Штабных у нас безработицы не было, нет, и, боюсь, не будет.

Бросили Мурлену Сергеевну на возглавление Масс Штаба в ларьке «Свежариба». Масс Штаб там, конечно, небольшой – сама товарищ Излагалищева да подсобный пролетарий Семен Мордыбан, что в ларек грузчиком пристроился. Оно, конечно, подсобный пролетарий на Фабрике звучит горжее, чем грузчик в ларьке. Да только «Свежариба», она, по нынешним временам, тоже – фирма.

Мурлена Сергеевна уже успела и почин новый выдвинуть – «За свежурибу, которая думает с головы»! Семен Мордыбан почин одобрил, поддержал и сейчас спит. Под вывеской «Свежариба» на странном языке. Вы его не будите. Оно, знаете, когда пролетарий спит, всем остальным как-то спокойней.

Ну и, наконец, всему делу виновница Власьева Елизавета Егорьевна. Старушка.

С ней, конечно, круто. Виноватые должны быть или как? Долго статью искали. А нету статьи. Потому что, если материализм крепок, то вины нет и статьи нет. А если материализм треснул, тогда статьи наши не годятся. И судить должен Суд высший.

Хотели уж было статью «за связь с иностранцами» пришить, но старушка, слезьми крича, доказала, что отродясь иностранцев с нею в связи не было. Был, правда, кавказской нации Ашот, чистильщик обуви. Но это ж, почитай, лет сорок тому назад.

Ну, взяли старушку на подписку о невыезде, так она и так сроду никуда не выезжала.

И живет себе дворник Власьева Елизавета Егорьевна в своем «нежилом фонде» и дай ей, Бог, еще столько на то прожить!

А историю нашу кончать пора. И не кому-нибудь, а нам с вами. Потому что сама она никогда не кончится.

Ветер, унылый и сырой, несет редкие струйки дождя над крышами домов, аварийных уже, аварийных давно и аварийных потенциально.

Власьева Елизавета Егорьевна метет своей метлой – ровесницей последнего улучшения жизни – подотчетный тротуар в выбоинах, оставленных великой историей, и шепчет:

– Только бы не забыть, ох-хо-хо. Только бы не забыть. 66, добавочный 6, только бы не забыть, если что, Господи!

1979 г .