А. Смолин, ведьмак

Глава первая

— В кабинете сейф, — прощебетала Жанна, устраиваясь на скамейке поудобнее. — Сама видела. За картиной спрятан, вот там все, про что я тебе рассказала, лежит. И жесткие диски, и бумажки, и пакеты с фотографиями. Знаешь, словно в сериале! Ну из тех, что по «России» идут.

— За картиной, значит, — повторил я. — А за какой? Или у него в кабинете она только одна и есть?

— Нет-нет-нет. — Жанна помотала головой. — Там их штук семь, все старые и в красивых рамах. А на этой кораблик плывет и вулкан огнем пыхает! Этого картинка, как его… Кипрского!

— Может, Кипренского? — уточнил я.

— Может, — не стала спорить Жанна. — Там к раме пластиночка золотистая была приклеена, а на ней фамилия художника. Просто живопись — это не мое, понимаешь? Я не чувствую ее месседж, не вызывает она у меня ярких эмоций.

В принципе, я мог бы сказать что-то вроде «стыд и срам, великих отечественных живописцев надо знать», но это было бы не очень честно. Спроси у меня названия хоть пяти картин этого самого Кипренского, и фиг я их назову. Я фамилию эту знаю только потому, что как-то по телику передачу от нечего делать про него смотрел. Впрочем, имя Кипренского я запомнил — Орест. Почти Эраст, как Фандорин.

И это неправильно. Свой уровень образования, разумеется, надо поднимать. Вон даже серьезные бизнесмены, и те культуры не чуждаются. В своих домашних кабинетах творения классиков живописи вешают, прячут за ними сейфы, в которые самое дорогое помещают — ключи и пароли от банковских счетов да жесткие диски с компроматом на соратников по бизнесу. Значит — доверяют творцам, признают то, что искусство — великая сила.

Надо «Третьяковку» посетить, что ли? А то как там во времена учебы в школе побывал один раз, так больше даже рядом не проходил.

— Месседж — он такой месседж, — согласился я с Жанной. — Если его нет, то дело труба. Слушай, не хочешь со мной в «Третьяковку» сходить? Побродим по залам, картины поглядим. Шишкин там, Репин, Врубель. Может, сейчас тебя искусство цепанет?

— Врубель? — оживилась Жанна. — Прикольная фамилия. А что он рисовал?

— Разное, — расплывчато ответил ей я. — Но ты не сомневайся, он реально продвинутый художник. Прикинь, даже его наброски очень недешево стоят. У нас один крендель в депозитарии такой держал, я слышал, как про это мой коллега Витод Дашке из залогового рассказывал. И еще о том, что этот самый набросок одновременно у нас в сейфе под замками лежит и еще в какой-то галерее висит. Там духовное, у нас — материальное. Вот такой вот дуализм.

— Дуализм — это в старые времена было. Это когда из пистолетов стреляют друг в друга, — поправила меня Жанна. — Пушкина так убили. Поэта. Ему за это памятник поставили!

— Да ты просто кладезь знаний, — подольстил я девушке. — Второй месяц с тобой общаюсь и не устаю удивляться столь могучему интеллекту.

— Ну да, — загордилась та — Или ты думаешь, что все модели — тупые?

— Да ни боже мой! — всплеснул я руками. — Впрочем — есть такие. Но только те, которых ты не любишь. Вот они — все дуры!

Жанна заулыбалась и приосанилась. Причем — зря. Так было хуже, потому что опять стала хорошо видна ее неестественно вывернутая шея. Оно и понятно — когда тебя столкнут с лестницы, и ты крайне неудачно стукнешься о ступеньку, всегда так получается. Понятное дело, там сместилось все что можно. Ну или как это называется? Я не патологоанатом, правильных формулировок не знаю.

Впрочем, хорошо еще, что эта ревнивая жена, выследившая, как Жанна планомерно уводит ее мужа из семьи, по черепу ей пару раз молотком не саданула. Шея еще ничего, а вот дырки в голове — это перебор. Кому на такое глядеть захочется?

Я бы точно не пожелал, и тогда, в конце февраля, даже и не подумал бы остановиться рядом с призраком печальной девушки, сидящим на лавочке в зимнем парке. И уж тем более, не стал бы с ней заговаривать.

А тут мне ее жалко стало. Сидит, понимаешь, такая красивая и неприкаянная, просто символ вселенской грусти. Уж на что я вроде зачерствел сердцем к этим призракам, которые только и ждут того, чтобы с ними в разговор вступили, но здесь меня прямо как подменили.

Правда, потом выяснилось еще и то, что она невероятна рассеянна, забывчива и, признаться, немного недалекая, но это все мелочи. Кто из нас идеален? Да никто.

Жанна, кстати, даже в бродячие призраки попала по причине собственной несобранности. Почему сразу после смерти не ушла — не знаю, но потом… Это песня!

Она родом не из Москвы, а из какого-то далекого города. Обычная история — приехала поступать в театральный, не поступила, но после по баллам все же прошла в какой-то строительный ВУЗ. Уж не знаю как, но все же проучилась там три года, попутно где-то по подиуму вышагивала, и в результате пала от руки вспылившей жены очередного любовника.

Так вот — за телом, как водится, приехали родители, но свинцовый гроб для перевозки решили не заказывать, потому кремировали бедняжку прямо тут, на столичной земле. И урну с собой увезли в тот же день.

Вот этот самый момент Жанна прозевала. Если бы ее тело туда, домой, целиком увезли, то и душа за ним бы последовала, таковы законы бытия. Но тело-то сожгли! Нырни душа в урну с пеплом в тот момент, пока ее завинчивают — тоже улетела бы, пусть и безбилетным пассажиром, а после ошивалась на том кладбище, где урну прикопают. А теперь — все. На столичные кладбища ей вход закрыт, она там никто, и звать ее никак. Домой не улетишь — сожгли-то ее тут. Прописочка, так сказать, теперь московская. Как говорят в народе — ни богу свечка, ни черту кочерга. Есть от чего загрустить.

А знаете, почему она кремацию пропустила? Решила посмотреть, кого вместо нее на каком-то там показе поставят одежду демонстрировать. Я, когда это услышал, сразу понял — полезный мне призрак попался, грех такой к рукам не прибрать. И вот с тех пор она мне служит. Причем не за ту награду, о которой меня обычно ее собратья по несчастью молят, а, если можно так сказать, из идейных соображений. Просто все ее забыли, а я с ней дружу.

Еще мне кажется, что она до сих пор так и не поняла, кто я такой и что могу для нее сделать. А я рассказывать не особо спешу.

Зачем?

— Весна. — Жанна мечтательно улыбнулась, глядя на почти полную луну. — Если бы не смерть, я бы сейчас на распродажи вещей из зимней коллекции прошлого года ходила! Там знаешь, какие скидки в апреле бывают!

— Да, весна, — согласился с призраком я. — Наконец-то!

— Слушай, а давай мы с тобой в «Манго» съездим? — вдруг предложила Жанна. — Вместо «Третьяковки»? Там интереснее, честное слово!

— Подумаю, — уклончиво ответил я. — Вот выходные наступят, и станет видно.

— Да, а ты код замка будешь записывать? — чуть погрустнела мертвая девушка, как видно, поняв, что не собираюсь я никуда с ней ехать. С призраками в этом плане просто — чуть потускнело сияние вокруг них — значит, настроение изменилось. — Я его запомнила на всякий случай. Правда, уже не скажу, что раньше — буковки или циферки. Но всегда можно попробовать сначала так, а потом по-другому.

— Нет, — отказался я. — Лишние знания увеличивают скорбь. Мне важен факт того, что этот красавец на самом деле компромат на ближних своих собирает. А коды и все прочее — это не по моей части. Я же не промышленный шпион, правда?

— Не знаю, — передернула плечами Жанна. — Мы с тобой еще не настолько знакомы. Может, и шпион, почему нет? Я бы вот хотела шпионкой быть, они все время за границей живут и по самым-самым лакшери-местам ходят! Знаешь, я себе часто представляла, как вхожу в зал казино где-нибудь в Монте-Карло, на мне вечернее платье такое с воланами, вот тут и…

— Понял, — остановил я поток сознания, полившийся на меня. — Девичьи грезы — это прекрасно. Но — помолчи. Мне надо подумать.

Один из немногих позитивных моментов общения с мертвыми женщинами — им в этом состоянии реально приказать замолчать. И они это требование выполнят!

Сомневаюсь, что останься Жанна живой, я бы вот так просто от нее отделался. Был бы скандал, рекой лились бы обвинения в моем равнодушии и нежелании жить ее жизнью. Да что там! В своем предыдущем воплощении она бы со мной даже знакомиться не стала. Не снизошла бы. Мелковат я по ее меркам — и физически, и материально.

А нынче — вон рядом сидит, молчит, на звезды смотрит.

Хотя — да, звезды нынче хороши. Луна как огромная тарелка с сыром над головой висит.

И запах. Этот волшебный запах проснувшейся от зимней спячки земли.

Весна пришла вдруг, как это обычно и водится. Совсем недавно дули ветры и мели метели, небо было затянуто серыми нескончаемыми тучами, а уставшие от бесконечной зимы горожане каждое утро начинали с того, что костерили синоптиков, которые обещали им «непривычно раннюю весну» еще месяц назад. А она все где-то задерживалась, как видно, желая немного поиздеваться над людьми.

И в результате, нагрянула внезапно, когда все уже решили, что и в этом году на майских снег идти будет. Одним прекрасным утром люди, выглянув в окна, увидели в небе яркую лазурь, сменившую привычный серый фон. Снег начал таять с неимоверной быстротой, птицы, ошалевшие от таких перемен, неумолчно галдели круглые сутки, а девушки моментально сменили зимние наряды на короткие одежды, заставляя смотреть себе в след даже стариков, которые давным-давно перешли из разряда «боевых» в разряд «холостых». И это я не о семейном положении.

Да я и сам еще две недели назад ходил в опостылевшем мне пуховике и зимних ботинках, а сейчас сижу на скамейке у подъезда в легкой курточке и кроссовках, вдыхая ароматы нового апреля.

Хотя, если совсем уж начистоту, все было не настолько и плохо. Да что там! Интересная зима выдалась, чего скромничать.

Например, я с удивлением выяснил, что совершенно перестал мерзнуть. То есть — не брали меня больше морозы, даже при минус двадцати я запросто мог без перчаток ходить. Ясно, что жителей Крайнего Севера таким не удивишь, но для чахлого москвича, поверьте, это достижение. В чем секрет — так и не разобрался. То ли потому, что дело с мертвыми имею, а они, как известно, не мерзнут, то ли потому, что с Мораной спутался, а она ведь в прошлом как раз за холод и зиму отвечала.

Но о Моране — чуть позже. Там отдельный разговор.

Еще я пытался найти на заснеженных улицах Ледяного Старика, того, о котором столько легенд осенью услышал. Но — неудачно, так мы с ним и не пообщались. Хотя, может, и к лучшему это. Кто его знает, чем дело могло кончиться?

А вот его слуг я слышал. Тех, что в метелях живут которых «снежными душами» называют. Верно, воют они протяжно и страшновато. И людей не любят, это тоже факт. Полагаю, тут дело в зависти. Они же помнят, как раньше дышали, ходили, любили, что кровь у них горячая по венам текла, а теперь все, что им осталось — носиться по темным улицам да снежинки гонять, и то исключительно зимой. Тут поневоле взвоешь и озлобишься. А после решишь — если не тебе, так и никому.

Меня они тоже попробовали закружить, но ничего у них не вышло. Да и вообще — трезвому человеку бояться этих снежных теней не нужно, максимум они его с пути сбить могут. А вот пьяным в сильную метель, особенно январскую, лучше не соваться. Добра из этого не выйдет.

Январь — это вообще что-то с чем-то! Сначала грянул веселый Карачун, старт которого я созерцал в Царицыне, когда участвовал в «диких скачках», пытаясь наложить лапу на «снежный цветок». Расцветает там такой раз в год, на закате первого дня января. Большой силы цветок, многие хотят на него свою лапу наложить, потому мероприятие вышло веселое и беспринципное. Мне лично пуховик порвали и нос расквасили в давке. Я, правда, тоже кому-то глаз подбил, так что в долгу не остался. А цветок так в руки и не дался, его какая-то юная и симпатичная ведьмочка из Выхино зацапала в результате. Но это ладно. Что там к ночи началось, какие типажи из Голосова оврага полезли! И, главное — в парке народа гуляющего полно, на горке детвора на «ватрушках» с визгами гоняет, на открытой сцене концерт идет, певец орет, что он не видит рук любезной публики, а по соседству с этим всем зимняя нежить из-под коряг на белый свет ползет. Точнее — на лунный свет. Феерия!

Но это все ерунда по сравнению с тем, что случилось позже, в конце января. Оказывается, у домовых тоже есть свой профессиональный праздник. Да-да. Двадцать восьмое января. Вы знали про это? Я нет.

Ох, как же широко и весело они его отмечали! Я, кстати, вспомнил — в том году в аккурат об эти числа у нас в доме трубу прорвало. Теперь понятно почему.

И в этом тоже без приключений не обошлось. Нет, начиналось все чинно-благородно — застолье на чердаке, пение песен, которые остальным жильцам слышны не были, а мне наоборот, пьяный Родька, притащившийся ближе к полуночи ко мне затем, чтобы сказать, что он еще немного задержится, потому что «они с ребятами сейчас еще гулять пойдут и в снежки играть». Нет-нет, я не осуждаю. Все понимаю, сам на день банковского работника веду себя не лучше.

Но зачем они после отправились «стенку на стенку» с подъездными из четырнадцатого дома устраивать?

Результат — два выбитых лобовых стекла у машин во дворе, воющая сигнализация остальных, сгоревшая детская горка.

И два «висяка» у местного отделения полиции. Ни подозреваемых, ни свидетелей.

Мало того — они поутру еще и за молоденькими жиличками в душе подглядывали, чего в обычные дни себе никогда не позволяли, а после в чьей-то пустой квартире телевизор смотрели. Боюсь себе даже представить, что именно.

В результате мне пришлось всю эту компанию квасом похмелять. Точнее — сначала за ним в магазин сходить, а уж потом отпаивать. Вот куда это годится?

Так что Карачун на фоне Дня домового — фигня. Как, кстати, и День десантника.

Но в целом это все вносило разнообразие в мою жизнь. А в ней имелись проблемы и посерьезней.

Например — все та же госпожа Ряжская, так и не оставившая свои попытки сделать из меня гибридный аналог доверенного лица и комнатной собачки. Нет, к настоящему моменту она наконец-то поняла тщетность своих попыток. Вернее — что время упущено. Ей бы тогда, в октябре, подналечь посильнее, пустить в ход тяжелую артиллерию в виде… Даже не знаю… Ну что-нибудь совсем уж мощное, пробирающее до костей изобрести. Фантазия у этой женщины бурная, придумать можно было.

А теперь все. Эта зима многое изменила — и вообще, и во мне.

Я перестал бояться. Не то чтобы совсем, поскольку страх наш господин и человек может от него избавиться лишь умерев. Если вам кто-то говорит, что он ничего не боится, то знайте, этот человек либо лгун, либо псих. Третьего не дано.

Но зато можно избавиться от огромного количества страхов, которые ты сам себе придумываешь. Надо просто перейти некий барьер, за которым приходит понимание двух вещей — мы все боимся в основном того, чего не стоит бояться, и мы все стремимся к тому, к чему не стоит стремиться. Хотя вопрос цели жизни — он индивидуален, тут я погорячился, пожалуй. Все мы разные, и понимание счастья тоже у каждого свое. У кого хлеб черствый, у кого жемчуг мелкий.

А вот страхи… Забавно вспомнить, что раньше вселяло в меня ужас! Например — опоздание на работу. Или — вдруг люди про меня плохо думать станут?

Да пусть думают что хотят. Тем более что в большинстве случаев оно так и есть. Каких гадостей я про себя только не наслушался за последнее время, какую чушь выдумывают люди! Мои соседки по кабинету, Наташка с Ленкой, эти слухи теперь коллекционируют, в обязательном порядке информируя меня о новых версиях того, как именно и почему я оказался в фаворе у собственников. Кстати — я сам больше двух версий сроду бы не придумал. Впрочем, тут как бы выбор вариантов невелик, на мой взгляд — либо я, либо меня. Первый почетней, второй современней. Но нет! Такое иногда выдают — волосы на теле дыбом встают. Например, то, что я в свое время сыну Ряжской жизнь спас, а как меня зовут, не сказал. Тут, в банке, она меня увидела, опознала и теперь вот наверх тянет.

Как по мне — феерический бред. Но в него верят! И плевать, что у Ряжских и сына-то никакого нет.

А самое забавное, будь я по другую сторону баррикад, тоже шушукался бы по углам и, возможно, даже выдвинул бы свою версию происходящего. Такова человеческая природа.

Хотя следует признать, что в знатоки-душеведы мне записываться пока рановато. Ничего я про тайны людской сути не знаю, как показал опыт. Просто мне недавно пришлось покопаться в голове у одной сотрудницы банка, так лучше бы я этого не делал. На вид — милейшая барышня. Тихая, невзрачная, безобидная, безответная, про таких говорят: «Кому-то хорошая жена достанется».

Ага. Слышали бы вы ее мысли. Иной маньяк, думаю, на ее фоне выглядел бы мальчиком, который скачет на палочке, держа во рту леденец.

Как же она ненавидела всех нас! Вообще — всех! Даже тех, с кем по работе не сталкивалась, вроде меня. Мало того что ненавидела — она вполне серьезно прикидывала, сколько яда надо всыпать в баллон кулера, чтобы переморить половину офиса. Нет-нет, делать она этого не собиралась, разумеется. Просто привычно рассчитывала дозу, попутно представляя себе, как каждый из нас будет умирать. И это был только один вариант геноцида местного значения. Уверен, что имелись и другие.

При этом она всегда всем улыбалась, никому в помощи не отказывала и говорила так тихо, что ее еле-еле расслышать можно было. «Тихоня» — так ее называли в бухгалтерии, а уж там всем давали куда более злые прозвища.

Когда меня Ольга Михайловна спросила о том, могу ли я читать мысли других, я в жизни бы не подумал, что речь идет именно об этой девчушке. Даже возражал Ряжской, убеждая ее, что тут какая-то ошибка и Геннадий зря на это божье создание напраслину наводит.

Впрочем, все равно согласился помочь, поскольку давно хотел провести эксперимент с зельем, которое помогает в голову к другим людям залезть. Сварил я его еще в январе, сразу после того, как рецепт узнал, но все как-то руки не доходили до практических опытов. Плюс еще там ограничение имелось на использование, из которого было предельно ясно — просто так мысли других читать нельзя. В смысле — забавы ради. Цель нужна. Четкая, ясная, практическая, без нее зелье будет просто редкостно вонючей жижей мерзкого цвета, и не более. Ну и «отходняк» после этой процедуры неслабый, я сутки пластом лежал с гудящей как колокол головой. Думаю, так специально сделано, чтобы все кому не лень в чужие мысли не лезли.

Так вот — эта милая девчушка продавала инсайдерскую информацию о готовящихся сделках конкурентам Ряжских. Просто и незамысловато. Должность у нее была низовая, доступа к закрытым данным она иметь не могла, но мы ведь в России живем, правда? Потому именно ее и отправляли ксерить протоколы собраний, которые видеть никому было не положено. Почему? Так руководству у ксерокса стоять не по чину, они это секретарям поручали. А у секретарей всегда других дел полно, им недосуг самим куда-то ходить, потому и отправляли к «копиру» именно того, кто никогда не возмущается, когда ему подсовывают «левые» поручения. Как раз эту самую тихую и незаметную девочку.

Еще осенью меня, скорее всего, терзали бы сомнения — а надо ли было вот так? Кончилась-то история скверно. Девушку ту наказали, причем очень серьезно, насколько я знаю, ей потом в больнице пришлось полежать. Психиатрической. Она не сразу имена заказчиков назвала, и это было большой ошибкой. С такими как Геннадий надо сразу откровенничать, раз уж попалась. Дешевле выйдет.

Еще «безопасникам» здорово накрутили хвосты, секретариат разогнали почти полностью и новых референтов набрали. Ну и предправ наш все-таки отправился на «вольные хлеба». Его вины в произошедшем было меньше, чем у остальных, но он, увы, не вписывался в картину мироздания, которую себе нарисовали применительно к нашему банку супруги Ряжские. Проще говоря — нужен был повод, он появился. Не нашли бы этот, отыскался бы другой.

Но поскольку новым председателем правления стал Дима Волконский, я только порадовался. Он хороший человек и пост этот своим трудом честно заслужил.

И, что немаловажно, ему полностью безразлично, чем я теперь занимаюсь в банке. То есть то, что я ничем в нем толком и не занимаюсь.

Собственно, можно было бы из него вообще уволиться, но мне пока это не нужно. Боюсь предаться лени. Когда у человека нет сдерживающих факторов и хоть какой-то доли ответственности, он очень быстро начинает дичать. Сначала перестает придерживаться распорядка дня, потом бриться начинает через два дня на третий, а после и вовсе переходит к растительному виду существования. Мол — все равно спешить некуда.

Я себя знаю, со мной так и случится. Лень вперед меня родилась, и соперничать с ней будет очень трудно. Потому и не увольняюсь с работы, хотя с определенной точки зрения этот шаг был бы оправданным.

Потому и против должности «личный помощник председателя совета директоров», предложенной мне в момент большого кадрового передела, я возражать не стал. Обязанностей по должностной инструкции минимум, ответственности тоже, в кабинете своем старом мне остаться разрешили. Плюс относительно свободный график. Но при этом на службу ходить все же надо, что гарантировало мне определенную внутреннюю собранность, о которой я, собственно, и пекся.

Я вообще стал больше думать о том, что удобно мне, чем о том, как я могу помочь человечеству. Хотя, правды ради, я о судьбах мира и до того особо не переживал, но при этом иногда позволял чувствам брать верх над разумом. Сейчас подобное случалось все реже и реже. Может, потому что круг моего общения здорово поменялся?

Тут надо вернуться немного назад и закончить рассказ о Ряжской и ее попытках меня выдрессировать.

Ольга Михайловна — она, на самом деле, неплохая. И действительно обо мне заботится. Настолько, что готова даже пойти на ряд действий, которые не слишком сочетаются с уголовным кодексом Российской Федерации. Я это ценю, я ей за это благодарен. Но не настолько, чтобы прыгать вокруг нее на задних лапах, как ей того хотелось бы.

После истории с Вагнерами она на некоторое время оставила меня в покое, в аккурат до того момента, пока во дворе банка не установили бюстик мне. Небольшой такой, аккуратный, бронзовый. Что значит «мне»? То и означает. Яна Феликсовна постаралась, выполнив данное некогда обещание. Она хоть женщина в общении сложная, но, как и положено немкам, слово свое держит, пусть даже и частично. Но я не в претензии, скупость представителей германской нации давным-давно даже в пословицы с поговорками вошла. О чем я? Просто еще осенью она дала слово, что воздвигнет мне памятник в полный рост, причем из серебра, в том случае, если понесет ребенка. Судя по всему, звезды на небе сошлись, Яна Феликсовна осознала, что пребывает в тягости, и выполнила обещание. Но — не целиком, обошлась бюстом. Нет, я действительно про него что-то говорил, но там вроде бы еще выплата разницы стоимости в деньгах фигурировала. А вот про нее фрау будущая мать запамятовала.

Но все равно — прикольно получилось. Он почти полдня у входа простоял, весь банк с ним сэлфи сделать успел, прежде чем по приказу Геннадия его демонтировали и утащили во внутренние помещения. Постамент сгинул без следа, а сам бюст перенесли к хранилищу, поставив рядом со столовой на старый ростовой сейф, который там находится с начала времен. Причем почти сразу у сотрудников появилась традиция тереть по дороге к холодильнику бюстов нос, типа «на счастье». Через пару недель нос засверкал как солнце, а Федотова, гнусно хихикая, долго распиналась на тему того, что мне радоваться надо. Дескать — был бы памятник в полный рост, ему бы другие места терли, такие, что вслух сказать стыдно. И добро, если бы памятником все и ограничилось. У нас, русских, традиции иногда принимают крайне забавные формы. Мол — потри и там, и там, тогда счастья вдвойне больше станет.

Что любопытно — сама Вагнер даже не мелькнула на горизонте, возможно, все-таки по здравому размышлению сделав кое-какие выводы. Зато немедленно активизировалась Ряжская, начав мне давить на совесть, апеллируя к тому, что дети очередного рейха тебя хотят поработить, как пришельцы Землю, ты плохо их знаешь, ты даже не представляешь, какие они сейчас планы разрабатывают, они тебя в результате Меркель продадут. И только я одна стою между тобой и тевтонским нашествием на российскую медицину.

И давай ко мне своих знакомых таскать, как правило, с бесплодием. А между ними взяла привычку и более экзотические задачки подкидывать, вроде как с той девицей-информатором. Или обращаться с просьбой определить, правду человек говорит или же врет.

Причем то, что в девяти случаях из десяти на ее просьбы я отвечал отказом, Ряжскую совершенно не смущало. Она обладала упорством улитки, ползущей по склону Фудзи, довольствуясь тем самым одним успешным разом из десяти.

В результате, к апрелю месяцу у нас с ней установилось нечто вроде паритета. Она не наседала на меня так, как раньше, поняв, что лучше меньше да лучше, я же время от времени брался за интересные случаи, которые изредка подкидывали те, кого она приводила в банк.

Ну и докладывал ей о тех, кто периодически пытался подобраться ко мне со стороны. Да-да, и такие встречались. Как правило, из числа тех, кому я по просьбе Ряжской помог, точнее — из их окружения. Язык за зубами у нас люди, избавившиеся от хвори, сроду держать не умели, им надо поделиться своей радостью со всем миром, что они и делали. И всегда находились те, кто умел слушать и слышать главное.

Поначалу все выглядело даже мило. Ко мне в лучших традициях жанра подкатывали добрые люди на машинах и просили в них сесть для последующей беседы. Реже останавливали около подъезда. Совсем редко — пытались поговорить прямо на работе.

А один раз в феврале даже похитили, после того как я отказался что-либо обсуждать даже в первом приближении. Дали сзади по голове, привезли в какой-то загородный дом, там стращали всяко, а после, сдуру поверив моим словам о том, как я испуган, с меня сняли наручники.

Нет-нет, я никого не стал убивать. Я все еще не могу переломить себя и забрать чью-то жизнь, хотя за прошедшее время не раз слышал о том, что именно кровь врага на моих руках может открыть мне новые грани знания. И, что важнее, показать мне путь к таким высотам, о которых я в своем миролюбиво-травническом состоянии даже помыслить не могу.

Может, оно и так. Но я не стал тогда никого убивать, даже в тот момент, когда эти люди, перейдя от посулов к угрозам, здорово меня разозлили.

Глава вторая

Случись все это прошлой осенью, когда ко мне только приходило понимание того, как и что устроено в этом мире, наверное, я бы на самом деле здорово напугался. Но то тогда. А сейчас…

Одного из тех, кто беседовал со мной по душам, я вывел из строя, уколов простой булавкой, которая с недавнего времени всегда была воткнута в лацкан пиджака. Точнее — булавка, верно, являлась самой обычной. А вот тот состав, которым я ее щедро обмазал — нет. Это был сок корня одолень-травы, смешанный с сушеным баранцом. Эти травы и по отдельности сильны, а в смешении, да после нанесения их на металл и прочтения соответствующего заклинания, получают особые свойства. Например — могут полностью парализовать человека, особенно если ткнуть иглой куда-нибудь поближе к сердцу. Станет тот человек на время бревну подобным, только глазами шевелить и сможет.

Оставшейся парочке повезло меньше, я попотчевал их смесью сушеного страстоцвета с волчеягодником, также всегда находившейся у меня в кармане, в специальном отделении, скроенном так, чтобы ничего не просыпалось. В глаза им ее швырнул, пока эти болваны пытались понять, что с их другом происходит и с чего это он на пол повалился как подкошенный. Если честно, не подозревал, что настолько эффектно выйдет. Испытания этой смеси я не проводил, потому до конца не представлял, как она сработает. Догадывался, но не более того.

Эти двое ослепли. Не насовсем, разумеется, но они-то этого не знали. Дикая боль в глазницах добавляла ужаса в ситуацию. Ох, как они орали, сразу забыв и обо мне, и обо всем, что вокруг находится!

Получилось даже лучше, чем можно было ожидать. Для меня лучше, а не для этих бедолаг. Получается, все верно я сделал, и каждая из трав отдала смеси свою исконную злобу, а сцементировала все капля истинного мрака, которую была вложена в этот сбор на финальной стадии.

Я даже перепугался немного, что они таким макаром сами себе глаза выцарапают. Им же невдомек, что через полчасика все закончился?

Нет, все-таки книга древних знаний, которую время от времени дает мне читать Морана — это великая вещь!

Да-да, я получил доступ к той книге, что находилась в тереме Мораны. Все-таки несговорчивого Никандра по приказу Ряжской на дно реки отправили, я в этом убедился следующей же ночью после того, как он покинул грешный мир. Ну да, я сам руку к его смерти, разумеется, не прикладывал, но при этом явился причиной погибели старого «мага вечности», этого оказалось достаточно для того, чтобы богиня смогла попасть в свой терем. Я же отдал ей его в жертву? Слово было сказано и услышано.

И знаете что? Не жалею. Совершенно. Да, деда Никандра жалко, хоть был он, конечно, пакостником тем еще. И, к слову, отправься я на тот свет, он бы по мне не скорбел, это уж точно.

Но его кончина открыла передо мной врата немалых возможностей, которые совершенно нельзя было сравнить с теми, что у меня имелись раньше. Что моя ведьмачья книга на фоне черного фолианта Мораны, переплетенного в некий материал, который более всего напоминает человеческую кожу? Это как букварь сравнивать с энциклопедическим словарем. И самое главное — там описаны вещи, которые на самом деле могут меня защитить от тех, кому нужна моя голова. Как, например, в том случае, который я описываю.

Собственно, дальше с теми, кто решил меня немного попрессовать вдали от людей, все было просто. В доме обнаружилась еще парочка охранников, причем тоже не очень высокой квалификации, которые были глупы настолько, что дали мне приблизиться к себе вплотную. Большая ошибка. На расстоянии я, по сути, также безобиден, как и раньше. А вот вблизи…

Впрочем, мне повезло, разумеется. Будь там хоть один профессионал, получил бы я пулю в живот, как минимум. А этих, похоже, наняли по объявлению.

Помимо охранников в этом доме жили еще двое — мужчина и женщина. Причем женщину я сразу узнал. Она приходила ко мне с просьбой о помощи и получила отказ. Я не берусь лечить тех, чей срок на земле вышел полностью, а в случае с ее мужем дело обстояло именно так. С недавнего времени я стал ощущать некую границу, которую мне иногда очерчивает кто-то очень сильный и властный. И я точно знаю, что пересекать ее не следует, для собственной безопасности в первую очередь. Я не в курсе, кто эта сущность, хотя, конечно, и догадываюсь, но проверять свои домыслы точно не хочу, боже упаси. Мне достаточно того, что в нужный момент меня обдает холодом не этого мира, давая понять, что я снова лезу не в свое дело. Причем совершенно необязательно, чтобы я в этот момент говорил с тем, кому непосредственно нужна помощь, достаточно того, чтобы мне изложили просьбу.

С этой женщиной так и получилось. Ее муж был обречен, и я честно ей про это сказал. Но она, как видно, не поверила мне, после чего стала решать вопрос по-другому.

Кстати, в тот момент, когда мне стало ясно что к чему, я перестал злиться. А смысл? Человек просто делает все, чтобы помочь тому, кого любит, это достойно уважения. Пусть даже лично мне это принесло ряд дискомфортных ощущений.

Не зверь же я, в конце-то концов?

Я даже Ряжской ее не стал сдавать, хоть та и просила меня докладывать обо всех происшествиях подобного толка.

А еще подарил своей похитительнице зелье быстрой смерти. Есть у меня и такое, тоже теперь всегда таскаю с собой, сам не знаю зачем. Ношу и ношу, тем более что зелье это представляет собой маленькое зернышко, размером схожее с тминным. Маленькое-маленькое, а три таких слона убьют. Человеку достаточно одного. Пять минут, потом глаза слипаются, он засыпает и все. Но основной фокус в том, что это не яд. Это концентрированная смерть естественного происхождения. Земля со старой могилы, пара трав, растущих близ погостов, еще кое-какие добавки. Ни один анализ не определит, ни в одной лаборатории. И посмертие будет после него правильное, не такое паскудное как у отравленных, или, боже сохрани, самостоятельно отравившихся.

Только пользоваться им надо по уму. Такие вещи нельзя использовать наживы, мести или власти ради, об этом в рецепте особо говорится. Если пустишь его в ход, преследуя подобные мотивы, зло, что ты причинил, к тебе вернется трижды три раза. Не знаю, что может быть хуже смерти, и знать не желаю, потому с этой красивой и очень печальной женщины я копейки за данный смертный дар не взял. Только отвезти себя домой разрешил, когда охранники в сознание пришли.

Правда, трое из них со мной в одной машине ехать сразу отказались. Боялись. Крепкие такие ребята, а от меня шарахались как от бешеного пса. Забавно!

К подобному тоже начинаю привыкать. Я тогда, осенью, не очень-то верил в то, что свалившаяся на меня сила что-то в моей личности поменяет. Ан нет, правы были те, кто это предвещал. Меняюсь помаленьку. Не внешне, там все как было, так и осталось, разве что лишний жирок потихоньку с боков сошел незаметно. А вот внутренне… Это есть. Ряжская, которая такие вещи ощущает, по-моему, интуитивно, так мне и сказала:

— Мальчик становится мужчиной. Знаешь, Саша, раньше я испытывала к тебя чувства, которые сродни материнским, разумеется, весьма условно. А теперь о подобном говорить просто глупо.

Хотя это все слова, слова… Стоит чуть-чуть утратить внимание, позволить ей сесть на шею — и она тут же начнет поворачивать меня в том направлении, которое выгодно ей.

Но в одном она права — первые шаги я все-таки сделал. Где-то через «не могу» и даже через «не хочу». «Не хочу» — потому что жалко было прощаться с самим собой прежним. Только выбор невелик — иди вперед или умри.

Когда Морана открыла свою книгу и позволила мне в нее заглянуть, вот тогда я и понял, какая бездна лежит между мной и теми, кто живет в Мире Ночи. Например — с тем колдуном, который обещал состроить мне козью рожу.

Я даже не сопляк перед ним. Это как-то по-другому называется. И все мои осенние прикидки, как я поймаю его в очень-очень хитрую ловушку, не более чем лепет младенца.

На то, чтобы создать маленький клочок истинного мрака, у меня ушло три месяца. Сейчас, разумеется, я это повторю гораздо быстрее, но сил и времени все равно потрачу немало.

А он меня им ослепил на ходу. Между делом. Забавы ради.

Учитывая то, что создание истинного мрака в волшбе — это основа основ, можно сделать вывод, что шансов одолеть его в открытом поединке у меня не просто нет. Они в минус уходят.

Да, я с легкостью сейчас одолею нескольких охранников, не ожидающих ничего подобного от перепуганного банковского клерка, которому чуть в пузо ударишь, он и поплывет. Но с матерым колдуном, за которым стоят поколения предков, промышлявших черной волшбой, мне не тягаться.

Если, конечно, не иметь за спиной тех, кто может помочь. Например — богиню, которая его ненавидит.

Вот только и тут все тоже не так просто, как хотелось бы. Впрочем, чего еще ждать от той, которая помнит если и не начало времен, то, как минимум, мир в пору его молодости?

Нет-нет, формально Морана мне покровительствует. Она всегда встречает мое появление улыбкой, если это движение губ можно так назвать, она пустила меня в свой дом, что, как я понял, изначально немало значит по Покону, она позволила мне заглянуть в свою книгу. Мало того — она даже расщедрилась на комментарии к нескольким заклятиям и рецептам, из тех, что я смог прочесть и понять. Да-да, далеко не все, что я в этой книге увидел, доступно для моего понимания. Ряд страниц остаются пустыми, я ничего на них увидеть не могу. Все строго по народной пословице — смотрю в книгу, вижу фигу. Не хватает мне мудрости и силы для того, чтобы прочесть там начертанное. Это другой мир, он живет по другим правилам. Тут каждый получает ровно столько, сколько может унести. Я пока только пару капель воды в горстях удержать могу. Это не мои слова, так Морана сказала.

И она же подтвердила, что будет рада сыграть для меня роль проводницы в мире тайных знаний. Но, естественно, не за так. Ей нужно вернуть часть той мощи, что была рассыпана бисером за века. И кроме меня об этом ей просить некого, нет никому сюда пути. Как видно, никто из ведьмаков общением с мертвыми более не промышляет, я единственный в своем роде на текущий момент.

Мне же совершенно не хочется делать то, что она от меня требует. Не хочу я людей губить по ее прихоти, а ей другая жертва, видите ли, не подходит. Ей жизни людские нужны, дабы вернуть утраченное.

В результате образовалось нечто вроде патовой ситуации, как в шахматах. Я не собираюсь вставать на путь душегуба, она делает все, чтобы я получал новые знания в неполном виде. То есть, вроде как Морана и слово, данное мне ранее, держит, но при этом толку от происходящего чуть.

Самое забавное, что все мои осенние домыслы по поводу экспансии Мораны в наш мир оказались полной чушью. Он ей как прошлогодний снег нужен. Это я просто фантастики перечитал. Там же что не книга, так славянские боги рвутся захватывать Землю, дабы восстановить на ней свою власть.

Нафиг им это сдалось, если рассудить трезво? Времена изменились, и боги куда лучше, чем любой из нас, это понимают. Чтобы получить власть над людьми, надо захватить их души, а это сделать просто невозможно. Во второй раз — невозможно. Она мне так и сказала в одном из наших разговоров:

— Если бог выпустил из своих рук власть над теми, кто ему поклонялся, то возврата к прежнему не будет никогда. Люди не признают павших богов. Даже если пройдут сотни поколений и новым людям на новой Земле будут неведомы имена тех, кто некогда оплошал, все равно ничего не изменится. Память крови сильнее. Род дал нам все, мы это пустили на ветер. Что теперь гоняться за пеплом?

И ведь она не врала. Морана вообще никогда не врет, ей это ни к чему.

Но сила ей все равно нужна. Очень нужна, я это вижу. И, сдается мне, догадываюсь, почему. Она кого-то боится, не знаю кого, но это так. Сам видел несколько раз, как Морана на тот, противоположный берег реки Смородины смотрит, и лицо у нее становится как у моей бывшей, когда я на вечер встреч выпускников ходил. Там и тревога, и непонимание, и предвкушение скорого скандала. Все сразу.

Я пытался узнать, что ее тревожит, но молчит богиня, не желает делиться сокровенным. И знай меня подводит к мысли о том, что надо все же от мягкотелых людских привычек отучаться.

А чтобы умней был, время от времени закрывает мне возможность припадать к первоисточнику, пусть даже и в ознакомительно-урезанной версии. К книге, в смысле. Связь-то у нас с ней односторонняя. Если она не желает меня видеть, то мне к ней никак не попасть. И это тоже меня печалит, потому что я не знаю, когда колдун вернется в город. Может выйти так, что мне совет понадобится позарез, и вот что тогда делать?

Я пытался найти способы попадать туда, за Кромку, самостоятельно. Один нашел, только он такой, что нафиг надо.

Рассказал мне про него Афоня, бывший слуга покойного Артема Сергеевича, моего несостоявшегося наставника в ведьмачьх науках, ныне проживающий в неприметном домике, примостившемся в глубине сухаревских переулков.

Как я и полагал, знал Афанасий много чего, потому как разного насмотрелся, обитая рядом с таким матерым ведьмаком, каким являлся его бывший хозяин. В том числе слыхал он и про переход смертного за Кромку. Рассказывать, правда, он мне сначала про это очень не хотел, но я подключил административный ресурс в лице Николая, и разговор продолжился. Правда, радости никакой я от услышанного не испытал. Да и Нифонтов тоже брезгливо морщился, да то и дело на меня поглядывал.

— Может ведьмак, который, стало быть, с Той Стороной на «ты», за Кромку попасть, — бубнил Афоня, сидя на лавке, качая лапами и не поднимая на нас свой единственный глаз. — Еще туда дорога ведьмам открыта, тем, что обряды заклада посмертия прошли. Но таких я ни разу не видел, хоть давно живу. Ведьмы — они хитрые. Чужую душу, что им по дури или по простоте на блюде поднесут, всегда заложить готовы, или за копейку продать. Чужое ж, не жалко. А свою — ни-ни. Они посмертия лихого ох как боятся! Не хотят ответ за свои грехи держать.

— Я в курсе, что ты ведьм не любишь, — поторопил Афоню Нифонтов. — Ты про ведьмаков говори.

— Плохой обряд, — наконец глянул на меня своим единственным глазом мохнатый собеседник. — Тебе его не надо исполнять. Ты не из тех, кто подобное творить станет.

— Ну-у-у-у? — я даже рукой потряс, давая ему понять, что мне надо наконец услышать, чего именно я делать не должен.

— Смерть дорогу за Кромку открывает, — вздохнув, сообщил нам Афоня. — Людская, не скотья. На границе между Явью и Навью надо человека медным ножом убить. Нож тот должен быть омыт в семи природных водах да умащен семью заветными травами. Ну и некрещеной жертва должна быть, понятное дело, иначе не откроется проход.

Вот в этот момент на меня Николай и глянул испытывающе.

— Ты дурак? — верно истолковал его движение я. — За кого меня держишь? Да и где сейчас некрещеного человека найдешь? Нынче вера в тренде.

— И сразу решить надо, куда именно ты путь держать хочешь, ежели тебе сами серые пустоши Нави не нужны. Коли в Пекельное царство дорога потребна, к тем, кто за вины свои там терпит муку, то жертвой должен быть злодей заугольный, — бубнил тем временем Афоня, прямо как книгу читал. — Душегуб там, конокрад, хитник прожжённый. Женка блудливая тоже сгодится, из тех, что не от мужа понесла, а ему про то не сказала.

— А если в Ирий? — навис над мохнатиком Нифонтов. — Тогда кого?

— Дите безгрешное, — провел коготком по горлу тот. — Кого ж еще?

— Капец что такое! — Меня даже передернуло. — Ну нафиг такие способы передвижения! Это без меня.

— У моего бывшего хозяина не получилось, — безучастно сообщил нам Афоня. — Раз пять пробовал дорогу открыть, а все никак.

— Мало он тогда помучился, — зло бросил Нифонтов. — Знал бы, не дал ему так просто умереть.

— Ты думай, что говоришь? — посоветовал ему я — Просто! Ты вспомни, как он умер, и пойми, что лучше, чем тогда получилось, ты бы не сделал.

— Спорный вопрос, — пробурчал Нифонтов. — Откуда тебе знать?

— Даже спорить не стану, — спокойно ответил я ему. — Это все равно не имеет смысла. И, Коль, не надо сейчас фраз вроде: «Все вы ведьмаки одинаковы», или чего-то в этом роде. От кого, от кого, а от тебя я такого слышать не хочу. У вас уже есть мисс Очевидность, не претендуй на ее лавры.

— Ладно, проехали. — Николай ухмыльнулся. — Но дом тебя к себе ведь не подпускал, согласись? А это что-то да значит.

Это да, это правда. Дело в том, что я не смог найти здание, в котором квартировал отдел «15-К» ни со второй, ни даже с третьей попытки. Вроде шел правильно, и поворачивал где надо, но раз за разом попадал в Последний переулок. В принципе, вся Сухаревка — это одни переулки, но меня ноги приводили именно в этот, Последний.

В результате я сообразил, что дело нечисто, и включил навигатор, который, вступив в соревнование с неведомой силой, упорно не пускавшей меня туда, куда нужно, ее поборол, доказав торжество науки над нездоровой мистикой. Проще говоря, — добрался я до здания отдела. Дверь, правда, так открыть и не смог, как ни старался.

— Ничего это не значит, — подал голос Афоня. — Дело тут не в том, черно у Александра внутре или нет. Просто он теперь на два мира живет, а дом это чует. А зла в нем пока нет, я бы знал.

— Вот, — торжествующе заявил я, и протянул мохнатику руку, которую тот робко пожал. — А тебе, Николай, скажу так, — придет война — хлебушка попросишь.

— Припоминай сколько хочешь, — не поддержал мою шутку оперативник — Но главное помни — есть вещи, которые ни я, ни мои коллеги понять и простить не смогут. То, о чем нам Афоня рассказал, — из их числа.

— Знаешь, хватит на меня сегодня банальностей, — не выдержал я в результате. — И, знаешь — клятв в том, что я был хорошим мальчиком раньше, и планирую им же оставаться в будущем, давать не стану. Это, как минимум, унизительно. Сейчас я тебе союзник, но ты все чаще заставляешь меня задумываться на тему: «а стоит ли им быть дальше»? Поразмысли на этот счет. Как следует поразмысли. И вспомни о том, что весна — это уже скоро.

Сдается мне, что про этот разговор потом узнал его начальник, поскольку на следующий день Нифонтов позвонил мне и извинился. Условно, но все же.

А я извинения принял. Тоже условно.

Но вообще разговор полезный вышел, чего скрывать. Я потом слова Афони в голове гонял и так и сяк, пока не додумался вот до какой штуки. А что если покойный ведьмак своими ритуалами Морану разбудил? Ну не просто же так она воспрянула после бог весть скольких сотен, кабы не тысяч, лет сна? Он ее разбудил, но силенок перешагнуть через Кромку так и не обрел, потому и затеял провести финальный ритуал, который, возможно, дал бы ему шанс на удачу. Но тут в дело вмешался случай в моем лице, который спутал все карты сразу всем — и Артему Сергеевичу, и Моране, и даже мне самому.

В результате Морана, помыкавшись в сумерках, потянулась мыслью хоть к кому-то, кто ее услышит. Вот так мы с ней и встретились в первый раз.

Впрочем, возможно, тут свою роль сыграла как моя узкая специализация, так и то, что в ритуале я все же поучаствовал. На камушке полежал, где кровь лилась, души тех, кто был убит в процессе волшбы, отпустил. Вроде бы мелочи, да только они в совокупности могли составить некое целое, которое вылилось в мои хождения за Кромку.

В любом случае — есть то, что есть. Вот только мне этого маловато. Я учиться хочу, а возможности такой не имею.

Чего далеко ходить — в последний раз я видел Морану почти месяц назад. С тех пор — ни слуху ни духу. И я знаю почему. Так она меня прессингует, дает понять, что условия — это ее прерогатива. А мне остается только их принять.

Не богиня, а наркодилер какой-то. Методы, по крайней мере, те же самые. Подсадить на препарат, а потом цену на него назначать.

Ее бы с Ряжской познакомить. Мамой клянусь, иногда мне кажется, что эти двое — сестры. Замашки одинаковые потому что. «Нет-нет, мы не требуем, но хорошо, если ты сделаешь так-то и так-то. Ты же послушный мальчик, правда?».

Может, грохнуть одну из них, чтобы другая порадовалась? Не панацея, конечно, но как вариант — запросто может пройти. Половину проблем с плеч долой.

Шучу, разумеется. Ольга Михайловна — не самый плохой человек, на самом-то деле. И понятливый. Я же говорю — она уловила то, что я меняюсь, и очень гармонично к этому приспосабливается.

Потому я иногда выполняю ее просьбы. Вот и сегодня оказал небольшую услугу, а именно — узнал, где именно некто Соломин Денис Леонидович держит компромат на ряд политических и финансовых деятелей. Этот Соломин — давний недруг семейства Ряжских, именно его жену меня Ольга Михайловна убить подбивала осенью. Да и потом время от времени намекала, что не очень бы по ней скорбела, случись чего.

Пачкать руки я не стал, это перебор, но нужные данные добыл. Тем более что большого труда это не составило. Жанна всегда пройдет туда, куда надо, и увидит все, что нужно.

Черт, ну как же пахнет весной! Это просто беда какая-то! Аж кровь в венах закипает. Интересно, когда первый лист полезет? Или не ждать его и все же прогуляться на погост, поприветствовать моего старого друга? Прозвучит странновато, но я здорово соскучился по этому странному и, чего уж там, жутковатому существу, которого все называют Хозяином Кладбища. Он, может быть, и не самый приятный в общении собеседник, зато всегда говорит то, что думает. А это в наше время очень большая редкость.

Я достал из кармана телефон и набрал номер Ряжской. На условности вроде того, что вроде ночь на дворе, а она не время для звонков, мы с ней плюнули уже давно. Точнее, Ольга Михайловна мне объяснила, что такого понятия как «неурочный час» в большом бизнесе нет. Есть нужные и ненужные разговоры. За пустую трату ее времени и днем можно по загривку схлопотать, а за полезные данные даже ночью благодарность получить.

Благодарность ее мне была по барабану, но раз дело сделано, чего тянуть?

— Мое почтение, — весело, не сказать залихватски, поприветствовал я Ряжскую, снявшую трубку после третьего гудка. — Поздорову ли, Ольга свет Михайловна? Единорог не приснился ли?

— Меня всегда радовал твой интеллектуальный багаж, Саша, — подавив зевок, ответила мне бизнес-леди. — Умеешь к месту и времени процитировать классику.

— Есть такое, — с гордостью признал я. — Ладно, не буду надолго вас вырывать из объятий Морфея. Ольга Михайловна, вы были правы, есть кое-что у вашего закадычного недруга. И на вас, и на других достойных господ.

— Стоп, — скомандовала Ряжская. — А вот дальше не по телефону. Сколько раз тебе говорила — тому, что не можешь контролировать на сто процентов, не доверяй.

— Согласен полностью, — одобрил ее слова я. — И как раз поэтому никогда не понимаю, когда вы на меня обижаетесь за то, что не все вам рассказываю. Я же не могу вас контролировать на сто процентов? Хотя, врать не стану, не отказался бы.

— Шутник. — Из голоса Ряжской уже полностью испарились сонные нотки. — И чего я тебя терплю столько времени?

— Потому что я умный, добрый и красивый. А еще — покладистый и не алчный.

— Повидать бы того славного молодого человека, про которого ты рассказываешь, — не осталась в долгу Ряжская. — А лучше — познакомь меня с ним. Я его усыновлю. Сколько времени?

— Четвертый час утра, — глянул я на луну. — Скоро рассвет.

— Когда ты вообще спишь?

— На работе, — даже не стал скрывать я. — Вас неделю как в банке не видно, стало быть у меня, как у вашего помощника, дел вовсе никаких нет. Потому веду на службе растительный образ жизни — ем да сплю.

— А потом все ваши кумушки обсуждают то, что старая курва Ряжская совсем Смолина заездила, — заметила моя собеседница. — Мол, всю ночь на нем скачет без устали.

— Вы слишком хорошо думаете о моих коллегах, — возразил я ей. — Увы, но про вас никто и не вспоминает, все лавры достаются мне. В переносном смысле, разумеется. Как меня только не называют!

— Да уж знаю, — хмыкнула женщина. — Цензурные выражения почти не встречаются. Ладно, давай-ка часам к семи выходи к подъезду. Поедем сначала позавтракаем, а после в наш офис наведаемся. Думаю, без Паши обсуждать этот вопрос будет не слишком верно.

Сказала и повесила трубку.

Врать не стану — в главный офис «Р-Индастриз» на встречу с господином Ряжским меня не очень тянуло. Нет, так-то он мужик вроде неплохой, я видел его несколько раз, и никаких негативных моментов не возникало. Но это не значит, что так будет всегда. До него ведь тоже могли донестись слухи о том, что его супруга ну очень много внимания одному молодому человеку уделяет. Почти беспочвенные, к слову.

Вот тоже интересно — а сейчас он где? Ряжская сказала о нем так, будто его вообще рядом нет.

Впрочем, кто их, небожителей, знает. У них там свои отношения, о которых мне лучше и не знать.

— Знаешь, Жанна, а скажи-ка ты мне на всякий случай код от сейфа, — подумав с минутку, сказал я девушке-призраку. — Пусть будет.

Увы, но точный порядок букв и цифр она и в самом деле не помнила. Всем хороша моя новая помощница, только вот память у нее девичья. Если сразу упустил момент, потом все, начинается: «Ой, нет, там не циферка пять была, а буковка. Ну как на пряжке ремня от джинсиков, что я прошлым летом купила». Откуда мне знать, какие именно джинсики она тогда себе приобрела?

Помучавшись так минут десять, я устало вздохнул и отпустил Жанну погулять по городу. С собой я ее никогда не приглашал. Нечего в моем доме призракам делать, знаю я их повадки — один раз пустишь, потом за порог не выставишь, там останется только жесткие меры применять. А я к Жанне привык уже, так что не хотелось бы до такого доводить. Она хоть и не титан мысли, но по-своему очень даже смышленая. И не ноет, как другие ее коллеги по цеху, требуя от меня отпустить ее на волю или, того хлеще, вовсе оживить. Да-да, и такое случается. Один призрак недавно за мной таскался несколько дней, настаивая на том, чтобы я сей же час вернул ему его тело и все, что к данному объекту прилагается. С чего он взял, что я ему собираюсь помогать? Ну да, «врезать дуба» накануне собственной свадьбы от перитонита — это как минимум неприятно, но я-то тут при чем?

И так он меня достал, что в результате я его отправил в конечный пункт назначения. Поженил с вечностью, так сказать.

Жанна исчезла как всегда неслышно и незаметно. Опять, наверное, пошла бродить в залах дорогих магазинов женской одежды, вздыхать, глядя на ценники, и безуспешно пробовать снять очередную эксклюзивную шмотку с вешалки.

Я же встал со скамейки и потянулся, чуть не задев рукой кормушку для птиц. Их зимой на деревьях развесили наши дворники, Фарида и Хафиз, люди невероятно добродушные и сердобольные. Они их еще и надписями снабдили, вроде «Птичка заходи, семечка кушай!». Чтобы, значит, пернатые точно знали, что здесь ФМС им бояться не следует.

Мне это настолько пришлось по душе, что я и сам несколько раз в эти кормушки пшено сыпал. А почему нет?

Спать ложиться смысла уже никакого не было, потому я решил довести до ума одно дело, которое уже несколько дней не давало мне покоя, только, прежде чем за него взяться, следовало соблюсти некоторые приличия. С некоторого времени я к подобным вопросам относился более чем аккуратно, окончательно осознав, что в мире Ночи традиции, устои и уложения значат куда больше, чем в обычном мире. У нас ведь как? Если нельзя, но очень хочется, то можно. Тут такой номер не пройдет. Может, нарушение общепринятых правил в первый раз с рук сойдет, сделают тебе скидку на незнание, но во второй уже точно нет. А память у тех, кто живет под Луной, долгая, рассчитывать на то, что тебя простят и поймут, не стоит.

А кое-кто и на первый раз скидку делать не станет. Сделал — отвечай. Незнание законов не освобождает от ответственности. Тем более, что от тебя ничего такого и не требуют. Надо просто соблюдать правила приличия и уважать тех, кто живет рядом с тобой. Вот и все.

Я стукнул пару раз по стене кулаком и негромко произнес:

— Вавила Силыч, ты не спишь? Зайди на чаек, надо кое о чем пошептаться.

Глава третья

— Наболтался с покойницей? — проворчал Вавила Силыч, вылезая из-за холодильника. Он словно ждал моего приглашения. — Не приваживай их к дому, Александр, не приваживай! Нечего им тут шататься!

— Да я и не приваживаю, — возразил я, включая чайник, который немедленно зашумел. — Она у меня одна и есть, вот эта «помогайка». Славная девчушка, жалко, что мертвая.

— Не слушаешь ты меня, а зря. — Вавила Силыч покачал головой. — А ты чего сам на стол накрываешь? Этот-то где?

— Дрыхнет, — рассмеялся я. — Без задних лап. Чаю надулся с булкой изюмовой, телевизора насмотрелся и ухо теперь давит. Да и пусть его. Сейчас разбудишь, он два часа будет ворчать и сопеть.

— Разбаловал ты его совсем, — пожурил меня подъездный. — Он тебе на шею сел и лапы свесил, а ты и рад!

— На меня где сядешь, там и слезешь, — парировал я его фразу. — Ничего, вот сейчас подсохнет земля маленько, мы в Лозовку поедем. Там он у меня поработает вволю. Огород вскопает, листву соберет прошлогоднюю, деревья побелит. Да мало ли что я придумать могу? У меня богатое дачное прошлое, мама постаралась. Кстати, Вавила Силыч, не хочешь с нами? Воздух, тишина, рыбалка. А что? Неужто тебе отпуск не положен?

— Шутник, — фыркнул подъездный. — Кабы мог — поехал бы. Но ты же знаешь, что мне от дома далеко да надолго не отойти.

— Жалко, — не кривя душой произнес я. — Правда, жалко. Хорошо бы время провели. Слушай, у меня только сушки есть и сухари с сахаром. Не успел в магазин сходить.

— Ничего нет, говоришь? — покосился подъездный на комнату, откуда раздавалось Родькино похрапывание. — Или просто кто-то жрет так, что скоро поперек себя шире станет?

— Да запрягу я его в работу. — Мне было сложно удержаться от смеха, но все же удалось это сделать. — Запрягу. Ну хочешь, к себе его бери на недельку опять. Небось есть, чем занять?

— А то! — мигом успокоился подъездный и отпил чаю. — Весна, дело любому найдется, даже такому никчёме. О чем хотел поговорить? Не про это недоразумение мохнатое поди?

— Нет. — Я пододвинул подъездному вазочку с сушками. — О другом. Я тут собираюсь кое с кем повидаться, и не могу тебя об этом не предупредить.

— Александр, мне очень приятственно, что ты во мне видишь не просто суседушку, — чуть не поперхнулся Вавила Силыч. — Но обо всем, что ты делаешь, советоваться все ж таки не след! Я тебе, чай, не родитель, да и ты уже не несмышленыш.

— Да не о том речь, — рассмеялся я, похлопав его по спине. — Хотя совет умудренного жизнью подъездного, понятное дело, лишним никогда не станет. Сейчас о другом речь. Мне с марой надо пообщаться, а без ведома обчества и твоего лично, творить такое в нашем доме не хочу. Я помню, как оно прошлый раз вышло, так что решил проявить уважение и с тобой посоветоваться.

— Мара? — насупился Вавила Силыч. — Опять? Вот на кой тебе эта погань, а? Ладно, иные зелья ты варить стал такие, что оторви да брось. Мертвячек привечаешь — тоже пусть их, хоть и не к добру это. Но отродье темной госпожи сызнова сюда тащить…

— Мне тоже радости ее видеть никакой нет, — стоял на своем я. — Но — надо. Человека она убивает, понимаешь? И в этом есть моя вина. Ну да, человек тот, прямо скажем, так себе, но не настолько, чтобы я желал ему смерти.

— Предупреждал ведь я тогда тебя! — помахал у моего носа крючковатым пальцем подъездный. — Говорил! Но ты же неслух!

— Согласен, — понурил голову я. — Признаю. Но и ты пойми — что мне тогда известно было? Хрен да маленько. Вот и наломал дров, теперь исправлять надо. Вавила Силыч, ты бы с Кузьмичом перекинулся парой слов по этому поводу прямо сейчас, а? Чтобы в дальний ящик не откладывать. А то он опять со своей кувалдой примчится, зашибет еще кого по дороге.

— Этот может, — согласился Вавила Силыч. — И остальных за собой притащит.

— Вот потому и прошу тебя — предупреди их всех, что скоро гостья ко мне пожалует. Ненадолго, пусть не волнуются. Там разговора минут на пять-десять, не больше.

— Ты в этом уверен? — хмуро осведомился подъездный. — Мары — древнее зло, его так просто под лавку не загонишь. Один раз ты уже оплошал, с чего думаешь, что теперь все по-твоему выйдет?

— Времена меняются. — Я встал и подошел к окну. — Раньше мне хотелось жить так, чтобы грешным делом никого не обидеть.

— А теперь?

— А теперь понял, что не бывает такого. Каждый поступок, какой бы он ни был, ведет к тому, что кто-то доволен будет, а кто-то нет. Невозможно всем угодить и самому при этом в стороне остаться.

— Так-то оно так. — Вавила Силыч допил чай, перевернул чашку и положил ее на блюдечко. — Только ты, Александр, не забывай, что вокруг тебя другие люди живут, вот что важно. Ну и мы тоже, нелюди. Я слова подобные раньше слыхал уже, и те, кто их произносил, не всегда хорошо дни свои заканчивали. Да вот хоть бы в позатом веке чего у меня приключилось! Жил я тогда в деревне Коньково, там, где яблоневые сады раньше были знатные. У, какие сады! На всю первопрестольную наши яблоки славились!

— Вавила Силыч, луна бледнеть начала, — виновато произнес я. — Давай дело сделаем, а потом я твою историю послушаю.

Хотя тут вопрос был не только в луне. Мне хотелось побыстрее закончить то неприятное дело, которым, без сомнения, являлось общение с марой.

Подъездный покосился на меня, укоризненно вздохнул и нырнул в щелку, которая разделяла столешницу и плиту.

— Как он это делает? — уже в сотый раз спросил я сам у себя, причем вслух. — Вот где она, магия-то!

Минут через пять подъездный вернулся, правда, выбрался на этот раз из вентиляционного отверстия, аккуратно приподняв перед этим решетку.

— Сам понимаешь, запретить мы ничего не можем, — взобравшись на табуретку, сообщил мне он. — Ты ведьмак, тебе подъездные не указ. Да ты и сам это все прекрасно знаешь.

— Знаю, — кивнул я. — Но вас я давно не как соседей воспринимаю, а как друзей. Потому со всем почтением отношусь.

Было видно, что подъездному приятны эти слова, на что, собственно, и был расчет. По сути, он ведь прав — мне их разрешение не нужно, я волен делать то, что захочу. Но мне в этом доме еще жить, так что рубить с плеча — это очень плохая политика. И потом — их дружба дорогого стоит, подъездные большая сила в пределах охраняемой ими территории, и мне надо точно знать, что в случае чего они встанут за моей спиной.

Ну и наконец — мне на самом деле не хочется портить с ними отношения. Я к ним привык.

— Кузьмич поворчал, понятное дело. — Мой гость хрустнул сушкой. — Но раз надо — значит, надо. Мы тебе доверяем, Александр, потому что знаем, что зла в тебе нет, кто бы что ни говорил.

А кто и что им говорил, интересно? Такие фразы просто так не произносятся. Сейчас выяснять не стану, но заметочку в памяти надо поставить.

— Побудешь здесь, пока я с ней беседовать стану? — спросил я у него. — Или не желаешь ей на глаза показываться?

— Побуду, — согласился Вавила Силыч. — С марами лишний раз здоровкаться не люблю, сам знаешь, но для твоего спокойствия — почему бы и нет?

Полагаю, мое спокойствие тут не главное. Убедиться хочет, что эта сущность в доме не останется. Или еще в чем.

Но это его право. Собственно, для того я ему и предложил остаться, понимая, что он все равно попросит меня об этой услуге.

Для призыва у меня все было готово, травы я еще днем разложил по миниатюрным яноми. Это такие японские чашки без ручек. Они, как правило, вообще невелики по размеру, а эти и вовсе были крохотные, а потому очень удобные для хранения ранее отмерянных составляющих того или иного зелья. Я их на «Али-экспрессе» зимой увидел и сразу заказал, причем три комплекта. Про запас. И не ошибся. Две Родька уже расколотил, а одну я Вавиле Силычу подарил. Очень она ему понравилась.

Потрескивала спиртовая таблетка в горелке, переливался сине-зеленым оттенком пар над емкостью с бурлящим зельем, а я знай начитывал заклинание призыва, время от времени поглядывая в книгу, лежащую на столе, и в душе поругивая себя за кривоватый почерк.

Да-да, уже не чужие записи цитирую, а свои собственные. Одна за другой страницы книги заполняются. Как вернусь из Нави от Мораны, так сразу с дивана вскакиваю — и давай переносить на бумагу все, что успел услышать и запомнить. Нужно, не нужно — все записываю. В том числе сюда попало и это заклинание призыва, позволяющее вызвать мару во плоти.

Одно плохо — каждая написанная мной страница убирает лист из начала или середины книги, тем самым постоянно сокращая доступ к мудрости моих предшественников. Я, помню, в самом начале гадал — это как же так, столько народу в ней писало, а она не сильно и толстая? Пусть даже время от времени одни листы сменяются другими. Вот и ответ — делая свои записи, ты волей-неволей расстаешься с чужими. А когда эта книга перейдет к следующему владельцу, то она снова будет в том виде, какой попала ко мне. Только уже и с моими текстовыми вставками.

Хотя, может, оно и правильно. Чужая мудрость — вещь нужная, но полагаться на нее во всем не стоит. Все время читая чужое, своего не напишешь.

Ну и потом — а память мне на что? Некоторые вещи надо наизусть знать, не рассчитывая на то, что останется возможность постоянно куда-то подглядывать.

И, наконец, — голову тоже надо включать. Лично я не поленился и часть новогодних праздников потратил на то, что напечатал большинство рецептов в «Ворде», а после сохранил их на флешке, которую убрал в сейф. Двадцать первый век на дворе, есть ведь и альтернативные источники хранения информации.

— Всё, — выдохнул я и поморщился от редкостно вонючего запаха, повалившего от плошки. — Сейчас, по идее, должна пожаловать. Вавила Силыч, форточку не откроешь? Ну до чего вонюча эта емулия! Бррр!

А без нее никак. Емулия желтая полезнейшая травка, хоть и называется неприглядно. Я на ее основе уже и зелье одно сварил, про запас. Нет-нет, не яд. Емулия — травка-миротворец. Если ее в сушеном виде под порог дома своего врага положить, то он перестанет против тебя коварные планы строить. Не любить не перестанет, но злоумышлять прекратит на какое-то время. А если ему пару капель отвара, что у меня в сейфе лежит, в чай добавить, то, возможно, он даже предложит тебе вместе пойти и выпить на брудершафт. Опять же — мера будет временной, но за пару часов, что зелье действует, можно решить какие-то вопросы добром. Или бумаги подписать. А то и дарственную, особенно если совместить зелье из емулии еще кое с чем из моих запасов.

И в нынешнем рецепте без нее никак. В данном сборе трав она как ключ — закрывает маре двери к моему сознанию. Мары большие мастера по части влезть в душу, теперь я это точно знаю. Ну да, со мной они вряд ли рискнут такое провернуть, я под защитой их создательницы, но кто знает? Особенно если учесть тему, на которую мы общаться станем. Так что без емулии не обойтись.

Летом, на Ивана Купалу, надо будет ее запасы пополнить. Она ведь только на эту праздничную ночь в силу входит, в остальное время это просто трава, которую даже в чайный сбор не добавишь. А вот на Купалу — да, большую мощь набирает. Да и не она одна, в эту ночь мне столько всего собрать надо будет — ужас. Без помощи дяди Ермолая и его лесных троп точно не справиться. И Родьку с собой возьму, нечего ему тут бока отъедать, пусть по первой росе побегает, травы пособирает.

А еще непременно надо к летнему солнцестоянию на родительскую дачу наведаться, мандрагыр, обещанный тамошним Лесным Хозяином, выкопать. У меня запас почти весь вышел. Да там и был-то хрен да маленько, прямо скажем.

Я и нож деревянный припас, у одного родновера-мастера на заказ сделанный. Из дуба, золотистый, как солнце! Правда, цвет этот не природный, он таким стал после того, как я его в семи травах да семи водах проварил, по рецепту Митрофана, Евстигнеева сына. Мандрагыр только таким брать надо, деревянным. Если он сталь почует, то сразу в землю уйдет, и фиг его потом поймаешь. В мандрагыре ума нет, а вот душа — есть, потому он для бесплодных и является первым средством. Так сказать — одушевляет их усилия, потому они и ведут к последующему результату.

Мне тогда Хозяин сказал, что корень у него вызрел знатный. Хорошо бы, если так. Очень он мне нужен.

За всеми этими мыслями я не сразу услышал тихие шаги в коридоре, в отличие от Вавилы Силыча, который мигом насторожился.

Кухонную дверь толкнули, она беззвучно отворилась, и к нашей компании присоединилась уже знакомая мне девчушка лет шести с невероятно серьезным лицом. Она подошла к столу, залезла на пустой табурет, свесила вниз ноги и уставилась на меня.

Надо заметить, что с последней встречи мара изменила свой образ. Тогда это была маленькая крестьянка с картины Васнецова, в лапотках и платочке, сейчас же передо мной сидела вполне себе обычная городская девчушка, то ли из старшей группы детсада, то ли даже первоклассница.

Черная короткая блестящая курточка с молниями, юбка, розовые колготки, модные полусапожки и забавная шапка с надписью «New York».

— Спиннер подарить? — вместо приветствия спросил я у гостьи. — Просто тогда образ будет завершенным. Сейчас их все крутят.

Она молча протянула руку, в которую я положил обещанный предмет, взяв его с подоконника. Он у меня там года два лежал. Понятия не имею, откуда он взялся, наверное, Маринка забыла.

Мара крутанула лопасть спиннера раз, потом другой, послушала его жужжание, поднеся к уху, а после уверенно запихала в карман курточки.

— Надо соответствовать, — наконец одарила она нас своей первой фразой. — Все изменилось, старые маски никуда не годятся. Зачем звал?

— Надо кое-что выяснить. — Я оперся спиной на столешницу. — Сразу оговорюсь — мне не нужен конфликт. Я его не боюсь, но считаю, что худой мир лучше доброй войны.

Холодная улыбка уверенной в себе древней нечисти, появившаяся на детском личике, признаюсь, впечатляла.

— Ты нарушила наш договор, — продолжил я. — Ты убиваешь человека, который тебе не принадлежит.

Увы, но речь идет о Силуянове. Некоторое время назад я случайно узнал, что он снова загремел в психушку. Мол — опять у него начались ночные кошмары, чуть жену не придушил и орет, что у всех окружающих его людей черные глаза без зрачков. Само собой, к нему сразу вызвали крепких санитаров, а после с «мигалкой» отправили в больницу имени Петра Петровича Кащенко, где ему поставили диагноз «шизофрения», добавили к этому словосочетание «весеннее обострение», выписали таблетки и препроводили в помещение без зеркал и дверных ручек. А куда еще его такого девать?

Вот только меня не обманешь. Нет, умом он, может, и вправду начал трогаться, вот только весна тут ни при чем. Это симптомы другой болезни. В определенном смысле — рукотворной.

И виной тому я. А значит, мне и исправлять свою ошибку.

— Я голодна, — возразила мне мара. — Ты обещал мне дать другого человека, но не дал. Теперь я беру то, что могу.

— Не обещал, — покачал головой я. — Сказано было, что ты будешь призвана, когда появится ясность в происходящем вокруг меня.

— Прошло достаточно времени, — заметила мара. — Ты настолько неповоротлив, что тратишь полгода на выяснение того, кто твой друг и кто твой враг? Тогда мне точно можно не считаться с твоим мнением. Я убью тебя быстрее, чем ты поймешь, что именно произошло.

— Ты — меня? — мне даже смешно стало. — Попробуй. Вот он я, перед тобой. Рискни, посмотрим, что получится.

— Засовы на твоей душе не провисят вечно, — резонно заметила мара. — Раньше или позже они падут.

— И ты все равно не посмеешь ко мне даже приблизиться, — процедил я. — Мне это известно, и тебе тоже. Я избран той, кому ты служишь. Ты готова пойти против ее воли?

— Ты слишком самоуверен, — резонно возразила гостья. — Сегодня милость нашей матери с тобой, но что будет завтра?

— А завтра я буду сильнее, чем сегодня. Ты мудра и опытна, ты же все видишь.

— Вижу, — призналась мара. — Наш мир все сильнее растворяет тебя в себе. Но ты все еще человек. Ты не готов убивать ради забавы или преследуя свою выгоду. Ты не желаешь без жалости отдавать чужие жизни тем, кому они нужны. Ты все еще живешь под Солнцем, а не под Луной. Потому я не боюсь тебя. Ты слаб.

— В чем-то ты права, — признал я. — Но не во всем. Да, я не готов убивать забавы ради, верно. Но тех, кто стоит на моем пути или не желает прислушаться к моим просьбам…

Договаривать фразу я не стал, вместо этого достал серебряный нож и, поймав отблеск электрического света лезвием, повертел им в воздухе.

Хорошее средство против таких, как она. Подарок Ровнина на Новый Год, он мне его с Женькой передал. Так сказать — «два в одном». Тут тебе и практическая польза, и тонкий намек, мол: «не шали, ведьмак, а то такой же в сердце получишь». Я не дурак, все понял. И Мезенцева тоже, потому что передала этот подарок сильно не сразу, не под бой курантов, а только под утро, когда собиралась домой. Да еще и глаза в сторону отвела.

— Повторюсь — мне не очень хочется переходить к взаимным угрозам и тем самым портить отношения, — спокойно продолжил я, убирая оружие. — Такие беседы никуда не ведут. Попугали друг друга и разошлись — какой в этом смысл? Цели не достигнуты, договоренности нарушены, будущее, которое для нас обоих могло стать радужным, уже не случится.

С такими как она не имеет смысла придерживаться правил переговоров, принятых в человеческом обществе. В беседах с ними не надо врать или давать пустые обещания, это может выйти боком. Здесь каждое слово понимается буквально и за него придется давать ответ. Мара — не человек, и этим все сказано. Она видит ситуацию по-другому, потому что мыслит иными категориями. В том году я этого еще не осознавал, но, как и было сказано, я учусь, может, не очень быстро, но все же — учусь.

Не стоит ждать милости от волкодлака в полнолуние. У него нет жалости к тому, кого он выберет своей добычей, ему все равно, кто перед ним — мужчина, женщина, ребенок, старик. Есть только голод дикого зверя, и он первостепенен. Человек — добыча, а у нее не спрашивают согласия на съедение.

Не стоит надеяться на сострадание гуля, если попал в его когти. Ему плевать на слова и мольбы, он их даже не поймет. Для него людская речь подобна плеску речной волны — шумит что-то, да и все. Он вскроет твое горло, а после затащит в темный теплый угол, чтобы ты немного подстух. Гули не едят свежатину, они любят мясо с запашком.

Дети Ночи — не люди. Не были они ими никогда, и в жизни не станут. А потому не стоит с ними разговаривать, уповая на понятия «элементарная логика» и «здравый смысл». Это верный путь к смерти, потому что в какой-то момент тебя просто могут убить, сочтя бесполезным и слабым. Здесь все решают совсем другие вещи. Ну и Покон, конечно же.

— Что я получу, если отпущу душу твоего бывшего врага? — бесстрастно спросила мара.

— Пока ничего, — так же холодно ответил я. — Но даю тебе слово ведьмака в том, что, если на моем пути появится человек, который будет мне мешать, ты получишь его целиком и без остатка. Сроки не назову, но такое раньше или позже случится.

Мара ткнула пальцем в сторону окна.

— Клянусь в том Луной, — верно истолковал я ее жест. — Теперь ты.

— Человек, который был отдан тобой на закланье, отныне не моя добыча, — покачала ножками мара. — Клянусь в том Луной и именем моей матери Мораны.

— Я тому свидетель, — буркнул Вавила Силыч. — Услышано и запомнено.

— Ведьмак, у меня еще послание. — Мара снова извлекла спиннер из кармана и крутанула его. — Моя мать опечалена тем, что ты не желаешь добра вам обоим. Ей нужна сила, тебе — тоже. Она просила подумать о том, что время летит быстро, и опасность подбирается к твоему дому все ближе и ближе. Твоя смерть будет означать для нее возвращение в мир Теней, а ей этого очень не хочется. И мне с моими сестрами — тоже. И даже дурам-Лихоманкам, которых ты поманил пальцем прошлой осенью, дав им надежду на то, что их не забыли.

— Буду рад снова увидеться с твоей матерью, — склонил голову я. — И лично сообщить ей то, что ее печали — мои печали. Она не желает меня видеть скоро как месяц, сам же я попасть в Навь не могу, и это ей прекрасно известно.

— Человеческая кровь — ключ от всех замков, — почти пропела мара. — И тебе это прекрасно известно. Открой дверь один раз, а после все станет гораздо проще.

Подъездный скрипнул табуретом, как видно, от эмоций. Не сомневаюсь, он знает, как двери в мир за Кромкой открываются. Их брат вообще много про что в курсе, только говорить мне они ничего не хотят. От греха, надо полагать.

— Сиди смирно, — велела ему нежить. — Ты кто? Видок. Вот и не мешай нам.

— Он гость, и он в моем доме, — немедленно осек ее я. — Как и ты. Помни про это, мара, и уважай законы хозяина этого места.

— Пусть будет так, — согласилась она. — Все, луна заходит, и мне пора. Слова сказаны и услышаны, клятвы даны и будут исполнены.

— Передай поклон Моране, — попросил я ее. — Скажи, что жду встречи.

Девочка кивнула, слезая с табурета, а после ушла в коридор, прикрыв за собой дверь. Вавила Силыч почти сразу последовал за ней, но там никого не было.

— Убралась, — выдохнул он, проведя лапой по лбу. — Уф, до чего страшная! Чего ты с ней из-за меня-то сцепился? Я не гордый, меня ее слова не трогают совершенно.

— Потому что нечего на моих друзей бочку катить, — проворчал я. — Может, еще чайку?

— Да нет, пойду, — подъездный спрыгнул с табурета. — Своих успокою.

— А рассказать про то, что в Коньково случилось? — напомнил я ему. — Кстати — почти моя малая родина. Я сам из Теплого Стана родом.

— Да какой там, — отмахнулся подъездный и нырнул под плиту. — Не до рассказов.

Впрочем, секундой позже вывернулся оттуда ужом, и, глядя мне в глаза, произнес:

— Скверную ты клятву дал этой ночью, Александр. Скверную. Не мне тебя судить, но такой долг на себя брать было ни к чему, даже для чьего-то спасения.

— Знаю, — развел руками я. — Но по-другому бы не вышло. И потом — ты же не думаешь, что для меня дальше всё розами усеяно будет, с которых кто-то колючки ободрал? Жизнь чем дальше, тем веселее.

— Нельзя с этими змеюками ни о чем договариваться, — упорствовал Вавила Силыч. — И уж тем более с матерью ихней. Я ведь давно почуял, что ты дорожку к ней протоптал, но молчал, потому как не мое это дело. И дальше молчать буду, чтобы имя ее здесь, в дому нашем, не звучало. И тебя о том прошу.

— Обещаю, — приложил ладонь к сердцу я. — Да не переживай ты так. У меня тяги к темным делишкам и навьим забавам как не было, так и нет. Оно мне надо? Видишь же — свои собственные ошибки пытаюсь исправить, которые наворотил еще осенью.

— Главное — новых не наделай, — вроде как отошел подъездный. — Похужее.

Он ушел, а я сел за стол и отхлебнул остывшего чаю. Мне не давала покоя одна вещь, а именно то, что мара знала, чем недовольна ее госпожа.

Откуда?

Ответ один, и он очевиден — от нее самой. Значит, что? Они общаются. Вопрос только в том, как именно? В смысле — лично или мысленно, сквозь границу миров. Если второе — то ничего. А вот если первое, то это не очень хорошо. Это значит, что отдельные личности туда-сюда шастать начали, и ничего хорошего от этого факта ждать не стоит. Сегодня мара, завтра какой-нибудь упырь, а послезавтра кто? Ведьма или мой собрат-ведьмак? Кто знает, чем это кончится? Мало ли кто там еще очухался, в Нави? Опять же — кто обитает на том берегу Смородины? Кого боится Морана? Морана, которой вон подъездные до судорог опасаются, даже столько веков спустя после ее исчезновения.

Но — вряд ли. Если бы все было так просто, я бы об этом знал. Тот же Нифонтов прискакал бы и начал орать, что это моих рук дело. Информаторы отдела 15-К наверняка бы донесли подобные вести до ушей своих покровителей. В чем — в чем, а в этом мне за минувшую зиму убедиться довелось. Чего стоит только дело с сердоликовой камеей из коллекции Пьеро де Медичи, в котором мне довелось поучаствовать пару месяцев назад. Замечу — как всегда добровольно-принудительно.

Так вот — они бы знали, таскайся кто в Навь, как к себе домой. И я бы тоже. В этом вопросе мы с отделом солидарны, нам обоим ни к чему гости из прошлого под боком.

Ох, как же все непросто на белом свете. А мне сегодня еще в «Р-индастриз» ехать, вместо того чтобы в кабинете спокойно кемарить. Или даже дома, предварительно плюнув на службу и сказавшись хворым.

Одна радость — красивая женщина меня завтраком накормит, причем, подозреваю, вкусным. В моей жизни такого давненько не случалось. Большинство бывших подруг готовить вовсе не умели, а моя нынешняя пассия вовсе сматывается с первыми лучами солнца, никак это не комментируя.

Так что аж чуть ли не со времен супружеской жизни подобного не случалось. Точнее — с той ее поры, когда мы еще не начинали день с перебранки. Славное то было время, ради правды. Безмятежно-счастливое. Жалко, что кончилось быстро, как и все хорошее в этой жизни.

Предчувствия меня не обманули, завтрак был неплох. Я, кстати, даже не знал, что иные рестораны довольно высокого уровня открываются в такую рань. Мне казалось, что они часов до двух закрыты.

— Сыт? — заботливо спросила Ряжская, когда я отодвинул от себя последнюю тарелку и удовлетворенно выдохнул воздух. — Доволен?

— Поспать бы, — доверительно сообщил ей я. — Часиков восемь.

— Вот это нет, — опечалилась она. — Оно бы неплохо, разумеется, но — нет. Паша нас на девять утра записал, так что пора ехать.

— Это что же, вы с мужем по записи общаетесь? — опешил я. — Однако!

— Несмешно, Смолин, — немного обиделась Ольга Михайловна. — Ты просто не представляешь, в каком ритме жизни он живет. Бизнес есть бизнес, случается, что и мне приходится окно в его расписании искать. И потом — я же не одна буду, а с тобой. Так-то я вопрос и по телефону могла решить.

— Ну, — обрадовался я. — Так и решите. А я не обижусь, что ехать никуда не надо. Только до банка меня подбросьте, хорошо?

— Встал и пошел, — приказала Ряжская. — Философ!

«Р-индастриз» меня не очень впечатлил. Обычное высотное офисное здание — стекло да металл. И внутри все то же, что и везде — ресепшн, турникеты, лифты с музыкой, приемная с секретаршей. Я даже заскучал.

А вот в кабинете Ряжского мне стало чуть повеселее. Скорее всего потому, что там обнаружился не только он, но и еще пара человек, которых я совершенно не планировал увидеть.

Глава четвертая

Впрочем, и сам кабинет меня удивил. Я ждал массивный стол с совещательной огурцеобразной приставкой для подчиненных, дипломы с медалями в рамках на стенах, большой глобус-бар в углу, возможно, мини-дорожку для гольфа. И, само собой, портрет президента страны на самом видном месте.

Не-а. Небольшой такой кабинетик, ничего лишнего, никакого пафоса. Только с портретом угадал, да отчасти со столом. Но только отчасти. Нет, он был массивный, добротный, но не из нынешних новомодных мебельных коллекций. Это был стол-ветеран, из тех, что в кабинетах наркомов стояли в сталинские времена. Мне, кстати, такие всегда нравились. Основательная штука, на века сделанная.

Так вот — по соседству с этим столом, у стеночки примостилась сладкая парочка — Алеша да Геннадий. Почти два богатыря. Один отвечает за безопасность в «Р-индастриз», второй у нас в банке, и хорошего от них ждать точно не стоит. Профессия такая у этих добрых молодцев — проблемы создавать всем, кроме руководства. А в некоторых случаях — и ему тоже. Не самому главному, разумеется, а тому, что помелкотравчатей.

Господин Ряжский, услышав, что в кабинет кто-то вошел, на секунду оторвался от монитора, за которым сидел, окинул нас взглядом и махнул рукой — мол, присаживайтесь. Волей-неволей пришлось пристроиться третьим в компанию безопасников, поскольку сидячих мест тут было всего ничего. Ольга Михайловна же вовсе занимать стул не стала, она подошла к мужу, встала за спинкой его кресла и уставилась в монитор.

— Думаешь, мы возьмем этот госзаказ? — секундой позже спросила она у него. — Там входной порог сумасшедший. И гарантия потом еще, тут без залога не обойтись. Хотя — о чем я? Все никак не привыкну, что это теперь не вопрос.

— Торги непринципиальны, все потом отобьётся, — ответил ей Ряжский. — Основная интрига в том, какую цену назовут за сутки до них. Да и сам заказ не столь важен. Ты понимаешь, о чем я? Главное — войти в обойму, занять в ней свое место.

Он коротко глянул на меня, после перевел взгляд на жену. Ну да, понятно. Недоволен, что при мне лишнее брякнул.

— Я слушаю, — бросил Ряжский мне. — Излагайте.

Меня так и подмывало изречь что-нибудь коронное и предсказуемое, вроде: «Я бы сейчас вздремнул» или «Помню, была у меня одна рыжая, с зелеными глазами и вот такими буферами». Но для шуток есть соответствующие время, место и компания. Здесь ничего из вышеуказанного не наблюдалось.

— Что именно? — уточнил я.

— То, зачем вы пришли, — блеснул стеклышками очков Ряжский. — И ради чего вызвали сюда этих господ. Ольга, в чем дело?

— У Соломина есть на тебя компромат. — Ладони женщины опустились на плечи мужа. — Да-да, дорогой. И на тебя, и на Рябчинского, и на Нудельмана. И на тех, кто нам помогает — тоже. И даже на меня. Верно ведь, Саша?

— Верно, — подтвердил я. — Кроме, разве, Нудельмана. Насчет этого товарища ничего сказать не могу, его имя в списках не фигурировало.

Но, возможно, и он охвачен заботой пронырливого Соломина. Просто Жанна по дороге половину фамилий растеряла. Я ж говорю — память у нее девичья. Даже в посмертии.

— Чушь, — поморщился Ряжский. — Что у него может на меня быть? Откуда? Думаю, ты дуешь на воду. И потом — откуда у этого молодого человека вообще может появиться подобная информация? Он, вообще, кто? И зачем ты его привела сюда?

О как. Ну я на приветственные транспаранты и объятия не надеялся, но на чашку кофе по знакомству, пусть и шапочному, рассчитывал.

А он даже не знает, кто я?

Или я за последнее время чересчур забронзовел, и потому ожидаю, что все сильные мира сего меня знать должны? Мне и Женька недавно сказала, очень уж нос кое у кого вверх задрался. И потому с этим «кое-кем» общаться становится все сложнее.

Может, зря я тогда ей довольно резко ответил? Может, это не у нее характер сродни верблюжьей колючке, а меня на самом деле заносить начало?

Ряжская тем временем что-то нашептала мужу в ухо, тот усмехнулся, побарабанил пальцами по столешнице и поинтересовался у меня:

— Ну и что вы, господин экстрасенс, увидели в своем магическом шаре?

И вот в этот момент я осознал, что на самом деле заигрался, пожалуй, немного. И все мои мысли о собственной значимости не более чем пыль.

Я ведь предвидел такой вопрос, но только там, дома, фразы, что вертелись в голове, казались разумными и весомыми, а здесь мне стало ясно, что они и не те, и не другие.

А я буду выглядеть смешно и глупо.

Почему? Да просто если прозвучит то, что я изначально собирался поведать этому товарищу, то мне колдуна можно будет и не опасаться. Он просто опоздает к раздаче, мной распорядятся другие люди, далекие от мира Ночи, но зато отлично владеющие всеми видами огнестрельного и холодного оружия.

Причем винить в этом будет некого, только непомерно разбухшее чувство собственного величия, в народе именуемое ЧСВ. Я отчего-то решил, что смогу превратить Ряжского в своего союзника и использовать в случае необходимости его людские ресурсы в своих целях. С чего мне подобное в голову пришло? Кем бы я ни стал за последнее время, мы все равно с ним пока в разных весовых категориях. В результате всегда решает опыт и знание жизни, в котором до него мне еще далеко.

Промолчать тоже нельзя. Нет, можно попробовать наплести невесть чего, только вот не поверит в это никто. Ни Ряжская, ни Геннадий. Они за минувшие полгода много чего видели, и кое-что поняли.

И соврать не вариант. Если Ряжский поверит, что в сейфе Соломина ничего на него нет, а потом бумаги всплывут, что вполне вероятно, то спрос опять же с меня будет. Крайний нужен всегда, и в данном случае я идеально подхожу на эту роль.

Короче — сам себя поймал. Сам капкан поставил, ногу в него сунул и теперь пытаюсь выбраться. Вывод — не играй на чужом поле, заранее не убедившись в том, что это тебе под силу.

— Что молчим? — поторопил меня Алеша. — Был задан вопрос.

— Саша, не переживай, — мягко произнесла Ряжская. — И не обращай внимания на тон Павла Николаевича. Он скептик и подвергает сомнению любые явления, которые не укладываются в его картину мироздания. И еще — здесь нет тех, кто желает тебе зла.

— Итак? — в голосе Ряжского прозвучали нотки недовольства.

— Разное там есть. — Я перебирал в голове все, что мне выложила накануне вечером Жанна, тщательно просмотревшая в сейфе бумаги, относившиеся к семейству Ряжских. Надо понять, о чем точно говорить не стоит. — Например, документы на строительство нескольких школ в одной далекой горной республике, ещё тем веком датированные. Акты, сметы, накладные с вашей подписью, в том числе, и о сдаче объекта. К ним еще фотографии прикреплены с пустырем и несколько допросных листов с отметками Следственного комитета, из которых следует, что там никто ничего никогда не строил.

Наверное, не тот пример я выбрал. Куда делся интеллигентный бизнесмен? За столом сидел волк, готовый прыгнуть. Какой волк? Тигр!

Все ж таки быстро я забыл Самое Главное Правило клерка — молчи обо всем, что может накликать на тебя беду. То есть — обо всем, что не касается еды, выпивки и баб.

— Дальше? — требовательно спросил у меня Ряжский. — Я жду.

— Да, собственно, это самое веское из того, что есть, — с улыбкой произнес я. — Остальное так, мелочи.

— Врешь, — безынтонационно сообщил мне Алеша. — Говори.

— Еще имеются бумаги о передачах долей компаний, занимающихся нефтянкой. — неохотно пробурчал я. — Документы о пропаже гражданина Селиверстова. По-моему — Селиверстова. Это точно все. Остальное на жестком диске. Я не вирус, внутрь залезть не могу.

— Лихо. — Ряжский откинулся на спинку кресла, сплел пальцы рук в «замок» и хмуро глянул на меня. — Ольга, как его бишь?

— Александр, — подсказала ему супруга. — Александр Смолин.

— Александр, примите мои извинения, — весело потер руки хозяин кабинета, немало меня тем удивив. — Думал, вы шаромыжник. Вижу — ошибался. Когда вы мне доставите эти документы? И все остальное, что есть в сейфе, это важно. Насколько я понимаю, для вас это не очень большая проблема?

— Никогда, — снова невесело посмеялся я про себя, припомнив недавние наполеоновские планы по использованию Ряжского в личных целях. Как в том анекдоте ситуация: «Я медведя поймал». Но — шутки шутками, а за подобную работу я не возьмусь точно. — Извините, взлом и проникновение не по моей части. Как, собственно, и добывание подобной информации в принципе. Просто я Ольге Михайловне отказать в выполнении ее просьбы не мог.

Ряжский коротко глянул на Алешу, тот мотнул подбородком, словно говоря: «нет». А, понятно. Хорошо, что я в марте, накануне праздников, в одной довольно-таки пикантной ситуации все-таки устоял перед чарами моей нанимательницы, хоть обстановка и шептала: «плюнь и возьми». Но — не стал. И правильно сделал. Рубль за сто — этот Алеша без всяких потусторонних соглядатаев все бы про то грехопадение узнал.

— Сказали «а», говорите и «б», — назидательно произнес Ряжский. — Если уж просьбу моей жены выполнили, то и мою тоже уважьте.

— Нет, — покачал головой я и ощутил, что сотрудники службы безопасности пододвинулись ко мне поближе. Кстати, я даже как-то и не заметил, что теперь сижу между ними. Ловки, шельмы. — Это не мой профиль.

— Смолин, Смолин, — как бы вспоминая, проговорил хозяин кабинета. — Это не вам Вагнеры бюстик во дворе банка установили?

— Ему, — подтвердил Геннадий.

— Если вы сейчас скажете, что он неплохо будет смотреться на моей могиле, я опечалюсь, — сообщил Ряжскому я. — Очень банальности не люблю.

— Даже не собирался. — Павел Николаевич рассмеялся. — За кого вы меня принимаете? За мафиози? Ну да, бизнес штука жестокая, особенно российский, но вас никто машиной сбивать не собирается и растворять в кислоте не планирует. Даже с учетом того, что вы видели и знаете то, чего не следует. Вы разумный человек, я в этом не сомневаюсь, а потому наверняка станете молчать. Тем более что ваше слово против моего ничегошеньки не стоит. Но я не понимаю, почему вы не хотите нам… Мне. Почему вы не хотите мне помочь? Повторюсь — я сначала вам не поверил. Да мне и теперь не очень понятно, как вы вообще узнали о существовании этого сейфа и о его содержимом. Ольга мне говорила про какие-то ваши необычные способности, но я, уж извините, в мистику не верю. Я материалист. Но это не мешает мне еще раз предложить вам оказать услугу компании, тем более что это входит в ваши обязанности. Вы же служите у нас? Так будьте любезны, выполняйте поручение вышестоящего руководства.

— Мне очень жаль, но в должностной инструкции нет пункта, вменяющего мне в обязанность совершение кражи со взломом, — вздохнул я. — Потому вынужден отказаться.

Кстати — я в самом деле ничем бы ему помочь и не смог. Жанна бесплотна, а я не «медвежатник». В принципе, возможно, Родька что-то подобное мог сотворить, есть у меня подозрение, что подобные штуки ему по плечу, но — нафиг. Это не моя война.

— Александр, оттайте уже, — вроде бы иронично посоветовал мне Ряжский, но только мне снова на мгновение показалось, что за столом сидит огромный и смертельно опасный хищный зверь. — Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы прикидываете, каковы шансы на то, что уйдете отсюда домой на своих ногах.

Ошибочка. Отсюда я так и так уйду сам, без посторонней помощи. Булавку, пропитанную зельем, я в пальцах зажал еще до того, как в кабинет вошел. Алеша и Геннадий не те увальни, что меня зимой схомутали, но и ситуация немного другая. Эти двое сидят совсем рядом, один слева, другой справа. Два быстрых укола — и все. Затем останется только пустить в ход травяной сбор, который сделает Ряжских добрыми и покладистыми минут на двадцать, и быстро покинуть здание. А там что-нибудь придумается. Свалю в Лозовку, хрен меня там кто найдет. Дядя Ермолай к моему дому все дороги закроет, ни одна мышь не проскользнет. Или, как минимум, предупредит о незваных гостях, а в лесу меня поди поймай.

Но только это будет не жизнь. Я — и в бегах? Оно мне надо? И потом — месяц поскрываюсь, другой — а потом что? За Уральский хребет уходить? Или на Дон, к казакам, туда, где воля?

Чушь какая. Может, веке в девятнадцатом подобное и было нормой, недаром же моих предшественников по Российской Империи носило от моря до моря, но то тогда. А сейчас другое время, другие стандарты. Планета съежилась до размера теннисного мячика, далеко не убежишь. Родители, опять же…

А может, Ряжского марам отдать? Заодно и по долгам рассчитаюсь. Грех, конечно, так думать, но ведь вариант?

Хотя нет. Тогда и супругу его придется за ним следом отправлять, и этих двоих из ларца, что меня с боков подпирают. Я таких, как они, знаю, для них не зарплата главное, а вопросы личного самоуважения. Самураи хреновы.

Да и других последствий не оберешься. Тот же 15-К пронюхать может что к чему. Непременно ведь припрется ко мне Нифонтов и начнет в душу лезть, выясняя не моих ли это рук дело. И это в лучшем случае. А в худшем… Даже думать не желаю.

Ну и самое главное — не мой это путь. Не хочу я убивать, хоть все, кто только может, меня к этому подталкивают. Но я не хочу! Не то у меня воспитание. И моральные принципы не позволяют.

Пока, по крайней мере. Пока меня совсем в угол не загнали.

Геннадий толкнул меня локтем в бок — мол, отвечай давай, не молчи.

— Нет, — подал я голос. — Все равно — нет. Не потому, что не хочу, а потому, что не обучен. Если желаете — могу продиктовать код сейфа, он у меня есть. Правда, там пара цифр и букв в самом конце могут быть перепутаны местами, так что не обессудьте.

— Даже так? — приятно удивился Ряжский. — Не откажемся. Алеша, потом запиши комбинацию, пусть будет.

— Славный мальчик, да? — похлопала мужа по плечу Ольга Михайловна. — А ты меня слушать не хотел.

— Славный, — согласился с ней супруг. — Но упрямый, вздорный и не желающий признавать прописные истины. Это перечеркивает все его достоинства, так что говорить с ним более не о чем. Всего доброго, Александр, вам пора ехать в банк. Вы же не забыли, что рабочий день в разгаре, а вы все еще мой сотрудник? Гена, проводи молодого человека на выход.

Я встал с кресла, ощутив, что рубашка на спине изрядно промокла. Однако — нервы. Нет, неправа Женька, не стал я еще не пойми кем. Человек я. Не пойми кто так не потеет.

И чего это я вздорный? Упрямый — ладно, есть немного. Но вздорный? Сам он… Не скажу кто.

Эх, уцепить бы его волосок в свою коллекцию! На всякий случай, чтобы был. Только — фиг, Геннадий не даст. Он хоть и не верит во всякое мракобесие, но глаз с меня не сводит.

Правда, под конец, у выхода из здания, он меня удивил, поскольку снизошел до общения, что с ним случается не всякий раз.

— Дурак ты, — сообщил он мне. — И уши у тебя холодные.

— Согласен, — вздохнул я. — Не без того.

Правда, полагаю, каждый из нас имел в виду свое. Но вывод сделан был тождественный.

Дурак не дурак, но никаких репрессий или ущемлений моих прав после этого визита не последовало. Впрочем, как и усиления внимания к моей персоне со стороны службы безопасности. Я, по крайней мере, ничего такого не заметил, хоть и пытался отыскать какие-то отголоски произошедшего в том, что вокруг меня происходило. Ну не верил я в благополучное завершение моей наиглупейшей выходки. Впустую — все шло обычно и рутинно. Разве что весна вступала в этом году в свои права на редкость стремительно, радуя горожан невиданным в середине апреля теплом. Но связать сие с моими деяниями было совершенно невозможно.

Вот и в тот вечер, когда события к тому времени уже недельной давности наконец-то мне аукнулись, на улице стояла погода, которую весенней назвать было сложно. Скорее — летней. Асфальт отдавал накопленное за день тепло, воздух был упоителен. Только в это время года город не пахнет городом, потому что бурные ручьи частично смыли грязь зимы, а недавно пробившаяся листва, еще не припорошенная пылью, берет свое, забивая ароматы выхлопных газов и вытяжек многочисленных ресторанов.

— Пора, — вслух сказал я, озирая свежую зелень на деревьях. — Теперь точно пора!

В смысле — на кладбище. Не рискнул я нарушить пожелание Хозяина, хоть соблазн был велик. Не просто же так он мне велел нос не казать до первой листвы? Но теперь точно можно. Вот прямо завтра и рвану к нему, благо рабочая неделя кончилась. Нынче высплюсь как следует, с утра в магазин схожу, а уж ближе к ночи…

Додумать эту мысль я не успел, мне помешали.

— Привет, — встал с лавочки, стоящей у моего подъезда, крепко сложенный светловолосый мужчина средних лет, одетый в короткую кожаную куртку и голубые джинсы. — На пару слов можно?

Я немедленно засунул руку в карман пиджака и зацепил пальцами горсть все того же ослепляющего порошка. Штука надежная, проверенная.

Все-таки прав я оказался, не бывает дыма без огня.

— Ну-ну-ну, — успокаивающе выставил перед собой ладони мужчина. — Приятель, успокойся. Просто поговорить — и все. Повоевать, если что, мы с тобой всегда успеем, верно? Только особого смысла в этом нет. Нашу проблему, ту, что у нас с тобой одна на двоих, можно решить мирным путем.

— Не припоминаю, чтобы я где-то переходил тебе дорогу, — осторожно произнес я, не спеша вынимать руку из кармана. — Если напомнишь — буду признателен.

— Как же? — мужчина снова опустился на скамейку. — А кто покойницу в дом уважаемого человека настропалил, чтобы та там все разнюхала? Не ты ли? И после эта информация ушла к кому-то очень серьезному, потому что квартирку ту пару дней назад «выставили», да так умело, что закачаешься! И ничего не взяли, кроме содержимого сейфа, от которого просто смердит мертвечиной.

Не стану врать — я опешил. Всякого ждал, но этого точно нет.

— Слушай, можно я тебя сфоткаю? — весело спросил мужчина. — Рожа у тебя сейчас… А еще мозги скрипят так, что вот-вот всех бабок в округе перебудят. Да что бабок — подъездных испугают.

— И есть отчего, — повертел головой я. — Знаю, что произношу банальность нереальную, но все-таки — ты кто?

— Иногда мне жалко, что нашему брату не дали способность чуять друг друга, — раскинул руки по спинке скамейки мужчина. — Как в сериале «Горец». Ну помнишь, один бессмертный к другому приближается на расстояние выстрела, и у них в ушах шуметь начинает. Вот и нам бы такое. Ладно, выдохни. Я не из братвы. Мы с тобой одной крови, Александр Смолин, вот какая штука. Меня зовут Олег, и я ведьмак.

— Представился прямо как в клубе анонимных алкоголиков, — не удержался я. — А так круто, чо!

— Я тоже так думаю, — он протянул мне руку. — Будем знакомы?

— Будем, — решил не кочевряжиться я и ответил на рукопожатие. — И сразу вопрос…

— Как я тебя нашел? — перебил меня Олег. — Очень просто. Что агентесса твоя к моему клиенту в гости заходила, я сразу срисовал. Видеть бродячие души я не вижу, но чую их как барбоска. И тогда же понял, что это дело рук ведьмака, больше с этой публикой таким образом никто работать не сможет. Нет, есть колдуны, которые могут на время неупокоенных себе на службу поставить, только на подобные мелочи они размениваться не станут. Больно дорогое это удовольствие. А непосредственно мертвым подобные забавы вообще ни к чему. Они либо на весь мир злы, либо на судьбу жалуются, либо незавершенные дела пытаются закончить, других забот у них нет. Все остальное — дело техники. У меня есть связи, они обширны, я их задействовал и в результате тебя вычислил.

— В самом деле — просто, — вздохнул я. — Наниматель сильно на меня зол?

— Соломин? — рассмеялся Олег. — Нет. Да он про тебя и не в курсе. Делать мне нечего, как только ему все рассказывать. Велика честь. А вот на твоего патрона — да! Рвет и мечет, сейф-то вычистили почти подчистую. Собственно, за компроматом на коллег по бизнес-цеху и приходили, больше ничего из дома не пропало.

— Да ладно? — снова изумился я.

— Прохладно! — Ведьмак хохотнул, показав белые зубы. — В сейфе осталось только одно досье, и на нем значится фамилия «Ряжский». Дескать — ну-ну, давай-давай, попробуй, пусти эти документы в ход. А все остальные как растворились, и это моего нанимателя особенно бесит. Ох, как все смешалось в доме Соломиных, видел бы ты!

— Ни малейшего желания, — отказался я. — И так пожалел уже, что в эту чехарду ввязался.

— Вот тут мы подходим к главной теме нашего разговора, — посерьезнел Олег. — Что дальше делать будем? Как жить?

— Может, пойдем накатим по рюмке-другой? — предложил я. — За знакомство? Да и сквозит здесь. Днем тепло, а к вечеру прохладно становится.

— Конструктивно, — подумав, согласился Олег. — За рюмкой и обсудим сложившуюся ситуацию. У вас тут есть пристойное место, где два достойных джентльмена могут посидеть и пообщаться, не боясь желудочных отравлений?

— А как же? — поправил ремень сумки я. — Чудное кафе, открыли осенью, потому оно еще не успело промутировать. Следуй за мной.

Спиртное меня не прельщало, но время для осмысления ситуации нужно было позарез. Просто она была совсем уж нетипичная.

Я знал, что другие ведьмаки есть, причем они в том числе обитают и в моем родном городе, но при этом их существование всерьез мной как-то не рассматривалось. В смысле — ну есть и есть, чего теперь? Они где-то там, я тут, — все нормально. И «ведьмачий круг», представляющий собой, как видно, некое профессиональное объединение мне подобных, тоже не являлся темой для размышлений.

Ну вот накой мне это все? И так жизнь бесперебойно меня бьет разводным ключом по голове.

Но в моем случае клизма сама ищет пациента, потому рядом бодро топает светловолосый мужчина, который то и дело хитро поглядывает в мою сторону. Небось понимает, в каком направлении текут мои мысли, да посмеивается про себя.

Правда, мелькнула у меня на миг мыслишка, что, может, это никакой вовсе и не собрат по классовой принадлежности? Может, это мой закадычный враг из эмиграции пожаловал и шустро начал плести вокруг меня интригу? Нифонтов за зиму раз десять мне повторил, что простых шагов от наследника Кащея ждать не стоит. Ему так неинтересно, он у нас эстет-с. Он сначала своего врага в интриги, как паук в паутину, замотает, а потом потихоньку его харчить начнет.

Только вот вряд ли он стал бы настолько просто партию разыгрывать. Лицом к лицу, напрямую, тривиально? Нет, не тот это персонаж. Он любит появиться в последний момент, как «Deus ex machina», и по полной насладиться делом рук своих. Как это прошлой осенью случилось, когда торопыги из спецслужб его прихватить в доме пытались. Я помню торжествующие нотки превосходства в его голосе.

Но при этом он не псих. Ни разу не псих. И именно это дает мне надежду на то, что я еще покувыркаюсь на манеже. Поступки психопата просчитать и предугадать невозможно, он непредсказуем. А вот действия пусть безжалостного и злобного, но все же рационального человека кое-как спрогнозировать реально.

Так что это на самом деле мой собрат, с которым, правда, совершенно непонятно что делать. Точнее — что от него ждать. Так-то вроде дружелюбен, но это ни разу не показатель. Сейчас дружелюбен, потом по горлу ножом шваркнет. Как-никак я его босса «обул», а это, знаете ли, повод для разборок.

Блин, не понос, так золотуха.

— По первой! — предложил Олег, шустро наполнив рюмки коньяком. К моему удивлению, он предпочел его водке. — Здрав буди, брат-ведьмак!

— Твое здоровье, — согласился я, звякнув своей рюмкой об его.

— Не-не-не, — недовольно нахмурился мой сотрапезник. — Традиции надо соблюдать. Хотя — откуда их тебе знать-то? Но ты все равно не отлынивай!

— Понял-понял, — не стал спорить я. — Здрав будь, брат-ведьмак.

— Другое дело, — одобрил Олег и очень аппетитно выпил, а после начал терзать горячую котлету «по-киевски», из которой немедленно брызнуло на тарелку пряно пахнущее масло. — Закусывай. Сначала еда, потом беседа. Я с утра не жрамши, так что пойми правильно.

Самое забавное — мне этот человек пришелся по душе. Ощущалось в нем что-то настоящее. Точнее — он был настоящий. Ему, похоже, не было нужды изображать из себя то, чем он не являлся.

Мне бы так. Но пока не получается. Начав ощущать внутреннюю свободу, я пока никак не мог выразить ее внешне. Слишком сросся со своей предыдущей шкуркой.

Умом понимаю — надо бросать все, рвать связи и знакомства, возможно, даже менять квартиру и (о, ужас) номер телефона. Вот тогда исчезнет нужда делать то, что надо, а не то, что хочется.

Звучит просто. Превратить слова в дело сложнее. Жалко. Все ж таки не чужая была жизнь, своя. Привык, прикипел. Хоть и ругаюсь постоянно на ту же Маринку, но без нее станет очень грустно жить. А Наташка с Ленкой? А Вавила Силыч?

— У тебя сейчас кровь носом пойдет, — заметил Олег, обсасывая косточку, оставшуюся после котлеты. — Думаешь очень напряженно. Приятель, я не собираюсь устраивать драму из-за того, что два жирных налима что-то не поделили в одной яме. Плевать на них. Они умрут гораздо раньше нас, так что эти двое только пылинки, танцующие в солнечном луче. Вот они есть, вот их нет, для нас с тобой ничего не изменится. Неужели ты полагаешь, что их мелкие делишки станут причиной нашего поединка?

— Просто ты сказал, что нам надо как-то решить этот вопрос, — заметил я. — А что я еще мог подумать?

— Странное вы поколение. — Олег разлил коньяк по рюмкам. — Что бы ни случилось, кто бы что ни сказал — все в одну сторону глядите, денежно-материальную. А я совсем другое имел в виду. Что именно, объясню после того, как выпьем. Здрав буди, брат-ведьмак!

Мы опустошили рюмки.

— Можно подумать, ты намного старше, — вдруг почему-то стало обидно мне. — Сколько у нас с тобой разницы? Лет семь. Ну — десять. Не больше ведь. А сразу — «поколение»!

— Моя доля — вода, — объяснил мне Олег, усмехнувшись. — Так что ты на лицо не смотри, оно таким до самого конца пути останется.

— Сейчас немного непонятно, — признался я. — Нет, что ты по водной части промышляешь, это ясно. Но при чем тут вечная молодость?

— Налей коньяк в свою рюмку, — попросил меня новый знакомый. — Давай. Нет, мне не надо, только себе.

Он дождался, пока его просьба не будет выполнена, глянул по сторонам, чтобы убедиться в том, что до нас никому дела нет, а после его губы шевельнулись, вот только ни слова из того, что он произнес, я не разобрал.

Зато увидел, как спиртное в моей рюмке закрутилось маленьким смерчем, причем ни капли на стол не попало. Этот вихорек выскочил на стол, лихо обогнул солонку и перечницу, перепрыгнул блюдо с холодными закусками, добрался до Олега и запрыгнул в его открытый рот.

— Вот так, — подмигнул мне мой собутыльник. — Здрав буди, брат-ведьмак!

— Ваше здоровье! — впечатленный увиденным, пробормотал я. — Лихо!

— Вода — моя доля, — повторил Олег. — Я служу ей, а она меня вознаграждает за эту службу. Слышал про живую и мертвую воду? Ну хоть в детстве, в сказках? Так вот там не все вранье, Сашка.

— Что сказки не ложь, я давно сообразил. Слушай, а это сколько же тебе лет?

— Давай-ка по порядку, — предложил Олег. — Сначала разберемся с насущными вопросами.

Глава пятая

— Согласен, — тряхнул я графинчик, где коньяку осталось чуть-чуть, на донышке. — Надо еще заказать.

— Слушай, подобную дурку оставь для них, — мотнул подбородком Олег в сторону компании, веселящейся за соседним столом. — Люди любят видеть и слышать то, что им удобно. Но мы — не они. Это факт, который, как известно из классики, самая упрямая на свете вещь. Надеюсь, ты сам это уже понял? Или ты все еще вспоминаешь при полной луне свою романтическую юность и пытаешься убедить себя, что лучше той поры на свете с тобой ничего не случалось, а происходящее сейчас — дурной сон?

— Уже не пытаюсь, — поставил графин на стол я. — Кое в чем разобрался.

— Молодец, — похвалил меня ведьмак. — Тогда ответь мне на следующий вопрос — что же, милый друг, ты тогда полез на чужую территорию? Или знака моего на двери Соломина не увидел?

— Не увидел, — даже не пришлось разыгрывать изумление мне. — Да я к этой двери даже и не приближался. И о том, что какие-то знаки существуют, знать не знал. Как он хоть выглядит? Ты покажи, я на будущее запомню.

— Не врешь, — с удовольствием отметил Олег. — Будем считать, что вопрос исчерпан. У нас тут уголовного кодекса нет, потому незнание законов в ряде случаев освобождает виновного от ответственности.

— А Соломин? — резонно спросил я. — Он тебе на мозг не присядет?

— Да пошел он в жопу, — равнодушно сообщил мне собеседник. — Мне на его недовольство плюнуть и растереть. И тебе рекомендую в общении с нанимателями придерживаться той же точки зрения, а то на шею сядут и ножки свесят.

— Ты извини, — я разлил остатки коньяка по рюмкам. — Просто никак в ум не возьму. Ты у Соломина работаешь или как?

— И да, и нет. — Олег пощелкал пальцами, подзывая официантку. — Я, Сашка, частный детектив. Очень удобная форма существования. И вроде как при деле, и никому ничего не должен. Меня время от времени нанимают для того, чтобы разобраться в делах, которые не очень укладываются в материалистическую теорию, тех, о которых шепчут на ушко, что «там дело нечисто». За годы клиентская база сложилась, репутация появилась. Соломин — наниматель, с которым я работаю часто, потому у его двери я поставил свой знак. Мол — не лезем сюда, этот человек мне нужен.

— И под твоей охраной, — добавил я.

— Эй, эй, эй! — помахал у моего носа указательным пальцем левой руки Олег. — Я же сказал — он мне нужен, не более того. Какой такой охраной? Да пусть его хоть грохнут, я даже не почешусь. В первую очередь потому, что он не почешется, если грохнут меня. Соломин платит за определенные разовые услуги, при условии, что я соглашусь их ему оказать. На этом все. Этот человек разгонятель моей скуки, не более.

— Скуки? — совсем запутался я.

— Ну да. — Олег ткнул вилкой в кусок колбасы, лежащий на тарелке. — Она наш основной враг, не считая, разумеется, ведьм и волкодлаков. Но скука — приоритетней. Ты просто совсем еще зеленый и этого не понял. Для тебя все в новинку, все жутковато и интересно. А мне давно скучно стало, потому и подался в частные детективы.

— То есть не из-за денег?

— Деньги, — рассмеялся Олег. — Дружище Александр, ты вообще меня слушал? Я служу воде. У меня потенциально денег как у дурака махорки. Все, что скрыто под речной, озерной и прочей пресной водой — мое. Ты представляешь, сколько только по Московской области в реках всякого драгоценного барахла под песком и в иле лежит? Грузовики набивать можно. И, заметь — ни одного проклятия на нем нет. Это в лесах остались в основном закладные клады, все обычные давно людям в руки отдались. А в реках что? Просто злато-серебро без владельцев. Оно тонуло, его выбрасывали, чтобы чужим не досталось, его смывало наводнениями. Вариантов масса. Опять же — текучая вода, откуда там проклятию оказаться? Просто нагнись и возьми. Если сможешь.

— Так понимаю, что сможет не всякий? — уточнил я.

— Верно понимаешь. — Олег подмигнул официантке, доставившей нам новый графинчик. — Я смогу. Ты — вряд ли. Да мне и мочь не надо. Когда денежка нужна, к первой попавшейся реке иду, да прошу русалок мне приволочь то, что поближе лежит. И все. А дальше все просто — продаю это знающим людям. У меня связи с ними остались еще с тех пор, как я милиционером был.

— Полицейским, — на автомате поправил его я.

— Милиционером, — строго произнес Олег. — Я не оговорился. Сказано ведь тебе — мои годы с твоими не сравнить. Хотя кое в чем мы похожи. У меня, как и у тебя, наставника не было. Самородки мы с тобой, Сашка, как Михайла Василич Ломоносов. Правда, в нашем случае без обоза с мороженой рыбой обошлось.

— А про наставника откуда знаешь?

— Заканчивай такие глупости спрашивать, — попросил меня собеседник. — Хорошо? Логическая цепочка совсем примитивная. То, что ты новорождённый, сомнений не вызывает, поскольку тебя никто не опекает, и элементарных вещей не знаешь. Вывод? Никто тебя не учит, стало быть, дар к тебе попал так же, как и ко мне — дурняком. По принципу «на кого бог пошлет». Ну или кто там за нами приглядывает? Меня вот так же в семидесятых один хрыч старый облагодетельствовал, когда я его допрашивал как свидетеля. Он у меня прямо в кабинете помереть задумал. Там такой возраст был, столько даже наш брат не живет, он, как я после разобрался, еще матушку Екатерину застал в стадии дееспособности. Но в конце концов помер, только перед этим за руку меня цапнул. И все, я ведьмаком стал.

— Та же фигня, — вздохнул я. — Даже не поинтересовался никто — «за» я, «против»…

— Нет худа без добра, — утешил меня Олег. — Те, у которых наставники имеются, живут еще хреновее, чем мы. Во-первых, традиции таковы, что ученик — он не только ученик. Он еще повар, уборщик и прислуга. Во-вторых, наставник сам будет решать, по какой стезе тебе идти. Твое мнение не учитывается. И если выйдет ошибочка, то это проблемы ученика, а не наставника. Потому что нового наследника можно начать искать в любой момент. Опять. Снова. Вот тебе такое надо?

— Мне нет.

— И мне нет. — Олег разлил коньяк по рюмкам. — Ну да, поначалу трудно, особенно когда приходит время для всех умереть. Но потом становится интереснее. Здрав будь, брат-ведьмак!

— В смысле — «для всех умереть»? — заев спиртное лимончиком, уточнил я. — Это какой-то ритуал? Или обряд?

— Это жизнь. — Олег достал из кармана пачку сигарет и снова убрал ее обратно. — Ну что ты насупился, Сашка? Все просто. Раньше или позже ты поймешь, что все старые связи надо рвать, без вариантов. Они тебя тянуть назад будут. А туда дороги больше нет, там шлагбаум с висячим замком. Так что или вперед, или на месте стой, жди чуда. Чудес же не бывает, можешь мне поверить. Слушай, ты не куришь? Нет? Ну я тогда сбегаю, подымлю быстренько, лады? А то уже уши опухли без курева.

Я даже обрадовался, что мой нежданный новый знакомец отправился на воздух. Очень много новой информации сразу свалилось. Мало того — он только что буквально процитировал мои совсем недавние мысли. Выходит, все через это проходят. И, похоже, мне тоже придется.

Очень верное определение: «для всех умереть». Так ведь оно, по сути, и есть. Был такой Александр Смолин, немного неуклюжий и недалекий паренек, из тех, о которых говорят «ни рыба, ни мясо», да весь вышел.

А вот кто на свет народился вместо него, мне и самому пока невдомек. Но что кто-то другой — это точно.

И еще. Возможно, за последние месяцы я стал слишком мнительным, но очень уж этот Олег дружелюбен. Может, в наших ведьмачьих кругах так и принято, может, тот единственный случай, когда я столкнулся с себе подобным исключение, но…

Мне уже изрядно вдолбили в голову, что верить в мире Ночи никому не следует. Так что — поменьше говорить, побольше слушать. Тем паче, что вопросов у меня за пазухой на три авоськи и пять сумок имеется.

И один из них мне уже полгода покоя не дает.

— Слушай, а ты, выходит, с русалками в дружбе? — вкрадчиво спросил я у Олега, когда тот вернулся.

— Ага, — подтвердил тот. — Я вообще им очень благодарен. Кабы не русалки, то не беседовать бы нам сейчас. Не знаю, как ты, а я сильно не сразу разобрался в своем предназначении. Меня сила уже на куски рвала, мысли дыбом на пару с волосами стояли, думал, что все, «кранты шесть» мальчику Олегу настали. И вот тут мне повезло, очень удачно свалился с моста в реку. Причем — ночью. Мы тогда одно дело расследовали, с цеховиками связанное, вот они меня и определили в Яузу. А там — русалки. Вокруг меня шныряют, тараторят, за ноги вниз тянут, на дно. И так чего-то мне их жалко стало, что сил нет. Они меня убивают, а я их жалею.

— Тут тебя и накрыло, — догадался я.

— Ну да. — Олег почесал нос. — С тех пор вода — мой дом родной, а русалки и водяники — лучшие друзья. По этой причине я, к слову, стараюсь в лес не соваться. Лешие с водяниками с давних времен друг друга недолюбливают, хотя и делают вид, что вражды меж ними нет. Но то они, а то мы, близ них обитающие. В общем, любому Лесному Хозяину меня по тропинкам закрутить да в самую чащу завести на погибель — милое дело. Старые Хозяева сразу суть видят, нутро, им на лицо глядеть надобности нет. Любой лешак сразу понимает, что я воде служу, а потому с радостью на мне оттянется. Не поверишь — один раз в Сокольниках меня чуть не угробили. В парке! Вроде бы — три дерева, два куста, а я часа четыре в них крутился как белка в колесе. Кабы не какая-то парочка, которой я на хвост упал, так бы там и остался.

— А навигатор? — удивился я. — Включи и топай.

— Середина девяностых на дворе стояла, — с жалостью глянул на меня Олег. — Какой навигатор? Тогда мобильных телефонов не было в помине, одни спутниковые, внешне на полевую рацию похожие, и тех на всю Москву штук двести.

— О знаниях, — перевел я разговор поближе к интересующей меня теме. — Слушай, тут прошлой осенью такая история случилась…

И я рассказал ему о русалке Аглае, и о том, что она мне подарок сделала, но какой — вообще непонятно. А знать — хочется.

— Так я тебе тоже ничего на этот счет не скажу, — расстроил в итоге меня новый знакомец. — Откуда мне знать? Одно скажу — русалок многие считают бесполезными дурами, но это не так. Русалки и водяники, возможно, самая старая нелюдь на свете. Человеки тонули в воде всегда. Они это делали задолго до того, как появились ведьмаки, и даже до того, как появились «Веды» и те женщины, которые их сделали своей сутью. А теперь подумай, Сашка, сколько знает и может племя, ведущее свою историю от начала времен? А? А!!! Другое дело, что они все свои знания так на дне водоемов и оставляют. Неприхотливы речные жители. Чего им надо? Девкам гребни, чтобы космы свои чесать, да летней порой какого-нибудь бедолагу на дно утащить. Водянику — раз в год петуха да поросенка, и то не для пищи, а ради глубокого уважения. Правда, от нынешних фиг он чего дождется, забыли люди, отчего то и дело кто-то тонет в реке или озере. Но, с другой стороны, нынче скоропостижной гибелью никого и не удивишь. Времена такие.

— Вот блин, — вздохнул я. — Никогда, наверное, не узнаю, что она презентовала.

— Услугу ты ей оказал королевскую, — очень серьезно произнес Олег. — Уж мне поверь. И награда наверняка ей соответствует. Ты просто не спеши, всему свое время. Да! Не пора ли нам выпить?

Вот так, потихоньку, помаленьку и текла наша беседа.

Я кое-что рассказал о себе, правда, обходя стороной острые углы, вроде дружбы с Хозяином Кладбища, столкновения с колдуном и подробностей смерти моего незадавшегося наставника. Последний пункт даже краем не затрагивал. Кто его знает, как другие ведьмаки смотрят на убийство людей своего же племени? А если негативно? Помню я «Интервью с вампиром», там кровосос на пару с юной кудрявой красоткой Тома Круза грохнули, и им так за это прилетело от других упырей! Оно мне надо?

Но и Олег не молчал, охотно снабжая меня сведениями о том, как устроен мир вокруг меня, причем чем дальше, тем больше я понимал, что меня кто-то последние полгода охранял от происходящего вокруг, не давая шумной жизни ночной Москвы вторгнуться в мой тихий мирок.

Говоря «ночной Москвы», я имею в виду не клубы, стритрейсинг и девушек легкого поведения, но нелегкой судьбы. Речь совсем о другом.

— Нет-нет. — Олегу явно нравилось моя легкая оторопь, он, как видно, вспоминал себя самого много лет назад. — Только ты не думай, что в Москве на самом деле есть какие-то крупные группировки магов или представителей древних рас, которые втайне от людей живут сплоченной и увлекательной жизнью, время от времени устраивая в спортивно-развлекательных целях локальные войны. Это все городское фэнтези. Читать увлекательно, но правды в нем ни на грош. Все гораздо обыденнее.

— Ну кое-кого я даже видел… — неуверенно возразил я.

— И что? — усмехнулся Олег. — Я тоже много чего видел. Но при этом ни одной ведьме в голову не придет открывать филиал ковена в отдельно стоящем здании. Зачем? Кому нужны лишние проблемы? Ну ладно, встретиться всем кагалом раз в год, провести конвент или что-то в этом роде, такое возможно. В последний раз, если не ошибаюсь, в прошлом августе собирались, в «Хилтоне» на Каланчевке. Ну бывшая «Ленинградская». Этаж сняли, ресторан, все по-взрослому. Но и только! Или вот — анклав упырей. Что за ерунда? Они вообще друг друга терпеть не могут. У них весь город на охотничьи участки поделен, и не дай боги, кто границу нарушит.

— А ты откуда про встречу ведьм знаешь? — полюбопытствовал я. — Вроде у нас с ними дружбы нет.

— Нет, — согласился Олег. — А взаимное уважение есть. Они мне и приглашение прислали. Знали, что не пойду, а прислали. Это дипломатия, Сашка. Иногда — просто. Иногда — канонерок.

А про меня забыли. Обидно. Я бы тоже туда не сунулся, но все же?

— И наш брат редко встречается так, чтобы все и сразу. — Олег достал золотой портсигар, посмотрел на него и убрал в карман. — Раз в год, в конце мая. Называется это «ведьмачий круг».

А вот о нем я только-только вспоминал!

— Но на самом деле это фикция, — поморщился Олег. — Пионерский слет, по-другому не назовешь. У ведьм и то веселее мероприятия проходят. У них же все с песнями, танцами, спиртным и даже мужским стриптизом. А у нас — тоска зеленая. Соберутся пни, которым сто лет в обед, и давай нудеть о том, что все теперь другое и поганое, не как в дни их молодости. Да еще и происходит все это в лесу. Ресторан, видишь ли, не по ведьмачьему Уставу арендовать. Надо чтобы поляна, луна, комаров стая, костер и чаша по кругу, все как у пращуров заведено было. Хорошо еще, что голову налысо брить не надо.

— А налысо зачем? — опешил я.

— Первые ведьмаки из дружинных воев князя Олега есть-пошли, так гласит каноническая легенда, — ответил мне собеседник. — Того самого Вещего Олега, которого гадюка укусила, если верить Пушкину. Но ты не верь, он по-другому голову сложил. Что до бритья налысо — у них тогда такой тренд был, чтобы череп до блеска полировать. Времена дикие, война кругом, без волос сподручнее. Враг за чуб не схватит, потеешь меньше. Ну и насекомых нет, это тоже плюс.

— Жесть, — проникся я.

— Не то слово. Короче — скука там смертная. Да еще лес вокруг, а я его… Ну говорил уже. Так что, Сашка, нет никаких профессиональных объединений у тех, кто под Луной живет. По крайней мере, в столице нашей Родины точно. На периферии еще встречаются диковины вроде волкодлачьих деревенек, но здесь — не-а. Да и отдельские такое не приветствуют.

— «Отдельские»? — насторожился я.

— А ты как думал? — Олег криво усмехнулся. — В государстве живем, а оно за всеми бдит. И за нами тоже… Есть у нас в городе настоящие охотники за нечистью, причем облеченные законной властью. Нет, так-то они ребята нормальные, если ведешь себя спокойно и людям не докучаешь, то к тебе не полезут. Но если попробуешь границу перейти, покоя не будет. Из-под земли вытащат, причем иногда в прямом смысле слова. Да чего далеко ходить — в том году один из наших заигрался. Что к чему, толком не знаю, но кровь людскую лить начал как водицу. Вроде как даже кого-то из наших прикончил, что ни в какие рамки. Мне про это Макарыч рассказал, он на Зацепе живет, один из самых старых московских ведьмаков. Надо признать, что он на редкость приличный старикан, особенно на фоне остальных реликтов. Макарыч было начал собирать Малый Круг, чтобы, значит, разобраться с этим злодеем, но опоздал. Тот сам сгинул. Точнее — погиб. И странно так — на кладбище шею себе свернул, дескать, упал неудачно. Ведьмак — и свернул шею? Даже не смешно. Рубль за сто — их работа. Но претензий — ноль, все честь по чести, по заслугам и наказание.

— Нескучно живете, — выдохнул я, радуясь тому, что лишнего не сболтнул. Вроде бы и хорошо Олег о сотрудниках 15-К отзывается, но особого тепла в его голосе я не услышал. Как и симпатии. А узнай он, что я с ними неплохо знаком, да еще и сплю с одной из их сотрудниц? Не думаю, что это добавит мне авторитета. — Весело. С огоньком.

— Тьфу-тьфу-тьфу, не накаркай. — Олег снова взялся за графинчик. — Но в целом — да. Вот только взаимопонимания у нас со стариками все меньше и меньше. Они не признают то, как живем мы. «Мы» — это те, кто родился уже после падения дома Романовых. Ну или после свержения царя Гороха. Собственно, про это я тоже хотел с тобой поговорить, только давай сначала выпьем.

И мы немедленно выпили.

В голове у меня уже изрядно шумело, но при этом связи с реальностью я не терял, как видно, из-за нестандартности беседы.

— Так вот. — Новый приятель стукнул рюмкой по столу. — Смотри. Если тебя нашел я, то раньше или позже тебя отыщут и наши ветераны, после чего призовут на круг. До конца мая осталось всего ничего. Имей в виду, они тебя непременно на четыре кости поставить решат.

— В каком смысле? — у меня даже хмель из головы выскочил. — Не-не, я не по этой части. Все понимаю — древние обряды и все такое, но подобные забавы без меня.

— Ты совсем дурак? — постучал себя по голове Олег. — В переносном смысле, не в прямом.

— Поди тебя пойми, — проворчал я.

— Они всех новеньких под себя гнуть пробуют, — пояснил ведьмак. — Правда, новенькие не каждое десятилетие случаются, но тем не менее. И тебя попробуют. Мол — традиции святы, ты сначала в доростках побегай, нам послужи, а уж после решим, достоин ты круга или нет.

— Да ну нафиг, — отказался я. — Мне этой канители на работе хватило за гланды, теперь еще здесь меня нагибать станут.

— Про то и речь. — Олег пододвинулся ко мне поближе. — И нас это достало. В прошлом году из-за этого антиквариата мы чуть с семейством волкодлаков из Бибирево не сцепились. Один из патриархов чего-то с их отцом не поделил, но сам решил не мараться и троих молодых ребят из наших разбираться отправил. Мол — не царское это дело. А оно им нужно, каштаны для других из огня тягать?

— Ни разу, — даже не стал спорить я. — Только непонятно пока, что от меня требуется? Или я избранный, и мое слово может изменить судьбы этого мира?

— Ты? — с сомнением посмотрел на меня Олег. — Это вряд ли. Не тянешь ты на избранного. Без обид — жидковат. Но зато можешь стать поводом.

— Поводом для чего?

— Для того, чтобы поднять вопрос о целесообразности отмены ряда устаревших традиций.

Однако везде одно и то же. Тут тоже подковерные игры имеются, во всей своей красе. Я стану поводом, развернется дискуссия, и в результате мне может неслабо прилететь в том случае если… Да практически в любом случае.

— Не знаю, не знаю, — протянул я с сомнением. — Вот так сразу в бутылку лезть, только-только заявившись на круг. Это как-то не очень верно.

— Не лезь, — согласился Олег. — Не надо. Стой, хлопай глазами. Мы сами вопрос поднимем и сами будем его продвигать. Повторюсь — ты только повод, не более. Даже если нас причешут, то ты ничего не теряешь, формально тебе предъявить будет нечего.

— Служить я все равно никому не стану, — сообщил я ему. — Не хочу.

— И правильно, — одобрил мой собутыльник. — Я, кстати, тоже в свое время отказался у стариков в прислуге бегать, так они меня лет десять после этого игнорировали. Дескать: «сущеглуп и строптив не в меру».

— Вот ты, наверное, расстроился-то! — хихикнул я.

— Не то слово, — подтвердил ведьмак. — Неделю по кабакам гулял, все обошел — от «Гаваны» до «Узбечки». Короче — ты с нами?

— Фиг знает, — пожал плечами я. — Но скорее всего, да. Я не нонконформист, но ваши устремления мне близки.

— Вот и славно. — Олег достал из кармана какую-то бумажку, а следом за ним брендовый «микротеховский» нож. Щелкнул кнопкой, выскочило лезвие. — Сейчас кровью документик подпиши, а потом…

— Не буду! — я совсем протрезвел от таких слов. — Что за контракт с сатаной?

— Повелся! — ведьмак чуть ли не в голос расхохотался. — Все-таки повелся! Потом подтвердишь Пашке, что я это сделал, лады? Мы с ним на ящик пива забились, что ты воспримешь все это всерьез.

— Вообще все, или только ересь с подписью? — уточнил я.

— Только про клятву на крови, естественно, — повертел ножом Олег, заметил настороженный взгляд официантки, сложил его и убрал в карман. — Остальное взаправду. Да, ты не против, если я про тебя сам аксакалам расскажу? А ну как все же они проморгают тот факт, что ты есть?

Вообще-то я был против. Но, с другой стороны, все равно когда-нибудь придется вступать в контакт со своей новой родней, так что…

— Валяй, — разрешил я. — Почему нет?

Собственно, на этом наша встреча и закончилась. Мы допили остатки коньяка, обменялись телефонами и договорились в следующую пятницу пересечься в «Будваре», что расположен в Котельниках, дабы я мог познакомиться с остальными ведьмаками из числа тех, кто решил пойти против системы.

Это было небезынтересно, так что я ни секунды не думал, сразу дав свое согласие. Ну а что? Я за сегодняшний вечер узнал больше, чем за предыдущий квартал.

И потом — надо же понять, как именно выглядят ведьмачьи знаки и где их раздают? Может, мне тоже свой собственный знак положен, а я его до сих пор не получил!

Пока дошел до дома, меня порядком развезло, несмотря на то что на улице стало ощутимо прохладнее, так что в прихожую я ввалился уже в состоянии мешка с картошкой.

— Охти мне! — всплеснул лапами Родька, встревоженный тем, что я не стал с порога орать: «Ужин на стол», а вместо это возился у вешалки, сопя и кряхтя. — Хозяин, да ты никак вином налился по самые брови?

— Вином! — фыркнул я обиженно. — С вина меня так не сносит. Моя светлость коньяком накушалась.

— Не знаю такого пойла, — помотал головой слуга. — Эх-эх! Стало быть, вечерять не станешь? Ну и правильно. Иди-ка лучше баиньки.

— Благая мысль, — согласился с ним я. — Вот только позвоню кое-кому — и спать.

Почему получилось так, что я набирал Мезенцеву, а в результате меня соединило с бывшей женой — понятия не имею. Тем более что и имена у них разные — одна Женька, другая Светка. В смысле — в телефонной книжке они не рядом находятся.

— Смолин? — поинтересовалась у меня бывшая жена. — Ты на часы смотрел?

— Нет, — признался я, обескураженный тем, что вместо язвительной Мезенцевой слышу не менее саркастичную Светку. — Но за окном темно.

— Да ты поддатый! — восхитилась она. — Все, жизнь удалась! Теперь и я могу похвастаться тем, что мне бывший, как набухается, звонит. Скандалить будешь? Ну как положено? Упрекать, что не поняла тебя, что сбежала. По маме пройтись можно.

— Твою маму даже танк времен Первой Мировой не переедет, — возразил я.

— Почему именно Первой Мировой?

— Их в те времена куда больше, чем потом, изготавливали, — объяснил ей я. — По размеру. Задача была давить, а не снарядами пулять. Но и они бы перед Полиной Олеговной отступили.

— Вот какая ты все-таки сволочь! — почти с восхищением произнесла Светка. — Сколько лет прошло, а ты все еще ее не любишь.

— Было бы странно, если бы по прошествии этих лет я воспылал к ней нежной страстью. Подобное проявление чувств противоестественно.

— Ладно, оставим маму в покое, — предложила моя бывшая. — Чего звонишь? Только не говори, что денег занять. Тогда я решу, что стала героиней сериала.

Да что им всем эти сериалы дались? То Жанна про них вспоминает, то Светка. Им всем делать больше нечего, что ли, как только в телевизор пялиться?

— Случайно тебя набрал, — решил сказать правду я, непонимающе глядя на Родьку, который выпучив глаза, странно жестикулировал и даже подпрыгивал на месте. То на кухню покажет, то на дверь, то просто лапами машет. — Звонил кое-кому, и вот, к тебе попал.

— Ну да, конечно, — хрустально рассмеялась моя бывшая. — Все именно так и обстоит.

— Да, именно так и обстоит, — начал злиться я, теперь вспомнив, как Светка иногда умела меня бесить. — Перепутал я номера! Пере-путал!

— В следующий раз набирай тщательнее, — голос Светки как-то потух, словно светлячок перед рассветом. — Пока.

И линия разъединилась.

— Хозя-я-я-яин! — взвыл Родька. — Что ж ты! Надо было ее в гости зазвать, чайком напоить!

— Каким чайком? — решив, что на сегодня звонков хватит, и от греха подальше положив телефон на тумбочку, возмутился я. — Сгинь, назойливый! Хозяин спать пошел. У хозяина того и гляди «вертолеты» начнутся!

И уже засыпая, я слышал, как на кухне Родька с гордостью сообщает кому-то, как видно, Вавиле Силычу:

— Он нынче у меня назюзюкался в дрова! Вот теперь всё как надо, настоящий хозяин! А то как пятница — он трезвый! Куда это годится? Правда, меня не поколотил, но лиха беда — начало!

«Какие все-таки странные критерии хозяинопригодности у слуг ведьмаков», — подумалось мне, а после я уснул.

Утро было тяжким. Пью я крайне редко, тем более коньяк, потому в висках стучало, а в затылке ломило. И даже рассол, который мне в стакане припер Родька (и откуда взял?) не очень-то помог.

— Ох, — я вышел в прихожую и глянул на себя в зеркало. — Красив! Помят, но красив.

— Хозяин, завтрак на столе, — подергал меня за руку слуга. — И это, вопрос у меня имеется.

— Если ты по поводу Светки, то сразу иди на фиг, — посоветовал я ему. — Не обсуждается.

— Жаль, — вздохнул Родька. — Но я не о том. Ты же вчера с тем ведьмаком выпивал, что тебя у подъезда встретил?

— А ты откуда знаешь, что он ведьмак? — усаживаясь за стол, спросил я. — Табличка на нем не висела, визитку он тебе вряд ли вручил, а я и словом про него не обмолвился.

— Да нешто я вашего брата от человека или кого другого не отличу? — Родька поставил передо мной тарелку с горячим бульоном, пододвинул поближе перечницу. — Извини, но из кубиков, куры у нас в холодильнике нет. Надо бы купить. И еще муки. И гречи. И….

— И еще половину магазина, ту, что левая, с кондитерскими изделиями, — оборвал его я, берясь за ложку. — На вопрос отвечай.

— Вижу я, — карабкаясь на табуретку, пропыхтел Родька. — Это не объяснишь. Моя судьба таким как ты или он служить. Вот и знаю. Я к чему — это хорошо, что ты с другими ведьмаками дружбу завел. Скоро конец мая, ведьмачий круг соберется. Нам туда надо наведаться, хозяин. Обязательно надо!

Глава шестая

— О как, — я откушал ложечку бульона и взялся за перечницу. — А тебе это зачем?

— Так своих повидать, — сложил лапы на животе Родька. — Все ведьмаки со слугами приедут, а как же! Вам у костра сидеть, а нам поодаль, как положено. Пообщаюсь с остальными, новости узнаю, слухи последние. Ну и расскажу иным разным, тем что в глуши сидят, какая она, жизнь городская.

Ясно. Ярмарка тщеславия. Раньше, значит, он сам слушал, как оно в городе, а теперь хочет кое-кому нос утереть, показать, что не лыком шит. Ну-ну.

— А ты, выходит, до того на круге бывал уже? — уточнил я у него.

— Само собой, — подтвердил слуга. — Первый раз еще тогда, когда он в Сибири собирался. В эти края он недавно перебрался, не знаю почему. До того в Сибирь все ездили с хозяевами, ага. В этот… Как его… Тобольск. А еще раньше — в Новгород. Сам я того не помню, но мне старшие рассказывали.

Ишь как по стране место сбора скачет. Ну Новгород — худо-бедно понятно почему. Город старый, места легендарные. Но почему потом Тобольск? Может, это связано с концентрацией ведьмаков в каком-то конкретном месте? Где их больше, там и конвент устраивают?

— И чаще встречаться стали, — продолжал вещать Родька. — В старые времена раз в десять лет круг созывали, а теперь кажен год.

А вот это как раз легко объяснимо. В начале девятнадцатого века поди доберись из, например, Тулы в Тобольск. Только на дорогу месяца два уйдет, кабы не больше. Если вообще доедешь, дороги тогда не чета нынешним были. Да разбойный люд, да прочие неудобства. И денег сколько надо на проезд!

Сейчас же все просто и понятно — сел в самолет или поезд, и поехал. День, максимум два, пути, и ты на месте. Потому, думаю, Москва и выбрана местом встречи, тут все дороги сходятся. Порт пяти морей, понимаешь.

— Но и раньше всегда в мае собирались, — продолжил слуга, пододвигая мне тарелку с хлебом. — Хорошее время! Зимняя нежить да нечисть уже спит, летняя только проснулась, ей ни до кого дела нет. И комара меньше.

— Кстати, да, мне с самого начала было интересно, почему именно май? — высказал я вслух вопрос, который у меня возник еще вчера. — Случайно на это время выбор пал или сознательно? Думаю, комар тут играет не главную роль.

— Так Троян! — по-моему, даже как-то обиделся Родька. — Хозяин, ты чего?

— Мне понятней не стало, — даже и не подумал смущаться я. — Выкладывай развернутый ответ!

— Праздник! — затараторил слуга. — Пресветлый! Об эти дни на смену младому Яриле-Весеню приходит Троян! Ну как тебе объяснить-то… Триглавом его еще кликали. Сварог, да Перун, да Велес в старые времена, когда мрак Явь окутал, мощь свою воедино сложили и Змия-Мракобеса побороли, став трое как один. Вот с тех пор праздник сей и существует. Боги-то потом обратно наособицу жили, а после кто в Прави, кто в Яви, а кто и в Нави покой нашли, но память о союзе их осталась. Особливо у воинов да травников. В Троянов день иные травы такую силу набирают — что ты! Потому тебе, хозяин, меня с собой всяко брать надо. Пока ты чашу круговую пить будешь, я по опушкам пробегусь, травки пособираю. А роса? Пользительней той росы, что на лугу выпадает после Троянова дня, сколько ни ищи — не сыщешь! Но сбирать ее надо до восхода Солнца. Сам рассуди — не тебе же ноги мочить, по лугу бегать?

Известны мне твои травки и росы. Лясы будешь точить с собратьями да нос перед ними кверху драть.

— Ты-то откуда про все это знаешь? — не без иронии спросил у него я. — Понятно, что не вчера родился, но не ведь и не в те времена?

— Я — не в те, — с достоинством возразил мне он. — Только мой род ведьмакам с давних пор служит, потому все, что раньше случалось, мне ведомо от пращуров моих. Ну и другие слуги тоже много чего рассказывали.

— Достойно уважения, — перестал ерничать я. — Молодец. Но все равно непонятно — мы, ведьмаки, к этому празднику какое отношение имеем?

— А как же! — всплеснул лапами Родька. — Как же! Первые ведьмаки — они же все дружинники были, меченосцы. Воины! И Триглав тоже воин, первый из равных. Вот и выходит, что лучше дня для того, чтобы собраться у костра, не придумаешь. Ну не на Купалу же достойным мужам встречаться? Опять же — в этот день что ведьмы, что колдуны, что любая другая нечисть носу на белый свет не кажет, знают, что не их это час. И, стало быть, праздник никто не испортит.

— Логично, — отправив очередную ложку бульона в рот, согласился я. — Слушай, а что на этом круге вообще происходит? В целом? О чем речи ведутся?

— Съездишь — узнаешь, — неожиданно коротко и ясно ответил Родька, недвусмысленно давая мне понять, что на ответ можно не рассчитывать. — Но если боишься чего, так это зря. Когда круг собирается, любую вражду забыть следует, так заповедано от предков. Ни разу такого не случалось, чтобы там драка была или смертоубийство. Спорить спорят, иногда даже до перебранок доходит, но силу в ход пускать никак нельзя. Кара за то страшная будет, это все знают.

— Разумно, — признал я. — Если такие ограничения сразу не ставить, то популяция ведьмаков на Земле здорово убавиться может. Добавки плесни. Хорошо пошел бульончик!

День пролетел незаметно, хотя к вечеру время начало немного тянуться. Подобных чувств я не испытывал чуть ли не со времен школы, когда торопил стрелку часов, чтобы та двигалась побыстрее, дабы поскорее рвануть на свидание. Вроде как вчера было, а, почитай, десять лет минуло с той поры. Для кого-то, может, и всего ничего, а мне этот временной пласт кажется если и не вечностью, то чем-то с ней схожим. Хотя мне и прошлая весна сейчас кажется далекой и не со мной случившейся. Очень уж все изменилось вокруг за этот год.

Впрочем, все эти мысли одним махом вылетели из головы, стоило мне только миновать кладбищенские ворота, проскользнуть вокруг усердно таскающих тачки с песком жителей Средней Азии и зашагать по таким родным и знакомым дорожкам кладбища.

Что воздух и ночь в родном дворе по сравнению с тем, что было здесь? Это как бормотуху сравнивать с хорошим вином. Вроде то же самое, а не то! Нет, совсем другое.

Луна касалась верхушек деревьев, запах свежей листвы пьянил, кровь в венах бурлила как шампанское, и казалось, что если я сейчас подпрыгну, то почти наверняка зависну в воздухе, такая легкость была в теле. А может, даже и взлечу!

Тени мертвых, то и дело попадающиеся по пути, отвешивали мне церемонные поклоны, причем даже те, кто при жизни подобных тонкостей даже и не знал, как, например, молоденькая девушка, явно похороненная совсем недавно. Это следовало из того, как она была одета. Худо-бедно, но в модных тенденциях я разбирался. Наташка с Ленкой помогали, да и Жанна внесла свою лепту в мои познания по данному вопросу.

— В какой связи поклоны бьем? — спросил я у нее.

— Надо, — тихо прошелестела та. — Знаю, что положено так делать. От тебя свет идет, а ему всегда надо поклониться.

Любопытно. Что это за новости, с чего это я светом начал пыхать, как елка новогодняя?

— Отпусти меня, — сложила руки в просящем жесте девушка. — Ты можешь, я знаю. Ты Ходящий близ Смерти, мне про тебя рассказывали.

— Недавно умерла? — уточнил я.

— Зимой. — Ресницы мертвой дрогнули. — Так получилось. Я не нарочно, я не хотела…

— У-у-у-у-у… — протянул я. — Самоубийца, стало быть? Извини, я тебе не помощник. Сочувствую, но — нет.

Один раз зимой я уже отпустил одну такую. Врагу не пожелаю того, что мне довелось испытать. В смысле — какую бурю чувств и эмоций. Два дня пластом лежал, голова разрывалась на части.

Как видно, с этой публики где-то там, за облаками, за небесами, особый спрос. Лишил себя жизни — страдай, отквитывай долг. Но я-то этого не знал, когда пожалел вот такую же призрачную девчушку, которая, скорчившись клубочком в темном переулке, плакала навзрыд. Маленькая, тщедушная, некрасивая, несчастная. Да, стало жалко. Подумалось, что ей при жизни судьба особо счастья не отсыпала, а теперь и после смерти она застряла между небом и землей. Не зверь же я?

Как только она вспыхнула синим пламенем, вместо того чтобы стать облачком, которое рассыпается блескучими каплями, я сразу понял, что, похоже, накосорезил.

Ей хорошо, она в этой синей пелене исчезла, все же отправившись в последнее странствие, а вот меня так пробило, словно я рукой провод оголенный, находящийся под напряжением, схватил. И как начало трясти! Потом-то я осознал, что с ее душой на себя и грех самоубийства принял, который легко не списывают, но то потом. А тогда еле домой добрался, кровью по дороге харкал, каких-то женщин перепугал своим перекошенным лицом.

Короче — дорого мне жалость обошлась.

— Я правда не виновата… — было протянула ко мне в молящем жесте свои руки девушка, но тут у меня зазвонил телефон, разогнав местную тишину залихватской мелодией «Ленинграда».

— Погоди, — велел я ей, и призрак смиренно выполнил мои указания.

— Привет, — немного отстраненно буркнула в трубку, которую я поднес к уху, Светка. — Ну что, продолжаешь банкет или решил немного подлечить печень?

— Что мне всегда в тебе нравилось, дорогая, так это твое умение строить громоздкие версии происходящего, опираясь исключительно на косвенные улики, — не удержался от едкости я, мысленно ругая себя за то, что вчера вообще ей позвонил. Точнее — перепутал номера в телефоне. Перепутал-перепутал, слово даю. — Вынужден тебя расстроить, я все еще не спиваюсь. И по квартире из угла в угол не брожу, съедаемый тоской по утраченной любви и мечте. И…

— И какая же ты все-таки скотина! — рявкнула Светлана и связь разъединилась.

— Чего? — тут же сорвал злость я на призраке, смотрящем на меня с явным осуждением.

— Какие вы, мужики, все-таки все гады! — с чувством сказала мертвячка, но тут же поняла, что зря себе позволила подобную вольность, простерла ко мне руки и по новой затянула свою песню. — Я правда не виновата…

Смешно сказать — но тут снова взревел телефон, оповещая кладбище о том, что на Эйфелевой башне просто замечательно можно делать сэлфи.

— Да вас как прорвало! — начал злиться я, снова взмахом руки останавливая речи покойницы.

Лицо ее перекосилось, она явно была недовольна происходящим и, несмотря на запрет, попробовала продолжить свой бубнеж, но тут ее остановили товарищи по не-жизни, десяток которых вовсю отирался возле нас и получал удовольствие от бесплатного зрелища. Они окружили ее и что-то зашептали, время от времени показывая то на меня, то на трубку в моей руке.

— Да, душа моя, — произнес я тем временем. — Что, не спится одной?

— Пошел ты, — привычно грубо ответила мне Мезенцева. — Я вторую ночь без сна, дел как блох на Барбоске. Ты сейчас где?

— Где? — я обвел взглядом аллею, подсеребренную пусть уже и убывающей, но все еще яркой Луной. — Я там, где прошлое, настоящее и будущее сливаются воедино. Я там, где обычные вещи кажутся непривычными. Я там, где…

— Ясно, опять по кладбищу шастаешь, — оборвала меня Евгения. — Это до утра. Все, на созвоне.

И повесила трубку, поганка такая.

— Н-да, — сообщил я призракам, убирая телефон в карман. — Никогда мне женщин не понять. По крайне мере — живых.

Несколько мертвецов, при жизни относившихся к сильному полу, активно закивали головами, выражая полное согласие с моими словами. Женская половина уставилась на меня с неодобрением.

Интересно, чего Женьке нужно от меня было? Явно не тепла и ласки, знаком мне этот тон.

Шут с ним, занесем в раздел «непонятное» и подождем, пока она нарисуется в зоне видимости. А это непременно случится, к гадалке не ходи. Если ей чего надо, она три стенки кирпичных лбом проломит.

Другое любопытно — дышал ей в затылок во время звонка Нифонтов или нет? Я знаю, что в последнее время он через нее старается действовать. После того разговора у отдела помириться мы помирились, но ледок в отношениях появился, так сказать — ложечки нашлись, осадочек остался.

— Ладно, вещай, — разрешил я мертвячке, которая совсем уж растерялась, став почти невидимой.

— Я правда не виновата, — затянула она, правда, на этот раз не жестикулируя. — Произошла ошибка. Только попугать хотела, чтобы он понял, чтобы пожалел! А он не пришел, и я умерла.

— Претензии по данному поводу не ко мне, — развел руки в стороны я. — Все вопросы к тому, кто не пришел. И отчасти к фармацевтической компании, таблетками которой ты траванулась. Ты же таблеток нажралась? Ну вот, о чем и речь.

И, не слушая ее дальнейших причитаний, я отправился дальше.

Эх, люди, люди, чего ж вам так плохо существуется на белом свете? Ну да, жизнь не пряник, но и не совсем же дерьмо?

Потом — есть в ней и кое-какая стабильность, которая не может не радовать. Например — Хозяин Кладбища, который, как всегда, сидел на своем надгробии-троне и раздавал приказы и указания.

— А, ведьмак, — заметил он меня почти сразу. — Живой? Я смотрю, ты носа ко мне в гости не кажешь, уж решил, что эта зима забрала тебя с собой. Или что ты другое кладбище для себя подобрал, поцентральней, попрестижней?

Опа. Это он никак намекает на прошлогоднее мероприятие, которое я по просьбе Ольги свет Михайловны провернул? Верно, посетил я тогда один из респектабельных московских погостов по необходимости. Вот только непонятно, чего он только сейчас мне тот визит припомнил? Мог бы еще осенью позлословить на данную тему.

— И пережил, и не подобрал, — я отвесил умруну низкий поклон, согласно Покону. — Сами же сказали — пока первый лист не пробьется, сюда не соваться.

— Так он еще когда вылез, — хохотнул Костяной царь. — Или не тянуло ко мне в гости?

— Тянуло, — не стал скрывать я. — Еще как. Сейчас вот как заново родился.

— Кладбищенская земля — сильна, — подтвердил Хозяин. — Первое дело для тебя ей подышать, особенно весной. А я гляжу, ты заматерел самую малость. Крови на тебе, правда, так и не появилось, но силы прибавилось. Да еще и прислугу из мертвых себе завел? Растешь, ведьмак, растешь. Только аккуратней подходи к подбору свиты, чужие души не прихватывай и за спину поглядывать не забывай. Мертвые куда злопамятней живых.

Вот как он видит все, что только можно? Или на мне где-то надпись наличествует, которую я сам не замечаю?

— Но за Кромку так и не сходил, — продолжал вещать умрун. — Но, может, оно и к лучшему. Нечего там теперь делать ни людям, ни ведьмакам. Была Навь, да вся вышла.

Интересно, а про то, что я с Мораной хороводюсь, он тоже видит? Или нет?

— Радостно видеть, что в ваших владениях после зимы все в порядке, — решил я перевести разговор в другую сторону, подальше от скользкой темы. — Чистота вокруг, порядок.

— Есть такое, — провел когтями по черному граниту трона Хозяин, меня аж передернуло от противного звука. — Не то что в том году. Скажу тебе так, ведьмак — все решают верные назначения на посты и правильная постановка выдаваемых ответственным лицам поручений. Вот поставил графа Рязанцева следить за южным крылом, оказал ему доверие, предупредил, что делаю это в последний раз — и что? Он справился.

Призрак в долгополом камзоле склонился перед умруном в поклоне.

— А, помню его, — моментально среагировал я. — Вы еще обещали графа в катакомбы лет на сто закупорить, если он не оправдает оказанного ему высокого доверия.

— Ну это тоже сыграло свою роль, — признал Костяной царь. — Туда никто не хочет. Место паршивое, гиблое, даже для моих подданных. Хотя тебя там понравилось бы. Там для тебя раздолье!

— На предмет? — заинтересовался я.

— Травы и корешки, — коротко объяснил умрун. — В катакомбах такое встречается, чего ты тут, на поверхности, сроду не сыщешь! А сила у этих растений такая, что иная ведьма за такие ингредиенты часть души отдать сможет. Они ж близ смерти растут и мощь ее впитывают.

— Ишь ты! — только и осталось сказать мне.

— Хочешь, вход в катакомбы покажу? — предложил Хозяин Кладбища. — Точнее — открою его для тебя.

— Не-а, — помотал головой я. — Не хочу. Мне и здесь хорошо.

Когда ему надоест меня пытаться подловить? Или просто такова природа этих существ, что они без провокаций обойтись не могут?

— Нет — так нет, — хохотнул под капюшоном умрун. — Сам отказался. Потом не просись.

— Значит, судьба моя такая, — склонил голову я. — Не побываю в глубинах земных.

— Ладно. — Хозяин положил когтистые руки на колени. — Говори, чего пришел?

— Просто так, — предельно честно ответил ему я. — Нет у меня ни вопросов, ни дела какого. Соскучился — и пришел.

— Не врешь, — будто прислушался к чему-то умрун. — Надо же. Тогда… И не знаю, что сказать. Ходи где хочешь, гуляй. Только мне не мешай сейчас. Весна, дел полно! Так куда ты этих воришек зарыл? В какую яму?

Последняя фраза адресована была уже не мне, а графу Рязанцеву, который начал что-то отвечать, размахивая руками, но что именно — я не услышал. Я вообще мало с кем мог общаться на этом кладбище. Еще в самом начале нашего знакомства Хозяин ограничил возможности местных обитателей в разрезе донесения до меня своих пожеланий и мольб. Нет, как-то раз он предоставил мне возможность услышать, что такое многоголосый вой мертвецов, просящих о милости ухода. Это реально страшно. Я думал, у меня голова взорвется. Второй раз подобное пережить не приведи бог.

Но при этом все равно отдельные личности могут со мной общаться. И я их слышу, и они меня, как, например, та девушка-самоубийца.

Впрочем, не исключено, что и это происходит с подачи Хозяина. То есть я слышу тех, кого должен. Или тех, кому приказали вступить со мной в беседу. Костяной царь личность непредсказуемая. Кто знает, какие замыслы находятся под этим черным капюшоном?

Я бродил по кладбищу почти до рассвета. Сначала отнес увесистый сверток с фаршем к сухому дереву, а после просто бродил по дорожкам. Клянусь, такого покоя и умиротворения не испытывал давно, с плеч будто тонна груза свалилась. И ясность в мыслях такая появилась, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Как тогда было сказано? «Тянет тебя Кромка». Тянет, есть такое. Пару раз зимой такая тоска наваливалась — хоть волком вой. А лекарство — здесь. Походил, подышал, вроде как отпустило.

Плохо это. Любая зависимость есть потенциальное оружие против тебя же самого, особенно если про нее узнает кто-нибудь еще. А в моем случае это именно зависимость, без вариантов. И хорошо еще, если стадия «тоска» не перейдет в какую-нибудь другую, более жесткую, класса «ломка». Этого мне только не хватало.

И что совсем скверно — даже посоветоваться по данному поводу не с кем. Одни из тех, кто ничего не знает, другие из тех, кому об этом знать и не нужно. А Хозяин Кладбища, как всегда, изречет что-нибудь зловеще-туманное, но ответа на вопрос не даст.

Я загулялся по тропинкам настолько, что прозевал момент, когда восток стал совсем светлым, и шустро побежал в старую часть кладбища. И, увы, опоздал. Не было уже никого на черной гранитной плите. Ушел в склепы местный Хозяин и двери за собой закрыл. И искать в какой именно — это без меня. Есть у меня нехорошее ощущение, что тот смертный, что зайдет в склеп, где обитает умрун, уже никогда из него не выйдет. Даже если он ведьмак, которому дозволено больше, чем кому-то другому. И данное мне слово о неприкосновенности там, полагаю, не работает.

Ну не сложилось — и ладно. Главное — настроение у меня было великолепное, сил прибавилось. И даже — оптимизма.

Причем хватило этого всего надолго, аж до самой среды. До того самого момента, когда из нашего с девчулями кабинета меня за шиворот вытащила госпожа Ряжская. В буквальном смысле за шиворот! Причем была она какая-то не такая, как всегда. Растрепанная, без привычного респектабельного лоска.

— О-па! — донесся до меня из-за неплотно прикрытой двери негромкий говорок Наташки. — Ссора в раю? Похоже, кто-то напроказничал!

Ольга Михайловна перестала шумно дышать и насторожилась.

— Думаешь, Сашка налево сходил? — уточнила у нее Ленка. — Да ладно!

— Ты ее видела? — насмешливо спросила у нее подруга. — В ее возрасте измена молодого любовника приравнивается к пяти новым морщинам! Или даже семи!

Ряжская почему-то потрогала шею, потом глянула на руки, цапнула меня за плечо и повела в переговорную, что-то тихо бормоча себе под нос.

— Даже не думайте, — посоветовал я ей. — Ничего у вас не выйдет.

— Ты о чем? — зло спросила она у меня.

— Их нельзя увольнять. Они мои друзья. И потом — а вы как хотели? Прибежали, глаза навыкате, волосы в разные стороны торчат. Что людям думать?

— Посмеялась бы, да не до смеха мне сейчас. — Тем временем мы прошли мимо переговорной. — Саша, передвигай ногами, времени в обрез.

— А мы куда? — все же притормозил я. — Нет, просто хотелось бы знать…

— Хочешь — узнаешь, — сказала как отрезала Ряжская. — Да иди ты уже!

— А пиджак? — резонно возразил ей я уже у самого выхода из банка. — Без него не поеду! Может, вы меня завезете за город, чем-то недовольны останетесь и из дома выгоните. И как мне потом домой добираться? Денежки в бумажнике, бумажник в кармане, карман в…

— Принеси ему пиджак! — рявкнула Ряжская на одного из охранников, крутившихся рядом. — В машину принеси, мы там тебя подождем!

Шут с ними, с деньгами, это все ерунда. В пиджаке хранился мой малый боезапас и куча других полезных штук.

— И сумку прихвати, — крикнул я ему вслед. — Заодно!

На работу сегодня я вряд ли вернусь. Не знаю отчего, но есть у меня такое предчувствие.

Веселое, не сказать, шутливое настроение у меня начало пропадать еще в машине. Не видел я Ольгу Михайловну до сегодняшнего дня в таком странном настроении. Каком-то… Накрученном, что ли? Она как на иголках рядом со мной сидела, и каждый светофор или небольшая «пробка» вызывали у нее приступ раздражения.

При этом ни на один мой вопрос отвечать не стала. Я, естественно, попытался выяснить, что стало причиной подобной нервозности, но в ответ получил только невразумительное: «После».

Поскольку я уже немного изучил эту женщину, мне стало ясно, что хорошего ждать не приходится. Явно произошло нечто, входящее в событийную категорию «из ряда вон», причем в ближайшем времени данное происшествие станет моей головной болью, хочу я того или нет.

И не ошибся.

— Помоги ему, — приказала мне Ряжская, за руку притащив меня в одну из спален своего загородного дома, кстати, ту самую, в которой она пыталась меня совратить тогда, на восьмое марта. — Немедленно.

— Как? — непонимающе уставился я на нее. — Ольга Михайловна, при всем уважении, я же не врач. Тут реально доктор нужен. Не знаю… Терапевт. А, может, даже вирусолог. Ну и анализы взять на всякий случай. Что там еще медики делают в таких случаях?

— Делай, я сказала, — отчеканила женщина и мне стало предельно ясно, что если я не подчинюсь, то живым из этого дома не выйду. Или, как вариант, мне придется перешагнуть через ее труп. — Если кто и может, так это ты. Я видела, на что ты способен, меня не обманешь. За работу, Смолин. Это не просьба, это приказ.

Ну по крайней мере все встало на свои места. Точнее — наконец-то госпожа Ряжская закончила из себя строить демократичную либералку и дала мне понять, кто из нас есть кто.

Вот только мне-то что делать? Я на самом деле не врач. Да я вообще вредить людям умею гораздо лучше, чем им помогать. На зло спрос гораздо выше, чем на добро.

Потому я вообще не представляю, что могу сделать для Павла Николаевича Ряжского, который в данный момент лежит на широкой кровати, тяжело дышит, обливается потом и, похоже, вскоре собирается в лучший из миров. А еще он нереально красный. В смысле — лицо у него напоминает цветом вареного рака.

— Дайте ему жаропонижающее, — еще раз попробовал воззвать к здравому смыслу я. — Что там обычно люди пьют при простуде? Парацетамол, эффералган.

— Были врачи, — цапнула меня за лацканы пиджака Ряжская. По-мужски так, жестко. — Были. Посмотрели. Анализы взяли. Здоров Паша. Как бык здоров. У него даже температуры нет.

— Да как же нет? — я потыкал пальцем на покрытое бисеринками пота лицо владельца банка. — Вон он красный какой!

— Красный, — тряхнула меня женщина. — Верно. Но холодный, как лед. Да еще вон черные пятна груди. Вот, смотри. Все врачи в шоке пребывали, потому что так не бывает. Одно всегда следствие другого. А тут — ни температуры, никаких отклонений, анализы великолепны. Но он умирает. Я это чувствую.

О как. Может, я и не прав насчет того, что это не мой профиль? Вот только тогда шансы господина Ряжского не увеличиваются, а уменьшаются. Я не Виктория из 15-К, мне так просто порчу не выявить и не снять. Знаний и опыта не хватит.

А это почти наверняка именно она. Или проклятие. Но если это проклятие, то ему точно труба. Я не знаю, как их снимать. С порчей, возможно, все же разберусь, но чего-то большее…

Но начнем сначала.

— Когда он захворал? — отцепив от себя пальцы Ряжской, задал я ей вопрос. — Первые признаки нездоровья когда появились? День, два назад?

— В воскресенье вечером, — почти прошептала женщина, а после уткнулась в мое плечо. — Ближе к ночи. Я подумала простуда, а оно вон как повернулось. Это не простая болезнь, я знаю. Догадалась.

Воскресенье, вечер. Сдается мне, я знаю, откуда ветер дует.

Соломин. Не дам ста процентов, что это точно он, но около семидесяти — запросто. Не сам, разумеется, это ясно. Есть, видать, у него специалисты.

Или специалист?

Если я, Ходящий близ Смерти, могу попутно зелья варить, то кто мешает служителю воды порчами подрабатывать? Или проклятьями?

Причем хорошо еще, что этим обошлось. А если бы он одну из сестер-Лихоманок на него натравил? Из тех, что убивают быстро и качественно? Мару бы Олег не сдюжил вызвать, не его это. А Лихоманок — кто знает?

Если это вообще он.

А если нет?

Ряжскому-то и правда совсем лихо. Как бы ласты не склеил до того, как я разберусь, что к чему. Если такое случится, то мне ведь и вправду мало не покажется. Все, кончились шутки. Ольга Михайловна на самом деле не станет разбираться, кто прав, кто виноват, она просто назначит того, кто за все ответит. И этим кем-то точно окажусь я.

А, может, не мудрить? Может, пусть умрет? Человек он так себе, но если его расценивать с другой точки зрения, прикладной, то очень даже неплох. Хорошая из него жертва получится.

Моране понравится.

А Ряжская… Что Ряжская? И даже — что Алеша, которого я видел, входя в дом?

Все вопросы решаемы. В том числе и эти.

Ладно, потешил себя злобными мыслями и будет. Чего делать-то?

И самое поганое, что у меня ведь с собой ничего нужного и нет. Сюда бы мой запас трав, я бы кое-что сварил. Есть один настой, я его рецепт в своей книге нашел, очень он подходит к данной ситуации. Это что-то вроде блокиратора наведенных хворей. Временного, но действенного. Против одной из Лихоманок не поможет, но остальное по его части. Вылечить не вылечит, но на время развитие болезни остановит. В моей ситуации подобное средство — самое то. Мне нужно время, чтобы понять, как действовать дальше. И самое главное — самому пробовать все разрулить или попросить помощи клуба?

Глава седьмая

— Что? — тон Ряжской из жалостливого снова стал жестким. — Что ты молчишь?

— Вовсе нет, — без тени улыбки ответил ей я. — Не молчу, говорю. Вот например — мне надо домой съездить.

— Куда? — по-моему она не поверила своим ушам. — Ты о чем вообще? Смолин, лечи моего мужа!

— Ну хорошо, повожу я над ним сейчас руками, скажу, что он выздоровел, и? Результата все одно не будет, — не стал врать я, прекрасно понимая, что сейчас бью по больному. — Ольга Михайловна, мне нужны мои травы, плюс еще кое-что. И это все находится у меня дома.

— Давай я пошлю водителя, он все привезет? — предложила Ряжская. — А ты останешься здесь.

— Не-а, — покачал головой я. — Это травы, они не любят чужие руки. Да и не хочу, чтобы кто-то без меня в мой дом заходил.

Павел Николаевич пошевелился и открыл глаза, мутные донельзя. Я только глянул в них и сразу понял — не видит он нас. И рассудок его тоже сейчас далеко.

Зато теперь сомневаться в том, что это не обычная болезнь, не приходилось. Тут, несомненно, приложил руку кто-то знающий.

— Мне нужно позвонить, — сообщил я Ряжской, направляясь к выходу из спальни. — И не надо подслушивать, хорошо? Это в ваших интересах.

Олег ответил почти сразу, будто ждал моего звонка.

— Привет, брат-ведьмак! — бодро проорал в трубку он. — Рад слышать!

— Привет, — поприветствовал его и я. — Слушай, возможно мой вопрос тебя заденет, но не спросить не могу. Скажи, ты к хвори того человека, по приказу которого тряханули Соломина, отношения не имеешь? Просто на него то ли порчу навели, то ли проклятие наложили, и он вот-вот дуба даст.

Я отлично осознавал, что звучит это почти наивно, вот только моему собеседнику врать смысла нет. Люди в подобных ситуациях, особенно если рыльце в пуху, лгут сплошь и рядом. Но то люди. А Олег — ведьмак, причем матерый, ему плевать и на чужое мнение, и на то, что кто-то что-то может не так понять. Я это сообразил еще тогда, в кафе. Он живет так, как ему хочется и делает то, что считает для себя нужным, даже если его поступки идут вразрез с общепринятыми правилами. Потому как эти правила писаны для людей, но не для ведьмаков.

И я еще тогда ему позавидовал, причем сильно. У меня пока так не получается. Как ни пыжусь, а вбитые в меня устои все равно дают о себе знать.

— Нет, — твердо ответил он. — Не моя это работа, Сашка. Да и не под силу мне такое, потому как не обучен подобным тонкостям. Вот в ванной утопить — это пожалуйста, это легко. Вода — она везде вода. Если надо, у меня человек под душем захлебнется насмерть. Но болячки — нет. Не мое.

— Так и думал, — с облегчением произнес я. — Причем сильно этому рад. Погоди-ка секунду.

За дверью спальни установилась мертвая тишина, ни шороха шагов, ни всхлипываний слышно не было. Совсем ничего. Разве что только шуршание уха о дверь.

Ну ведь просил же! Ох, как же меня все достало!

И я со всей дури долбанул ногой в середину белоснежной, с золотой окантовкой, двери, через секунду с удовлетворением услышав громкое «Ой!» и звук падения на пол не очень тяжелого женского тела.

То-то. Любопытство — грех. И пусть радуется, что дверь открывается наружу, а не внутрь, ей бы тогда еще сильнее прилетело.

Что я там говорил про внутреннюю свободу? Нет, клепаю я на себя. Кое-что уже наличествует. Раньше мне подобное и в голову бы не пришло.

— Слушай, вообще-то подобные шутки-дрюки в стиле Соломина, — подал голос Олег. — Але, ты здесь?

— Здесь-здесь, — заверил его я, с удовлетворением услышав оханье из-за двери. Ну да, не очень красивый поступок, но что не сделаешь для хорошего человека. — Так, говоришь, он мог? То есть он не только тебя к себе на службу поставил?

— Но-но, — проворчал ведьмак. — Скажешь тоже — «на службу». Собачки служат. Я наемник экстра-класса, ты забыл?

— Да-да, извини, — добавил в голос почтения я. — Ты — неудержимый!

— Язва ты, Сашка, — хмыкнул Олег. — Тяжело тебе будет и в жизни, и в посмертии. А что, мужик совсем плох?

— Не то слово, — посерьезнел я. — Хотелось бы его спасти. Не скажу, что мне его прямо сильно жалко, но есть кое-какие резоны…

— Да это понятно, — перебил меня ведьмак. — Только здесь я тебе не помощник. Тебе заклинатель хороший нужен, чтобы сначала определил, чем этого толстосума угостили, а после попробовал напасть нейтрализовать.

Это мне и самому понятно. Вот только у меня таких знакомых нет.

Почти нет.

— А если ты насчет живой воды — тоже нет, — продолжил Олег. — Добыть маленько могу, но не стану. Прости, но мы не настолько друзья. Опять же — ладно бы для тебя, но для какого-то барыги… Ответ — нет. Да и не факт, что она сработает, у нее принцип действия не универсальный. Надо точно знать, с какой целью ее употребляешь, и соответствующие чары наводить. А у тебя то ли порча, то ли проклятие…

— Да ты чего, мне и в голову такое не приходило, — поспешно произнес я, а после выдал идею, которая только что посетила меня. — Слушай, а кто-то из твоих друзей нам не сможет помочь? Ну ты по воде, это ясно. А остальные?

— По идее, такое возможно, — неторопливо ответил Олег. — Дэн, правда, сейчас на Гоа, и раньше середины мая не вернется, но Пашка здесь, в Москве. И, возможно, даже согласится тебе помочь. Но только подумай, брат-ведьмак, вот о чем — оно тебе надо?

— В смысле? — уже догадываясь, что будет за ответ, переспросил я.

— Мы все в каком-то смысле свои, — начал объяснять мой собеседник. — Нас мало, мы не враги друг другу, и неприятели у нас общие. Но это не значит, что каждый каждому помочь спешит, понимаешь? А в твоем случае — особенно. Я тебя только один раз видел, а Пашка и вовсе ни разу. Так с чего ему из себя Чипа и Дейла изображать? Его время, силы и знания чего-то стоят, особенно если учесть, что помогать придется не брату-ведьмаку, а какому-то левому дяде. И я сейчас не про деньги речь веду.

— Возьми, но и будь готов отдать, — утверждающе произнес я.

— Именно, — подтвердил ведьмак. — А теперь скажи мне, Сашка, — стоит жизнь этого человека твоих обязательств перед тем, кого ты еще в глаза не видел? Кто знает, что он у тебя попросит, особенно учитывая твою узкую специализацию. Да, сразу уточню — у нас долги принято отдавать всегда. И, если что, то в суды наш брат не ходит, коллекторов не привлекает. У нас другие способы убеждения нерадивых плательщиков. Простые и эффективные. Потому, собственно, долги всегда и возвращаются.

— Нет, не стоит оно того, — подумав секунд двадцать, ответил я Олегу. — Ни разу не стоит.

— Именно, — подтвердил тот. — Хотя бы потому, что умирающий ради тебя наверняка даже пальцем бы не пошевелил в аналогичной ситуации. Я непосредственно этого человека не знаю, но зато знаком со многими другими, ему подобными. Для них я, ты, да и все остальные жители этой планеты только расходный материал, вроде картриджей в принтере. Кончился — да и хрен с ним, вставим новый. И все.

— Спасибо за науку, — поблагодарил я Олега. — Что, пятница в силе?

— Само собой, — хохотнул он. — И вот еще что… Если с Соломиным доведется побеседовать, попробую что-нибудь узнать. Мне не в труд.

— Буду признателен, только вряд ли это пригодится. Там такое состояние… Краше в гроб кладут.

— Знаешь, одно я тебе точно могу гарантировать, — помолчав, произнес Олег. — Тот, кто это сделал, не самый сильный колдун. Или вообще не колдун. С таким, как Соломин, кто-то по-настоящему знающий и умелый работать не будет. Мелковат он для игроков высшей лиги. Колдуны — товар штучный, матерые особенно. Так что это либо самоучка-человек, которых много развелось, либо ведьма. Последнее вероятнее всего. Они на деньги падки, и человека им сгубить всегда в радость.

— Ясненько. Правда непонятно, что это мне дает, но все равно спасибо.

— Ничего не дает, — не стал скрывать Олег. — Пока не узнаешь, чем именно мужика стреножили, все впустую будет. Короче — окочурится он. И это… Если что — звони. Пока!

— Пока, — ответил я в уже замолчавшую трубку, а после почесал ей подбородок.

Окочурится, стало быть, Ряжский. Пожалуй, что и да. Если ничего не делать, так точно.

Скрипнула, открываясь, дверь спальни и из нее навстречу мне шагнула Ольга Михайловна, на виске которой красовалось стремительно синеющее пятно.

— Ну? — требовательно спросила она.

Я глянул назад, за свою спину. Потом повертел головой и вопросительно уставился на Ряжскую.

— Что? — чуть выпучив глаза, поинтересовалась она.

— Думаю, где та телега, которую мне надо тащить за собой, — мирно объяснил ей я. — Раз вы нукаете, значит, я уже запряжен. Но вот вам сюрприз — телеги и нет! Да еще и я не лошадь, которой можно приказывать. Это, кстати, как ответ на одну из ваших недавних реплик. А раз я не лошадь, и вы не извозчик, то пойду-ка я, пожалуй, до…

— Я сейчас тебя ударю, — неожиданно спокойно сообщила мне она. — Вон там умирает мой муж, и ты можешь его спасти. Можешь, но не хочешь. Что тебе надо? Услышать, что я была не права? Хорошо, это так. Что еще? Может…

— Зря вы так, — перебил ее я, подумав, что с учетом ситуации палка и впрямь излишне перегнута. — Хотите верьте, хотите нет, но делаю что могу. Не стану скрывать, вашего супруга вообще не очень-то жалко, но человеколюбие и гуманизм все же мне присущи. Да, слушайте, а чего кроме нас, здесь никого нет? Дом-то у вас ого-го какой, в нем небось прислуги полно. Где служанки, горничные, медсестры, наконец? Про врачей вы говорили, они где? Чего мы тут вдвоем стоим?

— Я всех отослала, — отвела в сторону глаза женщина. — И врачам заплатила за молчание. Стоит только просочиться информации о том, что Павел при смерти, как компанию тут же начнут рвать на куски. Свои же первые и начнут, знаю я этих шакалов. Я уж молчу о завтрашнем тендере. Так что в доме только Алеша и несколько доверенных охранников.

— Звериный оскал капитализма, — только и осталось произнести мне.

Вот что за жизнь у них? Даже когда помираешь, то все равно думаешь о чем угодно, только не о том, что оставляешь после себя.

А я еще своим существованием недоволен. Нет, у меня все нормально, грех жаловаться.

— Прошу тебя, Саша. — Ряжская ткнула пальцем в мой телефон, который я по-прежнему держал в руке. — Позвони еще раз тому, с кем разговаривал. Уговори его, предложи любую цену.

— Да не в цене там дело, — поморщился я. — Он не по этой части, понимаете?

— Я слышала отдельные фразы вашей беседы, — упорствовала Ольга Михайловна. — Он что-то тебе предложил, но ты отказался.

Из спальни раздался мучительный стон Павла Николаевича, и женщина опрометью бросилась туда.

И вот что мне делать? Жалко ее как-то. Еще и синяк поставил.

Ясно дело, все эти ее «приказываю» забыты не будут. Но она мне за это ответит потом, после решения основной проблемы.

Нет, так-то Олег прав целиком и полностью. Но, с другой стороны, не совсем же я еще сволочь? Есть у меня один вариант, который можно попробовать отработать. Не такой затратный, как с пока неизвестным мне ведьмаком Пашкой.

— Добрый день, Олег Георгиевич, — приняв решение, я набрал номер того, кто, возможно, захочет помочь умирающему бизнесмену. — Это вас Смолин беспокоит. Есть на меня минуточка?

— Добрый день, Александр, — ответил мне начальник отдела 15-К. — Рад вас слышать. Что случилось?

— Жутко хочется сказать банальность, вроде: «ну почему сразу случилось?» — по-моему, вполне естественно засмеялся я. — Но не стану, ибо вы правы, причем происшествие исключительно по вашему профилю. Убийство, однако. Пусть и потенциальное, но убийство. Кто-то злонамеренно проклятие в ход пустил. Или порчу. В результате хороший человек помирает.

Ровнин секунд пять помолчал, а после захохотал.

— Странная реакция на невеселую новость, — заметил я удивленно.

— Новость печальная, — отсмеявшись, ответил Олег Георгиевич. — А ваш заход до ужаса банальный. Не побоюсь этого слова — дешевый. Александр, от вас не ждал такого. Все не хотят лезть в долги, это ясно, но так примитивно работать — это моветон.

Н-да, не получилось. Да, банально. Но ничего другого мне в голову не пришло. Тем более доля правды в моих словах есть. Их поставили закон и порядок охранять — пусть охраняют. И Ряжского спасают. Он тоже человек, между прочим.

— Александр, все гораздо проще. Вам следовало просто попросить меня о помощи — и все. Тем более что с учетом всех тех случаев, когда вы нас выручали, мы все будем рады помочь вам просто так, без каких-либо условий, — продолжил Ровнин. — Да и наши должностные обязанности никто не отменял. Дайте-ка мне немного конкретики, для ясности.

Размышляя о том, что кто-кто, а 15-К в этой жизни никогда и ничего не делает просто так, я быстренько изложил собеседнику все свои соображения и наблюдения.

— Диагноз верен, — выслушав меня, высказался Ровнин. — Как ты сказал — черные пятна на груди? Это проклятие, я с подобным сталкивался несколько раз.

— Викторию бы, — вкрадчиво попросил я. — Она наверняка сможет выручить бедного Павла Николаевича. В этих вопросах ей равную не найти.

Из спальни выбежала Ряжская, услышавшая последние слова, и уставилась на меня.

— Вот еще что, — решил я добавить немного патоки. — Возможно, не очень правильно подходить к данному вопросу с подобной стороны, но пострадавший человек не очень беден. Прямо скажем — совсем не беден. И он будет рад оказать нашим доблестным правоохранительным органам некую спонсорскую поддержку. Нет-нет, никаких конвертов из рук в руки, ничего такого. Скажем, он может передать в дар вашему отделу новый внедорожник. Такой, знаете ли, вездеход. Когда я на вашем нынешнем в последний раз ездил, Николай ругался на ходовую такими словами, каких мне за всю жизнь слышать не доводилось. А у меня богатое прошлое.

Произнося все это, я посмотрел на Ряжскую, подав ей глазами знак, который расшифровывался как «вы не против»?

Растрепанная Ольга Михайловна, в которой вообще ничего уже не осталось от привычной мне бизнес-леди, неистово закивала.

Вот ведь. Все-таки живой она человек. Как припекло, весь лоск и слетел, душа наружу вылезла.

Потому, наверное, я и не махнул на происходящее рукой.

— Согласен с тобой, подобные речи звучат не очень красиво, — мягко произнес Ровнин. — Да и внедорожник еще побегает. А вот микроавтобус наш плох, плох. Как полгода назад Мезенцева со всей дури влетела на нем в столб, так он по ремонтам и бродит. То деталей нет, то бюджета не хватает. Беда, да и только.

— Микроавтобус, — подытожил я, глядя на Ряжскую. — Можно, наверное, и его. Ну или минивэн из таких, престижных.

Ольга Михайловна вздохнула и закатила глаза, как бы говоря: «Да хоть самолет, только побыстрее!». Эх, расписочку бы с нее взять, но момент не тот.

И самое забавное — ей, возможно, спасут мужа, Виктория и вправду специалист от бога. Отдел получит микроавтобус. А я, как всегда, в пролете. Интересно живу! Надо Олегу посоветовать рядом со мной покрутиться, его хандру как рукой снимет.

И спроси у меня кто, чему я сейчас радуюсь — ведь не отвечу. Потому как сам не знаю.

— Но дело, разумеется, не в материальном, — уточнил Ровнин. — Главное — человека спасти. Как, кстати, его фамилия?

— Ряжский, — не стал скрывать я. А смысл? — Пал Николаич. Владелец заводов, газет, самолетов.

— Правильнее — пароходов, — поправил меня собеседник.

— Просто насчет наличия в собственности у господина Ряжского водного транспорта я не уверен, а самолет точно есть, — объяснил я. — Про него охранники в банке трепались, а я случайно услышал. Так что с Викторией? Пришлете?

— Погоди минутку, — попросил меня Олег Георгиевич, и, как видно, набрал свою подчиненную с другого телефона, потому что до меня долетали отдельные фразы вроде: «Ты где?» и «Надо одному коммерцу помочь. Нет, не за мзду, я знаю, ты ее не берешь. За благодарность на колесах, без которой мы все вместе никуда поехать не можем». — Александр, ты еще здесь?

— Само собой.

— Адрес мне смской сбрось. Часа через полтора она прибудет к вам, раньше никак.

Полтора часа это много. С другой стороны — судьба есть судьба. Если суждено Ряжскому до приезда спасительницы не дожить, значит, таков божий промысел. Ну или еще чей.

Вот только мне в этом доме сидеть и ждать чародейку из правоохранительных органов совершенно неохота. Мне супруга умирающего за это время весь мозг вскипятит, к гадалке не ходи.

— Да знаете вы его, — не стал долго раздумывать я. — К моему подъезду пусть подъезжает, такси оплачу, не вопрос. И как приедет, пусть сразу позвонит. Мне все равно домой надо подскочить, одно зелье взять.

— С женщинами трудно, особенно с теми женами, которые, казалось бы, не очень-то и любили своих мужей, пока к последним не подобралась беда, — хмыкнул Ровнин. — Правильное решение. Все, жди звонка.

А я ведь про Ольгу Михайловну ему и слова не сказал. Все-таки начальник отдела 15-К — страшный человек. Он всегда все знает.

— Ну? — в голосе Ряжской зазвучали истерические нотки. — Что? Да не верти башкой, нет тут телеги.

— А то вы не слышали. — Я повертел телефон в руке. — Приедет специалист, сделает что может. А может она очень много, уж поверьте. Довелось мне с ней столкнуться как-то, увидеть ее в работе. Очень круто. Очень. Ладно, поеду. Пока доберусь, пока зелье сварю — это время. Да еще, не дай бог, в «пробку» угодим. До «часа пик» далеко, но это МКАД, а он всегда непредсказуем. Хотя оно и понятно — какая может быть стабильность в земном филиале ада?

Мне повезло — я все успел. Вот минута в минуту. Только я заполнил две мензурки огненно-горячим зельем, как заорал телефон. Будучи уверенным в том, что это Виктория, я даже не глянул на экран. А зря. Сделал бы эту простую вещь и не испытал бы странную смесь чувств, где сплелись воедино недовольство произошедшим, ощущение того, что кто-то на небесах решил пошутить, и понимание верности утверждения, гласящего о том, что мир — царство хаоса. Ну и привкус приближающегося скандала по пока неизвестному мне поводу там тоже имелся.

Короче — в трубке раздался голос Мезенцевой.

— Мы уже три минуты здесь торчим! — недовольно проорала она. — Давай, спускайся, таксёра надо отпускать! Ты обещал ему заплатить, будь любезен, держи слово!

Платить мне не пришлось, когда я спустился вниз, такси уже уехало. За меня это любезно сделал водитель машины Ряжской, той, которую она выделила мне для поездки туда и обратно.

— Растешь, — с непонятной интонацией сообщила мне Мезенцева, усаживаясь в салон автомобиля представительского класса. — Еще вчера мелкий клерк, а сегодня салон из натуральной кожи и все удобства.

— Ты еще скажи, что Смолин продался мировому капиталу и стал слугой олигархов, — посоветовал ей я. — Для полноты картины.

— Насчет «слуги» — прямо в точку, — злорадно подтвердила Женька. — Так я и думаю.

— Пустомеля, — осекла ее Виктория, как всегда, сдержанная и молчаливая. — Саша, обрисуйте мне картину происходящего, желательно поподробнее.

С благодарностью глянув на нее, я незамедлительно выполнил ее просьбу.

— «Черная метка», — уверенно заявила сотрудница отдела, дослушав меня. — Проклятие несложное, но эффективное. Плюс сразу могу сказать, что работал если не дилетант, то не очень большой умелец.

— Почему? — в один голос спросили я и Женька.

— Сегодня среда, первые признаки появились в воскресенье, — неторопливо произнесла Виктория. — Если бы сработал умелый колдун или знающая ведьма, ваш знакомец, Саша, еще вчера днем умер бы. Или даже раньше. Повторюсь — это проклятие крайне эффективно, особенно в тех случаях, когда его некому купировать или снять. В старые времена людей, знающих, что к чему, жило больше, потому умереть от «черной метки» надо было постараться. Многие колдуны таким образом не убивали своих врагов, а предупреждали о том, чтобы те готовились к худшему, заранее зная, что умелый ведун или опытный церковный служитель предотвратит смерть бедолаги от этой напасти. Но то тогда. А сейчас первым делом вызывают врача, который потом ломает голову, что же это за странная болезнь. Мне рассказывали, что один раз ее даже за чуму приняли. Черные пятна, красное лицо, увеличенные лимфоузлы — все признаки средневекового бедствия. Заперли бедолагу в «инфекционку», где он благополучно и скончался спустя сутки. Да и люди еще лет сто-сто пятьдесят назад лучше разбирались в подобных вещах, точно зная, когда надо бежать к лекарю, а когда к ведуну.

— Значит, спасете вы хозяина? — подал голос водитель.

— Если еще не умер — непременно, — охотно ответила ему Виктория. — Саша, а какие зелья у вас в кармане лежат?

— Никак учуяли? — удивился я. — Однако!

— Увидела, — чуть ли не впервые на моей памяти улыбнулась строгая девушка. — Карман пиджака оттопырен так, что становится ясно, что там пузырьки. А что у вас в них может быть? Только зелья.

Я рассмеялся и протянул ей одну из емкостей.

— Забавная стилизация, — повертела перед глазами мензурку с изумрудно-зеленой жидкостью внутри Виктория. — Словно из средневековой алхимической мастерской.

Почти угадала. Это овеществленный инвентарь из компьютерной игры, сделанный специально для «ролеплейщиков». Ну тех странных ребят, которые в реальной жизни разыгрывают сцены из компьютерной реальности и изображают разных там паладинов, орков, магов, и в том числе алхимиков. Я эти флакончики когда на «Али-экспрессе» увидел, то сразу заказал полсотни, отдав за них кругленькую сумму. Но не жалею о трате денег совершенно, оно того стоило. Толстое небьющееся и не нагревающееся стекло, глухие пробки, через которые не просочится ни капли, не очень большой размер — чего еще желать практикующему ведьмаку?

Ну и самое главное — это красиво. Вот прямо — красиво. Можно даже сказать — эстетично. Огранка и какая-то особая искра в составе стекла придавали этим пузырькам таинственно-сказочный вид. Вон даже Женьку торкнуло, она завороженно смотрит на переливающуюся в глубине флакона всеми оттенками зеленого жидкость.

— Каюсь, люблю производить впечатление на красивых женщин, — сделав голос поинтимнее, почти прошептал я. — И использую для этого всё, что только можно, в том числе и личный инвентарь.

— А что внутри? — никак не отреагировала на мои слова Виктория и тряхнула пузырек. — Какое зелье?

— Оно действие проклятий немного приостанавливает, — уже нормальным голосом ответил я. — Вылечить не сможет, но выгадает время.

— Поняла. — Виктория еще раз тряхнула пузырек. — Саша, для наших целей одной порции точно будет достаточно. А может, вообще ничего не понадобится. Не подарите мне вторую? Хорошая штука, хотелось бы мне иметь ее в своем арсенале.

— Она ваша, — даже не стал раздумывать я. — Скажу больше — если хотите, я для вас еще несколько подготовлю, и с оказией передам.

— Не откажусь, — не стала кокетничать девушка. — Буду признательна. И вообще нам с вами надо бы пообщаться на эту тему. Очень может быть, что отдел приобретет у вас какие-то образцы продукции для служебных целей.

— Это вряд ли, — покачал головой я. — У меня нет производства, потому нет продукции. То, что варится в моем котле, делается для себя лично и для узкого круга моих друзей, в число которых вы входите. Поэтому если лично вам что-то от меня будет нужно, я это сварю или сделаю. Но продавать не стану.

— Позиция, — коротко глянула на меня Виктория. — Причем достойная уважения.

— Что до беседы… — Я лукаво улыбнулся. — Вам достаточно просто позвонить и назвать мне время и ресторан. Любой, который вам захочется посетить. К указанному часу нас в нем будет ждать столик.

— Топорный подкат, — злобно вякнула Женька. — Древний и тупой!

— Согласен, — внезапно присоединился к ее мнению водитель, которого вообще никто не спрашивал.

— Но действует, — стрельнув взглядом в нахохлившуюся Мезенцеву и подмигнув мне, произнесла Виктория. — Я подумаю, Саша. Подумаю.

В результате, к месту назначения Женька прибыла в совсем уж скверном состоянии духа, что в результате вылилось в неслабый скандал при входе в дом.

— Оружие надо сдать, — непреклонно требовал охранник, загородив проход. — Таковы правила. Или ждите на улице.

— Не сдам! — выпучив глаза, орала Мезенцева. — Это служебное! Я сотрудник МВД России, вот удостоверение! Меня даже в самолет со «стволом» пускают.

— Тут ты врешь, — невозмутимо заметила Виктория. — Не пускают. И ты, и Николай в прошлый раз пистолеты пилотам сдавали, а те их в сейф клали.

— Ты на чьей стороне? — еще сильнее, хоть это было и невозможно, возмутилась Евгения. — На их или на моей?

— Пойдемте, Саша. — Виктория взяла меня под руку. — Эти двое, похоже, до следующего утра ругаться будут, но никто не уступит. У одного должностная инструкция, у второй невероятное упрямство.

Уже поднимаясь по лестнице, до меня донесся вопль: «Да подавись!», а после звуки быстрых шагов. Охранник победил. Или дело в чем-то другом?

— Наконец-то! — Ряжская встретила нас на втором этаже. За прошедшее довольно непродолжительное время она еще сильнее осунулась, под глазами обрисовались синие круги. — Я уж думала, что вы не успеете. Паша совсем плох. И еще та чернота… Она уже везде!

— Это нормально, — успокоила ее моя спутница. — Проклятие в действии. Как до горла дойдет, так человеку конец и наступит.

Ряжская сглотнула, окинула взглядом девушку, а после уставилась на меня.

— Это Виктория, — объяснил ей я. — Большой специалист по черным пятнам и красным лицам. Все, Ольга Михайловна, все, можете выдыхать. Раз она здесь, то страшное позади.

— Пойду посмотрю, — сообщила нам чародейка и отправилась в спальню. — Не мешайте мне пока.

— Богато, — раздался голос Мезенцевой, которая наконец-то присоединилась к нам, войдя в комнату. — Мраморная лестница, лепнина, расписные потолки. Знаешь, Смолин, я тебя даже где-то понимаю. К такому денежному вымечку и я бы присосалась! Плюнула на принципы — и присосалась.

— А это Евгения, — показал на девушку рукой я. — Она нонконформист и правдоруб. Придется потерпеть, Ольга Михайловна, ничего не поделаешь. Увы, но Виктория шла только в подарочном наборе с вот этой чумой.

— Это Ряжская? — обрадовалась Женька, глядя на остолбеневшую бизнес-леди. — Та самая, да? Ну с которой ты за денежку того?

И снова — вот это-то ей откуда известно? Кто поведал рыжей фурии наши внутрибанковские сплетни? Спинным мозгом чую — есть в родном коллективе инсайдер. Узнать бы, кто именно…

— Может быть, девушка подождет внизу? — ледяным тоном осведомилась у меня Ряжская, которую в этот момент Евгения обходила по кругу, оценивая, как зевака скульптуру в музее. — Мне кажется, это было бы самым разумным из возможных вариантов. Для всех нас.

— Не-а, — мотнула головой Женька так, что ее рыжие пряди чуть-ли не стегнули хозяйку дома по лицу. — Не хочу. Мне и тут неплохо. Слушайте, а вы в себя неплохо так вложились. Респект! А говорят, что красоту и молодость не купишь. Вон, купишь, да еще как!

Все могло кончиться скверно, потому что Женьку явно несло так, как никогда ранее, кабы не Вика, которая появилась из спальни с встревоженным лицом.

— Вовремя приехали, — сообщила нам она, стягивая с плеч плащ и бросая его на стул, стоявший у стены. — Еще полчаса — и все. Саша, пойдем, твоим зельем его сначала напоим, оно точно к месту. Женя, ты мне тоже нужна.

— С какой радости? — не поняла Мезенцева. — Ладно вы, тут все ясно — дамский любимец Смолин зельевар, ты специалист по заклинаниям, эта дамочка пострадавшему жена. А я с какого бока присоседюсь?

— С левого, — ответила ей Виктория.

Так и вышло. Именно с левой стороны Женька держала голову и зажимала нос Павла Николаевича, когда я лил ему в глотку зелье, предварительно варварски разжав его зубы ножом, и более всего опасаясь, что он захлебнется.

Чародейка оказалась права — еще чуть-чуть, и господин Ряжский снова бы встретился со мной, но уже по другую сторону реальности. Не знаю отчего, но уверен, что не ушел бы он сразу туда, откуда нет возврата. Характер у него не тот, и дел незавершенных много. Вон тендер не выигран. Смех смехом, а для таких, как он, это достаточно веская причина, чтобы остаться здесь, на Земле. Их реально задерживают незавершенные бизнес-процессы. Не дети, не жены, не грехи, которых у каждого за душой где-то на пароход. Нет. Контракты, сделки, договора. Я сначала думал, что это шутка такая, а оказалось — правда. Слово даю, первое, что Ряжский спросит, придя в себя, будет:

— Какой сегодня день? Тендер уже состоялся?

Так вот — вовремя мы успели. Черные пятна на груди бизнесмена уже соединились, став одним целым, и почти добрались до горла.

Ну и зелье мое кстати оказалось. Сразу после того, как оно с бульканьем влилось в горло Павла Николаевича, краснота с лица чуть спала, и дыхание стало немного поровнее.

— Забыла спросить — каков срок действия? — Виктория показала на флакон, что я держал в руке.

— Минут двадцать, — подумав, сообщил ей я. — Плюс-минус пара минут. Все очень индивидуально.

— Хватит. — Виктория засучила рукава своей скромной черной водолазки. — А теперь — все вон. Да-да, мадам Ряжская, вы тоже, причем в первую очередь. Моя работа не любит свидетелей.

Глава восьмая

— Вот этот, — сообщила Женька Ряжской, так только мы вышли из спальни и закрыли за собой дверь.

— Что «вот этот»? — нервно осведомилась у нее бледная до невозможности женщина.

— Вот этот минивэн нам купите, — сунула Мезенцева ей под нос свой смартфон. — «Chevrolet Express II», восьмиместный. И чтобы со всем «фаршем»!

— Господи ты боже мой! — Мне показалось, что Ряжская сейчас ударит оперативницу. — Саша, убери от меня подальше эту… Девушку! Пожалуйста!

— Жень, в самом деле? — даже мою толстокожую натуру немного покоробила эта выходка. — Нашла время.

— Самый что ни на есть подходящий момент, — и не подумала смущаться Мезенцева, зло посверкивая глазами. — Куй железо пока горячо! Знаю я этих… Бизнес-леди. Как припечет одно место, так обещают остров в Карибском море подарить, а потом как отляжет, так коробку из-под пиццы у них не выпросишь! Плавали, знаем!

— Да получите вы свою машину, — с брезгливостью бросила ей Ряжская. — Успокойтесь. А лучше всего — спуститесь вниз и ждите свою коллегу там. Считайте это моей личной просьбой.

— Я сама решу, где мне быть, — с вызовом процедила Женька, уселась на один из стульев, что стояли близ стены, и закинула ногу на ногу.

Вот какая муха ее укусила, а? Нет, она никогда не отличалась миролюбивостью и уживчивостью, но то, что она творит сегодня, более всего смахивает на хамство.

Или на ревность? Она что-то такое вякнула по приезде, когда Ряжскую увидела.

Да нет, чушь. И я не идеальный образчик альфа-самца, и она не тот человек. Иногда мне вообще кажется, что ей лучше было бы родиться парнем, настолько она была не похожа на других представительниц своего пола. Хотя нет. Я бы с ней тогда встречаться не стал. Пусть наши свидания носят нерегулярный характер, но они есть. И мне они нравятся, в том числе как раз своей необязательностью и необременительностью.

Ольга Михайловна глянула на Женьку с нескрываемой неприязнью, а после прислонилась к стене, прикрыв глаза и прислушиваясь к тому, что творилось за закрытыми дверями спальни.

Впрочем, ничего такого до нас не доносилось, только минут через пять мы услышали, как Виктория выкрикнула непонятную фразу, громко хлопнув ладошами, да еще как Павел Николаевич после этого довольно громко застонал.

Ряжская было рванулась к двери, но я ее удержал, приговаривая:

— Нельзя, Ольга Михайловна, нельзя. Вы же в операционную не рветесь, когда там кого-то скальпелями режут, правда? Вот и сейчас не надо мешать.

А еще через пару минут к нам вышла Вика, вытирая руки влажной салфеткой.

— Закончено, — ответила она на безмолвный вопрос измученной Ряжской. — Нет-нет, не пугайтесь. Все в порядке, ваш супруг спит. Это нормально, организму нужен отдых. И не только ему. Подобные вещи бьют и по телу, и по разуму. Не будите его, хорошо? Пусть побудет в состоянии сна, столько, сколько нужно.

— А сколько нужно? — выдохнула хозяйка дома.

— Сутки, — немедленно сообщила ей Виктория и, изящно изогнувшись, взяла свой плащ со стула. — Может, больше. Это проклятие, надо чтобы все его последствия рассеялись. И именно сон выводит их из души лучше всего.

— Проклятие? — Ряжская перевела взгляд на меня. — Саша?

— А она не в курсе? — рассмеялась Мезенцева. — Да ладно? Она думала, что это просто простуда? Сезонный грипп?

— Я догадывалась, что не все так просто, но проклятие… — Ольга Михайловна помассировала виски. — Это как-то неожиданно…

— Ничего неожиданного, — пожал плечами я. — Вы же хотели в свое время, чтобы кое-кому из ваших знакомых пришлось лихо, помните? И дай я тогда свое согласие, то уже в их доме происходило бы нечто подобное. Так что вот вам наглядный урок, как оно случается на самом деле.

— Действительно? — Виктория немного по-другому глянула на Ряжскую. — Вы хотели, чтобы Смолин кого-то для вас убил? Жалко, что мне это было неизвестно раньше, я бы как следует подумала, помогать вам или нет.

— Убил? — Ряжская склонила голову к плечу. — Нет, разумеется, за кого вы меня считаете? Попугал, не более. А теперь, конечно, даже злейшему врагу подобного не пожелаю!

Врет. Я достаточно хорошо изучил ее, чтобы разобраться в оттенках интонаций. Точно врет. Пожелает. И особенно тому, кто такое с ее мужем сотворил.

Все, страх ушел, и в голове Ольги Михайловны моментально завертелись совершенно другие колесики, разделяющие получаемую информацию на полезную и бесполезную. Причем она даже в спальню не заглянула, чтобы убедиться в том, что с мужем точно все в порядке. А ведь по логике вещей это само собой напрашивается.

— Дай он тогда такое согласие, сейчас вам вообще никто бы не помог. — Женька текучим движением встала со стула и подошла к нам. — Для таких, как он, это приговор. Был Саша Смолин — и нет Саши Смолина.

— Много говоришь. — За внешним безразличием Виктории даже глухой бы услышал сталь приказа. — Не тебе советовать, как поступать нашему общему знакомому, и не тебе указывать, какие решения кто принимать станет.

— Спасибо, — мило улыбнулась Ольга Михайловна. — Если честно, эта ужасно невоспитанная девица здорово мне надоела. Как, похоже, и вам.

— Нет, — коротко сказала Виктория, направляясь к лестнице.

— Что «нет»? — только и проводила ее взглядом Ряжская.

— Не надоела, — даже не повернув головы, сообщила ей Виктория.

— Задержитесь на секунду, — бросилась к ней хозяйка дома. — У меня еще есть вопросы!

— Мы спешим, — оттеснила ее плечом от Виктории шустро вклинившаяся между ними Евгения. — Ей еще меня перевоспитывать.

— Слушаю вас, — не обращая внимания на коллегу, все же согласилась ответить на вопрос Ряжской Виктория. Правда, и останавливаться не стала.

— Как все это получилось? — немедленно спросила Ольга Михайловна. — Технически? Как на него проклятие наслали? И самое главное — может ли подобное повториться? Что, если через пару дней — опять?

Вопрос вроде: «Можно ли опять будет к вам обратиться?» не прозвучал, но читался с легкостью. Я же говорю — вернулась привычная Ряжская, словно и не было всего-то десять минут назад рядом с нами той растрепанной женщины, которая не знала, что ей делать. Она уже просчитала ситуацию, и сейчас была здорово зла на меня за ту компрометацию, что я ей устроил.

Не удивлюсь, если она Викторию в свою коллекцию уже захотела получить, потому сейчас прикидывает, как бы так половчее к ней подобраться.

— Технически? — сотрудница отдела все же остановилась, из-за чего Женька ткнулась ей носом в спину. — Щепотка лишенного вкуса зелья, которое превосходно растворяется в любой жидкости. Почти наверняка именно так все и случилось.

— Так просто? — изумилась Ряжская.

— Сложно убивают только в кино, — отозвалась Виктория, вновь зацокав своими каблучками по лестнице, а после добавила. — Фу, как это банально прозвучало.

— Ужасно, — подтвердила Женька. — Я от тебя такого не ожидала. От себя — да, от Смолина тем более, но от тебя? Поехали отсюда.

— Верно, — согласилась с ней Виктория, снова останавливаясь и поворачиваясь к нам. — Еще дел полно. Ольга Михайловна, надеюсь, мы можем воспользоваться услугами вашего водителя?

— Разумеется, — заверила ее Ряжская.

— Благодарю. Александр, мы ждем тебя внизу.

Мезенцева даже подпрыгнула на месте, но вслух свое негодование высказывать побоялась.

Хозяйка дома еще раз глянула вслед сотрудницам отдела 15-К и, поманив меня за собой, устремилась в спальню.

Вика не соврала — Ряжский спал сном младенца, плямкая губами. От красноты на лице и черноты на груди следа не осталось.

— Знаешь, я до сегодняшнего дня была уверена, что те вещи, которые ты делаешь, находятся на грани шарлатанства, гипноза и хорошего знания человеческой психологии. Даже памятуя о том, с чего наше знакомство началось, все равно мне не верилось в то, что ты не такой, как все, — задумчиво произнесла Ряжская. — А теперь точно знаю — нет, не так все просто. Саша, а вы все — кто? Ты, Виктория, эта сумасшедшая рыжая неврастеничка. Вы — кто?

— Люди. Просто мы знаем, видим и можем чуть больше, чем остальные.

— Чуть? — Ряжская тихонько засмеялась. — Сначала некто чуть не убил моего мужа, наложив на него проклятие, а потом девушка, вероятнее всего, сошедшая прямиком с одной из картин Альберта Линча, его сняла. Проклятие, Саша. Самое настоящее. Причем это не книга и не фильм.

— Ведь сто раз про это мной говорено, — не удержался от шпильки я. — А вам все игры. Вот и доигрались. Спасибо еще, что Вика согласилась помочь.

— Спасибо, — повторила Ряжская. — Да, прими мою глубокую благодарность за то, что теперь она никогда для меня ничего подобного больше делать не станет.

— Плохая идея, — тихо произнес я. — Очень плохая.

— Ты о чем? — Ольга Михайловна потрогала лоб мужа.

— Не надо искать подходы к этой девушке, — решил не играть в шарады я. — Она отлично лечит, но, если надо, убивает еще лучше.

Последнюю фразу я, разумеется, для красного словца приплел. Но при этом жила во мне уверенность, что так оно и есть на самом деле.

— Давай я сама решу, что и как мне делать? — неожиданно зло попросила меня женщина.

— Не вопрос, — согласился я. — Воля ваша. Только когда вы поймете, что умираете от напасти, которой и название-то не подберешь, мне не стоит звонить. Одно дело разобраться с внешним агрессором, другое конфликтовать с теми людьми, которые стоят за ушедшей грустной девушкой. Это без меня.

— Да куда ты денешься? — Ряжская встала со мной лицом к лицу. — Ты мне и моему мужу руки должен…

Договорить она не успела, поскольку действие зачарованной иглы было мгновенным. Я еле-еле успел поймать оцепеневшую женщину, так как падать она затеяла крайне неудачно, чуть не налетев виском на какие-то медные завитушки, украшавшие спинку кровати.

— Полежите и подумайте о том, кто что кому должен, — посоветовал я Ольге Михайловне, которая ошалело крутила глазами, пытаясь осознать, что происходит, в то время как я пристраивал ее под бочок супруга. — В особенности о том, что таких как я, Вика и даже та рыжая фурия, не стоит пробовать приручить. Очень накладно выйдет. Слышали, как в семидесятых один дрессировщик львов дома держал? Первый лёва ничего так был, добрый, даже в кино снимался. А второй его близких порвал. Аналогия понятна? Да, и про «Шевроле» не забудьте. Я так думаю, что семейство Ряжских всегда платит свои долги? Ну все, пошел. Можете меня не провожать.

Я аккуратно прикрыл за собой дверь и вытер лоб.

Пожалуй, так далеко я еще не заходил. В старые времена совершенно бесстрастно выслушал бы отповедь по поводу того, что меня нашли, отмыли, причесали и к делу приставили, прекрасно понимая, что это часть платы за все вышеперечисленное. Даже на нашего бывшего предправа время от времени собственники орали в аналогичных выражениях, как правило, после ознакомления с годовым отчетом, и, в частности, с разделом «Прибыль». И ничего, стоял, слушал, кивал. Это правила игры, никуда не денешься.

Но то — раньше. А сейчас — не хочу. Это не они меня нашли, это я им позволяю крутиться рядом с собой. И, между прочим, если бы не я, то на этой кровати в данный момент лежал бы труп, а не сладко сопящий Павел Николаевич.

Так что пусть полежит и подумает. Авось, чего поймет.

Ну а если нет… Да и черт с ней. Далеко она зайти не посмеет, это уж точно, а на все остальное мне плевать. Опять же, времени свободного станет больше. Я не Олег, мне скучать не приходится, столько всего веселого вокруг творится. Один ремонт, который в Лозовке делать надо, сколько всего требует — и сил, и денег, и того же самого времени. Надо тамошнюю развалюху в порядок привести — сайдинг там, дверь железная, воду в дом подвести, котел поставить. А то и на «септик» замахнусь. Может, я все-таки в те края зимой наведаться надумаю, так что же, в зеленом домике мягкое место тогда морозить? Это для здоровья вредно.

В общем — времени на это все вагон нужно.

Одно только меня смущает — Антип. Характер у тамошнего домового не сахар, и хоть пуганул его тогда Пал Палыч крепко, кто знает, как он на нововведения отреагирует? Впрочем, может выйти и удачно. Может, он обидится на меня и из дома уйдет. Отправится в добровольную эмиграцию.

— С Павлом Николаевичем все в порядке, — сообщил я Алеше, встретившему меня внизу. — Жив, здоров и невредим, завтра как новенький будет.

— А хозяйка? — уточнил начальник охраны.

— Отпустило ее, — тихонько и очень доверительно шепнул ему я. — Перенервничала сильно, понимаешь? Ну ты и сам видел, чего тут говорить. Как поняла, что беда позади, около мужа легла и сразу уснула. Ты уж ее до утра не буди, не надо. Нервы — они такие нервы. Им отдых нужен.

Тот понимающе кивнул, и одарил меня белозубой улыбкой.

Рубль за сто, как только я выйду за порог, он помчится наверх. И пусть его. Там его ждет лирическая картина семейного счастья — спящий глава дома и его верная жена, уткнувшаяся в надежное мужнино плечо и трогательно накрывшаяся пледиком. Надеюсь, порадуется парень, поняв, что есть на этом свете истинная любовь.

Интересно, а Ряжская с ним спит или нет? Думаю, что вряд ли. Алеша профессионал, несмотря на молодость, такие как он никогда работу и запретные связи не смешивают.

А еще любопытно, наорет на него Ольга Михайловна, когда сможет ручками-ножками двигать, то есть часика эдак через три, или нет? Она может.

Главное, чтобы Алеша не надумал ее разбудить. Ведь в этом случае мне придется еще и водителя в нирвану отправлять, того, что нас по домам развозить станет. Не хотелось бы. Потом лови машину, объясняй спутницам, что к чему. Женька-то такой поворот событий одобрит, а вот ее коллега — не факт.

Но — обошлось. Мы успели постоять в паре пробок, потом покрутиться по Москве, а телефон водителя молчал.

Первой мы отвезли домой Викторию.

— Еще раз спасибо, — сказал я ей напоследок.

— Да ладно, — уже второй раз за этот день улыбнулась мне она. — Все в порядке. Как там? Это же наша работа. Звоните, если что! И лучше всего сразу мне, а не Олегу Георгиевичу. Не стесняйтесь.

— О как. — Мезенцева широко распахнула глаза. — Смолин! Я догадалась! Я, мать твою так, догадалась! Ты как парфюмер из фильма, изобрел какой-то запах, и потому теперь все бабы на тебя вешаются!

— Чего ты несешь? — возмутился я. — Кто на меня вешается? Женька, тебе к лекарю надо сходить, а если конкретнее — к мозгоправу. Девушка просто сказала, что ей можно звонить. Все! Слышишь, Мезенцева — просто звонить. Причем — по делу, а не поболтать. Тем более что после тебя у меня желания с кем-либо общаться просто так вообще не возникает. Я скоро к «ахтунгам» таким образом переметнусь, и знаешь почему?

— Ну?

— Потому что там нет тебя!

— Куда едем? — уточнил водитель. — Девушка, адрес свой скажите?

— У тебя в холодильнике еда имеется? — хмуро поинтересовалась Женька.

Господи! Мало мне было одного проглота, того, что надо мной живет, теперь еще второй завелся. Правда, главная налетчица на мои припасы, та, которую Мариной зовут, давно уже в поле зрения не появлялась, смывшись еще недели три назад в какую-то жутко далекую и очень перспективную командировку. Обещала по возвращению презентовать мне если не бивень мамонта, то как минимум хрен моржовый.

И это был знак судьбы, который я проморгал. Мне же недвусмысленно дано было понять, что надо срочно валить в Лозовку. Ломая ноги! Снег сошел, этого достаточно для более-менее комфортного существования на природе.

— Так куда едем? — уже совсем по таксерски поинтересовался наш возница.

— К нему, — ткнула в мою сторону пальцем Мезенцева. — Смолин, у тебя фуражка армейская дома есть?

— Нет, — печально ответил ей я. — Не служил я в армии, не сложилось, потому нет у меня ни пропахшей нафталином формы в шкафу, ни заветного дембельского альбома, обшитого шинелькой. А тебе фуражка накой сдалась?

— Для ролевой игры. Я бы ее тебе на голову напялила, назвала Аугусто Пиночетом и заставила отвечать за свои кровавые преступления!

— Вот ведь! — хохотнул водитель. — А она затейница! И образованная, про Пиночета знает. А у меня две дочери, погодки, в этом году школу заканчивают, так у них в голове только ветер и песни Федюка. Или Федука? Неважно. И все, больше ничего там нет! Не факт, что они даже читать-писать умеют. Считать — это да, особенно деньги. А вот что-то еще — не уверен, нет. Хотя песни вроде неплохие, потому слушать не запрещаю. Тем более что сам в их годы вообще «Гражданскую оборону» крутил.

Самое забавное, что, войдя в мой дом, Женька угомонилась. Нет, Светкину фотографию в рамке она кувыркнула привычно громко, с хлопком, но язвить по этому поводу не стала. А смысл? Она прекрасно знала, что завтра утром фото снова будет водружено на старое место, и что данное деяние не моих рук дело. Точнее — она точно знает, чьи лапы к этому причастны.

Не знаю, кто отбирает людей на работу в отдел, но уверен в одном — с Женькой он не промахнулся. Представить себе не могу того отчаюгу, который бы с ней согласился долгое время под одним потолком жить. Не бывает людей с настолько отсутствующим инстинктом самосохранения.

А еще мне иногда становится ее жалко. Раньше я как-то не замечал этого, а сейчас чем дальше, тем лучше вижу, что все ее закидоны не более чем способ доказать самой себе то, что ситуация под контролем и она, Евгения Мезенцева, находится на своем месте по праву. Самое забавное в том, что все это знают и без того. И только один человек в данном факте до конца не уверен. Сама Женька. И потому она ежечасно, ежеминутно пытается убедить себя же саму в том, что шапка по Сеньке.

Как по мне — бред редкий. Но сказать подобное никто не решается. И я — тоже. Потому что не хочу быть занесенным в список ее личных врагов. Когда она не орет, не выпендривается и не размахивает пистолетом, то нам очень даже неплохо вместе.

А еще она очень трогательно выглядит, когда засыпает. Маска непреклонности и самодостаточности с ее лица сходит на нет, и тогда можно увидеть обычную и очень симпатичную конопатую гражданку, которая даже улыбаться умеет. Не ехидно или вызывающе, а по-доброму. Как положено молоденькой девчонке.

Вот и сейчас она знай сопела и улыбалась. Как видно, что-то хорошее снилось, и ей не мешало даже ворчание Родьки, доносящееся с кухни. Он всегда так поступал, когда Мезенцева у нас ночевала. Ну вот не нравилось ему спать на матрасике под кухонным столом, ни в какую не нравилось! При этом никакие возражения мной не рассматривались, и все, что ему оставалось, так это бубнить себе под нос, выражая свое недовольство.

Я, кстати, на недостойное поведение ему уже указывал. Мало того — продемонстрировал кусочек фильма про Гарри Поттера, тот, в котором некто Кикимер вел себя подобным образом, но результат не воспоследовал. Точнее — воспоследовал, но не тот, которого я ждал.

Сначала Родион долго вертелся перед зеркалом, разглядывая себя в отражении, а после заявил:

— И вовсе мы не похожи. У меня и шерстка есть, и ушки аккуратные, а этот урод какой-то.

После же он рассказал об увиденном подъездным, те заинтересовались, и в результате каждый вечер неделю подряд вся их дружная компания собиралась у меня дома и смотрела фильм за фильмом из данной серии, особенно оживляясь при появлении на экране очаровательного Добби.

Когда же отважный домовой эльф пал от ножа коварной Беллатрисы Лестрейндж, то кое-кто из молодняка даже слезу пустил. Что там — их аксакал Кузьмич, и тот пару раз носом шмыгнул, сурово промолвив:

— Достойно ушел. За други своя!

Но ворчать Родька все равно не перестал, и со временем я привык к тому, что на кухне есть некий посторонний шум. А привыкнув, перестал замечать так же, как рокот холодильника или гудение крана.

Вот и сейчас непрестанный бубнеж не мешал мне размышлять на тему того, что мне поведала Женька прежде, чем мы перешли к разнообразным и приятным глупостям.

Если точнее, после того как мы опустошили добрую половину холодильника и неторопливо пили чай, я наконец-то задал вопрос, который вертелся у меня на языке уже несколько часов.

— Слушай, а чего ты тогда хотела?

— Когда «тогда»? — уточнила Женька, пытаясь ухватить конфету из вазочки, которая маневрировала по столу, на редкость умело уворачиваясь от ее загребущих рук. — Саш, ну скажи этой жадине, что меру знать надо! Я сладкого хочу, у меня был тяжелый день, нужно поддержать угасающие силы!

— Про «меру знать» — это очень точно! — буркнул Родька откуда-то из-под раковины. — Ходят тут всякие, конфет на них не напасешься!

— Родион! — рявкнул я и топнул ногой. — Гость в доме! Вот я тебя тапком!

Вазочка остановилась, причем на максимально удаленном от Мезенцевой расстоянии. Это был его любимый трюк, проделываемый регулярно.

— Правильно, — перегнувшись через стол, одобрила мои слова Женька. — Как таракана!

— У ей еще и тараканы есть, — подал голос слуга. — Натащит их сюда, вот обчество порадуется! И тебе, батюшка ведьмак, поклоны бить станет за эту радость! Только-только они эту напасть изжили — и все по новой!

Мне очень хотелось сказать, что эти тараканы проживают исключительно в голове нашей гостьи, но я не стал.

— «Тогда» — это когда ты мне позвонила, — решил я не длить конфликт. — В ночи.

— Все, вспомнила! — Женька развернула «Мишку на Севере» и демонстративно аппетитно отправила ее в рот. — Ах, какая вкусная конфета! С вафелькой, с шоколадом!

Под раковиной что-то загрохало, как видно Родька в неизбывной злобе бился головой о стенку.

— Так вот, — удовлетворенно улыбнувшись, продолжила Мезенцева. — Хотела сказать, что есть новости о твоем приятеле.

— Котором? — уточнил я, заранее зная ответ.

— О том самом, — махнула рукой девушка в сторону окна. — Который осенью отправился в теплые страны, на пару с перелетными птицами. Прорезался наш красавец.

— Опа. — У меня вдруг вспотела спина. Я знал, что этот момент наступит, но хотел надеяться, что все-таки запас времени у меня есть.

— Америка-Европа, — в рифму ответила Женька. — Между прочим, он там и ошивался до последнего времени. В Европе. Точнее — во Франции. И изрядно пошалил в славном городе Париже. Спутался с какими-то выходцами с Гаити, практиковал вудуизм, а под конец устроил макабрические пляски на острове Сите, прибив в их процессе пяток «ажанов» и одного сотрудника «Бюро-15».

— Ажаны — это тамошние полицейские, — почесал в затылке я. — А «Бюро-15» это что? Местное ФСБ?

— Наши коллеги, — веско ответила Женька. — Хорошие ребята, я с ними по «Скайпу» несколько раз общалась. Там есть один такой Поль, это что-то! Сам светленький, глазки голубенькие! Он мне их строил, и «мадемуазель Жени» при этом называл. Такая лапа!

— Да-да, ревную, как Отелло, — поторопил ее я. — Уже вне себя от злости, причем настолько, что готов повторить поход Кутузова на Париж. Что дальше?

— Дальше плохо. — Гора фантиков перед Мезенцевой росла. — Дальше грустно. Разобрали черные братья под руководством нашего соотечественника этого самого Поля на запчасти, а после использовали отдельные фрагменты его внутренностей в черном ритуале, из тех, что в фильмах ужасов показывают. После ритуала сего Поль уже в неживом состоянии приперся в офис Бюро, и там коллегу чуть до смерти не закусал. Вот такие «Зловещие мертвецы», часть четвертая.

— Жалко Поля, — не кривя душой, сообщил я ей. Правда жалко. Паршивая смерть, Соломину не пожелаешь. — Еще один сгорел на работе. Что дальше?

— Коллеги синеглазого бедолаги здорово разозлились, и устроили историческую реконструкцию «Варфоломеевской ночи». Перебили пяток-другой вудуистских жрецов, разорили алтари, но вот нашего друга упустили. Улизнул колдун в последний момент.

— К родным березам или еще куда? — уточнил я. — Это выяснили?

— В Чехию подался, — не стала томить меня в неведении Женька. — Он из «Орли» вылетал, пробили информацию. Чуть-чуть опоздали, рейс уже тю-тю. И не развернешь его никак, этот красавец не в списках Интерпола, то есть оснований на подобные меры нет. Это у нас все решают связи, у них там все строже. А в Праге наших нет. Точнее — вроде бы есть, но с остальными они не общаются, и с просьбой к ним не обратиться. У нас тоже все не очень просто.

— Чехия к нам ближе, чем Франция, — опечалился я. — Стало быть, скоро заявится.

— Непременно, но не прямо завтра, — авторитетно заявила Мезенцева. — Это не моя точка зрения, так Ровнин с тетей Пашей рассудили. Он же туда не просто так сквозанул, а с определенной целью.

— А если поконкретней? — попросил я.

— Хреновый ты ведьмак, Смолин, — обличительно произнесла девушка. — Не мне тебе подобное объяснять нужно, а наоборот. В ночь с тридцатого апреля на первое мая что происходит?

— Что? — начиная злиться, переспросил я. — Ну не знаю, не знаю! Не тяни уже.

— «Ведьмин круг» в Чехии в эту ночь проходит, — с удовольствием добила меня Женька. — Не слышал? Даже не удивлена. Пыль в глаза пускать ты мастер, а как до дела дойдет…

— Хозяин, если ей по башке молотком сильно вдарить сзади, то она точно помрет, — посоветовал из-под раковины Родька. — А тело ейное я сам опосля в ванной разделаю, в пакеты разложу и потихоньку в четырнадцатый дом перетаскаю, к мусоропроводам. Один пакетик в первый подъезд, другой — во второй, и так далее. Я по телевизеру про такое смотрел. В «Дежурной части».

— Он не шутит, — показал я пальцем на мойку. — И мне начинает казаться, что в его словах есть некий смысл.

— В Чехии этот день называют «Ведьмин круг». — Женька, похоже поняла, что заигралась, и немного сменила тон. — А в Германии он известен как «Вальпургиева ночь». Сообразил?

— Ага, — кивнул я. — Только одно неясно — почему Чехия? Отчего не Германия?

— Поверь, по ряду параметров Чехия немцев бьет только так. Спорный вопрос, где черные традиции и искусства мощнее укоренились. И Ровнин того же мнения.

— Значит, май, — потер подбородок я. — Хрен редьки не слаще, он уже на носу.

— Начало июня, — уточнила Женька. — Первого июня «Русалий день», этот праздник колдуну как гвоздь в пятку. А вот потом — жди гостя дорогого. Его время наступит.

— Поглядим еще, — приободрился я, мысленно завязывая узелок на предмет уточнения, что это за праздник такой справляется в день защиты детей. — До лета много воды утечет.

Собственно, после этого ужин закончился, вечер стал чуть более томным, а после Женька уснула.

И мне пора последовать ее примеру да вздремнуть немного. Ну как в ночи у меня дверь начнут с петель снимать крепкие ребята из охраны семейства Ряжских? Фиг выспишься тогда! Внутрь они попадут вряд ли, но шума наделают немало.

Хотя — маловероятно. Ольга Михайловна уже пришла в себя, и если до сих пор добрый молодец Алеша сотоварищи не нарисовался, то, скорее всего, ждать его не стоит.

А вот завтра, на службе…

Что будет завтра я додумать не успел, провалившись в серое марево сна. Точнее — не-сна. Так обычно случалось, когда меня заносило в то место, которого нет.

Ну да, все как всегда. Я снова в Нави, той, которую до сих пор в глубине души побаиваюсь и в которую одновременно с этим уже месяц хочу попасть. Я стою лицом к терему, а за спиной тихо плещет волной река Смородина.

Правда, сегодня как-то совсем тихо.

Обернувшись, я тихонько присвистнул и потер глаза.

Туман. Да какой туман? Туманище. Вся река словно белой шапкой накрылась, противоположного берега не видать. Чудно, никогда здесь подобного не видал. Нет в этих местах природных явлений, точнее, до сего момента не имелось. Небо без звезд и облаков, воздух не холодный и не теплый, про ветер, дождь и снег я вообще молчу.

А тут — на тебе.

Вывод можно сделать только один — оживает, выходит, Навь. Потихоньку, помаленьку — оживает. Или наоборот — она и не засыпала, безжизненным являлся только этот уголок, в котором спала-почивала богиня Морана. А теперь она разбужена, и то, что обитает за рекой Смородиной, это учуяло.

И что-то мне подсказывает, что второй вариант наиболее верный.

Я еще раз глянул на туман, после поднялся на крыльцо терема, по привычке поскреб подошвами ботинок о доски пола, вроде как ноги вытер, и постучался в дверь.

— Заходи, гость желанный, — донесся до меня голос Мораны. — Не стой у порога.

Я глубоко вздохнул и дернул дверную ручку на себя.

Глава девятая

Вот всякий раз, заходя в этот дом, начинаю терзаться одним и тем же вопросом — как приветствовать ту, что в нем обитает?

«Поздорову ли?» — вроде бы созвучно той эпохе, в которой хозяйка терема обитала ранее, но не подходит. Какое там здоровье, после веков, проведенных во сне?

«Привет, красивая!» или «Опа, кого я вижу!» — не поймет. Учитывая же то, что ее раздражает все непонятное, стоит вообще очень аккуратно подбирать слова. Прорезались эмоции у Мораны, прорезались. И не скажу, что это упростило мне жизнь.

«Исполать табе, матушка» и тому подобная архаика вовсе отпадают, поскольку я не очень хорошо осознаю, к месту употреблено то или иное выражение, или нет. А «вайфая» здесь нет, в сеть залезть не получится.

Потому всякий раз приходится как-то выходить из ситуации, выдумывая что-то новое.

— О, мишка! — только войдя в дом, ткнул я пальцем в здоровенную шкуру на полу, которой раньше здесь не видал. — У, зверюга небось при жизни какая была! Три метра в холке!

— Так и есть, — подтвердила Морана, сидящая на скамеечке у окна. — Силен, быстр, жизнелюбив был этот бер. Так и не диво сие. Отцом его Велес являлся.

— Велес? — переспросил я. — Бог? Да ладно!

— Брат чаще всего в медведя перекидывался. — Морана перекинула косу со спины на грудь. — Знаешь, какова печать его? Медвежья лапа. И обереги велесовы ее же на себе несли. Потому иные племена медведя не то что убивать — по имени поминать боялись, «косолапым» да «медолюбом» кликали. Никто не хотел вражды с Велесом.

— На самом деле? — я показал глазами на шкуру. — А отчего тогда вы этим красавцем так распорядились?

— Боялись все, кроме меня, — улыбнувшись краешками рта, пояснила богиня. — Разозлил братец один раз меня очень сильно, вот я и навестила того, кого он прижил, пока год по лесам в шкуре бегал да себя искал.

— «Себя искал»? — не понял я.

— Случалось с ним подобное, — пояснила Морана. — Со зверями жил, чего ещё ждать? Как-то раз и вовсе заявил, что надоело ему все, и мы, дети Рода, более других, ибо зла в нас много. Сказал и ушел от нас в Явь, перекинулся там медведем, и год в его облике прожил. Как потом говорил — истину искал. Дескать, чтобы понять сколько в боге людского есть, надо сначала диким зверем побыть. Чушь полная.

Ишь ты. Не сильно, выходит, иные из них, древних, отличались от нас нынешних. Причем не только людей, но и богов. Сейчас, правда, не столько в леса за поиском истины уходят, сколько в алкогольный чад, или, того хуже, в наркотический угар. Но смысл тот же.

— Однако за поисками истины о себе мой братец не забывал, и медвежонка одной мохнатой красавице заделал, — продолжала богиня. — Вон какого! Лобаст, свиреп! Ух, как я его убивала — приятно вспомнить! Никак он не хотел умирать. Ревел, пытался меня лапой достать, потом кишки себе в живот заталкивал. Одно слово — божье отродье.

— А Велес? — мне не очень понравилась заключительная часть рассказа. Натурализма многовато, да и мишку жалко. Он же не виноват, что ему такой папка достался? — Неужто не вступился?

— Нет. — Морана огладила платье на коленях. — И не подумал. Что ему какой-то там ублюдок? У него уже другие забавы имелись, другие великие планы.

Очень она за что-то на Велеса обижена. И вообще — кабы ей он братом не приходился, то я бы подумал, что Морана его того… Ну этого самого… Но только это бред! Будь на ее месте американская богиня или азиатская — возможно. Там мораль другая и нравы тоже. Про Черный континент я и не говорю, видел я статуэтки их богинь, тех, у которых груди по полпуда каждая.

Но Морана… Да ну! Скорее всего, здесь имеет место быть профессиональная неприязнь. Или даже зависть. Не исключено, что Велес лидировал в размере паствы, количестве подношений, периодичности обращенных к нему молитв, что будило здоровую конкурентную нелюбовь у соратников по божественному промыслу.

— Ладно, то дела минувшие, — встала Морана с лавочки. — А нам надо о дне сегодняшнем думать. Одна из моих служанок поведала, что ты хотел меня видеть? Непонятно.

— Что именно? — уточнил я, внутренне поморщившись. Что мне не нравилось в разговорах с Мораной, так это ее привычка уходить от прямых формулировок. Сказала она что-то — и гадай, какой смысл в эту фразу вложен.

— Почему желая меня увидеть, ты сам делать ничего не хочешь, — разъяснила богиня. — Служанка тебе ясно дала понять, как двери ко мне открыть.

— Причем предельно, — подтвердил я. — Но не подходят мне такие способы. В сотый раз говорю — не стану я людей убивать налево и направо ради достижения своих целей. Не принято сейчас подобное.

Ну это я загнул. Сдается мне, что тот же самый Соломин запросто на подобное пошел бы. Да что Соломин? И Павел Николаевич Ряжский тоже, посули ему гарантированное расширение бизнеса до неприличных размеров. Причем даже в том случае, если бы это пришлось делать собственноручно.

А я так не хочу. И не сумею, чего себе врать. Как представлю себя, перерезающим кому-то горло, так аж в холод бросает.

Правда, это говорит не столько о том, насколько хорош я или плохи они. Это, скорее, демонстрирует то, что они ради того, чтобы сорвать джек-пот, готовы на все, а я по-прежнему склонен к излишней рефлексии и непониманию текущего момента.

Ну и ладно. Переживу.

— Пойдем со мной, — поманила меня рукой Морана, направляясь к лесенке, ведущий на второй этаж. — Пойдем.

В закрома повела. В небольшую комнатку, где стоит расписной сундучище. А в нем — книга. Та самая. Опять будет тыкать пальцем в недоступные для меня страницы, пустые или покрытые тарабарскими крокозябрами, а после вещать о том, что я сам себе враг.

Угадал. Но только отчасти.

Сундук Морана открыла, и книгу из него достала — это да. Но листать ее не стала, а просто положила на стоящий здесь же небольшой столик. Следом за этим она извлекла из сундука довольно-таки большое серебряное блюдо, края которого были испещрены то ли выцарапанными, то ли топорно отчеканенными странными знакам.

— Смотри, — велела мне богиня, прислонив блюдо к корешку книги, после вытянула из рукава белоснежный кружевной платочек и взмахнула им.

По блестящей глади блюда пробежали маленькие золотистые искры, следом по ней прошли волны, словно старое серебро оживало, а минутой позже я с удивлением осознал, что смотрю в эдакий сказочный телевизор, по которому показывают некое подобие фильма «Апокалипсис сегодня», только без музыки Вагнера. Да и вообще без звука.

Но — впечатляло.

Крепкий парень в черном плаще, стоя на холме, лихо отбивался от вояк в блестящих сталью кольчугах, лезущих к нему со всех сторон. То и дело один из нападавших выбывал из строя. Кому доставалось молнией, бьющей из внезапно сгустившейся тучи, кого обдавало водой, льющей прямиком из воздуха, про огонь я и не говорю, там и так горело все, что только можно. Причем за счет того, что дело происходило то ли вечером, то ли ночью, выглядело это все крайне зрелищно.

За всем этим наблюдали три суровых бородатых старца в белоснежных одеждах, каждый из них держал в руках крючковатый ростовой посох. Пылающая деревня за их спинами добавляла антуража этой сцене.

Парень крутанулся на месте, что-то проорал, обращаясь к небесам, и мигом налетевший ветер, который выглядел почти мультпликационно, одним махом смел с холма человек пять, которые почти подобрались к своей цели.

— Лихо! — проникся я. — Силен!

— Да-да, — подтвердила Морана. — Дальше гляди.

Еще минут пять парень в черном умело и даже где-то весело отбивался от превосходящих сил противника, но после в дело вступили белобородые старики. И вот против них ничего отчаюга на холме предпринять не смог.

Ветер ему более не помогал, вылезшие из земли скелеты рассыпались на отдельные составляющие, не успев сделать шага, и вода с небес не лилась. В конце концов, в ход пошла сталь, так как магия, похоже, кончилась.

На мечах парень драться не умел, это даже я, максимально отдаленный от фехтования человек, понял сразу. Потому ничего удивительного в том, что героя древнерусского боевика быстренько обезоружили и связали, не наблюдалось.

Кончилось шоу вообще скверно. Парня связанным закинули в приземистое строение, по моему разумению — баньку, закрыли его там да и подпалили с четырех сторон. Причем никто кресалом не щелкал и факелом в крышу не тыкал. Один из стариков просто рукой махнул — и поползло пламя по стенам. Тоже впечатляет, причем крайне. Я бы хотел так уметь. Полезное заклинание, в жизни точно пригодится.

Банька сгорела шустро, напоследок порадовав зрителя в моем лице красивым спецэффектом. Когда в огне уже и стен видно не было, крыша вдруг словно лопнула, и в небо ударил столб синевато-багрового цвета.

Собственно, на этом трансляция закончилась и блюдо снова стало просто блюдом.

— Вот такой вот «ТНТ-Премьер», — задумчиво пробормотал я. — Эксклюзивный показ. Скажите, а где яблочко?

— Какое яблочко? — Морана подвинулась ко мне поближе. — Ты о чем, ведьмак?

— Ну обычно к тарелочке, которая транслирует какое-либо изображение, в сказках прилагалось наливное яблочко. Оно по краешку катается во время показа, обеспечивая работу данного гаджета, — объяснил ей я. — Фольклор. Вкус, знакомый с детства. Древнерусский «айпад», короче.

— Нет у моего «серебряного ока» никакого яблочка, — немного сердито объяснила мне богиня. — И увидеть оно дает только то, что мне самой довелось созерцать. Не стану скрывать — эту битву наблюдала тогда с удовольствием. И волхвам часть силы своей даровала, чтобы выродка того в Пекельное Царство отправить. Догадался поди, кто тот злодей в черном был?

— А как же! — пожал плечами я. — Кащеев отпрыск.

— Не просто один из многих. — Морана взяла блюдо и отнесла его обратно к сундуку. — Сын его. Первый в роде. Тот, что знания от отца принял.

— Тогда понятно, почему он настолько умело отбивался, — подытожил я. — Кабы не часть вашей мощи, и волхвам небось удачи не видать?

— Верно, — подтвердила Морана. — Силен был Рогволд, не отнять. Слабее Кащея, но все равно — силен.

— Богиня, я и так знаю, что у меня впереди не очень веселая встреча с представителем вышеупомянутой славной фамилии, — вздохнул я. — Что вы меня снова дополнительно пугаете? Мне и так страшно. С такой мотивацией я скоро фамилию сменю, пластическую операцию на лице сделаю и в Аргентину подамся.

— С веками сила потомков моего ненавистного бывшего супруга ослабела. — Морана подошла поближе, а после положила свои ладони на мои плечи, отчего по спине побежали мурашки. — Все меняется в этом мире, и она тоже. Твой враг не владеет и десятой долей той мощи, что была доступна Рогволду, про самого Кощея я и не говорю. Но все равно он силен. Не только познаниями в волшбе. Для него нет слова «нельзя», ведьмак, он берет то, что хочет, не утруждая себя оправданиями. Золото, власть, чужая жизнь — ему без разницы. Ты же сам себе придумал запреты и теперь не можешь их обойти. Потому он победит, случись между вами бой прямо завтра. Ты станешь сомневаться, а Кощеев змееныш — действовать.

— Знаю, — проворчал я. — Просто в нем человеческого не осталось, а я все еще одной ногой в мире Дня стою. И потом — детей резать даже ради своего спасения не стану. Это не потому, что я такой правильный, просто чем такой тварью становиться, лучше сдохнуть. И это вы из моей головы не вышибете, как не старайтесь.

Мне показалось, или Морана устало, совсем по-человечески, вздохнула?

— Все же в старые времена толковых людей найти было куда проще, — сообщила мне она.

— Слуг.

— Что?

— «Слуг», — повторил я. — Называйте вещи своими именами.

— Слуг, — согласилась Морана. — И ничего зазорного в том нет. Служить богине совсем не то, что прислуживать князю. Хотя и в том стыда нет никакого. Князь — первый среди равных, в чем позор? А богиня — она над всеми стоит, в ее терем только лучшие из лучших вхожи.

— Хоть в чем-то стал лучшим! — порадовался я. — А то с детства как-то не складывалось. И в «Зов джунглей» не попал, и олимпиады в школе сроду не выигрывал, и первая красавица на курсе до меня не снисходила.

— Снова непонятны твои слова, — упрекнула меня Морана. — Знай, ведьмак, если ты насмехаться надо мной вздумал, и я про то проведаю…

— И в мыслях не имел, — заверил я ее. — Лучше давайте мы с вами какой-то компромисс найдем, а? Ну… Такое решение, чтобы и вам хорошо, и мне кровь попусту не лить.

— Много воли взял, — руки богини покинули мои плечи. — Советы давать начал, хоть я тебя об этом не просила.

— Такие уж у нас там, в экс-Яви, времена, — тяжко вздохнул я. — Мое поколение — потерянное. Про нас все думали, что мы «некст», а оказалось, что «офф».

— Сюда иди. — Богиня снова переместилась к сундуку. — Вот, смотри.

Ну да, как я и думал — пустая страница. Сейчас же последует реплика на тему: «Здесь могла бы быть ваша реклама».

Не успел я додумать эту мысль, как Морана ухватила мои щеки своими ледяными руками, ее огромные и нечеловечески красивые глаза оказались напротив моих, а после я ощутил прикосновение ее губ.

Голова закружилась, в ушах гулко ухнуло, а после на миг мне показалось, что земля и небо временно поменялись местами, но дела мне до этого никакого нет, потому что я лечу в какую-то бездонную черную пропасть.

А все почему? Потому что поцелуй богини — это вам не шутки.

Не знаю, сколько по времени заняло это действо. Скорее всего — секунды. Но мне они показались вечностью. Фраза избитая, но зато точно передающая суть произошедшего.

— Смотри, — ткнула в ту же самую страницу пальцем Морана сразу после того, как наши губы разъединились. — Видишь?

И правда — одна за другой на желтом от старости листе появлялись строчки, и я мог их прочесть. «Именем Света, именем Рода, именем силы его! Перун, громом явленный, внемли призывающим Тебя! Славен и триславен буди! Пошли нам дитя свое, да на место на красное…».

Ну и так далее. Я сразу не понял, что тут к чему, потому что раз за разом перечитывал строки, запоминая точный порядок слов (это важно) и список трав, которые нужно будет использовать для получения…

А собственно — чего?

Ладно, потом разберусь. Сейчас главное ничего не упустить и не перепутать.

Как в воду глядел. Минут через пять строки исчезли так же, как появились.

— Ведомо тебе, что ты сейчас узрел?

— Ну догадки есть, — уклончиво ответил я Моране. — Призыв это. Вот только кого? Вряд ли дитя Перуна лично заявится ко мне на помощь.

— Дети любого бога, те, кто дарован ему Родом. — Богиня снова приблизилась ко мне. — Перуну была дарована власть над огнем небесным, над молниями. Они есть суть его дети, те, что его именем и волей добро да зло творили. Молнии тебе не по плечу, людям меньшие силы доступны, но тоже могучие весьма. Смекнул, ведьмак?

— Ох ты, — я вспомнил, как волхв в том ролике, что мне Морана по древнерусскому «Ютубу» показала, запалил баньку. — Это значит, что я огнем из рук пыхать смогу?

— Если овладеешь волшбой, что я тебе показала — сможешь. Не так как перуновы ратники или мои волхвы, но — да. Да и друг тебе огонь. Ты потомок дружинных людей Олега Вещего, а он с ним ладил.

— Вот спасибо! — я даже не знал, что сказать. — Прямо…

— Я отдала часть себя, чтобы ты смог прочесть скрытое, — печально произнесла Морана. — Может случиться так, что именно этой капли силы мне не хватит в тот момент, когда… Но — неважно, ведьмак. Нет во мне жалости о свершенном. А теперь — иди. Ослабела я, и наши два мира связать воедино уже не могу.

И — все. Я лежу с открытыми глазами, рядом сопит Женька, забросившая мне руку на грудь, из кухни слышится похрапывание Родьки.

Кончилось свидание в Нави. Банальным женским шантажом кончилось. Она это знает, я это знаю, но изменить уже ничего не изменишь, последнее слово осталось за богиней.

И главное, прием какой избитый! Светка в годы супружества такие же фортеля выкидывала. А Женька и того похлеще может отмочить.

Другое дело, что теперь стало предельно ясно — других подарков от Мораны можно не ждать ровно до той поры, пока она свое не получит. Больше скажу — и в Навь мне до той поры дорога заказана. Богиня четко дала понять — вот тебе, Смолин, маленькая ложечка вкуснятины. Не овощного бесполезного салата, что ты получал до того, а хорошего наваристого супа, которым наесться можно. А если хочешь получить целую тарелку этой благодати — будь любезен, заплати за нее.

В этом есть свой, пусть и невыгодный для меня, смысл. В конце концов, не она одна так поступает. Любой работодатель ровно то же самое проделывает с теми, кто к нему наниматься пришел. Более того — документально это фиксирует, используя красивую и возвышенную форму человеческих взаимоотношений, именуемую «трудовой договор».

Ладно, пойду на кухню, запишу текст ритуала, а то, не ровен час, какое слово забуду. Или травку из состава.

И надо будет на выходных испытание провести, что ли? А то мне непонятно, как эта штука все-таки действует. В смысле — технологически. Рецепт сложный, практически — ритуал, значит, не так все просто. Значит, после него некая заготовка должна остаться, которую в нужный момент можно пускать в ход. Только надо понять, как ее активировать.

Но это — потом. А сейчас записать все — и спать. До утра всего-ничего времени осталось. На работу вставать скоро. Я туда все-таки пойду, хоть это и припахивает легким суицидом. Но у Ленки нынче день рождения, никак такое мероприятие пропускать нельзя. Не простит она подобного проступка, нет, не простит. Мало того — затаит зло и при случае сведет со мной счеты. Например, сыпанет в мою кружку с кофе рвотного напополам со слабительным. С нее станется.

Опасался я зря, за весь день так ничего и не случилось. В смысле — никто мне руки не заламывал, в машину не заталкивал, в лес не отвозил. День как день. Разве что Геннадий, с которым я столкнулся в коридоре ближе к обеду странновато на меня глянул, но и это не показатель. Он вообще товарищ очень мутный, что у него в голове творится — фиг знает.

Впрочем, мне это до фонаря. Тем более, что под конец рабочего дня я в компании девчуль перешел к разделу «Маленькие офисные радости». Проще говоря — Ленка взгромоздила на мой стол приличных размеров бисквитно-кремовый торт, за которым она не поленилась сгонять в какую-то особенно славную кондитерскую, находящуюся аж в районе «Парка Культуры». Вдохновленные видом и запахом этой кулинарной красоты, мы вооружились ложками и начали методично ее уничтожать, прямо так, без всяких там нарезаний на куски. Чай не графья. Да еще и запивали его «Ламбруской», что усиливало вкусовую гамму.

Чем не рай на Земле? И не мешает никто.

Все-таки хороший предправ Волконский. Правильный. Одним из своих первых декретов он упразднил тягостную повинность, обязующую именинников представать перед трудовым коллективом для их поздравления. Врать не стану — меня всегда это напрягало. Стоишь, улыбаешься как дурак, и слушаешь слова, в которые не верит даже тот, кто их произносит.

Теперь все просто — вызвал тебя руководитель в свой кабинет, сказал пару дежурных фраз, потряс конечность, вручил конверт — и иди работай. Быстро, удобно, хорошо!

Кстати, конверт — это не премия от банка. Это коллеги скидываются кто сколько может тебе на подарок. У нас его с профессиональным цинизмом «фондом взаимопомощи» окрестили, причем точнее и не скажешь. Ну а как? Сначала ты весь год коллегам отстегиваешь на праздник, а потом, через двенадцать месяцев все эти деньги к тебе возвращаются, как правило, в том же объеме. Кстати — мне вот всегда было интересно узнать, кто по сколько мне на день рождения денег сдает. Нет-нет, не из меркантильных соображений. Просто это как лакмусовая бумажка, точно можно понять, как кто к тебе относится.

— Убери свою загребущую лапу от «розочки»! — потребовала Ленка от Наташки. — Я именинница, мне ее есть!

— Ты уже три штуки из четырех стрескала! — возмутилась Федотова. — Куда в тебя лезет?

За этой перепалкой последовала дуэль на спешно облизанных ложках, и пока девчонки, сопя, звенели сталью, я спорную кремовую «розочку» съел. Все правильно, в большой семье хлебалом не щелкают.

— Смолин, скотина!!! — дружно взвыли мои коллеги, но я прекрасно знал, что нужно делать в подобных ситуациях и как избежать моментальной и безжалостной расправы.

— Время шампусика! — Я цапнул полупустую бутылку за горлышко. — Давайте тару!

— Потом его убьем, — предложила Ленка подруге, и та согласно кивнула, подставляя фужер. — Сашка, скажи мне, что я самая красивая!

— Ты самая красивая, — послушно повторил я. — А мы, мужики, просто зажрались! И еще — Ленка, если бы не моя позорная бедность, то я бы давно тебя подпоил, совратил, оплодотворил, а после по «залету» на себе женил. Но заставить такой бриллиант ютиться на моих сорока с копейками квадратных метрах мне совесть не позволяет. За тебя, и пусть у тебя все будет чудесно-расчудесно! И еще! Хоть сейчас открой мне секрет — вокруг кого вращается Земля, если ты сейчас здесь, с нами?

— Врет, гад такой, но до чего приятно! — сообщила Елена подруге, осушила фужер и перегнувшись через стол, потянулась ко мне, сложив губы «бантиком».

Я, само собой, немедленно выпил, и сделал то, что подразумевалось. То есть с немалым удовольствием с ней поцеловался.

Нет, повезло мне с коллегами. Как есть повезло.

— Продолжим, — предложила Наташка и снова воткнула ложку в торт. — Кстати, есть новая сплетня про Чиненкову. Я, когда сегодня у «кредитников» в кабинете кофе тырила, ее случайно подслушала. Так вот, она на новенького мальчика из «операционного» запала! Ничего себе так мальчик, я сходила, посмотрела. Высокий, сероглазый.

— Пропал парень, — со знанием дела подытожила Ленка. — Любовь Чиненковой не всякий ветеран сдюжит, больно она удушливая. А уж новенький…

Я хотел было высказать свое мнение по этому счету, но не успел. Помешали. Точнее — помешала. Еще точнее — в наш кабинет без стука, как и положено хозяйке, решительно вошла госпожа Ряжская, а следом за ней и наш новый предправ.

Реакция моих подруг была молниеносной, такой, какой она и должна быть у матерых офисных служащих.

Ленка немедленно вскочила со стула, закрыв своей спиной стол и, радостно раскинув руки, заорала:

— Дмитрий Борисович, да что ж вы на меня время тратите? Позвонили бы, я сама пришла!

Наташка же неуловимым кошачьим движением смахнула со стола бутылку с остатками шампанского и заменила ее на «минералку». Причем — беззвучно. Ни стука, ни плеска — ничего.

Опыт не пропьешь.

— С днем рождения, — протянул Волконский руку имениннице. — И да, Елена, зайдите потом ко мне в кабинет.

— Непременно, — девушка показала рукой на торт. — Может, с нами? Ну да, я знаю, что на рабочем месте есть нельзя, но повод больно весом. Мне же сегодня восемнадцать исполнилось.

— Мне казалось, что шестнадцать, — медовым голосом сбоку подпел я.

— Восемнадцать, — покачала головой Наташка. — Кто бы ее несовершеннолетнюю на работу взял?

— Я, — вставила свое слово Ряжская. — Дмитрий Борисович, вы идите к себе. Мы тут сами.

Вот здесь мои подруги насторожились. Волконский суров, но справедлив, это знали все. Но что ожидать от новой собственницы? Ее характер для всех, кроме меня, по-прежнему оставался тайной за семью замками.

— Торта? — предложил я Ольге Михайловне, показав на стол. — За компанию?

— Черт, тут кусок уже не отрежешь, — озадачилась именинница, глядя на расковырянное со всех сторон кондитерское изделие.

— И «розочек» не осталось, — иезуитски добавил я, открывая ящик стола и доставая из него ложку. — Экая досада!

— Нечего было последнюю жрать! — справедливо обвинила меня Наташка. — Вот, гостья пришла, а нам и предложить нечего.

Ряжская подкатила к столу запасное кресло, до того стоявшее у стены, и уселась на него. Я протянул ей столовый прибор, предварительно вытерев его своим платком.

Женщина молча запустила ложку в торт, отковырнула кусок покремистее и отправила его в рот.

— Это по-нашему, — признала Ленка, опускаясь на стул.

— Ага, — подтвердила Наташка.

— Шампанского налейте, — прожевав торт, велела Ряжская. — У вас есть, я знаю.

— Глаз-алмаз! — восхитился я, пока Наташка доставала из шкафа запасной фужер. — Вот такой это человек, роднули мои. Все видит, все знает!

— С днем рождения, — не обращая на мои слова внимания, произнесла Ряжская. — Желаю, чтобы все в твоей жизни случилось так, как ты представляла себе тогда, когда тебе исполнилось пятнадцать лет.

Красиво сказано. Надо запомнить. Пригодится.

— Спасибо! — искренне ответила ей Ленка. — Пока особо ничего не сбылось из тех мечт, но я не теряю надежды.

— Не теряй. — Ряжская осушила фужер. — Не надо. И — подарок за мной.

— Да о чем вы? — смутилась девушка. — Какой подарок?

— Хороший, — губы Ольги Михайловны осветила та улыбка, появление которой, как правило, предвещало для меня какие-то неприятности. — А как по-другому?

Она встала, подошла ко мне, взъерошила мои волосы, а после еще и за шею обняла, пристроившись за спинкой кресла.

Вот что у них всех за привычка меня за голову хватать? То за щеки, то за волосы. Ей-ей, раздражать начинает.

— Вы же обе с моим Сашенькой огонь и воду прошли? Он мне рассказывал о вас. Больше скажу, когда начались кадровые перестановки, он мне сразу заявил, что вас они коснуться не должны. Я, разумеется, согласилась, но ему потом ох как пришлось эту свою просьбу отрабатывать. Ну вы же меня понимаете?

И все это время правая рука Ряжской не бездействовала. Она то снова трепала мои волосы, то гладила по щеке, а под конец ослабила галстук, расстегнула две пуговицы на рубашке и нырнула под нее. Причем сама Ольга Михайловна маленько наклонилась и уперлась своим подбородком в мой затылок.

Тут даже тупой догадается, как я отрабатывал свою просьбу, что уж говорить о Ленке с Наташкой?

Логика поступка Ряжской мне понятна, вот только есть один просчет. Не станут эти двое выносить сор из избы. Как раз потому, что не тупые. Ну и потом — они со мной дружат, и прекрасно понимают, каким боком мне такая сплетня выйти может.

— Надо перекурить, — мило улыбнувшись, сообщила Наташка. — Лен?

— И к Волконскому зайти, — поддержала ее подруга. — Он там, в своем кабинете, поди уже извелся весь, меня ожидая. Небось, мерит пол шагами, гадает чего я за конвертом не иду. Нельзя так с ним. Все-таки председатель правления.

После чего эта парочка спешно покинула наш кабинет. Правда, почти наверняка никуда и не подумала идти, заняв пост у двери, больно уж отчетливо простучали их каблучки, удаляясь. Чересчур реалистично. Не знаю только, подслушивают или нет.

— Даже не спрашивай, зачем я устроила все это представление, — промурлыкала Ряжская мне в ухо.

— Не буду, — пообещал я. — И так понятно. Еще шампанского?

— Позже, — отказалась она и погладила меня по голове. — Ну, и что вчера было?

— Среда, — ответил я. — Если календарь не врет.

— Не то. — Руки женщины крепко обвили мою шею. — Не то, Сашенька.

— Может, конкретизируете вопрос?

— Знаешь, я сначала очень хотела тебя убить, — шептала мне на ухо Ряжская. — Не фигурально, а по-настоящему. Первые десять минут только о том и думала. А потом перестала.

— Чой та?

— Мне страшно стало. Так страшно, как никогда не было. Даже в девяностых, когда меня в подвале неделю небритые товарищи в кожанках держали в цепях, на хлебе и воде, ежедневно обещая к нехорошей маме отрезать все, что только можно. Имеется в моей биографии такой момент. Так вот и тогда я так не боялась. Я ведь даже заплакать не могла. Знаешь, я теперь точно знаю, что означает пословица «лежит, как бревно». И когда наконец поняла, что чувствую ноги, то передумала тебя убивать.

— Повторюсь — чой та?

— А у меня нет уверенности в том, что ты после смерти не заявишься ко мне, чтобы отомстить. И если ты такое сотворил, чтобы я просто подумала о своих словах, то что ты устроишь тогда, когда разозлишься? Я не хочу этого знать.

— Ну я в свое пожелание подумать вкладывал немного другой смысл, но в целом направление верное, — одобрил я ее слова.

— Подумала, Саша. — Ряжская прижалась к моей щеке. — Ох, как я подумала. Время-то было. И, знаешь что?

— Что?

— Давай дружить, как раньше. Ну психанула, наговорила глупостей. Так ведь я женщина, что с меня возьмешь?

— «Минивэн», например, — предложил я. — Тот, что со всем фаршем.

— Это само собой. — Ряжская наконец-то разжала объятия, чуть крутанула мое кресло и, опершись на его ручки, нависла надо мной. — Кстати, потом скажи мне, куда его отогнать и кому документы передать. А то ведь контактов никаких нет. Но это — после. Сейчас о другом поговорим.

Глава десятая

Я придал лицу скучающее выражение и вздохнул. Нет, можно было бы забавы ради глянуть за вырез платья стоящей передо мной женщины, благо был он довольно откровенным, да еще до кучи изречь что-то вроде «уф-уф», но это был бы перебор. Причем — сильный. Одно дело отстаивать свои права, другое — хамить.

Потому — лучше скука. Мол — опять вы со своими закидонами, дамочка? Сколько можно?

— Кто? — тихо и страшно спросила Ряжская. — Кто это сделал?

— Без понятия, — мне не пришлось даже врать. — Мало ли в Москве умельцев? Знаю только, что не профессионал. Это не мои слова, а Виктории, а она в этом разбирается. Работай настоящий мастер, Павла Николаевича аккурат сегодня вечером гримировали к завтрашнему мероприятию. Какому именно — сказать?

— Не дура, догадываюсь. — Ряжская отпустила рукоятки моего кресла и выпрямилась. — Найди мне его, Смолин. Пожалуйста. Я боюсь за Пашу. Очень боюсь.

Надо же. Второй день подряд мне доступна роскошь видеть настоящий облик железной леди. Кто-то в гробу перевернется.

Забавно, раньше эта поговорка мне казалась остроумной. А теперь — глупой. Может, и правда кто перевернется, почему нет?

— Знаешь, я сегодня утром всю прислугу рассчитала. — Ольга Михайловна налила себе шампанского и залпом осушила его. — Фу, химия какая. Как вы такое пьете?

— На что денег хватает, то и пьем. — объяснил ей я. — Нам «Дом Периньон» не по карману, причем любого года. Ленка не председатель правления, а обычный специалист.

— Кстати, вот и подарок. — Ряжская достала телефон и через минуту своим обычным тоном распорядилась: — Дмитрий Борисович, отдайте указание выдать в этом месяце премию той девушке, у которой сегодня день рождения. Да-да. Нет, в размере оклада. Штатное расписание не предусматривает? Так проведите приказом.

— Широко гуляете, барыня, — заметил я.

— Так вот, — положив телефон на стол и снова взявшись за бутылку, продолжила Ольга Михайловна. — Прислугу рассчитала. Секретариат в главном офисе тоже разогнала. Не весь, разумеется, только тех сотрудниц, что связаны с Пашей. Что ты заулыбался? Не в этом смысле.

— Конечно-конечно, — по возможности посерьезнел я. — Разогнали. Но?

— Но, мне кажется, корень зла — не там, — запечалилась женщина. — Я весь его ежедневник перерыла и коммуникатор тоже. Он той дряни, что его чуть в могилу не свела, минимум в шести местах мог хватить. И кто даст гарантию, что это не повторится снова? А я жить с постоянным страхом в душе не смогу. Эдак можно и с ума сойти!

— Запросто можно. — Я ковырнул торт ложкой. — Эх, Ольга Михайловна, Ольга Михайловна, в какое неспокойное время живем!

— Саша, я знаю, что ты можешь найти того, кто это сделал. — Ряжская хлопнула еще шампанского и снова подобралась ко мне поближе. — Прошу тебя — постарайся, а? Заметь — не провоцирую тебя, не шантажирую, не пытаюсь приказать, а прошу. Я ведь редко кого-то о чем-то прошу. Даже самой непривычно. Отвыкла. Саша, мне надо знать все об этом человеке. Имя, фамилия, адрес.

Да чтобы вам всем! Понятно ведь, зачем тебе адрес. Явно не для душеспасительных бесед.

Но, если подойти с другой стороны, ведь не я этого красавца на тот свет спроважу, верно? При этом формально произойдет сие деяние с моей подачи. Вот Морана порадуется…

Одна загвоздка — я на самом деле не знаю, кто проклятие сработал.

Ну и что? Зато в курсе, кто его заказал. Отсюда и плясать нужно.

— Ты согласился, — тронула улыбка губы Ряжской. — Согласился, вижу. Вон морщинка на лбу появилась, значит, начал прикидывать свои дальнейшие действия.

— Теперь понятно, что означает фраза «на лице написано», — недовольно буркнул я.

— Не дуйся. — Женщина погладила меня по щеке. — Не надо. Даю слово — после того, как ты выполнишь эту просьбу, я оставлю тебя в покое. Будешь делать то, что захочешь сам. Никакого давления с моей стороны. Да, я тебе подобное уже обещала, но между «тогда» и «сейчас» имеется огромная разница.

— Это не потому, что вы добрая и справедливая, — заметил я. — Это потому, что теперь вы меня побаиваетесь.

— Не без того, — не стала спорить Ряжская. — И еще теперь в полной мере осознаю, с каким огнем играла Яна Вагнер. Ты же мог ее убить?

— В любой момент, — подтвердил я, решив немного преувеличить свою значимость. — На щелчок пальцев. Но не стал. Я вообще не склонен к насилию, потому как верю в торжество человеческого разума. И немного в инстинкт самосохранения.

— Мы будем просто дружить, — еще раз повторила Ряжская. — Только найди мне этого изверга. Деньги нужны?

— Пока нет, — подумав, ответил я.

— Понадобятся — скажешь. — Ольга Михайловна отправила в рот еще одну ложку крема, а после сокрушенно охнула. — Вот куда я столько жру? И так скоро жопа в дверь не пролезет. Саша, звони мне в любое время. Если что-то нужно — просто скажи. И девушку ту еще раз от моего имени поздравь.

Она толкнула дверь, из-за которой тут же раздалось ойканье, причем сразу на два голоса.

— Может, стоило ногой? — повернувшись, вдруг подмигнула мне Ряжская и потрогала лоб. — Не мне же одной «тоналкой» мазаться без меры? Да, чуть не забыла. Тендер мы все-таки выиграли.

И с этим она вышла. А мои боевые подруги, наоборот, вернулись обратно.

— Мы ничего не поняли, потому что не все слышали, — честно призналась мне Ленка. — Но знаешь, Смолин, я впечатлена!

— Премией? — уточнил я.

— И ей тоже. Но в первую очередь тем, каким борзым ты стал! Прямо вот круто-круто. Думаю, это тебя и погубит в результате, борзота никого до добра не доводила. Но пока — орел. Пусть комнатный — но орел!

— Все шампанское вылакала, — печально заметила Наташка, держа в руках бутылку. — И не побрезговала. А нам чего теперь пить?

— Мне Косачев бутылку «вискаря» должен, — вспомнил я. — И он вроде бы в банке. По крайней мере, час назад я его голос в коридоре слышал.

— Ага. — Наташка повеселела. — Ленк, у него наверняка «мартини» есть, я этого жлоба знаю. Скажи, что Смолин готов махнуть «вискарь» на «мартишку», Косачев согласится. Виски дороже стоит, обмен выгодный.

За «мартини» последовал поход в бар, находящийся недалеко от банка, где мы еще текилу пили, потом я за каким-то лешим вылакал пару «лонг-айлендов», и в результате впал в практически полное беспамятство. По крайней мере, как именно я добрался до банка — не знаю. Впрочем, как и то, зачем я направился туда и почему охрана меня в него пустила — тоже. Но проснулся я часов в семь утра на диване в приемной председателя правления. Не сам. Меня разбудил нестерпимо громко горланящий телефон, причем каждый звук мелодии, которую он исторгал из своего электронного чрева, колокольным эхом отдавался у меня в мозгу.

— А? — прохрипел я в трубку, озираясь и пытаясь понять, где нахожусь.

— Привет, брат-ведьмак, — отвратительно бодро проорал мне в ухо Олег. — А ты чего спишь до сих пор? Ты ж вроде служилый человек? Я рассудил, что ты как раз сейчас утренний кофий допиваешь и собираешься на работу. А ты дрыхнешь. Непорядок. Тебя ведь так и уволить могут!

— Экх… — связная речь из горла не шла, в нем было сухо, как в пустыне Гоби. — Я щас!

Кое-как мне удалось добраться до кулера и положить на него телефон, еще минута ушла на то, чтобы выдрать стакан из пластмассового держателя, который никак не хотел мне его отдавать.

И только после трех стаканов холоднющей воды я обрел возможность более-менее связно выражать свои мысли. Но — негромко, потому как барабанная дробь из головы уходить ни в какую не желала.

— Привет, — наконец смог я поприветствовать моего нежданного собеседника. — Уф!

— Бухал! — утвердительно произнес Олег. — Уважаю. С четверга на пятницу, да так, чтобы утром еле дышать — не каждый сможет. Даже боюсь спрашивать насчет сегодняшнего вечера. А ну как ты норму этой недели уже выполнил и перевыполнил?

— Все в силе. — Я налил себе еще стакан холодной воды и, смакуя, выпил его. — У, хорошо! Так вот — буду непременно.

— Одно «но». — Олег хохотнул. — С тем и звоню, собственно. На час попозже встречаемся, у Димона и Славы Раз дела какие-то нарисовались ни с того ни с сего. Но ты, если что, имей в виду — столик заказан на мое имя на весь вечер. Придешь раньше — ничего страшного.

— А фамилия? — уточнил я. — Не говорить же мне девочке, той, что у входа за стойкой сидит вся в белом и с бейджиком на левой груди: «Заказан столик на имя Олега?».

— Там мальчик, — поправил меня ведьмак. — Но не суть. Муромцев моя фамилия.

— Понял, принял, — проурчал я, снова наливая себе воды. — Слушай, а по моему вопросу ты чего-нибудь нарыл? Ну помнишь, я просил…

— Помню, — уже серьезнее ответил Олег. — Кое-что есть, но давай не по телефону.

— Кстати — да, — согласился с ним я. — При встрече. Тогда — до вечера.

А что? С Ряжской станется поставить меня на «прослушку». Связей, денег и технических возможностей ей не занимать.

Но чего опасается Олег? Соломина? Да вряд ли, он еще в тот раз дал мне понять, что клал он на него с прибором.

Ладно, вечером узнаю.

Но пить не стану. Разве что пивка хлебну, хоть я его и не очень жалую. Но просто так сидеть тоже не дело, новые знакомые могут и не понять. Только вот если я продолжу так закладывать за «воротник» и дальше, то, пожалуй, оправдаю надежды моей бывшей жены. В смысле — сопьюсь нахрен и подохну под забором. Что ни неделя, так непременно пьянка, от которой не откажешься. Здесь никакого здоровья не хватит, даже ведьмачьего.

Надо зелье из «копытня» сварить, есть у меня такой рецепт в книге. Если его жахнуть, то месяц от спиртного шарахаться будешь как черт от ладана. Отбивает данное зелье у человека охоту пить хмельное. Правда, там побочных эффектов масса, оно здорово по кишечнику бьет, язва может открыться. И совсем худо, если человек все ж таки выпьет чего-то крепкого в течение этого месяца. Умереть можно. Там в состав еще сушеный гриб-навозник входит, это он так действует.

Но в целом — хорошее средство. Действенное.

Потихоньку-помаленьку хмарь в голове совсем развеялась, а после двух кружек кофе вприкуску с «цитрамоном» и вовсе сошла на нет.

А попутно, чтобы совсем уж отвлечься от жалости к себе и тягостных размышлений на тему «вот так жизнь и летит под откос», я наконец-то выяснил, что же это за «русалий день» такой. У Мораны я про него ведь так и не спросил, хотя и хотел это сделать.

И — да, Женька оказалась абсолютно права. Если и возможно придумать языческий праздник, максимально неподходящий для потомков Кащея, то это именно он — «русалий день».

Вообще-то там всё, как, впрочем, и всегда, оказалось не так просто. «Русалий день» — это, между прочим, вообще не день. Это масштабное мероприятие, проходящее в два захода, причем каждый из них длится аж по неделе. Прав был Олег, русалки — это вам не просто так. Глупым дурочкам с рыбьим хвостом две недели просто так никто выделять не стал бы.

Первая неделя — это формальное открытие сезона, пробуждение водяников, махание ветками вербы и прочие радости ранней весны.

А вот вторая — это уже серьезно. В течение этой недели наши предки чествовали наиболее авторитетных божеств и задабривали русалок, чтобы те особо летом не свирепствовали. Малых детей в это время даже к лужам не подпускали. Вот так-то.

В том числе имел место быть и день поклонения Моране, причем он чуть ли не хедлайнером являлся. По сути, вторая «русалья» неделя запечатывала двери в Навь до следующей зимы, не давая душам ушедших туда чудить в Яви. Ну или что-то в этом роде, просто данные на сайтах немного разнились. Но одно везде было единым, — вторая «русалья неделя» — время серьезное. Даже сейчас, когда все эти боги забыты. Богов нет, но остались те, кого они создали, и для этих существ, по сути, ничего не изменилось.

Кстати — надо будет наведаться к той речушке, что в Лозовке, бус каких тамошним русалкам подарить. Еще гребешков прикупить. Если они и в самом деле настолько серьезная сила, то я предпочту с ними дружить.

В общем, до лета у меня отсрочка.

Черт, может в самом деле спалить Соломина перед Ряжской, а? В конце-то концов мне ведь руки пачкать в крови не придется? Да и сволочь он, каких поискать, его не очень жалко. Хотя нет, пока погожу. Надо Олега выслушать прежде. Мало ли какие там расклады?

Вот только надо будет еще определиться с тем, насколько моему новому другу верить можно. Аксиома о том, что в мире Ночи нет друзей, есть только временные союзы, пока себя подтверждает.

В «Будвар» против своих ожиданий я заявился не первым. За крепким дубовым столом, расположенным в одном из укромных углов заведения так, что сидящих тут не то что слышно, видно не будет, уже сидел довольно молодой парень, попивающий пиво.

Глядя на него, я испытал чувство зависти, круто замешанное на моментальной вспышке неприязни. Это нормальное явление, так всегда случается со мной и мне подобными, то есть с восьмьюдесятью процентами мужского населения России в подобных ситуациях.

Просто был этот парень плечист, красив, светловолос, голубоглаз и румян. Рост оценить я не мог, но уверен — прямо тот что надо у него он. К гадалке не ходи. Короче — эталон. При виде него большинство дам грустно вздыхает, а после печально озирает свое законное пузатенькое сокровище, которое, сопя носом, пытается скрыть раннюю лысину под кепкой, доказывая всем, что он еще ого-го каков!

— Ты — Александр? — одарив меня белозубой улыбкой, протянул мне руку парень. — Да? А меня Михаилом зовут. Слушай, не смотри на меня так злобно, хорошо? Пожалуйста!

— Александр, — подтвердил я. — И ничего я не смотрю.

— Ладно тебе! — рассмеялся Михаил. — Мне этот взгляд хорошо знаком. Честно скажу — моя заветная мечта выглядеть так, как все. Ты даже не представляешь себе, сколько у меня проблем из-за внешности, и с каждым годом их все больше и больше.

— Брось! — не поверил я. — Как по мне, с такой внешностью у тебя их вообще быть не должно.

— Ага, — насупился Михаил. — Кабы так! И с каждым годом все хуже и хуже. Нет, у нас тут еще ничего, а вот в том году я в Штаты ездил, так вообще ужас! Добро бы только женщины приставали, так ведь нет! То и дело меня за задницу хватали эти… Ну ты понял. Я одному руку сломал, а он на меня в суд подал. Так что теперь за границу ни ногой. Короче — сам не рад, что тогда в источник Живы окунулся.

— В какой источник? — навострил я уши.

Оказывается, мне и Олегу еще повезло. В том смысле, что наставников нам судьба не выделила, в отличие от Михаила. Мы еще чего-то печалились, расстраивались, дураки такие. Вот у этого парня он был — и что? Прямо скажем — не позавидуешь, гонял этот учитель Михаила до седьмого пота, и не столько для развития потенциальных ведьмачьих навыков, сколько следуя своим собственным прихотям и желаниям. А под конец вообще его убить решил и ритуал провести, приплюсовав годы ученика к своей жизни. Вообще-то такие вещи Покон не приветствует, да и братья-ведьмаки тоже, но жажда жизни в старике победила здравый смысл.

Подвело его только то, что Михаил к тому времени уже окончательно озверел от постоянной муштры и унижений, причем настолько, что начал подумывать о том, чтобы либо в бега податься, плюнув на все, либо вообще наставника втихую придушить. Будь у него куда идти, сбежал бы, но детдомовское прошлое не давало этого сделать. Когда нет ни кола ни двора и никого на всем свете, даже компания тирана-ведьмака и его развалюха-изба родными покажутся.

Но убивать себя Михаил все же не позволил, сообразив чуть ли не в самый последний момент, зачем именно наставник вынул нож с черным обсидиановым лезвием и начал еле слышно бормотать заклятия. Короче — молодость победила, правда, заработав при этом несколько колото-резаных ран, ожоги на лице и перелом левой ключицы.

А происходило это все километрах в полутораста от Москвы, в буреломном лесу у какой-то ямы, огороженной сгнившими от времени деревяшками. И на дне этой ямы плескалась вода странного перламутрового цвета. В нее-то и свалился Михаил, почти потерявший сознание от боли и потери крови.

Оказалось, что эта яма — бывшее капище Живы, богини светлой и доброй, но прочно всеми забытой. Кровь наследника ведьмака пробудила воду, та притянула к себе силу, которая еще не покинула безжизненное тело покойного наставника, и закрутилась карусель, финалом которой явилось то, что Михаил одним махом исцелился, получил новую модельную внешность на пару с железным здоровьем и обрел свое место в мире Ночи. Ему даже привязывать к себе силу не пришлось, все сделал источник. Вот только заплатить за это пришлось тем, что новому ведьмаку не оставили возможности выбора. Мол — или служи детям Живы, или помирай прямо тут. Правда, я так и не понял, кто именно ставил его перед выбором, обошел рассказчик эту подробность стороной. А жаль. Хотелось бы знать.

Теперь Михаил — лесная душа. Дружит с птицами и животными, по мере сил помогает Лесным Хозяевам, гоняет волкодлаков, не знающих меры, изредка убивает распоясавшихся браконьеров и тех предпринимателей, которые в погоне за прибылью гробят леса. Что поделаешь? Предназначение.

При этом парень он, похоже, на самом деле неплохой. Пообещал мне в ближайшую купальскую ночь трав подсобрать на своей делянке, из числа тех, что вот так запросто не найдешь. Тот лес, где он свою судьбу принял, теперь стал для него домом. Ну и, конечно, знает, где что растет, причем некоторые травы и растения высаживает на специальной делянке, рядом с заветным источником Живы, к которому кроме него никому отныне хода нет. Там они в особую силу входят.

В гости, правда, не звал. Но оно и понятно — кто еле-еле знакомого человека к себе в дом потащит?

Пока я слушал эту историю, начали собираться и остальные участники встречи, причем, что особенно радостно, первым появился Олег, который и представлял меня тем, кто подошел позже него.

Я последовательно познакомился с Георгием, которого все звали «Гера», с Димоном и Пашкой, тем самым целителем, который просто так ничего делать ни для кого не станет, а под конец Славой «Раз» и Славой «Два», которые были похожи как родные братья, но при этом ими не являлись. Прозвали же их так оттого, что одного из них звали Ярослав, а второго Святослав.

Все они были действительно довольно молоды, по крайней мере внешне, и отнеслись ко мне крайне дружелюбно. Особенно мне понравилось то, что никто нос не задирал. Как оно обычно бывает, когда в сплоченный коллектив вливается новичок? Сразу начинаются шуточки и подколки на тему: «да ты еще зеленый совсем». А тут — нет, ничего подобного. Скажу честно — думал я на эту тему по дороге сюда. И решение, как поступить в таком случае, я для себя тоже сразу принял. Посидел бы полчасика, а потом откланялся.

Обошлось. Нормальные ребята оказались, спокойные и с юмором. Причем никто на дружеские подначки не обижался, губы не надувал и обиженно не сопел. Впрочем, шутки тоже отпускались вполне корректные, без перегибов.

Я сам больше слушал, чем говорил, потягивая холодное пиво из литровой кружки, и пытался разобраться, кто есть кто в этой компании. В смысле — кто чем промышляет по основной специализации. Олег служит воде, Михаил лесу, Павел целитель. А остальные? И какие вообще еще бывают варианты? Давным-давно, еще в той жизни, кто-то упоминал о том, какие пути могут ждать ведьмака, но, например, служение воде там даже не упоминалось. Так что — фиг знает, фиг знает…

Но напрямую спрашивать как-то неловко. Вот потому я сидел в уголке со своей кружкой, смотрел и слушал. И изредка вставлял слово в общий разговор, чтобы никто не подумал, что я компанию игнорирую.

— А он меня и послал! — азартно вещал тем временем Слава Два, попутно поедая хрустящее свиное ушко в панировке. — Даже за калитку не пустил. Я ему объясняю — весна, надо ритуалы проводить, у нас же контракт, сроки горят! А этот старый хрыч за окном только ладонь к уху приставляет и делает вид, что ничего не слышит. Постоял я еще минут пять у забора, плюнул и ушел. Пес с ним, с Демидом. Сами справимся!

— Что за ритуал-то? — не удержавшись, спросил я. — Если не секрет.

— Не секрет, — охотно ответил он. — На плодородие. Землю-матушку довели совсем, она от удобрений чуть ли не загибается. Знаешь, уже есть такие места, где костер можно разводить прямо из нее, из земли, столько там химии. Дров не нужно, почва как факел горит. И на вкус как рыба сушеная, соль сплошная. Ну а мы с Славкой немного помогаем ей всю эту дрянь из себя изжить. А она в ответ родит хорошо, особенно если посадить то, что нужно.

— Это как? — не понял я. — В смысле — «что нужно»? А земле не все равно?

Оба Славы рассмеялись.

— А тебе, Сашка, не все равно, что есть? — спросил у меня Слава Два, причем без какой-либо ехидцы. — Вон крылышко куриное, или салфетку, в которую оно завернуто? Нет. Так и земле не все равно. Есть разница, приятель, и огромная. Потому мы и консультируем фермерские хозяйства, что где какой год сажать, на договорной основе, разумеется. И им хорошо — урожаи обычно славные после наших трудов случаются, и нам денежка капает. Ну и миссию свою выполняем — Земле родной служим.

— Если бы еще этот старый пень Демид не жался на помощь, — вздохнул Слава Раз. — Он же старший, а в наших обрядах и ритуалах это очень важно — благословение старшего ведьмака. Это одно из звеньев заклятия. Можно обойтись и без него, но тогда воздействие слабее будет.

— Ничего, — бодро заявил Слава Два. — Кровью закрепим. Кролика принесем в жертву. Или курицу.

— Лучше кролика, — посоветовал им Пашка. — От него выход энергии больше. И еще — кроли деревья и траву жрут, за то их мать сыра земля не любит. Потому их смерть ей радостней. А курицу хорошо в жертву водянику приносить.

— Это да, — подтвердил Олег. — Черный козел, пестрая курица, невинная девка их любимые лакомства, особенно у озерных Хозяев. А если их сразу и одним махом ему подарить, то рыба в том озере пятью пять лет не переведется.

— Не видать нам рекордных уловов, — хохотнул Димон. — Козла и куру добыть можно, но вот невинную девку нынче сыскать не получится.

— Смех смехом, но как лето наступит, и основная работа закончится, так Демид сразу позвонит, чтобы свою долю от заработка потребовать, — заметил Слава Раз. — Каждый год одно и то же.

— И каждый год я тебе говорю — пошли его уже, — цапнул еще одно копченое свиное ушко его напарник. — Не можешь сам — давай я. Не знаю, как тебе, а мне надоело делиться с этим старым хрычом. Да дело даже не в деньгах, слава богу, не нищенствуем. Просто мы горбатимся, а он только ворчит, пыхтит и претензии выставляет. Тоже мне, научный руководитель!

— Формально — да, — возразил ему Слава Раз. — Он и по документам так проходит. И ты сам тогда предложил его в них вписать, когда мы фирму открывали. Как там? «Для пущей реалистичности, чтобы не докопался никто». Ну вот, теперь разгребай!

— И разгребу, — набычился Слава Два, снедь аппетитно хрустнула у него на зубах, и он продолжил с набитым ртом: — Фа не фопрос!

Сдается мне, что тут у всех дело на совесть поставлено. Не удивлюсь, если у целителя Павла своя клиника имеется.

И только я все еще хожу на службу и изображаю из себя не пойми кого.

— Нас стало больше. — Олег показал на меня. — А круг — скоро. Я опять говорю вам, братья — надо решать вопрос комплексно.

— А Покон? — негромко произнес Пашка. — «Чти старших, знай место свое».

— Покон не догма. — Слава Два облизал жирные пальцы. — И мы не дети. Кстати, о новеньком. Сашка, ты же Ходящий близ Смерти? Я не ошибаюсь? Просто так нам Олег говорил.

— Ну да, — не стал скрывать я. — А что?

— Слушай, нам твоя помощь нужна, — подключился к разговору его напарник. — Одно хозяйство на обслуживании имеется, наш старый партнер, лет десять с ними сотрудничаем, если не больше. И вот какая закавыка — у них в зернохранилище какая-то тварь заупокойная обитает. Что работниц пугает — это ладно, ерунда. Бабам эмоциональные встряски только на пользу, кровь по венам разгоняют. Зерно эта дрянь портит.

— То есть? — не понял я. — Каким образом? Зерно материально, тени мертвых — нет.

— Тварь из тех, что окончательно ушли на ту сторону, — пояснил Слава Два. — Она своими эманациями все вокруг пропитала. Зерно же — оно как губка, все в себя впитывает. А из него потом хлеб будут печь, между прочим. Или, того хуже, в землю снова бросят. Ничего путного из такого зерна не вырастет, и будет все поле в «заломах». Может, поможешь? А мы, если что, в долгу не останемся.

— Даже не сомневайся, — подтвердил Слава Раз. — Мы эту погань сколько раз пытались извести, но тут особый дар нужен. Ну ты понимаешь, каждому свое. Так что мы тебя как манну небесную ждали.

— Точнее — уже и перестали ждать, — уточнил его друг. — Ходящие близ Смерти в наших рядах редкость. Редкое предназначение, не всякому по плечу.

— Эй, братья по бизнесу, у вас совесть есть? — поинтересовался Димон. — Парень только-только нас всех по именам запомнил, а вы его уже к своему делу приставляете.

— Я уж молчу про то, что его в круг не ввели, — добавил Олег.

— Ой, кто бы говорил! — в один голос произнесли Славы. — Тебе первому на наших старперов плевать с высокой колокольни!

— Это да, — не стал спорить Олег. — Но насчет совести вопрос не праздный. Дэна на вас нет!

Дэн — это второй целитель, что сейчас на Гоа прохлаждается, если не ошибаюсь.

— Точно-точно, — подтвердил злорадно Гера. — Будь он здесь, мало бы вам не показалось!

— Можно и помочь, — наконец вставил свое слово я. — А далеко ехать?

— Да нет, — обрадовался Слава Раз. — Полтораста километров по Симферопольскому шоссе. Транспорт с нас!

— И питание, — потребовал Олег. — Я тоже с вами махну. Все равно делать нечего.

— Так, может, завтра и дернем? — поскреб вилкой по опустевшей тарелке Слава Два и расстроенно причмокнул. — Чего тянуть? Выспимся как следует, и часика в четыре в путь. Как раз к вечеру, с учетом пробок, доберемся. Молодой человек, можно вас? Нам бы свиные ушки в панировке повторить!

Планов на завтра у меня не имелось, а оказать услугу коллегам всегда не лишнее, потому возражений с моей стороны не последовало. Мелькнула, правда, опасливая мыслишка, что не сильно разумно ехать с еле знакомыми людьми к черту на куличики, да еще и вечернею порой, но она быстро развеялась.

А смысл им меня убивать? Нам делить нечего, от слова «совсем». Никто никому солнце не закрывает, вот какая штука. У каждого из нас свой путь под светом Луны, и они не переплетаются. Так что бояться нечего.

Ну и потом — я же подстрахуюсь. Причем сделаю это, не откладывая это в дальний ящик.

Одним из первых, подчерпнутых мной в книге Мораны, было заклятие «Зов мертвых». Хорошая штука, особенно если ей пользоваться по уму. Сейчас-то я им владел более-менее, а вот когда использовал в первый раз, то чуть не спятил от гвалта неупокоенных, почти моментально столпившихся вокруг меня. Их было не меньше сотни, и каждый пытался сказать мне что-то свое. Оно и понятно — я ж сдуру призвал к себе все бродячие души, обитавшие в радиусе пяти километров. Естественно, они не смогли противиться призыву и приперлись туда, где находился я. Хорошо хоть, не у своего дома это сотворил, а то пришлось бы его на осадное положение переводить, да еще и с «обчеством» после объясняться.

Как я эту компанию разогнал — до сих пор не понимаю. Но — нет худа без добра, зато выводы надлежащие сделал, и теперь мог призвать именно ту душу, которая мне была нужна.

Например — мою верную помощницу Жанну.

Глава одиннадцатая

Сказано — сделано. Не откладывая в дальний ящик задуманное, я отправился в туалет, где достал из внутреннего кармана пиджака небольшой мешочек, набитый травяной смесью, с помощью которой я и собирался призвать Жанну.

Зелье, размещенное на бачке унитаза, полыхнуло оранжевым пламенем, и я, поморщившись, глянул на потолок. Всякий раз забываю про пожарную сигнализацию. Не хватало только, чтобы она сейчас сработала!

Но нет, обошлось. Впрочем, я почти сразу забыл о своих опасениях, поскольку время не ждало. Здесь все решали секунды, упустил миг — начинай сначала.

От черного пятна, которое оставило сгоревшее зелье, отделилось маленькое облачко и зависло в воздухе.

— Жанна, верная помощница моя, — нагнувшись к нему, тихо, почти неслышно, шепнул я. — Приди ко мне.

Сейчас-то я имя назвал, на пару с отличительным признаком, и порошку сжег всего ничего. А в первый раз у меня ума хватило запалить полную пригоршню этой смеси, а после пафосно произнести: «Меня кто слышит? Эй, вы где все?». Неудивительно, что потом такое столпотворение началось.

Облачко сжалось и разжалось, словно маленькое сердце, а после растаяло в воздухе.

Повторюсь — тянуть нельзя. Облачко это все равно секунд через пятнадцать-двадцать исчезнет, ему плевать, успел ты чего сказать или нет.

И что удобно — ждать результата почти не нужно. Еще вонь от сгоревшего зелья не развеялась, а моя призрачная соратница уже печально произнесла у меня за спиной:

— Ты меня долго не звал. Я надоела тебе?

— Дай хоть из кабинки выйти, — попросил я ее. — Нашла место, где отношения выяснять.

При всех своих недостатках и почти тотальной необразованности, Жанна все-таки была девушкой сметливой, потому довольно быстро уяснила, что именно от нее требуется.

— Смотреть за теми двумя, которых ты назовешь именем «Слава» и слушать все, что они будут говорить, — послушно повторила она. — А эти двое — они геи?

— Откуда такие выводы? — опешил я.

— Так из твоих слов, — резонно объяснила мне Жанна. — Если двое мужчин приехали вместе и уедут вместе, то они, скорее всего, геи. Нет-нет, ты не думай, я нормально отношусь…

— А я — нет, — мне даже в голову не пришло ее дослушивать. — Причем совершенно!

— Если они не геи, то, по идее, каждый поедет к себе домой, — продолжила логично рассуждать мертвячка. — И за кем из них мне следовать?

— В этом случае ни за кем, — подумав, ответил я. — Тогда можешь быть свободна. Но если все же в одной машине отбудут — следи. Ну а дальше по ситуации. Как поймешь, что больше ничего интересного не услышать, возвращайся к моему дому и дай о себе знать.

— Ясно, — гротескно козырнула Жанна.

— Геи, — хмыкнул я и погрозил ей пальцем. — Придумает же!

С этими словами я вышел из туалета, у двери наткнувшись на бородатого байкера в косухе и цепях.

— Мужик, ты главное резко не бросай, — басовито посоветовал он мне. — С крепкого на пиво сходи, мягонько так. Главное — не на винище, толку не будет. Но — пора тебе. Если человек в туалете сам с собой разговаривает в голос — это звоночек. Ты мне поверь, я знаю, сам через это проходил!

Меня похлопали по плечу и одарили сочувствующим взглядом.

Нет, есть все-таки у нас еще хорошие и добрые люди. С виду — чистый зверь. А на деле — душа-человек!

Но в целом вечер вышел хоть куда, давно мне не было так весело и легко, особенно учитывая то, что кроме Олега я никого до этого не знал. Да что там — даже накануне, когда я бодро напивался в компании Ленки и Наташки, которые мне, в общем-то, почти родня, и то скучнее было. К тому же эти две красавицы в конце концов еще и забыли меня пьяненького в баре.

Я наслушался забавных историй из прошлого каждого из них, сделав вывод, что не только мне в самом начале приходилось лихо, узнал подробности о «старшаках», которые в нынешнем времени ничего не понимают и даже не стремятся этого делать, и пришел к выводу, что крайне своевременно встретился с Олегом. Пропусти я нынешний ведьмачий круг, еще бы год пришлось ждать, а это не очень хорошо. Это не то чтобы прямо инициация, но очень важное мероприятие. После этого действа я стану полноправным ведьмаком, который может рассчитывать на помощь коллектива, если совсем уж беда нагрянет. По мелочам беспокоить не принято, но если совсем «труба» — то можно.

Интересно, Кощеев отпрыск по шкале неприятностей где находится? Мелочь он или нет?

Покинули мы заведение ближе к полуночи, долго прощались у освещенного входа, хлопали друг друга по плечам и обменивались рукопожатиями.

— Завтра днем созвонимся, — на прощание сказал мне Слава Два. — К четырем будь готов, мы за тобой заедем.

— Но сначала за мной, — напомнил Олег и строго помахал пальцем у носа Славы Раз. — Не забываем!

— Да о тебе забудешь, — хором сказали друзья, а после полезли в такси. Жанна скользнула следом за ними и помахала мне рукой, прежде чем машина, мигнув красными огнями, скрылась в московской ночи.

Следом за ними отбыли остальные участники пирушки, и мы с Олегом остались вдвоем.

— Пошли по набережной пройдемся, — предложил ведьмак. — Проветримся и заодно поговорим. А потом уж машинки вызовем.

— Не вопрос, — сразу же согласился я. — Слушай, весь день голову ломаю — что ты такое выяснил, о чем по телефону говорить нельзя? Соломин — шпион?

— Соломин — идиот, не сказать хуже, — в тон мне ответил Олег. — Он, похоже, связался с кем-то очень и очень… Даже не знаю … Темным? Звучит претенциозно. Опасным? Много чести. В общем, с кем-то из наших, но не из наших. Вот так вот кривенько объяснил, зато суть отражена верно. Как вариант — это колдун. Не новичок, но и небольшой умелец. Скорее всего из самоучек, но уже с кровью на руках.

— С последнего пункта поподробнее, — попросил я. — Что значит «с кровью на руках»?

— Все время забываю, что ты ряда общеизвестных вещей не знаешь, — досадливо поморщился Олег. — Ладно, смотри. Колдун — это не наследственная профессия, как, например, у травниц, и не насильно навязанное тебе жизненное предназначение, как у нас. Колдун — призвание, как у художников и артистов. Это сознательный выбор жизненной позиции, если хочешь. И сразу оговорюсь — не все колдуны злодеи. Далеко не все. Хватает среди них таких, что людей вполне уважают, и даже им помогают. Не безвозмездно, разумеется, но берут они за свои услуги деньги, а не души, что, согласись, далеко не самый скверный вариант.

Олег достал из кармана сигареты и зажигалку, собираясь закурить.

— Надо же. — Я воспользовался заминкой и вставил свою пару слов. — Мне казалось, что любой колдун — зло.

— Нет, — затянувшись, возразил мне ведьмак. — Совсем не любой. Но такие есть. И, что примечательно, в основной массе своей это самоучки. Сначала они получают колдовскую книгу, как им думается, совершенно случайно, потом начинают с ней экспериментировать, познавая мир Ночи и попутно познавая силу первой власти над людьми, ну а потом… Потом они встают перед выбором, кем быть. Остаться человеком или перейти на другую сторону бытия.

— И какова статистика? — заранее зная ответ, поинтересовался я.

— Понятия не имею. Я за этой публикой не слежу. Но, думаю, неутешительна.

Прав был Лагутенко, «мастерами кунг-фу не рождаются».

— А почему ты думаешь, что Соломин связался с колдуном? — отметя пяток вопросов, касающихся мелких деталей, спросил у Олега я. — С чего ты это взял?

— Да потому что этот хрен моржовый вконец оборзел, — пыхнул дымком мой спутник. — Не поверишь — он меня послал. Не выбирая выражений.

— Ну так ты его тоже посылал, судя по рассказам. И не раз. Вот он ответочку и включил.

— Но он-то мне не нужен, — резонно заметил ведьмак. — В смысле — по жизни. Что есть, что нет — никакой разницы. У меня и без него клиентуры хватает. А вот я ему — другое дело. И тут — на тебе. Соломин высказывает мне все, что наболело, а под конец еще обещает состроить козью рожу. Сашка! Каково? Откуда такая смелость? До того год за годом был тише воды, ниже травы, а тут поглядите. Вывод?

— Появился некто, пообещавший сделать то, от чего ты отказался, — уверенно заявил я. — Других вариантов нет.

— Верно, — хлопнул меня по плечу ведьмак. — Добавь сюда странную историю, произошедшую с твоим подопечным, и получишь вполне связную версию. Кстати, тебе тоже были обещаны крупные неприятности.

— А про меня Соломин откуда узнал? — я даже остановился.

— Непосредственно про тебя — ниоткуда. — Олег достал из кармана переносную пепельницу и щелкнул ее крышкой. — Речь шла о тех, кто помог обчистить сейф, а это, собственно, вор и тот, кто его навел. Последний — ты. Но я бы на твоем месте особо не нервничал. Даже хороший колдун вряд ли сможет отследить дорожку к твоему дому. Следы мертвых видят далеко не все, да и времени прошло много. Относительно же меня можешь быть спокоен — свои своих не сдают.

Да елки-палки! Тут с одним колдуном не знаешь, что делать, а уже второй на подходе.

— Хотя, если свести все петли воедино, поставить «наружку» за твоими нанимателями, собрать доказательную базу… — продолжал вещать Олег, туша сигарету. — Но это работа специалистов другого профиля, никак не чернокнижного. У Соломина, разумеется, есть служба безопасности, в которой работают неплохие профи, но он их подключать не станет. Велика возможность утечки информации о том, что именно подрезали из сейфа, а ему огласка не нужна. Так что шансы найти проблемы на свою голову у меня куда выше, чем у тебя.

— А тебе это, я так понимаю, пофиг?

— Не то чтобы… — Олег убрал пепельницу обратно в карман. — Хотя — да, пофиг. Я свой страх давно пережил, так с нами всеми бывает. В смысле — с ведьмаками. Сначала страшно, потом интересно, потом… Потом у каждого свое. Мне вот скучно, Славки себя в бизнесе нашли, фирму открыли, совмещают приятное с полезным, Дэн по полгода в Индии сидит, кобр дрессирует. Его путь — болота, змеи и яды, а там этого добра полно. Говорят, в старые времена каждый из нас появлялся на свет зачем-то, была некая высшая цель в этом, промысел, так сказать. Вот только времена изменились, а цели то ли измельчали, то ли вообще исчезли. Потому мы просто существуем, в отличие от ведьм или волкодлаков. Те хоть как-то знают, зачем рождены и чего хотят от этого мира. А мы — нет.

— Безрадостная картина, — признал я. — Из оптимистичных моментов только одно — со временем, возможно, и от меня страх уйдет. Хотелось бы.

— А чего бояться? — рассмеялся Олег и, встав спиной к темной глади реки, оперся руками о низкий гранитный парапет. — Смерти? Так ее нет, тебе ли не знать? Глада, хлада и мора? Или какого-то самопального колдуна, который может свести со мной счеты по заказу барыги?

— Например, — раздалось шипение у меня над ухом, а после черная тень, которую я успел заметить краем глаза, вбила свою ладонь в грудь Олега.

Что-то сверкнуло, и мой новый приятель без крика перевалился через парапет и канул в темноту воды.

Не скажу, что я потратил эти секунды зря, заветную иглу я достать успел, и даже попробовал пустить ее в ход, только вот рука ткнулась в пустоту.

Черная тень оказалась невероятно, сверхъестественно быстра, там, где она стояла секунду назад, уже никого не было.

— Пора. — Шипение раздалось у меня за спиной, я моментально развернулся на месте, а после понял, что больше никаких движений сделать не смогу, поскольку руки и ноги словно стянули крепкими веревками. Именно веревками. Это не то, что я проделывал с Ряжской, тут нечто другое, менее впечатляющее, но настолько же эффективное.

И, похоже, губительное для меня.

Последнее, что я увидел, это асбестово-белое лицо в обрамлении капюшона угольно-черного «худи», да страшные глаза со зрачками-точками.

И все. А потом я полетел с набережной вниз, сопровождаемый словами:

— Ничего личного.

В воду я вошел неудачно, врезавшись в нее спиной и мигом потеряв ориентацию в пространстве. Ну и, понятное дело, камнем пошел на дно. Москва-река — не Яуза, тут и у берега глубина изрядная. Ну как изрядная? Где три метра, где шесть, а у Перервы вроде как даже шестнадцать.

Но лично мне и двух — за глаза. Особенно в нынешнем состоянии, когда я ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу.

Не хочу умирать! Не хочу!

Вот только никого мои треволнения не печалили. Да и кто их мог услышать? Серые безжизненные воды Москвы-реки за века в себя такое количество утопленников всех видов приняли, что их даже сольный концерт Садко в сопровождении оркестра гусельников не растрогал бы. Что тогда говорить о предсмертных терзаниях какого-то глупого и нерасторопного ведьмака?

Я задергался, как рыба, попавшая на крючок, но толку от этого не было, только еще ниже ушел, а через пару минут мои ноги коснулись склизкого дна реки.

В висках стучало, вены на лбу, скорее всего, набухли так, что вот-вот прорвутся, перед глазами поплыла багровая пелена.

Тут я еще и на дно завалился, влекомый течением, отчего остатки воздуха вылетели из моей груди, а в рот хлынула вода.

Вот и все, я утонул.

И каково же было мое удивление, когда я осознал, что могу дышать! Мало того — что я лежу не на дне реки, а на камне, холодящем кожу через мокрую одежду, и что меня вот-вот вырвет.

Это, собственно, немедленно и случилось. Хорошо хоть голову повернуть успел в сторону, себя не забрызгал.

Что ел в ресторане, что не ел. Нет, не впрок мне идут посещения подобных мест, один вред от них. Надо дома питаться, там дешевле, там надежней. Да и вкуснее.

Но это все ладно. Я снова могу двигать руками и ногами! И это — здорово.

Правду говорят люди — прежде чем кого-то карать, испытай наказание на себе и пойми, насколько тот человек этой муки достоин. Может, зря я Ряжскую тогда обездвижил? Может, как по-другому поступить стоило?

— Вот же сука! — послышался рядом голос Олега. — Тварь! Ну все, теперь мне долго скучно не будет, теперь у меня дело есть.

Я оперся ладонями о гранит, привстал и повертел головой. Понятно, один из спусков к реке, которых тут, на набережной, немало. Вот только там, где нас прихватил загадочный гад в «худи», ничего подобного не имелось, это уж точно. Вопрос — как я сюда попал? Да еще и живой?

Или уже неживой? Все мертвецы поначалу уверены в том, что они все еще существуют, мне ли не знать?

Я ущипнул себя за руку. Больно.

— Ну ты глянь, Сашка? — Олег, голый по пояс, показал мне свою дорогую кожаную куртку, на которой красовалась изрядных размеров дыра, аккурат в том месте, куда его ударил ладонью нападавший. На груди, к слову, у него красовался огненно-красный ожог — На заказ делали! А теперь все, теперь только в помойку! Не прощу!

— Это ты меня спас? — кряхтя я пододвинулся к стене и оперся на нее спиной. — Из реки вытащил? Я думал все, пипец мне. Уж и воды хватанул…

— Да какой там! — отмахнулся Олег. — Меня самого еле откачали. Огонь же! Мой главный враг. Будь этот дурак посмекалистей, так ни за что меня в воду бросать не стал бы, она одна меня спасти могла. Ну и водяницы, понятное дело. Они и пламя в груди потушили, и меня подлечили. И тебя, кстати, тоже они вытащили, в счет старого долга. Вот тебе и ответ на твой вопрос, чем тебя одарили. Ну помнишь, ты у меня спрашивал при первой встрече, что, мол, и как? Так вот — шанс на жизнь тебе та русалка дала, тот, с которым сухим из воды выходят. Точнее — три шанса. Еще точнее — уже два. Мне их старшая так и велела тебе передать, мол: «Еще два раза в смертный час вода не причинит тебе вреда».

Стоило оно того тогда, осенью. Стоило. Это, выходит, я той ночью не Аглаю пожалел, а себя спас.

Тьфу, какая чушь в голову лезет.

— Пижон с конфетной фабрики! — продолжал разоряться Олег, глядя на дыру в куртке. — Ух, я его встречу!

— Или он нам второй раз «ух» устроит, — сплюнул я и вытер мокрое лицо. — Ругайся не ругайся, а отработано красиво.

— Меня врасплох застал, а ты еще зеленый совсем, — возразил мне ведьмак. — И потом — злодей явно кровью «забросился». Ты его глаза видел? Зрачков практически нет.

— Вот сейчас неясно, — просипел я, трогая горло, которое саднило нестерпимо, то ли от того, что воды холодной наглотался, то ли после того, как эту воду из себя изверг. — Так это чего, это нас вампир чуть не угробил?

— Хремпир! — рявкнул Олег и злобно скомкал пачку мокрых сигарет. — Граф Фигакула! Колдун это был, колдун! Как видно — тот самый, правильно я все просчитал. А кровь ему силу дает. Своей-то у него откуда взяться? Самоучка, как и сказано выше. В обрядах за кладбищенской оградой он не плясал, через посох не прыгал, наставника своего не убивал. Как бы так тебе объяснить… Это как с самоучителем пробовать машину водить. Вроде бы все написано верно, и картинки есть, но пока ездить научишься, не одну «тачку» разобьешь. А с наставником раз-два — и поехал. Вот и тут то же самое. Он азы выучил, а силенок нет. И что тогда?

— Что?

— Кровь. — Олег тоже присел и оперся спиной о гранит. — Она, родимая. Чего ты дергаешься? Это жизнь. В ней знаешь сколько мощи? Даже полный бездарь много чего натворить сможет, если ее в ход пустит.

Чего дергаюсь? Больно часто про неприятные вещи, вроде обрядов на крови, вокруг меня упоминать стали. Это немного нервирует.

Ну и холодно еще. Весна хоть в этом году и теплая, но апрельская ночь — не августовская. Да после водной процедуры.

И вот тут меня вывернуло наизнанку второй раз, еле вскочить успел. Пришло осознание того, что произошедшее со мной несколько минут назад приключение — настоящее. Это не кино, не книга, не сон. Все взаправду. И вода, которая хлынула ко мне в легкие — тоже. Кабы не дар Аглаи, лежать мне сейчас на дне, перемещаться вниз по течению. Нет, Олег меня, может, и нашел бы потом, но толку-то от того?

Вот как тут не вспомнить еще одну мудрую фразу, которую не знаю кто произнес — спешите делать добро. Оно и вправду всегда возвращается.

Как и зло.

— Слабоват ты в коленях, брат-ведьмак, — хмуро буркнул Олег. — Я только кровь упомянул, тут тебя и стравило. Давай, как-то закаляй дух. Иначе не выжить тебе.

— Да не в крови дело, — вытер я рот. — Накатило просто.

— Это бывает, — признал мой товарищ по несчастью. — Слушай, я, наверное, с вами завтра уже не еду. У меня, как ты видел, дела личного свойства появились.

— Уверен, что один справишься? — усомнился я. — Ты что хочешь говори, а этот гад силен.

— Мне его поймать надо до того, как он сдохнет. — Олег извлек из кармана джинсов комок, в котором угадывались деньги. — То есть — спешить нужно.

— Думаешь, не ты один на него зуб имеешь?

— Это тут при чем? — поморщился Олег, отлепляя одну купюру от другой. — Хотя не исключено, не исключено. Тут дело в другом. Если он себя постоянно кровью разгоняет, это плохо кончится. Я ж сказал — самоучка. Ни один настоящий колдун, ни одна ведьма использовать кровь в таких количествах не станут. По граммчику в обрядах раз в квартал — да. Но постоянно? Вот скажи — ты же концентрированную серную кислоту не пьешь на завтрак вместо чая? Правильно. А кровь для таких как он — это, по сути, она и есть. Препарат силы немалой и разрушительности такой же. Только этому уроду никто ничего не объяснил, и он думает, что так поступают все остальные колдуны. Поверь, я знаю, что говорю. А еще он шалеет от собственной силы, считая себя всемогущим. Нет, оно и понятно — вчера ты обычный дрищ, а сегодня — полубог. И сделал его таким какой-то несложный ритуал. Само собой, он теперь не остановится. То есть — будут новые жертвы, но даже не это главное. Эта тварь хотела меня убить, я такого не прощаю, потому хочу забрать его жизнь до того, как он окончательно перестанет быть человеком. А это случится очень скоро.

— Если не сложно — поясни последнюю фразу, — попросил я, достав из кармана пиджака телефон, увы, безнадежно испорченный водой. — С чего ты взял, что он со дня на день окочурится? Мне рассказывали, что у колдунов душа к телу гвоздями прибита.

— Ты меня вообще слушаешь? — Олег разложил купюры на камнях, точнее — прилепил их к ним. — Я не сказал, что этот поганец умрет. Фраза звучала как «перестанет быть человеком». В нем и сейчас людского уже немного осталось, а скоро вовсе ничего не будет. И тогда он начнет отдавать долг тем, кто ему книгу подсунул и немного могущества отсыпал на время. Штатная история. Этот дурак не первый и не последний. Каким образом он отрабатывать должок станет — объяснить?

— Догадываюсь — я ногтем подцепил крышку телефона и снял ее — Все, точно хана аппарату.

— И потом… — Олег помялся. — Боюсь, он слышал наш разговор, и понял, что ты тоже в теме. Ну, по Соломину. Само собой, он уверен, что мы мертвы, но кто знает? Так что оно и хорошо, что ты завтра с парнями в поля умотаешь. А я сначала проведаю бывшего клиента, чтобы выяснить ряд моментов, ну а после поеду к этому красавцу. Уверен, адрес мне господин Соломин предоставит.

Всем хорош Олег, но очень уж самоуверен. Интересно, а я со стороны в последнее время не так ли выгляжу? Если да — то надо в себе что-то менять. Так не пойдет.

Тем временем мой новый друг определил наше местоположение и вызвал такси. У него телефон оказался водонепроницаемый.

— И как мне в него садиться? — вопрошал он у меня, вертясь на месте с разведенными в стороны руками. — Боюсь, меня даже за двойной тариф в таком виде в машину не пустят!

— Не такая уж большая дырка в куртке. Сойдет, — высказался я по этому поводу, но мигом замолк, как только Олег печально мне подмигнул через отверстие в кожанке. То ли заклятие еще действовало, то ли кожа была специфическая, но за минувшую четверть часа дыра увеличилась вдвое. — Ладно. Держи мой пиджак. Только чур с возвратом!

— Другое дело, — обрадовался Олег. — Из карманов все забери, хорошо? А то тащись потом к тебе, вези какую-нибудь визитницу. И «нет» не скажешь, ты же вроде как благодетель.

Я распихал свое добро по карманам потихоньку подсыхающих брюк и протянул ведьмаку свой пиджак.

— Ты вот что, — попросил я его. — Не застегивай его. Пожалуйста.

А как по-другому? Олег куда массивней, чем я. В плане мускулатуры. Как бы он вообще не лопнул у него на спине.

— Слушай, а как вообще к самоучкам книги попадают? — спросил я у ведьмака, пока мы стояли и ждали такси. — Вот ты сказал, что кто-то им их подсовывает. Кто?

— Есть такие, — неохотно ответил Олег. — Долгожители, блин. Им человека с пути сбить и под себя подмять всегда в радость. Да и выгода тоже немалая. Душа-то им достается, целиком и полностью. Ритуал, что на крови проводится, заклинанием сопровождается, понимаешь? А заклинание это и есть процедура передачи души в обмен на черную силу. А кровь — это как печать на документе. И главное — не подкопаешься. Человек сам все затеял? Сам. Сделал все сам? Точно так. А они, стало быть, ни при чем. Нет-нет-нет.

— А «они» — кто? — настырничал я. — Объясни.

— Нет, — покачал головой Олег. — Не скажу. Это та тема, Сашка, в которой каждый для себя сам разбирается. Таков Покон. Ты не думай, я не боюсь, просто так заведено. Ты сам должен выбрать свой путь под Луной. И я сейчас не о наших ведьмачьих делах. О другом речь. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул я. — Все равно спасибо. За то, что хотя бы направление указал.

— Это всегда пожалуйста, — повеселел Олег. — И вообще — ты хороший парень. Появился на горизонте — и все, скуки как не бывало. О, а вот и такси, обе машины. На, держи денежку. Да бери, твои в кармане до сих пор мокрые лежат. И давай телефон подсуши или новый купи. Я тебе завтра звякну, расскажу последние новости.

Мы обнялись на прощание, и я полез в машину, не особо обращая внимание на чуточку удивленный взгляд шофера. Почему чуточку? Это Москва. Здесь для полного изумления всего лишь мокрой одежды мало, наши водители и не такое видели.

— Очень извиняюсь, но деньги покажите, — попросил водитель, увидел, как я помахал более-менее платежеспособной пятитысячной купюрой, и, взревев мотором, двинулся в путь.

В машине на меня навалилась усталость, замешанная с досадой. Даже нет, «досада» не то слово, оно не очень верно отражает ход моих мыслей.

Это была злость на себя самого. Сильная и неприкрытая.

Сегодня я мог умереть. Совсем. Навсегда. Сейчас мое тело могло медленно плыть в сторону шлюзов, и вокруг него кружились бы рыбки.

И винить в этом кого-то постороннего не имеет смысла. Знал, что жизнь больше никогда не будет такой, как раньше? Знал. Был в курсе, что раньше или позже появятся те, кто захочет убить? Был.

Что сделал для того, чтобы остаться в живых? Ни-чего. Два дня прошло с тех пор, как Морана заклятие огня подарила, два дня! Первое серьезное заклятие, применение которого следовало отточить до идеала, чтобы пускать его в ход на уровне инстинктов. Вот так таки закрыться дома, разобрать его на запчасти, чтобы понять, как оно работает, а после заточить под себя. А я даже пальцем не шевельнул. День рождения отгулял, на вечеринку сходил, а самое важное — оно подождет.

И вот результат. Меня спеленали и утопили. А я только и успел что иголочку достать. Иголочку. Тьфу. Даже не смешно…

Кстати — она тоже сгинула. То ли на камнях набережной осталась, то ли на дне реки лежит.

Короче — до самого дома я себя поедом ел, из машины вылез злой и раздраженный и, когда Жанна, отиравшаяся у подъезда, заметила меня и удивленно хлопала ресницами, сразу рявкнул:

— Даже не спрашивай!

— Хорошо, не буду, — покладисто ответила девушка, а после добавила: — Хотя и очень хочется!

— Понимаю. — Я плюхнулся на лавку. — Но не надо.

— Не в духе, — подытожила мертвячка и присела рядом со мной. — Случается. У меня тоже раньше так бывало. Вот я как-то раз пошла в салон, на маникюр, а моего мастера не оказалось, она в этот день…

— Жанна, очень тебя прошу — не сегодня! — взмолился я. — Мне и так хреново. Лучше рассказывай, что там эти двое.

— Они не геи! — радостно сообщила мне девушка. — Точно тебе говорю! Они еще когда в машине ехали, проституток вызвали. Сам рассуди — зачем геям проститутки?

— И в самом деле, — согласился с ней я. — Ни к чему. Это все?

— Нет, — помотала головой Жанна. — Еще они против тебя ничего не замышляют. Наоборот, — очень рады, что познакомились, и уверены, что ты поможешь им решить их проблему. Какую именно, не знаю, они не сказали, но поняла, что вы завтра куда-то отправляетесь вместе. Очень хорошо о тебе отзывались, мне даже приятно стало.

— Не понял?

— Ну мы с тобой вроде как уже друг другу не чужие, — потупилась мертвячка. — За это время сблизились. Не так, как мужчина и женщина, но все же… Конечно, мне приятно, что о родном человечке хорошее говорят.

— Жесть, — только и смог произнести я, а после поднялся с лавки. — Спасибо тебе. Все, свободна.

— А можно я завтра с вами поеду? — робко попросила она. — Хоть какое-то разнообразие. Пожалуйста!

Вот еще новости. Впрочем… Почему бы и нет?

— Ладно, — подумав еще пару секунд, разрешил я. — Но только не болтать в дороге и в туалет не проситься по старой привычке. Сидеть тихо, как мышь.

Жанна изобразила пантомиму с закрытием рта на замок и выбрасыванием ключей в соседние кусты.

— Гляди у меня! — погрозил я ей пальцем и пошел домой.

Глава двенадцатая

Мои новые знакомцы оказались людьми пунктуальными. Ровно в четыре часа к моему подъезду подъехал респектабельный черный внедорожник, за рулем которого гордо восседал Слава Раз.

— Привет, — помахал он мне рукой. — Давай, запрыгивай назад.

— А чего вещей так мало, один рюкзак? — поинтересовался Слава Два, сидящий впереди, рядом с водителем. — У нас вон полный багажник.

— Так мы туда не жить едем, — резонно заметил я, открывая дверцу машины. — Дело сделаем — и утром назад. Или я чего-то не так понял? Надеюсь, вы меня обратно не на электричке хотите отправить?

— Как ты мог такое подумать? — переглянувшись и тем самым поселив в моем сердце нехорошие подозрения, дружно заорали оба Славы. — Отвезем домой в лучшем виде! С ветерком!

— Смотрите, верю, — забрался в салон я. — Если обманете, сроду больше помогать не стану!

Жанна последовала за мной и мигом устроилась у окна, что-то довольно бормоча и оглаживая юбку, которая, естественно, даже и не подумала задираться.

— Только вот что еще, парни, — обратился я к Славам. — Перед тем как за город рванем, заскочим в пару мест? Одно совсем рядом, а одно в центре. Да ладно вам, сегодня суббота, пробок нет. Или они меньше, чем на МКАДе.

Не скажу, что мои попутчики были в восторге, но спорить не стали.

Я же не хотел откладывать в дальний ящик благодарность за доброе дело, пусть даже ранее мной уже оплаченное.

Потому сначала мы завернули в находящийся неподалеку от меня универсам, а после отправились на Котельническую набережную, к тому самому месту, откуда меня вчера такси забрало.

— Спасибо вам, девицы-красавицы, за то, что сгинуть накануне не дали, — поклонившись в пояс воде, негромко произнес я. — И примите подарки от меня. Надеюсь, они вас порадуют.

В воду полетели два десятка разноцветных пластмассовых расчесок. Ну нет в «Пятерочке» гребешков! Как видно, не востребованы они покупательской массой. Что нашел — то и купил.

Красные, желтые и синие расчески закачались на ровной глади серо-зеленой воды, но продлилось это недолго. Сначала с поверхности исчезло одно пластмассовое изделие, потом второе, а следом за ними буквально за минуту под воду ушли и остальные. Причем они не тонули, создавалось полное впечатление, что их просто кто-то утягивает вниз, подцепив тоненькими девичьими пальчиками.

Впрочем, так оно наверняка и было.

Напоследок вода плеснула у самого берега, чуть забрызгав мои кроссовки и джинсы, и я понял, что таким образом мне сказали «спасибо». Дар был принят и оценен по достоинству, причем не только его материальная сторона.

Я отвесил еще один поясной поклон, и побежал наверх, туда, где меня ждали в машине недовольные задержкой Славы.

Пробок и в самом деле почти не имелось, потому мы шустро проскочили Москву и выбрались на Симферопольское шоссе, не сказать чтобы совсем уж пустынное, но и не очень загруженное.

Слава мигом прибавил скорость, за стеклами, нагоняя на меня сон, как в калейдоскопе, замелькали елки на пару с безлистными еще березками.

Впрочем, я ничего против вздремнуть и не имел. Да и что здесь странного? Я почти сутки на ногах. Нет-нет, никаких нервов, никакого «отходняка» после речной эпопеи. Все сплошь прагматика. И немного стыд. Тот, который меня еще в такси начал терзать.

Короче — я всю ночь и часть сегодняшнего дня колупался с тем заклятием, что мне показала Морана. Оно на вид хоть и казалось несложным, но на деле под конец у меня чуть мозги не закипели. Травы все я записал, ни одну не потерял, но дозировка? Сколько вешать в граммах? И самое главное — активация. Сын Кощея метал пламя прямо из рук, делая это красиво, лихо и небрежно, как нечто само собой разумеющееся. Там имел место быть не классический «файербол» из игр и фильмов, но тем не менее смотрелось это мощно. У него руки словно горели, и языки пламени отлетали от них во врагов подобно неким огненным змеям.

У меня же поначалу не то, что огонь — дымок добыть не получалось. Хотя некую логику того, как именно это работает, я в результате уловил.

Травы, точнее, та мазеподобная субстанция, что у меня получилась в результате, была чем-то вроде катализатора, не более того. Если сравнивать это все с зажигалкой, то зелье — это кремень, высекающий искру. Фитиль — то, на что оно нанесено. Но основой, так сказать, пальцем, крутящим рифленое колесико, кое из кремня вышибает искру, является моя внутренняя энергия. Горит именно она. Я сжигаю часть себя, используя это заклятие. Ну фигурально, разумеется, и тем не менее.

Причем для верного использования важны все факторы, включая веру в то, что оно сработает как надо. Да-да, я сам был очень удивлен, это осознав. Как понял? Да очень просто.

Когда я, в очередной раз заорал о том, что ничего у меня не получается, и пошло бы оно все к лешему, Вавила Силыч, сидящий на табуретке и наблюдающий за моими мучениями, заметил:

— Ты сам не веришь в то, что делаешь. И не спорь. Со стороны виднее.

— Верно-верно, — поддакнул ему Родька и брякнул дужкой ведра с водой, стоящего рядом с ним. Как только мои приятели пронюхали о том, с чем именно я экспериментирую, то немедленно озаботились вопросами пожарной безопасности. Более того — Вавила Силыч очень сильно не одобрил эти огнеопасные опыты, проводимые в жилом помещении, но в результате я его все ж таки уломал. — Но ты, хозяин, себя не вини. Мало кто согласится руку подпалить.

— Это да. — Я глянул на свою конечность, покрытую тонкой блестящей пленкой подсохшего зелья. — Страх внутри имеется.

Имеется — не то слово. Полчаса себя заставлял сначала эту хрень на руку намазать, а потом к испытаниям перейти. Если бы не купание в Москве-реке, так, может, и не заставил бы вовсе. Но если сама по себе она не горит, как я ни пробовал, и будучи нанесенной на карандаш, а также на пяток других предметов, тоже, то только рука и остается.

— Он тебе и мешает, — изрек Вавила Силыч. — Я в таких штуках не силен, но точно знаю, что если самому не верить в то, что делаешь, то ничего не получится. Хоть расшибись.

— И что теперь? — устало поинтересовался я, опускаясь на табурет. — Плюнуть на все?

— Серебро, — поднял вверх крючковатый палец подъездный. — С ним попробуй. Огонь и серебро всегда ладили. И против нежити они оба первое средство.

А ведь верно. Серебро часто фигурирует в рецептах. Иные зелья только этим металлом и надо размешивать в процессе варки, чтобы придать им нужные свойства. Я специально для подобных целей даже недешевую длинную серебряную ложку прикупил. И такой же черпачок, для последующего разлива. А то не тем чем надо зелье зачерпнешь — и все, оно превратилось в бесполезную вонючую неаппетитную жижу.

Но здесь черпак не то, что нужно. Зато отлично подойдет новогодний подарок Ровнина, а именно — нож, что он мне с Женькой передал. Чистое серебро, без примесей, и даже с пробой.

Покрыв лезвие мазью, я повертел нож в руках. Блеск серебра исчез, скрывшись за матовой оболочкой.

«Гори», — устало попросил я предмет, сильно сжав рукоять ровнинского подарка. — «Гори. Пожалуйста».

Нет. Не желает возгораться из искры пламя. То ли я бездарен до крайности, то ли все делаю неверно.

Но этого быть не может. Все — так. Да, верный вес компонентов в рецепте не фигурировал, зато описание конечного результата имелось, и оно полностью совпадало с тем, что у меня вышло.

Значит, дело все-таки во мне?

И тут меня такая злость взяла, причем за все сразу! И за бессонную ночь, и за все проблемы, которые я нажил с прошлого лета, и за собственную лень! Да сколько можно уже!

— Гори, скотина! — прорычал я, уставившись на нож в своих руках и ощущая, как откуда-то изнутри меня окатывает горячая волна гнева. — Гори!

Вот тут и вспыхнул огонь. Причем — сразу. В смысле — нож загорелся сразу весь, не частями, он полыхал как факел, ярко-красно и беззвучно. Пламя вытянулось по всей длине лезвия, и потому предмет в моей руке напоминал очень короткий огненный меч.

Выходит, главное условие срабатывание заклинания — злоба? Разозлись, и будет результат? Если да — это плохо. Я так часто вгонять себя в подобное состояние не смогу.

— Горит! — пискнул Родька. — Ох, лихо горит!

— Ведро наготове держи, — велел ему Вавила Силыч. — А ну как сейчас и рука у Александра полыхнет? Так он ножик бросит сразу, и добро если в раковину, а не на пол!

Самое забавное — металл не нагревался. И пламя, полыхавшее в сантиметрах от моей руки, ее совершенно не припекало, хотя и должно было.

Я подумал пару секунд, а после провел свободной ладонью над полыхающей сталью. Ничего. Ни жара, ни боли не испытал. Словно это и не огонь вовсе.

Так, может, ничего и нет, и это просто иллюзия? Морок?

Я цапнул какую-то бумажку, лежащую на столе, и поднес ее к огню. Та мигом загорелась.

Значит, все настоящее. Значит — получилось.

Бумажка отправилась в ведро с водой, а я пару раз махнул ножом. Пламя держалось на клинке как привязанное, не шевелилось и искры не рассыпало.

— Туши, — попросил меня Вавила Силыч. — Не дело в дому с огнем играться!

— Пусть само потухнет, — возразил я ему. — Интересно, на сколько его хватит?

В рецепте про это не говорилось, но и ежу понятно, что бесконечно длиться подобное не может.

Так оно и вышло. Через две с небольшим минуты пламя потухло, причем так же, как и появилось — вдруг и сразу.

С клинка осыпалась черная труха, в которую превратилась субстанция, на него нанесенная, и он опять сверкнул тусклым блеском серебра.

Стало быть, время действия обусловлено тем, какое количество мази будет нанесено на нож. Или на руки. Теперь ясно, отчего тот колдун на холме больше не смог показывать чудеса файер-шоу окружившим его врагам — у него боезапас кончился. Хотя мне, конечно, до него далеко еще — он-то даже бросаться пламенем мог.

Но это ничего. Терпение и труд все перетрут. Главное — направление взято верно. Опять же — в загородной поездке появился дополнительный смысл. Там чисто поле, там не страшно спалить родимый дом, вот и потренируюсь. Нож — это хорошо, но хотелось бы все-таки обходиться без дополнительных предметов. Страха перед огнем больше нет, он для меня, как показала практика, безвреден, а, значит, может, все же выйдет чего?

Ну и наварить побольше расходного материала надо будет. Вот тоже интересно — у него есть срок годности? И хранить его как? В сухом и теплом месте, недоступным для детей, неугомонных сотрудниц отдела «15-К» и особо продвинутых слуг, или, наоборот, в холодильник засунуть?

Вопросов масса, ответов нет, как и всегда. Тяжко жить молодому ведьмаку, тяжко. Все путем проб и ошибок приходится узнавать.

— Подъем! — меня толкнули в плечо, вырывая из объятий сна, потом еще раз, посильнее. — Просыпаемся! Мы почти на месте, так что самое время поужинать. Дальше приличных забегаловок не будет, дальше мост, лес, поле и точка назначения.

— Еда — это хорошо, — зевнув, пробормотал я и ощутил, что в самом деле здорово голоден. — Особенно горячая. А если еще и с большой кружкой сладкого кофе…

— Кружку не обещаю, тут картонные стаканчики в ходу, но все остальное — без проблем, — Слава Раз лихо подрулил к типичному придорожному кафе, у которого уже стояло несколько машин. — Да, надо бы еще с собой еды прикупить. Завтракать-то все одно нужно чем-то будет. Ну не консервы же трескать?

— Верная реплика, — снова зевнул я. — Тем более что мое питание по нашему договору возлагается на вас. И сразу скажу — я тушенку ножом из банки выковыривать не хочу. И лапшу китайскую в пластиковом корытце запаривать тоже.

— Привередливый какой, — проворчал Слава Два. — Балованный. Нам вот и лапша хороша!

— Потому что вы на себя работаете, а не в офисе. Потрескали бы ее с мое, по-другому запели. — Я вылез из машины и потянулся. — О-ох, ноги как затекли!

— Здоров ты спать, — хлопнул дверцей, а после пискнул сигнализацией Слава Раз. — Как на выезде из столицы отрубился, так и все. Нет тебя с нами! Завидую от чистого сердца. Я вот, бывает, по два часа верчусь, все уснуть никак не могу.

— Это тебя совесть гложет, — подал голос Слава Два. — Кто очередную бухгалтершу в декрет отправил? А нам отчеты в налоговую сдавать надо!

Что любопытно — перебранка, начатая на улице, после переместилась в кафе, и не закончилась даже за столом. При этом было видно, что ругающиеся Славы зла друг на друга не держат, и данный спор для них скорее развлечение, чем повод поорать друг на друга.

Да и вообще было предельно ясно, что эти двое на самом деле крайне дружны. Возможно, когда-то их связала общая ведьмачья стезя, но со временем это переросло в нечто большее, чем просто бизнес и просто дружба. И я сейчас не о модных в последнее время однополых тенденциях говорю. Подобным тут и не пахло.

К месту назначения мы подъехали уже в сумерках. Кстати — до того подобное строение мне ни разу видеть не приходилось. Не бывал я раньше в «закромах родины». Со слов Славы Раз я понял, что это зернохранилище небольшое, местного значения, для локальных целей.

Ну не знаю. Когда мы выехали из леса на полевую дорогу, и на фоне стремительно темнеющего неба нарисовалась громадина ракетообразной формы, я, например, проникся. Если эта хреновина проходит по категории «зернохранилище эконом-класса», то что тогда считается бизнес-категорией? Элеватор? Кстати — еще одно слово, знакомое мне только по книгам.

Вблизи оно, правда, оказалось на самом деле на таким уж здоровенным, но все равно — впечатляло.

Хотя оценить в полной мере величественность этого строения я смог, только въехав на территорию. До того картина за окном автомобиля никак толком в моем сознании зафиксироваться не могла. Почему? Потому что в Москве весна — это первая листва, короткие юбки молоденьких девочек, и прочие радости бытия.

А здесь это раздолбанная дорога с грязью, летящей во все стороны. Меня давно так не мотало из стороны в сторону. Пару раз я даже был уверен в том, что мы точно завязнем в очередной колдобине, которая осталась тут со времен царя Гороха, и придется нам вылезать из сухого теплого салона, нырять в глиняную жижу и толкать транспортное средство под унылые вопли вроде: «Рррраз-два, взяли! Е-е-е-е-еще — взяли!».

Короче — так себе тут весна.

Да что там. В лесу, который остался позади нас, кое-где еще снег лежал под елками. Но при этом лесная дорога была куда приличней полевой, то ли по ней ездили меньше, то ли еще чего. Не знаю.

Но — обошлось. Мы добрались туда, куда надо, сухенький дедок-сторож на входе безропотно открыл ворота, представляющие собой сваренные трубы с натянутой на них сеткой Рабица, после снова замкнул их на большой висячий замок, и поспешно скрылся в своей караулке, даже не обменявшись с нами парой слов.

— Странно, — проводив его взглядом, сообщил нам Слава Два. — Обычно этот старикан не такой шустрый и любит из себя начальника покорчить. А тут даже не помурыжил, документы не проверил, номер машины с листочком в сто тысяч пятьсот первый раз не сверил.

— Значит, есть на то причина, — отозвался его друг и заглушил мотор. — И я догадываюсь какая. Все, приехали.

Я покинул салон, с удовольствием вдохнул свежий воздух и повертел головой, оглядываясь.

Прямо передо мной возвышалась та самая башня, которую я еще от леса заметил. Левее, ближе к воротам, у высокой стены, огораживающей территорию, темнели силуэты каких-то ящиков, закрытых брезентом. Ну а за спиной находилось приземистое одноэтажное белостенное здание с прямоугольными окнами, назначение которого для меня пока являлось тайной. Более всего оно напоминало гигантских размеров длиннющий сарай.

Может, это конюшня? Правда, накой она тут нужна? Впрочем… В наших краях и похлеще вещи встречаются. У нас тут не Германия, где все по порядку — либо параллельно, либо перпендикулярно. У нас тут Россия.

— Кстати, Саш, обрати внимание. — Именно к этому зданию и направился Слава Раз. — Вот и метка. Помнишь, я тебе обещал показать, как она выглядит? Смотри.

Он провел рукой по белой стене здания, прямо рядом с закрытыми дверями, и я увидел, как на ней заискрилась приличных размеров буква «С» и цифра «2», расположенная поверх нее.

— Наш знак, — пояснил мне Слава Два. — Всякий порядочный ведьмак, увидев его должен смекнуть, что никакие безобразия творить тут не стоит, поскольку это место находится под охраной. По каким причинам, зачем, отчего — не суть. Важен сам факт. Нет, это не означает, что ему немедленно надо убираться отсюда, потому что здесь чужая территория. Мир — он ничей. Он — общий. Но помнить о том, что конкретно здесь шалить не следует, — нужно.

Про ведьмачьи знаки я спросил у моих спутников сразу же, как мы отъехали от кафе. Давно я хотел этот вопрос прояснить, но все как-то не до того было. То очередная пьянка, то меня утопить пытаются, то еще что-то происходит. Короче — кругом хаос, вопрос не задашь.

А тут, наконец, появилась такая возможность.

Оказывается, свой знак имел всякий порядочный ведьмак, и им отмечал то место, которое… Ну вы уже поняли.

И только у меня такового не имелось. Право на свой знак я мог получить только после того, как меня примет ведьмачий круг. Нет, никакой оговорки. Не «в ведьмачий круг», а именно так. Механизм сего действа, правда, мне Славы объяснить не смогли. Мол — сам увидишь, поймешь, почувствуешь.

Так что и знака мне пока не положено, и даже увидеть я их самостоятельно пока не мог. Одно проистекало из другого. Потому, собственно, Олег и претензии мне предъявлять при знакомстве не стал, разобравшись в вопросе по справедливости.

Кстати — он мне так и не позвонил. А ведь обещал рассказать детали о том, как именно он господина Соломина будет через колено ломать.

— Плохое место, — внезапно шепнула мне на ухо Жанна. — Там чернота.

Ее призрачный пальчик указал на дверь непонятного строения, которую как раз в этот момент отпирал Слава Раз, с натугой прокручивая ключ в очередном навесном замке.

— Поконкретней, — тихонько попросил ее я. — Что ты имеешь в виду?

— Я не знаю, — еле слышно произнесла девушка. — Как описать ощущения? Просто знаю, что там, внутри, что-то очень-очень плохое. Оно когда-то было как я, а теперь стало не таким. И еще оно нас слышит. И радуется, что мы пришли. Даже мне. Только это не такая радость, когда хорошо, она другая, черная. Понимаешь?

Понимаю. Душа какого-то бедолаги переродилась до такой степени, что ничего доброго от нее теперь ждать не приходится. Стало быть, действовать надо по старинке — хватать и не пушшать, пока она не истает и не станет лужей слизи под ногами. Отпускать этого товарища по-белому, туда, за облака, я не стану. Здоровье дороже. Пес его знает, за какие грехи он тут остался и чего за истекший период успел натворить.

Но подстраховаться надо.

— Слав, погоди, не отпирай, — попросил я ведьмака, который почти уже отпер дверь. — Замри на секунду.

Что мне нравится в моих спутниках — они умеют не задавать лишних вопросов. Сказали «замри» — значит, замрут без всяких там «зачем» и «почему».

Мне тоже надо научиться так поступать.

Я достал из рюкзака свой ведьмачий нож, прикрепил ножны к поясу и подергал их — не расстегнутся ли крепежные кнопки?

После достал второй нож, серебряный, тот самый, что сегодня испытания проходил, и по новой покрыл его лезвие слоем мази, моментально подсыхающей на воздухе. Ножен для этого клинка у меня, увы, не было, и я, немного поколебавшись, сунул его в карман куртки. Надеюсь, мазь с лезвия не сотрется.

— Арсенал, — с уважением, то ли натуральным, то ли наигранным сказал Слава Два. — Сразу видно — суровый профи.

— Внутри узнаем, — порадовал я его. — Нас там ждут.

— Да ладно, — насторожился Слава Раз. — Да ты никак эту нежить учуял уже?

— Есть маленько, — скромно подтвердил я. — Ты мне другое скажи — там свет есть?

— Само собой, — кивнул Слава Два. — Сразу зажжем, не сомневайся. И тебя, если что, подстрахуем как сможем.

— Только сможем не ахти, — признал его друг. — Не наш профиль. Обычному человеку мы морду набьем без проблем, но обитатели мира призраков — это уже перебор. Мы их даже не видим.

— И если все кончится совсем плохо, то похороны за наш счет. — Дужка замка брякнула о петли, дверь с легким скрипом распахнулась. — По первому разряду, не сомневайся!

— Вот идиот! — обреченно вздохнул Слава Раз и виновато посмотрел на меня. — И с этим человеком я веду бизнес.

— Он там! — взвизгнула Жанна и юркнула мне за спину. — Совсем рядом со входом! И хочет убить всех нас. Даже меня! Он так и говорит!

Верно — я тоже услышал некое глухое ворчание, идущее изнутри здания, только слов разобрать не смог. Но вот угрозу, вложенную в него, разобрал сразу.

— Стоять! — заорал я на Славу Раз, который было уже шагнул в темноту дверного проема. — Назад!

— А? — повернул ко мне голову он, но уже в следующий миг его лицо исказилось от боли.

И неудивительно — когда в тебя запустил свою призрачную когтистую лапу призрак, это не шутка.

Самое же паршивое то, что я таких, как эта тварь, до сегодняшней ночи и не видал даже! Вон он, торчит за плечом Славы Раз, с видимым удовольствием шерудит в его теле своей лапищей, и при этом таращится на меня. Здоровенный, метра под два с лишним роста, весь какой-то облезлый, глаза светят словно прожекторы, и, что особенно примечательно — в лице ничего человеческого не осталось. У него вместо лица жуткая помесь обезьяньей рожи и черепа.

Призрак-мутант. Что-то новенькое. Воистину, — век живи — век учись.

И сейчас этот гибрид потащил в темноту ведьмака-землеведа, который орет от боли уже настолько громко, что уши закладывает.

Скажу честно — только глянув на эдакое диво, мне сразу захотелось не сводить с ним близкое знакомство. Все новое, бесспорно, интересно, но ровно до тех пор, пока ты не осознаешь, что оно может тебя убить.

Вот только выбора нет. Если сейчас эта пакость прикончит Славу, а я ничего не сделаю для его спасения, о дружбе с собратьями по моей новой социальной среде можно забыть. Трусов не любят нигде. А особенно тех, из-за которых гибнут свои.

Потому я бросился к двери, на ходу крикнув Славе Два:

— Входишь за мной, зажигаешь свет! В темноте его достать будет сложнее! И не суйся, замри на месте!

И я ошибся. Никаких трудностей темнота мне бы не доставила, поскольку эта нежить светилась как новогодняя елка. Да и Слава Раз орать не переставал.

Призрак изрядно отошел от входа, сейчас он стоял аккурат посередине здания, принадлежность которого мне, наконец, стала понятна. Это была помесь ангара и гигантского чулана. Вдоль стен стояли разнообразные сельскохозяйственные машины, а по углам были свалены приблуды к ним, всякие там сеялки и веялки. Ну или как эти штуки называются?

А зерно где? Славы что-то про зерно говорили?

Какая чушь всегда мне в голову лезет, когда дело плохо, ужас просто.

— Отпусти его, — потребовал я, приближаясь к глухо ворчащему призраку, который все еще перебирал когтистыми пальцами в теле ведьмака, явно подбираясь все ближе к сердцу. — И тогда я отпущу тебя. Это хорошая сделка.

Для него — да. Для меня — нет. Но так лучше, чем драться.

Призрак раззявил рот и зашелся в хохоте, от которого у меня мурашки по спине побежали, а после что-то проревел. Ни слова из этого воя, переходящего в ультразвук, не понял.

Может, он при жизни не русским был? Или он, к примеру, из этих, «детей Солнца», то есть рожден изначально косноязычным? Должна же быть причина, по которой я его понять не могу?

— Он тебя не боится, — пискнула Жанна у меня из-за спины. — И еще он рад, что ты пришел в его дом. Ему будет радостно забрать и сожрать твою душу. Именно твою.

У входа раздался громкий щелчок, под потолком вспыхнул неяркий свет. Призрак и не подумал исчезать, он только плотоядно глянул в сторону Славы Два, стоящего рядом с дверью.

Похоже, у этого красавца и правда большие планы на нынешний вечер. Далеко идущие. Прямо маньяк какой-то. Нас сожрать хочет, а Жанну, возможно, еще и изнасиловать. А что? От такого мутанта можно чего угодно ждать.

— Тебе нужен я? — моя улыбка была более чем дружелюбной. — Так в чем же дело? Приди и возьми. Только друга моего в покое оставь. Если ты сможешь забрать меня, он от тебя никуда не денется. А если нет… Не ты мою душу заберешь, а я твою выпью.

Не знаю, не знаю… В годы моей юности, в родном Теплом Стане на такой примитивно-кинематографический заход ни один дошколенок бы не купился.

Но то суровые дети Теплого Стана, а здесь-то призрак с давно сгнившими мозгами. Он заурчал, сбросил на пол уже почти совсем затихшего и бледного как смерть Славу Раз и замахал лапищами, как бы приглашая меня подойти поближе.

И что интересно — свет под потолком стал как будто тусклее, тени по углам сгустились, которых раньше там не имелось.

Нет, правда, что это за тварь такая, если она даже свет может тушить? Электрический свет! Без выключателя!

А еще я разглядел в его призрачном теле некую черноту. До того ничего подобного я у его соплеменников не замечал. Призрак всегда прозрачен. Цвет — да, он может варьироваться от светло-голубого, как у Жанны, до алого, видел я и такое, но никаких темных пятен и линий я в жизни не замечал.

Тут же — прямо тонкая черная линия, от той точки, где у человека находится сердце, до причинного места.

И спросить-то не у кого, что это за ерунда такая. Ни сейчас, ни потом. Разве только что у Мораны, может, она в курсе?

Но это — после. Если отсюда живым выберусь. Вон опять стало почти темно, и оскал на лице твари торжествующе-радостный, будто она уже рвет меня своими когтями.

Тихонько прошуршал клинок, вынимаемый из ножен, и призрак радостно осклабился, а после замахал лапищами, приглашая меня подойти к нему поближе. Похоже, его он совершенно не боялся. Это плохо.

Но зато он отступил чуть назад, потому я принял его предложение. Теперь Слава Раз, лежащий на полу, оказался за моей спиной. Выглядел он, кстати, не ахти. Весь бледный, лицо словно изморозью покрыто, и дышит еле слышно. Но хоть живой.

— Мне страшно, — проскулила за моим плечом Жанна. — Мы умрем!

— Тебе не впервой, — успокоил ее я. — Ты уже мертва, чего бояться? А если вдруг что-то пойдет не так — просто лети отсюда, что есть силы.

— Нет, — отказалась она. — Ты последнее, что у меня на свете осталось. Как тебя одного с этой чувырлой оставить?

Надо же. Не ожидал. Приятно.

И в этот момент призрак бросился на меня. Внезапно. Вдруг. Прямо как тигр какой-то.

Глава тринадцатая

Увернуться от него я успел, поскольку чего-то такого ожидал, в результате обитатель зернохранилища сшиб с ног Жанну, которая, возмущенно вопя, отлетела шагов на пять назад и врезалась в стену.

— Нельзя так с девушками поступать, — не сводя с твари глаз, попенял я и, поняв, что нож тут не поможет, быстро убрал его в ножны. — Ай-яй-яй!

Обитатель сарая не стал вступать в дискуссию и снова прыгнул на меня, ощерив зубы, которые формой более всего напоминали акульи.

Может, он плотоядный, а? Иначе с чего бы такая деформация? Я ни разу не слышал, чтобы призраки поедали людей, но следует признать, что мир Ночи крайне многообразен.

В этот раз мне повезло больше, я ловко ухватил противника за запястья и сжал их что есть силы.

И — ничего. Он не начал истаивать, не зашелся в визге, как это бывало в аналогичных ситуациях ранее, не просил о пощаде. Какой там! Мне самому стало паршиво, поскольку до костей пробил могильный холод, а в голове зазвенело так, словно медный таз на пол уронили.

Вдобавок призрак ловко крутанулся, цапнув в ответ мои руки своими длиннющими пальцами, и через секунду уже не я его держал, а он меня!

— Твою-то мать! — не удержался я от вопля, когда черепоподобная физиономия этой погани оказалась в сантиметрах от моего лица. — Да что ты такое?

— Сме-е-е-ерть! — прошипела тварь и высунула длинный черный язык, который непонятно как вообще внутри головы крепился. Хотя — о чем я? Это же призрак!

Или уже не просто призрак, а нечто большее?

А еще мне стало страшно. Уже как-то привык к тому, что души для меня безвредны и любую из них я могу отправить в небытие. Но вот того, что одна из них сможет сделать то же самое со мной, не ожидал.

Зря. Надо быть ко всему готовым.

И — холод. Ох, какой холод шел от этого существа! Нестерпимый. У меня аж руки свело, словно я ими сухой лед схватил.

— Отпусти его! — раздался визг, а после на спину вражины свалилась худенькая и очень решительно настроенная Жанна, которая немедля начала лупить его сумочкой по голове. — От-пусти!

Как мне показалось, моего противника это немного ошарашило. Как видно, не часто здесь подобное происходит.

Вот только результат оказался почти нулевой. Призрак лениво отмахнулся, скидывая девушку на пол, и даже что-то проворчал, типа: «Сейчас я этого смертного прибью, а потом тобой займусь».

Но самое главное — в этот миг он отпустил мою правую руку. На мгновение — но отпустил. И мне хватило этого мгновения, чтобы вытащить из кармана куртки серебряный нож.

По-хорошему — это вообще надо было сразу делать. Ведьмачий клинок штука хорошая, но она более полезна против тех, кто еще хоть сколько-то жив. А с такими, как данный упырь, хорошо серебром воевать, так про это и в моей книге написано, и в других более-менее авторитетных источниках, включая сказки разных народностей. Впрочем, я уже ни в чем не уверен. В первую очередь оттого, что даже не понимаю, с кем дерусь. Но одно знаю точно — холод боится тепла.

В тот же миг тварь крутанула ту мою руку, которую по-прежнему сжимала своей мосластой лапой, да так, что у меня мышцы в плече затрещали, а после вонзила когтистые пальцы второй конечности в мою грудь, как раз туда, где билось сердце.

От холода у меня перехватило дыхание, и я понял, что вариантов осталось два — либо побеждать, либо пропадать.

И такое меня зло взяло сразу за все! И за собственную самоуверенность, и за то, что в этой гребаной жизни никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом, и за Славу Два, который застыл у входа, не желая пальцем шевельнуть, и от того, что сейчас я вот так вот глупо умру. Причем в данном случае смерть, похоже, будет только началом пути, и далеко не в рай. Фиг знает откуда, но я это точно знаю.

Изнутри, сопротивляясь льду когтистой лапы нежити, толкнулась теплая волна, и нож в моей руке вспыхнул так же, как нынче утром на кухне.

Призрак недоуменно гукнул, увидев яркий свет рядом с собой, немедленно вырвал лапу из моего тела и попытался выбить нож, но запоздал.

Я вогнал пылающее лезвие прямиком в черноту, ту, что отчетливо была заметна в прозрачном теле немертвой пакости. Имелась у меня твердая уверенность, что она там неспроста присутствует. В этом мире ведь все устроено не так уж и сложно. Если есть какая-то непонятная хрень — значит, дело в ней. Если есть чернота в призраке — бей в нее. Отчего, почему — потом разобраться можно. Сейчас главное выжить.

Призрак взвыл, да так, что его даже Жанна поддержала. Правда, мой противник выл от неизбывной злобы, и, возможно, боли, а подруга от страха. Я же, не размениваясь на эмоции, знай раз за разом вгонял и не думавший гаснуть нож в тело твари, отлично понимая, что если я не прикончу ее до окончания действия заклятия, то мне точно не жить. Сдается мне, что этой пакости даже регенерация не нужна. Чему там регенерировать?

Но огонь и серебро делали свое дело. Призрак зернохранилища в какой-то момент стал таять подобно снеговикам из мультфильма, что я в детстве смотрел. То есть — быстро и сразу, оплывая на пол мерцающей всеми цветами спектра лужей.

Я же, закрепляя успех, уже и нож из него вынимать не стал, полосуя врага как рыбу. В смысле — повел лезвие снизу вверх, вспарывая черноту внутри врага, как рыбье брюхо.

Следует отдать должное — эта тварь не сдавалась до последнего. Даже тогда, когда те ошметки ее тела, что не стали жижей, начали истаивать в воздухе, и то она пыталась добраться до меня, до последнего полосуя воздух своими когтями.

Хорошо хоть, что продлилось это недолго. В какой-то момент последние лохмотья призрачной плоти растворились в темноте, и меня оглушил пронзительный вой, рванувший слух, а после под потолком вспыхнул совсем уж было погасший свет.

— Он ушел! — пискнула откуда-то из-под потолка Жанна. — Совсем ушел!

— Уффф… — ответил ей я, оседая на пол рядом с мерзкого вида лужей. — И слава Богу!

В этот момент как раз погас огонь на ноже, и черная труха, осыпавшаяся с него, опала мне прямиком на джинсы.

— … … … — подал голос Слава Два, заставив меня с уважением глянуть в его сторону. Так лихо сплести матерную фразу не каждый сможет. Тут талант необходим, и богатый словарный запас. Все думают, что умеют хорошо сквернословить, но не всем дано делать подобное красиво. — Слушай, это что за гадость такая была?

— Без понятия, — вытер лоб я. — Ни разу про такое даже не слышал. Значит, говоришь, только зерно эта тварь портила?

— Ну не только, — уклончиво ответил Слава Два, который уже находился рядом с другом и весело хлестал его по щекам. — Ходили слухи, что тут пара работников пропала без следа. Но сам посуди — кто им верить станет? Тем более что работники эти из Средней Азии родом, и запросто могли просто сделать ноги туда, где платят побольше, никого об этом не предупреждая. Эй, ты жив? Да приходи в себя уже!

— Что это было? — наконец открыл глаза Слава Раз. — А? Меня как кувалдой по голове стукнули! И внутри все смерзлось!

— Ты теперь не просто ведьмак, — сообщил ему я. — Ты супергерой. Человек-эскимо.

— Так себе шутка. — Слава Раз привстал и уперся руками в пол. — Ох, мать твою так! Ничего не помню.

— Повезло, — подбодрил его друг. — А я все видел. И фиг теперь развижу. Ух, какая страхолюда тут обитала! Если бы знал, носа сюда не сунул.

— Стоп, — среагировал на его фразу я. — Ты же мне говорил, что вы призраков не видите?

— Так и есть, — подтвердил Слава Два. — Но не этого. Я его как тебя видел. Сам удивлен. Слушай, может, он и не призрак вовсе был?

— Может, — согласился я. — Но тогда вы оба попали — и капитально. Что ты так смотришь? Втравили меня в тухлую историю и чуть не угробили!

— Компенсируем, — прокряхтел Слава Раз. — Все же понятно, мы тут не дети.

Интересно все же — что это за тварь такая была? Надо будет у Нифонтова спросить. Или у Хозяина Кладбища. Кто-то из них точно в курсе. А может, и оба.

— На, держи. — Слава Два достал из внутреннего кармана куртки фляжку с золотыми вставками и протянул другу. — Хлебни. Саш, слушай, а что это у тебя за клинок, который огнем пыхает? Я бы от такого тоже не отказался.

— Ты о нем? — я показал ему серебряный нож. — Это рояль в кустах.

— В смысле? — чуть не поперхнулся Слава Раз.

— В прямом, — я обтер рукавом куртки лезвие ровнинского подарка. — Если бы я его нынче не прихватил, то сейчас из нас всех только вон Славка в живых и остался бы. Да и то не факт, сдается мне, что этой гадине двери нипочем были. Странно, что он сторожа до сих пор не прикончил.

— Судя по поведению дедули, к тому все и шло, — резонно заметил Слава Два. — Но ты так и не ответил.

— И не отвечу. — Я убрал нож обратно в карман и поднялся с пола. — У каждого из нас есть свои секреты. О, а лужа-то высохла.

И правда — там, где минуту назад булькала мерзкая жижа, теперь имелось лишь бурого цвета пятно.

— Я слышал как-то разговор местных тружениц, — снова вступил в беседу Слава Раз, после того как выхлебал, судя по звукам, не менее половины фляжки. — Так вот они рассказывали, что здесь при старом режиме тоже зернохранилище было. Собственно, это и не удивительно — всегда проще что-то перестроить, чем новое возвести.

— В смысле — при коммунистах? — уточнил я.

— При царе-батюшке, — поморщился рассказчик. — И при этом зернохранилище работал мужичок, большой любитель женского пола…

— Все, дальше неинтересно, — замахал руками Слава Два. — Я эту байку не слышал, но и так все знаю. Он кого-то трампам-пам, потом его жестоко убили, и траля-ля. «Сверхъестественное», сезон очередной, пятая серия.

— Ну если при старом режиме еще… — задумчиво посмотрел я на пятно. — Это ему за сто лет выходит. В принципе, возможно такое. Только непонятно, почему его именно сегодня проняло в драку с нами лезть?

— А он тебя учуял, — предположил Слава Раз. — Чем не версия? Понял, что по его душу пришли, как бы данная фраза двусмысленно ни звучала. Ну и среагировал соответственно.

— Или просто время пришло, — предположил его напарник. — В любом случае — все хорошо, что хорошо кончается. Недруг мертв, мы живы, пьем вино и радуемся победе.

— Вы пьете, — уточнил я.

— Держи. — Мне была немедленно протянута фляжка.

— Нет, спасибо, — отказался я. — И так что-то в последнее время стал злоупотреблять этим делом. Пейте сами.

— ЗОЖ, — кивнул Слава Раз. — Одобряю. Ваше здоровье!

— Слушай, — обратился опять ко мне Слава Два. — Ты перед дракой и во время нее еще с кем-то говорил, но не со мной и не с этим уродом. Вопрос — а с кем? Или это тоже тайна?

— Жанна, — улыбнувшись, ответил я. — Моя спутница. Она нам на хвост еще в Москве упала, спасаясь от посмертной хандры. Очень милая и красивая девушка. Мало того — еще и смелая, как оказалось.

— Скотина ты, — опечалился Слава Раз — Чего сразу не сказал? Барышня в машине, а я же и «отливал» чуть ли не на ходу, и выражался нецензурно.

Что интересно — его абсолютно не смутило то, что барышня эта не сильно живая. Вот что значит другое восприятие реальности. Меня до сих пор нынешняя двойственность среды обитания корежит, не так сильно, как раньше, но все же. А ему — трын-трава. Сила привычки!

— Да ладно, — среагировала на его слова Жанна. — Я и не такое видела!

— Она не в претензии, — усмехнувшись, передал ее слова друзьям я и поднялся на ноги. — Ого, какие синяки!

Да, крепко меня цапнул за руку повелитель куч зерна, от всей души. Прямо синева выступила на том месте, где его пальцы отметились. Силен был, бродяга!

— Слушайте, пойдемте пожрем? — предложил приободрившийся Слава Раз. — У меня после этих приключений прямо живот подвело!

— Все как всегда — отметил его напарник — Кто о чем, а он о жрачке.

— Нервы, — стукнул себя в грудь Слава Раз. — Когда нервничаю, всегда кушать хочу.

— Если следовать твоей логике, то мне надо что-то жевать без остановки, — проворчал я. — Потому что у меня спокойная жизнь закончилась в аккурат с того момента, как с Олегом с знакомство свел.

— Так это Олег, — усмехнулся Слава Два. — Чего ты хотел? Но на самом деле он один у нас такой.

— С шилом в заднице? — уточнил я.

— Да нет, тут другое. Понимаешь, у него сил, энергии и жизнелюбия много, а расходовать это все некуда, потому ему все время скучно. В результате, он и находит приключения там, где можно без них обойтись.

— Постоянно влезает в какие-то истории, иногда с очень нехорошим душком, — подтвердил Слава Раз. — Несколько раз за последние пару лет даже нам приходилось вписываться за него, иначе могла случиться беда. Вон в том году он с лианозовскими ведьмами очень жестко заспорил за душу одной девчонки, причем та ему была никем. Вообще никем, понимаешь? Казалось бы — что тебе до души дуры, которая ту сама ведьмам отдала за какую-то грошовую хрень, вроде зелья приворота? Но он уперся как бык — верните, и все тут. Жалко ему эту девку стало. Дело почти до резни дошло, чудом удалось все разрешить.

— Но мы все равно всякий раз приходим ему на помощь, — продолжил его друг. — Потому как знаем, что если вдруг беда, Олега даже звать не придется. Он появится из ниоткуда и будет с тобой до конца.

— Единственное, никто так и не разобрался, почему он так поступает — заметил Слава Раз, направляясь к выходу. — То ли потому, что натура такая, то ли и в этом случае он просто скуку свою разгоняет.

— У вас прямо братство, — пошел я за ними. — Один за всех, и все за одного.

— Не совсем так, — в унисон произнесли мои спутники, чем вызвали хихиканье Жанны.

— То есть? — не понял я.

— Мы все — сами по себе, — объяснил мне Слава Два. — Да, мы представители… э-э-э-э… Скажем так — одного вида. Но это не значит, что это на сто процентов братство. Мы просто небольшая группа лиц, связанная общим признаком. Но при этом каждый из нас — сам по себе. В первую очередь потому, что у каждого из нас свой господин. Или госпожа. Мы служим Земле, ты — Смерти, Олег — Воде. Мы — одно. Но при этом мы — разное. Все остальные это поняли давным-давно, и только Олег не хочет признавать данный факт. Хотя на круге иногда возникает чувство единства, не без того.

— И это здорово! — добавил Слава Раз. — Что до Олега — именно он является тем звеном, которое изредка всех нас связывает, за что мы ему очень благодарны. И потому ему сходит с рук многое, за что меня бы, например, давно со свету сжили. В том числе и редкостная безалаберность. Да вот, к примеру. Ты по дороге вроде обмолвился, что он тебе не позвонил, хотя обещал? Не удивляйся. Он мог просто забыть, что обещал это сделать, потому что влип в очередную историю.

— Больше скажу — он и потом не вспомнит про данное обещание, — хохотнул его друг. — А когда ты ему начнешь объяснять, что так неправильно поступать, он станет размахивать руками и орать про то, что у него голова одна, а нас всех много. И ты же виноватым окажешься.

— Это Олег, — подытожил Слава Раз, доставая из салона машины промасленный пакет. — Так, вот чебуреки с сыром, они и холодные ничего. Эх, термос с кофе я забыл!

— Не забыл, а даже и не подумал взять, — фыркнул его напарник. — «Забыл»! Хоть при мне не ври!

— Может, дедушку-сторожа тряхануть? — предложил я, беря чебурек. — У него наверняка чайник есть.

— Дедушка-сторож сейчас небось в обнимку с ружьем сидит, — с набитым ртом возразил мне Слава Раз. — Крепко его эта нежить пуганула. Полезем к двери, получим заряд дроби в живот. Убить не убьет, но оно нам надо?

Странно, но мне сейчас было очень хорошо. Странно, потому что после подобного приключения какие-то другие чувства следовало испытывать. «Отходняк» там или жалость к себе, бедному. Ну да, все же меня используют в своих целях, а толку от этого чуть.

Но нет. Мне было именно что хорошо. Вот так вот, оперевшись на машину, жевать холодный, но все равно очень вкусный чебурек, слушать байки двух Слав, глазеть на звезды, которых в Москве весной сроду на небе не увидишь, время от времени поглядывать на Жанну, которая забралась на крышу белостенного здания и теперь сидела на ней, обняв колени, и тоже таращась на небо.

Может, потому что это было так не похоже на то, как я жил раньше?

Или дело в другом? В том, что сегодня я наконец-то одержал свою первую настоящую победу? Все, что до того было, — не в счет. Там имели место расчет, какая-никакая логика, хитрость иногда.

А тут — один на один. Глаза в глаза. И в результате я стою тут, и мне хорошо, а от него осталось пятно на полу.

Что скрывать — это пьянит, как бокал шампанского натощак. И именно по этой причине я не злюсь на Слав, которые то ли по недомыслию, то еще почему втравили меня в эту схватку. Они дали мне возможность испытать себя. Даже не так. Я смог проверить то, сколько старого Смолина во мне осталось.

Немного. Тот, годовой давности, почти наверняка сбежал бы. Не сразу, разумеется. Но — сбежал. Я в этом уверен.

А новый — остался даже тогда, когда осознал, что противник куда сильнее, чем планировалось. Остался и победил.

Мне кажется, или я слишком высоко задрал нос? Наверное, кажется.

— Вот, — вещал тем временем Слава Раз, продолжая рассказывать про Олега. — И он год за годом все готовится устроить на ведьмачьем круге революцию. Мол — пусть патриархи живут по своим законам, а мы будем по своим. Покон у всех един, а дальше кто во что горазд.

— Да-да, — подтвердил Слава Два, хихикая. — Каждую весну твердит одно и то же, особенно перед кругом. Только на самом мероприятии в какой-то момент Олег застенчиво так говорит: «Сейчас не к месту, чего старшаков обижать? Вот спляшем — тогда уж!». А потом, после пляски, порося начинают жарить на вертеле, вторую чашу с вином по рукам пускают, и понеслась… Всякий момент — не тот.

— Но уже на следующий день Олег звонит и говорит о том, что в следующем году он точно все переиначит. Точнее — мы.

— И все с ним соглашаются, чтобы он не расстроился.

Из слов напарников следовало, что Олег оказался изрядным «звонарем», но вот только интонации… Они не были насмешливыми или издевательскими. Славы на самом деле очень хорошо относились к этому человеку.

Может, и мне пока рано выводы делать? Тем более что мне Олег тоже очень пришелся по душе. Было в нем что-то настоящее. Может, то, что он на самом деле верил во все, что говорит? Я невеликий душевед, но такие вещи понимаешь не умом, а чутьем.

— Ладно, баиньки пора, — зевнув, сообщил нам Слава Раз. — Берите пледы в багажнике, да пошли.

Я, признаться, не понял, куда нам именно надо идти, но рассудил, что, возможно, у них тут есть некая «бытовка». Если они тут не в первый раз, то, наверняка, озаботились чем-то таким.

И ошибся. Никакой «бытовки» у них не имелось. Слава Раз отошел шагов на тридцать в сторону от сарая, свернул в какой-то закуток и расстелил плед прямо на землю между двумя старыми ржавыми тракторами.

— В смысле? — изумленно посмотрел на него я.

— Мы всегда тут спим. — Слава Раз с видимым удовольствием растянулся на пледе. — Давай, бросай кости.

— Так холодно же. — Я поежился. — Застудимся все. Простатит не спит.

— Саш, это наша земля, — мягко произнес Слава Два, устраиваясь рядом с другом. — Поверь, сегодня ты выспишься так, как никогда в жизни. И утром даже не чихнешь.

Звучало убедительно, но я все равно колебался. На дворе градусов десять от силы, кабы не меньше. К тому же тут только-только снег сошел.

— Слушай, если не понравится, если замерзнешь — машина открыта, — предложил Слава Раз. — Заночуешь там. Но, поверь, в ней будет хуже, чем здесь.

Я положил плед на землю и плюхнулся рядом с ними.

И оказался в детстве. Не по жизни, по ощущениям. Я, когда еще совсем маленьким был, приехал к маминой маме, моей бабушке, которая жила в деревне, и она уложила меня спать на перину. Хрестоматийную такую, настоящую. Как только я на нее лег, то сразу провалился во что-то безумно теплое, мягкое, уютное и родное до невозможности.

Здесь было тоже самое. Почти один в один.

— Прочувствовал, — с небольшой ехидцей заметил Слава Раз. — Вот всегда так. Никто не верит, пока не попробует.

— Это как? — спросил я у него, возможно, не очень связно, но меня поняли.

— Вот так. — Слава Два погладил ладонью землю рядом с собой. — Ты забыл, кто мы? Это место — наше, про это здесь известно всем, и на этот участок никто даже ногой ступить не смеет. Ну а для пущей верности вот, трактора убитые мы сюда поставили, чтобы окончательно границы обозначить. Ну и от ветра они защищают.

— Мы за этим местом особо ухаживаем, — пояснил его напарник. — Оно нас всегда, даже в зимние холода, согреет, приютит и защитит. Та погань, что ты завалил в ангаре, сюда бы сроду не сунулась. Твой талант — это здорово. Но сила Земли — она сильнее. Вот только убивать она не умеет, максимум — защищать.

— Да все, что есть на свете, — от нее. От Земли, — очень серьезно объяснил мне Слава Два. — Просто все про это забыли. Знаешь, Земля — она как мать, и отношения здесь ровно те же. Когда мы маленькие, мамы нам всем очень нужны. А выросли — все, лишние пять минут раз в месяц в тягость поговорить. «Не нуди», «отстань», «сам разберусь». А они ждут. Верят. Надеются на то, что их дети поймут простую вещь — матери нужно всего лишь немного внимания. Чуточку. И столько же уважения.

— Вот-вот. — Слава Раз насупился. — А потом не понимают, почему та отворачивается и смотрит на своих родных детей, как на чужих. Земля еще от нас не отвернулась, но до этого момента осталось не так и долго ждать, поверь. Ее же травят, жгут, корежат. А потом удивляются — откуда все эти катастрофы в виде вулканов и трещин? Но она ведь живая! Ей больно!

Надо же. Непривычно от этого живчика такое слышать.

— А тебя наше место приняло, раз согрело, — порадовал меня Слава Два. — Но я в этом и не сомневался. Ладно, спим. Завтра день длинный будет.

И через пару минут парочка друзей вовсю уже сопела носами. Да и меня самого почти сморило в нежданном тепле, но уснуть я не успел. Жанна помешала.

— Давай отойдем в сторону, — тихонько попросила она меня. — Мне надо тебе кое-что сказать.

— Ты только меня не пугай, — жалобно скривился я. — Если опять какая напасть на подходе, то дело плохо. Нет у меня больше сил. Кончились. Совсем.

— Да нет. — Жанна поманила меня рукой. — Это другое.

Мы отошли к машине, где я испытующе уставился на призрачную девушку. Та, поймав мой взгляд как-то засмущалась, попробовала накрутить локон на палец, как видно, по старой привычке, но это у нее не получилось.

— Не тяни, — предложил я ей. — Говори как есть.

— У меня просьба, — наконец выдавила она из себя первые слова. — Обещай, что выполнишь.

— Нет, — сразу отказался я. — Знаешь, со мной такие штуки и у живых барышень не проходят, а уж у тебя… Только без обид? Ты изложи, а там поглядим.

— Если ты заметишь, что я становлюсь похожа на вот этого, то сразу убей меня. — Жанна мотнула головой в сторону ангара. — Я серьезно. Не хочу становиться злой и жестокой. Не хочу вот так же, как он.

— Да ты и не станешь, — непритворно удивился я. — С какого перепуга? Не забывай, он и при жизни, похоже, не подарок был. Вдобавок, умер скверно, это тоже сыграло свою роль. Радость моя, нет никакого повода для беспокойства.

— Обещай! — насупился призрак. — Я никогда ничего у тебя не просила.

— Да прямо? — возмутился я. — А кто сегодня в данную поездку меня умолял с собой взять?

— Ничего серьезного, — поправилась Жанна.

— Ладно, — заметив, что в голубых оттенках девушки стали появляться белые прожилки гнева, я перестал дурачиться. — Даю слово, что если замечу нечто недоброе, то сразу отпущу тебя.

— Слово ведьмака? — уточнила девушка, немало тем меня удивив. Я же говорил — она умнее, чем хочет казаться. Формулировочка-то абсолютно верная.

— Слово ведьмака, — кивнул я. — Но ты все равно не переживай. С тобой такого не случится. По крайней мере, пока я рядом.

— Спасибо. — Жанна попробовала меня обнять, получилось так себе, но она вроде осталась довольна. — Я тогда опять на крышу полезу. Знаешь, тут очень красиво. Я даже не представляла, что поля и леса могут быть такими… Не знаю, как правильно описать то, что чувствую. Если бы я тогда знала…

Опять это «если бы». Сколько раз я его уже слышал в аналогичных ситуациях — не сосчитать. И сам, наверное, когда-нибудь произнесу. При условии, разумеется, что у меня вообще будет посмертие, в чем я не слишком уверен. Не тот я веду образ жизни, чтобы на него рассчитывать.

Почему никто не живет так, чтобы потом, после смерти, обойтись без «если бы»?

Выспался я великолепно. Ей-ей, с детства так не спал. И так хорошо себя не чувствовал тоже. Нет, я ничем не хвораю и утром за поясницу не хватаюсь, но тут другое. Даже синева с рук сошла, будто никто меня за них ночью и не хватал.

А вот обоих Слав я поблизости не обнаружил, как и пакета с остатками еды.

Зато наконец-то прорезался Олег. Прямо как почуял, что я проснулся.

— Здорово, пропащая душа, — радостно проорал в трубку я. — Как она?

— Да так себе, — ответил мне ведьмак, причем по голосу сразу стало ясно, что мой оптимистический настрой он не разделяет. — Кисло.

— А если поконкретней?

— Я вчера с этим красавцем еще раз сцепился, — посопев, ответил Олег. — У дома Соломина. Представляешь, этот гад, Соломин который, оказывается, в Европу свалил. Причем надолго, никто даже не знает, насколько. То есть заказал всех, кто ему насолил, жену прихватил и ходу из России. Но куда именно — неизвестно.

— Может, просто ты не у тех спрашиваешь? — предположил я.

— Мне спрашивать самому нужды нет, — буркнул ведьмак. — За меня все вода слышит. Говорю же — не знает никто, где он, ни прислуга, ни любовница. И, кстати, колдунчик этот тоже. Он, я так понимаю, за гонораром приходил и, сдается мне, остался крайне недоволен. Я, когда это потом понял, долго смеялся. Хотя, если честно, так-то было не до смеха.

— Ты конкретней объяснить можешь? — заранее зная, что хорошего не услышу, потребовал я.

— Куда конкретней? — вздохнул Олег. — Мы с ним столкнулись у дома Соломина, он как раз оттуда злой, как собака, выходил. Увидел меня и аж затрясся весь. Мол, как так, ты же умереть должен был? И сходу давай меня по второму разу убивать. Сам весь белый, лицо больше череп напоминает, глаза как у кролика-альбиноса. Уж на что я ко всему привычный, но тут, конечно, беда, беда…

— И чем дело кончилось?

— Он меня не убил, я его тоже. Но вот какая штука… Короче, там двум охранникам попутно досталось. Ну в потасовке, что мы устроили. И это не есть хорошо.

Глава четырнадцатая

— Да уж, — согласился с ним я. — Попасть под раздачу вот так, ни за что… Хоть живы эти двое остались?

— Вроде, — неуверенно ответил Олег. — Да черт с ними, их никто не звал, сами влезли. Но теперь ситуация может обостриться. Помнишь, я тебе рассказывал про отдел? Ну тот, что следит за правопорядком в нашей сфере? Они наверняка уже в курсе произошедшего и теперь начнут искать крайних. Таковых двое — я и колдун. Ясное дело, что моей вины в случившемся нет, но я сам когда-то работал в органах и знаю, как такие вопросы решаются. Сначала загрести всех, а потом назначить виноватого. Не скажу, что сильно их опасаюсь, но и лезть в дебри разбирательств не желаю. Это вопросы самоуважения. Короче — я на месяцок сваливаю в Карелию, поживу среди озер. Хрен меня там кто найдет. А к кругу вернусь, как раз к тому времени все уже успокоится. И эта сволочь уже сдохнет, ему жизни недели на три осталось, не больше.

— В добрый путь, — ответил я. — Говорят, в Карелии красиво. Сам не видел, но много о ней слышал.

— Так поехали со мной! — оживился Олег. — Кстати — кому-кому, а тебе там точно побывать нужно. Что ты за Ходящий близ Смерти, если на горе Воттоваара не побывал? Даже я из некоторых сейдов, что там понатыканы, голоса шаманов умудряюсь услышать, а уж ты-то… Кто знает, что они тебе расскажут? В Кильполе пару ночей проведем, посмотришь, как тамошние водные духи на закате пляшут. Восхитительное зрелище. Жителей там давно нет, так что вся деревня будет в нашем распоряжении. Главное в лес, что за ней стоит, не соваться. Мне так точно!

Может, и правда с ним поехать? Хотя нет, о чем я. Майские на носу, у меня на них уже четкие планы есть. Но на будущее надо себе заметочку поставить — Карелия. Не знаю отчего, но мне вдруг очень захотелось там побывать.

Вот умеет Олег убеждать.

— Нет, — наконец ответил я. — И рад бы, но травы надо подсобрать. И росы майской, весенней. Сейчас время упустишь, потом весь год куковать без нужных компонентов для зелий придется. Не вариант.

— А они тебе сильно нужны, эти зелья? — хмыкнул ведьмак. — Твоя доля — мертвые. Им припарки ни к чему.

— Нужны, — не стал скрывать я. — Это то немногое, что у меня получается. Расширю список возможностей — может, и перестану травничать. А пока — вот так. И еще — мне нравится этим заниматься.

— Да и занимайся, — по-моему, смутился Олег. — Я чего? Я ж ничего. Каждый сходит с ума по-своему. У меня тоже тараканов в голове хватает. Ладно, на круге встретимся — поболтаем еще. И магнитик я тебе из Карелии привезу.

— Вот за него спасибо, — засмеялся я. — На холодильник прилеплю.

— Что-то еще хотел сказать, — задумчиво протянул Олег. — А! Слушай, это хорошо, что ты из Москвы свалишь в ближайшее время. Ты же травы не в городе собирать станешь? Ну вот. Просто этот полудурок, который колдун, он может сообразить, что ты тоже уцелел. С башкой у него беда, как ты понимаешь, потому не удивлюсь, если он попробует встать на твой след и будет гнать тебя как зайца, пока не прикончит. Не факт, разумеется, но кто знает? У многих из его племени есть пунктик на предмет того, что нет ничего хуже незавершенных дел, несвершенной мести и незаконченного убийства. Мне иногда кажется, что эту идею фикс колдунам вместе с даром выдают, в комплекте. А ты оно и есть — незаконченное убийство.

— Порадовал, — хмуро отозвался я. — Спасибо тебе, добрый ведьмак!

— Не за что, — довольно хохотнул Олег. — Но ты особо голову этим не забивай. Сваливай на майские поближе к природе, да живи спокойно. Вряд ли этот злодей покинет город. Здесь он как рыба в воде, есть куда нырнуть и под какую корягу забиться. Он хоть и обезумел почти от крови, но это сообразит. А в сельской местности его быстро к ногтю прижмут, те же ведьмы, например. Им конкуренты и возмутители спокойствия не нужны. Опять же — отдельские тоже не успокоятся. Так что скоро все в любом случае кончится, кто-то точно умрет — или ишак, или султан, или Насреддин. А мы с тобой будем жить-поживать да пивко попивать. Ну все, пока!

И повесил трубку.

Как там про него вчера Славы говорили? Хороший человек, только хлопот от него много? Очень верная формулировка.

Они были правы. Дополнительную головную боль этот товарищ создавать умеет. Нет, в Лозовку, в Лозовку — и поскорее. Слава богу, до майских осталось всего ничего, каких-то несколько дней. Да, и надо будет написать заявление в счет отпуска, на те рабочие дни, что между праздниками выпадают.

Или вообще уволиться? Нет, серьезно? По тому ритму жизни что сейчас пошел, вряд ли мне грозит стать диванным жителем. Опять же — ладно, этот полудурок-кровосос. Не факт, что он меня искать станет, к тому же жить ему осталось хрен да маленько. А вот гад, что сейчас в Чехии отирается — это да, он реально опасен. Работа в этом случае становится тем местом, где меня проще всего прищучить. Даже выслеживать не нужно. Просто приходи с девяти утра до шести вечера и бери меня голыми руками. Опять же — это лишний аргумент в грядущем споре. Ясно ведь, что те, с кем я работаю, мне не чужие люди. Может, они мне и не слишком близки, но тем не менее могут выступить одним из рычагов давления. Шантаж всегда был действенным способом убеждения кого-то в чем-то. К тому же этот товарищ, если верить рассказам, крайне злокозненный, убивать просто ради убийства ему неинтересно.

Не скажу, что мне будет очень жалко Косачова или Чиненкову. Но там есть те, к кому я на самом деле неплохо отношусь. Да и в целом, мои проблемы — это только мои проблемы. Не стоит в них вмешивать посторонних.

И самое главное — работа перестала для меня быть тем местом, которое жизненно необходимо для того, чтобы ощущать себя полноценно. Скажем, осенью, когда я еще думал, что все обстоит так же, как раньше, без нее мне бы не сдюжить. Психологически. Мне был необходим некий якорь, который позволял понимать, на каком свете я живу.

Но сейчас подобное уже без надобности. Все более-менее встало на свои места, я осознал, что к чему. Нравится мне моя новая жизнь, нет — какая разница? Обратно то, что случилось, уже не отыграешь.

И, выходит, Олег прав. Каждый из тех, кто пришел в мир Ночи навсегда, должен умереть для старой жизни. Не получится иначе.

Размышляя на эти темы, я покрутился во дворе зернохранилища, еще раз восхитился видом коричнево-ржавой башни, которая, на мой взгляд, давным-давно должна была рухнуть, но вместо этого, похоже, еще всех нас переживет, состроил рожу дедку-сторожу, который с подозрением таращился на меня из своего домика, и наконец обнаружил своих спутников.

Они, как два грача, выхаживали по полю, с трудом выдирая из размокшей от весенней воды почвы свои сапоги, на каждый из которых налипло килограмма по три земли.

Причем эти двое не просто ходили-бродили. Они работали. И, скажу честно, я не меньше получаса с интересом за ними наблюдал. Потому что на людей, которые с удовольствием занимаются любимым делом, всегда приятно посмотреть.

Они то и дело зачерпывали то оттуда, то отсюда пригоршни земли, нюхали ее и даже пробовали на вкус. То тут, то там они добавляли в почву какие-то смеси из многочисленных небольших мешочков, которые висели у них на поясах, а после помечали это место заранее припасенными разноцветными колышками. Пару раз крепко спорили, размахивая руками, но после все же находили общий язык. А под конец они и вовсе сотворили на одном клочке земли такое, что мне оставалось только рот открыть. Я увидел, как в золотистом сиянии, которое исходило от рук Славы Два, соткалась иллюзия с раскачивающимися на ветру длиннющими колосьями то ли пшеницы, то ли ржи. Это было красиво.

Еще я этой парочке немного позавидовал. А почему нет? Они, в отличие от меня, созидают и видят результаты своих стараний. Те, которые можно потрогать, попробовать, которыми можно гордиться. Мне же остается исключительно общение с тенями прошлого, а про плоды трудов вообще стоит промолчать, за неимением оных. Нет, еще есть те, кому пошли на пользу мои опыты в части здравоохранения, но что от них проку? Да никто из этих людей больше в моей жизни даже ни разу не появился. Что там. Даже человеческого «спасибо» ни разу не услышал, все сразу деньги суют. Хотя, чего скрывать, деньги — это тоже хорошо.

Не скажу, что это меня прямо вот очень сильно ранит, но некая досада имеет место быть. Особенно в такие моменты, как сейчас.

Или это тщеславие во мне говорит? Не знаю.

Славы мыкались по полю почти весь день. Я успел сгрызть пачку хлебцев, обнаруженных в багажнике, еще поспать, наболтаться с Жанной, а они знай занимались своим делом, в какой-то момент уйдя чуть ли не к самому горизонту. Грешным делом, я начал думать, что сегодня домой и не попаду. Даже обличительно-обвинительную речь заготовил, которой собирался пристыдить двух хитрованов, заманивших молодого сотоварища в сельскую глушь и задумавших уморить тут голодом. Я бы и холод приплел, но чего нет — того нет. И день теплый выдался, да и ночью я не мерз. Лишнего наговаривать не стоит.

И — ошибся. Славы появились на территории зернохранилища ближе к закату, быстренько вымылись под раритетным длиннющим краном, торчащим прямо из земли и снабженным круглым дырчатым ключом, который в годы моей молодости на районе называли «звездочкой», после чего побросали вещи в багажник и напоследок рыкнули на меня за то, что я все еще мотаюсь по двору, а не сижу в машине.

— Давай, давай, — подгоняли они меня. — Надо еще пожрать заехать, а это тоже время!

Я настолько оторопел от этой простоты, что даже приготовленную речь забыл толкнуть. Нет, моим Наташке с Ленкой до этой парочки в плане той простоты, что хуже воровства, пока далеко. Есть девчулям куда стремиться, есть!

Впрочем, обиды или чего-то такого у меня, разумеется, не имелось. По сути, я был даже рад, что все так вышло, что мы не сразу после подъема отправились в путь. Когда мне еще выпадет такой тихий, спокойный и солнечный денек? Вот чтобы никуда не спешить, не бежать, не догонять? Неизвестно. Даже в Лозовке — и то вряд ли на подобное следует рассчитывать. С Антипкой в доме и кучей ведьм за забором особо не расслабишься. Плюс неизбежный ремонт, который, как известно, равняется полутора переездам.

В результате Славы очень удивились, когда я, прощаясь с ними у своего подъезда, куда они меня крайне любезно доставили, от чистого сердца их поблагодарил. Как мне показалось, сначала они подумали, что я иронизирую.

— Тебе спасибо, — разобравшись, что я имел в виду, пожал мне руку Слава Раз. — Смех смехом, но, полагаю, раньше или позже эта гадина из ангара точно бы нас потрепала. Или того хуже.

— Наверняка, — уверенно заявил Слава Два. — И вот что — мы тебе обязаны. Не надо сейчас говорить слова вроде «да какие счеты, бросьте». Долг есть долг, это придумали не мы, это традиция. Ты нам не просто услугу оказал, ты вот этого дятла от смерти спас, на минуточку. Есть Покон, и он гласит — жизнь за жизнь. Мы живем по нему, так что ты в любой момент можешь позвонить и сказать — мне нужна помощь. Мы не станем спрашивать, что и как, а просто приедем туда, куда скажешь.

— Только потому, что так велит Покон? — уточнил я.

— Второй Олег, — вздохнул Слава Раз. — Одного нам мало было! Все, выметайся. Тебе завтра дрыхнуть, а нам ни свет ни заря обратно пилить.

— Это вы из-за меня такой путь проделали? — изумился я. — Нет, вы говорили, что отвезете и привезете, но…

— Да прямо щас! — фыркнул Слава Раз. — Если бы мы кое-какие растворы с собой сразу захватили, ты бы в Москву на электричке еще днем отправился. Нет, билет за наш счет, это ясно. И кулек пончиков в дорогу. Там на станции отличные пончики продают! Ушастые, ноздреватые, и пудры сыплют много!

Короче — хороший день выдался. И вечер. По крайней мере, я так думал, стоя у подъезда и глядя вслед уезжающему внедорожнику. В аккурат до того момента, пока припаркованная совсем рядом красная «мазда» не мигнула фарами, и из нее не выбралась стройная девушка в бежевом плаще.

Блин, фигура у Светки с годами не меняется. Не мамаша ли ее ворожит, ведьма старая? С нее станется. Она в дочке души не чает, что есть — то есть.

— Привет, — помахал я рукой своей бывшей. — Какими судьбами? Никак случайно мимо проезжала?

— И я рада тебя видеть. — Светка подошла ко мне. — Причем трезвым. Хоть и очень, очень неухоженным.

Согласен, выгляжу я, скорее всего, диковато. Двухдневная щетина, измызганные джинсы и прическа, далекая от идеала.

— А это кто? — тихонько спросила у меня Жанна. — Подружка твоя? А та, рыжая, она уже все? Ой, да ты бабник! Я про тебя лучше думала.

Ты еще меня покритикуй! Тоже мне, «полиция нравов».

— Дичаем помаленьку, — развел руки в стороны я. — Увы и ах. Расскажи про это Полине Олеговне, она порадуется. И непременно изречет нечто вроде: «Вот, а я тебе говорила!».

— Саша, ты хоть в одном нашем разговоре можешь обойтись без того, чтобы не оскорбить мою маму? — устало спросила Светка. — Да, она не подарок. Но она моя мама, и с этим надо считаться.

— Мне уже не надо, — чуть пристыженно буркнул я. — Слушай, а ты, гляжу, теперь на «колесах»? Машинку себе купила?

— Купила, — с достоинством ответила моя бывшая. — В кредит. На полную стоимость не хватило.

— Да ладно? — приложил ладони к щекам я. — А как же «кредит — добровольное рабство»? Так ты ведь говорила в те времена, когда мы еще являлись семьей?

— Это твоя бывшая жена! — взвизгнула Жанка, уже устроившаяся на лавочке, и с нескрываемым любопытством слушавшая нашу беседу. — Ничего так, симпатичная. Но ногти неухоженные. Ты скажи ей, что надо чаще на маникюр ходить.

Ага, вот он, предел моих мечтаний. Передать слова мертвой нынешней помощницы живой бывшей жене. Только ради этого стоило ведьмаком становиться.

— Когда остаешься одна, без поддержки, на многие вещи смотришь по-другому, — с грустью в голосе уведомила меня Светка. — В том числе и на кредит.

Нет, мне не дано понять женскую логику! Более абсурдный ответ представить в принципе невозможно, но если продолжить данную беседу, то все равно виноватым окажусь я. Не знаю, как Светке удается всякий раз так вывернуть наизнанку элементарные вещи, но финал всегда предсказуем.

— Мои поздравления с покупкой, — решил я отступить на ранее подготовленные позиции. — Хорошая модель. И цвет приятный. Так чем обязан?

— В последний раз мы не очень хорошо поговорили, — было заметно, что Светка чуть переламывает себя, произнося эту фразу. Просто она никогда не любила банальности, но тут, увы, без них никак не обойтись. Специфика жанра. — Хоть мы и расстались, но…

— Стоп! — попросил я. — Свет, это все лирика. Давай перейдем сразу к делу.

— Нет дела, — обезоруживающе улыбнулась она. — Я правду говорю.

— Тогда спешу обрадовать тебя — все в порядке, — подтверждая свои слова, я неторопливо повернулся вокруг своей оси. — Твой бывший трезв, жив, здоров, невредим и прекрасно провел день за городом. Прикинь, там местами еще снег до сих пор лежит!

— Не припоминаю я, чтобы тебя раньше тянуло в поля, — с сомнением произнесла Светка. — На дачу чуть не из-под палки ехал всегда.

— Времена меняются, я меняюсь. Это жизнь.

— Верно. — Светка обхватила свои плечи руками. — Саш, может, поднимемся наверх? Я немного озябла и выпила бы чаю. Можно даже черного. Зеленого-то у тебя наверняка нет.

Жанна ехидно заулыбалась, мол, «знаем мы эти чаи», а мне показалось, что из окошечка, которое за каким-то лешим имеется в фундаменте каждого дома, раздалась возня и кто-то негромко пискнул нечто вроде: «расступись, пойду печенье на стол поставлю».

Показалось, наверное. А если нет, то кое-кому сегодня крепко нагорит.

Да и смысл печенье на стол ставить? Не будет у нас нынче в доме гостей. И дело не в потасканных банальных истинах, вроде «разбитого не склеишь» или «угли давно стали золой». Нет, это тут ни при чем.

На самом деле, просто нет в этом смысла. Слишком мы с ней непохожие. Всегда так было, но раньше хотя бы шанс на то, что два молодых идиота сумеют найти компромисс, имелся. В какой-то момент мне даже показалось, что мы к нему пришли. Увы, это была иллюзия.

А теперь и гипотетического шанса нет. Разные миры у нас со Светкой. У нее свой, у меня свой.

Так что…

— Зеленого чая нет, — подтвердил я. — Как, впрочем, и смысла подниматься наверх вместе. Я как есть сказал. Если обидел — извини.

Жанна даже ногами затопала, как видно, от эмоций. Но — промолчала.

Светка тоже ничего не говорила, просто стояла и смотрела на меня.

Как по мне — немая сцена немного затянулась, и я было хотел подвести дело к логическому финалу, но сделать мне этого не дали.

Новенький, как говорится, «с иголочки», минивэн «Шевроле» прошуршал шинами по асфальту и лихо тормознул у моего подъезда.

Мне очень хотелось произнести: «Да ладно!», но я удержался и промолчал. Впрочем, вру. Мне еще очень хотелось процитировать матерную фразу Славы Два, которую он выдал сразу после того, как закончилась схватка с призраком. Очень она к данной ситуации подходила.

Мягко щелкнула дверь минивэна, и гибкая фигурка в короткой зеленой куртке неуловимо быстро оказалась около нас.

Вот тоже вопрос — Ряжской координаты отдела я так и не дал. Закрутился, забыл, грешен. А транспортное средство они из нее все же выбили. И кто подсуетился? Она или они?

Хотя — какая разница? Мне вот отчего-то стало Светку жалко, и это очень плохо. Не хочу я никакие чувства по отношению к ней испытывать, потому что ничего путного из этого не выйдет.

— Привет, — прядка волос щекотнула мою щеку, а секундой позже ее коснулись мягкие губы. — Я скучала. А это кто, мама твоя?

— Не смешно, — холодно произнесла Светка. — И я вас узнала, и вы меня тоже.

— Такой у нас юмор, — пояснил я ей. — Кинематографический. Знает девушка классику жанра.

— Какой есть, — крепкие руки рыжей бестии обхватили мою талию, а ее подбородок уперся мне в плечо. — Другого при рождении не выдали. И вообще — радуйся, что шучу. Еще утром мне не до смеха было. Знаешь, когда задержка на неделю, как-то уже не до него.

Ну насчет задержки она загибает, к гадалке не ходи, знаю я эти ее интонации. Просто Светку побесить хочет.

Собака на сене. Сама не ам, и другим не дам.

— Свет, не надо, — попросил я, заметив, как на щеках моей бывшей появились неровные красные пятна. Верный признак того, что она выходит из себя. — Пожалуйста. Лучше давай выдохнем, после скажем друг другу еще по одной банально-штампованной фразе и на этом закончим разговор. Я даже готов начать. Знаешь, мне было приятно тебя увидеть.

— Я рада, что у тебя все хорошо, — отчеканила Светка, развернулась и пошла к своей машине.

— Круто! — подала голос Жанна. — Прямо как в «Санта-Барбаре». Мне про этот сериал мама рассказывала, я как-то от скуки серий сто скачала и посмотрела. Очень похоже.

— Не знаю, как отнестись к твоим словам. — Я смотрел на машину, в которую села женщина в бежевом плаще. — То ли это комплимент, то ли нет.

— Без понятия, — пожала плечами мертвячка. — Просто похоже. Но если тебе интересно, то эта липучка, что тебя до сих пор за бока хватает, мне нравится куда меньше, чем твоя бывшая.

— Я вообще сейчас молчала, — чуть замедленно среагировала на мои слова Женька. — Ты что, сам с собой начал общаться?

— Ну не настолько же я еще спятил, — возразил ей я. — Не надо грязи.

«Мазда» заурчала мотором, осветив меня и Мезенцеву фарами, а после неспешно покинула двор.

— Тогда я чего-то не понимаю, — Женька разжала свои объятия и внимательно посмотрела на меня. — Хотя нет, сообразила. Мы тут не одни, выходит?

— Выходит. — Жанна показала ей язык — Слушай, эта рыжая точно не твое. Уж поверь, мне как женщине виднее.

Да что такое. Все в мою личную жизнь нос суют, даже мертвые. Может, меня проклял кто? И я сейчас не шучу.

— Есть немного, — подтвердил я устало. — Кстати — с обновкой ваш отдел. Славная машинка.

— Сама в шоке. — Мезенцева с видимым удовольствием повернулась к минивэну. — Не надула нас богатая старушка. Была уверена, что кинет. Когда набирала ей напомнить про должок, думала, что пошлет она меня куда подальше. Фиг. Мало того, что машину на следующее утро пригнали, так еще и по документам провели честь по чести. Мы же бюджетники, у нас там все непросто, бюрократия, и все такое. Слушай, Смолин, я все хотела у тебя спросить — а ты с ней в самом деле спишь? Я без наезда сейчас, просто для справки. По жизни ведь мы друг другу никто, нас кроме постели ничего не связывает. А постель в наше время — это даже не повод для знакомства.

— Даже если рыжая права, скажи «нет»! — заорала Жанна так, что я чуть в сторону от лавки не шарахнулся. — Эта не простит! Она тебя сейчас провоцирует! Можешь мне поверить, я знаю!

— Жень, хочешь верь, хочешь нет — ты сейчас единственная особь противоположного пола, которая в последние полгода находится рядом со мной. Серьезно. Даже бывшую на порог не пустил.

— А я? Вот ты гад! — обиженно буркнула Жанна, блеснула синей вспышкой и растворилась в ночи.

Нехорошо получилось. Но — ничего. Завтра вечером ее позову по магазинам погулять, она и оттает.

— Врешь, конечно, — стукнула меня кулачком в грудь Женька. — Но предупрежу сразу — старушку я понять и простить смогу. Нашу Викторию — нет. Услышал?

— Услышал. — Я прихватил ее руку и чуть сжал. — Но и ты запомни — не надо затачивать меня под себя. И указывать, с кем, как и о чем мне общаться тоже не нужно. Я ясно выразился? Как было верно замечено ранее — мы друг другу никто. Это твои слова, не мои. Ты столько раз мне это повторяла, что, наконец, убедила в своей правоте. Пусть так и будет.

— Ты чего разошелся? — как мне показалось, растерялась Мезенцева. — Мало ли чего я несу?

— Ты взрослая самодостаточная личность, — объяснил ей я. — Раз что-то говоришь, значит, перед этим думаешь. И, соответственно, несешь ответственность за сказанное. И еще — ты не Нифонтов, ясно? Да и ему пора бы уже потихоньку привыкать к тому, что я не отдельский карманный ведьмак. Ваш мир — он тот, в котором Солнце светит. А мой — вот он, под Луной.

— Это ты не мне, это ты ему объясняй, — вырвав свою руку из моей, буркнула насупившаяся девушка. — Дурак! Хорошо хоть никто этого не слышит, кроме меня.

И я же еще дурак. С другой стороны — сам виноват. Ни разу толком ее до сегодняшнего вечера на место не ставил — и вот, получите и распишитесь. А может, так и надо. Может, оно и к лучшему. Не исключено, что и с этой рыжей фурией стоит проделать то же, что и со Светкой. Для ее же блага.

— Вон Нифонтов, — показала мне Женька на Николая, вылезающего из машины. — Иди и объясняйся. А на меня орать не смей!

— Да кто на тебя орет? — не выдержал я. — Что ты вечно придумываешь? Если твой характер все окружающие кое-как терпят, это не значит, что так будет всегда. И я не исключение. И вообще — а не пошла бы ты…

— Привет, Александр. — Николай схватил мою руку, ловко скрыв опешившую от моего неожиданного поведения Женьку за своей спиной. — Давно не виделись.

— И еще бы столько не видеться! — закипая от неожиданного приступа злости, рыкнул я. — Что ты, что вот эта рыжая — достали вы меня! Как припретесь, так непременно настроение испортите. Такой был день хороший, так замечательно время сегодня провел, воздухом чистым надышался. И нате вам — вечер насмарку. Спасибо вам большое. Тьфу!

Я плюнул Нифонтову под ноги, повернулся и собрался пойти домой.

— Гражданин Смолин, прошу вас задержаться, — таких интонаций у Нифонтова я до сегодняшнего вечера не слышал. Это что-то новенькое! И еще — «гражданин».

— Весь во внимании, — повернулся я к нему. — Что, у правоохранительных органов ко мне возникли какие-то вопросы?

— Возникли, — подтвердил Николай. — Но я думал, что мы поговорим на интересующую нас тему по-людски, как обычно. Жаль, что ошибся.

— И мне жаль, — раздвинув губы в улыбке, немного лицемерно вздохнул я. — Повесткой вызывайте, тогда и поговорим. Ах, да, ходу-то мне в ваш теремок нет. Я ж не человек, я ж чудовище, дикая тварь из дикого леса. Вот, а ты говоришь «по-людски».

— Завтра же поставлю вопрос о том, чтобы тебя сняли с оперативной работы, — деловито сообщил Мезенцевой Николай. — Вон до чего твои закидоны отдельных граждан доводят. Был нормальный человек, стал неврастеник. Все, Евгения, все. Будешь сидеть и перебирать архивные папки. Так от тебя вреда меньше будет.

— Не имеешь права, — наставила на Нифонтова палец, как пистолет, Женька. — Ты оперативник, как и я! Не начальник!

— Ты кого-то, кроме себя, слышишь? — уточнил Николай. — Сказано — поставлю вопрос перед руководством. И, сдается мне, оно со мной согласится. А на заступничество Пал Палыча не рассчитывай. Он до сих пор на тебя зол за ту никому не нужную стычку с экстрасенсами.

— Впечатляет, — признал я, потихоньку остывая. — Но если ты хочешь сейчас вызвать у меня сострадание в отношении Женьки, или чувство вины, то зря. Я на такие вещи не ведусь. К тому же меня уже реально все достало. В смысле — эти ваши интриги, скандалы, расследования. Мне вообще иногда кажется, что у вас в отделе только один нормальный человек и работает — Виктория.

— Спорный вопрос, — сменив тон на более миролюбивый, ответил мне Николай. — Ты ее раньше не знал, до того, как она собой нынешней стала. Сказал путано, но по смыслу верно. Ну что, нам повестку выписывать, или все же пообщаемся? Сразу скажу — тебя никто ни в чем не обвиняет. Но при этом случившееся определенным образом с тобой связано. Саша, пострадали люди, ведется следствие, так что все равно придется давать показания. Но мы с тобой если и не друзья, то уж точно не враги, потому мне хотелось бы решить все полюбовно. Но если хочешь под протокол — пожалуйста.

Вот все и стало предельно ясно. Я, в принципе, сразу понял, что речь пойдет про Олега, колдуна и все такое прочее. Не ошибся.

Полюбовно — это лучший вариант, чем светиться в казенных бумагах. Тем более что меня как профессионального служащего кредитной организации вообще очень нервирует формулировка «разговор под протокол». От нее неуловимо потягивает потенциальным сроком за экономические преступления и незаконную банковскую деятельность. В лучшем случае — свидетельскими показаниями против своего бывшего коллеги, с которым на прошлом корпоративе за одним столом сидел.

Так сказать — сегодня я, а завтра ты.

— Ну так что? — поторопил меня Нифонтов.

— Давай поговорим, — согласился я. — Убедил, черт красноречивый.

— Так хоть домой пригласи, — усмехнулся оперативник. — Чаю предложи. Весь день на ногах и не жрамши. Слушай, я понимаю, что мы тебя достали, но законы гостеприимства никто не отменял?

Мезенцева молчала, не вступая в разговор, и время от времени шмыгала носом.

— Пошли, — обреченно согласился я, рассудив, что это меньшее из зол.

Нет, если бы не осознание того, что этот разговор нужен не только им, но и мне, фиг бы им удалось меня уговорить. Я все же сильно разозлился. Но в данном случае — так надо. Хотя бы для того, чтобы понять, насколько сильно вляпался Олег и стоит ли ему возвращаться из Карелии в столицу в ближайшие лет пять.

Пискнула машина, и Мезенцева недовольно спросила у напарника:

— А мне что, с вами?

— Нет, блин, — ответил ей тот. — В машину тебя отправлю ждать своего возвращения. В новую. Ту, на которой еще муха не сидела. Жень, я что, настолько похож на идиота? Так что да, ты отправляешься с нами. Или вон на лавке сиди, мерзни, если сильно умная и гордая. Пойдем, Саша, ну ее к лешему!

Глава пятнадцатая

Чайник Родька не поставил, как видно, чтобы у Светки не возникло лишних вопросов, но стол накрыл, расставив на нем вазочки с сушками, конфетами и печеньем. Так что — не примерещился мне шепоток из подвала, я и в самом деле под «колпаком». Сделали подъездные на пару с Родионом из моей жизни аналог «Дома-2», и теперь с интересом наблюдают за происходящим.

— А чего посущественней есть? — громко спросила Мезенцева, окинув взглядом стол. — Колбаса там, сыр?

Прикрытая дверь, ведущая в комнату, распахнулась, и на пороге появился Родька с округлившимися от непонимания глазами.

Он посмотрел на меня, потряс башкой, потыкал лапой сначала в сторону окна, а после в направлении Мезенцевой, которая уже грызла печенюшку, соря крошками и с интересом наблюдая за происходящим. Закончилась немая мизансцена разведением лап в разные стороны и приданием мордочке выражения «не понимаю!».

— Да-да, мой маленький мохнатый друг, это снова я, — абсолютно верно истолковала немые страдания моего слуги Мезенцева. — Ты-то ждал, что пожалует другая гостья, а тут нежданчик в виде меня, любимой. Я бы даже сказала — облом. Но не грусти, ты не один такой. Хозяин твой тоже не очень рад подобному раскладу.

— Вон пошла, — негромко приказал ей Нифонтов. — Надоела. Серьезно.

— Все-все, — как видно, уловила что-то совсем уже нехорошее в его интонациях Женька, мигом присмиревшая. — Молчу.

Родька с невыразимой печалью уставился на меня. И такая грусть обнаружилась в его круглых глазах, такое разочарование в жизни, что мне даже неловко стало.

— Это жизнь, — объяснил я слуге. — В ней всякое случается. Извини.

Мезенцева хмыкнула, но промолчала, запихав для верности в рот целиковую печенину и смачно ей захрустев.

Родька бросил в сторону девушки короткий взгляд, после чего та немедленно закашлялась, да так сильно, что аж согнулась, задыхаясь.

А что, он и так умеет? Не знал.

— Получила? — с удовлетворением произнес Нифонтов, подходя к Женьке. — А вот не зли тех, кто при желании может устроить тебе веселье с последующей кремацией.

Он несколько раз с силой хлопнул ее по спине.

— Уффф! — с трудом восстановив дыхание и выплюнув остатки печенья в ладонь, просипела Женька. — Как же вы мне все…

— Что именно? — уточнил Нифонтов любезно.

— Дороги! — почти проорала Мезенцева, выбрасывая несъеденное в мусорное ведро, открывая кран и наклоняясь к нему. — Особенно ты, глазастик.

Родька погрозил ей лапой и тихонько скрылся в комнате.

— Нет у человека ума, — пожаловался мне Нифонтов. — Напрочь. Как и инстинкта самосохранения. Не понимает, что несет.

В этот момент кран дернулся, а следом за этим Мезенцевой в лицо ударила струя воды. Выглядело это так, словно кто-то невидимый приложил к нему палец, очень верно рассчитав, кого именно ему хочется обрызгать.

Сдается мне, Вавила Силыч тоже решил не оставаться в стороне. А может, за Родьку обиделся.

— Да вашу мать! — заорала Женька, пытаясь спешно закрыть воду. — Что же это такое?

— Это? — Николай иезуитски улыбнулся. — Злонравия достойные плоды. Садись на табуретку и прикинься восковой фигурой. Поверь, данный вариант на текущий момент для тебя лучшее решение.

Женька цапнула кухонное полотенце и вытерлась им, а затем последовала совету старшего товарища.

— Я бы чаю выпил, — сообщил мне Нифонтов, тоже усаживаясь на табурет. — Если не сложно.

Как же я не люблю те моменты, когда оперативник становится изысканно-вежлив. Это всегда означает одно — у него есть на меня планы.

Интересно, а если я его отравлю, то меня быстро вычислят? Шутка.

Щелкнув клавишей включения электрочайника, отчего тот немедленно зашумел, я повернулся к незваным гостям и предложил:

— Может, реверансы опустим, и сразу о деле поговорим?

— Вариант, — легко согласился Николай. — Почему нет? Расскажи-ка нам, дружище Смолин, о своем новом приятеле.

— Каком именно? — уточнил я.

— Ведьмаке, таком же, как ты, — дружелюбно пояснил оперативник. — Лет тридцати, крепко сбитом, зовут Олег. И сразу просьба — не надо делать удивленное лицо и вещать о том, что ты не понимаешь, про кого я говорю. Вас видела куча народу позавчера в ресторане. Вас, и еще нескольких таких же, как вы. Только все остальные разъехались кто куда, а вы после еще мило прогуливались под луной.

«Мило прогуливались». Скажет тоже. Я как вспомню мутно-зеленые воды Москва-реки, так в горле хлюпать начинает.

— Да, сразу отмечу, что у отдела к твоему приятелю претензий нет, — добавил Нифонтов. — Никто его не собирается ни в чем обвинять или, того хуже, привлекать к ответственности, так что не надо сейчас мысленно готовиться к обороне. Несколько свидетелей вчерашнего происшествия дали показания, и из них следует, что ведьмак не более чем защищался.

— Плюс от его действий никто не пострадал, — добавила Женька. — Во всем виноват тот, второй.

— Вот он-то нас и интересует в первую очередь, — закончил Николай. — Любая информация, пусть даже самая куцая и незначительная, будет очень к месту. Но начнем мы все же с твоего знакомца.

— Черный, зеленый? — достал я из шкафчика коробочки с чаем — Или кто-то желает кофе? У меня есть, причем неплохой.

— Сразу виден рост благосостояния, — заметил Николай. — Нет-нет, это не ирония. Просто констатация факта, и не более.

— Кто на что учился, — холодно прокомментировал его высказывания я. — Ладно, сами разберетесь, кто что хочет.

Чайник с щелчком выключился, знаменуя то, что мне пора делать выбор — то ли гнать сотрудников отдела в шею, то ли начинать с ними разговор на заданную тему. Просто отмолчаться или «включить дурака» не получится, не те это люди. И ситуация не та. Сейчас я вроде как ни при чем, но если начну юлить, то запросто все поменяться может. Это Россия, у нас закон что дышло — как повернул, так и вышло. Традиция, однако.

Вот и выходит, что лучше поговорить. Дешевле выйдет.

— С вашим братом никогда не знаешь, где ирония, где сарказм, а где прямая угроза, — все же не удержался я от колкости.

— Не без того, — легко признал оперативник. — Не без того. Итак — с кем именно сцепился твой приятель? И почему? Что ты о том, втором, вообще сказать можешь?

— Слушай, давай вот без этого, а? — предложил я, расставляя чашки на столе. — Ты и сам все знаешь.

— Знаю, — легко согласился Николай. — Олег Муромцев. Личность хорошо отделу знакомая, поскольку время от времени она попадает в поле нашего зрения. В последний раз это случилось года два назад, когда он спровоцировал серьезный конфликт между ведьмаками и ведьмами, там дело чуть до войны не дошло. В последний момент, и отчасти нашими стараниями, старейшины сумели договориться мирным путем.

— Но ту ведьму, из-за которой Муромцев взбеленился, так и не нашли, — дополнила слова коллеги Женька. — Она как в воду канула.

— Туда, я думаю, и канула, — кивнул Николай, насыпая в чашку кофе. — Учитывая специфику дара Муромцева. Но… И поделом. Потому никто эту «потеряшку» особо не искал, даже свои. У ведьм нравы простые, а верность и дружба не в чести. Временные союзы, совокупность интересов — обычное дело. А чтобы друг за друга горой, плечом к плечу — это нет. Потому все и спустили на тормозах.

Сдается мне, речь идет о той же сваре, которую сегодня Славы упоминали. Надо же, какая громкая, выходит, история была, если даже отдел к ней подключался.

Но как они информированы! Даже про то, какой дар у Олега, знают.

— Муромцева сейчас в Москве уже нет, нам это известно, — продолжал Нифонтов. — Небось, рванул «в бега», причем совершенно напрасно. Хотя логика в этом прослеживается. После той истории в Лианозово наш коллега Пал Палыч имел с ним беседу, человек он в общении жесткий, как ты знаешь, так что твоего приятеля можно понять. Но если он снова тебе позвонит, скажи ему, что можно возвращаться.

— «Если снова»?

— Саш, возможно ты не в курсе, но на вооружении правоохранительных органов есть масса современных приемов, — усмехнулся Нифонтов. — В том числе и такой, как «биллинг». Знаешь, что это такое?

— Знаю, — отпил я чаю. — А точно только биллинг? Может, вы уже все мои разговоры слушаете?

— Не слушаем, — заверил меня Нифонтов. — Хотя такая техническая возможность есть. Саш, ты себе не льсти, ты фигура не того масштаба, чтобы на тебя отдельные «уши» вешать. Сам знаешь, сколько народа у нас в отделе. Если каждого ведьмака или ведьму «слушать», то работать «в поле» кому? Вот то-то. Ладно, вернемся к нашим делам.

— Повторно интересуюсь — колбаса есть? — перебила его Мезенцева. — Сыр, масло?

За закрытыми дверями комнаты что-то грохнуло.

— Я гость! — повернувшись к ним, чуть повысила голос Женька. — И ты не можешь выражать неудовольствие! Покон запрещает!

— Ему нет, — возразил Нифонтов, хрустнув сушкой. — Он не домовой, он слуга ведьмака. Его доля — служить Сашке, делая его жизнь комфортной, и защищать до последнего вздоха в случае опасности. Так что поосторожней, Мезенцева, поосторожней. Сама знаешь, в Поконе лазейку всегда найти можно, тем более что ты для него никто, ты не из мира Ночи. Так что, если сыпанет он в твою чашку незаметно зеленого травяного порошка, от которого ты помрешь с пеной на губах, в корчах и жутких страданиях, то вины никакой за этим существом значится не будет. Он таким образом защищал хозяина. От кого? Да от тебя. Характер твой в последнее время жутко испортился, агрессивной ты стала до крайности, и представляешь опасность для всех. И для Смолина в том числе.

За дверями раздался звук, более всего похожий хлопок ладонью по лбу.

— Сейчас насоветуешь! — на самом деле испуганно отодвинула от себя чашку Женька. — Нифонтов, ты совсем дурак?

А ведь Родька может. Правда — может. Надо будет ему официально запретить причинять Мезенцевой вред. Да, меня она в последнее время тоже часто выводит из себя, но смерти я ей не желаю совершенно.

— Приличия соблюдай — проблемы исчезнут, — без тени улыбки произнес оперативник. — Ладно, вернемся к нашим баранам. Саша, так все же — с кем именно сцепился Муромцев? Что ты знаешь о его противнике?

Самое забавное, что знаю я на самом деле не так и много. Конкретики практически никакой нет. Лицо описать не смогу, поскольку запомнил только красные буркалы моего потенциального убийцы, имя его мне тоже неизвестно, о чем-то большем даже и упоминать смысла нет.

Но что знал — то рассказал, опустив совсем уж незначительные детали, вроде передачи Олегу пиджака. В конце концов, это в моих интересах. А если Олег прав, и этот душегуб в самом деле задумает довести начатое до конца? Мой приятель смылся в Карелию и в ус не дует, а я-то тут?

Ну и потом — я же гражданин. Помогать органам защиты правопорядка — моя священная обязанность. Тем более что эти органы пока желаемое не получат, фиг отсюда смоются.

— Муромцев прав. — Николай встал, взял чайник и подлил себе кипятка. — Такие, как этот колдун, на самом деле не бросают начатое на полдороге. У них ведь необратимые изменения не только физического плана происходят, но и психического. Черные обряды такая штука, с которой шутить не стоит. Одно дело, когда какой-то малолетний прыщавый дурачок заиграется с колдовской книгой в попытках затащить к себе в постель симпатичную сокурсницу, и совсем другое, когда он пройдет через обряды инициации кровью, тем более — неоднократные. В первом случае все поправимо. Не сразу, но тем не менее. Во втором возможно только кардинальное решение вопроса.

Сиречь — физическое устранение, без особых раздумий. Что-что, а терминологию работников отдела 15-К я уже усвоил.

— Он уже не человек, — пояснила Женька. — Без вариантов. У него в голове мозги спеклись. Это ходячее бедствие.

— И, кстати, определение «колдун» тут вообще не очень применимо, — поморщился оперативник. — Какой он колдун, право слово? Он сейчас, скорее, некая помесь умруна и упыря.

— Умруна? — удивился я — То есть у него такая же мощь, как у Хозяина Кладбища?

— Сравнил! — засмеялся Николай. — Нет, разумеется. В данном случае умрун — это просто ходячий мертвец. Этот парень по сути своей уже труп. Чужая кровь выжгла ему нутро и остановила сердце. И она же поддерживает в нем то, что с натяжкой можно назвать жизнью. Оттуда и бледность, и красные глаза, и невероятная скорость. Он подпитывается чужими смертями, понимаешь? Точнее — как бы их концентратом, самыми сливками, которые снимает с забранной у кого-то жизни. Звучит путано, но ты, думаю, смысл уловил. Добавь сюда еще умение применять какое-то количество заклятий, и ты получишь прямую и явную угрозу для столичных жителей, которые даже не знают, что по улицам бегает зверь в человеческом обличье.

— И не только, — добавила Мезенцева, которая, плюнув на страшилки напарника, все же достала из холодильника еду и сейчас сооружала огромный бутерброд. — Сегодня днем он пришиб ведьму, та в парке травы собирала. Место там с интересным прошлым, потому много разного всякого произрастает, особенно поближе к дубам. Не знаю, каким ветром этого красавца в те края занесло и чем ему ведьма помешала, но факт остается фактом — он выдавил ей глаза, пробил дырку в груди и вырвал сердце. Мало того — еще и сожрал его сразу после изъятия.

— На глазах у влюбленной парочки, которая до того мирно целовалась на скамейке, — дополнил ее рассказ Нифонтов. — Ребятам повезло дважды. Первый раз в том, что они за кустами сидели и этот гад их не заметил, второй — что орать не стали, а только молча смотрели на происходящее.

— Страх иногда бывает полезен, — назидательно произнесла Мезенцева и стала примеряться, с какой стороны начать поедать созданную ей вавилонскую башню из колбасы, масла, сыра и хлеба. — Их проняло до немоты. Мало того — парень еще и обтрухался. А девка вообще в обморок упала под конец.

Ну увидь я такое год назад, фиг знает, как бы отреагировал. Когда на твоих глазах женщине пробивают грудную клетку, а после достают из тела сердце — это, знаете ли… Все мы на диванах перед телевизором смелые и отважные. А вот так? Если в пяти шагах от тебя бледное исчадие ада с красными глазами живую человеческую плоть, чавкая, жрет?

Легко судить других, сидя в тепле за закрытой железной дверью.

— Бегать ему недолго осталось, — подытожил Николай. — При любых раскладах. Но до той поры, пока этот злодей сам ласты склеит, ждать никак нельзя. Он столько разного наворотить может, что беда просто. Одно хорошо — на него теперь ведьмы московские очень злы. Мы уже до них информацию о смерти товарки донесли, так что волна пошла.

— Ты ж говорил, что они не очень корпоративные ценности чтут? — засомневался я.

— Так все от ситуации зависит, — хмыкнул оперативник. — И от того, как новость подана. Плюс этот головорез еще и ходячий источник темной силы, которую из него можно изъять. Мы не приветствуем подобные вещи, но, если они совпадают с нашими интересами, можем на время прикрыть глаза.

— А как же принципиальность, моральный облик? — не удержался я.

— Это там. — Николай махнул рукой в сторону окна. — В том мире. Да и то не везде. А у нас, в Ночи, все обстоит иначе, и ты это знаешь не хуже меня.

— Знаю, — подтвердил я. — Значит, началась охота?

— Именно. — Николай отпил кофе. — И мой тебе совет — свали куда-нибудь из Москвы до ее завершения. Вон в деревню свою, например.

— Я не согласна, — пробубнила Женька. — Это неправильно.

— Неправильно говорить с набитым ртом, — строго произнес Нифонтов, а после помассировал виски и пожаловался мне: — Слушай, я с ней скоро с ума сойду. Серьезно. У нас разница всего в пять лет, но при этом у меня постоянное ощущение, что это не так. Вон уже батины интонации в голосе появляться начали, он мне именно с такими в детстве хвоста крутил за мелкие грехи. Это же ненормально?

— Ненормально, — согласился с ним я. — Но, с другой стороны, вот эту гражданку считать стопроцентно адекватной нельзя.

— Скотина ты, — наконец прожевав кусок бутерброда, беззлобно сообщила мне Женька. — Я о нем забочусь, а он… Но все равно скажу — неправильно Сашку в деревню отсылать. Да, этот упырь опасен, спору нет. Но не так, как тот, что сейчас пиво в Чехии пьет. Надо отыскать злодея и сделать из него одноразовую «куклу», пусть Сашка на нем потренируется. А мы с тобой его подстрахуем.

— Хм, — оперативник задумчиво глянул на напарницу. — Ведь можешь, когда хочешь.

— И ты скотина, — отозвалась Женька и снова впилась зубами в бутерброд.

— Не лишено, — признал и я. — Может, и в самом деле?

— Пока не скажу, — покачал головой Николай. — Надо с шефом поговорить, как он на подобное посмотрит. И потом — здесь, на светлой кухне, это звучит хоть сколько-то оптимистично. А там, на ночных улицах, все будет обстоять совсем по-другому. Этот поганец не станет ждать, пока ты выйдешь на позицию и приготовишься к бою, он атакует сразу и всеми силами, которых у него хватает. Повторюсь — у данного существа больше нет разума в нашем, людском понимании. Это — зверь. Хитрый, умный, ловкий, опирающийся только на инстинкты, но при этом сохранивший память и знания с того времени, когда он являлся человеком. Тут не нам двоим страховать надо, здесь куча народа для этого нужна, чтобы он в сторону не вильнул. Да еще простые люди могут оказаться рядом и пострадать при столкновении, а подобное недопустимо. Так что, скорее всего, ничего не получится. Мы просто сразу начнем бить на поражение, вот и все. Впрочем… Если только совсем под конец, когда ему все нутро черная сила выжжет. Он, разумеется, будет опасен, но уже не так, как сейчас. Только много толку в схватке с таким противником? И сколько всего он еще наворотить успеет в этом случае?

И снова — верные слова. Он прав. К тому же я даже не представляю, как именно мне надо убивать подобного противника. У него непременно есть слабые места, у любого из нас такие имеются, но их надо знать.

Я — не знаю. Наверняка могла бы помочь Морана, уверен, она про таких существ много знает, но как к ней попасть? А сама она вряд ли до того момента, пока не получит искомое, выйдет на связь.

Так что — поеду-ка я лучше в Лозовку, как и собирался.

Хотя… Заманчиво!

— Ладно, все вроде обсудили, — Нифонтов встал из-за стола. — Спасибо за хлеб-соль. И — звони, если что.

— Само собой, — пообещал я, отметив про себя, что чуть ли не впервые за последнее время я не испытываю неприязни к этому человеку. — Слушай, погоди минутку. Да и Женька как раз свой бутер дожует.

Девушка, как питон заглатывающая огромные куски, согласно кивнула.

Собственно, идея, ради которой я остановил оперативника, пришла мне в голову прямо сейчас, но повода не реализовать ее я не видел.

За добро надо платить добром — этому в детстве нас учили родители, учителя начальных классов и даже русские народные сказки. Со временем для меня эта аксиома перестала быть таковой, пройдя через ряд трансформаций, и в какой-то момент превратилась в некий жизненный принцип, гласящий: «За добро надо платить добром, особенно если то, что ты отдаешь взамен, послужит неплохой основой для дальнейших хороших отношений с получателем подарка». К этому принципу прилагался еще один, побочно-дополняющий, попроще, давным-давно сформулированный Самуэлем Клеменсом: «Спешите творить добро, особенно если это вам ничего не стоит».

В данном случае я решил передать небольшой подарок Виктории, которая произвела на меня большое впечатление при нашей последней встрече. И как практикующий… э-э-э-э-э… лекарь, скажем так, и как женщина. Красивая она. Не по моим зубам, это я отлично понимаю, но это не столь принципиально. И кошка имеет право смотреть на королеву, так говорят британцы.

Потому я живенько собрал шесть зелий из числа тех, что относились к лекарственным, и упаковал их в плетеную коробочку, которая для этого и была предназначена. Эдакая колдовская мини-аптечка. Я же уже упоминал о том, что практикующий маг в наше время в интернет-магазинах может приобрести для себя все, от хламиды до волшебной палочки? Что до кузовка — изначально это был инвентарь для «ролевиков», тех веселых ребят, что время от времени бегают по лесам с накладными эльфийскими ушами и гномьими бородами, но мне он как-то сразу понравился, и я заказал себе десяток. Хотел еще пояс с кармашками для зелий заказать, если верить изготовителю, пошитый из натуральной драконьей кожи, но решил, что это уже перебор. У нас зимой морозно, съежится драконья кожа, боюсь. Да и широкий он, куда в таком ходить?

Неплохо было бы написать коротенькую пояснительную записочку о том, какое зелье что из себя представляет, но времени на это уже не было. Ну и еще одно соображение у меня по этому поводу имелось.

— Передашь Виктории? — протянул я коробочку Николаю. — Если не в труд? С поклоном от меня. Ничего криминального внутри нет, можешь проверить.

— Если там чего-то не то, она это учует сразу, — заверил меня оперативник. — В чем, в чем, а в таких вещах ей равных нет. Так что передам, не сомневайся. Мезенцева, ты доела наконец?

— Езжай. — Женька допила чай, перевернула чашку и поставила на блюдце. — Я, пожалуй, тут останусь, на радость одному местному обитателю, тому, что с лапами, но без хвоста. Смолин, ты не против?

— Против, — не раздумывая ответил я. — Так что поспеши, пока Николай один не уехал.

— О как, — удивленно протянула девушка. — Неожиданно.

— Предсказуемо, — и не подумал ее поддержать Нифонтов. — Удивлен, что он тебя столько времени терпел.

Женька подошла ко мне, как видно, хотев что-то высказать, но делать этого не стала. Просто вышла из квартиры — и все. Правда, перед этим кинула нехороший взгляд на коробку в руках коллеги.

Надеюсь, я не слишком сильно подставил Викторию. Хотя… Есть у меня подозрение, что плевать этой холодной красавице на любые закидоны рыжей неугомонной девчонки. Очень у них большая разница в весовых категориях. И я сейчас не о физическом весе тела веду речь.

Нифонтов тоже не стал дополнительно комментировать увиденное, просто похлопал меня по плечу, пообещал напоследок держать в курсе происходящего, посоветовал не шляться по ночам и последовал за напарницей.

Я дождался, пока они отъедут от подъезда, и тут же, проигнорировав его последний совет, вызвал такси.

Не шли у меня из головы слова Мезенцевой о тренировке, никак не шли. Да, вероятность того, что ее замысел будет реализован, стремится к нулю, но, тем не менее, некое рациональное зерно в этом имелось. Но без помощи тут никак не обойтись, вернее — без подсказки. И в настоящий момент есть только одна сущность, которая что-то может знать и, возможно, не откажется мне помочь.

Ворота на кладбище были уже закрыты, что, впрочем, и неудивительно, но давно знакомая дырка в заборе, как всегда, пришла мне на помощь. Вот интересно — ее из смертных кто-то кроме меня видит? Хотя о чем я? Наверняка. Мы же не в фэнтезийном мире, тут «полога невидимости» нет. Другое дело, что, скорее всего, администрация кладбища отчасти в курсе того, кому именно этот лаз служит, потому и не рискуют его заделывать. Ну не могут те, кто кормится близ мертвых, не представлять, как именно устроено все на вверенной им территории. Может, не в полном объеме, но знают, я уверен. Не просто же так я никогда не встречал ночью ни одного сторожа там, в глубине кладбища? В это время живым там делать нечего, если только они не такие, как я.

Что примечательно — Хозяина Кладбища на его привычном месте в этот раз я не застал. Оказывается, он нынче отправился инспектировать десяток свежих захоронений на новой территории, ближе к южному выходу. Там, насколько я понял из путаных объяснений сразу нескольких призраков, отиравшихся близ черной плиты-трона, объявились какие-то две непокорные души, не пожелавшие предстать перед местным владыкой, заявив, что они при жизни масть держали, и на этом свете, который формально «тот», не собираются на четыре кости перед кем-то вставать. А тем более прогибаться под кого-то на глазах собственной «пристяжи», которая с ними в машине была взорвана и тоже здесь оказалась. Типа — пацаны могут неверно все истолковать. Не по понятиям это. Из последних фраз мне предельно стало ясно, кого именно занесло во владения Хозяина, и я даже посочувствовал этим борцам с системой. Костяной Царь не городской суд, он устраивать слушания дела не станет, а присяжных с адвокатами тут не было, нет и не будет. Чую, сначала он одного из смутьянов в распыл пустит, а остальных лет на тридцать отправит червей пасти. А то и всех сразу к высшей мере приговорит. Он может, с него станется.

Можно было бы сходить и посмотреть, но я побоялся разминуться с умруном по дороге. Кто знает, каким путем он обратно направится? А если воздушным?

И правильно сделал. Нет, прибыл Хозяин как положено, пешим манером, но очень скоро, минут через двадцать.

— А, ведьмак. — Величественная высокая фигура неслышно проплыла рядом со мной, благожелательно махнув у самого лица рукавом черного балахона, а после опустилась на черную могильную плиту. — Зачастил. Что, решил еще в моих владениях погулять?

— Не без того, — признал я. — Ну и еще просьба есть. Точнее — вопрос.

— Валяй, — разрешил повелитель мертвых. — У меня хорошее настроение нынче. Я всегда после экзекуции благодушен.

Точно козырным валетам с новой территории не повезло. Не отделались они легко. Но о их судьбе спрашивать не стану. Кто Костяного Царя знает, поди догадайся, сколько попыток на вопросы и ответы он мне нынче отмерит?

Но и с главного начинать не стоит, так что сделаем нейтральных заход. Расскажу-ка я ему о своей загородной поездке.

— … только пятно и осталось, — закончил я повествование через пару минут. — Бурое, мерзкое. Вот мне и непонятно — что это за сущность была? И черная линия внутри, она мне тоже покоя не дает.

— Перерожденец, — прогудел Хозяин. — Подобное нечасто, но случается. Нечасто, потому что надо, чтобы очень много условий совпало. Душа должна остаться там, где погиб ее носитель, смерть последнего должна быть насильственной и мучительной, но заслуженной. То есть его не просто убить должны, а покарать. Ну еще кое-какие мелочи есть, но самое главное — носитель этой души при жизни должен быть проклят тем, кому он причинил зло, а после им же и убит. Здесь, похоже, все так и получилось, и в результате ты столкнулся с черной душой, которая потихоньку начала принимать телесный облик.

— Телесный? — сглотнул я слюну. — То есть — материализовываться?

— Представь себе, — весело гукнул умрун. — Ты сказал, что он там лет сто просидел? Ну вот. Хоть этот человек и был злодей, но он понес прижизненную и посмертную кару, так как его прокляли, убили и на целый век оставили на одном месте, что, по загробным меркам, серьезное наказание. Даже я использую его с оглядкой, применяю только к совсем уж непокорным душам или к чиновничьему сословию. Последних другим не прошибешь, они в гордыне и зле закостенели. В качестве же компенсации за подобные истязания душа может уйти насовсем, в другие миры, дают ей такую возможность. Ну или поступить иначе, если тьма не покинет ее, и в результате перевесит раскаяние.

— То есть стать осязаемым сгустком зла, — подытожил я. — А чернота внутри — это и есть овеществленная тьма.

— Именно, — подтвердил Костяной Царь. — Еще чуть-чуть, и он смог бы пересечь порог своей тюрьмы, а после начал сеять зло и смерть. Ни на что другое он все равно не способен. Надолго бы его не хватило, люди хоть нынче и не те, что раньше, но не совсем же дураки? Да и твои приятели — сыскные дьяки — не дремлют. После первых же смертей наверняка встрепенутся. Перерожденные души убивают, во-первых, кроваво и страшно, во-вторых, после них всегда остается ледяная метка. Холод — их верный спутник. Но оно и неудивительно.

— Почему? — жадно спросил я.

— Так это родовая черта, если можно так выразиться. — Капюшон умруна задергался, как видно, от смеха. — Холод, мрак, безнадежность — верные слуги той, кто создала первую перерожденную душу. Древние боги были большие затейники, ведьмак, можешь мне поверить.

Глава шестнадцатая

— Нет повода не верить, — пробормотал я, рассуждая о том, что в этом мире все очень взаимосвязано. Мысль, конечно, не очень оригинальная, но при этом верная по своей сути.

Речь, разумеется, идет о Моране. А о ком же еще? Холод, мрак и безнадежность — это все по ее ведомству проходит.

— Я рад, что ты убил этого полупризрака, — продолжал тем временем свои речи Костяной Царь. — Мне такие, как он, не по нраву. Слишком много ярости, слишком мало понимания того, что во всем нужна мера, даже в стремлении к смерти.

Ага, и никакого желания подчиняться твоим приказам, это тоже надо учитывать. Но вслух я такие свои измышления никогда не произнесу. Я еще не совсем свихнулся.

— Согласен. Неприятное существо, такое и пришибить не грех.

— Именно. — В голосе умруна я уловил благожелательные нотки. — Это все, что ты хотел у меня узнать, или нет?

— Есть еще кое-что, — не стал скрывать я. — В городе появился… Даже не знаю, как его и назвать… Короче — какой-то дурак налакался крови путем колдовских обрядов, и теперь сеет смерть налево и направо. И меня пытался убить. Здоровый, гад такой!

— В старые времена таких, как он, называли «пиявец», — качнулся черный капюшон. — И тогда их было куда больше, чем нынче. Иные чернокнижники специально молоденьких дурачков с искрой дара отыскивали, прикармливали, и в нужный момент, накачав кровью, отправляли туда, куда им было нужно. Врага убить, или боярина какого. Золото — оно и тогда золотом было, за него и простой люд, и чародеи на многое шли. Век «пиявца» короток, но ярок. Пройдя через черный обряд, они уже никогда не станут такими, какими были ранее. И жить им без обрядной крови недолго. А с ней — еще меньше. Выжигает эта кровь их изнутри — и плоть, и душу.

— И душу тоже? — уточнил я.

— А как же! — с видимым удовольствием подтвердил умрун. — Раз преступил запретную черту, которую боги с давних времен обозначили, то все, возврата нет. И спасения — тоже. Даже у перерожденных, о которых мы ранее говорили, шанс на него имеется, а у «пиявцев» — нет. Потому и лютуют напоследок эти человеки бывшие, не жалея никого. Для них «дальше» не будет, в какой-то момент они до этого додумываются. И рады бы иные из них вернуть все обратно, ан нет, поздно, ушел обоз из Холмогор на Москву.

— Жесть какая, — даже передернулся я.

— Не то слово, — согласился со мной Хозяин. — За все надо платить, ведьмак. За все. И ты о том не забывай. Ваш брат тоже, случается, через кровь силы да власти ищет, этот путь самый простой и доступный. Правда, «пиявцем» ведьмакам стать не грозит, суть у вас другая, но и хорошего ничего ждать не стоит. Либо свои пришибут, либо сыскные дьяки выследят и выпотрошат.

— Мне такая сила нафиг не нужна, — сразу отперся я. — Кровь лакать… Брррр!

— Ну там не только кровь пить надо, обряд вообще-то куда сложнее, — глухо хохотнул умрун. — Сначала нужной фазы Луны следует дождаться, потом знаки на граните-камне нарисовать, после заговоренным ножом горло жертве перерезать, причем та должна быть…

— Все-все! — перебил собеседника я. — Обойдемся без деталей.

— Как знаешь, — согласился Костяной Царь. — Еще что-то?

— А убить «пиявца» тяжело? — задал самый главный для меня на сегодня вопрос я. — Даже не так — как его убить? И чем?

— Сталью заговоренной, — не стал тянуть с ответом Хозяин. — Огнем. Магией. Чем человеков убивают, тем и его можно. Тело-то его почти прежним осталось. «Почти» — это потому что он, само собой, живучей стал после обряда. Но если ему голову с плеч снести, то он наверняка умрет. Без головы только курица по двору бегает, да и то недолго.

— Голову рубить нынче не принято, — почесал затылок я. — Да и привычка к подобным вещам нужна.

— Жить захочешь — наловчишься, — приободрил меня умрун. — А когда этот «пиявец» чудить начал, не знаешь?

— Не-а, — подумав, ответил я. — Но, думаю, недели три точно ему уже есть.

— Тогда и печалиться не о чем, — прогудел Костяной Царь. — Ему землю топтать всего ничего осталось. К Трибогову дню, самое позднее, сам окочурится, без посторонней помощи.

«Трибогов день», это, похоже, тот самый «Троян», о котором Родька говорил. То есть — двадцатые числа мая.

— Да, ведьмак, — умрун подался вперед. — Ты не забывай, скоро зверобой зацветет.

— Как же скоро? — за последнее время я порядком поднаторел в вопросах цветения трав, да так, что разбуди ночью, все расскажу — В июне его срок. Да и запасец у меня пока есть.

— Это кладбище, — возразил Хозяин. — Тут травы раньше отцветают. И сила у них другая, не такая, как у луговых растений. Кладбищенский зверобой в умелых руках, да взятый с нужной могилы… А у меня тут такая есть. Вон там, за деревьями, отцеубийца лежит. Так что если надумаешь — на первый раз помогу тебе. Отведу на ту могилу и взять траву пособлю. Просто сам можешь не справиться, там знать надо, что и как делать. И слова нужные ведать.

— Даже так? — проникся я. — Ух ты! А что этот зверобой делает? Чем от обычного отличается?

— Всем, — лаконично ответил Костяной Царь. — Он забирает то, что его луговой брат-близнец лечит. Но не это главное. Главное — с какой могилы его сорвать. Если с нужной, как та, про которую я речь веду, то сила в этой травке великая будет. В ней часть черной души мертвеца останется. Душам отцеубийц и матерям, что детей своих сгубили, из земли хода нет, им до конца времен в ней торчать, и никто их из этой тюрьмы не вызволит. И только раз в год, когда цветет трава, они могут глянуть на мир через нее, пройдя по стеблю с соком. Другое дело, что редко у кого из них на могиле что пробивается, стоят они гладкие, как девичья коленка, ни травиночки. Черные души, заугольные, что тут скажешь? Так вот, — сорви ту траву — и с ней получишь часть души, истомившейся в темнице. Маленькую, но тем не менее. Захватить тело того, кто отвара из такой травки изопьет, она не сможет, силенки не те, но источит его изнутри как червь, это уж точно. И кошмарами замучает. Если, конечно, ее оттуда не изгнать.

— Ого, — проникся я. — Вещь полезная. Кошмары нон-стоп — это сильно. А ее обязательно в Трибогову ночь собирать? Прямо вот в нее?

— Нет, — обрадовал меня умрун. — Но лучше всего брать ту траву, когда луна полная. И до начала убывания. Как луна начнет таять, так и сила в землю начнет уходить.

Так, полнолуние девятнадцатого, собственно, к нему и приурочен ведьмачий круг. Стало быть, накануне, восемнадцатого, можно будет сюда наведаться. Даже не можно, а нужно. Трава злая, это без вариантов. Но и я не сильно добрый, особенно если меня крепко достать. Вот только…

— А как потом человека, что отвара из кладбищенской травки откушает, лечить?

— Можно заклятием, можно отваром, — неторопливо ответил умрун. — Заклятие тебе не под силу, тут ничего не поделаешь, а вот рецепт отвара могу продиктовать.

Чего это он такой добрый сегодня? Или ему надо чего? Неспроста же он про то, что за все платить надо, упомянул.

— Не откажусь.

— Насторожился! — расхохотался Костяной Царь. — Молодец! Гадаешь, с чего это я вдруг тебе помогаю? Верно?

— Есть такое, — выдохнул я. — Просто слова ваши про то, что у тех, кто в мире Ночи живет, друзей нет, хорошо помню.

— Зато есть те, кто готов дать что-то сегодня, чтобы напомнить о долге завтра, — проскрежетал мой собеседник. — Чем больше услуга — тем крупнее долг. Эта — мизерная, она почти ничего не стоит, мне даже слово благодарности от тебя без надобности. Просто помни о том, что такое случилось, — и все.

Ну не знаю! Если по его меркам это пустяк, то какое деяние он оценивает как серьезную помощь? Впрочем, надеюсь, что никогда не узнаю ответ на данный вопрос. Просто страшно представить, во что может вылиться возврат такого долга.

— Благодарю, — твердо заявил я. — И заверяю вас в том, что добро помню всегда.

— Этого достаточно, — благосклонно уведомил меня умрун. — И потом — ты вносишь в мое существование разнообразие, ведьмак. Ты молод, глуповат, наивен. Это меня развлекает.

Звучит обидно, но я промолчу. Не тот это повод, из-за которого стоит вступать в перепалку с данной сущностью. К тому же он на самом деле может так и не думать, а сейчас просто меня провоцирует.

— Приходи в середине мая, до наступления полнолуния, — повторил Хозяин Кладбища. — Как обещал, отведу тебя на могилу и покажу, какие именно цветки сорвать, а после продиктую рецепты.

— Благодарю. — Я отвесил ему церемонный поклон. — И, если несложно, еще один вопрос.

Капюшон благосклонно кивнул.

— Я снова о «пиявце». Точнее, о том, как именно его убить. Голову отрубить — это понятно. А вот огонь — вы что имели в виду?

Если честно, вопрос был задан с умыслом. Дело в том, что из головы у меня не шла одна нелогичность, которую я отметил еще тогда, когда смотрел древнерусский боевик в тереме у Мораны. Там сын Кощея бросался языками пламени в тех, кто желал его смерти. При этом сама богиня несколько раз отметила тот факт, что и сам Кощей, и его потомки огонь не сильно жалуют. Более того — именно он и может убить их конечной смертью.

Фигня выходит какая-то.

— Спалить его, паскудника, да и все, — с легкой раздраженностью дал ответ умрун. — Что тут неясного?

— Принцип действия, — с трудом подобрал слова я. — Как-то странно получается. Что колдуны, что вот эти красавцы огня опасаются, но при этом сами только так пускают его в ход. Если он им враг, то…

— Огонь — это огонь, — не дал мне окончить фразу Костяной Царь. — Он не служит никому. И при этом служит всем. Если ты запалишь дом, в котором засел твой враг, он сгорит. Но коли сам в него в этот момент сунешься, разделишь его судьбу. Но если бы у огня был выбор, кого именно сжечь — человека или колдуна, он бы выбрал последнего, поскольку волшба ему противна. Огонь — великий очиститель. Спалив тело чернокнижника, он очищает его душу. Душегубы в черных балахонах были те еще изуверы, но кое-какие остатки древних знаний сохранили, потому ведьм да чародеев завсегда либо жгли, либо топили. Вода послабей огня, но тоже дело свое знает. Но огонь — вернее. Душа, выйдя из умершего тела в воде, может там и остаться, но после костра она точно отправится туда, куда должно. Туда, где ее осудят по делам земным, и вынесут приговор. Так что огонь для тебя в этом деле первый друг, не хуже стали. А вот серебро здесь не помощник, нет. Он не нежить, его не боится.

Короче — надо Нифонтову сказать, чтобы стрелял этому красавцу в голову, без всяких премудростей. Впрочем, он наверняка это не хуже меня знает.

— Ладно, — проскрипел тем временем Хозяин. — И в этом тебе маленько подсоблю.

Он наклонился и сгреб костистой лапой горсть земли у себя из-под ног, а после пересыпал её в небольшой черный мешочек, появившийся невесть откуда.

— Лови, — бросил он мне его. — Если что — попотчуй его этой землицей, лучше всего в лицо цель. Поверь, ему не понравится.

— Почему? — я немедленно убрал неожиданно тяжелый мешочек в карман.

— Для него кладбищенская земля, как солнце для упырей, — пояснил умрун. — Боится он ее. Кстати, если совсем припечет, можешь немного у меня здесь пожить, склепы свободные есть. Куда-куда, а в мои владения он не сунется. У ворот мяться будет, а внутрь — ни-ни. Нет ему сюда ходу.

— Все равно непонятно.

— Я и говорю — глуповат ты. — Умрун взмахнул рукой. — Это — кладбище. Тут люди последний покой находят, но только те, что таковыми до конца оставались. Добрыми ли, злыми, честными, подлыми — неважно. Главное — они умерли так, как положено. Как заповедано богами, старыми и новыми. А «пиявец» — он уже не человек. И посмертие свое он на силу променял. Сразу все — и душевное, и телесное. Потому земля его не примет, как бы он ни старался, она его из себя извергать станет, попробуй кто его кости зарыть. А кладбищенская земля — сильней вдвойне, у нее предназначение иное, не такое как у пахоты или дна речного. Она живо своих от чужих отличит. «Пиявец» ей чужой.

— А еще раньше самоубийц за оградой хоронили, — вспомнил я.

— Верно, — похвалил меня Костяной Царь. — Сейчас, правда, люди про этот обычай забыли, а зря. Не люб кладбищу тот, что сам себя величайшего дара небес лишил. Потому и не могут часто родные найти дорогу к могилке самоубийцы. Ходят, ходят кругами, а выйти к нужному месту не могут, даже несмотря на указатели. А вот похорони они его за оградой — все бы сладилось. И им к могилке подойти можно, и у того, кто в ней лежит, шанс появился бы на искупление. Э-э-эх, люди, люди…

А ведь он их жалеет. Или не их, а нас всех?

— Скажите, а на того колдуна… — Я махнул рукой в сторону входа. — Ну что прошлой осенью тут почудачил, эта земля тоже подействует?

Если да — я два мешка отсюда вывезу. Или три!

— Куда там! — захохотал умрун. — Он — человек, душу свою ни на что не менял. Наоборот, бережет ее как зеницу ока, чтобы она случайно после смерти в лихие руки не попала. Как раз потому он тебя так невзлюбил сразу. Или ты думаешь, ведьмак, этот лиходей не почуял, кто ты есть на самом деле? Таким как он, ты, Ходящий близ Смерти, первый враг, потому что можешь заставить их ответ за все сделанное держать. Не при жизни, а после, когда час расплаты наступит, и он к Кромке вплотную подберется. Сейчас — что? Кандалы на него наденут? Так он их сбросит. В камень засунут? Он его расколет да выйдет наружу. А вот посмертие — это его страх. Как сбежать от бесконечности? Никак.

Вопрос. Чего ты раньше молчал, если все с самого начала знал? Не скажу, что данная информация сильно меняет сложившуюся ситуацию, но хоть ясность появилась. Меня как-то изначально смущала незначительность причины нашей с Кощеевым потомком размолвки. Слишком она мелкая. Была охота такому орлу мелкую муху вроде меня ловить.

А теперь — ясно. Я для него потенциально опасен.

И еще — вот почему мне кажется, что Нифонтов также про это знал? Знал — и молчал, гад такой. Женька — не факт, а вот он — точно. Только-только подумал о нем хорошо, и вот снова добрые чувства к чрезмерно хитроумному оперативнику растворились, как утренний туман солнечным утром.

— Веселая нынче ночка выдалась, — выдохнул я. — Вернее — полезная. Информативная.

— Кто предупрежден — тот вооружен. — Хозяин Кладбища провел когтями по краю плиты, от нее в разные стороны брызнули снопики искр. — Главное — почаще за спину поглядывай. Знаешь, как оно бывает — сегодня кто-то тебе друг, а завтра глядь — уже враг. Ты не ждешь, а он в спину ударил. Всякое случается на свете, ведьмак.

Так и дураком стать недолго. Почему я теперь в каждом его слове ищу второй смысл, а? Ведь банальная истина прозвучала, но мне кажется, что мрачное порождение Ночи опять строит загадочные намеки. Мол — я кое-что знаю, а ты нет. Но вот тебе маячок.

— И такое случается, — подтвердил я. — Хотя сейчас все станет проще. Круг знакомств стремительно сужается, скоро совсем на «нет» сойдет.

Ничего на это мне Хозяин Кладбища не ответил, только рукой махнул — мол, все, аудиенция закончена. Вали отсюда.

И слава Богу. Хватит мне на сегодня впечатлений. Вон уже светает во всю, поеду завтракать, а после — на работу. Заявление на отпуск напишу, причем прямо с завтрашнего дня. А потом — в Лозовку. В тишину и покой.

Что приятно — как задумал, так и случилось. Ни в этот день, ни в следующую за ним ночь никаких неожиданностей на мою многострадальную голову не свалилось. Заявление Волконский подмахнул не глядя, что, впрочем, совершенно не удивительно. Все равно от меня проку никакого в банке теперь нет. Что я хожу на работу, что не хожу — никакой разницы. Как мне показалось, он даже обрадовался такому моему решению.

Правда, меня немного удивило то, что Ряжская вскоре после этого не объявилась. Ни лично, ни при посредстве телефонной связи. Врать не стану — ждал ее звонка, будучи уверенным в том, что Дмитрий Борисович непременно сигнализирует о моих устремлениях. Но то ли он забегался и забыл о своем священном долге, то ли Ольге Михайловне с ее тендерами не до меня в настоящий момент было… Короче — и тут обошлось.

А теперь мне не дозвонишься. Как только полупустая в этот ранний час электричка тронулась с места и покатилась по рельсам в сторону города воинской славы Можайска, я снял крышку со смартфона, извлек из него аккумулятор и выцарапал из гнезда сим-карту. Все, ребята и девчата, меня ни для кого более нет, аж до самого конца майских. То есть — на полмесяца. Тем более что из тех, кто мне может позвонить, я никого слышать не желаю. Что до родителей — они предупреждены о том, что я отбыл в солнечную Турцию с подругой. Мама, разумеется, сразу сообщила мне о том, что подруги эти — сплошное зло, и лучше бы я попробовал восстановить отношения со Светочкой, которую она в те выходные видела на даче, но наткнувшись на мое ледяное непонимание, решила затаиться до поры, до времени.

И правильно сделала. Не надо о Светке. Мне достаточно того, что один мохнатый негодяй контрабандой протащил в рюкзак ее фото. Как, когда и, самое главное, зачем — не понимаю, но факт есть факт. Я так удивился этой случайной находке в одном из отделений рюкзака, в которое как раз и хотел засунуть разобранный на запчасти телефон, что, плюнув на возможные удивленные взгляды пассажиров, сидящих на других полированных вагонных лавках, даже спросил у этого паразита, не фетишист ли он.

Родька сначала меня не понял, поскольку слово «фетишист» ему известно не было. Когда же я ему растолковал значение данного термина, этот поганец сначала долго с отвращением плевался, пару раз попав и в меня, а после заявил, что хозяин ему, понятное дело, я, но вот кого он изберет своей хозяйкой, решать станет только он сам.

Определенная доля абсурдности в данном заявлении имелась, но продолжать беседу на эту тему я не стал. Зато теперь мне точно известно, кто землю под картошку копать станет. Не факт, что я ее стану сажать, но пяток соток он у меня все одно вспашет. Носом. Без лопаты.

Кстати, телефон я чуть позже, где-то в районе Кубинки, все-таки снова собрал. Совсем вылетело из головы одно незаконченное дело, которое следовало довести до ума.

Виктория ответила на звонок сразу, словно ждала его. Мало того, даже узнала мой голос, что приятно. Нет-нет, ничего такого у меня и в мыслях не имелось. Я всегда четко вижу берега и могу сообразить, когда шапка по Сеньке, а когда нет.

В данном случае — нет. Она для такого как я слишком… Даже не знаю… Она как королева. На нее можно смотреть, но надеяться на что-то глупо. Просто потому, что сказки кончились в детстве.

— Спасибо вам, Саша, — поблагодарила она меня после того, как я в деталях описал, что к чему в подаренной коробочке. — Не уверена, что каждое из этих зелий я пущу в ход, с учетом того, что некоторые из них очень специфичны, но ваше внимание в любом случае мне приятно.

— Пригодятся, не пригодятся — дело десятое, — поддержал ее я. — Главное — пусть будут. И еще. Виктория, мое приглашение насчет ресторана остается в силе. Единственное — уже после майских праздников.

— Я подумаю, — мягко ответила девушка и повесила трубку.

Ну да, надеяться на что-то глупо, думал я, снова разбирая смартфон. Но никто ведь не запрещал попробовать добиться того, во что сам не веришь?

Отдельная история, как мы добирались до Лозовки. Прозвучит забавно — но на тракторе. Прямо самом настоящем. А машина туда бы и не прошла, завязнув еще в самом начале. Да что там! Пару раз мне казалось, что и «стальной конь» вот-вот «сядет» в особо глубокой колдобине. Но — доехали все же. Правда, недешево мне эта поездка обошлась. Ох, недешево.

Можно было бы и напрямки через лес попробовать, через заветные тропинки, но я не был уверен в том, что дядя Ермолай, местный Хозяин, уже проснулся. Опять же — кто знает, в каком он настроении? Я от кого-то слышал, что по весне лесовики похожи на только что проснувшихся медведей. В смысле — не в духе они до той поры, пока лес не зазеленеет.

А тут листва только-только обозначилась. Самую малость. И не на всех деревьях. Хорошо хоть, что снега под елками не обнаружилось.

Когда мы добрались до Лозовки, трактор более всего напоминал собой огромный самоходный кусок грязи. После того как мы с громыханиями проехались по улицам, на всех заборах остались следы в виде шматков глины. Это хорошо. Это порядок. Пусть каждая ведьма в деревне знает, что ведьмак Александр Смолин изволили пожаловать в свое фамильное имение.

Одно плохо — вид у этого самого имения был больно грустный. У меня возникло такое ощущение, что за зиму дом еще сильнее обветшал и накренился влево. Или так и было? Фиг знает. В любом случае, что-то надо делать, причем срочно. А то скоро придется палатку под яблонями разбивать, потому что в доме страшно спать станет. Что если он в ночи рушиться начнет, и меня спящего бревном по голове стукнет? Это, наверное, очень больно — бревном по голове.

На мою удачу тракторист Слава, который меня привез, оказался парнем сообразительным. Он поглядел на покосившийся дом и со знанием дела произнес:

— Рухлядь.

— Она, — признал я.

— Надо бы его подлатать. Фундамент там, крыша, стены.

— Короче — комплексно, — подытожил я. — Есть соображения?

— Соображений нет, — бодро сообщил Слава. — Зато есть брательник двоюродный, он по этой части как раз. Построить, перестроить, подделать, то, сё. Врать не стану — берет недешево, но зато и работает на совесть. И найти его всегда в Моденово можно, он не шабашник какой-то, сегодня здесь, завтра там. Звоним?

— А то!

Вот так и закрутилась карусель, благодаря которой дни помчались с невероятной скоростью.

Брательник Валера оказался деятельным молодым человеком, который действительно знал, с какой стороны подойти к ремонту. Поняв, что я в этих делах полный профан, он решил взять все в свои руки, для чего долго бродил вокруг дома в сопровождении нескольких ребят, каждый из которых являлся мастером в своей узкой специализации, то и дело советовался с ними, после чего нажимал кнопочки на небольшом калькуляторе.

Та сумма, которую я в итоге увидел на экране, меня впечатлила. Не скажу, чтобы прямо очень, я себе теперь мог такое позволить, но все же. С другой стороны — это «под ключ», и мне самому ничего делать не нужно.

Кроме одного. Прежде чем окончательно сказать «да», я решил согласовать работы с Антипом. Нет, мне как хозяину дома его одобрение как таковое без надобности. Захотел — сделал. Но мне такой подход все же казался неправильным. То ли потому, что я там, в Москве, с подъездными крайне сдружился, то ли еще почему, только без разговора с домовым я ничего начинать не хотел.

Плюс — работы ведь не только снаружи дома будут происходить, но и внутри. Проводка, утеплитель, обшивка стен, то, се. Как его не уведомить? Надо же часть вещей прибрать от чужих глаз, а лучше него это никто не сделает. Ну и пригляд за работягами тоже необходим.

Вот только уверенности в том, что Антип захочет со мной говорить, у меня нет. Строптивый он и вредный до жути. Я здесь времени уже немало провел, а видеть его так ни разу и не видел. Только слышал. Ну и придушить он меня как-то хотел, имеется такой факт в нашей совместной биографии.

Но попробовать — надо.

И, представьте себе, он откликнулся на мой призыв. Я прямо удивился, когда за печкой что-то зашебуршало, после к потолку взвилось облако пыли, из которого появилась низенькая коренастая фигура в странноватых одеждах и очень, очень неухоженная. Если бы его увидел мой парикмахер Влад, то ему инфаркт был бы гарантирован. Не выдержала бы его тонкая нервная организация такого кошмара.

Чумазый, всклокоченный, борода нечёсаная, из нее соломинки торчат. «Прелесть, какой кошмар», как сказала бы запропавшая Маринка.

— Чего звал, хозяин? — неожиданно басом спросил домовой, сверля взглядом пол.

— Здравствуй, Антип, — присел я на диван. — Разговор есть. Ты видел людей, что сегодня к нам приезжали?

— Не слепой, — по-прежнему не глядя на меня, отозвался домовой.

— Дому ремонт требуется. Хороший, капитальный, без него он скоро развалится. Эти люди им займутся, хочешь ты того или нет. Но мне важно, чтобы ты понимал — это необходимость, а не мое желание разрушить то, что создавали другие.

— Нужен ремонт, — наконец-то перестал сверлить взглядом пол Антип. — Прав ты, хозяин. И крыша течет, и в стенах щели появились. Еще маленько — совсем просядет.

— А «спасибо» где? — возмутился Родька, оседлавший спинку старого кресла. — Чья вина, что дом обветшал? За хозяйством не смотришь, совсем его запустил! Мы за такие деньжищи его ремонтируем, а он еще и…

Свистнул валенок, попав моему слуге в аккурат между поблескивающих глазок, после чего тот кувыркнулся на пол, разразившись гневным верещанием.

— Ах ты полено деревенское, неотесанное! — невнятно орал Родька, снова карабкаясь на кресло. — Да я тебя знаешь что? Ты у меня знаешь как? Я трубу нашего дома шатал! И бороду твою! Давай досвидания!

— Замолкни, — рыкнул я, и для убедительности отвесил слуге подзатыльник, удостоившись одобрительного взгляда Антипа. — Уши от твоего гвалта заложило.

— Пока не забыл, хозяин. — Мигом притихший Родька подобрался ко мне поближе. — Перво-наперво антенну надо на крышу вешать. Круглую такую. Мы чего, хуже ведьм? У них она имеется, сам же видел. Я как чуял, с Вавилой Силычем сначала в девятнадцатую квартиру сходил, к Родионовым, там «НТВ Плюс» стоит. Хороший выбор каналов, достойный. А потом мы в двадцать шестую наведались, к Кастелянцам, у них «Триколор». Тоже есть чего посмотреть. И вот что я думаю…

— У нас телевизера нет, — буркнул Антип. — Ты штуковину эту в ноздри себе втыкать станешь?

— Ох, ё! — опешил Родька. — Батюшки, забыл совсем! Хозяин, перво-наперво надо телевизор купить. И чтобы экран побольше!

Вот так все и сладилось. Антип и Родька потом еще пару раз подрались, разумеется, выясняя какие-то вопросы, которые были от меня далеки, но в это я уже не лез. Тем более что мне и так было чем заняться. Сначала утрясались документарные и финансовые вопросы, потом обсуждалась последовательность работ, причем меня очень устроил тот момент, что непосредственно на праздниках никто ничего делать не собирался. Ну оно и понятно, майские для русского человека — это святое. А после них я все равно уеду в Москву и сюда буду наезжать только затем, чтобы принять очередной участок работ. Может, это немного безалаберно, но торчать тут все время в качестве наблюдателя у меня охоты нет. И потом — а чего опасаться? Рабочих ведьмы не тронут, они не дуры. Воровать у меня тут нечего, да и Антип вряд ли хоть гвоздь из дома кому унести даст. А непосредственно в том, правильно ли все мастера делают, я все одно не разбираюсь.

Пока суд да дело, весна наконец вступила в свои права и здесь, а следом пришло настоящее тепло. Природа ожила, буквально из ниоткуда выпорхнули бабочки, басовито загудели шмели, а березки радовали глаз своими зелеными плетьми-ветками.

А я, прихватив с собой маленько зачерствевший кругляш хлеба, отправился в лес, в надежде повидать дядю Ермолая.

Повидать — повидал. Правда, для начала, не его, а кое-кого другого.

Глава семнадцатая

— Вот мы и встретились снова, ведьмак, — с нехорошей ухмылкой поприветствовала меня бабка Дарья, она же ведьма Дара. — Как не расставались.

Я наткнулся на старую чертовку почти сразу после того, как углубился в лес, бодро вышагивая по знакомой с прошлого года тропинке. Если честно, расслабился, по сторонам особо не поглядывал, неприятных встреч не ждал — и вот результат. Чуть не наступил на свою давнюю недоброжелательницу, которая деловито выкапывала деревянным ножом какой-то клубень из земли, стоя на коленях около высоченной разлапистой ели. Инструмент, к слову, посерьезней, чем мой родноверский «новодел», сразу видно — работа старых мастеров. Ему лет двести, кабы не больше. Как я это понял? Да фиг знает. Просто вижу — и все.

— Не могу сказать, что сильно рад, — я откинул в сторону полу короткой легкой куртки и демонстративно положил ладонь на рукоять своего ведьмачьего ножа. — Не сильно по вам соскучился за зиму.

— Успокойся. — Старуха убрала клубень в холщовую сумку, висящую у нее на боку. — Воевать сейчас не станем. Не тот момент, не то время.

Деревья рядом с нами качнулись, словно их потревожил ветер.

— И место тоже не то! — рявкнула Дара, заставив меня подпрыгнуть на месте от неожиданности. — Успокойся, старый хрыч. Сказано же — не трону я ведьмака.

— Еще кто кого не тронет, — мне внезапно стало немного обидно. — Вы ведьма авторитетная, разговора нет, но и я маленько поднатаскался за прошедший год.

— Суров, суров, — хихикнула бабка, после чего мне за сказанное стало стыдно. И правда — как маленький мальчик хвастаюсь тем, чего на самом деле нет. Ясно же, что эта бабка один на один меня, скорее всего, уработает. За ней стоят века и пара цистерн пролитой крови, такой опыт мне пока не переплюнуть. — Запомню и подругам скажу, чтобы пятой дорогой тебя обходили.

Щеки начали предательски краснеть, что окончательно меня добило. Вот ведь гадская старушонка!

— Ты никак ремонт затеял в доме? — миролюбиво полюбопытствовала Дарья. — Это правильно. Совсем изба на ладан дышит. Захарка-то все в небесах витал, истину искал, о земном не думал. Ты другой, на ногах стоишь, крыльев не имеешь. Почти как мы. Нам тоже призрачное не мило, нам все потрогать надо, надкусить да в карман положить. Вот и рассуди, ведьмак — чего нам делить, коли мы так похожи?

— Может, то, что в карман положить? — предположил я. — Оно, то, что вы потрогали и надкусили, одно, а карманов два — ваш да мой. Чем не повод для дележки?

Слишком она ласкова, слишком добра. Жди беды.

— Договоримся, ведьмак, договоримся, — почти пропела бабка. — Было бы желание, поладить всегда можно.

— Худой мир лучше доброй войны. Я только «за».

Вот ведь как забавно выходит. В лесу стоим, среди деревьев, до ближайшего города десятки километров, а беседа ведется один в один как на деловых переговорах. Обе стороны демонстрируют дружелюбие, дают обещания, которые не будут выполнены, и не верят ни одному слову друг друга. Только стола не хватает, бутылок с водой на нем и офисного шума за дверью.

Весь мир театр? Во времена Шекспира — возможно. В наше время — весь мир офис. Вот и зачем мне из банка увольняться, если разницы нет? Менять шило на мыло? Там я хоть всех знаю.

— А что, друзья твои в этот раз пожалуют? — между тем осведомилась Дара. — Ждать их?

— Какие друзья? — не понял я.

— Те, что осенью наезжали, — пояснила старуха. — Два сыскных дьяка да девка рыжая. Середь тех двух один был мущинистый — спасу нет. Ох, он на меня глядел исподлобья, чуть дырку не прожег. Видно, не любит нашу сестру сильно!

Это она о Пал Палыче речь ведет. Ну да, коллега Николая ведьм не жалует, что есть — то есть. Да он этого и не скрывал.

— Видный дьяк, видный, — причмокнула Дара. — Такого убить в радость. Нынешние мужики слабые, податливые, стыдоба одна, никакого интересу. А этот — нет, в нем старая сила ощущается. Сердце такого зажарить и съесть — одно удовольствие.

— Я передам ему ваши слова. В смысле — что вы его оценили. Ну а уж кто там кому сердце из груди вынет, сами между собой разбирайтесь.

Чего-чего, а оказаться между молотом и наковальней я не хочу. Но если драка будет настоящей, я встану на сторону Пал Палыча, это без вариантов.

А может, и не стану я ему ничего передавать. Наверняка пакостная старушонка чего-то задумала, вон как глазками сверкает.

— Передай, передай, — прошелестели ее слова, а после она ловко скользнула за елку, что росла рядом с тем местом, где мы беседовали, и исчезла. Я дерево со всех сторон обошел — нету ее.

Я тоже так хочу уметь!

— Сколько ее не знаю, все чего-то егозит, егозит, — послышался глухой голос Лесного Хозяина. — Ведьма, одно слово.

А вот и он, сидит на пеньке, смотрит на меня. Точнее — на кругляш «Столичного», что я держу под мышкой.

— Добрый день, дядя Ермолай. — Я протянул ему хлеб. — Вот, привез вам. Он, правда, немного зачерствел, но не получилось сразу в лес выбраться. То одно, то другое…

Леший махнул рукой, мол, не переживай, сноровисто отодрал от кругляша изрядный ломоть, поднес к носу, улыбнулся и с видимым удовольствием принялся его жевать.

— Весна нынче поздняя, — прочавкал он. — Травы только в рост пошли, нечем мне тебя порадовать в отдарок.

— Да я же не за травы, — мне почему-то стало неловко. — Это от души.

— Да? — блеснули глаза Лесного Хозяина. — Вот чего хлебушек-то такой вкусный. Ну и ладно. И хорошо.

— Но пожелание есть, — понимая, что, в разрезе моей предыдущей фразы следующая прозвучит некрасиво, вздохнул я. Вроде как от души — и тут же просьба. — Тут ко мне рабочие ездить будут, дом подновлять. Вы, дядя Ермолай, их с дороги не сбивайте, хорошо? Я знаю, вы любите иногда шутки пошутить, но эти мужички — они полезные.

— А ежели кто другой в деревню надумает добраться? — уточнил леший, хитро улыбнувшись. — Незнакомый мне на личность? С ним как?

— Мне больше ждать некого, — пожал плечами я. — Слуга в доме сидит, а остальные знакомцы в Москве остались.

— Лады. — Дядя Ермолай закинул крошки в рот. — Хотя, паря, мне сейчас не до проказ. Лес просыпается, зверье просыпается, дел полно. Росу-то рассветную, майскую, собирать думаешь? Захар-от никогда не забывал по весне запас подновить. Для вашего ремесла она штука сильно нужная.

— Обязательно, — оживился я. — Как раз хотел полянку приглядеть поукромней, и чтобы березки рядом. Помню я одну, что вы мне в том году показывали, так самое оно. Но времени прошло много, боюсь, дорогу сразу не найду.

— Пошли уж, — слез дядя Ермолай с пня. — Есть тут одно место, отведу. Там и березы старые стоят, и ключ небольшой бьет. Роса не только от земли да деревьев, но и от текучей воды силу набирает. Что до первого луча Солнца надо её брать, помнишь? Но не ранее, чем Ночь уйдет в небеса.

— А как же! — радуясь такому славному повороту событий, заверил его я. — На грани Света и Тьмы, в книге так и написано.

Есть у меня подозрение, что этот самый момент будет очень короток, так что два-три дня я капитально не высыпаться буду.

Но роса — нужна. Дядя Ермолай прав, это очень, очень мощный ингредиент. И, как это ни кощунственно звучит — выгодный. Например, на основе росы можно сделать мазь, которая вернет женскому лицу девичью свежесть. Не навсегда, но на денек-другой — запросто. Узнай о таком препарате Вагнеры — их бы синхронный удар от жадности хватил.

Или, к примеру, зелье, которое позволит увидеть тебе сон о будущем. Ну не обо всем, разумеется, а о том, которое супружества касается. Как там в присловье? «Приснись жених невесте?». Так вот если со второго на третье сентября, аккурат в полночь это зелье употребить с нужными словами, а после лечь и уснуть, то гарантированно увидишь того, кто является твоей судьбой. Ну или ту, если зелье парень употребит. Не факт, что семейные узы после свяжут тебя именно с явившимся во сне, жизнь есть жизнь, не все в ней решает любовь и страсть, есть масса других факторов, определяющих человеческую будущность. Но в одном можно быть уверенным наверняка — именно этот человек предназначен тебе свыше.

Так что, если обзавестись клиентурой да репутацией, за такое зелье можно рубить очень, очень большие деньги. Правда, я пока ни того, ни другого не планирую. Со своими бы проблемами разобраться, куда в чужие лезть?

Вот и выходит, что сбор росы — дело очень нужное. Я под нее и пузырьки уже приготовил, толстого стекла, небольшие и небьющиеся, с глухой пробкой, похожие на пробирки. Еще зимой пять штук купил на… Ну вы поняли. Там, где, похоже, реально купить все, что только можно.

И здорово раскатал губу, как оказалось чуть позже. Еле-еле два заполнил, причем один из них даже не доверху.

Блин, я всегда считал, что хуже и нуднее «выкрыживания» платежей занятия на свете нет. Есть. Сбор росы.

Чтобы подцепить капельку, бриллиантом сверкающую на травинке, надо изогнуться как змея и тихонько ее подогнать к горлышку пузырька. А она, зараза такая, все норовит на землю стечь, а не туда, куда следует. И самое поганое — пока одну каплю соберешь, сотню собьешь. Казалось бы — поляна немаленькая, росы много. Иллюзия. Топ-топ, и все, ничего не осталось, жди следующего утра и надейся, что потоптанная трава поднимется. А дней на ее сбор всего ничего, после четвертого мая роса станет просто росой. Ее можно будет использовать, но…

Да еще и насморк подхватил из-за утренних прогулок. Не лето на дворе пока, перед рассветом свежо, а я весь мокрый, снизу от все той же росы, сверху от пота. Вот и просифонило. Да еще колени после этой физкультуры хрустели так, что мыши, живущие в сарае, от этого звука разбегались.

Короче — к четвёртому мая силы у меня кончились. Плюс к физическому дискомфорту добавился и душевный. Подрядчик оказался парнем обязательным и шустрым, потому до праздников успел завезти кучу строительного материала, который выгрузил на участке. Что-то было убрано в сарай, а что-то просто лежало под старыми яблонями, прикрытое непромокающей пленкой, совершенно не оживляя пейзаж.

Раньше сидение на крылечке доставляло мне радость, а теперь напоминало о том, что скоро здесь застучат молотки и все покроется отходами строительства, всякими щепками, гнутыми гвоздями и обрезками сайдинга.

Ремонт нужен, кто спорит. Но как это хлопотно…

— Давай, хозяин, — Родька, вышел из дома и сунул мне под нос железную кружку, от которой шел на редкость вонючий запах. — Пей.

— Это обязательно? — скривился я, с сомнением поглядев на коричневую неаппетитную жижу.

— Если хочешь дальше с соплями да кашлем ходить — нет, — ответил Родька. — А коли наоборот — так да. Тебе решать.

Я сделал первый глоток и скривился. Отрава еще та, даже не знаю, с чем сравнить. Наверное, таковы на вкус старые вонючие носки, смешанные с пищевой содой. Ей богу, лучше бы не поленился и сам себе лекарство сварил.

— Пей! — грозно насупился Родька. — Здоровье — первое дело! Весна пришла, а ты в соплях весь!

Много он все-таки воли взял, много. С другой стороны — заботится обо мне, это где-то даже трогательно. Эдакое ми-ми-ми. Тьфу, ну какая же гадость!

А вот с третьим глотком ерунда вышла. Закашлявшись, выплюнул я было выпитую жидкость прямо на крыльцо. Но дело было не во вкусе отвара, а в том, что я увидел.

Змея. Длиннющая и толстая гадюка, самодовольно расположившаяся прямо на дорожке, ведущей к дому, поднявшая голову и смотрящая на нас немигающим взглядом.

— Хозя-я-яин! — укоризненно протянул было мой слуга, но тут тоже заметил рептилию и уже с другими интонациями взвизгнул: — Ай, хозяин, змеюка!

Острые коготки ловко пробежали по моей спине, и мгновением позже мех Родьки уже щекотал мой затылок. Смелый и отважный слуга спрятался за мою спину.

— Чего ей нужно? — проныл он жалобно мне прямо в ухо. — Прогони ее!

— Прогони, — проворчал я, не сводя глаз с пресмыкающегося, которое, казалось, улыбалось, глядя на нас, и время от времени выпускало жало. — Легко сказать. Откуда она вообще взялась? Я сколько в лесу был, змей ни разу не видел.

— А ну брысь отседова! — на крыльцо выскочил Антип, держащий в руках ухват. — Куды приперлася? Чего тебе тут надо? Кыш, я говорю!

Змея не стала дожидаться разъяренного домового, и шустро скрылась в траве, которая своим колыханием показала, что путь рептилии лежит к забору.

— Ишь! — недовольно проворчал Антип, оперся на ухват и укоризненно глянул на Родьку. — Что ж ты, защитник? А коли я бы не заметил, а та паскудина хозяина куснула? Весенний гадючий яд злой, он к сердцу дорогу быстро торит.

— Чего орешь? — возмущенно заверещал Родька, так и не покинувший мою спину. — Тебе ли не знать, что я ничего, кроме змеюк, не боюсь! Кабы тут какая другая вражина обнаружилась — у-у-у-у, как я ее! Но эти, в чешуйках… Бррррр!

И тут он выкинул совсем уж непонятную вещь. Залился слезами и что-то жалобно забормотал.

— Забыл, — сказал мне Антип, подходя поближе. — Верно, есть такое. Боится он змей. Его первого хозяина в яму с ними бросили, а он, как и положено, за ним последовал. Куда ведьмак, туда слуга, закон таков. А после яму ту крышкой закрыли, и провел Родион в ней неделю, пока ученик бывшего хозяина из темницы не сбег и за телом учителя не пришел. Яд Родиона не берет, вестимо, но в темноте, да с этими тварями, поди невесело столько времени провести.

Да уж. Такое испытание никакая психика не выдержит. А я его тогда на удава посылал охотиться с подъездным. Вот он, бедолага, небось натерпелся!

— Надо будет ребятам заплатить, — посмотрел я на траву у забора. — Пусть покосят все. А потом я косилку самоходную куплю, и сам время от времени буду траву стричь. Я ж теперь в те дебри лезть просто так побоюсь.

— Уползла она, — заверил меня Антип. — Верно говорю. Ладно, пошли чай пить. Первое дело после того, как обомрешь — чай с мелиссой да мятой!

— И лимоном, — всхлипнул Родька. — И печенюшками!

— Может, ее бабка Дарья прислала? — предположил я, глядя на дома, виднеющиеся за нашим забором. — Чтобы нервишки мне потрепать?

— Ведьма — змею? — недоуменно глянул на меня домовой. — Да ты спятил, хозяин! Ни одна шипучка клыкастая ей служить не станет, так с давних пор повелось. Змеи — Семаргловы дети, а он ведуний не жаловал. Нет, не жаловал. Дети родителей завсегда почитать должны, вот и змеи этих баб сторонятся, хоть столько веков прошло. А ежели какая из ведьм змею пришибет случаем, или, того хуже, по умыслу, так ей лучше сразу самой себя в избе спалить. Не будет ей прощения от ползучего племени, не успокоятся они до той поры, пока в гроб убийцу не сведут. Так что — даже не думай на Дарью. Не ее это проделки.

— И отвар допей, — размазывая слезы по мохнатой мордочке, велел Родька. — Чай — чаем, а лечиться надо.

— Верно, — одобрил Антип. — Не время хворать. Завтра, вроде ж, трудники должны быть? А за ними глаз да глаз нужен! Еще потибрят чего…

Чего это мне вдруг так в город захотелось, никто не подскажет?

Впрочем, это желание пропало само собой через несколько дней, когда город пожаловал ко мне в гости. Ну не сам город, разумеется, а отдельные его представители. А если еще точнее — те, кто город охранять поставлены.

Когда за забором послышался гул мотора я сначала подумал, что рабочие плюнули на праздничные дни и решили еще немного ударно потрудиться. Между майскими праздниками ремонтники успели развернуть неслабый фронт работ, много чего раскурочили, разметили и раздербанили, объясняя мне всякий раз, что так надо. Время от времени я ощущал себя осажденным в собственном доме, поскольку под окнами с утра до вечера то и дело что-то ухало, грохало и жужжало. Раздражало невероятно, но осознание того, что все происходящее — суровая необходимость, кое-как примиряло меня с окружающим хаосом.

Вчера вечером старшой сообщил мне, что продолжение работ последует только на следующей неделе, после «вторых майских» и я искренне порадовался этому факту. Мне уже очень хотелось тишины. Пусть даже и в разоренном гнезде.

И на тебе — они вернулись. Ну просто больше некого вроде ждать?

Ошибочка вышла. Есть кого. Например — вон того товарища, который вышел из знакомого «внедорожника», бока которого изрядно угваздались грязью в местных колдобинах.

И ведь не застряли ни в одной из них! Где справедливость? И куда смотрел дядя Ермолай?

Впрочем… Он про незнакомые лица говорил, а эту парочку Лесной Хозяин видел и знает. Потому и пропустил.

— Хозяин! — весело проорал Нифонтов и погрохал запертой калиткой. — Встречай гостей из Первопрестольной!

— Да нет! — вытаращил глаза Родька, кинувшись к окну. — Да ладно? Опять он!

— Разделяю твое негодование, — вздохнул я.

— Сашка, это просто невежливо! — донесся до нас девичий голос. — Покон велит гостей, пришедших с добром в твой дом, встретить, накормить, напоить и спать уложить.

— И эта здесь! — взвыл Родька. — Антип, ты ж мастак человеков во сне душить? Придави эту заразу, век тебе обязан буду! Проси что хочешь, только избавь от нее нашего хозяина!

— Гостя нельзя жизни лишать, — хмуро буркнул домовой, тоже смотрящий в окно. — Пугать можно, убивать — нет. Правы они — Покон не велит. Ты, Родион, на речку ее замани в ночи, Водяник как раз после зимы в ней порядок наводит, близ берегов шарится, топляки ловит. Не ушел еще в омуты, меж сомов летние сны смотреть. Девка-то вон рыжая да зеленоглазая, он таких любит, наверняка захочет к себе в свиту утащить. Главное, чтобы она хоть до колена в воду зашла.

— Точно! — оживился Родька и потер лапы. — Ну и башковит же ты, Антип! На дно ее, паскуду, середь речных трав плавать!

— Вы ополоумели оба? — возмутился я. — Что за душегубские разговоры? Тьфу!

Незваные гости тем временем так и мялись у калитки, периодически стукая по ней ногами. Покон так блюдут, не заходят внутрь, показывают, что уважают хозяина этого дома. Меня то есть. Стало быть, что-то им опять нужно, что-то где-то подгорело. И чего Славы были так уверены, что я не избранный? Вон Отдел без меня никак не может со своей работой справиться. Всем Смолин нужен. Необходим.

Еще немного поиронизировав в подобном ключе, я вздохнул и направился к визитерам. Шутки шутками, а пускать их в дом придется. И люди уже друг другу не чужие, и отношения у нас как у черепахи, везущей по воде на спине змею. Черепаха плывет и думает: «Сброшу — укусит». А змея, в свою очередь, рассуждает почти так же: «Укушу — сбросит». Вот такой симбиоз. Только пока непонятно, кто из нас есть кто.

— Исполать тебе, хозяин дома сего! — весело заорал Николай, заслышав мои шаги. — Пусти воды попить, а то так есть хочется, что переночевать негде.

— Ремонт у меня, — не спеша открывать калитку, сообщил ему я. — Хаос. Бардак. Какие гости?

— Не будь свиньей, — попросила Женька. — Зря мы столько в пробках стояли на «Минке»?

— Мы торт привезли, — вкрадчиво сообщил Нифонтов. — И колбасы с сыром!

— Торт, — призадумался Родька, стоявший рядом со мной. — Торт — это хорошо. Хозяин, устали ведь люди, с другой-то стороны? Да и слава о нашем доме худая пойдет, коли не пустим гостей на порог.

Вот и доверяй этому обжоре. Как про торт услышал, так сразу точку зрения и изменил.

— Заходите, — я открыл засов. — Что с вами сделаешь. Но я предупредил по поводу разрухи.

— Мохнатик! — кинулась к Родьке Мезенцева, подхватила его на руки и закружилась. — Ты по мне скучал, да? А я-то по тебе как! Ты же рад меня снова видеть?

Родька оторопело хлопал глазами, от удивления забыв даже заорать во весь голос. Такого он точно не ожидал.

— Она перешла на какие-то препараты? Синенькие таблеточки, красненькие таблеточки? — тихонько спросил я у Нифонтова, вынимающего из машины пакет с продуктами. — Просто она меня толком ни разу за пять минут не обругала. И вообще выглядит непривычно адекватной.

— Весна, — туманно объяснил мне Николай. — В это время всякая тварь жизни радуется.

— Соскучился, соскучился, — наконец отмер Родька. — Вот радость-то, что ты приехала! Как раз накануне тебя с хозяином вспоминали.

— И чего? — перестала кружиться Женька, но слугу моего не отпустила. — В какой связи вспоминали?

— Так май же! — объяснил ей Родька, суча ногами. — Река от сна проснулась. Самое время тебе у русалок попросить немножко воды из донных ключей. Ежели девица той водой трижды три дня на рассвете лицо умывать станет, так ее ни женские хвори, ни морщины до следующей весны тревожить не станут. Обычной бабе русалки ту воду сроду не дадут, но ты с хозяином моим того… Этого… Вот. А они, русалки местные, с ним в дружбе, могут баклажку и набрать. Так что вовремя ты, рыжая. Пошли вечером на речку. Тут недалеко, я покажу.

Интересно, а насчет воды из донных ключей он придумал, или на самом деле такая есть? Если да, то я и сам бы от пары-тройки литров не отказался. Не для себя, конечно. Меня женские хвори не тревожат и морщины не волнуют.

— Какой-то ты больно добрый стал, — тряхнула Женька Родьку. — С чего бы?

— А куда деваться? — печально вздохнул слуга и почесал за ухом. — Ежели хозяин тебя выбрал, мое дело признать новую хозяйку. Не по чину мне с ним спорить. Вот и выходит, что лучше уж ты будешь здоровой и красивой, чем хворой да старой. Перед обчеством не стыдно будет тобой похвастаться.

— Врет? — повернула ко мне голову Мезенцева. — Да?

Родька извернулся, вырвался из ее рук и убежал в дом, как видно, подозревая, что я могу и раскрыть его коварный план. Женька мигом поспешила за ним.

— Не стоит ей вечером на реку ходить, — рассмеялся Николай, посмотрев им вслед. — Верно?

— Есть такое, — уклончиво ответил я. — Хотя все относительно. Это же Женька, от нее все живое и мертвое в стороны разбегается. Чего приехали-то?

— Так телефон у тебя отключен, а поговорить надо. — Николай всунул мне руки коробку с тортом. — Но сначала давай перекусим. Скажи своему непоседе, пусть самовар раскочегарит. Я еще с прошлого раза помню, насколько чаек у тебя вкусен был.

Все-таки такие вещи, как попыхивающий дымком самовар, создают уют. Даже сейчас, на разоренном ремонтом дворе, среди куч стройматериалов, нам было крайне комфортно. Покоя добавлял и спустившийся на Землю вечер, теплый и ясный. Антип — и тот к нам присоединился, он швыркал чай из блюдечка, покусывая кусок сахара, и время от времени недоверчиво тыкал заскорузлым пальцем в выданный ему кусок кремового торта, пытаясь понять, что это за еда такая. Тот факт, что Родька, в одну мохнатую рожу уже умявший треть кондитерского изделия, был безмятежно счастлив, его ни в чем не убедил.

И даже Женька притихла, время от времени поглядывая на моего слугу и о чем-то размышляя. Как видно, до сих пор для себя не решила, верить ему или нет. Правду я ей не сказал, но на реку, разумеется, не отпущу. С ней тяжело, но без нее скучно. Да и водяника местного жаль. Он мне зла не делал.

— Хорошо. — Николай допил третью кружку чаю и вытер со лба пот. — Душевно!

— Не без того, — согласился с ним я. — Ну, гостюшки дорогие, вы сыты? Если да — то давайте, выкладывайте, накой вы сюда приперлись?

— Саш, ты не поверишь — соскучились, — умильно улыбнулся Нифонтов.

— Не поверю, — покивал я. — Другая версия есть?

— Как не быть, — с готовностью отозвался оперативник. — Вон Евгения вся извелась. Целыми днями талдычит про то, что на сердце у нее неспокойно. Опять же — слезы, сопли. Оно нам такое в отделе надо?

— Чего? — Мезенцева аж подпрыгнула. — Нифонтов, ты совсем края не видишь?

— Хорошая попытка, — оценил я. — Многообещающая. Но…

— Согласен, не прокатило. Хотя доля правды в этих словах есть. — Николай увернулся от кружки с чаем, летящей ему в голову. — Так, сама иди подбирать! Ладно, расскажу все как есть. Саш, нужна твоя помощь. Разошелся наш колдун-«самострел» не на шутку, убивает направо и налево. И, самое главное, ловок, стервец такой. Мы его было загнали в угол на одном складе, но он умудрился ускользнуть. Нас Ровнин потом чуть не прибил.

— Он может, — посочувствовал ему я. — И?

— А склад тот в квартале от твоего дома, — пояснила Женька. — Смолин, он тебя ищет. Ты его незавершенное дело, осознание этого удерживает данную мразь на земле. Так тетя Паша сказала, а она в таких вопросах понимает.

— Честь и хвала тете Паше, — отпил чаю я. — Но сразу нет. У меня отпуск, у меня ремонт. И еще — люди, я устал изображать подсадную утку. Сколько можно? Кроме меня на белом свете полно народа, используйте их. В конце концов, подставьтесь как-то, вызовите огонь на себя. Эй, ловить таких гавриков — ваша прямая обязанность, вы за это зарплату получаете. Давайте, отрабатывайте народные деньги.

— Если бы так можно было — к тебе бы не поехали, — невозмутимо возразил мне Нифонтов. — Но тут выбор невелик — либо ты, либо Муромцев. Последнего мы отыскать никак не можем, надежно твой приятель спрятался. Есть еще господин Соломин, что нанял данного красавца, но с ним разговор будет особый. И не на нашем уровне.

— Нашел себе олигарх проблем на мягкое место! — захихикала Женька. — Мало не покажется! Ровнин уже слил информацию куда надо.

— Но, увы, это не решает проблему, — подытожил Николай. — Город велик, темных уголков огромное количество, и найти в нем кого-то, кто хочет, чтобы его не отыскали, почти невозможно. А люди гибнут. И не только люди.

— Этот пес недавно опять ведьму прибил, — пояснила Мезенцева. — То ли случайно, то ли нарочно — поди разберись.

— Ведьмой больше, ведьмой меньше, — проворчал я. — Невелика потеря.

— Хлеб да соль, — послышалось из-за калитки. — Никак гости в твоем доме, ведьмак! Да какие!

— Едим, да свой, — поспешно ответил Родька, подтягивая к себе поближе остатки торта.

Бабка Дарья стояла у приоткрытой калитки (а я ведь ее точно закрывал), не переступая, впрочем, линии, отделяющей мой двор от остальной деревенской территории.

— Вспомни, понимаешь, рогатого, — пробормотал я, не сдержавшись.

— Смотрю, не все в этот раз пожаловали? — ведьма не сводила глаз с оперативника. — Третьего дружка своего не прихватили?

— Извини, соседка, — уже взял себя в руки я. — Не получится у тебя разнообразить свое меню.

— Вот сейчас непонятно, — коротко глянул в мою сторону Николай.

— Потом объясню, — пообещал я. — У тебя дело какое к нам?

— У меня? — Бабка усмехнулась. — К вам? Вот уж нет. Просто по-соседски заглянула. Деревня ведь. Всем все знать надо, иначе жить скучно.

— Простота нравов. — Мезенцева встала, легко, будто танцуя, подошла к калитке, постояла секунду напротив ведьмы, а после захлопнула дверцу, напоследок громыхнув засовом и звонко сообщив: — Любопытство — грех.

Антипка восхищенно крякнул. Как это ни странно, рыжая оперативница, похоже, пришлась ему по душе.

— Иногда гадаю — то ли она у нас бесстрашная, то ли бездумная, — поделился со мной Нифонтов. — Что вернее — неизвестно. Ладно, это все не суть важно. Саш, надо ехать. Это не только моя прихоть. Это просьба Ровнина. И еще — отдел будет тебе должен, и я сейчас не про деньги. Ты часть мира Ночи, мы это знаем. У вас в чести оплата услуги услугой. Пусть будет так. Один раз отдел придет на помощь по твоему зову. Хотя, ради правды, мы и так это сделали бы, но давай все проведем по процедуре, для твоего спокойствия.

— И приходили уже, — заметила Женька. — Когда мужа твоей стареющей красотки с того света вынули. Все, молчу, молчу.

Я ничего не ответил оперативнику. Я думал.

— Да, вот еще что. — Николай щелкнул пальцами. — Аргумент так себе, больше смахивает на то, что я в ход пускаю все, что можно, но Женька тогда была права. Это какая-никакая, а тренировка. Работать ведь будем вместе, страхуя друг друга.

В этот момент на забор уселась птичка с пестрым оперением, повертела головкой и звонко зачирикала.

— Хозяин, там на дороге двое застряли, — подал вдруг голос Антип. — Повозка у них в яму села, так они ее выталкивают и через слово твое имя поминают. Лесной Хозяин этой сойке справиться у тебя велел — ему их как, закружить и в болото завести, или же пропустить к деревне?

— Антип, а ты чего, по-птичьи понимаешь? — ошарашенно спросил я у домового.

— Само собой, — с достоинством подтвердил тот. — Всю жизнь в лесу живу, как-никак. Хочешь, не хочешь, а научишься.

— И это все, что тебя интересует? — насторожился Нифонтов. — Саш, а ты вообще кого-то в гости ждал?

Глава восемнадцатая

— Нет, никого, — помотал головой я. — Включая вас. Вы все мне в Москве надоели до смерти.

— Ну до чего радушный хозяин! — сообщил Нифонтов Антипу. — Сердце поет!

— Так что батюшке Ермолаю передать? — и не подумал реагировать на слова оперативника домовой. — Пропустить этих двоих или в болоте утопить?

А вот фиг знает. Интересно — кто это? Может, от Ряжской какие бойцы? Да нет, вряд ли, про это место никто, кроме Нифонтова, не в курсе. Документально я дом на себя не оформлял, в банке никому ничего не говорил, по телефону меня не отследишь, в интернет не выхожу, с рабочими наличкой расплачиваюсь.

Хотя — нет. Еще Маринка знает. Только ее из списка сразу можно исключить, по причине отсутствия в городе. Да не сунет она сюда свой любопытный нос больше, ей прошлого раза хватило.

Тогда — кто?

Но топить загадочных визитеров не станем пока. А то ведь покою мне не будет, любопытство заест, до конца дней гадать стану, кто это был. Попрусь потом еще на болото, с трясинником и кикиморой знакомство сводить.

— Передай мою благодарность, — ответил я домовому. — И пусть пропустит, в случае чего мы их тут и приберем. Вон под септик яму какую выкопали, там не то что двоих, пятерых можно землицей присыпать.

Как видно, прозвучали мои слова довольно серьезно, поскольку Николай с Женькой с недоверием уставились на меня.

— Что? — спросил я у них — Вы не в городе, вы на природе. Тут на вопросы жизни и смерти смотрят проще.

— Где тот добрый, мягкий банковский клерк, с которым я познакомился год назад? — вздохнул оперативник. — Такой славный был человек.

— Ой, вот только не надо! — засмеялся я. — Ты приехал сюда, чтобы уговорить меня отправиться с тобой убивать колдуна. До смерти. А он тоже немного человек. Ну, может, уже и не совсем, но все же! Двойные стандарты, Коль, двойные стандарты. Узнаю стиль работы «15-К».

Промолчал гость незваный, нечем парировать.

— Убивать никого не дам, — насупилась Евгения. — Сразу предупреждаю. Только этого мне не хватало! И так по лезвию ножа ходишь.

Никак это сейчас была трогательная забота обо мне? Пусть и своеобразная. Прелесть какая!

Гудение мотора приближающейся к моему дому машины мы услышали только через полчаса, если не больше. Ну оно и понятно — пока незнакомцы вытолкали свой транспорт из промоины, пока доехали.

Шутки шутками, а мои гости вправду напряглись, это по ним хорошо видно было. Женька расстегнула наплечную кобуру, да и Николай посерьезнел. Слетела с него обычная маска расхлябанного простака, теперь за моим столом сидел боец.

По дороге за забором прошуршали шины, хлопнули дверцы, и я услышал знакомый голос:

— Слав, вроде тут.

— Вроде да. Сейчас, с бумажкой сверюсь.

Вот уж кого не ждал, так это их. И сразу вопрос — как? Как они узнали, где я? И что это за бумажка такая?

— Тут, тут, — крикнул я. — Можешь не сверяться.

— Сашка! — весело заорал Слава Раз. — А мы к тебе в гости. Открывай дверь и ставь чайник. Нам мокро и холодно!

— Знакомые? — негромко уточнил у меня Нифонтов.

— Почти родня, — усмехнулся я. — В определенном смысле.

Оба Славы были изгвазданы грязью невероятно, про машину я и не говорю.

— Сосед, — словно из-под земли возникла бабка Дарья, аккурат в тот момент, когда я обменивался рукопожатиями с незваными гостями. — Не дело это, не дело. Всю дорогу перегородили твои приятели своими машинами. Ни пройти ни проехать.

— А тебе на что дорога, старая? — неожиданно зло поинтересовался у нее обычно миролюбивый Слава Два. — Тебе вон небо нужно, а не земля. На метелку села — и вперед.

— Ишь ты! — показала свои крепкие белые зубы Дара. — Еще пара ведьмаков. Прости, не признала. И говоришь непочтительно, а я ведь тебя старше намного. Нехорошо так поступать.

— Моя бы воля, я ваше семя все спалил, чтобы и следа не осталось, — даже не подумал смущаться Слава Два. — Вот только нельзя. Договор запрещает, на твое счастье.

— Или на твое. — В тот же миг румяная, ворчливая и забавная старушка куда-то пропала, перед нами стояла истинная ведьма. Волосы, до того скрученные в узел на макушке, распустились сами по себе и сейчас висели белыми патлами, оттеняя костистое бледное лицо прирожденной убийцы. — Кабы не договор, я грядущую ночь для тебя превратила бы в вечность. Ту, в которой ждешь рассвета, понимая, что он никогда не наступит.

— Дамские романы не пробовала писать? — добродушно спросил у моей соседки Николай, опершийся на калитку и небрежно поигрывающий ножом. — Слог просто хороший и построение фразы знатное. Сейчас за такие сочинения хорошие деньги платят. Придумала бы себе псевдоним позвучнее, что-то вроде «Дарина Истинная», выложила бы его на интернет-портал и стригла купоны. Подумай, бабуля, подумай.

— Слушай, а у тебя тут не скучно, — хлопнул меня по плечу Слава Раз, не сводя, впрочем, глаз с нашей собеседницы. — Мы-то думали — глушь, скука и все такое. И как ошиблись! И ведьма у тебя имеется, и люди, уважаемые в наших узких кругах, чаи в саду гоняют. Интрига прямо!

— Иди, бабка Дарья, иди, у тебя скоро сериал начнется, — попросил соседку я. — Извини за причиненные неудобства, но ничего не поделаешь. Я не Захар, я молодой парень, у меня много друзей. Прими как данность тот факт, что они ко мне в гости ездить станут.

— Банька есть? — уточнил Слава Раз. — Очень люблю попариться!

Может, и правда баню поставить? Мне тот парень в кожанке предлагал ее возвести, причем с хорошей скидкой.

— Пока нет, — ответил я. — Вон, ремонтируюсь. Дом на ладан дышит. Но — поставлю.

— Тогда точно ездить станем, — подытожил Слава Раз. — И девок веселых с собой привозить. Терпи, мать, терпи. Такая твоя судьба.

— А еще водку ящиками! — злорадно поддержал его Слава Два. — Как нажремся, группу «Мираж» станем включать и голыми под луной танцевать! Мне «Мираж» еще с восьмидесятых нравится.

Дарья посмотрела на него, на меня, на хихикающую Женьку, плюнула нам под ноги и шустро посеменила к своему дому, на ходу собирая волосы в привычный узел.

— Не простит, — без улыбки сообщил мне Слава Два. — Я подобных старушонок знаю. Реликты, мать их так. Саш, ты в ее сторону не забывай поглядывать. Договор эта гнилая колода в прямую не нарушит, но обойти стороной в нашей жизни можно все что угодно. Так, что никто и не подкопается.

— Не любишь ты ведьм, — убирая нож, заметил Нифонтов. — Чего так?

— Личное, — холодно ответил ему ведьмак. — Есть причины.

— Твои друзья? — мотнул подбородков в сторону оперативников его друг.

Странно, но я не знаю, что ему ответить. Сказать «да»? Так это уже не совсем правда. Сказать «нет»? И это не очень верно.

Ситуация прямо как в статусе социальной сети — «все сложно».

— У нас есть кое-какое общее дело, — верно истолковав паузу, выручил меня Николай. — Довольно неприятное, в котором без помощи Александра никак не обойтись.

— Пошли во двор, — предложил я. — Чего у калитки мяться?

Родька, воспользовавшийся возникшей ситуацией для того, чтобы доесть торт, заприметил визитеров, спрыгнул со стула, вытер с мордочки остатки крема и отвесил им церемонный поклон.

— Толстый он у тебя какой, — сообщил мне Слава Два, глянув на слугу. — Ишь, ряху отъел. Ты его не гоняешь совсем, похоже.

— Зря, — поддержал его Слава Раз. — Этой публике только дай волю, они с дивана не слезут, знай в телевизор пялиться будут. И знаешь — он их разлагает. Серьезно. Мой вот недавно насмотрелся какой-то дряни и позволил себе со мной спорить. Каков наглец? Ну я его мигом определил семена перебирать, белый клевер из травяной смеси отделять. Пять ростовых мешков, сроку — сутки. И все, как рукой вольнодумство сняло.

— Нашел чем гордиться, — буркнула Женька и выкинула совершенно уж неожиданную штуку. Она Родьку по голове погладила.

Тот вздрогнул, похлопал глазами и умчался в дом.

— Слушай, прежде чем мы начнем играть в недомолвки и прочие шпионские страсти, объясни мне одну вещь, — попросил я Славу Два. — Вы меня как нашли?

— Да без особых трудностей, — отозвался тот, садясь на стул и прикладывая руки к самовару. — Вроде не остыл еще. Чаем-то напоишь?

— Несу, — пропыхтел Родька, вылетая на крыльцо и держа в лапах чашки и блюдца. — Сейчас все будет.

— Перепугался, — хохотнул Слава Раз. — Все они одинаковы. Опасается, что мы тебе сейчас насоветуем, как их брата надо на место ставить. Так ведь, слуга?

Родька промолчал настолько красноречиво, что стало ясно — опасается, да еще как!

Да, похоже, остальные ведьмаки со своими помощниками не особо либеральничают. Мне казалось, покойный Артем Сергеевич и кто-то из его предшественников, тот, что вырезал глаз у бедолаги Афони, были исключением из правил, ан нет. Это я — исключение. А хитрец Родька знай этим пользуется.

— И все же, — настырно повторил я. — Как?

— Дэн, — пояснил Слава Раз, открывая краник самовара и подставляя под парующую струйку воды чашку. — Он с Гоа вернулся.

— Понятней не стало.

— Змеи, — добавил Слава Два. — Они ему служат. Что скажет — выполняют.

А-а-а-а-а! Точно-точно, звучало что-то такое тогда в кабаке. Теперь все на свои места встало. И гадюка, что нас с Родькой так третьего дня напугала, вписалась в картину мироздания. Вот чего она тут делала и почему так на меня смотрела.

Слава богу. А то я по ночам в нужник ходить боюсь, все кажется, что она в темноте ко мне подкрадывается. Может, я от ее укуса и не помру, но радости в этом все же мало.

— Мы догадывались, что к тебе перешла сила Захара Петровича, — пояснил Слава Раз. — Ты про это не упоминал, но и тайной данный факт не назовешь. Димон примерно представлял, где тот обитал, Петрович как-то раз при нем обмолвился про сотый километр Минки. А дальше просто. Дэн призвал старших змей, дал им указание и стал ждать результата. Как только появилась ясность, мы рванули сюда.

А ведь впечатляет. Вот так запросто человека найти без всяких новомодных штук — это сильно. И Дэн этот… Не дай бог такого врага. Ему ведь никакие порчи и проклятия не нужны. Он просто пошлет змею, и та уж точно цапнет бедолагу, которого ночью понесло в «зеленый домик».

— Ребята, мы ничего не имеем против вас, — обратился Слава Два к оперативникам. — Служба есть служба, все понимаю. Но нам бы с Сашей наедине пообщаться.

— Нет проблем, — легко вскочил на ноги Николай. — Женя, уважим ведьмаков. Пошли в дом.

Мезенцева не стала спорить и последовала за ним.

— Не пойми меня неправильно, я не лезу в твои дела, но водить дружбу с этими людьми — большая глупость, — помолчав, сказал Слава Два. — Я их уважаю, они делают нужное и сложное дело. И не только я, поверь. Почти все сколько-то разумные обитатели ночной Москвы знают их в лицо и стараются не переходить им дорогу без нужды. Знаешь отчего? Мы для них не просто те, кто живет под Луной. Мы — объект наблюдения и опасный фактор.

— А иногда цель, которую надо уничтожить, — добавил Слава Раз. — Если поступит надлежащий приказ. Саш, плохая идея. Очень плохая идея. Не знаю, как там у тебя с ними и чего, но для них ты никогда не станешь своим, а у нас многие могут сделать ненужные выводы, и я сейчас имею в виду не только ведьмачий круг. Мы, конечно, ничего сегодня не видели, не сомневайся, но шила в мешке не утаишь. Если не перестанешь с ними вожжаться, то правда вылезет наружу.

— Знаю, — хмуро ответил я. — Но вот так карта легла. Завязалось все в узелок, а как его распутать, пока не знаю.

— Если узел не развязывается, его разрубают, — пожал плечами Слава Раз. — Что ты так на меня уставился? Я не об убийстве, чур тебя! Просто иногда надо говорить жестко, а не сопли на кулак мотать. Ладно, это твои дела. Мы сказали — ты услышал.

— Вообще-то мы по делу, — перехватил инициативу Слава Два. — Причем странному настолько, что самому удивительно до невозможности. Чтобы я — и ведьмам помогал? Однако же вот. Короче — тут третьего дня одну ведьму пришибли, и теперь ее коллеги по цеху на нас это пытаются повесить.

— На наших старейшин вышли, — подтвердил его друг. — Мол, долги ваши, а платим мы. Те хоть ведьм и не любят, но отчасти их правоту признали.

— Это не я, — мне вдруг стало зябко. — Вы чего?

— Знаем, что не ты, — успокоил меня Слава Два. — Если бы это твоих рук дело было, другие разговоры бы сейчас у нас здесь шли. Например, о том, где тебе лучше пару лет отсидеться, пока волна не спадет. И как тебя в это место доставить, избежав пристального внимания ряда лиц, заинтересованных в том, чтобы тебя препарировать.

— Ведьму порешил какой-то дурень-человек, — пояснил его друг. — Из молодых да ранних. Налакался крови и вразнос пошел, такое иногда случается. И вот тут есть одно «но». Этот тип отчего-то хочет убить именно тебя. И еще — Олега. Вот только наш шумный и беспокойный Муромцев смылся в такую даль, что до него запросто не дотянешься, а ты — рядышком. И тебе, выходит, придется решать эту проблему.

— Дурень-то этот кровосос дурень, но кое-какие мозги у него остались, — усмехнулся Слава Два. — Поняв, что так просто тебя не отыскать, он отловил пару ведьм в парке неподалеку от твоего дома, изложил им свои требования, назвав, заметим, ваши имена, а после вырвал сердце одной из них, в целях демонстрации серьезности своих намерений. Эти двое, как назло, оказались не одиночками, и входят в один из московских ковенов. Их мало, но они есть. Парочка эта мелкая шушера, верховным ведьмам на них плевать, но раз есть возможность насолить нашему брату, как от подобной радости отказаться?

— Мы все пытались объяснить старшим, что предъявлять к тебе претензии глупо, — виновато произнес Слава Раз. — Мол, ты до сих пор не в круге, и убивать никого не убивал, скорее всего, попав под раздачу случайно. Вот хоть ты глаз мне выдави, чую я в этом тухлом деле лапу Олега.

— Точно, — подтвердил его напарник. — Сам в «блудняк» влез, тебя втравил и слинял. Его стиль.

— Только все впустую. Претензия обоснованна, ведьмы в своем праве, так что тебе, Саша, и разбираться с полусумасшедшим гаденышем. Так решили старейшины.

— Но не это самое поганое, — поморщился Слава Два. — Нам запрещено тебе помогать. Мы и орали, и ногами топали, но деды наши уперлись как бараны. Мол — вот ему испытание, если пройдет, то в Час Полнолуния станет одним из нас. Не подкопаешься, есть у нас такая традиция, с давних времен. Правда, ее не очень-то соблюдают последние лет двести, но формально…

— Короче, мы тебе теперь даже нелегально пособить не сможем, — вздохнул его друг. — Испытание — оно такое испытание. Кто его знает, чем такая помощь потом аукнуться может? Не нам. Тебе.

— В общем, тебе нужно этого колдунчика найти и завалить, — добавил Слава Два. — Ведьмы желают голову того, кто грохнул их товарку. Кстати — голова им нужна в буквальном смысле, отделенная от тела, и чем быстрее, тем лучше. Тем более что искать особо и не нужно, вторая ведьма, та что уцелела, след душегуба как собака розыскная возьмет. Он ее изрядно напугал, а их племя такое не прощает. Насколько я понял, она как-то умудрилась на него заклятие метки кинуть, и теперь везде отыщет.

— Работать с ведьмой в паре неприятно, но придется, — развел руками Слава Раз. — Главное, как закончишь, спиной к ней не поворачивайся, с этой дряни станется и тебя рядом с колдунчиком положить. Доказывай потом, что это не он тебя прибил. Да и тебе с тех доказательств ни жарко, ни холодно уже будет.

— А Олегу мы после бубну выбьем как следует, не сомневайся. Совсем совесть потерял.

Это, конечно, здорово, но до «после» еще дожить надо.

И ведь что характерно — снова все вышло так, как хотел Нифонтов. Я же не собирался с ним ехать и отделу помогать. Теперь же получается, что это не я им, а они мне нужны. Особенно в разрезе слов Славы о том, что компанию мне ведьма составит.

Вот как так?

— Надо, Саша, — мягко сообщил мне Слава Два. — Правда надо. Ведьмаку без круга долго не пробегать, наша сила отчасти зависит и от него. Ходят разные слухи, почему все так обстоит, и многим из них веры нет, но лично я точно знаю одно — одиночки очень быстро находят смерть. Это — факт, против которого не попрешь.

— Надо — значит надо, — пробормотал я. — Ладно, вы чай пейте, а я в дом схожу.

— Хорошая у тебя компания подбирается, — хрустнул печенькой Слава Раз. — Ведьмак, ведьма и гончие псы из «15-К». Прямо как в голливудском боевике! Неудержимые, блин.

Сообразил. Умный.

И Нифонтов туда же. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и выражение лица у него такое было, что сразу стало ясно — догадался о чем-то. Или подслушал наш разговор невесть каким образом.

— Ну, как беседа с коллегами? — с невыразимой сладостью осведомился оперативник у меня. — Надеюсь, хорошие новости?

— Терпимые, — с достоинством ответил ему я. — Завтра в Москву возвращаюсь.

— Ведьмы таки добрались до патриархов, — удовлетворенно констатировал Николай. — И те в результате решили все скинуть на твои плечи. Ведь так?

— Скажи, ты ведь про то, что все именно так сложится, знал еще тогда, когда ко мне ехать собирался?

— Я? Нет, — покачал головой Нифонтов. — А вот Олег Георгиевич — да, он опытней и умнее, потому и отправил нас сюда. Саш, наши цели совпадают, просто признай это — и все.

— Ведьму тебе в нагрузку прицепили? — спросила Женька, стоящая у печи.

— Прицепили, — вздохнул я.

— Отлично, — качнул ногой оперативник. — Она найдет злодея, а дальше дело техники. Не печалься, ведьмак, тебе даже ничего делать не придется. Мы все сами устроим лучшим образом.

— Ведьме нужна будет голова этого душегуба, — пробурчал я. — Такое у них условие.

— Наверное, в могилу товарки положить ее хотят, — сообщил мне Нифонтов. — Есть у них такая старая традиция, идет еще чуть ли не с той поры, когда люди в пещерах жили. Чтобы, значит, убийца ей в том мире ноги мыл и воду пил. Хотя, может, и нет. Может, для ритуалов каких приберечь надумали.

— Жесть какая, — передернулась Женька. — Я смотреть на то, как бошку от тела отпиливать станут, не хочу!

— А тебя никто и не заставляет, — сообщил ей старший товарищ. — Мы этого упыря грохнем и пойдем себе оттуда. Нам важен факт того, что злодей мертв, этого достаточно. Ну и еще осознание, что человек, которого мы считаем другом, пусть он даже и думает о нас плохо, теперь в полном порядке. Что, Саша Смолин, поработаем еще разок вместе?

Он встал и протянул мне руку. И я ее пожал.

Выбора все равно нет.

Но какой же Николай все-таки… Нет у меня подходящего слова в лексиконе. И при этом — ведь не подкопаешься к нему.

Хочешь — не хочешь, а зауважаешь. Так ситуацию постоянно выкручивать в свою пользу, это даже не талант нужен, а дар божий.

Про то, как я всю эту дружную компанию устраивал на ночлег, рассказывать не стану. Полезных метров у меня в доме маловато, а народу прибыло немало, но кое-как разместились все. Причем ведьмаки, против моих опасений, вполне себе поладили с оперативниками, более того, завязалась дружеская беседа с шуточками и прибауточками, затянувшаяся за полночь. И это при том, что решено было выезжать поутру, не дожидаясь «пробок», которые неизбежны в предпоследний день майских праздников. Не все уезжают с дач прямо накануне начала рабочих будней, многие сваливают на день раньше, чтобы доехать быстро и с ветерком. Зачастую таких умников настолько много, что заторы на пригородных шоссе ужасают своей длиной.

Родька растолкал меня, как ему и было велено, в районе семи утра. Есть у моего помогайки такая полезная функция, как «будильник», и сбоя она не дает. Но не в этот раз, рассудил я, глядя на то место, где спали Славы. Оно было пусто. Поверить в то, что эта парочка встала раньше меня, я отчего-то не мог.

Сверился с часами. Семь.

— А где? — спросил я у Родьки, который в этот момент сладко, по-кошачьи зевнул, прикрыв рот лапкой и показал на пустые матрасы ведьмаков. — Не знаешь?

— Во двор пошли, — с готовностью ответил слуга. — Час как.

И правда, Славы обнаружились именно там. В данный момент они копались под одной из яблонь, сыпали ей под корни какой-то порошок серебристого цвета и что-то приговаривали.

— А, Сашка, — заметил меня Слава Раз, вставая на ноги и отряхивая руки. — Слушай, хорошая у тебя земля, отдохнувшая. В этот год непременно надо ее занять делом, а то разленится совсем.

— Мы тут тебе набросали, что где сажать, — показал мне исчерканный ручкой лист бумаги Слава Два. — Все по этим рекомендациям делай, и урожай соберешь хороший.

— И деревья мы подлечили, — погладил яблоню по стволу его приятель. — Не ухаживали за ними давно, вот и завелась под корой живность в избытке. А у этой в корнях одна пакость засела, еще год-два и все, пилить бы ее пришлось. Но теперь все, вывели мы этого паразита. Плодов, правда, в этот год от нее не жди, дереву отдохнуть надо. Они же как люди. Вылечился — восстановись.

Хлопнула входная дверь, на крыльцо вылез взъерошенный Антип и поклонился ведьмакам в пояс. Да еще и меня за майку дернул, мол, давай, хозяин, не отставай.

— Спасибо, парни, — решил отделаться я только словами. — Надо засеять — засею.

— И не тяни, — подошел ко мне Слава Два. — Май короток, чуть промедлишь — и ушло время. Осень в этом году ранняя будет, это я тебе уже сейчас могу обещать.

— Да ладно, — не поверил я.

— Земля — это наше все, мы ей служим, как можем, потому всегда знаем, что, когда и как. Правда, это здорово снижает нашу ценность в качестве боевых единиц, потому что больше мы ни в чем толком не разбираемся. Да ты и сам, наверное, это понял там, в зернохранилище.

— Даже не задумывался. Да там я сам, уж на что к нежити привычен, чуть коня не двинул. А ведьма? Ты вчера с ней чуть ли не в драку полез.

— Ведьмы. — У Славы Два дернулась щека. — Это отдельный разговор.

Он явно не стремился беседовать со мной на эту тему, и я не стал ни на чем настаивать. У каждого из нас есть свой скелет в шкафу. Захочет — потом поведает мне эту историю. Не захочет — и не надо.

— Приглядывай за садом, — попросил Слава Раз Антипа. — Хозяин твой, сам знаешь, шебутной, у него что ни день, то приключение. На тебя вся надежда.

Домовой вновь отвесил глубокий поклон, бородой чуть крыльцо не подмел.

Надо будет семян купить в «ОБИ» или в «Леруа» и сделать, как ребята сказали. А почему нет? Вот только где на это все времени взять? Даже здесь, вдали от города, я все, что задумал, не выполнил. На реку к русалкам так и не сходил, хоть и собирался. Но это ладно, после круга я все равно сюда наведаюсь, тогда и навещу речных дев, вручу им подарки. Как раз русальная неделя будет. Может, еще чего интересное увижу.

Сборы были недолги, и уже часов в девять мы отправились в путь. Перед отъездом я наказал Антипу приглядывать за рабочими, подумав о том, что стоит, пожалуй, купить ему немудрящий телефон. Пусть будет, на всякий случай. Понятное дело, что дремучая приверженность к старым традициям заставит его топорщить бороду и бубнить о том, что эдакую срамоту он и в лапу не возьмет, но это все наносное. Если припечет — позвонит, никуда не денется. Главное — объяснить, что к чему, так, чтобы он запомнил. Записывать смысла нет, неграмотный мой домовой.

А может, нарисовать?

Вышла проводить нас и бабка Дарья. Насмешливо щурилась, стоя у своего дома и даже помахала рукой на прощание. Мол — катись отсюда, ведьмак, и друзей своих забирай.

Стоило только мне в машине вставить аккумулятор в телефон, как он практически сразу зазвонил. Естественно, на экране высветилась до боли родная фамилия.

Спасибо тебе, оператор сотовой связи, за сообщение о том, что данный абонент снова находится в сети. Кому удобство, кому головная боль.

— Да, Ольга Михайловна, — произнес я, не обращая внимания на фырканье Мезенцевой.

— Куда пропал, дружочек мой? — почти пропела в трубку женщина. — Не скажу, что с ног сбились, тебя разыскивая, но профессиональная гордость Геннадия задета. Чтобы он искал и не нашел?

— Плохо искал, — не стал выгораживать ее сотрудника я. — Кому надо, те на след напали. Стало быть, не так он и хорош.

— Мне передать ему твои слова?

— Да как-то все равно, — не покривил душой я. — Дело ваше.

— И о деле. — Голос женщины приобрел немного другие интонации. — Есть, чем меня порадовать?

— Пока нет. Но скоро, полагаю, мне будет, что вам рассказать. В любом случае, можете спать спокойно. Того, кто доставил неприятности вам и Павлу Николаевичу, вряд в данный момент интересует вопрос продолжения банкета. У него другие планы и цели. За это поручусь.

— Спасибо, — поблагодарила меня Ряжская. — Новости отличные. Вот только один момент хотелось бы прояснить. Выходит, ты знаешь кто это? Так почему мне неизвестно имя и местонахождение данного человека? Если не ошибаюсь, именно об этом и шла речь.

— Если не знаете, значит, вам оно ни к чему, — отозвался я.

— Это ты так решил?

— Именно. — На душе у меня внезапно стало легко и светло, как когда в душной накуренной комнате открываешь форточку и в нее врывается порыв зимнего ветра, неся с собой свежесть и прохладу. — Вы знаете ровно столько, сколько нужно. Так есть и так будет впредь. Если вас не устраивает подобное положение вещей, то это ваши проблемы, а не мои.

Нифонтов, сидящий за рулем, показал мне большой палец левой руки, выражая тем самым полное согласие с тем, что услышал.

— Н-да, — помолчав с полминуты, непонятным тоном произнесла Ряжская. — Надо что-то сказать, а что именно — не знаю. Потому лучше промолчу.

И в трубке раздались гудки.

— Ни фига ты с ней не спал! — внезапно заявила мне Мезенцева. — Врун!

Как будто я это утверждал! Сама придумала, сама поверила, сама обиделась. Я вообще ничего не делал.

— Как страшно жить, — вздохнул Николай. — Знаешь, Саш, почему я всегда сажаю ее рядом с собой в машине? Боюсь за спиной держать. Кто знает, что ей придет в голову? Хорошо, если уснуть. А вдруг ей захочется мне в шею ручку воткнуть? Просто чтобы посмотреть — пройдет она насквозь или нет?

— Хм, — призадумалась Мезенцева и уставилась на его шею.

Меня довезли до дома, причем машина Слав составила нам компанию.

— Короче, — уже у подъезда, перед прощанием, явно смущаясь, произнес Слава Два. — Вот тебе визитка, держи. Это ведьма, та самая, которая тебя на след наведет. Звони смело, пока вы эту пакость на ноль не помножили, ждать от нее подстав не стоит. До той поры она твой верный союзник. Но после — держи ушки на макушке, не верь ни единому ее слову, и самое главное — не поворачивайся к ней спиной.

— Ты говорил уже, — напомнил ему я, изучая карточку, на которой красовались ножницы, скрещенные с расческой, и надпись:

Вот так и ходи в парикмахерские, стригись, не подозревая даже, что у них за директор.

— И еще раз повторю — это ведьма. Им верить вообще нельзя.

Интересно, насколько дискомфортно сейчас Нифонтову? С учетом того, кем является его избранница, должно быть, не очень.

— Без меня на встречу не ходи, — буднично предупредил меня оперативник. — Это в твоих интересах.

— Спалите вы его, — криво улыбнулся Слава Раз. — Все ведь узнают, что он с вами вожжается, и после вони будет от отдельных личностей немало. Всем достанется — и ему, и вам…

— Тебе все равно? — спросил у меня Нифонтов, получил подтверждение в виде кивка и ответил Славе: — Ну вот. Если ему все равно, то до остальных мне и дела нет.

А мне правда по барабану. Серьезно. Я еще вчера об этом думал, после разговора со Славами. Вот какое мне дело до мнения тех, кого я даже не знаю? Что до перспективы… Да пошла она. В мире Ночи каждый сам за себя, что-что, а эту мудрость Хозяин Кладбища в меня вколотил намертво.

И еще — мне до смерти надоело быть для всех хорошим. Не в смысле — положительным, а… Ну, чтобы никто плохо не думал, зла не таил, лишний донос руководству не сделал. Это все осталось там, в банке. Тут другие правила. И играть надо по-другому, без оглядки на корпоративные ценности мира Дня.

— Может, ты и прав, — признал Слава Раз и протянул мне руку. — Ну все, давай. Если чего — звони.

И все разъехались. Сначала ведьмаки, а следом за ними и оперативники. Причем Евгения успела сбегать в подъезд и проверить, не подстерегает ли меня там злодей. Шустро так, я даже и не заметил когда.

Злодей и правда меня не ждал, но зато, когда я уже проворачивал ключ в замке, сверху раздался веселый и бодрый голос:

— Смолин! А я гадаю — куда ты пропал?

Глава девятнадцатая

— Привет, лягушка-путешественница! — неподдельно обрадовался я соседке, которая, опершись на перила, радостно мне улыбалась. — Не поверишь, но я по тебе соскучился.

— Это потому что ты в меня тайно влюблен, — со знанием дела заявила Маринка. — Но признаваться в этом ни себе, ни мне не хочешь.

— Все-то ты знаешь. — Я достал из кармана ключи от двери. — Прямо Ванга во плоти.

— Да, я такая. — Маринка горделиво подбоченилась, из-за чего и без того неплотно запахнутый легкий халатик позволил мне созерцать отдельные достопримечательности ее красивого тела. — Хвали меня, хвали.

— И ведь есть за что! — демонстративно облизнулся я. — Ох, есть!

— Тьфу, дурак, — заметив, на что именно я смотрю, Маринка тут же сменила тон. — Все у тебя в одно упирается.

— И это тоже правда, — подмигнул ей я, игриво вильнув бедрами. — Упирается — не то слово!

— Смолин! — топнула ногой в тапочке по ступеньке соседка. — Это я должна сыпать двусмысленными фразами и над тобой глумиться, а не наоборот! Так нечестно!

— Задался день, — подытожил я. — Давно я мечтал тебя морально изнасиловать, и вот это произошло! Сегодня усну со счастливой улыбкой на губах.

— Чтоб тебе пусто было! — пожелала Маринка. — Чтоб тебя вспоминали только… О, кстати! Погоди, никуда не уходи, у меня для тебя кое-что есть.

И она умчалась наверх, забавно шлепая по ступенькам подошвами тапочек.

— Вот, — вернувшись через минуту, она протянула мне длинную серую бумажку. — Это тебе.

— Что это такое?

— Это — телеграмма, — сообщила мне Маринка. — Самая настоящая. К тебе почтальон три раза заходил, в дверь трезвонил, потом задолбался и отдал ее мне. Мы с ним на лестнице встретились. По правилам надо из рук в руки передавать, но там дедушка старенький совсем, мне его жалко стало. Сказала, что мы с тобой живем в гражданском браке, и в книге расписалась. Ты ж не против?

— Нет, — ответил я. — Телеграмма. Прикольно. Никогда телеграмм не получал.

— Я тоже. — Маринка провела пальцем по моей щеке. — Ты небритый забавный. Слушай, а тот человек что тебе это диво дивное отправил — он старовер?

— С чего ты взяла?

— У нас репортаж просто такой делали в газете. Прикинь, есть люди, которые принципиально не пользуются скайпом, электронной почтой и даже мобильной связью. Кто из религиозных соображений, кто из чувства протеста. Так сказать, «„Скайнет“ не пройдет». Я и подумала — этот из таких. Да и текст забавный.

Это да. Забавный и короткий. «Лето на пороге. Скоро увидимся» Старовер? Да нет, это не старовер. Но, что самое интересное, данная телеграмма меня не столько напугала, сколько насмешила. Один и тот же трюк, повторенный дважды, не может вызвать испуг, так же как повтор шутки не вызовет смех.

Тоже мне, Остап Бендер. «Графиня изменившимся лицом бежит пруду».

А ведь колдун, выходит, тщеславен безмерно. Он начал давить на меня до того, как вернулся в Россию, давая понять, что никто не забыт и ничто не забыто. Его черная душа требует перфоманса, вот только рычагов давления практически нет, а потому он вынужден повторяться.

Тщеславие — славный порок. Удобный для меня и опасный для него. Хорошо, в моей колоде появилась первая карта, которую можно будет разыграть в нужное время в нужном месте.

— Эй, Смолин, — у меня перед глазами мотнулась узкая девичья ладонь. — Ты со мной?

— С тобой, — с готовностью ответил я. — А в какой именно связи?

— Забыли, — отмахнулась Маринка и протянула мне длинную тонкую кость довольно стремного вида. — На, держи. С Севера перла, через полстраны, специально для тебя.

— Это чего такое? — я покрутил в руках подарок.

— Хрен моржовый, — с готовностью ответила соседка. — Бивень мамонта не добыла, да и громоздкий он. А эта красота в чемодан влезла без проблем.

— И в какой же части моржа эта косточка была при жизни? — недоуменно спросил я ее. — Моржи — они ж здоровые!

— В бивнях — да, — пояснила Маринка. — А внизу — нет. Сашк, это реально хрен. У них там кость, прикинь! Морж этой штукой моржиху…

— Блин! — заорал я, поняв, что держу в руках. — Ты совсем охренела?

— Не, — довольно заулыбалась Маринка. — У кого в руках хрен, тот и… Ну ты понял. Слушай, у тебя есть чего пожрать дома? Просто я всю неделю материал готовлю, живу на плоскости редакция-дом, даже в магазин некогда сходить.

В рюкзаке у меня за плечами недовольно зашебуршился Родька, рассчитывающий после путешествия развалиться в любимом кресле и пощелкать пультом телевизора, а теперь осознавший, что, похоже, его планы летят в тартарары.

— Откуда? — хмыкнул я. — Сам две недели дома не был. Разве что сухарики какие.

— А давай ты меня пиццей угостишь? — захлопала ресницами Маринка. — Той, что с ветчиной и ананасами, как ее… Неважно. И еще — пепперони! И скажи, чтобы везли побыстрее, я очень есть хочу. А с меня бутылка клюквенной настойки. С Кольского привезла, тут такой нет!

С Кольского? Вон куда ее черти занесли. Странно. А разве там моржи водятся?

— Ладно, дуй за своей настойкой, — согласился я. — Пойду пока пиццу закажу.

Хорошо, что в жизни есть нечто неизменное, правда?

Как выяснилось через день, неизменно не только желание Маринки залезть в мой холодильник, но и кое-какие иные вещи, вроде алчности.

В банк пожаловал господин Вагнер, причем именно ко мне. Если честно, этого я совершенно не ожидал, резонно предполагая, что, рассчитавшись со мной установкой бюста, тевтонская супружеская чета напрочь исчезнет из моей жизни.

Ошибся. Жадность оказалась сильнее страха.

— Добрый день. — Петр Францевич встал, когда я вошел в «переговорку», и даже подал мне ладонь. — Рад вас снова видеть, Александр.

— Наша нынешняя встреча мне нравится больше, чем предыдущая, — заметил я. — По крайней мере, мне не выкручивают руки, это само по себе приятно.

— Жизнь непредсказуема, — мягко сообщил мне Вагнер. — В ней случается всякое. Но помнить надо только хорошее.

— Вы о памятнике? — уточнил я. — За него спасибо. Пусть не в полный рост меня изваяли, да и сходство относительное, но приятно.

Можно было бы еще шпильку по поводу денег подпустить, но я решил пока приберечь ее на потом.

— Итак. — Я уселся в мягкое кресло. — Чем могу?

— Александр. — Вагнер снял очки и потер переносицу. — Прозвучит немного литературно, но вы за последние полгода стали достаточно известны в определенных кругах. Можно даже сказать — обрели некую славу. Славу целителя.

— И? — чуть подогнал его я, ожидая предложения вроде: «А не совместить ли нам бренды?»

— У меня есть друг, и он умирает, — неожиданно твердо произнес Вагнер. — Я прошу вас ему помочь.

— Друг? — услышав совершенно не то, что предвиделось, я немного растерялся. — У вас?

— А что? — вроде как даже обиделся Вагнер. — У меня не может быть друга?

— Простите, но в подобное верится с трудом, — не стал даже притворяться я. — Повращавшись некоторое время в определенных кругах, могу со всей ответственностью заявить — нет у вас друзей. Не конкретно у вас, а у вам подобных. Это непозволительная роскошь.

— И тем не менее. — Петр Францевич снова нацепил очки на нос. — У меня — есть. И он очень, очень плох. Александр, очень вас прошу — посмотрите его. Врачи, увы, бессильны, вы его единственный шанс.

— На самом деле — очень литературно получается, — поморщился я. — Ощущение такое, что читаю самиздатовский роман где-то на «Авторов. нет». В книгах такие обороты к месту, а в жизни… Я не волшебник, господин Вагнер. Если медицина бессильна, что вы хотите от меня? А с учетом того, что вы во многом и есть она… Друг ведь не в муниципальной больнице, поди, лежит, а в одном из ваших центров? А там лучшее оборудование и лучшие врачи.

— Тут другое. — Вагнеру явно было дискомфортно. — Дело в том, что природа его заболевания схожа с той болезнью, которая некоторое время назад поразила Яну. Не симптоматикой, нет. Речь о первопричине.

Проще говоря, кто-то его приятеля хочет прикончить посредством проклятия или колдовства. Ясно. А господин Вагнер, в свою очередь, вслух подобное произнести не может, гордость не позволяет. Он, насколько я помню, всегда верил в науку, как и положено человеку с академическим образованием.

— Так что прошу вас. — Петр Францевич, щелкнув замками, открыл свой портфель крокодиловой кожи и достал оттуда плотный конверт. Очень плотный. Я таких еще не получал. — Это аванс, причем безвозвратный. Если вы, посмотрев Руслана, скажете «нет», я приму ваше решение как должное. В том случае, если вы сможете ему помочь, сумма гонорара вас приятно удивит. Даю вам слово. Возможно, это не к месту, но Руслан очень богатый человек. И он очень любит жизнь.

Что же такое неизвестный мне Руслан сделал для господина Вагнера? Отчего тот так за него печется? В слова о том, что это его друг, я все равно не верю, тут что-то другое.

Ловушка? Какая? Обвинить меня в занятиях медициной без патента? Чушь. Схомутать в палате клиники и увезти за город, в темный и душный подвал? Вообще ересь.

Но второе дно есть, я это нутром чую.

Главный вопрос один — «да» или «нет»? Согласиться или отказаться? Какой из вариантов для меня более выгоден?

Вообще, деньги не помешают. Ремонт дома в Лозовке тянет мои сбережения как пылесос. Опять же — лето практически на носу, что до него осталось? Если я почую, что дело пахнет керосином и потомок Кощея скоро меня на ноль помножит, то придется рвать когти из страны, отбросив в сторону лирику и лихие выкрики вроде: «Мы принимаем бой». А что? Чем я хуже его? Он зимой отсиживается за границей, а я летом туда намылюсь. Месяца на три свалю куда-нибудь на Крит или в Испанию — иди меня поищи. Ну не в перелесках же Средней полосы мне куковать? Да, Лесной Хозяин с родительской дачи меня спрячет, если надо, да так, что никто не найдет. Он обещал, и слово свое сдержит. Но что мне столько времени в лесу делать? Пням молиться?

А для реализации такого плана денег надо сильно много.

Но лучше, разумеется, этого демона завалить. Не хочу я в бегах существовать, это не жизнь, а ее подобие. Раньше я такой поворот событий, возможно, и принял бы как данность. Теперь — не хочу.

И опять выходит, что предложение надо принимать. Кроме денег, от него много другой разной пользы получить можно. Вагнер — это сеть клиник, это возможности доступа к массе препаратов, это связи с фармакологами по всему миру. Кто знает, что мне может понадобиться в ближайшем будущем? А если неугомонную Мезенцеву, которая вечно лезет туда, куда не надо, зацепит и понадобится ее лечить? Не магией, а просто так, как положено?

Что же до второго дна… Если Вагнер глуп настолько, что решил поиграть с огнем — хорошо, пусть будет. Один раз я прикрыл глаза на его косяки, второй не стану.

— Интересно, интересно. — Я крутанул конверт на столе, а после, не беря его в руки, заглянул внутрь.

Надо же. Даже не рубли. Две пачки бело-розовых купюр с нарисованными на них зданиями в стиле «модерн». Как видно, совсем плохи дела у неизвестного мне Руслана, если он авансом столько платить готов. Причем безвозвратным.

Любопытно, а сколько себе взял за услугу внимательно смотрящий на меня господин Вагнер? Или там не о деньгах речь шла, а о чем-то посущественней?

— Счет идет на дни, — подал голос Петр Францевич. — Бедный Руслан. Он ведь несколько лет жил за границей, вел дела оттуда. Но бизнес есть бизнес, потребовалось его присутствие здесь, он приехал, и почти сразу случилось… То, что случилось.

— Беда. — Я побарабанил пальцами по столу. — Со временем у меня туго, вот ведь как. Нет-нет, я не набиваю себе цену, поверьте. Честно — просто нет времени. Давайте сделаем вот как. Если ваш друг дотянет до следующего понедельника, я его посмотрю, если нет — значит, так угодно судьбе.

Пока не побываю на ведьмачьем круге, никуда не поеду. Да еще этот колдун-недоучка… Не до страждущих мне сейчас, короче.

Было заметно, что Вагнеру не понравился мой ответ. Но он молчал, что подтверждало мое мнение о нем. Это очень, очень неглупый человек.

— И еще, — продолжил я. — Есть дополнительное условие. В том случае, если я помогу вашему другу, деньги составят только часть моего гонорара. Вторая половина будет выражаться в кое-каких услугах, которые мне окажете лично вы.

— Я? — снова стянул очки с носа Вагнер.

— Именно, — холодно ответил я. — Ведь именно вы просите меня об одолжении? Значит, вам и платить.

— Ну не знаю. — Петр Францевич начал нервничать, это было отлично заметно. — Просто не понимаю, что именно я могу для вас сделать…

— Ничего предосудительного или криминального, — чуть сменил тон я. — Не переживайте. Речь идет исключительно о вашей профессиональной деятельности. У меня тоже есть друзья, они время от времени болеют, а ваши клиники заслуженно признаны одними из лучших в стране. По ряду причин не все могут себе позволить лечиться у Вагнеров, мне бы хотелось исправить эту несправедливость хотя бы в пределах собственного окружения. Опять же — мне время от времени требуются кое-какие медицинские препараты. Вполне легальные, не наркотические, не стоит беспокоится. Травы, коренья, все в таком роде. У вас есть связи, они могут быть мне полезны.

— А, вот вы о чем, — уже спокойнее произнес Вагнер. — Разумеется, вы можете на меня рассчитывать.

— Пять раз, — показал я ему ладонь с растопыренными пальцами. — Пять раз я смогу обратиться к вам, и не услышу отказа.

— Если ваши просьбы будут в рамках закона — я согласен.

— Подумайте, — предложил ему я. — У меня с некоторого времени появился странный пунктик — я стал держать данное мной слово, и требовать того же от других. Если вы говорите «да», то мы поладили. Если «нет» — значит, нет. И еще — эта договоренность действует только в том случае, если я попробую что-то сделать для вашего друга. Если он умрет до того, как я примусь за его лечение — вы мне ничего не должны.

— Да, — выдохнул Вагнер. — Расписку написать?

— Зачем? — спросил у него я и взяв со стола конверт, убрал его во внутренний карман пиджака. — Слово было вами сказано и мной услышано, этого достаточно. И еще — визитку свою дайте. Ждите моего звонка в понедельник, с утра, я скажу вам, куда прислать за мной машину.

— Да-да. — Вагнер вынул из кармана блестящую визитницу, достал из нее бумажный прямоугольник, взял ручку и написал на пустой стороне номер. — Этот телефон только для ближнего круга, он включен всегда. Буду ждать.

— И еще, — вспомнил кое-что я. — Возможно, мне придется привлечь для решения проблемы сторонних специалистов. Их услуги должны быть оплачены отдельно.

Это я про Викторию подумал. Из меня целитель пока так себе, а вот она — это да. Кто знает, может, девушка подзаработать захочет? Все мы люди, все мы человеки.

— Разумеется. — Петр Францевич даже руками всплеснул. — Не сомневайтесь.

— Ну и славно, — встал я с кресла. — На том и порешим. Да, как там Яна Феликсовна? Как беременность протекает?

Струхнул Вагнер, сразу видно. Научный подход, научный подход, а на лбу вон испарина выступила! Сглаза боишься, фармацевтический король. А я знал, что так будет, потому этот вопрос и задал.

— Все в порядке. Она в клинике, под присмотром.

— Это хорошо, — доброжелательно произнес я. — Дай бог, дай бог.

Выходя из «переговорки», я чуть не столкнулся с Волконским, который, похоже, пронюхал о том, что в банк заглянул ВИП-клиент.

— Кстати! — хлопнул я себя ладонью по лбу. — Петр Францевич, а вы к нам «обороты» свои перевели? Обещали ведь.

— Ну-у-у, — отвел глаза в сторону Вагнер. — Это дело не простое и не быстрое…

— А у нас условия хорошие! — заверил его я, недобро улыбнувшись. — Да, Дмитрий Борисович? Вот это новый председатель правления, и, полагаю, что он найдет аргументы для того, чтобы именно наш банк стал вашим выбором. Мне бы очень хотелось видеть вас в числе основных клиентов. Лично мне — очень.

Ну не знаю, получится что у Волконского или нет, а я что мог, то сделал. Полагаю, что будущее вряд ли будет связано с этим банком, но все же он долгое время для меня являлся домом родным. Так почему не сделать для него что-то хорошее?

Настроение, и до того неплохое, стало просто прекрасным. Ну да, возможно я позволил себе быть немного жестким с этим человеком, но и происходящие вокруг меня события тоже не сильно напоминают сахарную вату. Зато добился всего, чего хотел.

Только с Нифонтовым надо будет побеседовать при случае. Он хоть и жук, каких свет не видывал, но в случае чего на него положиться можно. Если путь в клинику Вагнеров для меня станет билетом в одну сторону, то лучше этого человека меня оттуда никто не вытащит.

Симбиоз, однако.

И вот тут я вспомнил, что до сих пор не позвонил ведьме, той, что стала живым компасом, указывающим в ту сторону, где находится колдун-кровопийца. А Николай просил меня это сделать еще утром, даже СМСки-напоминалки присылал.

Трубка была снята почти сразу.

— Стелла Аркадьевна? — осведомился я.

— Стелла Аркадьевна, — ответил мне приятный женский голос. — А это кто?

Сказал бы я «конь в пальто», да воспитание не позволяет.

— Александр Смолин, ведьмак.

— А-а-а-а-а, — голос из приятного превратился во вкрадчивый. — Так это из-за тебя мою подруженьку ненаглядную сердца лишили?

— Не-а, — даже не подумал смущаться я, и перешел на «ты». — Нечего ночью по паркам шляться. Москва — город контрастов. У нас тут и хипстеры есть, и гопники, и полупокеры, и маньяки. Вам двоим не повезло, нарвались на последнего. А меня не надо к этому делу привешивать. Ладно, наверное, надо встретиться, я так понял, что ты собираешься в охоте участие принять, верно? Хотя убей меня, не пойму — накой тебе это нужно?

— «Убей меня» — это пожелание? — уточнила ведьма. — Сегодня вторник, я в этот день исполняю желания того, кто пятым по счету позвонит на этот номер. Угадай, повезло тебе или нет?

— «Или нет», — даже не стал гадать я, и, окончательно плюнув на учтивость, предложил: — Давай, заканчивай словесно мусорить. Договор о ненападении никто не отменял, так что…

Стелла только бархатисто посмеялась над моими словами. Ну да, договоры созданы для того, чтобы их нарушать.

— Приезжай ко мне в салон, — наконец предложила она. — Часам к семи вечера, не раньше. Адрес на визитке.

— Буду, — пообещал я.

Еще как буду. Да с сюрпризом, в виде Нифонтова. Уверен, кого-кого, а оперативника из «15-К» эта стерва точно не ждет. И почему-то мне кажется, что его появление радости у нее не вызовет.

Причем Николай подтвердил мою догадку, после того как я подробно рассказал ему о беседе с ведьмой. Днем-то некогда было, СМСкой отделался, а вот вечером, по дороге на встречу, уже все в деталях изложил.

— Считай, расквитался с ней, — посмеявшись, сказал он. — Не любят они нашего брата, так что перекосит ее по полной.

— А она послать тебя куда подальше не сможет? Мол — ты нам не нужен.

— Да шиш ей, — ловко руля новеньким минивэном, фыркнул Нифонтов. — Я в своем праве. Преступник есть, жертвы есть, это наша зона ответственности. Скорее, я ее отправлю на хутор бабочек ловить, чем она меня.

— И очень хорошо, — обрадовался я. — Не доверяю я ведьмам. Очень они паскудные создания.

— Не совсем так, — покачал головой Николай. — Нет, отчасти ты прав, но только отчасти.

— Понимаю, — глубокомысленно изрек я.

— Да-да, знаю, что ты сейчас думаешь, — невозмутимо произнес оперативник. — Дескать, ты с ведьмой хороводишься, чего тебе их не защищать. Так ведь?

— Ну-у-у-у-у… — протянул я, давая понять, что так оно и есть на самом деле.

— А вот и нет, — усмехнулся Нифонтов. — Да, ведьмы не лучшие из созданий земных. Но и не худшие, поверь. Дело тут исключительно в том, с какой точки зрения на них смотреть и какими мерками их дела мерить. Мы подходим к ним с нашим аршином, и в этом заключается самая большая ошибка.

— Поясни, — потребовал я.

— Легко. Вот возьмем, например, меня. Я служу закону, и мои коллеги тоже. Ты ведьмак, твои собратья ведьмаки, и вас объединяет круг. Вы все разные, но у вас есть нечто общее, крепящие узы. Волкодлаки живут семьей и охотятся стаей. Интересы стаи — превыше всего.

— А у ведьм есть ковены, — поняв, куда гнет оперативник, перебил его я.

— Верно, — согласился Николай. — Вот только интересов ковена не существует как таковых. Точнее — они появляются только тогда, когда беда грозит сразу всем ведьмам, в него входящим. А в остальное время каждая из них существует автономно, преследуя только собственные интересы. Саш, любая ведьма — вещь в себе. Она существует только для себя самой, и ее волнует только то, что связано с ней. Все остальное — вторично.

— Идеальный эгоизм, — буркнул я.

— Почти прав, — подтвердил Николай. — Только не эгоизм. Эгоцентризм. Само собой, что идеальный эгоцентрик не может вызывать у окружающих теплые чувства, поскольку его поступки почти всегда идут вразрез с общепринятой моралью. Согласись, как минимум через два раза на третий мы с тобой ущемляем свои интересы в пользу общественных, и потому злодеями нас никто не считает. А ведьмы не делают подобного никогда. Для них существуют только они сами — и больше никто. Можно ли считать подобный подход к вопросу злом? Отчасти — да, поскольку в какой-то момент их интересы могут вступить в конфликт с законом и обществом. Но только отчасти. В остальном они зло не более, чем мы с тобой.

— Спорное утверждение, — почесал я затылок. — Но с этой стороны я их и не рассматривал.

— Я до какого-то момента тоже. — Нифонтов прибавил газа. — Пока несколько лет назад не влип в одну переделку, связанную как раз с этими гражданками. Кстати, дело было недалеко от твоей Лозовки. Я тогда много чего о них понял. А тебе скажу так — если имеешь дело с ведьмой, не пытайся предугадать ее действия, сразу прикидывай другое — какой у нее в данной ситуации может быть интерес. Если поймешь — считай, знаешь, чего от ведьмы ждать и в какой момент.

А ведь Слава мне почти то же самое говорил. Мол — до боя подлянки не жди, а после спину береги.

— У нас еще будет время поговорить на эту тему — глянул на меня Нифонтов — Сдается мне, что тебе еще не раз и не два придется иметь с ними дело, так что надо тебя к этому подготовить. А пока запомни главное — ведьмы хорошо помнят две вещи — обиды, им нанесенные, и чужие обещания. Свои не помнят, а чужие — ого-го как! Этого пока достаточно. О, по ходу, приехали.

И навигатор приятным женским голосом немедленно подтвердил его слова.

Мне очень хотелось спросить, как это он тогда с подругой своей умудряется ладить, но не стал. Не мое это дело.

А устроилась ведьма Стелла неплохо. Салон был впечатляющий, занимавший изрядного размера пространство на первом этаже жилого дома. Тут тебе и парикмахерская, и маникюр с педикюром, и куча всего другого. Одних мастеров человек пятнадцать — и все заняты делом.

И выглядела она соответствующе — ухоженная женщина с яркой, броской внешностью, в белом дорогом брючном костюме, который изумительно ей шел.

— Так вот ты какой, Александр Смолин, — склонив голову к плечу, проворковала она, осматривая меня с головы до ног. — Молоденький и хорошенький. Но вот что меня интересует, ведьмак, — ты кого с собой притащил? Я тебя одного ждала.

— А то ты не знаешь, кто я такой? — фыркнул Нифонтов. — Вот уж не поверю.

— Как не знать. — Стелла улыбнулась, причем в этот момент под ярким освещением салона в ее рту блеснул вставной бриллиантовый зуб. Слышал я про такую фишку, дорогое удовольствие. — Никак подстричься решили, господин сыскарь? Так нет проблем, лучшего мастера попрошу вам красоту навести.

— Не-а. — Нифонтов был спокоен как дохлый лев. — Просто следует принять как данность тот факт, что я участвую в этом деле. Это моя юрисдикция. Так что, Стелла Аркадьевна, у нас получается сводный оркестр. И мне хочется верить в то, что мы будем играть не кто во что горазд, а слаженно и дружно. Вопросы есть?

— Голова этого ублюдка моя, — деловито заявила ведьма. — Данный момент не обсуждается.

— Принято, — подтвердил оперативник. — Но после того, как дело будет закончено, к ведьмаку никаких вопросов более быть не должно.

— Хорошо, — легко согласилась ведьма.

— Цеце-це, — помахал у ее носа пальцем Нифонтов. — Так не пойдет. Давай-ка по процедуре. «Клянусь Луной, что ни я, ни мои сестры…». Ну и так далее.

Короче, я в разговоре толком участия не принимал, они прекрасно обходились без меня, плетя кружева намеков и недомолвок. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Мое дело солдатское. А еще лучше, если все мероприятие без меня пройдет.

— Ну что, поехали? — в конце концов предложил Нифонтов. — Чего тянуть? Только переоденься, вряд ли этот красавец в «Хилтоне» нас ждет.

— Я не знаю, где он, — вздохнув, развела руки в стороны ведьма. — Не чую его. Как растворился в городе.

— О как, — выпятил нижнюю губу Нифонтов. — Ну такое случается. И что теперь?

— Как учую — позвоню, — снова блеснула зубом ведьма, и ее пальчик с ярко-красным ногтем уперся мне в грудь. — Вот ему. Так что будь готов, ведьмак.

— Всегда готов, — хмуро буркнул я.

— На том и договоримся, — подытожил Нифонтов.

— Так может — стрижку? — гостеприимно предложила Стелла. — Мои мастера одни из лучших в столице, запись на неделю вперед. Причем бесплатно обслужат, мы же теперь партнеры.

— Спасибо, но я пас — отказался Нифонтов. — Саш?

— Поддержу, — шаркнул ножкой я. — Не хочу изменять своему парикмахеру. Обидится еще…

— Вольному воля. — Стелла сложила губы «сердечком». — До созвона, мальчики!

Мы вышли на улицу, и первое, что я произнес, было короткое слово:

— Врет.

— По любому, — даже не стал спорить Нифонтов. — В глаза. Но сделать мы ничего не в состоянии, потому что доказать обратное невозможно. Другое интересно — она заранее для себя приняла такое решение, или после того как меня увидела?

— Без понятия, — отозвался я. — И какой в этом вранье смысл, тоже не понимаю.

— Он наверняка есть, — заявил Николай. — Даже не сомневайся. Какой — непонятно, но имеется. Ладно, давай я тебя домой отвезу. Теперь все зависит не от нас, а от госпожи Воронецкой, так что сидим на попе ровно и ждем.

Скажу честно — ждать пришлось несколько дней, я даже нервничать начал. Время шло, все ближе и ближе была суббота, на которую назначен большой ведьмачий сбор. Мне и Славы позвонили, напомнили про это событие.

А Стелла молчала. Я даже заподозрил, что эта ведьма по вредности своего нутра решила меня специально лишить возможности побывать на круге. Наверняка ведь она в курсе того, когда проводится данное мероприятие?

Потому, когда в пятницу вечером на экране смартфона высветился ее номер, я с облегчением вздохнул. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

— Сейчас сброшу тебе адрес, — коротко сообщила мне она. — Через час жду там, у центрального входа. И не позже.

Посмотрев на адрес, я присвистнул. Мне было знакомо это место, оно находилось не так уж и далеко от моего дома. Сначала, отталкиваясь от словосочетания «центральный вход», я подумал, что речь идет о торговом центре или чем-то таком. А вот и нет! Местом встречи оказалась площадка с «долгостроем», где лет, наверное, семь стояли столбами три не доведенных до ума дома. В народе их ласково называли «невезунчики». Оно и понятно — одна за другой три компании-застройщика сменились, причем каждая из них раньше или позже банкротилась, не успев сдать комиссии хоть одно из зданий. Бедолаги-дольщики — и те перестали буянить, смирившись с происходящим.

Само собой, я не опоздал. И Нифонтов, слава богу, тоже. Причем он приехал не один, следом за ним из машины выпрыгнула Мезенцева. Собственно, мы с ним добрались до места встречи практически одновременно.

— Нас все больше, — заметила Стелла, сидящая на капоте черного пафосного «бугатти». Причем рядом с ней отиралась еще одна ведьма, немолодая и некрасивая. — Мы про эту девицу не договаривались.

— Так и ты не одна, выходит — квиты, — резонно заметил Нифонтов. — И потом — вместе веселее.

А я с ним согласен. Впятером одного не запинать — это надо постараться, будь он хоть трижды колдун. Да и после этого расклад на нашей стороне будет — три против двоих.

— Да? — притворно изумилась ведьма. — Не знала. Ну ладно, пойдем, повеселимся.

И она первой нырнула в темноту строительной площадки, воспользовавшись проломом в заборе, тем, что находился прямо рядом с закрытыми на висячий замок воротами. Ее спутница последовала за ней.

Глава двадцатая

Вот разве так можно? А поговорить? А обсудить где, что и как? Фига с два. Мы еле поспевали за ведьмами, тенями, скользящими в ночи.

Женьку, похоже, терзали аналогичные мысли, поскольку она тихонько материлась сквозь зубы, поминая близких и родных Стеллы, то и дело спотыкаясь об камни и куски гнутой арматуры. Мне-то хорошо, я в темноте вижу отменно, а вот Мезенцева — нет.

— Он на шестом этаже, — сообщила нам, наконец остановившись у одного из домов Стелла и ткнула пальцем вверх. — Ну, ведьмак, тебе идти первому. Это твоя охота.

— А вы постоите и посмотрите? — ласково улыбнувшись, уточнила у нее Женька. — Отличная позиция.

— И очень выгодная, — согласилась ведьма. — Так и есть. Или ты думала, что мы в самом деле все вместе? Нет. Вы это вы, мы это мы. Этой ночью у каждого из нас имеется своя цель и свой интерес. Герои у нас кто? Вы. Вот и в добрый путь. А мы вас со спины прикроем.

Ведь даже ничего не возразишь. Нет, у меня еще оставался вариант с гордым разворотом на месте и уходом домой, это право у меня не отнять, но тогда о ведьмачьем круге и завтрашней церемонии можно забыть. Насколько я понял из рассказов ребят, патриархи люди упертые, как и положено старикам, а значит, решение свое не переменят.

В коллектив мне влиться хотелось, потому я шагнул в черный зев подъезда и начал тихо-тихо подниматься по лестнице.

Не знаю, ждал нас «пиявец», или просто углядел со своего шестого этажа, но встретились мы с ним раньше, чем предполагали. И совсем не так, как ожидала Стелла.

Он свалился на нас как снег на голову, когда мы преодолевали очередной пролет в районе третьего этажа.

Удар руки, которую вернее будет назвать когтистой лапой — и Женька с воплем летит вниз по лестнице. Звук удара о стену — и тишина.

Второй взмах лапы — и грудная клетка безымянной спутницы Стеллы раскрывается как книга, обдав Нифонтова, стоящего неподалеку от нее, фонтаном крови.

И все это за пару секунд, я даже понять ничего не успеваю.

«Пиявец» тем временем вырвал сердце ведьмы и шустро запихнул его в свой безгубый, невероятно большой рот.

Это он сделал зря, поскольку Нифонтов тут же начал действовать. Правда, не очень результативно, но все же.

Нож оперативника, тускло блеснув во мраке лестничного пролета, почти достиг бока колдуна, тот ловко увернулся от удара и в два прыжка скрылся в коридоре, ведущем вглубь этажа.

Женька. Она там, внизу, может, ей помощь нужна?

Как видно, Нифонтов уловил ход моих мыслей, поскольку бросил на ходу:

— Все потом, сейчас не это главное.

И я поспешил за ним, поняв, что он прав. Если Женя жива, то ей ничего не угрожает, поскольку эта тварь до нее не доберется, ей мимо нас не пройти. А если нет… То ей все равно.

За спиной я услышал невесомые шаги — ведьма тоже решила присоединиться к нам. То ли не хотела одна оставаться в темноте лестницы, то ли рассудила, что втроем у нас шансов выжить больше, чем поодиночке.

Странно, что вообще не сбежала.

Самое интересное — «пиявец» даже не подумал от нас прятаться или устраивать засаду в изгибах коридоров. Мы отыскали его в одной из квартир, в огромной комнате с окнами-эркерами. Он стоял напротив одного из них, и огромная полная луна освещала его фигуру, придавая происходящему некий оттенок нуара.

— Почему нет? — спросил невесть у кого Нифонтов, и в его руке словно по мановению волшебной палочки появился пистолет, который три раза сухо кашлянул, выплевывая пули.

Забавно, до того он никогда огнестрельным оружием на моих глазах не пользовался.

Ни один выстрел не попал в цель. Ни один! Колдун двигался невероятно быстро, он в стиле Морфеуса лихо увернулся от пуль, выписывая кренделя на пыльном полу новостройки.

И, совершив последний прыжок, буквально наделся на нож оперативника, который, оказывается, умел перемещаться в пространстве не хуже «пиявца».

Не знаю, как там чего дальше у нас с Нифонтовым сложится в плане общения, но зауважал я его в этот момент сильнее, чем раньше. Хотя бы за то, что он знал, что ему делать, в отличие от меня. Никогда я еще так остро не испытывал ощущения собственной бесполезности. Угнаться за этой тварью я никак не смогу, а потому стою как засватанный.

«Пиявец» взвыл, оскалив зубы, одним коротким рывком снял себя с ножа, а после обеими лапами ударил Нифонтова в грудь, словно реаниматор умирающего пациента электрошоком. Причем это не метафора, я увидел, как между длиннопалыми ладонями убийцы и грудью оперативника мелькнуло нечто вроде молний.

Николая шваркнуло о стену, да так, что та дрогнула, и он мешком сполз на пол.

— Уже почти все, — сообщил мне «пиявец», а после показал длинный и раздвоенный на конце язык. Мало того — он зацепил когтистыми пальцами пару капель темной жидкости, лениво стекавших на пол из разреза, оставленного ножом Нифонтова, и слизал их.

Это кто угодно, только не человек. Как он сказал — «уже почти все»? Он из меня десерт решил сделать? Я не хочу так умирать, не желаю, чтобы меня разделывали, как свинью на бойне. Лучше вон в окно сигануть.

И такая меня злоба взяла в этот момент, так у меня мозги переклинило, что я, аки горный баран, скакнул к кровопийце, который уже алчно таращился на истошно вопящую Стеллу.

«Пиявец» подобной прыти от меня явно не ожидал, и именно это позволило мне вогнать вспыхнувший факелом серебряный нож ему под ребра. Я, естественно, прихватил его с собой. У меня, собственно, никакого другого серьезного оружия, кроме пары ножей, и нет. Хотя — еще я одну руку обильно мазью покрыл. Обе не стал, чтобы рукоять ножа не скользила, а одну намазал. Но это так, до кучи. Я как ни старался в Лозовке, как ни нагнетал себя — ничего не помогло ее запалить. Даже образ бывшей тещи — и тот не выручил.

Колдун зарычал, ничего человеческого в этом звуке не было. Зверь, дикий зверь.

Стелла тоже времени не теряла, она подбежала к нам и было хотела хлестнуть «пиявца» короткой плетью с семью концами, светящимися в темноте, но не успела.

Извернувшись и тем самым избежав удара плетью, наш противник сначала оттолкнул меня, после вырвал не нанесший ему практически никакого урона нож из своего тела и отбросил его в угол, а под конец, махнув рукой, выкрикнул какую-то тарабарщину. Как видно, это было нечто вроде заклинания, потому что Воронецкую сначала подбросило вверх, под самый потолок, а после она отправилась прямиком в окно, лишенное стекол и рам.

Союзников у меня не осталось, похоже, они все были мертвы. И я, похоже, сейчас последую за ними.

Причем это понимал не только я, но и он, мой враг. Безгубый рот раздвинулся до ушей, причем в буквальном смысле, раздвоенный язык снова заплясал среди зубов, здорово похожих на толстые иголки, которые в народе называют «цыганскими». Он не спешил. Он получал удовольствие. Он собирался убивать меня долго, очень долго. Как там было у кого-то из древних и великих? «Плотью живой, он в могилу живую уходит». Вот, это про меня.

Хотя — какой этот упырь живой?

А я так не хочу! Не хочу! Жить — хочу. Видеть тех, кто мне дорог — хочу. Дышать, радоваться теплу дня и призрачному свету ночи — тоже хочу. А умирать только потому, что какая-то сволочь кровососущая просто-напросто решила меня уничтожить — не желаю.

«Пиявец» все же не вытерпел, инстинкты взяли свое, он кинулся на меня, а я в тот же самый миг решил использовать свой последний козырь, что у меня имелся, и швырнул ему в лицо горсть кладбищенской земли, той, что мне дал Костяной Царь при нашей последней встрече.

Ох, как он заорал! Кусочки земли, похоже, подействовали на него подобно кислоте, этот гад даже на секунду потерял ориентацию в пространстве, поднеся руки к лицу. И это шанс я использовал для того, чтобы подскочить поближе и вогнать свой ведьмачий нож ему в шею.

Отрезать «пиявцу» голову, как советовал умрун, у меня, понятное дело, не получится, но и умирать ровно баран на бойне, безропотно и бессловесно, я тоже не желал.

И вот тут полыхнула моя рука — ослепительно ярко, так, что я чуть не заорал в голос от эдакой неожиданности. Но — не заорал, нет. Не до того мне было.

Мы сшиблись с колдуном грудь в грудь посреди комнаты, я ощутил, как его когти вспороли одежду и кожу под ней, но мне было уже все равно. Я буквально вбил свой горящий алым пламенем кулак в его рот, царапая пальцы о клыки, и, чтобы этот гад не дергался, отбросив в сторону нож, второй рукой ухватил его за плечо и притянул к себе.

Пиявец сипел, хрипел, пытался что-то выкрикнуть, но мой кулак, извергающий огонь, не давал ему это сделать. Казалось, пламя льется ему прямо в глотку, и он словно пьет его, сгорая изнутри.

Противник ударил меня в правый бок — раз, и еще раз, острые как бритва когти погрузились в мою плоть, но я даже боли не почувствовал, настолько сильно мне хотелось убить эту тварь. Наверное, именно такое состояние и называют «боевым безумием». По крайней мере я сам себя вменяемым сейчас не назвал бы.

И глаза. Его глаза, желтые, как у кошки, с вертикальными зрачками, они сверлили меня ненавидящим взглядом до той поры, пока их не заполнила алая пелена.

— Морана, эта жертва тебе, — прохрипел я, подчиняясь внутреннему наитию. — Его душа — твоя.

Хотя — какая там душа? Не факт, что это существо и раньше-то можно было человеком назвать, а уж теперь…

Не знаю, произнесенные ли мной слова сработали, или просто кипение внутри колдуна дошло до критической точки, но сразу после этого мой враг дернулся, словно его прошиб электрический ток, что-то утробно промычал, а после меня отбросило от него в сторону, словно некий незримый воздушный кулак как следует дал мне в грудь.

«Пиявец» же постоял еще мгновение, и, исходя вонючим дымом, грянулся на пол с деревянным стуком.

А еще через секунду в комнате снова стало темно, только лунный свет лился через окна.

Нож. Где мой нож? Я попытался вспомнить, куда именно его отбросил в тот момент, когда мы сшиблись, но не смог. Разглядеть же чего-либо мне сейчас было затруднительно, после яркого огня глаза никак не могли приспособиться к темноте.

Полусогнувшись, пятная пол кровью, сочившейся из подранного бока, я подошел к «пиявцу», а после, преодолевая отвращение и, чего уж там скрывать, страх, склонился над ним.

Мертв. Точно мертв. Никакая колдовская жизнь не может удержаться в теле, у которого выжжены глаза и от которого так мерзко смердит горелой плотью.

Вот тут меня и накрыло. Если точнее — вырвало. И от запаха этого, и от пережитого безумия, и от осознания того, что только что я убил… Нет не человека, разумеется, но… Убил же?

Желудок скручивали спазмы, горло саднило, я уперся рукой в стену, чтобы не упасть. Мне было очень, очень хреново. Не морально — физически.

Хотя и морально тоже. Пес с ним, с «пиявцем», такую паскудину хоть десять раз прикончи — и все мало будет по делам его. Но — Николай, Женька, даже черт с ней, Стелла. Все мертвы. И что мне теперь делать? Ровнину звонить?

Даже если абстрагироваться от того, что мне жалко погибших, то все равно выходит очень неприятная история. Столько трупов в одном месте и везде мои следы. Черт, это пожизненное!

— Убил? — неимоверно удивленный голос Стеллы вырвал меня из плена невеселых мыслей. — Вот не ожидала! Ведьмак, ты полон сюрпризов.

Ведьма сидела на подоконнике и с изумлением смотрела на меня. Выглядела она не ахти, была все перепачкана в цементной пыли, с набухающим синяком на скуле и жутко растрепанная.

— Случаются на свете чудеса, — прохрипел я и сплюнул.

Одним покойником меньше. Уже хорошо.

— Первый раз, да? — подмигнула мне Стелла. — До сегодняшней ночи не убивал никогда? Правда это приятно?

Она спрыгнула с подоконника, подошла к телу колдуна и потыкала острым носочком сапожка в его голову. Изо рта мертвеца вылетел небольшой фонтанчик пепла.

И тут меня повторно вывернуло. То ли от этого зрелища, то ли еще от чего.

— Башка этого урода моя по праву, — деловито напомнила мне ведьма. — Таков договор!

— Да бери, — вытер я рукавом рот. — Не претендую на этот трофей.

— Попробовал бы только, — сморщила носик Стелла. — Фу, как он воняет.

Она склонилась над мертвым колдуном, двумя очень умелыми движениями отделила его голову от туловища, а после ловко засунула ее в черный мешок с длинными завязками, который извлекла из напоясной сумки.

— Вот и ладушки, — Стелла перекинула завязки мешка через левое плечо. — Вот и славно. Ой, смотри-ка, а этот красавец жив, оказывается.

И верно — ноги Нифонтова дернулись, словно в конвульсии.

Уф, от сердца отлегло. Я по-прежнему не мог себе представить, как скажу Олегу Георгиевичу о смерти Николая и Женьки.

Да, Женька. Как я мог о ней забыть? Надо же к ней бежать срочно! Правда бок саднит все сильнее…

— Как интересно, — Стелла склонила голову к плечу и сделала несколько мелких шажков, смещаясь к оперативнику. — Живуч до чего. Такой удар даже меня мог бы на тот свет отправить.

Она умело крутанула в руке нож, и лунный свет отразился от его лезвия.

А еще в этом свете я отлично разглядел выражение ее лица. Мне даже спрашивать ничего не надо было, все было ясно без слов.

— Отошла от него. — Я наконец подобрал свой нож с пола. — Пока прошу по-хорошему.

— Ведьмак, только не говори, что он твой друг. — Лезвие показало на Николая. — Не могут волк и теленок дружить, это сказки для детей младшего школьного возраста. Они — это они. Мы — это мы. И если надо будет для дела, они перебьют нас не задумываясь.

— Возможно, — признал я. — Не от тебя первой это слышу. Но здесь и сейчас ты его не тронешь.

— Очень многие из тех, что живут под Луной, когда узнают о данном разговоре, останутся недовольны подобным решением, — вкрадчиво произнесла Стелла. — А они узнают, смею заверить.

— Лишняя болтовня никогда никого до хорошего не доводила, — приложил я руку к боку. — Так что давай уже что-то делать. У тебя на выбор три варианта. Первый — ты продолжаешь упорствовать, и все кончается безобразной сценой, в которой ты захлебываешься своей кровью из перерезанного горла. Второй — ты поддерживаешь свой имидж деловой и, самое главное, разумной женщины, и мы расстаемся полюбовно.

— А третий? — светло улыбнулась ведьма.

— Можем переспать прямо здесь и сейчас, — предложил я. — Есть в этом нечто нездоровое, но зато какие воспоминания об этой ночи останутся!

— Прозвучит забавно, но третье предложение весьма любопытно, — призадумалась ведьма. — Знаешь, а я…

— Как Мезенцева? — глухо спросил Нифонтов, не открывая глаз. — Жива?

— Жива, — послышался Женькин голос из коридора. — Смолин, ты гребаный извращенец!

— Не получится, — как мне показалось, искренне опечалилась Стелла. — Но ничего, какие наши годы! До встречи, ведьмак.

Ведьма подбежала к окну, и выпрыгнула в него «рыбкой». Какой-то «ангел Чарли» просто!

— Она забрала его голову? — Нифонтов наконец посмотрел на меня.

— А то. — Я рукавом вытер кровь, стекающую у него по лицу из уголка рта. — Отчекрыжила сразу же после того, как я этого злодея грохнул.

— Плохо, — поморщился оперативник. — Не хотел я ее таким подарком баловать.

— А договор? — уточнил я.

Ответа я не получил, из чего сделал вывод, что эти двое — Стелла и Нифонтов — друг друга стоят. Это не мне надо с ней спать, а ему. Ух, какие хитроумные детишки могли бы пойти от союза этих двоих!

Женька выглядела не лучше, чем мы с Николаем, она тоже была изгваздана в пыли, куртка ее обзавелась несколькими прорехами, а на лице имелись изрядных размеров кровоподтеки.

Но самое главное — мы остались живы. И, слава богу, Николай отделался только ушибами. Я, грешным делом, поначалу боялся, что он позвоночник повредил.

— Знал, что ты справишься. — Нифонтов, охнув, уселся поудобнее. — Ох, как все болит!

— Еще бы, — поддакнул я, прикладывая платок к боку, который не переставал кровоточить. — Вон даже Стелла признала, что таким ударом о стену кого хочешь убить можно!

— Ведьма есть ведьма, — буркнула Мезенцева, подходя к телу «пиявца». — Ее приятельницу на лестнице препарировали, а она даже не потрудилась тело забрать, придется нам самим его утилизировать.

— Позвони, скажи, чтобы приехали и прибрались, — попросил ее Николай. — Тела забрали, кровь затерли. Сюда, понятно, никто не заглядывает, но мало ли?

Кстати — кровь. Надо хоть маленько ее затоптать. А ну как Стелла вернется? Не думаю, что она рискнет ее использовать против меня, но осторожность не помешает.

— Фу, ну и вонь! — Женька достала из кармана телефон. — Смолин, ты чего, его зажарил?

— Что-то в этом роде, — уклончиво ответил я, выглядывая темные пятна на полу. — Слушайте, поехали ко мне, а? Ну или просто до дома меня подбросьте. Я с собой ни одного зелья не взял, дятел такой, а кровь вон не останавливается!

— Я против, — взвилась Женька. — Коль, давай ему такси вызовем. Ну он же весь салон перепачкает! Машина новая ведь совсем!

Нам с Николаем только и оставалось, что промолчать. А что тут скажешь?

Знаете, что еще обидно? Я настолько был уверен в том, что впятером мы этого паршивца легко уделаем, что планировал этой ночью наведаться на кладбище, за обещанным «зверобоем». Теперь все, теперь какая поездка? Если тамошние обитатели учуют кровь, то мало мне не покажется. И кто знает, как к этому отнесется Хозяин Кладбища? От него всего чего хочешь ожидать можно.

Так что облом. И завтра я туда не попаду, только ночь с воскресенья на понедельник и останется. А потом еще в клинику Вагнеров ехать…

Да, надо бы Николаю про эту сделку рассказать. Но, наверное, не сегодня. Просто сейчас не лучший момент для беседы о делах.

Хотя кое с кем как раз самое время пообщаться как раз на подобную тематику. А чего тянуть? Потом ведь забуду.

И как только мы, охая, загрузились в минивэн, я первым делом достал смартфон.

— Ольга Михайловна, я выполнил свою часть договора, — без каких-либо прелюдий сообщил я новость Ряжской, как только та ответила на мой звонок. — Тот, кто устроил вашему мужу веселую жизнь, больше его не побеспокоит. Что до заказчика — с ним разбирайтесь сами. Вы господина Соломина знаете лучше, чем я.

— Так и думала! — прошипела женщина. — Все-таки он. А исполнитель, значит…

— Он более не опасен, — повторил я. — И помните о том, что вы мне обещали.

— Само собой, — быстро протараторила Ряжская. — Но в понедельник нам обязательно надо будет пообщаться!

— Не надо, — возразил ей я. — Не о чем. Да и другие дела у меня в понедельник. Всего доброго.

Если не возьмется за ум, придется ее поучить. Например, испытать на ней действие «зверобоя» с могилы отцеубийцы. А почему нет? Заодно посмотрю, как он работает. Ну не на себе же испытывать, правда?

А все почему? Потому что слово держать надо, таков Покон. И мне пофигу, что Ряжская к миру Ночи отношения не имеет, это ее проблемы.

— Приехали. — Мезенцева остановилась у моего подъезда. — Ох, башка кружится!

— Это хорошо еще, что ты только ей о стену приложилась, — тяжело дыша, произнес Нифонтов. — Голова не задница, завяжи да лежи.

Сам он выглядел не ахти, и при каждом вздохе в груди у него что-то булькало.

— Пошли ко мне, — велел я оперативникам. — Лечиться станем.

— Да ладно, — было отказался Николай. — Мы сейчас в больничку заскочим, нас там посмотрят. Если до сих пор живы, уже не умрем. Да и Женьке надо бы рентген сделать.

— Пошли, говорю. — Я открыл дверь. — Рентген не убежит.

Родька, увидев то, в каком виде мы заявились в дом, против моих ожиданий, и не подумал охать и причитать. Он даже ворчать по поводу того, что Мезенцева снова появилась на пороге квартиры, не стал. Зато включил чайник, притащил сумку со снадобьями и молча встал рядом со мной, ожидая указаний.

Первым делом я достал несколько эликсиров, которые вручил оперативникам. Не знаю, какие уж у них там повреждения внутри, я не медик, но в одном я уверен — от этого зелья хуже не станет. Добротная штука, оздоравливающая. Времени на варку уходит много, но зато и работает она как часы. Что-то по-настоящему неприятное и серьезное этот эликсир не вылечит, но хвори умеренные, вроде сотрясения мозга или, к примеру, геморроя — запросто. Ну или ослабит их вредное воздействие на организм. А еще это первое средство против воспалительных процессов, что лично для меня сейчас приоритетно. Хрен его знает, что на когтях у «пиявца» имелось? Вон бок как тянет. Может, он мне туда заразу занес, причем такую, что ни одно ведьмачье здоровье против нее не сдюжит.

— Да пейте уже, — велел я гостям, которые хоть и вынули из пузырьков пробки, употреблять их содержимое не спешили. — Накой мне вас травить?

И показал им пример, влив в себя порцию зелья.

— Работает, — минут через пять сообщил Нифонтов, прислушавшись к себе. — Вдыхать-выдыхать могу, и в груди ничего при этом не свистит. Хорошая штука. Недаром Виктория о тебе так хорошо отзывается как о зельеварце.

— Правда? — мне отчего-то стало приятно услышать такие слова. — Ай, аккуратней!

— Извини, хозяин, — засопел виновато Родька, обтиравший мне бок куском бинта, смоченным в перекиси водорода. — Я не нарочно!

— Но вообще прокололись мы, — сообщил вдруг нам Николай. — Это ведь не обычный колдун-любитель был. Саш, ты рожу его видел? Он переродился. Обычные со временем, когда их чужая кровь иссушит, больше скелет напоминают, и так от пуль уворачиваться не смогут. И сердца людские не жрут. Кровь — да, пьют, но плоть… Короче — тут что-то другое, не просто заемная сила, которую дали обычному дурачку в обмен на душу.

— А что тогда? — в один голос спросили мы с Женькой.

— Есть у меня предположение. — Николай глянул на мой бок, а после залез в карман, достал телефон и сделал пару фото. — Но сначала я хочу все обсудить с Ровниным. Без обид. Да, Саш, где у тебя визитка этой красотки-ведьмы? Хочу я с ней парой слов перекинуться, объяснить кое-что.

«Кое-чем» оказалось недвусмысленное предупреждение о том, что если вдруг полученная ей голова колдуна всплывет где-то на черном рынке или, не дай бог, на месте преступления, то кое-кому мало не покажется. Не знаю, что ему отвечала Стелла, но по лицу оперативника было понятно, что своей цели он достиг.

Часа через два, когда небо уже начало светлеть, эти двое покинули мой дом, прихватив еще по пузырьку эликсира.

Женька отправилась вниз, Николай же на минуту задержался около меня.

— Ведьма хотела меня прирезать? — коротко спросил он. — Ведь так?

— Так, — не стал скрывать я.

— И почему ты ей решил помешать? — осведомился оперативник. — Вреда тебе от меня больше, чем пользы. Нет меня — нет проблем. И руки чистые, на пару с совестью.

— Кабы я сам знал, — устало произнес я. — Видимо, я просто вселенски глуп.

— Ну-ну.

Нифонтов слегка стукнул меня кулаком в плечо, а после нажал кнопку вызова лифта. И все, больше ни слова, ни жеста.

Да и шут с ним. Сделал — и сделал, чего теперь думать про то, что не изменишь?

Я проспал почти весь день и проснулся от тягучей трели дверного звонка. Ну и еще от того, что меня Родька теребил.

— Хозяин, — верещал он. — Хозя-я-яин! Просыпайся! Это за тобой приехали, я уже сбегал, поглядел!

— За мной? — с трудом оторвал голову от подушки. — Кто? Полиция или ФСБ?

— Браты! — вытаращил глаза слуга. — Те, что к нам в Лозовку приезжали! Надо открыть, не дело своих на пороге держать! Не по Покону это!

Куда ни плюнь — все не по нему. А сколько вообще времени?

— Ты чего, дрыхнешь? — возмутился Слава Два, как только я открыл дверь. — Друже, дело к вечеру. И что у тебя с телефоном? Звоним, звоним — все впустую.

— Даже начали думать, что ты того… — Слава Раз отвел глаза в сторону. — Ну… Короче, что не получилось у тебя поручение старшаков выполнить. В драке ведь побеждает кто-то один, и не всегда тот, на кого ставишь.

— Спасибо, друзья, — подтянул я трусы и почесал бок, на котором от ран, оставленных когтями «пиявца», почти следа не осталось. — За веру в меня и все остальное. Пошли на кухню, кофе выпьем.

— Ехать надо, — покачал головой Слава Два. — Собирайся. По дороге заскочим в какую-нибудь кофейню, из тех, что на «вынос» работают. Их сейчас как грязи развелось.

Еще один сюрприз ждал меня в машине. И звали его Олег.

Я как-то уже привык к тому, что он всегда весел и уверен в себе, потому меня неприятно царапнуло его смущение, и даже некоторая виноватость.

Причина их была понятна, но чего после драки кулаками махать? Как вышло, так и вышло. Тем более что если докапываться до первопричины, то ей все равно являюсь я. Жанну к Соломину ведь не Олег направил, верно?

Нет, он тоже, разумеется, хорош, но вот только — кто из нас идеален?

— Старик, я не думал, что выйдет именно так, — пробубнил Олег. — Кто ж знал, что этот урод ведьм резать станет?

— Все нормально. — Я плюхнулся на сиденье рядом с ним. — Был урод, и сплыл. Не парься.

— А Соломина я достану, — заверил меня Муромцев. — Пусть он только в Россию вернется, тут ему и каюк. Я его в чашке с чаем утоплю.

— Лучше не надо, — попросил его я. — Неровен час, еще в какую историю влипнем. Ты его вообще не трогай, хорошо? Поверь, об этом товарище есть кому позаботиться.

— Слил его, — понимающе ухмыльнулся Олег. — Тогда да, я устраняюсь. У меня фантазия не такая мощная, как у этой публики. По части злопамятности и мстительности любому из нас до «коммерцев» далеко!

Славы, сидящие впереди, дружно засмеялись.

Ехали мы долго, несмотря даже на то, что «пробок» на загородном шоссе не было. В какой-то момент мы свернули с трассы на проселок, проехали мимо нескольких дачных поселков, через поле, и в конце концов оказались на совсем уж узкой лесной дороге, петлявшей, как следы зайца.

— Почти приехали, — обнадежил меня Олег. — Скоро тарантайку бросим и пешком пойдем.

— Пешком? — уточнил я.

— Есть еще на планете такие места, куда на транспорте не доберешься, — пояснил Слава Два. — И они находятся не только в джунглях Амазонки.

Олег не соврал — минут через десять мы оказались на небольшой полянке, где уже стояли десятка два машин. Странная, признаться, картина — вокруг лес, темнота, елки, палки, — и вот такая импровизированная парковка. Попади сюда случайный человек — он очень, очень удивится. И наверняка заподозрит что-то нехорошее.

Вот только сдается мне, что именно сюда случайного человека не занесет. Не найдет он в это место дороги.

— Уффф! — Олег выбрался из машины и с удовольствием потянулся. — После Карелии московский воздух как отрава! А тут — хорошо, дышится легко!

— Ты, главное, от нас в сторону не уходи, — попросил его Слава Два. — А то опять тебя придется искать, как в прошлый раз.

— Не любят его Лесные Хозяева, — пояснил мне его напарник. — Стоит ему в лесу чуть замешкаться — и все, пропала головушка.

— Он в курсе, я рассказывал. — Олег достал из кармана сигареты. — Вот ведь, зажигалку никак забыл?

Слава Два открыл багажник и скомандовал:

— Так, мелкота, выбираемся наружу. И не разбегаться.

Это он слугам. Они, как и предсказывал Родька, тоже в обязательном порядке ехали на круг, но, разумеется, не с нами, не в салоне. Им достался багажник.

Забавно было смотреть на то, как сразу четыре мохнатых шарика, в темноте почти неотличимые друг от друга, попрыгали на землю и зашныряли между нами, о чем-то переговариваясь.

— Хорошая ночь, — втянул воздух Слава Раз. — Небо чистое, и не холодно. Самое то. Ладно, пошли уже. Как бы не опоздать!

Мы не опоздали, даже несмотря на то, что по дороге чуть не потеряли Олега, который сам не понял, как вдруг оказался за кустами, находящимися в стороне от тропинки, по которой мы шли. И ведь даже шага в сторону он не делал, я сам видел. Мало видел — мне показалось, что так и должно быть. Отвел глаза Лесной Хозяин, надо полагать. Если бы слуга Олега не заверещал, то все, пиши пропало.

Мы шли и шли, пока лес вдруг не кончился и передо мной не открылась широкая поляна с одиноким деревом, стоящим в ее центре.

Одиноким — но каким!

Это был дуб. Дуб — гигант, дуб исполин. Ему, наверное, тысяча лет стукнула, а может, и больше. Он был нереально высок, толст и раскидист, я таких монстров даже в Кусково не видал, где мы со Светкой в конфетно-букетный период гулять любили, а уж там дубы серьезные, многовековые.

Я, часом, не на Лукоморье приехал? Может, в комплекте к этому дубу русалка, кот и все остальное прилагается?

Близ дерева горел костер, и высокие языки пламени освещали лица людей, сидящих вокруг него. Не скажу, что народу было мало, десятка три — точно. Но если говорить о сборе в масштабах страны — совсем немного. Я думал, что нас больше.

— Опять половина наших не прибыла, — негромко сказал Слава Два своему другу, как видно, его посетили те же мысли, что и меня. — Так скоро вообще одни местные собираться станут.

— Времена меняются, — ответил Слава Раз и с ехидцей спросил у Олега: — Что, сразу будем старшакам правду-матку резать, или как?

— Ну так сразу нельзя, — почесал в затылке Муромцев. — Ты чего!

Славы дружно засмеялись и пошли вперед, по низенькой траве поляны. Я последовал за ними.

Ближе всех к дубу, прямо на его могучих корнях, разместилось шесть стариков. Нет-нет, не хрестоматийных старцев с окладистыми бородами, мудрыми очами и с посохами в руках. Обычные старики, каких без счета. Кто в джинсовой куртке, кто в свитере, а один даже в бейсболке с логотипом «Black Star». Но одежда — это ничто. Мощь и силу, исходящую от них, я ощутил сразу.

— Отцы, вот тот ведьмак, о котором мы вам рассказывали, — подведя меня к ним, с поклоном произнес Слава Два и, ткнув меня в спину, прошептал на ухо: — Не молчи.

— Меня зовут Александр Смолин, — не зная, что именно от меня хотят услышать, произнес я. — Ведьмачу недавно, года нет. Призвание мое — Ходящий близ Смерти. Вроде все.

Среди сидящих вокруг костра мужчин пробежал шепоток, как видно, не все еще знали о том, чем я занимаюсь. Да и откуда?

— Редкий дар, редкий. — хрустнул пальцами один из патриархов. — Давно Ходящих середь нас не появлялось.

— Это тебе, стало быть, Захар свою силу передал? — уточнил другой, быстроглазый и невысокий. — Славный был ведьмак, крепкий и надежный.

— Да я его и не знал совсем. Все так быстро случилось… В смысле — он почти сразу умер, ничего мне не объяснив.

— Обычное дело, — успокаивающе произнес старик в бейсболке. — Здесь половина таких, как ты, кабы не больше. Мало кто в наше время учеников берет, больно с ними маеты много.

— Урок, что мы тебе дали, выполнил? — сурово осведомился кряжистый старик, сидящий в самом центре, как видно — главный. — Изничтожил злодея, что людей да ведьм жизни лишал?

— Изничтожил «пиявца», — подтвердил я. — Вчера ночью. Здоровый был, гад, бок мне подрал!

— «Пиявец», — пророкотал главный. — Давно эту погань так никто не называет, все больше «колдунами». Хотя какие они колдуны, «пиявцы» и есть.

Упс! Прокольчик. Лишнее сболтнул.

— Братие, кто скажет слово свое за этого юношу? — встав, зычно спросил главный. — Есть такие?

— Я, — поднял руку Олег, уже устроившийся у костра. — Хороший ведьмак в мир пришел. Настоящий!

Старики переглянулись, как видно рекомендация Муромцева не сильно много для них значила.

— И мы в его пользу свидетельствуем, — отозвались оба Славы в унисон.

— Я тоже, — неожиданно поддержал мою кандидатуру совершенно незнакомый чернявый парень. — Он трудолюбив, что для нас первое дело. Хотя и боится змей, а это неправильно.

А, так вот кто это такой. Тот самый Дэн, что с Гоа недавно вернулся и о котором я столько слышал.

— Иди к костру, Александр Смолин, — пророкотал старик. — До той поры, пока ты чтишь законы круга и верен своим братьям, для тебя всегда найдется место у общего огня.

И только? А клятва на крови, пафосные речи на полчаса, выжигание специального ведьмачьего знака на груди, и тому подобная экзотика? Где это все?

И где Родька? Разве он не должен стоять рядом со мной?

Впрочем, ответ на последний вопрос я получил почти немедленно. Сев у огня, я повертел головой, и заметил небольшой костерок неподалеку от дуба, где суетливо метались маленькие черные тени. Они то ли плясали, то ли делили еду, то ли просто играли в чехарду. Так сказать — у нас своя пьянка, у них — своя.

— Добро пожаловать в семью! — хохотнул Олег, ткнув меня кулаком в тот самый бок, что накануне подрал «пиявец». — Теперь ты один из нас.

После мне сунули в руку кружку с пивом и кусок жареного мяса, положенный на ломоть хлеба, хлопнули несколько раз по плечу и сказали:

— Ты свой среди своих, расслабься.

И знаете что? Я расслабился, потому что на самом деле ощутил, что вокруг меня сидят те, с кем меня свела судьба, возможно, на всю оставшуюся жизнь. Я не буду их видеть так же часто как Маринку или Нифонтова, но если придет беда, то именно они встанут за моей спиной, не спрашивая себя, зачем им это нужно, и не ожидая никакой награды.

С чего я так был в этом уверен? Не знаю. Просто — чувствую.

А еще мне стало весело. Вокруг костра то и дело звучал смех, кто-то с кем-то спорил, пиво из деревянных бочонков с краниками лилось рекой, а Слава Раз с Димоном то и дело интересовались у Олега, когда тот начнет революцию устраивать, ту самую, о необходимости которой он который год им талдычит.

— Ну не сейчас же? — потупясь, бубнил тот. — Как-то не к месту это. Не тот момент!

— Выпьем, брат-ведьмак, — протянул ко мне кружку черноволосый Дэн. — Рад с тобой познакомиться. Моя девочка хвалила тебя, говорила, что ты хоть ее и испугался, но пробовать убить не стал.

«Девочка» — это, надо полагать, та длиннющая гадюка, которая перепугала нас с Родькой.

— Она не нападала, — стукнул краем своей кружки о его я. — Зачем же убивать?

— Мы подружимся, — заверил меня Дэн. — Я хожу почти теми же тропами, что и ты. Целитель всегда ближе к Смерти, чем кто-то другой. Правда, твоя дорога уходит куда дальше в серые края Нави, чем моя.

— Буду рад, — коротко ответил я. — Да и целительство мне интересно как таковое. Даже получается кое-какие зелья довести до ума.

— Прости за банальность, но Смерть и Жизнь — две стороны одной монеты, — объяснил мне Дэн. — Потому тебя и тянет в эту сторону. Ты берешь одной рукой и даешь другой. Ладно, потом договорим, время у нас на это будет.

Над поляной повисла тишина, которую нарушало только потрескивание костра да ширканье ножей о ножны, все ведьмаки зачем-то доставали их и клали себе на колени. Смысл данного действа мне был неясен, но от коллектива отрываться резона не было, так что и я последовал их примеру.

— Братья! — гулко раскатился над поляной голос главного ведьмака, имя которого мне так никто и не назвал. — Мы снова здесь, и мы еще живы! Хвала!

— Хвала! — дружно рявкнули три десятка глоток.

— Пращурам нашим славным — хвала!

— Хвала!

— Трибогу великому — слава!

— Слава!

— Тому, кто был первым из первых — память вечная!

— Память вечная!

Луна — огромная, бело-желтая, стояла прямо над дубом, и ее лучи, пробиваясь через юную листву, окутывали старого ведьмака призрачным плащом.

— Час полнолуния, братья! — рыкнул старик. — Время пить и веселиться! Пусть те, кто навеки ушел от нас, знают, что мы помним их! Чашу!

Назвать то, что секундой позже оказалось в руках ведьмака, чашей, я бы не рискнул. Этой посудине, в которую входило, скорее всего, не менее ведра, данное название никак не подходило. А еще — какая богатая штука! Похоже, что золотая, камнями отделана, и по бокам две ручки, чтобы, значит, не уронить.

Что интересно — когда и как в нее что-то налили, я не заметил. Но при этом главный ведьмак немедленно и лихо из чаши отхлебнул, а после передал ее своему соседу.

Минут через пять чаша дошла до меня, взявшись за ручки, я ощутил ее тяжесть, а после приник к краю, сделав пару глотков.

Это было вино, причем такое, какого я никогда до того не пробовал. Терпкое, с ягодным ароматом, с привкусом каких-то трав, да еще… Нет, нет, не смогу я толком описать то, что сейчас обжигающей волной неслось по моей глотке. Там смешалось все — ароматы весны и первых гроз, сладость девичьих губ, которых ты впервые коснулся короткой летней ночью, безграничность раннеосеннего синего неба, сладость первой победы… По ходу, я только что отпил пару глотков полной жизни.

А луна светила все ярче и ярче, она заливала поляну своим светом, и в какой-то миг я понял, что исчезли в никуда обычные мужички, что сидели вокруг костра. Луна сняла с них джинсовки, куртки, бейсболки, всю привычную для нашего времени одежду.

Теперь рядом со мной сидели воины, молодые и старые, призрачный свет отражался от их кольчуг и шлемов, путался в складках алых плащей, бликовал на клинках мечей, в которые превратились ножи.

Да я и сам ощутил тяжесть металла, навалившегося на мои плечи. И в этом не было ничего удивительного, ведь я теперь тоже стал одним из них. Одним из верных дружинников того, кто когда-то давно ушел от нас туда, откуда нет возврата.

Того, кто дал нам жизнь и дело, которому мы служим. Пусть я пока не понял до конца, что это за дело, но у меня ведь есть время, правда? Так что — разберусь.

Но это все потом. А сейчас у меня есть все, что нужно ведьмаку для полного счастья — ночь, огонь, стреляющий искрами вверх, отменное вино и верные друзья рядом. И раз в год наступающий Час Полнолуния.

И пусть кольчуги и мечи — это только отблески былой славы, иллюзия, причуда лунного света и, возможно, воздействие галлюциногена, добавленного в вино.

Но мы все — живые и настоящие. Остальное — неважно.

Не знаю, как кому, а мне этого вполне достаточно для того, чтобы здесь и сейчас ощутить себя хоть немного, но счастливым.

Автор благодарит всех тех, кто помогал в работе над этой книгой — Нури Магомедова, Евгения Петрова, Василия Крысина, Вячеслава Кузьмина, Михаил Yakyta, Андрея Авдеева, Павла Nighmare Сергеева, Игоря Таратенко.

Отдельное спасибо Вадиму Лесняку, Дмитрию Нефедову и Дмитрию Овдею.