Рядовой Левин вместе с рядовым Сергеевым запираются в кладовой солдатской столовой, куда улыбающийся повар-ефрейтор Газелин приносит готовое наркотическое вещество, собранное по ночам на цветочных грядках трудолюбивыми солдатами, которые, словно пче перелетая короткими перебежками, чтобы не заметил злой офицер, с одного мака на другой, добывали ценный опиум, нужный их душам и телам для отдыхновения от дел ратных. Сергеев приготовил «черную» в солдатской кружке, а Газелин проследил. Левин был пригл ен в качестве любителя. — Кушать подано! — сказал Газелин, предъявляя также общему взору прокипяченный шприц с одной единственной дефицитной в рядах Советской Армии иглой.
После этого Левин обнажает свою мускулистую рядовую руку, и Сергеев делает ему укол в вену.
— Ax! — говорит Левин, чувствуя приход, и прямо-таки оседает на какой-то стул, дрожа от удовольствия. Щеки его розовеют, и он говорит:
— Отлично получилось!
После этого колются Сергеев и Газелин. Потом они расстаются, Левин идет выполнять какую-то очередную работу, которая была ему приказана, и чувствует себя превосходно. Но потом, в процессе работы, у него вдруг резко начинает болеть голова. За головой — живот. А тут и температура поднимается. Левин сперва не обращает внимания на эти явления, но потом понимает, в чем дело.
— Идиоты! — говорит он. — Они сделали грязное вещество!
"Так. Главное — спокойствие, — думает бедный рядовой Левин, уже не в силах пошевелить ни единым членом тела, — в таких случаях нужно быть спокойным. Ничего не поможет. Есть только два варианта: или я умру, или организм справится с инфекцией, и все про йдет".
Но между тем, армия есть армия, и скоро уже рядовой Левин идет в строю и даже пытается петь какую-то песню типа "Не плачь, девчонка", хотя делать ему это очень трудно. Все спрашивают его: "Что с тобой?" Но он молчит. На ужине к нему подходит ротный.
— У меня очень болит живот, товарищ капитан, — отвечает Левин.
Его трясет, и ему очень хочется блевать, но нельзя. После ужина рота идет в кино, и Левин садится в кресло, закрывает глаза, и только к концу фильма ему становится легче. Он возвращается в роту опять же в строю, и после отбоя к нему подходят два сержа нта старших призывов.
— А ну-ка, иди сюда!
Они ведут его в туалет, приказывают смотреть в глаза.
— А что у тебя зрачки такие расширенные? А? Ты что — наркоман?!
Резкий удар в подбородок ниспровергает слабого Левина на чистый кафельный пол армейского туалета.
— Встань! Ты что, сука, колешься? Душара!
Еще два удара, и один из них — в половой член рядового Левина. Он опять падает.
— Иди пока спи. Мы вас сегодня поубиваем!
Левин ничего не понимает уже в этой жизни, забирается на свою верхнюю кровать и не может заснуть, так как ждет своего часа. И вот он приходит: дневальный зовет его, и Левин, одевая тапочки, идет в каптерку, как на допрос, хотя знает, что он — виновен.
Два сержанта распили бутылку портвейна и теперь курят, сидя за столом, где обычно сидит старшина. Каптер напряженно смотрит в лицо Левина. Левин встает около двери и ждет. Сержант подходит к нему.
— Ты читал книгу — не помню кого — называется «Черви»? Про американскую армию? Но советская армия хуже. Здесь нет гуманизма. Поэтому смотри: сейчас мы тебя изобьем за то, что ты кололся, падла. И ты ничего нам не сделаешь. А если ты нас застучишь, то мы застучим тебя. Понял? Понял, сука? Я не слышу ответа.
— Понял…
— А то я вижу, что ты у нас большой любитель Америки. Битлз, кайф, как ты говоришь…
И второй сержант, жуя бутерброд, который ему принесли подчиненные, со страшной силой бьет кулаком по столу и кричит:
— Убил бы тебя, мразь!
После этого Левина начинают бить. Он не чувствует ничего, кроме каких-то потрясений и толчков в голове и во всем теле. Иногда он начинает терять сознание, тогда бить прекращают и дают ему передохнуть. Потом все начинается снова. Он вытирает кровь во р ту рукой и про себя соображает, что ему чуть ли не надвое размозжили губу. Он знает, что через некоторое время он просто убежит от них, испарится, перестанет существовать. Но он молчит и в данный момент презирает свое тело. Он чувствует, что он устал быть побиваемым. Он чувствует себя зверем, которого сейчас будут кончать.
— О боже! Они ведь убьют меня! — вдруг проносится у него в голове, и резкий страх за свою физическую целостность буквально пронзает его, как игла с наркотиком. И в этот самый миг сержант, осмотрев костяшки своих пальцев, уже совсем не злобно бьет Леви на и грудь, а потом говорит:
— Ладно. Хватит ему. Эй, ты! Иди спать и пригласи сюда Сергеева!