6

Я всегда знавал ее задумчивой и строгой;

Ребенком она редко принимала участие

В забавах веселого детства; она уже была рассудительна,

И когда ее маленькие сестры бегали по траве,

Она первая напоминала им о часе,

О том, что пора уже идти домой,

Что она услышала звон колокола.

Что запрещено подходить к каналу.

Пугать в роще ручную лань,

Играя, подбегать слишком близко к птичнику, —

И сестры слушались ее. Скоро ей исполнилось пятнадцать лет,

И ее разум украсился очарованиями более привлекательными:

Прикрытая грудь, ясное чело, на котором почиет спокойствие,

Розовое лицо под прекрасными темными волосами,

Скромные губы со сдержанной улыбкой.

Холодный и трезвый разговор, который, однако, нравится,

Нежный и твердый голос, никогда не дрожащий,

И черные, сходящиеся брови.

Чувство долга рождало в ней важное усердие.

Она держалась рассудительно, выдержанно, не рассеянно;

Она не мечтала, как молодая девушка,

Рассеянно роняющая из рук иглу

И думающая от вчерашнего до завтрашнего бала

О прекрасном незнакомце, пожавшем ей руку.

Никогда не видел никто, чтобы облокотившись на окно

И позабыв работу, она следила сквозь ветви

Прерывный бег вечерних облаков,

А потом внезапно прятала бы лицо в платок,

Нет, она говорила себе, что счастливое будущее

Внезапно изменилось со смертью отца,

Что она — старшая дочь, и потому должна

Принимать деятельное участие в домашних заботах.

Это юное и строгое сердце не знало власти

Тоски, от которой вздыхает и волнуется невинность.

Оно всегда подавляло разнеживающую грусть,

Возникающую бессознательно, очаровательные тревоги

И темные желания, все те смутные волнения,

Этих естественных пособников любви.

Владея вполне собой, она в самые нежные мгновения,

Обнимая свою мать, говорила ей вы.

Приторные комплименты и пылкие фразы

Праздных молодых людей для нее тратились попусту.

Но когда измученное сердце рассказывало ей свое горе,

Ее ясное чело тотчас омрачалось:

Она умела говорить о страданиях, о горькой жизни,

И давала советы, как молодая мать.

Теперь она сама мать и жена,

Но это скорее по рассудку, чем по любви.

Ее мирное счастье умеряется уважением;

Ее муж, уже не молодой, мог бы быть для нее отцом;

Она не знала забвенья первого месяца,

Медового месяца, сияющего только однажды,

И чело ее, и глаза сохранили ото всех

Целомудренные тайны, о которых женщина должна молчать.

Счастливая попрежнему, она сообразует свою жизнь

С новыми обязанностями… Отрадно видеть ее,

Когда, освободившись от хозяйства, вечером в будни

Часов около шести, не наряжаясь, летом, она выходит погулять

И садится в тени от палящего солнца,

На траву, с своей прекрасной дочкой.

Так текут ее дни с ранних лет,

Как безыменные волны под безоблачным небом,

Медленным, однообразным, но торжественным потоком.

Ибо они знают, что стремятся к вечному берегу.

И при виде того, как тихо течет эта скромная доля,

Кротко уступая влечению долга,

Эти чистые, прозрачные, спокойные, молчаливые дни,

Которые успокаивают от шума и на которых отдыхают глаза.

Невольно, увы, я вновь впадаю в грусть;

Я думаю о моих быстро ушедших долгих днях,

Бурных, бессчастных, потерянных для долга,

И, о боже, я думаю о том, что скоро настанет вечер! (Франц.)

Загрузка...