А. Смолин, ведьмак

Глава 1

— Скоро будем на месте, — задушевно, почти по-свойски сообщил мне Петр Францевич, поелозив задом по мягкой коже автомобильного сиденья. — Почти приехали.

— Ага, — стряхнув с себя дремоту, подавил зевок я, прикрыв ладонью рот. — Это хорошо.

Спать хотелось неимоверно, так, что хоть распорки в глаза вставляй, чтобы не слипались. Но оно и не странно: за последние два дня я толком ни разу не прикорнул и как раз сегодня собирался отоспаться от души. Вот только не удалось, поскольку Вагнер начал мне названивать ни свет ни заря. Ну да, я сам обещал позвонить и все такое, но в конце-то концов, некто Смолин ведь хозяин своему слову? Хозяин. Сам дал, сам и обратно взял. Может, звучит не слишком красиво, но я никогда и не являлся эталоном добросовестности. Сейчас, глядя правде в глаза, могу смело говорить о том, что правильно мне в банке повышение не давали, ибо я ленив и безынициативен. Тем более что речь идет не об отказе помочь страждущему Арвену в целом, а только о том, чтобы перенести визит с сегодняшнего дня на завтрашний. Мысль отказаться от данного обещания целиком, да еще вот так, в одностороннем порядке, мне и в голову прийти не могла. Покон не велит. И недавно обретенные принципы — тоже.

Вот только не получилось у меня отвертеться от выезда к страждущему приятелю Вагнера, увы и ах. Петр Францевич, поняв, что я, похоже, сегодня никуда ехать не собираюсь, с истинно немецким усердием пошел на приступ, приблизительно так же, как его далекие предки, наемные ландскнехты, на какой-нибудь европейский городишко во время Тридцатилетней войны. Дескать, совсем плох Руслан, дышит через раз и собирается отправиться в Страну Вечной Охоты. Причем это он мне сообщил не по телефону, который был отключен практически сразу, после его третьего звонка, а через квартирную дверь. И ведь вызнал, поганец такой, каков мой адрес проживания.

Квартиру поменять, что ли?

Мне, если начистоту, этого самого Руслана было не сильно жалко, поскольку я с ним совершенно не знаком, но маячившая впереди неплохая прибыль сделала свое дело. И я сейчас не только о деньгах говорю.

И вот результат — мы с Вагнером сидим в машине и с не очень большой скоростью перемещаемся по Рублево-Успенскому шоссе. Интересно, а тут вообще бывает так, чтобы пробки отсутствовали? Казалось бы — десять утра, кто в область в таком количестве ехать может? Ладно в Москву, это понятно. Но из нее-то?

С данной темы мои мысли сползли на события последних двух дней. Припомнив большой ведьмачий сбор под дубом, я даже заулыбался. А что? Там хорошо было, зря Олег о нем отзывался как о бесполезном времяпрепровождении. И вина там попили, и пару свиненков над углями зажарили, а под конец, когда заря вовсю тронула восток, а ночную темень сменили синие предрассветные сумерки, еще и сплясали. Причем танец этот, несомненно, носил ритуальный характер, смысл которого мне и сейчас до конца не ясен. То есть догадываться я догадываюсь, но наверняка не знаю.

Все ведьмаки, включая даже стариков, обнялись за плечи и начали медленно обходить почти погасший костер по кругу, полупропевая-полупроговаривая слова, от которых у меня почему-то по телу дрожь пошла:

Ведьмачий круг вокруг костра двигался все быстрее, потухшее было пламя вдруг снова взвилось вверх, причем став каким-то серебристым, почти белым, а после еще и приняло форму старинного русского меча. И изгибалось оно так, словно плясало с нами.

Не менее странным было то, что мне, до сегодняшнего дня такой песни сроду не слышавшему, были известны ее слова, и голос мой в общем хоре не терялся. Почему они всплывали в памяти так, словно я их знал всегда, — понятия не имею.

Огненный меч вспыхнул ярко, словно комета, тысячи искр белого пламени взлетели вверх, теряясь среди молодой листвы дуба, и в этот миг на землю упал первый солнечный луч.

Мы стояли около угасшего окончательно костра, обнявшись за плечи, и в этот момент я точно понял, что наконец-то, впервые за всю жизнь, окончательно стал своим среди своих. И это ощущение не исчезло даже тогда, когда мы все разошлись в разные стороны — кто в лес, к машинам, стоящим на потаенной полянке, кто в другую сторону, к реке, поблескивающей километрах в пяти от дуба.

Данный факт ничего не менял, для меня, по крайней мере. Просто я впервые в жизни понял смысл слова «братство». Не в его кинематографически истасканном смысле, а в подлинном, когда каждый готов встать за каждого, пусть даже и всего на одну ночь в году. По нашим стремным временам — уже немало.

И распрощались мы сердечно, с суровыми мужскими объятиями, похлопываниями друг друга по спине и заверениями в том, что «если чего — так я сразу».

Правда, дворничиха Фарида, которая как раз махала метелкой у моего подъезда, очень неодобрительно на это все смотрела, а когда Славы и примкнувший к ним Олег отъехали от дома, укоризненно мне сказала:

— Сашка, зачем с мужчина обнимаешься? Ну не получилось у тебя со Светка семья, и с Маринка — тоже. Бывает такое. Пальцем показал, сказал три раза: «Талак», — и новая женщина ищи. Когда мужчина с мужчина — неправильно это. Деток не будет. Нет деток — зачем жил на Земле? Что после себя оставил?

— Добрую память, — подумав, ответил я. — Но ты, Фарида, не беспокойся. Это просто мои друзья. Я с верного пути не сверну, уж поверь.

— Генка из второго подъезда тоже сначала просто дружил, — сверля меня взглядом контрразведчика, проговорила дворничиха. — Потом начал в такой салон ходить, в который мужчина делать нечего. А потом с другом-мужчина на море уехал. Все знают зачем. Бэш!

— Какой салон? — озадачился я.

— Где женщина ногти красят, — подбоченилась Фарида. — Но то мы, нам Аллах сказал красивыми быть. А мужчина там что делать?

Аргумент был убийственный. Но меня просто так за горло не возьмешь.

— Это не про меня, — заявил я, показывая разошедшейся женщине свои пальцы рук. — Вот, смотри, сам себе ногти грызу. Без посторонней помощи. А красить их и в голову не приходило.

— И все равно — женщина тебе надо, — подытожила Фарида. — Нельзя мужчина без женщина. Мужчина без женщина своя голова не хозяин.

— Это да, — признал я. — Ладно, спать пойду.

Хорошие все же люди вокруг меня живут. Вон, переживают.

Приятно.

Вот только поспать мне не удалось. Спасибо Родьке, который сам, между прочим, очень неплохо выдрыхся в моем рюкзаке, куда я его определил еще там, у дуба.

Развеселая компания слуг провела ночь не хуже, чем мы, а то и получше. Их гвалт, писк и даже ругань иногда звучали так громко, что даже нас, ведьмаков, перебивали. В результате на рассвете Родион предстал передо мной весь взлохмаченный, со стеклянным взглядом и еле стоящий на задних лапах. Да еще и с каким-то туго набитым мешком за спиной.

Разбираться что к чему я не стал, слушать его бессвязный лепет — тоже, просто запихнул в рюкзак, не обращая внимания на смешки Славы Раз и Славы Два, сопровождаемые комментариями типа: «Какой постыдный либерализм», — и потащил домой.

Что любопытно — и в рюкзаке он не расстался с грязным и мокрым холщовым мешком, сжимая его в лапках даже тогда, когда я вытряхнул его на кресло.

— Хозяин, — сонно пробормотал он, не открывая глаз. — Эта… Я щас!

— Да оно ясно, — хмыкнул я. — Спи уж. Только дай мне эту грязь, я ее к двери поставлю.

Какой там! Так я и не выдрал у него из рук поклажу. В результате, поборовшись пару минут с упрямым слугой, плюнул на это все и пошел в душ.

Тоже мне, добытчик! «Я росу соберу, я там по опушкам пробегусь». Собрал!

И зря на него наговаривал, между прочим. В мешке, как выяснилось, все это и лежало. Я-то думал, он в него набил остатки ночного пиршества у костра, по своей природной запасливости, но оказалось нет. Он в самом деле остаток ночи провел на лугу и в лесу, добывая все, до чего дотянулись его мохнатые лапы.

Вот только это все перемешалось до такой степени, что я провел кучу времени, занимаясь практически ювелирной работой, а именно отделяя стебельки друг от друга. А по-другому никак. Травы, особенно те, что обладают тайной силой, долго не живут. Шесть — восемь часов после сбора — и все, они уже просто сено, которым можно кормить коров. Причем шесть — восемь — в самом лучшем случае. Есть такие травы, что сразу надо в работу определять, читать над ними заговор, чтобы сила не ушла, а то вовсе тереть в мелкую кашицу да смешивать с другим ингредиентом. А тут еще и Трибогов день, когда к природным свойствам добавляется искра силы ушедших богов…

Короче, пришлось спасать добытое слугой богатство, среди которого, к его чести, были очень и очень весомые по своей полезности находки. Причем мохнатый прохиндей про это знал и потому не уставал себя нахваливать.

— Вот, хозяин, — распинался он, сидя на табурете и дуя чай, в котором сахара было больше, чем воды. — Пока остальные веселились, я как пчелка над лугом летал. Побежал в лес, побежал к реке. Где ты еще такого слугу найдешь, чтобы и трудолюбив был, и покладист, и верен…

— И болтлив не в меру, — в тон ему продолжил я, разглядывая пучок ревенки.

— Да, — самодовольно подтвердил Родька, но тут же сообразил что к чему и возмущенно пискнул: — Нет! Это уже не про меня.

— Про тебя, про тебя, — заверил его я и показал очередную травинку слуге. — Она плакала, когда брал?

— Как дите, — подтвердил тот. — В голос. И рвал ту, что подлиннее, чтобы плести удобнее было.

Вот до чего интересная трава ревенка. Если из нее сплести тонкий венок, надеть его на шею в день, на который выпадает середина второй русальной недели, и проносить до самого заката, то ты никогда не утонешь в реке. Почему именно в реке, а не в озере или пруду, не знаю. Но факт есть факт, про это в моей книге написано, а значит, так оно и есть на самом деле. Так что сплету и буду носить, я даже напоминалку в телефонный органайзер себе поставил. Помощь русалок — это здорово, но лучше перестраховаться. Мне прошлого раза в Москве-реке вполне хватило для осознания того, что тонуть крайне неприятно.

Да, еще важным условием является то, что венок этот после заката надо отправить в плавание по лунной дорожке, прочерченной ночным светилом на речной глади. Без этого никак. И вот тогда «…не примет тебя текучая вода, всяко к берегу прибьет».

Хотя, может, я не так что понял? Может, она меня уже утопшего к берегу прибьет, для того, чтобы тело в земле схоронили? Но все одно надо будет попробовать. Дело несложное, тем более что и трава есть, и река есть. Я как раз в Лозовке на второй русальной неделе буду.

А ревенкой эту траву называют потому, что, когда ее рвешь, она издает звук, более всего похожий на плач. И чем он громче, тем обильнее напиталась трава земной силой.

— Трава — что, — самодовольно заявил Родька. — Росу-то, хозяин, росу видел?

— Видел, — подтвердил я. — Молодец!

Вот тут душой не покривил. Правда молодец. Когда только успел половину пузырька наполнить? И роса-то какая! Алмаз! Бриллиант! До чего хорош да перламутров цветом был майский сбор, который я в лесу дяди Ермолая брал, но это — что-то с чем-то!

Даже здесь, на кухне, сквозь темное стекло пузырька был виден легкий свет, что источала влага Трибогова утра. Как маленькая лампочка сияла. Сильная штука, ох сильная. Ей-ей, пока даже думать о том, чтобы ее в дело пускать, не хочу.

— Никак голубец? — удивленно произнес я, рассматривая очередное растение. — Его-то ты где достал? Он же на болоте произрастает.

— Где взял — там боле нет, — весомо ответил слуга, поднабравшийся от обчества разных выражений. — Знаем места.

Тоже забавная штука, хоть почти и бесполезная для использования в наше технологичное время. Голубец — это не блюдо. Это охотничья травка. Если из нее сплести оберег, разумеется, нужным образом и с правильными словами, то того, кто его при себе иметь будет, в лесу ни один зверь дикий не тронет. При условии, что этот человек, всякий раз выходя из дома на охоту, будет произносить:

Раньше, должно быть, очень полезная была штука, но сегодня, при почти тотальном отсутствии крупной и опасной дичи и невероятном прогрессе охотничьего арсенала, смысла в ней особого нет. С рогатиной на медведя и луком на лося давно никто не ходит, да и осталось их в живой природе не так и много. Оптические прицелы и вертолеты сделали свое дело без всяких оберегов.

Да что там. У нас на втором этаже мальчишка живет, ему лет десять сейчас или около того, так он корову только по телевизору в рекламе видел. И еще — на обложке мороженого «Буренка из Кореновки». Вот так-то. Какие уж тут медведи и лоси…

Но выкидывать я эту травку конечно же не стал, пусть будет. Жизнь исключительно разнообразна. Это в Центральной полосе в лесу из живности только короеды водятся, но на ней Россия не заканчивается. А ну как меня в сибирскую тайгу судьба занесет? Там зверя пока хватает.

Короче, потратил я на эти травяные дела полдня и только было собрался лечь поспать, как Родька начал нудеть, что у нас холодильник пустой. Нет, без малейшего прессинга по отношению ко мне, он о подобном даже помыслить не может, но все эти его причитания о том, что вот-вот голодная смерть схватит нас своей костлявой лапой за горло и что он, когда особая нужда наступит, отдаст любимому хозяину последнюю корочку хлеба, дабы тот дальше жил, радуясь солнышку и белому светушку… Короче, такой нудеж любого идиотом сделает. Проще до магазина пробежаться, чем все это выслушивать.

И, само собой, на этом приключения не закончились, потому что в тот момент, когда я с полными сумками входил домой, из лифта вышла Маринка.

Вот вопрос — зачем она на моем этаже из него вылезла, если живет выше? Чего сразу на свой не поехать? Нет, ладно бы она ко мне собиралась зайти, но к чему тогда радостный возглас:

— О, Смолин! А ты дома?

Если ты думала, что меня нет, то зачем… И так далее.

И все, труба. Она четыре часа сидела на кухне, уничтожила треть приобретенных продуктов и безостановочно болтала. Я, если честно, даже начал подумывать о том, чтобы пустить в ход кое-какие зелья из числа тех, которые людям особо не вредят, но на время их нейтрализуют.

Нет, я люблю свою соседку. Не как женщину, разумеется, — у нас с ней отношения другого порядка, я ее как друга люблю. У меня, признаюсь, таковых вообще практически нет, потому тех, что имеются, я берегу. Потому и не шуганул ее из своей квартиры, перед этим цыкнув зубом и топнув ногой.

Вот только ответьте мне, почему я должен на протяжении доброго получаса выслушивать историю про какого-то молодого сотрудника редакции по прозвищу Мамонтенок? Разумеется, мне бы тоже был не по душе гражданин, который отчего-то считает, что разбирается во всем лучше других, и изрекает свои суждения так, будто те являются истиной в последней инстанции, при этом является редкостным болтуном и невероятным невеждой во всех областях человеческого знания. Но мне-то с ним не работать и детей не крестить, потому я не понимаю, на кой мне эта информация? И зачем мне знать, что прозвище свое он заработал за попытки копировать стиль главного редактора издания, в котором работает Маринка, и предсказуемо носящего прозвище Мамонт.

Когда сытая, веселая и выговорившаяся Маринка наконец-то ушла домой, за окнами совсем уже стемнело, а потому спать ложиться мне смысла никакого не было. Напротив, самое время было вызывать такси и ехать на кладбище. На завтра этот визит откладывать никак не стоило. И без того уже время упустил, по-хорошему, мне там надо было позавчера нарисоваться, крайний срок — вчера. Что мне Хозяин говорил? Если траву зверобой, что на могиле отцеубийцы, брать после майского полнолуния, то сила ее будет уменьшаться с каждым днем. А луна убывать уже начала, пусть пока это и незаметно совершенно. В мире Ночи значение имеют не внешние признаки, а то, что есть на самом деле. Тут пыль в глаза никому не пустишь, все про всех все знают.

И один из основных людских принципов: «Да ладно, завтра будет день и будет пища», — тоже не действует. Если ты сегодня что-то не сделал, то совершенно необязательно, что для тебя наступит завтра. Просто потому, что этого несделанного тебе, возможно, и не хватит для выживания.

Или другой поворот событий. Я сегодня на кладбище не поеду, а завтра его Хозяин скажет, что поезд ушел, и помогать мне не станет. Причем не только в сборе зверобоя этой ночью, но и в любом другом деле в перспективе. Причина? А вот не любит он, когда его добротой манкируют. И все. Это навсегда. Человека можно переубедить, уговорить, задобрить, подпоить, подкупить, наконец. А это существо — нет. Потому что оно не человек и живет по своим законам, которые с нашими никак не соотносятся. Вообще. И ничего ты с ним не сделаешь.

Потому, плюнув на то, что голова у меня была тяжелая как наковальня, через полчаса я уже сидел в такси и ждал, когда цитрамон купирует головную боль. Само собой, у меня были зелья и подейственней таблеток, но в данном случае пускать их в ход было просто нерентабельно. Тем более что голова даже не столько болела, сколько гудела, что твой паровой котел. Впрочем, оно и неудивительно, все же вторая ночь без сна, а я не железный.

— Припоздал, — первым делом сообщил Хозяин кладбища, только завидев меня. — Ленив и не любопытен ты, ведьмак. С таким подходом к делу тебе истинных высот не достичь никогда.

— Да я и не претендую, — ответил я. — По крайней мере — пока.

Оно можно было бы сказать что-то вроде «виноват», но не стоит этого делать. Что-что, а нехитрую формулу «виноват — плати» за время работы в банке я усвоил отлично. Она была выведена еще в ревущих девяностых и до сих пор определяла уклад массы областей российской жизни. Само собой, это существо не знало данной тонкости, только вот сдается мне, что оно тоже ее придерживается.

— Ну-ну, — с непонятной интонацией ответил мне умрун. — Ладно, в любом случае обещание выполню. Тем более теперь.

— В смысле? — Последние слова Костяного царя тревожно царапнули меня. — А что изменилось?

— Не лукавь, ведьмак, — посоветовал мне умрун и скрипуче рассмеялся. — И — с почином. Первую жизнь у смертного забрал наконец-то. Я это сразу почуял, как только ты в мой дом вошел.

— Да у какого смертного? — отмахнулся я. — Пиявец обыкновенный, его к живым причислять не стоит. Его вообще классифицировать невозможно. Это же не колдун, не кровосос, не ходячий мертвец. Он, скорее, инфернальный трансгендер, существо вне категорий.

— Может, и так. — Хозяин кладбища встал со своего гранитного трона. — А может, и нет. Ты видишь одно, а я — другое. В любом случае выигрыш за тобой, ведьмак. Ты жив, он мертв — чего еще желать?

Ну да, и Нифонтов тогда что-то подобное говорил, мол, странный пиявец, вместо того чтобы сдохнуть, наоборот, силы набрался немеряной. И на меня поглядывал при этом. Выходит, он все же был не ходячим потенциальным трупом?

Наверное, мне стоило испытать укол совести или начать рефлексировать по поводу того, что я прикончил не просто ошалевшую от крови тварь, а сущность, которая все же умудрилась сберечь свою душу, несмотря ни на что. Я так понимаю, речь об этом идет. Не о том, что я убил тело, это-то как раз ерунда.

Но — нет. Ничего не шелохнулось. И не потому, что я сам потихоньку начал терять связь с привычным миром, а потому, что очень хорошо помнил схватку в недостроенном доме, рот этой погани, полный острых зубов, раздвоенный язык и алчный взгляд, который сулил мне изрядные муки перед смертью. Поди, заживо он меня жрать бы стал, не иначе.

Так что убил — и убил. Все равно это рано или поздно случилось бы, не сегодня, так потом. Кощеев наследничек тоже, между прочим, не нежить, а вполне настоящий человек. И что мне теперь, проповедовать непротивление злу насилием и в стиле кота Леопольда призывать его жить дружно?

Даже не подумаю. Мне моя жизнь чем дальше, тем больше нравится, и просто так я с ней расставаться не собираюсь. Если пойму, что в драке не сдюжу, просто смоюсь из Москвы куда подальше, вот и все. Отступить не значит струсить. Мне просто нужно время для того, чтобы набраться опыта и знаний. Главное — не прозевать первый удар. Вот это на самом деле важно.

И еще. Если Николай и Костяной царь правы, то на улице Мораны в данный момент должен царить праздник. Она получила то, что хотела, а именно жертву, принесенную в ее честь. Пусть это вышло случайно, но факт остается фактом. Тем более что самой Моране, полагаю, подобные мелочи по барабану, поскольку боги не люди, их интересует только собственная выгода, остальное несущественно.

Красиво изрек, кстати. Самому понравилось. Может, сделать эту фразу статусом своей страницы «ВКонтакте»?

— Ведьмак, ты идешь со мной или дальше будешь спать стоя? — громыхнул голос Хозяина кладбища. — Право слово, ты до того, как принял на свои руки первую кровь, был куда сноровистей, а теперь на ходу спотыкаешься. Ведь уже прозевал полную луну, когда могильные травы входят в самую силу. И если так продолжишь, то даже с донышка ковша ничего не зачерпнешь.

— Две ночи не спал, — состроил жалостливую рожицу я. — Вот и торможу.

— И что? — нехорошо блеснули красные глаза под черным капюшоном. — Мне тебя пожалеть надо? Или всю работу самому сделать? Ведьмак, я оказываю тебе услугу, при этом ничего не прошу взамен, что в нашем мире уже большое диво. Я сам не до конца понимаю, зачем это делаю. Ты же проявляешь типично людские черты, а именно неблагодарность и наглость.

— Да я…

— Именно ты! — Голос умруна громыхнул так, что мне на секунду показалось, будто листья на березке рядом со мной вот-вот опадут. — Ты должен наконец разобраться с тем, кто ты есть. Если человек — так твое место вон там, за оградой. Пока — за оградой. А потом ты все равно окажешься здесь, но не как мой гость, а как мой раб, и будешь служить до той поры, пока я не сочту все земные долги уплаченными. Но если ты ведьмак, если ты Ходящий близ Смерти, то забудь все эти свои ужимки из прошлой жизни. Мысль должна быть острее стилета, а действия — продуманны и своевременны. И ты всегда должен быть настороже. Всегда! Врагов у тебя теперь куда больше, чем союзников. А те, кто кажется тебе другом…

Черная тень молнией скользнула среди могил, и мое горло оказалось сжато невероятно крепкой дланью. Когти-ножи уперлись в мою щеку, только чудом ее не разрезав.

— И что ты теперь будешь делать, ведьмак? — Капюшон приблизился к моему лицу, сквозь серое марево внутри него я смог различить жуткие черты того, кого звал Хозяином кладбища. Не знаю, из каких глубин мироздания выбралось это существо, но человеком оно никогда не было. По крайней мере, мне так показалось. Ну да, я помню, что, по идее, он первый, кто был похоронен на этом кладбище, вот только… Не человек это, без вариантов. — Скажи?

— Не дергаться, — осторожно произнес я. — А то щеку разрежете. Не хватало только взбудоражить ваших постояльцев запахом свежей крови. Ведьмак-то я ведьмак, но в моих венах пока она струится, а не что-то другое.

— Хм. — Пальцы разжались. — Забавный ответ. Но разумный.

Интересно, а голова у меня прошла оттого, что цитрамон подействовал, или от страха? И главное — сонливости как не бывало. Но с этим как раз все ясно, после такой жути я, наверное, еще неделю спать не смогу. Хорошо хоть штаны не намочил, вот стыдобища бы была!

— Твой путь и так непрост, — прогудел умрун. — Он представляет собой узкую тропинку между жизнью и смертью, и если ты с нее сойдешь, то обратно уже не вернешься. А ты вместо того, чтобы смотреть под ноги, еще и повязку на глаза надеть пытаешься. Не испытывай судьбу, ведьмак, она щедра лишь до поры до времени.

Вот тоже вопрос — чего он так обо мне печется? Сам сто раз говорил о том, что я его развлекатель, и не более. Мол, мое существование для него не значимее пылинки, танцующей в лунном луче. А сейчас как отец родной поучает. Бескорыстия в мире Ночи нет и никогда не будет, значит…

Значит, что? Пока ответа нет, но искать его нужно. Хотя бы для того, чтобы понять, кем я для Костяного царя являюсь на самом деле. Или чем.

— Знаю. — Я потер горло, на котором наверняка еще долго будут видны отпечатки пальцев. — И про тропинку, и про судьбу. Просто не все сразу получается так, как хочется. Но наглеть я и не думал, что вы?

— Н-да? — призадумался умрун. — А мне уж было показалось… Ладно, идем к могиле. Майские ночи короткие, не успело солнце сесть, как обратно на небо лезет. «Зори целуются», — так когда-то смертные про это время говорили.

Могила отцеубийцы, как он и говорил мне в нашу прошлую встречу, в самом деле оказалась не так далеко от его трона. Я, кстати, вспомнил эту могилу, поскольку тут пару раз бывал. И еще припомнил неприятный озноб, который тогда пробегал по моей спине. Теперь понятно почему. Мерзкое местечко, оно просто-таки пропиталось злобой и отчаянием.

— Ну вот. — Костяной царь показал мне когтем на скукожившиеся белесые цветочки, еле держащиеся на желтоватых стебельках.

И это зверобой? Сроду бы не сказал. Между этой бледной немощью и его ярко-желто-зеленым луговым сородичем разница такая же, как между трубой и валторной.

Но не это главное. Что-то тут не так. Не скажу, что именно, но у меня есть четкое ощущение неправильности происходящего. И еще — нависшей угрозы. Нечто невероятно злобное находится совсем рядом со мной и не впивается мне в глотку только потому, что его сдерживает некий запрет.

— Рви, — велел умрун. — Чего ждешь?

— Не-а, — покачал головой я. — Не стану. Эта могила не пуста. Там кто-то есть.

— Молодец, — усмехнулся Костяной царь. — Учуял или догадался?

— И то и другое, — выдохнул я. — То есть он там?

— Там, там, — подтвердил умрун. — Уж, почитай, лет сто. И лежать ему до той поры, пока последний гвоздь его гроба не станет ржавой трухой, последнюю кость его тела не сточат черви, а надгробный камень не уйдет под землю целиком. А это долго. Очень долго.

Ишь ты! Гвозди, кости — это ерунда, сотня — полторы лет, и нет их. Но вот камень — это да. Это сильно.

— Вылезай уж, — приказал умрун. — Покажись гостю. И не скрежещи, он тебе не по зубам.

Все-таки это оказался призрак. Я уж, если честно, начал ждать некоей голливудщины, руки, вылезающей из-под земли, и всего такого прочего. Но — нет. Просто призрак. Правда, мерзкий донельзя, чем-то напомнивший мне пакостного перерожденца из зернохранилища. В первую очередь, чернотой внутри, там, где у человека желудок находится.

Может, правы японцы и душа живет в животе? Если да, то у этого господина она вконец прогнила.

— Ишь как он на тебя смотрит, — чуть ли не с одобрением заметил Хозяин. — Так бы и сожрал. Верно ведь? Сожрал бы?

— Сожрал, — подтвердил призрак, алчно буровя пустыми глазами мой кадык. — Всю кровь высосал бы! И душу… Душу!

— Не хочешь его отпустить? — вдруг предложил умрун. — Я разрешаю. Сам посуди — раскаяния от эдакого негодяя ждать не приходится, он закоснел в злобе. А ну какого случайного прохожего сюда занесет, и тот с его могилы хоть листик поднимет? Тогда тому человеку беды не миновать.

— Значит, судьба у него невезучая, — и не подумал соглашаться я. — Плюс нечего просто так, без дела, по кладбищам шляться. Это не парк, тут аттракционов нет и мороженым не торгуют.

Костяной царь наклонился к могиле, шепнул себе под нос нечто неразборчивое, как видно, некий заговор, без которого эту травку не возьмешь, после сорвал десяток стебельков зверобоя и протянул их мне.

— Бери. И не забудь — сила в стеблях, а не в цветках. С дозировкой аккуратней. Этот негодяй силен, как ты видишь, в нем много загробной злобы. Если ошибешься, то отведавший зелья может навсегда потерять часть своей сути, зато приобрести кое-какие склонности вот этого мерзавца. Например, может пойти и кого-нибудь убить. Просто потому, что это покажется ему нормальным поступком.

— Ясно. — Я убрал зверобой в заранее приготовленный пакетик. — И сразу в тему — вы мне еще обещали дать заговор, который устраняет последствия этого отвара?

— Обещал — продиктую, — кивнул умрун и обратился к отцеубийце: — Постоял на земле? Поглядел на небо? И все, давай обратно, еще лет на десять.

— Отпусти-и-и! — проскулил призрак, глядя на меня. — Отслужу!

— Давай-давай, — убрал я пакетик в карман. — Вали в могилу. И скажи спасибо за то, что мне трава с нее была нужна, без этого бы ты вообще на белый свет не вылез. Я же знаю, каково твое наказание. Тебе заповедано веками пребывать во тьме, без надежды на помилование.

Ох как он на меня глянул перед тем, как снова под землю уйти. Страшное дело! Прямо мороз по коже прошел.

— Может, не так все плохо, — подытожил Хозяин кладбища. — И я могу ошибаться. Ну ладно, ведьмак. Дело сделали, идем продолжим беседу.

Глава 2

А вот дальнейший разговор с умруном у нас не задался, что меня очень расстроило. Он ходил кругами, изрекал какие-то непонятные фразы, в которых, несомненно, имелось второе дно, но нащупать это самое дно, распознать его мне никак не удавалось. То ли ума не доставало, то ли знаний, то ли усталость начала сказываться.

Впрочем, удивителен сам факт того, что это существо, от которого даже у меня, человека более-менее привычного, иногда мороз по коже пробегает, в этот раз предпочло кривые пути вместо прямой дороги. С чего бы? Раньше за ним ни деликатности, ни толерантности не замечалось. Он что думал, то и говорил, что хотел, то и делал. Потому что здесь, на кладбище, он царь и бог. Нет над ним другой власти — ни людской, ни духовной.

И даже сейчас, в машине, мне было немного неприятно от осознания того, что я его не понял. Костяной царь — фигура, без которой мое существование станет куда более невеселым и в плане знаний, и в плане безопасности, потому любая шероховатость в отношениях фатальна. Ну, может, я и сгустил краски, но только самую малость.

Это вон Вагнера можно послать куда подальше, и ничего для меня в системе координат не изменится. А умрун… Это совсем другая история.

Надо будет выспаться как следует, снова нагрянуть на кладбище и там расставить все по своим местам. На худой конец, честно признаться, что я не так умен, как он обо мне думает, потому лучше прямо объяснить, что ему от меня нужно.

— Приехали, — снова заелозил по сиденью Петр Францевич. — Я же говорил, что быстро доберемся, потому что утро. А вот вечером… С тех пор как честным бизнесменам запретили проблесковые маячки приобретать, так сложно стало ездить. Вот зачем это сделали? Кому мы мешали?

И столько недоумения было в голосе этого человека, что я на секунду усомнился в том, что он так умен, как про него говорят. Ну невозможно же не осознавать абсурдность сказанного? Или возможно? Может, просто он и ему подобные настолько привыкли жить с обычными россиянами вроде бы и в одной стране, но при этом в разных измерениях, что иные вещи им видятся в абсолютно другом свете? Ну не могут они понять, почему обычным людям не нравится, когда кто-то на них сверху поплевывает? Отчего им так дискомфортно?

Впрочем, делиться с ним этими мыслями я не стал, поскольку смысла в этом нет совершенно никакого. Сытый голодного не разумеет, я это за годы службы в банке отлично осознал. Иронизируй, не иронизируй — все одно результат не воспоследует, тебя просто не услышат. Потому я молча выбрался из остановившейся машины и, упершись руками в поясницу, потянулся, разминая затекшие мышцы.

А хорошо потомок ландскнехтов устроился. Ну, оно и понятно — престижное направление, элитный район, серьезная клиентура. И хорошо мне знакомый запах больших денег. Больших, но чужих.

Утреннее, почти летнее солнышко омывало своими лучами пять аккуратненьких трехэтажных корпусов, стоящих между хрестоматийными левитановскими березками. По вымощенным разноцветными плитками дорожкам неспешно трусило десятка полтора сильно немолодых, но при этом поджарых мужчин в «родных» костюмах «Боско», следуя за девицей-тренером с такими формами, что даже у меня, идейного противника спорта, появилось желание влиться в их ряды.

Еще тут имелись беседки, обвитые плющом, несколько фонтанов, глядя на которые местные пациенты, видно, так чудно размышляли не только о времени и о себе, но и о судьбах отечества, пара строений неясного назначения — то ли лаборатории, то ли корпуса для проживания обслуживающего персонала, и много чего другого. Территория позволяла. Иной аэропорт куда меньше места занимает, чем эта «небольшая» частная клиника.

В такой больничке полежать — это как в хороший отель съездить, скажу я вам. Не удивлюсь, если тут еще и бассейн с морской водой есть.

— Впечатляет? — уточнил у меня Петр Францевич. — Наше с Яной детище. Если бы вы знали, сколько мы сюда сил вложили, сколько души, сколько нервов.

— И сколько денег, — продолжил я иронично.

— Само собой, — и не подумал обижаться Вагнер. — Причем своих, а не заемных. Никаких дотаций, никаких субсидий, исключительно личный капитал.

Нет, надо мне выспаться. Собственно, чего я на него накинуться решил? Делает мужик свой бизнес, и делает. В конце-то концов, не наркотой же торгует и не дурочек малолетних в Турцию продает для постельных утех? Ну а что до отстраненности данного места от широких народных масс, так подобное всегда было, есть и будет. Можно подумать, что в советское время вожди в районную поликлинику ходили.

— Нам в четвертый корпус, — сообщил мне Вагнер. — У нас там инфекционное отделение.

— Хм… — озадачился я. — Про инфекционку вы не упоминали. Если честно, нет у меня желания какую-нибудь заковыристую хворь подхватить, из числа тех, что воздушно-капельным путем передаются.

— Не подхватите, — успокоил меня Петр Францевич. — Просто внешний вид Руслана, он… специфичен. По этой причине мы именно туда его и определили. Собственно, Руслан один занимает весь этаж, других пациентов там нет. Но его болезнь не носит инфекционный характер, в этом можете быть уверены. Лучшие врачи Москвы уже составили свое суждение по этому поводу, про анализы я и не упоминаю.

— Хорошо, — согласился я и снова зевнул. — Скажите, а кофе в вашем заведении есть? Засыпаю просто на ходу. Так сказать — полцарства за «Нескафе».

— Найдется, — с достоинством ответил Вагнер, а после усмехнулся. — Правда, не для всех. Гипертоникам, к примеру, его не видать как своих ушей, даже за деньги.

— Ну, вопрос всегда только в сумме, — усмехнулся я.

— У меня персонал вышколен будь здоров, — покачал у моего носа указательным пальцем Вагнер. — Разумеется, прецеденты были, но нарушители вылетали с волчьим билетом, их после этого даже в аптечный киоск на работу не брали. А оставшиеся точно знают — если что, никакие мольбы не спасут. Но у вас, мой друг, вряд ли обнаружатся проблемы с сердцем и давлением, не так ли? Кстати, не желаете после кардиограмму сделать? У нас отличное оборудование, в Германии на заказ изготовили.

— Пока ограничимся кофе, — предложил я и глянул на часы. — Но вот если бы к нему прилагалась тарелка пшенной каши на молоке, пара кусков хлеба с маслом и два — три ломтика сыра, это было бы счастье. Но утренняя раздача еды, надо думать, уже закончилась?

Самое забавное — я абсолютно точно указал блюда из «меню номер шесть» стандартного понедельничного завтрака. Но одновременно в этом и крылась моя ошибка. Вагнер же немец, что я у него попросил, то и получил. Просто в «меню номер три», например, бутерброды с севрюгой фигурировали, а в «меню номер девять» — паровые куриные котлеты с пюре, так что стоило не скромничать в своих запросах. Может, это и не такая больничная классика, как каша и сыр, но мне котлеты больше по душе. Вот только переигрывать было уже некрасиво.

Все разновидности меню я с интересом изучил в небольшой, но крайне миленькой столовой четвертого корпуса, созданной, насколько я понял, специально для тех, кто любит питаться в компании. Остальным пациентам пищу доставляли прямо в палаты. Воистину, любой каприз за ваши деньги. Сами посудите — я насчитал двенадцать видов. Двенадцать! Наверное, каждый соответствовал своей группе болящих — диетику одно, желудочнику другое, сердечнику третье.

Ну не по толщине же кошелька их формировали? К тому же за этот забор бюджетники все равно не попадают, если тут оказался, то уже данному меню соответствуешь.

— Ну, идемте к вашему горемыке, — облизав ложку и отпив из кружки отличного кофе, предложил я. Не из чашечки, а из кружки, предусмотрительный Вагнер отдал соответствующее распоряжение. — Сон отступил, пользуйтесь вспышкой активности. Вижу, вижу, что спешите, потому допью на ходу.

— Плохая идея, — немного удивив меня, покачал головой Петр Францевич. — Лучше я подожду, спокойно завершите завтрак. Желудок ошибок не прощает, поверьте врачу. Да и другие причины на этот счет имеются.

Смысл, который Вагнер вложил в эти слова, стал мне понятен чуть позже, когда мы наконец добрались до палаты его друга Руслана.

Черт, какая же в ней стояла вонь! Не помогали ни очистители воздуха, ни навороченный кондиционер, установленный под потолком, ни марлевая маска, которую мне вручил Вагнер перед тем, как сюда зайти. Смрад гниющего заживо тела лупанул меня как молотком по голове, я чуть «меню номер шесть» обратно из себя не исторг.

Про внешний вид этого горемыки я уж и не говорю. По изъеденному язвами лицу было просто невозможно понять, как этот человек выглядел раньше. Да что там! Не знай я, что это мужчина, то затруднился бы и с определением пола.

Да, это точно не типовое заболевание. Кому-то этот самый Руслан крепко перешел дорогу. Кому-то сильно непростому. Я не эксперт по проклятиям и порчам, но даже мне ясно, что его хотели не просто убить, кто-то желал, чтобы он еще и помучился. Хорошо так помучился, от души, качественно. Чтобы всю жизнь свою перед смертью вспомнил и каждый поступок в ней взвесил, точно перед Страшным судом.

— Бо-о-ольно-о-о, — проскрипел голос, в котором ничего людского уже не было. Распухшие, точно оладьи, губы шевельнулись, по ним потекла зеленоватая вонючая жижа. — Бо-о-ольно-о-о. Э-э-э…

Мать моя женщина! Он еще и в здравом уме!

— Укол, — бросил Вагнер сестре. — Четверть дозы.

Даже знать не хочу, что именно они ему колют. Но и не осуждаю, поскольку мужика корежит очень уж неслабо.

Я с собой захватил пару зелий, тех самых, с помощью которых некогда помог господину Ряжскому во в чем-то схожей с этой ситуации. Можно было бы подарить приятелю Вагнера двадцать — двадцать пять минут без боли, но стоит ли? В данной ситуации это не благодеяние, а часть пытки, которую ему и без меня кто-то устроил. И все же интересно, за что его вот так?

Я глянул на Вагнера и ткнул пальцем в направлении двери, давая ему понять, что пора на выход. Делать мне тут больше было нечего. Да и невмоготу, если честно, очень уж запах жуткий. Как сестры здесь подолгу находятся, в ум не возьму. Им за вредность тройной оклад платить надо. Впрочем, может, так оно и есть.

— Что скажете? — Мой наниматель стянул повязку с лица и глотнул свежего коридорного воздуха.

— Кто-то здорово рассердился на вашего приятеля, — сделал я ровно то же самое. — Уфф! Кранты ему, Петр Францевич. Я не большой эксперт по данной части, но, сдается мне, точка невозврата пройдена, и не вчера.

По лицу Вагнера ясно читалось: «Если бы ты сразу сюда поехал, а не ждал бог весть сколько, то ситуация могла и не дойти до такого кошмара». Но произносить вслух он этого не стал. Умный.

Да и не случилось бы по-другому. Что я сейчас не знаю, как такое вылечить, что тогда не знал. Тут эксперт нужен. Специалист узкого профиля.

— Совсем ничего сделать нельзя? — Опытный и мудрый Вагнер что-то прочел по моему лицу, потому и задал этот вопрос. — Совершенно?

— Думаю, — пояснил я. — Не отвлекайте.

Хотя что тут размышлять-то? Вариантов всего ничего. Первый — плюнуть на все, сказать, что «увы и ах», и забыть про горемыку Руслана напрочь. Второй — прибегнуть к помощи своего нового приятеля по имени Дэн. Вернее, предложить ему немного заработать. Выглядит это не сильно красиво, вроде только познакомились и сразу — такие предложения, но я же не взаймы у него прошу? Деньги есть деньги, почему нет? Вот только, несмотря на наличный расчет, кое-какую услугу я ему задолжаю, а это мне не по душе. Ни к чему это сейчас, не ко времени. Да и потом — овчинка не стоит выделки, потерять я могу больше, чем приобрести.

И вариант номер три. Красавица Виктория, непостижимая и холодная, словно Снежная королева. Собственно, я сразу так и предполагал, еще тогда, когда мы с Вагнером сделку заключали. Интуиция, однако.

Основной момент один — оно мне надо или нет? Про сострадание говорить не имеет смысла, этот большой гнойник мне не брат и не сват. К тому же я понятия не имею, кто и за что его такой красотой наградил. А что если за дело? Может, он беззащитных дольщиков обманул, собрал с них денежки и дом не достроил? Или чего похуже учудил? Простые люди сюда не попадают, и есть у меня серьезное подозрение, что кое-кто из местных постояльцев на руку сильно нечист.

Опять же, что если я ему помогу, а потом кто-то мне за это предъявит? Ведьма какая или колдун? Запросто такое случиться может. Скажем, кто-то их подрядил убрать этого Руслана с дороги, они честно хотели исполнить контракт, а тут я со своими кустарными методами и излишним состраданием, пусть даже и замешенным на материальной выгоде. Мне новые враги не нужны, старых хватает. А если еще учесть друзей, которые иной раз проблемы подкидывают похуже иных супостатов, так и вовсе на руках завалящей покерной «пары» может не оказаться.

— Как он, Петр Францевич? — К нам подошла восточная женщина, красоту которой не портила даже изможденность, заметная сразу. За ее спиной стоял черноволосый и крепко сбитый подросток, почти юноша, неотрывно глядящий на дверь, что вела в палату, из которой мы только что вышли. — Нет улучшений?

— Увы. Лиана Мансуровна, увы, — всплеснул руками Вагнер. — Мы делаем все, что можем. Впрочем, я пригласил для дополнительной консультации одного очень серьезного специалиста, вся надежда теперь только на него. Собственно, вот — Александр… Мнэ-э-э…

— Просто Александр, — оборвал я его мычание. — Добрый день.

Вот не люблю я этого всего. Не люблю. Не знаю, случайно тут оказалась эта измученная неизвестностью и страхом женщина, или хитрый немец все подстроил, но не стоило этого делать. Так меня проще разозлить, чем подвигнуть на доброе дело.

— Это Лиана Мансуровна Арвен, — представил женщину, которая не мигая таращилась на меня своими черными глазами, Вагнер. — А это их сын, Темир.

Арвен. Это не тот ли, что владелец банковской группы «Бета»? Финансовый мир сам по себе невелик и с каждым годом стараниями Центрального банка России становится все более узким, потому серьезных игроков все знают. А «Бета» — серьезный игрок, она за последние несколько лет пяток крупных, но просевших банков санировала. И зарплаты там, по слухам, неплохие, про подобные вещи в нашей среде тоже все знают. Помню, когда года полтора назад я с Кузьминой полаялся, так даже хотел им свое резюме отправить.

Вот ведь.

— Помогите Руслану, — тихо попросила женщина. — Умоляю вас! Я чувствую, что вы в силах это сделать. Не знаю отчего, но точно чувствую!

Ну что за сериальные страсти, а?

— Вам бы поспать, — посоветовал я ей. — Вон тени какие под глазами. Все уже идет так, как идет, и то, что вы себя мучаете, никому пользы не принесет.

— Вот, — почему-то обрадовался Вагнер. — Врача два, а мнение одно. Заметьте: это мои вчерашние слова.

— Я пойду к мужу. — Лиана Мансуровна накинула на плечи халат и отправилась в палату.

— Моя семья богата, — сообщил мне подросток ломким голосом, как только за его матерью закрылась дверь. — Если отец выздоровеет, то вы получите много денег, даю слово. Очень много. Если надо, я расписку напишу. Но Петр Францевич может подтвердить вам, что мужчины из рода Арвенов всегда держат свое слово. Это на самом деле так.

— Хорошо, — без тени улыбки в голосе отозвался я. — Ваше предложение мне предельно ясно, Темир Русланович. Не надо расписки.

Не подав руки ни мне, ни Вагнеру, парень отправился вслед за матерью в удушливо-гнойный полумрак палаты.

— Хотелось бы ясности, — твердо произнес Петр Францевич. — Не обессудьте, Александр, но как врач я имею на это право.

— Бесспорно. — Я совершенно не желал с ним спорить, хотя и можно было бы. — Но прежде я бы еще кофейку жахнул. Опять меня в сон клонит.

— Разумеется. — Наконец-то в голосе бизнесмена от медицины я услышал раздражение. Не знаю почему, но мне хотелось его вывести из себя.

Беседу мы продолжили уже на улице, устроившись на уютной кованой скамеечке в тени высоченной липы.

— Итак. — Я отпил кофе. — Вы желаете ясности. Какой именно?

— То есть? — На лбу Вагнера запульсировала жилка.

— Так она разная, — пояснил я. — Есть ясность по поводу хвори этого господина, есть ясность на предмет того, что мы делаем дальше. И так далее.

— Хотелось бы полную, — глубоко вздохнув, произнес Петр Францевич. — Если можно.

— Отчего же нет? — добродушно согласился я. — Что до хвори, то еще у палаты я, на мой взгляд, четко выразился. Вы были правы, это не медицинское заболевание, потому ваши врачи ничего сделать и не смогли.

— Ужас, — вытер лоб Вагнер. — Боюсь, вам не понять, Александр, насколько страшно мне это слышать.

— Вы на самом деле настолько дружны? — искренне удивился я. — Если это так, то примите мои извинения за неуместную иронию во время нашего предыдущего разговора.

— Да нет, — отмахнулся Петр Францевич. — Хотя — да, дружны, но речь не о том. Мне как медику страшно. Я всегда был уверен в том, что для медицины нет понятия «невозможно». Любая болезнь — это лишь предмет научного исследования. Даже если ее невозможно вылечить, то как минимум можно диагностировать, систематизировать и классифицировать. А сейчас я столкнулся с тем, что лежит по другую сторону научных познаний, понимаете? С чем-то, против чего бессильны лучшие из лучших. Это рушит все, во что я верил. Александр, поверьте: то, чем я занимаюсь сегодня, почти перечеркивает мою предыдущую жизнь, в которой я был врачом, человеком науки. Яна — нет, она деловая женщина, она мозг и сердце нашего дела, собственно, на ней держится бизнес. Не на мне. Я — клиницист, был им и остаюсь.

И я ему верю. Не знаю отчего, но верю. Хотя, разумеется, и не во всем.

— Это жизнь, — попробовал утешить его я. — Она любит подбрасывать сюрпризы, особенно тем, кто их уже не ждет. Ладно, продолжим. Ясность номер два. Я не смогу помочь вашему другу. Не мой уровень, да и профиль не мой. Это как если венерологу предложат лоботомию провести. В теории он что-то знает, но на практике больному ничего хорошего не светит.

— И? — поторопил меня Вагнер.

— И все, — закинул я руку на спинку скамейки. — Почти. У меня есть человек, который мог бы взяться за подобное дело. Специалист высокого уровня. Но…

— Деньги — это не проблема, — напомнил мне владелец клиники.

— Само собой, — кивнул я. — Тут другое. Она сама решает, кому помогать, а кому — нет, вот в чем дело. Может случиться так, что будет сказано «нет», и здесь ничего не поделаешь.

— Договоритесь о встрече, — предложил Вагнер напористо. — Я постараюсь найти аргументы, чтобы убедить эту даму помочь Руслану.

— Любопытно было бы глянуть на эту картину, — хмыкнул я, представив, как Виктория выслушивает бизнес-предложение, а после встает и уходит, окинув нас на прощанье своим ледяным и безразличным взглядом. — Да нет, милейший Петр Францевич, здесь я буду вести беседу сам. С вами она даже общаться не станет. Эта леди не практикующая колдунья, ее не наймешь и не купишь вот так просто.

С шорохом разъехались в стороны двери, ведущие в корпус, мимо нас прошла Лиана Мансуровна, давящая в груди рыдания и прижимающая ко рту скомканный платок, за ней следовал сын. Впрочем, поравнявшись с нами, он остановился, сдвинул черные брови и произнес:

— Петр Францевич, мы с мамой верим в вас. И еще дед просил вам непременно сказать, что пакет акций клиники перейдет от нашего семейства в ваши руки только тогда, когда мой отец станет таким же здоровым, как и был прежде. Не раньше. И вы тоже старайтесь. Как следует старайтесь.

Ну слава богу! А то я уж в бескорыстие Вагнера начал верить, против всех упреков интуиции, которая теребила мое сознание с самого начала. Мне ведь даже неловко стало, что записал хорошего человека в стяжатели.

Пакет акций. Вот чего он бьется как рыба об лед. Ну да, серьезный аргумент, за такой можно гордость, страх и самолюбие в одно место засунуть, особенно если пакет немаленький. Не контрольный, разумеется, его бы Вагнеры никому не отдали, но процентов пятнадцать — двадцать у Арвена иметься может. Думаю, его банк поддержал клинику на раннем этапе, а как обеспечение в залог взял акции. Или вовсе их выкупил, став инвестором.

А мне лишний раз урок — не верь Вагнерам. Как он там говорил? «Свои, не заемные»? Ну-ну.

Но мальчишка молодец, хорошо держится для своих лет. Зубасто так. Главное ему понять, где проходит граница между «можно» и «перебор». Но я ему ее очерчу. Исключительно из педагогических соображений.

— Мне необязательно стараться, — сообщил я вслед Темиру. — Я клятву Гиппократа не давал, моя совесть чиста. Привет деду!

Парень остановился так, будто ему в спину снежком залепили, и медленно повернулся ко мне.

— Прежде чем вы скажете какую-нибудь глупость, молодой человек, я должен вам напомнить, что именно они обходятся нам дороже всего, — продолжил я. — А уж каким боком встают угрозы, особенно направленные в адрес тех, кто может быть полезен в той или иной ситуации, это вообще ужас!

— Друзья! — Вагнер вскочил с лавочки. — Давайте держаться в рамках вежливости. Да и вообще… Ладно Темир, он совсем еще молодой человек, его эмоции захлестывают. Но вы-то, Александр! Вы же взрослый человек!

— А что, собственно, такого было мной сказано? — изобразил удивление я. — Юноша рекомендовал нам с вами работать лучше, я ему объяснил, что не все в этом мире обязаны выполнять его указания.

Ну, тут я душой покривил чутка, куш мне предложен достойный, но не семейством же Арвен? Или Арвенов? Не знаю, как правильно.

— Думаю, мы найдем точки соприкосновения, — мягко проговорил Вагнер. — Точнее, они ведь уже найдены, не так ли? Темир, а вы идите и поддержите вашу маму. Ей сейчас как никогда это необходимо.

Промолчал мальчишка, пошел, куда посоветовали. Но дедуле наверняка настучит, можно не сомневаться.

Нет, все-таки в такие дела уставшим ввязываться нельзя, в сотый раз себе это повторяю. И правда, чего я на этого подростка сорвался? Нашел тоже, с кем меряться, кто выше на забор писает, отыскал достойного соперника. Прямо даже стыдно стало.

— И все-таки. — Петр Францевич проводил взглядом две фигуры, которые вскоре сели в автомобиль, снова уселся на лавочку и сплел пальцы рук в замок. — Ваше решение, Александр. Я бы хотел его услышать. Тем более что теперь вы четко осознаете, насколько для меня важно исцелить Руслана. Эта клиника — мой… наш с Яной ребенок. И мысль о том, что кто-то может прийти и потребовать ее часть, гложет нас давным-давно. Да, приходится признать: когда мы ее создавали, нам пришлось прибегнуть к помощи семейства Арвенов, влиятельного в деловых кругах. После мы не раз делали им предложения о выкупе акций, но они всякий раз отказывали. Постоянно отказывали! И этот случай — наш единственный шанс, как бы цинично подобное ни звучало.

— Согласен. — Сквозь листву скользнул солнечный луч, на секунду ослепив меня, и я, как в детстве, прищурил глаз. — Другого такого может не быть.

— Я все понимаю. — Вагнер закинул ногу на ногу. — Скажем так — сумма вашего гонорара будет удвоена. Это хорошие деньги. Разумеется, при условии благоприятного исхода для больного.

— Сложно сказать, какой из исходов для товарища является благоприятным, — вздохнул я. — Как по мне, прямо сейчас это вариант сдохнуть побыстрее, потому как чем в таком состоянии существовать, лучше уже вообще никак не жить.

— И все же? — мягко, но непреклонно спросил Вагнер. — Ваш ответ, Александр?

— Секунду, — попросил я его и достал телефон. — Сначала кое с кем поговорю, потом закончим. И сразу — если человек скажет «да», то вы утроите два гонорара.

— Утрою? — изумился Петр Францевич.

— Ну да. Вы тогда оговорились, когда сказали: «Сумма будет удвоена». Правильно — «утроена». Ну-ну, акции все равно вам бы обошлись дороже, и вы это прекрасно знаете. Да и вообще не факт, что дело выгорит. Там все так сложно…

Девушка сняла трубку почти сразу, после второго гудка.

— Ничего себе, — вместо «здрасте» удивился я. — Виктория, возможно, я себе льщу, но вы что, ждали моего звонка?

— Да, Саша, — с легким придыханием ответила та каким-то незнакомым голосом.

— Сдается мне, ошибочка вышла, — сообщил собеседнице я и глянул на экран смартфона.

— Не ошиблись. — Вот теперь я узнал голос Виктории. — Я тоже иногда люблю пошутить.

В жизни бы не подумал!

— К тому же я на самом деле жду звонка, — продолжила девушка.

— Вот ведь, — расстроился я. — Значит, не стоит вас отвлекать? А у меня важный разговор. Точнее, дело по вашей части. Любопытное! Я, по крайней мере, ничего подобного до сегодняшнего дня не видал. И к тому же в моих нынешних планах значится все-таки выманить вас в какой-нибудь приличный ресторанчик. Вы просто не знаете ничего про мое упорство, я если чего решил, то непременно сделаю. И потом, мне сегодня даже позавтракать толком не довелось, а дело движется к обеду. Неужели вы позволите мне умереть голодной смертью, прекрасная Виктория?

— Последняя фраза мне не очень, а все остальное… — Девушка задумалась. — Почему бы и нет? У нас тут неподалеку от отдела есть милое кафе, там неплохо готовят. Сейчас вам сброшу на телефон адрес, вы, как приедете туда, мне позвоните, я подойду.

— Договорились, — обрадовался я. — Жду сообщение!

— Куда мы едем? — деловито спросил меня Вагнер.

— Мы? — хмыкнул я. — Мы — никуда. Вы остаетесь здесь, Петр Францевич, дабы нести за наличный и безналичный расчет исцеление страждущим. А вот я отправляюсь обедать с красивой и умной женщиной, которая, возможно, сделает ваш бизнес по-настоящему семейным.

— Деньги? — уточнил он. — На представительские расходы?

— Больше никогда мне ничего подобного не предлагайте, — попросил его я. — И не надо иллюзий, я у вас не служу. Это разовая акция, не более того. Если вы сейчас про себя произнесли что-то вроде скептического «да-да-да», то хочу вам сообщить интересную новость. Я не знаю, как врачевать ту дрянь, что добивает господина Арвена, но зато могу узнать, как ее на кого-то напустить. Ломать не строить, Петр Францевич, первое всегда проще второго. Я доступно изложил свои мысли?

Деньги я люблю, а вот кабалу — нет. От этих самых расходов до поводка на шее — два шага. Сегодня предложил это, завтра — трудовой договор, а послезавтра? Мне одной Ряжской хватит за глаза. Ну да, недавно я ее «причесал», вот только для нее это ничего не значит. Эта женщина умеет ставить перед собой цели и добиваться их любой ценой.

— Предельно, — ответил Вагнер. — Машина в вашем распоряжении.

Ну да, конечно, поеду я на ней прямо до места встречи, как же. Наверняка водитель тут же стукнет, где я высадился и куда зашел. Вагнер не шпион, но лишнего ему знать не надо. С него станется внезапно нагрянуть за наш столик и тем самым все испортить.

Потому я вылез из машины рядом с метро «Тургеневская» и сразу нырнул в подземку, решив, что лучше проеду пару остановок ею. Так спокойней будет.

Кафе и правда оказалось по-домашнему уютным, а Виктория не заставила себя долго ждать. Сначала все было очень мило, она сделала заказ, а после любезно разрешила мне не ждать ее, когда официантка принесла отбивную с гарниром. От вина, правда, отказалась, сообщив, что на службе.

— Так что у вас за вопрос? Давайте сразу его проговорим, чтобы не обмениваться пустыми репликами, — предложила девушка, с улыбкой глядя на то, как я кромсаю мясо ножом. — И можете говорить с набитым ртом, я к этому привыкла. Мои коллеги только так и поступают, особенно Мезенцева.

— Есть один человек, его крепко прокляли, — все же прожевав кусок, сообщил ей я. — Ну или порчу навели. В жизни такой жути не видел.

— Вы много чего не видели, — резонно заметила Виктория. — И всякий раз будет казаться, что хуже быть не может. Это не так. Будьте любезны, переходите к конкретике.

— Не к столу рассказ, — предупредил я ее.

— Меня ничем не смутишь, — заверила меня Виктория. — Считайте, что я патологоанатом, тем более что где-то так оно и есть.

— Мужик весь в гное, — поморщился я. — Это жуть какая-то. Даже не знаю, как этого Руслана описать правильно…

— Руслана? — напряглась Вика. — Его зовут Руслан?

Глава 3

— Ну да, Руслан, — подтвердил я, окунув кусочек отбивной в томатный соус. — Арвен. Серьезный дядька, владелец мощного банка, который в рейтингах… Виктория, что-то не так?

Девушка смотрела на меня очень странно, а ее лицо скривилось так, что было совершенно неясно — то ли она заплакать собирается, то ли засмеяться.

— Не так, — наконец произнесла она. — Или, наоборот, так.

— Такое дело, Виктория… — Я положил вилку с нанизанным на нее кусочком отбивной на тарелку. — Дураком надо быть, чтобы не допереть до простой вещи, а именно до того, что вам это имя знакомо, причем хорошо.

— Знакомо, — повторила, как заводная игрушка, моя собеседница. — И хорошо. Так вы говорите, Саша, что он совсем плох?

— Шмат мяса, сочащийся гноем, — осторожно подтвердил я, пытаясь по лицу собеседницы понять, печалят ее эти новости или радуют. — И боли неслабые испытывает, ему их наркотой какой-то медицинской купируют.

— Жаль, — еле слышно прошелестела Виктория. — Снисхождения он не заслужил.

Ну хоть ясность появилась. Если так, то особой любви у нее к Арвену нет. И шансов на то, чтобы выжить, у этого господина тоже больше не имеется. Что до меня — я ему помогать в любом случае теперь не стану, поскольку данная ситуация — из числа тех, когда ты точно должен для себя решить, с какой стороны баррикад оставаться. Тут мне думать особо не о чем.

— Как скажете, — нейтрально произнес я, снова берясь за вилку и нож.

— Саша, а вы теперь наемник? — вдруг спросила девушка своим обычным голосом. — Да?

— С чего вы взяли? — удивился я.

— Просто вы уже второй раз прибегаете к моей помощи ради решения проблем других людей. На филантропа вы, уж извините, не похожи, к тому же людей, пострадавших в обоих случаях, живущими за чертой бедности не назовешь.

Я рассмеялся, вызвав у собеседницы удивление.

— И правда, все именно так выглядит. Но это не более чем случайность. Нет, Виктория, я не ступил на скользкий путь оказания сомнительных услуг. Просто так получилось, так совпали звезды.

— А Арвен? — Глаза девушки нехорошо сузились. — Получается, вы помогаете ему не из-за денег? Он что, ваш приятель?

Ай-ай, как смотрит. Сдается мне, теперь я знаю, кто именно напустил на Руслана такую жуткую хворь. Или как минимум тому поспособствовал.

— Нет, не приятель, — миролюбиво ответил я. — Мне сегодня впервые в жизни его увидеть довелось. Просто один человек замолвил за этого товарища слово. Полезный человек, замечу особо. Виктория, да не смотрите вы так грозно! Для меня с некоторых пор авторитетов нет, мне что бомж, что депутат — все едино, потому как теперь я точно знаю, что там, за чертой жизни, все люди одинаковы и мечтают об одном и том же. Права народная мудрость: на том свете карманов нет и туда ничего не унесешь — ни золото, ни власть, ни приватный счет в Швейцарии.

Кстати, неплохо бы узнать пару-тройку кодовых слов к подобным счетам. Чем хорош данный способ хранения денег — истинную личность владельца там, в Швейцарии, никто не знает, в том и смысл анонимности. Да и не нужна она там никому, такие счета частенько через фирмы-посредники открывают. Главное — знать кодовое слово и владеть уникальным ключом-флешкой, именно они откроют тебе доступ к деньгам. Казалось бы, в чем отличие этого швейцарского счета от нашего обычного? Да в том, что их, такие счета, как правило, держат отдельно. Отдельно от любимой семьи и верных друзей. И иногда случается так, что информация про подобные сбережения уходит в могилу с тем, кто был их владельцем.

Но в моем случае чужая смерть — это только начало чьего-то пути.

— Так зачем же вы помогаете Арвену? Если вам плевать на авторитеты?

— Помощью это и не назовешь, если честно. Так, приехал, глянул… Но вообще — ради выгоды, разумеется. Нет, деньги деньгами, это уж само собой, меня бы просто не поняли, не потребуй я их, сами знаете, в каком мире мы живем. Но главное, повторюсь, не это. Дело в том, что проситель является весомой фигурой в фармакологии. Сеть аптек, собственное производство лекарств, клиника, короче — полный набор, и вот это мне очень и очень интересно. Вы же знаете мой профиль — зелья, порошки, снадобья. Есть ингредиенты, которые так запросто не купишь, есть такие, которые вовсе не добудешь, просто в силу того, что не растут они в средней полосе России. Я же не полечу в Бразилию ради одного корешка или травинки, верно? И вот тут…

— Я поняла, — оборвала мой рассказ Виктория. — Извините, Саша, я подумала о вас плохо.

— Да ничего. — Кусочек мяса наконец-то отправился в рот. — И правильно сделали. Человек я так себе. Дрянь человек, скажем прямо. Но это не помешает мне доесть отбивную, а после позвонить тому, кто просил о помощи, и сообщить, что я ничем ему и господину Арвену помочь не могу.

— Вы хотите удружить мне? — уточнила Виктория со слабой улыбкой. — Это мило. Я оценила. Нет, серьезно. Но, ради правды, у вас все равно ничего не получилось бы, Арвена уже не спасти. Что-то можно было предпринять в течение первых трех дней после того, как он был проклят, а после — все. Знаете, что лежит в основе заговора? Гнилая вода из центра Шатурских болот, взятая в апрельское полнолуние из чарусы, недавно поглотившей детскую душу, да еще и зачерпнутая тем, кто эти места охранять поставлен. Осечки быть не может. Арвена пожирает не болезнь, его разъедает природная злоба гнилой воды. Вы никогда с ней не имели дела?

— Heт, — помотал головой я, а после осторожно спросил: — Виктория, я понимаю, что мы знакомы не первый день, но при этом не настолько, чтобы вы вводили меня в курс данного деяния. Я не совсем дурак, уже сообразил, что вы приложили руку к недугу, поразившему господина Арвена, но все равно это не очень правильно. Подобное лучше оставить при себе. Просто в силу того, что ваши же коллеги могут не очень адекватно воспринять ваши действия. От меня информация не уйдет, даю слово, но если вы и дальше будете так откровенничать, то кто знает, чем это кончится?

— Они в курсе, — огорошила меня Виктория. — Я сама на болота и не сунулась бы, побоялась. Пал Палыч воду добывал, тамошний болотник — его давний должник. Саша, вы же знакомы с Пал Палычем?

— Само собой, — подтвердил я. — Он ко мне в Лозовку приезжал. Так, получается, этот Арвен по вашему ведомству проходил? Тогда понятно. То-то его банк ЦБ не прихлопнул. Правда, я всегда был уверен в том, что ни с цэбэшниками, ни с налоговиками ни одно чародейство не справится, поскольку у них на это иммунитет, но, как видно, ошибся.

— Нет, — покачала головой девушка. — Арвен — обычный человек, он никак не связан с миром Ночи. Вернее, когда-то он очень хотел заглянуть за окоём обыденности, причем настолько, что перешел грань дозволенного, за что в результате и поплатился.

— Ясно, — отозвался я, хотя на самом деле это было не так.

Но в такой ситуации лучше в расспросы не лезть. Захочет Виктория — сама все расскажет. Не захочет — значит, не захочет.

Так оно и вышло.

— Несколько лет назад Арвен убил человека, которого я очень любила, — вычерчивая ногтем по столу замысловатые узоры, произнесла девушка. — Не сам, разумеется, чужими руками, но разве это что-то меняет? Виноват не пистолет, а тот, кто нажал на курок. Непосредственного убийцу застрелил Коля, тогда еще совсем юный оперативник, а вот до Руслана мы не добрались, не успели. Он сбежал из страны, как видно, что-то почувствовал. Можно было бы найти его и там, где он затаился, но Олег Георгиевич запретил мне это делать, не хотел портить отношения с коллегами. И потом — тот, кого он убил, лежит здесь, на этой земле, стало быть, виновник его смерти тоже должен умереть тут. Так оно и получилось, прошло время, и Арвен вернулся, чтобы за все заплатить. Простите уж за пафосные и банальные слова.

— Не за что извиняться, — заверил ее я. — Все правильно сказано. И смерть у него такая, что врагу не пожелаешь.

— Только мне этого мало, — очень тихо и очень жестко произнесла Виктория. — Знаю, что мои коллеги не одобрили бы того, о чем я хочу вас попросить, Саша, но мне это безразлично.

— Не надо, а? — предложил я. — Не стоит произносить вслух то, что у вас на уме. Это очень, очень плохая идея. Этот гад и так подыхает как собака, истекая гноем и корчась от боли. Куда уж хуже?

— Вам ли не знать, что хуже? — таким голосом произнесла она, что мне стало немного не по себе. — Вы же Ходящий близ Смерти, потому разбираетесь в данном вопросе лучше, чем кто-либо другой.

— Потому и советую обратить свое внимание на салат «Цезарь», — показал я на девушку-официантку, которая как раз принесла заказ моей спутницы. — Это куда разумнее и целесообразнее.

Дело не в том, что мне не хочется помогать этой Снежной королеве, нет. В обычной жизни для нее лично я готов сделать очень многое, без проблем. Я за добро всегда плачу добром, да и вообще она мне нравится. Но при этом я помню, кто она такая и где служит, в этом все дело. Нет, подставы ждать не стоит, это сто процентов, но если вдруг все всплывет, то ее из событийной канвы выведут за ручку, а меня отправят за борт. Потому что от ее просьбы, пусть пока и невысказанной, за километр тянет открытой могилой.

— Я хочу, чтобы Арвен страдал не только при жизни, но и после нее, — отчетливо произнесла Виктория, дождавшись того момента, когда официантка от нас отдалится.

— Все-таки сказали, — поморщился я. — Ну вот зачем?

— Потому что это справедливо, — нахмурилась девушка. — Потому что так будет правильней.

— Никто не знает, что на этом свете правильно, а что нет, — возразил я. — Никто. Зато мне прекрасно известно, что благо для одних всегда является горем для других, а мы сейчас говорим о такой тонкой штуке, как посмертие. Виктория, это очень, очень паршивая идея, поверьте ведьмаку, пусть даже и начинающему. Я живу под луной меньше года, но уже понял, что с этими вещами играть нельзя. Покон есть покон, за все сделанное с каждого из нас когда-нибудь спросится.

— Я приму этот долг на себя, — заявила моя спутница. — Даю слово. И моих друзей из отдела тоже не опасайтесь, даже если они что-то узнают, по вам это никак не ударит.

Умная. Все поняла.

— Это вы так думаете, — продолжил упорствовать я. — А Нифонтов придет да и вспорет мне живот своим тесаком. Или Женька в голову выстрелит, когда я этого ждать не буду. И все, пишите письма.

— Вы не верите моему слову? — аристократично приподнялась левая бровь.

— Я не верю вообще никому, — пробурчал я и отрезал еще кусочек мяса. — С тех пор как перестал быть обычным клерком с обычными радостями и горестями. И сразу — если вы сейчас заведете разговор о деньгах, то я оплачу счет, встану и уйду.

— Саша, это плохой человек, — неожиданно мягко произнесла девушка. — Очень плохой. Я же знаю, наводила справки. На нем много крови, много чужого горя. Я не прошу мести. Я прошу справедливости.

— Да не о том я! Вика, вы просите у меня то, отчего не то что подальше надо держаться, а бежать сломя голову! Поймите вы эту простую вещь!

— Понимаю. — Девушка перегнулась через стол, ее глаза оказались напротив моих. — Но мне это нужно. Четыре года, Саша. Четыре года я не живу, а просто существую, потому что в душе пустота. Мне известно, что месть не приносит счастья, и это на самом деле так. Но она дает покой и осознание того, что ты выплатила свой долг. Выплатила — и теперь можешь идти дальше. Саша, я просто хочу снова дышать полной грудью.

Ну и что мне с ней делать, а? Почему я такой податливый, почему меня всегда можно уговорить сделать то, чего не хочется? Не всем, разумеется, такое удается, а только тем девушкам, которые мне нравятся. А она мне нравится. Не знаю чем, но есть такое. И потом — выполняя ее просьбу, я могу решить свою проблему. Даже парочку.

— Чего вы хотите, Виктория? — Я приблизил свое лицо к ней так, что мы уперлись лбом в лоб. — Чего конкретно?

— Лишить его посмертия, — быстро ответила девушка. — Пусть душа Арвена скитается без упокоения.

— Нет, — сразу отказал я. — Не пойдет. Похоже, он негодяй тот еще, а значит, через десяток-другой лет его душа людям вредить начнет. Например, прибьется к Ледяному старику и станет забулдыг в сугробах морозить. Мне такие грехи не нужны, полагаю, за них рано или поздно счет предъявят. Неуверен в этом до конца, но проверять не желаю.

— Отвергая — предлагайте.

— Хорошо. — Я внезапно чмокнул девушку в щеку, не без радости заметив живой огонек, мелькнувший в ее глазах. — Извините, но надо было немного разрядить обстановку. Еще чуть-чуть, и это кафе могло пострадать от взрыва наших эмоций.

— Вы ловкач! — Девушка улыбнулась, на щеках обозначились ямочки, а мое сознание отчетливо произнесло: «Ауф, какая женщина!»

— На том стоим, — не без самолюбования произнес я. — Все-таки профессиональный банковский служащий, тем и кормимся. Кстати, о работе! Вика, вы все-таки кушайте салат, а мне надо кое с кем пообщаться.

Шутки шутками, а на работу позвонить все же надо, хотя бы приличия ради. Ну и градус напряжения за столом чуть понизить следует.

В последующие пять минут я выслушал по телефону кучу всякого разного, потому что моя коллега Наташка никогда не умела просто так принять и передать кому надо излагаемую ей информацию. Она сначала с ноткой зависти иронизировала над тем, что кое-кто сомнительным путем сумел вымостить себе дорогу в личное светлое будущее, потом жаловалась на то, что пришло тепло, а за мороженкой сходить некому, после пересказала мне пяток свежих сплетен и только под конец сообщила главное. То, что с утра пораньше в банк нагрянула Ряжская, не обнаружила меня, наорала на Волконского, который в общем-то был ни при чем, но при этом запретила разыскивать меня по телефону.

Логики в поступках Ольги Михайловны я не усмотрел, но это и не страшно, ибо повредить мне данный факт никак не может. Все равно скоро уволюсь, какая разница?

Виктория тем временем лихо умяла салат и теперь лакомилась клубничным мороженым. Значит, не все еще потеряно, значит, не совсем она внутри заледенела. Когда девушка в минуты душевных терзаний мороженое, торт со сливками или шоколадку не кушает с задумчивым видом, вот тогда беда. От такой надо бежать сломя голову, чтобы остаться в живых, ибо такие, как она, жалости и сострадания не знают.

— Ваше предложение, Саша, — поторопила она меня. — Обед заканчивается.

— Что-то мне подсказывает, что вы его можете растянуть на столько, на сколько захотите, — хмыкнул я. — Просто вам невтерпеж узнать, что мне пришло в голову.

— Невтерпеж, — подтвердила девушка.

— Еще раз повторю — лихое посмертие я ему устраивать не стану. Хотя бы потому, что не знаю, как это сделать в полной мере качественно.

— Разве? — изумилась Виктория. — Вы же Ходящий близ Смерти?

— Правильно, — согласился я. — Все так. Но это не значит, что я умею обрекать души на вечные муки. К тому же я ведаю не распределением, а утилизацией. А ну как его сразу после смерти отправят в конечный пункт назначения? Ну а насчет извлечения души из еще живого тела даже и упоминать не стоит, такое мне точно не по плечу. Да оно мне не нужно. Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе.

— Но… — поторопила меня Виктория.

— Но я могу отдать его маре, — отчеканил я. — Вы знаете, кто такие мары?

— Само собой, — задумчиво облизала ложечку девушка. — Если это шутка, то очень неумная.

— Какие шутки? — даже обиделся я. — Все вполне серьезно. Скажем так — у меня с ними были кое-какие делишки, и я всегда могу обратиться к ним снова.

Виктория с минуту посидела молча, а после изрекла:

— Знаете, господин ведьмак, а вы полны сюрпризов. Причем опасных. Мары — очень, очень древние существа, до которых к тому же трудно достучаться. А уж как они любят на сладкое выпить душу того, кто их призвал… Но вы здесь и живы, это означает, что каким-то образом вам удалось с ними поладить. Примите мое восхищение.

— Это не ответ, — передернул плечами я. — Если «да» — хорошо. Если нет — других предложений не последует. Да и это вы у меня вытянули клещами.

— Да, — протянула мне руку Виктория. — И еще вот что… Вы не назвали цену. Что я буду должна вам за услугу?

— Одну «спасибу», — хмыкнул я. — Ничего вы мне не будете должны. Будем считать, что хоть раз в жизни я себя повел как нормальный мужик, который помогает женщине только потому, что он обязан это делать по сути своей. Просто так, без дальнего прицела. Вы же нас рожаете не для того, чтобы пособие получать, а по любви, верно? И потом — мне надо хоть одно доброе дело иметь в загашнике, чтобы не совсем уж сволочью себя ощущать. Правда, добрым его по здравом размышлении не назовешь.

— Немного хитрите, но это нормально, — одарила меня еще одной улыбкой Виктория. — Ладно, сама решу, как именно вас отблагодарить. Но есть еще одно условие. Я участвую в переговорах с марой.

— Сразу — нет, — немедленно отозвался я. — И не думайте.

— Да, — тоном, не оставляющим места для возражений, сообщила Виктория. — Не стоит спорить, сразу предупреждаю. Ну и, в конце-то концов, это в ваших интересах. Если что, именно этот аргумент отведет от вас все возможные подозрения сотрудников отдела.

— Вы же сказали, что возмездия со стороны ваших коллег ждать не стоит? — подковырнул я собеседницу. — А?

— Не стоит, — кивнула Виктория. — За Арвена никто из них вам счет не предъявит. Но мы не последняя инстанция, поймите, и в этом случае мои показания станут решающими. Если что, я приму удар на себя. Но для этого я должна быть рядом с вами.

Все это шито белыми нитками. Третий класс, вторая четверть. У нее другие цели, и я догадываюсь какие. Она хочет убедиться в том, что сделка на самом деле будет совершена. Так сказать, верю-верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу. Это я понимаю. Это нормально. Или есть еще что-то, чего я пока не вижу?

И ведь не отстанет, это ясно, как белый день. Жалко, хотел я погреть руки у костерка Арвена по полной, а так только должок маре верну. Убытка я, разумеется, из-за этого никакого не понесу, но и сто процентов прибыли не получу. Обидно.

Впрочем, еще одна уступка — это тоже инвестиция в будущее, не так ли?

— Ваша взяла, — вздохнул я. — Уговорили, пусть будет так. Но на моих условиях. Идет?

— Слушаю, — насторожилась сотрапезница.

— Ваша роль — наблюдатель, — очень серьезно предупредил ее я. — И не более. Вы не встреваете в разговор, вы не ставите условий, вы не даете обещаний и ничего не просите. Вы вообще не открываете рот. Это понятно?

— Но…

— Виктория, не сомневаюсь, что вы у себя в отделе много чего читали про мар, — усмехнулся я. — Смею вас заверить — вы про них ничего не знаете. Книги — это только книги. В жизни все куда проще, а потому страшнее. И вообще — будь на вашем месте кто другой, фиг бы я вписался в эту свистопляску.

— Согласна, — кивнула Виктория. — Это ваша территория, Александр, и вам лучше знать, что там к чему. Я буду молчать.

— Тогда приглашаю вас в гости часикам эдак к одиннадцати вечера, — потер руки я. — Посидим, попьем чайку, а там и дело сделаем. Да, вот еще что… Мне нужна какая-то личная вещь Арвена. Черт, придется снова в клинику ехать.

— Не придется, — прищурила левый глаз Виктория. — У меня есть его галстук. Проклятие ведь тоже не просто так накладывается.

— Уже проще, — обрадовался я. — Да, о клинике…

Я снова достал телефон и набрал Вагнера.

— Петр Францевич? — В моем голосе плескалось море озабоченности и озерцо печали. — Плохие новости. Увы, но не видать вам пакета акций.

— Она отказалась? — уточнил бизнесмен. — Дело в этом? Возможно, есть еще какие-то варианты?

— Если бы, — вздохнул я. — Согласие как раз не вопрос. Беда в самой… скажем так — хвори. Она поддается лечению только на начальном этапе. День-два — и процесс необратим. Совершенно. Даже если бы я поехал с вами еще тогда, на прошлой неделе, результат мы бы имели тот же. Увы, увы, но господин Арвен уже мертв, несмотря на то, что он до сих пор дышит. День-два у него в запасе есть, не больше. Я к чему — вы донесите эту весть до родных и близких, может, ему какие бумаги надо подписать, на предмет наследства или передачи собственности. Ну и попрощаться тоже следует, так, чтобы по-людски. Меня, разумеется, в этой связи упоминать не надо. Клиницист у нас вы, а не я.

— Хорошо, — без особого оптимизма пробурчал Вагнер. — Всего доброго.

— Стоп-стоп, — скомандовал я. — Это еще не все. Теперь по нашим с вами взаимным расчетам.

— Каким расчетам? — опешил он. — Аванс ваш, а больше мне платить вроде как не за что.

— Да что вы? — рассмеялся я. — Короткая у вас память, Петр Францевич. Как было сказано в тот день, когда мы заключили сделку? Если ваш приятель умрет до того, как я примусь за его лечение, вы мне ничего не должны. Он пока еще жив, не так ли? Тем не менее время мною потрачено, вдобавок я побеспокоил очень и очень влиятельного человека своей просьбой. Да, результат прискорбный, но услуга мне оказана, и когда-нибудь мне за нее предъявят счет. Вы сами коммерсант и знаете, что одна из основ любого серьезного бизнеса — взаимные услуги и уступки. Иногда они важнее, чем деньги. При этом действовал я в ваших интересах. Еще вопросы есть?

Молчал Вагнер, сопел в трубку.

— Замечательно, — продолжил я. — Но поскольку я привык вести дела честно, то и цена за мои услуги будет справедливая. Три раза. Я обращусь к вам за помощью три раза, а не пять. Так, на мой взгляд, будет нормально. Вы согласны?

— Да, — подтвердил Вагнер. — Александр, у меня тоже есть вопрос.

— Можете, только не со всякой ерундой, — разрешил я. — Вы же хотели про это спросить? Можно ли, если что, позвонить и обратиться с просьбой? Ну и не забывайте о том, что я — очень дорогое удовольствие. Помните, сколько было в конверте Арвена? Всякий раз я хочу от вас получать аналогичную сумму как безвозвратный аванс. И это — независимо от просьбы, которую я могу и не выполнить. Впрочем, можете класть в конверт больше, я не обижусь.

В принципе, хороший вариант. Зная его жадность, могу предположить, что чаще чем раз в год он появляться не будет. А мне лишний приработок не помешает.

— Значит, день-два? — еще раз уточнил Вагнер. — Ох, беда, беда…

На том мы с ним и распрощались.

— Не знала, что я влиятельная особа, — покачала головой Виктория. — Насмешили. И еще — пройдоха вы. Александр. Даже на отказе умудрились заработать.

— На убийстве, — поправил ее я. — Называйте вещи своими именами. Сегодня ночью этот человек умрет из-за наших стараний.

— И очень хорошо, — моментально изменилось лицо девушки, веселье из него ушло, осталась застарелая ненависть. — Жалко, лично этого не увижу.

— Кстати, а не допустили ли мы ошибку? — вдруг озадачился я. — Они, часом, эвтаназию к нему не применят? Чтобы не мучился? Тогда все наши труды — коту под хвост.

— Нет, — заверила меня девушка. — Ручаюсь за это. Вера — часть его сути и, что важно, сути его жены, которая могла бы упросить Вагнера облегчить его страдания. Так что он пройдет свой путь до самого конца.

Вот тоже интересно — Арвен ведь мусульманин, а я на него нашу отечественную нечисть натравлю. Как эти вещи могут сочетаться? А может, и запросто. Не исключено, что те же мары появились еще до того, как верования растащили людей в разные стороны. Так что им не помешает то, чего они не знают.

— Ну и замечательно, — успокоился я и поднял руку. — Барышня, а можно нам кофе и счет? Вика, вы какой предпочитаете? Я вот латте. Он вкусненький.

Вскоре мы расстались. Девушка отправилась на службу, я подобной ерундой заморачиваться не стал и поехал домой.

Там я шуганул Родьку, который призывно махал полиэтиленовым пакетом и демонстративно хлопал дверью холодильника, давая мне понять, что тот снова почти пуст, и завалился на кровать, о чем мечтал два дня. Завалился — и не заснул. Весь день спать хотел, в метро в дремоту впал, в лифте чуть челюсть не свернул, зевая, а тут — никак.

Как видно — перехотел. И так бывает. Но, может, оно и к лучшему, поскольку еще по дороге я, похоже, сообразил, зачем Виктория напросилась ко мне в гости. Тут дело не в любопытстве и не в недоверии. Тут другое.

Потому я живенько раскочегарил горелку и сварил одно немудреное зелье, которое, как мне кажется, сегодня непременно пригодится. А после еще и в магазин сходил. Не ради Родьки, который всем своим видом показывал, что голодная смерть уже протянула свои костлявые пальцы к его мохнатому горлу. Просто некрасиво выйдет — у нас гостья, а в доме даже сахара нет, накануне-то я его купить забыл, а все сладкое Маринка стрескала. Хотя если бы не Виктория, никуда бы я не пошел. Я вообще в последнее время к тихим домашним радостям, вроде еды и тому подобного, охладел. Да оно и понятно, не до того мне. То Лозовка, то ведьмачьи дела, то вон убивать кого-то надо. Где времени на все взять?

Кстати, Лозовка. Что-то прораб Валера затих, не звонит, не пишет. Мужички там на моей стройке века вообще работают? Хоть что-то делают? Надо съездить, посмотреть. Может, у меня там долгострой образовался? Не хотелось бы.

Виктория оказалась пунктуальна невероятно. Ровно в одиннадцать вечера брякнул дверной звонок, и я поспешил к двери.

Родька был в курсе того, кого я жду, но никаких эмоций по этому поводу не выказал. То ли приход Виктории не очень его беспокоил, то ли он ее как конкурентку Светке не воспринимал — уж не знаю. Но того недовольства, которое я постоянно замечал в те моменты, когда в наш дом приходила Мезенцева, тут и близко не возникало.

Кстати, правы мои собратья. Распустил я его. До чего дело дошло — вполне серьезно рассуждаю на тему, кто моему слуге нравится, а кто нет. Хотя с ним таким интереснее сосуществовать. Видел я других слуг, забитые они какие-то, неживые. Особенно те, что ведьмакам-ветеранам служат. А Афоня? Он вообще чуть не спился.

Нет уж, пусть остается такой, какой есть. Хотя ему я ничего подобного сроду не скажу, разумеется.

К тому же он меня не подвел. Чашки стояли на столе, там же имелись печенье, сушки, зефир и даже три глубокие розетки с разным вареньем. Что примечательно — ни розеток таких, ни варенья в моем доме сто лет как не водилось. Опять у кого-то из соседей позаимствовал, появилась у него такая привычка. Нет, посуду он, конечно, после вернет, чистую и невредимую.

Но, в принципе-то, это неправильно? Хотя и вкусное варенье, тут не поспоришь. Особенно вишневое славное оказалось.

Но поругать его стоит, ибо не дело. И куда только Вавила Силыч смотрит? О! Вавила Силыч! Чуть не забыл! Его же предупредить надо!

Чураться Виктории подъездный не стал и вылез из-под холодильника почти сразу после того, как я его позвал.

— Исполать тебе, чародейка-матушка, — невероятно вежливо поприветствовал он мою гостью и даже отвесил ей что-то вроде поклона. — Сто зим здравствовать, сто лет благоденствовать.

— И вам добрый вечер, суседушка, — встала с табуретки та. — Пусть в вашем дому всегда будут лад да согласие, хлеба вдоволь да молоко не киснет.

Фольклор. Надо запомнить, может пригодиться.

— Вавила Силыч, — решил не откладывать неприятный разговор я. — Тут такое дело… Опять мне придется кое с кем побеседовать. Ты понял с кем, да? Знаю, что тебе эти встречи в тягость, но — надо.

— Ох… — Подъездный зацепил ложечкой варенья из розетки. — Снова ты за свое. Хоть ты ему скажи, чародейка! Ну глупость же несусветная — сюда эту погань приманивать! Ты же понимаешь, какое это зло!

— Понимаю, — ответила Виктория. — Но это не Александру нужно, а мне, не вините его. Он меня отговаривал, но я его вынудила это сделать.

— Вон как? — опешил Вавила Силыч. — Куда мир-от катится! Я же вижу, что ты хоть и молода, а горячего варева хлебнула, потому знаешь, что за этим последовать может. Александр несмышленыш еще, но ты-то…

И он махнул рукой, давая нам понять, что не в силах мириться с нашей людской глупостью. Но своих сбегал предупредил.

Как только часы отмерили полночь, я сразу же приступил к ритуалу призыва, не желая откладывать неприятное действо в долгий ящик. И на этот раз мара откликнулась почти моментально. Смесь трав догореть не успела, а в коридоре раздались меленькие шажочки, сопровождаемые непонятным жужжанием.

— Чтоб тебя, забыл! — хлопнул я себя по лбу и сунул в руку Виктории пузырек с зельем, что недавно сварил. — Пей! Живо!

— Это что? — подозрительно глянула на меня девушка. — Зачем?

— Отрава, блин! — рыкнул на нее я. — Пей, говорю! Это чтобы она тебя в ментальном плане не скрутила!

Виктория еще раз с сомнением покосилась на меня, выдернула пробку, понюхала жидкость, а после одним глотком опустошила небольшой пузырек.

Глава 4

Прикрытая дверь скрипнула, и в кухню вошла мара. Который раз ее вижу и все удивляюсь несоответствию формы и содержания. Кругленькая задорная девичья мордашка, нос-пуговка, светло-льняные кудряшки, голубенькие глазки — прямо Аленка с обложки шоколадки. Любой режиссер рекламных роликов детской одежды или сока это солнечное чудо без проб сниматься пригласит. Вот только жизни этому смельчаку останется потом ровно столько, сколько эта девчушка ему сама отмерит.

Кстати, она еще и одежду сменила сообразно сезону. Пропала шапка с надписью New York, ей на смену пришли солнцезащитные очочки в розовой оправе, придерживающие волосы на лбу, а на ногах вместо сапожек красовались кроссовки с розовыми же шнурочками.

И еще — глаза. Я сразу как-то не смекнул, но ушла из них чернота, которая так напугала меня в первый раз. То ли мимикрирует мара, то ли еще что…

«Жжж», — крутанулся в маленьких пальчиках спиннер.

— Славная штука, ведьмак, — сообщила нежить, карабкаясь на табурет. — Удобная. Время коротать хорошо. Спасибо, что подарил.

— Да не вопрос, — отозвался я. — Лишь бы тебе в радость.

— А это кто? — Мара уставилась на Викторию. — Подружка твоя? Зря. В ней хоть сила и есть, но она из людей. Ничего у вас не выйдет. Многие из ваших пробовали, только толку — чуть. Либо ты ее погубишь, либо она сама от тебя уйдет. Ваш век длиннее людского, она старухой станет, а тебя даже седина еще не тронет.

— Какие невеселые перспективы, — поморщился я. — Но это в любом случае наши дела.

— Ваши, — с готовностью согласилась мара. — Так и есть. И говорить о них нечего. А вот что с нашими делами, с твоими и моими? Клятва прозвучала, время идет, я жду.

— Слово ведьмака нерушимо, — с достоинством произнес я. — Для того и позвал. Я готов отдать тебе человека.

— На потерзать? — сразу же уточнила мара. — Или?

— Или, — твердо сказал я. — И тело, и душу. Хотя тело тебе, конечно, без надобности, но тоже можешь забрать.

— Ты же понимаешь, ведьмак, что лишаешь этого человека посмертия? — уточнила мара. — Одно дело — пить ночные страхи того, на кого ты меня навел, и совсем другое — то, что сейчас предложено.

Вот ведь зараза какая. Все верно просчитала, поняла, чего ради сюда Виктория пришла, и теперь на нее давит, чтобы вызвать эмоции, за которые можно уцепиться. Мара — она как клещ, ей главное впиться, а дальше — дело техники. Причем она знает, что мне прекрасно известны все нюансы таких сделок. Нет там никакой разницы, что так дело грязное, что эдак. И будь я человеком, за подобные штуки пришлось бы, наверное, отвечать где-то там, за жизненным пределом. Потом, когда помру. А может, и раньше. Та же мара после припрется во сне и начнет стращать, показывая последствия договора с ней, чтобы до кучи твою душу тоже к рукам прибрать. Ну или что там у нее на самом деле? Щупальца, ложноножки…

Только вот с ведьмака взятки гладки, я это в книге еще когда прочел. Обычная сделка двух обитателей Ночи. Один делает, второй платит. Вот и все. Главное — условия сделки соблюдать, потому как покон есть покон. Слово дадено, слово исполнено.

Виктория встала с табурета, хотела что-то сказать — и не смогла. Она еще пару раз открыла и закрыла рот — тот же результат.

Оно и понятно — зелье немоты именно такой эффект и вызывает. Еще минут с пятнадцать она будет точно как золотая рыбка — дышать может, глазами хлопать — тоже, даже кое-какие желания исполнять, но вот в беседу вступить не получится.

И очень хорошо, а то она таких дел наворотить может, что волосы дыбом встанут. Она ведь для чего ко мне напросилась? Чтобы на себя принять ответственность за то, что я сейчас делаю. Чтобы на мне этого долга перед марой и мировым разумом не висело. Вот такая она, эта самая Виктория. Хочет быть честной и передо мной, и с самой собой, чем выгодно отличается от своих коллег. Может, еще и поэтому я решил ей помочь.

Только фиг ей, не люблю я подобной жертвенности. Ведь сожрет ее мара и не подавится. Само собой, ей только в радость еще на одну людскую душу присесть, к ней присосаться и вытянуть, как газировку из стакана через трубочку. Так что обойдутся, причем обе сразу. Все будет так, как я захочу.

Кстати, я думал о том, чтобы ей на самом деле защитное зелье дать, но не стал. Зачем? Здесь ее мара тронуть не посмеет, она моя гостья, покон не велит. Ну а я сам — под защитой Мораны. Если она хочет рискнуть и устроить праздник непослушания — флаг ей в руки.

Виктория тем временем поняла, что к чему, зло глянула на меня, уселась обратно на табурет, скрестила руки на груди и опустила глаза в пол.

— Чего это она? — чуть расстроенно уточнила мара, потыкав пальчиком, на котором тускло блеснуло простенькое латунное колечко, в сторону девушки. — А?

— Да пока тебя ждали, в «Крокодила» играли, — пояснил я. — Чтобы время убить. Вот она и догадалась наконец, что за слово я загадал, только сказать не может. Немая она. От рождения.

— Не знаю такой игры. — Мара снова крутанула спиннер и даже язык чуть высунула, глядя на полоску стремительно вращающихся лопастей. — Зело забавно! Так что, ведьмак? Какое твое последнее слово?

Виктория стала ей неинтересна, это было заметно невооруженным глазом.

— Такое же, как первое, — пожал плечами я. — Я отдам тебе душу одного человека. Она будет твоей, делай с ней то, что захочешь. Но условие — она должна хорошенько помучиться. Так, чтобы ей каждый миг вечностью казался.

После этих слов я вопросительно глянул на Викторию, чтобы уточнить — не передумала ли она. Женщины — существа переменчивые, никогда не знаешь, что им в голову придет.

Но нет, ничего не изменилось, только скулы на красивом точеном лице девушки чуть сильнее обозначились. То ли от эмоций, то ли от злости на меня.

— Хорошо, — облизнула губы розовым язычком мара. — Давай вещь этого человека, и я пойду. Ночь только началась, не хочу терять времени. Светает сейчас рано, а мне Ярилино око не по нраву. И я ему — тоже.

Виктория засунула руку в чуть оттопыренный карман своего приталенного пиджачка, отчего золотой кулон-капелька, висящий на ее груди, мотнулся из стороны в сторону, достала оттуда свернутый в кругляш галстук и хотела было передать его маре, но я успел раньше и перехватил его.

Ого, «Стефано Риччи». И, похоже, настоящий, в смысле, хенд мейд. Насколько я знаю, они в год всего штук триста галстуков выпускают, потому стоит каждый из них будь здоров сколько. Ну а уж потом безвестные китайцы к процессу подключаются, только оригинальную вещь с подделкой не перепутаешь никогда.

— Погоди, родная, — ласково произнес я. — Давай сначала уладим кое-какие формальности.

— Что тут улаживать? — передернула узенькими плечиками мара. — Ты даешь мне эту вещицу, на том и расстанемся.

— Только перед этим кое-что надо произнести, — подсказал я. — Дескать, твой долг… Ну ты же в курсе?

— Да-да, — недовольно насупилась девчушка. — Ведьмак, твой долг полностью погашен и с сего момента закрыт. Ни ты мне, ни я тебе больше ничем не обязаны.

— Услышано и запомнено, — тут же отозвался Вавила Силыч.

— Лови. — Я бросил галстук маре. — Не задерживаю. И помни о моем условии насчет страданий и терзаний.

— Это уж не сомневайся, — хихикнула мара. — Тем и пробавляемся. Да, может, ему чего передать?

— Ну-у-у… — Я глянул на Викторию, причем с изрядным сомнением. Ее имя я маре называть не хотел категорически, но при этом в каком-то смысле музыку все же заказывала она.

Виктория все поняла, мигом достала из сумочки телефон и набрала в текстовом поле сообщений имя «Герман».

— Привет от Германа передай, — попросил я, глянув на экран. — Он поймет.

Черт, почти как перевод с карты на карту. «Вы желаете добавить СМС?» Забавно.

— Сделаю, — деловито пообещала мара, болтая ножками в гольфиках и ладно сидящих кроссовках. — До встречи, ведьмак.

— Лучше уж прощай, — выразил свое пожелание я без особой щепетильности.

— Э нет, — заливисто расхохоталась девчушка. — Мы с тобой теперь одной веревочкой повязаны прочно, не разорвешь. Где ты — там смерть. Где смерть — там я.

Мара спрыгнула с табуретки, помахала нам ладошкой и вышла за дверь. Еще пара секунд, и ее шажочки стихли в глубине коридора.

— Ушла? — скрипнула дверца, за которой стояло мусорное ведро и таились водопроводные трубы, из-за нее показалась голова Родьки. — Хорошо! Не люблю я их племя.

— Вылезай уже, — брюзгливо велел подъездный. — Храбрец. Александр, я тебе, вестимо, никто, учить жизни права не имею, но скажи мне — ты сам-то понял, что сделал? Ты ж ей живую душу отдал!

— Там, Вавила Силыч, такая душа, что ее еще раз пять отдай — и все не жалко, — и не подумал оправдываться я. — Этот человек жениха моей гостьи убил, между прочим. Не со злобы, не из ревности, а так, ради выгоды.

Ну этого я точно не знал, причину давнего злодеяния мне Виктория так и не назвала, но зато мне были хорошо известны люди, подобные Арвену. И именно деловые интересы в девяноста процентах случаев являлись основанием для всех возможных видов нарушения закона. Хотя до убийства дело доходило нечасто, врать не стану. В основном это были подлоги, хищения и растраты. Одно время, когда после очередных выборов власть «гайки затягивала», сотрудники Управления по борьбе с экономическими преступлениями к нам в банк как на работу ходили, таких, как он, за горло брали. Выборы — дело недешевое, казну государеву после них пополнять надо.

Хотя, по сути, подъездный прав. Только что я человека нежити ночной скормил и ничего внутри не шелохнулось. Не от смерти спасался, не в бою, когда либо ты, либо тебя, а просто так. Потому что красивая женщина попросила.

Прислушался к себе. Нет, ничего не екает. И жалость молчит, и совесть не бубнит. То ли перерождаюсь, то ли правильно поступил. Лучше бы второе верным оказалось.

— Что убийца он — плохо, — отвел взгляд в сторону подъездный. — Нельзя человеков ради денег жизни лишать. Но и тебе гордиться нечем. Хоть какой он злодей заугольный, но душа-то у него живая была!

— Какая там душа? — поморщился я. — Чернота одна небось. Видел я такие уже, Вавила Силыч, и на волю их отпускал. Так ни одна вверх не ушла, все кляксами черными на земле оседали. Аж траву собой выжигали.

Молчал подъездный, сопел, ничего не отвечал.

Тут не выдержала гостья. Она вскочила на ноги, потыкала пальцем в губы, потом подбоченилась и, вытаращив глаза, уставилась на меня.

— Да-да-да, пока ты говорить не можешь, — верно распознал я ее пантомиму. — Потерпи немного, скоро все кончится, к тебе вернутся коммуникативные способности. Правда-правда.

Виктория раздула ноздри и топнула ногой.

— Ишь ты. — Вавила Силыч, как мне показалось, очень обрадовался перемене темы. — Такое бы зелье Пал Петровичу со второго этажа подарить. Его супружница как домой с работы вернется, так сразу давай на него орать. Злобу девать некуда, молодые-то от них съехали. Ей Галина, невестка, стало быть, сразу не по душе пришлась, вот она ее два года и шпыняла, стрессу свою снимала. А теперь молодые квартиру купили, только их и видели. Сами сюда не ездят и ее к себе не зовут, так она им надоела. А поорать-то надо? Вот Пал Петровичу и достается. А он мужик тихий, спокойный, терпит. Прямо жалко его.

— Не поверишь. Вавила Силыч, но для того это зелье и придумано, — рассмеялся я. — Оно из разработок Митрия. Ну, помнишь, я тебе о нем рассказывал?

— А, это тот ведьмак, что девок портил через одну и искал способ, как воду в зелено вино превратить? — покивал подъездный. — Редкостный прохиндей, похоже, был.

— Ну да, — подтвердил я. — Вот и это зелье он выдумал, причем специально для продажи. Так и написал: «Дабы сварливых женок речи лишить, когда те злы сильно или же в цареву лавку свово мужа не пущают». Кстати, ты не знаешь, что за «царева лавка» такая?

— Так кабак, — причмокнул Вавила Силыч. — Одно время водку-то не везде наливали, а только в специальных заведениях, что имели на то разрешение от власти. Так это дело и называли — «царево вино». Или же «казенкой», потому как ее только казенные заводы гнали. Государевы то есть.

Ну да, что-то такое я слышал. Или читал?

Тем временем Виктория, которую, похоже, вся эта комедия абсурда достала до края, схватила с подоконника первый попавшийся предмет и начала им махать, выказывая недовольство.

Все бы ничего, но им оказался Маринкин недавний подарок, ту самую моржовую… хм… кость.

— Моя прекрасная леди, вы хоть знаете, что держите в руках? — давя в горле хохот, поинтересовался я. — Нет? Сейчас объясню.

Через минуту длинная и узкая кость полетела в угол, а я перестал сдерживать смех. Да и подъездный со слугой не отставали Что там — Виктория сначала неуверенно заулыбалась, а потом беззвучно захохотала.

— Хорошо, что не сломала, — вытер слезы из уголков глаз я. — Не скажу, что мне сей предмет нужен, но пусть будет. Может, с каким настоящим шаманом сведу дружбу, кто знает? Вот ему подарю. Так и скажу: «Держи, шаман Василий, на память»!

— Почему Василий? — заинтересовался Родька. — У них обычно имена заковыристые. У меня один хозяин долго на Севере жил. Мы с ним еще через пролив туда-сюда на лодке катались. Забавная такая лодка, узкая только. Каяк называется.

Через какой пролив? Берингов, что ли? Интересно, чего это они туда-сюда через него шастали? С какой целью? Может, с территории Штатов на нашу золото, намытое на Клондайке, перевозили? Хотя это вообще невесть когда могло быть.

— Не знаю почему, — признался я. — Звучит просто красиво. Шаман Василий. Эдакий чукотско-российский колорит.

— Болтуны! — хрипло изрекла Виктория, обрадованно ойкнула и продолжила: — Слава богу, речь вернулась! Смолин, я тебя убью!

— Вот, — поднял указательный палец я. — Во-первых, девушка обрела право голоса и произнесла заветную фразу, которую я слышу с завидным постоянством, во-вторых, мы наконец-то перешли на «ты».

— Это был мой долг, — хлебнув остывшего чаю, продолжила Виктория. — Мой! Я должна была на себя его принять.

— И чего добилась бы? — хмыкнул я. — Через пару дней это милое дитя с тысячелетним прошлым заявилось бы к тебе в ночной тиши и начало мучить во снах. И кому, кроме нее, от этого хорошо станет? Если хочешь свести счеты с жизнью, я могу подобрать тебе варианты куда поинтереснее.

— Но теперь с тебя за сделанное спросится. — Тоненькие брови девушки образовали домик, на лбу обозначилась морщинка. — Это неправильно.

— За что с меня спросится, это не твоя печаль, — немного грубовато бросил я. — Главное, что с твоих плеч груз упал. Как ты говорила? «Дышать не могу»? Теперь дыши. Полной грудью.

— Я попробую, — криво улыбнулась девушка. — Правда, не уверена, что получится.

— Ну, тут я тебе не помощник. Твоя жизнь, тебе ее и жить.

— Но какая же она жуткая. — Виктория отломила кусочек от печенья. — Я мару имею в виду. Девочка девочкой, таких на улицах тысячи. А в глазах — ледяной холод. Они как небо зимой.

— Вот-вот, — поддержал ее Вавила Силыч. — А Александр ее сюда, в дом свой, то и дело зазывает. Куда это годится? Да еще и дела с ней какие-то водит. Нельзя такое делать! Нельзя! Беда будет! Коготок увяз — всей птичке пропасть! Вон как в фильме той. Парнишка-то тот, сиротка, сначала не злой был, нет. Но одну глупость сделал, потом другую, а после пошло-поехало. И вот — носа нет, губ нет, одежда черная да драная и змеюка в приятелях.

А, это он о Волан-де-Мортс речь ведет. Очень обчеству кино про мальчугана-волшебника понравилось, они все части уже раза три пересмотрели.

— Вот-вот, — встала на сторону подъездного Виктория, не очень понявшая его последние фразы, но зато обрадовавшаяся поддержке. — Еще раз повторю — это было…

— Все! — припечатал ладонь к столу я. — Дело сделано, тема закрыта. Родька, чайник включи.

Интересно, когда она у меня спросит о том, какой именно долг я вернул маре? Мимо ушей данную информацию пропустить было невозможно, а рефлексы сотрудника отдела 15-К просто обязаны подтолкнуть ее все вызнать.

Однако пока гостья молчала. Пила чай, хрустела печеньем, слушала рассказ Вавилы Силыча о том, как паразиты-подъездные из четырнадцатого дома стянули у них бухту поливочного шланга, прикрываясь тем, что это вроде как им выделили, а не нам, и как теперь их дружная компания под руководством Кузьмича планирует акцию отмщения.

— Ого, второй час, — в какой-то момент сказал я, глянув на экран смартфона. — Давай-ка, Виктория, я тебе такси вызову. Москва пустая, доедешь быстро, даже поспать немного успеешь.

— Я никуда не собираюсь, — как-то очень буднично произнесла девушка. — Разве что в душ. Надеюсь, чистое полотенце и халат у тебя найдутся? Ну или хотя бы футболка.

— Прости? — слегка опешил я, но тут же все понял, и мне эта идея не очень понравилась. — Слушай, если речь о некоей благодарности, которую ты хочешь вот таким образом…

— Глупость какая, — чуть отстраненно объяснила мне гостья. — При чем тут благодарность? Просто на самом деле надо как-то снова начинать жить и чувствовать. Хотя бы попробовать вспомнить, как оно было раньше. Четыре года в тисках памяти — это очень долгий срок, Саша. Невозможно долгий. Сегодня я все долги отдала. Я свободна.

— Так, — закряхтел Вавила Силыч, воспользовавшись возникшей паузой. — И то — пойду я. Права была эта пакость — еще час-полтора, и светать начнет, а дела-то стоят! А ты что застыл? Бегом, гостье полотенце найди! И потом брысь спать! Под раковину, а не под кресло! У, нерюх ушастый!

Он отвесил подзатыльник Родьке, который, открыв от любопытства рот, слушал нашу с Викторией беседу, изобразил немного неуклюжий поклон, адресовав его чародейке, и нырнул в щель между столешницей и плитой.

— Деликатный какой, — мило улыбнулась Виктория. — Знаешь, они очень хорошие, твои друзья. У меня таких нет.

— Мы хорошие, — подтвердил Родька, который уже успел смотаться в комнату и обратно, а теперь протягивал девушке аккуратно сложенное полотенце. — Что есть, то есть.

— И скромные, — процедил я. — Невероятно.

Черт, черт, мне это очень не по душе. Ну да, Виктория мне нравится и все такое… Но я очень не люблю, когда меня используют, особенно в делах сердечных, в качестве громоотвода или в каком другом. Не приводит это ни к чему хорошему. Ну да, сейчас нам, возможно, будет хорошо, но вслед за этим непременно наступит завтра. Точнее, сегодня, но не стоит придираться к словам, все и так все поняли.

Лично для меня ничего не изменится. А для нее? Кто знает, какие колесики вертятся в женских мозгах, а особенно вот в таких ситуациях? Сейчас, на нервах, на обостренных чувствах, на эмоциях ей видится одна картина. Утром же произойдет переоценка произошедшего, придут раскаяние, стыд, еще какая-нибудь ерунда, которой наши милые дамы так любят загружать свою голову, а после плющить ею же наш мужской мозг.

Может, и не случится этого, но кто знает?

А мне терять эту женщину совершенно не хочется. Ни как человека, ни как очень хорошего специалиста в определенной области тайных познаний.

Вот только потом все произошло как-то очень стремительно и обыденно одновременно, разрушив мои логические выкладки и сомнения. Как? Ну а как оно между мужчиной и женщиной бывает? Так и произошло. Тут думать не надо, тут или да, или нет.

В моем случае все же прозвучало внутреннее да, несмотря на все предыдущие мысли. Наверное потому, что нравилась мне Виктория, и ничего с этим не поделаешь. С того первого дня, как я ее увидел. Правда, не ждал, что так карта ляжет, поскольку сначала решил, что не моего поля эта ягода. Да так оно и есть на самом деле, просто жизнь и судьба иногда выкидывают такие коленца, что только диву даться можно. Что диву! Такое сценаристам сериалов с телеканала «Россия» в голову не придет, а уж они затейники еще те!

В общем, как вышло, так и вышло. И пусть все дальше идет так, как идет. К тому же никто не обещал продолжения банкета. Скорее всего, завтра утром эта женщина просто оденется и уйдет из моего дома, чтобы никогда сюда не вернуться. Я просто оказался в нужное время в нужном месте, вот и все.

С этой мыслью я повернулся на бок и уснул. Точнее, думал, что уснул. На самом же деле оказался там, где, кроме моей ноги, много столетий ничья не ступала.

А мост-то уже и на развалины не похож. Вон столбики появились на берегу, на них вроде как даже веревки повязаны, которые перилами будут служить. Эдак скоро можно будет и на тот берег перебраться. Вот только нет у меня охоты туда ходить. Опять там туман густой лежит, на который смотреть немного зябковато, не физически, а душевно. Есть в нем что-то такое, от Стивена Кинга. Меня в свое время его книга на эту тему очень впечатлила. Даже больше, чем фильм.

Кто знает, что живет в той хмари, которая затянула все пространство сколько взгляда хватает, и даже частично захватила тихие, недвижимые воды реки Смородины? Проверять точно не хочется.

Зато над теремом Мораны, который окончательно утратил всякую иллюзию призрачности, раскинулось звездное небо. Сама же хозяйка его стояла на крыльце, глядя на меня и сложив руки на груди. Причем она немного изменилась по сравнению с прошлым разом. На щеках появился румянец, черты лица несколько поменялись, сделав ее куда симпатичней, да еще в отдельных местах она стала… Как бы так выразиться… Чуть выпуклее.

— Ну здравствуй, гость желанный, — глубоким голосом, который, опять же, здорово отличался от того, что я слышал ранее, произнесла она. — Заждалась тебя. Даже думать начала, что не хочешь ты меня видеть.

— Неправда ваша, — возразил я. — Просто навалилось как-то сразу все и много. Три дня на ногах, от усталости мысли разбегаются как тараканы. А я смотрю, у вас тут ландшафт опять поменялся?

— Что такое «ландшафт»? — насторожилась Морана. — Мне сие слово неведомо.

— Да вон. — Я ткнул пальцем вправо. — Мост подремонтировали, и с той стороны реки туману куда больше стало.

— Навь почуяла, что я пробудилась, — нехорошо сверкнули глаза богини. — И ей весть эта ох как не по нраву. Раньше все было как? Тишина, забвение, покой. Я сплю, она дремлет, и дети ее тоже вечные сны видят. Псоглавцы, босоркуны, планетники, души злодеев в огненных озерах и героев-воинов в курганах — все угомонились, все забыли прошлые подвиги и обиды, все упокоились в Нави. А тут — вон чего. Я пробудилась. А где один встал, там и другие могут проснуться.

— И что тогда? — забеспокоился я.

— Тогда не она будет главной, — пояснила богиня. — Опять придется с кем-то власть делить. Например, со мной. А власть — штука сладкая, ее на всех не растянешь, ее себе целиком забрать всегда охота. Вот она и волнуется, на мой берег поглядывает, гадает, что дальше станется. И тебя, ведьмак, она тоже приметила, не сомневайся.

— Не пугайте меня, — попросил я Морану. — Не надо. У меня там, в моем мире, неприятностей полно, а тут еще это.

— А как ты думал? — рассмеялась богиня, и смех ее прозвучал как дюжина маленьких золотых колокольчиков. — Неужто Навь не учует родича тех, кого столетиями баюкает? На том берегу, ведьмак, твоих братьев хватает. Еще из тех, из первых ближников Вещего князя. Кого-то он сумел в Ирий вывести, а кто-то навеки тут остался, глядеть бесконечные сны о битвах. Лежат они в сырой земле, в курганах, под багровыми стягами, там, где смерть свою приняли.

— Трогательно, — подал голос я. — И пусть лежат, вечная им память.

— И они, и кони их, и доспехи, — продолжила перечислять Морана. — И мечи. Те, что Олег саморучно из небесного железа ковал, на которые чары наводил и огненные знаки Трибога накладывал, чтобы сталь эта разила любую нечисть и нежить, не встречая преград. А уж как тех клинков колдовское да ведьмино семя страшится!

Вот же стерва! Хитрая, умная, расчетливая стерва!

— Еще раз про меня такие слова подумаешь, я осерчаю, — деловито предупредила Морана. — Сильно осерчаю, не посмотрю, что ты мне люб.

— Вы о чем? — выпучил глаза я, придав лицу как можно более идиотское выражение. — Ведь ничего такого и не помышлял!

— Я думы людские, как раньше, читать не горазда пока, — ласково произнесла Морана. — Но по лицу твоему все поняла. Лучше ответь — что, княжий воин, возжелал один из мечей заполучить?

— А то нет? — фыркнул я. — Конечно! Только все равно это невозможно как минимум по трем причинам. Первая — на тот берег, насколько я понимаю, ходу мне нет. Вторая — пойди найди там нужный курган. И третья, самая главная — меч-то тут, а я-то там, в своем мире. Вот и что зря мечтать?

— Где курганы те, мне ведомо, — с достоинством ответила богиня, спускаясь с крыльца и подходя к своему пню-трону. — И меч, если он тебя признает, ты заполучить сможешь наяву, поверь. Но вот на тот берег тебе и правда пока ходу нет. Сунься ты туда — навеки останешься в Нави, не отпустит она тебя назад, ни на мой берег, ни в твой мир. Закружит во мгле, закрутит, и ходить тебе по сонным лугам и лесам до конца времен.

— Не хочу, — снова глянул я на клубы тумана. — Меч — это здорово, но если так, то лучше уж без него.

— Если только… — лукаво продолжила богиня.

— Если только вы не составите мне компанию, — закончил я. — Это понятно. А составите вы мне ее тогда, когда сил наберетесь. А чтобы силы были, мне надо вам еще душ подогнать. Ничего не забыл?

— Как-то так, — кивнула Морана. — И еще раз говорю тебе, ведьмак, — не забывайся. С богиней говоришь, не с блудной девкой.

— Извините, — шмыгнул носом я. — Замотался просто сильно, вот и несет меня по кочкам.

— Но мыслишь ты верно. — Пальчики Мораны выбили дробь на подлокотнике. — Я должна быть готова к тому дню, когда Навь решит, что я ей помеха, и пошлет своих детей вернуть все на свои места.

— В смысле — убить вас?

— Упокоить, — поправила меня богиня. — Лишить тех крох, что мне удалось себе вернуть, разрушить терем, забрать книгу. И если так случится, то ты, ведьмак, останешься один на один с миром Ночи, я не смогу тебе более помогать.

Ну, тут вопрос спорный, кто кому нужнее. Хотя, ради справедливости, если бы не ее книга, из которой я узнал заклинание огня, то пиявец сожрал бы мое сердце. Да и вообще, эта богиня хоть особа и вздорная, но интересная.

Вот только я для нее не менее полезен, чем она для меня. А то и посильнее. Она это прекрасно знает, а потому ведет переговоры по старинной формуле: «Это не ты мне нужен, а я тебе». Во времена князя Олега такие штуки, возможно, и срабатывали, тогда народ попроще был. Ну и божественный авторитет на них давил. Только меня на такие примитивные заходы не возьмешь, я на запросы Росфинмониторинга отвечал так, что они их принимали и последующих уточнений не требовали. А Моране до этих организаций, как до луны на тракторе, — и по степени влиятельности, и по степени возможного причиняемого вреда.

— Так всегда, — снова выкатив глаза, заверил ее я. — Как только — так сразу же. Вот, представилась возможность, добыл желаемое. Если еще случай подвернется, его тоже не упущу.

— Хорошо, — благосклонно кивнула богиня, но в глазах ее я уловил какой-то недобрый отблеск. — Тогда скажи мне, ведьмак, почему мне достались ошметки какого-то недоучки-колдуна, а моя чернавка получила нетронутую человеческую душу?

— Ваша — кто? — не понял я.

— Служанка. Из тех, кого вы зовете марами. — Морана встала с кресла, выпрямилась, и на секунду мне показалось, что над ее головой заклубились черные снежные тучи. — Ответь мне, ведьмак, как так вышло, что богине бросают объедки, а какой-то пустой нежити, которая под корягами ютится, накрывают богатый стол? Я жду ответа!

Глава 5

Как ни крути, а ситуация-то сложилась поганенькая. Даже не так. Некрасивая она получилась, вот что я вам скажу. И в первую очередь оттого, что Морана права. Все так и есть. Ей я подогнал невесть что, в полном смысле по пословице: «На тебе, убоже, что нам не гоже», ну а маре — здоровяка Руслана. Почему здоровяка? Знаю я, как он и ему подобные за собой следят, потому что жить им хочется долго-долго. Не у всех, правда, выходит, на радость части российского народонаселения, которое в подобных случаях обычно приговаривает: «Богатые тоже плачут». Хотя, если по чести, в иных случаях это вполне оправданно, потому как не всякое состояние имеет в своей основе только разум и труд его заработавшего. На такой грязи люди, случается, «поднимаются», что волосы дыбом встают, и тут кроме как «туда ему и дорога» ничего не скажешь.

Ладно, не об Арвене речь, тем более что такового уже и в живых-то нет. Если эта грозная красавица в курсе, что его душа уже не его, то, выходит, мара свое дело сделала.

А для меня теперь главное — не признавать правоту Мораны. Если чуть-чуть прогнешься — все, ты уже проиграл. Тут не суд, апелляцию не подашь, не прав — плати, вот и все разговоры. Хотя, разумеется, на прямой конфликт нарываться тоже не следует. Мне с этой дамочкой еще долго общаться придется, очень от нее пользы много получить можно. Пусть даже и взаимообразной.

— Есть такое, — смело взглянул я на повелительницу ночи. — Согласен. Только в вину мне это ставить не следует.

— Это как же так? — немного опешила хозяйка терема, как видно, не привыкшая к тому, что обвиняемые держатся с такой наглостью, при этом отрицая очевидное. — Говори, говори, да не заговаривайся!

— Покон есть покон, — нахально заявил я. — Его даже богам не перепрыгнуть. За мной значился долг перед вашей… э-э-э… воспитанницей. Я при свидетелях обещал ей отдать человеческую душу, что и сделал. Знаю, что вам она нужнее, но и вы меня поймите — слово-то держать надо? Тем более что мары — девушки нервные, все время голодные. Они подождут-подождут, да и возьмут свое натурой с должника. С меня то есть. И кому от того хорошо станет?

Славная, однако, штука покон, здорово, что его наши предки выдумали. Все на него свалить можно.

— Нелепица какая! — чуть искривился рот богини. — Они не посмеют тебя тронуть. Мир стал другим, верно, но для моих порождений прошедшие столетия ничего не изменили. Моя воля для них по-прежнему основа основ.

— Это вы так думаете, — парировал я. — Нет-нет, оно, скорее всего, так и есть. Но мне лично это неизвестно, потому что я продукт другой эпохи и не знаю, насколько были широки пределы вашей силы в былое время. Зато точно знаю, что именно ваши слуги могут сотворить с человеком. Сам видел. И оказаться в «дурке» или на погосте после встречи с ними не желаю. Потому честно вернул долг, как это предписывал закон самосохранения и, самое главное, покон.

— Много воли взял, ведьмак! — громыхнул, как удар грома, голос богини. — Не забывайся! Я — Морана, хозяйка северных ветров, ночного мрака и всего, что в нем обитает!

— И просто красавица, — добавил я, осознавая, что если сейчас хоть на шаг отступлю, то потеряю все, чего добился в общении с этим существом. Она прессингует, это ясно как день. Нет, и злится — тоже, не без того, но ярость вторична. Главное — сломать волю, перевести меня из разряда равных переговорщиков в категорию слуги. — Вам так идет гнев! Смотрел бы и смотрел!

Интересно, а если она меня тут убьет, я там, в своем мире, помру? И переименуют ли мою улицу после этого в «Вязовую»?

Замолчала богиня, о чем-то задумалась, после уселась обратно на трон.

— Еще раз позволишь себе такое — буду куда сильнее гневаться, — деловито заявила мне она. — Ух, как буду неистовствовать!

— Так дайте мне номер своего мобильника, — предложил ей я. — Если что — сразу позвоню, проконсультируюсь, чего мне можно делать, чего нет.

— А? — Левая бровь Мораны недоуменно приподнялась. — Ты о чем, ведьмак? Или насмехаешься надо мной?

Ну, не без того. Но в подобном конечно же сознаваться не стоит. А вот объяснить ей на пальцах принцип работы сотовой связи стоит. Чтобы она получше поняла, как далеко мы, люди будущего, ушли от посконно-домотканых основ древнего бытия. Не в смысле «лучше — хуже», предки, думаю, не дурнее нас были, а в принципе. Нет в нашем нынешнем мире места гневу богинь, вот какая штука. Не верим мы в него. А когда нет веры, то нет и страха.

Я вот Морану совершенно не боюсь. Серьезно. Ни капельки. Утерять связь с ней — да, опасаюсь, мне нужно то, что скрыто в ее книге. Ну и рассказом о мечах дружинников князя Олега она меня зацепила. А вот весь этот перформанс с громом и молниями… Шапито, да и только. Хотя год назад, может, и струхнул бы. Я тогда еще впечатлительный был, ничего почти не понимал.

— Хитро, — прониклась Морана. — Вот такая коробочка, говоришь? И можно хоть с кем поговорить?

— Ну, отсюда вряд ли. — Я глянул на туман над Смородиной. — А в нашем мире — запросто. Так что, выходит, все решения придется самому принимать, как раньше. На свой страх и риск.

— Ты бы Олегу по душе пришелся, — откинулась Морана на спинку трона. — Он любил хитрых и непокорных. Гонял их больше других, но держал всегда близ себя, зная, что в лихую минуту эти не дрогнут и не предадут. Ты прощен, ведьмак, я более на тебя не гневаюсь. Но не испытывай мое терпение впредь. Ясно ли?

— Предельно, — отозвался я. — Да и не предвидится больше ничего такого. С долгом я рассчитался, новый не планирую.

— Если что от мар понадобится, вели им моим именем, они выполнят, — бросила богиня. — И взамен ничего просить не станут.

— А если?.. — Я шаркнул ножкой и лукаво взглянул на собеседницу, не завершив вопрос.

— Ежели не восхотят, в мире твоем мар более не станет, — верно поняла меня богиня. — Смуту надо сразу давить, ровно клопа в перине, или гореть твоему дому вскоре, как лучине. Когда слуга знает, что хозяин чрезмерно добр, тогда он перестает быть слугой.

Врет. Вот тут точно врет. В старые времена, может, что-то подобное она и устроила бы, но сейчас — вряд ли. У нее слуг осталось всего ничего, станет она из-за какого-то ведьмака последних уничтожать? Но сделаю вид, что поверил. И поблагодарю от всей души, как полагается. Я что хотел — продемонстрировал, она меня услышала, так чего зря в бутылку лезть?

Интересно, а она с душ, что мары к рукам прибрали, свой процент имеет? Десятину, так сказать? Или нет?

Но спрашивать не стану. Мне от этой информации ни жарко ни холодно.

— Что касаемо награды, — весомо произнесла Морана. — По правде, не заслужил ты ее, ведьмак, но я не только грозна, но и добра. Добра к тем, кто моему сердцу мил, а ты, уж не знаю как, сумел в него пробраться. Сама тому удивляюсь!

— Отрадно слышать! — смахнул я из уголка глаза несуществующую слезинку. — Матушка-богиня.

— Нет, может, и правда тебя убить? — топнула ножкой в сафьяновом сапожке о землю Морана. — И будь что будет?

Ну да, перегнул я палку, согласен.

— Больше не стану, — приложил я руку к сердцу. — Честно-честно! Оно само!

— Само, — проворчала богиня. — Само — это когда у теремной девки живот до носа вылезает, а мужа нет и не было. А ты, поганец эдакий…

— Чем наградите? — перебил ее я, не желая выслушивать вторую серию упреков. — Правда интересно!

Морана глянула в серое небо над своей головой, как бы спрашивая у него, почему из всех обитателей мира ей достался именно я, а после взмахнула платочком, который извлекла из широкого рукава платья.

Миг — и на ее ладони лежит хорошо знакомая мне книга. Ого. Теперь она и так может делать?

— Здорово! — не стал держать эмоции при себе я. — А можно спросить?

— Ну? — с сомнением разрешила собеседница, как видно более не ждавшая от меня ничего умного или пристойного.

— В детстве читал, как одна гражданка такие же штуки устраивала. Или мультик видел? Не помню. Не важно, — затараторил я. — Так вот, она в один рукав вино выливала, в другой кости забрасывала, потом ими, рукавами в смысле, махала, и эти пищевые отходы в лебедей и водоем превращались! Вы так можете?

— Что за чушь? — поморщилась богиня. — Кости — в лебедей? Так не бывает!

— Н-да, — почесал я в затылке. — То есть если лягушку на болоте поцеловать, она не превратится в умницу и красавицу? Ну не всякую, естественно, лягушку, а ту, что зачаровали? Я как-то так и думал.

— От целования с лягушками только бородавки на губах могут статься, — постучала себя по лбу пальчиком богиня. — Какие красавицы на болоте могут обитать? Кикиморы да трясинницы — это да. Но их красивыми даже после чрезмерного винопития не назовешь! И уж тем более умными.

— Так и знал, что сказки врут, — печально подытожил я. — Экая досада!

Что примечательно — я не придуривался. Мне на самом деле было очень интересно найти ту границу, где заканчивались легенды и предания и начиналась суровая реальность. Пока она была размыта, к тому же иногда все оказывалось совсем не тем, чем казалось. Но почему бы не спросить?

— Любите вы, люди, придумывать всякую небывальщину, — вздохнула Морана. — А то, что под носом, никогда не замечаете.

— Это да, — признал я. — Кстати, хотите, расскажу, как Юрий Гагарин в космос летал?

— Кто? — тряхнула головой Морана, и в этот момент я заметил, что в волосах ее блеснула совсем маленькая червонно-золотая корона, которой там раньше вроде бы и не наблюдалось. — Куда?

— Первый космонавт. — Я ткнул пальцем в небо. — Вон туда. Он на Землю сверху смотрел, на всю сразу. Это на предмет наших людских придумок и небывальщины.

Богиня помолчала, а после раскрыла книгу. Так я и не понял — осознала она, о чем я речь веду, или нет? Объяснение-то путаное вышло, кривенькое.

— Сюда иди, — скомандовала она, перелистнув десяток страниц. — Вот, запоминай. Хорошее заклинание, надежное. И очень старое. Его мне одна берегиня поведала, из первых, из тех, что Рода сидящим на дереве в виде сокола застали и по его велению реки да озера заселяли рыбой и прочей живностью.

— Ишь ты! — проникся я. — Верно все же говорят, что русалки не так просты, как про них все думают.

— При чем тут русалки? — недовольно отозвалась Морана. — Я тебе толкую — берегиня мне его поведала. Берегиня! А, что воду в ступе толочь, ничего вы не знаете, человеки. Как звери дикие живете одним днем, беспамятные и бесполезные.

Жаль, смартфона с собой нет, я бы поставил в органайзер напоминалку о том, что надо разузнать все, что можно, о берегинях. Кто такие, где живут, как до них достучаться. Ну а то, что я глупость сморозил, уже и самому ясно — какими бы ни были умницами русалки, заклинаний они точно не знают. А вот берегини — как раз наоборот. И тем они мне могут быть очень полезны.

В верности данного вывода я убедился сразу же после того, как ознакомился с заклинанием. Хорошая штука! Вроде бы пустяк — формула зачарования куска ткани (который в книге именовали «плат») на хранение в нем некоего объема воды.

То есть берется, скажем, носовой платок, над ним проводятся определенные манипуляции, благодаря которым он впитывает в себя изрядное количество влаги, оставаясь при этом сухим. Ну а после, при необходимости, над этим кусочком ткани произносится слово-активатор, и вода одномоментно выплескивается туда, куда нужно.

Повторюсь: вроде бы ерунда. И иди речь о паре-тройке ведер, так оно и было бы. Но здесь количество поглощаемой влаги измерялось тысячами этих ведер. Точнее не скажу, но фраза: «И платом тем цельный колодезь вычерпала досуха, да так, что тамотко и ключ иссяк», — наводит на мысли об объемах трюмов нефтеналивных танкеров. Правда, я не очень представляю, сколько в эти трюмы влезает, но, наверное, очень много.

В таком количестве воды слона утопить можно. Или еще кого, при необходимости. Случаи разные бывают.

К слову, о сказках. Что-то такое я тоже читал в своем милом, мирном и ясноглазом детстве. Там кто-то от кого-то убегал, таким платком махал. И другие предметы там фигурировали.

Точно, надо не забыть все, что только можно, о берегинях разузнать. И моего нового приятеля Олега на их счет потеребить. Вода — его профиль, и все, что в ней обитает, тоже.

Еще мне был подарен рецепт зелья, «кое дозволяет некое время лихо бегать, не боясь сердечную жилу надорвать». Я теперь могу марафонцем заделаться, если чего, и ни один антидопинговый комитет не прикопается. Хотя им законы не писаны, не в допинге обычно дело, а в мировых конъюнктурах. Вот только одно непонятно: «некое время» — это сколько?

А вообще, Морана мне только что очень четко дала понять, что количество выдаваемых знаний напрямую будет зависеть от моих поступков. Нельзя сказать, чтобы я получил от нее в дар какую-то дребедень, но и серьезным козырем ее подарок не назовешь. Эти два рецепта полностью эквивалентны полубесполезной душонке пиявца.

Интересно, что бы она мне дала за Арвена?

Собственно, на этом наша встреча и закончилась. Взмах руки, блеск кольца на безымянном пальце богини — и вот я лечу в черноту, которая называется «сон».

Жаль. А я хотел бы еще пообщаться. О чем? О курганах, что спят на том берегу реки Смородины, и о мечах давно умерших героев. Ну очень заинтересовала меня эта тема. Как и то, что меч оттуда можно каким-то непонятным образом перетащить в наш мир.

С этой мыслью я и проснулся. За окнами начинался новый день, а рядом, тихонько сопя, лежала Виктория, лицо которой во сне потеряло привычную отстраненность и холодность.

Красивая она все же. Хотя, конечно, зацепила она меня не этим. Чем тогда? Не знаю даже. Может, тем, что в отличие от других моих знакомых женского пола именно она ближе всего к миру Ночи находится? Остальные в мире Дня живут, а Виктория застыла в своем давнем горе где-то посередине между тем и другим.

— Сколько времени? — моментально перейдя от сна к яви, спросила у меня она. Такое ощущение, что почувствовала, как я на нее смотрю.

— Прах его знает, — отозвался я и снова глянул в окно. — Часов семь или около того.

— Эта… — подал голос Родька, отиравшийся около двери в комнату. — Восьмой час уже. Кофий варить или чайку попьете?

Относительно недавно мой слуга наловчился обращаться с туркой, посмотрев то ли какое-то кулинарное шоу, то ли рекламу телемагазина. Сам он эту «горечь окаянную» не употреблял, но не козырнуть своими новыми умениями перед свежим человеком не мог. Тщеславен мой мохнатый друг, не без того.

— Буду признательна. — Девушка откинула одеяло и поднялась с кровати. — Саш, если ты не против, я первая в ванную схожу. И еще — такси мне вызови.

— Да бога ради, — согласился я, не без удовольствия созерцая практически идеальные формы сотрудницы отдела, которую это, похоже, совершенно не смущало. — Как скажешь.

— На через полчаса, — уточнила Вика и чуть скривилась, набрасывая на плечи халат. — Какая жуткая фраза вышла. Но зато точная. Все, я в душ.

К моему великому удивлению, Родька, не приветствующий незваных гостей женского пола в моем доме, расстарался на славу. Это даже навело меня на нехорошие мысли.

— Надеюсь, ты ничего не подмешал в еду? — с недоверием потыкал я пальцем в сторону накрытого стола. — Смотри у меня.

— Как можно? — даже запыхтел слуга от обиды. — И в мыслях не было!

— А с чего тогда… — Я пощелкал пальцами, подбирая слова, — это изобилие?

— Так я ж с пониманием! — засыпал кофе в турку Родька. — Чародейка же у нас в гостях! Она и покон ведает, и вежество. Не то что иные разные свиристелки рыжие, которые только жрать горазды. Эдакой хозяйке любой услужить рад.

И он лукаво сверкнул своими глазами-пуговками.

Эх, Светка, Светка, пал последний твой форпост в моем доме. Теперь нам точно не быть вместе.

Я ухватил со стола кусок хлеба, плюхнул сверху колбасы и, плюнув на вызов такси, с удовольствием его сжевал. Утро, они быстро приедут. За первым бутером последовал второй, и только после этого я отправился в комнату за смартфоном. Правда, позвонить никуда не успел, поскольку именно в этот момент раздался звонок в дверь.

Все-таки я здорово расслабился в последнее время. Самоуверенность и ощущение силы, которая мне подчинилась, меня здорово испортили. Раньше я всегда смотрел в дверной глазок, а тут просто щелкнул замком, брякнул ключами и распахнул дверь.

— Дрыхнешь? — задорно поинтересовалась у меня бодрая до невозможности Мезенцева, влетая в коридор. — А, нет, завтракаешь. Очень кстати, я голодная, как волк! И кофе пьешь? Я тоже хочу!

Скрипнула дверь, ведущая в ванную комнату, и нас в коридоре стало трое.

— Так, — ошарашенно произнесла Женька через пару секунд, переводя взгляд с меня на Викторию, поправляющую волосы. — Это как?

— Хозяйка, — выкатился под ноги чародейке Родька, который, разумеется, сразу понял, что тут к чему, и с поклонами затараторил: — Стол накрыт, кофий сварен. Ты поспеши, а то ен остынет.

А следом за этим, не обращая внимания на новую гостью, еще и начал ножкой шаркать, паршивец такой, точно давая понять, что он-то знает, кто в доме не лишний.

— Ситуация из примитивных романов, — усмехнулась Виктория. — Никогда бы не подумала, что стану участницей чего-то подобного. Потому просто пойду пить кофе, поскольку говорить тут не о чем. Смолин, ты вызвал мне такси?

— Как раз собирался, — помахал я смартфоном, который держал в руке.

— Ну так давай, давай, — поторопила меня Вика и направилась на кухню, ни сказав Мезенцевой ни слова.

Мне Женьку, если честно, даже как-то жалко стало. Просто такое у нее обиженное лицо было, прямо как у ребенка. Не думаю, что непосредственно я представлял для нее какую-то ценность в качестве спутника жизни, нет скорее являлся чем-то вроде временной забавы, как, впрочем, и она для меня. Но сам факт того, что коллега, не сказать — подруга подложила ей такую свинью, для самолюбивой и где-то даже эгоистичной Женьки был нестерпим.

— Прежде чем ты начнешь орать и бросаться не самыми красивыми словами в наш адрес, хочу тебе напомнить, что некто А. Смолин, ведьмак, не твоя личная собственность, — негромко, но по возможности веско произнес я. — Никто никаких обещаний друг другу не давал, не так ли? Более того, ты с завидной периодичностью вдалбливала мне в голову, что мы друг другу никто. Так часто, что я это отлично усвоил.

— Ну да, ну да, — процедила Мезенцева, засовывая большие пальцы рук под широкий ремень, продетый в петли ее джинсов. — Что еще?

— Все, — пожал плечами я и уставился на экран смартфона. — Вот, такси буду Вике вызывать.

— Не все, — пообещала мне Женька. — Ой не все, Смолин.

— Слушай, Мезенцева, давай обойдемся без этих постпубертатных закидонов, — попросил я ее. — Мы тут все взрослые люди, никто никому ничего не должен в принципе.

— Очень верно сказано, — заметила из кухни Виктория. — Лучше идите завтракать. Вон Родион как расстарался. Просто шведский стол.

— Спасибо, хозяйка, — очень громко и очень показушно мурлыкнул мой слуга.

Женька прищурилась, заглянула в комнату, увидела, что на обычном месте нет фотографии Светки, свирепо засопела и вылетела из квартиры, на ходу сообщив:

— А тебе, мохнатый, я этого точно не спущу!

И дверь с грохотом за собой захлопнула, да так, что чуть нож из притолоки не вылетел.

— Теперь будет месяц дуться, — сообщила мне чародейка, как только я уселся напротив нее. — Не меньше. Она очень, очень славная девочка, но до невозможности упертая. Или так, или никак, понимаешь? Максимализм, возведенный в принцип. Я до сих пор поражаюсь тому, как Нифонтов за годы работы с ней с ума не сошел.

— Побольше поплачет — поменьше пописает. — Я положил на кусок хлеба ломтик колбасы.

— Женя — и будет плакать? — Губы Виктории тронула улыбка. — Не надейся, такого не случится, это не из ее сказки. Да и вообще, ты про нее с этой минуты можешь забыть, она больше к тебе никогда не придет и не позвонит. Ты ее предал.

— Я?

— Ты, — подтвердила Виктория. — На самом деле ничего такого не случилось, просто мужчина и женщина провели вместе ночь без каких-либо перспектив на будущее, это обычное дело. А для нее это предательство, которое нельзя прощать. Детство из нее не ушло окончательно, понимаешь? Меня, если честно, всегда это немного беспокоило, я даже Ровнину советовала снять ее с оперативной работы. Она не различает линию риска, для нее адреналин и действие стоят на первом месте, а это верный путь к смерти. Олег Георгиевич, правда, меня не послушал, сказал, что рано или поздно она перебесится.

— Значит, без перспектив, — произнес я. — Жаль. Правда, жаль.

— Это единственный возможный вариант, — не стала уходить от темы Виктория. — Ты ведьмак, Саша. Если Мезенцева по своему прекраснодушию на что-то и надеялась, то я все же реалистка, потому прекрасно осознаю, что данный путь ведет в никуда. Родион, благодарю вас за завтрак.

— На здоровьичко! — пискнул мой слуга из-под раковины.

Смартфон подал голос, но вместо ожидаемого абонента «Такси „Комета“» на экране высветился номер Вагнера.

— Петр Францевич, — ответил я, и Вика, уже было почти ушедшая в комнату, остановилась. — Доброе утро.

— Доброе, Александр, — невесело произнес владелец клиники. — Подумал, что вам будет интересно узнать о том, что сегодня ночью Руслан Арвен умер.

— Если честно — не очень, — равнодушно произнес я. — В первую очередь потому, что другие варианты были невозможны.

— Я был рядом с ним, когда это случилось, — почти шептал в трубку собеседник. — Не знаю, что он видел перед самой смертью, но это было очень, очень страшно. Такое ощущение, что он пытался от кого-то спастись. Руслан — сильный человек… был. Даже в таком состоянии он пытался бороться с тем, что за ним пришло, но проиграл. Еще он бормотал что-то на своем языке, кого-то звал, имена разные называл.

— Достойно уважения, но это все не имело смысла. Он проиграл войну за свою жизнь куда раньше. — Осознав, что именно хочет от меня услышать Вагнер, я решил его успокоить: — И не волнуйтесь, Петр Францевич. То, что забрало жизнь вашего пациента, не осталось в клинике, и более таких смертей ждать не стоит. И вам лично тоже ничего не угрожает. Это же не атомная бомба, право слово.

— Спасибо. — По голосу было слышно, что врачу стало куда легче. — Да, вот еще что… Тут приезжал отец Арвена, разговор с ним вышел крайне нелицеприятным. И вас он тоже поминал недобрым словом, имейте в виду.

— А меня-то за что? — удивился я.

— Вы последний из врачей, которые его осматривали, — пояснил Петр Францевич. — По его логике, именно вы во всем и виноваты. Разумеется, на пару со мной. Так что вы уж поосторожней будьте, мало ли что. Я им ничего про вас не стал рассказывать, но Москва — город маленький, а возможности семейства Арвен не так уж малы. Захотят — найдут.

— Ну-ну, — хмыкнул я. — В этом случае данное семейство уменьшится еще на пару человек, вот и все.

— Права была Яна — с вами лучше дружить и договариваться, чем пытаться чего-то добиться силой, — пробормотал Вагнер и повесил трубку.

Ну да, конечно. Только для осознания данного факта мне его супругу сначала пришлось отдать на забаву одной из сестер-лихоманок.

Кстати, надо будет попросить Олега, чтобы тот через пару-тройку неделек Вагнера хорошенько пуганул. К примеру, лежит тот в ванной, в кораблики играет или пузыри пускает, и тут из-под воды рука высовывается, машет указательным пальцем, и жуткий голос ему сообщает:

— Помни про должок.

Вряд ли Петр Францевич смотрел наши старые фильмы-сказки, потому аналогию не проведет. А как средство устрашения это сработает отменно. Я бы испугался.

— Готов? — жадно уточнила Виктория. — Да?

— Испустил дух в муках и смраде, — подтвердил я. — Если тебе интересно — мара сдержала слово. Перед смертью Арвен называл какие-то имена, думаю, одно из них было «Герман».

— Я довольна, — чуть обмякла Виктория. — Только теперь внутри меня как-то совсем пусто стало. Жить незачем.

— И эта женщина еще в чем-то пытается обвинить Мезенцеву, — фыркнул я. — Такую дурь даже Женька не выдаст. Самой не совестно?

— Нет, — прислушавшись к себе, сообщила Виктория. — Не слишком. Телефон звонит, такси, скорее всего, приехало.

Так оно и оказалось. Через пять минут чародейка покинула мою квартиру, оставив после себя лишь легкий запах терпких духов.

— Хорошая она, — сообщил мне Родька. — Ежели сюда переберется, то славно заживем, хозяин. Силы в ней много, я это чую. И умом не обижена, не то что некоторые.

— А как же Светка? — не удержался от колкости я.

— Так твоему сердцу я не указ, — вздохнул мохнатик. — Она, конечно, хозяйкой хоть куда была бы, и машина у нее новая есть, я в окно видел. Но что уж теперь…

Машина — это для Родьки серьезный аргумент. Он давно оценил удобство автомобилей и осознал их превосходство над электричками, потому время от времени теперь строит тонкие намеки, мол, хозяин, не купить ли нам машинку? Причем не абы какую, а внедорожник, ну или хотя бы кроссовер. Мало того, он повадился в чьей-то квартире по спутниковому телевидению «Топ Гир» смотреть!

Еще чуть-чуть, и я начну опасаться того, что он подастся к метросексуалам или начнет посещать барбер-шоп. Жуткое название, кстати. Вроде бы всего-то брадобрейня, но как страшно звучит — «бар-рбер-шоп». Брр…

Что же до Арвенов и иже с ними — тут особо и думать нечего. Флаг им в руки, ветер в спину, электричку навстречу.

Да, об электричках. Надо валить из города, нечего мне тут больше делать. Амурные дела закончены, работы у меня, по сути, больше нет, а в Лозовке забот полон рот. Ремонт, посевная, сбор трав. Вторая русальная неделя, опять же, на носу. Короче, заскочу в банк, скажу девчулям, что я увольняюсь, отдам заявление в отдел кадров, закуплюсь всем необходимым — и в глушь, в деревню.

Но, в полном соответствии с русской народной поговоркой о планах и божественном промысле, который на них воздействует, все прошло не так гладко, как задумывалось. В первую очередь потому, что госпожа Ряжская оказалась в банке. Уж не знаю, меня ли она ждала, или просто звезды так на небе совпали, но — увы и ах.

— Смолин! — чуть ли не сразу после того, как я вошел в здание, меня цапнула за рубаху новый секретарь Волконского, очаровательная кареглазая стройная девушка, которую весь рабочий персонал с ходу стал называть Юленькой. — Ты чего? Почему в таком виде? Почему через главный вход? Ты же знаешь, правилами внутреннего распорядка строжайше запрещено…

— Да я пропуск потерял, — честно ответил ей я. — Искал — не нашел.

И это была чистая правда. Фиг его знает, куда эта карточка завалилась. В сумке ее нет, в карманах — тоже. Что до внешнего вида — ну да, без пиджака. Ноне в джинсах же и не в шортах? Хоть и был соблазн.

— Я фигею, дорогая редакция! — Секретареныш даже рот раскрыла от изумления. — Тебя же за пропуск безопасники сожрут! Или вообще уволят. Может, даже по статье!

— На то и рассчитываю, — тихонько щелкнул я Юленьку по носику. — Пойду сдаваться. Может, без статьи обойдется. Генка тут?

— Ты с похмура, что ли? — принюхалась ко мне девушка. — Или какой дрянью закинулся? «Генка»! Геннадий Павлович! И не к нему тебе надо, а к Дмитрию Борисовичу в кабинет. Он сказал, что как появишься, так сразу! И из здания тебя не выпускать.

— Ну, это уже перебор, — заметил я. — Это Конституции противоречит, и Уголовному кодексу, скорее всего, — тоже. Я не согласен, чтобы меня где-то против воли удерживали.

— Хватит уже шутки шутить, — рассердилась Юленька. — Саш, охота тебе вылетать отсюда с треском и плохими рекомендациями вдобавок, а? Ну да, ты бесшабашный, со своей жизненной позицией, и это круто, но… Как говорит моя бабушка — не плюй в колодец, пригодится на обратной дороге воды напиться.

— Грех не прислушаться, — согласился я. — Ладно, идем уже. Не ради Волконского согласился, ради тебя. Ну и из уважения к твоей бабушке.

Какая мне разница, кому заявление об уходе отдавать? Что кадровик, что председатель правления — все едино. Тем более что его ему и подписывать.

— Позавчера Ряжская тоже здесь была, о тебе спрашивала, — шепотом сообщила мне Юленька у самой двери кабинета Волконского. — Это так, для справки.

— Понял, принял. — Я выбил заковыристую дробь по двери кабинета предправа, не дожидаясь ответа, толкнул ее от себя и вошел внутрь со словами: — Вызывали, Дмитрий Борисович?

Глава 6

— Смолин! — преувеличенно-гротескно всплеснул руками Волконский, чем немало меня удивил. В списке многочисленных способностей и умений Дмитрия Борисовича ранее никогда не значились ни сарказм, ни ехидство. Как мне всегда казалось, он к ним был вовсе не способен. Однако ошибочка вышла. Может, кресло предправа, как некий магический артефакт, даровало ему несколько новых талантов? — Мы уж и не чаяли тебя увидеть! Хотели в розыск объявлять, задействовав административный ресурс в органах правопорядка.

— Как чуял, — дружелюбно поддержал шутливый тон я. — Сам пришел!

— Саша, дорогой мой, хочу заметить, что на работу надо непременно являться каждый день, а не тогда, когда прогулочный маршрут проходит вблизи от нее, — задушевно продолжил Волконский. — Ей-богу, даже странно, что мне приходится объяснять тебе такую простую и незамысловатую вещь. Скажу так: если бы не Ольга Михайловна, ты бы сейчас гадал, куда тебе с такой красивой трудовой податься. Я к тебе отношусь хорошо и зла не желаю, но, когда сотрудник демонстративно игнорирует трудовую дисциплину, подобное надо пресекать. Причем максимально жестко, чтобы остальные четко осознали: незаменимых у нас нет. Есть незамененные.

— Дмитрий Борисович, да это все прекрасно понятно. — Я прижал руки к груди. — Желаете — увольте, нет проблем. Причем из лучших побуждений это говорю. Да вот прямо сейчас на меня поорать можете, а я потом, когда из кабинета выйду, скажу, что вы меня по ковру кабинета как масло по хлебу размазали и что у вас стальная хватка, как у царя зверей льва. Еще приказ по банку издайте, чтобы все были в курсе моего преступления и последовавшего за ним неотвратимого наказания.

— Статья, Саша, — покрутил у виска указательным пальцем Волконский. — В нашей сфере это все. Это волчий билет. Тебе после такого либо область личного применения менять придется, либо новую трудовую заводить. Да и то не факт, что номер пройдет. Банков становится меньше, отбор в них жестче, безопасникам работать все легче. Крайне узок круг профессиональных служащих, все про всех все знают.

— И зарплаты все ниже, — продолжил я логическую цепочку. — Так что поменяю область личного применения. Ну? Будете показательную порку устраивать или мне заявление по собственному писать?

— Саш, тебе на зарплату жаловаться грех, — подала голос Ольга Михайловна, которая, оказывается, тоже присутствовала в кабинете. Она обнаружилась в огромном кресле Волконского, а не заметил я ее только потому, что она к окну в нем повернулась. — Разве нет?

— Не все возможно измерить деньгами, — ушел от прямого ответа я. — Они важны, но свобода дороже.

— А зачем тебе свобода? — задушевно поинтересовалась Ряжская. — Что она тебе даст? Если ты не в курсе, так нынешний век принадлежит социуму. Разумеется, человек всегда был стадным животным, еще с тех пор, когда толпы волосатых существ шатались по Среднерусской равнине, занимаясь собирательством и изумленно глядя на груды камней, что приволокли с собой ледники. Но наше время — это гимн корпорациям, рекламе и технологиям, которые сделали человечество обществом потребителей. Угрюмые выживатели-робинзоны ушли в прошлое, теперь все решает скорость вайфая и умелое использование коммуникативных навыков. Ну выпадешь ты из движения — и что? Через пару недель ты будешь ощущать себя рыбой, которую вытащили на берег. Все не то, все не так, и ты словно не живешь. Непрерывное вербальное и сетевое общение — главный наркотик двадцать первого века, мы все на него подсажены намертво. Нет-нет, человек сегодня не винтик в большой машине, это все отблески славы тоталитарного ушедшего века. Теперь он личность среди миллионов других личностей. И его главная задача — убедить в этом всех-всех-всех, но самое главное — себя любимого. Теперь ответь мне, дружочек, — насколько дней свободы и тишины тебя хватит?

— Вам бы лекции на телеканале «Синергия» читать! — восхитился я. — И книги писать, по тематике «Горизонты современного сознания». Сейчас такое в тренде. Вон на «Литресе» в топах не художественная литература стоит, а как раз прикладные пособия по глубинному самокопанию.

— Еще один дружеский совет — снизь градус иронии в голосе, — посоветовал Волконский, бросив короткий взгляд на Ряжскую. — Какая муха тебя укусила в последнее время? Был же человек как человек.

Был, верно. Но весь кончился.

Я вышел в коридор, подмигнул Юленьке, вытянул лист бумаги из лотка принтера, позаимствовал ручку, вернулся обратно в кабинет и уселся за стол.

— Дмитрий Борисович, вы нас не оставите на несколько минут? — попросила Волконского Ольга Михайловна. — Если не сложно?

— Разумеется, — устало кивнул тот. — Как скажете.

Я скрипел ручкой по бумаге, Ряжская же, дождавшись, пока за председателем правления закроется дверь его собственного кабинета, закинула ногу на ногу и укоризненно уставилась на меня.

— Вот чего тебе опять не так? — наконец нарушила она молчание. — А? Что ты вечно чем-то недоволен?

— Все так, — заверил ее я, аккуратно выписывая сегодняшнюю дату. — Просто хочу проверить на себе действенность социальных программ государства. Высока во мне гражданская сознательность, понимаете? Желаю убедиться в том, что безработная часть населения на самом деле защищена так, как про это говорят представители власти по телевизору. У нас ведь как бывает — в нем одно, на деле другое. А у меня душа болит за общество! Опять же проверю, так ли хороши центры «Мои документы», не впустую ли потрачены на них средства из бюджета?

— И именно по этой причине ты принял предложение Вагнеров и прогулялся с Петром в его клинику? — уточнила Ольга Михайловна. — Вопросы здравоохранения, надо полагать, тоже вошли в сферу твоих интересов?

— А это мое дело, — небрежно бросил я, отлично осознавая, что данная фраза звучит немного по-хамски. Впрочем, не сильно это меня и беспокоило. — Ольга Михайловна, мы же вроде третьего дня все наши совместные дела закончили, да? Я обещал найти того, кто подложил свинью вашему супругу, слово свое сдержал. Теперь и вы будьте любезны сделать то, что обещали.

— Сдержал, — подтвердила Ряжская. — А уж если вспомнить нашу с тобой беседу с субботы на воскресенье, так у меня вообще сердце радуется. Так, как ты, меня давно никто не посылал. Даже любимый муж — и тот опасается со мной в подобном тоне разговаривать.

— Не любите вы слышать слово «нет», — заметил я, откидываясь на спинку стула. — Отвыкли.

— Отвыкла, — призналась женшина. — Видел бы ты мое лицо в этот момент.

— Оно наверняка было прекрасно, как, впрочем, и всегда, — дипломатично заверил я ее. — Вне всяких сомнений. Однако дописал я заявление, любезная моему сердцу Ольга Михайловна, теперь пойду отволоку его в отдел кадров. И личная просьба — давайте без отработки меня отпустим, а? Все равно я сюда ходить не стану, нет у меня на это времени. Лето на носу, не желаю менять футболку на пиджак.

Конечно, дело не в футболке и даже не в том, что моя прежняя работа мне стала совершенно неинтересна, хотя и не без того. Просто июнь не за горами. Я не собираюсь снабжать отпрыска Кощея дополнительными козырями. Я вообще не хочу давать ему ни единого шанса меня прищучить. Еще бы квартиру сменить, но тут все сложнее. Впрочем, дома я особо появляться и не собираюсь, мой дом на ближайшие несколько месяцев — Лозовка. А там, на своей территории, еще поглядим, у кого зубы крепче.

Вот только родители… Как бы по ним все это рикошетом не вдарило.

— Дай сюда. — Ряжская легко встала с кресла и подошла ко мне. — Давай, давай, не кочевряжься.

Неужто, как в фильмах, она заявление об уходе разорвет? Но я не киногерой, второй раз писать ничего не стану, решу этот вопрос проще. Для начала отправлю к ней нынче ночью Жанну, чтобы та как следует пошумела у нее в доме и страху на семейную чету Ряжских нагнала, а потом, если ума не добавится, могу и чего похуже учудить. Им пиявец ангелом покажется.

— Решим так. — Ольга Михайловна ознакомилась с текстом заявления, а после положила мне руку на плечо. — Заявление остается у меня, но ты все же не увольняешься.

— Не вариант, — недовольно пробурчал я, поняв, что добром мы не расстанемся.

— Живи как знаешь, — мягко произнесла Ряжская, наклонившись ко мне и щекоча шею своими волосами. — Не хочешь ходить сюда — не надо. Но зачем сжигать мосты, Саша? Для чего? Сломать всегда проще, чем построить, уж прости меня за банальность. Будем считать, что ты в длительной командировке. С разницей в окладе.

— Ольга Михайловна, и к чему это шапито? — рассмеялся я. — Ничего не изменится. Не буду я, как та золотая рыбка, у вас на посылках служить. Мы славно провели время, вы пару раз помогли мне, я тоже выручил вас — и все. Сказка кончилась, начались будни.

— Строптивый мальчик, о каких «посылках» ты говоришь? — Голос Рижской обволакивал меня, как паутина — беспечную бабочку. — Это просто знак признательности за все, что ты для меня сделал. Ты спас моего мужа, ты нашел того, кто хотел его смерти, так неужели я не могу для тебя сделать хоть что-то? Например, такую мелочь?

Шут с ней. В конце концов, какая разница, где именно моя трудовая книжка валяться станет — в мусорном баке у моего дома или тут, в сейфе под замком? Что пнем об сову, что совой об пень — все едино.

— Хорошо. — Я встал со стула. — Пусть будет так. Спасибо. Но сразу предупрежу — по звуку горна и царственному взмаху правой длани я сюда бегать не собираюсь, поскольку вашим сотрудником себя более не считаю.

— Пусть будет так, — с достоинством повторила мои слова Ряжская. — Но, надеюсь, на дружескую помощь и поддержку в особых случаях я рассчитывать могу? За наличный расчет, разумеется?

— По ситуации, — подумав, согласился я. — Если это мне самому будет интересно. И никаких «ты обязан» и так далее. Хоть раз подобное услышу — дружба врозь.

— На том и договоримся. — Ряжская сложила мое заявление об уходе пополам, потом еще раз и убрала в свою брендовую дамскую сумочку. — Какой же ты все-таки ершистый товарищ, Смолин. Но это мне нравится. Может, поедем пообедаем? Я угощаю. Есть тут неподалеку один милый ресторанчик с отличной едой и приватными кабинетами. А какие там десерты! Объедение. Я бы сама ими побаловалась и тебя побаловала.

Знаю я твои десерты, Ольга Михайловна. Ты меня Восьмого марта чуть до отвала не накормила, хорошо хоть ума хватило отказаться от нежданной трапезы.

Или съездить полакомиться? Почему нет? В прежней жизни такого обилия сладкого на меня за пару лет не сваливалось, а тут вон чуть ли не каждый день предложения поступают. Начинаю ощущать себя героем-любовником, роковым мужчиной. Как одна моя знакомима выражалась: «альфачом».

Впрочем, не стоит себе врать. Кем я был, тем и остался. Просто у каждой из женщин, что попали в мою орбиту, шебаршатся в черепной коробке свои тараканы. Ряжская по сути своей победитель и хищница, ей нужна моя голова, дабы повесить ее в зал личной славы. Мезенцева сама не знает, чего хочет. Виктория… Просто мне довелось оказаться в нужное время и в нужном месте, вот и все. Оттаяла Снежная королева, снова ощутила себя живой и настоящей, а я в этот миг был к ней ближе других. Светка… О ней и вовсе не стоит вспоминать. Она — прошлое, которое уже никогда не станет будущим.

В общем, десерты кушать не поеду. У меня других дел полно.

— Рад бы, да не могу, — скорчил печальную рожицу я. — Время не ждет. Но приятного аппетита, желаю хорошо отдохнуть.

— Ну, может, в следующий раз, — мягко улыбнулась Ряжская. — Прости, Сашенька, но наша любовь еще впереди, ты просто этого до сих пор не понял. Ты все думаешь, что я тебя пытаюсь под себя подмять, в переносном смысле, разумеется, сделать из тебя бессловесного исполнителя. А дело ведь совсем не так. Просто увидь уже во мне друга — и картина предстанет в совсем ином свете. К тому же я дала слово, что более тебя привлекать к сотрудничеству без твоей воли не стану. И я его сдержу.

— Подумаю над вашими словами, — без тени насмешки пообещал я, облобызал ее ручку, шаркнул ножкой и удалился из кабинета прочь, чуть не врезав дверью по лбу Юленьке, которая, несомненно, подслушивала нашу беседу.

Молодая еще, неопытная. Не знает, как такие вещи правильно делать. Вернее, когда подобное делать вообще не следует.

Что до Ольги Михайловны… Надеюсь, она в самом деле собирается сдержать данное мне слово. Это ведь не в моих, это в ее интересах. Мне-то как раз обратный результат выгоден. За ее душу Морана мне какую-нибудь древнерусскую базуку в качестве премиальных выпишет. Или танк модификации «Емелина печь» презентует, с говорящей щукой в придачу.

Надо было бы напоследок еще к моим подругам-коллегам заглянуть, но я этого делать не стал. Долгие проводы — лишние слезы. Хоть мы и собачились через два дня на третий, но я на самом деле душевно привязался к этим двум занозам, потому не хочу говорить глупые и банальные фразы, выслушивая в ответ все то же самое. Неправильно это. Может, потом, когда все перегорит и золой покроется, зайду, но не сейчас. А пока из дома закажу им торт килограммов на пять — семь, с доставкой. Самый такой, с кремом и цукатами, как они любят! Пусть им всю неделю питаются. И шампусика пять бутылок, того, что подороже.

С этими мыслями я и покинул банк под удивленные взгляды, по сути, уже бывших коллег. Впрочем, они обо мне забыли еще до того, как я спустился с крыльца. Такова наша жизнь — о тебе помнят, пока тебя видят.

Что до меня — я, подумав немного, позвонил Олегу. Надо все же узнать, кто такие берегини. Ну и заодно выяснить, не чревато ли чем общение с речными обитателями во время второй русальной недели? Кто его знает, может, в это время они на таких, как я, сезон охоты открывают? Раз в году, разнообразия ради. Опять же, русалки русалками, но их старшой может меня и не любить. Я же прошлой осенью его кадровый состав проредил немного, отпустил одну бедолагу на волю.

Увы и ах, телефон моего нового приятеля был недоступен. Видать, опять его куда-то нелегкая занесла, и это печально. Не то, что он куда-то смылся, разумеется, а его отсутствие. Оно, конечно, можно про берегинь и в Сети почитать, но вот только насколько написанное там будет совпадать с тем, что есть на самом деле, — вопрос. А тут — информация из первых рук.

Еще пару раз набрав телефон брата-ведьмака, но не добившись никакого результата, я плюнул на все и отправился в «ОБИ». Надо семян купить. Славы в области выращивания корнеплодов зря советы давать не станут, да и моего растолстевшего мохнатого помогайку надо к работе приставить, пока он вконец не обленился. Физический труд на свежем воздухе еще никому не вредил.

Одно плохо — я в семенах этих совершенно не разбираюсь. Впрочем, тут можно и интуиции довериться. Опять же там на пакетиках фотки есть, какие понравятся — те и возьму.

Утро застало меня в практически пустой электричке, которая, бодро постукивая колесами, мчалась по направлению к станции Бородино. Не знаю отчего, но встал я ни свет ни заря, по этой причине на вокзале оказался аж в шесть утра. Но при этом на душе было хорошо и спокойно. Вообще возникало такое ощущение, что я из гостей домой еду. Эдак я скоро вообще в сельскую местность переселюсь.

Причем если в прошлые разы я обходился одним рюкзаком, в котором большую часть места занимал Родька, то теперь я был навьючен как верблюд. Ну так мне казалось. Под ногами у меня лежала пузатая сумка, битком набитая всякими полезными вещами вроде ингредиентов для зелий, пузырьков, пластмассовых гребешков, сырокопченой колбасы, упаковок печенья и много чего еще. Мало того, я еще и в компании ехал. Помимо Родиона ко мне присоединилась Жанна, изрядно заскучавшая в городе. Я встретил ее вчера у своего подъезда, она смотрела на звезды и вздыхала. Так мне ее что-то жалко стало! Ну я и предложил ей прогуляться со мной в загородное имение. В дом, конечно, не пущу, не дело ее через порог переводить, пусть она даже мне вроде как и друг. Опять же Антип наверняка такой поступок не одобрит. Но пусть по саду погуляет, между деревьями. Да и сторожа лучше, чем неупокоенная душа, не сыскать. Мало ли кто нагрянет незваным гостем?

Жанна ужасно обрадовалась подобному предложению, сообщив, что перемена мест — это как раз то, что ей сейчас нужно. Как выяснилось, какая-то ее заклятая подруга выбилась в люди, заняв то место под прожекторами подиума, на которое при жизни метила сама Жанна, и этот факт ее жутко печалит. Пугануть она подругу пуганула, изрядно пошалив у нее дома в ночной тиши, но грусть-тоска никуда не делась. А тут какое-никакое, но разнообразие.

Сейчас мертвая девушка сидела напротив меня, глазела в окно и трещала о том, как же все-таки красиво за городом и что зря она раньше этого не ценила. Еще одна странность — меня этот безостановочный поток сознания совершенно не раздражал, напротив, как-то даже развлекал. Чудно — с мертвыми мне становится общаться проще, чем с живыми.

А сколько вопросов на меня вывалила Жанна, когда мы шли через лес! Я даже удивился — росла-то она не в Москве, а в провинции, вроде как должна знать очевидные вещи. Но нет, все вокруг было для нее ново и свежо, она и деревья-то не все узнать могла. Разве что березки отличала безошибочно.

— Смотрю, ведьмак, ты свитой начал обзаводиться? — остановил меня знакомый голос. — Может, оно и верно. Только ты своей мертвячке скажи, чтобы она по моему лесу одна не шлындала. Я их племя не люблю, потому мигом ее какой-нибудь пень дубовый определю стеречь до той поры, пока тот не сгниет. А они по сто лет, бывает, простоять могут. Дуб — дерево крепкое, даже когда спиленное.

— Ой, дедушка, — всплеснула руками Жанна. — Какой забавный!

Ну не знаю. Я лично не рискну дядю Ермолая «забавным» назвать. Нет, внешне он такое впечатление, возможно, и производит. Совсем невысокий, кургузый, заросший бородой, в кепке и ватнике, лесной хозяин выглядит карикатурно, не без того. Но точно зная, на что он способен в пределах своей зоны влияния, я воздержусь от подобных комментариев. Причем, сдается мне, я видел только малую часть того, что он может сделать.

Дядя Ермолай сидел на пеньке, опустив на колени мозолистые короткопалые руки.

— Здрав будь, лесной хозяин, — поклонился я ему. — Не сомневайся, она от меня никуда. Вот, прими гостинец.

Я достал из рюкзака кругляш «Столичного», купленный накануне, и протянул лесовику.

— Спасибо, — поблагодарил меня тот, сразу же отломил горбушку и начал ее, сопя, жевать. — А ты как — надолго? Оно правильно, до июня рукой подать, стало быть, до Купалы всего-ничего осталось, а в ту ночь тебе раздолье будет.

— Ну, где июнь и где Купала? — отмахнулся я. — Это ж еще месяц с лишним.

— Лето на дворе, — подобрал под себя ноги в лапоточках дядя Ермолай, устраиваясь на пне поудобнее. — Дни бегут, что вода в реке. Только вроде птица на гнездо села, ан глянь — уже и детки ее крыльями машут. Это в стужу время ровно замерзает, а когда тепло — только поспевай жить.

— Согласен. — Я опустил сумку на тропинку, поняв, что разговор затягивается. — Зима — это долго.

Кстати! Не забыть бы на дачу к родителям съездить, корень мандрагыра выкопать, что мне тамошний лесовик обещал. Летнее солнцестояние — оно раньше Купалы состоится.

— Только теперь разве умеют Иванов день встречать? — пригорюнился дядя Ермолай, который нынче, похоже, пребывал в меланхоличном настроении. — Вот раньше было — да! Знали люди, что силы большие в Иванову ночь к ним благосклонны, много чего дать могут тем, кто их внимания попросит. А девки-то, девки! Это же самая их пора была!

— Можно поподробнее? — оживилась Жанна, заметила недовольный взгляд лесовика, но даже и не подумала смущаться. — Что? Интересно же!

— Так Иванов день девкам жениха вел, — посопев, пояснил лесовик. — Ежели по уму купальскую ночь провести, так на Покров жди сватов.

— В смысле — «по уму»? — уточнила Жанна. — Вы про…

— Это ты — «про»! — гаркнул дядя Ермолай так, что из соседних кустов выскочил заяц, посмотрел на нас ошалелыми глазами и припустил по тропинке так, что только мы его и видели. — Вон хоть и покойница, а все коленками голыми сверкаешь. А я про другое баю! В купальскую ночь можно было себе жениха наворожить. А то и привязать к себе того, по ком сердце печалится.

— Теперь и мне интересно стало, — поддержал я Жанну. — «Привязать» — это как? Обряд какой или заклинание из старых было?

— По-разному случалось, — успокоился лесовик и снова куснул горбушку. — У кого в венах пара капель старой крови плескалась, те могли «косу замкнуть» или на озубочек к себе жениха подманить. А те, кто со мной в дружбе ходил, кто лес любил, те на тайную поляну с рассветом пробирались, есть у меня тут такая, чтобы в купальской росе тело омыть. Если с первыми лучами солнышка «свадебным колоколом» ее вдоволь зачерпнешь, чтобы, значит, даже капало, беспременно по осени родительский дом на мужнин сменишь, а первый ребятенок крепким, что твой дубок, родится. Мальчик, как правило.

— «Свадебным колоколом»? — снова влезла в разговор Жанна. — Это как?

Леший молча ткнул пальцем в ее направлении, девушка опустила голову, пытаясь понять, что он имел в виду и на что показывает. И поняла.

— А! — сообщила она нам. — Вон как это раньше называли! «Свадебный колокол». Забавно! А озубочек что такое?

— Пойду. — Дядя Ермолай слез с пенька и засунул каравай под мышку. — Спасибо за гостинец, ведьмак. Ты меня не забывай, заглядывай.

— Непременно, — заверил его я. — И в самом скором времени.

Кусты еле шевельнулись, и мы с Жанной остались одни.

— Саш, все-таки что такое озубочек? — озабоченно спросила у меня девушка, причем таким тоном, как будто от этого ответа зависели судьбы мира. — Ты не знаешь?

— Понятия не имею. — Я поднял с тропинки сумку. — Да не печалься. У Антипа спросим. Он наверняка в курсе данного вопроса.

— А кто такой Антип? — немедленно спросил неугомонный призрак.

Дом я сначала не узнал. Серьезно. Да что дом — я и забор не узнал! Его мы вроде в смету не включали, однако же вот — стоит новый, свежепокрашенными в темно-зеленый цвет досками сияет.

А молодцы ребята! И Валера молодец, хороших мастеров набрал, держит марку. Из развалюхи, дышащей на ладан, за месяц сварганил дом-пряник. В смысле, хорошенький настолько, что в нем не жить, его скушать хочется.

Проржавленные жестяные листы на крыше заменил благородный темно-багровый шиндель, стены одеты в радующий глаз светло-желтый сайдинг с симпатичными коричневыми вставками. И на левую сторону здание больше не косилось, ибо фундамент подправили.

Дом как-то даже выше стал. Хотя, может, и стал, фиг его знает.

Этих ребят в телевизор надо отправлять, вот что я вам скажу. В программу «Дачный вопрос».

Кстати, тоже верно. Надо будет уточнить, устранены ли проблемы с проводкой, и если да, то спутниковой антенной озаботиться. А перед этим сгонять в Можайск и техникой закупиться разной — «телик» там, кофемашина немудрящая, может, микроволновка…

Да, надо бы еще как-то порешать вопрос с оплатой за электричество. Странно, что до сих пор меня вообще от него не отключили, там небось долга наросло будь здоров сколько. Правда, формально я никто, дом-то занят явочным характером. Но это не страшно. Взятки в России пока никто не отменял, авось порешаю вопрос, в крайнем случае пущу в ход свое благоприобретенное умение убеждения. Так сказать, практическую магию. С ее помощью и сварганю быстренько договор купли-продажи. Надо только паспортные данные покойного ведьмака разузнать, наверняка в доме какие-то бумаги остались.

— О, хозяин! — обрадовался один из рабочих, заметив меня. — А наш шеф как раз собирался тебе завтра звонить. Мы, по сути, закончили, остались мелкие доделки.

— Привет. — Я протянул мастеру руку. — Нет слов, парни. Нет слов. Красота какая!

— Первостатейная, — с достоинством подтвердил тот. — Материал хороший — и вид хороший. На таких вещах лучше не экономить, так я считаю.

— Вот только забор, — кивнул я на новоделку. — Вроде бы мы о нем не договаривались?

— Это с шефом говорить надо, — сразу открестился работяга. — Все с ним. Наше дело телячье — обделался и стой. Пойду, мне еще площадку для септика копать, мы его «на сладкое» оставили.

Он задержал взгляд на моем лице и, несомненно, остался увиденным недоволен.

— Септик, — через секунду повторил мастер. — На сладкое.

— И? — уточнил я.

— Септик — он для дерьма, — терпеливо объяснил рабочий. — Понимаешь? И — на сладкое.

— Шутка юмора, — облегченно вздохнул я. — Да, смешно. Я просто сразу не понял.

— Хочу осенью в «Открытый микрофон» сходить, — приосанился парень. — Попробоваться. Стендап, то-се… За меня мою жизнь никто не проживет.

— А вот это хорошая фраза, — одобрил я. — Очень правильная.

— Не то слово, — подтвердила Жанна. — Утверждаю как специалист по глупым смертям. Ой, яблоня! У нас дома во дворе тоже яблоня была!

И она усвистела в сад следом за рабочим.

Вот ведь. У всех есть цель в жизни. У этого парня — попасть на ТНТ, у Ряжской — мировое господство, Вагнер спит и видит, как бы ему для начала акции у семьи Арвенов отжать, и даже Жанна стремится узнать, что такое озубочек. Один я не знаю, чего хочу. Нет, есть цель выжить в столкновении с наследником Кощея, прости господи, Бессмертного, но как главное устремление в жизни данное желание рассматривать не очень правильно.

Вот и выходит, что плаваю я пока, как десерт в этом самом септике. Так себе шутка, но для стендапа сгодится. Надо будет ее работяге подарить, если не забуду.

Хотя нет. Наговариваю я на себя. Год назад у меня вообще никаких устремлений не имелось, я просто плыл по течению и был этому рад. А сейчас потихоньку выгребаю на середину реки, борясь с прибрежною волною. Хоть как-то барахтаюсь, и это уже что-то.

Мысленно погладив себя по голове, я вошел в дом и удовлетворенно вздохнул. Ну вот, теперь тут можно жить. Уже не сарай с затхлым запахом, уже вполне себе комфортное обиталище для современного ведьмака.

Стены были отделаны золотистой вагонкой, потолок укрепили толстенным брусом, на чердак вела новая и надежная лестница, на стенах красовались новенькие французские розетки, как раз там, где мы их с Валерой и разметили. Из того, что здесь имелось раньше, осталась только печка, но уже не закопченная, а сияющая новенькой побелкой.

А еще они очень по уму отгородили уголок, по сути, сделав еще одну маленькую комнату, в которой теперь красовались раковина и унитаз. Душевую кабину я сразу отмел как таковую, нечего ей в деревянном доме делать. Лучше пусть и впрямь мне баньку сварганят в дальнем углу участка. Будут браты-ведьмаки приезжать, будем с ними париться и пугать местных ведьм нашими красными рожами. И еще кое-чем.

Ну и еще куча хлама, который был свален в одном из углов. Впрочем, вру. Аккуратно сложен. Надеюсь, они травы сушеные туда не кинули? Тут от прежнего хозяина такой гербарий остался, что я в нем до сих пор разобраться до конца не смог и как раз собирался этим заняться. А после этого мне только останется травяной сбор в совочек собрать и вон за окно отправить.

Скрежетнула молния рюкзака, которую Родька наловчился открывать своими острыми коготками. Мой слуга высунул голову наружу, повертел ею, убеждаясь, что тут нет посторонних, а после ловко спрыгнул на пол.

— Ничего так! — сообщил он мне секундой позже. — Не наша городская квартира, но жить можно!

«Наша». Ей-ей, в один прекрасный момент я и в самом деле не попаду домой, потому что этот пройдоха сменит замки в дверях. Раньше я так шутил, а теперь всерьез подобного опасаться начинаю.

— Да тьфу на тебя! — раздался голос из-за печки, и оттуда вылез мой второй подручный, домовик Антип. — Ничего ты, сыроежка кургузая, не понимаешь! Красота вокруг какая, благодать! Неделю уж хожу радуюсь! Хозяин!

И Антип отвесил мне церемонный поясной поклон. О как. А раньше удавить хотел.

Что примечательно — внешний вид домового изменился. Борода расчесана, волосы на голове больше не похожи на воронье гнездо, и рубаха, оказывается, у него не серого, а белого цвета. Интересно, с чем это связано? Дом благоустроили — и он проапгрейдился? Или он просто сообразил, что со смертью старого хозяина жизнь не кончилась?

— Да что ты тут, за печкой своей… — подбоченившись, заорал было Родька, но от моего легкого пинка отлетел в сторону кучи хлама и чуть не воткнулся в нее головой.

— Разобрать, рассортировать, разложить, доложить, — коротко велел ему я. — Антип, проконтролируешь.

Домовой расплылся в улыбке и снова отвесил мне поклон, уже второй. Впрочем, когда он разогнулся, выражение лица у него моментально изменилось.

— Матушка моя в лаптях да без онучей! — охнул он. — Мертвячка! Как есть мертвячка! Эхма!

Верно — за окном маячила Жанна, смотрела на нас и тыкала себе пальцем в нижнюю губу.

— Кхм, — откашлялся я, отчего-то ощущая неловкость. — Слушай, Антип, а ты не в курсе, что такое озубочек?

Глава 7

— Озубочек? — оторопело взглянул на меня Антип. — Объедок это. Пряника там печатного или пирога. Девки дурные, которые от перезрелости на стенку лезли, в Иванов день его под подушку пихали да приговаривали: «Суженый-ряженый, приходи озубочек доедать да меня целовать».

— Почему дурные? — удивился я.

— Так Иванов день же, — пояснил домовой. — Лето! Суженый придет ли, нет — неизвестно. А змий огненный, что до тела бабьего жаден, запросто заявиться на зов может. Зимой он спит в пещерах дальних, в горах Авзацких, а летом как раз безобразничает. Обернется молодцем, что эта дуреха во сне видит, да под одеяло к ней и шасть. И все, девства как не бывало, а жениха теперя сколь ни жди, уже не дождесся. Кому она, порченая, нужна? Лучше в вековухах время коротать, чем после свадьбы грех вскроется, это на всю семью позор. Одна дорога ей потом — в монастырь. А ежели вдруг еще и понесет эта тетеха, так точно соседи ворота дегтем вымажут, потому как потаскух, что до замужества ноги раздвинули, никто не любит. Охти мне, таращится-то как! И зубы пальцем трогает! Никак сожрать кого задумала? И ведь белый день на дворе!

«Змий огненный». Новое определение в бестиарии. Это кто же такой? Но до чего же дикие времена были, а? Из-за такого пустяка, как потеря невинности, в монастырь уходить. Расскажи кому — не поверят.

— Не сожрет, — подал голос из угла Родька. — Это хозяина подружка, она с нами приехала.

— Чего? — даже подпрыгнул на месте Антип. — В дом? Нежить?

— В дом не пущу, — примирительно произнес я. — А так — да, это с нами. Она безвредная.

— Она мертвая, — завопил Антип. — Неживая! Да еще и не в своем уме! Вона как губу оттягивает!

— Ей интересно, что такое озубочек, — пояснил я. — Расскажу — перестанет.

— Ты хозяин, тебе виднее, — недовольно пробурчал домовой. — Только не дело на своем подворье мертвячку держать, ровно живность домашнюю.

— Тебя не спросили, — снова высказался Родька, а после звучно чихнул.

— Забыли Жанну, поговорим о другом, — предложил я, погрозив пальцем девушке, а после подав ей знак отойти от окна. — Антип, скажи, рабочие не шалили? Все нормально?

— Хорошие трудники, — как мне показалось, с радостью перешел на другую тему домовой. — Не ленивые и не ворье. Думал, кого оглоушить придется, когда тот попробует добро наше к своим рукам прибрать, так нет. Трогать — трогали, с места на место переставляли, но чтобы в карман сунуть — не было. И делают, опять же, все на совесть. Чтобы согнутый гвоздь оставить или там криво доску прибить — не видал.

— Ну, за такие-то деньги… — хмыкнул я. — Хотя в наше время даже цена не гарантия качества.

— Это что же, хозяин, ты теперь сюда переберешься жить? — с надеждой спросил Антип. — А?

— На лето — да, — кивнул я. — А зиму все же в городе буду проводить.

— Зачем? — погрустнел домовой. — Чего тебе тут не хватает? Вон даже нужник — и тот в дому, на мороз бегать не нужно, коли припрет. Живи да радуйся.

— Не получится, — развел руки в стороны я. — Просто не выдержу. Я привык к другому ритму жизни. Летом-то здесь хорошо — тепло, светло, травы собирать можно, есть с кем пообщаться — на реке русалки, в лесу дядя Ермолай. А зимой, в четырех стенах, я от скуки через месяц свихнусь. Даже при наличии спутникового телевидения.

Как это ни грустно признавать, но Ряжская была права. Надолго меня не хватит, на добровольное заточение я не способен.

— Оно, конечно, так, — признал домовой. — Эх-эх.

— Давай лучше ты с нами? — предложил я. — Квартира у меня не сильно большая, но места всем хватит. Как там вашего брата перевозят? В лапте вроде? Так я добуду его. Настоящий, аутентичный. В Сети чего только не продают.

— В сети? — озадачился Антип. — Это в какой же? В рыбачьей? Как же оно так получается?

— В Интернете, село ты дремучее! — выпендрился Родька. — Хотя ты о таком тут, за печкой, понятное дело, даже и не слыхал. А я там был! В Интернете!

— Был и мед-пиво пил, — начал злиться я. — Забыл тебе сказать — надо овощи сажать. Завтра с утра — в поля, и копать тебе там землю до самого ужина.

— Как? — завопил обиженно мой слуга и показал свои короткие лапки. — Чем?

— Лопатой, — даже не подумал жалеть его я. — Или щепочкой. Мне по барабану. Мне результат важен.

Антип злорадно закхекал, оглаживая руками бороду.

Родька не стал возражать (да и попробовал бы), молча развернулся ко мне спиной и стал копаться в куче хлама, раскладывая его на кучки по какой-то своей, непонятной остальным присутствующим системе. Но при этом его молчание как бы говорило: «Эх, хозяин, хозяин…»

— И вот еще что, Антип. — Я потер лоб, не зная, как подступиться к очень и очень щекотливому вопросу. — Раз уж ты тут собираешься зимовать, то надо тебе мобильный телефон освоить.

Родька издал горловой звук, в котором отчетливо звучало: «Куда ему, чумазому!»

— Нет, — немедленно отказался Антип. — И не проси, хозяин. Не наше это, не посконное. Жили мы без этих диковинок и дальше проживем.

— Жили вы без них, потому что времена другие были, — мягко произнес я. — Нет телефона — нет проблем. Теперь они есть. Вот, специально для тебя купил. Простой и надежный, как ты любишь.

И самый дешевый. Не потому, что хотел сэкономить, просто кроме звонков эта модель ни на что больше не была способна. Зато кнопки большие, корпус прочный и аккумулятор зарядку с месяц держит.

— Нет, нет, нет, — замахал рукавами рубахи Антип. — И не проси!

— Да он просто цифры не знает, — злорадно захихикал Родька. — Вот и отказывается!

— Кто? — уже в голос крикнул Антип. — Я не знаю? Я? Един да един — два. Два да един — три!

— А шесть плюс семь? — голосом кинопровокатора поддел его мой слуга.

Антип задумался, начал пальцы загибать.

За окном зафырчала машина, после стукнула калитка. Выглянув, я увидел Валеру, который сменил кожаную куртку на жилетку из того же материала.

Шустро. Не успел я приехать, он уже здесь. И кто говорит, что на периферии люди инертны и не предприимчивы? Враки это!

— Так, — скомандовал я. — Оба — за печку.

— Да еще един… — Антип, не слыша меня, загнул еще один толстый короткий палец. — Два на ум пошло.

— Тьфу! — Я подошел к Родьке, который уставился на меня чистым, безвинным и незамутненным взором. — Делай что хочешь, но чтобы вас обоих тут через десять секунд не было. Понятно излагаю? Сам его отключил от действительности, сам и возвращай в наш мир.

Родька с заданием справился — когда мы с Валерой, которого я встретил на пороге, вошли в дом, их обоих уже не было. Как, кстати, и коробки с телефоном, которую, похоже, они прихватили с собой.

В процессе разговора выяснилось, откуда взялся новый забор. Оказывается, старый они случайно сломали, когда водитель неудачно подал к калитке грузовик. Валера, как честный человек, тут же сварганил новый, подав мне его как бонус для оптового заказчика. Следом за этим мы перешли к смете, и я обнаружил, что она подросла процентов эдак на пять, то есть аккурат на ту сумму, в которую мне этот забор и обошелся. Нет-нет, подан факт увеличения бюджета грамотно и обстоятельно — колебания курса доллара, снижение ставки рефинансирования, сезонные повышения цен.

Можно было бы поторговаться, повозмущаться, можно. Но зачем? Работа сделана отлично, новый забор куда лучше старого, деньги у меня есть, а хорошие отношения с Валерой в будущем могут пригодиться. Мало ли чего еще я задумаю проапгрейдить? Может, дорожки из плитки везде проложу или прудик в саду выкопаю да рыбок в него запущу.

Мало того, предприимчивый парень приволок с собой летний душ, о котором я совсем забыл с ним в прошлый раз договориться. Дескать, вез другому заказчику, но могу поставить вам. И даже со скидкой. Вот и как тут не восхититься его деловой хваткой? Заодно я и о строительстве баньки упомянул, получив в ответ заверения в том, что пара дней — и она уже стоит во-о-он там, за яблонями, на краю участка. Сборная, но добротная.

Одно плохо — канитель с приемкой работы затянулась надолго, поскольку Валера заставил меня осмотреть чуть ли не каждый гвоздь, вбитый в стену, и подтвердить его наличие собственноручной подписью в многостраничных актах.

Но все когда-нибудь кончается, и во второй половине дня, ближе к закату, Валера, довольный моей сговорчивостью, наконец уехал, прихватив с собой работников, а я уселся на крыльце и глубоко вздохнул.

— Так что такое озубочек? — Жанна устроилась рядом с моими ногами, на пару ступенек ниже. — Узнал?

— Узнал, — устало ответил я. — Только давай чуть попозже расскажу, хорошо? Вот будем вечером чай пить из самовара, тогда и…

— Я видела самовар в музее, — поделилась со мной Жанна. — Он пузатый и прикольный!

Ответить здесь мне было нечего, потому я отправился в дом, где о чем-то шумно спорили Антип и Родька.

А, нет, не спорили. Наоборот, мирно беседовали. Правда, на повышенных тонах.

— Я и говорю — удобная штука, — тыкал кулаком в бок домового мой слуга. — Что ты сразу: «Нет, нет». Вона люди как птицы в небо летают и не кочевряжатся. А ты все тут, за печкой, пытаешься новое время пересидеть.

— Да не понимаю я время это, — бубнил Антип, вертя в руках массивную трубку телефона. — Но ежели все так, как ты болтаешь, то оно, может, и надо новое-то узнавать. И что же, всегда можно хозяина по нему услышать?

— Ежели он не занят чем — так да, — подтвердил Родька. — Ну а если занят или с хозяйкой новой того самого, так я тебе отвечу. Я у него заместо обеих рук, если чего. Он вообще без меня никуда. Вот так-то!

— Врешь, — уверенно заявил Антип. — А что за хозяйка такая, а? Стой-ка! Неужто вон та, что под окном таскается? Охти мне, батюшки!

— Чур на тебя! — замахал лапами Родька. — Она ж неживая! Не, у нас другая теперь хозяйка. Чародейка она! Не такая сильная, как те, что жили в бывшие времена, но зато и под звездами голой не пляшет.

— Чародейное племя, чай, паскудное, — с сомнением произнес домовой. — Они за ради капли силы мать родную с золой смешают, сам же про то ведаешь.

— Не, эта другая, — заверил его Родька. — Правда, учуял я в ней примесь крови от… О, хозяин! А мы тут! Может, пообедаем?

Надо бы его как следует взгреть за то, что не в свое дело лезет, да уж ладно. Тем более что я настроен крайне благодушно. Помимо всего прочего Валера пообещал меня вывести на нужных людей в близлежащих можайских «Моих документах», а те, в свою очередь, за небольшое вспомоществование пособят с оформлением дома в собственность.

Ну вот не хочу я с помощью зелий решать данный вопрос. Не стоит оно того. Дешевле выйдет заплатить.

— Подавай на стол, — разрешил я. — Давай перекусим.

— Так это… — Родька шаркнул лапой по полу. — Печку топить долго, а плитка, на которой мы готовили раньше, сломалась. Я ее в розетку, а она не включается.

— А если в другую ткнуть? — уточнил я. — Тоже нет? Печально.

— И еды в дому почти нет, — затараторил слуга. — Разве только то, что мы с собой привезли. Ну еще крупы да сухарей немного на чердаке в наволочке лежит. Надо бы в Можайск съездить, плитку новую купить. И продуктов — тоже.

Нет, все-таки когда-нибудь я его точно убью!

— Ты чего раньше молчал? — рассвирепел я. — А? Можно же было с Валерой уехать! Столько времени получилось бы сэкономить и сил — тоже. А теперь придется через лес на своих двоих топать, да еще там автобус до города ждать. Тут не Москва, такси влет не поймаешь.

— Болтун, — с невыразимым презрением глянул на Родьку Антип, прихватил телефон и полез за печку, добавив напоследок: — Городской! Тьфу!

Как видно, последнее означало у него степень крайнего презрения. Что особенно приятно — сказано это было в единственном числе, то есть меня не касалось. Хотя… Кто его, Антипа, знает?

Впрочем, его достоинства перекрывали все недостатки. Домовик Антип был отменный — трудолюбивый, надежный, основательный, что и показали несколько последующих дней.

Во время поездки в Можайск за плиткой-времянкой я решил времени зря не терять и заказал в тамошнем магазине электроники сразу весь набор бытовой техники, от большого телевизора до невысокого холодильника. Ну вот надоело мне кое-какие продукты в колодце держать, чтобы они не пропали. Это, конечно, романтично, в духе предков, но чертовски хлопотно. Если предыдущие владельцы дома не знали о существовании техники, призванной облегчить жизнь человека, то это их проблемы. Я тут ни при чем.

В последующие несколько дней суета во дворе достигла апогея — одна бригада Валеры занималась финальными доделками, вторая ставила баньку, да еще доставили заказанную технику.

Я, если честно, в какой-то момент немного осовел от вопросов, которые сыпались на меня со всех сторон, вроде: «Тут вот заподлицо сделаем, нормально?» или «Хозяин, сток воды куда отводить станем? Вон туда или вон туда?» Какой сток воды? Куда его отводить? Зачем?

И вот тут дело взял в свои руки Антип. Как-то так ловко, незаметно, но ощутимо. Он словно нашептывал мне в уши нужные ответы, а я только их повторял.

К вечеру пятницы все наконец закончилось. Я расплатился с Валерой, и его молодцы, напоследок подключив мне всю технику, того требующую, подметя двор и собрав весь строительный мусор до последней щепочки, наконец-то уехали, оставив уставшего за эти дни меня практически в полной прострации.

— Картошечки наварю сейчас, — успокаивающе заявил мне Родька. — С тушенкой! Эх, жаль, капусточки квашеной нет и огурчиков соленых!

— Ничего, в следующем году будут, — помассировал виски я.

— Да? — обрадовался слуга. — А откуда?

— Так ты завтра у меня и капусту посадишь, и огурцы. В доме лежит схема, по которой надо это делать, ее мне Славы еще когда нарисовали. Семена в рюкзаке, в пакете. А засолишь и заквасишь потом, когда они вырастут.

— Огурец так не сажают, — пробубнил Антип, устраиваясь рядом со мной на крылечке, где я обосновался. — Его сначала прорастить надо, а уж потом сажать. Тебе, хозяин, в Моденово бы сходить. Ведьмы бают, что там люди есть, которые уже готовую рассаду продают. Вот ее бы купить, да и в землю. Чтобы, значит, время не тратить и самому не мучиться.

Надо же. И тут все непросто. Рассада какая-то нужна. Хотя да, все верно. Мама время от времени по весне что-то такое держала на подоконнике, в баночках из-под йогуртов.

Выдав данную информацию, домовой раскрыл инструкцию по использованию холодильника на аккуратно заложенной сорочьим пером страничке и начал по складам читать то, что там написано, водя при этом по строчкам толстым заскорузлым пальцем и проговаривая про себя изученное.

Я же говорю — основательный товарищ. Он скрупулезно и последовательно штудировал все инструкции от всех товаров, которые я заказал. Начал с электроплиты, продолжил микроволновкой, теперь вот до холодильника добрался. Не пропускал ни единого слова, время от времени задавая мне вопросы, большинство из которых ставило меня в тупик. Хорошо хоть телефон принимал здесь сигнал, поскольку где-то неподалеку была вышка, и я мог найти ответы в Интернете. Вот что такое «фреон»? Да-да, газ, который в трубках холодильника находится. Но если копнуть поглубже, дай бог один из десяти современных мужиков сможет что-то более подробное о нем рассказать. Антип копал, он по своей натуре был перфекционист, хотел дойти до самой сути, и это вызывало немалое уважение.

— Может, ну их? — задушевно предложил Родька, подергав меня за локоть и заговорщицки сопя. — Огурцы эти, помидорки… Вон редисочку да морковку посеем — и будет. Пару грядочек.

— Не хочешь копать, — злорадно отметил я. — Ой не хочешь! А придется. Славы сказали: «Надо», значит, надо.

Родька хотел что-то вякнуть, но тут взревел смартфон, на экране которого я без особого удивления увидел фамилию «Мезенцева». Хотя нет, не так. Удивлен, что она раньше не позвонила, дабы высказать мне свое презрение.

— Да, Евгения, — вложив в голос максимум дружелюбия и миролюбивости, произнес я. — Привет!

Ну да, любовь прошла, завяли пока еще не посаженные помидоры, но это не повод враждовать, правда? Тем более в нашей симбиозной с отделом ситуации? И особенно учитывая то, что пока я им нужен больше, чем они мне.

— Сволочь ты, — пробубнила в телефон Женька, причем по голосу было слышно, что она пьяная до изумления. — Ненавижу тебя. И очень надеюсь на то, что рано или поздно ты, как и все тебе подобные, сорвешься, перейдя черту. Я сама тебя убью. Лично. Никому это право не отдам. Возьму нож — и в сердце тебе, как положено по инструкции.

Столько в ее голосе было ненависти и злобы, что я как-то даже сразу поверил в правдивость этих угроз. Убьет. Как есть убьет.

Не слушал я умных нелюдей, которые говорили мне, что не может быть ничего между ведьмаком и сотрудницей отдела, который существует для того, чтобы мне подобных в узде держать. Думал, что я самый умный, и вот результат.

— Пойди проспись, — уже без всяких попыток наладить контакт, посоветовал я ей. — Несешь какую-то ересь.

— А шлюху эту, которая под монашку рядилась, я отдельно отблагодарю за дружбу, — продолжала разоряться Мезенцева. — Вот увидишь! Сволочи вы оба!

И она бросила трубку.

Надо Вику предупредить, что ли? Мало ли какие пакостные мысли возникнут в и без того не сильно крепкой на ум голове Мезенцевой, в настоящий момент к тому же дополнительно ослабленной алкоголем.

Не успел, телефон зазвонил по новой.

Будучи уверенным, что это Женька решила добавить до кучи еще пару крепких слов, я, не глядя на экран, сразу рявкнул в трубку:

— Ну и что еще? Вроде все уже сказала!

— Я — женщина! — сообщила мне Светка, причем не менее пьяная, чем моя предыдущая собеседница. Они там не вместе, часом, синячат? — Мало ли что, кому и когда я сказала? Заметь, Смолин, я сама делаю первый шаг навстречу тебе. Сама! А ты сразу орать на меня начал! Разве так можно? Я же девушка!

— Определись уже, женщина ты или девушка, — куда более тихо предложил ей я. — Хотя о чем я? Мне ли не знать…

— Пошляк! — Голос моей бывшей жены похолодел, как ветер, внезапно поменявший направление с южного на северное. — Как я с тобой столько прожила — не понимаю?

— В основном скандаля по мелочам, — охотно подсказал ей я. — Ну и не сильно богато, ибо добытчик из меня, как из тюля костыль. Кстати, респект твоей маме за метафоры. Эта, например, дивно хороша!

— Что плохого тебе сделала моя мама? — отчеканила Светка. — Она вообще не лезла в наши дела, если ты забыл. Подумаешь, заглянет раз…

— В три дня, — завершил я фразу за нее. — Но ты права. Это действительно уже несущественно. Как, впрочем, и все остальное.

— Давай я сейчас приеду, и мы все решим окончательно? — помолчав, предложила Светка. — Не по телефону, не на ходу, а спокойно, глаза в глаза?

Удивлен. Серьезно — удивлен, и сильно. Зная самолюбие моей бывшей, могу предположить, чего ей стоили эти слова.

Впрочем, ее упертость куда сильнее, чем самолюбие, полагаю, дело как раз в этом. Попала шлея под хвост, вот она и бьется, как рыба об лед. В прошлый-то раз я ее, по сути, послал, спасибо Женьке, вот и взбеленилась.

Увы, увы, но и сейчас ей ничего не светит. Да и потом — тоже. Все, разошлись дорожки окончательно. И это в ее же интересах, между прочим.

Но как бы я ликовал всего год назад, услышав эти слова! Вот только вряд ли бы они прозвучали. Год назад я был другим, и мир вокруг меня — тоже.

— Свет, давай в другой раз? — предложил я, отлично понимая, что последует за категоричным «нет». — Не потому, что я имею что-то против, просто меня сейчас нет дома.

— Я знаю, — заявила моя бывшая, перед этим тихонько икнув. — У тебя окна темные. Но я могу подождать, пока ты придешь. Я знаю, ты никогда не ценил моей готовности избежать конфликтов любой ценой, но это сегодня не важно.

— О как, — проникся я, решив не фокусироваться на более чем сомнительной истинности последней фразы. Помню я ее неконфликтность, такое не забывается. — Надеюсь, ты не за рулем?

— Я в такси, — с достоинством ответила Светка.

— Езжай домой, — велел я. — Не дождешься ты меня сегодня. И нет, я не у какой-то малолетки или проститутки, можешь этого даже не говорить. Я в командировке, в другом городе.

— Ты? — рассмеялась Светка. — Кто тебя в нее отправит? Ты же нич-то-же-ство в карьерном плане! Младший помощник старшего дворника!

Сразу видно — стремится человек к конструктивному разговору. Выбрана правильная и миролюбивая позиция, которая расположит к ней собеседника.

— Все так. И меня отправили проверять в филиалы вопросы соответствующего архивирования документов, а также их последующей утилизации, — решил я соответствовать той должности, которую она для меня определила. — Вернусь — позвоню.

Ответа не последовало. Она просто бросила трубку.

Нет, не понять мне некоторых женщин. А может, и всех. И, возможно, к лучшему.

— Чего не так пошло, хозяин? — пискнул из-под локтя Родька.

— Не то чтобы… — отозвался я. — Наверное, как раз так, как нужно, вот только веселья по этому поводу на душе отчего-то нет.

— Оно всегда так и случается, — не отрываясь от инструкции, пробурчал Антип. — Когда лжу творишь, на душе легко, потому как такое дело всегда к какой-никакой выгоде ведет, на первых порах так точно. А коли правду сказал, так хорошего не жди. Правду никто не любит, она завсегда неприятная бывает. Зато потом беды ждать нет нужды. Правда есть правда, другой она уже не станет. Лжа же рано или поздно наружу вылезет, и тогда невесть что случиться с тобой может. Люди только свои собственные грехи прощать всегда горазды, а чужие — ни за какие коврижки.

— Да ты философ, — отметил я, вертя смартфон в руке и раздумывая — позвонить Виктории или ну его на фиг?

— На свете живу давно, — отозвался домовой. — Ваше племя хорошо изучил.

— О, кстати! — вспомнил я. — Скажи, Антип, а ты о берегинях знаешь что?

— Вестимо, — кивнул тот. — Мне дед про них рассказывал много разного. Только ушли они вроде из Яви. Может, в Навь, где вечный сон, может, еще куда. Как люди начали их труды уничтожать, так и ушли. Не под силу им было смотреть на то, что вы творите. Какая мать сможет без мук глядеть на то, как ее дите жизни лишают?

— А кто они вообще? — жадно спросил я. — Поподробней бы!

— Берегини? — уточнил зачем-то Антип. — Так хозяйки они были. Всей земли нашей — рек, лесов, лугов. Творил это все Род, про то всем ведомо, но Род — он кто?

— Кто?

— Мужчина, — горделиво заявил домовой. — Мужское дело — дом построить, а уж за порядком в нем следить ему без надобности. То женская забота.

— А сам-то? — не удержался Родька. — Чай, не баба, а по дому хлопочешь!

— Это ты хлопочешь, — насупился Антип. — А я тут живу. Пока дом стоит, я в нем буду. Он погибнет — и я сгину. То разные вещи! Берегини водам да лесам, зверям да рыбам хранительницы были. А я сему жилищу хозяин. Александр — мне, а я — дому. Ясно тебе, недомерок ты мохнатый?

— Хранительницы, — задумчиво повторил я. — Не сходится задачка. Если Род им велел привести все в соответствие, так сказать, делегировал полномочия, то почему хранительницы? Или — создали, теперь охраняйте?

— Берегинь всего двенадцать было, — закрыл наконец инструкцию Антип. — Какие на север подались, какие — на юг, а какие тут, у нас остались. Я за всю свою жизнь одну из них только видел, да и то краем глаза. Давно, лет двести назад. Она мимо нас в виде голубицы пролетала. Мне истинный облик владельцев силы видеть поконом не положено, да, на удачу, мой тогдашний хозяин как раз со старухой Дарой лясы точил, что-то они там поделить не могли. Дом-от тогда еще другой стоял, не тот, что нынче.

— И? — поторопил я его.

— Дара и молвит: «Гляди-ка, берегиня полетела». А хозяин ей вторит: «Она. Желана. Должно, где беда случилась». Вот и вся история.

— Н-да, — вздохнул я. — Понятно, что ничего не понятно. И самое главное — если они в основном природоохранной деятельностью занимались, то откуда разные заклинания знали?

— Все берегини раньше, когда человеческую суть имели, сильно могучими чародейками были. Из первых людей, что в Яви родились, — как о чем-то общеизвестном сообщил Антип. — Род им вечную жизнь даровал и власть над миром, но знания-то их никуда не делись, верно?

— Ага, — оживился я. Пасьянс потихоньку начал сходиться. — Чародейками, значит?

— Ими, — кивнул домовой. — Очень знающими. Даже боги — и те с ними считались, вот как! Но знания свои они при себе держали, а чтобы за ради зла их в дело пустить — это никогда! Да и не было у них врагов, у берегинь. Ни боги, ни твари ночные, ни звери дикие чего дурное им сделать или даже помыслить о таком и не могли. Только вы, человеки, их со света и сумели сжить, причем сами того не заметив.

— Мы можем, — хмуро согласился я. — Такая у нас натура. Значит, совсем они ушли?

— Я про них давно ничего не слыхал, — еще раз повторил Антип. — Но я никуда и не хожу. Мои владения вон за забором кончаются. А новости от птиц да мышей узнаю, только много ли они чего рассказать могут? Ты, хозяин, если больше про берегинь узнать желаешь, с водным хозяином поговори, пока он спать до листопада не лег. Он из рук Желаны свою власть над рекой получал, так кому, как не ему, про нее все знать?

— Сейчас насоветуешь, — всполошился Родька. — Ты куда нашего хозяина посылаешь? А что если водяник его с собой на дно уволочет?

— Да с чего бы? — озадачился домовой. — Ведьмаки да водяники сроду не враждовали. Вот трясинник — тот да, тот его непременно бы в чарусу заманил, потому как лесовика терпеть не может, а ведьмак есть суть порождение леса да поля. А наш еще и с батюшкой Ермолаем дружится. А водный хозяин ему не друг, конечно, но и не враг. Хотя в воду, вестимо, залезать точно не стоит. Чего зря искать беды на свою голову? Да и холодно еще купаться-то. Простудиться можно.

— Это да, — согласился я и поежился. Днем было тепло, а вот к вечеру от близкого леса начало тянуть сырым холодком. — Не сезон пока.

— Надо самовар раскочегарить! — предложил Родька. — Пока картошечка варится. Антип, тащи его во двор.

Я посидел еще немного, глядя то на бурную деятельность, которую развела эта парочка, то на танцующую между начавших зеленеть деревьев Жанну. Моей помощнице, несомненно, тут нравилось, поскольку ее все эти дни было не видно и не слышно. Знай на травке сидит да на небо смотрит.

А я никак не мог для себя решить — звонить Виктории или не надо? Странное чувство, я такого класса с девятого школы не ощущал. Ну, когда позвонить очень хочется, но при этом жутко страшно услышать не грубое «Чего ты звонишь?», а равнодушное «Да, что хотел?».

Подумал-подумал — да и убрал телефон в карман. Все эти заботы остались там, в городе. Вернусь — буду думать, делать, звонить и ездить. А сейчас у меня другая задача — узнать как можно больше всего, чего только можно.

И в первую очередь — о берегинях. Что они за природой глядели — это прекрасно. Но вот то, что в прошлом каждая из них являлась влиятельной чародейкой — это вообще замечательно. И не столь важно, что они давно ушли за грань этого мира. Насколько я понял, в Ночи не принято доверять памяти, она может подвести, потому все более-менее толковые ее обитатели ведут записи. Уверен, что, например, у тех же старушек-ведьм, что являются моими соседками, тоже где-то книги личных заметок припрятаны.

Ясное дело, что за века не я первый о таком задумайся, до меня народ не глупее жил. Но это не значит, что данную версию не надо отрабатывать.

Вот чуть разгребусь с делами — и на реку. Заодно, кстати, и проверю, работает венок из ревенки или нет?

Глава 8

Солнце почти село за верхушки елей, которые черной грядой опоясывали другой берег реки. Я сидел, опустив ноги в воду, шевелил пальцами, разгоняя мальков, мельтешащих подобно маленьким серебристым молниям, и мне было хорошо.

— Две недели, — ворчал Родька, в очередной раз забрасывая удочку. — Прямо как крот какой-то — рою, рою землю. Тьфу!

— С перерывами на второй завтрак, обед, послеобеденный сон и так далее, — заметил я. — Кто-кто, а ты не перетрудился.

— Какой он у тебя все же ворчунишка! — звонко рассмеялась Жанна, устроившаяся рядом со мной. — Маленький, а вредный.

— А ты вообще помолчи, нежить. — Шерсть на голове моего слуги встала дыбом, отчего он стал похож на панка из времен моего далекого и беспокойного детства. — Тебе слова не давали.

— Тебе тоже, — резонно заметил я, чуть откидываясь назад. — Жанна — наша гостья, будь любезен проявлять вежливость и дружелюбие по отношению к ней.

— Я не обиделась, — бросила мертвячка, чуть отвернувшись от нас. — Вот еще… И было бы на кого? Вот в «Инстаграме» меня троллили, так троллили. А тут… Подумаешь, какой-то мохнатый коврик из «Икеи»!

— Веселая у тебя компания, — услышал я голос дяди Ермолая, который появился из кустов, как всегда, внезапно и вдруг. — Здорово, ведьмак. А я смотрю с опушки — на берегу костерок горит. Думаю — никак опять какие туристы пожаловали? За ними, знаешь, глаз да глаз нужен. Об тот год эти паразиты на дрова три молоденьких березки срубили. Лень им, пакостникам, было чутка до леса пройти, валежника набрать.

— Долго потом их по чащобам своим водили? — заинтересовался я.

— Два дня, — с достоинством ответил лесной хозяин. — Так помотал, что они чуть с ума не сошли. Раз пять к шоссе давал подобраться, так, чтобы они шум машин слышали. К Борисьево пару раз подводил, там вечно собаки лают и дети шумят. Дам послушать людей маленько, почуять надежду, что они выбрались, да и обратно к оврагам их, к оврагам. Там мрачно, гнилью пахнет, деревья старые, злые на весь мир. Ух они у меня побегали!

— Потом-то отпустил? — уточнил я.

— Отпустил, — кивнул дядя Ермолай. — Не стал губить. Поначалу хотел их погонять по лесу да и отдать трясиннику, после пожалел. Девка среди них башковитая оказалась, смекнула, что к чему. То ли слышала чего когда, то ли память крови проснулась, не знаю. Заставила их у меня прощения попросить. На коленях, в голос.

— Встали?

— А то, — нехорошо усмехнулся леший. — Нынешние человеки только тогда сильны, когда середь каменных домов ходят, а как пару дней по лесу побегают без дорог да еды, мигом с них спесь слетает. Нет, может, один понимающий на сотню найдется, так он зазря молодняк рубить не станет.

— Это да, — согласился я.

— А мы, батюшка, тут картошечку печем, — вежливо, не то что с Жанной, произнес Родька. — Не желаете с нами отужинать? И сальце есть, и хлебушек.

— Чего нет? — присел на пенек, которого только что в помине не было, дядя Ермолай. — Не откажусь. Только, думается мне, ты сюда, Александр, не трапезничать пришел, посередь второй-то русальной недели?

— Так и есть. — Я оттопырил пальцем плетеное из травы кольцо на своей шее. — Есть кое-какие дела.

— Ревенка. — Дядя Ермолай принял от моего слуги кусок хлеба, посыпанный солью и увенчанный изрядным шматом сапа. — Не хочешь, стало быть, при водянике состоять? Чего так? Он ведьмака точно под водорослями не схоронит, не иначе как в свою свиту запишет.

Вот такой у него незатейливый юмор.

— Мне и на земле хорошо, — резонно заметил я, дернув ногой, в которую щекотно бились мальки. — Дел как грязи, времени на все не хватает. Когда тут тонуть?

— Да прямо сейчас! — весело крикнул девичий голос. — А ну, бабоньки, тащи его в омут! Нам такой кавалер ох как нужен!

Это были не мальки! Мою ступню, оказывается, щекотала глазастая русалка, имя которой я, естественно, уже не помнил.

Точнее, щекотала она ее секунду назад, а сейчас все изменилось. Она вцепилась в нее как клещ, второй же ногой завладела пакостная Лариска, которую я сразу же узнал.

— Как он Аглайку-то прошлый год ублажал! — визгливо гомонила она, стягивая меня с берега в воду. — А мы что же? Мы тоже хочем!

— А ну, отпустите его! — завопила Жанна, вскакивая на ноги. — Я сейчас… полицию вызову!

Даже я улыбнулся после таких слов, хоть мне было и не до смеха. Если первая русалка больше дурачилась, то Лариска всерьез нацелилась на какую-то гадость, я это понял по злым отблескам в ее глазах.

— Эй-эй! — Я уперся руками в ускользающий берег. — Заканчивай уже! Между прочим, я в гневе неприятен!

— Лариска, ты чего, в самом-то деле? — опешила та русалка, которая мне ногу щекотала. — Не глупи!

Но разошедшаяся злюка никого уже не слушала, в ее глазах пылали мертвые зеленые огоньки, а сила, с которой она тащила меня на глубину, была впечатляющей. В прямом смысле слова — нечеловеческой.

Дядя Ермолай, поняв, что происходит неладное, было рявкнул нечто грозное, но я слов уже не разобрал, поскольку после очередного резкого рывка вода накрыла меня с головой.

Зато разобрал, что гаркнул другой голос, не менее грозный и немного булькающий:

— Что творишь!

Звук удара, похожий на тот, с которым большая рыбина бьет хвостом по воде, бабий визг, и я понимаю, что снова свободен.

Вынырнув, я еще успел увидеть серебристый росчерк парящей в воздухе русалки. Похоже, что пакостную Лариску тем самым ударом выбросило из воды, как рыбу на сушу. Она хвостатой ракетой промчалась над речной гладью, на секунду застыла в воздухе, а после с громким плеском снова плюхнулась в воду, уже на изрядном от меня расстоянии.

Впрочем, я не особо вглядывался в произошедшее, фиксируя его так, между прочим. Я спешил к сухому и надежному берегу. Причем вплавь! Воистину, в особо опасные моменты можно овладеть теми способностями, которыми сроду не владел. Например, плавать до нынешнего вечера я не умел. Теперь, стало быть, научился.

— Вот же дрянь! — поделилась со мной, мокрым с головы до ног, одна из ее товарок, высунув голову из воды. — Знает, что тебя трогать нельзя, а все одно утопить хочет. Очень уж Аглае завидует. Всю зиму нам про это толковала!

— А чего меня трогать нельзя? — выкарабкавшись из реки и дрожа, спросил у нее я. — Из-за того, что сделан прошлой осенью?

— В том числе, — подтвердил тот самый голос, который я слышал под водой. — Хоть, конечно, ты мне число служанок и уменьшил, но доброе дело есть доброе дело. А за него покон велит тем же и платить.

Голос принадлежал тощенькому старичку, сидевшему на поросшем мхом бревнышке близ воды. Водяник, он же водный хозяин. Вот, стало быть, он какой.

Зеленая то ли длинная куртка, то ли короткий плащ, зеленые же порты, лапоточки, сплетенные из речных трав, куцая бороденка клинышком и глаза навыкате, точно у рыбы. Дедок как дедок, ничего особенного. На улице встретишь — за обычного человека примешь. Разве что только лапти вызовут удивление. Хотя… Нынче в чем только народ по улицам не бродит. Я и казаков с нагайками видал, и готов, живущих по принципу «все свое ношу с собой», а потому тащивших на плечах черные гробы, и даже девушек, изображавших героинь мультфильмов в стиле аниме, поражающих воображение количеством пластических операций, сделанных на лице, затейливым макияжем и костюмом «мечта педофила». Так что этот старичок не самое вычурное, что можно увидеть на московских бульварах.

Встряхнувшись как собака и обрызгав водой недовольно заворчавшего Родьку, который, похоже, и не подумал бросаться меня спасать, я отвесил водяному поясной поклон.

— Впрямь вежлив, — сообщил тот дяде Ермолаю. — Ишь ты!

— Так вы мне жизнь спасли, — лязгая зубами от холода, ответил я речному владыке. — Как по-другому?

Ох, и холодна водица в реке! Днем вроде бы хорошо солнышко припекает, чего же она хоть чуть-чуть не прогрелась-то? Да еще и ветер к вечеру поднялся, аж до костей пробирает!

Я протянул руки к костру, ощущая, как тепло разливается по моему телу.

— Это шутка была, — послышался от реки вкрадчивый женский голос. — Шутка!

— Вот динамита раздобуду и тоже с тобой пошучу! — рявкнул я не поворачиваясь. — Пузом вверх всплывешь! Всех остальных потом за неудобство отблагодарю и отпущу, а тебя на веревке повешу на солнце сушиться! Была русалка — стала вобла!

Жанна хихикнула и захлопала в ладоши, как видно, ей понравилась эта идея.

— Эй-эй, ведьмак! — В голосе водяника шумнула черная штормовая волна. — Эта река — мои владения! Динамитом он надумал швыряться! Лариска — дура, она свое уже получила от меня под зад. И будет!

— Извиняюсь, — снова поклонился я, повернувшись к костру задом. — Уф, хорошо! Но и вы меня поймите — тонуть очень неприятно.

— Кто бы спорил? — тоном парламентера произнес дядя Ермолай. — Но не утонул же? Вон помог тебе Карпыч.

Ага, стало быть у водного хозяина и имя есть. Или только отчество? С этой публикой поди пойми. Они ведь, скорее всего, сами себя именуют.

— Я гляжу, у тебя ревенка на шее? — миролюбиво обратился ко мне водяник. — Так, для красоты или хочешь ее по лунной дорожке запустить?

— Хочу, — охотно ответил я. — Сегодня. Аккурат же середина русальной недели.

— Не поплывет этот венок, — авторитетно заявил Карпыч. — У тебя в нем ревенки-коронки нет, отсюда вижу.

— Чего нет? — насторожился я.

— Середь обычной ревенки раз в пять лет зацветает ревенка-коронка, — пояснил дядя Ермолай. — Стебелек золотистый, а не зеленый, а поверху цветок, что корона трезубая. Ее найти сложно, взять — еще труднее. Она орет так, что травник, который нужных слов не знает, оглохнуть может. У него слух через уши с кровью вытекает. Так вот, без нее твоему плетению грош цена.

— Да? — опешил я. — В книге про это ни слова не было.

Старики дружно рассмеялись, их поддержали русалки.

— Вестимо, не было, — подобрал под себя ноги Карпыч. — Племя людское думает, что все знает, а на деле и понюшки не ведает.

— Так книгу подобные мне писали, — расстроенно сорвал с шеи травяную плетенку я. — А не естествоиспытатели и ботаники.

— А вы что, не люди? — уточнил дядя Ермолай. — Ну да, знаете и видите чуть больше, но суть ваша не меняется. Все спешите, спешите куда-то, вместо того чтобы вокруг внимательно оглядеться.

— И тот, кто до тебя здесь жил, все спешил, — поддержал его водяник. — Я ему говорил, когда в последний раз виделись, — зрю в отражении водном над тобой камень могильный. Плохое вода вещает. Не послушал он меня, и что вышло? Да, а что вышло? Как он сгинул?

— Отравили Захара Петровича, — вздохнул я. — Яд любого свалит, если рядом антидота нет.

— Кого нет? — в один голос спросили старички.

— Чего нет, — пояснил я. — Противоядия. Его не оказалось, зато ваш покорный слуга подвернулся.

— Не самый плохой для тебя случай вышел, парень, — вздернул вверх бороденку водяник. — Ведьмаком стать — не мальков гонять, в этом пользы больше, чем обычным пустоцветом жить. К тому же, слышал я, тебе путь достался хоть и трудный, но зато почетный. Вроде как Ходящий близ Смерти ты.

— А то сам не видишь, — рассмеялся дядя Ермолай, показав на Жанну, которая сидела чуть в сторонке, обняв руками колени, и не мигая смотрела на пляшущее пламя костра. — Вон уже спутницей из неушедших обзавелся.

— Так и правильно, — одобрил Карпыч. — С кем ему еще ходить-то? С перевертышем? Или планетника за пазухой носить?

А ведь ему что-то от меня нужно, точно говорю. Не просто так он разговор к моей сущности подвел. И дядя Ермолай в курсе происходящего. Если ничего особенно экзотического не попросит — пойду навстречу. Много пользы от этого дедка получить можно, спинным мозгом чую.

— Планетника не хочу, — сразу отказался я. — Очень уж это нервная публика.

Рассказывал мне про них Антип недавно вечерком. Домовой вообще оказался кладезем знаний, потому что жил давно, много чего видел, много чего слышал. Нет, совсем уж замшелые, дохристианские времена он не застал, но исправно запоминал в бытность свою домовенком все, что рассказывал его дед, у которого на воспитании он находился. Водится так у домовых — не отец воспитывает молодое поколение, а дед. Не знаю отчего.

Так вот, о планетниках. Крайне неприятные были существа. Они руководили тучами и, отчасти, ветрами. Могли урожай побить градом потехи ради, могли летом снегом поле засыпать. Это если локально, один из них работал. А если они собирались в кучу, то тут умри все живое! Причем не в переносном, а в буквальном смысле. Если верить Антипу, то в «сильно давнее время» именно планетники послужили причиной смерти «дитяток да женки царя-батюшки, что добро правил». По моим прикидкам, речь шла о Борисе Годунове. Если не ошибаюсь, именно многолетний неурожай, связанный с постоянными холодами и дождями, стал первой предпосылкой для недовольства народа его правлением. Еще, кстати, домовой намекал, что не просто так те планетники такую каверзу устроили. Дескать, «заказали» царя-батюшку. Вытащил кто-то эту публику из Нави, где она спокойно дрыхла, и на Годуновых напустил. И был этот кто-то большой мастер-чародей.

Вот такой дворцовый триллер «а-ля рус». Монархи тоже плачут.

Кстати, частично эти планетники по моему ведомству проходят. Они, когда человеческий вид принимают, чаще всего в свежих покойников вселяются, в тех, что с посмертной червоточинкой были. В утопленников, в висельников, в матерей-детоубийц. Это все их клиентура. Душа была черная, стало быть, тело к ней привыкло, отторгать планетника не станет. Вот и на кой мне такое счастье?

— Да его нынче и не сыщешь, планетника, — отмахнулся дядя Ермолай. — Откуда им взяться? В небесах вон железны птицы порхают стаями, где там теперь умоститься?

Это он, должно быть, о «летунах» с военного аэродрома, что в Кубинке базируется. Эти «воздушные волки» почти ежедневно выделывали кульбиты над Лозовкой как днем, так и ночью, отрабатывая слетанность в парах и звеньях. Так гудели иногда, что я даже ночью просыпался.

— И слава Роду! — сплюнул Карпыч. — Я этих поганцев терпеть не мог. Им как вода нужна была, так они вечно ее из рек черпали. Брать берут, а чтобы обратно вернуть — нет их!

— Не говори, — поддержал его лесовик. — Хорошо, что иные из нас ушли за кромку, да там и остались.

— Верно! — кивнул водяник. — Одно плохо — все одно имеются такие, которые чистую воду баламутят.

И зырк на меня хитренько.

— Это кто же? — не стал чиниться я и подыграл старичку.

— Да вот, понимаешь, какая штука вышла, ведьмак. — Дедок понял, что я его несложную хитрость разгадал. — Тут недавно мужички трубы железные в землю запихивали за каким-то лядом. Вон там, за излучиной. Отсюда не видать, но так и было.

— И? — поторопил я его, уже догадываясь, в чем дело.

— «И», — передразнил меня Карпыч. — И могилу старого мукомола потревожили, паразиты. Того, что первым здесь мельницу снарядил!

— Все равно непонятно, — сказал я дяде Ермолаю.

— Мельники — народ непростой, — степенно объяснил тот. — Как и кузнецы. Мельник, что на реке живет, много чего такого знает, что обычным людям ведать не след. А тот, который первую воду в колесо пускает, и вовсе договор с речным хозяином заключает. И от своего имени, и от имени всех тех, кто за ним тут будет жить да зерно молоть. И цена этого договора — его душа. Не должен он своей смертью помереть, обязан реке ее отдать.

— Проще говоря — пойти и утопиться, — внезапно подала голос Жанна. — Так, дедушки?

— Верно, девка, — одобрил ее слова Карпыч. — А этот лиходей взял да и помер! Не нарочно, правда: сердечная жила у него лопнула, когда мешок на плечи взгромоздил. Но договор-то остался. Мы же не просто так, мы ведь богов в свидетели призывали, как по покону заповедано.

— Им Дара помогла, — перехватил нить рассказа дядя Ермолай. — За мзду немалую, ясное дело. Похоронили мельника на перекрестке дорог, на место то заговор кинули, вроде как все при своем остались.

— А тут перекопали могилу его! — забавно сморщил лицо водяник. — Печать, что Дара положила, сломали! Теперь Степан что ни ночь к моему омуту таскается, хочет в реку попасть, как положено. Только мне такого добра не надо! У него внутри-то все черным-черно, он мне тут всю воду попортит!

— Вот теперь все ясно. — Я выкатил из костра картофельный кругляшок. — Надо его отправить куда подальше, верно?

Не понравилась мне эта ремарка про черноту внутри. Видал я уже одного такого. Хотя… Там-то злодей был, душегуб. А тут — мельник. Может, конечно, он и натворил чего в своей жизни, но умер-то точно своей смертью.

— Молодец, — потер ладошки Карпыч, с них закапала вода. — Прав ты, Ермолай, хороший нам достался ведьмак!

— Не согласен. — Я выкатил из костра еще несколько картофелин. — Никому я не доставался. Просто так получилось.

— «Случилось» да «получилось» девки говорят отцам, когда у них по осени животы вперед лезть начинают, — хохотнул водяник. — А Макошь свою нить прядет не вслепую, она все видит, все знает.

Про Макошь и ее нить жизни я тоже слышал. Мощная была богиня, не чета той, которая на меня пытается узду накинуть. Но она вроде бы и ушла раньше остальных, так мне сказал Вавила Силыч, который, подобно Антипу, много о чем ведал.

— А нынче этот старый мельник пожалует? — спросил я у водяника. — Или он не каждую ночь вахту несет?

— Притащится, — заверил меня тот. — Луна на убыль идет, самое для него то время. Полной-то нечистые души не любят, слепит она их. Как филин в лесу три раза ухнет, как ночь в силу войдет, так и припрется, окаянный.

— Тогда поедим, да и пойдем, — глянул я на небо. — Картошечки печеной не желаете?

— Можно, — степенно согласился тот, лукаво прищурился, отчего стал немного похож на дедушку Ленина, такого, каким его изображали на картинках в детских книгах. — Только ты прежде свою цену назови, ведьмак. Чего пожелаешь за помощь? Злато есть, серебро, мечи да кольчуги имеются, жемчуг речной. Правда, мелковат он, не то что раньше.

— Мечи да кольчуги? — удивился я. — А как они не проржавели?

— Когда мне надо, у меня камни на дне сухими останутся, — с долей самодовольства заявил Карпыч, разламывая картофелину, что ему поднес Родька. — Так что, ведьмак? Сколько с меня возьмешь?

— Да нисколько. — Я посолил парующую и рассыпчатую мякоть корнеплода. — Соседи мы. Коли друг с друга за каждую мелочь будем мзду тянуть, то скоро никого в округе не останется.

— Эва как. — Карпыч подул на дымящуюся сердцевину картофелины, от той пошел пар, как от влажного белья, по которому прошелся горячий утюг.

— И так бывает, — усмехнулся дядя Ермолай. — Я тебе говорил. И середь человеков разные встречаются.

— Это да. — Водяник куснул картофелину. — Мне Сазаныч, что за Иночью приглядывает, баял, что один из ихних…

— Из человеков? — с невероятно серьезным видом, таким, будто от ответа зависела судьба мира, уточнила Жанна.

— Не, из ведьмаков, — пояснил Карпыч. — Так вот, один из ихних его реку спас. Там речушка-то — всего ничего, а все одно повадились в нее какую-то дрянь с полей сливать, аккурат чуть ниже плотины. Рыба кверху пузом плывет вниз по течению, сам он из зеленого желтым стал, что твоя глина. Но свезло ему, ночью мимо ведьмак на жестянке своей самоходной ехал, из тех, что воде служат. Остановился, искупался, почуял, что умирает река. Слово за слово, рассказал ему Сазаныч о своей беде.

Никак про Олега речь?

— Ну, ведьмак тот его выслушал похмыкал, да и уехал восвояси. А на следующую ночь Сазаныч сразу трех утопленников заполучил, аккурат тех самых, что безобразие это и творили. У всех руки-ноги спутаны и камушек на шею привязан. Чтобы, значит, наверняка.

Точно про Олега. Его стиль, его методы.

— Мужчина, — одобрительно заявила Жанна. — Всегда мне такие нравились! Раз — и нет проблемы. А то все сама, сама…

— Хотел его Сазаныч отблагодарить, да не получилось, — закончил Карпыч. — Уехал ведьмак и даже не попрощался. Вот так-то.

— Вот! — с набитым ртом проговорил я. — А вы удивляетесь, чего мне оплата не нужна. Мы все такие.

Старики дружно рассмеялись. Как видно, что-то вспомнили.

Вообще-то я, конечно, творил глупость несусветную. Нет, смотрелось все красиво, мне разве что только золотых доспехов не хватало и нимба над головой. Смелый и отважный ведьмак Смолин, защитник униженных и оскорбленных. А по сути — неизвестно, что собой представляет этот мельник, особенно если учесть то, сколько времени он провалялся вне кладбищенской земли. Да еще и на перекрестке! Я то и дело встречал в книге рецепты, которые на них были подвязаны, из чего можно сделать однозначный вывод — перекрестки не просто место слияния нескольких дорог. Это нечто большее.

У меня же с собой только ведьмачий нож — и все. Ни огненной смеси, ни зелий. Впрочем, вру. Еще плетенка из ревенки есть. Дефектная и порванная, но все же…

Но, переваривая подобные мысли, я все равно вид старался иметь лихой и беззаботный. Знай дышал ртом, отправляя в него огненно-горячую картошку, которую перед тем обильно посыпал солью.

— Спрашивай, — насытившись, предложил водный хозяин. — Да не дури, ведьмак, не дури. Ясно же: ты потому от награды отказался, что знаний хочешь. Я не в обиде, наоборот даже. Те, кто ум на злато променяли, для меня горсти лягушачьей икры не стоят. Ты не такой. Потому что можно, я тебе расскажу, о чем нельзя — промолчу.

Точно без дяди Ермолая здесь не обошлось. Два дня назад я его о берегинях спрашивал, он еще отговорился, что те лес не особо жаловали, все больше рекам внимание свое уделяли. А потом, похоже, сложил два и два и сейчас снимает два урожая с одной делянки. Вроде как и приятелю добро сделал, и мне. И теперь мы оба ему обязаны.

Впрочем, может, это я уже совсем до ручки дошел со своим «кто кому что должен». Это в городе все меряют услугами и деньгами. А дядя Ермолай, возможно, и в уме такого не имел. Просто решил помочь. Просто. Просто так! Какая непривычная фраза: «Помочь просто так». Прямо режет слух, честное слово. В кого мы все превратились, люди?

— Вопросов много, ночи не хватит, — уклончиво сообщил водянику я.

— А ты спроси о том, что на сердце лежит, — предложил тот, напившись воды прямо из ладони.

— Вы о берегинях знаете? — бухнул я напрямки.

— Да кто ж о них не знает? — непритворно изумился Карпыч. — Вон даже мои дурехи, и те про них слышали.

— Неправильно вопрос сформулировал, — признал я. — Давайте так — они на самом деле ушли в Навь или можно с какой-то из них поговорить?

— Не стали бы они с тобой беседы беседовать, — сказал как отрезал водный хозяин. — Ты ведьмак, потомок ратников Вещего Князя, а он берегиням был если и не враг, то не друг, это точно. Вещий Князь с клинка жил, кровь лил. Хоть и за наши поля да реки, но кровь. Берегини же добра да света хотели, и более ничего. Потому и ушли за кромку, не смогли видеть то, что люди творят с собой да с землей.

— Давно ушли? — быстро спросил я. — Сколько веков назад?

— Я Желану в последний раз видел… мм… — Карпыч задумался. — Лет полста назад, как француза с наших полей погнали. Где-то так.

— Ну да, — подтвердил Ермолай. — В тот год еще зима сильно долгая была, у тебя лед на реке аж до травеня лежал.

— Потому и лежал, — пояснил водяник. — Берегини ушли, природа по ним плакала. Тогда и лето все дождливое было, недород потому случился. А речка моя вдвое против обычного больше стала, даже те луга залила, до которых сроду не доходила.

«Травень» — это старое название мая. Хотя какая разница, это совершенно непринципиально. Главное — давно все случилось. Сильно давно. Француза гнали в тысяча восемьсот двенадцатом году плюс полста лет… У-у-у…

Пустышку тянул. Не отыскать теперь следов, как ни бейся.

— Чего опечалился, парень? — поинтересовался Карпыч, чистя новую картофелину. — Плохи новости?

— Не веселы, — подтвердил я. — Насовсем ушли берегини, раз за столько времени никто их больше не видел. Жаль. Вдруг все же разговорил бы вашу Желану? Я парень молодой, обаятельный, авось и выгорело бы дело.

— Ежели не секрет — чего от нее хотел-то? — Водяник уставился на меня.

— Все берегини раньше были сильными чародейками, — не стал скрывать я. — Чуть ли не первыми на этой земле. Значит, многое ведали, много умели. Тех, кто помнит те времена, почти не осталось, а знаний из первых рук очень хочется зачерпнуть.

— Ишь чего захотел! — хихикнул Карпыч. — Смел, смел. Или не знаешь, что в старых чарах силы, власти и смерти поровну намешано? Кто того зелена вина изопьет, потом водой жажду в жизни не утолит. Нет, парень, даже если мог бы тебе чего подсказать, не стал бы этого делать. Не совсем ты еще опаскудился, потому не желаю я тебе такой доли. Так что давай лучше я тебе со дна реки чашу золотую с каменьями приволоку. Отменной работы чаша, в незапамятные времена сработана. Старое злато! В нем, если ты не знаешь, великая сила есть. Иные зелья, в такой посудине поплескавшись, ох какую мощь набирать станут!

Ну да, читал я что-то такое в книге. Мастера-ковали дохристианских времен, отливая такие предметы, часто над ними заклинания читали, придавая своим творениям особую силу. По нашим временам — предрассудки, но ковали-то в это верили. А вера часто творит чудеса.

— Давайте, — немедленно пискнул Родька. — Несите!

— Я бы тоже глянула, — призналась Жанна. — Люблю старинные штучки! И золото люблю!

Темнит старик. Руку на отсечение даю — темнит. Не скажу точно, в чем именно, но есть у него за душой нечто, мне очень нужное. Может, это знания, может, какая вещь. Причем не обязательно эта неизвестная величина связана именно с берегинями. Но давить нельзя. Так что сначала — мельник.

Ну и чаша. Отказываться нельзя, такой ход будет выглядеть откровенно неискренним. Да и хотелось бы такую цацу в коллекцию диковинок заполучить. Нужная штука!

А все-таки очень обидно, что мне не удастся забраться в закрома этих древних хранительниц. До чертиков обидно. Понятно, что я сам себе за эти дни навыдумывал разного, но… Вывод — не фиг сочинять мечты! Надо стоять на твердой земле обеими ногами. Как Слава Раз и Слава Два.

— Чашу не просил, вы сами предложили, — встал с пенька я и отряхнул почти высохшие колени. — Только тогда уж прежде дело, а там разберемся — будет мне ее за что дарить или нет. Полночь на носу, пойдем, что ли?

— А и пойдем, — согласился Карпыч, поднимаясь с бревнышка. — Филин скоро гукнет, стало быть и гость незваный, нежеланный вот-вот пожалует. Ермолай, ты с нами?

Глава 9

— А кубок тяжелый? — пытал Родька Карпыча по дороге. — Камушков много? Они красные, синие или зеленые?

— Тебе-то какая разница? — поинтересовался у него водяник утомленно. — Не твой он, а хозяина твоего.

— Это одно и то же, — заявил вконец обнаглевший слуга, после чего покатился по траве, в очередной раз словив отменно прицельный пинок, который отвесил ему дядя Ермолай. — Чего? Так оно от начала времен заведено!

— Ты еще про покон скажи, — посоветовал я ему, даже и не подумав сообщить лесовику, что не стоит пинать чужую собственность, а, наоборот, благодарно на него глянув. — Ох, приятель, отдам я тебя на перевоспитание Славе Два, точно отдам.

— Не надо, — пискнул, поднимаясь с земли, мохнатик, несомненно напуганный серьезностью моего тона. — Все, я молчу! Только пусть она смеяться прекратит!

Жанна, глядя на все это, покатывалась со смеху, что здорово задело тщеславного Родиона.

— И не подумаю, — сообщила она. — Вот еще!

За разговорами и всем таким прочим мы быстро добрались до места, о котором говорил водный хозяин. Никакого строения там, понятное дело, уже и в помине не было, разве что торчал из воды различимый даже сейчас, ночью, черный от времени невысокий деревянный столб.

— Вот мельница, она уж развалилась, — пробормотал я застрявшие с детства в голове строки Пушкина.

— А вон и мельник, — ткнул коготком в темную фигуру, стоящую на берегу, Родька.

— Он и есть, — подтвердил Карпыч. — Аккурат над моим любимым омутом стоит. Знает, паразит, где я живу.

— Пусти-и-и! — донесся до нас исполненный страданиями стон. — Дай покою! Нет мне места на земле-э-э!

— Ну да, слушай я такое каждую ночь, тоже бы волком взвыл, — произнес дядя Ермолай. — Тут никаких чаш не пожалеешь.

Фигура билась на берегу точно в конвульсиях, кулаки мертвого мельника ударяли по невидимой стене, не в состоянии ее проломить.

— Давай, ведьмак, — подбодрил меня Карпыч. — Покажи свое мастерство! Да, если что — я его долги все прощаю, в том перед луной клянусь!

— Услышано, — веско произнес дядя Ермолай.

Глядя на исполинскую фигуру призрака, я уже начал было сомневаться в разумности собственных недавних мыслей о том, что водянику точно следует помочь. Вон этот нелюдь здоровый какой! И привычной мне синевы, сопровождающей неупокоенные души, там не наблюдалось, чернота одна.

Короче, сам себя в капкан загнал. И задний ход, что досадно, уже не включишь. Покон не позволит. В мире Ночи все держится на слове, а не на бумажке. Сказал: «Берусь», — все, умри, но сделай, иначе беда. Для тех же дяди Ермолая и Карпыча я после отказа существовать перестану напрочь. А может, и для всех остальных хозяев леса и воды, сколько их ни есть на белом свете.

Проверив, насколько хорошо вынимается из ножен мой ведьмачий нож, и еще раз поругав себя за то, что не захватил серебряный подарок Женьки, я направился к завывающему от безнадежности мельнику.

Родька, чуть помедлив, посеменил за мной, Жанна же осталась рядом со старичками, внимательно следящими за происходящим.

— Чего орешь, дядя? — обратился я к неупокоенной душе, остановившись шагах в пяти от нее. — Ночь на дворе.

— Ночь, — подтвердил слезливо мельник. — И снова ночь! Нет мне покою, не сдержал я клятвы! Дело мое проклято, от дома и следа не осталось!

— Так давай помогу, — предложил я ему. — Отправлю тебя туда, где, может, найдется и мельница, и дело для нее.

Призрак глянул на меня, перестав дергаться, причем взгляд был не то чтобы нехороший, а какой-то… оценивающий, что ли? Как на товар в магазине он на меня посмотрел.

— Ну? — Меня начало потряхивать, но показывать это собеседнику, само собой, не стоило, потому веселый и чуть равнодушный тон не изменился. — Ты же видишь, кто я. Ведь так?

— В тебе есть свет и есть тьма, — тяжело произнес мертвец. — Их вижу.

— А еще я отпускаю с земли таких, как ты, — подтвердил я. — Ну а там уж кто куда, по делам его прижизненным. Слушай, холодает, мне домой пора. Хочешь — отпущу, не хочешь — так и ори тут до самой зимы, пока река льдом не затянется.

Нет в этом мельнике той злобы и ненависти, как в нежити из зернохранилища. Он не такой, я это отчетливо чую. Это просто душа, которая не смогла уйти туда, за кромку. Не ожесточившаяся, не жаждущая уничтожить все вокруг только потому, что оно живое. Вот только откуда чернота, я в ум взять не могу.

— Нельзя, — обхватил себя лапищами мельник. — Мне туда надо, в воду. Слово сполнить.

— Слушай, ты там, в воде, лет двести как никому не нужен, — призвав на помощь всю убедительность, объяснил мельнику я. — Водный хозяин твой долг списал и закрыл. Все, ты свободен.

— А мельница? — ткнул пальцем в направлении столба мертвец.

— И она — тоже. — Я подумал, почесал затылок и добавил: — В каком-то смысле. Где-то крутится, вертится, муку мелет.

— Ежели чего — мои долги на тебя перейдут, паря, — предупредил меня мельник. — Смотри.

Хорошо, что Карпыч про прощение долгов упомянул, а то фиг бы я стал чего делать. Только чужого обременения мне и не хватало для полного счастья.

— Смотрю, — отмахнулся я. — Давай руки.

В первую секунду все было как всегда — мурашки, пошедшие от пальцев вверх, к плечам, легкое пощипывание, пелена перед глазами, в которой вот-вот должны были побежать картины чужой, не мной прожитой жизни. Но тут все резко кончилось. И пришли нежданные гостьи — темнота и боль.

Призрак завыл, причем в голосе его совсем уж ничего человеческого не осталось, и мне, признаться, было впору ему вторить, поскольку голова буквально разрывалась на части от боли, а в глаза словно насыпали песку на пару с солью. Перед моим полуослепленным взором мелькали какие-то серые от пыли дороги, а после возникло ощущение, что я куда-то лечу и ветер вертит меня в воздухе, словно невесомое перышко.

И тут все закончилось, причем крайне неприятно — ударом о землю. Таким, что у меня все ребра захрустели, а из груди дыхание выбило. Я лежал в пыли, хватая пересохшим ртом воздух, и пытался понять, что произошло, где я и кто сделал так, что мне в голову вместо мозгов при рождении солому набили?

— О-ох… — Я приподнялся с земли, разлепил глаза, в которых до сих пор плавали разноцветные пятна, и кое-как огляделся. Поле вокруг. Русское поле. А еще вон — трубы лежат, три штуки. Большие, круглые, длинные, железно-ржавые. Бахнись я на одну из них, тут бы мне конец и настал. Никакого ведьмачьего здоровья не напасешься в подобной ситуации. А сам я валяюсь на дороге в центре здоровенного черного пятна.

Трубы. Дорога. Стоп.

Не дорога. Перекресток. Тот самый, на котором этого бедолагу в давние времена закопали. Вон видно, где рыли, там земля до сих пор не до конца укатана машинами. Видать, не так часто они здесь ездят.

Вот тоже вопрос — зачем тут трубы закапывать? С какой целью? Здесь ни трубопровода нет, ни канализации, ни-че-го!

Хотя о чем я? У нас часто работу работают ради процесса, а не ради результата. Деньги выделили, указание дали, а логику в указанном действии искать никто не станет. Надо зарыть — зароем.

Да и не это главное. Другое неясно — чего меня так заколбасило? Хотя первое предположение у меня уже есть. Даже вывод. Я все-таки клинический идиот, который не умеет слушать собеседников. Ведь сказано было — Дара какое-то заклинание на этого мельника-инфарктника наложила, чтобы тот покоился и не дергался. Ну да, теперь могилку разрыли, и он пошел туда, куда его звал долг, возникший вследствие данного при жизни слова, но заклинание-то никуда не делось. Оно при нем осталось! А тут я полез доброе дело творить, две структуры сплелись в одно целое, и получилось то, что получилось. Это как холодный и теплый атмосферные фронты, которые сталкиваются лоб в лоб. В этом случае без урагана и прочих природных явлений тоже не обходится. Оттуда у него и чернота внутри имелась. Это было ведьмино заклинание.

Сдается мне, что я еще легко отделался. Все могло бы быть куда хуже, и даже без участия вон тех ржавых труб. Меня запросто могло перемолоть в труху на пару с неупокоенной душой. А почему нет? Магия ведьм — мощная штука, мне ли не знать?

Ох, как все болит-то! И зелья никакого с собой нет.

— Хозяин, — подбежал ко мне запыхавшийся Родька. — Целый? Уф! Я уж думал — все!

— Обрадовался поди? — просипел я и выплюнул из рта невесть как оказавшиеся там соломинки. — Тьфу!

— Ты что такое говоришь? — чуть не заплакал слуга, причем на этот раз — без наигрыша. — Как не совестно!

— Переживал, — подплыла ко мне синим облачком Жанна. — Правда переживал! И я тоже. Тебя когда в воздухе с шаровой молнией закрутило, мы все испугались, даже эти странные старички. Особенно тот, что в кепке. Он чуть бороду себе не вырвал, честное слово.

— Шаровой молнией? — озадачился я.

— Ну да. — Жанна присела рядом со мной. — Тот черный, когда ты его за руки взял, сразу засветился и стал как шар, внутри которого все блестит и искрит. Я в детстве видела такое, оно потом взорвалось и чуть наш общий сарай во дворе не спалило. Тогда кто-то и сказал: «Шаровая молния». Вот это очень похоже было. Тебе больно?

— Терпимо. — Я встал на ноги, покачнулся, но удержал равновесие. — Сходил, называется, на речку. Подышал воздухом.

Обоих хозяев я нашел на берегу, ко мне, на перекресток, они не пошли. То ли не захотели, то ли не могли. Там поле, там не их территория. Здесь все четко разделено на зоны влияния.

— Ну, ведьмак, ты и устроил! — именно так встретил меня дядя Ермолай. — Прямо как в грозу все было, только без грома.

— Так старался. — Я с печалью глянул на свои джинсы, которые хоть и подсохли, но не настолько, чтобы не впитать пыль и грязь перекрестка. — Как в таком деле обойтись без спецэффектов и 3D?

— Без чего? — Карпыч пытливо глянул на приятеля.

— Шутит он так, — пояснил тот. — Радуется, что все обошлось в результате. Мельник-то ведь все, ушел?

— Ушел, — подтвердил я. — Правда, чуть меня с собой не уволок за компанию.

— Дара — знающая ведунья, — степенно огладил бороду лесной хозяин. — Что да, то да.

— Не то слово, — усмехнулся я и более ничего говорить не стал.

Почему? А это не имеет смысла. В мире Ночи все устроено просто и справедливо, чем дальше, тем больше я это понимаю. Тебя предупредили, но ты этого то ли не услышал, то ли просто не захотел думать, потому все дальнейшие неприятности — это твоя проблема. Здесь никто никогда крайнего не ищет, каждый отвечает за свои слова и поступки сам. Без участия третьих лиц.

— Вот теперь можно будет и спать спокойно на лето лечь, — потер ладошки, из которых тут же на землю пролилась тоненькая струйка воды, Карпыч. — И никто над ухом орать не станет дурным голосом. Ты, ведьмак, никуда не уходи, я быстро!

Невероятно ловко, так, что я даже этого движения не заметил толком, водяник скользнул в реку. Причем даже кругов на поверхности не осталось!

— А ты нам гребешки привез? — требовательно спросил девичий голос, после чего из воды одна за другой появились прехорошенькие в лунном свете лица русалок. Меня, правда, теперь не обманешь, знаю я, что они собой представляют вне воды да ночи. — Забыл небось?

— Почему забыл? — нахмурился я. — Привез. И гребешки, и бусы. Они там, у костра, остались.

— Бусики, бусики! — запереговаривались девушки. — Вот хорошо-то!

Прямо как туземки с дикого острова. Еще чуть-чуть — и можно открывать колониальную торговлю, менять пластмассовые бусы и зеркальца на речной жемчуг.

— А ну, брысь! — Из воды вылез Карпыч, держа в руках приличных размеров чашу, поблескивающую в лунном свете камнями, которыми были инкрустированы ее бока. — Разгалделись! Вот, держи!

— Ого! — Я цапнул подарок, сразу же подивившись его весу. На полкило потянет, не меньше. Как видно, в старые времена тонкостенные поделки класса «рюсс стайл», которыми сегодня битком набиты антикварные лавки в центре Москвы, были не в чести. Что этот артефакт, что круговая чаша, которую мы с братами-ведьмаками передавали из рук в руки тогда у дуба, отличало одно — основательность. — Вещь!

— Хорошая, не сомневайся, — по-своему истолковал мои слова Карпыч. — И сильно старая, еще до прихода распятого бога сработана. Нет, точно-то не скажу, сколько с той поры времени прошло, сколько воды утекло… Помню только, сеча тогда была сильная — и на берегу, и потом в воде. Почему, отчего — не ведаю. То ли кто дань платить не восхотел, то ли, наоборот, уже собранное добро отнять задумал да полонян освободить — поди вспомни. Да и не знал я, вернее всего. Мне ваши людские хлопоты неинтересны, я для другого сюда поставлен. Но, как кончилась битва, по порядку все исполнил — поганых на дно отправил, ракам на корм, тех воев, что сторону нашу оберегали, к берегу отнес, чтобы, значит, их тела други забрали и в родную землю положили. Ну а добро — оно мое стало. Вот середь него эта чаша и была.

Елки-палки. «Поганые» — это же эти… Как их? Половцы, хазары, кто там еще был? Выходит, этому антиквариату веков тринадцать — пятнадцать. Да мне страшно ее будет дома держать, пусть даже и в сейфе. Под нее депозитарную ячейку надо абонировать.

— Хозяин, дай глянуть, а? — протянул ко мне лапы Родька. — Чего? Не мне одному интересно. Вон она тоже интересуется.

И верно, Жанна тоже с любопытством смотрела на драгоценность.

— Держи, — протянул я чашу слуге, а после в пояс поклонился водному хозяину. — Благодарствую, батюшка, за дар твой.

— Вот, — с довольным видом сообщил другу дядя Ермолай. — А ты сомневался. Хороший ведьмак на смену Захару пришел.

— И не сквернословит совсем, — кивнул Карпыч. — А то Захар последние годы знай только ругался. Я с ним потому и видеться перестал. Девок своих посылал, когда он за какой нуждой ко мне приходил.

— Вот! — хлопнул я себя по лбу. — Чего спросить хотел. Тут вот это мохнатое недоразумение рассказывало, что есть у вас такая вода, которая женщинам очень полезна. Если ею умыться, то морщин не будет и хвори разные пройдут.

Родька, тискающий драгоценность и отмахивающийся от Жанны, которая лезла ему под лапу, на мгновение замер.

— Враки, — отмахнулся Карпыч. — Нет такой воды, парень, чтобы годы с лица бабьего смывать. Если уж они прошли, то хоть чего делай, все одно красоту не вернешь.

Ну, это вопрос спорный, нынче пластическая хирургия много чего может, но это уже не важно. В моей области применения на данном ингредиенте можно ставить крест. Жалко.

— А вот если ты о живой воде, так это да, — продолжал тем временем вещать водяник. — Имеются такие ключи. В моей реке их нет, врать не стану, но знаю, где в наших землях они бьют, все три. Только тебе не скажу и даже извиняться за то не стану. Это наши, речные тайны, и только тем, кто с водой одним целым стал, они откроются.

— Код доступа, — кивнул я. — Какие обиды, все понимаю. Ладно, идемте к костру, надо девушкам вашим подарки отдать.

— У меня еще вопрос, — прижимая чашу к пузу, заорал вдруг Родька. — Чего в реке твоей рыба такая мелкая? Сколько сегодня ни ловил, все гольцов с коготок размером вынимал.

— А ты мне не нравишься, — пояснил водяник. — Наглый стал, вежество забыл. Слушай, ведьмак, давай твоего служку утопим? Я его научу речку любить, уж не сомневайся. А ты себе другого найдешь, порасторопней да поскромнее.

— Давайте, — легко согласился я. — Подарок только ваш у него заберу, и топите. Самому этот нахал надоел до ужаса.

— Ты за руки, я за ноги, — включился в игру дядя Ермолай. — Ну, мохнатый, иди сюда!

И он захлопал руками, изображая загонщика.

— Я, если что, подтвержу, что он сам упал в воду и утонул, — добавила Жанна. — Если кто спросит.

Родька в ужасе пискнул, шерсть у него встала дыбом, он обвел нас глазами, поплотнее прижал чашу к пузу и с невероятной скоростью помчался в сторону кустов козьей ивы, где и скрылся секундой позже. Какое-то время еще трещали гибкие ветви, через которые продирался мой слуга, но вскоре все стихло.

Хохотали все долго и от души, особенно я. Очень это полезно — посмеяться после пережитых волнений. Со смехом из меня выходил страх, испытанный на перекрестке.

— Скоро рассвет, — сказал дядя Ермолай, когда мы добрались до полянки с костром. — Майские ночи короткие. Только стемнело, ан уже и небо яснеет. Ты там хотел русалкам что-то подарить? Не тяни, скоро им обратно на дно уходить, день там коротать.

— Верно, — поддержал его водяник, уже забравшийся в реку. — Эй, девки! Разбирай гостинцы!

— Чуть не забыл, — поморщился я. — Память никудышная стала, надо будет глицина попить.

В воду полетели расчески и бусы, в ответ послышались всплески, охи, вздохи и одинокое томное «Мужчина!» Последнее было приятнее всего, пусть даже это сказала и русалка.

— На-ко еще! — хлопнул в ладоши Карпыч, и меня чуть не сбила с ног скользкая длинноносая рыбина, сама прыгнувшая мне в руки из реки. — Не для проглота твоего дарю, для тебя. Похлебай ушицы, оно всегда полезно. Да под жабры ее хватай, а то руки изувечишь!

— Это осетр, что ли? — Я цапнул извивающуюся рыбину как велено, повертел, рассматривая, заглянул в ее круглые глаза. — Вон у нее клюв какой!

— Сам ты клюв! — притворно рассердился Карпыч. — Стерлядка это! На крючок такую не поймаешь, паря, и неводом — тоже. Гоняю я их от берега. Коли узнает кто, что в моей реке стерлядь водится, так все, пиши пропало. Всю вентерями да сетями перегородят, до донышка вычерпают и молодь погубят. Но тебе — дарю.

Увесистая рыбка, килограмма четыре, кабы не больше. Так вот она какая, стерлядь. Читать про нее читал, а есть не доводилось. Интересно, у нее внутри икра есть? Она же из осетровых?

Я, если честно, разбираюсь только в жареной рыбе. Ну и карася от щуки отличить могу, на большее меня не хватит.

— Хорошо ночь провели, — подытожил дядя Ермолай. — Все, Александр, идем. Отведу тебя к дому, а то еще заплутаешь в потемках.

Карпыч махнул нам на прощанье рукой и скрылся под водой, следом за ним пропали и русалки. Одна лунная дорожка осталась, та, по которой мне надо было бы пустить плетенку из ревенки, не окажись рецепт неверным.

Но сколько же я искал Родьку, возвратившись домой! Он спрятался так, что только позавидовать можно. Все углы облазил, все закутки, даже в самовар заглянул — нет его.

Я уж, грешным делом, плохое начал думать, хоть и звучало это абсурдно даже на уровне мыслей. Как-никак при нем полкило золота имелось, да еще с камушками. Хотя кому и как он это все толкнуть сможет — представить не могу.

Обнаружила его Жанна. Уснул мой отважный защитник в кустах красной смородины, предварительно замаскировав себя спешно нарванной травой и привалившись одним боком к забору. При этом кубок он крепко прижимал к себе, надо полагать — инстинктивно. Да еще и ногами дергал, то ли убегал от кого, то ли догонял.

Не стал я его тревожить. Пусть спит. И мне пора баиньки идти, поскольку рассвет на носу, а я еще не ложился. И распорядок дня сбивать не следует, и данное слово нарушать не след. Сказал себе — теперь ты спишь столько, сколько хочешь, и да будут прокляты все будильники на свете, — выполняй!

Вот только остальной мир оставался в неведении относительно моих «хотелок», потому покемарить удалось не так долго, как мечталось. Разбудили меня сопение, возня и негромкая перебранка. Ну как негромкая? В понимании слуг — не очень они шумели, но мне этого хватило для пробуждения.

— Дави его!

— Давлю! Ты же, возгря мохнатая, говорил, что все науки в городе постиг? Чего ж не знаешь, как эту штуку оглоушить?

— Моделя новая! Мне хозяин старую дал, у ней кнопка есть, а у этой нет!

— Моделя! В мозгу у тебя моделя! Иль в другом месте, которым ты и думаешь!

Родька и Антип возились в углу, навалившись на подушку, из-под которой несся полузадушенный вой смартфона.

— Вот же настырный какой! — возмутился Антип. — Коли не отвечают, так, значит, в дому никого нету!

— Какая, — зевнув, поправил его я. — Это женщина звонит.

На звонки Ряжской я установил специальный рингтон, представляющий собой давнишнюю песню, повествующую о радостях красивой жизни, похожей на рай. Как по мне, ее припев отлично соответствовал внешнему ритму существования этой дамы.

— Разбудили-таки, — топнул ногой, обутой в валенок, домовой. — Тьфу!

Интересно, а ему летом в них не жарко?

— Хозяин, ты дальше спи. — Родька приподнял подушку, под ней лежал смолкнувший смартфон. — Все, уже никто никому не звонит.

— Чаша где? — поинтересовался я у него. — Там же, где твоя совесть? Антип, он тебе не рассказывал, что ночью учудил?

— Нет, — нехорошо глянул на Родьку домовой. — Хотел спросить, чего он в кустах дрых, как кот какой бездомный, да не успел.

— Так слушай. — Я опустил ноги на пол и почесал бок. — Этот красавец, когда его лесной да речной хозяева пристыдили за нехорошее поведение, без спросу сбежал куда подальше, даже не попрощавшись. Да еще и уволок с собой вещь, что мне подарили. Опозорил он меня. Как есть опозорил.

— Вот паразит! — Борода домового распушилась от гнева, как веник. — Хозяина бросил! Да еще и очернил его перед миром? Вот я тебя…

— Звонят! — звонко выкрикнул Родька, подхватив с пола телефон, вновь заверещавший о том, что до входа в рай предприимчивой даме всегда остается только один шаг. — Хозяин, надо ответить. Вдруг чего важное? Вон человек как настырничает.

— Давай. — Я протянул руку, и Родька с поклоном положил в нее смартфон. Прямо ангел, а не слуга. Сама услужливость. — Антип, я там рыбину принес, тоже подарили. Что делать с ней, не знал, потому в бочку выпустил. Вода вроде чистая, не должна она сдохнуть. Только-только из колодца ее набрали.

— Плавает, — отозвался домовой. — Не уснула пока. До вечера дотянет, а там мы ушицу сварганим, не сомневайся. И за помин души вот этого поганца ее съедим!

В процессе разговора он деловито копался за печкой, а с последним словом у него в руках появилась кривая палка, похожая на топорище гигантских размеров.

— Ты это чего? — испуганно заорал Родька и опрометью бросился от свирепо сопящего домового. — Не имеешь права! Я по телевизору видел, как человеков судили, так там дядька в черном платье сказал, что просто так казнить нельзя! Этот… как его… Астахов! Он умный, он знает! Надо сначала…

— Пять секунд — и поговорим, — ответив на вызов, попросил я Ряжскую. — Ага?

На Антипа его доводы не действовали, он махал палкой, наращивая темп. Первым на пол полетел декоративный светильник, стилизованный под керосиновую лампу, следом отправились несколько книг, которые я привез с собой.

— Имущество портить? — окончательно вызверился Антип. — Убью! Конечной смертью упокою!

Родька в прыжке открыл головой дверь в сени и мохнатым мячом выкатился из комнаты, Антип последовал за ним.

— Лихо, — признал я. — Как бы мне и впрямь без слуги не остаться.

— Саша, какого слуги? — донесся до меня голос Ряжской. — Ты вообще где?

— В Сан-Франциско, — ответил ей я, поднеся трубку к уху. — Вот, думаю, может, прикупить себе еще и лилового негра для посещения притонов? Или не стоит?

— В Сан-Франциско? — опешила та. — То-то тебя так скверно слышно. А ты как туда попал? У тебя же визы нет?

— Мм, — проникся я. — И откуда же вам такие интимные подробности моей жизни известны? Стойте, сам догадаюсь. Досье на меня собрали, да? Был, не был, состоял, не состоял, лечился, не лечился.

— Лечился, лечился, — с ехидцей сообщила мне Ряжская. — Один раз, в девятнадцать лет. Не с теми девочками дружил, проказник эдакий!

— Но-но-но, — с достоинством ответил я, вставая с дивана и подходя к окну. — Не надо грязи. Все мы не идеальны, все совершаем ошибки. Ух ты!

За окном разворачивалось действо, живо напомнившее мне гонки «Формулы-1». Среди деревьев молниями метались Родька и Антип, расстояние между которыми то сокращалось, то увеличивалось. Мало того, к ним еще и Жанна присоединилась. Она никого убивать не желала и, несомненно, восприняла это как некую игру. Ей было просто весело.

Не потоптали бы грядки, которые мы с таким трудом обиходили.

— Ладно, это все дела прошлые, — примирительно заявила Ряжская. — Давай о дне сегодняшнем поговорим.

— Давайте, — покладисто согласился я. — Вот вы меня, между прочим, разбудили, из-за вас день сегодняшний начался не так, как я его планировал.

— Почти девять на дворе, — возмутилась Ольга Михайловна. — Петушок пропел давно.

— Это у вас, — возразил я ей. — У тружеников рубля и кредита. У вас там трудовые будни, причем писать данное высказывание следует в одно слово. А я — идейно безработная личность, свободный художник. Я в это время сплю.

— Ты не безработный, не наговаривай на себя, — потребовала Ряжская. — Ты в служебном отпуске, это другое.

— Смысл тот же. То есть я имею право на сон, лень и негу.

За окном тем временем Родька вскарабкался на самую верхушку старой раскидистой яблони и качался на ветке, подобно макаке веселой, мадагаскарской. Антип зажал деревяшку в зубах и полез следом за ним, кровожадно пуча глаза и напоминая пирата из Караибского моря. Жанна без особых сложностей вспорхнула на соседнюю от моего слуги ветку и теперь поддерживала домового, что-то скандируя и хлопая в ладони.

— Поупражнялись в остроумии — и будет, — сменила тон Ряжская. — Саш, я понимаю, как выгляжу в твоих глазах в данный момент, но это жизнь. Она не спрашивает у нас, хотим мы чего-то или нет. Лично мне желалось бы тебя не тревожить еще месяца три — четыре, чтобы ты на самом деле понял, что я не собираюсь загонять тебя в угол и делать личным чародеем.

— Кем? — не удержался от смешка я.

— Называй это как хочешь, — бросила Ряжская. — Чудотворцем, экстрасенсом. Все ты понял! Я на самом деле хочу с тобой дружбы. Где-то взаимовыгодной, но дружбы. Я хорошо усвоила те уроки, что были, и знать не желаю, что ты делаешь с теми, кто перешел тебе дорогу. Мне жизнь и рассудок дороги.

— Отрадно слышать, — без тени издевки произнеся. — Но?

— Но у меня, увы, сейчас нет выхода, — вздохнула Ряжская. — У нас с мужем есть давний партнер. Хороший, надежный, еще с девяностых. Много всякого за эти годы случалось, но наши отношения с Мишей всегда были добрыми и доверительными. Мы даже в те времена без аккредитивов обходились, вот как доверяли друг другу. И сейчас у него возникла проблема. Серьезная проблема.

— Которую без меня не разрешить, — закончил я за нее. — Так?

— Так, — эхом отозвалась Ольга Михайловна. — А что за смех? Что забавного я сказала?

Ничего. Забавное творилось в саду. Антип почти добрался до Родьки, который сжался в комок на краю ветки, и деваться ему было некуда, но тут в дело вмешалась случайность.

Ветка склонилась под весом Антипа, чудом не ломаясь, и когда тот, самую малость не добравшись до замершего мохнатика, соскользнул вниз, распрямилась и отправила Родьку в полет. Прямиком в бочку, ту самую, куда я выпустил стерлядку поплавать до ужина.

Слуга с плеском влетел в воду и до смерти напугал рыбу, которая то ли по наитию, то ли от страха, а может, и от удивления высунула голову наружу.

Увидев напротив себя длинноносую и круглоглазую морду, Родька заорал благим матом, да так, что я его за двойными стеклопакетами услышал, подпрыгнул на немыслимую высоту, плюнув на все законы земного тяготения, зацепился за водосточный желоб и исчез из поля моего зрения, как видно, вскарабкавшись на крышу.

— Это просто неприлично, Смолин, — возмущалась в трубке Ряжская. — Я ему душу изливаю, а он ржет!

— Больше не буду, — вытирая слезы, выступившие на глазах от смеха, повинился я. — Так что у вашего приятеля Миши там случилось?

Глава 10

— Дело непростое, — туманно ответила Ольга Михайловна. — О таком по телефону не рассказывают.

— Вы все-таки затеяли олигархический заговор против действующего президента, — пожурил ее я. — Ай-ай-ай. Нет, дорогой вы мой человек, это без меня. Я лоялен к действующей власти, поскольку абсолютно аполитичен.

— Ты совсем с ума сошел? — Клянусь, в голосе Ряжской проскользнули нотки неподдельного испуга. — Что несешь? Какой заговор? О таких вещах и в наше время шутить не стоит. Даже не так. Особенно в наше время.

Как бы она ни молодилась, а в такие моменты четко понимаешь, кому сколько лет. Те люди, что постарше, до сих пор боятся, что их спецслужбы слушают. Нет, может, оно и так, только вряд ли подобный треп вызовет хоть у какого-то «слухача» желание вызвать «черный воронок» по наши души.

— Ладно-ладно, — успокоил женщину я. — Хорошо, не прав. Попробуем по-другому. Ваш Миша подхватил особо злобную и страшную мадагаскарскую лихорадку?

— С тобой по телефону разговаривать положительно невозможно, — заявила Ряжская. — Просто скажи, куда прислать машину.

— Никуда, — твердо произнес я. — В ближайшее время я не собираюсь покидать то место, где нахожусь. Мне и тут хорошо.

Ну или как минимум не скучно. Достаточно просто в окно посмотреть на то, как Антип и Жанна что-то орут Родьке, который, похоже, навсегда обосновался на крыше. Ого! Он в них еще и плюется!

— Саша, мы топчемся на одном месте, — мягко произнесла Ольга Михайловна. — Я же сказала тебе — форс-мажор. У нашего друга беда. Настоящая беда. Поверь, бизнес для таких, как он… как мы! Так вот, бизнес важнее здоровья, для кого-то он даже важнее семьи. Это образ жизни, образ мысли. Не деньги тут главное, они лишь способ, средство, но не цель. Мы как марафонские бегуны, остановишься — умереть можешь от того, что сердце не выдержало. И наш друг попал в такую ситуацию, где не помогут обычные способы и связи. Нужен кто-то с особым взглядом на вещи. Такой, как ты.

— Не-а, — помотал головой я, хоть увидеть меня собеседница не могла. — Все равно не поеду. Даже надень. И не просите. Если подождет ваш Миша чисел до десятых июня — тогда повстречаемся, а раньше — увы и ах.

А почему нет? Я все равно в Москву заскочу на пару дней, перемещаясь с дачи на дачу. Ряжская, колдун, Мезенцева — это все нюансы, которые никуда не убегут. А убежали бы — и слава богу. Зато корень мандрагыра, что мне обещан лесовиком с родительского поместья, очень нужная в жизни штука. Упустишь день летнего солнцестояния — и жди потом еще год его наступления.

— Ты ставишь меня в безвыходную ситуацию. — Голос Ряжской стал посуше. — Это не очень правильный поступок, Саша.

— Так увольте меня, — предложил ей я. — С позором, по статье. Предлагал ведь уже. И о том, что характер у меня дрянь, предупреждал. А вы не слушали! Ну же, скажите мне «кыш»!

— Это не ответ.

— Вы станете смеяться, но это именно он. — Я тоже добавил в голос официоза. — Ольга Михайловна, вам не кажется, что наши отношения начинают себя исчерпывать? В силу неравномерности распределения дружеской нагрузки. Вы все время говорите мне про то, что не желаете давить, прессинговать, что Саша Смолин вам как родной стал, — и я вам верю. И всякий раз на деле все оказывается совсем не так. Не так, как было сказано. Вот и сейчас — вы услышали «нет» и сразу начали переходить к пусть и очень завуалированным, но угрозам. «Не очень правильный поступок», значит? А вы подумали, насколько ваш поступок правилен? И что я тоже могу рассердиться? У вас есть охрана, решетки на окнах, куча денег, наконец, только мне на это все плевать, и вы об этом прекрасно знаете. Да что там. Даже моя смерть не будет означать, что все закончилось. Наоборот, для вас все только-только начнется. Подумайте об этом.

Ряжская бросила трубку. И дело тут было не в нервах, как мне кажется. Она просто не знала, что сказать дальше. Эта леди привыкла, что у всех и всегда есть некая точка, на которую можно надавить для получения желаемого результата. Но как надавить на того, кто ничего не боится? Ничего, включая летальный исход. Непонятно. И она взяла тайм-аут.

На самом деле она не права. Я много чего боюсь. Например, боли. Хорошо несгибаемым героям боевиков, которые презрительно улыбаются в лицо своим мучителям, когда те дробят им кости. Их сила духа выше, чем болевой порог. Я не такой. Мне если мизинец в плоскогубцах сжать посильнее, то все расскажу. Что знаю, что не знаю — все. Я не герой. Я обычный человек двадцать первого века, не очень приспособленный к лишениям и дискомфорту. Могу, конечно, потерпеть какое-то время бытовые неудобства, я же еще и русский человек, а мы, по сути своей, чудовищно способны адаптироваться, в отличие от совсем уж рафинированных европейцев, но боль… Это нет.

Телефон задергался в моей руке. Ряжская.

— Саш, извини, какие-то помехи. — Голос женщины снова сочился дружелюбием. — Разъединили вот нас.

— Вы думаете, нас разъединили только помехи? — чуть ехидно поинтересовался я.

— Только они, — заверила меня Ольга Михайловна. — И да, ты в чем-то прав. Я подумала… Саша, я не умею извиняться. Не приучена.

— Так и не надо, — отозвался я. — Не настаиваю ни на чем таком.

— Вот и славно. — Ряжская помолчала. — Значит, десятое июня? Я верно запомнила?

— Ориентировочно, — ответил я. — По дате ближе к встрече определимся. И вот еще что. Безвозвратный аванс — двадцать пять тысяч евро. Это только за то, что я согласен выслушать вашего Мишу.

— Нагло, — заметила Ряжская. — Я все понимаю, но это уже перебор.

— Это недобор, — возразил я ей. — Если точнее, скидка за то, что он ваш друг. С кого другого я бы вдвое больше взял.

Согласен — нагло. До края. Но мне что она, что все ее друзья так надоели, что сил нет. Если уж делать нелюбимую работу, то надо на ней хоть зарабатывать. А то вовсе мазохизм какой-то получается.

— Двадцать две пятьсот, — отчеканила Ряжская. — Я все еще твой работодатель, десятина — моя.

— Теперь точно уволюсь, — захохотал я. — Ладно, пусть будет даром. Двадцать тысяч.

— Наглец, — рассмеялась и Ольга Михайловна. — Но есть в тебе шарм, Смолин. Сначала одна наглость имелась, а теперь и мущинистость прорезалась. Ох, не натворить бы мне с тобой дел на старости лет!

И снова повесила трубку, на этот раз окончательно.

Не натворите, Ольга Михайловна, не натворите. Вы женщина интересная, но у меня и без вас хватает забот по этой части. Даже чересчур. И самое досадное, что последняя по счету, та, которую я про себя зову Снежной королевой, так и не позвонила ни разу. Можно и самому набрать ее номер, но вот только я отчего-то уверен, что она не ответит на мой вызов. И это будет досадно.

Одно хорошо — подобные мысли навешают меня разве что только перед сном. Да и то не каждый день, потому как иногда я засыпаю еще до того, как голова на подушку ляжет.

Протяжный вопль, раздавшийся за окном, возвестил о том, что мой слуга все же свалился с крыши. Ну или был сбит метким броском Антипа, с домового станется. Пойду посмотрю, убился он или нет.

Не убился. Уцелел. Сидел на крылечке с выпученными глазами и таращился на Антипа, который задумчиво поигрывал веревкой с уже завязанной на ней петелькой.

— Только не в саду, — попросил я его. — Там у реки небольшая рощица есть… Ну ты понял.

— А как же, — бодро ответил мне он. — В рощице так в рощице. Да и твоя правда, хозяин. Повадится еще потом по саду бродить, на разные голоса завывать. Оно нам надо?

— Я не завываю, — влезла в разговор Жанна. — Хотя и могла бы. Между прочим, один продюсер говорил, что у меня отменное контральто. Вот так!

— Он имел в виду не голос, — ответил я. — Уж поверь. У меня один приятель в кредитном отделе есть, так он после основной работы тоже продюсером подрабатывает, правда, кинематографическим. Ищет на одну ночь в недорогих клубах талантливых актрис для сериалов. Так вот, у него твое контральто называется фактурой. И к кино эта фактура никакого отношения не имеет.

— Совсем? — уточнила Жанна.

— То есть абсолютно, — невесело усмехнулся я. — По-хорошему, Грине надо за такое морду бить. Странно, правда, что я это только сейчас осознал. Раньше мне такие разводы доверчивых дурочек почему-то нормальным делом казались.

Замолчана Жанна, о чем-то задумалась, а после с непонятной мне целью в сумочку слазила, что по обыкновению висела на плече. Да и куда бы ей деться, этой сумочке? Она с ней в момент смерти была, так что…

Зря я, наверное, ей глаза на правду открыл. Лучше бы дальше думала, что у нее отличное контральто.

— Хотя зачем идти куда-то, — задумчиво пробубнил домовой. — Да и Ермолай может не одобрить.

— Я больше не буду, — пролепетал Родька, глядя на то, как Антип залихватски перекинул веревку через высокую ветку яблони. — Правда не буду! Я ж сберечь чтобы… Золото же, камушки. Ежели голодный год, так их продать можно, чтобы хозяин с голоду не помер! А то выйдет, как тогда, на Урале, когда кору с деревьев толкли!

Из глаз слуги выкатились две огромные слезинки.

— Жа-а-алко его! — протянула Жанна, опуская на мои плечи свои холодные, словно лед, ладони. — Может, не надо? Он же не со зла.

— Со зла, не со зла, — проворчал Антип. — Слова это все. Род свой опозорил, дом свой опозорил! И перед кем! Перед хозяевами, лесным да водным!

Так он что, на самом деле Родьку вздернуть собирается? Ну это уж дудки! Шума и гама от этого пройдохи многовато стало, что есть, то есть, но это не повод его на ноль множить.

— Развлекаешься, сосед? — послышался из-за калитки голос бабки Дарьи. — Так его, непутевого, так! Он, почитай, лет двадцать с моего огорода редиску да огурцы Захарке-покойнику таскал. И ловко так, ни разу его не поймала. И ни в одну ловушку мою он не попался. Больно смекалист, стервец!

Это как же она углядела, что мы тут делаем? Забор новый, в рост, щелей в нем нет.

— Воспитательный момент, — громко ответил я. — Чтобы знал, с какой стороны масло у бутерброда. А то Захару Петровичу овощи на стол поставлял, а мне и не думает.

— Я принесу, — забормотал Родька. — Принесу! Просто нет у нее еще ничего, я лазал, смотрел. Но как…

— Заткнись! — в один голос прошипели Жанна и Антип, верно все понявшие.

— На два слова, сосед, — весело попросила ведьма. — Дело есть.

А нож в притолоке торчит. Не идти же за ним? Впрочем, на воду дую. Договор есть договор, не тронет она меня. Она же не совсем рехнулась.

Ошибочка вышла. Стоило мне только выйти за пределы двора, эта старая перечница с неожиданной силой приплюснула меня к забору.

— Мадам, я не по этой части, — выдал я первое, что пришло в голову. — Десять минут назад я отказал в любви даме, которая моложе лет на восемьсот, так что вам вовсе рассчитывать нечего.

— Я тебе дам любовь! — задушевно прошипела мне в лицо ведьма. — Такую любовь, что дышать перестанешь. Ты что творишь, недоучка? Ты куда лезешь?

— Вы о чем? — Я отцепил ее морщинистые руки от своей футболки. — Куда я лезу? У меня вон ремонт только-только закончился, мне вообще сейчас не до чего.

— То есть это не ты нынче ночью мое заклинание порушил? — уточнила бабка. — Или все же ты?

Вон оно что. Тут да, тут претензия обоснована.

— Договор есть договор, — продолжала вещать ведьма, разгладив замятости на моей футболке. — Ты не суешь нос в мои дела, я в твои. До той поры живем мирно, полюбовно. Так?

— Наверное, — предположил я. — Этот договор не мной заключен, деталей не знаю. Что до ночи — меня попросили помочь, я помог.

— И лишил меня малой дани, что водяник платил за свой покой да тишину, — подытожила Дарья. — Мертвяка нет, шиш он мне теперь речной жемчуг будет задаром да с поклоном нести.

Чего? Да меня нынче ночью, получается, тупо использовали! Просто и безыскусно. Эти два старых хрыча разыграли представление как по нотам, решив свои проблемы за мой счет. Убил бы!

— Так я не знал, — придал лицу выражение поглупее я. — Это ваши внутренние дела, я в них не вхож.

— Что там мое заклятие лежит, тоже не знал? — не мигая уставилась в мои глаза старуха. — Правду говори, помни о том, что покон за лжу карать велит строго.

— Это знал, — неохотно выдавил я. Меня на такой фуфел не возьмешь, я врать в глаза приучен на славу, работа такая была. Но тут правда на ее стороне, покон лжецов карает строго, особенно в разрезе подобных разборок. — Только заклятие твое строители сковырнули, когда дорогу перекопали. Иначе чего бы этот жмурик каждую ночь к реке таскался? А если его нет, так я, получается, в своем праве.

— Нет у тебя никаких прав там, где ведьмина метка положена, — прошипела старуха, причем в этот момент я заметил двух ее подружек, стоявших на разных концах улицы и неотрывно смотревших на нас. — Тако было, тако будет. Или ты и про это не слыхал, ведьмак?

— Не-а, — передернул плечами я. — Про ведьмины метки впервые слышу. Серьезно. Как они хоть выглядят, опишите, а? Чтобы в следующий раз не оплошать.

Бабка помолчала, посопела, а после сделала пару шагов назад.

— На первый раз не будет беды, — наконец молвила она. — Но наперед знай — второй раз встанешь на моем пути, станем судить-рядить, кому в Лозовке жить, а кому — нет.

— Идет, — сплюнул я. — Что до меня, скажу так — дойдет до драки, будет драка. Надо тебе было меня тогда, в лесу, резать, бабка, потому как я тогда толком ничего не знал и не понимал. А теперь все по-другому стало. Теперь я тебе дорогу в Навь, туда, где мгла на твоих сородичей под плеск реки Смородины сон нагоняет, быстро налажу. И подругам твоим тоже дорожку укажу.

Ничего такого сделать я, само собой, не мог, но почему бы не козырнуть полученным знанием?

— Далеко прошел, Ходящий близ Смерти, — цыкнула зубом бабка Дарья. — Пригож да умен, два угодья в нем. Только не забудь, что там и твои браты под курганами спят. Коли меня туда отправишь, я тебя с собою утащу, не сомневайся.

— Потому давай жить мирно, соседка? — предложил я. — Ну нарушил я твои бизнес-схемы, признаюсь. Так не нарочно же? Не со зла. Будем считать, что квиты.

— Квиты? — опешила ведьма. — Это что за долг ты покрыл?

— А все тот же, за прошлогоднюю летнюю ночь, — на голубом глазу ответил я. — У меня память длинная, в ней ничего бесследно не исчезает. А теперь все, мы с тобой при своих.

— Ваше ведьмачье племя всегда бесстыдностью отличалось, — медленно проговорила бабка Дарья. — Но если все теперешнее поколение подобным тебе станет, то и вправду мне в Навь пора. Знавала я наглецов, но таких…

— Это что, — потер я руки. — Видела, я баньку поставил? Скоро мои закадыки приедут, водки да девок привезут. Вот они как есть чумовые, мне до них как до луны на тракторе!

— Те, что ли, которые по осени были? — уточнила ведьма. — Охти нам!

Она развернулась и, ссутулившись, побрела к своему дому.

Само собой, я ей ни на грош не поверил. Будь у нее хоть один повод разодрать меня на клочки, она бы это сделала с превеликой охотой. Нет, сейчас соседка сначала показала мне зубы, а после дала увидеть, что она на деле просто дряхлая старушка, которую такой лосяра, как я, запросто, если что, плевком перешибет. Вон, вон как скрючилась, ножками пыль загребает.

Имей я немного меньше жизненного опыта, так и поверил бы. Очень здорово все разыграно, не придерешься. Только в банке я и получше актрис видал. Такие иногда приходили народные таланты — закачаешься. И такие сказки рассказывали о деньгах, пришедших им невесть откуда невесть за что, — заслушаешься. Причем подкрепляли свои вирши отлично сделанными документами. Знаешь ведь, что и слова их вранье от начала до конца, и бумаги липа, а деваться некуда. Единственный выход — соврать, что ты им полностью веришь, а после сообщение отправить куда следует.

Так что бабка Дарья не самый сильный игрок на этом поле. Но зато самый опасный. Я, признаться, почти и забыл о существовании ведьм по соседству, что, впрочем, и неудивительно. Тихо они себя ведут весной, не то что осенью. На метлах не летают, шабаша со стриптизерами не устраивают, оскорбительные слова из-за забора не выкрикивают. А я сам на улицу нос высовываю нечасто, тем более что к реке теперь через отдельную калитку можно пройти, которую я прозвал черным ходом. Мне ее ребята-строители за отдельную плату поставили. Там сначала неглубокий овраг, потом рощица, а за нею речной берег начинается. Хорошо и удобно. И крюк через деревню давать не надо. Опять же, через тот овраг легко и в лес улизнуть, если что. Случаи разные бывают. И гости — тоже.

Последнее утверждение, кстати, оказалось очень верным. Незваные гости нагрянули вдруг, ни с того ни с сего. Правда, к тому времени перебранка с ведьмой уже позабылась. Да что там — весна кончилась, лето вовсю началось.

Вечера у нас в Лозовке тихие и светлые. Да и откуда взяться шуму? Железная дорога проходит сильно в стороне, трассы автомобильные — тоже, разве что «летуны» из Кубинки начнут крутить «бочки» в безоблачном небе, но и только. Что до дачников, основных производителей загородного гвалта, то их здесь сроду не водилось, похоже. То есть дети не орут, музыка не играет, хоровое пение отсутствует.

Бабки-ведьмы после девяти себя тоже никак не обнаруживают. Они сидят у Дары, смотрят любовные сериалы по каналу «Россия», сопереживают главной злодейке, ласково называя ее «наша красотка». Радуются успехам, расстраиваются из-за промахов, гадают, какая ее смерть поджидает. Серьезно, без шуток, сам слышал. А по выходным «Пусть говорят» глядят. Тоже, видать, на своих глазеют.

Так что благолепие в Лозовке летним вечером. Самоварчик пыхтит, чаек парует, да слуги мои, все же пришедшие к согласию друг с другом, сушками знай хрустят. Потому звук автомобильного мотора здесь слышно издалека, аж от самой околицы. И говорит он об одном — ко мне пожаловали гости. Почему ко мне? А к кому еще?

Вопрос — кто именно?

— Машинка едет, — встрепенулась Жанна, устроившаяся на крылечке дома. — Слышите?

— А как же, — подтвердил я. — Странно, что дядя Ермолай весточку не прислал. Может, занят чем?

Вскоре двигатель рыкнул у самой калитки и затих. Хлопнули дверцы, и веселый голос произнес:

— Ого! А Саня-то куркуль! Какой забор отгрохал! Значит, есть чего прятать от чужих глаз.

— Ага, — подтвердил его спутник. — А крыша-то, крыша дома! Шиндель, не дранка или жесть. Эй, богатенький Буратино, открывай двери. Гости на пороге!

Слава Раз и Слава Два! Надо же, напророчил. Может, у меня и этот талант есть, а я просто не в курсе? Нет, вряд ли. Если бы к их словам добавился звон бутылок и распутные женские голоса, то да. А так… Совпадение, надо думать. Случайность.

Так, кстати, и оказалось. Приятели-напарники, оказывается, где-то неподалеку выполняли очередной заказ, вот и решили наведаться в гости. Посмотреть, как я их рекомендации по посадке корнеплодов выполнил, ремонт оценить, да и просто душевно время провести.

— Баньку поставил, — удовлетворенно заметил Слава Раз, протягивая Родьке пузатый пакет, который друзья привезли с собой. Как видно, у них не имелось привычки ходить в гости с пустыми руками. — Вот это дело!

— Истопить разве? — немедленно осведомился у него Антип, который встретил ведьмаков со всем мыслимым почтением — поклонился в пояс, приволок к столу чашки и блюдца, докинул щепочек в самоварную трубу. — Или завтра уже?

— Завтра в путь, суседушка. Завтра некогда, — вежливо ответил ему Слава Два. — Так что, если истопишь, наша тебе благодарность. Банником-то не обзавелись еще?

— Нет покуда, — фыркнул домовой. — И сто лет он нам не нужон! Рожать у нас там никто не собирается, а другой пользы от их роду нет!

На том он нас оставил, шустро устремившись к приземистой баньке, стоявшей в углу сада.

— Домовые банников не жалуют, — заметил Слава Раз, обращаясь ко мне. — Давняя вражда, мне про нее рассказывали. До драк дело доходит.

— Делят зоны влияния, — рассмеялся его друг. — Все как всегда.

— Вы что не позвонили? — поинтересовался тем временем я. — Не в смысле — «чего приперлись как снег на голову», а на предмет предупредить о приезде. Мы бы ту же баньку уже до кондиции довели. Да и пивка бы по дороге взяли. У меня нет.

— Пива мы привезли, — хмыкнул Слава Раз. — Что до «позвонить» — а как? Ты ведь трубку не берешь. Вот поехали так, наугад, подумали, что, может, у тебя электричество кончилось и телефон сел.

— Странно, — почесал в затылке я. — Не было звонков. Я бы услышал.

Родька тем временем бочком начал смещаться в сторонку, подальше от стола.

— Стоять! — рявкнул я, заподозрив недоброе. — Принеси-ка… Хотя нет, я сам!

Ну да, конечно. Этот паршивец, похоже, время от времени решал, с кем и когда мне общаться, приблизительно так же, как и сегодня. А я этот момент прозевал, поскольку за летними делами и хлопотами, походами в лес и на реку совершенно забыл о телефоне. Раньше в жизни бы не поверил, что такое возможно. Телефон — это все для современного человека, это помощник, развлекатель, советчик и даже собеседник. Я лично знавал одного товарища, который в поддатии вел длинные и задушевные разговоры с «Алисой». И та ему что-то отвечала!

Мне иногда кажется, что именно телефоны погубят нашу цивилизацию. В какой-то момент они станут умнее, чем мы, осознают это и поработят Землю. Раньше они служили нам, а теперь мы станем служить им.

Хотя так оно и есть. Сколько народу взяло ненужные им кредиты, чтобы купить новый телефон? Не что-то, без чего не выжить, вроде жилья или еды, а телефон. Штуку, которая изначально служила лишь средством коммуникации между людьми. Кусочек пластика с деталями. И я был не лучше. Кредит не брал, врать не стану, но…

Тут же я про него совершенно забыл, впервые за много лет. Он знай себе лежал на печном пристенке и никому не мешал. И иногда кое-кто его еще подушечкой придавливал, чтобы звук меня не беспокоил.

Три десятка неотвеченных вызовов. Однако! Как я сегодня этого не заметил-то, когда с Ряжской беседовал? Кто тут? Славы, Славы, Славы. Нифонтов. Ого, Светка. Мезенцева. Ух ты, аж в два ночи звонила позавчера. Небось опять накеросинилась и хотела гадостей наговорить.

Надо будет Николаю перезвонить обязательно. Но не сегодня. Ничего хорошего от него ждать не стоит, а настроение сейчас портить себе я не хочу. К тому же, если бы случилось что-то совсем важное, одним звонком он бы не ограничился. Или вообще сюда приперся, с него станется.

А вот эти номера мне неизвестны. Рекламщики небось, хотят предложить мне пройти комплексное бесплатное обследование опорно-двигательного аппарата. Или юридические услуги, эти тоже часто звонят.

Когда я вышел из дома, Родька в испуге сжался у стола, прикрыв голову лапами. Он вообще после той истории с водным хозяином и его подарком попритих, смекнув, что моя доброта не безгранична.

Чаша, кстати, оказалась вещью и вправду уникальной. Я одно зелье сварил и после в ней остудил, как в книге рекомендовал один из моих предшественников. Он плотно занимался вопросами металлов, в том числе старого золота. Я раньше эти страницы перелистывал, не слишком интересуясь данной темой, а тут вчитался. Хорошую вещь мне Карпыч подогнал, однако. Такого перламутрового цвета у конечного продукта я сроду не добивался. И свойства зелья наверняка усилились. Жалко, что на себе проверить никак не возможно, так это или нет. Зелье-то лекарственное, крайне полезное для тех, у кого печень отказывает. Вернусь в Москву, созвонюсь с Вагнером, у него наверняка какой-нибудь болящий по этой части есть. Вот на нем и испытаю.

— Ты его бьешь, что ли? — показал на Родьку пальцем Слава Два, жующий кусок сыра. — Не стану осуждать, но не увлекайся. Они когда побоев боятся, то хуже работают.

— Мой что так ничего не делает, что эдак, — уселся я за стол. — Да все, отомри, не буду я на тебя орать.

— Смотри-ка, все посадил, как мы велели, — крикнул из сада Слава Раз. — Молодец. Криво и косо, но видно, что на совесть поработал.

— Так по бумажке, — оживился мой слуга и поспешил к ведьмаку. — По схеме, значит. Я сам, вот этими лапами… Все перерыл! Как крот!

Он метнулся в дом и приволок оттуда конвертики, в которых раньше лежали семена.

— Вот чего сажали, — тараторил он. — Вот редиска, вот огурцы!

— Так, давай, пока банька топится, немного похимичим, — предложил другу Слава Раз, изучив принесенные бумажки. — Помидоры укрепим, сорт слабенький они выбрали, он может не выжить в этой почве. Да еще холода на подходе.

И снова я наблюдал за работой этой парочки, испытывая восхищение. Глядел на иллюзорные помидорные кусты, выраставшие под их руками, на золотистую пыльцу, окутывающую недавно отцветшую вишню. И завидовал. Снова завидовал.

— Мы завтра с ними уедем? — спросила тихонько у меня Жанна, пристроившаяся сбоку.

— Откуда такие выводы? — поинтересовался я, отметив, что раньше моя спутница особо причинно-следственными изысканиями не увлекалась, а тут — на тебе!

— Они на машине, — передернула та плечиками. — На ней удобней ехать, чем на электричке. Да и пора, наверное, уже в город возвращаться. Мы тут скоро как три недели живем.

— Хочешь обратно в Москву, поближе к магазинам? — весело спросил у нее я.

— Тут хочу остаться, — покачала головой Жанна. — Здесь хорошо. Спокойно. Небо синее, трава зеленая, тишина. А там все серое и шум. Давай никуда не поедем? Давай тут до осени жить?

— Если хочешь — бога ради, — предложил я. — Почему нет? Антип будет не против, вы вроде как сдружились. Только на улицу не суйся, мало ли что бабки могут учудить. У их старшой глаз почище МРТ будет, если она тебя вне моего дома углядит, кто знает, что может придумать.

— Нет, — отказалась Жанна. — Я с тобой. Что мне тут одной делать?

Баня протопилась аккурат тогда, когда друзья-ведьмаки закончили свои священнодействия.

— Урожай будет на славу, — хохотнул один.

— Гарантируют Славы, — подтвердил другой. — А теперь — париться! Люблю я это дело!

— Родька, ты пиво в холодильник поставил? — строго спросил я у слуги, несущегося в сторону бани с простынями в руках. — Нет? Почему?

— У меня верхних лап всего две! — пропыхтел он. — Сейчас поставлю!

— Лучше в колодец опусти, — посоветовал ему Слава Два. — Так оно быстрее выйдет.

Скажу прямо — последний вечер в Лозовке задался. Пар был отменный, пиво охладилось как положено, а настроение у нас было такое, что хоть песни пой. Этого мы делать, правда, не стали, но за душевными разговорами засиделись допоздна. Аж за полночь.

— А мы думали, что Олег у тебя тут прохлаждается, — сообщил мне Слава Два, допивая пятую банку пива.

— С чего бы? — удивился я. — Нет. Я вообще его с весны не видел. Он мне звякнул разок, когда из Карелии вернулся, — и все. Потом, правда, я его сам набирал, но там абонент не абонент.

— Та же фигня, — подтвердил Слава Раз. — Хотя это Олег, он сейчас может где-нибудь в Канаде нырять в озеро Эри.

— Или в Турции на песке валяться, — поддержал его Слава Два. — Он непредсказуем. Года два назад мы его на все лето потеряли, а он, оказывается, на резиновой лодке по малым рекам Черноземья себе турне устроил. А что ему? Рыба сама в руки прыгает, комары его не едят, а сибаритством он никогда не страдал. Почти четыре месяца по протокам лазал!

— Найдется, — произнес я, отсалютовал сотрапезникам банкой пива и спросил у них: — Парни, я вам завтра «на хвост» упаду? Пора в город ехать, засиделся я тут.

— Вместе веселее, — тут же согласился Слава Два. — Не вопрос.

— Тогда по последней — и шабаш, — подытожил Слава Раз. — Вставать-то рано придется. Хорошо бы до полудня уже в Москве быть.

Глава 11

— Следят за подъездом, Александр, — сообщил мне Вавила Силыч, как только я вошел в квартиру. — Вон той машины сроду там не стояло. Мне наши все известны, наперечет. Эта три дня как стоит, никуда не уезжает. И все время в ней кто-то сидит, не один, так другой. А кроме как за тобой, наблюдать тут не за кем. Разве что подружка твоя может каких неприятностей найти, но это вряд ли. Она вроде за ум взялась. Намедни вообще невиданное случилось — она в такой юбке на службу пошла, из-под которой трусы не видать!

И ведь прав подъездный. Слежка это. И я даже знаю, откуда тут ноги растут. То есть глаза. Не просто же так госпожа Ряжская мне позвонила сразу же после того, как я вошел в подъезд? И, что примечательно, в беседе никаких: «Ты приехал, мой хороший? А чего не набрал меня?» — рядом не валялось. Просто вежливые вопросы из серии «что, как и когда», но с тонким подтекстом.

И вот оно, материальное подтверждение данных доводов. Седан серебристого цвета с затененными стеклами, стоящий под моими окнами.

Врать не стану, в какой-то момент по позвоночнику даже холодок пробежал. А что если это не от Ряжской «хвост», а от колдуна? Он ведь точно уже в Москве. Не просто же так мне Нифонтов звонил?

Да нет, не может быть. Насколько я понял, этот товарищ банальностей не любит, ему с подвывертом все надо разыграть, с интригой. На то, кстати, вся моя надежда. Любители перформанса часто заигрываются и начинают делать ошибки, причем иногда очень грубые. Плюс их здорово сбивают с толка прямолинейные и нелогичные выпады противников. Мне главное теперь первый выпад не пропустить, а там поглядим, у кого зубы покрепче окажутся.

Бравада, понятное дело. Но уж лучше так, чем сопли на локоть мотать. Год назад, скорее всего, я бы сел на табуреточку, начал жалеть себя, горемычного, и ждать, что оно само все как-то рассосется. А теперь — фигушки. Если мир Ночи мне чего и дал, так это понимание совсем простой вещи — сам себя не спасешь, значит, тебе кранты. Никто другой за тебя этого делать не станет. Либо помирай, либо бери все в свои руки.

Вот только эта машина под окнами… Даже не знаю, как с ней поступить. То ли проучить этих горе-соглядатаев, то ли использовать их по полной? В смысле, на этой же машине до Ряжской добраться.

С одной стороны, ехать куда-либо мне сегодня не хотелось совершенно, несмотря даже на то, что дорога из Лозовки в Москву была не слишком утомительна, да и день выдался не сильно жаркий. С севера наволокло туч, небо посерело и собиралось вот-вот пролиться дождем.

С другой — может, сразу отстреляться, да и в сторону? Решить вопрос с Ряжской, с Николаем созвониться и, может, даже повстречаться, узнать, чего ему от меня нужно. А завтрашний день провести в блаженном безделье, порочной неге и безудержном обжорстве. Плов в мультиварке можно забабахать, порадовать себя. А потом с утра рвануть на родительскую дачу.

— Хозяин, а давай им картофелину в машинную заднюю трубку запихаем? — азартно предложил Родька, подкидывая в лапе изрядных размеров клубень. — Я в фильме одной видел, как такое делают! Из нее дым тогда наружу не полезет, и они ехать не смогут. Я мигом обернусь туда-сюда. Меня никто и не приметит!

Вариант, причем презабавный. Впрочем, можно даже чего похуже устроить, есть у меня одно снадобье, если его в небольшом замкнутом пространстве развеять, то последующие десять минут человеку адом покажутся. Хотя бы потому, что он нечто подобное все это время созерцать станет. И неудивительно, так как данное снадобье по сути своей мощнейший галлюциноген, при этом совершенно не наркотического толка. Сушеная белена, вытяжка из листьев клена серебристого, толченые семена акации, собранные на исходе лета, семена же кохии, еще кое-какие добавки, смешанные в нужной пропорции и с нужными словами, — и вот на выходе получается зелье, безвредное для физического состояния человека и убийственное для психического. Вопрос в другом — надо ли? В конце концов, мне эти ребята в машине ничего плохого не сделали. Они выполняют свою работу, причем качественно. Меня же не прозевали? Им сказали: «Сиди, следи», — они сидят и следят.

Да и вообще, мне это только на пользу. Люди Ряжской точно играют на моей стороне, а не на стороне колдуна. Авось когда пригодятся.

Впрочем, зачем тут слово «когда»? Да прямо сейчас они мне пригодятся. Незамедлительно. Заодно и пообедаю за казенный счет, но зато в каком-нибудь хорошем месте с хорошей же кухней. После месяца на сытной, но при этом максимально незамысловатой еде как-то даже хочется откушать чего-нибудь эдакого. Фрикасе там, салат по-милански, тарелочку супа прентаньер. Если Ольга Михайловна планирует меня использовать, то пусть и кормит заодно.

Только надо будет погуглить, что это за блюда такие, может, их нормальным людям, не мажорам, есть не рекомендуется. Фрикасе мне хоть как-то знакомо, но вот все остальное…

— Куда собрался?! — остановил я окриком Родьку, посчитавшего мое молчание автоматическим согласием. — Вот откуда что берется? Тебя бы к сомалийцам, они таких, как ты, очень уважают. Тех, кто сначала стреляет, а потом разговаривает.

— Это где ж такие сомалийцы живут? — заинтересовался слуга.

— В теплых морях, — объяснил я ему. — Там живут, там и промышляют.

— Море — оно хорошее, — задумчиво протянул Родька и со скрежетом почесал затылок. — Особенно если теплое.

— К этим ребятам так сразу не попадешь, — расстроил я его. — Им неучи не нужны. Прежде надо пройти курс обучения по программе «Практическое пиратство — аспекты и пути развития», после курсовую работу по захвату кораблей среднего водоизмещения написать, а потом, в самом конце, защитить диплом, совместив его с производственной практикой. Захватить какой-нибудь там нефтеналивной танкер или лайнер пассажирский.

— Опять шутки шутишь, — догадался Родька и шмякнул картофелину на стол. — А я поверил. Слушай, хозяин, а давай на море просто так съездим? Ну, без разбоя? Я ж теплого-то моречка никогда и не видал, разве только по телевизеру. Все больше холодные попадались, по которым льдины плавают.

— Может, и съездим, — потер подбородок я. — Ого! Однако крепко я зарос. Как-то и не заметил даже.

— Скоро еж в бороде заблудится, — подтвердил слуга. — Зато выглядишь почтенно. Любой сразу скажет — как есть ведьмак! Такому за работу не меньше целкового платить надо. А то и два!

Может, оно и так, только все равно я отправился в ванную комнату. Ну вот не хочу я бороду или усы носить. Не мое это.

Стекло водитель машины, стоящей около моего подъезда, опустил не сразу, мне сначала пришлось изобразить пантомиму: «вниз-вниз-вниз», используя жесты, более приличествующие сотрудникам ДПС.

— Чего? — проворчал тот, наконец проделав желаемое.

— Поехали, — дружелюбно произнес я. — Только имей в виду — на внутреннем кольце МКАД пробка.

— Ни с кем меня не перепутал? — немного опешив, спросил водитель. — Я не такси.

— Не такси. — Мне и в голову не пришло с ним спорить. — Но меня все равно отвезешь.

— С чего бы? — Мужчина даже черные очки на кончик носа сдвинул, окинув меня взглядом. — Куда?

— К Ольге Михайловне, — вздохнул я. — Куда еще?

Молчит, не отвечает.

— Приятель, что за ерунда? — задушевно сказал я. — Ты не чекист, я не шпион. Тебя, собственно, и посадили сюда за тем, чтобы ты сообщил, когда моя особа заявится домой. Я — вот он. Больше скажу — готов общаться с той, кто давал распоряжение о слежке. Отвези меня к ней, и, возможно, получишь хорошую прибавку к июньской зарплате. А она лишней не будет, согласись? Скоро лето, свозишь семью в Крым.

— Предпочитаю Крит, — пробурчал водитель. — Садись.

— Ну вот! — обрадовался я сговорчивости этого угрюмого мужика. — А то все разведчика на допросе изображал!

— Шиш бы я тебе чего сказал, кабы меня не предупредили о том, что ты нечто подобное выкинуть можешь, — усмехнулся водитель. — Только я не знаю, где хозяйка сейчас находится. Надо уточнить.

— По ходу движения выяснишь. — Я открыл заднюю дверцу и полез в салон. — Наверняка в центре, а в него тут дорога одна.

— Может, сам ее наберешь? — предложил он. — Правда ведь быстрее выйдет. Не по штату мне ей напрямую звонить.

— Не вопрос, — покладисто согласился я, устраиваясь поудобнее и доставая смартфон. — Давай рули, что время терять?

— Саша? — немного удивленно произнесла Ряжская. — Вот не ждала. Мы же вроде только что общались.

— Да вот после этого и пришло понимание того, как я по вам соскучился. Так, знаете ли, сердце сжалось, что решил — самое время встретиться. Сел в машину, которую вы так любезно за мной прислали, и поехал.

— В какую машину? — уточнила Ольга Михайловна.

— Серебристый «ниссан», — пояснил я. — Седан. Только вот непонятно, в какой именно ресторан мы едем.

— Ресторан? — совсем уже опешила моя собеседница. Про машину она промолчала, из чего можно было смело делать вывод, что я все угадал верно.

— Ну да, — еле сдерживаясь от смеха, продолжил я. — Тот, в котором вы меня обедом угостите. И где мы с вашим другом Мишей встретимся, чтобы обсудить его важное и неприятное дело.

Припахивает мальчишеством, я знаю. Но удержаться не могу.

— Шутник, — фыркнула Ряжская. — Нет у меня сейчас времени по ресторанам ходить. И Михаил Евгеньевич тоже человек занятой. Я понятия не имею, какие у него планы.

— Милейший, разворачивай обратно, — громко сказал я водителю. Тот повернулся ко мне, на его лице было написано удивление, но после моего подмигивания он успокоился. — Домой едем.

— Я всегда полагала, что уже знакома с человеком, у которого самый паршивый характер в мире, — вздохнула Ольга Михайловна. — Этот человек — моя свекровь, чтоб ей пусто было даже в том мире, куда она отправилась двенадцать лет назад. Но нет, ты вырвал у нее пальму первенства. Ладно, ее вытерпела и тебя как-нибудь вынесу. Ты как к японской кухне относишься?

— Отрицательно, — сразу заявил я. — Не понимаю я ее. И не люблю сырую рыбу жрать, от нее, говорят, потом в башке черви заводятся.

— У тебя и без того скоро там черви заведутся. От вредности, — сунула мне шпильку в бок собеседница. — Хорошо, нет так нет. Скажи, чтобы тебя на «Смоленку» везли, в «Серую утку».

Ого. Не самый дешевый из московских ресторанов. Я мимо него не раз проходил, это от нашего банка рукой подать.

— Утка — это вкусно, — заметил я. — Только я нынче без галстука. И без брюк. И без пиджака.

— Трусы на тебе? — уточнила Рижская. — Да? Ну и славно, тогда пропустят. Вот без них — никак. Столик будет зарезервирован на меня. Да я, собственно, скорее всего, раньше тебя там окажусь, так что не переживай.

Так оно и вышло. Когда я, сопровождаемый чуть недоверчивым взглядом метрдотеля, не привыкшего видеть здесь посетителей в жеваных футболках, потертых джинсах и с рюкзаком за плечами, вошел в полупустой зал, то сразу заметил Ольгу Михайловну, задумчиво ковырявшую ложечкой непонятное что-то, политое красным чем-то.

— Саша, — взглянула она на меня, когда я плюхнулся на мягкий и удобный диванчик напротив нее. — Привет.

— Плохо выглядите, — заметил я, на этот раз совершенно не иронизируя. — Поспать не пробовали? Если нет — рекомендую.

— Как я люблю твои изысканные комплименты, — криво улыбнулась моя сотрапезница. — Умеешь поднять стареющей женщине настроение. Ладно, ты поесть хотел, так что заказывай. Рекомендую начать с паштета из кролика с трюфелями, он тут дивный и аппетит хорошо разжигает.

— Мне разжигать ничего не надо, со вчерашнего дня толком ничего не ел. — Я цапнул меню. — Вот это я понимаю, никаких сложных слов. Салат, похлебка, котлета. А где компот?

— Возьми сангрию, — посоветовала Рижская. — Невелика разница.

— А это вы что такое кушаете? — спросил я, не удержавшись.

— Голубой сыр с соусом из красного вина, — объяснила Ольга Михайловна.

— Это салат? — уточнил я.

— Десерт. — Губы женщины тронула улыбка. — Заказывай. Нам Мишу еще час ждать.

Сыр — и на сладкое. Чудны дела твои, Господи! Твои — и шеф-поваров элитных ресторанов. Хотя, возможно, оно так и должно быть, просто я не в курсе. В прошлой жизни я такие места стороной обходил, мне они были не по карману, а в нынешней… Да тоже предпочел бы что попроще. Там привычней, что ли. Кухня не авторская, разумеется, но хоть понятно, что в тарелке лежит.

Впрочем, еда оказалась очень и очень вкусной, только порции были рассчитаны то ли на эстетов от кулинарии, смакующих каждый кусочек, то ли на детей. Я даже подумывал, не заказать ли мне еще одного цыпленка на гриле, потому как первого я поглотил, практически не заметив.

Но не успел. Приехал друг семьи Миша, оказавшийся высоченным пожилым дядькой с седой гривой волос. Причем он пожаловал не один, а в сопровождении улыбчивого господина приятной наружности по имени Эдуард, который был лет на двадцать моложе спутника. Я сначала подумал, что он его сын, но ошибся. Эдуард оказался деловым партнером.

— Чаю, — потребовал друг Миша у официанта, сурово сдвинув клочковатые брови. — И пирожных разных. Мне не нужна десертная карта, юноша, мне нужны пирожные. Принесите все, что подходит под эту категорию. Уфф, упрел! Хоть на улице и не совсем летняя погодка, но все равно.

— Уважаю, — отсалютовал я ему бокалом с сангрией. — Это по-нашему.

— Люблю сладкое, — поделился со мной друг Миша. — Оно меня успокаивает.

— А как же ЗОЖ? — спросил я у него. — Сахар вреден.

— Мы все когда-то умрем, — пожал мощными плечами друг семейства Ряжских. — Но если об этом думать каждый день, то жизнь превратится в зал ожидания. А если еще при этом и пытаться отсрочить данное событие, ограничивая себя в радостях бытия, то лучше не жить вовсе. Так что я беру от жизни все, что можно, и гастрономические удовольствия занимают в этом «всем» не последнее место.

Если проблема этого забавного дядьки не слишком головоломная и не чрезмерно затратная, то я ему помогу, поскольку мне нравятся люди, предпочитающие унылому существованию жизнь, полную радостей и развлечений. Наверное потому, что я сам всегда мечтал быть таким же, но не получалось. Несовместима чарующая легкость бытия с нашей нудной работой, не монтируются они друг с другом. Максимум, который возможен, — разгул в пятницу вечером, когда город принадлежит клеркам, вырвавшимся из офисов. И то это так — эрзац, имитация, муляж. А еще вернее — самообман.

— Перейдем к делу, — совершенно искренне улыбнулся я другу Мише.

— Сразу видно, с кем мы сейчас имеем дело, — ответил мне улыбкой же он и облобызал ручку Ряжской. — Твоя школа, Олюшка, ведь так?

— Какой там! — усмехнулась женщина. — Тут такой экстернат получился, что сама диву даюсь.

— У нас возникла проблема… — начал было Эдуард, но я его остановил, постучав пальцем по столу. Он замолчал, а потом удивленно спросил: — Что?

— Перейдем к делу, — повторил я и слова, и жест.

Мужчины непонимающе переглянулись, Ряжская же достала из своей сумочки плотный конверт и подала его мне.

— А вот теперь — рассказывайте, — сказал я, убрав конверт в рюкзак. — Сразу предупрежу — обещать, что возьмусь за решение вашей проблемы, не могу, но сохранность тайны гарантирую.

Седой великан нахмурился. То ли потому, что ему не понравилась вся ситуация целиком, то ли оттого, что за него заплатила Ряжская.

— Так и будем молчать? — поинтересовался я, ковырнув ложечкой сложносочиненный десерт. — Если да, то я сейчас вот эту вкусную штуку доем и уйду, у меня дел еще полным-полно. Но деньги при этом не верну, сразу предупреждаю.

— На ходу подметки режет! — хохотнул вдруг Миша. — Сразу видно: приятель твой — сволочь еще та, но зато и не дурак. И правильно, в наше время другие не выживают.

Не скажу, что мне польстила данная оценка, но следует признать, что по-другому мое нынешнее поведение и не оценишь. Но тут уж деваться некуда, выбрал курс — держись его. Иначе оседлают меня, как Сивку-Бурку, и будут гонять в хвост и в гриву. Лучше уж пусть хитрой сволочью считают.

— В наше время вообще выжить трудно, — не согласился с ним Эдуард. — Просто у ловких, хитрых и жадных шансов на это больше, чем у честных, простых и наивных. Вопрос только в том, что если выживут лишь первые, что с миром станет? Я так думаю, что оставшиеся начнут играть в «крысиного короля», что приведет к концу нашей цивилизации.

— Уже играем, — проворчал Михаил Евгеньевич. — Если ты не заметил.

— Отличное время вести философские диспуты о смысле жизни, — заметила Ряжская. — Прямо вот самый тот момент. Я отменяю переговоры, плюю на свой бизнес, бегу сюда и должна выслушивать сентенции о вечных ценностях.

— Да-да, — покивал Миша. — Извини. Я слышал о том, что у вас с Пашей проблемы начались. Поняли уже, откуда ветер дует?

— Нет, — поджала губы Ольга Михайловна. — Все это как-то вдруг случилось, внезапно. Ясно, что время от времени где тонко, там и рвется, но чтобы вот так, сразу и много? Главное — точно не инсайд, если бы это был он, мы бы нашли источник. А тут прямо что-то непонятное творится.

Хм. А со мной она своими проблемами делиться не стала, между прочим. Может, зря я так с ней обхожусь? Ну да, она человек жесткий, где-то даже безжалостный, как и положено правильной бизнес-леди, но, однако же, вон, слово держит. Или это все большой-большой спектакль, направленный как раз на то, чтобы у меня именно такая мысль и появилась?

Да нет, чушь. Переоцениваю я себя. И вообще, надо время от времени темечко щупать, проверять, не появилась ли там корона.

— И то правда, — бросив еще один быстрый взгляд на Ряжскую, сказал я. — Рассказывайте, что у вас случилось.

А случилась у них вещь вполне обыденная, из числа тех, которые, полагаю, имеют место сплошь и рядом. Компаньон у них помер, вот какая неприятность. Внезапно, вдруг, ни с того ни с сего, причем от совершенно естественных причин, что было тщательно проверено следственными органами, а после еще и специально организованной независимой экспертизой. Последняя была нужна, дабы оставшиеся два партнера могли спокойно друг к другу в бане спиной поворачиваться и друг на друга не грешили. Короче, сердечко их товарища подвело. Большой бизнес косит своих солдат почище, чем иной пулемет — бойцов на поле боя. Инфаркт для этой публики уже стал чем-то вроде насморка, мимо него никто не проскочит, вопрос только в том, как скоро он вдарит и с какой силой. Этому дядьке не повезло, его моя хозяйка прибрала сразу.

После такого вступления я было подумал, что речь пойдет о заупокойных шалостях, ночных кошмарах и прочей киноэкзотике, но ошибся. Все оказалось куда прозаичней. Этот самый третий партнер никому не сказал, куда спрятал свои бумаги, точнее, в каком банке абонировал депозитарный сейф. Что они в железной коробке — это точно, это факт. Но где именно?

А бумаги были не просто нужные — жизненно необходимые. Без них не могла закрыться сделка на какую-то безумную сумму, по этой причине оставшиеся двое компаньонов были готовы на себе волосы рвать. Вот-вот все мыслимые сроки пройдут, после чего начнут наматываться штрафные санкции, которые за пару-тройку недель превратят эту парочку из состоятельных людей в соискателей места на паперти храма Христа Спасителя. Или чего похуже случиться может, поскольку в сделке участвовали деньги не только этих трех господ. Неофициально, разумеется.

Квартиру покойного перерыли раз двадцать — и «следаки», в соответствии с должностными обязанностями, и воры, нанятые в качестве экспертов, поскольку они отличаются редкостным умением видеть то, чего остальные не замечают, и даже экстрасенсы, к которым под конец кинулись эти двое. Никто успеха не достиг.

На родню грешить было бессмысленно, ибо у умершего искомой толком не имелось, а единственная дочь уже почти разучилась говорить по-русски, поскольку с шести лет жила в Лондоне с сестрой своей матери. Что до прислуги — ее в доме не было. Не верил ей умерший, да и не того был воспитания человек. Все сам предпочитал делать.

— Что же за бумаги такие? — заинтересовался я. — Если не секрет? Завещание?

— В определенном смысле, — подтвердил Миша. — Разрешение на закрытие сделки. Юристы нашего зарубежного контрагента сочтут условия контракта исполненными только тогда, когда мы все трое зафиксируем это своими подписями в их присутствии. А как теперь Савва это сделает? Да никак. Но мы подобное предусмотрели. Все мы люди взрослые, знаем, что человек смертен, причем, как говорил классик, внезапно смертен, потому и заверили у нотариуса распорядительные документы, в которых подтверждали, что в случае гибели или какой другой неприятности оставшиеся партнеры вправе закрыть сделку самостоятельно, без участия выбывшей стороны. И я такое распоряжение сделал, и Эдик, и, как вы понимаете, Савва.

— Так у нотариуса должен остаться один экземпляр? — удивился я. — Разве нет?

Бизнесмены снисходительно посмеялись, отдавая дань моей наивности.

— Если бы, — печально покачал головой Эдуард. — Это общая практика, кто же знал, что все так выйдет? Нет, Савву мы не виним, он правильно сделал, убрав документ в депозитарную ячейку. Когда речь о больших деньгах, никто никому не верит. Но нам-то теперь что делать? Где этот банк? Их в Москве даже после деятельности Центробанка все равно четыре сотни осталось. Только банков, не считая отделений и дополнительных офисов. Мы, конечно, «зарядили» кое-кого из столичных хакеров на поиск по их базам, но пока результат нулевой. Воспоследовать он, скорее всего, воспоследует, эти парни деньги зря не берут, но когда?

— И вот тут я вспомнил об Олюшке. — Миша снова облобызал ручку Ряжской, причем выглядело это настолько интимно, что у меня появились серьезные сомнения — а действительно ли здесь имеет место только дружба. Сдается мне, что кое-кто не вовремя сходил на охоту. В смысле — рога трубят, Пал Николаевич Ряжский, рога трубят. — И о том, что есть у нее один кудесник, который много чего может.

— Народная молва, — отвела взгляд Ряжская, ее щеки чуть покраснели. — Сарафанное радио, тут ничего не поделаешь.

— Ну да, ну да, — покивал здоровяк, махнув седыми патлами. — Оно и есть. Я позвонил Оле, рассказал, что к чему, кое-что…

— Это все детали, Миша, — оборвала его женщина. — Говори, что тебе нужно.

«Кое-что». А что именно — «кое-что»? Скорее всего, следующим словом было бы «предложил». Все-таки это бизнес. А я ее почти пожалел, даже хотел потом поболтать, спросить, не нужна ли помощь.

Нет, ничему меня жизнь не учит, так дураком и помру. Но зато предельно ясно, что нужно от меня этой парочке.

— Как вашего друга похоронили? — даже не стал слушать Мишу я.

— Торжественно, — опешив, ответил тот. — С оркестром. Все наши пришли, он человек достойный был, бизнес вел честно даже в девяностые. Его уважали.

— Похвально, — одобрил я. — Но речь о другом. Кремация?

— Нет, — замахал руками Миша. — Как можно! Гроб заказали — о-го-го! Дубовый, самый дорогой, ручная работа! Я же сам похоронами занимался, Марьяна, дочь его, из Лондона так и не прилетела. То ли не смогла, то ли не захотела. Не могу ее в этом винить, они с ее отъезда виделись всего раз десять, не больше. По сути, Савва был для нее чужим человеком.

— Но на оглашение наследства тем не менее она примчалась, — немного язвительно заметил Эдуард. — С юристами, как и положено.

— Не суди, да не судим будешь, — забасил Миша, недовольно нахмурившись. — А что ты хотел?

— Документ, в котором вам дано право закрыть сделку, — подсказал я здоровяку главное желание Эдуарда. — Предпоследний вопрос — на каком кладбище ваш друг лежит?

Услышав ответ, я только и смог, что усмехнуться. Да, ребята, вас кто-то проклял, и неслабо. Нет, логика событий вполне понятна — престижное кладбище, отлично подходящее для того, чтобы серьезного коммерсанта определить на последний постой. Ну а куда его еще? Только туда, к артистам, генералам и поэтам. Чтобы не скучно лежалось.

Но при этом из всех московских погостов они похоронили своего приятеля именно на том, куда я ночью не очень стремлюсь попасть. Запрета у меня на это нет, наоборот, право на одно посещение имеется, но стоит ли его тратить на чужие проблемы? Тем более что в это посещение мне надо будет с кое-кем прояснить один щекотливый момент, чего очень не хочется делать.

— А последний вопрос какой будет? — поинтересовался Эдуард.

— Никакой, — встал из-за стола я. — Мне очень жаль, господа, но я не смогу вам помочь.

— Здесь пятьдесят тысяч. — Миша положил на стол пухлый конверт, который извлек из кармана пиджака. — И еще столько же после того, как документ окажется у нас в руках. Могу расписку написать. Но вообще за мной «кидков» не значится, Оля может это подтвердить.

Серьезная сумма. Ряжской работа, сто процентов, она знает, на чем меня подловить. Нет, я не жаден, но все равно эта магия имеет пока силу над моей душой. Я слишком долго сидел на чужих деньгах и не имел своих, потому трудно удержаться, услышав такие цифры. Знаю, что скоро данная болезнь пройдет, но вот когда оно наступит, это «скоро»?

А самое забавное в том, что мне деньги даже толком и тратить-то некуда. Дом в Лозовке я отремонтировал, новую квартиру покупать не собираюсь, машину — тоже, рацион питания не изменился.

Но все равно кто-то другой, не я, заставил меня сесть обратно за стол и протянуть руку за конвертом. Ненавижу себя за эту слабость, а сделать ничего не могу. Или не хочу?

— Нет, — заявил вдруг друг Миша, отводя мою ладонь от конверта. — Деньги пока побудут у Ольги, она — гарант нашей договоренности. Аванс вы уже получили, хоть и не от нас, а остальное — потом.

Сдается мне, он только что это решил. Почему? Может, увидел в моем лице что-то такое, что ему не понравилось? И что мне самому не очень бы пришлось по душе?

— Договорились, — произнес я. — Мне нужен номер захоронения вашего друга, его имя-фамилия и какие-нибудь подробности сделки. Название контрагента, товара, сумма, наконец.

— Неужели правда получится? — чуть прищурившись, поинтересовался Эдуард. — Просто я во всю эту хиромантию не верю, когда Михаил экстрасенсов в квартиру Саввы Дмитриевича таскал, даже над ним посмеивался.

— Не знаю, — честно ответа я. — Как можно уверенно говорить о том, что еще не случилось? Но завтра утром ясность появится. Да, значит да, нет, значит нет, я вокруг да около ходить не стану.

Надо фарша купить килограмм пять, не меньше. Хотя тамошнему Хозяину на все это наплевать, помню я его. Мрачная личность, он тогда Женьку до судорог перепугал. Да мне самому не по себе было, чего скрывать?

— Уже завтра? — обрадовался друг Миша. — Уж расстарайся, Саша, будь любезен!

— Ваши десерты, — подошел к столику официант с заставленным до краев подносом. — Приятного аппетита.

Какой там аппетит теперь. Лично мне только осталось сидеть и думать об одном — а не дурак ли я? И ждать, пока Эдуард запишет на бумажку ту информацию, что я попросил.

Правда, что ли, жить в Лозовку насовсем уехать? Там нет соблазнов, там все просто и понятно. И теперь, после ремонта, вполне комфортно. Может, потому Захар Петрович оттуда носа не казал? Чтобы со своими внутренними демонами в согласии жить?

Ресторан я покинул в жутком душевном раздрае, при этом попрощавшись с сотрапезниками немного скомкано, что вызвало встревоженный взгляд Рижской. Как мне показалось, она начала жалеть, что вообще устроила эту встречу.

И как будто нарочно, практически сразу после того, как и вышел на улицу, закурлыкал смартфон, высветив на экране фамилию «Нифонтов».

— Добивай, — вместо приветствия хмуро предложил ему я.

— Чего? — не понял оперативник. — Ты сейчас о чем?

— День как-то сразу не задался, — объяснил я. — Согласно примете, неприятности по одной не ходят, так что ничего хорошего от тебя ждать не приходится. Давай, не тяни. Что там случилось? Мезенцева объявила на меня охоту?

— Нет, — бодро заявил Николай. — Хотя она тебя в последнее время очень сильно не любит, врать не стану. Все уже знают, что если она плюется и что-то шипит сквозь зубы, значит, тебя вспомнила. Но дело не в ней.

Внутри, где-то там, внизу живота, появился уже привычный холодок, предупреждающий меня об опасности. Или о том, что сейчас мне будет сообщено что-то очень неприятное. Хотя чего тут гадать, что именно? И так понятно.

— Он в городе, — произнес Николай. — Ты понял, о ком я говорю? И это точная информация, Сашка. Точнее не бывает.

Глава 12

Ничего. Странно, но я ничего не почувствовал. Ни страха, ни отчаяния, ни-че-го. Да и смысл теперь метаться? Ясно же было с самого начала, что колдун вернется в Москву, так что есть то, что есть. А страх… Устал я бояться. Еще до ведьмачества устал. Того, что работу потеряю, того, что там, на службе, упорю какой-нибудь серьезный косяк и меня будут распекать на глазах у всех, того, что придет неизбежная старость и я стану никому не нужен. Вся наша жизнь соткана из сотен страхов, большинство из которых мы сами себе придумываем. Потому что так проще, чем делать что-то, отводящее от нас беды в сторону.

А тут что? Ну прибыл этот упырь в мой родной город, и что с того? Это значит, что теперь просто надо быть готовым ко всему, внимательно смотреть по сторонам и не пропускать ни единой мелочи, которая может навести меня на его след. И если это случится, если я найду его раньше того, как будет нанесен первый удар, то использовать данный шанс по полной. Слава богу, не одному мне этот гад стоит поперек горла. Он многим в свой прошлый визит на мозоль наступил, и этот его промах — мое преимущество.

— Ты сейчас где? — немного сочувственно спросил Нифонтов, как видно истолковавший мое молчание по-своему. — Я на «Парке Культуры». Если ты недалеко, то можем пересечься, поболтать. У меня немного времени имеется.

— Недалеко, — отозвался я. — На «Смоленке». Говори, где тебя искать.

Чудно, но, оказывается, в центре Москвы, европеизированном за последние годы до отвращения, до сих пор уцелели маленькие палатки, торгующие снедью. Я-то думал, что их все посносили еще в те времена, когда новый мэр спешно уничтожал все начинания бывшего мэра. Ан нет, кое-что осталось.

Например, небольшая шаурмячная, притулившаяся между домами и набережной, — если не знать, что она там имеется, то фиг о ней догадаешься. Впрочем, слово «шаурмячная» звучит громковато. Все, что есть, — палатка да при ней три столика с пластиковыми стульями.

И вот что интересно — час назад я ел авторскую кухню, приготовленную лучшими поварами Москвы, но все эти изыски не вызывали у меня такого слюноотделения, какое я испытал, принимая из рук здоровенного волосатого продавца приличных размеров шаурму.

Видно, не гурман я ни разу. Если уж ты вскормлен на фастфуде, так и нечего из себя эстета корчить.

— Ташаккур, Абрагим, — поблагодарил Николай подавальщика. — Как вообще? Не шалишь? Все хорошо?

Шаурмячник проурчал что-то непонятное, покивал, оскалил рот в улыбке, показав нам невероятно длинные и острые зубы, а после в его глазах сверкнули ярко-красные искры.

— Я рад, что все хорошо, — мягко произнес оперативник. — И не жалею о том, что для тебя сделал.

Шаурмячник снова одарил нас своей жутковатой улыбкой и подал Нифонтову бутылку с водой.

— А он кто? — спросил я у своего приятеля, когда мы обосновались за столиком. — Ведь это не человек?

— Абрагим? — Николай открыл бугылку. — Конечно, не человек. Ты же это уже понял, зачем переспрашивать? Аджин он.

— Джинн? — оторопел я и снова глянул на волосатого здоровяка. — Да ладно? А где борода? Как он «трах-тибидох» делает?

— Аджин, — терпеливо повторил Николай, открывая воду. — Он же иблис. И там еще с пяток названий имеется, нет смысла их все перечислять. Но с джиннами его путать не стоит, они другие. Сам их не видел, но читать доводилось, плюс наша уборщица тетя Паша кое-что рассказывала. Она в пятидесятых — шестидесятых, после реабилитации, изрядно по азиатским пескам поколесила. Отогревалась после вечной мерзлоты.

— До чего многообразен мир! — восхитился я.

— Не то слово, — согласился со мной оперативник. — Восток вообще штука такая… Не очень понятная. Там надо родиться, чтобы в нем хоть чуть-чуть разбираться. Вот, например, тот же Абрагим. Если прямо, то я вообще не представляю, откуда именно его к нам занесло. Может, из Самарканда, может, из Худжанда, а то и вовсе из Ферганской долины. Я его по-таджикски сейчас поблагодарил, и он меня понял, но это не его родная речь. Ему что таджикский, что узбекский, что тюркский — все едино. Скажу так — вообще неясно, на каком языке он разговаривает, но при этом всем все понятно.

Я откусил шаурму и даже причмокнул от удовольствия, настолько она была бесподобна. А мне есть с чем сравнивать, уж поверьте!

— Его собратья за какие-то грехи из дома изгнали, вот он сюда с мигрантами и приехал, — продолжил Нифонтов. — Сила его почти вся там осталась, в песках, а есть-то хочется. Ну кое-какие ошметки былой мощи при нем сохранились, он ими потихоньку пользовался, пил жизнь и кровь голубей, чтобы не окочуриться. Но это все не то, аджину мелкие птахи на один зубок. В результате чуть до убийства человека не дошел, несмотря на то что по своей природе он очень миролюбив. Хорошо мы его до того схомутали. Мор среди голубей — верный признак того, что неладное творится, мы по трупикам, по трупикам и добрались до подвала, где он отсиживался. В результате вот, сюда пристроили. Днем он шаурму продает, а ночью на птицефабрике сырье для нее подготавливает. И не только для нее.

— Прямо «Люди в черном» какие-то, — восхитился я. — Если бы не знал, что кино и жизнь — разные вещи, то подумал бы, что вы сценаристов консультировали.

Нифонтов достал из нагрудного кармана легкого летнего пиджака черные очки, нацепил их на нос и смачно откусил огромный кусок от шаурмы.

— Да ладно? — недоверчиво посмотрел на него я. — Да ты гонишь?

Оперативник молчал, сопел, жевал. Впрочем, его серьезности хватило ненадолго.

— Само собой — кино, — рассмеялся он. — Хотя в чем-то и реалистичное. Но там все делается во имя чего-то высокого, а у нас простой и понятный расчет. Во-первых, такое существо, как Абрагим, запросто не убьешь, даже сейчас, когда он не очень силен. Во-вторых, аджин очень и очень полезен для отдела. Я же говорил тебе, что Азия — это не просто географическое название. Тамошние обитатели Ночи не моложе наших, традиции там о-го-го какие, и иногда эти существа заглядывают сюда, в страну рек и берез. Но если люди в большинстве случаев подчиняются законам государства, в которое приехали, то те, кто живет под Луной, такими мелочами не заморачиваются. И вот тогда нам нужен Абрагим. Как источник информации, например. Или как переговорщик.

— Или как тот, кто выполнит грязную работу, — закончил я его мысль.

— И такое случается, — не стал отнекиваться Николай. — Почему нет? На взаимовыгодных условиях. Ешь шаурму, а то она остынет. Другой такой в Москве не найдешь, отвечаю.

— Вещь, — с восхищением заверил его я. — Я сюда, наверное, на обед каждый день стану ездить.

— Верю, — без тени шутки ответил оперативник. — Мы тоже иногда сюда специально заворачиваем, чтобы перекусить и узнать последние новости. Тут центр, а Абрагим, несмотря на свой диковатый внешний вид, очень и очень наблюдателен. И умен. А еще он отлично умеет слушать тех, кто здесь останавливается перекусить. Дело в том, что эта точка общепита некоторое время назад стала популярна среди тех, кто живет в Ночи. Не только у людей есть понятие «тренд», среди вашего брата оно тоже в чести. Так вот, неделю назад Абрагим сообщил мне, что в городе появился некто, здорово напугавший парочку молодых ведьм. Настолько, что те надумали покинуть Москву в ближайшее время, не желая случайно попасть под раздачу.

— Кощеево семя, — кивнул я, сморщившись.

— Мне подумалось так же, но догадка есть догадка, а я привык оперировать фактами. — Николай нахмурился. — Через пару дней я их получил. Неожиданно, скоропостижно и мучительно умерли все те, кто выжил в осенней операции по захвату этого ублюдка. Все, кроме Стаса. Его просто не было в Москве, он в командировку убыл, какого-то урку-гастролера в Красноярске вязать. Он вообще парень везучий, я давно это приметил.

— Жалко мужиков, — вздохнул я.

— Жалко, — подтвердил Николай. — Но зато и сомнений не осталось после этого.

Я же говорил, что главная слабость моего врага — излишняя гордыня. Не простил он тех, кто хотел ему зла, отомстил. Вот только это были государевы люди, а не обычные горожане, которых никто не считает. Нет, убийство последних, разумеется, трагедия, но — местного масштаба. Кроме родных и близких усопшего она особо никого не беспокоит. Скажем так — не более, чем это положено по штатной процедуре розыска злодеев. Найдут — найдут, не найдут… Ну, будет еще один «глухарь». Лиходеев много развелось, всех не переловишь.

Совсем другое дело — убийство тех, кто служит власти. Тут уже не уголовщина, тут посягательство на устои государственности, пусть даже и незначительное. Значит, землю носом рыть станут, и это мне на пользу. Глядишь, и найдут. Не факт, что схомутают, но потрепать могут. А если я про это заранее узнаю, так и на помощь приду с удовольствием. Одно ведь дело делаем, правда, с разными целями.

Колдун один, а врагов у него теперь много. Как говорят в народе — если ты плюнешь в коллектив, то он утрется, если коллектив плюнет в тебя, ты утонешь.

— Если не секрет, ты чего телефонной беседой не ограничился? — поинтересовался я, отпив воды из пластикового стаканчика. — Давай, давай, мы с тобой не первый день знакомы. Коли позвал, значит, что-то предложить хочешь. Или попросить.

— Наши цели в очередной раз совпали, — не стал вилять Нифонтов. — Тебе этот красавец как гвоздь в пятке, нам тоже. Можно объединить усилия.

— Только «за», — отсалютовал стаканчиком ему я. — Если от меня что понадобится, просто скажи.

— В принципе, ничего такого нам не требуется. Но ты должен докладывать мне обо всем непонятном и необычном из числа того, что с тобой происходит, — деловито заявил Николай. — Даже если это какие-то мелочи, не заслуживающие внимания. Из мелочей, как правило, и складывается общая картина.

— Свежая и оригинальная мысль, — усмехнулся я. — Да не вопрос.

— Ну? — поторопил меня оперативник. — Или с тобой за последние дни ничего из ряда вон выходящего не произошло?

— С аджином познакомился, — показал я рукой на Абрагима. — Это как, подойдет?

— Саш, не смешно, — укоризненно произнес Нифонтов.

— Еще меня подрядили на кладбище сходить и у недавно умершего коммерца узнать, где он бумаги свои спрятал. Не знаю, насколько это подходит под понятие «необычное». Для нормального человека звучит как бред, для меня это будни. Правда, кладбище больно неудачное подвернулось.

— В смысле? — насторожился Нифонтов.

— Одно из центральных. То самое, на которое мы с Женькой в том году ходили. Тамошний Хозяин — тот еще… владыка мертвых. Чую, хлебну нынче ночью горячего.

— Отказался бы, — немного равнодушно посоветовал сотрапезник. — Или предложенная мзда настолько поразила твое воображение?

— И да, и нет, — уклончиво ответил я, практически из детского упрямства не желая признавать правоту оперативника. — Все сложно.

— Не доведет тебя семейство Ряжских до добра, — подытожил тот. — И себя самое, заметим, тоже. Нашли с кем в игры играть. Просто гимн идиотизму.

— Я им это пытался объяснить, но они меня слышать не желают.

Оперативник только рукой махнул на эти слова, давая понять, что говорить тут не о чем.

— С тобой сходить, что ли? — задумчиво спросил он у меня через пару минут молчания, как только доел остатки шаурмы. — На кладбище, имеется в виду.

— Плохая идея, — возразил я. — Тамошний Хозяин вашего брата сильно не любит, он сам это в прошлый раз сказал. Если мне не веришь, то у Мезенцевой спроси, она подтвердит. Кстати, как Женька? Сильно буянит?

— Совесть замучила? — усмехнулся Николай. — Как, как… Как обычно. Смотрит исподлобья, тихонько ругается, когда никто ее не видит, каждый день ходит в тир и игнорирует Вику как таковую. Что-то в ее рыжем котелке кипит и булькает, но что именно, пока непонятно. Рванет — разберемся.

— Главное, чтобы в эпицентре мирных граждан не оказалось, — опасливо заметил я. — Атомная бомба не выбирает цели.

— Боишься? — хихикнул Николай. — Правильно делаешь. Ты как те Ряжские — полез туда, куда не следует, а теперь надеешься, что расплачиваться за сделанное не придется.

— Надеюсь, — признался я. — Ну и потом, что за детские забавы? Мы все не школьники уже, чтобы верить в любовь до гроба! И уж точно не стоит портить жизнь друг другу по такому дурацкому поводу. Вика говорила мне, что у Мезенцевой до сих пор странные представления о взрослой жизни, но я и предположить не мог, что все настолько запущенно!

— А надо было, — назидательно помахал пальцем у моего носа Николай.

— Не смешно, — начал злиться я. — У нас тут колдун, магическая война на пороге, другие разные заботы, а мне придется гадать, какую еще глупость сотворит великовозрастная девочка, которая упорно не желает взрослеть! Будто других печалей в этой жизни нет.

— Не трещи, — попросил Нифонтов. — Не полезет она к тебе больше. Ей Ровнин запретил. Женька, понятное дело, нонконформист, но Олега Георгиевича очень уважает, потому его приказы нарушать не станет, даже если очень припечет.

— Такой вариант меня устраивает, — приободрился я. — Тогда осталось только с Кощеевым последышем разобраться, и дело в шляпе.

— Все в твоих руках. — Николай устало помассировал виски. — Если не станешь лезть на рожон, работать согласованно с нами и проявишь должную осмотрительность, то шансы выйти живым из этой переделки у тебя очень высоки. Нам бы только за ниточку потянуть, ту, которая к центру паутины ведет. Уверен, первые витки ее он вокруг тебя давно сплел.

У дураков мысли сходятся. Я о том же самом думал.

— Мне еще за родителей страшновато, — поделился с Николаем я. — Что, если он через них попробует меня достать?

— Не попробует, — уверенно заявил тот. — Этот товарищ, конечно, гнида редкая, но родителей и детей даже такие никогда не трогают до тех пор, пока те сами в драку не влезают. Покон запрещает. Жизни стариков и детей святы. Первые дали жизнь этому миру, вторые когда-нибудь ее продолжат далее. Кстати, в этом разумная нелюдь ушла очень далеко от нас, человеков. Они, Саш, выходит, честнее и благородней, чем мы, и это обидно. У нас с родных и близких начинают, поскольку они — самый короткий путь для того, чтобы достать цель. Крики боли матери или твоего ребенка в телефонной трубке — и ты готов идти куда угодно и делать то, что скажут. После этого поневоле задумываешься, а точно «нелюдь» — это про них, а не про нас?

— Стало легче, — обрадовался я. — Если покон запрещает, то вопрос решен. Что же до всего прочего… Много ли обитателей Ночи по таким правилам живет? Можно подумать, что гулю во время кормежки не без разницы, кого именно он жрет? Читал я в книге про них, впечатлился.

— Так я о разумных нелюдях речи вел, — буркнул оперативник. — Ладно, вроде обо всем поговорили. Будь все время на связи, а не как обычно, по принципу «захочу — отвечу». Вот еще что — на кладбище я бы на твоем месте все же не ходил и вообще лишний раз из дома не вылезал. Понятно, что просто так он убивать тебя не станет, ему важно тебя перед тем как следует помучить, но тем не менее.

— Да я сам уже не рад, что в этот расклад вписался, — поморщился я. — На кой согласился? Но заднюю не включу. Не потому что герой или дурак, не в этом причина, просто слово дано, обратно его брать не стану. Ясно, что Ряжской на покон плевать, она о нем понятия не имеет, но я уже привык жить именно так.

— Данную точку зрения не разделяю, но уважаю, — сообщил Нифонтов. — Просто мне такого подхода к делу не понять, я исхожу из принципа рациональности происходящего. Но я человек, в отличие от тебя, ведьмака.

— То есть меня к людям ты уже не относишь? — уточнил я немедленно.

— А ты сам себя к ним относишь? — в лоб спросил меня оперативник. — Молчишь? Вот то-то и оно. Нет, физиологически ты все тот же «гомо сапиенс», прямоходящий, теплокровный, и прочая, прочая. Но твоя среда обитания отныне Ночь. Там тебе привычней, чем здесь, и ты сам это знаешь. Тебе проще найти точки соприкосновения с лесовиком, ведьмой или неупокоенным призраком, чем с той же Мезенцевой, потому что с ними ты теперь говоришь на одном языке. Не надо обо мне плохо думать, Саша, я сейчас не хочу тебя обидеть или указать на место, ничего подобного. Это не хорошо и не плохо, просто так есть.

На том мы с ним и расстались, отправившись дальше каждый по своему маршруту, он — устанавливать закон и порядок на вверенных ему территориях, я же — домой, готовиться к вечерней вылазке на кладбище.

Много тем мне задал Нифонтов для раздумий. Я его, собственно, за то и не люблю — после каждой беседы мне волей-неволей приходится в себе, любимом, копаться, а это дело неприятное. Ясно, что он не со зла такое устраивает, но все равно хорошего мало.

Вот и сегодня. Ну да, я и сам осознавал, что все дальше и дальше отхожу в сторону от того мира, в котором безмятежно прожил четверть века, от его правил, обычаев, привычек и даже законов. Нет, в России всегда закон был что дышло — как повернул, так и вышло, и каждый россиянин нет-нет, да и нарушит его по мелочам. Дорогу перейдет в неположенном месте или еще чего сотворит. И я был таким же еще совсем недавно.

А сейчас… Как-то незаметно исчез тот правовой барьер, который разделял в моем сознании «это можно» и «это нельзя». Разумеется, я не собираюсь прямо сейчас идти и устраивать оргию с несовершеннолетними или бойню в торговом центре. Я же не маньяк? Но вбитого с детства страха, связанного с тем, что закон суров, а наказание неотвратимо, у меня не стало.

И вот таких отличий меня сегодняшнего от меня вчерашнего очень много. Настолько, что впору согласиться с Нифонтовым: я уже, наверное, не совсем и человек в определенном смысле. Только если я это признаю, то некто Александр Смолин окончательно перестанет существовать, а вместо него появится кто-то другой. Похожий на него, но другой. Потому — не стоит спешить. Вот выберусь из переделки с колдуном, а после окончательно в себе разберусь. Там дело к осени пойдет, самое время для раздумий и жизненной переоценки.

И вот, опять же, как тут не припомнить поганца Николая, если его слова вновь подтвердились. Стоило мне ступить на землю кладбища, как в душе словно лампочку зажгли. Все тягостные раздумья, всю усталость как ветром унесло, в теле легкость появилась. Ну и кто я после этого?

Хотя, конечно, кладбище тут роскошное, что греха таить. Не чета тому, которое я потихоньку начинаю считать родным, как бы это глупо ни звучало. И речь идет не о памятниках и надгробиях, которые, впрочем, тоже внушают немалое уважение. Тут атмосфера другая, тут ушедшее время ощущается куда сильней, чем там. И то, сколько людей за века легло в эту черную и жирную почву, чтобы еще сильнее удобрить ее своей плотью, — тоже.

Погулять бы тут несколько часов, подышать, посмотреть. Но нет у меня такой возможности, потому что никто мне подобного не разрешал. Это чужой дом, в который я пришел хоть и с разрешения хозяина, но зарываться все равно не стоит.

Несколько призраков, ошивавшихся прямо на аллеях, раскланялись со мной.

— Не в курсе, где можно Самсона Орепьева-третьего найти? — спросил я у них. — Нет? Жать.

Хорошо, что я сразу в телефон записал, как звали нашего с Женькой тогдашнего проводника, а то ведь так с ходу и не вспомнишь. Впрочем, он наверняка напомнил бы свое имя при встрече, которая неизбежна, но лишнее внимание живых призракам всегда приятно. А мне несложно оказать им эту услугу.

— Господин ведьмак. — Орепьев-третий появился передо мной, когда я свернул на очередную тропинку. Дорогу к местному Хозяину я не помнил, потому просто топал прямо, время от времени меняя направление движения. — Рад снова вас видеть. И приятно, что вы меня запомнили.

— Самсон, ваша радость взаимна, — поправил лямку рюкзака я. — Надеюсь, вы не откажетесь и в этот раз стать моим провожатым?

— С тем и послан. — Призрак поклонился. — Следуйте за мной, господин ведьмак, Повелитель ожидает вас.

— Одну минуту, — остановил его я. — Мне бы сразу подношение к дереву отнести. И тяжело, и протекать фарш может начать. Я порядки знаю, с пустыми руками в гости не хожу.

Хоть призраки и бесплотны, но живую кровь они чуют, это мне отлично известно. Фарш же нынче я купил свежий, только-только прокрученный, да мне его еще и не очень хорошо упаковали. Не стоит лишний раз искушать как мертвых, так и того, кто ими правит.

Местный Хозяин кладбища, как и в прошлый раз, сидел близ старинного склепа, в дверном проеме которого клубилась черная непроглядная тьма. Причем я снова поразился его неестественно высокому росту, подумав о том, что если он поднимется с кресла, то я почувствую себя Гулливером, попавшим в страну великанов.

— Ведьмак, — громыхнул его голос. — Надумал все-таки податься в мои слуги? Или пренебрег предложением? Если так, то зачем пришел?

— Мое почтение, повелитель мертвых. — Я отвесил поясной поклон. — И почему сразу «пренебрег»? Ничего подобного.

— Значит, согласен? — довольно рокотнул бас из-под непроницаемо-черного капюшона. — Это славно. Хороший выбор, ведьмак.

— Не согласен, — твердо и с достоинством ответил ему я. — Я не могу служить никому, кроме одной-единственной хозяйки. Выбери я тебя, и она меня не простит.

— Ты о Моране? — уточнил умрун. — Пфе! Кому она хозяйка? Когда-то, возможно… Да нет, и тогда она была не так сильна, как сама о себе думала. Нынче же о ней не помнят даже камни под твоей ногой. Что уж говорить о тенях или смертных?

— О как! — опешил я, растерянно заморгав. — А про Морану-то ты откуда узнал?

— Учуял, — равнодушно ответил Костяной царь. — В прошлый раз твоя душа была пуста, а теперь от нее просто смердит Навью. Пойми, ведьмак, мои владения очень стары. Думаю, они самые древние в этом поселении, которое вы именуете Москвой. Да тут никакими городскими стенами еще и не пахло, а я уже творил суд и расправу над теми, кто покинул жизнь и ушел во мрак. То, что ты сейчас видишь вокруг, — это только преддверье моей вотчины, не более того. Сами чертоги лежат под землей, там скрыты от света тысячи тысяч тех, кто покинул этот мир за ту бездну времени, что я сижу на своем престоле. И даже Хозяин подземелий не рискует переходить границы мест, на которые распространяется моя власть.

Красиво сказано. Но до чего он тщеславен — офигеть можно. Интересно, а кто такой Хозяин подземелий? Надо будет у Нифонтова спросить, он всю эту публику отлично знает. Или у своего умруна.

Бред какой. «Своего умруна». Брр…

— Так что я помню и Морану, и Велеса, и прочую их родню. А раз помню, то и чую, — небрежно продолжал вещать умрун. — И скажу тебе так — все они были не сильно могучи. Больше говорили, чем делали, да еще и постоянно грызлись друг с другом, потому в урочный час сгинули без следа. Туда им и дорога. А ты, ведьмак, глуп, если выбрал себе покровительницу, у которой нет славного прошлого и великого будущего. Я уж не упоминаю о том, как лихо она предавала тех, кто был ей верен.

А вот это интересно. С радостью послушал бы пару историй о Моране, тем более рассказанных очевидцем событий. Но сколько же этому монстру веков? Вернее, тысячелетий?

— Вообще-то я имел в виду не ее, а Смерть, — отложив свои желания на потом, объяснил умруну я. — Сам же знаешь, как называется тот путь, который я выбрал.

Замолчал Костяной царь. Замолчал, задумался, начал постукивать длиннющими когтями с синевато-стальным оттенком по подлокотнику кресла.

Молчал и я, ждал ответа. Надеюсь, он сейчас не мою судьбу решает? В сотый раз себя корю за то, что опять пошел у кого-то на поводу. Не ведьмак я, а калоша дырявая. Собака, которой крутит хвост.

— Неверно сказано. Не ты выбрал путь, а она избрала тебя, — поправил меня Хозяин кладбища. — И мне про то ведомо. Зачем, для чего — не понимаю. Как по мне — ты ей совершенно не нужен ни как слуга, ни как помощник, но… Ответ хорош, ведьмак. Я прощаю тебе твой отказ. И теперь ты волен покинуть мое царство беспрепятственно.

Ну что, надо уходить. Не стоит испытывать судьбу.

— Или у тебя еще что-то за душой есть? — В голосе умруна я отчетливо слышал насмешку. Оно и ясно, он ведь отлично понимал, что я пришел не просто так. — Ты попросить чего хочешь или узнать о чем?

— Даже за крохи знаний, что у тебя есть, Костяной царь, иному мудрецу не будет жалко душу свою отдать. Я не мудрец, но тоже был бы рад испить из этого родника. Особенно — послушать о том, кем была Морана тогда, когда этот мир был юн.

— Что за глупость! — От смеха умруна у меня чуть ноги не подкосились. Что я там говорил про страх? Не испытываю его больше? Заблуждался я. Просто потому, что никогда не слышал раньше вот это. — Мир был юн! Юность мира ныне не помнит никто. Разве что Святогор, что спит тяжким сном под Рипейскими горами, да и то вряд ли. Так что не позорься, говори, что тебе надобно.

— С одним из твоих подданных пообщаться хочу, — признался я. — Из совсем недавно похороненных.

— Опять ты выгоду ищешь, ведьмак, — благодушно отметил умрун. — Но это ничего, это или пройдет, или тебя убьет. Помни — злато-серебро всегда предает тех, кто ему служит.

— Не в деньгах дело… — было начал я, но замолчал, повинуясь жесту повелителя мертвых.

— Слуги, приведите того, кто ему нужен, — распорядился тем временем тот. — Вон он бумажку в руках мнет, небось на ней все и записано.

Наблюдательный какой!

— А ты помни, ведьмак. — Умрун чуть подался вперед. — Второй раз я тебе помогаю. Второй раз ты приходишь и уходишь из моего дома живой и здоровый.

— Я помню, повелитель, — громко сказал я. — Помню. И знаю, что велит в этом случае делать покон. Платить добром за добро.

— Не забывай этого, — проурчал умрун. — Вот и твой интерес пожаловал.

Савва при жизни был тучен, лыс и щекаст. Он топтался на дорожке, то и дело переводя взгляд с меня на Костяного царя. Я вызывал у него недоумение, умрун — очевидный страх.

— Видел его, — бросил Хозяин кладбища. — Пустая душонка, бесполезная. Он твой, ведьмак, спрашивай, о чем хочешь.

— Вы куда документы дели? — без особых прелюдий осведомился я у мертвеца. — Те, что для закрытия сделки нужны? Там ваши партнеры скоро по миру пойдут.

— Документы? — Савва совсем опешил. — Вы от Миши?

— От него, — кивнул я. — Где документы? Если в банке, то в каком? Адрес, номер ячейки, куда ключ от нее спрятали? Если не в банке, то где еще?

— В банке, — мелко закивал Савва. — Сейчас все расскажу!

Все-таки бизнесмен есть бизнесмен, чего у них не отнимешь, так это четкости изложения. Две минуты — и весь расклад на руках. Правда, я так и не понял, почему в его квартире не нашли ключ от ячейки, ведь он хранился именно там. Но это уже не мои заботы, даже если ячейку выпотрошили сразу после смерти этого бедолаги, так как я свою работу выполнил. Кстати, паршивые спецы у друга Миши. Договор на абонирование сейфа был оформлен на имя Саввы, по идее, не такой уж великий труд был найти этот банк.

— И скажите Мише и Виктору вот что! — затараторил покойник, опасливо поглядывая на умруна. — Надо…

— А кто такой Виктор? — уточнил я.

— Наш с Мишей партнер, — удивился моему вопросу Савва. — Виктор Челых. Мы только друг с другом работаем, уже лет двадцать. Неужели Миша без него вам поручение найти меня дал? Как такое возможно?

— Виктор? — переспросил я. — А как же Эдуард?

— Эдуард? — ответил вопросом на вопрос мертвец. — Эд-дуа-а-ар… Арр… Арр!

Он начал надуваться как воздушный шар, слова превратились в звуки, а сквозь синеву призрачной оболочки то тут то там начали пробиваться тонкие лучики слепящего света.

Глава 13

Все, что я успел сказать, разглядев происходящее, было:

— Что за?..

Сказать успел, осознать — нет, потому что вслед за этим раздался оглушительный взрыв, а за ним последовала вспышка невероятно яркого, ослепляющего света.

Сгустившийся до крепости кулака Брюса Ли воздух отбросил меня в сторону, а после проволок по аккуратно подметенной дорожке, точнехонько к трону Хозяина кладбища, который, как я успел заметить до того, как вообще перестал что-то видеть, успел прикрыть то, что можно было счесть его лицом, полой своего длинного черного балахона.

Сразу целый хор воплей рванул мой слух, заставив не только ослепнуть, но и оглохнуть. Это были крики ужаса, если и не поразившие мое привыкшее ко всяким извивам судьбы воображение, то как минимум заставившие пожалеть тех, кто их издал.

И самое главное — что вообще произошло? Что случилось? Почему этот свежеупокоенный Савва рванул, как бомба в предместьях Хиросимы?

Данный вопрос, как выяснилось, занимал не только меня. Впрочем, это было и не слишком удивительно, на месте здешнего Хозяина я бы тоже хотел получить ряд ответов на остроактуальные вопросы. Жаль только, что в данной ситуации я на своем месте, и оно ничего хорошего мне не сулит.

Я выплюнул изо рта пару веточек и пучок травы, попавшие туда во время моего скольжения по дорожкам (халтурят служащие, не так уж они и хорошо подметены), и только хотел встать на ноги, как на мою грудь навалилась неимоверная тяжесть, сдавив грудную клетку так, что в нее воздух почти перестал попадать.

С трудом проморгавшись, я понял, что лучше бы мне этого не делать. Первое, что разобрали мои слезящиеся глаза, была жуткая, неземная чернота, клубившаяся в капюшоне повелителя мертвых, который навис надо мной. Если вернее, это увидел один глаз. Второй ничего не мог различить, потому что сине-стальной коготь, венчавший указательный палец правой руки умруна, практически уперся в зрачок.

Это было страшно. Правда, очень страшно. Все сразу.

— Ты-ы-ы! — с лютой ненавистью провыл умрун. — Убить меня решил? Приятеля своего на мой трон посадить? Этого неудачника, который профукал все, что имел!

Когти его левой руки, как бритвы, прошлись по моему плечу, разрезав и футболку, и кожу под ней, но боли я почти не почувствовал, все ощущения забили страх и адреналин.

— Нет! — с трудом вытолкнул из себя ответ я. — Нет! Мне самому непонятно…

— Что непонятного?! — рявкнул умрун. — Накачать тень мертвого солнечным светом и взорвать может кто угодно. А такому, как ты, это вовсе раз плюнуть! Но до чего ты нагл! Сам пришел! Хотел увидеть мою конечную смерть? Ошибся, ведьмак, ошибся!

Накачать мертвеца солнечным светом? Никогда о таком не слышал, хотя принцип этого действия мне более-менее ясен.

Колдун! Его работа. Это он залил в покойного Савву солнечный свет, а после просто запрограммировал его, сообщив мертвецу слово-активатор. Ох, как же красиво все разыграно! Есть у этого гада стиль, есть. Трудно отрицать очевидное.

Теперь ясно и то, откуда взялось имя Виктор. Не было никакого третьего компаньона, зовущегося Эдуардом. Его в принципе не существовало. А в «Серой утке» я общался с потомком Кощея. Он пришел на меня посмотреть и сделал это неимоверно красиво. Ох, как он, должно быть, потешался над моей самоуверенностью и жадностью. И каким же дураком я наверняка выглядел!

Даже сейчас мне, лежащему с почти раздавленной грудной клеткой, истекающим кровью плечом и практически одноглазому, стало нестерпимо стыдно за собственную глупость и недальновидность. Правы были древние — если боги хотят наказать человека, они отмеряют ему гордыни без счета.

Одно жалко — не получу я, похоже, ответов на ряд вопросов. Например, почему Ряжская, которая наверняка отлично знала Виктора, место которого занял колдун, ничего по этому поводу не сказала? Или он настолько здорово умеет отводить глаза, прямо с колес? А еще…

Нет, ну какая ерунда в голову лезет, а? Может, это у меня такая защитная реакция организма?

— Сладкая. — Умрун засунул в начавшую багроветь тьму капюшона свой коготь, с которого капала моя кровь. — Но твоя душа повкуснее будет!

— Это не я! — покопавшись в голове, я не нашел ничего лучше данной банальнейшей фразы. — Это Кощеевич все устроил! Он на меня давно зуб точит!

— Мне все едино, — филином ухнул Костяной царь, снова обмакнув коготь в мою кровь. — Два десятка моих подданных пылью стали, и ответишь за это ты!

Ну, одно хорошо — не один я избитыми временем, сериалами и книгами фразами изъясняюсь. И еще — из тех же источников мне прекрасно известно, что если героя сразу не убили, то у него есть шанс выпутаться. Разумеется, при условии, что этот самый герой будет действовать с умом. Правда, в этом плане все обстоит не сильно хорошо, с умом у меня, судя по тому количеству глупейших поступков, совершенных только за один вчерашний день, дела обстоят не очень.

Хорошо хоть сразу нож в ход не пустил. Не выработался у меня пока такой инстинкт.

— Подданных жалко, — просипел я. — Но их не вернешь. А мои услуги еще пригодиться могут. И потом — вы меня сейчас… кха-кха… Снимите коленочку с груди! Дышать совсем не мо-ху-у-у!

— А? — крутанул капюшоном умрун, но просьбу мою выполнил, колено убрал.

Правда, сильно легче мне от этого не стало. Следом за этим он цапнул меня за горло, и я взмыл вверх на почти трехметровую высоту.

Одно хорошо — теперь обоими глазами могу видеть. Коготь у зрачка — то еще удовольствие, доложу я вам!

— Услуги, значит? — В капюшоне, в черноте, алели угольками два багровых огня. — В слуги ко мне запросился? Оно понятно — как хозяйка наша мимо тебя прошла да плащом своим задела, все сразу по-другому видится. Так, ведьмак?

— В слуги не пойду, — ответил я чуть задушено. Ну а что? Раньше мне на грудь коленом давили, теперь горло когтистой лапой жмут. Не жизнь, а душегубка.

— Имеешь право, — согласился умрун с веселыми нотками в голосе. — Пожалуйста. Не хочешь идти в слуги — пойдешь ко мне в гости. Вон туда, в мой дом. Тебе понравится.

Клянусь, я услышал, как довольно ухнул мрак, клубившийся у входа в склеп. Он явно был рад визитеру в моем лице.

— Ведьмаки никогда никому не служат, кроме своей чести, своих братьев и того, кому они отдали профессиональную верность, — выпалил я невероятно нелепую фразу немного дрожащим голосом.

Что я там говорил про отсутствие у меня страха? Врал, похоже. Себе любимому и врал, упиваясь тем, насколько стал крут. В данный момент я из последних сил давил в себе желание заорать в полный голос и пообещать этому существу всю возможную преданность и лояльность, только бы не отправиться с ним туда, в черноту, в оживший сумрак. Я спинным мозгом, всеми своими инстинктами, старыми и новыми, чуял, что там меня ждет что-то куда более скверное, чем смерть. Что там — пытка вечностью, из которой не будет выхода никогда.

Но пока я держался, пусть и из последних сил. Не из упрямства, не из гордости или ведьмачьих традиций, которые к тому же мне были не сильно известны, просто чуял еще и то, что начни я орать, и чаши весов немедленно качнутся не в мою пользу. Откуда взялась эта уверенность — понятия не имею. Просто знаю, и все.

— Красивые слова. — Коготь умруна прошелся от моего горла вниз по груди, добрался до пупка, сдвинулся чуть правее и вот уже там вонзился в мое тело, проникая все глубже и глубже. Это было больно. — Но что они стоят тогда, когда у тебя заживо вырезают печень? Вырезают и съедают на твоих глазах. Ты еще жив, а твоя душа, твоя жизненная сила переходит в другого человека. Или не человека, что по сути дела не меняет.

По низу живота, щекоча его, потекла струйка крови, пока слабенькая, но, если так дело продолжится, она скоро превратится в ручеек.

— Приятного аппетита, — почти отключившись от боли, страха, эмоций и зашкаливающего адреналина, прошептал я. — Надеюсь, моя печень на вкус будет не так плоха.

Бум! Я шлепнулся все на ту же дорожку, крепко приложившись позвоночником о ее камни.

— Значит, ведьмак, ты утверждаешь, что меня чуть не убил один из Кощеевичей? — рыкнул Хозяин кладбища, направляясь к своему креслу.

— Не совсем вас. — Я попробовал сесть, опершись руками в камни. Получилось плохо. — Говорю же: этот ублюдок непосредственно на меня зол еще с прошлого года, я ему случайно дорогу перешел, сам того не зная. Но его частности не интересуют, он решил мстить, и вот результат.

Мне вдруг стало смешно. А ситуации-то похожи, Хозяину кладбища тоже по барабану, что удар наносили не по нему, виноват все равно я. И главное, все по покону. Я принес сюда беду, значит, за нее и отвечу.

— Что за времена настали? — удивленно гукнул умрун. — Прикончить сокола ради того, чтобы раздавить букашку?

— Ему что вы, что я — разницы нет, — прижал майку к животу я, чтобы хоть немного остановить кровотечение. На плече рана вроде не кровила особо, а вот там сквозило по полной. — Если надо будет, он половину города с золой смешает. Точнее, смешал бы, будь у него такая возможность. Он хоть колдун и знающий, но на такое силенок у него не хватит.

— То его заботы. — Костяной царь уставился на меня. — А вот что с тобой делать?

Тем временем на дорожку из-за деревьев потихоньку начали выползать тени, стремительно менявшие цвете небесно-голубого на сероватый. Они почуяли пряный запах свежей крови и не могли более сдерживать себя. Их лица, еще мгновение назад обычные, те, что им оставила милостивая смерть, забирая жизнь, трансформировались в жуткие маски, за которыми уже было не различить бывших людей.

Вот только этого мне и не хватало.

— Еще чутка — и делать ничего не надо будет, — сообщил я умруну, теперь уже с полным правом обнажив серебряный нож. — Сожрут меня сейчас ваши подданные и косточек не оставят. И вашего разрешения на это не спросят.

Ну да, трюк дешевый, но сработал же? Один взмах умруновой длани — и тени веером разлетелись по кустам.

— Три моих приказа, — громыхнул голос Хозяина кладбища. — Ты выполнишь три моих приказа. Беспрекословно, безропотно и со всем усердием. После я сочту твой долг уплаченным.

— Нет, — покачал головой я, собрал все силы и встал на ноги. — Ведьмаки никогда никому не служат.

Глупость? Возможно. Это ведь отличный шанс уйти отсюда живым и относительно невредимым. Не сомневаюсь, что год назад я бы согласился на подобное предложение, почти не думая. Ведь собственная жизнь дороже всего. А обещание — что? Его можно и не выполнять. Особенно если точно знаешь, что это жуткое существо никогда не покидает своих владений. Что оно со мной сделает там, за кладбищенской оградой? Там, где даже ночью светло, как днем, где шумит город, который никогда не спит.

Но то год назад, когда я думал, что здесь, в Ночи, все устроено так же, как и в моей прежней жизни. Что данное слово ничего не стоит и задача каждого живущего под небом одинакова — прожить жизнь так, чтобы тебе было хорошо. Лично тебе, а не кому-то еще. Потому и поступать надо так, как выгодно тебе. Нужно соврать — соври. Нужно схитрить — схитри. Стыд не дым, глаза не выест.

Оно где-то, конечно, верно. Но где-то там, а не здесь. Слово «стыд» детям Ночи неведомо, что да, то да, но вот все остальное… Если я дам слово и не сдержу его, то смело можно меня записывать в покойники. Я для них всех буду все равно что мертв. Здесь слово держат всегда и долги отдают с процентами, таков закон. Таков покон.

Потому — никаких трех приказов. Я не знаю, что придет в голову этому созданию. А если первым из них будет пойти и убить его собрата? Того, которого я числю если не своим другом, то точно одним из наставников, пусть даже он сам про это и не догадывается? И дело тут не во внутреннем благородстве, откуда ему взяться? Просто… Не хочу я этого делать.

— Ты точно ведьмак? — поинтересовался у меня Костяной царь. — Ваш брат всегда вроде смекалистым был, а ты ведешь себя как дурачок с ярмарки.

— Согласен, — не стал спорить я. — Но ответ менять не стану. На абы что, мне неизвестное, подписываться не желаю. Мало ли какая вам фантазия в голову придет? Может, вам пожелается личное кимоно нашего президента себе под пижаму приспособить и вы меня его добывать отправите.

Пара призраков в кустах весьма отчетливо хихикнула.

— Чего мне пожелается? — озадачился Костяной царь. — Ась?

— Не важно. — Я чуть пошатнулся, немного присохшая к животу майка дернулась, тело пронзила вспышка боли. — Не люблю я котов в мешках, короче.

— Упрям ты. — В голосе умруна мне послышались уважительные нотки. Хотя вряд ли. Показалось небось. — Будь по-твоему, ведьмак. Вот тебе моя последняя цена — ты отпустишь десять душ, на которые я тебе укажу, без вопросов и сомнений. Я указал — ты отпустил. Но если я и сейчас услышу твой отказ, то пеняй на себя, ты и впрямь тогда отправишься со мной в склеп. Простить безданно, беспошлинно я тебя не могу, ты принес в мой дом зло. Вольно ли, невольно — мне безразлично. Оно пришло с тобой, и ответ держать тебе.

— Десять душ, — задумчиво произнес я, уже зная, что соглашусь. — Это можно. Это то, ради чего я на свете живу. Но одно условие у меня все же есть.

Костяной царь раздраженно хлопнул рукой по подлокотнику кресла, но промолчал.

— Все эти души должны обитать в пределах ваших владений. Здесь, на этом кладбище.

— А где же еще? — язвительно осведомился у меня Костяной царь. — Экий ты потешный!

Мне показалось или в его голосе я уловил нотки разочарования и наигранности?

— Если так, то я принимаю на себя эту обязанность, — громко заявил я. — Обязуюсь отпустить указанные вами десять душ, находящихся в вашей власти и обитающих в ваших владениях. Закрепляю это обещание ведьмачьим словом, и да будет мне свидетельницей Луна.

— А теперь пошел прочь! — рыкнул Хозяин кладбища. — И знай — я не желаю видеть тебя на своих землях до той поры, пока ты мне не понадобишься. В этом случае я отправлю тебе весточку. Ты понял, ведьмак? Не суйся в мои владения, тут тебя ждет смерть. Я лично тебя не трону, ибо теперь ты мой должник, но и мешать своим подданным, которые вечно голодны, не стану. Поспеши, до выхода далеко, а я скоро уйду в склеп, и тогда тебе не поздоровится.

Покидая аллею, я бросил взгляд назад, и по моей спине пробежал холодок. Крови из ран на дорожку натекло немало, и сейчас ее, уже подсохшую, жадно слизывали с камней два — три десятка серых теней. Мало того, время от времени они кидали скверные взгляды в мою сторону.

Когда пробирает нужда, каждый из нас способен на многое. Я вот, например, даже без помощи Орепьева-третьего, который то ли оказался одним из тех, кого разнесло в пыль заклинанием колдуна, то ли просто под шумок смылся куда подальше, добрался до выхода с кладбища, не заплутав в его аллеях и переходах. Память хвалить смысла нет, очень уж велики владения местного Хозяина. Чтобы тут все переплетения тропинок запомнить, надо кучу времени потратить. Никакие таблички-указатели не помогут. Нет, сработал инстинкт самосохранения. И пусть ноги передвигались с трудом, саднили разодранные плечо и живот, в висках стучало так, что голова дергалась как у припадочного, а рюкзак волочился по земле, но минут через десять мне таки удалось выбраться через прутья ограды, согнутые в дугу неподалеку от главного входа.

— О-ох, — промычал я, оседая на асфальт сразу же после этого и прислоняясь спиной к прохладному камню, в который и были вделаны те самые прутья. — Кошмар какой-то!

Хорошо, что вокруг никого нет. Думаю, увидь меня случайный прохожий, нервный срыв ему бы был гарантирован. Сами посудите — с кладбища выбирается основательно испачканный грязью молодой человек в залитой кровью футболке. И какие тут могут быть варианты? Только два. Перед ним либо непосредственно зомби, либо его самая первая жертва, так сказать «пациент ноль». И втом и в другом случае это повод заорать в полный голос.

Но, на мое счастье, зрителей не оказалось.

Зато зазвонил телефон. Если это Мезенцева, то она выбрала самое то время. Мне как раз на кого-нибудь поорать охота.

— Да, — пробурчал я в трубку, даже не глянув на экран. — Чего надо?

— Похвалить тебя, — дружелюбно ответил мне мужской голос. — Ты оправдал мои надежды.

Как я удержался от того, чтобы не сорваться на крик и матерную ругань, не понимаю. Это был он, лже-Эдуард! Я сразу узнал его голос, моментально.

А номер не определился. Жаль.

— Как родился, так сразу перед собой цель поставил — радость тебе доставить, — собрав в кулак все силы, что у меня остались, невероятно сердечно ответил я. — И вот она — сбыча мечт.

— И даже настрой, смотрю, такой прямо боевой, — похвалил меня колдун. — А по тебе не скажешь. Видок-то у тебя так себе. Вон весь в крови да в грязи. Не понравилось, как видно, обитателям кладбища мое световое шоу, да? Я так и думал. И Хозяин местный, поди, сдох? Для него дневной свет, тот, что был собран сразу после затмения, все одно, что для человека укус кораллового аспида. Ох, наверное, зла после этого на тебя была его прислуга! Это же они тебя потрепали? Но повторюсь: ты молодец, выбрался.

Он меня видит. Но откуда? Вернее всего, он где-то в автомобиле сидит, только где именно? Тут припаркованных машин десятки, центр же. И он может оказаться в любой из них. А я сижу под фонарем. Так сказать, весь вечер на арене клоун Пепка.

— Я так для себя решил, — тем временем продолжал вещать колдун. — Если ты и вправду такой дурачок, каким мне показался, то тебя совсем не жалко на корм душам пустить. Ну а если все же ошибка вышла, то славно, дальше веселее будет. Потому и Хозяина я сразу решил убрать, он тебе не по зубам, особенно если разгневается. Что, если бы он порвал бы тебя на лоскуты между делом? У этой публики скверный характер. Сначала они дают тебе то, что ты просишь, а после начинают подбираться к твоей душе. А мне это не нужно. С кем я тогда забавляться стану? Ну а души — это так, мусор. Сколько-то толковый ведьмак сквозь них пройдет, а если те его съедят, то и жалеть не о чем. Скажем так: это было твое тестовое задание, и ты его выполнил.

Не стану я его печалить, не скажу, что умрун уцелел. Может, этот разумник на кладбище сунется, думая, что оно теперь беспризорное, и с Костяным царем нос к носу столкнется. Тот сразу поймет, кто к нему пожаловал, и уж точно не спустит ему с рук свою обиду.

Я прижал трубку к уху здоровым плечом, стараясь не пропустить ни слова, а сам начал шарить в рюкзаке. Наученный горьким опытом, я захватил с собой малый лекарственный набор. Проще говоря, это были зелья, которые могли купировать боль и вылечить несильные ожоги, отравления или не очень опасные и неглубокие раны.

Хлопнула пробка, я выплеснул в рот янтарную, пахучую и приятную на вкус жидкость. Порезы на плече и животе в тот же миг изнутри словно степлерными скобами сщелкнули, отчего я, естественно, зашипел от боли.

— Какой примитив, — ехидно отметил колдун. — Настойки, микстуры, зелья. И это — в наше время! Ну ладно эти ортодоксы, твои новые приятели-ведьмаки, но ты-то? Ведь плоть от плоти нового века — и туда же.

— Чем богаты, тем и рады, — прохрипел я, держась за живот, в который, казалось, воткнули раскаленную иглу. — Искусству волшбы не обучены, извините уж нас, дураков.

— Потому и не обучены, что дураки, — парировал колдун. — Да и нельзя таких, как ты, к нему подпускать. Вы все уничтожите. Все, что собиралось веками.

— Это да, — согласился я, открывая второе зелье, то, которое я называл «антидот». Не нравится мне это жжение в животе, кто знает, какая зараза на когте у умруна была? А если трупный яд? Плечо он мне поверху взрезал, а вот брюхо изрядно расковырял. — Даже не сомневайся. Убью я тебя обязательно. Сожгу по всем правилам и пепел по ветру развею. Чтобы и следа от тебя на земле не осталось.

— Дай бог нашему теляти да волка поймати, — рассмеялся Кощеев потомок. — С радостью посмотрю, как у тебя это получится. Но пока я решаю, что произойдет дальше, а не ты. Но надежду терять все же не стоит. А вдруг? Да и мне интереснее будет.

— Пять секунд, — попросил я его и одним глотком осушил пузырек, после чего выкатил глаза и задышал ртом. Это зелье приятным вкусом не отличалось, наоборот, отменная была гадость. — Уфф! Что ты там про надежду говорил?

— Советовал тебе не опускать руки. Иногда и оленю удается поддеть на рога охотника. Или на какое-то время даже скрыться в лесу, как один наш с тобой общий знакомый. Но рано или поздно все равно победит тот, у кого в руках ружье.

— А, так у нас тут охота затевается. — Я оперся рукой о стену и с трудом поднялся. — Вон оно чего!

— Мой отец был большим любителем данной забавы, — поделился со мной колдун. — Увы, его сожгли в доме, когда мне было всего тринадцать лет, но кое-что из его рассказов я запомнил. У меня вообще отличная память, ведьмак.

— А чего же тебя к нему за компанию не определили? — расстроенно поинтересовался я. — Вот все же халатно у нас на Руси относятся к работе. Вечно куда-то спешат, ничего до конца довести не могут.

— Ну вот не досмотрели, — рассмеялся колдун. — На твою голову. Так вот, относительно охоты. Сначала зверя надо поднять, и это я уже сделал, вон ты какой сейчас красивый! Вроде бы бодришься, а на деле первую кровь тебе уже пустили. Но это только начало. Теперь в дело вступят загонщики и заставят тебя как следует побегать, так, чтобы все силы из тебя вышли, все желание сопротивляться грядущему.

— А что там грядет? — уточнил я. — Ну надо же знать?

— Встреча с тем, кто поставит точку в твоем существовании, — охотно объяснил колдун. — Загонщики ведь и нужны для того, чтобы выгнать дичь на охотника и поставить ее под выстрел. Но ты не надейся, легко не отделаешься. Один выстрел — это скучно. Я хочу, чтобы ты осознал, что смерть — это заветная возможность избавиться от невозможно ужасной жизни, это привилегия, которую можно расценивать как награду. Но это мы вперед ушли, сейчас об этом говорить рано. А пока беги, ведьмак. Беги! Загонщики уже рядом!

— Как же много пафоса, — сказал я, но слова ушли в никуда. Колдун повесил трубку.

Вот скотина. И все-таки как же это он Ряжскую-то провел?

Или не провел, и она — часть его плана? Добровольная помощница? Если так, то даже и не знаю, хорошо это или плохо. Одно предельно ясно — если это так, то она не жилец в любом случае, этот хмырь ее под конец наверняка прикончит. Да и черт бы с ней, но до того, как она умрет, можно попробовать из нее что-то вытрясти. Но, разумеется, займусь этим не я, пусть Нифонтов тоже маленько поработает.

А лично я валю из Москвы. Сегодня же. Не знаю, кого этот змей пустил по моему следу, и знать не хочу. Сейчас так точно. Раны затягиваются, но лучше мне от этого не становится. Да и переварить произошедшее нужно.

Но для начала мне надо покинуть это место. Может, эти загонщики прямо сейчас сюда нагрянут? Вряд ли, конечно, но тем не менее. Да и эта паскуда на меня глазеет, что отдельно бесит. Плюс видок у меня тот еще. Полиция наверняка в эти края время от времени заглядывает, потому как кладбище статусное, и им показываться на глаза не стоит. Наверняка в отдел заметут.

Я сплюнул на асфальт, закинул рюкзак на плечо и поковылял в сторону моста над Яузой, находящегося неподалеку. Самое то место, чтобы перевести дух. Если что — бултых за парапет, и ищи меня свищи. Утонуть мне русалки не дадут, что же до преследователей — будут девушкам новые кавалеры на дне. Да и Нифонтову проще меня там подобрать.

Как только я скрылся в тени аллеи, ведущей к реке, так сразу оперативнику и позвонил. Ну да, ночь, но дело-то нешутейное.

— Что, тоже не спится? — вместо приветствия спросил у него я.

— Так себе юмор, — вполне бодро ответил мне Николай. — Как вылазка? Задалась?

— Не то слово. — Очень кстати меня еще и кашель разобрал. — Настолько, что я буду рад рассказать о ней в лицах, причем чем быстрее, тем лучше.

— Даже так? — немного задумчиво произнес оперативник. — А до утра если — не-а? Просто я только-только расплевался с одним ну очень неприятным делом и хотел хоть несколько часов вздремнуть.

— Можно и до утра, — не без сарказма ответил я. — Но это здорово усложнит мне жизнь. Понимаю, что ты мне ничего не должен, но тем не… Блин!

Просто в этот момент мимо на не очень большой скорости проехала новенькая бээмвэшка класса «премиум». Поравнявшись со мной, она задорно просигналила, после прибавила газу, мигнула габаритными фонарями и скрылась в московской ночи.

— Это был он, — сообщил Нифонтову я. — Сначала пообщались, а теперь и увиделись.

Ну, слова мои были относительной правдой, только оперативнику этого хватило для того, чтобы его голос потерял некую ночную томность.

— Речь о колдуне? Ты его видел?

— Пару секунд назад, — подтвердил я. — Скотину такую. Резвится он!

— Место назови, — попросил Николай. — Куда ехать?

Как уже было сказано, Москва — город, который никогда не спит, но это утверждение верно только в отношении части его жителей, к дорожным пробкам это почти не относится, потому уже минут через двадцать рядом со мной, сидящим на парапете набережной, остановился до боли знакомый внедорожник. Как видно, не так далеко от этого места Нифонтов занимался своими неприятными делами.

— Да ладно, — это было первое, что я сказал, забравшись в салон машины. — Ты решил меня добить? А как же гуманизм и человечность?

Просто в автомобиле он был не один. Рядом с ним на переднем сиденье обнаружилась Мезенцева, которая немедленно уставилась на меня нехорошим взглядом.

— А куда я ее дену? — резонно поинтересовался Николай. — Выкину посреди дороги? И потом, ребята, ваши отношения — ваше дело. Давайте не смешивать соленое и круглое, а тем более не прицеплять к этому всему меня, хорошо? А ты, Сашка, красив, красив. Я тебя когда сейчас увидел, думал, придется в больничку ехать. Это кто тебя так? Наш общий Друг?

Мезенцева протянула руку и потрогала мое плечо, которое виднелось под разодранной в хлам и заляпанной кровью футболкой.

— Рубцы поджившие, — сообщила она Нифонтову. — Небось отравы своей уже наглотался. И следы как от когтей.

— От них и есть, — подтвердил я. — Но, если бы не чертов колдун, ничего бы и не случилось. Слушай, давай уже ехать, а? Все по дороге расскажу. И это… Назад поглядывай, не упал ли кто нам на хвост. Похоже, я теперь дичь, на которую объявили охоту. Слышь, Евгения, твоя мечта сбылась. Моя голова стала призом, и ее мечтают прибить к стенке. Рада?

— Дурак, — надула губы Мезенцева, отвернулась от меня и уставилась перед собой.

— Дурак, — согласился я. — По-другому меня не назовешь.

— Куда едем-то? — словно и не заметив нашей короткой перепалки, осведомился Нифонтов. — К тебе?

— А не знаю, — усмехнулся я. — Теперь мой дом не сильно-то крепость. Как бы не ждали меня там неизвестные пока друзья, те самые загонщики.

— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, — сказал Нифонтов, нажал на газ, и машина легко тронулась вперед. — Ну, рассказывай.

Глава 14

Не скажу, что я получил большое удовольствие, повествуя о своих похождениях. Гордиться там особо нечем, да и потряхивать меня начало потихоньку. Отходняк нагрянул. Но при этом я ничего не забыл, более того, добавил немного личных логических выкладок. Сейчас не время выяснять, кто мы с Николаем друг другу есть, после в шпионов играть станем, если доживем. А сейчас дело надо делать, то, что одно на двоих. Опять у нас с ним симбиоз образовался, поневоле в судьбу верить начнешь.

— Кисло, — сообщил мне Николай. — Этот красавец пока бежит впереди нас, насмешливо помахивая палочкой лидера, что обидно, но не смертельно. Ничего, нагоним.

— Насчет «не смертельно» сомнительное утверждение. — Я просунул указательный палец в разрезы футболки. — Меня вот чуть на ленточки для бескозырок не располосовали, между прочим. И по моему кровавому следу сейчас мчатся охотники, трубя в рога. А то и еще чего похуже… Какие-нибудь гончие Смерти. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

— Я тебе сразу сказала — он своими препаратами закинулся, — въедливо заметила Мезенцева. — А они у него наверняка галлюциногенные!

— Цыц оба, — скомандовал Николай, набирая чей-то номер. — Не до вас сейчас.

Прямо отец-командир. И не пошлешь его сейчас куда подальше, придется замолчать.

— Стас, это Нифонтов, — отрывисто бросил в трубку оперативник. — Ты когда вернулся? Вечером? Ага. А сейчас ты где? Если спрашиваю, значит, надо! У девки, что ли? В участке? Вот там и оставайся. Да елки-палки, там у вас что, диванов нет? Тоже не аргумент, хорошая грязь на пятые сутки сама отваливается. Стас, ты жить хочешь? Нет, не хорошо, а вообще. В целом. Даже не так — в принципе? Ну вот. Сиди в отделе, жди меня.

— Это тот Стас, что нам тогда на кладбище помогал? — уточнил я.

— Он самый, — подтвердил оперативник. — Толковый парень, мы с ним пяток взаимовыгодных операций уже провели. Ему «палку» в отчет, мне лишние запросы не писать. Сотрудничество, однако. И мне совершенно не хочется того, чтобы отдел в моем лице потерял столь ценного конфидента.

— Кого? — уточнила Мезенцева.

— Соратника, — пояснил Нифонтов, увеличивая скорость. — Книжки читай, Евгения. Это интересно и полезно, много новых слов узнать можно.

— Ты думаешь, этот гад до Стаса добраться может? — обеспокоился я.

— Это не я думаю, это ты мне сообщил, — невозмутимо отозвался оперативник. — Колдун же упомянул одного вашего общего знакомого, который на время скрылся из его поля зрения. Это Стас, без вариантов. Все остальные участники той осенней операции уже мертвы, а Стас — нет. Я же тебе рассказывал, что он за каким-то злодеем в Красноярск летал и только вчера вечером вернулся в Москву, так что о нем речь шла. Хорошо хоть успел его перехватить, он как раз домой собирался.

— Думаешь, этот черт его там ждет? — оживился я. — Так, может, мы его там и хап!

— Это вряд ли, — покачал головой оперативник. — Ловушку он наверняка поставил, это точно. Причем какую-нибудь немудрящую, но при этом очень эффективную, в предыдущих случаях это сработало безотказно. Но сам колдун светиться не станет, не того пошиба жертва, чтобы все лично контролировать. Стас всего лишь человек, чего на него время тратить? Ты — другое дело, ты главное блюдо. А остальные — гарнир, не более.

— Главное блюдо, — вздохнул я. — Мясо с кровью. Коль, а как думаешь, Ряжская меня продала? Она же знала, что Эдуарда не существует.

— Не факт, — помолчав, ответил тот. — Он запросто ей мог глаза отвести. Ряжская твоя вообще, скорее всего, никакого Эдуарда и не видела, перед ней сидел ее старый знакомец, как там его?

— Виктор.

— Вот-вот. А вообще, реализована задумка отменно. Уморить Савву, а после накачать его солнечным светом, да так, что никто ничего не заметил, — это сильно. Не в смысле родных и близких покойного, а позже, уже на кладбище. Савва ведь наверняка перед умруном в первую же ночь предстал, и тот ни сном ни духом.

— А Виктора наверняка уже в живых нет, — добавила Женька. — Да и Михаил, полагаю, не жилец. Кощеевичи свидетелей не оставляют, в их досье так и написано. Фамильная традиция. Не потому, что чего-то боятся, а просто так, по привычке. Если с ними соприкоснулся хоть краями, все, заказывай заупокойную.

— Тебе страшно? — хмыкнул Колька и весело глянул на Мезенцеву. — И мне — тоже. Очень-очень.

— А мне страшно, — признался я. — Не сильно, но есть такое. Слышали бы вы его голос, эти интонации… Знаете, он прямо как со страниц Лавкрафта сошел, эдакая тварь из-за хребтов безумия. Потому его обязательно убить надо.

— Мне сейчас по всем канонам следовало сказать: «Обязательно убьем», — невесело отозвался оперативник. — Но я воздержусь от подобных фраз. Но при этом отмечу, что все возможное мы для этого сделаем, просто потому, что выбора нет. Или мы его, или он тебя. А я к тебе привык, Смолин, ты не самый паршивый обитатель мира Ночи. А уж как вон та рыжая…

— Нифонтов, еще хоть слово… — процедила Женька и демонстративно полезла под куртку, где у нее на боку висела открытая кобура.

— Приехали, — иезуитским тоном почти пропел Николай, останавливая машину недалеко от шлагбаума, за которым виднелось типовое здание самого обычного РУВД. — Выходим, выходим. Интересно, у них там автомат с кофе есть?

Насчет кофе — не знаю, а вот недовольный Стас обнаружился прямо у входа в здание, на лавочке. Он зевал, как котенок, и смотрел на нас без особой приязни.

— Если все это была только шутка, я вас всех сейчас «закрою» на пятнадцать суток, — без приветствий и без тени юмора сообщил он нам. — Не посмотрю, что коллеги. А с тобой, приятель, вообще проблем никаких не будет, особенно учитывая внешний вид.

«С тобой» — это со мной, в смысле.

— Валяй, — согласился Николай. — Хоть отосплюсь в заточении, а то третий день как савраска бегаю. То одно, то другое, то вон, фэбсов поморили. Ну, тех самых, которые по осени уцелели после пожара. Теперь, выходит, все участники той операции на том свете. А, нет, один остался. Ты.

— Уже интересно, — моментально подобрался полицейский. — А кто же ими так распорядился?

— Да все тот же персонаж, — охотно ответил ему Николай. — Тот, который тебя в том году еще и на кладбище приласкал. Вон на щеке след до сих пор виден.

— И печень после недели три ныла, — подтвердил Стас. — Вернулся, стало быть, голубь? Вот и хорошо. Я в должниках ходить не люблю, это не совпадает с моими принципами. А это значит он нашего приятеля так отделал?

— Да нет, это он в другом месте изволохался, — отмахнулся оперативник. — Через забор перелезал, а там «колючка», вот и ободрался весь.

— Думаешь, он меня у дома ждет? — деловито уточнил Стас. — Так, может…

— Не может. — Из голоса Николая тоже пропала томность. — Кроме смерти, нелепой, но мучительной, ты там сейчас ничего не найдешь. Потом кое-кто из наших туда съездит, все осмотрит, а до той поры вам обоим хорошо бы из города свалить. Нечего вам в Москве делать сейчас.

— Только «за», — подключился к разговору я. — Тем более что это совпадаете моими планами. Одно плохо — мне небось тоже домой соваться нельзя.

— А что тебе там нужно? — спросил Нифонтов. — Нож при тебе, зелья кое-какие — тоже. Если денег надо — одолжу.

— Как минимум — переодеться. — Я оттянул драную футболку. — Не в таком же виде ходить?

— Майку я тебе дам, — успокоил меня Стас. — У меня в сумке в багажнике есть еще пара чистых, я с собой их в Красноярск брал. Другое дело, куда нам с тобой заныкаться, да еще за городом? В Москве — не проблема, у меня есть пара мест, где нас даже УСБ не сыщет, но за МКАД… Разве что тряхнуть какого барыгу из местных на предмет ключей от дачи? И еще — как надолго эта канитель? У меня так-то служба. Нет, пара дней после командировки положена, благо отчет я уже написал, да еще пара в запасе имеется за особые заслуги, но больше никто не даст. Лето, время отпусков, народу не хватает.

Судя по всему, он уже принял правила игры и теперь просто расставлял все по своим местам. Вот это адаптивность у человека, только позавидовать можно. Мне бы так!

— Сейчас что-нибудь подыщем. — Николай потряс рукой, в которой был зажат телефон. — Не переживай.

— Ничего искать не надо, — заявил я. — Ко мне на дачу поедем. Точнее, к моим родителям.

— Какой хитроумный и непредсказуемый ход, — хмыкнул Стас. — Саш, а тебя в подобном раскладе ничего не смущает? Например, то, что в подобных местах нас будут искать в первую очередь?

— И пусть ищут. Главное ведь не это, главное — найдут или нет. А там — не найдут. От отчего дома до леса два шага в припрыжку, а там лесной хозяин, который обещал меня в случае чего спрятать. И тебя, раз уж ты теперь моя компания, укроет. Так что нас там Таманская дивизия при прочесывании лесного массива не найдет.

— Кто его обещал спрятать? — уточнил Стас у Нифонтова. — Лесник? Нет, они ребята хваткие, помню…

— Юлит, как всегда, — так, будто меня рядом и нет, сообщил оперативник напарнице. — Какой-то свой интерес у него есть. Но идея хорошая, мне нравится. Я этот поселок помню, там народу много живет, в том числе и детей, что очень хорошо. И лес в самом деле рядом.

— При чем тут дети? — изумился Стас. — Когда таких, как он, подобные мелочи останавливали? Или этот злодей — гуманист? Убивает только взрослых и половозрелых граждан?

— Не поверишь, но это так, — кивнул Нифонтов. — По-другому нельзя. И тем, кто ему служит, — тоже.

— Сейчас расплачусь, — фыркнул полицейский. — Ладно, тогда я метнусь к шефу, предупрежу его, чтобы меня особо не искали.

— Все равно не понимаю, — сказал я, глядя на спину удаляющегося от нас Стаса. — Почему он вот так сразу нам поверил? Раньше, помню, он скептически ко всему относился.

— Во-первых, у него все в порядке с инстинктами, — пояснил Николай. — Более того, они у него отменные. А самое главное — он им доверяет и правильно делает. Во-вторых, мы успели поработать вместе, как я уже говорил, и он уже видел кое-что такое… Ну, ты понял, я так полагаю? И, наконец, он точно знает, что, крутясь близ нас, можно заработать очередные очки в глазах руководства. Дело по прошлогодним проделкам колдуна никто не заводил, но фэбсы на него до сих пор здорово злы, и тот, кто притащит его живым или мертвым, может рассчитывать на слово «молодец», похлопывание по плечу и звонок от руководства чекистов к его собственному руководству. Дружбы между этими ведомствами сроду не имелось, но подобные вещи всегда высоко оцениваются, поднимают ставки в глазах начальства. Орел-молодец ведь не там служит, а здесь. Вот и выходит, что МВД опять всем нос утерло. Так что у Стаса прямой резон держаться поближе к нам.

— А я против, — хмуро заявила Женька. — Прав Стас, глупо ехать в то место, которое официально засвечено.

— Мезенцева, ты иногда меня поражаешь, — вздохнул Николай. — Если колдуну надо будет, он наших приятелей сыщет, уж поверь. Есть способы и методы, пусть и затратные, но для него принцип важнее. Только дома и стены помогают, да еще местный леший у Сашки в должниках, а это такой козырь, что его перебить трудно. Плюс рядом будет Стас, который сначала стреляет, а потом спрашивает, кто в дверь постучал. Тут удачно вышло, конечно, прямо как по заказу. Так что от колдуна нашего друга лес укроет, а от загонщиков этих, которые меня, признаться, здорово смущают, доблестная полиция защитит.

Ну, чего замолчал? Продолжай. Говори о том, что, пока невесть кто будет охотиться на нас, вы будете следить за ними. Впрочем, чего я злюсь и сам себе противоречу? Только-только ведь размышлял о симбиозе.

В этот момент у меня в кармане задергался телефон, умудрившийся пережить все треволнения минувшей ночи. Минувшей — потому что она уже, по сути, закончилась, небо подернулось розоватой дымкой, и наступил тот краткий светло-серый миг, когда точно и не скажешь, какое время суток на дворе. Еще не утро, уже не ночь…

— Родька? — удивленно ответил я на вызов. — Ты чего?

Мой слуга, разумеется, выучился обращаться с телефоном, но до этого момента никогда мне не звонил. Он хоть и корчил из себя продвинутого горожанина, в душе все же оставался сторонником обычного общения. Того, когда собеседник рядом находится.

— Хозя-а-аин! — жалобно проныл мой помощник. — Ты где? Ты когда вернешься?

— Не пугай меня, Родион, — потребовал я. — Что случилось?

В трубке что-то стукнуло, более всего это по звуку напоминало подзатыльник.

— Ай! — взвизгнул Родька. — Больно же. Вавила Силыч! Да говорю, говорю. Тут какие-то двое в дом наш залезть хотели, у двери копошились, железки в замок пихали! Сами чернявые, в куртках коротких и матерятся через слово, причем умело так. Варнаки, короче.

— Новое дело, — озадачился я и тут же поймал внимательный взгляд Нифонтова. — Коль, у меня квартиру вскрыть пытались.

— И вскрыли? — уточнил оперативник.

— Так понял, что нет, — ответил я и адресовал тот же вопрос слуге: — Копались — и чего?

— Ну… — замычал было слуга, но Вавила Силыч, похоже стоявший рядом, снова взбодрил его. — Короче, у подъездных такая штука есть, шнурок електрический. Он одним концом, значит, в розетку втыкается, а с другого проволочки голенькие торчат. Против, значит, как раз таких лиходеев. Еще с того века он у них лежит, с лихолетья, как Кузьмич сказал. Вот мы втроем этот шнурок в ход и пустили. Там один как раз замок ковырял железочкой длинной, к ней, стало быть, електричество подвели. Его затрясло всего так, что ужас просто. В дугу выгнуло!

— Молодцы, — похвалил я его. — Правильно действовали, с умом. Чего же тут виноватиться?

— Так это… — засопел Родька. — Хитник как отдергался, так на ногах и не удержался, да с лестницы кубарем полетел. Убился он, похоже. Насмерть. Его товарищ на себе из подъезда вытаскивал, на плечах. В машину уложил, после уехал.

— И черт с ним, — оборвал его я. — Труп на лестнице не валяется — уже хорошо. А этим вперед наука. Так что хвалю за сообразительность и решительность.

— Я такой, — немедленно приободрился Родька. — Я могу. Знаешь, хозяин, мы как только этих лиходеев увидели, я сразу Вавиле сказал: надо их от дома нашего отвадить. Ружжа нет, но мы их по-другому! Да и не простой это проводок, там не только сила електрическая имеется, но и кое-что еще!

— Понеслась телега по кочкам. — Я глянул на оперативника и отрицательно покачал головой, давая понять, что все в порядке. — Значит так, Родион. Меня несколько дней не будет, сохранность дома на тебе. По чужим квартирам не шастать, телевизор целыми днями не смотреть. Ясно?

— А если еда кончится? — опасливо поинтересовался он. — И тогда никуда не вылезать?

— Голубя поймай и сожри! — рявкнул я. — А лучше — нескольких, тебе все жильцы только спасибо скажут. Эти твари каждое утро по отливу топочут, да еще и урчат. Соли у нас запас большой, где сковородка лежит, ты знаешь.

— Суров, — сообщил Женьке Нифонтов, даже изобразил аплодисменты.

— Вавиле Силычу поклон, — продолжил я. — И смотри у меня!

— Смотрю, — пискнул слуга и, похоже, нажал кнопку «отбой».

— Может, заехать к нему, продуктов завезти? — вдруг спросила Мезенцева. — Ну не голубей же ему, в самом деле, есть?

— А? — опешил я. Каких эмоций за последние часы я только ни испытал, но удивление — впервые. — Ты сейчас серьезно?

— Твой домашний любимец — поганка еще та, это есть, — отведя глаза в сторону, пробубнила Женька. — Но он же живой. Ему теперь что, с голоду пухнуть? Он ведь на самом деле из дома ни на минуту не уйдет, подчинение хозяину есть его суть.

— Жень, у этого куркуля по уголкам и закуткам столько харчей припасено, что в нашей квартире можно ядерную зиму пересидеть, — рассмеялся я. — Одних круп на тонну, если не меньше. Чудо, что мыши до сих пор не завелись. Видела бы ты, какой склад он на антресолях устроил! У меня там кроме новогодней пластмассовой елки сроду ничего не лежало, а теперь и сахарок, и пшено, и гречка, и… Я сам не знаю, что еще, но оно там есть!

Слава богу, разговорил вроде. Хоть, конечно, между нами все и кончено, но это не повод друг на друга крыситься. Были любовниками, станем приятелями, одно другого не отрицает.

— Кто это был? — влез в разговор Нифонтов. — Он их разглядел?

Я пересказал все, что услышал.

— Молодец твой Родион, — похвалил в итоге Николай слугу. — И информация хорошая, полезная. Кусочек для пазла. Вот как его весь сложим, так до цели и доберемся. Кто доживет, понятное дело.

— Звучит оптимистично, — вздохнул я. — Бодро. Умеешь ты мотивировать. Если из органов погонят, можешь даже онлайн-курсы вести по данной теме.

Мезенцева хихикнула, но тут же снова придала лицу хмурое выражение.

— Держи, — подошел к нам Стас и протянул мне светло-серую футболку. — Должна быть впору. Ты, кстати, жирок-то за полгода хорошо растряс, молодец. Переодевайся да погнали, чего ждать? Скоро планктон на работу поедет, нет у меня желания в пробках стоять. Мне бы уж хоть куда-то приехать да кости бросить. Там толком не спал из-за разницы во времени, и тут тоже все не слава богу.

— Ты на колесах? — уточнил у него Нифонтов и довольно кивнул, увидев, как Стас показал на потрепанный серебристый «Фораннер». — Самое то.

Пока я переодевался под внимательным взглядом Мезенцевой, которая скривилась при виде порезов на моем плече, оперативник поведал моему нежданному спутнику о ночном происшествии.

— Может, залетные, — вынес свой вердикт Стас. — Я так понимаю, Сашка уже известен в определенных кругах, а значит, многие в курсе, что у него денежки появились. Хотели просто хату выставить, вот и все. Дождались, пока свалит, и полезли. Откуда им знать, что у него не квартира, а теремок, в котором сказочные персонажи живут? Кстати, потом познакомишь меня с этой парочкой, я им расскажу, что людей бить током в двести двадцать вольт — это перебор. Сто десять — еще туда-сюда, а такое напряжение — чересчур. Шокер им купи, что ли? Эффект тот же, а жмура, если что, утилизировать не придется. Все, идем грузиться, пока я не уснул.

— Телефон, наверное, надо отключить? — спросил я напоследок у Нифонтова. — Да?

— А смысл? — вздернул брови вверх он. — Если захотят найти — найдут. Но там им вас взять будет сложнее, никто войну в поселке затевать не станет, я уже про это говорил. И потом — сейчас не девяностые, не забывай. Значит, загонщики, кем бы они ни являлись, будут ждать момента, когда вы дадите им шанс сделать свое дело тихо. Ваша задача — им такой возможности не предоставить.

— Стратег, — ухмыльнулся Стас. — Хорош нам по ушам ездить, мы не первоклассники. Главное, сам не оплошай и не подставься. Уверен, на тебя у этого упыря тоже что-то да припасено.

— К бабке не ходи, — в тон ему ответил оперативник. — Все, валите.

И только когда мы уже выехали на Ленинский проспект, я сообразил — а Ряжская-то? Про нее мы с Николаем так и не пообщались. А ведь она наверняка что-то знает или видела.

— Слушай, а старики твои не удивятся, меня увидев? — поинтересовался в этот момент у меня Стас. — Они вообще у тебя как на такие нежданные визиты смотрят?

— Нормально смотрят, — ответил я. — Да их там нет, они в городе сейчас и раньше выходных не заявятся. А если я им скажу, что сам на даче и клубнику полью, то вовсе не поедут. У бати аллергия на цветение трав, он в июне терпеть не может туда кататься. А если приезжает, то сразу начинает лечиться народными средствами, что маме очень не нравится. Ей тогда в воскресенье самой приходится за руль садиться, потому как батя после лекарства только к понедельнику отходит. Ну и выхлоп на всю машину о-го-го какой!

— Хорошая хворь, — одобрил Стас. — Удобная!

Хоть Николай меня еще раз и заверил в том, что ничего родителям не угрожает, мне все равно за них было боязно. Но в городе им точно будет безопасней, чем рядом со мной, потому, наверное, я так и поступлю.

Что хорошо в родительской даче, так это ее расположение. Солнышко только-только закрепилось на небе, поливая яркими летними лучами божий мир, а мы уже вовсю колесили по узеньким поселковым улочкам, причем перед этим даже успев заскочить в круглосуточный придорожный маркет, где накупили с запасом еды и пива. Ну и водочки взяли пару пузырей. Лучше пусть будет. Например, как антисептик. Да и шпикачек мы взяли три упаковки. Не с пивом же их употреблять?

— Как сказал бы мой родитель — социалистический реализм, — сообщил мне Стас, обозрев родительские загородные хоромы. — Как по мне — лучший дачный вариант, сам в таком рос в школьные годы чудесные. В доме всегда прохладно и пахнет правильно — деревом, яблоками и мышами. Ароматы детства. Давай, растопыривай ворота, машину внутрь загоним, нечего ей на улице стоять. Если тут местная шантрапа такая же, какими мы с тобой были, то от нее чего угодно ждать можно.

Сыскарь даже завтракать не стал, он почти сразу завалился на облюбованную им тахту, стоящую на первом этаже, засунул длинноствольный, явно не табельный пистолет под подушку и заснул. Спал он как младенец, без храпа и рыка, знай только посвистывал тоненько носом, словно в соломинку дул. И лицо, обычно жесткое, не сказать жестокое, стало почти мальчишеским. Мы же с ним ведь ровесники, если не ошибаюсь?

Да и я решил составить ему компанию. Поспать надо обязательно, после такой ночи нервам разрядка нужна, они не канаты, могут не выдержать. Вот только сначала Ряжской позвоню. Не угомонюсь я, пока с ней не пообщаюсь.

— Миша умер, — сняв трубку после первого же гудка, без приветствия сообщила мне Ольга Михайловна. — Представляешь, Саша? Сегодня ночью.

— О как, — отозвался я, данной новости совершенно не удивившись. Этого следовало ожидать. — И от чего?

— Не знаю пока, — всхлипнула женщина. — Буквально десять минут назад звонила Роза, его жена, она и сообщила. Мы с ней хорошо знакомы, еще с девяностых. Не буду же я у нее детали выведывать? Не по-христиански это. И Виктора никто найти не может.

— Кого? — насторожился я.

— Витю, — повторила Ряжская. — Который вчера с нами в ресторане был. Ты забыл, что ли?

В общем, все вчера видели Виктора, кроме меня, как я и предполагал. Черт, хорошее заклинание есть у колдуна в арсенале, позавидовать можно. Вот бы такое выучить! Только это вряд ли. И делиться он со мной им не станет, да и не смогу я его воспроизвести. Я ведьмак, а не практикующий маг, тут особый дар нужен, которого у меня нет и не будет. По покону не положено.

— Стало быть, информация, что я добыл, теперь стала никому не нужной трухой. Обидно. Столько трудов псу под хвост.

— Боюсь, что да, — подтвердила Ольга Михайловна. — И это еще одна печаль для Розы. Если Виктор не появится, то она без копейки остаться может, штрафные санкции за невыполнение договора никто ведь не отменял. Хотя надо бы его посмотреть. Может, там какой форс-мажор предусмотрен, может, потянуть получится. Тогда и твоя информация понадобится. Да, половину гонорара я тебе, конечно же, отдам, а вот со второй придется подождать.

— Само собой. Ну не зверь же я дикий, все понимаю.

— Саша… — Голос женщины прозвучал необычно робко. — Только не обижайся, но я не могу не спросить. Ты точно тут ни при чем?

— Нет, — твердо заявил я. — Сами рассудите — какой мне смысл гробить собственного заказчика? Изюм в чем?

— Просто я не верю в совпадения, — пояснила Ряжская. — Особенно когда они каким-то образом связаны с тобой.

Я всегда говорил, что она умная женщина. С первого дня. Выводы-то почти верные, только в деталях маленько промахнулась.

— В этот раз вы ошиблись, — по возможности мягко заверил я ее. — Это просто случайность, которая не имеет никакого отношения к закономерностям.

— Знаешь, о чем я думала перед тем, как ты позвонил? — произнесла Ряжская. — О том, что, может, зря я тогда в банке не дала ход твоему заявлению об увольнении.

— В чем же дело? — удивился я. — Оно лежит у вас в клатче. Достали, завизировали, да и переслали в банк с курьером. Дмитрий Борисович — человек исполнительный, к тому же не приветствующий хаос и рефлексию во вверенном ему учреждении, потому с огромным удовольствием отправит данный документ по инстанциям. День-другой, и дело в шляпе, мы разойдемся с вами, как в море корабли.

— И эта мысль мне тоже не нравится, — вздохнула Ряжская. — Почему — не скажу, но не нравится, и все. Ладно, надо собираться. Жизнь, смерть, цунами, техногенные катастрофы — это все лирика, которая хороша в меру. А вот бизнес пренебрежительного отношения к себе не терпит, он и отомстить может.

— Звериный оскал капитализма, — вспомнился мне лозунг из каких-то древних журналов, которые я в детстве листал тут, на даче. Они и по сей день на чердаке валяются. — Удачи!

— Когда за деньгами заедешь? — как бы между прочим спросила Ряжская.

— При случае. Я заранее позвоню, вы не волнуйтесь.

— Была охота, — фыркнула она, и связь прервалась.

Веселые дела. Я хотел было сообщить о произошедшем Нифонтову, да тот оказался недоступен. Тогда я просто написал ему СМС, после, по уже устоявшейся привычке, практически на автомате, воткнул ведьмачий нож в дверную притолоку, поднялся на второй этаж, где мигом и заснул, как только щека коснулась подушки.

Из забытья меня вырвал сигнал будильника, который я, поднимаясь наверх, поставил на четыре часа дня.

Война войной, но мандрагыр мне все равно нужен. И сегодня — тот самый день, когда его брать лучше всего. Я бы даже на сон плюнул и поперся в лес прямо с утра, но в заметках Филофея, одного из моих предшественников, жившего на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, было четко сказано: «Брать корень сей потребно ближе к закату, когда он того уже не ждет и в землю, подобно червю, не уйдет».

Филофей, судя по записям, был ведьмак обстоятельный и знающий, потому не верить ему у меня поводов не было.

Стас все еще дрых. Будить его не стал, зато быстренько написал короткую записку, в которой изложил, что от такой жизни мне пришла в голову мысль свалить в лес, но если он по пробуждении задумает разжечь мангал, что стоит во дворе, то, может, я и вернусь. После отрезал кусок краковской колбасы, который немедленно сунул в рот, прихватил кругляш «Столичного», деревянный нож, что всегда лежал у меня в рюкзаке, телефон, да и подался за порог.

Поселок жил своей привычной жизнью. Где-то гомонила детвора, где-то играла музыка, на перекрестке улиц, находящемся неподалеку, стояли и судачили тетя Саша, тетя Маша и тетя Фира, которых я знал с детства. Сколько их помню, они все наговориться не могут. Мне кажется, если бы их, не дай бог, посадили лет на десять в тюрьму, так они и после освобождения еще бы часа три после этого стояли у ворот и о чем-то беседовали.

В доме Светки были распахнуты окна на втором этаже. Не иначе как тещенька за цветочками своими любимыми приехала ухаживать да молодость поддерживать, используя глупость местных перезрелых девиц.

И ладно, каждый крутится, как умеет. Тем более что договор между ведьмами и ведьмаками никто не отменял. Пока она меня не трогает, пускай живет.

У входа в лес я еще раз глянул на поселок, вздохнул поглубже и шагнул под прохладную сень высоких берез.

Глава 15

— Думал уж, что забыл ты про мое обещание. — Лесной хозяин появился привычно незаметно, из тощеньких кустов, через которые секунду назад можно было стоящую за ними березу разглядеть. — Лето скоро к середке покатится, а тебя и не видать.

— Так забот много, батюшка, — поклонился я старичку и протянул ему хлеб. — То одно, то другое… Знай крутись. Но чтобы за мандрагыром не явиться — такое мне и в голову не приходило! Ты ко мне с добром, а я про него забуду? Так нельзя. Да и корень больно нужный, столько на нем зелий завязано.

— Твоя правда, парень, — важно кивнул лесовик, принимая подарок. — Мандрагыр — корень непростой, тайный, с характером, с душой. Нож-то взял? Тот, что для трав, для кореньев?

— А то, — покопавшись в рюкзаке, продемонстрировал я лешему свой деревянный нож. — Куда я без него?

Золотистый, широкий, дубовый, очень умело сделанный на заказ одним родновером, этот предмет всегда лежал в рюкзаке. Жизнь моя непредсказуема, никогда не знаешь, куда занести может, а травы — они везде растут. И почти все не любят железо. Какие-то, будучи срезаны обычным клинком, теряют часть присущих им свойств, какие-то и вовсе становятся просто сеном, а совсем уж капризные, такие, как, например, мандрагыр, могут от неумелого сборщика сбежать. Копай, не копай — ушел корень в мать сыру землю, его теперь не отыщешь, даже если на этом месте яму ростовую выроешь. Как мандрагыр умудряется подобное сотворить, каким образом — понятия не имею. Просто так есть — и все. Может, и правда он не совсем корень, а нечто большее, сокровенное.

— Неплохая работа, — оценил нож лесной хозяин, после протянул руку и провел указательным пальцем по лезвию. — Видно, что человек толковый делал. Со старыми мастерами не сравнить, но где их теперь сыщешь? Вот только материал можно было и получше сыскать. Что дуб — хорошо, самое то дерево для такой вещи. Но что же такой молодой? Ему и сотни лет нет. Не напиталась древесина временем, не обрела мудрости. Приехал бы ко мне, попросил, я бы тебе ветку-другую от своего дуба-хранителя подарил. Ему, почитай, тыща лет скоро будет. Вот нож так нож вышел бы!

— А вы и подарите, — предложил я. — Мастер тот никуда не делся, попрошу его, он еще один инструмент мне сделает!

— Можно, — согласился лесовик. — Но это потом, а пока пойдем. Солнце вон скоро к закату клониться начнет, мандрагыр уйдет в землю на ночь, ищи его потом!

И лесной хозяин шустро засеменил по тропинке, появившейся, как всегда, ниоткуда и моментально исчезавшей за нашими спинами так, будто ее и вовсе не было.

Поспешая за старичком, я решал для себя одну проблему, пусть и не очень серьезную, но щекотливую. Дело в том, что я понятия не имел, как этого лесовика зовут. Ну вот не представился он мне тогда, когда я, развлекаясь, монету серебряную в его лесу из земли выкопал. А я его и не спросил, как обычно, по спешке, которая, как известно, есть величайшее в мире зло.

А теперь как-то неудобно это делать, мы уже вроде как старые знакомцы. Еще осерчает, закружит по лесу, а мне только этого для полного счастья и не хватало.

— Что сопишь, парень? — поинтересовался лесовик, бодро топая по тропинке. — Чего не так в жизни повернулось?

— Все не так, батюшка, — отозвался я. — Тридцать три напасти, и все на мою голову. С Кощеевичем я не поладил, понимаешь. Поди знаешь, кто это такой? Сошлись мы с ним на одной дорожке так, что не разойдешься. А он товарищ матерый, умелый, мне до него как вон той березке до неба.

— Дурень ты, — хмыкнул старичок. — Да не потому, что с семенем колдовским сцепился, а потому, что себя ни в грош не ставишь. Про детей Кощеевых я, понятное дело, слыхал немало, и о том, что сила у них изрядная имеется, тоже. Они дел за века натворили богато, вон даже до меня рассказы дошли, а я из леса своего не вылезаю уже веков пять. Но если уж так повернулось, так что теперь, перед ним на колени встать и голову под меч склонить? У него своя сила, а у тебя — своя. Ты ведьмак, за тобой пращуры стоят, на тебя глядят. Они, чай, не гнулись под каждого ворога, а шли на битву, как на свадьбу. Смерть — она разная бывает, тебе ли не знать о том? Кому она — страх главный, а кому и награда за жизнь славную. Трус умрет погано, о нем никто не вспомнит, а тот, кто честно гибель встретил, в глаза ей глядя, — он, считай, бессмертен. Вот и выбирай для себя, парень, как оно будет. Мое слово крепкое, если надо, я тебя в лесу спрячу так, что ни Кощеевич тебя не сыщет, ни бабы ягие, что ему сестрицами приходятся, но разве то жизнь? Под кустом сидеть, от каждого шороха трястись? Ты все ж таки Ходящий близ Смерти, а не заяц.

Мне чего-то так стыдно стало от его слов, аж щеки запунцовели. Может, потому, что он прав оказался по всем позициям? И говорил он это так обыденно, на ходу, как нечто само собой разумеющееся.

Интересно, а бабы ягие — это кто? Нет, ясно, откуда ноги растут, но я полагал, что ведьмы и есть хрестоматийные бабки-ежки. Но, похоже, ошибался.

— Спрятать, может, и понадобится, — решил не скрывать я. — Меня и моего приятеля, он в поселке сейчас остался. Но не от колдуна — от слуг его. Они люди как люди, да только их много может оказаться, а сила солому ломит. Что до остального — прятаться не стану, но и напролом не полезу. Кощеевич ведь не только силен, но и умен, только на каждого мудреца довольно простоты.

— Вот теперь твои речи мне по нраву, — похвалил меня лесовик. — Другое дело. Что до обещания моего — сказал же: спрячу, если нужда приспеет, не сомневайся. А вот мы и пришли, здесь тогда девка удавилась. Вон на том дубе, что у оврага растет.

Верно, так оно и есть. Паршивое место, я это сразу ощутил, у меня даже волоски на руках дыбом встали, так старой и скверной смертью пахнуло. Лет прошло много, но ни дерево, ни земля под ним греха людского не забыли. Они не мы, у них память долгая.

— Долго висела, — забравшись на пенек, сообщил мне лесовик. — Подванивать уже начала, когда ее нашли. И вовремя, к ней уже косолапый один, что в бору жил, начал пробовать подобраться, любят они мяско с тухлецой.

— Фу, — скривился я, а после огляделся. — А мишка что, до сих пор тут живет? Не тот, понятно, но какой другой, его потомок?

— Откуда? — отмахнулся лесной хозяин. — И бора того нет, и ведмедя — тоже. От моих прежних владений шиш да маленько осталось, чего скрывать? Людей многовато стало, им земля нужна, вот и рубят деревья почем зря. Так что одни лисы да зайцы теперь в моей власти да лосей два десятка. Но грех жаловаться, нынешняя власть охотничков беззаконных поприжала, это есть. Не все же мне одному их под дерновое одеяльце припрятывать?

Интересно, сколько браконьеров тут по оврагам припрятано, из тех, что «ушел из дома, и не вернулся»? Хотя там им самое место. Совесть тоже иметь надо. Впрочем, имели они эту совесть во все щели, за что, собственно, и поплатились.

Я потоптался у дуба, поковырял кроссовкой землю, попытался изобразить из себя джедая, вслушиваясь в лесной шум и пытаясь уловить в нем эманации мандрагыра, но все тщетно.

— Дедушка, — в конце концов обратился я к лесовику, который, не скрывая усмешки, наблюдал за моими изысканиями. — Помоги, а? Я этот корешок ни разу не брал еще у земли.

— Оно и видно, — не стал чиниться старичок. — Как сорока по утру мечесся, мечесся, а толку нет. Мандрагыр хитер, ведьмак, его так просто не возьмешь.

— А как же тогда? — печально произнес я, разведя руки в стороны.

— Гляди. — Лесовик спрыгнул с пня. — Перво-наперво надо усвоить, что мандрагыр — он как человек, не любит делиться тем, что имеет, все под себя гребет. Смекаешь?

— Ага, — не сразу, но кивнул я. — Вроде как.

Еще раз внимательно оглядев землю под дубом, я заметил, что в одном месте трава растет не так густо, как везде. Некая маленькая проплешина там имеется. И как я ее раньше не заметил?

— О! — одобрительно поднял указательный палец лесовик. — Молодец. Тут он сидит, верно. Теперь что делать станешь?

— Уж и не знаю, — вкрадчиво ответил я. — По всему выходит, копать надо, вот только чую подвох какой-то.

— А его и нет! — довольно засмеялся лесовик, потирая ладошки. — Просто люблю я веселую шутку! Копать надо, верно. По кругу рой, аккуратно, противосолонь. Землицу рыхли да вынимай, только не разбрасывай, а в кучку собирай. Корешок в самой середке сидит, сразу к нему лезть не стоит, постепенно брать надо. Ежели ты его испугаешь, то добра не жди, он из лекарства ядом стать может. В нем же жизнь и смерть той недотепы смешались, соображаешь? А то и вовсе сбежит, с него станется.

— Что значит — жизнь и смерть смешались? — спросил я, начав ковырять ножом плотную лесную землю и надеясь на то, что деревянный клинок не сломается. Вот же я лапоть, не мог еще и лопатку маленькую захватить. — Это как?

— Мандрагыр — он разный, — охотно отозвался лесовик. — Бывает такой, что близ болота растет, есть те, что в осинниках старых нарождаются, ну и другие всякие случаются, даже луговые. Все они силу имеют, но у кого-то она больше, у кого-то меньше. Болотный, например, лучше всего для оберегов подходит, ему топи да духи трясинные песни поют. Но самый лучший мандрагыр — тот, что на месте смерти вырастает, причем не абы какой, а поганой, если убили кого лиходеи или вон человек сам себя жизни лишил. Тогда его непрожитые годы корню достаются, со всем плохим и хорошим. Уловил ли, о чем я речь веду?

— Более-менее, — пропыхтел я, выгребая землю. — Можно будет кое-какие рецепты в ход пустить. Из тех, что людям жизнь продлевают.

— Ничего не понял, пенек сосновый! — рассердился лесовик. — Я тебе, дуболому, объясняю, что нельзя сразу этот корень на зелья пускать, потому что неизвестно, как именно он подействует на того, кто его употребит.

— А как тогда? — остановился я. — Ему что, вылежаться надо?

— Слушай, какой-то ты не очень сведущий травник, — насупился лесной хозяин. — Вот думаю: может, не давать тебе мандрагыр? Чего добро переводить на такую нелепу? Ты, поди, и короб тоже не захватил?

Мне снова стало стыдно, на этот раз даже сильнее, чем в прошлый раз. И, главное, непонятно — что за короб-то?

— Хоть наговор знаешь, с каким мандрагыр брать надо? — подергал себя за бороду лесной хозяин. — Иль и ему учить придется?

— Знаю, — оживился я, радуясь возможности хоть как-то реабилитироваться в его глазах. — Гой ты, корень подземный, корень тайный, корень заветный. А иди в мои руки…

— Вижу, знаешь, — оборвал мой словесный поток лесовик, слезая с пня. — Давай, обкапывай, а я кое-куда отлучусь.

Орудуя ножом, я размышлял о том, какие же все-таки паразиты мои предшественники. Наговор они записали, а то, что корень этот с придурью и причудами, упомянуть забыли. Убивать за такое надо.

И меня за компанию. Они не написали, конечно, но с них спросу и нет никакого. Во-первых, они все давно мертвы, во-вторых, эти люди мне ничем не обязаны. А вот я мог как следует прошерстить Интернет, и не только в поисках хворей, от которых мандрагыр помогает, но и в той части, которая называется «легендарной». То есть предания, сказки, легенды и все такое прочее. Наверняка где-то да наткнулся бы на нужную информацию.

К тому времени, когда лесовик вернулся обратно, я расчистил землю вокруг места, где находился корень. Надо заметить, забавнейшая инсталляция получилась, где-то даже немного непристойная.

— Вот. — Лесовик протянул мне хрусткую пластиковую прозрачную коробку из числа тех, в которых продают самопальные печенья в супермаркетах. — Держи.

— Спасибо, — принял я дар, не до конца понимая, зачем мне этот мусор нужен. — А…

— Охти мне! — совсем закручинился старичок. — Что же ты за обалдуй такой! Ничегошеньки не знаешь и не понимаешь.

— Какой есть.

Внутри меня появился тугой комок недовольства. Ну да, не тот случай, когда стоит лезть на рожон, но сколько можно-то? Сам знаю, что дурак, только зачем про это упоминать постоянно?

— Злоба — плохой советчик, — погрозил мне пальцем лесной хозяин. — Лучше вспомни, о чем мы с тобой беседу вели. Корень тот — живой, в нем добро и зло в равных долях смешаны. Чуть не так пойдет, невесть что случиться может. Но жив он только до той поры, пока в земле сидит, в той, что его породила. А ежели оторвать его от нее?

— Он умрет? — предположил я.

— Верно, — подтвердил лесовик. — Но в гневе ли, в радости — то мы не ведаем, потому работу надо с умом сделать. Землю ему дать, но такую, из которой соки он тянуть не сможет. Вроде как и дом родной, но только пустой, без всего. Злиться не на что, но и делать нечего. Смекаешь?

— Он уснет, — понял я. — Просто уснет, без зла и обиды.

— Вот теперь — молодец, — обрадовался старичок. — Верно, уснет. Не сразу, вестимо, на то год нужен, а лучше — два. Но зато вся сила при нем останется, и даже чутка добавится. Главное — в тепло эту коробку поставь, и чтобы темно было.

На антресоли запихну. Лучше бы в сейф, конечно, но там кругом металл, а мандрагыру такое наверняка противопоказано.

— Как покоричневеет совсем, стало быть все, можешь в дело пускать, — продолжал поучать меня лесовик. — И помни — лишку в зелье не брось, а то беда может случиться. Когда хорошего много, оно плохим стать может запросто. Сей корень могуч, вот таким кусочком, с половину моего ногтя, в старые времена знающие лекари аж антонов огонь вылечивали, а эта хворь жалости не знает. Ясное дело, не тогда, когда он человечье тело доедал уже, пораньше, но все едино.

Антонов огонь — это, если не ошибаюсь, то ли заражение крови, то ли гангрена, что-то такое я читал. В общем, лютая болячка, в средние века лечению практически не поддававшаяся.

— Ну давай, бери, — скомандовал лесовик, когда я заполнил пластмассовую тару землей. — Аккуратно, не повреди. Подкопай снизу, потом расшатай — и в короб его.

Я послушно повторял его команды, правда, чуть не выпустил мандрагыр в самый последний момент, ощутив, как он судорожно дернулся в моей руке.

Он живой! В самом деле! И правда похож на маленького человечка. Земля с него осыпалась, и я точно разбирал гротескные, почти босховские черты лица на верхней части. И человечек этот был очень недоволен происходящим.

Впрочем, маска раздражения тут же сменилась покоем, как только мандрагыр оказался в корытце и был присыпан землей.

— Уфф, — выдохнул я, когда супермаркетовая тара с противным звуком была закрыта, а после аккуратно положена на пень. На землю, как оказалось, класть ее нельзя. — Как все непросто!

— Вестимо, — передернул плечами лесовик. — Это у кукушек все просто — поорала, яйцо в чужое гнездо подкинула и дальше полетела. Ты же ведьмак, потому на легкую жизню не рассчитывай. Ладно, пошли земляники поедим. Есть у меня одна полянка, ее никто не знает, ягода там завсегда раньше, чем в других местах, поспевает. В землянике, парень, большая сила, она и крепость телу придает, и для брюха полезна. Да и в листьях ее, ежели те сорвать во время цветения да с нужными словами, пользы не меньше. Ежели жар лютый на человека напал, то отвар из них — первое средство. Рассказать, как его сделать?

Ночь была так себе, день — тоже, но вот вечер задался. Я наелся крупной земляники, причем иные ягоды не уступали размером клубнике с маминых грядок, нарвал тех листьев, на которые мне указывал лесовик, попутно выучив очередной наговор, да еще и рецепт отвара записал, который, похоже, здорово помогал при сильных простудах. Про мандрагыр я даже и не упоминаю, это отдельная радость. Единственное, что ветки дуба все же брать не стал. Куда мне их сейчас девать? На даче не оставишь, спалит их мама в бочке как обычный сушняк, и вся недолга, а с собой по нынешним делам особо не потаскаешь.

А еще я в очередной раз подивился тому, как быстро проходит время тогда, когда ты занимаешься тем, что тебе интересно. Не скажу, что бывшая работа была мной нелюбима, нет. Но все равно иногда день на службе тянулся невозможно долго, я физически ощущал, как одна минута сменяла другую. И самым поганым в этом являлось осознание того, что убегают минуты моей жизни, и без того не сильно длинной. Убегают в никуда, и при этом без малейшего толка. Жизнь сквозит, как речной песок сквозь пальцы, а я сижу и на это смотрю. Но поскольку все вокруг существовали точно так же, подобные душевные терзания нападали на меня не сильно часто, как правило, в скверную погоду или с похмелья. То есть тогда, когда себя особенно жалко.

Здесь же совсем другой коленкор. И хоть в лесу темнеет быстрее, чем в поле, я все равно был удивлен тем, как быстро пролетело время и наступил вечер.

— Иди уж, — оборвал мои многословные благодарности лесной хозяин, когда мы с ним прощались на опушке леса. — Ничего такого для тебя я не сделал, просто по покону поступил. Ты ко мне с добром, и я к тебе так же. На том свет белый стоит, ведьмак.

— Если бы, — вздохнул я, не в первый раз подумав о том, что спорный все же вопрос, кто именно из нас нелюдь — мы, человеки, или вот эти полумифические существа. Пока, получается, что нелюдями чаще оказываемся мы, люди. — Если бы так.

На том и расстались. Лесной хозяин растворился в темноте, а я неторопливо зашагал по пыльной дороге.

— Нагулялся? — уже на подходе к дому остановил меня знакомый голос. — Вот скажи мне, Смолин, что можно в лесу делать сейчас столько времени? И это при том, что грибов еще нет, а земляника только пошла. Да и какая-нибудь доверчивая дурочка, вроде меня, с тобой не увязалась, я видела.

— Никогда я тебя за дурочку не держал, — возразил я. — Нечего на себя наговаривать.

Стройная фигурка в темном платье отделилась от соседнего забора. Точнее, поднялась с лавочки и подошла ко мне.

Светка. Вот не ждал не гадал.

— Увидела тебя — сильно удивилась, — сообщила мне она, приблизившись. — Даже разозлилась. Приехала сюда, чтобы в себе разобраться, побыть в тишине, подальше от всех, и на тебе — идет мой бывший по нашей улице, весь такой деловитый и довольный жизнью.

— Последнее, естественно, раздражает больше всего, — в тон ей продолжил я. — Ну-ну, что дальше? Ты, конечно, тут же зовешь маму…

— Мама в Турции, — устало возразила мне Светка. — На две недели ее туда отправила, потому что… Потому что тоже от нее устала. Она услышала, как я тебе звонила, и такую истерику мне закатила!

Еще бы. Представляю, что испытала эта особа, когда узнала, что ее дочь снова общается с бывшим мужем, который к тому же стал ведьмаком. Я бы на ее месте тоже радости особой не испытал.

— А что за парень с тобой приехал? — Умение Светки сходить с одной темы на другую меня всегда восхищало. — Он мангал развел просто. Дядя Дима и тебя-то к нему не подпускал никогда, а тут — совсем незнакомый человек. Я ничего ему не скажу, разумеется, но если он узнает…

Это да. Батя к своему мангалу, шампурам, решеткам и всему остальному относится крайне ревниво. Собственно, это один из немногочисленных пунктиков моего родителя. Даже мама — и та боится его шашлычные сокровища трогать.

Впрочем, вряд ли Стаса подобные мелочи беспокоят. Не тот он человек.

— Приятель мой, — ответил я Светке. — Он не в курсе, а я сам запамятовал… Да чего теперь, дело уже сделано. Опять же счетчика входящих шампуров на мангале нет.

— А я борщ сварила. — Бывшая заложила руки за спину и внезапно снова стала той самой девушкой, при виде которой у меня под ребрами все ныть начинало. И не только под ребрами. — Ты ведь наверняка голодный? Охота тебе остывшим мясом давиться? Пойдем, хоть горячего поешь. А приятель твой подождет, ему, судя по тому, как он лихо водочку хлебает, и так сейчас неплохо.

Летний вечер, такой же, как и пять, и десять лет назад, эта с детства родная дачная тишина, тепло, идущее от земли, легкий, но терпкий запах Светкиных духов и, самое главное, ощущение, что сейчас так, как было раньше, — это сильно. Настолько, что я чуть не сделал шаг вперед, тот, которого хватило бы для того, чтобы наши лица оказались совсем рядом.

Шаг, который на самом деле ни ей, ни мне не нужен.

— Борщ — это хорошо, — чуть кашлянув, ответил я. — Но неправильно. Стас, вероятнее всего, действительно уже накидался, но так дела не делаются. Я к тебе, мой друг там… Некрасиво.

— Нормально, — уточнила моя бывшая. — Я тебя, Смолин, хорошо знаю. Ты дружить никогда не умел, потому что тебе друзья никогда не нужны были. Приятели — да, этих хватало, но друзья — это другое, согласись? Так что, скорее всего, вы тут оказались не просто так, а по какому-то делу или в неприятности какие-то влипли. Твоего спутника я не знаю, но на тебя нового это похоже. Не на того милого недотепу, с которым я когда-то жила, а вот этого, другого Смолина, который сейчас передо мной стоит. Больше скажу — я даже не удивлена, особенно учитывая то, с кем ты в последнее время общаешься. Одна та малолетка чего стоит!

Умная. Всегда такой была. Вот только все недавнее очарование ушло и испарилось, задавленное знакомыми тещиными нотками, прорезавшимися в Светкином голосе.

— И с работы тебя, похоже, погнали, — продолжала тем временем препарировать меня бывшая. — Я звонила, и мне сообщили, что тебя нет и неизвестно, когда будешь. Читай: будешь ли вообще, мне такие нюансы прекрасно известны, я сама служу.

На эту фразу я никак не отреагировал. Просто не знал, что именно сказать нужно. Согласиться? Возразить? И самый главный вопрос — надо ли мне как-то реагировать вообще? Мнение Светки о том, каким я стал, в принципе ни на что не влияет. Проще говоря, плевать мне на него с высокой колокольни. Или я снова начал себе врать? Встретил когда-то любимого мною человека из той жизни и снова стал собой прежним?

— Саш, я же за тебя переживаю, — тем временем снова сменила тональность моя бывшая. — Да, у нас не все получилось. Да, мы наделали глупостей. Да, мы…

— Свет, — перебил ее я, но фразу закончить не успел.

— Сашка, ты, что ли? — скрипнула наша калитка. — Я его жду, а он лясы точит. Ого, да ты тут в такой славной компании!

Стас, слегка поддатый и потому, видимо, очень бодрый, приблизился к нам.

— Добрый вечер, очаровательная девушка, — весело произнес он и вроде как даже ножкой шаркнул. — Позвольте представиться — Станислав, приятель Александра.

— Светлана, — без особой приязни произнесла моя собеседница. — Бывшая жена Александра.

— Опа. — Стас почесал затылок. — Весело. Про подругу, выходит, у вас спрашивать смысла нет?

— Ни малейшего, — холодно подтвердила Светка, внимательно изучая взглядом наплечную кобуру с торчащей из нее рукоятью пистолета, которую Стас и не подумал снимать даже на отдыхе.

— Понимаю, — выставил перед собой ладони тот. — Беседуйте, не мешаю. Саня, если что — шпикачки остыли, но все еще очень ничего. Цени — мог сам все сожрать, но не стал.

После чего он деликатно удалился, беззвучно прикрыв за собой калитку.

— В какую историю ты вляпался, Саш? — положила мне руку на плечо Светка. — А? Что это за человек? Почему он вооружен? Ну что ты молчишь?

— Сказать нечего, — честно ответил я. — Одно могу сказать точно — к криминалу это все не имеет никакого отношения. Ты же знаешь, я в конфронтацию с законом сроду не вступал. Даже дорогу предпочитаю переходить на нужный сигнал светофора.

— Несмотря ни на что, ты для меня родной человек… — завела было снова свою шарманку моя бывшая, и вот тут я не выдержат. Нет моих сил больше это все выслушивать.

— Свет, да прекрати ты уже, а? — попросил ее я. — «Родной человек», «я за тебя переживаю». Дело же обстоит проще, правда? Пока я был тем, кем раньше, — тихим офисным служащим без перспектив, устремлений и, пардон за прямоту, постоянной бабы, тебя все устраивало. Ты говорила себе: «Мама все же оказалась права, он ничтожество, он бы погубил мою жизнь», — и засыпала со счастливой улыбкой на губах. Причем реалити-шоу «Жизнь Смолина» тебя настолько увлекло, что ты даже после развода, похоже, продолжала жить со мной вместе. Правда, я этого раньше не замечал, только сейчас об этом догадался. Если бы это было не так, ты бы уже замуж по второму разу вышла, за какого-нибудь задохлика с кафедры Полины Олеговны. Или за мануальщика из родной клиники. Да это и не важно. Главное — не вышла же? Тебе и так хорошо жилось, в собственных иллюзиях и с нимбом страдалицы над головой. «Если я за ним не присмотрю, он пропадет». Но как только картина чуть-чуть изменилась, как только я выскочил за привычные рамки, тебе сразу же стало дискомфортно, и вот тогда ты вышла из подполья. Все эти звонки, визиты…

— Что за глупости? — возмутилась Светка, но я уловил в ее голосе некие нотки, которые подтвердили верность догадок. Я все же с ней не один год прожил, знаю все полутона ее натуры. — Как ты был дураком, так им и остался.

— Дурак, — с радостью согласился я. — Остолоп. Непроходимый идиот. Называй меня как угодно. Но это моя жизнь, Светка. Моя. И нашей она больше никогда не будет. Поверь, я к тебе очень хорошо отношусь, ты всегда у меня вот тут будешь жить. Но…

После того как я ткнул пальцем в сердце, она всхлипнула и убежала, так что договаривать фразу до конца смысла не имело.

— А ты чего приперся? — удивленно уставился на меня Стас, сидевший за столом в беседке, и вытер губы от шпикачечного жира. — Я думал, ты у бывшей заночуешь, вон решил остатки доесть. Или там новый муж уже имеется? Не беда, рядом лес, так оно даже романтичней выйдет. Главное — клеща не зацепить, в июне их море.

— Да ну на фиг, — отмахнулся я. — Не было у бабы забот, купила баба порося.

— Идиот, это ж самое то, — облизал пальцы Стас, а после наполнил две рюмки водкой. — Переспать с бывшей женой — это как дембельский альбом перелистать годков через пять после «армейки». И вспомнить приятно, и обратно возвращаться не надо. Давай, остограмься и иди к ней. Фиг знает, чем вся эта карусель закончится, так что лови момент. Может, завтра на закате нас с тобой суровые плечистые ребята где-нибудь на пустыре в яму забросят, а после землей присыплют. И тогда — все, тогда радостей жизни больше не видать.

— Умеешь приободрить, — похвалил его я.

— А может, мы их в эту яму свалим. Тут как карта ляжет, — закончил Стас и поднял рюмку. — Будь здоров. Давай, пей и вали. Ну хочешь, замажем на ящик пива, что она тебя ждет? Или я ничего не понимаю в бабах.

Надо отдать сыскарю должное — он в вопросе разбирался, и очень хорошо. Дело даже до борща не дошло, все случилось как-то само собой, словно мы со Светкой и не расставались. И я даже расстроился, когда в окно постучался серый рассвет, сообщая нам, что ночь кончилась.

— Машина, — немного сонно сообщила Светка, водя пальцем по моей груди. — Странно, это кто же в такую рань приехал? Вроде бабушки с внуками все уже здесь, и день будний. Если только к Колокольцевым. Дай гляну.

И правда — моторы автомобильные шумят. В утренней тиши непривычные, не дачные звуки вообще хорошо слышны, особенно когда окна в доме открыты. И не одна машина едет, а две, судя по всему.

— Саш, а они у твоего дома остановились! — тревожно вскрикнула Светка, уже подошедшая к окну. — Слушай, у меня плохое предчувствие.

— У меня тоже, — согласился я с ней, вскакивая с кровати. — Не помнишь, куда я вчера джинсы бросил?

Глава 16

Пока я натягивал носки, пока влезал в джинсы, события начали принимать совсем уж неприятный оборот.

— Саш, это нерусские, — совсем уже испуганно сообщила мне Светка, когда я подошел к ней. — Вон смотри.

И правда, у наших ворот суетились несколько крепко сбитых мужчин, причем их черные костюмы и белые рубашки смотрелись в данной ситуации не то что неуместно, а, скорее, откровенно гротескно.

Вот только ситуация вырисовывалась не сильно забавная. То, что это и есть те самые загонщики, которых Кощеевич по мою душу послал, было ясно как божий день. Другое непонятно — мне-то чего сейчас делать? Самый простой и разумный вариант — выйти тихонько из дома, перемахнуть через забор и через три минуты войти в лес, где меня никто не сыщет, как бы ни старался. А если эти господа в костюмах туда сунутся, то и вовсе оттуда могут не выбраться. В лесу все от настроения его хозяина зависит. И немного от того, о чем я его попрошу.

Но Стас… Он в доме, причем почти наверняка спит. Возьмут его тепленьким, прямо с кровати, и кто знает, чем для него все это закончиться может. Хотя о чем я? Он враг колдуна, да еще и мент, так что у горбоносых гостей как минимум уже два повода его завалить. Добро еще, если быстро и безболезненно, а если есть установка «чтобы помучился»?

Ненавижу такие ситуации. В смысле, те, когда надо для себя решать, кто ты есть такой. Не для вида, не для славы или карьеры, не напоказ, а вот так, по-настоящему.

Люди в костюмах еще немного повертелись возле ворот, а потом один из них легко перемахнул забор и скрылся на моем участке.

— Саш, надо в полицию звонить, — подергала меня за руку Светка. — Это бандиты, наверное! Скажи, куда ты влез? Во что? Ты им денег должен, да?

— Кому я должен, всем прощаю, — пробормотал я на автомате. — Что? Нет, конечно. Ты же знаешь мой принцип — в долг не брать. Сама ведь в меня его вбила намертво.

— А почему тогда… — И она ткнула пальцем в сторону моего дома, где перелезший через забор мужчина как раз распахнул калитку, в которую немедленно проскользнули еще двое визитеров.

— Потому что потому кончается на «у». — Я наконец принял решение, и мне стало бездумно легко. Наверное, потому, что сделанный выбор являлся напрочь безумным. — Пока не в курсе. Как раз пойду узнаю.

— Ты дурак? — выпучила глаза моя бывшая. — Саш, не надо. Давай просто окно шторкой закроем и сделаем вид, что нас здесь нет. Не фашисты же они, не пойдут по домам с обыском?

— Как там было? — Я почесал затылок. — Ну, после того, как мы с тобой свидетельства о разводе получили? «Ты никогда и ничего не можешь решить сам. Так жить нельзя». Знаешь, все верно, так жить нельзя. Я тогда, у загса, на тебя злился, думал, что ты специально все это на меня вываливала, чтобы больнее было. А нет, все так, все правильно. Потому ты сиди здесь, за шторкой, а я прогуляюсь к себе, пообщаюсь с гостями.

— Нет! — Светка вцепилась мне в руку. — Не пущу!

Я разжал пальцы, крепко сжимавшие мое запястье, после легонько щелкнул ее по носу, стараясь не обращать внимания на две мокрые полоски на щеках, и легко сбежал по лесенке на первый этаж, на ходу доставая из кармана джинсов маленькую коробочку, в которой лежали две иголки, копеечная монета и мешочек со светло-зеленым порошком.

Коробочку я еще с весны постоянно таскал с собой, сделав это непременным правилом, от которого не имел права отклоняться. По первости несколько раз я выходил из дома без нее, натянув не те джинсы, в которых был накануне, а после, внутренне ругая себя за дурацкое упрямство, возвращался домой от метро. Никакие «ничего, обойдусь», привычные в прежней жизни, в ход не шли, это дело принципа. Раньше было раньше, оно не считается. Здесь — вопросы личной безопасности, в них скидок быть не должно.

И вот — пригодилась коробочка. Ну, монета, семью семь раз с нужными словами омытая в отваре разрыв-травы, да еще с добавлением коры дерева, умершего от «ржавчины», и способная превратить в труху любой замок, понятное дело, тут не нужна, она для других случаев. Но вот зачарованные иголки вроде той, которой я в свое время призвал к порядку Ряжскую, а также порошок слепоты — самое то.

Если честно, я не знал, как в подобных случаях действовать правильно. Матерые киногерои всегда внимательно выглядывали из-за угла или какого другого укрытия, ждали подходящего момента, а после лихо обезвреживали всех, кого можно. Но то кино. А тут — жизнь. Да и чего тут прятаться — вон она, моя дача, пять шагов — и я там.

Слава богу, за меня все решил Стас. Около моей дачи негромко хлопнул выстрел, потом второй, третий. Все в том же кино пистолеты грохочут подобно пушкам, а в жизни, оказывается, этот звук не громче того, что издает бумажный пакет, когда от удара лопается.

Из машины выскочили еще два бойца и застыли на месте, прислушиваясь к тому, что происходило за воротами, третий, что стоял около калитки, достал пистолет.

Ждать чего-либо не имело смысла. Не уверен, что Стас уложит тех троих, что уже внутри, но если их станет шестеро, то его шансы выжить превратятся в пыль.

Все-таки хорошо, что я немного вес сбросил, раньше так быстро и ловко двигаться у меня не получилось бы, это уж точно. Иголки погрузились в мощные шеи кавказцев, причем одна из них вошла очень глубоко, почти по самую жемчужинку-наконечник. Была бы это портняжная игла, из тех, что я использовал раньше, можно было бы сразу его душу Моране отдавать. Они скользкие были ужасно, я бы ее просто не удержал в пальцах. А с подобной штукой внутри тела и без соответствующей медицинской помощи никто долго не живет.

Третий противник, услышав звук падения, повернулся ко мне, поднимая пистолет, но я оказался быстрее. Облачко зеленого цвета окутало его лицо, зрачки, как и было написано в рецепте, исчезли, будто их и не бывало. Жутко все же смотрятся белесо-мутные глаза без тени смысла. У, жуть какая!

Все, спекся красавец. Боли от этого порошка нет, это, скорее, психологическое оружие. Вон он как задергался, пистолетом замахал, что-то на своем языке заорал. Нет, не только на нем. Вот и наша речь пошла.

— Ты что сделал? — вопил кавказец. — Ты как это? Верни глаза, собака! Верни, или я…

Что именно он собирался сделать, понятия не имею, не дослушал, так как очень уж он громко орал. Того и гляди всех соседей перебудит, если только они от стрельбы раньше глаза не продрали. Черт с ним, с их сном, но что они потом моим старикам расскажут?

Ну и потом — не дай бог он сейчас еще и стрелять от душевного расстройства во все стороны начнет. А ну как в кого попадет?

Короче, саданул я ему по затылку рукоятью пистолета, что с земли подобрал. Можно было бы и иглой парализовать, но это лишнее. Игла, как и любое другое оружие, имеет свой предел прочности. Два-три втыкания в тело — и все, лимит исчерпан, покрывавшее металл засохшее зелье осталось в телах жертв. А то и меньше получится. Например, та игла, что торчит в шее абрека, уже не пригодна к немедленному использованию.

Надо, кстати, потом будет ее вынуть, а то как бы этот бедолага не дал дуба, так сказать, не приходя в сознание. Если «потом» наступит, разумеется.

Выстрел, еще выстрел, стон, звук падающего тела.

— Всем лежать, работает ОМОН! — рявкнул Стас. — Бросай ствол, идиот, а то башку прострелю! У вас уже нападение на сотрудника при исполнении имеется в активе, не усугубляй!

Железо брякнуло о гравий, и я осторожно заглянул внутрь. На дорожке выгибался в луже крови, натекшей из продырявленного плеча, один из незваных гостей, второй стоял, подняв руки, и нехорошо смотрел на Стаса, который показался наконец из-за угла дома.

А вот третий кавказец, который очень умело и незаметно засел за бочкой, на этот год нашедшей себе место рядом с входом на участок, как раз вскинул руку с оружием, собираясь подстрелить моего друга. А то и пристрелить.

Ждать я не стал, кинувшись, подобно зверю дикому, ему на спину. Игла легко вошла в мясистый загривок, а парой секунд позже я с облегчением ощутил, как подо мной обмякло мощное тело незадачливого стрелка.

Последний из незваных визитеров осознал, что план не выгорел, дернулся было за своим пистолетом, но Стас немедленно его осек, посоветовав не дурить. Впрочем, сам церемониться со снова застывшим на месте бойцом не стал, подойдя поближе, он сразу очень ловко рубанул его ребром ладони по шее, после чего кавказец незамедлительно повалился на землю. Да еще и ногой по голове добавил, окончательно введя незваного гостя в бессознательное состояние.

— Жесть, — вытер лоб Стас, подходя к постанывающему злодею, что держался за плечо и пятнал кровью дорожку, которую с такой любовью и тщательностью обихаживала моя мама. Черт, кровь потом фиг замоешь, это же белый гравий. — Да не дергайся, не собираюсь я тебя добивать, просто пиджак с тебя сниму и ремень из порток выну. Надо им руку перетянуть, чтобы ты не сдох, мне только трупа для счастья и не хватало. И за эту-то дырку потом УСБ все жилы вытянет. Нашумели мы изрядно, наверняка кто-нибудь уже наших вызвал. Сашка, упал!

Я выполнил его приказ без раздумий и моментально. Стас хоть молодой да ранний, есть у него в голосе нечто, заставляющее делать то, что он велит. Мне бы так научиться.

Пистолетный выстрел грохнул секундой позже, мне показалось, что я даже услышал свист пули, которая явно бы проделала дырку если не в моей башке, то в груди точно.

Одно непонятно — кто стрелял? Я же всех вроде вырубил?

Пока голова думала, тело действовало. Прежний я, скорее всего, сейчас бы еще приходил в себя, переживая страх смерти, прошедшей рядом, а ведьмак Смолин рефлексировать себе позволить не мог.

Невысокая фигурка, сжимавшая пистолет, стояла практически вплотную ко мне, потому, даже не поднимаясь, я смог подсечь ее ноги, а после, когда она повалилась ничком, еще и от души добавить локтем в затылок.

— Паршивый из тебя оперативник получился бы, — сообщил мне Стас, опуская свой пистолет. — Почему не убедился, что за спиной чисто? Кто так поступает?

— Виноват, — пропыхтел я, вытирая пот. — Исправлюсь.

— На то и надежда. — Полицейский сначала затянул ремень на предплечье раненого, а после начал отдирать шелковую подкладку от его же пиджака. — Да не скули ты, не помрешь, рана сквозная, кость не задета. Так, дырка в мякоти, максимум неделя больнички, а потом в камеру. Что значит «почему»? Нападение на сотрудника при исполнении — это не шутки, говорил же. Это, дружок, года три общего режима. А если на твоем стволе еще чего висит, так и поболе. И, поверь, на нем точно «мокрухи» найдутся, уж я расстараюсь. Заодно и следакам нашим удружу, они под это дело пару «глухарей» спишут. Не дергайся, сказал, дай перевяжу.

Чуть позже Стас подцепил веточкой, которую отодрал от маминого любимого куста, пистолет, лежащий недалеко от подранка, и аккуратно отправил его в пакет, извлеченный из кармана джинсов. Вот, я же говорил! Каждый из нас таскает с собой то, что ему нужнее всего.

— Остальные не чухнутся? — уточнил он у меня. — Ты чем их вырубил?

— Во, — показал я ему иглу.

— Фига се, — изумился Стас. — Она с ядом, что ли?

— Что-то вроде, — кивнул я. — Минут за сорок крепкого сна поручусь.

— И то хлеб, — согласился мой напарник, умело и очень ловко связывая руки оглушенного супостата. — Давай, давай, чего расселся? Сорок минут, не сорок минут — все одно иди их вяжи. Я пулю в спину получить не хочу. Твой трах-тибидох, конечно, хорош, но наручникам доверия больше. А в их отсутствии — ремням.

— Погоди. — Я перевернул того, кто хотел меня убить, на спину. Молодец я, вон как крепко приложил его о камни двора, помню кое-что из бурной юности. Сознания, правда, этот человек не потерял, но связь с реальностью все же немного прервалась, только потому он до сих пор не попробовал продолжить то, что начал. — Интересно же… Ба! Знакомые все лица! Ну хоть какая-то ясность появилась.

На меня мутным взором таращился Темир Арвен, сын скормленного маре Руслана.

— Отрадно слышать, — весело отозвался Стас, вынимая ремень из штанов очередного кавказца. — Я вот пока в непонятках маюсь. То ли это наемники, то ли ты денег кому задолжал, то ли еще чего?

— Еще чего, — показал я на мальчишку. — Давай, вяжи остальных, а я за ним присмотрю. Закончишь — объясню. Не все, конечно, но хоть что-то.

— Как всю ночь с бывшей чудачить — так это ты, — проворчал мой приятель. — А как злодеев вязать — так это Стасик. Где справедливость?

— Нет ее. — Я присел на корточки около начавшего икать подростка. — Откуда ей взяться в нашем мире?

Стас по-лисьи скользнул за ворота, пистолет вновь был у него в руке.

— Вроде народ не шебаршится, — подал он голос через минуту. — Знаю я такие ДНП. Если бы кто что услышал, тут бы половина местных кумушек уже ошивалась.

— Будни, — подмигнул Темиру я. — И не всех бабушек еще привезли. Свезло нам.

— Да какой свезло? — пропыхтел Стас, затаскивая во двор одного из налетчиков. — Этих мы тут заныкаем, не вопрос. А тачки куда девать? Разве что отогнать куда по-быстрому? Ключи в замках, я проверил.

Он сноровисто притащил сначала оружие нападавших, а после и их самих, причем тот подручный малолетнего Арвена, которого я ослепил, потихоньку начал приходить в себя и даже попытался пнуть своего носильщика.

— Я тебе побрыкаюсь! — рявкнул полицейский, следом за этим коротко и сильно ударив его в живот. Кавказец застонал, и Стас тут же удивленно пробормотал: — Мать моя, чего у него с глазами?

— Тоже трах-тибидох, — хмыкнул я. — Не обращай внимания.

— Легко сказать, — коротко глянул он на меня. — Мне, конечно, в вашей компании много чего повидать довелось, но это особенно впечатляет.

— Нет предела совершенству, — заверил его я, наконец-то вынимая иголку из шеи плечистого налетчика. — Что, излагать краткую предысторию?

— Само собой. — Стас прикрыл калитку. — Можно и не краткую. Все уже случилось, хуже, чем сейчас, не будет. Если в местный участок все же звякнули, то наши здесь минут через пять — семь появятся. Это плохо, придется как-то выкручиваться, чтобы в рапорт и сводку не попасть. Вся надежда — на неприхотливость и коррумпированность местных коллег. Если нет, то у нас время есть. Не сильно много, но есть. Вон тот живчик помирать вроде раздумал, а с остальными все и так неплохо. Давай, излагай расклад.

И я рассказал ему про скверную смерть Руслана Арвена, про то, что этот сопляк в том числе и меня в ней винит, и про то, что именно эти шустрые парни могут быть теми самыми гончими, которых Кощеевич по моему следу пустил. А почему нет?

— Если ты прав, то это очень толковая оперативная разработка, — заявил Стас. — Сволочь этот колдун, но молодец, при минимуме затрат — максимум результата. Только скажу тебе так — без агентурных данных подобное не провернешь. Значит, пасли тебя, закадыка, хорошо и качественно. Отслеживали все передвижения и контакты. Или…

— Или? — поторопил его я.

— Или где-то сквозит, — закончил свою мысль полицейский. — Слил колдуну кто-то все твои расклады, в том числе и про его заживо сгнившего папашу.

— Вы оба умрете, — подал голос Темир. — Теперь точно!

— А до того что, таких планов не имелось? — живо спросил у него Стас. — Вы сюда приехали с нами чайку попить, пахлавы покушать?

Подросток молчал, смотрел перед собой, угрюмо сопел.

— Вот не люблю я этого всего. — Стас присел около мальчишки на корточки. — Пацан, зачем нам нужны все эти игры в войну и немцев? Тем более что все произошло по-честному — твои бойцы стреляли в меня, я в них, пиф-паф и так далее. Мы оказались шустрее. Но, заметим, вы все еще живы. Потому что я и мой приятель кто?

— Кто? — Даже мне стало интересно, кем он нас считает.

— Мы — гуманисты. — Стас похлопал мальчишку по щеке. — Нам ваши жизни не нужны. Тем более что вас в этой истории втемную разыграли, если ты еще не понял. Мой друг твоего папашу пальцем не трогал, ты же слышал. Да и зачем ему это? Но кто-то представил все по-другому, кто-то очень умный и очень ловкий, и нам надо знать, кто это был. Как выглядел, на чем в ваш дом приехал, что говорил, обещал, как с ним связаться можно. Нам надо знать все. Расскажи — и мы найдем способ, как свести случившийся конфликт к тому минимуму, который устроит нас всех.

Его тон был искренен и дружелюбен, а голос мягок, как вата. Но, увы, на Темира это все не подействовало. Он злобно глянул на Стаса, а после плюнул ему в лицо.

— Гордый, — и не подумал злиться тот, только щеку вытер. — Ну-ну. Сразу предупрежу — я тебя упрашивать или совестить не стану. Времени на это жаль, да и вообще… Не хочешь добром — не надо, пусть будет по-другому. А если ты окажешься крепче, чем я думал, то после мы на одной из твоих же машин до дедушки доедем и с ним пообщаемся. Покажем тебя, объясним, что лучше изуродованный внук, но все же живой, чем кучка мертвых субпродуктов. Думаю, старичок сделает правильный выбор.

Молчал младший Арвен, сжимал зубы, напрягал мышцы.

— Начнем. — Стас рывком поднял мальчишку вверх, а после поставил на колени. — Сань, у тебя какой лоскуток есть?

— Ну да. — Я достал из кармана платок. — Сойдет?

— Вполне. — Стас мило улыбнулся, заводя руки Темира ему за спину и стягивая их его же ремнем. — В рот товарищу запихни, а то он ором своим местную публику перебудит-таки, что нам на фиг не надо. А ты, приятель, если захочешь мне что-то сказать, знак подай. Трижды кивни, например.

Мне стало как-то не по себе. Я догадался, что задумал мой гость, и мне это не очень понравилось. Нет, я далек от норм христианского всепрощения и левую щеку после удара по правой сроду не подставлял, но пытки… Это, конечно, жесть.

Но платок в рот Темиру все же запихал. А что мне еще оставалось? Всплеснуть руками и сказать Стасу, что это не наш метод? Можно подумать, он меня послушает. Да и информация нужна.

Звякнув, крутанулся нож-«бабочка», извлеченный из кармана, всхлипнул Темир, руки которого сильно, до хруста в суставах, Стас дернул вверх, а после узкое и тонкое острие остановилось в миллиметре от ногтя большого пальца правой руки подростка. Да что там — почти вошло под него.

— А с другой стороны — стоит ли? — задумчиво спросил у меня Стас. — Пальцы-то я ему тогда искалечу по полной. Это не игла — нож, он ведь потом даже вилку держать не сможет.

— Не сможет, — подтвердил я, догадавшись, что у хитрого полицейского есть некий план, которому он следует. Да оно и не странно — это его профессия, он таких Темиров небось на завтрак ест.

— А если после до разбирательств дойдет? — продолжал вещать мой приятель. — Знаю, проходили. «Пытки, хуже Гуантанамо», тонны жалоб. Можно, конечно, то, что от этого щенка останется, где-нибудь в близлежащем водоеме утопить, но не вариант. Не хочу лишний грех надушу брать.

Стас положил левую руку на голову мальчишки и начал задумчиво барабанить по ней пальцами.

— Знаю! — злобно рявкнул он через минуту, заставив и меня, и Темира подпрыгнуть на месте. Его пальцы сгребли волосы парня в горсть, и он рванул их с такой силой, что у того слезы из глаз брызнули. — Знаю, что сделаю. И ты никогда никому ничего не докажешь, потому что никто тебе не поверит. Но жалеть о своем молчании ты всю оставшуюся жизнь станешь. Если то, что тебя ждет, можно, конечно, назвать жизнью.

Стас за волосы подволок сучащего ногами мальчишку к одному из его подручных, тому, который тихонько подвывал, впустую пытаясь что-то увидеть белыми беззрачковыми глазами.

— Вот что мы с тобой сделаем. — Стас буквально ткнул мальчишку в лицо незрячего. — Вот! Мой приятель — большой мастак на подобные вещи. Одно движение — и ты слепой. Навсегда! Видишь это небо, эту траву, цветы, птиц, деревья? Красива наша среднерусская природа? Согласен, дивно хороша. И ты ее запомни навеки, потому что дальше тебя ждет темнота. Мальчик ты не бедный, коробки клеить или выключатели собирать тебе не придется, но это мизерное утешение. Все остальное — тьма. Ты никогда не поймешь, красива ли та девка, с которой ты лежишь в постели. Никогда не сможешь понять, кто и куда тебя ведет, этим людям придется верить на слово. И не увидишь того, кто тихо подойдет к тебе сзади и выстрелит в затылок тогда, когда дедушка умрет и ты окончательно станешь лишним в семейном бизнес-раскладе. И мать свою, которую этот же человек незадолго до того прикончит, ты защитить не сможешь. Ты станешь причиной ее смерти! Ты убьешь свою мать, парень!

Мальчишку била крупная дрожь, он не мог оторвать взор от молочно-белой пустоты глаз своего охранника и только мычал, пытаясь выплюнуть платок из рта.

— Саня, не будем тянуть, — скомандовал Стас. — Мальчик насладился видами, пора тушить свет.

— И то, — равнодушно согласился я. — Потом отвезем эту компанию куда-нибудь в лесок и поедем завтракать. Тут неподалеку неплохое придорожное кафе имеется, ух там чебуреки и ушасты!

Темир извивался как уж, пытаясь вырваться из рук Стаса, но тщетно. Когда же я приблизился, демонстративно разминая ладони, он настолько неистово замычал, что мне его даже жалко стало на мгновение. Но потом я вспомнил, что он минут десять мне пулей чуть затылок не раздробил, и жалость ушла.

— Что? — наклонился к нему Стас. — Что тебе? Еще раз мне в морду плюнуть хочешь? Чего ты башкой крутишь? Не хочешь? А чего так, вроде тебе понравилось недавно?

Потерзав таким образом Темира минуты две, он наконец вытащил платок у него из рта, а после лукаво мне подмигнул. Дескать, сейчас запоет соловей.

Так оно и получилось. Захлебываясь воздухом, парень поведал, как к его дедушке, очень уважаемому человеку и бизнесмену, пусть сейчас и отошедшему отдел, пожаловал в гости какой-то русский и рассказал о том, что в смерти Руслана виноват тот, кто лечил его последним, а именно некто Александр Смолин. Что если бы не он, пошел бы его сын на поправку и сейчас не в земле лежал, а за праздничным столом сидел.

На дедушку рассказ этот произвел большое впечатление. Настолько, что он, обычно очень сдержанный в решениях и делах человек, сразу же начал действовать. Нет-нет, про моментальное убийство речь не шла, дедушка желал справедливости. Он хотел этому Смолину в глаза посмотреть, а уж потом, по результатам… Видно было бы.

Охранники Арвена-старшего наведались ко мне на квартиру, потерпев при этом неудачу и даже потери в виде одного ударенного током посланца, после искали в банке и у родителей, но не преуспели. Они все же охранники, а не сыскная полиция. И не бандиты, к криминалу семья Арвенов никакого отношения не имеет. Да и не имела никогда.

— У родителей? — испугался я. — Слушай, если с ними хоть что-то случилось, я всю вашу семейку…

— Нет, — замотал головой парнишка. — Ты что? Просто с соседями поговорили, узнали, что ты там почти не появляешься, вот и все! Зачем родителей трогать? Это харам!

В результате разузнали адрес вот этой дачи и сюда поехали. Дедушка запрещал Темиру в происходящем участвовать, но мальчишка решил по-своему, потому что это его сыновний долг.

— Странно. — Стас снова крутанул нож. — Дедушка твой, судя по всему, на самом деле дядька неглупый, так почему он поверил какому-то незнакомому человеку, которого видел впервые в жизни? Причем настолько, что собрался убивать сам, чуть ли не лично. Понимаю — традиции и все такое, но на дворе не девяностые, подобные вещи сейчас никому с рук не сходят.

— Я сам сейчас не понимаю этого, — всхлипнул Темир. — Но тот человек говорил так, что ему нельзя было не верить. Каждое его слово было правдой, и я, и дедушка это точно знали. Он был нам как лучший друг, как брат. Наша боль была его болью.

— Да уж, — потер лоб Стас. — Это сильно.

— Когда он приходил? — спросил я у Темира.

— Три… Нет, уже четыре дня назад, — поспешно ответил тот. — Утром.

Колдун всегда на шаг впереди меня. Я еще на кладбище к Савве не сходил, а он все подготовил для продолжения банкета. Значит, следующий капкан тоже уже расставлен и ждет.

— Еще он сказал нам, что, когда мы тебя привезем, он непременно придет посмотреть на то, как свершится месть, — добавил Темир. — Что так будет правильно.

И снова лихо. Он бы глядел, как меня мордуют, а после нанес последний удар, так сказать «фаталити». Ну и этих всех прибрал бы заодно, чтобы свидетелей не оставлять.

— Где живете? — спросил вдруг Стас.

— В Куркино, — отозвался мальчишка. — У нас там дом. Таунхаус.

— Куркино — это хорошо, — потер руки сыскарь. — Это удачно.

— Почему? — поинтересовался я.

— Там народ не сильно бедный обитает, — пояснил Стас. — Не Рублевка, конечно, но и не спальный район. Это означает что?

— Что? — в один голос спросили я и Темир.

— Значит, камер там везде висит немало, — похлопал мальчишку по голове Стас. — И на домах, и на магазинах. И этот красавец не мог где-то не засветиться. У вас ведь в доме тоже камеры есть?

— Конечно, — кивнул парень. — Везде.

— Ну вот, — почти ласково произнес Стас. — А это уже что-то. Мало нам твоих «ну, русский, обычный, высокий». Нам конкретика нужна.

В кармане модной куртки Темира заиграл телефон, громко и настойчиво.

— Это дедушка, — пробормотал мальчишка. — Ой!

— И снова — удачно. — Стас запустил руку в куртку и вытащил вибрирующий аппарат. — Ого, «Верту». А не рановато? Впрочем, пофиг. Але! Доброго вам утречка! Кто это? Это сотрудник московской полиции. Станислав меня зовут. Вот смотрю сейчас на вашего внука, и мое сердце обливается слезами. Бедный мальчуган, молодость свою под откос пустил! Ему теперь не то что совершеннолетие в «крытой» встречать придется, он там и двадцатипятилетие отпразднует. За что? За все хорошее, что он нынче сотворил. Бандитизм, покушение на убийство, сопротивление представителям власти, нападение на этих самых представителей с применением огнестрельного оружия. Полный букет. Про всякие мелочи вроде незаконного хранения огнестрельного оружия и организацию банды я уж и не упоминаю. Что? Адвокат подъедет? Нет, адвокат нам ни к чему. Ему да, а мне нет. Мне другое от вас нужно. Нет, не деньги, хотя я их очень люблю. Поговорить надо, желательно — при личной встрече и не под протокол. О чем? О странном визитере, который к вам четыре дня назад в гости наведался и кое-кого обвинил в смерти вашего сына. Темир? С нами приедет, куда он денется. Да цел, цел. Так, попинали его немного, чтобы не имел привычки одним людям в спину стрелять, а другим — в лицо плевать, но от синяков пока никто не умирал.

— Ой, что теперь будет! — аж побелел Темир. — Дедушка за такие поступки меня… Ой!

— И правильно, — заметил я. — Даже врага надо уважать. И уж точно сразу не стоит стрелять, сначала надо все выяснить. Ни при чем я, парень. Когда я твоего отца в первый раз увидел, он уже был обречен, уж поверь мне. Не оставалось у него шансов.

И я не врал. Так и было. Что же до его души… Про нее речь сейчас не шла.

— Договорились, — весело бросил в трубку Стас. — И еще — не надо резких движений и глупостей, уважаемый. Как я сказал пару минут назад вашему внуку, на дворе новейшее время, убивать уже не модно. Вот и хорошо.

— Ругался на меня? — как-то совсем по-детски спросил Темир. — Да?

— Уж не хвалил, — подтвердил Стас, после насторожился, неуловимым движением выхватил пистолет и наставил его на калитку.

Та, скрипнув, открылась, за ней стояла Светка.

— Тьфу ты! — мотнул головой полицейский. — Девушка, ну нельзя же так!

— Нельзя, — согласилась моя бывшая. — Так нельзя. Смолин, можно тебя на минуту?

— Самое время для сентиментальных сцен, — пробурчал Стас, убирая оружие в наплечную кобуру.

Мы вышли за ворота.

— Знаешь, ты был прав, — тихо и как-то отстраненно произнесла Светка. — Вчера, помнишь? Ты не тот человек, которого я когда-то любила. Тот не стал бы ввязываться в грязные истории, калечить людей и издеваться над подростком, почти ребенком.

— Не стал бы, — подтвердил я.

— Ты не волнуйся, теперь я тебя точно больше не побеспокою, — положила мне руку на плечо бывшая. — Просто потому, что с незнакомыми людьми я общаюсь исключительно по работе или по необходимости. А тебя теперешнего я, выходит, не знаю совершенно. И знать не желаю. Прощай.

Она развернулась и неторопливо пошла к своему дому.

Наверное, по всем законам драматургии я должен был смотреть ей вслед, и суровая мужская слеза обязана была сползать по моей небритой щеке, но на это все не оставалось времени. И желания — тоже.

Потому я просто вернулся на свой двор.

— Ну и? — Стас хлопал по щекам бойца, которого сам же оглушил. — Чего ей надо было?

— Сказала, что уходит от меня, — передернул плечами я.

— Вы же и так в разводе?

— Снова. Дубль два. Причем теперь причина в том, что я стал таким, каким она не смогла меня увидеть тогда, когда бросила в прошлый раз.

— Ни пса я не понял из твоих слов, — заявил Стас. — Кроме одного — умер Максим, да и фиг с ним. Ты же не в печали?

— Не-а.

— Ну и ладно, тогда забыли, нам и без того есть чем заняться. И вот зачем я его так приложил?

Глава 17

Давно не испытывал такой зависти. С того самого момента, как на вечере встречи выпускников в своей школе побывал и заценил, какую себе машину один мой одноклассник купил. Нет, к автотранспорту я равнодушен, но сам факт того, сколько именно эта тачка стоит, конечно, убийствен. Правда, потом выяснилось, что это вовсе не его машина, а выставочно-автосалонная, и он, пользуясь своим статусом менеджера по продажам, ее позаимствовал на один вечер. Чего не сделаешь ради хороших понтов. Но сработало же! И парни все прониклись, не подавая, впрочем, никакого вида, и девушки — тоже. А бывшая первая красавица даже более чем прониклась, она, я бы сказал, распростерлась. Кстати, именно Наташка потом и донесла до остальных весть о том, что Федот, так сказать, не тот. Преимущественно в нецензурных выражениях, разумеется.

Вот и тут — завидую я Стасу. Умеет человек расставлять приоритеты и решать вопросы. Часа не прошло, а мы уже едем в направлении Москвы, не оставив на даче практически ни одного следа от произошедшего. Кое-как очухавшиеся визитеры погрузили в машины тех, кто еще пребывал в нирване, прихватили раненого, получили заверения в том, что Темир будет доставлен к дедушке, и отбыли в направлении ближайшего медпункта, а именно — в поселок Вороново. Кровь с гравия смыта, две пули из дома извлечены, мангал блестит как солнце. Плохо, конечно, что пробудившиеся наконец соседи видели момент отбытия незваных гостей, но это ладно. Наплету чего-нибудь своим старикам.

Вот бы мне научиться так же, как Стас, легко, ловко и последовательно воплощать в жизнь свои планы! Увы, увы, мои стихии — суета и хаос. Всех только радостей, что именно из хаоса и зародилась наша Вселенная.

Он и сейчас, в дороге, время не терял, песоча какого-то своего коллегу.

— Меня не волнует, что телефон сел! Для кого пауэрбанки придумали? Нет, не только для бесшабашной молодежи, но и для нормальных людей. Ладно, дуй в Куркино, адрес сейчас сброшу. Обойди все магазины, кафе, химчистки и что там еще есть рядом с адресом, пусть тебе четырехдневной давности записи с камер на флешку сбросят, отрезок между десятью и одиннадцатью часами утра. Что значит — «если не захотят»? Ты представитель власти, пусть попробуют. Ну а если совсем упорные попадутся, запиши кто. У меня в тамошнем РУВД приятель работает, мы им устроим веселую жизнь. Потом дуй к гайцам в управу… Да, к Машке Петровской, я ей сейчас позвоню, она тебе с их камер в том районе тоже все сольет. И конфет ей купи! Шоколадных, она их любит очень!

При этом я еще на даче ему напомнил о том, что этого колдуна сам опишу во всех подробностях, так как на его рожу в ресторане почти час смотрел.

Но Стас сказал:

— Рожу в наше время тебе какую хочешь нарисуют, до такой степени косметология дошла, потому мне она не особо и нужна. Речь о его тачке. Может, конечно, у него их целый парк, нельзя подобный нюанс со счетов сбрасывать, но, думаю, вряд ли все так обстоит. Вернее всего, гоняет он, родимый, по столице на одной и той же машине, у которой, как водится, есть номер. И вот по этому номеру его можно попробовать прищучить. Шанс невелик, но это лучше чем ничего, согласись? Не знаю, как ты, но я сидеть на попе ровно и ждать, когда меня грохнут, не желаю.

А вот Нифонтову он позвонил чуть ли не в самую последнюю очередь. Нет, я сам хотел Николая набрать, но Стас попросил уступить это право ему, уж не знаю отчего. Но спорить не стал. Какая разница, кто это сделает? Причем он был очень немногословен, по сути, изложил только то, куда именно мы едем и зачем. И еще мне показалось, Стасу не пришелся по душе тот факт, что Нифонтов решил отправиться к дедушке Арвену с нами.

Интересно, какая кошка между этими двумя пробежала? Но выяснять не стану, у меня своих проблем полно, только чужих не хватало. Тем более что при встрече они дружелюбно обменялись рукопожатиями и сквозь зубы слова не цедили.

Дом у семейства Арвенов был не такой уж пафосный, каким мне представлялся. Да и не дом это был в полном смысле слова, а, скорее, его часть. Или отдельно стоящий подъезд. Короче, таунхаус, причем не самый заковыристый из тех, что я видел.

Да и внутреннее убранство не поражало роскошью. Добротно — более чем. Комфортно — да. Но никакого мраморного пола, никаких подлинников голландцев на стенах. И золотого унитаза тоже наверняка не имеется.

Зато с охраной все в порядке. Пяток крепких ребят, как близнецы похожих на тех, которые сейчас зализывали раны в поселении Вороново, попробовали потребовать оружие у моих спутников, чем вызвали их дружный смех.

— Какое именно? — чуть ли не вытирая слезы, осведомился у них Стас. — То, что при мне, или то, что я у ваших отобрал? Шиш вам, орлы комнатные, причем вот такенный. Даже два!

Насупились охранники, как видно, обидными им слова полицейского показались, но до конфликта дело не дошло. Откуда-то сбоку выбежала знакомая мне по клинике Вагнеров женщина, которую, если я не ошибаюсь, звали Лиана Мансуровна, и начала обнимать моментально засмущавшегося Темира. Попутно она окинула нас коротким, но очень внимательным взглядом, и от меня не укрылся тот факт, что, заметив Николая, она слегка вздрогнула, причем в ее глазах мелькнуло узнавание.

— Так, гражданочка, — строго вмешался в процесс Стас. — Попрошу вас от молодого человека отойти, потому что его процессуальный статус пока еще не до конца ясен. Может, он подследственный, может — нет. Вот выясним, тогда и обнимайтесь.

— Мне казалось, по телефону мы обо всем договорились.

Человек, задавший этот вопрос, подошел сзади, причем никто из нас этого не услышал и не почуял. Ладно я, с меня взятки гладки, но эти-то двое? А если бы у него в планах было кому-то из нас глотку перерезать? Например, мне? С распаханным ножом горлом ни один ведьмак не выживет, враз мертвяком станет.

— Договорились, — всем телом, как волк, развернулся к говорившему Стас. — Но кто знает, вдруг ваши планы подкорректировались?

— Я никогда не изменяю своему слову, — с достоинством ответил старший Арвен. — Если что-то сказал, то так и случится, даже если мне обещанное станет невыгодно. Деньги, вещи, золото — это все приходит и уходит. Слава о тебе как о человеке остается. Если все будут знать, что я не хозяин своему слову, что я лжец, зачем тогда жить?

Странно, но мне сразу понравился этот человек. Странно — потому что именно он собирался меня убить, причем, если я верно понял, собственноручно. Но симпатия — штука такая, ей не объяснишь, что к чему.

И еще — статный, седоволосый, с орлиным носом и резкими чертами лица, старший Арвен совершенно не был похож на хрестоматийного дедушку. Нет, молодым его не назовешь, старикан, конечно. Но дедушка — это некто в тапочках, с палочкой, с ватой в ушах. А тут — совсем другая картина.

— Капитан Нифонтов. — Николай показал ему свое удостоверение. — Могу я узнать ваше имя-отчество?

— Имран Салманович, — не стал чиниться Арвен, но руки никому из нас не подал. — Лиана, уведи моего внука в его комнату. Пусть он сидит там и ждет, когда я провожу гостей. Я буду с ним разговаривать после.

Сдается мне, Темир сейчас очень жалеет о том, что мы его не убили. По тону слышно, что ждут парня немалые неприятности. Такие, что, может, и с моими сравнятся.

— И больше не стреляй людям в спину, — с ехидцей напутствовал его Стас. — Настоящий мужчина смотрит своему врагу в лицо!

На щеке старшего Арвена дрогнула жилка, слова полицейского его, несомненно, задели. Но вместо того чтобы как-то отреагировать, этот мощный старикан подошел ко мне.

— Значит, это вы тот самый Александр Смолин, — произнес он, меря взглядом мое лицо.

— Верно, — не стал скрывать я. — И сразу скажу — к смерти вашего сына ни малейшего отношения не имею. Если не верите мне, спросите Петра Вагнера, он подтвердит. Да и логику можно немного потерзать, на предмет ответа на вопрос, чем мне мог помешать человек, которого я вообще не знал.

— Ну, тут можно и поспорить, — влез в разговор Стас. — Были в моей практике случаи… Все, молчу.

— В сложившейся ситуации очень много вопросов, но почти нет ответов, — произнес старший Арвен. — Но для начала я предлагаю вам продолжить разговор за столом. Как говорят русские, в ногах правды нет.

— Ее вообще не существует, — продолжил ерничать Стас, старательно изображая из себя дурака, но меня он обмануть не мог. Мне уже был известен этот его взгляд. Наверное, так смотрит снайпер в прицел на свою цель. — Я вот по долгу службы ее ищу-ищу, а все никак.

— И тем не менее, — произнес Имран Салманович и не спеша отправился в правый коридор. — Прошу идти за мной.

Столовая меня опять же приятно удивила. Крепкая и немного громоздкая дубовая мебель, на столе — никаких сервизов и непонятной снеди вроде фуа-гры. Или фуа-гра? Зелень, лепешки, сыр, холодное вареное мясо, много терпко пахнущих соусов.

— Простая и сытная еда, — пояснил старший Арвен. — Она замечательно подходит для мужских разговоров.

— Полностью согласен, — кивнул я, и мой желудок подтвердил слова, выдав протяжную руладу. — Можно без церемоний?

Имран Салманович показал рукой на стол, и я тут же вцепился в ароматную и теплую лепешку, которая буквально манила меня румяностью боков.

— Что ты как из голодного края? — чуть недовольно поинтересовался у меня Николай.

— Со вчерашнего дня не ел, — прочавкал я. — Стасу хорошо, он шпикачек натрескался, а у меня росинки маковой во рту не было.

— Твоя бывшая что-то о борще говорила, — уточнил Стас. — Свежесваренном.

Я только глазами хлопнул, пережевывая кусок мяса.

— Сам виноват, — обличительно заявил полицейский. — Надо было сначала пожрать, а потом глупостями заниматься, вроде секса и войны.

Хозяин дома в наши разговоры не лез, помалкивал, ждал, пока мы наедимся. Даже улыбнулся пару раз.

Судя по всему, конфликт можно было считать исчерпанным. Если он усадил нас за свой стол, это что-то да значит. Этот старик не из тех, кто сейчас с тобой хлеб переламывает, а через минуту голову продырявит. Цельный человек, сразу видно.

И я все правильно прикинул, так оно и оказалось.

— Я мог бы вам сказать о том, что сожалею о случившемся, — медленно, точно отмеривая каждое слово, произнес старший Арвен. — Мог, но не стану. Дело сделано, ничего теперь не изменишь.

— Это верно, — невесело усмехнулся Николай, который за все это время не съел ни крошки из той снеди, что лежала перед нами на столе.

— Но мне очень важно понять, как случилось все то, что случилось, — сдвинул брови старик. — Это было… неправильно. Другого слова подобрать не могу. Нет, я сейчас не о вашей стычке с моими людьми, хотя и она, разумеется, является ошибкой. Почему вышло так, что какой-то человек пришел в мой дом, сказал мне, что делать, и я его послушал? Когда я был вашим ровесником и часто думал чем угодно, только не головой, даже тогда никто не мог крутить мной, как пес хвостом. Скажите мне, кто это был. Я вижу, вы знаете ответ.

Я глянул на Николая, он на меня.

— Это плохой человек, — наконец ответил оперативник. — Он хочет смерти вот этим двум парням и для достижения своей цели использовал вас.

— Гипноз? — уточнил Арвен. — Да?

— Что-то вроде, — признал Нифонтов. — Вроде того.

— Сильно «вроде», — приподнял бровь хозяин дома. — Я читал, что гипноз действует только тогда, когда сам гипнотизер рядом стоит. А я и потом, после его ухода, хотел этого мальчика убить, сердце ему вырвать собирался. Сегодня утром встал и думаю — откуда у меня такие мысли? Что творю, при чем тут этот Смолин? Потом узнал, что Темир с моими людьми уехал, — испугался. Клянусь, впервые за много лет испугался. Кровь на руках в таком возрасте, как у моего внука, — это горе. Это на всю жизнь метка. Да и наследили мы, когда тебя искали. Что твой адрес, что адрес родителей узнать было совсем несложно, но тебя там давно никто не видел, потому пришлось кое-кого просить о помощи.

— Главное, что никто не умер, — примирительно заметил я, искренне радуясь, что данный конфликт, похоже, исчерпан. — Уже хороший результат.

— Верно, — согласился со мной Арвен. — И раз об этом зашел разговор — сколько я должен за то, чтобы сегодняшняя история была всеми забыта? Назовите сумму, я расплачусь сполна.

— Мне ничего не надо, — пожал плечами я. — Будем считать, что едой компенсацию взял.

Деньги я люблю, это так, но всему есть предел. Здесь и сейчас их брать не стоило, не та ситуация, не тот человек. А вот кое-что другое в качестве гонорара я бы принял, например, имена тех людей, которые ему помогли меня найти.

— Мы на государевой службе, — подал голос Стас. — Нам мзда не положена по должностной инструкции.

Он залез в карман куртки, достал из него пистолет в пакете и положил перед Имраном Салмановичем, сопроводив данное действие фразой:

— Нет тела — нет дела. Остальные стволы — в багажнике одной из машин. Тема закрыта.

— Ты слишком хитер, чтобы все забыть, — возразил Арвен. — Ты свой долг с меня потом стребуешь, тогда, когда тебе это будет выгодно. Так ведь?

— Да, — не стал скрывать Сгас. — Но больше чем положено не попрошу. Я меру знаю.

— Ну а вам деньги предлагать не имеет смысла? — спросил хозяин дома у Николая. — Верно?

— Как и что-либо другое, — подтвердил тот.

— Я вспомнил вашу фамилию, — положил ладони на стол старший Арвен. — Я встречал ее в бумагах сына. Старых, им уже несколько лет.

— Мы с ним общались, было, — ровно произнес Николай. — Я и с вашим внуком раньше встречался, приблизительно в то же время. Он как-то затерялся по зиме без следа рядом со своей школой, а мы с коллегой его отыскали.

— Я заметил, что Лиана узнала вас. — Имран Салманович побарабанил пальцами по столу. — Скажите, вы имеете отношение к смерти моего сына? Я не буду мстить, мне просто хочется знать, почему он умер. В чем причина?

— Нет, — покачал головой Николай. — Это не моих рук дело. Но попадись он мне четыре года назад, я бы пристрелил его не задумываясь. Или что похуже устроил.

— Жаль, что он не попался вам тогда, — тихо и печально произнес старик. — Лучше пуля, чем такая смерть, какую он принял.

— У нас разные точки зрения на этот вопрос, — жестко возразил ему оперативник. — Но это нормально. У вас свое горе, у нас тогда, четыре года назад, было свое.

— Предлагаю перейти от воспоминаний к дню сегодняшнему, — снова вступил в разговор Стас. — Имран Салманович, нам бы записи с ваших камер наблюдения. Очень хочется глянуть на внешность вашего гостя.

— Не получится, — усмехнулся Арвен. — Нет записей.

— Мне казалось, мы поладили? — прищурился полицейский.

— Записей нет, — повторил старик. — У меня в доме стоит отличная техника, я никогда не экономлю на безопасности своей семьи, но в этот раз она дала сбой. Не записалось ничего. Совершенно. Рябь на всех экранах.

Нифонтов коротко рассмеялся, Стас помрачнел.

— Ну хоть описать-то его сможете? — подумав, спросил он. — Поподробней, если можно. И, может, кто из охраны запомнил марку его машины, номер?

— Это пожалуйста, — согласился владелец дома. — Высокий, под два метра, черноволосый, усы подковой…

— Усы? — перебил его я. — Два мегра? Коль, это не Эдуард!

— А ты думаешь, что он всякий раз будет выглядеть одинаково? — насмешливо отозвался оперативник. — Ну-ну.

В кармане взревел телефон, громкие звуки его сигнала заставили меня дернуться.

— Номер не определен, — заметил я, достав аппарат, а потом ответил на вызов: — Да, слушаю.

— Расстроил меня этот хрыч, — преувеличенно грустно прошептал мне в ухо голос, от которого по телу прошла неприятная дрожь. — Я думал, он боец, а оказалось — лишь тень себя прежнего. Мельчают люди.

— Согласен. — Я сделан круглые глаза, давая понять своим спутникам, кто именно мой собеседник. — Не тот стал народ, мало на кого можно положиться.

— Но ведь это всего лишь загонщики, чернь. — Колдун перестал шептать, заговорил обычным тоном. — Их дело — бить в кастрюли и орать, дабы зверь сорвался с места и направился в нужную сторону. Свою задачу они выполнили, ты уже бежишь в ту сторону, где тебя ждет кто?

— Кто? — без тени издевки осведомился я. Нет, правда не знаю. Охота не мое, в жизни на ней не был.

— Егеря, — ласково объяснил Кощеевич. — И вот они выгонят тебя под мой выстрел. Если сами раньше не прикончат, разумеется. Но в этом случае тебе будет умирать даже где-то радостно. Ты моя жертва, и тот, кто заберет у тебя жизнь, за это ответит. Согласись — с осознанием того, что будешь отомщен, умирать ведь веселее?

— Не знаю, не умирал, — хмуро ответил я. — И не стремлюсь. Я лучше тебя убью и дальше спокойно жить стану.

— Прости за банальность, но заяц не может загрызть охотника, — рассмеялся мой собеседник. — Это смешно. Да, передай судному дьяку, что он слишком далеко зашел в моих поисках, он уже стоит на краю, далее начинается пропасть. Я не желаю вражды с отделом, но если они перейдут границу дозволенного, то могу изменить своим правилам. Так что пусть расслабится и не сидит за столом, подобно памятнику самому, себе. Пусть хотя бы поест.

Он нас видит. Не только слышит, но и видит.

Я щелкнул пальцами, после показал на свой глаз и обвел рукой помещение.

— Ты забавен. — В трубке раздался бархатистый смех. — Право, мне будет тебя не хватать. Лето в столице скучновато, развлечений мало, а таких, как ты, — особенно. И вот еще что — передай своему приятелю, тому, что в полиции служит, что я дарю ему свою машину, пусть на нормальном автомобиле покатается напоследок. Она стоит на парковке «Крокус Сити Холла», номер и место парковки сброшу эсэмэс. Ключи — в замке зажигания, документы — в бардачке.

— Он будет очень рад, — пробормотал я.

— Конечно. Машина-то новая совсем. — Колдун снова хохотнул, а после резко окликнул меня: — Ведьмак!

— Чего? — чуть не подпрыгнул на стуле я.

— Рога трубят! — снова шепотом сообщил мне Кощеевич. — Слышишь? Егеря уже совсем близко!

И повесил трубку, подлец!

— Эта гнида нас слышит и видит. — Я аккуратно положил смартфон на стол. — Камеру, наверное, куда-то запихнул, скотина такая!

— Исключено, — воспротивился хозяин дома. — Моя охрана каждый день проверяет все помещения на предмет наличия подслушивающих устройств, я этот обычай завел еще тогда, когда от дел не отошел, и ему не изменяю. У них лучшие сканеры из существующих, потому что я…

— Не экономите на безопасности, — закончил за него Нифонтов, обводя взглядом потолок. — Спорить не стоит, вы оба правы, нет тут жучков и камер. Но он все равно все видит, и я догадываюсь, как именно. Хитер!

— Он просил передать тебе, что ты зашел слишком далеко, — хмуро выполнил я поручение колдуна. — Если пойдешь дальше, то он тебя убьет.

— Штаны сухие, — потрогал ширинку Николай. — Значит, не испугался. Что еще?

Пискнула трубка, сообщая о том, что поступило сообщение.

— А еще вот номер машины и места, где она припаркована, — показал я трубку присутствующим. — Она теперь твоя, Стас. Это тебе подарок от нашего друга. Ключи в замке, владей и катайся.

— Щедрый какой, — фыркнул полицейский. — Но пусть будет. Я, как мы свое дело сделаем, его труп хлорочкой посыплю, в полиэтилен закатаю, в багажник уберу, отгоню эту машинку верст за сто от столицы и в каком-нибудь озере покрупнее ее утоплю. И все останутся довольны.

— Если бы все было так просто, — вздохнул Николай. — Ладно, идем на улицу, покурим. Сашка, ты с нами?

— Само собой, — поднялся я из-за стола, представляя, как сейчас смеется над нашими наивными действиями и словами мой враг. — Надо свежего воздуху глотнуть.

— А теперь все в деталях, — сухо скомандовал мне сотрудник отдела, как только мы вышли из дома. — Дословно!

— Он точно нас сейчас не видит? — деловито поинтересовался полицейский, озираясь. — Вон та ворона какая-то подозрительная. Чего она башкой крутит?

— Стас, с ума не сходи, — покрутил пальцем у виска Николай. — Ну да, случается, перекидываются люди в птиц или животных, но ради наших секретов никто таким заниматься не станет. Это себе дороже может выйти.

— Но там-то он что-то учудил, — потыкал пальцем Стас в сторону входа в дом.

— Где-то стоит «Темный глаз», — пояснил Нифонтов. — Заклинание сложное, затратное, но действенное. Потом Вику надо сюда направить, пусть она его снимет.

Из дома вышел Имран Салманович и приблизился к нам.

— Тот, кто приходил, — он ведь не человек? — решительно спросил он у нас. — Ведь так? Я хотел бы знать правду.

— Не совсем, — выдержав паузу, все же ответил Нифонтов. — Что-то людское в нем еще осталось.

— Даже могу сказать, что именно, — хмуро продолжил я. — Мстительность. Вам лучше бы уехать из города, и желательно куда подальше. Он не очень доволен тем, как все вышло, поэтому может устроить какую-нибудь гадость. И охрана вам не поможет, поверьте.

— Так и думал, — глубоко вздохнул мужчина. — Я стар, но еще умею связывать факты воедино. Еще один вопрос: он как-то связан со смертью моего сына?

— Нет, — покачал головой Николай. — Никак. Ваш сын умер исключительно из-за собственной самоуверенности и жажды власти. И я даже извиняться за свои слова не стану, потому что все обстоит именно так. Он хотел получить то, что ему не принадлежит, и слишком далеко зашел в своих действиях. Есть вещи, которые не предназначены для всех, ему об этом говорили, его не раз предупреждали, но он был глух. Вот результат.

— Руслан никогда не терпел запретов и ограничений, — опустил глаза Арвен. — Да, извинения тут ни к чему, за правду прощения не просят. Я вас оставлю на некоторое время, мне надо сказать Лиане, что мы уезжаем.

Пользуясь моментом, я наконец-то рассказал своим приятелям все, что говорил колдун, и их услышанное не порадовало.

— Из одной задницы в другую, — сплюнул Стас. — Коль, что он мог иметь в виду, говоря о егерях?

— А я откуда знаю? — даже удивился оперативник. — Вот ты спросил! Поживем — увидим.

— Если это будет что-то очень резкое, то, возможно, и не поживем, — мрачно напророчил Стас. — Или не переживем. Да елки-палки, может, тоже свалить из Москвы куда подальше? В Калининград или на Ямал. У меня там армейские кореша проживают, тоже по нашему ведомству служат. Всяко схорониться помогут.

— Валяй, — согласился Николай. — Ты в эту замотку случайно влип, по сути, претензий к тебе нет и быть не может. Одна благодарность. Если бы не ты, то Сашка сейчас мог бы с незапланированной дыркой в голове лежать.

— Мне кажется, мы сможем его прищучить только в одном случае, — обреченно произнес я. — Если он допустит какую-то оплошность, а мы ее не прозеваем. Других шансов в принципе нет.

— Свежая, оригинальная мысль, — поаплодировал мне оперативник. — Как мы до такого сами не додумались?

— Не к месту шутишь, — неожиданно поддержал меня Стас. — По факту он прав. Все, что нам остается, — это охранять Сашку и следить, куда кривая выведет. Подходов к нему нет, ниточки все перерезаны. Как эти егеря нагрянут, так их и будем брать в оборот, если получится. Авось чего и прояснится.

— Написали на бумаге, да забыли про овраги, — пробормотал Николай. — Знать бы еще, что это за егеря такие. Вот что он имел в виду? Хитрый, гад. Ведь с этим Арвеном он против всяких стандартов сработал. Мы у себя чего только не передумали, а он вон чего выкинул.

— Ждать, — уверенно сказал Стас и даже воздух рукой рубанул неуловимо знакомым кинематографическим жестом. — Это самое разумное в данный момент. Начнем суетиться — сами себе навредим.

— Тебе хорошо, — печально вздохнул я. — Ты билет на самолет до Калининграда возьмешь и уже завтра утром будешь в Балтийское море поплевывать, копченую рыбку кушать и на берегу янтарь искать для сувениров. А мне тут под смертью ходить.

Вообще-то, если честно, я всерьез начал подумывать о том, что мой давний план не лишен смысла. Ну, тот, который предусматривает спешный и срочный побег из родной страны в какое-нибудь дальнее безвизовое зарубежье, желательно — расположенное близ теплого, синего и ласкового моря. И только одно меня смущало — деньги и загранпаспорт лежат в сейфе, дома. А туда соваться было небезопасно, это я всем нутром чуял.

— Да куда я поеду? — отмахнулся Стас. — И что мне потом, всю жизнь в бегах провести? Нет, этот узел надо сейчас рубить, пока у нас троих интересы совпадают. Вместе, может, и справимся. Поодиночке — точно нет.

— Пойдем уже, — предложил Нифонтов. — Тут делать больше нечего. Разве что Вика потом подъедет, заклинание снимет. Боец, хозяина позови.

Мордатый охранник выполнил его просьбу без малейших возражений, и через пару минут Имран Салманович деловито кивал, слушая Николая.

— Важно — в доме ни слова о том, куда отбываете, — деловито вещал тот. — В смысле — правдивого. И тем охранникам, что тут останутся, — тоже. Поверьте, это в ваших интересах.

— Уже подумал об этом, — кивнул седовласый кавказец. — Все сделаю.

— Когда вы отбудете — напишите мне об этом, — продолжил Николай. — Я попрошу нашу сотрудницу, она кое-что в вашем доме подчистит. То, что сканеры не находят.

— Пусть она сейчас этим вопросом займется, если это возможно, — попросил Арвен. — Я вышлю за ней машину и обратно после доставлю. Мне очень не нравится, что мой дом перестал быть моей крепостью.

— Пока вы тут, она не приедет, — покачал головой Николай. — Скромная очень.

Ну да, скромная. Мой знакомец боится, как бы Вика, услышав фамилию Арвен, не выкинула какой-нибудь номер вроде дополнительного проклятия. А вообще правильно. Ни к чему Виктории подобные эмоциональные встряски. Ей и так досталось в этой жизни, куда уж больше?

Мы уже почти вышли за ворота, когда я вспомнил об одной вещи, которую хотел выяснить.

— Имран Салманович, — окликнул я Арвена, который что-то негромко втолковывал охраннику. — Можно еще один вопрос?

— Разумеется, — кивнул тот.

— Скажите, кто меня сдал? — подойдя к нему, тихонько произнес я. — Вагнер? За пакет акций?

— Нет, — покачал головой старик. — Впрочем, если бы я ему их предложил, он бы не отказался, как мне кажется. Но я обратился к другому человеку. Мы с ним несколько раз делали бизнес, он остался мне кое-что должен. Я обменял долг на сведения.

— Ряжский? — помедлив, уточнил я. — Верно?

— Верно, — подтвердил Арвен. — Это была выгодная сделка, так что не стоит судить его слишком строго.

— Вы бы на его месте поступили так же?

— Я не знаю, какие вас связывают отношения, — уклончиво ответил Имран Салманович. — Мне трудно судить.

— Все больше пустяшные. Я разок спас ему жизнь, супруге помог обрести потерянное наследство. Ничего серьезного.

— Люди дела часто отличаются от остальных, — помолчав, сообщил мне Арвен. — Они мыслят другими категориями.

— Ну да, ну да, — почесал подбородок я. — Спасибо вам. И рад знакомству.

— Если станет очень жарко, буду рад видеть тебя своим гостем, — внезапно огорошил меня Арвен. — Приезжай в Махачкалу, позвони мне. Вот визитка. Так в горах спрячем — никто не найдет. И приятеля своего можешь взять, того, который за своими словами не следит. Он мужчина, воин, я вижу, а глупость… Она, как и юность, со временем пройдет, если не убьют раньше. А вот второму твоему другу в моем доме делать нечего. Да и не друг он тебе, поверь старику.

— Спасибо. — Я убрал визитку в карман и пожал ему руку. — Жизнь веселая пошла, может, и наведаюсь в гости.

Мои спутники уже сидели в автомобилях, каждый в своем.

— Куда едем, решили уже? — первым делом спросил я у Стаса, когда плюхнулся на сиденье рядом с ним. — Сдается мне, домой нельзя.

— Это точно, — подтвердил Стас и повернул ключ в замке зажигания. — Но нам туда и не надо. Есть пара мест, про которые никто ничего не знает и где можно отсидеться. Жратвы только надо купить.

Мотор взревел, и мы отправились туда не знаю куда.

Глава 18

Мне снилась Морана. Нет, не так, как обычно, не в системе 5D с эффектом присутствия, то есть без тумана на реке Смородине, разрушенного моста, терема и всей прочей атрибутики. Это был обычный сон, сплетенный из отрывков воспоминаний, странных ассоциаций и, если верить ряду хиромантов и доморощенных чародеев на «Ютубе», мелких знамений, по которым можно предсказать ближайшее будущее.

Она что-то говорила, но я ее не слышал и не понимал. Причем время от времени в руках ее появлялась ярко-светлая полоса — то ли язычок первородного огня, то ли лента, с которой гибкие гимнастки выступают в произвольной программе, то ли еще что-то, возможно вовсе не имеющее названия. А иногда она начинала мне грозить пальцем, как видно, за то, что я ленив и нерасторопен.

Не знаю, с чего меня на подобный сон пробило. Вероятно, виной тому была усталость, которая навалилась на нас со Стасом сразу после того, как мы вошли в небольшую однокомнатную квартирку в районе «Петровско-Разумовской». А может, причина таилась в посредственном коньяке, бутылка которого была распита на двоих с целью эту самую усталость немного развеять.

— Да проснись уже, ведьмак! — в какой-то момент наконец-то во сне появился звук. — Погибель близко!

Окрик прозвучал настолько резко и неожиданно, что я на самом деле проснулся. Грань сна и яви всегда тонка, потому первые секунды я пытался сообразить — это мне там, в мире теней, команду отдали, или тут, в реальности, кто-то шумнул?

Стас, лежащий на тахте в другом конце комнаты, всхрапнул, гулко пустил «злого духа», перевернулся на другой бок и снова мерно засопел.

Лунный свет лился из незашторенного окна с мутными грязными разводами, освещая убогую меблировку нашего нового жилья и неубранный бардак на круглом столе. Лень нам было посуду мыть, оставили мы данное занятие на утро. Но что-то все равно было не так, и именно осознание этого окончательно вырвало меня из цепких объятий дремы. А потом я понял, что именно не так.

В коридоре ярко-белый и отстраненно-холодный лунный свет смешивался с другим цветовым оттенком, изумрудно-зеленым. Планировка здесь была точно такая же, как и в моей квартире, дом-то типовой. Разве что лифта тут не имелось да метраж чутка поменьше, а в остальном — один в один.

И в коридоре здесь, как и у меня дома, тоже стояло зеркало, вделанное в гардеробную стойку. Большое и вытянутое.

Воистину, история всегда повторяется дважды, вот только на фарс это все очень и очень не похоже. Зеленый свет — это плохо. Очень, очень плохо!

И словно в подтверждение моих мыслей, на лунно-зеркальную дорожку легли две тени как овеществленный детский кошмар. Каждый из нас в нежном возрасте хоть раз да не мог ночью заснуть, чутко ловил шорохи уснувшей квартиры, неразличимые днем и пугающие ночью, и со сладким ужасом смотрел на яркую полосу света, расчертившую пол, ожидая, что вот-вот на ней появится тень неведомого существа, которое пришло за тобой. Тень не появлялась, но страх тех времен по-прежнему живет в каждом из нас. А у меня он стал реальностью. С той, правда, разницей, что я знаю, кто пожаловал в наше временное пристанище.

— Стас! — рявкнул я, вскакивая с дивана и бросаясь к креслу, на котором лежали мои джинсы. — У нас гости!

— Так даже лучше, — пронесся над комнатой шелково-шелестящий интимный полушепот. — Не люблю сонным глотки резать!

Гостьи уже стояли в дверном проеме. Обе. Красивые, стройные, в коротеньких стильных кожаных куртках и смертельно опасные. О последнем мне неистово сигналили все чувства, которые только имелись в наличии.

— Договор никто не отменял, — первым делом заявил я, сжимая в руках ведьмачий нож, который я, к своему великому стыду, забыл вогнать в притолоку входной двери. Хотя, может, и удачно, что я этого не сделал. Любой запрет можно обойти, особенно если учесть, что это не родные стены и они не должны меня защищать, а другого оружия под рукой нет.

Наверное, забавно я выгляжу сейчас. В одних трусах, взъерошенный, сонный, но зато с ножом.

— Ты его нарушил первым, ведьмак, — холодно сказала мне одна из ведьм. — И за это ответишь.

— Вроде мы шлюх не вызывали? — удивился Стас, в отличие от меня, уже вполне бодрый и с пистолетом в руках. — Но, если что, моя вон та, с ямочками на щеках. Люблю таких!

Вот чего он влез? Естественно, ведьмы тут же перешли в атаку. Они хоть и аморальные по своей сути существа, но все же женщины, которым подобные сравнения никогда не нравятся. Даже тем, кто на самом деле занимается данным древнейшим ремеслом.

А можно было вытащить из них информацию.

Кудрявая синеокая ведьма сиганула ко мне, сразу же, одним прыжком преодолев все пространство комнаты, вдобавок при этом чуть застыв в воздухе в стиле «Матрицы». Из ее пальцев вылезли длиннющие, жуткие и очень острые когти.

Как увернулся — понятия не имею, но они врезались в стену совсем рядом со мной, вспоров дешевые обои и со скрежетом выбив серую каменистую крошку.

Я рухнул на затрещавший диван, с которого немедленно соскользнул на пол, попутно ругая себя за то, что не последовал своему же собственному доброму совету и не взял несколько уроков ножевого боя. Ведь думал об этом, думал!

Ладонь мигом вспотела, одна радость — рукоять ножа сделана с умом, она шершавенькая, не выскользнет.

Грохнул выстрел, но увы, увы, пуля ударила в стену, не причинив второй ведьме ни малейшего вреда. Краем глаза я увидел, как хлыст, невесть откуда появившийся у противницы Стаса, за секунду до выстрела обвил руку полицейского, дернув ее вверх. А секундой позже пистолет вообще полетел в угол.

— Ну, с кем ты там хотел развлекаться? — Голос ведьмы был одновременно распутным и жутковатым. Не знаю, как подобное может сочетаться, но так есть. — А?

Удар! И я успел перекатиться по полу, а когти моей врагини оставили на допотопном паркете четыре глубоких зарубки. Фредди Крюгер какой-то! Может, я все еще сплю? Хоть бы, хоть бы!

Крик Стаса, который, как мне казалось, вообще не подвержен страху как таковому, сообщил мне, что наши дела, похоже, идут не ахти. Хотя я его понимаю. Если бы я увидел, как пальцы грудастой красотки с ямочками на щеках превращаются в четырех маленьких гадюк, которые тянутся своими жалами к твоим глазам, то тоже бы орал не переставая.

— Машка, хорош забавляться! — рявкнула моя преследовательница. — Прикончи человека и хватай этого живчика! Я хочу печень у него вырезать заживо, она мне потом пригодится!

Я снова махнул ножом, отгоняя ведьму, которая знай только скалила рот в усмешке, и снова запрыгнул на диван, прижавшись рукой к стене.

Черт, черт, все мои иголки, порошки и прочее — мишура. Не тому я учился все это время, не тому! Вот она, смерть, рядом стоит, и я перед ней бессилен! Почти бессилен!

Выстрел! И сразу — крик той, кого моя убийца назвала Машкой. Второй выстрел, и красотка с ямочками отлетает на пол, на животе у нее два темных пятна, а у Стаса в руках маленький, почти игрушечный револьвер, который он непонятно откуда взял.

И самое главное — потенциальная владелица моей печени отвлеклась, с удивлением уставившись на свою подругу, корчившуюся на полу. Это был шанс, упускать который я не собирался.

Прыгнул я не хуже, чем она, и со странным, практически физическим удовольствием ощутил, как нож вошел в ее правый бок.

Ох, как она заорала! Мало того — место разреза вдруг полыхнуло алым, и мой нос ощутил запах горелой плоти.

— Н-на! — заорал я, извлекая нож и во второй раз вонзая его в женское тело. — Печень ей мою! Подавишься!

Вспышка, да такая, что я на миг ослеп.

— Чтоб тебя! — выкрикнул Стас и снова выстрелил. — Сашка!

— Уходим! — метнулся по квартире женский утробный визг, послышался стук каблучков по полу, сопровождаемый стоном.

Когда я проморгался, ведьм в комнате уже не было.

— Твари! — прорычал Стас, подхватывая свой «кольт» с пола. — Вот я вам!

Выскочив в коридор, мы успели увидеть, как две женские фигуры канули в зеленом мутном мареве, перед тем закапав своей кровью всю гардеробную стойку и пол рядом с ней.

Бэнг! Бэнг! Бэнг! Две пули ушли в сторону неприглядного болота, лежавшего по 17 сторону рамы, третья расшибла на осколки гладь зеркала, снова ставшего обычным предметом.

Сразу после этого Стас устало оперся спиной о стенку и выдал невероятно умело сплетенную матерную тираду, в которой высказал все, что он думает о нашем мире, устройстве Вселенной и женщинах, приходящих незваными в ночи.

Я даже заслушался.

— И кто это был? — выговорившись, осведомился у меня полицейский, махнув пистолетом в сторону разбитого зеркала.

— Ведьмы, — предельно честно ответил я.

— Это-то ясно, — хмыкнул Стас. — Ведьмы, падлы, твари. И все-таки?

— Натурально — ведьмы, — отчего-то рассердился я. — Как они есть. Или ты думаешь, у них всех нос крючком, бородавки на щеках и кулинарная книга по приготовлению Ивашек под мышкой? Вот такие они теперь. Одеваются в бутиках, пользуются хорошим парфюмом, посещают стилистов. Сериалы смотрят.

— Офигеть. — Он глубоко вздохнул и сполз по стене на пол. — Но зато это много объясняет. Я всегда за своей бывшей женой неладное подозревал. Думал — мерещится, а оказалось — интуиция. Слушай, у нас коньяк остался? Или мы весь допили?

На наше счастье, на дне еще плескалось немного янтарной жидкости, употребив которую, мы немедленно взялись за веник и совок. На этом настоял Стас, и не напрасно — через десять минут к нам пожаловали в гости два поджарых сержанта, которых вызвали соседи, перепуганные стрельбой, криками и грохотом.

Если бы не ксива и умение моего приятеля вести беседы с себе подобными, точно рассвет в обезьяннике пришлось бы встречать. А так они походили по квартире, заглянули на балкон и в кухню, с некоторым недоверием осмотрели метки когтей на полу (стену мы прикрыли креслом) и наконец ушли.

Зато следом за ними примчался хмурый и осунувшийся Нифонтов, которого вызвонил я. После нашего сумбурного рассказа он помрачнел еще больше.

— Если бы не эта «пукалка» — кранты, — в очередной раз произнес Стас и погладил маленький револьвер, который, как оказалось, он всегда носил на ноге в специальной кобуре и не снял перед тем, как уснул. — Правильно я его тогда в вещдоки не сдал! Правда, теперь придется утопить. Я той стерве два раза в брюхо пальнул, с такими ранениями она долго не протянет. Разве что хирург хороший попадется, но все одно «огнестрел» зафиксируют.

— Забей, — посоветовал ему Николай. — Поверь, она нас с тобой переживет, и без всяких врачей. Вот вторая — не факт, не факт. Сашкин ножик для их племени куда страшнее, чем твоя игрушка. Говоришь, в бок ее ударил?

— Два раза, — подтвердил я. — Почти на полную длину нож вошел, до кишок достал.

— Значит, жизни ей до сегодняшнего заката осталось, — подытожил оперативник. — Кабы не меньше. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Ведьмы и так на тебя злы невероятно, а тут еще это…

— Я не нападал, я защищался. Все по правилам было. И вообще непонятно, чего они на нас набросились!

— Это-то как раз и не тайна. — Николай взял пустую бутылку, тряхнул ее и с сожалением поставил обратно на стол. — Пазл потихоньку начинает складываться, парни, вот только радостным данное утверждение назвать сложно.

— Хотелось бы подробностей, — попросил Стас. — Заканчивай нагнетать атмосферу, давай конкретику.

— Нет проблем, — покладисто согласился оперативник. — Вчера днем недалеко от дома Сашки в парке была убита ведьма, и все следы, какие только можно, ведут прямиком к нему.

— Какие следы? — опешил я.

— Разные. — Николай задумчиво начал изучать потолок. — Показания подруги, которая утверждает, что покойная жаловалась на ведьмака по имени Александр, который всю последнюю неделю не давал ей покоя, а под конец открыто угрожал расправой. Еще то, что за пять минут до смерти ты ей звонил. Ну и съемка с парковой видеокамеры. Лица там не видно, но со спины — чистый ты.

— Аргументированно, — признал Стас. — Если бы Сашка все это время не был со мной, улик на то, чтобы его как минимум задержать, мне бы хватило.

— Вот и им хватило, — поддержал его оперативник. — Но они не следственные органы, они с ходу приговорили его к смерти. Прямое нарушение договора о ненападении, все просто и банально.

— Да уж, просто, — поежился я, осознавая, в какую задницу попал.

Ведьмы в качестве врагов — это не край бездны, это полет к ее дну. Мне кранты, это факт.

— Егеря, господа, — припечатал ладонь к столу Нифонтов. — Вот и егеря. И да, они выгонят зверя хоть под выстрел, хоть куда еще. А с учетом двух нынешних подранков ситуация стала совсем паршивой.

— Одного понять не могу, — поделился с нами Стас. — Как они нас нашли? Это оперативная квартира, про нее мало кто знает. Специально ее на чужой «земле» заимели, чтобы агентуру не палить. И уж вообще никто не в курсе, что мы сюда заселились, я даже своим парням про это говорить не стал.

— Уже думал, — кивнул Николай. — Ответа пока нет. Но да — странно. Мало того — откуда им про тебя вообще знать? Если только колдун донес, но это крайне маловероятно. Он явно их разыгрывает втемную, в отличие от Арвенов. Из очевидного имеется только одна версия, что Сашку по крови отследили, но откуда у ведьм она взяться может? Он с ними дел никаких не имел, насколько я помню. По крайней мере таких, чтобы в них кровь лить. А по волосу или следу так четко не определишь местонахождение, это точно.

— Нет, — подтвердил я и тут же опроверг собственные слова: — Стоп! Имел! Ах, тварь такая!

— Ты о чем? — немедленно уточнил оперативник.

— Стелла! — стукнул я его в плечо. — Воронецкая! Парикмахерша! Это все она! Ну помнишь, мы пиявца угробили? Он мне весь бок располосовал тогда, я кровью там пол будь здоров как забрызгал! И главное — когда успела? Я же за ней следил все это время!

— Было такое, — встрепенулся оперативник. — Вот ведь. А я и забыл совсем про ту переделку. Тогда все ясно.

— Не все, — хмуро возразил Стас. — Неясно, что мы дальше делать станем.

— Думать, — пробурчал Николай. — Просчитывать вероятности. Не исключено, что вам вообще из города придется исчезнуть на какое-то время.

— Теперь это как раз не вариант, — возразил я. — Раньше — да, были у меня такие мысли. Но если я теперь сбегу, то беда будет, это ж, считай, я признаю свою вину. А за мной ее нет. Так что и не подумаю. У меня другое предложение имеется.

— Изложи, — попросил оперативник.

— Да не вопрос. — Я достал из кармана джинсов свой смартфон. — Мало того, я сразу его реализую. Так сказать, следите за руками.

Гудок, второй, а после в трубке прозвенел голосок, который я ни с каким другим не спутал бы. Уж при очень веселых обстоятельствах он мне в душу запал.

— Стелла Аркадьевна, — как можно слаще проговорил я. — Мое почтение. Дико извиняюсь, что в такое раннее время звоню. Но что-то мне подсказывает, что вы и не спите. Ночь — она же не для сна, правда?

— Александр Смолин, — еще медовее откликнулась ведьма на том конце провода. — Не буду врать, что удивлена. Я сразу сказала, что ты куда умнее, чем кажешься со стороны, и, если уцелеешь, то очень быстро протянешь ниточку ко мне. Да-да, ведьмак, вот такое странное вышло совпадение — ты убил ведьму из того ковена, к которому принадлежу я. Чудны извивы судьбы. Или это не случайность? Впрочем, не важно. Так вот, у нас тут даже небольшой спор вышел насчет твоей смекалки, и я, выходит, его выиграла. В благодарность за эту пусть маленькую, но победу дам тебе совет — умертви себя сам. Для тебя на текущий момент это лучший выход из ситуации. Поверь, самоубийство — меньший грех по сравнению с тем, что планируют в отношении тебя мои сестры.

— Услуга за услугу, — дружелюбно отозвался я. — Готовьте попки для порки, славные ведьмочки. Вы нарушили договор, которому невесть сколько лет, и это вам с рук не сойдет. Не скажу, что я самый авторитетный ведьмак из всех, что проживают в Москве и области, но я все равно один из. Я принят в круг старейшинами, пил круговую чашу и плясал на церемонии, потому на меня распространяются и ведьмачьи обязанности, и ведьмачьи права. По обязанностям я соблюдал договор, не причиняя вреда ни одной ведьме, потому имею полное право на поддержку собратьев в этом конфликте. Будет война, ведьма, потому как я свою обиду никому с рук не спущу!

— Ты рехнулся, Смолин? — Тон Воронецкой неуловимо изменился. — На твоей совести кровь и смерть нашей сестры, это доказанный факт!

— Кем доказанный, Стелла? — снизил обороты я. — Кем? У меня туча свидетелей, которые подтвердят, что я никого пальцем не трогал. Ну, из вашей когорты, имеется в виду, так-то вчера разное случалось.

— Твоим свидетелям грош цена, — фыркнула ведьма. — Я, если надо, найду десяток видоков, которые засвидетельствуют тот факт, что крокодил по небу гулял и между делом солнышко съел. И все они реально будут верить в то, что это видели. Ни один детектор лжи не засвидетельствует.

— Бог с ними, с людьми, — согласился я. — Но есть камеры наружного наблюдения, ими вся Москва утыкана. Их никакая магия не надурит, потому как против техники нет у нее методов. Молоток если только… Стелла, поверь, мне не нужна война, у меня других проблем полно. И никому она не нужна, согласись. И еще — отвечаю, вас играют втемную. И это не только моя точка зрения.

Николай и Стас одновременно одобрительно кивнули.

— Звучит убедительно, — протянула Воронецкая. — Что ты предлагаешь? Сразу скажу — мне не по чину принимать решения, но твое послание кому надо я передам, причем в точности, не меняя ни слова. Ты мне всегда был симпатичен, ведьмак, я не хочу твоей смерти. И потом — мы с тобой так и не закончили одно дельце. Интимное.

Хороший признак, она почуяла перемену ветра. Значит, я правильную политику веду.

— Конфликт есть, его надо урегулировать, пока не пролилось много крови. Но такие вещи делаются не по телефону, а лицом к лицу, чтобы все было предельно прозрачно. Я готов к встрече с главой вашего ковена. Понимаю, что мне подобное не по чину, где она и где я, но и случай, согласись, необычный. Гарантом безопасности в данных переговорах выступят сотрудники отдела 15-К, который всем нам хорошо известен. Этот момент я с ними сам согласую.

Николай задрал брови вверх, как бы говоря: «Да? А я и не знал!»

— И еще, — продолжил я. — Одна из твоих сестер, скорее всего, в ближайшее время испустит дух, не так ли? Я крепко ее подрезал, защищаясь. Так вот — я готов еще до начала переговоров в качестве жеста доброй воли снять с ее раны проклятие ведьмачьего ножа. Дальше все будет зависеть от нее самой. Выживет — выживет, нет — значит, нет. Теперь — все.

— Я перезвоню, — уже без малейшего наигрыша деловито сухо сказала Стелла, и связь прервалась.

— Красиво, — одобрил Стас, выщелкивая обойму из пистолета. — Верно рулишь, Саня. Такие нарывы так вскрывать и следует.

— И с жестом доброй воли хороший ход, — добавил Нифонтов. — Хотя мог бы сначала согласовать свои действия. А вдруг я против выступать гарантом?

— Не вопрос, — передернул плечами я. — Позвоню Ровнину, он точно будет не против в таком мероприятии поучаствовать. И еще — Коль, не забывай, я не твой коллега, мне ничего ни с кем согласовывать не надо.

— Все-все-все, — выставил перед собой ладони оперативник. — Понятно. Давай выдохнем и чуть успокоимся.

Стас снова глянул на пустую бутылку и скорчил грустную рожицу. Мол, поди тут, успокойся.

— Забавно будет, если вместо ответного звонка они пойдут на повторный штурм, — вдруг сказал он. — Злость иногда побеждает разум, по себе знаю.

— Вряд ли, — усомнился Нифонтов. — С людьми такое возможно, с ведьмами — нет. Их рационализм и эгоизм в пословицы вошли. Позвонят. Другое дело, что они попытаются из этой ситуации максимум выгоды выжать, но это уже предмет торга.

— На меня где сядешь, там и слезешь, — почесал живот я. — Черт, вот нет тут моего Родьки. Сейчас бы отправил его к соседям, чтобы он у кого-нибудь бухла умыкнул. Вечно его за это ругаю, но…

— Кхе-кхе, — кашлянул кто-то у входа в комнату.

Щелкнула обойма, мигом вставленная в рукоять пистолета, да и мой нож тут же сверкнул в электрическом свете лампочки, сияющей под потолком. Люстры или плафона в этой квартире не имелось.

— Извиняюсь. — В дверях мялся домовой. — Я это… Послали меня.

— Обчество? — уточнил я.

— Оно, — с достоинством ответил гость, старательно отводя взгляд от Стаса, который разве что только челюсть не отвесил до пола. Всякое он за пару дней со мной повидал, но такого не видел. Да и то — ведьмы были бабы как бабы, Кощеевич тоже человеком выглядел, а подъездный — он колоритный.

— Рад буду услужить, — встал со стула я. — Извини, суседушка, не поприветствовал тебя так, как поконом заповедано. Как имя-отчество твое?

— Да ничего, — шаркнул ножкой подъездный. — А величают Михеем Василичем. Так я чего пришел-то. Мы тут живем тихо, спокойно, в дому нашем сроду ничего такого не случалось. А тут — ведьмак, бабы лютые, теперь вон судный дьяк пожаловал. Знать желательно, чего еще ждать? К чему готовиться? И еще это… Как сказать-то…

— Если что — мы дом защищать станем любой ценой, — подсказал ему я. — Верно?

— Ох! — подтвердил подъездный. — То долг наш. Для того мы поставлены.

— Не будет больше шума, — заверил визитера Николай. — Кончилась война, не начавшись.

— И хорошо, — с облегчением выдохнул Михей Василич. — И славно. А я вот тут услышал, что вам выпить желательно. Мы так-то это дело не жалуем, зелено вино то есть, но гость есть гость.

Он вытянул руку, в которой обнаружилась бутылка коньяка «Курвуазье», причем не абы какого, a Initiale Extra. Уж не знаю, где подъездные ее раздобыли, но впечатляло.

— Может, с нами посидите? — спросил я, принимая с полупоклоном у него подарок. — Хороших собеседников в компании много не бывает. И обчество зовите. Пиццу заказать можем.

— Пойду я, — отказался Михей Василич. — У вас свои разговоры, мы же с понятием. Только это… Не надо больше ничего такого. Отвыкли мы от подобного.

Он поклонился, а после только мы его и видели.

— Это кто такой был? — положил пистолет на стол Стас. — А?

— Подъездный, — ответил я, подцепив ногтем язычок пробочной обертки. — Местный смотрящий за порядком. Видно, здорово мы их переполошили, коли он тебе показался. Они людям на глаза стараются вообще не попадаться.

— Перед уходом со стола надо убрать будет и мусор выкинуть, чтобы все это не затухло тут, — заметил Николай, ставя передо мной рюмки. — Разливай. Тоже выпью, пошло оно все. И что ты там насчет пиццы говорил?

— Вон колбасу ешь, — заявил Стас. — Фиг его знает, кто эту пиццу принесет и что в ней на самом деле будет. Сыпанут на лестнице в нее какой-нибудь дряни, и привет родителям. Мы пока еще в осаде, не забывай.

Телефон зазвонил только минут через двадцать, на экране высветилась фамилия «Воронецкая».

— Смолин? — Низкий и властный голос в трубке принадлежал никак не Стелле. — Верно?

— Именно, — ответил я настороженно.

— Меня зовут Марфа. Я глава ковена, к которому принадлежала та, кого ты убил.

— Повторюсь — крови ведьм на моих руках нет. Кроме, разве, той, что появилась этой ночью. Но я защищался, за подобное договором и поконом наказание не предусмотрено. Наоборот, теперь я в своем праве. Но мне нужен мир, я про это Стелле уже говорил.

— Я готова с тобой встретиться, — помолчав, произнесла верховная ведьма. — Люди не свидетели, твой приятель судный дьяк — тоже. Но записи… Если мой человек подтвердит, что это не монтаж, то мы можем решить дело миром. На наших условиях.

— Условия? — рассмеялся я, надеюсь, вполне естественно. — О чем ты, Марфа? Вы нарушили договор, напали на ведьмака и хотели его убить. Лучший для вас вариант — тот, в котором я соглашусь просто забыть все, будто ничего и не было. Иначе наши старейшины могут изрядно разозлиться. Ты наверняка знакома с ведьмаками-аксакалами, знаешь, какие они буквоеды.

— Завтра в десять вечера в Кусково, — никак не стала комментировать мои слова Марфа, чем очень порадовала. — У старой Шереметьевской оранжереи. Знаешь ее?

— Это та, к которой аллея со статуями ведет? — уточнил я. — Знаю. Буду. Сразу скажу — не один.

— Армию с собой не веди, — велела ведьма. — Можешь прихватить одного из ваших и судного дьяка. С его командиром я отдельно поговорю. Как ты там молвил? «Гарант»? Вот и хорошо. Если что пойдет не так, я сама ему сердце вырву. Лично. И все по покону.

— Стас, ты с нами? — прикрыв трубку ладонью, спросил я у полицейского. — Или ну его?

Тот хлопнул рюмку коньяку и кивнул, мол, куда вы без меня?

— Еще один человек придет, — добавил я. — Мой друг. У него тоже счет к твоим красавицам. Особенно к той, что с ямочками на щеках.

— Пусть радуется, что живой остался, — совсем уж басовито заявила Марфа. — Но шустер, мент поганый. Марии две дырки в пузе сделал, еле ее откачали, она зла до невозможности, так что лучше бы ему не приходить. Да, вот что еще. Минут через тридцать к тебе Изольду привезут, ту, которой ты весь бок располосовал. Не дотянет она до вечера, раньше уйдет. Вылечи, как обещал.

— Ну, обещал я кое-что другое, но… Пусть везут, договорились. Я против ведьм сроду не умышлял, хоть ваше племя и не люблю.

— До десяти вечера от нас зла не жди, — веско произнесла Марфа. — Будем считать — перемирие. До встречи, ведьмак.

На душе стало маленько легче.

— Стас, можешь не переживать, — сообщил я полицейскому, который снова разливал коньяк по рюмкам. — Жива милашка, в которую ты шмалял. Привет тебе передает.

— Красивая, стерва, — как мне показалось, с облегчением хмыкнул тот. — Такую спиной на кроватку прислонить — как медаль из рук президента получить.

Мы чокнулись рюмками, но выпить я не успел — снова зазвонил телефон. Я отчего-то решил, что это снова Стелла звонит, но нет, номер не определился.

— Что сказать, Александр. — Я даже не удивился, услышав этот голос, чего-то такого и следовало ожидать. — Неплохо. Очень неплохо. Но если ты думаешь, что уже выпутался из этой истории, то зря. Все только начинается.

— Как ты меня достал! — искренне сказал я. — До печенок просто. Вот мне сейчас подумалось — а выброшу-ка я телефон в окно. И что ты тогда делать станешь? Как меня изводить будешь? Останется одно — лично прийти и попробовать меня убить. И, знаешь, я этому буду рад. Даже если проиграю в схватке и отправлюсь за кромку — рад. Потому что от тебя, душного, избавлюсь.

И я скинул вызов.

— Фига себе. — Стас смотрел на меня с чем-то, похожим на восхищение. — Я думал, что сам отмороженный на всю голову, но ты меня переплюнул.

— Ваше здоровье. — Я выплеснул коньяк в рот, занюхал его куском краковской колбасы, выдохнул и только после этого снова взялся за трезвонящий телефон.

— Ведьмак, не зли меня, — потребовал Кощеевич.

— А ты меня не беси, — тем же тоном заявил я. — Говори, чего тебе опять надо, и пошел в задницу. Я отдыхаю, ночь на дворе.

— Чего надо? Да так, пустяк. Сегодня ночью на переговорах ты убьешь некую ведьму Марфу. Ту самую, с которой минут десять назад познакомился.

— Да пошел ты, — не задумываясь, среагировал я. — Поищи другого смертника.

— Не проблема, — нехорошо засмеялся колдун. — Да и искать долго не придется. Он у меня уже имеется, его жизнь и смерть находятся на кончике твоего ножа. Видео погляди, а потом мы снова поговорим.

Трубка замолчала, а через пару секунд сообщила о том, что получен видеофайл.

— Чего там? — заинтересованно засопели мои собутыльники.

Выслушав же краткий пересказ беседы, они потребовали срочно открыть видео, что совпадало и с моими пожеланиями.

— А кто это? — как только пошла запись, спросил Стас.

— Дела, — присвистнул Николай.

Мне же на ум пришли совершенно иные выражения.

Глава 19

Да и как по-другому реагировать, когда видишь на записи своего друга, примотанного к массивному деревянному стулу толстой и вроде как даже серебряной цепью?

Впрочем, все остальное, что имелось на записи, тоже выглядело мрачно. Дело происходило то ли в большом подвале, то ли в бойлерной — красные кирпичные стены, какие-то трубы, идущие по ним, сбоку железная лестница, ведущая невесть куда, вернее всего — наверх, к жилым или служебным помещениям. Такой, знаете ли, пейзаж из голливудских малобюджетных фильмов категории В.

Вот только это не кино, и Олегу, несомненно, приходится туго. Выглядит он по крайней мере жутко, не сказать хуже. И сидит там давно, вон на лице его уже не щетина, а некое подобие бороды появилось. Надо думать, прихватил его колдун сразу же по возвращении в Москву, а может, даже и раньше. Наверняка у него имеются подручные, сейчас я в этом почти не сомневаюсь.

— Это ведьмак, — ответил Николай на вопрос Стаса. — Приятель нашего Сашки.

— Беда, — протянул полицейский. — Вот теперь он взял нас за горло крепко и конкретно. Заложник — ход беспроигрышный. Саш, сразу обозначу — статистика удачных освобождений не так уж велика, это я тебе говорю как человек системы. В телевизоре, понятное дело, каждое из них заканчивается победой силовиков, но в жизни все печальней.

— Не дурак, — бросил я. — Черт, вот как же так?

Снова взревел телефон.

— Ну, посмотрел киношку? — весело осведомился колдун. — Понравилось?

— Не то слово, — зло ответил я.

— Тогда повторюсь — вечером ты обязан убить Марфу. Нож при тебе, так что вперед. Она, конечно, ведьма матерая, опытная, в честной схватке у тебя шансов было бы не очень много, но тут ситуация другая, можно ударить с умом, то есть исподтишка. Все предпосылки для этого есть — ты вроде как стремишься к миру, да еще и волкодавы из отдела за разговором присматривать станут. Все получится, Смолин, я в тебя верю. А если нет… У тебя много друзей, Александр. И ведьмаков, и людей. Я их всех знаю и стану убивать одного за другим. Родителей не трону, Покон есть покон, старики да дети малые под защитой Живы, но вот все остальные — у-у-у! А еще запишу их предсмертные крики и стоны на телефон, чтобы ты их после неоднократно послушал. Специально тебя убивать не стану до той поры, пока всех ближних твоих не истреблю. Итак, до вечера. Если уцелеешь после выполнения задания, продолжим беседу.

Я положил трубку на стол и глубоко вздохнул.

По сути, шах и мат. Даже если пожертвовать Олегом, за ним последуют Слава Раз и Слава Два, Дэн, Димон, Пашка. Маринка, Наташка и Ленка из банка, кто-то еще, о ком я даже сейчас помыслить не могу. Светка! Нет, это дело немыслимое. Лучше самому сдохнуть, чем свою жизнь их мучениями выкупать.

Одно плохо — глотку этой твари перегрызть не получится, меня ведьмы точно на ломти настрогают прямо там, в Кусково. Из такой петли не выберешься, это уж точно.

— Чего молчим? — осведомился Николай. — Саш, мы тут, нам тоже знать охота, о чем колдун говорил.

— И чего ты так с лица сбледнул, — добавил Стас. — А еще лучше — в следующий раз громкую связь включай, чтобы мы все слышали. Детали — главное в нашей работе. А из-за эмоций ты чего-то и забыть можешь.

— Захочешь — не забудешь, — глухо проговорил я. — При всем желании.

Друзья слушали меня молча, не перебивая, только время от времени бросали друг на друга короткие взгляды.

— Крыса, — сразу же после того, как я замолчал, заявил Стас. — Без вариантов.

— В смысле? — потряс головой я.

— Колдуну вашему кто-то информацию сливает, — пояснил полицейский. — Кто-то из ближнего окружения этой самой Марфы. Сам посуди — с момента принятия решения десяти минут не прошло, а он уже про все знает. И тут никаких ваших «Темных глаз» и прочих ахалай-махалаев почти наверняка быть не может. Ведьмы эти, насколько я понял, публика прошаренная, не то что Арвен, их на кривой козе не объедешь.

— Полностью согласен, — подтвердил Николай. — Больше скажу — начинаю думать, что ты, Сашка, далеко не главная его цель. Ты — приманка, которую он всем подсунул. А хочет этот упырь совершенно другого.

— Чего? — окончательно растерявшись, осведомился я.

— Например, поставить во главу одного из московских ковенов свою креатуру, — охотно ответил оперативник. — Собственно, ковенов в столице, если ты помнишь, всего ничего, а этот еще и самый многочисленный. Или того хлеще — стравить ведьм и ведьмаков. Ты завалишь Марфу, разъяренные бесовки мигом порвут тебя на лоскуты, после чего твои собратья непременно с ними сцепятся. А он будет попивать коктейли и смотреть на это все из ВИП-ложи. Или какие-то свои делишки провернет под шумок. Знаешь, где лучше всего ловить рыбу?

— Где?

— В мутной воде, самое то занятие. Я тоже иногда такие штуки проворачиваю. В благих целях, разумеется, и без жертв. Но случается, грешен.

— Даже не знаю, радоваться или печалиться данному факту, — невесело усмехнулся я. — Да и какая разница? Мне при любом раскладе кранты.

— Быстро он вторую жертву не схомутает, — деловито заметил Стас. — На это нужно день или два, так что выиграть немного времени можно.

— Ценой жизни Олега, — уточнил я. — И при условии, что у него в другом подвале еще кто-то не сидит в кандалах.

— Не сидит, — уверенно заявил полицейский. — Он бы тебе тогда обоих показал и сообщил, какой интервал будет между первой и второй смертью. Колдун он, не колдун, а такие ублюдки всегда по одной схеме действуют. Кроме разве совсем уж конченых психов, эти-то абсолютно непредсказуемы. Но ваш клиент не шизик, так что в схему укладывается.

— Ведьмак за ведьмака обязан жизнь отдать, как брат за брата, — негромко произнес Николай. — Понятно, что это закон не писаный и за нарушение его с Сашки никто не спросит, но он есть. Я прав?

Прав. Это было первое, что я вспомнил, еще во время просмотра ролика. Ведьмачье братство — не государственная организация, устава и четких правил поведения в коллективе в нем не предусмотрено, но есть несколько законов, корни которых теряются в глубине веков, не сказать — тысячелетий.

И первый из них — умри сам, но брата-ведьмака спаси. Вот так просто и незамысловато. Кстати, неудивительно, что присной памяти Артем Сергеевич так от своих же прятапся. Всплыви тот факт, что он собратьев резал на жертвенном камне, так ему смерть от когтей Хозяина кладбища за счастье сошла бы. Собственно, так оно и есть на самом деле.

Вот и выходит, что мне надо идти и гибнуть за други своя. Предварительно, правда, предупредив остальных о том, что случилось. Может, получится отомстить?

— Уважаю. — Стас разлил коньяк по рюмкам. — Но не принимаю позицию «все решено, пойду помру». До вечера куча времени, много чего успеть сделать можно. Например, найти то место, где твоего приятеля держат. Ну да, таких подвалов полно, но…

— Стоп, — попросил я его, наконец-то ухватив за хвостик мысль, которая вертелась в голове с того момента, как я посмотрел присланный колдуном ролик. — Погоди, не шуми!

Я снова запустил запись, в какой-то момент поставил ее на паузу и пальцами увеличил изображение.

Ну да, все правильно.

— Помните, я говорил вам про то, что эта сволочь может допустить оплошность, а наше дело — ее не прозевать? — Я показал им стоп-кадр. — Так вот, он ее, похоже, допустил.

— И что? Надо искать поставщика этого оборудования? — осведомился у меня Стас сердито, разглядывая на экране красную кирпичную стену с коричнево-ржаными трубами. — Знаешь, какое количество организаций поставляет его в город? К тому же сразу видно, что здание не новое, эти трубы вообще еще с советского времени могут там стоять, тогда чугуна на ЖКХ не жалели. У меня как-то одна женщина была, хоть и в годах, но все при всем, так вот у нее в ванной…

— Не то! — Я даже ногой топнул. — Коль, ну ты-то видишь?

Оперативник округлил глаза и развел руками.

— Вода из них капает! — потыкал я пальцем в экран, который как раз потух. — Вода! А Олег как раз по ней специалист. Он чует ее, а она — его!

— Бред какой-то, — пожаловался в никуда Стас и опрокинул рюмку в рот.

— Не бред, — возразил ему Нифонтов. — Ну да, рациональное зерно в этом всем есть. Но только он там, а больше никто воде приказ отдать не сможет. Это же специализация, а не просто так.

— Из людей — да, — потер руки я. — Но есть же нелюди. Эх, если бы Карпыча сюда! Жаль, он в Лозовке.

— А Карпыч — кто? — поинтересовался Николай вкрадчиво.

— Водяник, — отмахнулся я. — Ладно, если нет его, значит, надо искать тех, кто поближе имеется. Причем прямо сейчас, пока ночь на дворе, днем они на глубину уйдут.

— Кто — «они»? — выпучил глаза Стас. — Ты вообще о ком?

— О русалках. — Я глянул за окно, небо потихоньку начало светлеть. — За ними должок имеется, вот я в его счет и попрошу меня с хозяином Москвы-реки свести. Или кем-то из его заместителей. Река-то о-го-го, вряд ли он один в ней управляется. Олег им всем свой, водный народ добро помнит, авось помогут.

Все придуманное мной было шито белыми нитками, но я не мог просто сидеть и ждать вечера, вспоминая все хорошее из личного прошлого и при этом судорожно жалея себя. Лучше так, лучше отрабатывать самую идиотскую идею, но двигаться, барахтаться, а не ждать того момента, когда придет последний час.

И самое главное — из сердца исчезла тупая игла безнадежности, которая словно парализовала меня, заставив на миг стать старым Сашей Смолиным, которому было все равно, что там дальше с ним случится, и жившим по принципу «день прошел, и фиг бы с ним».

— Почему нет? — согласился со мной Нифонтов. — Только давай прежде еще кое с кем пообщаемся. Есть и у меня одна мыслишка. Причем если твой вариант выстрелит, то пасьянс может чудненько сойтись.

«Кое-кем» оказалась Стелла Воронецкая, которая предсказуемо пожаловала к нам в дом, сопровождая еще двух насупленных ведьм и очень скверно выглядящую Изольду.

Последняя была в сознании, но даже мне, далекому от медицины человеку стало ясно — жить ей осталось всего ничего.

— Лечи, — уложив ее на диван, потребовала одна из гостий. — Ты обещал.

— Раз обещал — сделаю, — веско произнес я, доставая нож. — Давайте, заголите ей бок, а потом руки-ноги держите. Я раньше подобного не делал, но мне кажется, что ей будет очень больно. Не надо, чтобы она дергаться начала.

— Стелла, думаю, нам лучше бы выйти отсюда, — предложил благоухающей хорошим парфюмом красотке-ведьме Нифонтов. — Вот хоть бы на кухню. Стас, составь компанию, будь любезен.

Стелла задумчиво глянула на оперативника, тот ей подмигнул, а после его лицо приняло выражение: «А чего я знаю! Ты не знаешь, а я знаю».

По-хорошему, он ведь ее подставляет. Вот спросят у нее потом: «Зачем с оперативником на кухню ходила, о чем говорила?» — и что тогда? Хотя… Это Воронецкая. Она выкрутится.

Изольда коротко застонала, когда ее подруги отлепили от раны присохший к ней тонкий черный джемпер. Черт, они ее даже не перевязали! Впрочем, следует признать, что смысла в этом особого не имелось. Раны выглядели жутко, так, будто их нанесли не пару часов назад, а бог весть когда. И не просто нанесли, но и не лечили.

Иссиня-черные разрезы безобразно раздулись, напоминая накачанные коллагеном рты новомодных московских тусовщиц. Мало того, они сочились зеленовато-прозрачным гноем, который к тому же безбожно подванивал.

— Жесть какая, — поморщился я. — Уф!

— Твоих рук дело, — зло бросила одна из ведьм, та, что держала Изольду за плечи.

— А вон ее работа. — Я показал зарубки на полу. — Она мне в грудь метила, да вот, увернуться получилось. Так что нечего считаться, кто прав, кто виноват.

— Помоги, ведьмак, — прошептала Изольда, по лбу ее бисером рассыпались крупные капельки пота. — Буду должна.

— Все, держите крепче, — скомандовал я. — И ты крепись, подруга. А о долге потом потрещим, когда оклемаешься. Думаю, в твоем случае я предпочту получить его натурой. Понимаешь, о чем я?

Изольда, в отличие от своих подруг, верно расценила мои слова, попробовала улыбнуться, но потеряла сознание. И слава богу.

Заговор я помнил отлично, специально заучивал, но действие его, как и говорилось, наблюдал впервые. Скажу прямо — то еще зрелище оказалось, бедная Изольда от боли пришла в себя и начала орать так, что ей пришлось рот затыкать подушкой, по причине чего ее еще и чуть не придушили.

Под конец лезвие ножа раскалилось до белизны, и я всерьез начал за него опасаться. А ну как расплавится?

Обошлось. Лезвие остыло, Изольда перестала кричать, а раны… Нет, они никуда не пропали, но теперь это были просто раны. Скорее всего, опасные, так как пырнул я ее два раза неслабо, но без какой-либо магической составляющей. Короче, дальше пусть сами ее лечат.

— Всегда ваше племя не любила, а теперь и вовсе ненавижу, — сообщила мне та ведьма, что в ногах сидела. Тоже, к слову, симпатичная — черноглазая, стройная, с короткой тугой косой. Может, у них какой фейс-контроль есть при наборе в ведьмы? — Жаль, что старшая запретила тебя трогать.

— Все наоборот. Свезло тебе, красавица. — Я показал ей нож. — Вот эту пожалел, потому как она просто исполнитель. Ей поручили, она сделала. Точнее, попыталась. А тебя жалеть не стоит, вспорол бы тебе брюхо, как рыбе. И на будущее запомни: коли лбами столкнемся, пощады не жди.

— Добро, ведьмак, — кивнула ведьма. — Так и будет.

Она достала из кармана короткой кожаной куртки бинт, белыми зубками рванула его обертку, ее подруга приподняла постанывающую Изольду.

— Я тоже помню наш договор, — еле слышно шепнула раненая женщина. — Если оклемаюсь и тебе до той поры сердце не вырвут, почудачим. Кого-кого, а ведьмака у меня до сих пор в постели не бывало.

— Идет. Разнообразим мы с тобой свою личную жизнь. — Я встал и засунул нож обратно в ножны. — Думаю, будет весело.

Ловко бинтующая Изольду черноглазка презрительно фыркнула. То ли не верила в мою мужскую мощь, то ли подругу осуждала.

— Стелла, мы уходим, — крикнула вторая ведьма. — Или ты тут решила остаться?

— Да вот еще, — надменно сообщила владелица салона красоты, появляясь из-за двери. — Было бы с кем!

Входная дверь захлопнулась, следом за этим Николай с довольным видом потер руки.

— Ну? — поторопил я его. — И как?

— Как и ожидалось. — Нифонтов порылся в карманах и достал ключи от машины. — Поехали, по дороге все расскажу. Кстати, а куда именно мы едем?

— На Котельническую набережную. — Я снова глянул в окно. — И правда, надо поспешать. Скоро совсем рассветет.

Стелла, как оказалось, тоже заподозрила нечто неладное. В отличие от остальных своих товарок, она меня немного знала и здорово сомневалась в том, что я способен на совершенно бессмысленное убийство. Но при этом, естественно, вслух свои соображения высказывать не спешила. Я ей не брат и не сват, на кой за меня впрягаться? И потом — ведьмаком больше, ведьмаком меньше…

Николай же, с его византийскими ухватками, как только это уяснил, начал плести свою паутину, напирая в основном на то, что Стелла при правильном раскладе может получить немалые барыши. Разумеется, хитроумная Воронецкая ни малейшего доверия к моим приятелям не испытывала, но при этом усмотрела в происходящем какую-то личную выгоду, потому все же пообещала оказать нам определенное содействие. Но только при том условии, что мы до встречи в Кусково отыщем этого самого колдуна, а после предоставим ей неоспоримые доказательства того, что именно он затеял круговерть.

— И ведь она все уже отлично поняла, — бубнил Николай. — Как только запись увидела — сразу смекнула. Но натура есть натура. Ведьма, одно слово.

— А она сама не может быть «кротом»? — спросил вдруг Стас.

— Стелла? — презрительно сморщился оперативник. — Да какой там, ей не по чину такие авантюры. Она и сейчас-то попала в расклад только потому, что с Сашкой лично знакома. Когда волна пошла, она сразу подсуетилась, да еще его кровь предоставила, а после наверняка вызвалась выступить парламентером. Для этих особ лицом торгануть перед старшими ведьмами — норма вещей. И с нами она только потому, что понимает — окажись мы правы, это откроет ей путь наверх. Не на место той заразы, что с Кощеевичем в паре работает, разумеется, но в когорту приближенных как минимум. Шутка ли — найти предателя среди доверенных лиц верховной! За подобную услугу многое попросить можно.

— Слушайте, а зачем нам Стелла вообще нужна? — спросил я. — Если мы находим Олега, на что я очень рассчитываю, то мы накрываем колдуна до встречи в Кусково. Ну а дальше — как пойдет. Либо мы его, либо он нас. Опять же я нашим позвоню. Славы не бойцы, это факт, но Дэн, Пашка, Гера — крепкие ребята.

— Ну а если нет? — резонно заметил Николай. — Может, наш красавец не сидит там целыми днями, гуляя вместо этого по Арбату и Тверской, где на стройные девичьи ножки смотрит и мороженое кушает? А туда пожалует только к часу икс? Не забывай, главная цель — не спасение твоего друга, она другая. Смысл травинки дергать, надо корень из земли выкорчевывать.

— Стало совсем непонятно, — потер я лоб. — Если все так, то мне все равно придется ехать в Кусково и там убивать Марфу, чтобы на телефон этого гада поступил звонок от «крысы». И что мы получим на выходе? Кучу трупов, среди которых будет и мой?

— Не забивай себе голову, — посоветовал мне Николай. — Это те проблемы, которые следует решать по мере поступления. Давай будем последовательными. Сначала надо попробовать найти Олега, а вместе с ним и базу колдуна. Все остальное — потом.

Как ни странно, но в этот раз у меня его уклончивость вызвала не привычное раздражение, а немного успокоила. Если он начал уходить от прямых ответов, значит, ситуация потихоньку стабилизируется.

Правда, это утверждение могло быть верным только для него одного, а меня, возможно, он уже занес в графу «невозвратные потери».

К знакомому мне гранитному парапету мы подкатили тогда, когда небо совсем посветлело. Час был еще очень ранний, но и июньские ночи коротки. Особенно сейчас, накануне летнего солнцестояния. Вот же скотство, сейчас столько трав в силу входит, их самое время собирать, а тут такие неприятности!

Набережная была пуста. Влюбленные уже давно разбрелись по домам, пьяных расхватали таксисты, тусовщики допивали последние коктейли в клубах, а рабочий и служилый люд вовсю сопел носом. Москва никогда не спит, это так, но в рассветные часы она все же нет-нет, да и прикорнет ненадолго.

— Ну? — Стас глянул вниз, на реку, которая спокойно катила свои воды по направлению к плотинам и области. — И чего теперь? Орать станем?

— Ну да. — Я показал им на спуск к воде. — Туда пойдем, попробую позвать местных обитателей. Не выйдет, тогда сигану с моста, других вариантов нет. Неохота, а что делать?

Вот тоже вопрос — как попросить русалок с тобой поговорить? Сколько я с этой публикой ни общался, они сами как-то ко мне приплывали. Звать не приходилось.

Эх, кабы знать, купил бы вчера в магазине расчесок десятка три! И бусиков.

— Девины речные, — ощущая себя круглым дураком и чуя спиной насмешливый взгляд Стаса, произнес я, обращаясь к речной глади. — Помощь ваша нужна. Не мне, а брату моему, что с водой связан неразрывно. Его много водных хозяев знает, он не так давно Сазанычу с Иночи помог! Он в беде большой, неизбывной! Придите, отзовитесь!

Время шло, слова кончались, а река безмолвствовала.

Я уж решил, что придется с набережной в реку прыгать, как у моих ног плеснула изрядная волна, замочив при этом кроссовки. Когда же она схлынула обратно, то рядом обнаружился невысокий старичок в затрапезном капитанском кителе образца тридцатых годов, мятой, когда-то белой фуражке и брюках с желтым кантом.

— То-то мне лицо знакомым показалось, — весело сказал он. — Помню я, ведьмак, как дуры мои тебя из воды вытаскивали.

— Здрав будь, хозяин, — поклонился я ему, внутренне радуясь тому, что с русалками объясняться теперь не придется. Они и вправду на голову не сильно крепки.

— Мне девки рассказали, что какой-то обалдуй ором над рекой орет, их на беседу зовет, — дружелюбно продолжил водяник. — Они уж с полчаса над тобой потешаются. Всякое вроде за века видели, но такого балагана — нет. Вон ко мне и то приплыли, хоть и знают, что я этого не люблю, позвали глянуть на дурня, что пытается русалок на обычные слова подманить. И еще шепнули, что ты Сазаныча поминал. Так ли?

— Истинно, — подтвердил я.

— Ишь ты, — покрутил головой старичок, хитро щурясь. — Я-то думал, он давно под корягами уснул, водорослями порос, что твой валун. Ну оно и понятно. В прежние времена он на пару с братом своим, Гольянычем, на Оке-реке владычил, но потом, вишь ты, не заладилось у них. Рассорились браты, вот Сазаныч в иные края и подался. Сам его видел?

— Нет, — помотал головой я. — Мне про него Карпыч рассказывал. Вот с ним мы хорошие знакомцы.

— Карпыч! — непритворно обрадовался водяник. — Старый плут! Он мне в зернь лет двести тому назад сотню карпов зеркальных проиграл, да так и не вернул должок. Не любит он эту рыбу отдавать, она же ему как родня. Плотвы косяк пригнал, да и только. Коли его увидишь, ведьмак, так передай — Налимыч с Москвы-реки про должок не забыл, просил напомнить. Не дело так поступать.

— Исполню поручение, — твердо пообещал я. — Если жив буду.

— Никак ты помирать собрался, парень? — изумился водяник. — Вроде молод еще. Болезнь какая приключилась никак? Или ты из тех идиотов, что от любви топятся? Так это не в моей реке давай, мне своих таких хватает. Вон к деду Голавлю в Яузу ступай, он по старости лет кого хочешь в звание утопленника переводит. Хотя это, может, потому, что у него раков совсем не осталось, кормить их не надо. Загадили ему реку за последние сто лет очень сильно. И мне достается, но ему — особо.

— Да беда у меня, хозяин, — вздохнул я. — С Кощеевым семенем сцепился, не поделили мы с ним кое-что.

— А я видал его года три назад, — немедленно сообщил мне Налимыч. — Приходил он ко мне с поклоном и дарами, клянчил одну вещицу из кладовых. И как прознал только, что я ее храню! Цену неплохую давал, не стану врать. Пяток непорочных девок, что по доброй воле утопятся, — это, знаешь ли, парень, редкость в наше время. Но больно у его семейки репутация скверная, потому ничего я ему не отдал. Не дело иным вещам в такие руки попадать. Да и темнил он наверняка. Одна девка, может, и утопится по собственному почину, у них по молодости в голове свист один. Но чтобы пятеро разом? Тем более нынешних распустех, которым озеро бочажком кажется? Это вряд ли.

— Да сволочь он, — подал голос Стас. — Верно говоришь, отец. Друга нашего к себе забрал, говорит, что если вон он кое-кого не убьет, что тому кранты. Олегу, в смысле.

— Олег — ведьмак? — нахмурился водяник. — Речной охранитель? Так это о нем ты горлопанил?

— Ну да, — покивал я. — И без вас нам его не найти.

— Ты парень, не тяни, рассказывай, — попросил водяник. — Солнышко выйдет, я в реку уйду, мне с Ярилиным оком лишний раз видеться радости нет.

— Давай лучше я вопрос изложу, — предложил Николай. — Ты вон и глотку сорвал, пока орал над водной гладью.

Судя по всему, он рассудил, что я окончательно теряю связь с реальностью, и решил взять дело в свои руки. И пусть его. Опять же, если что, долг перед хозяином Москвы-реки на двоих разделим. Позвал-то его я, но просьбу изложил Нифонтов.

Впрочем, что-что, а раскладывать тему по полочкам оперативник в самом деле лучше меня умел. За пару минут он ввел водяника в курс дела, и тот понял, что от него требуется.

— Э, ребяты, вон вам чего нужно… — Старичок почесал зеленые волосы на затылке, забавно при этом сдвинув фуражку почти на нос. — Непростая задачка, прямо скажу. Мыслите вы верно, вода — она одно целое. Капля дождя в придорожной луже до того в моей реке текла, а до реки под землей пребывала, в глубинных водах. А еще раньше туманом над лугом стлалась или в стакане плескалась. Что она одна видела, то и остальные. Но вот сыскать ведьмака в городе… Нелегко это.

— Вы единственный, кто нам помочь может, — честно признался я. — Знаю, что есть другие способы поиска, по крови, например, но где ту кровь взять? Не найти нам Олега без вас до вечера, никак не найти. А завтра уже и искать будет некого. И некому.

— Ладно. — Водяник глянул на небо, начавшее розоветь. — Попробую помочь, авось и отыщется тот дом, где вашего дружка ховают. Делал я пару раз что-то схожее в былые времена, еще для Архарова. Уважительный был человек, с пониманием.

— Благодарствуем, — в пояс поклонился ему Николай, я повторил его движение, и даже Стас нечто подобное изобразил. — Нам тут ждать?

— Какое там, — махнул рукой старичок, причем в этот момент я заметил, что между пальцами у него имеются перепонки. — Быстро только лягуха икру мечет. Ступайте себе.

— А как же тогда? — переглянулись мы с Николаем.

Вот ведь. Не часто увидишь Нифонтова растерянным. Налимыч усмехнулся и беззвучно канул в воду. Впрочем, мы даже озадачиться тем, что теперь делать дальше, не успели, как он снова показался на поверхности.

— Вот, ведьмак, держи. — Водяник протянул мне небольшую банку, наполненную водой. В такой, если не ошибаюсь, майонез продавали в те времена, когда я еще маленький был. — Ежели мне чего вам сказать понадобится, она булькать начнет. Громко так, не прозеваете, коли не заснете. Понял?

— Предельно. — Я аккуратно принял емкость у него из рук. — Какой сон, не до него теперь.

— Не разлейте, — предупредил Налимыч. — Это вода моей реки, я ей хозяин. Где она есть, там и я могу появиться. А до другой мне еще достучаться надо будет. Да я и не стану, не мне помощь нужна, а вам.

— Давай пакетом завяжем? — сразу предложил Стас. — Если что — точно не расплещется.

— Ждите, — булькнул водный хозяин и скрылся под водой.

Совету Стаса мы последовали, благо пакет в машине Николая нашелся, но банку при этом я из рук не выпускал ни на секунду.

— Вот только как мы поймем, где именно этот дом стоит? — задумчиво произнес полицейский, когда мы ехали обратно на квартиру. — Хорошо, он его найдет. А потом? Он же не скинет нам GPS-координаты и на «Яндекс-картах» флажком его не отметит?

— Без понятия, — отозвался Николай. — Но скажу так — был бы дом, а к местности мы его привяжем. Может, воду на карту Москвы выльем, и ручеек проложит маршрут, может, там река какая поблизости есть или пруд, а дальше по приметам пойдем. Это все уже частности. Главное другое. Главное, чтобы у нас на это время было. Если он этот дом часам к девяти вечера не отыщет, вот тогда беда. Тогда мы в пролете и придется импровизировать на ходу, а это очень, очень плохая идея. Сашка, ты кому звонишь?

— Нашим, — коротко ответил я, одной рукой прижимая к животу небольшую банку, другой поднося трубку к уху. — Нам все равно втроем этого демона не одолеть. Нужны еще люди. Точнее, нелюди.

Глава 20

— Ничего хуже нет, чем ждать да догонять, — заявил Дэн, отправляя в рот последний кусок пиццы. — Для меня — точно.

И ведь не поспоришь. Вроде сидим в квартире не так и долго, полдня не прошло, как вернулись с набережной, а уже извелись так, что мочи нет. Даже поговорить — и то не о чем, все десять раз обсуждено и рассказано.

Нет, когда Дэн и Гера заявились к нам, сюда, и в первый раз выслушали историю моих похождений, то они впечатлились сильно. А отчасти еще и успокоились.

— Про то, что ведьму завалили недалеко от твоего дома, уже все в курсе, — пояснил данные эмоции черноволосый и крепко сбитый Гера. — Кстати, мы с Дэном сразу не поверили, что это твоих рук дело, хоть, разумеется, настолько детективного расклада даже представить не могли. Прямо «Граф Монте-Кристо», том третий.

— А старики наши вообще сделали вид, что на самом деле они ничего не знают и не ведают, — без малейшего уважения к сединам вождей добавил Дэн. — Официальной претензии ведьмы не выставили, значит, ничего и не было. Ей-ей, еще чуть-чуть — и я встану на сторону Олега, который каждый год готовит революцию. С той, правда, разницей, что я заднюю не дам и доведу дело до конца.

Если уцелею, присоединюсь к нему. Тоже мне, ведьмачье единство. Меня на ленточки для бескозырки вот-вот пустят, а отцы-командиры в ус не дуют! Простые ведьмаки без вопросов взяли и приехали, впряглись за своего, как законы братства велят, а эти… Нет, так дела не делаются.

Кстати, эти двое оказались единственными моими знакомцами-соратниками, которых я застал в Москве. Остальных растащило кого куда. Славы так вообще уже успели в Краснодарский край умотать, по каким-то кукурузно-подсолнечным делам.

Но оно и хорошо. Я уже говорил, что толку в драке от них нет никакого, в отличие, например, от того же Дэна. Он, как и всякий порядочный лекарь, знает не только как врачевать, но и как калечить, что крайне немаловажно.

И еще — никаких «должен будешь» или «на том свете пятки мне почешешь» не прозвучало. Ребята выслушали мою бессвязную речь, уточнили адрес, куда приехать, и вскоре были здесь. Без лишних слов, без каких-либо ненужных телодвижений.

И вот теперь они, как и мы, сидели, жевали остывшую пиццу и таращились на банку, стоящую в середине стола.

— Может, сбегать в зоомагазин, рыбку купить? — брякнул вдруг Стас. — Она бы там плавала, какое-никакое разнообразие.

— Так себе шутка, — буркнул Николай.

— Чем богаты, — насупился полицейский, достал из кармана платок, из сумки, что лежала на тахте, — масленку и какие-то железяки, после чего ловко разобрал свой «кольт» на запчасти и занялся его чисткой.

Что до меня — в какой-то момент я понял, что реальность начала в моих глазах смешиваться с иллюзиями. Проще говоря, потянуло меня в сон. Оно и не странно — ночью-то выспаться педали, дай предыдущие дни особо спокойными не назовешь.

И так хорошо было в этой полудреме от осознания того, что здесь-то нет никаких проблем и никому я тут не нужен, что тычок в бок, закончивший эту добрую сказку, был воспринят мною практически как обида…

— Да что ж такое! — рявкнул я, открывая глаза. — Какая разница, как я бдю!

— Помолчи, — велел Дэн. — Не дай боги чего пропустим!

Елки-палки, я, как всегда, заснул в самый интересный момент. Банка на столе начала побулькивать так, будто в нее поместили кипятильник, вода в центре ее вовсе напоминала маленький водоворот.

— Нашли, — над комнатой проплыл утробный голос, звучащий, словно из бочки. — Пишите адрес.

Колька цапнул ручку, которую с самого начала положил перед собой, и округлым, почти каллиграфическим почерком записал все, что было продиктовано.

Голос замолк, вода в банке успокоилась.

— Ну вот. — Говоря, Николай сразу же полез в телефон. — Ты еще спрашивал: «Как, как?» Ну, в смысле адреса. Думаешь, они там, в реке, неграмотные все? Жди. У него небось в коллективе русалки с высшим образованием есть, а то и кандидаты наук. Топятся ведь не только дуры, понимаешь? Умные нет-нет, да и тоже сиганут в реку, от несчастной любви или половой неудовлетворенности. Ага! Я так и знал! Перово!

— И? — потирая глаза, спросил я. — Коль, не говори загадками, я тебя очень прошу. У меня голова как свинцом налита.

— Вот Перово, — ткнул он мне под нос телефон с открытыми «Яндекс-картами». — А вот парк Кусково. Ни на какие мысли не наводит, нет?

— Ага, — встрепенулся я. — Так это же совсем рядом.

— Что лишний раз подтверждает правоту моей версии, — ткнул меня оперативник пальцем в грудь. — Все, выдвигаемся на местность, надо глянуть, что за здание такое.

— Стелле сейчас позвоним или попозже? — Стас несколькими отточенными до автоматизма движениями собрал пистолет и отправил его в наплечную кобуру.

— Зачем? — спросил у него Николай. — Сначала посмотрим, а после решим — звонить или нет.

— Ну, я как-то так и полагал, — согласился с ним полицейский. — Все, погнали, концы-то немалые. Теперь время работает против нас, такая у него суть. То девать некуда, то не хватает.

Я в Перово толком до этого дня не бывал, если честно. Да оно и неудивительно. Все спальные районы одинаковы, что Перово, что Бирюлево, что Теплый Стан. Типовые дома, типовые школы, типовые магазины — что там смотреть? Центр — да, там еще кое-где сохранилась старомосковская архитектура, точечно даже незримую атмосферу той самой Москвы можно отыскать, но окраины остались окраинами, даже после того, как границы города отодвинулись от них далеко в область. Не в смысле — разгул преступности, драки район на район, ребята в спортивных костюмах и с семечками, нет-нет. Просто там место для жизни, а не для пешего туризма. Хотя, конечно, если очень не повезет, то и сегодня за неправильный ответ на несложный вопрос «Ты откуда такой красивый взялся?» в тех краях можно запросто в «пятак» получить. Традициями силен русский человек. Укладом.

Так что ничего нового в этом неизведанном ранее месте я для себя не увидел. Стандартные «брежневки», детские площадки с деревянными кораблями и песочницами, «Дикси» и «Пятерочки». Все как везде.

В какой-то момент мы с оживленной улицы свернули в один переулок, потом другой, попетляли между хрущевками, до которых до сих пор не добралась реновация, и наконец остановились у небольшого оврага, под раскидистыми липами, чуть поодаль от дорог и домов.

— Почти на месте, — заглушив мотор, сообщил нам Николай. — Я так мыслю, что наша цель — вон там, за оврагом.

— Странно. — Стас открыл дверцу и выбрался наружу. — Чего это столько земли простаивает? У нас давно бы все разровняли на фиг и высотку на этом месте возвели. А то и жилой комплекс.

— Бывает. — Николай последовал его примеру. — Ну что, метнемся, поглядим?

— А мы? — возмутился я. — Тут сидеть будем, что ли?

— Будете, — командным тоном сообщил оперативник. — Только не хватало, чтобы он вас учуял. Не факт, конечно, что такое случится, даже, скорее, этого и не произойдет, но экспериментировать не желаю. Опять же он там и ловушек мог наставить, причем не против нас, людей, а против таких, как вы.

— Согласен, — неожиданно поддержал Николая Дэн. — Лично я бы на его месте так и сделал.

— Вот. — Нифонтов поправил наплечную кобуру. — Слушай старших товарищей. Все, мы быстро.

И парочка силовиков исчезла в кустах, которыми поросли края оврага.

«Быстро» растянулось минут на тридцать, которые нам пришлось провести под тенью лип, поскольку в машине находиться было положительно невозможно. Жаркий в этом году выдался июнь, солнце пекло нереально, так же, как матерый налоговик — растерявшегося главбуха нечистой на руку фирмы. Плохо. Значит, июль дождливым выдастся, не повезло отпускникам, которые на середину лета отпуск взяли, рассчитывая хорошо провести время на дачах.

Я уже начал терять терпение, когда за нашими спинами зашуршала трава и послышалась негромкая ругань.

— Терпеть не могу репейники, — сообщил нам Стас, отдирая от майки колючие сероватые шарики. — С детства. Раз одна дура мне их в волосы напихала, так мне после от мамки знаете как досталось? У!

— Трогательно, — начал потихоньку закипать я. — Детство — оно такое детство, всякое в нем случалось. Но хотелось бы услышать кое-что более актуальное.

— Забавный домик, — заметил Николай, отряхивая джинсы. — Колоритный такой. Такое ощущение, что он к нам прямиком из Германии пожаловал. Совершенно европейская архитектура.

— Ничего удивительного, — подал голос Гера. — Я читал, что после войны пленные немцы в этом районе много чего строили. В порядке наказания за свои военные преступления восстанавливали объекты народного хозяйства.

— А, ну тогда понятно. — Нифонтов достал телефон. — Вот, смотрите, я пофоткал. Это то ли бывшая районная бойлерная, то ли водостанция-распределитель — не скажу точно. Но точно что-то из этой оперы. Очень добротная постройка, должно быть, по этой причине и уцелевшая. Не все у нас под снос пускают, какие-то здания оставляют как есть.

Точно не наши этот дом строили. Имелись в нем узкие окна-бойницы с частично выбитыми стеклами, толстые, из красного кирпича стены, невысокое крыльцо, и чувствовалась та основательность, которая свойственна только немецкой нации. Это их фишка — пусть будет не сильно красиво, зато надежно.

Правда, применительно к данной ситуации непонятно, плюс это или минус. Наверное, все же плюс. Штурмом нам это здание все равно брать не придется, у нас тут хоть и война, но локальная, скрытая. Зато звуки выстрелов и всего такого прочего из-за таких стен слышны не будут. Без шума нам все равно не обойтись.

— Мы близко не подходили, так, издалека посмотрели, — продолжал тем временем вешать Николай. — Рискованно вплотную подбираться. Если спугнем эту тварь, то пиши пропало, ищи его потом опять.

— Внутри кто-то есть, — добавил Стас. — Я два раза в окнах тени видел. Но кто, что — поди знай. Может, наш клиент, может, бомжи там время коротают. А надо бы выяснить. Вслепую лезть — все дело погубить.

— Беда, — потер переносицу Гера, была у него такая привычка.

— Так давайте я туда Жанну отправлю? — осенило меня. — А? Она у меня молодец. Все посмотрит, все подметит.

— Жанна — это кто? — поинтересовался Стас обреченно.

Ну оно и ясно. Для него последние два дня под девизом «открытие мира» прошли, и он отлично понимал, что под именем «Жанна» может скрываться кто угодно. Даже подкованная вошь.

— Призрак, — не стал разочаровывать его я. — Славная барышня, год с гаком как померла, теперь вот при мне состоит.

— Саш, давай соберись как-то, — попросил меня Нифонтов. — Ты чего несешь? Какой призрак? Мы вас-то к дому пока не подпускаем, чтобы охотника нашего не насторожить, а ты предлагаешь туда отправить девку, от которой не-жизнью за километр несет.

И в самом деле ерунду сказал. Нет, все же я положительно отупел за последние два дня. Или я всегда таким был, просто это в глаза не так бросалось на фоне моего бывшего окружения?

— Раз дело зашло в тупик, то попросим Марусеньку нам помочь, — весело сообщил приунывшим нам Дэн. — Она добрая, не откажется.

— С Жанной разобрались, теперь осталось только узнать, кто такая Марусенька, — хмыкнул Стас. — Ой, блин!

Последние слова он сопроводил вскакиванием с земли и отбеганием в сторону. Оно и неудивительно — когда из рукава человека, сидящего рядом с тобой, вдруг появляется голова змеи, причем однозначно ядовитой, тут любой струхнет. Мне и то не по себе стало.

— Ты ее все время с собой таскаешь? — уточнил Николай, сглотнув слюну.

— Конечно, — подтвердил Дэн. — Разве что только когда к девкам иду, ее дома оставляю. Она, понимаете ли, ревнует, может глупостей наделать. Потом жалеть станет, а уже все, девку не вернешь, от яда Марусеньки спасения нет.

— А на вид — обычная гадюка, — произнес чуть подуспокоившийся Стас. — Среднерусская. Они вроде бы не до смерти кусают, если не в шею или лицо.

— Обычная, да необычная, — возразил ему Дэн. — Саня, глянь на нее повнимательней, ничего не замечаешь? Друзья твои точно ничего не увидят, а вот ты — сможешь.

Змея тем временем полностью выползла из рукава и теперь лежала у ног Дэна. Как она у него под курткой помещалась? Тело, поди, обвивала. Брр…

— Замечаю. — Я тоже поднялся на ноги. — А как же. Это та самая красавица, что по весне в мой деревенский дом визит нанесла. Да, сразу хочу перед ней извиниться за поведение своего домового. Он не знал, что к нам пожаловала гостья, вот и позволил себе лишнее.

Марусенька раскрыла пасть, и между острых, чуть загнутых клычков мелькнул раздвоенный язычок. В этот миг на змею упал луч солнца, пробившийся сквозь качнувшуюся от ветерка листву, и я явственно различил блеск малюсенькой золотой короны, венчавшей прямоугольную головку.

— Заметил, — удовлетворенно сообщил всем Дэн, внимательно наблюдающий за мной. — Да?

— А кто она? — заинтересовался я и объяснил своим не менее заинтригованным приятелям: — У нее на голове корона, прикиньте?

— Марусенька ведет свой род от тех змей, что в незапамятные времена служили богине Деване, дочери Перуна и Додолы, — пояснил Дэн. — Она, если можно так выразиться, гадючья царевна. Главными помощниками Деваны были два волка, но к особо разошедшимся охотникам, тем, что меры да совести в лесу не знали, она посылала как раз пращуров Марусеньки. От ее яда нет спасения. Королевские кобры по сравнению с ней — ужики.

— Лихо, — проникся я. — Теперь мне за моего Антипку совсем стыдно стало. С веником — и на царевну.

— Она не обидчива, — рассмеялся Дэн. — Марусенька, помоги нам, будь любезна. Вон там, за оврагом — дом. Сползай, глянь, что там внутри, есть ли люди, сколько их, кто они? И будь осторожна, там свил гнездо потомок Кощея. Он силен, хитер, если увидит тебя, то распознать может.

Змея зашипела, язычок снова метнулся туда-сюда.

— И еще. — Дэн приблизил к ней свое лицо. — Там имеется подвал, в нем спрятан Олег. Ты помнишь Олега? Хорошо. Если он там один и Кощеевича рядом нет, то дай ему о себе знать, пусть наш друг поймет, что мы рядом. Ступай, милая.

Черная длинная молния скользнула в кусты, и только мы ее видели.

— Она не любит Кощеево племя, — пояснил Дэн, растягиваясь на травке. — Старые дрязги. Девана не ладила с его бывшей женой, Мораной, оттуда все пошло.

Ой-ой. А если эта царевна учует, кому я служу?

Или она учуяла, да виду не подала? Минус на плюс дал плюс, и моя дружба с Дэном в ее глазах пересилила давнюю вражду богинь?

— Обалдеть. — Стас снова плюхнулся рядом с нами. — Это же, по сути, идеальное оружие!

— В определенном смысле — да, — признал Дэн. — Но я ее никогда для подобных целей не использую, Марусенька — мой друг, а не киллер на жалованьи. Хотя для сегодняшнего дня я бы сделал исключение. Жаль только, что Кощеева потомка ей не убить, он не просто человек, яд его немного ослабит, но не прикончит.

— Жаль, — согласились с ним все мы.

Марусеньки не было еще дольше, чем перед тем наших друзей. Час с лишним прошел, мы даже нервничать начали. Все, кроме Дэна, который знай лежал на травке, грыз стебелек тимофеевки луговой да что-то насвистывал.

Когда и как его приятельница вынырнула из кустов и вползла ему на грудь, никто не заметил даже. Вот ее не было — и вот она есть.

— Ну, милая моя, рассказывай, — безмятежно обратился к гадюке Дэн. — Что видела, что слышала?

Как видно, и вправду есть змеиный язык, потому что из шипения и посвистывания, которое издавала Марусенька, наш приятель уяснил многое.

— Первое — колдуна там сейчас нет, — не вставая с земли, сообщил нам ведьмак. — Он еще утром уехал, обещался быть к вечеру. Она потому так долго и не возвращалась, что слушала разговоры трех его прислужников. Те телевизор смотрят в комнате, что недалеко от входа, и между собой разное всякое обсуждают. Больше в здании никого нет, кроме, разумеется, Олега, тот на самом деле сидит в большом подвале. Очень большом, размером с верхний этаж. Марусеньке там не понравилось, говорит, что очень в нем смертью пахнет, муками и кровью. О нас она дала ему знать, Олег сразу после этого велел передать, что колдун не просто так все это затеял. Ему нужна власть над ведьмами, он какое-то очень дрянное дело замышляет. И у него среди них есть помощница.

— Бинго, — хлопнул в ладоши Николай. — Имени он, конечно, не знает?

— Или не назвал, — подтвердил Дэн. — Да, еще он просил передать тебе, Саня, вот что: «Не дури и не подставляйся. Один фиг он меня убьет». Узнаю Олега, он весь в этом.

— Алле, Стелла? — Николай, оказывается, уже успел позвонить Воронецкой. — Это Нифонтов. Скажи, а кто посоветовал выбрать местом встречи со Смолиным Кусково? Ты же была при этой беседе? Нет, я хочу не слишком много. Нет, мне неинтересно, какого цвета на тебе трусики и надела ли ты их вообще. Стелла, это серьезный вопрос. Ага, ясно. А теперь вот что — мне надо встретиться с Марфой как можно скорее. Причем об этой встрече не должен знать никто, кроме нее и тебя. Нет, Воронецкая, я не рехнулся. Ты хочешь пролезть на вершину конклава? Вот и давай, шевелись, делай для этого что-то. А чтобы Марфа тебя сразу не послала, скажи ей, что на встрече со мной она узнает, кто полгода назад обезглавил ее троюродную сестру. Информация достоверная, она может не сомневаться, и я передам ее ей безвозмездно, в качестве спасибо за встречу, которая, кстати, вашему племени нужна не менее, чем мне. Все, жду звонка.

Он глянул на небо, а после набрал еще чей-то номер.

— Вика, ты где сейчас? Ага, хорошо. Даже отлично. Ты мне нужна, причем сильно. Минут через тридцать подходи к Театру на Таганке, я тебя подберу. Да, то самое дело. Ровнину отзвонюсь. Все, у меня вторая линия.

Следующий разговор состоял практически из одних союзов и междометий. Даже место встречи, на которую все же согласилась Марфа, мы и то не узнали.

— Все, я уехал. — Нифонтов направился к машине. — Стас, ты со мной. А вы, господа ведьмаки, давайте-ка замаскируйтесь и ждите нашего возвращения. Тем более что надолго мы не задержимся, дело идет к вечеру.

— Коль, ты извини, но не могу не спросить, — встал на его пути я. — Мне в Кусково надо будет ехать или нет?

— Нет, — помолчав пару секунд, ответил оперативник. — Но это не значит, что все закончилось. Легкого вечера я тебе не обещаю, уж извини.

— Да это ладно, — произнес я, слегка задыхаясь. Господи, у меня как гора с плеч свалилась. — Живы будем — не помрем.

— С последним утверждением тоже не соглашусь, — хмуро возразил мне Нифонтов. — Тебе ли не знать, что смерть не всегда является конечной стадией жизни. Все, парни, мы уехали. И не маячьте тут особо, ясно?

— Не учи ученого — посоветовал ему Гера, растягиваясь на травке.

— И еще. Дэн, ты красотку свою чутка попозже отправь следить за входом, — попросил моего собрата Николай, уже усевшись в машину. — И если он нарисуется до того, как я вернусь, просигналь, хорошо?

— Сделаю, — пообещал тот. — Не сомневайся. Саня звякнет.

Признаюсь честно — ну не мог я никак поверить в то, что этим вечером меня, возможно, убьют. Умом понимал, что это так, а принять как истину не мог. Ну как так? Вот он я, живу, на небо смотрю, на травке-муравке лежу, но завтра для меня не наступит. Утро придет, солнышко взойдет, а меня нет. Совсем нет. Не укладывалось это в голове. Сущность моя живая не принимала такого расклада, и потому сжималась, сжималась внутри некая пружина, на которой шпицштихелем было выгравировано словосочетание «не хочу».

Нет, пошел бы я туда, к ведьмам, если бы понадобилось. Куда деваться? Но как себя повел бы там, в Кусково — не знаю. Правда не знаю. Хочется верить, что правильно.

Но теперь проверять ничего не надо. Само собой, что пресловутое завтра для меня, возможно, все одно не наступит, поскольку нынче вечером мы с этой сволочугой сцепимся намертво, но это куда проще. Тут хоть какие-то шансы уцелеть имеются. Да и компания хорошая подобралась.

Все эти мысли доконали меня окончательно, и я отключился от реальности подобно тому, как в случае перегрузки на сеть вырубается электричество. Проще говоря — уснул, как младенец, без снов. Сам от себя такого не ожидал, если честно.

Не знаю уж, долго будили меня собратья или нет, но из сна я выплывал долго и неохотно. Но вовремя. Небо уже начало чернеть, солнце почти свалилось за горизонт, а под липами вовсю звенело жадное до ведьмачьей крови комарье.

— Который час? — хрипло спросил я.

— Десять минут десятого, — отозвался Дэн. — Выспался?

— Относительно. — Я потер глаза. — Есть попить?

— На. — Гера сунул мне в руку бутылку с водой. — Я уже и в магазин сгонял, и поели мы, а ты знай дрыхнешь. Ну у тебя и нервы, Саня. Канаты! Уважаю!

— О, вроде снова едут, — ткнул пальцем в сторону дороги, находящейся в стороне от нас, Дэн. — Сюда свернули. Наконец-то!

— Что значит «снова»? — уточнил я, чуть не поперхнувшись. — А кто-то уже приезжал?

— Приятель твой прибыл, — заурядно, как о чем-то привычном, сообщил Гера и махнул рукой в сторону оврага. — Час как. Мы уже и Николаю позвонили с твоего телефона. Что ты так смотришь? Не будить же тебя из-за этого было?

— Опа! А машинка-то не наша, — чуть изменившимся тоном сообщил Дэн. — Может, она и не к нам?

— К нам, — успокоил его я. — Знаком мне этот «микрик», он тоже отдельский. Видать, решил Николай экипаж сменить.

Я оказался прав, но только наполовину. Транспорт был узнан верно, но вот Нифонтова внутри не обнаружилось, за рулем сидел Пал Палыч, которого я с прошлого года не видел. Мало того, из салона следом за Стасом выпрыгнули три поджарых парня, чем-то неуловимо похожих друг на друга. Не братья, нет. Но…

— Сразу, чтобы снять вопросы. — Стас, как видно, верно истолковал наши непонимающие взгляды. — Это наши коллеги, так сказать, «смежники». Непонятно? Из «конторы» они. Тот красавец, что в подвале засел, их кадры проредил, хороших парней положил, вот ребята и хотят с него долги спросить. Негласно, если кто не понял. Ну а нам помощь не помешает, вместе и батьку бить веселее.

— А Николай где? — спросил я у Пал Палыча.

— Там, — неопределенно махнул рукой тот. — Да какая разница? Или ты ему доверяешь, а мне нет?

— Как-то не задумывался на эту тему, — озадачился я.

— И не надо, — посоветовал оперативник. — Если много думать, то мозг может через уши вытечь. Главное — не наломай дров и глупо не подставься, тогда, может быть, мы все доживем до следующего дня. Колька мне сообщил, что цель уже прибыла.

— Час как, — подтвердил Дэн.

— Отлично. — Пал Палыч потер руки. — Значит, так. Нам надо оказаться в подвале в десять вечера. Он в это время будет гарантированно занят, то есть хоть немного, но ослабит внимание. Это наш шанс. До того надо будет устранить его подручных, причем сделать это тихо. У меня есть одно средство, прихватил из отдела, пустим его в ход. Людишки эти наверняка гнилые насквозь, других Кощеевич к себе в прислугу не взял бы, потому жалеть их нечего. Читал я рапорты коллег, которые с такими, как они, дело в прошлом имели, впечатлился. Главное тут — не нашуметь, вот что важно.

— Кстати, это именно они, Сашка, тебя «пасли» по поручению колдуна, — добавил Стас. — Больше некому.

— Если вы не против, я могу взять это на себя, — предложил Дэн. — Тогда точно не шумнут. Не успеют.

Пал Палыч изобразил рукой змееобразное движение и деловито кивнул.

— Так, идем дальше. — Он достал из салона микроавтобуса наплечную сумку и перекинул ее ремень через шею. — Колдун. Убить его можно, но сложно.

— Жечь надо, — подал голос Гера. — Кто-то из наших старшаков про это говорил.

— Верно, — покивал Пал Палыч. — Но не просто жечь. Есть один нюанс, который герои вроде нас часто не учитывают при уничтожении подобных субъектов. Его надо сжечь в замкнутом пространстве, так, чтобы душа не рассталась с телом и не улизнула в какую-нибудь щелочку. Двери ей закрыть надо, пусть даже и номинально. То есть дом, сарай, дачный сортир и так далее. Любые четыре стены, пол, потолок и непременно дверь.

— О как, — проникся я.

— Ну так, — хмыкнул Пал Палыч. — Наши предки — люди неглупые, знали, что делали. Вспомни детство золотое и народные сказки из учебника по чтению. Ведьму в печи с заслонкой зажаривали, злого чародея в доме сжигали и так далее. То есть закрытое пространство. Сказка — ложь, да в ней что?

— Намек? — предположил Дэн.

— Инструкция для таких, как мы, — ткнул его указательным пальцем в грудь Пал Палыч.

— Тогда фигня выходит, — расстроился я. — Нет там ни сарая, ни сортира. Там вообще один кирпич да металл.

— Не совсем так, — покачал головой оперативник. — Ролик включи еще раз.

Он внимательно смотрел на экран моего телефона и в какой-то момент скомандовал:

— Стоп! Вот! Кто скажет, что это такое?

— Это? — сказал один из фээсбэшников задумчиво. — На печь-«шведку» похоже, только очень большую.

— Верно. — Пал Палыч покопался в кармане своей легкой черной куртки, а после протянул ему чупа-чупс. — Держи, заслужил. Она и есть, я сразу ее приметил. И это именно то, что нам нужно. И вот тут мы подошли к самому главному вопросу — как бы нам теперь этого паразита в нее затолкать? Он же наверняка против будет.

— Так себе шутка, — заметил Гера. — И не смешно, и не к месту она.

— Какие шутки? — озадачился оперативник. — Я абсолютно серьезен. Положим, растопить я эту печь растоплю, кое-что с собой прихвачено. Топливо знатное, из семи древесных пород, разгорается шустро, жар дает мощный. Но минуты полторы-две мне на это вынь да положь. Вроде пустяк, но это в обычной жизни. А там эти минуты вечностью покажутся, потому что он за подобный отрезок времени половину из нас убить успеет. Но выбора нет, отвлечь его надо, иначе мы все равно ничего не добьемся. Я кое-что в ход пущу, но и вы давайте не зевайте, делайте все, что сможете.

— А пули его точно не берут? — спросил Стас. — Даже если в голову стрелять?

— Пишут, что нет, — пожал плечами Пал Палыч. — Тоже не очень понимаю, как это выглядит в реальности, но не верить отчетам коллег смысла нет. Да ты пальни пару раз ему в лоб — поглядим, так и так хуже не будет. У нас кроме пистолетов да ножей ничего и нет больше. А, разве что еще вот сеть.

— Зачарованная? — потер руки Стас, привыкший за пару дней к чудесам.

— Надежная, — осек его Пал Палыч. — Хорошего плетения и безо всякой магии. Не хватало еще нам всем взлететь вместе с подвалом на воздух. Магия Кощея — штука непростая, имели место случаи, когда, сталкиваясь с артефактами или чуждой ей волшбой, она… детонировала, скажем так. Несовместимость возникала. Этот гад после такого взрыва даже не почешется, а нам «со святыми упокой» настанет. Понятно, что он эту сеть, скорее всего, спалит, но мы выиграем секунды, которые так нужны.

— Ясно одно — плана у нас, по сути, нет, — немного насмешливо сказал один из фээсбэшников, имен которых мы так и не узнали. — Пара неозвученных заготовок да сеть, вот и все.

— Так и живем, — и не подумал смущаться Пал Палыч. — Какие объекты наблюдения, такие и методы работы. Поверьте, это еще не самый плохой вариант. Нам известен способ, которым противника можно уничтожить, и имеется фактор внезапности, который можно разыграть. Это хороший расклад. У нас часто приходится работать вообще с колес. Да, вот еще что. Саша, если он меня прикончит, а такое может случиться, потомок Кощея ведь не дурак и поймет, что к чему, то дело закончишь ты. Горючка в рюкзаке, и вот, держи зажигалку. И не лезь на первый план, твоя работа — быть моим дублером.

Вроде как он обо мне позаботился, но все равно понятно, что мы лишь смазка для штыков. Мы — пушечное мясо, которое не жалко, наша задача — отвлечь колдуна, для большего мы не нужны. Если останемся живы, то услышим «молодцы», если умрем, то в лучшем случае при написании отчета нас назовут словосочетанием «невозвратные потери». Но, скорее всего, просто забудут. Никто не думает о гильзе, когда патрон израсходован.

Сволочи они, понятное дело. Но деваться некуда, надо принимать ситуацию такой, какая она есть.

Пал Палыч дал еще пару практических советов, выкурил сигарету, а чуть позже скомандовал:

— Ну, пошли потихоньку. Денис, где твоя змейка ручная? Уже там?

— Да, — кивнул мой собрат.

— Все, отправляй ее в дом. Пока суд да дело, как раз десять пробьет.

Марусенька на самом деле оказалась крайне эффективным, не сказать — страшным оружием. Видели бы вы перекошенные лица и посмертно оскаленные рты той троицы, что расположилась за столом в одной из комнат этого затрапезного здания, которое, похоже, давным-давно в коммунальном разрезе не использовалось.

— Лихо, — шепнул нам Пал Палыч и глянул на часы, которые носил странно, циферблатом вниз. — Берем левее, спуск в подвал там.

Он ориентировался в местных коридорах так, будто провел тут не один день. Нет, не так их тут было и много, но тем не менее.

Мы спустились по одной лестнице, кирпичной, потом по второй, уже железной, и оказались около приоткрытой массивной двери, ведущей, как видно, в тот самый подвал.

— Ну-ну, — услышал я голос, который сразу же меня убедил в том, что мы у цели. — Не дергайся. Смерть рано или поздно заберет каждого из нас, ведьмак. К тому же если твой приятель сделает то, чего я от него жду, то у тебя и шанс появится. Что было обещано? Он убивает, я тебя отпускаю. И отпущу!

— Как же, — просипел Олег, которому, похоже, на самом деле пришлось очень туго. Это был голос мертвеца, а не живого человека. — Так я в это и поверил.

— Клянусь памятью пращуров — отпущу, — рассмеялся колдун. — Покон слово заповедал держать, не уподобляясь неразумным людям. Другое дело — как далеко я тебе дам уйти, в этом весь фокус. Скажем… Ну-у-у… До выхода из подвала. Нет! Даже по лестницам подняться можешь. А вот потом я начну тебя догонять, и тут уж все будет по-честному. Кто поспел, тот и съел!

— Очень честно, — как ворон каркнул Олег и попробовал засмеяться. Получилось плохо.

— Так, все, — велел ему колдун. — Цыц, ведьмак, а то язык отрежу, он в условия договора не входил. Хотя и неудивительно, поскольку твой приятель-дурачок ничегошеньки в правильных договорах между детьми Ночи не смыслит. Как его в банке только держали столько лет? Куда отдел по работе с персоналом смотрел? Нет, дай-ка я тебе все же рот заткну, чтобы ты мне своей болтовней не мешал.

Громко взвыл телефон, колдун немедленно ответил, но при этом ни слова не сказал.

Акустика в подвале была превосходная, мы, даже стоя за дверью, все отлично слышали. У него там велась прямая аудиотрансляция из Кусково, после первых же прозвучавших фраз всякие сомнения в этом отпали. За пару минут разговора несколько раз прозвучало мое имя и было предложено три варианта того, как меня следует умертвить. Второй из них, кстати, понравился колдуну, он даже одобрительно хмыкнул.

Молодец. Сволочь, конечно, но молодец. Все продумано, до мелочей. И подельница у него будь здоров, вон даже с освещением мероприятия расстаралась.

А потом, судя по тем фразам, которые до нас доносились, в бывшую резиденцию Шереметьевых пожаловал я, собственной персоной. В компании с Нифонтовым.

— Это как? — было шепнул я Пал Палычу, но тот только недовольно поморщился и снова глянул на часы.

Впрочем, мне ответ был и не нужен, я сам до всего допер. Виктория. Вот кто сейчас стоит перед Марфой и вещает моим голосом. И именно она, похоже, сейчас пустит в ход нож, чтобы формально исполнить обещание, данное колдуну. Но никто на самом деле не умрет. Там не умрет, а вот здесь…

Пал Палыч пошарил в карманах и достал оттуда два продолговатых цилиндрика, увидев которые, Стас и фээсбэшники сразу оживились.

— Светошумовые? — еле слышно осведомился один из «спецов». — Дело!

— Полная готовность, — скомандовал Пал Палыч и снова глянул на часы. — Вот-вот уже.

Марфа что-то громко рявкнула, я ей ответил, а после телефон разразился дружными женскими воплями. Похоже, верховная ведьма была убита.

Колдун разразился довольным смехом и, судя по звукам, хлопнул себя по ляжкам.

— Вот теперь пойдет резня, ведьмак! — сообщил он Олегу. — Много крови будет! А когда и вы, и ведьмы устанете от войны, тогда я…

— Зажмурились, — скомандовал Пал Палыч, ногой распахнул тяжелую дверь и отправил обе гранаты вниз, туда, где ликовал потомок Кощея и страдал мой друг.

Хоть я и закрыл глаза, как было велено, перед взором все равно поплыли круги, да и звук взрыва здорово вдарил по ушам. Одна надежда на то, что колдуну еще хуже пришлось. Идея-то и в самом деле отменная — пуля его не берет, нож — тоже, но звук и свет он воспринимает так же, как и мы.

Пал Палыч первым рванул в подвал. Плюнув на лестницу, ведущую вниз, он перемахнул через перила, за ним последовали Стас и фээсбэшники, причем один из них держал в руках сеть. Я не был готов к таким прыжкам, заранее зная, что либо ногой за перила зацеплюсь, либо что-то сломаю при приземлении, потому рванул по лестнице, на ходу оценивая диспозицию.

Пал Палыч суетился у печи, которая на самом деле поражала своими размерами. Не домна, разумеется, но и не дачная буржуйка. Промышленная штука, короче. Оперативник уже успел оттянуть на себя массивную дверцу почти с себя размером, вдобавок увенчанную здоровенным засовом, и теперь закидывал внутрь какие-то брикеты, попутно поливая их из пластмассовой бутылки зеленовато-желтой жидкостью, время от времени опасливо поглядывая на колдуна.

А ему, хвала небесам, было не до оперативника. Силовики проявили немалую сноровку, лихо спеленав сетью оглушенного и моргающего, как совенок, супостата, после припечатали его к полу лицом вниз, и сейчас Стас суетился с наручниками, чтобы окончательно зафиксировать успех.

— Псы! — взревел Кощеевич, явно приходя в себя. — Ах вы, черви навозные!

Он вывернул голову вбок, и наши взгляды встретились.

— И ты тут? А там, стало быть… Ну-у-у!

Что-то грохнуло, пол под ногами колыхнулся, как водяной матрас, а четверо силовиков разлетелись в стороны, как кегли в боулинге от шара.

— Еще минуту! — долетели до меня слова Пал Палыча.

Какое там! Сеть огненными нитями полыхала прямо на колдуне, при этом никакого беспокойства по существу данного факта я на его лице не обнаружил. И ведь даже костюм его от огня не занимался.

И еще он был зол. Нереально зол. Подтверждением тому послужил один из фээсбэшников, который отлетел от Кощеевича совсем недалеко и теперь ошалело тряс головой, которой крепко приложился о пол.

Колдун легко, как плюшевую игрушку вздернул его вверх и одним коротким движением свернул шею. Причем свернул в прямом смысле. Не сломал, а именно свернул. Лицо и затылок поменялись местами, прямо как у одного отрицательного героя в «Кавказской пленнице». Врать не стану, здесь меня дрожь и пробрала.

Загрохотали выстрелы, Стас со товарищи все же решили проверить верность слов Пал Палыча. Колдун задергался от попадавших в него пуль, но и только. А несколько из них вовсе сплющились, это те, что ему в лоб попали.

Короткий взмах руки — и нас стало еще меньше. Один из фээсбэшников поднес ствол пистолета ко рту и нажал на спуск.

Щелчок пальцев — и Стас взлетает под потолок, с резким звуком ударяясь об него. И еще раз. И еще.

Третьего, последнего фээсбэшника накрыло какое-то черное облако, из которого немедленно раздались жуткие вопли.

И все это — за считаные секунды, мы даже компанию ударной силе нашего отряда составить не успели. А теперь все, теперь наша очередь.

— Так даже лучше, — сообщил мне колдун, потягиваясь, отчего в разные стороны разлетелись горелые ошметки сети. — Сам тебя убью. А потом разберусь с теми, кто меня одурачил.

Бум! Это в голову Кошеевича кирпич прилетел. Герина работа. Он по камням специалист. Он их чует, понимает, слышит. Специализируется, разумеется, больше на драгоценных, работая в качестве очень авторитетного, а потому и очень дорогого эксперта-оценщика, но и кирпичом, если что, вражине по щам засветить тоже может. Понятно, что этой твари подобные удары, как слону дробина, но…

Колдун, не ожидавший подобного поворота, покачнулся, и как раз в этот момент из искры возгорелось пламя. В печке полыхнул огонь — ярко, весело, дружно.

— Вон оно чего! — нехорошо оскалился колдун. — Ишь чего задумали!

Еще три кирпича, прилетевших с разных сторон, ударили его один за другим, но и Гера уже попал в прицел заклинания. С треском обе руки ведьмака сначала нечеловечески выгнулись, а после повисли плетьми. Мой собрат завыл от боли, а затем рухнул на пол без сознания.

Я же стоял как вкопанный, ошарашенный всем увиденным. Наверное, надо было что-то делать, но что?

— Ты, — колдун повернулся к Пал Палычу, — судный дьяк, я вас не трогал. Но теперь!

Черный сгусток, подобный тому, что некогда словил и я, полетел в лицо оперативника. Тот почти увернулся, но только «почти».

И вот тут случилось неожиданное. Сверху, с труб, оплетавших тут и там потолок, на колдуна упало с полдюжины черных плетей, на деле оказавшихся длиннющими и толстыми гадюками. Они, злобно шипя, оплели его шею, плечи, голову и жалили, жалили его туда, куда могли, куда только получалось впиться клыками.

Кощеевич, стоя напротив пышущей жаром печи и сдирая с себя разъяренных змей, напоминал персонажа древнегреческих мифов Лаокоона, смотрелось это одновременно и жутко, и впечатляюще. Змеиный яд, похоже, в самом деле не причинял ему особого вреда, как и говорил Дэн, но непосредственно укусы, видимо, все же доставляли боль. Странно — на пули этому демону плевать, а вот змеи смогли достичь результата. Может, потому что пули, по своей сути, мертвая материя, а змеи — живые?

А еще я наконец-то понял, что надо делать. И то, что этот шанс — последний, других не будет. Если упущу, то нынче уж точно встречу свою смерть, мучительную и долгую. Причем не факт, что конечную.

Я, согнувшись, рванулся вперед, со всего маха налетел на колдуна, который отдирал от лица очередную змею, терзавшую своими клыками его щеку, и, разве что только не воткнувшись головой ему в живот, напрягая все силы, протащил к печи, благо та находилась совсем рядом.

Одна из змей упала мне на спину, и тут же ее зубы впились в мой загривок, ей было все равно, кого сейчас жалить. Шею пронзила боль, но я даже глазом не моргнул. Так и так умирать, лучше уж от яда, чем от рук этой твари.

Как я впихнул своего врага в огненное жерло — не понимаю. Серьезно. Думаю, он сам ничего такого не ожидал, потому и потерял те несколько секунд, которые могли поменять ситуацию в корне.

Но он их потерял. А я, ощущая, как волосы на голове скручиваются от немыслимого жара, успел захлопнуть нереально тяжелую и порядком нагревшуюся дверцу печи до того, как Кощеев потомок мне помешал, и даже заложить ее засовом.

Змея еще раз ужалила меня, после свалилась на пол и, зашуршав, направилась в сторону Дэна.

В ушах стояли неумолчные вопли и проклятия злодея, бьющегося в печи, сознание начало мутиться — то ли от эмоций, превысивших норму, то ли от сильного и, похоже, не очень-то обычного змеиного яда, который сейчас кровь толчками разносила по моему телу.

Ноги подкосились, я упал на колени, но не отрывал глаз от дверцы, ходящей ходуном от ударов моего врага. Господи, до чего же живуч, там же температура, как в вулкане, а он все никак не сгорит.

Вопли сменил вой, в котором ничего человеческого вовсе уже не имелось.

— Морана, — прошептал я, чувствуя, как немеют губы. — Эта жертва тебе.

Колдун, словно услышав меня, издал такой вопль, что стены дрогнули, и затих. Остался лишь гул огня и сочащийся сквозь зазоры удушливый запах сгорающей плоти.

Прежде чем сознание совсем померкло, я еще успел услышать ликующий женский смех, прозвучавший где-то на грани бытия. Впрочем, может, его и не было на самом деле. Не знаю.

Эпилог

— Поеду я, — то ли спросил, то ли уведомил меня Николай. — Мне еще отчеты писать. Дело к концу квартала идет.

— Да не вопрос, — согласился я, ставя сумку на пол и протягивая ему руку. — Спасибо, что подбросил.

— Ну а как по-другому? — Оперативник умело изобразил удивление. — Мы же друзья?

— Разумеется. — Я растянул губы в улыбке. — Ладно, созвонимся! Коллегам привет передавай. Ну и еще раз их от меня поблагодари.

Николай пожал мою руку и быстро пошел по направлению к выходу из здания аэропорта.

— Друзья, — иронично произнес я, проследил за тем, как он сел в машину, и сразу после этого извлек из телефона симку. — И еще какие.

Я уезжал из страны. Надолго. Нет, про «надолго» — это мой личный выбор, врать не стану. Но вот совет о том, что нам, ведьмакам, хорошо бы свалить из города на некоторое время, причем желательно побыстрее, прозвучал почти сразу после того, как мы все более-менее пришли в себя.

Непосредственно я очухался последним. Мой организм, конечно, был подвержен ядам куда менее, чем у обычного человека, но если тебя два раза гадюка куснула в шею, причем в начале лета, когда ее яд особенно зол, то хорошего не жди. Да еще такая, которую призвал ведьмак.

Меня спасла Марусенька. Ну и Дэн, по просьбе которого она это сделала. Оказывается, левый клык этой царевны-гадюки несет исключительно смерть, а вот правый может исцелять укушенных другими змеями, но только в том случае, если она сама этого хочет. Само собой, подобное желание у Марусеньки возникает крайне редко, но мне повезло. Более того — теперь, если верить Дэну, мне гадючий яд вообще не страшен. Кстати, кто-то мне в том году говорил, что я змей могу более не опасаться, правда, не помню кто. А жаль. Плюнуть бы в глаза говорившему. Не опасаться, как же…

Остальным тоже досталось неслабо. У Геры левая рука оказалась сломана, а на правой здорово досталось связкам, Стас получил очередное сотрясение мозга и перелом трех ребер, Пал Палыч уже кое-как ориентировался в пространстве, но один глаз упорно отказывался видеть происходящее. Из трех же фээсбэшников в живых вовсе остался только один, и тот дышал через раз, невероятно изобретательно сквернословя в те моменты, когда к нему возвращалась память. Черное облако, которое его окутало, со смертью колдуна развеялось, но последствия, похоже, все еще давали о себе знать.

Мне бы сюда мою аптечку! Но это только мечты.

Впрочем, вскоре к нашей компании присоединилась не очень молодая, но веселая дама, представившаяся Валентиной и являвшаяся коллегой Николая, после чего дело более-менее пошло на лад.

Вот тогда-то Стас и произнес заветную фразу, перед тем обменявшись взглядом с наконец-то проморгавшимся Пал Палычем:

— Парни, вот что я вам скажу. Не худо было бы вам свалить из города на месяцок-другой. Два холодных фэбса — это не шутки. Не стоит вам мелькать в документах, добром для вас это не кончится. Мы из системы, наши вопросы, если что, «старшаки» порешают. А вот вы…

— Ни малейших возражений, — немедленно отозвался Дэн, сидящий на лестнице и поглаживающий Марусеньку, свернувшуюся кольцом на его коленях. — Я так и так собирался прокатиться в Белоруссию, погулять по болотам Полесья. Там есть чудные трясины, где растут такие травы, каких нигде более нет.

Что интересно — Дэн лекарь, но помогать кому-то, кроме меня и Геры, он не стал. Любопытно, отчего?

— У меня уже билет на самолет до Екатеринбурга куплен, — сообщил всем другой мой собрат. — Я всегда лето в горах провожу. Там и руку подлечу.

— А ты? — обратился ко мне Стас. — Тебе первому валить следует, карусель ты закрутил.

— Ее вон он закрутил. — Я потыкал пальцем в сторону дверцы, за которой все еще гудело пламя. — Ох. Не знаю пока, куда поеду, у меня один фиг шенгена нет. Но точно не в Турцию. Они свинку жареную не кушают, а мне без нее отдыхать неинтересно.

— Не проблема. — Полицейский попробовал глубоко вздохнуть, но тут же закашлялся. — Так вот — у меня на «земле» одно турагентство есть, я его хозяйку время от времени… Сотрудничаем мы, короче. Будет тебе виза, причем быстро. И тур со скидкой тоже устрою. У тебя хоть «загранник» есть? Ну и славно, это главное.

— Правильно, — наконец-то подал голос Пал Палыч. — Мы все сами тут разгребем, а вам светиться не нужно.

Все это выглядело сомнительно, да и Дэн уже потом, наедине, подтвердил мои подозрения.

— Хотят добро Кощеевича к рукам прибрать, — негромко произнес он, когда мы стояли у машины и ждали, пока в нее загрузят Геру и измученного Олега, который до сих пор в себя не пришел. — От него наверняка много чего осталось — и артефакты, и книга колдовская, да и просто ценности.

— Пусть их. — Я потер шею, которая все еще ныла. — Дэн, в любое время, в любом месте…

— Саня, не надо, — остановил меня он. — Мы с тобой братья, как ни крути. Для кого-то это пустой звук, но лично для меня — нет. Так что не сотрясай воздух понапрасну.

Через пару дней, как и было обещано, ко мне заскочил Стас, привез паспорт с визой и пакет с документами, из которого я узнал, что через сутки ни свет ни заря улетаю на остров Крит сроком на три недели. Причем пожаловал он на новенькой «БМВ» премиум-класса, а не на своем старом внедорожнике. Догадываюсь, откуда машина взялась, не иначе как с парковки «Крокус Сити». Молодец, он из этой истории, получается, с самой большой прибылью из всех нас вышел, как, впрочем, и всегда. Главное, чтобы колдун в машине сюрприза какого-нибудь для него не оставил. Долгоиграющего. Я даже высказал эту мысль вслух, но Стас только хлопнул меня по плечу, произнес: «Все пучком», — стащил из холодильника кусок колбасы и усвистал по своим делам.

А вообще я искренне обрадовался новости о своем отъезде. Мысль свалить куда подальше крепла во мне с каждым днем, и дело было не только в пожеланиях моих недавних союзников.

Когда я отмылся, отоспался и более-менее пришел в себя, то стал перебирать в голове все события этих нескольких сумасшедших дней. В какой-то момент в памяти всплыло то, что Арвену меня сдал господин Ряжский, а еще минут через пять я осознал, что начал планировать акцию возмездия. На автомате и без малейших душевных терзаний. Причем речь не шла о каких-то безобидных шалостях вроде «неделя верхом на унитазе». Я прикидывал, как его убить. По-настоящему. Насмерть.

Врать не стану — испугался. Я не хочу становиться подобием той сущности, которую лично запихал в печь, а значит, надо уезжать, и как можно быстрее. Надо менять все вокруг себя — страну, людей, привычки. Вообще все. Перезагрузиться нужно. Обнулить тот мир, в котором я до того жил, как когда-то и советовал мне Хозяин кладбища. И трех недель для этого мне будет явно недостаточно.

Хотя, по сути своей, обнулять-то особо и нечего. Я, как один герой из прекрасного советского фильма, улечу налегке. Братья-ведьмаки разъехались, причем Дэн прихватил с собой в Белоруссию Олега, который хоть более-менее и оклемался, но все равно время от времени начинал заговариваться. Как видно, Кощеевич как следует его помытарил, и не только физически. Других друзей у меня и раньше особо не имелось. Женщины… Были — и нет. Светка при упоминании моего имени небось до сих пор плюется, Мезенцева тоже, Виктория… это Виктория. Не хочу об этом думать.

Правда, есть еще Изольда, которая мне позвонила первой, сообщив, что от своих слов не отказывается и будет рада принять от меня приглашение в хороший ресторан с последующим неистово-страстным продолжением. Раньше я бы подумал да и согласился, но то раньше. Хватит с меня авантюр и приключений, устал я от них, а с этой гражданкой по-другому не получится. Ей бы с Маринкой познакомиться, они, похоже, два сапога пара.

Зато от нее я узнал, что крысой оказалась первая помощница Марфы. Мало того, предательница ей еще и родственницей приходилась. Теперь, правда, уже покойной и всеми моментально забытой. В ковене начались кадровые перестановки, о списанных с борта корабля матросах никто и не думает вспоминать. Ведьмы — такие ведьмы. Их надо принимать такими, какие они есть.

Не сомневаюсь, что и я был забыт красавицей Изольдой сразу же после того, как закончился наш разговор.

Впрочем, не стоит совсем уж прибедняться, я вовсе не Робинзон. Что Родька, что Жанна — они ведь никуда не делись? И не денутся, кстати. Они отправятся вместе со мной, я слишком к ним привык. Ну и потом, даже ведьмаку время от времени надо с кем-то общаться, а то ведь очень даже просто можно с ума сойти.

В общем, какое-то время я буду колесить по Европе, с шенгеном и деньгами в наше время подобные перемещения сложностей не представляют. А потом, когда придет зима и я настранствуюсь вдоволь, то осяду в какой-нибудь тихой стране вроде Венгрии или Финляндии. Там и климат с нашим схож, и травы растут такие же, и кладбища имеются. Сниму домик, буду совершенствоваться в ведьмачьем ремесле. Книгу-то я с собой беру.

А за Антипом приглядят Славы, я с ними на этот счет уже договорился. И урожай снимут они же, не пропадать ведь добру? Поразмыслив немного, я даже одним днем съездил в Лозовку, отвез туда на сохранение почти все содержимое из домашнего сейфа и мандрагыр с антресолей, а заодно и объяснил домовому, что к чему. Тот жутко расстроился, но спорить не стал, потому что наконец признал во мне хозяина, и теперь для него действенна та аксиома, по которой я всегда прав. Но зато он проникся моим доверием, я же ему вместе с травами и ранее сваренными зельями чашу золотую обратно привез.

В тот же день, точнее, в ту же ночь я наведался к еще одному своему давнему знакомцу, кстати, единственному из всех существ на свете, с кем я мог быть абсолютно откровенен. К Хозяину кладбища.

Увы и ах, я его не застал. Черная плита была пуста, на тропинках его тоже не обнаружилось, а призраки молчали, как подпольщики на допросе. Даже и не знаю, в чем дело. То ли он в ту ночь из склепа не вышел, то ли по какой-то причине видеть меня не захотел. Надеюсь, что верен первый вариант.

Что же до Ряжской… У нас состоялся телефонный разговор. Ольга Михайловна, похоже, на самом деле не знала, что ее муж тогда меня сдал, но каким-то образом позже это пронюхала. Просто держалась она непривычно, и интонации в голосе звучали незнакомые. Боязливые, что ли?

Встречаться я отказался, но попросил ее передать мне деньги за ту работу, что была выполнена для Михаила. Он мертв, его партнеры — тоже, это так. Но я свое дело сделал, а детали меня не интересуют. Проще говоря, как она эти деньги будет выбивать из безутешной вдовы, меня более не волновало. Кончился у меня запас сочувствия.

Просьбу мою она выполнила, прислав человека с пухлым конвертом уже через час, причем сумма в нем оказалась в два раза больше оговоренной ранее, что было очень кстати. Не скажу, что у меня нет денег, это не так. Но провести год, а то и два за границей — дело недешевое, так что лишним этот подарок не будет. Короче, оценил я данный жест доброй воли, отправив в ответ СМС: «Все долги закрыты. Живите спокойно. Оба». Но на звонки ее больше не отвечал.

Совсем уж просто все вышло с родителями. Они были счастливы узнать, что меня на пару лет отправляют в Англию, на стажировку в банк. Я обещал им время от времени звонить и рассказывать, как там у меня дела идут, причем сразу предупредил, что мой нынешний номер будет недоступен. Мол, я там местный куплю, так дешевле выйдет. А еще надо будет им время от времени присылать через DHL подарки. Ну и денежку переводить.

И только Морана так ни разу и не дала мне о себе знать. Не знаю отчего. А еще стараюсь не думать о том, что, может, зря я ей именно эту душу подарил. Может, не стоило?

В Шереметьево меня то ли отвез, то ли отконвоировал Нифонтов. Он честно подождал меня у подъезда, пока я прощался с обчеством, в дороге был весел, да и в аэропорту сыпал шутками, прося меня привезти из Греции магнитик на холодильник и бутылку-другую раки. А я хотел только одного — чтобы он уже уехал.

И вот старая симка отправилась в кармашек бумажника, практически подведя итог моей прежней жизни, потому что никто из тех, кого я знал, теперь не сможет меня отыскать. Я закинул на плечо рюкзак, окликнул Жанну, которая вертелась вокруг каких-то девушек модельной внешности, подслушивая их разговоры, а после направился туда, где звенели рамки, стояли молодые ребята и девушки в синей форме и брякали о стол часы, телефоны и ключи. Чемодана у меня нет, а все остальное вроде маек, шлепок и банданы куплю на месте.

— Можно я покатаюсь на этой штуке? — шепнула мне на ухо Жанна, показав на валики ленточного транспортера. — Ну пожалуйста? Заодно и за рюкзаком твоим присмотрю.

— Валяй, — разрешил я, думая о своем.

Все-таки она не позвонила. И мне ни на один вызов не ответила. Нет, ясно, что попытка изначально была провальной, но чего же так на душе тоскливо? Могла бы просто сказать: «Пока». И все. О большем-то я не просил, правда?

Уже перед самым пропускным пунктом я зачем-то обернулся, и мне показалось, что там, у ряда кресел, у стойки «Шоколадницы» стоит девушка в легком сером плаще и черной водолазке, и на груди ее поблескивает золотой капелькой незамысловатый кулон. Поднялась узенькая ладошка и качнулась в воздухе, как бы говоря мне: «Пока-пока». Или даже «До встречи»?

— Молодой человек, вы идете? — толкнула меня потная толстуха в пестрой кофте. — Вы тут не один!

Я на миг отвернулся, а когда глянул снова, то никого там не было. Показалось? Или нет? Ладно. Узнаю, когда вернусь. Через год. Или через два?

Потому что рано или поздно я обязательно захочу домой. Ну а куда я денусь?

Автор благодарит всех тех, кто помогал в работе над этой книгой: Нури Магомедова, Евгения Петрова, Василия Крысина, Вячеслава Кузьмина, Михаила Yakyta, Андрея Авдеева, Павла Nighmare Сергеева, Игоря Таратенко.

Отдельное спасибо — Вадиму Лесняку, Дмитрию Нефедову, Анне Федосеевой и Дмитрию Овдею.