9 и 1/2 недель

Глава 4. Неделя третья

Я сдаюсь. Я уже пять раз перечитал главу учебника про трансформационные зелья и все равно не могу понять, почему Оборотное зелье не входит ни в одну из основных групп. А без этого никакого сравнительного анализа не получится.

Если бы я был нормальным ребенком, я бы нашел в родительской библиотеке нужный справочник или, на худой конец, заказал бы что-нибудь совиной почтой. А так я даже Гермионе написать не могу!

Решено: я иду к Снейпу. Ну не убьет же он меня, в самом-то деле? В худшем случае — обсмеет и выгонит взашей. Так или иначе, терять мне все равно особо нечего. Если он меня все-таки убьет — считайте, что я умер аврором.

Чертова жара — приходится носить это маггловское безобразие. Почему-то в этих легкомысленных синих штанах неудержимо тянет положить ноги на стол. Какой-то необъяснимый психологический эффект. Зато, конечно, не так жарко.

Хорошо, что Альбус все-таки оставил здесь в библиотеке что-то, кроме детективных сериалов и сентиментальных глупостей вроде сестер Бронте. Я разыскал в углу полку вполне приличных маггловских поэтов — были там, например, томики Данте и Петрарки, причем в оригинале. Делать мне все равно нечего, так что я второй день продираюсь сквозь сонеты знаменитого итальянца, с трудом вспоминая полузабытый язык моей прабабки по материнской линии.

Краем глаза я замечаю маячащую у порога тень. Поттер. С какими-то бумажками в руках. Интересно, что ему надо?

Я продолжаю читать и делаю вид, что ничего не замечаю: если он от меня чего-то хочет, ему придется набраться мужества об этом попросить.

Проходит пять минут. Мальчишка по-прежнему топчется на том же месте. Я вздыхаю: похоже, у меня раньше кончится терпение, чем наш смелый гриффиндорец соберется с духом.

— Что тебе нужно? — спрашиваю я.

Ответа нет.

— Я не умею читать мысли — по крайней мере, на таком расстоянии и без зрительного контакта. Говори, зачем пришел, и уходи.

Он осторожно подходит ближе, и я вижу, что в руках у него спенсеровский учебник по зельеварению для седьмого курса. Удивительно бестолковая в некоторых вопросах вещь, но остальные, к сожалению, еще хуже. Если я переживу Волдеморта, непременно напишу что-нибудь человеческое.

— Вы не могли бы… — мямлит Поттер. — Ты не мог бы… помочь мне с эссе? — он виновато смотрит на меня.

Надо же. Я был уверен, что он не возьмется за домашние задания, по меньшей мере, до двадцатого августа — уж тем более за зелья.

— Я не имею права — да и не собираюсь — делать за тебя твою работу, — сухо замечаю я и вижу, как его рука машинально тянется к отсутствующим очкам — он всегда их теребит, когда нервничает. Я неторопливо продолжаю: — Я, однако, могу ответить на конкретные вопросы. Садись, не стой над душой.

Он поспешно и неловко опускается на диван рядом со мной, продолжая судорожно сжимать в руках учебник, да так, что аж костяшки побелели.

— Ну? — вопрошаю я.

Он глубоко вдыхает и собирается с духом.

— Я не понимаю, почему Оборотное зелье не входит ни в одну из основных групп трансформационных зелий. Из всего, что тут написано, следует, что оно должно входить во вторую, но тут сказано, что это исключение…

А. Да, ровно в этом пункте Спенсер многое не договаривает. Занятно, обычно мало кто обращает на это внимание.

— Так, давай-ка по порядку, — я откладываю Петрарку в сторону и откидываюсь назад, заложив руки за голову. — Назови мне характеристики основных групп трансформационных зелий.

— Э-э, — мямлит мальчишка, ерзая на месте, но встретив мой грозный (надеюсь) взгляд, торопливо начинает говорить: — Всего групп четыре: зелья первых трех превращают людей в людей, зелья четвертой — в животных. Первая группа — простейшие зелья, недалеко ушедшие от элементарных маскирующих чар, они меняют только внешность, да и то в ограниченных условиях. Зелья второй группы меняют не только внешность, но и другие простейшие физические навыки и характеристики — походку, например, или голос. Наконец, третья группа влияет и на магические характеристики объекта. Можно, скажем, временно сделать человека сквибом… В этой группе есть особая подгруппа иллюзорных зелий: они меняют не человека, а то, как его воспринимают окружающие. Я не очень понимаю, почему это не отдельный класс… — он вопросительно смотрит на меня. Честно говоря, я потрясен. Определенно, нормальная домашняя обстановка положительно влияет на умственные способности детей. Я даже не предполагал, что до такой степени.

— Более или менее верно, хотя насчет последней подгруппы ты правильно сомневаешься. В последние лет десять-пятнадцать ее принято считать отдельной, независимой группой. Что касается Оборотного зелья… продолжай, будь добр. Что ты знаешь о его свойствах и куда оно, с твоей точки зрения, должно попадать?

— Ну, оно совершенно точно не первой группы, потому что меняет не только внешность, но и голос, я проверя… — смешавшись, он опускает глаза и мучительно краснеет.

— Та-ак, — медленно говорю я, откровенно наслаждаясь его смущением. — Полагаю, что именно ты в курсе судьбы, постигшей шкурку бумсланга, пропавшую из моих личных запасов четыре года назад?

Он с несчастным видом кивает, но молчит.

— Право слово, мне крайне любопытно, кто именно умудрился взломать мои охранные чары? Ты? Для второкурсника это солидное достижение.

Он отрицательно мотает головой.

— Кто-то из старших? Близнецы Уизли? — мне действительно любопытно. Усмехнувшись, я добавляю: — Может, поделишься столь ценными сведениями? Обещаю не применять к гриффиндорскому герою-похитителю никаких санкций.

— Честно? — он наконец поднимает глаза.

— Уж извини, но давать страшную клятву в полночь на перекрестке Гекаты я не собираюсь, — он изумленно фыркает и немного расслабляется. — Тебе мало моего слова?

— Нет… сэр, — поспешно возражает он. — Это была Гермиона. И зелье тоже она варила.

Я так и знал. Мантия-невидимка — это, конечно, серьезное преимущество, но чтобы в двенадцать лет взломать мои чары и сварить Оборотное зелье, нужна голова на плечах. Правда, это не спасло девчонку от нескольких недель в полукошачьем виде. Правильно, идентификационные заклятья проходят только на третьем курсе — ей не пришло в голову проверить, чей волос они позаимствовали.

— Я так и думал. Кстати, можно поинтересоваться, зачем оно вообще вам понадобилось?

Он опять ерзает. Мерлин, что они такое натворили?

— Мы хотели знать, не Малфой ли наследник Слизерина, — тихо отвечает он.

— И?

— И пробрались в слизеринскую гостиную под видом Крэбба и Гойла, — он огорченно вздыхает. — В общем-то, почти что зря. Хотя с тех пор я знаю, где именно в Малфой-мэноре хранятся запрещенные артефакты.

Я не выдерживаю и начинаю хохотать. Я бы дорого дал, чтобы посмотреть, как Поттер и Уизли расспрашивают Малфоя под видом этих двух идиотов.

— Ладно, — говорю я, отсмеявшись, — вернемся к делу. Ты прав, Оборотное зелье меняет и походку, и голос, и даже почерк — вряд ли у тебя была возможность в этом убедиться, но я проверял. По всем этим признакам оно действительно аналогично зельям второй группы. Однако есть вещи, о которых Спенсер не упоминает, хотя именно из-за них и считает его исключением. Кстати, ты не совсем точно определил третью группу: эти зелья позволяют изменить проявления конкретных магических свойств объекта, но не меняют сами свойства. Скажем, если можно было бы сварить зелье, блокирующее твою способность говорить на серпентарго, самой способности ты бы не лишился, просто не мог бы ею пользоваться какое-то время.

— А можно сделать такое зелье? — с интересом спрашивает он.

— Понятия не имею, — я пожимаю плечами. — Если кто и пробовал, мне об этом ничего не известно. А что, тебе очень хочется?

— Не очень, — Поттер мотает головой, и длинная прядь совершенно непоттеровских волос падает ему на нос. Он раздраженно отбрасывает ее назад. Моим жестом. О Моргауза, покровительница зельеваров… — А вот наоборот было бы здорово.

— Наоборот? Чтобы сделать кого-то змееустом? Вряд ли это будет пользоваться особой популярностью. Разве что у слизеринцев.

— Ну и глупо, — фыркает Поттер. — Змеи очень приличные животные, не то что люди. И довольно занятные собеседники.

— А вот надо было слушаться Шляпу, — ехидно замечаю я, и мальчишка в изумлении таращит на меня глаза. Мерлин, до чего же он иногда наивен…

— Откуда вы знаете?

— От Альбуса, разумеется. Он каждый год после распределения долго допрашивает это ветхое недоразумение и докладывает педсовету о результатах. А ты как думал? Мы должны знать, кого учим.

Он хитро прищуривается:

— Могу представить, как вы были счастливы.

— Не можешь. На самом деле, я тогда испытывал довольно смешанные чувства. Но мы отвлеклись. Зелья третьей группы очень грубо делятся на две подгруппы: блокирующие способности и дающие их.

— И дающие варить сложнее: нужен источник свойства, для которого зелье, — подхватывает Поттер. — Поэтому временно сделать мага сквибом много проще, чем сквиба или маггла — магом.

— Именно. И, если уж на то пошло, змееустом тоже. Для этого понадобится кровь змееуста или что-то в этом роде. Волдеморт, как ты понимаешь, вряд ли согласится работать подопытным кроликом.

Поттер смотрит на меня очень странным взглядом. Когда я не реагирую, он осторожно замечает:

— Волдеморт — не единственный здравствующий сейчас змееуст.

Вот ведь проняло мальчишку! Нет чтобы на уроках так работать…

— Тебя так заинтересовала эта идея? А ведь я без труда могу поймать тебя на слове.

— Да пожалуйста, я не против, — с энтузиазмом отвечает он, снова тряхнув головой, чтобы отбросить мешающую прядь.

— Все равно прямо сейчас это совершенно не актуально. У меня под рукой ни лаборатории, ни библиотеки. Вернемся к Оборотному зелью. Оно действительно изменяет магические свойства объекта, но лишь поверхностно. В частности, магический идентификатор личности.

— Ауру? — хмурится Поттер.

— Нет, ауру как раз нет. Ее можно изменить только вместе с самими свойствами. Право слово, По… Джеймс, ты читаешь хоть что-нибудь, кроме «Квиддича сегодня»?

— Разумеется, — огрызается он. — «Квиддич вчера» и «Квиддич завтра», — потом вдруг спохватывается и виновато опускает взгляд. — Извините. Просто я никогда не обращал внимания на разницу. Мне казалось, что это одно и то же, — бубнит он с покаянным видом, не сводя глаз с собственных коленок.

Кажется, теперь я знаю, каким образом он влез на шею всему педагогическому коллективу нашей достославной школы.

— Извинения принимаются, — холодно говорю я (исключительно в воспитательных целях). — Продолжим. Аура — это неконтролируемо излучаемая человеком или предметом магическая энергия. Если зелье или заклятие не меняют его магических свойств, то и аура не меняется. А вот магический идентификатор — это человеческое изобретение. Его получает каждый маг при выборе и регистрации волшебной палочки. Нечто вроде печати.

— Я не знал.

— Я так и понял. Короче говоря, если я выпью Оборотное зелье с волосом Люпина и сумею раздобыть его палочку, почти любое министерское идентификационное заклятие примет меня за него, хотя оборотнем я от этого не сделаюсь.

Закусив губу, Поттер обдумывает сказанное.

— А Метка? — спрашивает он. — Она будет работать? И что будет, если Рем, наоборот, оборотится в тебя?

— Хороший вопрос. В облике Люпина у меня не будет Метки, но вызов Волдеморта я все равно почувствую. В обратном случае, у Люпина будет на руке довольно неэстетичная татуировка, но только и всего.

— А чем это отличается от магического идентификатора? Метка же тоже… человеческого происхождения?

Мягко говоря. Это если Волдеморта можно считать человеком.

— Она постоянна, и удалить ее невозможно. Это не талисман, не временный эффект чар — она часть меня самого. Волдеморт позаботился о том, чтобы присягнувшие ему не имели возможности повернуть назад.

Поттер отводит глаза, и мне не нужна легилименция, чтобы знать, о чем он думает. Пожалуй, неплохо бы сменить тему.

— У тебя есть еще вопросы? По зельям, я имею в виду?

Он слегка расслабляется и благодарно смотрит на меня.

— Ну, вообще-то… — начинает он, но в этот момент мы оба слышим скрип половицы в коридоре. Мы оборачиваемся: в дверях стоит Тонкс.

— У меня есть вопрос, но не про зелья, — говорит она жалобно. — Мальчики, вы меня кормить будете? Уже начало четвертого…

Я бросаю взгляд на часы: мы и в самом деле проговорили больше полутора часов.

— Ого! — Поттер неуверенно смотрит на меня. — Я могу попробовать сообразить что-нибудь на скорую руку…

— Не надо ничего соображать, — я поднимаюсь на ноги. — Пойдемте куда-нибудь пообедаем. Надеюсь, в этом городишке можно найти место, где нас не отравят.

Кто бы мог подумать, что зелья — это интересно. Кто бы мог подумать, что Снейп в состоянии нормально что-нибудь объяснять. Если б он еще на уроках так себя вел, цены б ему не было.

Мне действительно хочется выяснить, можно ли сварить зелье, чтобы разговаривать со змеями. Может быть, если бы больше народу могли бы это делать, они бы меньше боялись меня. На втором курсе от меня даже Малфой шарахался. Вообще я заметил, что люди часто боятся необычного или непонятного. Идиоты.

P.S. Какое лицо было у Снейпа, когда Тонкс предложила пойти в «Макдональдс»! Уж не знаю, откуда ему известно, что это такое, но он смерил Тонкс взглядом, фыркнул и сказал, что слова «питание» и «быстрый» не должны сочетаться в одном предложении. Уже не говоря о том, что он предпочитает есть, а не питаться. И честно говоря, я с ним полностью согласен. Опять.

Выхожу из ванной и вижу, что Сев не спит, а лежит на боку, подпирая кулаком щеку, и что-то читает при свете ночника.

— Сев? — я нарушаю наш негласный уговор: в спальне мы говорим друг другу только «доброе утро» и «спокойной ночи».

— М-м?

— Можно спросить, что ты читаешь?

— Спроси, — неохотно, но не едко отвечает он, не отрывая взгляда от страницы.

— Сев, что ты читаешь?

— Сев?

— Мессир Алигьери был гениальным человеком, особенно если учесть, что он был магглом.

— Сев!

Он со вздохом закрывает книгу, откладывает ее в сторону и переворачивается на спину, заложив руки за голову и рассеянно глядя в потолок.

— Данте Алигьери, «Божественная комедия», раннее Возрождение, — лекторским тоном сообщает он, но потом в его голосе появляются горькие нотки: — Я часто думаю, ждут ли меня ледяные воды Коцита. Ты помнишь, кого Данте поместил в девятом круге?

— Нет, не помню. Я не читала, — бормочу я и чувствую, что краснею.

— Предателей, — негромко говорит он и гасит свет.

Мне очень хочется возразить, крикнуть, что это глупость, но я давно знаю, что о подобных вещах спорить с ним бесполезно. Что бы ему ни говорили, он никогда не перестанет винить себя. Поэтому я просто меняю тему — в надежде его хотя бы отвлечь.

— О чем вы сегодня говорили с Гарри?

Он тяжело вздыхает — конечно, он видит меня насквозь, даже в темноте.

— Трансформационные зелья. Серпентарго. Метка. Волдеморт.

— И что ты о нем думаешь?

— О Волдеморте? — фыркает он. — Ничего хорошего.

— Нет. О Гарри.

Снова вздох.

— Он не нравится мне гораздо меньше, чем я предполагал.

День сегодня выдался омерзительный.

Хадсоны позавчера всей семьей укатили к каким-то родственникам — до понедельника, и теперь в компании верховодит Майк. Вчера еще ладно, он просто ходил по городу задрав нос — мне-то что? Но сегодня…

Началось все утром, когда я выбрался в сад почитать. Дамблдор предусмотрительно заколдовал все мои учебники, так что магглы видят похожие книги для маггловской школы. В общем, для всех посторонних я, сидя под яблоней, старательно изучал учебник химии для старших классов.

Я как раз добрался до сравнительного анализа зелий, где используется кровь различных драконов, когда у меня над ухом раздался протяжный голос:

— При-и-ве-ет, Дже-ейми!

Я поднял голову. Рядом со мной стояла Кэти Принс. Учитывая, что калитку я лично запирал накануне вечером, она, должно быть, перелезла через забор. Интересно, как ей это удалось в такой обтягивающей юбке?

— Привет, Кэти, — ответил я, старясь сосредоточиться. «Кровь венгерской хвостороги обладает худшими исцеляющими качествами, чем кровь ее уральской родственницы…»

— А что-о ты чита-а-ешь?

Я молча показал ей обложку.

— Ва-ау! Интере-е-сно?

— Очень.

Я изо всех сил старался не ухмыляться. Видела бы она, что тут на самом деле! Особенно схему кровеносной системы тибетского шестикрыла… с указанием наилучших точек сцеживания венозной крови — это для боевых зелий — и артериальной — для исцеляющих. Визжала бы сейчас на всю Буковую.

— Тебя па-а-па заста-а-вля-я-ет, да? — она распахнула глаза и захлопала ресничками. Дура. Я теперь понимаю, почему Пит с ней не встречается.

Хотя вообще год назад я бы точно не взялся летом читать что-нибудь по зельям — кроме того, что необходимо для эссе, конечно. Одно из двух: или я превращаюсь в Гермиону, или это Снейп на меня влияет. Рон, когда узнает, упадет в обморок.

— Нет, — ответил я, утыкаясь в учебник. — Я люблю химию.

— А-а, значит, ты хо-очешь быть как па-апа? Так ми-и-ло…

— Угу, — буркнул я в надежде, что она отстанет. Не тут-то было. Через минуту она уже сидела рядом со мной, обнимая меня за шею и заглядывая через плечо в книгу. Я понял, что пахнет жареным. Я-то не вижу, что ей показывают Дамблдоровы чары! А ну как она что-нибудь спросит?

— Дже-ейми, а э-это что-о? — она ткнула пальцем в зародыш черного гебридского в разрезе.

— Смит, сволочь, ты что делаешь?

От калитки (черт, неужели я ее все-таки не запер?) к нам быстро шел разъяренный Майк. Кэти с визгом отскочила от меня и бросилась к своему забору.

Я понял, что ситуация перестает пахнуть жареным и начинает вонять керосином. Майк был ниже меня, но значительно шире в плечах… Оставив учебник под яблоней, я пошел ему навстречу.

— Послушай, Майк… — я чувствовал себя героем дешевой мелодрамы.

Однако тратить время на разговоры Майк не стал. От первого удара я уклонился, второй разбил мне губу, и через пять секунд мы уже катались по земле.

Не знаю, чем бы все это кончилось, но вдруг нас обоих окатило ледяной водой. Майк наконец отцепился от меня и откатился в сторону. Я сел, отплевываясь. Над нами с пустым ведром стоял Снейп.

Я задумался, во что же перейдет мелодрама дальше — в триллер или в комедию.

Снейп между тем внимательно и молча нас разглядывал. Мне не привыкать, а вот Майк при виде сурового Снейпа стал тихо и медленно пятиться к калитке. Я между тем поднялся и тщетно пытался отряхнуться. Левый глаз у меня стремительно заплывал, на левом колене красовалась дыра — я где-то за что-то зацепился, пока мы катались.

— Будь так добр, — тихим убийственным голосом начал Снейп, — позаботься, чтобы этого, — он кивнул в сторону Майка, — я здесь больше не видел.

Майка как ветром сдуло. Снейп спокойно подошел к яблоне, подобрал мой учебник и вдруг ухмыльнулся.

— Неужели вы не поделили учебник по зельеварению?

Я скривился.

— Нет. Его… девушка решила, что химия — это очень интересно. А Майк решил, что не очень.

— Ясно, — он жестом велел мне идти за ним, и направился к дому. На крыльце он обернулся. — До среды из дому ни ногой.

Я открыл было рот, но Снейп смерил меня таким взглядом, что я его тут же закрыл.

— Я не позволю, чтобы мой сын шлялся по городу в таком виде. А синяк у тебя теперь дня четыре не сойдет, это точно, — он снова усмехнулся. — Иди, приводи себя в порядок, дитя улиц.

Я пошел к себе, умылся, переоделся и пошел на кухню — приложить к глазу лед. Единственное, что меня утешало, — это то, что у Майка фингалов будет два.

На кухне Тонкс читала местную газету.

— Что с тобой? — ахнула она, вскакивая на ноги и роняя стул. Снейп меланхолично поставил стул на место, налил себе кофе и сел за стол.

— Наш героический гриффиндорец пострадал из-за дамы, — хмыкнул он. — Оставь его, шрамы украшают мужчин.

— Не из-за дамы, а из-за дуры, — обиженно буркнул я, левой рукой прижимая к глазу примочку со льдом, а правой пытаясь налить себе кофе.

— А есть разница? — поинтересовался Снейп, потом сжалился надо мной и налил мне кофе сам.

Тонкс возмущенно фыркнула и стукнула его газетой по голове.

— Оставлю без обеда, — пригрозил Снейп.

— А меня Джейми накормит! — гордо отозвалась Тонкс.

— И будет у меня мыть котлы до окончания школы, — парировал Снейп.

— Знаете что, — опасливо сказал я, — я, пожалуй, лучше пойду.