Ад криминала: Рассказы и очерки

УБИЙСТВО ПО-БОРИСОГЛЕБСКИ

Утром 28 января 1990 года к кооператору Шота, хозяину кафе "Арго" на окраине города Борисоглебска, резко и настойчиво постучали. Заспанный Шота кое-как набросил на себя одежду и открыл дверь.

— Ты спишь, — сердито пробурчал один из милиционеров, стоящих на пороге, — а у тебя тут людей убивают…

— Как убивают? — ошалел кооператор, испугавшись и за себя и за репутацию своего безалкогольного заведения, оборудованного им в неуклюжем запущенном строении.

— Пойдем, показывай место происшествия, — взял его за рукав другой сотрудник милиции.

На скользком, как стекло, гололеде, метрах в десяти от входа в "Арго", темнело бурое, расползшееся подо льдом пятно крови, а недалеко от него — остатки распотрошенной автоаптечки. Так будет зафиксировано в протоколе осмотра места гибели двадцатидевятилетнего Александра Пономарева, заехавшего в кафе на минутку около двух часов ночи.

До сих пор так и не выяснены конкретные обстоятельства случившегося. Показания свидетелей, данные на предварительном следствии в милиции, противоречивы и запутаны. Точно подтвердить тот или иной факт никто не решается — я ничего не видел, я ничего не знаю. Типичная обывательская психология людей, которые не то что не были, но даже и не хотели быть личностями.

Чтобы доказать, что это так, обрисуем ситуацию, в которой было совершено убийство.

Итак, кафе "Арго". Около двух часов ночи. Многие посетители навеселе, так как под такую закуску, которой потчевал Шота, грех не выпить. Но поскольку кафе безалкогольное ("гениальное" изобретение бывших трагикомических руководителей), спиртное приносили с собой. И тут в дверях появляется Саша Пономарев — парень мастеровой, день и ночь за рулем, работал на ремонтной базе, но в последнее время ударился в сапожное дело (решил иметь хороший заработок, чтобы жениться и безбедно содержать семью). За столиками — друзья, знакомые и одноклассники Александра. Они удивлены его видом: в ватнике, ботинках, едва ли зашнурованных, из кармана фуфайки торчит лебяжья шейка бутылки водки. "Чего ты так?” — удивляются знакомые. "Да я на минутку, по делу”, — отвечает он, протискиваясь между прижавшимися друг к другу танцующими парочками. Кто-то радуется: "Пономарь водку привез!” За крайним столом — двое друзей: Александр Мочалов и Сергей Попов. Первый — дюжий верзила по кличке "Слон”, работавший мастером в ИТУ строгого режима, недавно представлен к офицерскому званию; другой — маленький, черненький — сержант ГАИ, пользующийся машиной Мочалова. Он якобы пошел расплачиваться за кофе, когда Пономарев потащил за рукав Мочалова на улицу, требуя от него бутылку водки, которая непонятным образом исчезла у него из кармана, когда он остановился у столика с друзьями — работниками правоохранительных органов.

Слон в этот день был не в духе: разбил машину. А тут ему еще какой-то хлюпик в фуфайке угрожает: "Если не отдашь бутылку — не найдешь на своей машине стекол и резины! Понял?” Дальше все происходило стремительно. Первый свидетель — Горохов, приятель Пономарева, еще меньше его ростом, — обхватил сзади разъяренного Слона и пытался оттащить его от падающего Пономарева, получившего страшной силы удар по голове. "Еще потом я видел замах сапога Слона, но Саня уже падал на бок, и я не успел разглядеть — достал, он Пономарева сапогом или нет”, — рассказывал нам Горохов. Второй свидетель — Эльмусов — утверждает, что сидел в машине спиной к спорящим и только, когда вылезал из нее, видел, как Мочалов "оттолкнул” от себя замахнувшегося на него Пономарева, или ударил его ребром ладони, отчего Пономарев сначала стукнулся головой о заднее крыло машины, а потом упал на лед.

Пономарев сразу захрипел. Из кафе высыпал народ. Гаишник Попов уже объяснял любопытным, что "пьяный” Пономарев упал и ударился головой. Потом он велел приятелям Пономарева Шишкину и Маликову везти пострадавшего в больницу. "Друзья” решили сдать умирающего в приемный покой как неизвестного, подобранного на улице (чтобы не иметь дела с милицией, поскольку сами были нетрезвы), и вытащили у него из поскольку сами были нетрезвы), и вытащили у него из одежды все документы. Затем они отогнали стоявшую у кафе машину Пономарева к его дому, "заботясь”, дабы ее не "разули”, а жена Шишкина якобы пыталась дозвониться матери Пономарева, но не смогла.

В десять часов утра, так и не приходя в сознание, Александр Пономарев умер. И этим же утром милиция возбудила уголовное дело в отношении А. Мочалова по статье 108, ч. 2 УК РСФСР (умышленное тяжкое телесное повреждение, повлекшее за собой смерть потерпевшего).

Дальше можно было бы со всей очевидностью предположить, что наши высококвалифицированные следственные органы тщательно соберут доказательственный материал, а наш справедливый суд воздаст убийце по заслугам — как минимум лет пять лишения свободы. Но не тут-то было! Мочалов отделался лишь легким испугом: два года исправработ по месту работы с удержанием 20 % заработка в доход государства…

В Борисоглебске говорят, что труп Пономарева "купили” за 9 тысяч. Мы, конечно, понимаем, что слухи слухами, и их к делу не пришьешь, но дальнейшие действия правоохранительных органов (следствия, прокуратуры, суда) по делу Мочалова вызывают недоумение и пугают своей накатанной легкостью, которая и порождает в общественном мнении различные слухи и кривотолки. Словом, это и побудило меня отправиться в командировку с кандидатом юридических наук Юрием Жуковым и попытаться разобраться в генезисе явления, которое крайне нежелательно для общества: — у нас-де запросто могут убить человека из-за бутылки водки и спокойно гулять на свободе!..

Мрачен и сер Борисоглебск поздней осенью, как, впрочем, большинство наших провинциальных городков: на дорогах такие лужи, что без сапог не проберешься, чуть в сторону — грязь непролазная, памятник Ленину с протянутой рукой непонятно зачем и для чего, по магазинам как татаро-монголы прошли… И тоска такая, что хочется по-есенински "плясать и плакать под забором" и тут же почить от боли за святую Русь, доведенную до такого безобразного состояния. А вот и кафе "Арго” — как "барак чумной" из песни Владимира Высоцкого "Дом”, где и затеялся смутный, чудной разговор, кто-то песню стонал да гармошку терзал, а припадочный малый, придурок и вор мне тайком из-под скатерти нож показал…

Да простят меня славные жители Борисоглебска, основанного еще Петром Великим, за такие метафоры, и я сто раз покаюсь, если чем-то обидел их патриотические чувства. Но в дни той грустной и тяжелой работы он казался именно таким: "где народишко — каждый третий враг”… И ближнему, и себе!

Итак, мы с Жуковым изучили дело в городском суде и стали встречаться с людьми, имевшими к нему прямое отношение. Первым делом вышли на Слона.

Он работал электриком котельной одной ПМК (после возбуждения уголовного дела о его судьбе в "гулаговской” системе не могло быть и речи) и страшно разволновался, завидев нас. Разговор, конечно, не получился: Слон то курил, то держал дымящуюся сигарету в дрожащей руке.

— Так что же все-таки произошло, Александр?

— Нелепый случай, — бормотал он. — Я его не хотел убивать…

— Но так убил же!

— Я не чувствую своей вины. Сожалею, конечно, что так вышло. Но угрызений у меня нет, он же первый ко мне привязался…

— А бутылка-то была?

— Не было никакой бутылки!

— Вы выпивали в кафе?

— Я пил только кофе, и все!

— Ну а можно было не драться? Ведь вы с ним стояли на гололеде, и опасность удариться была очень велика.

— Ну хорошо, вот что вы будете делать, если у вас попросят прикурить и потом на вас накинутся.

— Не знаем, кто-то побежит, кто-то увернется. По-разному себя ведут…

— Нормальный человек сразу должен в лоб дать. Это первая реакция, — как-то нехорошо усмехнулся Слон, и уверенность, граничащая с тупостью, проглянула в его глазах.

Нам все стало ясно: этот человек живет примитивными инстинктами и признает только силу. О каких правовых отношениях толковать с ним, о каком правовом государстве говорить на этом диком уровне? Право для Слона — дать в лоб. Мы пошли прочь от этого верзилы, дрожащего перед нами от страха, как осиновый листок.

Из ПМК мы заехали в ГАИ. Но разыскать сержанта Попова оказалось не так просто. Он был в двадцати километрах от города на трассе Волгоград-Москва, где произошла какая-то авария. Взяв его домашний телефон, мы приехали в травматологическое отделение районной больницы, где и встретились с врачом Хохловым, делавшим покойному трепанацию черепа. Как и в случае со Слоном разговор у нас был коротким и предельно ясным.

— По материалам дела, пострадавшего оттолкнули, ударили ребром ладони, сильно ударили. Что бы вы могли вспомнить, ведь вы оперировали Пономарева?

— Был удар страшной силы, — не раздумывая отвечал он. — Гематома была справа, и без удара она не возникает. Еще была ушибленная рана в области переносицы, и она могла быть получена от удара ногой. А умер он от сильного удара затылком. Мы сделали все, что смогли, — выпустили гематому с поверхности, и я думал, что он будет жить. Но оказалась еще и гематома внутри мозга, под мягкими мозговыми оболочками. А такую никто не выпустит — ни в Москве, ни в Нью-Йорке. Это кровоизлияние в четвертый желудочек мозга, это очень далеко. А прорыв в желудочек — смерть.

— Как можно в двух словах охарактеризовать причину такой смерти?

— Очень сильный удар, повлекший за собой сразу два кровоизлияния: и субдуральное и эпидуральное. А о механизме их образования я ничего не могу сказать. Я только констатирую факт, — заключил Хохлов. — Такие случаи редки и запоминаются надолго.

Мы вышли из больницы, недоумевая от вопроса: может, прав Мочалов и это случайное стечение обстоятельств? Но ведь Пономарев — молодой и крепкий парень, ему, в конце концов, не семьдесят лет! А потом Слон сказал, что удар был ребром ладони, что совершенно не вяжется с силой удара. Значит, телу было сообщено очень сильное ускорение! Вот только как? Неужели он достал его ногой? И, судя по всему, так оно и было, хотя, кажется, никто этого не видел.

Домашний телефон сержанта Попова был занят вечер, ночь и утро (видимо, снята трубка). Стало ясно, что гаишнику очень не хочется с нами встречаться, и, очевидно, он опасался не напрасно. Мы тоже сделали ход конем, и благодаря председателю горисполкома, связавшегося с начальником ГОВД, Попов предстал перед нами в кабинете мэра города.

Верченным малым оказался этот сержант. Но, к его несчастью, мы уже располагали довольно значительной информацией о его поведении в ночь убийства. И поэтому одним из первых вопросов был такой:

— Если бы суд вынес частное определение в адрес госавтоинспекции о ваших непонятных действиях в ту ночь, то понимаете ли вы, что тут бы встал вопрос о вашей профнепригодности?

— Понимаю и сознаю. Но я-то тут при чем?

— Вы сидели за столом с Мочаловым?

— Да, сидели, кофе пили, беседовали. Там все приходили, уходили, и я ничего такого не видел. Вышел из кафе, а там толпа и говорят, что кто-то опился и упал, плохо кому-то. Ну, плохо и плохо. Я говорю: в больницу его везите.

— А почему вы не вызвали милицию, "скорую помощь”?

— А чего вызывать-то? Драки я никакой не видел, никаких синяков на Пономареве не было. А потом: откуда звонить?

— А разве в кафе нет телефона?

— Нет там никакого телефона. Да и по всему городу трубки оборваны. Неоткуда звонить. Я повторяю, я сказал: везите его в больницу. И сам посадил его в машину с правой стороны.

— А дальше?

— Я взял и ушел домой. Мне надо было на работу.

— Ну, хорошо, как вы оцениваете происшедшее?

— А чего мне оценивать? И Мочалов мне друг и Пономарев — друг. А из-за чего конфликт? Мочалов говорит, я сам не знаю из-за чего. Сказал, что пошли один на один драться.

— А водка-то была?

— Нет, не знаю. Были слухи, что Пономарев приторговывает водкой. А в кафе спиртного не было. Все сами приносили и пили втихаря в кабинетах.

— Подождите, кто еще был там, на улице? Горохов…

— Горохова там вообще не было. Он сзади сидел за столиком.

— Однако есть его показания, что он оттаскивал Мочалова от Пономарева…

— Я его спрашивал: Толь, чего было. А он говорит, что у них драка получилась. Я спрашиваю: Мочалов ударил ногой его? А он говорит, что не знает, что в темноте все было, что они так поперли друг на друга…

Дальше цитировать словоблудие сержанта Попова нет смысла, ибо и из того, что он сказал, уже все ясно. Нас волновало другое: это каким надо быть подлецом, чтобы обливать грязью покойного, называя при этом его своим другом?! Мы еще дадим оценку действиям Попова, а сейчас воспроизведем фрагмент разговора с М. Шишкиной, которая сидела той ночью в кафе с мужем Шишкиным, отвозившим в больницу бесчувственного Пономарева.

Эта женщина работает старшим воспитателем в детском саду. И поэтому разыскали мы ее довольно быстро. Она была странно удивлена нашему визиту, поскольку мы намеревались встретиться только с ее мужем, о чем она, конечно, уже знала. Но, судя по всему, мы застали ее врасплох, и она говорила с нами очень осторожно, как бы опасаясь сказать что-то лишнее.

— Погибший с мужем были товарищами, — рассказывала она. — Мы часто к ним ездили. Но в тот день были не вместе. В кафе Пономарев зашел на секунду, вид у него был не парадный — в фуфайке. Я не знаю, зачем и к кому он приходил. Через время все стали выходить покурить. Я отошла к зеркалу. Там я видела, что кого-то поднимают. Муж мне сказал, чтоб я не выходила, а потом вернулся и говорит: "Там Саша с разбитой переносицей и без сознания". И когда я вышла, он уже сидел в машине. Я говорила, что надо везти в больницу. Искали ключи от его машины. Я за щеки его попробовала: он как-то дышал странно. И когда муж поехал, я нашла ключи. Я их никому не отдала. Муж приехал, и я спрашиваю, что случилось. Он говорит, что упал. Я говорю: как упал? Вот я сейчас упаду, и меня в больницу, что ли? Не поверила, что сам упал. Вообще, за машину переживали. О том, что Саша умрет, у меня и в мыслях не было. Говорю, надо сказать матери и машину отогнать к дому. Муж предложил позвонить тете Ире. Я вот до сих пор не могу понять, почему она сейчас со мной через силу здоровается. Ведь мы же так волновались и переживали. Решили из кафе позвонить.

— А Попов нам говорил, что там нет телефона!

— Да есть там телефон, даже в справочнике есть! — она встала из-за стола и подошла к книжной полке. — Я сейчас вам номер скажу…

— Это уже не нужно. Так вы позвонили?

— Стали звонить. А потом из дома звонили. И дозвонилась я только часов в семь утра. Стала звонить в больницу, представилась родственницей. Мне сказали, что его оперируют и нужно, чтобы кто-то был. У меня грех с души, что не бросили, доставили в больницу…

ГОРЯЩИЕ ОКРАИНЫ РОССИИ

В ПЛЕНУ У НАРКОМАФИИ

КАК КАЗАК НА ДНЕСТРЕ КАЧАН ПАРИЛ

ОБОЮДНОЕ

ОЗВЕРЕНИЕ

Я ХОТЕЛ БЫТЬ ПОПОМ…

ЯВАССКИЕ ОДНОХЛЕБКИ

ТАКСИСТЫ И МАФИЯ

РИЖСКИЙ ОМОН В ТЮМЕНИ

ВЛАДЫЧИЦА ГРУЗИНСКОЙ ДЕМОКРАТИИ

ТРОЯНСКИЙ КОНЬ

ОСЕТИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ

ИНГУШСКАЯ ХАМАРТИЯ

— Скажите, а Пономарев выпивал?

— Он был очень независимый человек. На машине ездил всегда трезвым. В кафе бывал редко. Каким он был в ту ночь — сказать не могу.

— Чья была инициатива везти его в больницу?

— Считаю, что моя.

— И как вы оцениваете случившееся?

— Не берусь судить. Не знаю, на что опирался суд, я там не была. Во всяком случае знаю одно: до последнего говорили, что упал…

Вечером М. Шишкина позвонила нам в гостиницу. Голос у нее был обеспокоенным, как у человека, который проговорился.

— Я хотела вам сказать, что я ничего не могу утверждать. Я ничего не видела.

И мы решили, что теперь встречаться с мужем уже нет никакого смысла — оставим его в покое, за это он нам, разумеется, будет очень благодарен.

Утром следующего дня в кабинете первого секретаря горкома партии А. Мезинова нас ожидал важнейший борисоглебский персонаж, деятельность которого как раз и формировала общественное мнение людей о состоянии соцзаконнрсти в городе. Перед нами сидел Кострыкин — прокурор города.

Сразу оговоримся — мы пришли побеседовать, получить какую-то информацию по конкретному делу, что гарантировано нам законом о печати. Однако Кострыкин (видимо, уже достаточно информированный о наших действиях) решил, что вызван на допрос, и приготовился к "схватке” с журналистами, "копающими под него". И по правде сказать — не мешало бы и копнуть, потому что существует строгий порядок по производству дознания и расследования подобных дел: на место происшествия выезжает следственная бригада, оперативно опрашиваются все свидетели и очевидцы, у подозреваемых берется анализ на содержание алкоголя в крови, и, при необходимости, они берутся под стражу, чтобы не могли повлиять на объективный ход расследования всех обстоятельств происшествия. В нашем случае ничего подобного и близко не было. И хотя милиция с опозданием взялась за дело (было упущено время и некоторые концы ушли в воду — мы имеем в виду степень опьянения Мочалова), она была на правильном пути: очевидное умышленное нанесение тяжких телесных повреждений. Ну а дальше происходит совсем непонятное: следователь прокуратуры Ермаков "совершенно случайно” оказывается в морге и, увидев труп Пономарева, остается на вскрытии, вдруг "решив”, что это его труп”.[9] Затем материалы на Мочалова забирает из милиции прокуратура и возбуждает дело уже не по ст. 108, ч. 2, а по ст. 106 (неосторожное убийство). В соответствии с УПК здесь, казалось бы, все верно, но… Вот об этих ”но” нам и хотелось побеседовать с Кострыкиным.

— У нас были свои доводы, брать его под стражу или нет. Это всегда решает прокурор, — набычился Кострыкин. — Ведь вы же знакомы с дёлом. Это неосторожное убийство. А в народе много чего говорят. Видите ли, товарищи, прокуратура закончила следствие, суд осудил, областной суд приговор утвердил!

— Извините, а почему это неосторожное убийство?

— Ну, эти товарищи были ранее знакомы, в кафе сидели. Этот, Пономарев, говорят, вином приторговывал. Ну и один одного пригласил, стали разговаривать. Потом тот этого оттолкнул, и этот упал и об лед головой ударился. Ни драки не было, ничего не было. Ни убийства никакого, и никто их не разнимал. А судебная практика гласит, что это неосторожное убийство. Мы расследовали, направили в суд, суд осудил, областной утвердил!..

— Вы знаете, при знакомстве с делом нам сразу бросилось в глаза тенденциозность следователя прокуратуры в плане смягчения обвинения, а отсюда и умаление объективности…

— Вы начинаете на меня давить. Здесь мы материалы уголовного дела анализировать не будем! Вы меня допрашиваете! А этого делать нельзя!

— Одну минутку, — повернулся к прокурору А. Мезинов, — вы находитесь в кабинете первого секретаря, вы коммунист, официально приглашены. Можно выслушать спокойно? Я не вижу причин, которые могли бы препятствовать нормальному рассмотрению этого вопроса. Принято во внимание качество расследования, и мы просто смотрим по ходу этого дела. Тут и этика должна быть. А я вижу такую вашу горячность и что вы даже выслушать не хотите…

— А меня сейчас начинают допрашивать!

— Сейчас? Сию минуту? Да зачем? Не надо.

— Не надо им меня допрашивать! Товарищи грамотные, знают свои права и обязанности. Пусть истребуют дело, прокуратура РСФСР мне укажет на ошибки и даст указание. И мы все исправим! Такой закон! Мы все сделаем. Ведь никто не застрахован от ошибок. Вот посмотрите, у меня четверо помощников только — что из университета пришли. Так они еще народный, суд от товарищеского отличить не могут. Вот по этим бумажкам, что вы мне показываете, помощник проверял и разбирался. А закон подписывает прокурор! Тут не в’ амбиции дело.

— Если вы говорите о законе, то закон обязывает прокурора принять все меры к своевременному, правильному и объективному расследованию. По этому делу своевременность и объективность были утрачены с самого начала…

— Если так беседовать… Пишите, что прокурор Кострыкин неграмотный, ошибся, но его ошибку поддержал районный и областной суд. По этому делу мы больше не будем говорить!

Кострыкин ушел. Мы еще долго говорили с первым секретарем и мэром. Конечно, с таким прокурором работать тяжело. Ведь с одной стороны — буквоед, формалист, служака, жаждущий указаний сверху и готовый ради них даже шею себе своротить. Но с другой — удивительный либерал и демократ.

Из горкома мы приехали в суд, где были любезно приняты судьей Перфильевым, председательствовавшим по делу Мочалова. Он уже ждал нас и был готов к разговору. Но нам надолго врезались в память его первые слова, сказанные два дня назад: "Дело это хитрое". Действительно, хитрое. Теперь мы сами убедились, и нам предстояло разобраться в этой хитрости, понять ее глубину и узнать, чего она стоит.

— Дела подобной категории сложны и в расследовании и в рассмотрении в судах, — начал Перфильев. — Ситуация складывалась в кругу лиц в состоянии опьянения, в какой-то степени заинтересованных. Влияние на них оказывало знакомство и с осужденным и с потерпевшим. Многие категории здесь оценочные. Но окончательную оценку все же давал суд. Я сделал все возможное для выяснения истины, иначе бы не подписал приговор. Хотя на практике у нас с прокурором доходит до смешного. Как минимум, треть дел мы переквалифицируем. Они всегда дают "с запасом”, у них этот "запас” браком не считается. А у нас — это брак, если нас вышестоящий суд "поправляет”. А в этом деле даже была "подсказка" на необходимую оборону: отмахивался, защищаясь. Но мы ее не приняли. Удар был нанесен умышленно, на почве обоюдной ссоры.

К сожалению, мы с Перфильевым говорили на разных языках. Он пытался убедить нас, что прокуратура ему подсказывала оправдать Мочалова, а мы ждали от него совсем другого — почему он не вернул дело на доследование, определил меру наказания по самому минимуму 106-й, ведь он мог дать по той же статье и три года лишения свободы? И тогда не было бы никаких жалоб… Но он упорно утверждал, что сделал все возможное для выяснения истины. Тогда почему это дело "хитрое", если истина выяснена? И мы попросили его абстрагироваться и дать свою субъективную оценку.

— Субъективную оценку? — усмехнулся он. — Защитник Мочалова считает, что он вообще должен быть оправдан… Как правило, в суде сталкиваются два противоположных интереса. И один всегда недоволен. Но правосудие должно быть выше любых интересов и недовольств. Свою точку зрения я высказать затрудняюсь. Есть приговор, и мое мнение в нем отражено. А как оно формировалось — это тайна совещательной комнаты.

Мы не стали больше отнимать время у судьи. Поблагодарили за содействие и стали прощаться.

— Но скажите все-таки на дорожку: вы испекли пирог из теста, замешанного прокуратурой?

— Разумеется, — улыбнулся он. — А были бы в этом тесте изюминки, пирог бы вышел совсем другим.

Здесь Перфильев был действительно искренним. И мы попытались раздобыть эти изюминки в надежде, что тесто все же придется месить заново и они будут кстати. Поэтому и предлагаем читателю свою правовую оценку борисоглебского убийства, подкрепленную ссылками на судебную практику, которую очень уважает прокурор Кострыкин.

С правовой точки зрения оценка следователем, прокурором и судом обстоятельств причинения смерти Пономареву четко обнаруживает два подхода к этим обстоятельствам, два логических пласта мышления профессиональных юристов.

Первый — это вскрытие истинного отношения обвиняемого, а затем подсудимого Мочалова к совершенным им действиям и наступившим последствиям. Что здесь констатируется? Умысел (прямой или косвенный) или неосторожность (в форме преступной небрежности или преступной самонадеянности).

Второй — анализ доказательственного материала: оценка в совокупности всех доказательств, устранение противоречий в них, оценка всех "недомолвок" свидетелей.

Пласты эти хотя и взаимосвязаны, но позволяют говорить о них раздельно. В этом деле они отличаются большой сложностью, неоднозначностью. При этом вскрытие первого пласта, объективное, непредвзятое, чрезвычайно ответственное, ибо обязывает и следователя, и прокурора, и суд правильно квалифицировать действия виновного: или по статье 108, ч. 2 УК РСФСР (умышленное причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего), или по статье 106 УК РСФСР (неосторожное убийство).

Как указано в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР № 4 от 27 июня 1975 г., при умышленном причинении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть, "отношение виновного к наступлению смерти выражается всегда в неосторожности". (Сборник Постановлений Пленума Верховного Суда СССР, М., 1987, стр. 626.) Как видим, весьма близко соприкасаются составы этих двух преступлений по субъективной стороне (и там и там неосторожность по отношению к смерти потерпевшего), поэтому и в судебной практике из-за этой близости нередки ошибки. Верховный Суд СССР и РСФСР неоднократно указывал на них судам.

Так, Военная коллегия Верховного Суда СССР по делу С. указала, что при разграничении ч. 2 ст. 108 и ст. 106 УК необходимо исходить из того, что неосторожное убийство предполагает отсутствие умысла виновного как на причинение тяжких телесных повреждений, так и на причинение смерти потерпевшего. (Бюллетень Верховного Суда СССР № 6 за 1966 г., с. 40–41.) "Преступные действия, — говорится в другом определении Судебной Коллегии Верховного Суда РСФСР, — могут расцениваться как неосторожное убийство лишь в том случае, когда виновный не имел умысла ни на причинение смерти потерпевшему, ни на причинение ему тяжкого телесного повреждения". (Сборник постановлений Президиума и определений Судебной Коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. 1964–1972. М., 1974, с. 285.)

Совершенно очевидно, что в случае причинения от чьих-то действий телесных повреждений, повлекших смерть, следователь, прокурор и суд обязаны исследовать и оценить одинаково объективно и отношение виновного к причинению телесных повреждений, и отношение к наступившей смерти. Недопустимо констатировать неосторожную вину по отношению к смерти и оставлять без оценки степень вины по отношению к тяжким телесным повреждениям.

Увы, следователь Ермаков, прокурор Кострыкин провели эту оценку необъективно, можно сказать, оставили вообще без — оценки, отношение, — Мочалова к тяжким телесным повреждениям.

Давайте вернемся к самому началу следствия, когда дело находилось еще в Борисоглебском ГОВД. Выяснив, что Пономареву причинены опасные для жизни телесные повреждения (хотя он и был еще жив), обнаружив при осмотре места происшествия следы крови, опросив очевидцев, следователи ГОВД зафиксировали факт нанесения в процессе ссоры Мочаловым удара кулаком в лицо Пономареву, отчего последний поскользнулся и упал, ударившись головой об асфальт, покрытый льдом, и получил тяжкие телесные повреждения. Мы убеждены, что первая версия, первые "наметки" юридической квалификации следователям были ясны: 108, ч. 2 УК. По отношению к смерти Мочалов действовал неосторожно, а по отношению к тяжким телесным повреждениям — умышленно, с косвенным умыслом. Вся обстановка ссоры подводила к этому. Во-первых, Мочалов много выше и сильнее Пономарева, во-вторых, ссора происходила на покрытом льдом и укатанном асфальте (есть отметка об этом и в протоколе осмотра места происшествия). Нанося сильный удар, Мочалов должен был предвидеть, что потерпевший который был без головного убора, с большим ускорением упадет на лед, и сознательно допускал причинение ему именно тяжких телесных повреждений. Типичный, косвенный умысел. Дело подследственно ГОВД, поэтому прокуратуру в первый день после ночного происшествия в кафе "Арго" даже не ставят в известность, а проводят обычное в таких случаях дознание. Однако на второй день, уже после вскрытия, на котором случайно присутствовал Ермаков, прокуратура истребует из ГОВД материал, и следователь Ермаков с согласия прокурора возбуждает уголовное дело не по статье 108, ч. 2, а по статье 106 УК. Ну а на допросе Мочалова в качестве подозреваемого его удар превращается уже не в удар, а в "отмашку", а точнее (после настойчивых вопросов следователя) в "удар ребром ладони". Это понятно. Он имеет право на защиту. Теперь только объективные данные и их правильная оценка позволят подойти и к квалификации преступления.

Здесь уже по законам взаимопроникновения возникает второй пласт, тоже очень сложный, — доказательства. И первое из них — показания очевидцев. А очевидцев должно быть много: ведь дело происходило возле большого (70–80 человек) кафе "Арго". Среди ночных посетителей много приятелей и одноклассников и Пономарева и Мочалова. Да, должно быть много очевидцев конфликта, потому что начался он еще в помещении кафе. Но, увы, очевидцев нанесения удара (или ударов) по делу оказалось двое: Горохов и Эль-мусов, причем последний сидел в машине и вряд ли мог подробно разглядеть то, что происходило у заднего крыла его машины (он сидел за рулем). Второй свидетель Горохов рассказал о том, что Мочалов не только рукой ударил в лицо Пономарева, но и "достал" его, падающего, обутой в сапог ногой, причем в лицо, в переносицу.

И именно этот удар стал причиной того ускорения, с которым падал и ударялся об лед потерпевший. Судебно-медицинская экспертиза подтверждает факт этого удара со всей категоричностью. Горохов утверждает, что сам оттаскивал Мочалова от потерпевшего. Однако на очной ставке Мочалов говорит, что вообще не видел Горохова на месте ссоры, и отрицает удар или замах ногой. Он все время подчеркивает, что не видел, как падал Пономарев, т. к. сразу после удара отошел от него и вернулся в кафе. Сомнения возникают? Безусловно. И обоснованные.

В кафе с Мочаловым был его приятель, работник РОВД Попов, который видел и слышал начало ссоры, а после падения Пономарева, вместе с другими его знакомыми, вышел из кафе, видел, что Пономарев без сознания, распорядился, как он сам говорит, отвезти его в больницу, но, нарушив не только нравственный, а и прямой служебный долг, но вызвал на место происшествия милицию, хотя в кафе был телефон. Объясняет он это тем… что в кафе не было телефона. Приятели потерпевшего Шишкин и Маликов, отвозившие его по распоряжению Попова в больницу, изъяли из его куртки документы и сдали его в приемный покой как неизвестного, а затем вернулись в кафе и отогнали машину Пономарева к его дому, а жена Шишкина пыталась из кафе позвонить матери Пономарева, но не дозвонилась. Проверены ли возникшие сомнения_правдивости показаний всех этих лиц? Нет. Единственная версия следователя и прокурора о неосторожном убийстве "подавила” все другие версии. Вокруг нее "формировался” доказательственный материал. Вот яркий пример. Горохов утверждал, что Мочалов ударил уже начавшего падать Пономарева ногой в лицо или по голове. При проведении судебно-медицинской экспертизы в ряду других вопросов ставился и этот, но в какой форме? Цитируем постановление о назначении экспертизы: "Имеются ли объективные данные о нанесении Пономареву удара в лицо обутой ногой? При наличии таких повреждений был ли нанесен удар с такой силой, что повлек получение повреждений, определивших наступление смерти уже лежащего потерпевшего?”

Эксперт подтверждает факт причинения телесных повреждений в область переносицы, считает, что они могли быть причинены обутой ногой, но не с такой силой, чтобы вызвать наступление тяжких телесных повреждений или смерти.

Конечно, вопрос сформулирован как подсказка ответа. Ведь если проверяется версия об умышленном причинении тяжких телесных повреждений, то вопрос должен быть поставлен так: мог ли удар ногой в лицо падающему человеку повлечь то ускорение его падения, которое привело к столь сильному удару головой об асфальт?

В деле имеется странный документ. Это постановление следователя о ПРЕКРАЩЕНИИ уголовного дела по статьям 103 и 108, ч. 2 УК. Значит, дело возбуждалось именно по этим статьям? Вполне резонный вопрос. Но следователь Ермаков объяснил нам, что дело по этим статьям не возбуждалось, но могли быть (у него лично не могли быть!) сомнения: а нет ли здесь умышленного причинения тяжких телесных повреждений или смерти? Но что интересно, сомнения здесь не проверяются, а просто отсекаются. Причем в постановлении пространно доказывается отсутствие умысла в причинении СМЕРТИ, но его и не должно быть, если говорить о статье 108, ч. 2 УК. Зачем ломиться в открытую дверь? А умысел на причинение телесных повреждений? Он и не исследуется. Но ведь вывод о наличии косвенного умысла именно на причинение увечья (удар рукой, а затем ногой падающего) напрашивается из заключения эксперта.

Увы, его не сделали ни следователь, ни суд.

Суд прошел "проторенной дорожкой”, повторив в приговоре оценку следователя и в отношении доказательств, и в отношении состава преступления. Сомнения, которые вполне могли быть проверены следствием, были судом, как водится, истолкованы в пользу подсудимого. Настораживает и то, что по делу проведено собрание коллектива МП МК "Борисоглебская”, где потерпевший, проработавший там всего 3 месяца (можно ли узнать человека за этот срок?), взят на поруки, точнее, заявлено ходатайство о взятии на поруки.

Приговор суда — два года исправительных работ по месту работы. Родители погибшего, потерявшие еще неженатого сына, опору и надежду свою, приговор понять не могут. Они никогда не согласятся с ним. Да и не надо быть большим юристом, чтобы отчетливо видеть, что необъективность, предвзятость, нежелание исследовать до конца непростые перипетии этого трагического события привели к вынесению приговора, вызывающего большие сомнения.

Еще до вступления приговора в законную силу в редакцию газеты "Советская Россия" обратилась с жалобой И.К.Пономарева — мать погибшего А.Пономарева, — в которой и боль, и отчаяние, и недоумение по поводу приговора. Ее письмо было взято на контроль, и областной прокурор Ю.Горшенев пообещал мне разобраться в этом деле. Действительно, вскоре в редакцию позвонил начальник уголовного отдела областной прокуратуры А. Спицын и доложил, что приговор "засилили”.

Несколько позже мы с братом погибшего С.Пономаревым побывали на приеме у и.о. начальника управления по надзору за рассмотрением уголовных дел Прокуратуры РСФСР А. Михайличенко и оставили жалобу, в которой просили обратить внимание на суть вопроса. Реакция была до безобразия наплевательской: дело не то, что не затребовали в Москву, а поручили областному прокурору Горшеневу ответить И.К.Пономаревой. Что он и сделал, запросив из Борисоглебска лишь копию приговора суда и переписав из нее несколько фраз. Точно такую же отписку получила и редакция журнала "Социалистическая законность", которая подключилась к этому делу, — за подписью того же Горшенева, который дела и в глаза не видел. И мы в недоумении: нет ли здесь покровительства вышестоящего начальства?

Таким образом, прекрасно зная этот механизм, прокурор Борисоглебска дьявольски уверен, что если даже дело и истребуют, никто в нем детально разбираться не будет: махнут рукой и оставят без изменений.

Это, так сказать, правовая оценка борисоглебского неосторожного убийства. Но есть в нем и сторона морально-нравственная, которая порядком выше уголовных кодексов.

Суть ее в том, что круг свидетелей и очевидцев убийства совершенно не знаком с одной из важнейших заповедей Моисеевых, лежащих в основе всех религий земли: "Не послушествуй[10] на друга твоего свидетельства ложна". И поэтому эти люди на вполне сознательном уровне образовали своего рода заговор, возможной жертвой которого завтра может стать любой из них. Конечно, их гнетет некая неясная вина, еще неосознанная в категорию греха. Но пока они рабы своего животного страха — ведь надо нести какую-то ответственность за дачу ложных показаний. Однако им не ведом еще высший страх, когда надо отвечать за наконец-то осознанный грех. И по закону: "всякая неправда есть грех" — "Бог видит грех и наказывает за грех" — "возмездие за грех — смерть".

А что касается Слона-Мочалова, то для него у нас тоже есть совет, если, конечно, он в состоянии его понять.

Когда мы беседовали с хозяином кафе Шотой, кооператор высказал в какой-то мере спасительную для осужденного версию: бутылку из кармана Пономарева мог "снять" кто-нибудь из танцующих. Что ж, если допустить ее, то грех Слона еще может быть как-то смягчен: явится раскаявшийся танцующий, которому практически ничего не грозит (мелкое воровство, совершенно не предполагавшее такого финала), скажет, что Мочалов действительно не виноват… А це явится — пусть его Слон где угодно отыщет, это уже его забота: искупать кровь на себе. Трудной будет у него задача, но все-таки появится хоть какой-то шанс остаться человеком.

Но если… Если эту бутылку "снял" именно он, да еще и "неосторожно" убил обворованного им человека и, не дай Бог, потом "раздавил" ее, то тогда перед нами конченный патологический тип и ему не жить среди людей, как бы он этого ни хотел. Он выродится в труп — существо отвратительное и смердящее. Ибо его руками некто созидал сущий ад: довел людей до такого скотского состояния, когда. убивают друг друга из-за бутылки.

И последнее.

Опыт изученного дела, словно в кусочке зеркала, отражает пороки нашего общества, шагающего без национальных преданий, недоразвившегося ни до какой религии, ни до какого долга, но сатанински уверенного, что оно уже переплюнуло всякую религию и всякий долг. А мнимая широта его есть результат нашей внутренней расслабленности и даже распущенности, питаемой отсутствием элементарной сдерживающей нормы. И отсюда — неприкрытая похоть, наглая и циничная усмешка в ответ каждому, кто даже с немым укором встанет перед ним.

И тогда о каких заповедях речь, если природа нашего человека не предусматривает ни нормы, ни этики, ни морали, на которых основываются самые обычные правовые отношения, возникшие не одно тысячелетие назад?..

1990 г.

"Я ХОТЕЛ БЫТЬ ПОПОМ…"

"…Вот тряхнуло и меня, словно триста восемьдесят вольт хапнул. А был бы в резиновых перчатках, то обошлось бы. Только их у нас не выдают… Снятся ребята, нельзя сказать, что часто, но одно время, этой зимой, зачастили портреты. Приходят в основном живые, и вижу только одно лицо, как на фотографии. Я попросил маму, и она выслала мне фотки. Сейчас вроде перестали сниться. Эдика из Риги видел не один раз. Это мой друг и первый погибший. Был вылет на вертушках, и никто не знал, что на обычном контрольном выходе завяжется бой. Снилось его лицо: он лежит в цинковом гробу, и я наклоняюсь близко к смотровому окошку, а у него по глазам ползает муха — видно, попала при закрытии гроба. Я разбиваю стекло, чтоб убрать муху, — бледное лицо становится черным… С мухой действительно было на самом деле. Мы ездили за Эдиком в морг и, когда искали среди гробов своего, нашли только по тельняшке — благо там он один десантник был. Свет был тусклым, а когда вынесли на улицу — лежит и спит, не больше. И вот эта муха. Я так запомнил ее, что она и приснилась. А здесь еще все в один голос закричали, что война неправильная, жертвы ненужные!.. И получается, родился человек для того, чтоб упаковали его в железо, как тушенку, и закопали не с крестом на шее, а с афганской мухой на лице…"

Древние греки всегда пытались разглядеть в трагических судьбах людей некую трагическую вину или роковую ошибку. Героями же считались те, кто мог идти против судьбы, умел сохранить чистоту своей души вопреки всем обстоятельствам и не взирая на то, останется он в живых или нет.

Судьбы бывших воинов-”афганцев" в основном трагичны. Конечно, есть среди них исключения, о которых следовало бы рассказать со всей страстью души растревоженной. Но в данном случае речь о тех ребятах, кто, уцелев на этой страшной войне, не только не смог устроить свою жизнь на родине, но еще и совершил тяжкие преступления…

Так, например, в исправительно-трудовых учреждениях Ярославской области томятся за колючей проволокой двадцать граждан такой категории, осужденных к различным срокам лишения свободы. И что потрясает: при беглом знакомстве со списком этой "двадцатки” обнаруживается зловещий стереотип — грабежи, разбои, убийства, изнасилования… Что же это такое? След войны или криминогенная наследственность? А может, и то и другое?..

Было бы наивным полагать, что преступниками их сделал Афганистан, хотя почти все осужденные пытаются свалить на него. Без сомнения, здесь есть определенная причинно-следственная связь. Но вот какая?

Величайшие умы человечества считали войну явлением зоологическим, антиподом культуры. Вспомним, к примеру, "жалкого человека” Лермонтова — скорбный страдающий возглас русского офицера, участвующего в захватнической войне. И именно такой скорбной и страдающей была афганская война — распалившая звериные, зоологические инстинкты наших ребят, поднявшая из глубин подсознания животные страсти. Вот в этом плане Афганистан сделал с нашими воинами свое черное, грязное дело. Здесь связь очевидна.

Побеседовав с несколькими осужденными "афганцами”, мы остановились на человеке, одаренном от природы исповедальным чувством и проницательным умом. Это — с одной стороны. С другой — перед нами сидел типичный преступник, что было до боли горько сознавать. Приведем короткую справку:

"Бирюков Александр Алексеевич, 1961 года рождения, русский. Осужден по ст. 146, ч. 2, п. "а", "в"; ст. 108, ч. 2. Срок — 10 лет. Начало срока: 28.04.1988 г. Конец срока: 28.04.1998 г. Условно-досрочное освобождение и условное освобождение не применяется. Может быть направлен в НТК поселение по отбытии 2/3 назначенного срока. С момента прибытия в учреждение из СИЗО г. Загорска, где допустил ряд нарушении, имеет ряд поощрений за хорошее отношение к труду и активную общественную работу. По характеру хитер, разговорчив. Физически развит хорошо. В среде осужденных уживчив. Пользуется авторитетом. Занимается физической культурой, много читает. Состав преступления признает частично и считает, что осужден необъективно".

Почти два дня, проведенные в беседах с этим человеком, оставили в моей душе неизгладимое впечатление. И подтверждением этому были не только его стихи и заметки, но искренняя исповедь о себе, правда, нередко вперемешку с игрой в красивую позу, желанием заработать себе как можно больше положительных дивидендов. Когда я слушал, его, то невольно вспоминалось короленковское: "В каждом злодее есть что-то человеческое… Умейте найти нити…” И аналогия прорвалась…

Лет сто с лишним назад ссыльный студент Владимир Короленко (впоследствии великий русский писатель) пытался разобраться в психологии одного "убивца”, который заявил, что у него "такая линия” в жизни: убивать и сидеть в остроге. "Что это за линия?” — сокрушался Короленко. И ответ был прост: "Потому, что все мы сызмалетства на тюремном положении". Так же и в беседе с Сашей Бирюковым — буквально с первых слов — поразил его ответ: "У меня своя линия в жизни". И я попросил объяснить, что это такое.

— Ну линия эта тянется с детства. Вот когда я ходил в школу, мне там ничего не было интересно. Привлекали только сильные и физически крепкие люди. Я обожествлял физическую силу и красоту тела. Хотя по физкультуре у меня не было никаких достижений, нашу физкультуру я считал дебильной: руки вместе, ноги врозь, попрыгали, побегали… Но когда кончил десять классов, то хотел быть не врачом, не космонавтом, а попом.

— Почему?

— Я с бабушкой очень часто ходил в церковь, а потом и меня самого туда тянуло: там было так все правильно, как и должно быть по жизни. Я видел, как там все естественно, видел, что туда люди приходят с болью, а если и просят, то просят для кого-то, не для себя… В Бога, пожалуй, не верил, да и молитв не читал. Схожу с бабушкой на час-полтора, и этого мне достатдчно. А когда выхожу из церкви и опять попадаю в окружающую реальность, то становлюсь таким же, как и все остальные: верил только себе и в себя… Поэтому, наверное, и в духовную семинарию не пошел. Улица сама по себе и наша атеистическая пропаганда были настолько сильны, что я раздвоился. А тут еще кодла у нас была, человек двадцать-тридцать, свои лидеры, свое движение. В конечном счете она-то и определила мою линию.

— Ну и куда она вывела?

— Я пошел в спортзал и стал качаться. Железом занялся. Потом призвали в армию. Сначала были тульские лагеря. Полгода в них побыл и… Афганистан. Для меня это было полной неожиданностью. Накладочка вышла. До того, после удачных учений, я был поощрен отпуском и съездил домой, где расписался с одной женщиной, а тут — на тебе — Афган! Я места себе не находил, оббегал все, что можно, оббивал пороги до последнего. И когда уже пришел туда, где решают окончательно, мне сразу в лоб: "Что, боишься?" Боюсь, говорю. А что вы хотели. Если б знал, не женился. А они: "Мы уже ничего не можем сделать, ты в списках". У меня все и оборвалось. Махнул рукой и решил, что теперь придется, как всем. Поехали мы туда какой-то пьяной чумной толпой. Все продавали, со всеми прощались. Ехали уже все обреченные. 26 декабря семьдесят девятого года высадились недалеко от Каоула. Зима прошле без единого выстрела, как-то вспячку. Только вот месяца два не мылись и мерзли — нам же говорили, что там пальмы растут, и мы приехали кто в, чем. А там зима пострашнее советской. Только и знали, что благоустраивались: ставили брезентухи, рылись.

— Ну а кормили как?

— Поначалу кормежка была такая… ну клейстер, что хлеб, что…

— Как здесь?

— Здесь райский хлеб, если б мы такой там ели! Потом, правда, намного лучше стало, да и дела сильно пошли. По нарастающей. Мы, значит, просто въезд в Кабул охраняли, пакеты возили, офицеров при Кабуле сопровождали, потому что уже постреливать начали. И по первости мне очень понравилось играть в эту войну. А потом, когда вылеты начались, война-то как закрутилась, уже стало не до шуток. Летом совсем весело стало: положим, где-то обстрел, завалы, машины горят — мы туда на вертушках, караваны шмонать.

— Что, мало платили? На шмотки и магнитофоны не хватало?

— Шмотки? Да они у нас как-то естественно были, без проблем. А деньги зачем? На кой они, если мы на операции вылетали? Шмоны — это была наша зарплата, личная. Это было как должное. Особенно, когда у нас ранения были, или, не дай бог, кто-то погибал, то мы забирали все, подчистую… — он смолк и отвел глаза.

Я переглянулся с заместителем начальника лагеря по политико-воспитательной работе подполковником внутренней службы Сергеем Васильевичем Нагорновым. Уникальный он человек: двадцать пятый год служит в системе исправительных дел и не очерствел, не утратил человеческого участия в судьбах осужденных, как многие и многие офицеры. Просто поразительно: от зари до глубокой ночи среди грязи, низости, подлости, а душа такая, же как четверть века назад, — вот из кого бы поп получился!

— Я прошу прощения, конечно, — заговорил он тихо, грустно глядя на осужденного. — Мы Саша, с тобой на тему мародерства не. говорили. Это всегда осуждалось. А вот как все это выглядело у вас?

— Ни разу не обсуждали, как это. выглядит. Мародерство — не мародерство — не было у нас такой морали. Погиб человек — и готовы были на все. Вообще, все крушили. Ну, а когда хорошая вещь лежит, тут уже чисто подсознание срабатывает. "Айва” там, или "Шарп" стоит, джинсы или тряпка красивая — взял с собой и пошел. Да, поначалу особисты работали, отнимали, а потом рукой махнули: ну что сделаешь, они же на операции были! И, по-моему, они боялись больше нас. А еще там такие жиганы были, ну чистые жиганы — где стрельба, там и они. А были и такие — где стрельба, там их никогда не видно. Вот тогда-то у меня и характер здорово поменялся, тогда и начала определяться эта самая своя линия. Если, положим, взять линию мародерства, то здесь все четко распределилось. У нас это все само по себе шло: бой прошел, что осталось — про-шмонали и забрали. А потом, когда ребята гробы на родину отвозили, мы все это барахло родственникам погибших передавали. А гады, которые специально этим занимались, чистым мародерством, — специально убить, чтобы взять, — они в нашем разведбате не воспринимались. Наши — просто деревню прошмонали и ушли…

Такие откровенные признания в "гуманном" мародерстве (специально не убивали, чтобы взять) я слышал от каждого осужденного "афганца”, с кем удавалось беседовать. Но вот показания другого зэка, имени которого не называю, дабы там не растерзали:

— Часто ходили по кишлакам за анашой, героином, вещами…

— То есть в самоволку, чтоб грабануть?

— Это и не в самоволке, это непосредственно на операции: грабили и мародерствовали. Это давно всем ясно.

— Но за это как-то наказывали?

— Как правило, все сходило с рук. Если знаем, что мы непосредственно возле кишлака остаемся на ночлег, то, как правило, свидетелей в живых вообще не оставалось. Если где-то в доме грабим — всех расстреливали.

— Вы принимали участие?

— Я был вместе со всеми. Правда, если где-то офицер с нами, то, естественно, он не позволял, чтоб на его глазах…

— И детей расстреливали?

— ?

— Детей расстреливали?

— …Детей, как правило, совсем маленьких никто не трогал… Ну там если ему пятнадцать-шестнадцать лет и он бегает, то… А так, как правило, у кого оружие видели, всех убивали…

В ответах этого осужденного бьет по нервам фраза "как правило”. Что же это была за "интернациональная помощь афганскому народу", если, "как правило”, творили такие дела?! Но вернемся к Бирюкову, к тем обстоятельствам, которые формировали его линию судьбы. Ведь он, как многие десантники, был уверен, что охраняет южные рубежи Отечества и шел в атаку со словами "3а Родину! За Сталина!”, ибо "За Брежнева!”, как все утверждают, никто не кричал.

— Когда стали возвращаться ребята, которые на "Черном тюльпане" гробы в Союз отвозили, то настроение у нас резко упало. Парень наш приехал, Колька, он рассказывал, как нашего брата хоронят, что все это делается тихо, ночью, чтобы люди не знали. Нет, чтобы по сигналу, как положено, как мы провожали. Ну это как долг. Мы просто тогда раздавлены были: что же это такое происходит? Ведь что самое тяжелое: когда вместе со всеми у гроба стоишь, так вот на всех смотришь и думаешь, что каждый из нас может быть там и должен быть там, особенно, когда я с Эдиком, ведь он вместо меня пошел… вот тогда и думаешь — быстрей бы операция, и я возьму не семь магазинов, а десять, и как можно больше, больше!.. Только мстить, только одно… И какое там воспитание, и кто нам будет преподавать: так ‘ это или не так? И зачем нам это нужно? Мы видим реальность: наших убивают — значит, и мы должны убивать. Меня иногда спрашивают: где легче — там или здесь, в зоне? Я не знаю, где легче, но там было проще. Это точно. Там сразу все видно: кто трус, кто нет. Здесь можно как угодно все преподнести: плохое выдать за хорошее и наоборот. А там нет. Некоторые даже сами кричали: "Какой я был сволочь!” А однажды одного человека десантник просто за рукав взял и за себя поставил. А потом у десантника ранение обнаружилось. А у человека после этого сдвиг по фазе пошел: как это ты меня собой закрыл? О чем ты думал? А он: "Я ни о чем не думал, я только видел, что тебя могут убить”. — Здесь осужденный Бирюков смолк и задумался.

Конечно, о наградах расспрашивать неудобно. Ведь он — 1961 года рождения, был в числе первых из "ограниченного контингента”, а в первые годы, как известно, награждали почти только посмертно. Но, как говорится, слава Богу, что живой остался. Это, пожалуй, самое главное. Ведь дома мать все глаза выплакала, жена с сыном дождаться не могли. И вот родная Ивантеевка, Афган, будь он проклят, позади…

— Ну сначала помыкался: то слесарем был, то шофером хотел стать, то еще кем-то. Но больше всего убивало сознание какой-то серой рабской перспективы: дом — завод, завод — дом, воскресенье — парк, пиво, понедельник — опять завод… какой-то замкнутый круг! Я вдруг понял, что повторяю отца, его бренную судьбу — от зарплаты до получки, постоянную нужду, рабское смирение перед обстоятельствами. А рядом люди жили красиво: модно одевались, ездили в тачках. И в итоге встретил одного человека, он работал мясником и жил во! Глаза у меня на лоб полезли: как это так, что и денег у него полные карманы, и ребенок его лучше моего ходит, и свободное время интересно проводит — бассейн, турпоездка, бани… Словом, живет, как хочет, и работа непыльная: смену отработал (это два дня) — двести пятьдесят колов. Я так прикинул, что за тридцать дней — семь пятьсот получается. Думаю, вот это да, дай попробую. А мне говорят, что учиться надо три месяца. Я с женой то да се, а она — ни в какую! Нет, и все! Она-то сама в торговле работала, всю кухню изнутри знала. "Нельзя тебе с таким" характером, не выдержишь, слишком горячая голова”. Так я тайно от нее на учебу ездил, стал тайно мясо домой приносить. А потом, как узнал, как надо работать, так по наклонной и покатился: кабаки, женщины, деньги неразменные. К жене приезжал, чтоб от ребенка откупаться. Считал, что так и должно быть: после Афгана я должен капитально пожить, погулять. Ну так и до развода дошло. Втянулся в веселую карусельку и жил одним днем: без ресторана, без девочек уже и жизни себе не представлял. Нет, накопительством я не занимался, просто жил свободно и красиво: бабки как приходили через правый карман, так и уходили через левый. А потом и как-то престижно было мясником быть!

— Так ты же попом мечтал…

— Какой уже из меня поп после Афгана? Даже как-то смешно. Я-то и раньше вспыльчивым был, а после такой мясорубки и подавно: если вижу, что не прав человек — сразу ему в лоб. Помню, гуляем мы как-то на свадьбе, а один парняга все домогался. А мне говорят: "Саня, ты его успокой, он тебя послушает". Ну, я ему раз сказал, два сказал, а потом его со стороны предупредили, что я "афганец". А он повернулся в мою сторону и кричит: "Да я тех, кто там служил, на х… видел!" Как я это услышал, сразу решил, что буду бить до тех пор, пока не оттащат. Так я сто девятую схлопотал, год условно.

— Умышленное телесное повреждение?

— Да. А потом еще по двести шестой возбуждали. Бывшего мужа своей жены помесил. Ехали мы как-то в автобусе, я был с ребенком на руках, ну, и она мне рассказывала, как ее первый муж, пьяный, при людях по-всякому обзывал, это когда я еще служил. И тут он сам в автобус заходит. Ну я, как ребенка в одной руке держал, так другой его пару раз и замочил — челюсть сломал…

— А у тебя психиатрическая экспертиза была?

— Да, конечно. Там очень четко написали: изворотлив, лжив… Хитро так было написано.

— Ну а сюда зачем приехал?

— Кхе… Даете. Значит, если по моей делюге, как у нас говорят, у меня чистая сто сорок пятая — грабеж — должна быть. Но так как теперь в Совдепии очень сильно борются с преступностью, у меня — сто сорок шестая, вторая и сто восьмая, вторая. Это потому, что у нас следствие беспредельное, ну а суд… Да что такое суд? Это так, говорили, одно успели написать, другое. Но, оказывается, уже все заранее было написано, а потом только говорили. И срок уже был написан. Правда, год мне все же за Афганистан скостили. Напарнику моему, зэку бывшему, одиннадцать дали…

— Так что же все-таки произошло?

Он тяжко вздохнул и собрался с мыслями.

— Преступление очень характерное. Встретился с одним товарищем, подчеркиваю, товарищем, выпили, выпили, выпили, выпили. Главное, товарища-то подвезли, как извне: таксист остановился и спрашивает: "Саня, ты не знаешь наших "афганцев”? Тут у меня в машине "афганец" сидит и интересуется”. Я говорю: "Как "афганец”? А ну давай его сюда!" Товарищ-то просто ездил на тачке и искал, с кем из "афганцев" можно выпить и по телкам… А со мной еще друг был, ранее судимый, три года тащил. И у нас компания получилась. И по-шло-поехало: для меня "афганец" — это все. Сразу водочку, чтоб разговор был, поплакаться. Ну, а когда побольше-то водочки выпили, смотрю: а "афганец"-то фуфлыжный. Он себя выдавал за бойца, дескать, на операции ходил. Да и говорил вначале очень умно, было похоже, потому что есть такие вещи для тех, кто служил в Афганистане, что по ним очень легко определить: ходил на операцию или нет. И когда я его купил, что называется выкупил, я снял с себя запрет, который обычно на себя накладывал: "афганец" для меня, что называется, брат родной. А он был просто специалист по вертушкам, очень крупный, за что и просили одиннадцать. Ну, я отнял у страны хорошего специалиста. А там у нас к ним всегда ненависть была, потому что они как попрошайки: прилетаем с операции, а они — дай и дай! Ну, мы, значит, пили, пили, а потом он и говорит: "Я вижу, Саня, у нас все будет нормально, давай мне девчат". Я говорю: о чем базар, сейчас сделаем. Деньги-то у тебя есть. Он говорит: "Ну а как же?” Показал там пачки, я говорю: хватит, хватит… И потом не рассчитали, опять выпили. А здесь же зэк сидит, и у них началось: тот "афганец", а тот зэк… Товарищ-то зэка учить стал: "Ты молодой, ты жизни не видел, ты не знаешь, что такое Афган…" А у нас же не принято так кричать, что я, мол, "афганец” и т. п. И у них завязалось непонятное, я разнимал, потом подумал: надоел он уже, это не "афганец"… Я не хочу сказать за всех этих техников, но отчетливо помню, когда мы шли с операции, как прибегали другие техники: дай, дай! А мы же брали не для того, чтоб им дать, а чтобы хоть в чем-то создать себе комфорт, чтобы как-то отвлечься… И когда товарищ-то этот в конце разговора контроль потерял, он тут на мелочи и прокололся. Потом у них с зэком получилась драка, ну, я тоже участие принимал, разнимал. Ну, товарищ упал, подумаешь там, был немножко побит. А денежки — вот они, ну, я их и взял. Мы с Сережкой их поделили. Оставили ему на дорогу. Решили, что оклемается, выберется и уедет.

— Денег много взяли?

— Я уж точно и не помню. Где-то тысячу с чем-то… Я когда еще брал их, Сереге так и сказал: деньги это не его, это мои, это он мне привез долг. И наверное, уж тогда мысль у меня промелькнула, что сюда попаду…

— Значит, ты хочешь сказать, что ограбления не было. А суд тебр осудил, что ты с целью ограбления?

— Конечно, именно так. А скончался он вообще при странных обстоятельствах. У них с Серегой-то обычная драка была. Я даже и особой крови не видел. Все было нормально. А когда его нашли, он был в одних трусах. Может, кто его забил и раздел. Я больше ничего не хочу говорить, срок есть, и все. Приписали, что это раз-бой, что организовано…

Пожалуй, практически любой зэк считает, что осужден неправильно и необъективно. Все, с кем мы беседовали, либо уже писали, либо собираются писать, как они выражаются, "помилуху". А один из "афганцев" прямо так и заявил: "Мы же там все наркотики употребляли для психологической разгрузки и приехали психически больными людьми. Нас надо всех лечить, а нас по лагерям сажают". Что ж, без сомнения, здесь есть проблема — и правовая и медицинская. Указ об амнистии бывших воинов-"афганцев" не распространялся на лиц, совершивших преступления на родине, после службы в Афганистане. Прощались разбои и грабежи на чужой земле, под эгидой "интернациональной помощи". В управлении по исправительным делам УВД Ярославского облисполкома мне рассказывали о попавшем под этот Указ лейтенанте-"афганце": останавливал автобусы, выводил и грабил, а тех, кто сопротивлялся, — убивал. Да и поймали его случайно: в одном из автобусов находился брат афганского дипломата. Получил этот мародер, согласно приговору военного трибунала, пятнадцать лет, но отсидел года два-три и вышел на волю — под Указ попал. "Ему бы сидеть и сидеть", — утверждали офицеры Управления, знавшие его как порядочную мразь уже в лагере. Что касалось же другого амнистированного "афганца”, то здесь вопросов не возникало: бывший штабной писарь систематически вносил свою фамилию в середочку ведомости представленных к наградам, и все в спешке подписывали, не обращая внимания; попался "герой”-писаришка, когда уже совсем обнаглел — к Ордену Ленина себя представил. Вообще, мне кажется, что растленные души "афганцев” еще долго будут будоражить общество.

Но случай с Сашей Бирюковым особый. К двум судебным разбирательствам, предшествовавшим его главному преступлению, у него претензий нет. Там» и по 109-й и по 206-й, утверждает он, все было правильно. Но в случае с товарищем… Словом, он считает, что разбоя (нападения с целью завладения) не было, был только грабеж, да и тот подает так, что товарищ "привез ему долг по Афгану". Конечно, не нам квалифицировать состав его преступления. Он его совершил и за него осужден. Вопрос в другом: по 145-й сроки поменьше, и поэтому вполне естественно его желание выйти на волю как можно быстрее. Но есть и другая сторона в этом деле: причинно-следственная закономерность той самой линии жизни Бирюкова, которая вполне логично привела его к тому, чтобы "сесть капитально”. Он уже чувствовал, что сядет, был даже готов к тому и… услышал свой внутренний голос:

— Перед этим я хотел начать новую жизнь, бурную деятельность. У меня сарай такой есть, в деревне, кирпичный. Отец там его захламил, чего-то мы хотели там раньше держать, поросят и т. п. Я этот сарай так отделал, кругом все побелил, стоячки кругом, где поросенку приткнуться, где бычку… Долго его отделывал и все своими руками. Решил, что пора со своей линией завязывать, потому что чувствовал, что уже все: и женщины, и ресторанчики мне не интересны, и что-то уже мешает. И вот сижу я там, в этом чистеньком сарайчике, где-то дня за два, за три до случившегося, душа у меня радуется, и вдруг… Я все отлично помню… Говорю своим голосом, но сам при этом не говорю, но слышу; "Да, Саня, а бычков теое здесь не выращивать". Я даже испугался очень сильно, потому что я настолько мнительный в этом плане. Думаю, да нет, нет, нет, не может быть… И что самое интересное — подкосил только этот "афганец”. Практически. Уже оставалось недели две до покупки поросят, уже было все готово. И вот вышел я? эту Ивантеевку и ходил, ходил, ходил… Кого я искал? И тут мне этого товарища подвезли… Значит, уже шла судьба и от нее мне не суждено было уйти… А перед этим еще, недели за две, сидим мы за столом с братом, который тоже срок тащил. И я возьми, да и ни с чего скажи: ты даже сесть не можешь толком, ну что такое три года? Вот я-то сяду лет на десять… И вот потом через пару недель в сарайчике, и потом "афганец”…

Да, не смог Бирюков пойти против судьбы, не смог удержать себя в водовороте обстоятельств, слепо следовал так называемой своей линий в жизни и где-то даже принимал ее как должное. Когда мы прощались, он принес странички из своего дневника, где, на мой взгляд, было выражено то главное, ради чего мы с ним говорили целых два дня. И вот что он писал по ночам:

"…Кому мы нужны и кто сможет нас понять? Ведь никто не ответит на вопрос, за что мы воевали? Тогда, в восьмидесятом, я не задумывался над этим. Я смотрел на все, что меня окружало, сквозь прицел автомата и знал одно: буду медлителен, неточен — значит, холодный цинк. А за этим — мать, жена, сын… Человек от природы наделен инстинктом самосохранения, который порождает страх смерти и ужас перед ней. Но больше всего я боялся не за себя, а за то, что будет с моими родными и близкими, если вдруг… Ведь они очень ждали и молились за меня. А я убивал, потому что я солдат. И конечно, я чувствовал страшную вину перед теми женами, матерями и детьми, которые хоронили свих мужей, сыновей и отцов, погибших от пуль моего автомата. И мы и они одинаково боролись за жизнь. Для нас они все были душманами, мы для них — оккупантами…

Мне часто казалось: что всему виной "Аврора", что однажды пальнула по Зимнему, и эхо ее залпа до сих пор отдается в нас. Как посрывали кресты и понатыкали вместо них фанерные звезды, как порубили топорами иконы, а вместо них — дешевые плакаты, как запели "Союз нерушимый…", — так и покатилось все к чертовой матери. Задушили все человеческое, и потому люди рождались уже с цепями на руках. Чуть повыше отцова колена — на тебе октябрятский значок, носи и будь достоин. Подрос выше отцова пупа — на шею красный галстук, затяни потуже и будь достоин. И пошло, поехало… И если был достойным — держи партийный билет, грамоту на льготную жизнь. В те годы эта организация была на высоте. Тогда она была бессмертна! И разве тем "богам" было до нас? Разве они задумывались об искалеченных судьбах интернационалистов — слепых, обгорелых, без рук, без ног, без половых органов… Раньше я говорил: будь проклята эта земля, этот народ, я ненавижу тебя, Афганистан! Десять лет спустя я говорю другое: будь проклят тот, кто послал нас туда! Я часто вижу тех, кто был там со мной. Они снятся мне. И что интересно: сразу после Афгана бурная застойная действительность так настучала по голове, что вроде бы и забывать стал. А здесь снова всплыло и спать не дает по ночам. Вообще, неволя отличается от воли тем, что за колючим забором есть много времени подумать, как-то определиться и научиться воспринимать свое собственное отношение к жизни. Здесь как-то все встает на свои места, но это только здесь. Ибо для многих сладкое слово свобода — это такой наркотик… Словом, если кто и выходит отсюда нормальным человеком, то только не с понятием, чтобы приносить пользу обществу, а скорее всего с намерением просто жить и не мешать другим. Но это единицы. Основная же масса выходящих отсюда — злые, серые, искалеченные и никому не нужные люди. Они — продукт и результат наших жутких сроков, беспредела на следствиях, беззакония на судах. На мой взгляд, сейчас "афганец" и зэк — одно и то же лицо. Здесь и неустроенность, и злоба, и жажда мести. Потому что опыт показывает, что правды все равно не добьешься и все опять сойдется на невинном. Ведь наша система расслоила общество: одни всегда работают от слова раб, другие всегда виноваты, третьи — те, кто при голосовании воздержался, четвертые — уже прямые враги, пятые — кто плохо по-русски говорит и т. д. Четкая система стрелочника, прямо-таки целая наука. И коли попал под колесо, в немилость — нет тебе веры. Остался без ног — мы тебе костыли на день рождения подарим, книжицу льготную — живи, не хочу… Вот и ответ на вопрос, что дал мне Афганистан. А научил он меня, конечно, многому. И если выражаться точней, война, в основном, не дает, а испытывает тебя как мужчину, как личность, как человека. Здесь нельзя лгать, здесь на каждом шагу чувствуется дыхание смерти, и поэтому отношения между людьми становятся более упрощенными, чистыми и естественными. А когда возвращаешься домой, под ясное мирное небо, то, очень удивляешься, что тебя никак не могут понять те, кто там никогда не был. Конечно, в этом нет их вины. Просто психика и восприятие определенных ценностей у "афганцев" стали другими. А со стороны кажется, что это несдержанность, нахальство…"

Когда я миновал последние электрические двери с надписью "Входить не более 3-х человек" и оказался по ту сторону серебристых змей (названных "егозою"), обвивших несколько рядов колючей проволоки на изоляторах, то вспомнил юношескую мечту осужденного Бирюкова: "я хотел быть попом." Вот и вышел из него "афганский поп" — комендант жилой зоны, а "приход" — учреждение ЮН — 83/8. Конечно, зэки его побаиваются и порядок в зоне коменданта образцовый, да только "церковь" эта на тюремном положении…

Несколько позже я встретился с матерью Бирюкова — Валентиной Сергеевной. Эта рано состарившаяся и седая как лунь женщина тяжко вздохнула на мою просьбу рассказать о сыне.

— В народе говорят, что майские дети будут всю жизнь маяться, — горько проговорила она. — А Саша в детстве был очень впечатлительным и эмоциональным мальчиком. Помню, когда ему было три годика, я его возила в кукольный театр, в Москву. Там, после спектакля, выступили актеры с увеличенными лицами, и он настолько испугался, что стал заикаться. Что-то похожее происходило с ним и после возвращения из Афганистана: ночами кричал, стрелял, а днем разговаривал шепотом. Еще бабушка его просила: "Говори громче, а то я не слышу". А однажды рассказал, почему от него писем долго не было. Они тогда в окружение попали и долго выходили из него. Говорит, их всех трясло, как эпилептиков. И после этого всем выдавали справки, подтверждающие сильные психические расстройства. А он от справки отказался, надеялся, что все пройдет. Да и как-то ему стыдно и неудобно было — молодой парень и псих больной… А потом, потом пить начал, поздно приходил, говорил, что встретил друга — "афганца". Я пыталась лечить его от алкоголизма, на сеансы в Москву ездили. А тут и развод как раз… Потом в торговле у него какие-то неприятности пошли, и он до того извелся, что мне и говорит: "Завтра пойду в военкомат и буду проситься обратно в Афганистан!" Я ему: сынок, что ты, помилуй Бог"… — и тут Валентина Сергеевна заплакала.

Свой отказ принять присягу на верноподданство Короленко мотивировал тем, что законные власти злоупотребляли правом произвола. "Произвол вторгается во все отправления жизни, — писал он в своем заявлении на имя пермского губернатора Енакиева, — часто самые честные и законные, и, задушив эти стремления в лучших проявлениях, отклоняет жизненные течения с пути идейной переработки и закона на путь личных столкновений. Он порождает тот разлад между законным требованием и требованием совести, который я решаюсь выразить в настоящем случае…

Судя по всему, в России за последние сто лет так ничего и не изменилось. Произволом было введение войск в Афганистан, произволом были грабежи и разбои наших бывших воинов-”афганцев”, произвол привел их на скамью подсудимых, в тюрьмы и зоны, где теперь они, в свою очередь, страдают от произвола отдельных лиц из администрации и, конечно же, от воровской элиты, руководимой паханами. Но это уже другая наболевшая тема, от которой страдает и сам подполковник Нагорнов. Ведь его, как и многих нас, беспокоят судьбы зэков-"афганцев”, трагическую вину которых он видит все в том же произволе, а существующая система перевоспитания — увы, не панацея от него. И не один Нагорнов в Ярославском УИДе не верит в идею воспитания. Даже большое гулаговское начальство считает, что для реализации этой идеи нет ни кадров, ни убежденности, ни материальной базы. Прежде всего нужны специалисты-психологи, которых нет и их никто не собирается готовить, а в самом процессе воспитания не должен превалировать принудительный труд. Но об этом говорить серьезно пока никто не осмеливается, и потому, естественно, нет надежды, что осужденные "афганцы” смогут вернуться к нормальной жизни. Ибо они плывут по ее течению, следуя линии своей судьбы. Но на Сашу Бирюкова я все же надеюсь, как на исключение из правил. Дал бы Бог сил и воли этому "афганскому попу” стать тем, кем он хочет. Хотя бы через восемь лет. Ведь есть же в его стихотворных опытах такая строка:

ЯВАССКИЕ ОДНОХЛЕБКИ Заметки о жизни осужденных женщин

Пять лет назад в исправительно-трудовых учреждениях России содержалось более 65 тысяч. осужденных женщин. К началу нынешнего года цифру "подогнали" к статистике цивилизованного мира. Теперь у нас за решеткой "всего" 19 тысяч осужденных к лишению свободы представительниц прекрасного пола и с ними около 500 детей до трех лет. Однако специалисты с ужасом обнаружили, что такая "гуманизация" привела к резкому росту женской преступности в. стране. Значит, взятый курс судебной практики (к большинству женщин перестали применять меру наказания в виде лишения свободы) оказался неприемлем для нашего общества. Но это лишь одна сторона проблемы.

Другая — судьбы самого персонала женских тюрем и лагерей. О женщинах, носящих военную форму внутренней службы, можно сказать, что они не менее несчастны, чем сами зэчки. Я даже слышал, как одна осужденная съязвила в адрес начальницы: "Я вот еще два года отсижу и выйду, а ты будешь в зоне двадцать пять лет кумарить…" И в ее словах немалая доля истины, потому что тюрьма есть тюрьма, и тем она страшнее и ужаснее, чем хуже и безобразнее общество, которому она принадлежит.

О том, как живется нашим осужденным женщинам, каков преимущественный состав их преступлений, а также об их взаимоотношениях с администрацией зон я и хотел бы рассказать в этих заметках, написанных по материалам командировки в Мордовию.

Станция Потьма. Серые бараки, построенные еще в тридцатые годы, колючая проволока и охранные сооружения лагерей, что разбросаны среди лесов и болот. Центр этого архипелага в поселке Явас, где находится Управление исправительных дел — Учреждение ЖХ-385, своего рода государство в государстве, напрямую подчиненное Службе по исправительным делам и социальной реабилитации МВД СССР. Реальная власть в округе принадлежит начальнику управления, хотя есть тут и поссоветы, и исполкомы. Но они бедны и зависимы, как и зэки за колючей проволокой.

Тому, кто не бывал в Явасе, покажется странным этот поселок. Будто время тут остановилось где-то в году сорок четвертом: половина женщин на улице в военной форме, ребятишки в детском саду играют в конвоирование. Впрочем, удивляться нечему: начиная с 1928 года здесь целые "династии” (деды, отцы и внуки) служат в исправительной системе. А одна женщина, майор внутренней службы, то ли с иронией, то ли с горечью призналась: "До того к форме привыкла, что дома халат надену, и такое ощущение — как из бани пришла".

На окраине поселка женское Учреждение ЖХ-385/2. Рассказывает заместитель начальника политотдела управления В. Головин:

— Там преимущественно детоубийцы, мужеубийцы, грабительницы и разбойницы, совершившие преступления с особой жестокостью, расчленением трупа… И что самое страшное — никакого раскаяния. Почти все убеждены, что сидят ни за что. Поговоришь, вроде бы и сострадание просыпается, а откроешь дело — волосы дыбом. Одна девица своего ребенка утюгом до того била, что от утюга ручка отвалилась, другая своих детей, двух-и четырехлетнего, в топку кочегарки бросила, третья любовнику голову отрезала и три дня в сумке носила, чтоб его жене показать. Расчленяют трупы, варят в кастрюлях, разбирают, как на холодец, и опускают в унитаз. А бабки-то с какими сроками сидят! Отсюда им одна дорога — на кладбище.

— В основном за что сидят?

— По сто второй статье — за умышленное убийство. Дедов своих порешили. Такова уж женская жестокость. Не знает границ. Присутствуют моменты и шокового состояния, но психиатрическую экспертизу все прошли, и все признаны вменяемыми. Видимо, не только физиология, но и психология у женщин иная, чем у мужчин. Мужик замочил и пошел, расчленение — чрезвычайно редкий случай, а у женщин — чуть ли не система. Им надо поиздеваться над трупом: глаза выколоть, половой орган отрезать, разрубить на куски. Определенно, здесь есть какая-то закономерная зависимость от пола. Вот, например, Катя. Недавно освободилась. Работала на заводе, никто даже не догадывался, что она беременна. Пошла в обед в туалет, там родила, ребенка удавила, ветошью обмотала, потом в Ленинской комнате кумач со стола сняла, трупик в него завернула и там же оставила. Вернулась на рабочее место, до конца смену за станком отработала и домой ушла. И никогда бы не разоблачили, если бы сама не созналась и уборщица не сказала, что слышала из туалета какой-то писк. А когда она у нас в зоне рожать собралась — забеременела, видимо, на свидании, — мы за ней по пятам ходили, чтоб с ребенком ничего не сделала. Родила, ушла по амнистии.

— Ребенка-то взяла?

— Взяла, как не отдашь. Они, чертовки, здесь детьми здорово прикрываются — с кормящей матерью администрация ничего сделать не может: работать не заставишь, в штрафной изолятор нельзя. Вот и спекулируют на детях. Шесть раз в сутки полчаса на кормление плюс час на общение — по приказу министра внутренних дел. А как освобождаются, тут же ребенка и бросают. Забирают единицы. Да и то одна тут недавно двухлетнего до станции довезла, камнем по голове трахнула, в мешок и в туалет, в выгребную яму. Хорошо, мужики мимо шли, услыхали плач, вытащили.

— А детей вы куда отправляете?

— Три года исполнится — в детдом. Просим матерей: откажитесь, хорошие люди усыновят, воспитают. Не отказываются. У иных ни кола ни двора, годами в детдом не наведываются. А как восемнадцать чаду исполнится, начинают разыскивать, ведь дело к старости. Да что рассказывать. Сами увидите.

И увидел. Страшно стало. От того, что эти люди не считают себя виновным. Почти каждая осужденная создает себе миф, легенду, оправдывающую преступление: виноваты следователи, судьи, только не она сама. Не ищут корень зла в себе, не хотят искать. И подумалось мне: а может, это своего рода защитная реакция, чтобы выжить, заглушить вину, укрепить волю и надежду на то, что все наладится и этот кошмар никогда не повторится? Не знаю. Но то, что здесь я хотел услышать (стон женской души за колючей проволокой, житейские исповеди, признания в общении с Богом), так и не услышал. В помиловках (просьбах о помиловании) преступницы формально пишут, что вину признают и раскаиваются, на вопрос о Боге пожимают плечами или поддакивают, что, дескать, в церковь иногда захаживали. Но веры-то ни у кого нет. Нет и чувства раскаяния. Их сознание можно безошибочно назвать безрелигиозным.

Вот, познакомьтесь.

"ЗДЕСЬ ЛЮДИ СТАНОВЯТСЯ ЖИВОТНЫМИ”

Иванова Ирина[11], 1964 года рождения, русская, студентка, осуждена в 1984 году по статье 146, ч. 1 и 2 УК РСФСР (разбойное нападение с целью завладения личным имуществом, соединенное с насилием, опасным для жизни) на 15 лет лишения свободы. В коллективе уживчивая, исполнительная, в обращении вежливая, сдержанная, С 9.08.90 г. переведена на улучшенные условия. Администрация учреждения ходатайствует о помиловании осужденной, отбывшей уже почти восемь лет в заключении. В ее деле находится извещение о смерти мужа, расстрелянного по приговору Верховного суда РСФСР.

— Мне было семнадцать лет, когда мы с ним познакомились, — рассказывает Ирина, смахивая слезы. — Он был очень красивым и талантливым парнем, обладал даром очаровывать людей. Это был человек высшей породы и легко достигал любой поставленной цели. Из таких людей получаются или герои, или преступники. Судьба избрала его для последнего. В нашем знакомстве была какая-то фатальность. Я была ослеплена, околдована. Теперь я проклинаю его, хотя его уже нет на свете ровно столько, сколько я здесь нахожусь. И еще семь лет сидеть мне в этой клетке! — Она закрыла лицо руками, сквозь пальцы закапали слезы. — Я хойу все забыть, не хочу вспоминать! Отпустите меня!

Я молчал, помня многочисленные эпизоды из приговора Верховного суда. Они с мужем объехали чуть ли не всю страну, совершали кражи, убивали людей. Перед глазами стояла строка, рефреном пробегавшая по объемистому приговору и резюмирующая его: ”Во всех случаях хищений исполнительницей являлась Иванова", она все валит на мужа, которого нет на свете, вызывает сочувствие и сострадание вполне резонными аргументами: была несовершеннолетней, запугана угрозами и побоями. Но мне трудно понять ее. Может, потому, что слишком хорошо знаю ее дело.

— Поздно вы приехали, — продолжает она, немного успокоившись. — Раньше надо было. На суде меня слушать никто не хотел, не говоря уж о том, чтобы как-то понять.

— Но вас-то не расстреляли.

— Да лучше бы расстреляли! Вы знаете, что такое пятнадцать лет для молодой женщины? Ведь мне всего девятнадцать было. Лучшие годы в этом вонючем болоте. Здесь же оскотинивают людей! Здесь люди становятся животными!

— Это как понять?

— Это не понять тем, кто здесь не был. Оскотинивание происходит с любым, кто отсидел лет пять. С одной стороны, среда — отбросы общества, самые низы: алкоголички, бродяжки, проститутки. Они, кроме грязных углов и помоек, ничего на воле не видели, а сюда приходят, как говорят, отмываться. Здесь чистые простыни, хоть какое-то трехразовое питание. Но самое страшное, что они насаждают здесь свою психологию и мораль, к которой надо приспосабливаться, чтобы среди них выжить. Иначе будешь выглядеть белой вороной. А с другой стороны — сама лагерная система, которая работает на превращение людей в послушное стадо. Здесь нельзя быть личностью — забьют со всех сторон. Обыд-лячат. И поэтому приходится становиться быдлом и молчать, дожидаясь конца срока. А у меня вообще нет никакой перспективы.

— Ну, почему же? Написали помиловку…

— Я не надеюсь, что мне сбросят несколько лет, хотя и на улучшенном положении. Вот вы о душе спрашивали? Так души уже давно нет. А чувство вины с годами притупляется. Я восемью годами такой жизни уже расплатилась за нее. Мне кажется, что все, что было у меня, было не со мной. Я глубоко убеждена, что никогда не совершу такого, что совершала по принуждению мужа. Но этот срок! Ведь все зависит от того, как, с какой стороны рассматривать меру наказания. Я считаю, если вина безмерна — убивайте, но зачем же мучить человека пятнадцать лет? Зачем такие сроки? Ведь люди озлобляются на весь мир, ни во что не верят, опускаются, сожительствуют друг с другом, чтобы как-то протянуть время.

— Это вы об однополой любви? А скажите, интеллект в этом как-то участвует?

— Вообще истоки этой любви — в потребности о ком-то заботится. Но большие сроки и в этом плане пагубно влияют на женщин. По выходе на свободу они уже не только не смогут жить с мужчинами, но даже не реагируют на них. Такие "семейные" пары администрация называет однохлебками, пытается сыграть на их отношениях. Хотя в общем-то сожительство здесь наказуемо. Если кого-то застанут в одной постели — лишают посылок, свиданий, помещают в ШИЗО. Но это было, есть и будет. Это неотъемлемая часть лагерной жизни, ее внутреннее содержание. — Она смолкла и отвернулась.

Я тоже задумался. Даже проникся сочувствием к ней. Но Ирине, увы, не поможешь. Слишком тяжела ее вина — на ней кровь неповинных.

— Вы знаете, очень мучит сознание того, что ты никогда больше этого не совершишь, — снова заговорила она. — Вот существовал бы такой прибор, который мог бы определять, действительно ли человек никогда не совершит и не повторит преступления, так я уверена, что в отношении меня он дал бы такой ответ. Но кому это докажешь? Такой системы определения рецидивов у нас нет. Зато есть система другая — ожесточить и озлобить человека до крайнего предела.

— Но все-таки вы надеетесь, что вернетесь к той жизни?

Она вздрогнула, будто чего-то испугавшись. Слезы снова покатились по впалым щекам.

— Я не знаю, как до той жизни дожить, — еле слышно прошептала Ирина. — Я забыла, какая она, та жизнь. Понимаете, я уже даже не представляю себе, как можно спокойно пройти по улице и купить мороженое… — Она разрыдалась, потом вскочила со стула и вскрикнула хриплым голосом: — Отпустите меня! Не травите душу!

Мне стало стыдно своей дотошности, и я согласно кивнул. Когда она вышла, я почувствовал дикую тоску и попросил замполита колонии Анну Васильевну Сучкову пригласить осужденную с менее тяжким преступлением.

— Есть Люда Французова, валютная проститутка, — предложила Сучкова.

"Я ПРОЖИЛА В ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ"

Философ нашего времени сказал: "Счастье — это переживание радости бытия". С этим трудно не согласиться. И потому человек, который на свободе купался в деньгах и был от этого счастлив, лагерное бытие считает загробной жизнью. Особенно когда этот человек — симпатичная молодая женщина, утверждающая, что была счастлива потому, что трудилась как пчелка. Вот одна из них…

Французова Людмила[12], 1964 года рождения, украинка, закончила среднюю школу с золотой медалью, была комсоргом школы в старших классах, владеет английским языком. Осуждена Верховным судом РСФСР в 1986 году по статье 88, ч. 1 и 2 УК РСФСР (нарушение правил о валютных операциях, спекуляция валютными ценностями в крупных размерах). Приобрела, нарушая правила о валютных’ операциях и спекулируя валютой, 208 092 рубля. Срок — 9 лет. По характеру общительная, спокойная, целеустремленная. В коллективе уживчивая.

— Не знаю, как остальные, — легко и интересно рассказывала о себе Людмила, — но я вот действительно сижу ни за что. У меня нет никакого сознания вины. Тем трехлетним периодом своей жизни я вполне удовлетворена и жила б так и дальше, если бы не посадили. Ну, грубо говоря, были у меня любовники, подарки дарили. Это же мое личное дело. А потом, я занималась нормальным бизнесом: купила подешевле, продала подороже. Где тут криминал? Ни в одной цивилизованной стране такой статьи нет. А мне в обвинительном заключении написали: "Подрывала экономическую мощь СССР, нанесла моральный ущерб Советскому государству…" Это я-то подорвала, нанесла? Я же все своим трудом. Сейчас вообще говорят, что восемьдесят восьмая статья якобы из кодекса уходит в связи с переходом к рынку, что она сейчас в замороженном состоянии. Вот мне и обидно. Я уже по всем инстанциям написала, а толку никакого. Ей-богу, прямо заколдованный круг.

— Расскажите, как вы здесь оказались.

— Да что рассказывать. В МГУ на экономический поступала, хотела пойти по законному пути: окончить Университет, иметь денежную работу. А тут этот конкурс дурацкий — одного балла не добрала. Тем более что одни люди пообещали меня по блату протолкнуть, потом они мошенниками оказались. А ведь я была перспективной девочкой. Ну, поплакала немножко, у тетки сначала пожила, потом квартиру сняла, осмотрелась. Вижу, не надо быть министром, чтобы иметь хорошие деньги. Ведь категории людей, которые просто не хотят жить в нищете. Ну и направила свой талант в нужное русло. Мужа фиктивного завела, чтобы квартиру поделить. А потом смотрю, смотрю — надо к какому-то берегу причаливать, потому что рано или поздно могу оказаться в местах не столь отдаленных. Все взвесила и решила из этой страны уехать, у меня уже перспектива была, жених из Австрии появился, да вот пригребли раньше, не успела. Но я все равно уеду, меня ничто не остановит, тем более что сейчас полегче с выездом стало. Пока это у нас наладится рынок, то да се — жизнь пройдет. А я не хочу существовать, как все у нас, каким-то быдлом в стаде, довольствоваться тем, что есть. Я девушка деятельная и буду стараться улучшать свое материальное положение.

Когда меня взяли, мне всего двадцать лет было. Глупа была. Не знала, как себя вести. А им было невыгодно мелких сошек брать, вот и стал на меня следователь давить, всякие признания выжимать — словом, делать так, как ему хотелось. Первоначальная сумма их никак не устраивала. Держали меня в Лефортове девять месяцев, а за это время, сами знаете, любой может обломиться. Причем условия жесткие. А они мне с издевкой: "Вы в такую тюрьму попали, все равно что на курорт”. А курорт такой: камера на двоих, даже радио нет, да еще с тобой человек сидит, который на них работает. Это я уже потом поняла. Что со мной первые три месяца было — не описать. Сплю и свободу вижу, а просыпаюсь — камера. Ну и со мной истерика. Какие я могла показания в таком состоянии давать? А они опять с ехидцей: "Мы же не говорим, что у вас там "Боинг-701” стоит.” А когда я начинаю доказывать, что у меня вот такие и такие расходы были, смеются. Ну, откуда они могли знать, какие у меня суммы? Так они меня долбили, суммы накручивали. И довели до такого состояния, что мне уже жить не хотелось, было все равно. А тут еще стали на искренность давить, якобы на дачу каких-то смягчающих вину показаний. И я поверила, что чем больше наговоришь, тем меньше дадут. Маму обысками замучили. В общем, наговорила, с моей стороны полная игра была. И наигралась на девять лет. А иск совсем бешеный накрутили — двести тысяч…

— И уже пять лет отсидели?

— Да, эти пять лет я прожила в загробной жизни. Недаром люди тюрьмы боятся. Здесь так душа страдает, что не передать. Забор у нас как какая-то граница с другим миром, и появляется чувство отдаленности от людей. Никаких стрессов и страстей, кроме отрицательных. Здесь время как бы останавливается, замирает. Чувствуешь, как физиологически стареешь, смотришь, кожа посерела, морщины появились. И душа озлобляется. Вроде бы и живой человек, и как-то приспосабливается, но в душе такую слезную трагедию носит, что никакой мечты, никакой мысли у него нет. Как живой труп. И вся эта зоновская жизнь становится твоей, ты как-то в ней размешиваешься, растворяешься, черствеешь. Я здесь такой эгоисткой стала, себя не узнаю. Раньше я сама себе нравилась, милостыню старушкам подавала, а теперь… На многое закрываю глаза, какое-то отупение со мной произошло. Чувствую, что умирают клетки, мысли. Какая-то медленная мучительная смерть. От срока устаешь не столько физически, сколько морально. Ведем себя как мыши — чем тише, тем лучше. Да еще эта система ужасная. Никогда не думала, что сюда попаду…

Были первое время срывы психические. Поплачешь, и вроде легче. И, конечно, здесь большую роль играет поддержка с воли. Поначалу вообще кошмар был: подъем в четыре утра и до семи вечера на фабрике пашешь. Приходишь без рук, без ног. И так каждый день. А потом — окружение. Многие тут без дома, без рода-племени, на них эта система такого гнетущего давления не оказывает. Наоборот, они как бы отходят от того безобразного образа жизни, который вели за забором. Впечатление такое, что для них это вовсе не наказание. Смотришь, белеют, прически появляются. А если срок у них два-три года, диву даешься: приехали, перышки почистили и дальше. Но лично для меня это большая кара, большой облом вышел, хотя я уже и опыта набралась, на жизнь другими глазами смотрю. Оценила, что такое свобода, раньше я об этом просто не задумывалась. Не буду утверждать, что выйду я на волю и сяду на черный хлеб. Конечно, никого не убью и не ограблю, тем не менее, если где можно будет найти какие-то лазейки, своего шанса не упущу и, естественно, за семьдесят рублей работать не пойду. Лучше буду здесь сидеть.

Вообще я этим строем, этим обществом настолько разочарована, что у меня давно нет никаких патриотических чувств. Нет никакой справедливости. Чем я виновата, если люди, с которыми я имела дело, спокойно на свободе разгуливают, живут без проблем? Вот я в отпуске была и их на рынке видела. Это же волки, и они на воле. Там целая мафия. И она есть, была и будет. А я сижу за то, что своим трудом и стараниями… Где тут справедливость?

— Но вы-то сейчас неплохо устроились?

— Да, здесь мне уже года полтора везет — работаю в таком месте, что могу сохранить здоровье. На кухне в Дээмэре. Там молоко, кефир, другие продукты, что-то перепадает. Ну и посылки получать почаще разрешили. Нет такой необходимости искать кусок хлеба, как когда на фабрике работала. Сейчас мне бидон молока литров на сорок привезут, так я его зацеплю, как пушинку! — Она звонко рассмеялась. — Да и за собой стараюсь следить. Не хочу отсюда старухой выйти. Пусть хоть и в тридцать лет. Здесь никто ни за фигурой, ни за кожей не следит. Спортзал есть, да в него никто не ходит. Хоть бы аэробикой занимались, что ли…

— А какие тут развлечения?

— Ну, скажем, сожительство. Поначалу я очень удивлялась, почему это на свободе так явно не выражено, как здесь. Ведь есть же там лесбиянки и прочие. Но здесь это просто даже заразительно. Первое время человек плюется, а потом смотришь, пожил, пожил на зоне и нашел себе какой-то объект. Появляются какие-то эмоции, какая-то игра чувств. Наверное, так легче прожить. Кто-то играет роль мужчины, кто-то роль женщины, и, представьте себе, появляется семья. Питаются вместе, стирка, еще какие-то совместные дела. Устраивают танцы, заводят в зоне моду. Разумеется, и физиологическая потребность присутствует, но важнее все-таки момент развлечения и приспособленчества, чтобы пользоваться тем, что есть у объекта. Вот, положим, есть люди, которые чувствуют свое превосходство перед другими, и они заигрывают с администрацией. Их ставят бригадирами, потому что они могут потрясти, побить, если, положим, человек плохо работает. На это начальство закрывает глаза, если ради дела. И вот, когда у бригадира появляется вторая половина, то появляется своего рода… семейный подряд. И начинают руководить вдвоем. Смешно сказать, а явление страшное. И жаловаться на них бесполезно. Хотя администрация негативно относится к сожительству, она, видимо, понимает, что с ним ничего не сделаешь. И вот со стороны на эту пару смотришь и удивляешься — настоящая семья. И их не просто секс интересует, а сами отношения… Может, потому, что здесь дружбы как таковой и нет. Чуть что у пары возникло, сразу ставят клеймо: однохлебки. Но, по большому счету, мне кажется, что это не настоящее, а раздутое, выдуманное. Просто от того, что нечего делать, нечем развлечься. Хотя это нередко выходит за рамки игры. Дело в том, что их отношения отличаются большей преданностью, чем отношения между мужчиной и женщиной. Бывают и драмы, и ссоры, и драки. А одна на почве ревности даже с третьего этажа выбросилась. Правда, жива осталась.

А все это оттого, что сроки у нас дикие. Установили бы предел для женщин хотя бы в десять лет. Конечно, есть преступления ужасные, но десять лет — это вот так, под завязку. Многие статьи просто устарели, а за шесть лет перестройки у нас даже нового кодекса принять не могут. Я до сих пор не перестаю возмущаться. Почему мы не имеем права на участие в референдуме? Нас что, гражданства лишили или как? Ладно там голосование, депутатов избирать, но сказать свое слово по поводу целостности страны?! Ведь мы тоже жители СССР! И удивительно, что очень давно амнистии нет. С восемьдесят седьмого года ни одного акта о помиловании! Причем по республикам амнистии прошли: Грузия — пожалуйста, Прибалтика — пожалуйста. А о чем же наше Российское правительство демократическое думает? С преступностью борется? Так здесь, в зоне, сидят случайные люди. Основные преступники — гангстеры, мафиози разные — на свободе гуляют. Я, конечно, и за Россию, и за демократию, только демократия эта к нам, осужденным, никакой гуманности не проявляет. И, судя по всему, не собирается. О какой тогда справедливости говорить? Вон моя подельщица уже лыжи на волю навострила. Ее, видите ли, признали раскаявшейся, она помогла раскрыть преступления и за это всего шесть лет получила. И иск у нее на восемьдесят тысяч, хотя она этим делом с семьдесят шестого года занималась, а у меня "трудовой стаж” всего три года. Ну, она, конечно, была поумней, ей уже за тридцать было, а я… Поэтому, пройдя всю эту школу, я поняла, что здесь я никому не нужна, и поеду в другую землю, которая, может, меня лучше примет. Думаю, что от этого никто не пострадает.

Я не решусь комментировать слова Люды Французовой. Конечно, на фоне всех тех преступлений, за которые осуждены узницы Учреждения ЖХ-385/2, ее "бизнес" выглядит безобидными проделками. Довольно интересным мне представился рассказ ее о жизни в зоне, об окружении, которое действительно считает себя жертвой неправедных судей. Есть еще в этой зоне люди, о которых можно долго рассказывать. Хотя бы о пожарнице Гаджиевой, пригласившей к себе в дом председателя исполнительного комитета московской мусульманской мечети, которого она опоила снотворным, связала и держала на полу с кляпом во рту, пока он не скончался. После чего она упаковала труп и подожгла его в лифте. Ее приговорили к смертной казни, потом заменили пятнадцатью годами, а амнистия 87-го года скостила ей пять лет. Она меня убеждала, что убийства не совершала, что пострадавший хотел ее изнасиловать, и она не знала, как от него избавиться.

Вечерами, в гостинице, когда я прослушивал записи на пленке, мне вспомнились "Преступление и наказание" и "Анна Каренина". Достоевский писал, что на каторге Раскольников не раскаивался в своем преступлении и виновным себя признавал только в том, что не смог вынести его тяжести и поэтому явился с повинной. Раскольников проклинал себя за то, что спасовал перед муками совести. В нашей действительности этой проблемы нет. Раскольников ни Ивановой, ни Гаджиевой и в подметки не годится. Размазня, слабак. И это лишний раз подтверждает, насколько низок, мелок наш современник, насколько пало и развратилось нравственное сознание народа. И если поруганная, раздвоенная любовная жизнь Анны Карениной убивает ее душу, то что тогда можно сказать о любвеобильной Людмиле Французовой, золотой медалистке и бывшем комсорге?..

Но тут меня осенило: с какой это стати осужденные будут изливать передо мной душу? Кто я такой для них? И почему взялся рассуждать о том, плохи они или хороши? Ведь не может человек, кем бы он ни был, устоять перед высшим нравственным законом, в нем обязательно идет какая-то работа, карающая его своеволие и гордыню. Только вот какая? Но это ведому только самим преступникам, о своих муках они никому не скажут. И поэтому ни о каком перевоспитании, конечно, не может быть и речи. А в наших тюрьмах это, пожалуй, и вовсе исключено. По самой элементарной причине: мы еще не в состоянии содержать ни одну тюрьму, отвечающую европейским требованиям.

В Германии, например, на тюрьму для 700 осужденных (в Учреждении ЖХ-385/2 их около 800) приходится 500 служащих. Из них психологов — 3, педагогов — 3, социальных работников — 9, контролеров, воспитателей и мастеров — 116 и т. д. Все социальные работники — юристы.

А что у нас? Одни проблемы. Но особенно тревожат меня судьбы малюток из зоновского Дээмэра (ДМР — Дом матери и ребенка). Ведь, как правило, они родились от пьяных зачатий, под воздействием медикаментозных средств, с наследственной предрасположенностью к психическим заболеваниям, с ослабленным иммунным фондом, низкой сопротивляемостью организма. Что будет с этими детьми, что их ждет? В Учреждении ЖХ-385/2 их около пятидесяти. Практика показывает, что девяносто процентов из них — кандидаты в детские дома. А потом… потом многие из них повторят крестный путь своих матерей. В Явасе, например, мне показали такую пару, осужденную, которая родилась в этой же зоне, и контролера — дочь служащего этого учреждения. Вот они, наши "династии”, которые пора заносить в Книгу рекордов Гиннесса.

В день моего отъезда из Мордовии в Учреждение полковника Зуйкова поступили еще шесть женщин. Две из них — 1966 года рождения, подружки, которые в пьяном угаре в присутствии своих маленьких детей удушили мужа одной из них (под крик малюток: "Не убивайте папку!"), разрубили труп пополам. Одну половину выбросили в озеро, другую закопали в сливной яме, в огороде. Обе осуждены по статье 102 УК РСФСР (умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах) к 15 годам лишения свободы. С этими я уже не разговаривал. Лишь отметил про себя, что полку явасских однохлебок прибыло, и пошел прочь от этого проклятого места, ощутив какое-то опустошение в душе и страх за будущее Отечества.

Потьма — Москва

ТАКСИСТЫ И МАФИЯ

23 октября 1991 г. около трех часов ночи 28-летний водитель 18-го таксомоторного парка Москвы Владимир Матвеев выехал из аэропорта "Домодедово” с двумя молодыми пассажирами, выходцами с Кавказа. На 21-м километре от Москвы пассажиры ударили Матвеева топором по голове и набросили на шею удавку. Теряющий сознание водитель резко затормозил и съехал на обочину дороги. Потом его три раза пырнули ножом в горло, еще раз в грудь и выбросили из машины. Убийцы перестарались: как показала судебно-медицинская экспертиза, смерть наступила от удушения…

Пытаясь выбраться на трассу, преступники попросили помощи у проезжавшего мимо водителя 5-го таксопарка. Таксист вытащил машину Матвеева на дорогу и, заподозрив неладное, рванул к Москве.

У поста ГАИ при выезде на МКАД он сообщил о своей догадке, и после того как угонщики не остановились на отмашку милицейского жезла, включился в погоню вместе с сотрудниками госавтоинспекции. Погоня продолжалась недолго: у Борисовских прудов машину беглецов занесло, она врезалась боком в бетонный столб и разлетелась на две половины.

Эксперты-криминалисты навели косметику на лица трупов и разослали снимки по всему кавказскому региону, одновременно они были переданы для опознания по московскому каналу ЦТ. Уже через неделю в Москву приехали родственники разыскиваемых. Ими оказались 25-летний Муса Мамедов и 18-летний Ильгар Мирзоев. Причем первого узнал занимавшийся частным извозом житель Москвы, у которого Мамедов отобрал и угнал "Волгу”.

Следствие показало, что убийство Матвеева (у которого остались жена и сын) было совершено с целью завладения машиной — новой моделью "ГАЗ-24(10)”, цена на которую поднялась на "черном рынке" до полумиллиона. Преступление раскрыто, дело прекращено, но…

Но тут грянули массовые выступления таксистов, требовавших у городских властей принятия решительных мер по обеспечению их безопасности и высылке всех "кавказцев” из Москвы. Мэрия начала переговоры со стачечным комитетом таксистов, в кабинетах начальников ГУВД анализировались справки и результаты обследования таксомоторных парков, начальник МУРа Федосеев запер всю информацию в сейф, не подпуская к себе журналистов. Принимались меры по пресечению выступлений в печати — не дай Бог спровоцировать межнациональный конфликт в столице. Усилия были не напрасны: вспышку удалось загасить, спустить на тормозах…

Проблема таксистов оказалась столь сложной и многогранной, что тут не обойтись без анализа политического, экономического, социально-бытового направлений, которые вкупе и должны выявить истинные причины конфликта. Вот почему я обратился к одному из лучших специалистов исполнительского звена ГУВД Москвы с просьбой пролить свет на некоторые криминальные аспекты страшного треугольника: таксисты — "кавказцы” — мафия. Полковник милиции ИКС (я не называю его имени по понятным причинам) рассказал следующее:

— Все началось с, казалось бы, безобидных вещей. Лет двадцать назад, в благословенные времена брежневского правления, в Москву и подмосковные города хлынул так называемый первый эшелон иногородних, преимущественно выходцев из республик Закавказья и Средней Азии. Эти всевозможные кунаки и кумовья появились у председателей и зампредов исполкомов разных уровней с небескорыстными предложениями сотрудничества в распределении на рынках города и области цветов, фруктов, овощей, вина — словом, всего того, что растет и производится на юге. Кунаки появлялись с подарками, что тогда было в общем-то обычным явлением: протекционизм и коррупция процветали. За определенную мзду им были отданы приоритетные торговые точки, и вскоре у этих людей появились большие деньги. Они прописались, породнились и стали внедряться в городские структуры торговли, сервиса, распределения в широком смысле слова. И не важно, на какую должность устраивался тот или иной приезжий. Известны случаи, когда человек числился рабочим магазина, а фактически был его директором, потому что весь доход шел ему в карман. Потом эти люди устраивали своих родственников и полуродственников как поставщиков и экспедиторов, затем как продавцов и товароведов, а к началу восьмидесятых годов уже как директоров магазинов и фирм. Словом, к началу перестройки возникла такая ситуация, что, куда ни глянь (мы имеем в виду сферы торговли, распределения, сервиса и т. д.), везде замелькали люди этого первого эшелона. И через задние ходы магазинов, баз и складов пошел на юг импорт, мебель, ковры, хрусталь…

Разумеется, здесь и далее речь идет о криминогенных элементах. Подавляющее большинство приезжих — люди честные и порядочные.

— Интересно, люди каких национальностей прежде-всего перебирались к Москве?

— Преимущественный захват торговых точек осуществили люди татарской национальности, их прилив начался сразу после окончания второй мировой войны: они переселялись в столицу целыми районами из Горьковской области. Их влияние — одно из сильнейших среди национальных меньшинств города и области. Еврейское влияние в результате эмиграции значительно ослабло, хотя в аппаратах управления торговлей и вообще распределения евреев много. Очень выросло за последние годы число выходцев из кавказских республик: Азербайджана, Армении, Чечено-Ингушетии, Дагестана… Весьма любопытная община — ассирийская, по численности не уступающая татарской. Она более всех организована, сплочена. Есть, конечно, и люди других национальностей. И русские в том числе.

— Значит, существовал определенный механизм образования таких общин в Москве и вокруг нее?

— Конечно. Невзирая ни на какие преграды в прописке и жилье, этот первый эшелон, осевший в подмосковных городах типа Долгопрудного, Балашихи, Щелкова и других, потянул за полуродственниками остальных земляков. Сначала их устраивали как лимитчиков в автобусные парки, потом они переходили в структуры, связанные с распределением и сервисом. Эти люди брали на себя посредничество, через них распространялось взяточничество. Словом, способ, который приобрел характер межобщинной, межгрупповой, межнациональной поруки, обогащал хозяйственников и управленцев служб города и области. А дальше произошло следующее. Эти "авторитеты” распространили свое влияние на криминогенную среду: судимых, психболь-ных, проституток, наркоманов, картежников, лиц других категории, находящихся на учете правоохранительных органов.

— Так это же огромный живой организм!

Разумеется. На сегодняшний день мы знаем о существовании порядка десяти крупнейших московских группировок, поделивших город на зоны влияния. А такси — одна из сфер этого монстра, который представляет собой мафию по национально-производственному признаку. Потому что это не только возможность бесконтрольного использования автотранспорта практически в любое время и для любых целей, а еще и возможность подхода к распределению автомашин, запчастей, горюче-смазочных веществ, ремонтной базы и многого другого. Но в первую очередь это средство для совершения преступлений.

— А роль приезжих?

— Вот тут мы и подошли к главному. Из двух миллионов приезжающих в столицу — даю голову на отсечение — около сотни тысяч приезжают грабить и воровать. Взять тех же лиц татарской национальности. Редкая семья, живущая в Москве, не принимает хотя бы раз в две недели иногородних гостей. А это, как правило, пять-шесть человек. И если вам попался один чеченец, то тут — за ним еще десяток. Чеченцев просто очень много. Смотришь, по возрасту человек должен бы быть в армии, а у него куча "липовых” справок. Большинство из них в возрасте от 20 до 25 лет мотивируют свой приезд самыми разнообразными предлогами: приехал на лечение, поступать в аспирантуру, инвалид первой, второй, третьей группы… Словом, масса предлогов, какие только знает человеческая хитрость. О фиктивных браках я уже не говорю.

— Давайте вернемся к таксистам. Какие криминальные характеристики уместны в отношении этой профгруппы?

— Это очень взрывоопасная среда и, кстати, очень организованная. У них есть лидеры, среди которых можно встретить людей с двумя высшими образованиями и даже кандидатов наук. Они видятся, знают друг друга, подвержены общим настроениям. Им ничего не стоит в течение нескольких минут собрать у Моссовета или на Октябрьской площади сразу сотни две машин. У них наработан опыт самозащиты: монтировки, холодное оружие; по оперативным сведениям, у многих есть и огнестрельное оружие, а о газовом я уже и речь не веду. Их настроение может быть использовано экстремистскими группировками для создания конфликтных ситуаций, массовых беспорядков. Кроме того, доля участия таксистов в преступлениях резко возросла при развитии бизнеса криминальных структур: рэкета, проституции, торговли наркотиками, квартирных краж. Точка отсчета здесь — Указ о борьбе с пьянством, который всю торговлю спиртным с 18 часов до 8 утра сместил в такси, выступившее в качестве посреднического звена. А с появлением кооперативных и коммерческих структур огромная масса машин была скуплена: таксисту платилось в час от 50 до 100 рублей, чтоб он был под боком. Это его устраивало: не надо мотаться по городу, чтобы делать план, изнашивать машину, да и безопасно — никто не нападет, не ограбит, не убьет.

— Тем не менее, число нападений на таксистов резко возросло…

— Я назову некоторые цифры за последние годы. В 1987 году в Москве зарегистрировано 36 случаев разбойных нападений на таксистов, два из них со смертельным исходом. В 1988-м — уже 57 случаев с двумя смертями. В 1989-м — 72 нападения с пятью смертельными исходами, а за 9 месяцев 90-го года нападали 52 раза и убито было 8 человек. Я бы не сказал, что таксистов гибнет больше, чем представителей других профгрупп. Но эта статистика говорит о тенденции правонарушений в такси и заставляет задуматься о том, куда мы катимся. Водители утверждают, что нападения на них обусловлены отсутствием у таксистов средств защиты. Однако есть тут и другая сторона. Среди таксистов очень много таких, по которым плачут тюремные сроки по статье 156 2 УК РСФСР (получение незаконного вознаграждения путем вымогательства). Вымогательство приобрело такие наглые формы, что нервы не выдерживают не только у пассажиров: больных, пенсионеров, людей, спешащих на вокзалы и в аэропорты, но и у сотрудников милиции: в прошлом году оперуполномоченный одного из столичных отделений милиции даже застрелил из пистолета на стоянке одного такого хама — водителя 2-го таксопарка. Конечно, таксистская профгруппа работает в сложных психических и физических условиях, но то, что это одна из категорий пособников, а порою и участников всех преступных группировок, не вызывает сомнения. Так что они не только жертвы, но в такой же мере и хищники. Я бы вам советовал обратиться в Мосавтолегтранс, ГАИ, отдел по борьбе с организованной преступностью МУРа. Они дадут вам очень много конкретного материала.

Я последовал совету полковника ИКС и на следующий день приехал в отдел кадров Мосавтолегтранса, который уже можно назвать бывшим в связи с его реорганизацией.

Прежде всего мне показали "Должностную инструкцию водителя легкового такси г. Москвы", в которой строго-настрого записано: "Водителю запрещается:… получать в качестве платы за проезд иностранную валюту… хранить в автомобиле спиртные напитки…" В конце инструкции находится отрывной талон "Обязательство" в том, что водитель имярек обязуется беспрекословно выполнять ее, в чем и расписывается. "Обязательство" подшивается в личную карточку водителя.

Потом по документам и приказам я проследил всю кадровую диалектику этого ведомства. До повышения тарифов за проезд (1977 г.) преобладала тенденция падения производственной дисциплины и дисциплины обслуживания клиентов. Текучесть кадров росла, и в таксопарки стали принимать на работу всех подряд, независимо от криминального прошлого. В 1979 году появился приказ начальника Управления легкового транспорта по улучшению обслуживания населения и повышению производственной дисциплины, в котором одним из пунктов было записано: "Исключить случаи приема на работу в таксомоторные парки лиц, ранее уволенных по компрометирующим их мотивам и допускавшим нарушения дисциплины". При этом всем начальникам отделов кадров таксомоторных парков (ТМП) было устно разъяснено, что под этот пункт подпадают все ранее судимые. ВЦСПС захлестнула лавина жалоб бывших водителей, освободившихся из мест лишения свободы, которым отказывали в приеме на работу. И по предписанию профсоюза уже в начале 1980 года этот пункт был отменен как противоречащий КЗОТу. В андроповский, 1985, год произошла смена многих руководителей ТМП, в отделе кадров Мосавтолегтранса была создана комиссия по проверке водительского состава всех парков. В результате проверки выяснилось, что все ранее судимые водители имеют нарушения трудовой и линейной дисциплины. Они были взяты под жесткий контроль и предупреждены, что в случае нарушения ими должностной инструкции будут уволены. Вообще 1985–1986 годы можно назвать годами массовой чистки в таксистских рядах, ибо за этот период в Москве было уволено 10 тысяч таксистов из 32 тысяч, работавших в ТМП. Соответственно снова было дано указание всем кадровикам: лиц, ранее судимых и имевших трудовые нарушения, на работу не брать. Вместе с тем оыл усилен линейный контроль, штат контролеров и диспетчеров значительно увеличен. Однако законы о госпредприятии и предпринимательской деятельности, принятые в 1989–1990 годы и способствовавшие повышению плана выручки таксистов (ибо 80 процентов всей прибыли от таксопарков шло в доход государству), привели к тому, что качеству обслуживания пассажиров перестали уделять должное внимание. Опять стали набирать водителей из ранее судимых, а функции линейного контроля сводились к минимуму: контролеры лишь регулировали-очередь на стоянках таксомоторов.

Последним Постановлением Правительства Москвы от 30 июля 1991 г. о создании комитета пассажирского транспорта предусматривалась реорганизация Мосавтолег-транса в Управление пассажирского транспорта, которое должно было начать свою работу с 1 октября 1991 г. Одна из функций этого управления — контроль за водительским составом. Причем на всю Москву 5 специалистов-контролеров с окладом 380 рублей в месяц (денег, дескать, нет, потому что комитет на хозрасчете).

Таким образом, по состоянию на конец ноября в Москве работает 29 тысяч машин такси, хотя потребность в них в пять раз больше (норма — 5 машин на 1 тысячу жителей, а фактически — 1,7 машины).

Я попросил статистику жалоб пассажиров на работу таксистов (вымогательство, отказ в обслуживании, подбор пассажиров, грубость). И был удивлен: в 1989 году — 444 жалобы, а в 1990-м — 293, за 8 месяцев 1992 года — 80… Однако объяснение оказалось простым: люди устали заниматься бесполезным занятием — писанием жалоб, а таксисты чуть ли не в несколько раз меньше сажают пассажиров в машины…

В тот же день попал на прием к начальнику отдела Уголовного розыска ГАИ Москвы.

— Дело не в том, что не хватает машин, а в том, что девяносто процентов москвичей, попросту говоря, таксистами не обслуживаются, — авторитетно пояснил он. — Вы посмотрите, сколько машин отстаивается у вокзалов и аэропортов с включенными таксометрами в ожидании выгодных таксисту пассажиров. А это все государственные машины, и водители обязаны возить всех, они за это зарплату получают, которую я им вообще бы отменил, подобно тому, как в свое время Петр Первый назначил низкое жалованье или вообще не платил егерям, рыбоохранникам и представителям других профессий, говоря, что "должность сия воровская есть!" — Ну, а если серьезно?

— Если серьезно, то я вам официально заявляю: везде налицо нарушение должностных инструкций таксистами, наплевательское отношение к человеку, наглое вымогательство денег. Они запрашивают за проезд от Курского вокзала до Домодедова по 700 рублей, с Казанского вокзала в Шереметьево возят за 1000 рублей, с Киевского во Внуково — за 1500. Известны случаи, когда эти ребята — так называемые шоферы-мастера — зашибают в день по 10 тысяч. И, я подчеркиваю, на государственной машине! О какой приватизации речь? Они и так уже давно приватизированы — без денег! Так что пусть мэрия своими проектами не обольщается…

— Известно, что статья 156² УК РСФСР — это статья для БХСС, а вот ваша служба как может влиять на работу такси?

— А никак! Здесь ничего юридически не отработано, никак не урегулировано и не регламентировано. Заставить водителя везти пассажира мы не можем, проверить, что он везет, тоже не в нашей власти. Словом, наказать мы никак не можем, кроме как за нарушение правил дорожного движения. А здесь они все ушлые, профессионалы. Лишь иногда превышают скорость, ссылаясь на то, что пассажир опаздывает на поезд, самолет. Или слишком резво перестраиваются в другой ряд. Единственное, что мы можем, — предупредить по статье 125 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях (самовольное использование транспортных средств). Но она предусматривает по самому потолку штраф до ста рублей…

— К вам поступают жалобы от пассажиров на таксистов?

— Единицы. В 1987–1988 годах их было не более 3–5 штук. Но, как правило, до суда они не доходят. Ибо тут арбитром должен выступить закон, а закона такого нет…

— Что, по-вашему, нужно, чтобы такси занимались тем, для чего они предназначены?

— Нужно возобновить деятельность линейного контроля и создать специальное подразделение по правонарушениям на транспорте, работники которого могли бы производить проверку комплексно: и по административным, и по уголовным, и по. ведомственным линиям. Только такая инспекция может спасти такси для людей. На мой взгляд, это единственный путь…

По дороге из ГАИ заехал на Курский вокзал побеседовать с работниками Уголовного розыска ОВД станции "Курская". То, о чем рассказали, повергло в уныние. Оказывается, камеры хранения забиты ящиками масла, конфет, табака и других продуктов и товаров для вывоза на юг. Привоза в Москву практически нет, ибо, по рассказам приезжих, все большие грузы снимаются с поездов местной милицией. Это подтверждают и проводники вагонов. А увозят преимущественно азербайджанцы, армяне, жители Дагестана, Чечни, любезно пользуясь услугами таксистов, которые умудряются загонять машины прямо на перрон. Те самые таксисты, которые проклинают "кавказцев" за то, что те их грабят и убивают. Вот вам психология профгруппы: днем они бастуют с требованием гнать всех "кавказцев" из Москвы, а вечером оказывают им услуги в вывозе дефицита, в кражах и грабежах…

В МУРе рассказали о так называемых "челночных группах" "кавказцев", которые успешно "гастролируют": натворив дел у себя на родине, они едут в Москву сбывать товар (от цветов до наркотиков), а потом возвращаются на ворованной или угнанной машине, чтобы там "толкнуть" ее за большие деньги. Видимо, убийцы таксиста Матвеева, Мамедов и Мирзоев были из этих. Ведь только за один день дежурства (до 20 часов) из Москвы было угнано 25 новых автомобилей "Жигули", не считая машин других марок.

А за девять месяцев 1991 года в Москве было задержано за разбои и грабежи 227 лиц кавказских и среднеазиатских национальностей, из них "чистых кавказцев" — 158 человек, а из этих — 82 жителя Дагестана. По отношению ко всем разбоям и грабежам в Москве это составило 51,9 процента преступлений. Причем почти во всех неизменно участвовали московские таксисты.

Мне удалось встретиться с Леной Матвеевой, двадцатипятилетней вдовой погибшего таксиста. Узнал, что ее муж по специальности был радиомонтажником, отслужил в армии, женился и пошел работать в такси, чтобы содержать семью: бабушку и спивающуюся мать (отец где-то давно пропадал на Севере и, может быть, еще не знает, что его сын погиб).

— Тот вечер я хорошо помню, — рассказывала Лена. — Днем у них была распродажа, он позвонил и сказал, что купил кроссовки и туфли. Потом заехал в садик за Юрой, и они пришли с ананасами, я рассердилась: денег и так нет, а он транжирит. "Ничего, — говорит, — мать, когда-то ты еще ананасов поешь…” Поужинал и стал собираться на смену. Сказал, что в июне у него отпуск и подойдет время выкупать машину. Договор у него был: летом машина шла на списание, и ее можно было выкупить за тридцать процентов стоимости. Попросил, если кто из моих родственников будет звонить, чтобы сказала, что нам нужны деньги. Даже сестру мою уговаривал, чтобы повременила замуж выходить, а то на свадьбу потребуются большие расходы.

— А сколько он зарабатывал?

— Вот пенсионное удостоверение на Юру, третья часть от Володиной зарплаты. — Она протянула книжечку. — Пенсия 131 рубль в месяц, значит, средняя зарплата у него была 390 рублей. Правда, в последний месяц он 700 принес, а за октябрь до 23-го числа, когда он погиб, мне в бухгалтерии всего 150 выдали.

— Детский фонд помог?

— Да. Выдали единовременное пособие — тысячу и назначили ежемесячно по сто рублей.

— А похороны, поминки, памятник?

— Это за счет таксопарка, и еще за отпевание в Коломенском. Когда Володина мать умерла, ее там отпевали, и ему понравилось. А мужем он был очень хорошим, не пил, все с машиной возился, она у него как новенькая была. А во время путча, в августе, он три дня у "Белого дома" был, я тогда болела, с температурой под сорок лежала. Так он мне через каждые два часа звонил, но от "Белого дома" не уходил…

Все смешалось в голове бедной вдовы, и сознание невосполнимости утраты, и ананасы, и наивная гордость за покойного мужа, готового отстаивать демократию и свободу… Хоть и не очень-то вязалась обстановка квартиры с образом "гражданина Кале", который рисовался Лене в лице Володи. Конечно, о мертвых плохо не говорят. Но с "Белым домом" она переборщила — не о том она плачет по ночам…

Перед нами была типичная таксистская семья. Стены комнаты увешаны коврами, заставлены "музыкой". Главным в жизни были деньги, желание "красиво” жить. Разумеется, Володя Матвеев был неплохим парнем. И была у него вполне земная мечта: жить богато и счастливо, выкупить машину и ездить с семьей в деревню жены. Именно это страстное желание разбогатеть и сгубило его. Ведь он работал в ту смену до 21 часа, а посадил своих убийц в машину около трех часов ночи в Домодедове. Здесь все логично: он сам себя определил в зону риска ради выгоды. По большому счету — он себя и погубил. Как ни крути, иное не вырисовывается.

— Как вы думаете, из-за чего его все-таки убили?

— Думаю, он дрался из-за машины, — ответила Лена. — Мне следователь говорил, что до этого было два таких случая, когда водителей, оглушив, из машины выбрасывали. Те двое остались живы. А он, наверное, сопротивлялся, машина уже почти наша была…

— Но угонщики охотятся за новыми автомобилями…

— А она выглядела как новая. Он с ней днем и ночью возился, весь порошок у меня перетаскал, все подчищал, менял. Жить без нее не мог.

— А как восприняли его гибель сменщики?

— Они меня к нему в морг возили, а потом один сменщик несколько дней вообще не мог на работу выходить. Где-то через неделю после похорон на заказ выехал, а там "кавказцы". Так он их не посадил, уехал…

Сменщика Володи Матвеева можно понять. И не случайно для всех московских таксистов "кавказцы" стали врагами. Но все ли таксисты такие уж невинные жертвы? Отнюдь. Среди них немало таких, что похлеще "кавказцев". Обратимся к статистике отдела МУРа, занимающегося кражами, разбоями и организованными грабежами.

В 1989 году были задержаны 72 преступные группы общим составом 273 человека. Уголовные деяния этих банд квалифицировались по статьям 145 УК РСФСР (грабеж) и 146 УК РСФСР (разбой). Причем в таком соотношении: грабежи — одна треть, разбои — две трети. Каждая из групп-банд использовала для преступления по 3–4 машины такси с их водителями, большинство которых, как ни странно, выходило сухими из воды.

А дело здесь вот в чем. Когда таксист "подвязывается на дело", он себя страхует: по договоренности с преступником он может "слинять" на полпути, почуяв, что что-+о не так. Однако если вляпается, то преступник, как ни странно, его "не сдает". А вот он…

Все мы знаем, как тяжела работа следователя. Наше процессуальное законодательство настолько несовершенно, что порою, чтобы засадить матерых преступников, следственные органы иногда вступают в сговор с мелким преступником, пообещав взамен свободу. Ибо самое слабое место — доказательственная база. А если она недостаточна, то суды возвращают дела на доследование, а преступников зачастую выпускают на волю, где они могут сотворить еще черт знает что. Так вот, таксисты, случается, "сдав" исполнителей, уходят от суда. Это горькая правда. Хотя многое здесь зависит и от настойчивости следователей, и от самих пострадавших. Как, например, в случае ограбления немки Клары К.

Эта женщина, несколько лет прожившая в Москве, вышла со своим спутником-немцем из гостиницы "Интурист" на стоянку такси. Клара К. обращалась к таксистам с просьбой отвезти на Ленинский проспект, но те заламывали неимоверную цену. И тут подходит невзрачный водитель машины, стоявшей в стороне, и предлагает свои услуги всего за десять рублей. Клара соглашается, и таксист кивает на свою машину: "Вы садитесь, а я сейчас позвоню и поедем, мне туда по пути. Какой, вы сказали, дом? Ага. Ну, садитесь". Позвонив, он пожурил скромных немцев, не решившихся сесть без хозяина в машину, и они поехали. Позже Клара К. вспоминала: "Я еще очень удивлялась: почему он едет так медленно? Ведь все таксисты гоняют по Москве как ненормальные. А когда он не остановил там, где я просила, я поняла, что здесь что-то не так…"

В самом деле, подъехав к нужному дому на Ленинском проспекте, Клара К. захотела выйти со своим спутником и пешком пройти до подъезда. О чем и попросила водителя. Но тот, ни слова не говоря (якобы желая подвезти до самых дверей), свернул под арку, где вдруг их ослепили фары другого автомобиля. Из преградившей им путь машины выскочили несколько человек. Распахнув дверцы такси, они ударили таксиста по голове, сорвали с Клары К. серьги, кольца, отняли сумочку, обчистили ее спутника и так же мгновенно исчезли. Таксист "пришел в себя", поохал, поахал, посочувствовал и даже предложил отвезти пострадавших в немецкое посольство. Там он оставил свои координаты, номер машины и т. д., немножко напутав, якобы от волнения. Видимо, он так бы и прошел как свидетель, если бы не потерпевшая Клара К. Со свойственной ей немецкой педантичностью она стояла на своем до конца, утверждая, что таксист — не свидетель, а соучастник. Доказательства удалось добыть, и "тоже пострадавший” водитель такси сел на скамью подсудимых.

В МУРе даже привели эпизод, когда два напарника, работающие на одной машине такси, через ночь менялись ролями: "выходной” становился грабителем, а в следующую смену — наоборот. Это маскировалось под охрану машины и товарища по работе.

К концу ноября уже появилась кое-какая цифирь по 1991 году по Москве, говорящая о преступлениях в такси (в отношении водителей и в отношении пассажиров). В отношении таксистов за одиннадцать месяцев было совершено 13 опасных преступлений, из них раскрыты 7 разбойных нападений и 1 грабеж. 5 преступлений еще не раскрыто. В отношении пассажиров за этот же промежуток времени в такси совершено 10 разбоев и 3 грабежа. Раскрыты 5 разбоев и 1 грабеж.

Получается пятьдесят на пятьдесят. И жертвы, и хищники. Один мой хороший знакомый, чеченский писатель И. Эльсанов, назвал таксистов "ручками от кувшина”. Он имел в виду пословицу своего народа: "Гончар приделывает ручку к кувшину там, где ему захочется”. "Гончар” — это в данном случае мафиози. Тогда я проводил журналистское расследование по делу арестованного чеченца Хозы (Н. Сулейманова), который пользовался услугами десятка таксистов из разных московских парков. Все они, зная о преступных делах Хозы, так и прошли свидетелями: нам платили, мы возили, а что и зачем — не знаем, не интересовались.

В деле Хозы, помимо таксистов, был один персонаж, Герой Советского Союза генерал Ю. Чернигин. Вычислили его в Грозном, когда ездили по дворам, где громоздились едва укрытые целлофаном от дождя мебельные гарнитуры, привезенные из Москвы для перепродажи за три-четыре "черные” цены. В те дни газета "Грозненский рабочий" помещала материалы под названием "Лихой казак Юрий Чернигин”. Журналист восхищался генералом-москвичом, получившим высокое звание еще в 1942 году. Генерала и героя встречали с почестями высокопоставленные люди республики, он был украшением застолий, где вперемежку с отцами города и руководителями компартии ЧИ АССР сидели бандиты и мафиози всех уровней. Именно эти мебельные гарнитуры шли через Хозу и Чернигина, который оказался не только лжегероем, но и лжегенералом. Он был сыном одной из сотрудниц аппарата Лаврентия Берия, 1925 года рождения, за время войны окончил одно за другим два офицерских училища (минометное и горноартиллерийское) на фронт прибыл 15 апреля 1945 года в должности адъютанта командира. Чернигин состоял в фиктивном браке с сестрой Хозы. Он был четырежды судим, а в суде над Хозой не только выступил в его защиту, но и уговорил одного ветерана войны дать ложные показания в пользу обвиняемого. Следствие по делу лжегенерала и лжегероя Ю. Чернигина прекращено несколько месяцев назад по причине его смерти. Однако за ним стояли другие генералы и герои, уже, к сожалению, настоящие. Такое сращивание людей заслуженных и уважаемых с уголовным миром — одна из черт нашей мафии, где таксистам отведена роль ручек от кувшинов изобилия. Ну а по поводу "гончаров” я снова обратился за разъяснениями к нашему знакомому полковнику ИКСу. Он, как всегда, был откровенен:

— О московских чеченцах-мафиози можно сказать, что они сейчас в фаворе. Дело в том, что напряженная обстановка, возникшая в их республике, не способствует осуществлению на них какого-либо давления. Что же касается мафии вообще, то сейчас ею фактически проводится массированное разложение всего общественного сознания, которое могло бы тяготеть к демократическому направлению, демократическому мышлению. Это делает верхушка мафии, и это очень серьезно. Вы протрите глаза: выступают, рвутся к власти, приватизируют именно те, кто раньше был обеспечен гораздо лучше остальных.

Полковник взял сигарету, размял и закурил. Наш разговор коснулся участия радиофицированных такси в августовских событиях в Москве, о чем писалось в нашей прессе.

— Я бы не сказал, что их роль так уж значительна, — сказал ИКС. — А среди таксистов мнение такое: продержись путчисты на недельку подольше, и все бы сошло им с рук. Потому что те двадцать тысяч, что были у "Белого дома", погоды бы не сделали… Народ смирился бы с тем, что произошло. В принципе настрой общественного сознания такой (я не касаюсь интеллектуальной элиты), что нужен хлеб, нужна уверенность в завтрашнем дне, и не важно, кто там, в "Белом доме", сидит, Ельцин или Жириновский. Людям нужна стабильность. Все уже поняли, и всем надоела эта возня, которая ничего в жизни к лучшему не меняет.

— Но давайте вернемся к таксистам. Были попытки решения вопроса технического оснащения машин такси охранными устройствами и приспособлениями?

Полковник ИКС показал толстую папку. Масса проектов, предложений, от кнопок сигнализации до пуленепробиваемых саркофагов. На осуществление всего этого, как всегда, не оказалось средств. А защитные экраны, изготовленные кооператорами, несовершенны — в машине жарко (экранируется решительно все), водитель, можно сказать, варится в собственном соку. Экран стесняет движения, затрудняет обзор — водитель не видит, что у него сзади, особенно в дождь и туман… Самый лучший проект — это новая модель специальной автомашины-такси. Но кто и когда начнет ее серийный выпуск?

— Но не здесь собака зарыта, — продолжил ИКС, размяв окурок в пепельнице.

Он достал видеокассету с записью встречи таксистов, представителей столичной мэрии, ГУВД и ГАИ во Дворце культуры автомобилистов. Отмотав пленку, остановив монитор на моменте, когда милицейский генерал из президиума сообщил сидевшим в зале таксистам о своей зарплате. Самодовольный хохот сотряс своды зала. Потом послышались предложения: "Идите к нам работать, свою зарплату будете иметь за день!”

— Вот, пожалуйста, — прокомментировал ИКС. — Это же волки, которые хотят драть овец и оставаться неуязвимыми. И грабить и убивать их будут до тех пор, пока они сами не перестанут драть по три шкуры. В некоторых таксопарках среди водителей преобладают ранее судимые, там вообще круговая порука, и выявить их преступные намерения бывает очень сложно. Я имею в виду 11-й, 8-й, 13-й таксопарки, хотя в принципе водители с преступными намерениями есть в любом парке. Я говорю о тех, кого мы знаем, но таких, кто не "засветился”, гораздо больше…

— Значит, милиция практически бессильна бороться с преступлениями в такси?

— Нет, почему же, борется. Но в каком она положении? Не хотят люди идти служить в милицию. Нищенская зарплата, бытовая неустроенность, стрессы. Вот я десять лет был опером. Кошмарная жизнь. Взламываю дверь, а там повешенный — шея, как у гуся, вытянута. Врачи отказываются подходить, а в ванной — еще разложившийся труп в воде. И все это надо брать своими руками, потому что у нас нет таких служб… Подсчитано, что нервно-психические перегрузки нашего опера в три с лишним раза выше, чем у космонавтов. А сколько спиваются! Из первоначального состава до пенсии доживают всего 10–15 процентов сотрудников. И что самое страшное, деформируется, и деградирует психика. За что? За какие олага, за какие идеи? Я тоже начал было пить, вовремя остановился, почувствовал, что пропаду.

В милицию люди должны отбираться на конкурсной основе, как на физмат или журфак. Сюда необходим приток интеллекта. Но ни один родитель сознательно не готовит своего ребенка к работе в милиции. Здесь грязно, мерзко. Общение с преступным миром, кроме отвращения, ничего не вызывает. А если говорить о степени риска работы в ночное время! — Он махнул рукой и снова закурил. — Вот потому и идут в милицию люди, у которых нет выбора. Идут по нужде, в основном из-за жилья. Как им совладать с сытыми и вооруженными до зубов преступниками? Сходите в МУР, посмотрите на коллекцию оружия, изъятого у банд и у таксистов. Комментировать — нет слов!..

И я заглянул в МУР. Передо мной выложили не’ только ножи, топоры, пистолеты, но даже гранатомет, пехотные мины (и все это возят таксисты). А вечером встретился с ответственными работниками Уголовного розыска ГАИ. Меня интересовала ситуация с угонами автомобилей и доля участия в ней таксистов. И вот что я узнал.

В начале 1989 года Уголовный розыск насторожил повальный уход молодых таксистов в ночные смены. Всем оперативным группам по задержанию была дана команда во время специальных ночных мероприятий обращать особое внимание на пустые машины такси, шныряющие по дворам и подворотням. Результаты сказались незамедлительно: последующая проверка номеров всех "засветившихся” машин такси и их водителей показала, что они прямо или косвенно участвуют в кражах автомобилей. В 1990 году было зафиксировано 20 случаев задержания таксистов, причастных к совершению угонов и краж. В 1991 — меньше, только 12 аналогичных эпизодов. Однако радости тут мало: таксисты просто переориентировались — намного выгоднее и безопаснее возить кооператоров и драть втридорога с пассажиров, чем рисковать свободой. Хотя участие таксистов в такого рода преступлениях все еще довольно значительно. Назовем некоторые имена.

Советским РУВД задержан с поличным Никита Митин, 1968 года рождения, водитель 18-го таксомоторного парка. Используя свою автомашину такси, он с мая 1989 по 1990 год совершил пять краж лобовых стекол с автомобилей "Жигули". Все эпизоды доказаны.

С ноября 1989 по январь 1990 года преступная группа в количестве 6 человек занималась кражами автомашин в Москве с последующим сбытом их в Коломне. Угоняли преимущественно "Москвичи”, "Жигули” и "Волги”. Чтобы не возвращаться домой порожняком, крали в Коломне автомобильные детали из гаражей. Вот состав группы: возраст не более 30 лет, двое ранее судимых, один водитель 12-го таксопарка некто Копейкин, 1967 года рождения. Он и был наводчиком: ездил ночами по дворам, высматривал стоящие автомобили, подвозил сообщников к месту будущей кражи.

Сейчас возбуждено несколько уголовных дел по кражам автомобилей и запчастей, где фигурантами являются таксисты. До окончания следствия и суда над ними имена и номера таксопарков, где они работали, не называем. Добавим лишь, что кражи они совершали не только в Москве, но и по области.

Таким образом, по сводкам ГАИ, за 11 месяцев 1991 года в Москве угнано 1935 легковых автомобилей, преимущественно "Жигулей", но есть и "Волги", их 146, в том числе 25 машин такси.

Порочный круг: воруют таксисты, воруют у таксистов, режут друг другу глотки и таксисты, и "пассажиры". Знакомясь с оперативными сводками, я содрогался: наша действительность пострашнее всякой фантазии! Все деформировано — от мироощущения до элементарных нравственных понятий. Живем в стране, где деградируют даже законы самого преступного мира!

А что завтра? С таксистами все ясно. В криминалистике есть наука виктимология, ее предмет — жертвы, которые сами способствуют, а то и провоцируют совершение преступлений. Типы этих жертв патологичны, как патологично общество, их породившее. Оно даже не осознает степень своего грехопадения. Мы стали легкой добычей мафии, которая может делать с нами все что хочет.

Полковник ИКС считает, что идеи того же Жириновского через какие-нибудь два-три месяца вполне могут найти своих исполнителей. И тогда все забурлит. Если сегодня люмпен "толкает” кроссовки или куртку, то завтра он разобьет витрину, потом вооружится автоматом и будет себя очень неплохо чувствовать под видом национального гвардейца…

А пока все смешалось в кучу: и таксисты, и "кавказцы”, и мафия. Дай Бог, чтобы ограничилось только разбирательством внутри этого треугольника…

РИЖСКИЙ ОМОН В ТЮМЕНИ

Первого декабря у бывшего рижского ОМОНа день рождения. Создан он был, как известно, согласно секретному приказу министра внутренних дел СССР в августе 1988 года, который узаконил ОМОН во всесоюзном масштабе "Положением № 603". По положению средняя численность отрядов, вошедших в подчинение республиканских МВД, должна составлять 100–300 человек, экипировка в зависимости от условий: короткоствольный автомат, пистолет, бронежилет, щит, резиновая дубинка. Основные функции и назначение отрядов: освобождение заложников, ликвидация преступных формирований, оказывающих вооруженное сопротивление, пресечение массовых беспорядков и драк, воздействие на возбужденные провокациями толпы людей и др. Создание частей ОМОН мотивировалось ростом преступности. Причем, с самого начала существовало два вида нового подразделения: "специального назначения" (ОМСН) и "особого" (ОМОН). И если первые должны были заниматься в основном захватом опасных преступников и банд, то вторые… Впрочем, приказ потому и был секретным, что "особых" пытались использовать по-особому. Приведу выдержки из некоторых прибалтийских газет, освещавших деятельность рижского ОМОНа до его передислокации в Тюмень.

Их проклинают и на них молятся. В них играют дети и их руками делают политику взрослые. Вооруженные парни в черных беретах стали черными ангелами нашего времени. "ОМОН — суперстар" — пишут на заборах дети перестройки. Как родилось это явление "особого назначения"? Что предшествовало родам? Кто его вдохновлял? Как вчерашние милиционеры, которых готовили защищать народ от преступников, сегодня сами стали теми, от кого народу приходится защищаться?"

"С начала 1991 года по данным независимых экспертов 114 человек погибли в результате действий ОМОНа и внутренних войск СССР.”

"Впервые ОМОН вышел из подчинения республиканским властям в сентябре 1990 года в Риге. Как заявил в интервью "Московской правде" анонимный майор: "Когда МВД республики предложило нам деполитизироваться, нашей задачей стала защита прав граждан, «Конституции СССР и Конституции Латвийской ССР".

Десятого октября 1990 года поздно вечером у магазина "Ветра" остановились две машины, желтые с синей полосой, ну в точности милицейские. Из них вышли с десяток крепких ребят в штатском и отрывисто представлялись стоящим у магазина людям как "латвийская полиция". Шестерых мужчин они сразу поставили лицом к стенке, по нескольку раз ударили и стали заводить в машины. Двоим удалось бежать. Остальных привезли на пляж. Прямо в одежде их заставили войти в студеное осеннее море и плыть. "Представители полиции" тем временем развлекались стрельбой: то ли в воздух, то ли в воду по потерпевшим — точно пока не установлено. Во всяком случае в песке потом были найдены гильзы. Одного из потерпевших "люди в штатском" заставили выпить две бутылки водки почти залпом, после чего раскачали за руки и ноги и бросили в море. Потом они сели в свои желто-синие машины и уехали.

Экспертиза доказала наличие у всех потерпевших телесных повреждений. Что касается того, кого заставили выпить две бутылки водки, то он попал в реанимацию с диагнозом "утопление в море" и "алкогольное отравление".

"9 ноября рижский ОМОН совместно с подразделениями ВМФ захватил в Юрмале здание горкома партии, которое должно было по решению республиканского арбитража перейти к Совету. После этого постановлением парламента Латвии омоновцы Риги были лишены статуса работников милиции, но их взяло под опеку союзное МВД".

"2 января 1991 года рижский ОМОН захватил Дом печати и поднял над ним красный флаг."

”16 января рижский ОМОН открывает стрельбу у места своей дислокации, на мосту Вецмилгравис. Убит шофер проезжавшей по мосту машины. 20 января омоновцы штурмуют МВД республики. Погибло 2 милиционера, охранявших здание (украинец и белорус), один прохожий, 2 кинооператора, снимавших инцидент".

"Средний возраст омоновцев — 26 лет, старший — 1944 года рождения, младший — 1971-го. Главным образом русские, около 20 латышей, есть украинцы, белорусы, татарин, грузин. У многих — семьи, живущие в Риге. Питание "черные береты" получают из военного училища имени Бирюзова. Количественный состав отряда за пределами базы неизвестен, как неизвестно точно, сколько и каким оружием, какими техническими средствами они располагают. На базе не скрывают: "Нас сейчас куда больше, чем было. В ОМОН перешли многие милиционеры с оружием и техникой."

"Министру внутренних дел Латвийской ССР полковнику милиции т. Вазнису А.В. об отряде милиции особого назначения: "… Как вам известно, со стороны союзного министерства приняты меры усиления контроля за оперативно-служебной деятельностью отряда. В этих целях ОМОН временно передан в подчинение командиру 42-й дивизии внутренних войск МВД СССР…" Подпись Б. Громов."

"Бруно Штейнбрик, до 18 июня прошлого года министр внутренних дел Латвии.

— В октябре омоновцы объявили, что не будут подчиняться министру Вазнису, что остаются верны Конституции СССР, присяге и партийной дисциплине. Бакатин перед отъездом в Канаду сказал, что их надо разгонять и разоружать. Такое формирование опасно при любом правительстве. Пришлых командиров они не признают. Авторитетом пользуется Чеслав Млынник, не отличающийся сдержанностью. Отряд контролируется и особым отделом округа. Их анархизм опасен. Не исключаю новых вылазок. Не думаю, что они выполняют чьи — то конкретные указания, но не исключаю, что им могут подбрасывать информацию, провоцирующую ребят на те или иные действия."

"17 января, на следующий день после операции "черных беретов" на вецмилгрависском мосту и гибели Мурниекса, старший сержант ОМОН Герман Глазов подал рапорт об отставке. "Мы слишком далеко зашли, — сказал он. — После этой смерти будут еще другие."

Сейчас Г. Глазов скрывается: после его встречи с руководством парламента ему стало известно, что вчерашними товарищами по оружию он приговорен "как изменник".

— Командир отряда Чеслав Млынник нам говорил: "Ребята, в Латвии поднимает голову фашизм. У нас есть данные, что здесь каких-то два министра работают на ЦРУ, поэтому и в магазинах ничего нет — все продается "туда”. Они против нас, русскоязычных, поэтому если вы хотите здесь жить — боритесь”. Мы поверили. И я сначала этому верил.

Обо всей этой шумихе, которая здесь началась, чтобы ввести президентское правление, мы знали месяца за полтора. Да, где-то еще в декабре нам говорили, что потерпеть надо до 15 января. А потом в Латвии будет президентское правление, и мы станем личной гвардией наместника президента. Командир говорил: "У каждого из вас будет по машине "Ниссан” и по квартире в центре Риги”.

Корреспондент "НБГ” Татьяна Фаст опубликовала свою беседу с анонимным рижским омоновцем, которой в самом деле хочется верить. Приведем фрагменты беседы:

— Зачем идут в ОМОН? Вот ты лично зачем пришел?

— В свое время это был самый престижный отряд милиции, попасть туда было делом чести. Кроме того, я серьезно занимался спортом, а в ОМОНе — спорт на первом месте. Ну и финансовое положение прельщало.

— Омоновец много получает?

— Зарплата у сержантского состава, например 220–235 рублей в месяц. Но благодаря кооперативу "Викинг”, в котором состоял практически весь отряд, эта сумма увеличивалась еще на тысячу.

— Оплачиваются ли отдельные операции?

— Я бы не хотел об этом говорить… В общем, да. Но делалось это тайно, по определенной сетке, приближенным подбрасывалось побольше, некоторые получали до несколько тысяч. Думаю, есть люди, находящиеся в отряде по материальным соображениям.

— Зачем, по-твоему, нужна была эта "доплата”?

— Чтобы держать костяк, который проводит нужную политику.

Вот некоторые выжимки из балтийской прессы о жизни "особых” в Риге. Впечатление ужасное: прямо-таки какое-то неуправляемое бандитское формирование, у членов которого мешки денег и руки по локоть в крови. А когда отряд передислоцировался в г. Тюмень, слухи о нем расползлись по кабинетам министерства внутренних дел Союза: из 160 бойцов личного состава в Сибирь поехали 90 без оружия и документов, где на договорных началах осуществляют охрану общественного порядка; остальные 70 человек — ушли в "зеленые братья” — бродят в латвийских лесах с автоматами. И эту чушь, видимо, докладывали министру.

А в Тюменском аэропорту меня ждала новая неожиданность. Оказывается, что в области 16 ИТУ разных режимов и чуть ли не самая большая преступность в стране. Вот почему, дескать, начальник УВД области В. Башарин "приютил" этих отчаянных ребят у себя, пообещав им жилье и зарплату в 400 рублей в месяц. Но не о борьбе с преступностью и не об омоновских семьях пекся Башарин (которые, кстати, разместил в летнем пионерском лагере). За свой благородный жест он досрочно получил генеральский чин, который не видать бы ему никогда с такими криминогенными показателями области. Снова спекуляция на судьбах людей, — подумалось мне. — Снова на хребте этого ОМОНа кто-то делает себе карьеру. А утром следующего дня я сидел в кабинете заместителя генерала, начальника управления охраны общественного порядка (УООП) области полковника милиции Э. Пахомова. Он — бывший "афганец”, человек прямой и суровый.

"ЭТО ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНЫЕ ЛЮДИ, — так начал свой монолог о бывшем рижском ОМОНе полковник Пахомов. — По договоренности МВД Латвии и МВД России ребята ушли оттуда без крови. Все свое оружие они сдали в 42-ю дивизию ВВ МВД СССР. Приехали со своим флагом, личными делами, одним автоматом и двумя пистолетами, взятыми для охраны. Всего прибыло 69 семей и 109 бойцов в возрасте от 28 до 35 лет. Для нашей области, где бешеный рост преступности, лишние штыки стали большим подспорьем. 25 человек из отряда уволились в Риге, часть бойцов в период дислокации находилась в отпусках, потом они стали прибывать сюда. На сегодняшний день в отряде Чеслава Млынника 127 бойцов, а всего в отряде числилось 150 человек, из них — 3 вольнонаемных и 28 офицеров. Здесь мы часть людей сразу откомандировали в Сургут, Нижневартовск, Нефтеюганск. Примерно человек по десять. Там они успешно работают. Это очень интересные люди. Каждый из них на голову выше любого нашего сотрудника патрульно-постовой службы.

Это очень интернациональное формирование. Объединяла их идея борьбы за сохранение Союза ССР. Есть в отряде латыши. И что интересно, по внутреннему духу, по морально-психологическому складу они сильно отличаются от уроженцев Ивано-Франковска или Москвы. Болтают, что они в Риге стреляли и вешали, не разбираясь. Дескать, там возбуждено много дел по их причастности к каким-то преступлениям. Я вполне допускаю, что есть много дел, но ведь это дела по факту. А не так: пришли, обнаружили труп, осмотрели его и кто-то сделал вывод, что это работа ОМОНа. Так же нельзя. Я не могу с этим согласиться. Может, что и так. Но кто конкретно из омоновцев пустил пулю в лоб тому или иному таможеннику? Ведь это же надо доказать. Если из моего пистолета выпущена пуля, то разговоров нет. А если ее нет? Ведь других доказательств там нет. И поэтому обвинять весь ОМОН — это абсурд. Обвинять отдельных лиц и его командира? Тогда надо обвинять и Президента СССР, который издал Указ об уничтожении всех незаконных вооруженных формирований, какие имеются на территории всех республик. Конечно, при наличии доказательств, те, кто это заслужил, должны нести ответственность. Но не весь же ОМОН, не все 127 человек. Это нравственно здоровые и физически крепкие люди. Действуют они в основном в соответствии с законом. У многих за плечами средние и высшие школы милиции. Словом, уверенность в силах у них есть, и я думаю, что с парнями можно работать. Из этого отряда и спецназа мы сформируем отличный полк ППС (патрульно-постовой службы). А то, что здесь у нас их откровенно шельмуют и травят, я думаю, что все это не без участия преступных группировок. Мафиозные структуры области, переплетенные с отдельными представителями местных властей и некоторыми работниками правоохранительных органов, очень недовольны решением МВД России о создании на территории Тюменской области своего ОМОНа.”

Полковник Пахомов рассказал о том, что по материалам местной прессы, "освещающей” действия ОМОНа, проводится служебное расследование. И на следующий день я получил подборку этих материалов.

"ТЮМЕНСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ” 13.09.91 г.

7.09.91 г. около 10 часов вечера в ресторане гостиницы "Прометей" сотрудники ОМОНа скрутили гр-на Франции профессора Фредерика Виглесса, ударили резиновой палкой сопровождавшего его тюменского партнера по бизнесу Александра К. Только после этого тщательного обыска их оставили в покое. Александр К. в редакции продемонстрировал следы "демократизатора” на своей спине, лицо тоже было рассечено в нескольких местах. Гр-н Франции 10.09.91 г. подал официальное заявление в МИД СССР.

В этот же вечер у гостиницы автоматом было выбито лобовое стекло и стойка в автомашине "Тойота”. Несколько водителей, требовавших объяснений от "черных беретов”, получили телесные повреждения.

6.09.91 г. около ресторана гостиницы "Прометей" были подвергнуты унизительной процедуре обыска четверо англичан из компании "Бритиш Петролеум”, которые выразили свое недовольство местным властям. В тот же день лихие "омоновцы" выбили двери в женском туалете.

"ТЮМЕНСКИЕ ИЗВЕСТИЯ" 13.09.91 г.

В ночь с 6 на 7.09.91 г. в 23.30 в ресторан гостиницы "Прометей" ворвалась группа омоновцев из тринадцати человек. Мгновенно перекрыв все входы и выходы, они заставили посетителей предъявить документы, тех, кто пытался возражать, избили. Наиболее подозрительных поставили к стенке и обыскали. На вопрос заезжего москвича: "А где вы были, когда мы Белый дом защищали?" один из молодцев ответил: "Жаль, что нас там не было, мы бы быстро порядок навели". Ворвались в женский туалет и за волосы выволокли злостно сопротивлявшуюся женщину. Она кричала: "Что вы меня щупаете?"

"ТЮМЕНСКИЕ ИЗВЕСТИЯ" 18.09.91 г.

Председатель Горсовета особенно негодует в связи с тем, что в ночь на 13.09.91 г. народного депутата Тюменского Горсовета, "несмотря на предъявление депутатского удостоверения, выкинули из машины на мосту и начали обыскивать". Он расценивает эти действия как хамство и нарушение закона.

"ТЮМЕНСКИЕ ВЕДОМОСТИ" № 35, сентябрь 1991 г.

Вадик К. "Меня и мою жену обыскали только за то, что я спросил: "Ребята, а кого вы ищите?"

За почти аналогичный вопрос получил удар ногой в пах и почку некий Б. Также был избит наш чемпион по культуризму Андрей Старцев, небезызвестный журналист Виктор Строгальщиков подвергся личному досмотру возле ресторана "Прометей”. Станислав Нечволода, автор статьи, получил удар кулаком в нос.

Среди потерпевших и опер, шестого отдела УВД.

Курсанты школы милиции затеяли драку с ОМОНом около ДК "Геолог”.

Место расположения ОМОНа было обстреляно из автомата Калашникова.

Пять юных мстителей около гастронома "Центральный” напали на одинокого омоновца, который решил прогуляться.

В ресторане "Факел” двое парней избили наряд ОМОНа в составе из 8 человек.

В ресторане "Стрела" компанию из 12 человек проверил наряд ОМОНа, особенно тщательно ощупывали девушек, выясняя, не спрятали ли они под бюстгалтерами обрезы. Один из удивленных парней спросил, на каком основании идет обыск, и тут же получил кулаком в грудь.

У ресторана стояла "Волга", ее хозяина заставили открыть машину, сняли руль, рычаг переключения передач, чехлы с кресел, распотрошили запаску, ничего не найдя, бросили все это около машины и удалились.

"ТЮМЕНСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ" 20.09.91 г.

Возле ресторана гостиницы "Прометей” были остановлены и оскорблены гости с дружественного юга страны. Взращенные благодатными солнечными лучами и воспитанные "кодексом чести горца" ребята предложили автоматчикам сбросить форму и отойти один на один. Рижские "Джий-ай" восприняли предложение без воодушевления и вскоре уехали.

Днем позже там же сотрудники ОМОНа при помощи резинового "демократизатора" удалили зуб тюменцу А.В. Поплатился он за нежелание вывернуть карманы и встать "на шпагат". Огорчившись из-за отсутствия запрещенных предметов в карманах А.В., рижские подданные поехали дальше на поиски приключений.

В "Тюменских ведомостях" (№ 37, октябрь 1991 г.) Станислав Нечволода публикует материал: "МЕНЯ ИЗБИЛИ И РАЗДЕЛИ ОМОНОВЦЫ", — УСПЕЛ СКАЗАТЬ ВОЛОДЯ ЕФИМОВ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ". А на пятой полосе подборка о новых "подвигах" ОМОНа под заголовком: "У РИЖАН ДВЕ СЛАБОСТИ — РЕСТОРАНЫ И ЖЕНЩИНЫ: РЕСТОРАНЫ ОНИ СТАВЯТ НА УШИ, А ЖЕНЩИН БЬЮТ ДУБИНКОЙ ПО ГОЛОВЕ". КОММЕНТИРУЕТ ЕЕ НАРОДНЫЙ ДЕПУТАТ РСФСР, местный уроженец Виктор Егоров: "в действиях ОМОНа есть грубости, но вина за это ложится на несовершенство законов СССР в области права". Вдумайтесь в эти безграмотные слова и можете себе представить уровень этого народного избранника.

Оперативный отдел СОУ УВД проводил служебное расследование по проверке всех фактов, опубликованных в печати. И что же вы думаете? Журналисты, подписавшиеся под той или иной информацией, скрывались и уклонялись от оперативников. Они ссылались на слухи и тех информаторов, которые пожелали остаться неизвестными, потому, что, дескать, боятся возмездия ОМОНа. Так что же это за "профессионалы" работают в местных газетах, если откровенно травят людей на основании слухов? Кто такие "Александр К.", "четверо англичан", анонимный народный депутат, тюменец "А.В."?

От этих публикаций попахивает уголовно наказуемым деянием — статьей 130 УК РСФСР (Клевета). И ОМОН имеет все основания обратиться с соответствующим иском в суд. А жареха типа "Меня избили и раздели омоновцы", — успел сказать Володя Ефимов перед смертью" тоже сфабрикована. Ведь это уже давление на следствие и суд. Докатились тюменские "демократы" от прессы дальше 37 года: какая-то газета без суда и следствия сама выносит приговор по обвинению в убийстве! В любой цивилизованной стране за такие дела Станислав Нечволода давно бы пошел по этапу.

Так что в Тюмени отношение к отряду неоднозначное.

"ПУСТЬ У НАС БУДЕТ ОМОН, СВЯТОЕ ДЕЛО ДЕЛАЕТ"…

Конечно, тюменские мафиози в ужасе: как это так — остановиться по требованию омоновца и позволить обыскать свою машину? Ведь они привыкли ездить по городу полупьяными и вообще плевать на гаишников. Что для них местная милиция? Какие-то там анискины, которых можно купить с потрохами. В Тюмени уже привыкли: дерутся двое — собирается толпа, и все стоят и смотрят, милиция подъезжает и тоже стоит и смотрит, кто кому наваляет — подходить опасно: не дай бог зашибут.

Однажды я с сотрудником милиции зашел в магазин.

Следом за нами подкатил ОМОН на своем "Рафике”. Боец взял два пакета молока и стал в очередь. Мой сопровождающий изумился: "Чего он к кассе не подойдет, ведь он же в форме? Я специально форму надеваю, чтобы без очереди…” Что я мог ответить, кроме:

— Ведь ты же майор ППС, старик, а это омоновец!

Один из дней я общался с простыми тюменцами на улице, и на мой вопрос об ОМОНе они расплывались в улыбках, теперь можно спать спокойно — преступность мгновенно упала. И слушая их, я понял то главное, ради чего эти ребята ставят "на шпагат” кожаные куртки и обыскивают ресторанные достопримечательности. Это главное в том, чтобы напомнить оскотинившимся людям, что они еще все-таки люди, а не звери.

В тюменском аэропорту, к примеру, рассказывали мне подходит очередь на такси женщине с ребенком на руках. Трое пьяных мужиков отпихивают ее, садятся в подошедшую машину. ОМОН нагоняет таксиста и перекрывает ему дорогу, затем выбрасывает мужиков из машины и приказывает таксисту вернуться, взять женщину и измученное в дороге дитя. Попутно таксисту внушается, что если он поступит аналогичным образом еще раз, то пусть пеняет на себя.

Другой пример. Омоновцы поймали спекулянта водкой. Выдернули его из машины, обнаружив в ней на заднем сиденье целый ящик "Пшеничной”. Заставили спекулянта собственноручно открыть все бутылки и вымыть водкой свою машину. Жестоко? Конечно. Но как быть с такими подлецами? Они по-другому не понимают. Ведь спекулянт наверняка был уверен в том, что если его накроет милиция, он от нее откупится той же водкой.

А вот что мне сказали люди, которым, казалось бы, ОМОН должен мешать.

Гюльмирза Абдулов, кооператор:

— Смелые они ребята, страх наводят, и это хорошо. Пусть мою машину обыскивают, я честный кооператор, мне бояться нечего. Ни оружия, ни наркотиков в мой машине нету. А как только ОМОН у нас появился, знаешь, сразу рэкет пропал. Как он меня, гад, замучил! А теперь пропал. Теперь я ночью могу спокойно спать и дети мои тоже. Я за ОМОН двумя руками.

Роланди Миров, директор коммерческого магазина "Эдем”:

— С моей груди упал золотой крестик, мама подарила, три тысячи стоил. А у меня, знаешь, нижняя пуговица на животе расстегивается» вот он через дырку и упал. А я иду, ничего не подозреваю. И вдруг омоновец ко мне подходит и протягивает его мне: "Если это твой, возьми”. Знаешь, я чуть не заплакал, крестик этот мне дороже миллиона, мама на груди его для меня согревала. Я говорю омоновцу: у меня любой товар есть, вот визитка, заходи, дорогой, в магазин, бери, что хочешь. И, знаешь, он на следующий день заходит в гражданском и с женой. Я ему подарить что-нибудь хочу, а он: "Ничего не надо, я просто зашел убедиться, что на визитке все правильно написано". Пусть у нас будет ОМОН, святое дело делает…

И с Роланди можно согласиться. Только за три недели пребывания бывшего рижского ОМОНа в Тюмени им раскрыто более тридцати уголовных преступлений (не считая административных).

Среди них:

тяжкие телесные повреждения — 1, разбой — 1, грабеж — 3, хулиганство —7, угоны автомобилей — 10, за ношение огнестрельного оружия — 2, за ношение холодного оружия — 1, изъятие наркотиков — 3, изнасилование — 1, краж личного и государственного имущества — 5.

Вот в этих цифрах результаты обысков машин и граждан, шмонов в ресторанах.

Может пострадать невинный? Разумеется. Но у кого не бывает ошибок? У нас же повиноваться блюстителю порядка, олицетворяющему закон, за семьдесят лет так и не научились.

А кому-то ОМОН в Тюмени — как кость в горле. Вот и началась в городе травля этих ребят буквально с первого дня их приезда.

Он подвозил меня к гостинице "Колос”, где в одном из крыльев — бывшем общежитии партийных курсов обкома — разместились семьи бойцов, переехавшие из пионерлагеря. Номеров не хватает. Есть комнаты, в которых живут по две семьи с детьми. Но девчонки держатся молодцом.

— Что вас привело в ОМОН? — спросил я молчаливого сержанта за рулем. — Говорят, вы хорошо зарабатываете…

Он тихо рассмеялся, а потом вдруг сделался серьезным и сосредоточенным.

— Неделю назад нам позвонили, трое пьяных мужиков с обрезом отняли у охранника моста револьвер. Мы прибыли туда вместе с милицейским нарядом. Охранник плачет, показывает в сторону, куда ушли мужики, уже темнеет, да и мы приехали без оружия. Я схватил фонарик, а милиционеры меня за руки: "Куда ты? Может, вооруженный наряд вызовем?" Я вообще обалдел: вы же милиция, кого же еще вызывать? Время-то уходит… Ну накрыли мы их в темноте, фонариком прямо в глаза: "Стой, стрелять будем!" Откуда же они знают, что у нас нет оружия. Взяли, разоружили… Вот, наверное, ради таких операций и пришел я в ОМОН…

— Отчаянные вы головы!

Но мои слова он пропустил мимо ушей.

— А когда я пришел в отряд, я зарабатывал 230 рублей. Все мои друзья-приятели по кооперативам устроились, кто-то дело свое открыл, кто-то ремонтом занялся. Спрашивают у меня, сколько ты получаешь. А когда я отвечал, они говорят: "Ты что — дурак? У тебя такие данные и все такое. Иди вот охраняй того мужика. Приглашает…" Ну, а я говорю: позвольте, я в ОМОН пошел, чтобы бороться с подлецами, и как я буду называться после того, если пойду охранять того же подлеца? Пусть я буду работать за эти копейки, но я буду работать во благо чего-то. И все мои бывшие дружки чуть ли не хором сказали: "Дурак. Это не модно". А в отряде люди собрались по убеждениям, им не надо навязывать какие-то идеи, что-то объяснять. Всем нам дорога культура русского человека, его традиции. Мы не можем спокойно наблюдать, как в нашем народе культивируется дьявольское: утопи ближнего, ибо ближний, приблизившись, утопит тебя. А ведь все начинается не с силы физической, а с силы духа. Любого сильного мужика при желании можно обломать. Но когда речь вдет о его убеждениях, о его жизненной позиции… Это сломать нельзя, если он все это выстрадал и пытается жить по своим принципам. Конечно, огромную роль в становлении человека играет воспитание. Вот взять хотя бы мое детство и юность — октябрятия, пионерия, комсомолия. Тогда хоть что-то да вкладывалось, пусть даже те же заветы Ленина. Для того, чтобы быть пионером, надо быть честным, сильным, храбрым, смелым… А теперь что дают детям, как их воспитывают? Как делают деньги? Как увильнуть? Кому подлизать? Какие-то школы юных бизнесменов открывают… Это же черт зрает что такое! Я бы сказал, да не для записи. И если по этому принципу будем воспитывать детей, тогда о каком нашем будущем мы можем говорить?..

Их передо мной шестеро. Мы сидим на общей кухне. Детишки пяти-шести лет то и дело появляются в дверях, жмутся к матерям. Я прошу женщин назваться хотя бы по именам. Назвались только три: Анитэ, Маша, Марина… С национальностью попроще: латышка, русская наполовину, украинка, белоруска…

— Сначала нас приехало пятнадцать семей, а теперь, спустя месяц, нас шестьдесят девять. В Риге побросали все: квартиры, работу, учебу. Вот я, например, учусь на пятом курсе университета, отпросилась до январской сессии, — говорит одна из них.

— Я слышал, что жена командира тоже студентка филфака рижского университета…

— Была. Однажды ректор заявил: "Студентка Млынник больше у нас учиться не будет”. И все. Появился приказ: отчислить, без всякой мотивировки.

— А сколько ваши мужья получали в Риге?

— Мой с первого дня в отряде. Сначала у него был оклад 145 рублей, потом 240, а перед отъездом сюда, в августе, — 390.

— Здесь им дали по четыреста. Вам хватает этих денег?

— Вот у меня семья четыре человека, — говорит Маша, — двое детей. Разве мне хватит этих денег? А одежда? У нас, в Прибалтике, зиму можно и в куртке проходить, а здесь же надо покупать теплые вещи.

— И подработать нельзя?

— У нас до сих пор нет ни прописки, ни мест в детсадах и яслях, ни талонов на продукты. Вот напротив детсад, как-то я зашла туда с ребенком поиграть на площадке, так тут же выскочила воспитательница какая-то и меня в присутствии ребенка четырехэтажным матом покрыла и за забор выгнала.

— Да, к Тюмени надо привыкать. Это не Рига.

— Я не знаю, смогу ли я к этому городу привыкнуть, — вдруг заговорила белоруска. — Стоим мы с подругой на автобусной остановке, и к ней один ханы-рик подходит, иначе его не назовешь: "Семечки хочешь?" — спрашивает. Она головой покачала. А он сплюнул шелуху и так запросто: "Ну тогда пойдем за угол трахнемся"…

— А вот как с продуктами, ведь здесь же все по талонам.

— Нет у нас никаких талонов, и неизвестно, будут ли они. Здесь в автобусах давка ужасная, а в магазинах хамство невиданное. Вот я сама продавщица, и меня в училище учили молодому человеку, даже если ему одиннадцать лет, "вы" говорить. А здесь продавцы без мата слова не скажут. Отношение к женщине ну просто ужасное, на рынке их торгаши прямо по лицу их же авоськами бьют.

— А я слышал, что вашим мужьям не то в Америке, не то в Канаде работу предлагали. Вы бы поехали с ними?

— А чем Канада хуже Тюмени? — смеется Анитэ. — Нам, женам, лично никто не предлагал. Предлагали договоры на несколько человек по разным странам, но мы на все пошли и пойдем до конца ради того, чтобы отряд сохранить. Ради этого мы все сюда семьями и приехали. Мы еще в Латвии взводами держались: дни рождения вместе отмечали, ездили на природу, на шашлыки, на рыбалку…

— Видимо, пора и вам форму омоновскую надевать?

— А что, мы согласны, — улыбается Анитэ. — Но пока наших мужей хватает.

— Я понимаю, что вы готовы терпеть лишения до конца и даже тогда, когда терпение кончится. Но жизнь есть жизнь. Может быть, вам вернуться в Ригу?

— Вернуться мы, конечно, очень хотим. Но в Латвии наших мужей нигде на работу не примут. Там же на них столько грязи вылили, хотя мы уверены, что они везде поступали правильно.

— А может, им вообще уйти из ОМОНа?

— Если бы мой муж это сделал, — вдруг заговорила самая тихая омоновка, — то я бы после этого перестала его уважать…

В Прибалтике командира ОМОНа Чеслава Млынника часто сравнивали с легендарным героем английских баллад Рооин Гудом — борцом за справедливость, защитником бедняков и непримиримым врагом шерифов и епископов. И это было не случайно. Буквально до сентября прошлого грда (до того, как отряд оказался в пике политического конфликта в республике) ОМОН, можно сказать, на руках носили: он помогал городу поддерживать порядок, дежурил в ресторанах, СИЗО, помог раскрыть десятки преступлений. Вот только в отличие от английского Робин Гуда и его стрелков Чеслав Млын-ник и его команда не кончали свои операции попойками. Не пьют эти ребята. И скорее всего потому, что видят в своем командире личность, я бы сказал, уникальную.

Я встретился с Чеславом на улице. Этот невысокий тридцатилетний парень в кожаной куртке оказался почти седым человеком с глубоко посаженными недоверчивыми глазами. Я уже знал, что он воевал в Афганистане, был ранен, орденоносец. По званию — майор милиции.

Мой сопровождающий — подполковник милиции В. Пелевин изложил ему суть моего приезда. Командир с минуту помедлил, потом пригласил нас к себе.

— Время у меня есть, — пояснил он по дороге. — Сегодня я взял у генерала пару дней, чтобы прийти в себя. Слишком уж зашельмовала нас тюменская пресса, что даже ребята занервничали. То и дело подходят и спрашивают: "Что будем делать, командир?”

Когда мы пришли к нему, расположились в небольшой комнате, я включил диктофон.

— О вас гуляют легенды, Чеслав Геннадьевич. Расскажите, кто вы, что вы и откуда родом?

— Отец мой поляк, дед кадровый военный. Родился я в Белоруссии, вырос в Латвии. Воспитывала меня бабушка, она из старинного княжеского рода. То, что она в меня вложила в детстве, определило всю мою нравственную позицию в жизни.

— Интересно, что же?

— Ну прежде всего она меня поднимала в пять часов утра. Сверстники надо мной смеялись: "Ты что дурак, что ли, в пять часов вставать? Мы за десять минут до школы вскакиваем и бежать!” Потом она не позволяла мне читать книги за обеденным столом и в туалете. Она мне говорила, что у меня обязательно должно быть три папки: белая, где должны быть все бумаги на сегодняшний день; зеленая — по личным делам; красная — по служебным. Кабинет, заверяла она, должен быть большим, в нем не должно быть ничего лишнего, стол должен быть огромным, и за ним ты должен чувствовать себя хозяином. Это все имеет психологическое воздействие на человека, зашедшего к тебе, и подчеркивает твою ответственность. Нельзя приходить к начальнику и притягивать ему жеваную бумажку, от которой он лишь брезгливо поморщится, что бы там на ней не было написано. Желание добиться какой-то цели должно быть тактически построено очень грамотно: ты не унижаешься и вместе с тем добиваешься своего… В общем-то, она учила меня тому, что есть определенная грань, которую ни в коем случае переступать нельзя, иначе ты потеряешь человеческое лицо. И это воспитание выработало во мне другие черты.

— Какие, например?

— Ну, если я, положим, ел вилкой селедку, то другой пищи я ею не касаюсь. А у нас в ресторане говорят: "Подумаешь! Возьми да вытри!” Вот в ГАИ, например, я не могу работать, потому что сам люблю быструю езду. Как я смогу штрафовать людей за превышение скорости? Так же я не смогу сидеть и торговать в киоске. Может, это и ничего, но я лучше застрелюсь, чем стану торгашом. Я не могу унижаться и не допущу, чтобы кто-то унижал меня.

— Хорошо. А вот как из вас вырос "особый" милиционер?

— Где-то класса с четвертого я начал тренироваться, но, конечно, не в корыстных целях. Все приходило естественно.

В 1978 году закончил школу, пошел в армию. В декабре 1979 наш батальон отправили в Афганистан, потом ранение, госпиталь. 28 ноября 80-го демобилизовался, а 15 декабря уже пошел на работу в милицию. Закончил рижскую среднюю школу милиции, потом Высшую школу МВД СССР в Минске, проработал год участковым, год опером, командовал оперативным отделом поисковой группы. 1 декабря 1988 года был создан рижский ОМОН. С первого дня в отряде. Наш начальный костяк — 17 человек — уже на третий день поехал на первое задание без оружия, хотя там были убийства.

— А кто вошел в этот костяк?

— Преимущественно "афганцы", десантники, были и те, кто служил в Анголе. Мы работали по 15 часов в сутки: полигон, морально-психологическая подготовка и прочее. И, представьте себе, выработали те неписаные законы, касающиеся прежде всего отношения к своей работе: ты — ОМОН, ты должен этим гордиться, ты должен составлять совокупность определенных элементов, то есть делать то-то, то-то и то-то, ты не имеешь права делать того, даже если это имеет право делать работник милиции. Тебе позволяет закон применять оружие, но ты должен найти возможность, чтобы его не применять, потому что ты омоновец, ты специально к этому готовился. Всегда можно изыскать такую возможность в любой ситуации. Однажды мы как-то воров брали, и был такой момент: у него патрон в патроннике, он стреляет, мы выворачиваем, сбиваем его с ног, ломаем. Ведь такие действия сразу вдвойне поднимают авторитет омоновца, хотя люди нас поймут, если мы при захвате насильника или убийцы применяем оружие. Но мы стараемся этого не делать — жизнь есть жизнь. И V нас нарабатывается опыт, появляется уверенность в себе. Взять хотя бы ту же резиновую дубинку. Мы старались ее не применять, разве что уж в крайних случаях: не могут 2–3 омоновца бить одного ею, а вот один троих может. Или та же форма — это же лицо ОМОНа, поначалу ее боялись, потом, когда у нас появился авторитет, ее стали уважать. У нас же существует целый ритуал выхода на дежурство, свои традиции, свои правила. А чтобы значок получить — надо прослужить не меньше года. Мы подобрали целую тематику видеофильмов, стараясь что-то перенять, внедрить. И получалось. Помимо уверенности в себе, появлялось сознательное чувство того, что ты действительно стоишь на страже порядка. У нас только совершенно случайно один человек погиб — сам баловался с автоматом. А остальные, в какие точки нас ни бросали, — ни одного раненого. А ведь были очень серьезные операции, чисто войсковые. И есть мечта создать специальное подразделение, в основе которого был бы наш костяк, который я хочу сохранить любой ценой. Понимаете, отрядов можно создать и десять и двадцать, но возможно ли будет собрать всех вместе именно этих людей? Порою, когда мы проводили разбор операций, мы удивлялись: заснять бы все это, и готовое кино. А иногда мы были просто восхищены: у нас было лучше, чем в любом другом кино…

— Скажите, у вас есть, наверное, какая-то система отбора людей, и вы, видимо, фиксировали то, что сделали?

—, Конечно, я старался все сохранить и спрятать в надежном месте. Этот отряд нельзя вычеркнуть и забыть, он уже принадлежит истории. Хотя, знаете, в Прибалтике мы не примыкали и ни к тем и ни к другим. Мы были сами по себе. И тем не менее. Какие бы опасные операции мы ни проводили, например, по захвату вооруженных преступников и тому подобное, — все это умалчивалось, как будто этого и не было. А стоило допустить нам какой-то малейший нюансик, он мгновенно раздувался — кто-то зорко следил за нами и ловко нарабатывал себе политический капитал. Ну, а что касается наших, тестов, я это со временем могу показать. Дело в том, что все в человеке начинается с элементарных вещей. И они видны без тестов. Мы наблюдаем за человеком. Как он себя ведет в совершенно банальных ситуациях. К примеру, человек, входящий в помещение, обязан пропустить человека из него выходящего. Или как он садится в машину. Почти все стараются плюхнуться на переднее сиденье, а сзади дедуля с палочкой втискивается еще с двумя пассажирами… У нас есть определенные математические расчеты, кое-что мы взяли из китайской школы, но не фанатизм, разумеется. Когда мы принимаем человека, мы уже видим, как ему лучше специализироваться: может, он войдет в группу захвата, а может, в другую. У нас есть свои специальные станки, мы их всюду с собою возим и можем заниматься даже в лесу. А потом выход на службу — это как священный ритуал: форма, оснащение… В операциях часто приходится использовать тактику Штирлица, комбинировать, играть. И вообще у нас есть много идей, которые по возможности хотелось бы внедрить. Дело в том, что в нас не надо ничего вкладывать и не надо нас ни с кем сливать. Это будет смерть отряду как единому целому. Нам надо просто помочь устоять. И наоборот, нас надо расширять — к нам надо вливать тех же людей, и мы будем совместно расти. Вот осталось от вильнюсского ОМОНа 40 человек, которые готовы приехать сюда, а мы их не можем принять.

— Почему? Я думал, что все будет нормально. Сам видел у УВД тех двенадцать человек, которые приехали договариваться.

— Генерал не хочет. Я ему и так и эдак, что это готовые профессионалы, а он ни в какую…

Млынник опустил голову. Как тяжело ему было сохранить отряд. Ведь вильнюсский ОМОН не устоял, развалился, и ему даже остатки не дают.

— Расскажите, как вы из Риги уезжали?

— Мне нужно было снять шляпу, а я не смог это сделать. Ведь нам же деньги предлагали, и немалые. Приехал целый полковник, бугай такой, с предложением от Верховного Совета республики. Но с чем это можно было сравнить? Как потом жить и с совестью смиряться?

— А что значит снять шляпу?

— Министр МВД Латвии Вазнис говорил: "Приди с поклоном, и все будете жить, как жили, работать, как работали". Но я не смог поклониться. Такие понятия как Родина, Отечество были, есть и будут, их нельзя предать или продать. У многих ребят было все: личные автомашины, дачи. Хорошо мы там жили. У меня, например, была квартира в доме Совмина республики, 85 квадратных метров. Пришли с женой и гадаем: ну что будем брать? И то красивое, и это. А я говорю: давай ничего не будем брать. Возьмем телевизор, и все. У меня на этом поставлен крест. Возврата не будет. Конечно, кто-то из наших не смог так поступить, остался. А я не смог остаться, хотя было много интересных предложений. Но я не смог, не там мое место, не принесу я пользы. Я же всегда относился к работе с вдохновением, деньги — это не главное, хотя и без них, конечно, тоже нельзя. Ведь мы личности, а не молекулы, замкнутые в себе. Поистине: "Человек, зачем ты рожден был на свет?” — "Для мук”. И никуда нам от этого не деться. Как говорил один из симпатичных мне литературных героев: “Лучше умереть через 25–30 дней в постели, чем через 25 лет в бездействии". Мы верим, что человечество должно возродиться, и за это будем стоять до конца. Мы не можем позволить скатиться России в каменный век. Однако, если нам сейчас не помогут, то мы растворимся на территории полтора миллиона квадратных километров’ и не сможем сделать что-то новое, не сможем возродить то, о чем мечтаем. Наш опыт могут купить, и тогда вопрос пойдет о 20–30 тысячах в месяц на брата. Уже отрабатывается создание таких структур из совместных предприятий и бирж. Но тогда мы сольемся с теми же теневиками и похерим наше святое дело. Мы начнем отмирать как народ, как часть нашего великого народа… Неужели это можно допустить? Неужели Президент это допустит?! Ведь он-то кто? Он же не француз и не поляк! Неужели наши отцы и деды, погибшие за идею, были настолько одурманены и оболванены? Или они были сплошными идиотами? Или фанатиками?.. Почему Президент то и дело окружает себя пресмыкающимися? Взять хотя бы того же А. Яковлева. Как-то он приезжал в Ригу. Я его послушал и понял: каждый пытается по-своему преподнести свою честь и поиметь свою выгоду. Не преданность — нет! Нет ее. У каждого своя игра. И каждый пытается пресмыкнуться так, чтобы ему было удобно и выгодно. Есть профессионалы по созиданию, есть по развалу. И Президент наш тоже спец по этому, и это, видимо, его устраивает. Есть и второй президент. Посмотрим. Ближайшие месяцы что-то должны прояснить. Но я уверен в одном: Россию должны уважать и ее будут уважать. Но, наверное, через кровь. И очень большую… Нельзя себе наживать добро на горе других. Никогда! Ведь все мы от природы и никуда нам от этого не деться. И существует ЧТО-ТО над нами, и такого не может быть, чтобы ЕГО не существовало. Сейчас дикое преимущество темных сил. Почему здравомыслящие люди не понимают этого? Идет процесс не возрождения, а порабощения, превращения моего народа в серое безликое стадо. Даже дети, насмотревшись этих фильмов, играют в страшные игры… Девчонки насилуют мальчишек во имя какого-то превосходства над ними, запросто убивают друг друга. Мы знаем десятки таких случаев. Это ни в коем случае нельзя порождать, а у нас на это подталкивают. А ведь взять нас. Мы не озверели. И в ситуациях побывали, ох, каких жестоких. И опыт у многих такой, что нам, вроде бы, было бы и простительно: Афганистан, Ангола… Но мы всегда жили и старались жить для того, чтобы помочь человеку, напомнить ему о том, что он человек… Народ не должен жить этими 72-мя годами. У него же большая история. Ну почему мы не черпаем лучшее из нее? Почему мы даже не умеем восхищаться ітоиродой? Многие ее вообще не понимают. Вот я даже боюсь своим близким признаться: вожу с собой какой-то цветок, где он только со мной не был, куда не ездил. А мне его так жалко, он для меня как символ какой-то. Я его чувствую, он — меня. У меня неприятность — у него листок желтеет. Вот есть какое-то поверье у людей, и они должны им жить… Жить и стоять. Хотя шансов остается все меньше и меньше. И если ты не сломаешься, не станешь на колени, есть способы и методы тебя изничтожить. В Риге можно было на что-то опереться, а здесь опереться не на что. Нет ни базы, ни понимания. И, возможно, завтра придет приказ и отряда больше нет… Как быть дальше? Я с этими мыслями ложусь и встаю. Мне постоянно задают этот вопрос: "Командир, что будем делать?” Мы не можем смириться. Но и не идти же на штурм? Сегодня он бессмысленен. Умереть? Сжечь себя на площади? Нет. Но смириться со своим положением мы не можем…

— Я слышал, у вас были предложения из-за границы.

— Да. В свое время нам предлагали Канаду, Штаты, Японию, ЮАР. Когда они изучили нашу методику подготовки, они обалдели. А где, говорят, вы все это выкопали? Они просто не верили, они думали, что все это туфта. Нам предлагали контракты по несколько человек. Но никто не поехал. Отряд — это семья, спаянная кровью, а семью разрывать нельзя. Увеличивать — пожалуйста. А самое главное — мы не можем уехать из Союза, мы не можем смириться с тем, что здесь происходит. Ведь наши дети, дочь моя вырастет и спросит: "Папа, а что ты делал? Зачем жил тогда?” И что я ей отвечу?..

Долго мы говорили с Чеславом и в тот день и на следующий. Немало я встречал смелых и честных людей, но такого, как Чеслав, впервые. И поэтому, конечно, ни о каком "Робин Гуде” — благородном разбойнике — не может быть и речи. Надо брать глубже — этот человек от Бога.

Знакомые спецкоры рассказывали, что в январе по Риге были развешаны списки омоновцев с их домашними адресами и призывами расправы над "черными беретами” и их семьями. А в спецвыпуске НБГ "ОМОН” был опубликован большой материал под заголовком: "Самый известный омоновец Риги подвергся нападению. КТО СТРЕЛЯЛ В ЧЕСЛАВА МЛЫННИКА?” В нем приводились слова некоего "верующего”: "Богу угодно очистить душу этого человека. Я знал, что это случится, но не думал, что так быстро". "За последние полтора месяца, — писали газетчики о "верующем", — он несколько раз встречался с Млынником в домашней обстановке, что помогло ему как человеку глубоко верующему, разглядеть в командире омоновцев страшную душевную борьбу. Борьбу, как он выразился, добра и зла. Наш собеседник заявил, что в душе Млынника живет дьявол и "очищение возможно только через физические страдания". По словам "верующего", как мы его окрестили про себя, он ждал, этих выстрелов."

Как возродилась в демократической Латвии "святая инквизиция": совершенно неприкрытая пропаганда расправы над людьми от имени Бога. Этот прием с "верующим" вытащен на свет из средневекового арсенала охоты на ведьм. Дескать, Млынник заслужил эти пули, даже ждал их, поэтому давайте, ребята, стреляйте: чем больше он будет физически страдать, тем скорее его покинет дьявол…

Однако это было только началом. Едва я вернулся в Москву, из Тюмени пришло сообщение, что в Сургуте арестован латвийской криминальной полицией С. Парфенов — заместитель командира ОМОН. Ему предъявлено обвинение в попытке свержения конституционного строя в республике, а санкция на арест "согласована" с прокуратурой РСФСР. Но Млынника им взять не удалось: говорят, он с женой ушел в лес, подав официальный рапорт об отпуске, где просил начальство не увольнять его из органов МВД до выяснения обстоятельств двойного предательства…

В самом деле двойного. Сначала руками рижских "особых" делали свою губительную политику Центр и союзное МВД, подло подставляя ребят под нелепые авантюры, потом их предало демократическое руководство России. Не слишком ли много несчастий выпало на долю этого отряда? Ведь ребята, по сути дела, выросли в условиях войны: после школы — Афганистан или Ангола, потом — боевые операции в условиях чрезвычайного положения, травля и издевательство прессы, аресты…

А в Тюмени вскоре проснулись. В городе прошел митинг в поддержку ОМОНа, народным депутатом СССР С. Васильевым собраны тысячи подписей в его защиту. Тюменцы глубоко возмущены: почему полиция иностранного государства спокойно разъезжает по России и арестовывает русских людей? Местная пресса изменила свое отношение к ОМОНу прямо-таки на противоположное. А глава Тюменской администрации Ю. Шафранник вроде бы взял под свою опеку отряд и их семьи, переподчинив ОМОН из УВД области городу. Но… у отряда отобрали всю технику и оружие, раздав райотделам. Омоновцы остались с одними резиновыми дубинками, а боевая задача поставлена как бы в насмешку: охрана общественного порядка на рынках и толкучках. Что ж, когда-то, может быть, и нужно переходить от работы в условиях чрезвычайного положения на условия мирнорыночные, но не в такое же критическое время с бешеным ростом преступности?! Однако кому-то по-прежнему виднее.

А пока охота на ведьм продолжается. Вспомним судилище над Парфеновым — заместителем Млынника. И это говорит о том, что мы уже вступили в трагическую пору, породившую трагических героев, среди которых омоновцы — дети войны. А они, как известно, могут жить либо в военное, либо в экстремальное время. Так что, видимо, прав Млынник: неразрешимый конфликт нашего времени будет решаться через очень большую кровь. Ибо уже выросли люди войны.

Октябрь 1991 г.

ОБОЮДНОЕ ОЗВЕРЕНИЕ Армяно-азербайджанский конфликт

“…Когда пришли деникинцы, они вытащили из общей ямы 16 разлагающихся трупов и положили их на показ. Впечатление было ужасное, но — к тому времени они сами уже расстреляли без суда несколько человек, и я спрашивал у их приверженцев: думают ли они, что трупы расстрелянных ими, извлеченные из ям, имели бы более привлекательный вид? Да, обоюдное озверение достигло уже крайних пределов…”

Это строки из письма Короленко к Луначарскому от 19 июня 1920 года. Там русские убивали русских, опьяненные сатанинской идеей борьбы за власть. Победила сила. Власть, восторжествовавшая на крови, порождала всё новые преступления против народа. И вот Карабах, где, помимо демонстрации той и другой стороной разлагающихся трупов, пещерный вандализм: с живого человека снимают скальп, у мертвых отрезают уши, женщин насилуют дулом автомата и черенком лопаты… В какой стране мы живем? По чьей вине гибнут простые, ни в чем не повинные люди: женщины, старики, дети?..

Как известно, по проблеме Нагорного Карабаха две враждующие стороны обвиняют во всех своих бедах Горбачева и высшее руководство страны. А что же могут и делают, сами руководители республик?

— Подобные проблемы, — заявляет Председатель Верховного Совета Республики Армения Левон Тер-Петросян, — решаются либо войной, либо диалогом. Войны никто не хочет: ни Армения, ни Азербайджан. Значит — диалог. Мы на него пошли. Я неоднократно встречался с Президентом Азербайджана А.Муталибовым, имеют контакты и наши парламентарии. Толку пока от этого мало. Время идет, и это, по всей видимости, устраивает азербайджанскую сторону.

— Мы дали слишком много времени всем сменившимся в последнее время армянским руководителям, чтобы наладить диалог, — утверждает Аяз Муталибов. — Увы, пока они этого не хотят. И недавно Тер-Петросян так и заявил: "Мы не можем договориться с коммунистическим руководством Азербайджана, потому что у нас демократический строй, а там коммунистический режим".

Так кому все-таки верить? Почему льется кровь и изгоняется мирное население из Армении и Азербайджана? Кто заварил эту кашу и кому это нужно? Как можно было так растравить людей, чтобы завести в тупик два народа, в тупик, из которого уже не видно никакого выхода?

Нагорный Карабах (4 400 кв. км) — предмет извечного спора армян и азербайджанцев.

Армяне утверждают, что испокон веков Арцах всегда был армянской землей, печатают в своих газетах фотографии древнеармянских церквей VII века, расположенных на территории нынешнего Нагорного Карабаха, изобличают в подлоге документов Совет по делам религий при Кабинете министров СССР, который подтверждает, что подобные памятники принадлежат кавказским албанцам. По заявлениям официальной печати Армении "5 июля 1921 года исконно армянские земли Нагорный Карабах и Нахичевань были переданы Азербайджану… решением Кавбюро РКП(б)". Фактически, утверждает армянская пресса, то был государственный переворот, совершенный Сталиным и кучкой большевиков в восемь человек. С тех пор, по их словам, Нагорный Карабах формально считался автономией, а на деле же был колонией. Азербайджанские власти ущемляли карабахских армян в экономике, культуре, социальной сфере… А нынешние заявления Президента Азербайджана А.Муталибова по карабахскому вопросу — "это голос диктата, выкрик колонизатора с плетью из человеческой кожи, изготовленной в средневековых живодернях Сумгаита и Баку" ("Зов Арцаха", № 2 (18), июнь 1991 г.).

Азербайджанские ученые, общественные и политические деятели глубоко убеждены, что Карабах — истинно азербайджанская земля, что на ней просто разрешили "пожить армянам, спасавшимся от турецкого геноцида, полтора века назад". А теперь эти армяне, которых прикатили азербайджанцы, отнимают у них землю предков. Статистические данные, говорил Муталибов, свидетельствуют о том, что по многим показателям социально-экономического обеспечения жизненный уровень Нагорного Карабаха был выше Азербайджана, Армении и всего Союза. В феврале и марте 1988 года был собран "круглый стол” из ученых, экономистов, выходцев из Нагорного Карабаха, где обсуждалась “проблема ущемления карабахских армян в экономике, культуре, социальной сфере”. Академик Т.Хачатурян упирал на то, что удельные капиталовложения на душу населения области отстают от Азербайджана в целом. Азербайджанская сторона заявила, что такой показатель — не критерий для оценки состояния экономики и социальной сферы. И привела пример: если в Степанакерте построили бы атомную станцию, то показатели области по удельным капиталовложениям на душу населения были бы самими высокими на всей планете. И хотя вскоре было принято союзное постановление о выделении полмиллиарда рублей для снятия проблемы ИКАО, лидеры карабахского движения официально заявили, что их не волнуют экономические проблемы, что цель у них политическая: “Мы не хотим быть в составе Азербайджана, а хотим соединиться с матерью-Арменией”.

Началом этого сепаратизма в советские годы послужила правозащитная деятельность почетного члена Академии наук Азербайджана В.Амбарцумяна еще в 1957 году. Азербайджанские академики до сих пор в недоумении: как они могли терпеть в своих рядах человека, который боролся за присоединение Карабаха к Армении и "шел против азербайджанского народа”?

Другой документ — секретное донесение в КПК при ЦК КПСС бывшего председателя КГБ Азербайджана Гейдара Алиева от 29 апреля 1969 года свидетельствует о том, что карабахская проблема стояла достаточно остро, но о ней практически умалчивалось. Г.Алиев пишет в справке следующее: "Проявления националистического характера имеют место в Нагорно-Карабахской автономной области. В последние годы националистические элементы, проживающие в этой области, а также некоторые жители Армянской ССР предпринимают попытки к разжиганию среди населения тенденций к выходу области из состава Азербайджана и присоединение ее к Армении.

Под влияние националистических элементов попадает определенная часть молодежи, в том числе и комсомольцы… Националистические проявления молодежи в ИКАО имели место и в 1968 году”.

И вот — перестройка. Однако чем обернулось начало этой "мирной революции" для азербайджанского и армянского народов свидетельствует сжатая хроника.

1988 год:

25 января

В Азербайджан стали прибывать первые сотни беженцев-азербайджанцев, изгнанных из Кафанского и Мегринского районов Армянской ССР.

12 февраля

В Степанакерте состоялся первый митинг, участники которого потребовали присоединить ИКАО к Армении.

18 февраля

Количество беженцев-азербайджанцев, в результате насильственных действий покинувших Армению, достигло четырех тысяч человек.

22–23 февраля

Первые митинги в Баку и Сумгаите под лозунгами: "ИКАО — неотъемлемая часть Азербайджана!"

24 февраля

На дороге Степанакерт — Агдам в ходе стихийной демонстрации состоялось столкновение жителей Агдама и Аскерана. Убиты два азербайджанца.

26 февраля

К трудящимся, к народам Азербайджана и Армении обратился Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С.Горбачев.

28–29 февраля, 18 марта

Погром и массовые беспорядки в Сумгаите. Пленум Нагорно-Карабахского обкома Компартии Азербайджана принял решение о присоединении ИКАО к Армении.

Первая декада мая

В Азербайджан прибыла еще 1 тысяча беженцев из Армении.

Первая декада июня

Еще волна беженцев в Азербайджан. За несколько дней прибыло до двух тысяч человек. В ИКАО на рабочие места не допущены азербайджанцы. Им предложено покинуть область.

14 июня

По сообщению Госкомстата Азербайджана в республику прибыло еще 4 тысячи беженцев.

Последняя декада июня

Сложная обстановка в Армении вызвала новые потоки беженцев. Их приходится размещать в палаточных городках.

12 июля

Сессия областного Совета народных депутатов ИКАО приняла решение о выходе из состава Азербайджана.

13 июля

Президиум Верховного Совета Азербайджанской ССР признал незаконным решение Сессии облсовета от 12 июля 1988 года.

18–21 июля

Расширенное заседание Президиума Верховного Совета СССР подтвердило принадлежность ИКАО Азербайджанской ССР.

3 сентября

Из охотничьих ружей обстрелян азербайджанский район Степанакерта — Киркиджан. Распространяются листовки: "Азербайджанцы! Вам нет места на Арцахской земле!"

18–21 сентября

Несколько сот степанакертцев пытались поджечь дома азербайджанцев. Люди были вынуждены бежать в Шушу. На территории ИКАО и Агдамского района введено особое положение.

Вторая половина декабря

Самые массовые потоки беженцев из Армении. Многие вынуждены идти пешком через перевалы, Их снимают вертолеты гражданской авиации. Как сообщил Госкомстат республики, в Азербайджане 165 тысяч беженцев из Армении.

Так началась карабахская трагедия, длящаяся уже три с половиной года. События развивались по нарастающей — от оскорблений, унижения, изгнания с родных мест до жестоких убийств и издевательств над трупами! Азербайджанцы называют конфликт "необъявленной войной со стороны Армении". Армяне (Л. Тер-Петросян) заявляют: "Советский Союз фактически объявил войну Армении"… А та и другая сторона обличают лидеров республик в лжи, а центральную прессу и телевидение — в тенденциозности и искаженности информации о конфликте. Азербайджанцы обвиняют московское армянское лобби, которое якобы влияет на Горбачева и его окружение. Армяне считают, что Кремль подкуплен Азербайджаном… Трудно разобраться в этой мешанине взаимных обвинений, трудно проверить факты, к которым апеллируют та и другая сторона.

Итак, две поездки — сначала в Баку, потом в Ереван — в надежде сопоставить разные точки зрения на одни и те же события.

— Никаких террористических групп на территории Азербайджана мы не потерпим ни сейчас, ни в будущем. После того, как мы очистим свои земли от бандформирований, мы сядем за стол с армянами, проживающими у нас. Именно с теми, кто боится сейчас пойти на встречу с азербайджанцами под страхом моментального возмездия, и обговорим все вопросы, связанные с восстановлением мирной жизни и правопорядка. Мы поставим задачу укрепить существующий статус-кво Азербайджана в отношении ИКАО. А для этого надо, чтобы Армения впредь не вмешивалась во внутренние дела Азербайджана. Это суверенное государство со своей Конституцией, и мы будем защищать каждую пядь своей земли от любого вида аннексии и агрессии, в какой бы форме они ни выражались. Я очень хотел бы, чтобы была показана азербайджанская Хатынь — "Баянис Айрум", где сожжена деревня во время обстрела, хотел бы, чтобы посмотрели на жильцов тех кварталов, куда были запущены 12 ракет “Земля-Земля”. Но рано или поздно армянский народ сам вынесет приговор своим лидерам, учинившим кровавую бойню в Азербайджане. Мы сожалеем, что первых еразов[13], не отправили в ИКАО. Тогда бы они взмолились и сказали: не надо, мы больше никого из Армении гнать не будем, только не надо в ИКАО, потому что там изменится структура. Мы оказались виноватыми, потому что всегда были законопослушными. А теперь нашему терпению пришел конец, и азербайджанский народ имеет право требовать исполнения конституционного долга Москвы. Это не наша прихоть. Это конституционная обязанность Союза, и будьте любезны ее обеспечить, потому что наш народ высказался на референдуме за целостный СССР.

Я предлагал Тер-Петросяну: что ты из меня делаешь бандита, врага армян, давайте объявим мораторий на взаимные оскорбления в печати. Увы, мое предложение так и повисло в воздухе. Но меня это не очень волнует. Беспокоит другое: у меня есть сведения, что армяне, живущие в Армении, не знают, сколько и как было убито людей в их республике. Они лишены возможности узнать об откровениях боевика Авеля, услышать голоса людей, у родственников которых вырезаны груди, вспороты животы, выколоты глаза. Конечно, с нашей подачи этого делать нельзя. Это надо было делать с подачи Прокуратуры СССР, которая вместе с МВД СССР совершенно безответственнейшим образом вела свою работу здесь: скрывала факты, бойкотировала, вообще ничего не делала. Поэтому мы в последнее время заявили, что на территории Азербайджана будут функционировать прокуратура Азербайджана, МВД Азербайджана. Мы уже сейчас сами ведем следствие и дознание, потому что в союзной прокуратуре есть всякое: взятки, коррупция и все что хотите. Повторяю, кому-то невыгодно знать правду о том, что здесь творится, в том числе и в Центре. Ведь мы неоднократно обращались в Москву с просьбой оказать содействие и повлиять на армянскую сторону в установлении 5-километровой демаркационной линии. А Москва в соответствии с Конституцией и правами республик отсылала нас к Верховному Совету Армении, дескать, это прерогатива парламента республики. Однако в январе прошлого года та же Москва не соизволила спросить согласия у нашего парламента на ввод войск в Баку, который, кстати сказать, оказался запоздалым, да к тому же кровавым. На совещании "Девяти" я поднимал этот вопрос. Я сказал: если девять республик в лице своих высших представителей собрались решать вопрос громадной важности, касающийся существа государства, то с этого момента и далее все, что будет происходить на территории любой из этих девяти республик, должно обсуждаться на расширенном совещании, и в дальнейшем мы не будем замыкать проблему Нагорного Карабаха на диалоге Горбачева и Муталибова. И все руководители, в том числе и Борис Ельцин, высказались за то, что надо остановить кровопролитие, в результате которого гибнут мирные граждане.

Легализация "Карабахского движения", тщательная разработка поэтапного плана отторжения ИКАО от Азербайджана, — считает А.Муталибов, — целиком и полностью вина Центра. Надо было четко разграничить вопросы социальной проблематики и территориальные притязания и твердо заявить, что границы, сформированные в рамках Конституции 1924 года, не подлежат пересмотру, и любая попытка в этом направлении будет строго пресекаться законом. И хотя Политбюро сделало подобное заявление, оно, к сожалению, было совсем не категоричным и оставляло просвет. А основная беда была в том, что после этого заявления не последовало никаких решительных действий по пресечению сепаратизма. И в центральной печати до сих пор доминирует система равной вины и равной ответственности обеих сторон. Это вызывает недоумение и возмущение азербайджанского народа и работает не на локализацию конфликта, а на его развитие и продолжение. Ведь надо же наконец сказать, кто прав, а кто виноват. Но кому-то это по-прежнему не нужно, и в чьи-то планы это не входит. Разумеется, могучие политические силы задействованы в этом конфликте, сверхзадача которого поднять ислам на борьбу с Россией, вбить клин между мусульманской и православной частями Союза. А Армении в этом случае отводится роль троянского коня в советском стане…

К концу 1989 года в Армении не осталось ни одного азербайджанца: 165 тысяч человек в течении всего одной недели были изгнаны с родных мест. А мировая и союзная общественность проигнорировала эту трагическую акцию. Как и тот факт, что к этому времени Азербайджан приютил 50 тысяч турок-месхетинцев, на обустройство которых союзное правительство выделило мизерную, чисто символическую сумму.

— Я не понимаю логики тех людей, — возмущается Президент Азербайджана, — которые с территории Армении осуществляют артиллерийский обстрел воинских подразделений на земле Азербайджана, охраняющих мирное население. В ответ на это Советская Армия поднимает вертолет и гасит эту огневую точку. После этого поднимается крик и вой: “Убивают армян!” Но не надо же стрелять первыми! Неужели это невозможно понять? Какое-то вселенское затмение, ей-богу! А в то время Тер-Петросян и его окружение лицемерно заявляют, что их республика самая спокойная. Мы устали предупреждать и Армению, и Центр, что надо кончать это кровопролитие, что мы перед лицом катастрофы. Мы устали удерживать наших людей от непродуманных действий, хотя мы и контролируем ситуацию.

В Азербайджане, вопреки слухам, нет ни боевиков, ни боевых формирований. Поинтересуйтесь в МВД, КГБ, у военной разведки. Однако армянское руководство искусственно нагнетает среди населения Армении страх перед грядущим наступлением азербайджанцев, чтобы был повод для сбора денег у населения на вооружение и формирование бандитских отрядов, которые в последнее время легализованы решением Верховного Совета Азербайджана и Верховного Совета Армении. Тогда мы предложили образовать демаркационную линию — полосу отчуждения по 5 километров на всем протяжении между Арменией и Азербайджаном. Мы хотели провести это совместным решением Верховного Совета Армении. Но армянская сторона проигнорировала это решение. Мы такую полосу создали у себя. Она функционирует с середины прошлого года. Там же созданы сорок пять застав. Кто бы мог предположить, что между советскими республиками будут военизированные заставы? Но мы должны были пойти на это, потому что армянская сторона не ответила ни на одно наше конструктивное предложение.

Азербайджанскому народу и его интеллигенции хватило мудрости, чтобы не принять решения о расформировании ИКАО, как это сделала Грузия в ответ на заявление Юго-Осетинской области, объявившей себя автономной республикой. Мы не сделали этого, потому что это была бы провокация, понимая, что ею воспользуются "темные силы" в своих целях. Мы часто заявляем, что вмешательство во внутренние дела Азербайджана тормозит процесс нормализации в ИКАО.

Меня обвиняют в "депортации" армян из ИКАО и приграничных районов. Только какая это депортация? Обыкновенные мероприятия по проверке паспортного режима: если ты прописан в Армении, а болтаешься в Азербайджане — будь добр покинуть территорию республики. Теперь армянским боевикам в ИКАО приходится туговато — надо скрываться в лесах и горах.

Как осуществляется проверка паспортного режима, мы расскажем чуть ниже, а сейчас вернемся к Сумгаиту — точке отсчета "необъявленной войны” Армении и Азербайджана. На пресс-конференции для советских и иностранных журналистов, состоявшейся в мае этого года, на вопрос финского корреспондента по поводу расследования сумгаитского дела отвечал генеральный прокурор Азербайджана ИСМАТ ГАИБОВ:

— По сумгаитским событиям я лично санкционировал привлечение к уголовной ответственности 104 человек. Кстати, среди погромщиков был и один армянин. В Сумгаите, где проживает около 250 тысяч человек, погибло 26 лиц армянской национальности, а в Гугаркском 40-тысячном районе Армении убили 21 азербайджанца, и ни один из убийц не был привлечен к ответственности.

То же самое в Кировакане и других населенных пунктах.

Следуя неизвестно чьим указаниям, пресса старается поставить азербайджанцев и армян на уровень равной ответственности. А ведь на территории Армении нет ни одного азербайджанца боевика или милиционера. Все вооруженные столкновения происходят на земле Азербайджана. Армения блокировала Указ Президента СССР о незаконных вооруженных формированиях. Кроме того, Армения не выполняет Закон о всеобщей воинской обязанности. Она приняла решение организовать призыв в Советскую Армию на территории своей республики и не посылать призывников в другие регионы страны. А те дезертиры, которые оставили свои воинские части, принимаются в вооруженные формирования республики. Таким образом, они создали из дезертиров свои бандитские вооруженные формирования. 116 задержанных боевиков, которые засланы к нам со стороны Армении, содержатся под стражей и находятся под следствием. У них изъято большое количество гранатометов, минометов, градобойные орудия, огромное количество автоматов и пистолетов.

Теперь перенесемся в. Армению и выслушаем другую сторону, участвующую в вооруженном конфликте. Здесь, в центре Еревана, на большом красивом здании вывеска “Совет Министров Республики Армения, Госкомитет по осуществлению специальных экономических программ”. Некоторые армяне говорили мне, что это и есть “истинное правительство” Нагорного Карабаха, возглавляемое председателем комитета Г.Арутюняном, который передал меня под опеку своего заместителя.

— Вы все равно не напишете правду! — категорично заявил он, поднявшись со мной этажом выше в отдел информационной группы. — Если бы вы представляли независимую прессу, тогда еще куда ни шло. А официальное издание — дохлый номер. Ни за что не напечатают. Сколько у нас было журналистов, и самые честные из них вообще ничего не писали, а те холуи, которые служат, как верные псы, пишут то, что нужно Центру.

— Я представляю журнал аппарата Президента СССР. — Этого главного фашиста, уничтожающего армян?!

— У вас есть основания так утверждать?

— Да, есть. И полно! Это его приказ на террор выполняют армия, КГБ и внутренние войска. Вон, в коридоре, толпятся беженцы. Они вам расскажут!

— Погодите. Начнем с того, что мне говорили в Баку. Муталибов, например, заявил, что в Армении к сегодняшнему дню не осталось ни одного азербайджанца, а в Азербайджане проживает около 20 тысяч армян, в том числе и в Баку. Генеральный прокурор Азербайджана Гаибов официально заявил, что в вашем Гугаркском районе убили 21 азербайджанца, и ни один из убийц не привлечен к уголовной ответственности.

— Это наглая ложь! 200 тысяч армян — это население Нагорного Карабаха и Шаумяновского района. Это наша земля, там армянские церкви четвертого века стоят. А Гаибов пусть не врет на весь мир. Сейчас поедем в прокуратуру, и я вам покажу все дела по Гугаркскому району.

— Но ведь то, что вы называете "депортацией”, это, по утверждению Муталибова, обыкновенная проверка паспортного режима…

— Это второй Афганистан! Вот документы…

И на моем столе появились пачки бумаг с печатями и без оных, информационные справки, отчеты и заявления, а в дверях толпились женщины в черном с детьми на руках и слезами в глазах. Слушать их было невыносимо…

Почти все жители ИКАО, с которыми я беседовал и в Ереване, и в приграничных районах, начинали свой рассказ почти с одной и той же картины ПРОВЕРКИ ПАСПОРТНОГО РЕЖИМА, хотя являлись жителями разных сел. Рано утром селение окружалось подразделениями СА или внутренних войск МВД СССР. Из танков и бронетранспортеров делалось несколько залпов по центру села, над которым вскоре появлялись боевые вертолеты, и с помощью мощных громкоговорителей объявлялось о паспортной проверке. Затем в селе появлялись азербайджанские омоновцы и приступали к операции. Все мужчины немедленно брались в заложники и отправлялись в тюрьмы. Женщин, стариков и детей сгоняли в кучу для отправки на вертолетах в Армению. Их паспорта рвали у них на глазах, обыскивали, забирали ценности, кольца, деньги. Кто сопротивлялся — убивали. Расстреливали прямо в постели больных и стариков, среди которых были участники войны. Дома переворачивали вверх дном, под дулами автоматов заставляли писать расписки в том, что та или иная автомашина, стоящая во дворе дома, продана такому-то за пять тысяч. Вслед за омоновцами появлялись жители соседних азербайджанских сел, которые на подводах и машинах увозили ковры, холодильники, стиральные машины и прочее. К ночи село разграбливалось подчистую, многие дома поджигались…

Эмилия Фарашян: — В наш дом, где я находилась с 70-летней матерью и 13-летним сыном, вошли русский капитан и около 20 омоновцев. Капитан потребовал наши паспорта, затем стал кричать: “Будете подчиняться азербайджанской конституции или нет?"… Он заставлял нас расписаться в том, что мы якобы добровольно покидаем село. Потом в доме начался погром: избили мою мать, сына, разгромили буквально все. Меня обыскали, отобрали 4200 рублей, которые я хранила у себя под одеждой. Потом нас провели туда, где собрались мужчины…

Аркадий Налбандян: — Я был среди заложников. Нас избивали и омоновцы, и солдаты внутренних войск. Среди нас был инвалид с костылем. Когда им надоело нас бить, они устроили для себя такую забаву: “Бейте друг друга", — приказал нам какой-то чин, угрожая в случае неподчинения расстрелять на месте. И мы под дулами автоматов вынуждены были драться друг с другом. “Откройте рот!” — следовала команда, и, когда кто-то исполнял ее, омоновцы плевали ему в рот. Людей заставляли облизывать подметки солдатской обуви.

Кнарик Китчан: — Почти все дома были полностью уничтожены. С Межлума Чилингаряна омоновцы сняли скальп, он сейчас в больнице в очень тяжелом состоянии. На наши крики о помощи какой-то офицер внутренних войск СССР пожал плечами и сказал: “А почему вы до сих пор здесь? Почему не уезжаете? Ведь здесь азербайджанская земля".

Михаил Джамбарян: — Омоновцы врывались в дома вместе с мародерами из ближайших азербайджанских сел. Они убивали, жгли, грабили. Убивали со словами “Независимости хочешь? Получай!” Топором был зарублен Мельсик Согомонян. 70-летнюю больную Рипсимэ Минасян, лежавшую дома, застрелили прямо в постели.

По селам Ханларского района Азербайджанской ССР были распространены

ОБРАЩЕНИЯ:

"В соответствии с многочисленными обращениями жителей сел Чайкенд и Мартунашен о выезде на постоянное место жительства в другие районы Ханларский райисполком гарантирует:

1. В строгом соответствии с законом обеспечить оформление документов на продажу личных домов, имущества и произвести выдачу денежных сумм в течение ближайших трех суток.

2. Внутренними войсками МВД СССР будет обеспечена безопасность всех граждан во время их передвижения по территории Азербайджана.

3. Вышеизложенное согласовано с руководством республики и МВД СССР.

Председатель Ханларского райисполкома Н.МАМЕДОВ".

Аналогичное обращение было подписано Первым заместителем министра МВД республики Р.МАМЕДОВЫМ и зам. командира дивизии МВД СССР полковником Е.МИШИНЫМ. На нем пометка: ”17.25. Пакет передал капитан Ягодкин 1.05.91".

А вот документ, который буквально с телетайпа оказался в моих руках:

"За последнее время в а/п Степанакерт участились случаи грубого обращения с пассажирами и членами экипажей со стороны ОМОНа Азербайджана. Вымогательство, издевательство, изнасилование женщин стали для ОМОНа нормой поведения. Не обеспечиваются элементарные условия безопасности полетов. Часто загоняют в салон самолета 55–60 безбилетных пассажиров и под угрозой ареста пытаются заставить экипаж вылететь. Ежедневно мы получаем массу жалоб со стороны экипажей и пассажиров.

В подобных условиях дальнейшее продолжение полетов невозможно.

Начальник аэропорта — командир ОАО

К. Н.Мнацаканян,

17.07.91 г."

В информационном центре Госкомитета по специальным экономическим связям мне заявили:

— В интервью газете "Известия” 5 мая командующий внутренними войсками МВД СССР генерал-полковник Юрий Шаталин утверждал, что военнослужащие стараются не вмешиваться в конфликт. Но мы в ходе боевых действий в селах Геташен и Марту нашей захватили заложниками 14 военнослужащих во главе с полковником Машковым, у которого изъяли документ, где содержится перечисление и радиопозывные подразделений, участвующих в операции "Кольцо”. Так передо мной легла на стол "ТАБЛИЦА ПОЗЫВНЫХ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ”, участвующих в операции, которую армяне называют, как всегда, образно "Блицкриг против карабахских крестьян”. В таблице значилось:

"Руководитель операции (позывной "Яхта"); полковник Машков ("Залив");

полковник Мишин ("Курган”); командир в/ч 5478 ("Вираж");

командир роты этой же части Завадский (Вираж-Г’);

командир роты этой же части Рябов ("Вираж-2");

командир в/ч 5477 ("Обрыв");

командир роты этой же части Данилов ("Обрыв-Г’);

командир роты этой же части Абдулов ("Обрыв-2");

рота спецназа МВД СССР ("Финал","Финал-4","Финал-5");

рота ОМОНа МВД СССР ("Дозор");

вертолетно-истребительное звено ("Финал-1", "Финал-2", "Финал-3", "Кроме");

танковое подразделение СА ("Костер");

огнеметный расчет ("Пламя");

подразделения ОМОНа Азербайджана (без указания позывных)".

18 июля во Дворце камерной музыки Еревана состоялась пресс-конференция патриотического общества (землячества) "Арцах", посвященная нарушениям прав человека в ИКАО. Выступавшие — депутаты Верховного Совета СССР — требовали прекратить "истребление и депортацию армянского народа, освобождения всех заложников и немедленного начала четырехсторонних переговоров". Помимо десятков убитых, приводились следующие цифры: всего арестовано — 800 человек, цена за выкуп — от 5 до 88 тысяч рублей, изъято личных автомашин — более 1100, депортировано 24 села и т. д.

"Судьба Армении решается в Москве, — заявил в своем выступлении Т.Гадалян, — она должна нам дать право на самоопределение. К сожалению, до сих пор у нас была только идея, не было концепции. Но при всей моей ненависти к лидеру коммунистического режима и антинародному президенту Горбачеву, я готов подружиться с ним ради Карабаха". Ситуация, сложившаяся в ИКАО, называлась не иначе как вторым Афганистаном. Массовые нарушения законности и преступления совершают, по словам выступавших, подразделения ОМОНа МВД Азербайджанской Республики, среди которых наряду с кадровыми милиционерами большую часть составляют выпущенные по амнистии уголовники и бывшие боевики НФА. При проведении операций часто привлекается местное азербайджанское население, которому передаются автоматы и форма омоновцев. Практикуется и обратное: ОМОН проводит операции в гражданской одежде, под видом местных жителей.

Там, на пресс-конференции, я познакомился с экспертом Верховного Совета Республики Армения, который передал мне обширную справку о действиях азербайджанского ОМОНа с момента его создания (сентябрь 1990 года).

ЭКСПЕРТ БАГРАТ САДОЯН систематизировал данные следующий образом:

За период с момента организации ОМОН до конца 1990 г.:

убиты — 9 (список прилагается) — из них: 1 женщина сожжена, у 1 мужчины отрезано ухо; ранены — 3;

избиты с нанесением тяжких телесных повреждений — 8 (из · них: 2 постовых ГАИ);

арестованы и увезены в азербайджанские пункты — 14; попытки захвата важных объектов области — 3 (аэропорт, отдел связи, ГОВД);

нападение на населенные пункты — 5;

нападение на другие объекты, разгром, кража — 8; разрушение и сожжение—12.

За январь — март 1991 года:

убиты — 18 (список прилагается) — из них: один избит до смерти, потом убит прикладом, другой измучен и истерзан;

смерть в результате действий ОМОНа —1; ранены — 13;

избиты с нанесением тяжких телесных повреждений — 12; арестованы и увезены в азербайджанские пункты, взяты в заложники — 22, из них: один убит, о двоих ничего не известно;

нападение на населенные пункт—13; нападение на другие объекты — 5; обстрел населенных пунктов — 8; стрельба по машинам — 6.

За апрель — май 1991 года:

убиты — 33, многие истерзаны (список прилагается); смерть наступила вследствие действий ОМОНа — 1;

ранены — 41 (в том числе два солдата);

пропали без вести вследствие действий ОМОНа — 23; арестованы и увезены, взяты в заложники — 102; избиты на месте—14;

нападение на населенные пункты, их вооруженное окружение, длительная блокада — 23;

разрушение и сожжение — 7, из них: домов — 5, школ — 2;

нападение на другие объекты — 5;

обстрел населенных пунктов — 23, из вертолета — 5; стрельба по машинам — 22;

насильственная депортация, сопровождаемая убийствами, избиениями и грабежами — 4;

то же без убийств — 17;

нападение на военные посты и части, перестрелка с военными — 6;

обстрел сельхозугодий — 6.

В списках убитых люди разных возрастов и полов от 12 до 70 лет. Основные профессии погибших: тракторист, зоотехник, председатель колхоза, сторож, сельхозрабочий, кооператор, чабан, учитель, пенсионер, пекарь и другие.

В конце справки — перечень депортированных сел, половина из которых сожжена и полностью заселяется азербайджанцами. В мае их было 12, в конце июля — 24.

С кем же все-таки воюют подразделения СА? С кем воюют ВВ МВД и азербайджанский ОМОН?! Конечно, с боевиками, — утверждали в МВД Азербайджана. Мне показывали многочисленные эпизоды допросов бородатых армянских боевиков. Среди них дезертиры из СА, люди без определенных занятий, милиционеры из приграничных районов Армении, переброшенных для защиты армянского населения от азербайджанцев.

Я видел своими глазами автоматы, пистолеты, пулеметы, гранаты, взрывчатку, взрыватели, часовые механизмы, ракеты "Алазань-2” и пусковые установки к ним, консервы, прибывшие из-за рубежа пострадавшим от землетрясения в Армении, но обнаруженные в засадах боевиков.

Но если в Азербайджане мне показывали армянских боевиков и их снаряжение, то в Армении заявляли что боевиков как таковых нет. И показывали фотографии столетних старух, якобы депортированных из Карабаха под видом боевиков. Ну а если серьезно? — допытывался я.

Серьезно, говорили армяне, это все взрослое мужское население армянских сел, которое защищается от русских и азербайджанских террористов охотничьими ружьями и вынуждено скрываться в лесах.

Извините, но. откуда у них боевое вооружение?

Понимаете, в каждой республике есть криминогенный контингент, бывшие уголовники. Они сколачивают небольшие банды и занимаются грабежами и убийствами. Есть они в Азербайджане, есть и в Армении…

Непонятно! То армяне заявляют, что у них никаких боевиков нет, то иногда прихвастнут, что их вооруженные формирования научились вести партизанскую войну. И поэтому мне пришлось самому по отдельным зацепкам и незначительным эпизодам попытаться выяснить для себя КТО ТАКИЕ БОЕВИКИ?

Вначале приведу небольшие выдержки из сообщений Информационного центра Совета Министров Республики Армения.

”15.07.1991 г. с 11.30 по местному времени подразделения Советской Армии и азербайджанского ОМОНа начали массированную атаку армянского села ЭРКЕЧ Шаумяновского района Азербайджанской ССР, которому накануне был предъявлен ультиматум — депортация жителей под угрозой смерти. Село подверглось мощному артиллерийскому обстрелу из полевых и танковых орудий, боевых вертолетов. В селе много разрушенных домов.

Попытки наступавших подразделений войти в село встретили отпор местных жителей, после чего нападавшие отошли назад, к азербайджанскому селу Тодан. В результате артобстрела погибли жители села ЭРКЕЧ Абгар и Роза Закаряны. Ранено около 10 человек, в том числе 4 женщины: Дадян Альвина, Мартиросян Ермония, Казарян Кнарик, Манукян Маня. По предварительным данным, с нападавшей стороны убито трое, ранено более 10 человек. Двое жителей села пропали без вести.

13.07.1991 г. 10 ч. ЗО м. У деревни Манашид садятся военные вертолеты, из которых выходят солдаты в черной форме. У деревни Безлух большие скопления бронетранспортеров с военными.

На телефонный запрос и.о. министра МВД РА А.Манучаряна к МВД СССР, КГБ СССР, военному руководству страны был получен ответ, что они не в курсе того, что это за войска на территории Шаумяновского района. Так как аналогичный ответ был получен и от руководства Азербайджана, руководством МВД РА объявлена боевая тревога и начата переброска сил МВД для защиты своих соотечественников от агрессии со стороны неопознанных воинских формирований.

7.07.1991 г. МАРДАКЕРТСКИЙ РАЙОН. Сегодня в селах АРАЧАДЗОР и КИЧАН азербайджанцы пытались выкрасть запасы сена. Жители застали их врасплох. Четверо воров, оказавших сопротивление, были убиты.

Приоывшие на место азербайджанские омоновцы и войска спецназа с БТРов открыли стрельбу по мирным безоружным жителям.

27.06.1991 г. МАРТУНИНСКИЙ РАЙОН. Подробности нападения на КАРАГАНДУ. Убито 6 азербайджанцев (3 мужчины и 3 женщины) — трупы затем обгорели в результате поджога фермы и других зданий. Ранено двое. Угнано 36 голов крупного рогатого скота.

Что бросается в глаза в этих тревожных сводках, целую кипу которых я привез из Армении? В сообщении от 13 июля говорится об объявлении боевой тревоги и переброске сил МВД Армении на территорию Азербайджана. Значит, официальная армянская милиция действительно уже выступает в роли боевиков, коли ведет боевые действия на земле другой республики. А в сообщении от 27 июня об убийстве 6 азербайджанцев приписка: "Не исключено, что нападавшие — азербайджанцы. Накануне из близлежащих армянских сел было угнано 160 голов крупного и мелкого рогатого скота. Возможно, это дело рук одной и той же банды”.

В МВД Армении я встретился с начальником отдела охраны общественного порядка. Рассказывает полковник милиции ПАЙКАР ГАЛУМЯН.

Едва мы начали разговор, он получил сообщение о том, что в одном из приграничных районов Армении обнаружены тела двух чабанов, отцов четверых детей, а стада угнаны. Полковник засобирался в дорогу и попутно высказал мне несколько своих соображений:

— В последнее время налицо сознательный захват армянских работников милиции под видом боевиков. Армейские подразделения и азербайджанский ОМОН вторгаются на территорию нашей республики до 8 километров. Так, с 6 мая по 9 июля взяты в заложники 64 наших сотрудника. 59 нам удалось освободить, пятеро томятся в азербайджанской тюрьме по сегодняшний день. Мы даже пошли на то, что сами захватили в заложники несколько военнослужащих и обменяли их на своих людей. Но разве это дело?

— Какая же цель всех этих операций? — удивился я.

— Цель одна: разместить в центре Азербайджана армейские подразделения, а окраины отдать азербайджанским формированиям и тем самым дестабилизировать обстановку. Спровоцировать столкновение с Арменией. Конечно, после этого все армяне стали боевиками.

От этих слов мне стало страшно: если все армяне стали боевиками, значит действительно идет настоящая война. Только кому она нужна? Семьям убитых чабанов? Сотням тысяч азербайджанских и армянских крестьян? Изгнанных с родных мест?..

Мы проезжали по небольшому армянскому селу, и над зданием магазина я увидел развевающийся национальный флаг.

— Что это?

— О, у этого магазина есть три преимущества.

— Какие?

— Во-первых, товары сюда завозятся вне очереди. Во-вторых, продавец какую цену захочет, такую и назначит. Ну, а в-третьих, ни МВД, ни КГБ не имеют права проверить его.

— Значит, и сам продавец вооружен?

— Конечно. Днем у него ружье, потому что в кармане охотничий билет, а как стемнеет, он берет в руки автомат…

Больше в Армении я никого о боевиках не расспрашивал.

В начале этих заметок я привел строки из письма Короленко, где он говорит об озверении, достигшем крайних пределов. И если в гражданскую войну воюющие стороны дрались за идею некой социальной справедливости, то теперь льется кровь во имя "национально-освободительной борьбы". Однако так ли это на самом деле? Сколько бы ни притягивали за уши карабахский конфликт к эпитету “межнациональный”, все равно по сути своей он таковым не является: эта проблема прежде всего политическая. Этнические и религиозные факторы не имеют в нем сколько-нибудь заметного значения: столетиями на карабахской земле формировались десятки тысяч совместных семей с людьми самых разных национальностей, независимо от их религиозной принадлежности и вероисповедания.

Армяне уперлись в решение Кавбюро РКП (б) от 5 июля 1921 года и увидели в перестройке исторический шанс исправить семидесятилетнюю несправедливость ("Умрем, но заберем Карабах!"). Азербайджанцы, следуя духу и букве Конституции СССР, решили отстаивать каждую пядь своей земли ("Умрем, но не отдадим Карабах!"). Гибнут горячие головы с обеих сторон, гибнут солдаты и офицеры Советской Армии. Забили тревогу члены Комитета солдатских матерей: "Уберите наших детей из этой проклятой бойни! Не делайте из них убийц. Не калечьте их жизни!” Некоторые обозреватели действительно полагают, что с территории Азербайджана надо убрать все армейские подразделения и внутренние войска — пусть, дескать, армяне и азербайджанцы перережут друг друга. А в среде генералитета я слышал такое суждение: надо вообще всех разогнать в Карабахе, чтоб двести лет никто там не жил, пусть это будет ничейная земля…

Увы, увы… Дорогой ценой обходится нам карабахский тупик. Не расплата ли это за тупость и амбициозность бывших руководителей ИКАО?

Действительно, если в области 60 % армян и они просят установить ретранслятор, чтобы смотреть передачи армянского телевидения, то почему бы его не построить? Ну почему? Если не хватает армянских школ, то почему бы их не открыть? С какой стати постановка подобных вопросов называлась националистическими проявлениями? Об этом надо прежде всего спрашивать с бывших руководителей Азербайджана и в первую очередь с Гейдара Алиева, триумфально шествовавшего впереди.

А новые руководители Армении? От демократических устремлений некоторых из них так и веет необольшевизмом. Откройте любую армянскую газету, и вам станет не по себе: националистический накал едва ли не в каждом заголовка самой незначительной статьи. Ни одного трезвого суждения, не говоря об альтернативном. Я попросил депутатов Верховного Совета Армении, должностных лиц, общественных деятелей сказать хотя бы пару слов о Тер-Петросяне. В ответ получил только одно: "О чем угодно — только не о нем!"

— Но почему? — недоумевал я. — Где же ваша хваленая демократия?

А академики, писатели и министры, так красноречиво выступавшие с экранов армянского телевидения, отворачивали головы. Они боятся! Они ждут референдума. Ах, вдруг Левон Акопович не пройдет, и тогда противники им припомнят их высказывания?! Вот она, принципиальность!

А тирады местной печати, а карикатуры на Президента СССР, которому они обязаны тем, что вообще-то появились на свет как общественные деятели? Вот, к примеру, что пишет известный деятель С. Шакарянц, дающий из номера в номер обзорный анализ прессы: "Звериный оскал "горбачевизма" все более напоминает манеру действий предыдущих большевистских лидеров. Нет более сомнений, что Горбачев переходит к главному пункту своей программы решения проблемы вопроса Карабаха и армянского вопроса в целом — это УНИЧТОЖЕНИЕ АРМЯНСКОЙ НАЦИИ…” (”Зов Арцаха”, № 3(20), июль 1991 г.).

Вы скажете — бред сумасшедшего? Нет! К сожалению. Это пишут на всю Армению и Карабах вроде бы нормальные люди. Создается впечатление, что Тер-Петросяну действительно хочется попасть на скрижали истории, оставить свой след в судьбе "Великой Армении”. Однако если он истинный народный страдалец, то как он не мог просчитать все последствия своей нынешней политики? Что же он не смог уберечь свой трудовой народ от крови, от горя и унижения? Что он делает для того, чтобы остановить кровопролитие? К чему эта национально-шовинистическая истерия?..

По дороге из Еревана я заехал в Геленджик, куда прибыл с визитом Премьер-министр Греции К.Мицотакис. Со мной туда приехали из Армении посланцы нескольких греческих сел, до сих пор мирно жившие среди армян. Эти ходоки добивались встречи с Мицотакисом просить его, чтобы он "забрал в Грецию" хотя бы их детей, а они — женщины и старики — как-нибудь скоротают старость где-нибудь в России. Ну, ладно, — соглашался я, — азербайджанцев выгнали из Армении, потому что "мусульманские твари", русских гонят, потому что они фашисты, а вот греков-то за что? Ведь они же православные, и их судьба схожа с судьбой армянского народа — вместе пострадали от турецкого геноцида?.. "Гонят, — плакали женщины, — местные власти гонят, простые армяне выпихивают под зад из автобусов: "Убирайся отсюда, греческая морда!"

В Ереване я часто пытался сопоставить точки зрения Муталибова и Тер-Петросяна. Однажды один из моих высокопоставленных в Армении собеседников не выдержал:

— Да Муталибов сам первый от Союза отделится.

— Как?

— Он сейчас наладит тесные контакты с Южным Азербайджаном, то есть с Ираном. Руками русских выдворит всех армян из Карабаха, упразднит ИКАО… И первый пошлет всех вас… Подальше!

Я не знал, что ему ответить.

Вечером, читая армянские газеты, наткнулся на комментарий к одной из заметок Тиграна Фарманяна: "…против избравшей путь демократии и независимости Армении ведется игра, которая напоминают ламбаду, где центральной танцевальной парой являются Горбачев-Муталибов. Танцующих много. А музыка, как вы догадались, коммунистический "Интернационал”.

Ну что ж, коли затмение и умопомрачение, то тут делать нечего. Пусть гибнут простые люди — они всегда были пешками в игре королей, а что касается Горбачева и Муталибова, то на этот счет скажу просто — старой русской пословицей: "Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива!"

Пусть отделяется Армения, где семьдесят процентов ввозных продуктов питания и смехотворная площадь — даже на взгляд армянской диаспоры — для рынка сбыта зарубежных товаров. Говорят, что внешняя граница Армении и так Бог весть на что похожа — паспорт гражданина здесь стоит всего 5 долларов: "Входите, гуляйте!" Но все это на чьей крови?!

Кровавой свободы армян или азербайджанцев, русских или осетин, грузин или абхазцев… Не бывает… Свобода на крови не вырастает!

ВЛАДЫЧИЦА ГРУЗИНСКОЙ ДЕМОКРАТИИ

То, что случилось с Грузией, в привычные рамки обыденного сознания, увы, не укладывается. Реактивное состояние национальной психопатии? Роковая судьба? Возможно, в будущем это явление станет предметом исследования социопсихиатров. А пока иностранные кинематографисты называют свои документальные фильмы “Грузинским кошмаром”, “Синдромом дракона”.

Нелегко совладать с обезумевшим человеком. Ужасен бунт в сумасшедшем доме. А когда сходит с ума нация, славившаяся добропорядочностью и гостеприимством, невольно всплывают аналогии: большевизм 21-го, гитлеризм 33-го, карабахская и югославская бойня сегодняшнего…

Лозунг Звиада Гамсахурдиа “Грузия для грузин!” за очень короткий отрезок времени трансформировался в сознании грузинского народа в звериный клич “Грузин, убей грузина!”. Вопреки чрезвычайному указу Католикоса — Патриарха Всея Грузии — о предании проклятию и осуждении граждан, убивших соплеменников. Вопреки канонам христианской морали, принятым в Грузии еще в четвертом веке. Вопреки естественному человеческому праву…

Да, горько, но факт. Братоубийство стало в этой стране, я бы сказал, бытовым явлением. Высшие нравственные ценности смещены и извращены. Бог забыт. “Белый Георгий” — символ Грузии — весь в крови. Кровь высохла и почернела. Черны лица грузин. Черный всадник на черном коне несется по Грузии. И там, где он появляется, владычествует смерть. Однако торжествующие властолюбцы и поверженные посткоммунистические правители почему-то называют это борьбой за демократию. Но демократия и смерть — вещи несовместимые. Как Бог и дьявол, как жизнь и не-жизнь…

“Кто мы и куда идем?” — эту фразу из романа “Дата Туташхия” выпускники группы телережиссеров Тбилисского театрального института взяли для названия своей документальной ленты.

— Что вы — бараны, чтобы за кем-то идти? — удивляется лидер “Мхедриони” Джаба Иоселиани. — Идите вон за трамваем!

— Джаба Константинович, да ведь свыше двухсот молодых смертей! — вскрикиваю я. — Вам надо в монастырь идти и каяться!..

Джаба смеется:

— Жертв могло быть и больше. Это все по вине Гамсахурдиа. А ребята погибли за демократию. Сознательно!

— Какую демократию? Под дулом автомата?

— Погодите. Такой вариант ждет и Россию, — угрожающе говорит Джаба и встает.

— Никогда! — вздрагиваю я. — У нас еще не совсем крыша поехала.

Пятеро обросших щетиной телохранителей с короткоствольными автоматами наступают на меня: уходи, у Джабы больше нет времени, он же тебе сказал: приходи во вторник, два часа обещал посвятить, ишь, пробрался из какого-то журнала аппарата бывшего президента бывшего СССР…

Бывшие не в счет. Уважают тех, у кого власть и автомат наперевес. Уважают силу. Здесь она царствует.

Батоно Джаба, профессор, драматург, отсидел большой срок за соучастие в убийстве (он не убивал, он просто держал старого еврея). Его боготворят. Он не кланяется пулям, потому что он имеретинский князь, а теперь глава “Мхедриони” — десятков тысяч вооруженных автоматами грузин, среди которых добрая половина бывших или сбежавших уголовников. Джаба — “крестный отец” грузинской демократии. Он сверг Гамсахурдиа.

Перед отъездом я заходил в постпредство Грузии в Москве. Секретарь посла тогда возмущалась материалами, публикуемыми в центральной прессе. “Никакой любви к Грузии в них нет! — негодовала она. — Возьмите хотя бы последнюю статью в “Собеседнике”. А заместитель постпреда Вольский, назвавший Тбилиси “несмеющимся городом”, вначале потребовал от меня официальную бумагу на имя господина Чхеидзе, а потом, смягчившись, все же обещал помочь. Но самого элементарного содействия ни от постпредства, ни от МИДа Грузии я так и не получил, хотя все было обещано и согласовано. Потом убедился: был бы американским журналистом, они бы мне ковровую дорожку постелили. Однако я не в обиде — подумаешь, две ночи не спал.

Около двух часов пополудни самолет сел в Тбилисском аэропорту. Гололед, снег, ветер. Комендантский час. Аэропорт не отапливается. Депутатский зал, куда мне велели обратится, закрыт. Иду пешком до “особо важного” (аэропорт международных линий). Он пуст, от ветра скрипят двери, холод собачий. Изредка появляющиеся из-за углов автоматчики о мидовской машине ничего не знают, хотя я слышал по телефону из Москвы, как заказывали на нее пропуск в МВД. “Наверное, бензин нету”, — хмуро пробормотал один из охранников и посоветовал обратиться в угловую комнату.

Дверь открыл майор милиции с автоматом, пригласил войти. В комнате чуть теплится обогреватель. На стульях и креслах — автоматическое оружие. Заросший грузин спит на диване, отцепившаяся кобура с пээмом болтается у пола. Сквозь окна свищет ветер, отверстия от пуль, заткнуты бумагой. Бедро грузинки на чеканке, некогда украшавшей этот зал для официальных гостей, прострелено.

Майор, старший преподаватель высшей школы национальной безопасности Юрий Борисович Дьячков-Думбадзе, интеллигентный человек. Его подразделение из слушателей школы уже второй месяц охраняет аэропорт. Он подливал мне горячего чаю, рассказывал о кошмарной ситуации в республике. Писать стало нечем — паста в ручке замерзла. Я включил диктофон.

— Самое страшное, что врага не видишь. Сначала врагами были русские и прочие негрузины. Потом среди грузин пошло расслоение по религиозно-этническому признаку, чистоте расы. Сваны и мингрелы стали высшим цветом нации. Потом началась война и между ними. Даже мне, прожившему в Тбилиси всю жизнь, совершенно непонятно: как может президент подстрекать народ к взаимному истреблению?

— А с чего началась шовинистическая политика Гамсахурдиа?

— Сперва всех осетин стали гнать с работы: в районе, в городе, хороший человек или плохой — неважно. Езжай, куда хочешь. Выехали очень многие. Потом стали убирать людей из центрального аппарата МВД, где министром был Хабулиани. Убрали все самые светлые головы, со связями, стажем, опытом. Я очень сожалею, что из Грузии выехало огромное количество русских ребят — отличных специалистов. Взять хотя бы 31-й авиационный завод и другие, где нужны высококлассные станочники. Среди них грузин было очень мало. В основном это русские ребята, у которых генетически заложено условие существования — жить, чтобы работать. А характер грузина иной: хорошо провести время, поработать для того, чтобы жить. У кавказских людей, да и южных народов вообще, там, где намного легче достаются продукты питания и многое другое, совершенно другая психология. Видимо, на этом и грузинское гостеприимство основано — почему бы не угостить, когда есть чем. Словом, этих специалистов-работяг негрузин у нас было больше. В сельском хозяйстве, как ни странно, азербайджанцы более работоспособны, чем грузины. Я имею в виду районы, прилегающие к Азербайджану, где их сравнительно много. И здесь возникла проблема с приватизацией.

— Гамсахурдиа ее увязывал с законом о гражданстве?

— Да. Все делалось для того, чтобы ни земля, ни какая-либо другая собственность не могли попасть в оуки негрузин. Неважно — работаешь ты на ней не разгибаясь и кормишь людей, или паразитируешь. Важно, что ты чистокровный грузин.

— Это же настоящий фашизм!..

— В том-то и дело. Звиад очень долго мудрил с гражданством. По первоначальному проекту он предполагал предоставить грузинское гражданство всем жителям республики, родившимся в Грузии до 1921 года, и их прямым потомкам, потом всем, кто докажет, что их родственники жили до 1801 года, когда царским манифестом Грузия была присоединена к России, потом до 1783… В некоторые районы он начал переселять сванов для их грузинизации. Естественно, это повлекло за собой конфликтные ситуации с местным населением. И дело даже дошло до того — совершено преступление, все хорошо знают, кто и что, но из-за того, что он сван, никаких мер не принимается. В Тбилиси, например, я провожу ночной рейд и останавливаю машину для проверки. А из нее выскакивает водитель и кричит: "Что ты от меня хочешь? Я сван!” И все. Это было как пропуск, потому что за этим стоял Хабулиани, сван по национальности, собравший вокруг себя таких же сванов. Они прямо-таки беспредел в городе творили. Даже во время рейдов они и с нашими людьми переходили в рукопашную. А однажды напали на наших ребят, разбили одному лицо, отобрали у него пистолет и уехали. Министр на следующий день возвращает это оружие начальнику райотдела, на территории которого все это произошло, и не возбуждает уголовное дело. После этого наши отказались выходить на службу. И когда через несколько дней начался конфликт с домом правительства, в котором постоянно находились 60–80 человек нашей школы, мы не сделали ни одного выстрела. Я вывел свое подразделение подземными ходами, потому что все мои люди наотрез отказались участвовать в стрельбе и защите президента и его министров, которые элементарно не давали нам возможности выполнять свои служебные обязанности.

— И что вы думаете о 16-тидневной войне?

— Я уже говорил, что главное в ней то, что врага не видишь. Я живу в двух кварталах от Дома правительства. Мой дом переходил из рук в руки — то красные, то белые… И с одними я в хороших отношениях — заходили ко мне чаю попить, потому что холодно на улице, мороз… И других подкармливал. Молодые ребята. И одних знаю, и других… Ну кто для меня враг? И они же знают друг друга хорошо! Так же мне было непонятно происходящее в Осетии. Полгода я провел в Цхинвали. Полгорода знал в лицо, со мной здоровались, были в очень хороших отношениях. И что же, после этого я должен был по команде “Фас!” прыгать на этих людей?

— Так кто же воюет в Осетии?

— В основном мингрелы. Самая криминогенная часть грузинской нации, так называемая “голубая кровь” ее, “высшая раса”. Это уроженцы Зугдиди, Гали, Очамчиры и почти всех абхазских районов. Кстати, Гамсахурдиа тоже мингрел, а защищал Дом правительства зугдидский батальон национальной гвардии — почти все мингрелы. В Горийском районе, например, есть село Руси. Так в нем вы не найдете ни одной семьи, члены которой не сидели бы в тюрьме или не “гастролировали” где-нибудь в России. Сейчас мингрелы “специализируются” в основном в своих регионах и прежде всего в Осетии. Был период, когда председателем комитета национальной обороны и правопорядка был некий Важа Адамиа. То, что его команда творила в Осетии, — уму не постижимо. Я видел, как самосвалами трупы сбрасывали в яму и закапывали. После этого я без оружия полгода во двор не выходил. Полгода из рук автомат не выпускал. Еду по городу в машине — автомат на переднем сиденье. Даже когда еще в Тбилиси тихо и спокойно было. Они знали, что я кое-что видел, и подсылали, проверяли, перепроверяли: скажу — не скажу? Но я делал вид, что ничего не знаю. И поэтому я с вами сейчас и разговариваю. Были все сто процентов, что меня отправят на тот свет. Это очень жестокие люди. Хотя среди них не только мингрелы были. Там были и сваны. И небезызвестные братья-рецидивисты Ростомиани. Они по министерству внутренних дел как по своей квартире ходили. К министру в кабинет ногой дверь открывали. Я иной раз в штатском туда захожу, так у меня документы требуют. А эти — как хозяева. Заходят к Хабулиани и свои дела решают при его непосредственном участии, руководстве. Я не забуду, как Важа пытался спровоцировать усиление конфликта, когда мы в Цхинвали в составе тринадцати человек попали в заложники в бывшем здании МВД. И сложилось так, что мы уже видели и принесенные гранаты, и бутылки с бензином. Тысяч пять человек окружили здание… Но связь еще была, еще не прервали, она была прямая, мимо них проходила. А свет уже отключили, рации не работали. Но мы дозвонились до Гамсахурдиа и Адамиа. Спрашиваем: что нам делать? А они: “А что у вас есть, чем располагаете?” Мы ответили, что пистолеты есть у каждого. И они отдают приказ: “Используйте!” Пять тысяч человек, женщины и дети. И не так уж много мужиков. Значит, мы должны были стрелять, чтобы нас затоптали или убили… И мы поняли: Гамсахурдиа и Адамиа нужен был инцидент с жертвами, чтобы потом заявить: вот видите, что происходит, наших людей убили! Так что я несколько раз уже был потенциальным покойником. Может быть, вы слышали, что, дескать, осетины поймали четырех грузин, убили и сожгли? А я точно знаю, что это сделали свои и даже знаю кто… И сожгли не так, как утверждалось, что бензин с машин слили, масло, облили и подожгли. Сожгли огнеметом. Я был через два часа на месте, и я знаю, какие следы остаются от огнемета. Тела были обожжены только с одной стороны… Представьте себе, когда человека обливают и он лежит в горящей луже, то как у него не обгорит спина и бок? А сколько раз меня сам министр подставлял. Лично вызывал и просил: тяжелая ситуация, поезжай туда, разберись. А там меня уже ждали. Видимо потому, что я никогда не доверял ему, и жив остался…

— И сколько этот кошмар будет продолжаться?

— До тех пор, пока жив Гамсахурдиа.

— Ну, а если он отречется от власти?

— Этого никогда не будет.

— Почему?

— Потому что его жена Манана заявила, что, если он это сделает, она в тот же день убьет детей.

— Так она ненормальная?

— А он нормальный?.. Я очень хорошо его знаю. Одно время ходил к нему в гости, он у меня бывал дома. Но тогда он был не таким. Правда, замкнутый какой-то, женщины от него шарахались. А как стал президентом — совсем свихнулся. По-русски вообще ни с кем не разговаривал, ни одной бумаги на русском не читал. Поначалу я очень удивлялся: смотрит на меня в упор — ни “здравствуй”, ни “до свидания”. Потом дошло: я же чистый “ариец”. А последний раз я со своими людьми попал на охрану его дома. Стою на крыльце, он мимо меня прошел, как мимо дерева. Потом окно открывается, и его сын мне под ноги куриные кости бросает: жри, мол, собака, и знай свое место. У меня даже в глазах потемнело. Так вскипел, что даже затвор на автомате передернул. Пришел к Кванталиани, заместителю министра внутренних дел, сейчас он зампредседателя КГБ и начальник нашей школы, и сказал: забери меня оттуда, иначе я не знаю, что могу сделать; когда я взрываюсь, сам себя боюсь. Хорошо, Кванталиани, умный мужик, сразу все понял и перевел меня на другой объект. Больше я с этим шизофреником не встречался. Хотя когда-то он мыслил своеобразно и умел воздействовать на толпу. Но ближайшее окружение и сильное влияние жены и ее сестры сделали его идиотом…

К утру мы выпили с Дьячковым-Думбадзе целый чайник. Однако холод брал свое. Я продрог до костей. Больше всего хотелось спать — все-таки вторые сутки на ногах.

Мы перебрались в комнату, где дышал на ладан обогреватель. И хоть толку от него было мало, здесь было поживее. Появились люди, уже который день ожидавшие самолета в Западную Грузию. На машинах и автобусах ехать боятся — обстрелы и грабежи. На железной дороге — взрывы. Хмурые, неприветливые, обросшие щетиной люди убирали автоматы со стульев, печальными глазами поглядывали в мою сторону. Узнав, что я из Москвы, сидящий у обогревателя мужчина оживился:

— Как доехал сюда?

— Доехал вот…

— А у меня жена с дочкой полтора месяца в Москве сидит, выехать не может. А если сюда прилетят, как до Кутаиси ехать? Плохо теперь в Грузии. Холодно, кушать нечего.

Пришел мой майор, удивительно светлый человек, словно посланный мне Богом в преддверии раненой Грузии, посадил меня в милицейскую машину с замерзшими окнами. Впереди были руины, горе и слезы тбилисцев да кучки расхристанных парней с двойными рожками на “Калашниковых”.

“В результате военных действий, развернувшихся в центре города, погибли люди, разрушены дома, огонь унес нажитое десятилетиями. 260 семей остались без крыши над головой — это 780 человек.

Нас, погорельцев, условно именуют жителями “прилегающей к Дому правительства территории”. Мы же считаем себя непосредственными участниками вооруженного столкновения, ведь оказались под двойным обстрелом воюющих сторон.

Сколько произошло трагедий… Заживо сгорел отец Гии Абашидзе. Его невозможно было вынести — дом находился под обстрелом. Огонь унес жизнь Бабилины Хахубия, когда она вернулась в дом за своими скромными сбережениями. Отец двоих детей Мираб Ростиашвили ранен в легкие.

Конечно, помощь поступает. Но разве можно укрыть шестерых одним одеялом?

Мы живем в цивилизованном государстве и вправе требовать от него обеспечить нас квартирами, получить компенсацию за нанесенный ущерб: потерянную мебель, машины, все то, что копили многие годы.

Н.Чохонелидзе, ТЛомтадзе,

Р.Читиашвили, М.Кварацхелия,

И.Бочарова, К. Барсегов и другие".

Таких писем немало в редакциях газет, телевидения в мэрии. Вместе с тем власти выражают беспокойство по поводу самовольного вселения 60-ти семей, оставшихся без крова во время декабрьско-январской войны, в новые квартиры. Погорельцы мешают директорам гостиниц. Те, в свою очередь, предлагают переселить всех в коттеджи в Минглиси, Коджори, Цхваричамия. Но там возникнут те же сложности: отсутствие воды, тепла, электричества, транспорта…

В гостинице “Аджария”, куда мне удалось поселиться по командировочному удостоверению, ничуть не лучше. Отопление выключено, мокрую обувь высушить негде, пару раз пришлось умываться снегом. Спать приходилось в пальто — одеяла якобы розданы погорельцам. Поди проверь. Где горе, страдания, там нажива и зло.

В метро толпы людей, все надписи только по-грузински. Хоть бы на английском или немецком указатель какой-нибудь. Наземный транспорт практически не функционирует: для автобусов нет бензина и цена на проезд — 2 рубля, троллейбусов почти не видно — отключена электроэнергия. Самый надежный способ передвижения — на своих двоих. По снегу и лужам. В подземном переходе — обгоревший “Мерседес”. Как он сюда залетел, вообразить трудно.

Центр города… Говорят, тбилисцы, пришедшие на проспект Руставели после окончания войны, плакали. И есть от чего. Несколько лет назад, когда в издательстве “Мерани” выходила моя книжка, я так любил бродить по этому городу. Особенно по проспекту Руставели. Весь залитый разноцветными огнями и улыбками, музыкой и смехом, мне он казался одним из лучших европейских проспектов. В нем было что-то от Испании, Италии и что-то такое, чего не найдешь ни в одном городе мира. Здесь жила душа самой Грузии. А теперь…

Теперь он варварски разрушен. Самими же грузинами. Опьяненные Сатаною дети изуродовали отчий дом. Чернеют руины гостиницы “Тбилиси”, архитектура которой была отмечена серебряной медалью на всемирном конкурсе в Париже. Среди жертв — Дом художника, Картинная галерея, кинотеатр Руставели, Дом связи, первая школа… Изрешеченная пулями красивейшая Кашветская церковь, выбиты стекла и витрины, искорежены элементы архитектурного декора у здания оперы, театрального института, театра Руставели, городской мэрии, Русского Драматического театра, от целого жилого квартала — груды обугленных кирпичей…

Перехожу дорогу у “Грузинформа”. Кварталом выше от проспекта горит Академия художеств. Кучка прохожих грустно смотрит на клубы дыма.

У развалин рычит экскаватор. Оставшиеся без крова люди следят за его ковшом — вдруг попадется уцелевшее добро. Неподалеку — сидящий на чемодане малыш обнимает обгоревшего плюшевого мишку.

— Наш дом оставался нетронутым до последнего дня, — говорит Михаил Цинцадзе. — Зажигательный снаряд поджег его, и он сгорел минут за двадцать. Мы с женой успели выскочить. В чем были, в том и остались. Сколько лет собирали, годами копили, все прахом. Сейчас хожу по улицам и во время стрельбы даже не пригибаюсь. Убьют — ну и хрен с ним. Что это за жизнь, чего она стоит!..

Рядом, у уцелевшего магазина, женщины. Одна чуть не плачет. На прилавках только спички по 60 копеек и маленькие пачки чая по 20 рублей. Говорят, иногда привозят сливочное масло по 250–400 рублей за кг. А зарплата, знаю, у них еще “павловская”, и никаких компенсаций.

— У меня четверо детей, — говорит всхлипывающая женщина. — Младшему — два с половиной. Чем кормить? Бутылку подсолнечного масла почти на ведро воды развела и на нем овсяную кашу варю. Как жить дальше?

Встречаю знакомого литератора Бенна. Его жена — Ия Месхи, бывший спецкор “Огонька” по Закавказью, лежит с воспалением легких, в квартире как на улице, лекарств нет.

— Зачем ты сюда приехал? — недоумевает он. — Видишь, что натворили. И все архивы пожгли. Я собирал документы по истории Грузии 20-30-х годов и, что не использовал в своей последней книге, сдал туда. А теперь они ко мне сами обращаются: может быть, у вас что-то дома осталось?

— Так что же произошло, Юрий Иванович?

— Безумие, дорогой. Иначе никак не назовешь. Памятник Гоголю свалили. Вон, напротив, в Александровском садике. Ну, а рядом надгробие члена ЦК — приехал, понимаешь ли, один еврей с Берией работать. Так стреляли в Берию, а попали в него, и здесь с почестями похоронили. Его памятник — не тронули. Кто такой Гоголь, не знали. Видишь, уровень звиадистов? Свою историю не знают. Вместо коммуниста Гоголя поломали.

— Как же вы тут живете?

— Лучше не спрашивай. Русскую редакцию в “Мерани” разогнали. Ты, кстати, туда зайди в бухгалтерию. Тебе гонорар за грузинский перевод повести не присылали?

— Договор получал, а деньги нет.

— Ты зайди, потребуй. А потом — ко мне. Хоть горячего поешь.

В издательских коридорах мрак, уже какой день нет света. На ощупь нашел бухгалтерию. Я и забыл, хорошо, что Бенн напомнил.

— Что ты, дорогой! — восклицает бухгалтерша. — Деньги совсем нету. Тут за октябрь больному писателю-старику просили. Директор бумаги все написал — нету…

Этажом выше редакция “Свободной Грузии”. Тоже номер никак не выйдет — из-за отсутствия электроэнергии. Смотрю последние гранки.

“…На нашей улице давно уже не зажигают ночных огней. А оттуда, с развилки дорог, где стоит комендантский патруль, глубокой ночью слышны выстрелы. Кто в кого? Этот звук выстрелов стал привычным. Нечто дикое приключилось с народом, который умел любить и радоваться жизни…

Лиана Джанилидзе".

“В то время поплыл с постамента памятник Николая Васильевича Гоголя, говорят, до этого сбивали с фамилии его инородный мягкий знак, бомбили ставший вдруг заметным длинный нос, говорят, министерство культуры само убрало его подальше от греха. Так вот, тогда же нависла угроза над Смирновским домом, уже несколько лет звавшимся Пушкинским. Не кооператив, не модная фирма, не лавочники покушались на него, а Союз писателей, тогдашний, и дознание с пристрастием велось их собратом: об имперских амбициях поэта…

Лили Оганезашвили".

Вот так. Каких-нибудь два месяца назад “Свободная Грузия” рабски лизала… Гамсахурдиа, теперь та же “Свободная Грузия” его изничтожает. Кто следующий? И о какой свободе говорить, когда эти люди, кажется, лишены внутренней свободы? Они еще не могут нормально жить. Несчастное поколение, оно способно или бить или унижаться… Но все же на сегодняшний день главное зло — Гамсахурдиа. Еще кровоточит Грузия. Еще даже нет рубца на трещине сердца нации. И ей требуется время для того, чтобы осмыслить и понять, что произошло с ней вчера и как она оказалась на краю гибели.

Феномен Гамсахурдиа займет в истории Грузии одну из ее самых черных страниц. Его появление на этой земле было фатальной неизбежностью, обусловленной историческими процессами трагикомедии “Сакартвело XX века”, написанной сразу набело самой жизнью. Много известных миру людей рождала грузинская земля. Одни свой талант обращали в добро, другие во зло. Гамсахурдиа — в ряду последних. И поэтому, естественно, с патологией. Отец его, Константин Гамсахурдиа, классик советской грузинской литературы прилично “наследил” еще в тридцатые годы. Грузины большие мастера уничтожать улики, но, думаю, все-таки еще найдутся литераторы и проведут литературоведческое расследование его деятельности в нормальных условиях нормальной Грузии.

Кто вырастил Звиада? Отец? Среда? Эмигрантская литература, издаваемая “Тэтри Гиорги” ("Белый Георгий”) — грузинской крайней националистической организацией? А может, коммунисты, КГБ, ЦРУ и средства массовой информации? Все понемногу. В том числе и Шеварднадзе, высылавший его на поселение в местечко Кочубей — район пастбищ на территории Дагестана, арендуемых Грузией.

Руководитель одного из отделов “Сакинформа” Ю.Гольдман рассказывал о своих поездках в те края:

— Управляющий этих земель назначил Звиада замзавклубом. Когда мы туда приехали, его Манана нам в пояс кланялась, а сам диссидент прислуживал: тарелки менял, вино наливал. Я ему говорю: сядь, посиди, чего ты бегаешь как официант? Есть у тебя человеческое достоинство или нет? А он — на краешке стула и собачьими глазами глядит: чего изволите? Управляющий его в дальние аулы отправлял готовить стол для приема гостей. Дня за три до нашего приезда у него был полный порядок — и вино, и еда, и еще кое-что… Вот чем он в ссылке занимался. Я иной раз ребятам рассказываю, а они хмурятся: "Не болтай, он сейчас у власти, не дай Бог, вспомнит тебя!”

Как и прочая “золотая молодежь” из сынков административно-партийной номенклатуры, Звиад Гамсахурдиа никогда не знал цену хлеба. Разве что в студенческие времена. Но кто из нас не наблюдал сцену на плодоовощной базе: сидит какой-нибудь “Звиади” на мешке картошки, потом и кровью собранной на поле, и тычет в него ножом с садистской радостью; или с собратьями затевает игру в "футбол” крупной картофелиной, свеклой или кочаном капусты… А работал ли кто-нибудь из них на заводах, шахтах, приисках? Конечно, Богу Богово, кесарю — кесарево. Но поразительное дело: из “золотой молодежи” зачастую вырастают два типа людей — либо холуи, либо властолюбцы. Последние, как нередко бывает в нашей системе, на каком-то этапе своей эволюции проходили через сумасшедший дом. Этой участи не избежал и Гамсахурдиа. Удивительным образом сохранился документ, рассказывающий о его пребывании в подобном заведении.

"Стационарный"

Секретно

Экз. № 3

АКТ № 20/с

судебно-психиатрической экспертизы на ГАМСАХУРДИА Звиада Константиновича

Мы, нижеподписавшиеся, 26 сентября 1977 года в Центральном ордена Трудового Красного Знамени научно-исследовательском институте судебной психиатрии им. проф. Сербского свидетельствовали ГАМСАХУРДИА Звиада Константиновича, 1939 года рождения, обвиняемого по ст.71 ч.1 УК Грузинской ССР. На стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в институт Гамсахурдиа З.К. направлен согласно постановления Следственного отдела КГБ при СМ Грузинской ССР от 16/VII 1977 г. в связи с сомнениями в его психической полноценности. По словам испытуемого, из материалов уголовного дела и имеющейся в нем медицинской документации известно следующее. В детском возрасте испытуемый перенес ряд детских инфекционных заболеваний, которые протекали в тяжелой форме. В последующем развитии не отставал, своевременно начал учиться в школе, окончил 11 классов, Тбилисский государственный университет. Работал затем в качестве филолога, преподавал английский язык. С 1965 года он являлся членом Союза писателей Грузии. В 1956 и 1958 гг. испытуемый привлекался к уголовной ^ответственности (ст. 58–10 и ст.75 ч. II УК Груз. ССР). В материалах уголовного дела имеется история болезни № 1056 Республиканской клинической психиатрической больницы, в которой указано, что Гамсахурдиа с 1956 г. проявлял странности в поведении и лечился у психиатров. С 2.12.58 г. по 27.01.59 г. он проходил стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в Республиканской клинической психиатрической больнице г. Тбилиси. Эксперты-психиатры пришли к заключению, что Гамсахурдиа З.К. представляет собой глубоко психопатическую личность, “в прошлом перенес шизофреническое состояние” Во время совершения правонарушения признаков временного болезненного расстройства душевной деятельности не обнаруживал, находился в состоянии простого алкогольного опьянения. После совершенного правонарушения перенес реактивное состояние. С 1975 г. испытуемый работал старшим научным сотрудником в НИИ литературы. Испытуемый сообщает, что с 1970 г. у него появились мысли о преследовании его органами КГБ. После смерти близких родственников стал подозревать, что вся его семья и он сам находятся под воздействием “микроволновой радиации”. С 1972 г. начал писать заявления в следственные органы, в которых требовал “расследовать дело с облучением” (заявление испытуемого в уголовном деле). В процессе следствия по настоящему делу, он отказывался отвечать на вопросы, давать показания по делу, заявляя, что его хотят отравить “канцерогенными веществами”. При обследовании в Институте обнаруживается болезненность при пальпации в правом предреберьи. Печень несколько увеличена. Нервная система — определяется вегетативная дисфункция. Психическое состояние. Испытуемый формально правильно ориентирован в окружающем. Понимает цель обследования его в институте. При беседах с врачом он заметно насторожен, недоверчив. Наряду с этим довольно активно говорит о преследовании его сотрудниками КГБ, заявляет, что с помощью специальных аппаратов его дом и он сам подвергались “облучению” радиоактивными веществами. На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что для решения вопроса о психическом состоянии и вменяемости испытуемого срок его обследования в Институте следует продлить.

Председатель комиссии:

психиатр-эксперт профессор Т. Н. Печерников

Член комиссии:

психиатр-эксперт М.Я.Тальке

“Докладчик”

психиатр-эксперт, ст. научн. сотрудник Л.И.Табакова

От пр, 3 экз.

1- й в След. отд. КГБ при СМ Грузинской ССР

2- й в ист. бол.

3- й в личное дело".

Вопреки слухам о том, что Гамсахурдиа чуть не полжизни провел в заключении (особенно усердствовали на этот счет радиостанции “Свобода”, “Голос Америки”, “Немецкая волна”, а я знавал некоторых их информаторов и знаю, на что они способны), его бывшие друзья-диссиденты определяют этот срок в полтора года, включая психбольницы и ссылку. Я говорю — бывшие, потому что в 1978 году Звиад публично покаялся и предал всех своих друзей по правозащитному движению. Остается предположить, что это было результатом того “радиоактивного облучения”, осуществленного КГБ Грузинской ССР, которым тогда руководил Эдуард Шеварднадзе. После воздействия “микроволновой радиации” у будущего Президента Грузии даже появилась мания преследования — благоверной Манане приходилось водить супруга в туалет, а митинги он наблюдал с помощью бинокля или из телефонной будки, убеждая, что он на прямом проводе с Лондоном или Нью-Йорком и от него ждут оперативной информации…

Его соратники рассказывают, что Манана нередко избивала своего супруга. Мне показывали женщин, “спасших” будущего первого президента республики. Одна, прикрыв собою Звиада, получила веником по голове, другая повисла на швабре, занесенной над его головой. Разгневалась Манана из-за того, что в ее дом явилось слишком много гостей на день рождения супруга.

Бывшие диссиденты — члены общества имени Ильи Чавчавадзе — как-то решили навестить собрата, объявившего очередную голодовку протеста. Дверь долго не открывалась. Но уже в прихожей чувствовался запах харчо из кухни, где хозяйничала Манана. А самого Звиада удивленные друзья нашли под кроватью. “Ты чего туда залез?” — удивились они. “Моя квартира, где хочу, там и сижу!” — рассердился на нежданных гостей хозяин.

Каким образом такой человек мог прийти к власти? Этот вопрос не давал мне покоя. Но вскоре ситуация прояснилась.

Он устраивал тогдашних руководителей Грузии: захотели демократию — получайте ее в лице Гамсахурдиа. Вы еще попросите нас об одолжении — занять соответствующие места в руководстве республикой. Что, собственно, и произошло.

Он выплыл на волне 9 апреля 1990 года стараниями тех, кто потом и свергал его в декабре 1991-го, январе 1992-го. Тот же Тенгиз Сигуа, нынешний премьер-министр временного правительства, был председателем избирательной комиссии на выборах президента. И он-то позаботился о том, чтобы иностранных наблюдателей привозили на нужные участки. Его близкий соратник, зашедший ко мне вечером в гостиницу, неожиданно об этом проговорился.

Развернувшаяся национал-шовинистическая истерия в 1989-90 годах экзальтировала Грузию. Постановление Верховного Совета Грузинской ССР “О заключении Комиссии по вопросам политической и правовой оценки нарушения Договора между Грузией и Советской Россией от 7 мая 1920 года”, подписанное Г.Гумабаридзе в ноябре 1989 года, декларировало однозначно: с 1783 года Россия оккупировала и фактически аннексировала Грузию. Необходимо сбросить оковы “рабства”. В первоначальной программе Гамсахурдиа был даже такой пункт: вывесить в людных местах для презрения списки с домашними адресами всех преступников — грузин, отдавших своих детей для обучения в русские школы… По всей республике стал усиленно насаждаться образ врага: все русские и прочие негрузины. А в киосках “Союзпечати” появились карты Грузии с границами 1921 года. В них территория республики включала: А) часть Черноморского побережья России, включая Сочи, до Туапсе, а также несколько российских районов, граничащих с Южной Осетией; Б) две области Западного. Азербайджана; В) часть Северной Армении; Г) часть Турции.

Таким образом подчеркивалось, что врагами и оккупантами Грузии являются все соседние с ней государства, и борьба за восстановление независимой Грузии в рамках конституции 1921 года связана с возвращением исконно грузинских земель.

В акции 9 апреля приняли участие все оппозиционные коммунистическому правительству политические силы под общим лозунгом борьбы за национальную независимость. И когда возник инцидент у Дома правительства, гамсахурдисты намеренно перегородили проспект гружеными самосвалами, чтобы не допустить ухода потока людей от столкновения с солдатами, чтобы столкнуть толпу и армию. Что же касается погибших, специалистами поставлен один диагноз: синдром сдавливания, связанный с сильным психическим потрясением и нарушением сердечной деятельности. Это подтвердили врачи больницы 4-го Управления Минздрава Грузии, куда гамсахурдистами направлялись группы народа для освидетельствования. “Отравленный” народ пьянствовал в больничных палатах, переломал мебель, потом по команде покинул изгаженную больницу. Факт пребывания отравленных “русским газом” в больницу состоялся. Депутаты Верховного Совета СССР от Грузии подняли такую бучу в парламенте, что на нее “клюнул” даже Андрей Дмитриевич Сахаров. Когда он приехал в Тбилиси как член комиссии по расследованию трагедии 9 апреля, его несли на руках целых два квартала. Но, увидев все своими глазами, он не проронил ни слова, а по возвращении в Москву вышел из состава комиссии. За это пришедший к власти Гамсахурдиа облил почтенного академика такой грязью, что держать в руках газету с “заявлением” Звиада просто противно. Но — были еще цветочки.

Как большевики в 1917-м, так Гамсахурдиа, а вслед за ним его низвержители, а за ними и Шеварднадзе часто апеллируют к народу: народ захотел — народ не захотел… Кто же такой — "народ"? Сегодня грузинский народ — заложник и жертва популизма — болезни общества, жаждущего свободы и демократии. У Гамсахурдиа популизм способствовал упрочению его социальной опоры среди рабочих и крестьян: в то время как в нашем рублевом пространстве росли цены, в Грузии стоимость хлеба падала с 1 рубля до 40 копеек, проезд в общественном транспорте — с 10 до 5 копеек, замораживались цены на мясо и молоко. Это вело к экономической изоляции, а в результате врагом объявлялся Кремль. Под видом борьбы с происками “агентов Кремля” Гамсахурдиа запретил все политические партии и единоличным решением подчинил себе парламент, низведя суд до регистратора политзаключенных в качестве уголовников. “Это был маленький сталинизм, — утверждал Джаба Иоселиани, — но ему не дали стать диктатурой”.

Популизм и национал-шовинизм в окружении Гамсахурдиа сопровождались событиями, не укладывающимися в сознании людей. Один мой тбилисский знакомый рассказывал, например:

— В моем доме снимал квартиру человек, с которым два слова не о чем было сказать. Это был образец тупости и невежества. И вдруг его назначают префектом в один из районов республики. Мы с соседями за головы схватились. В чем дело? Оказывается, его жена участвовала в акции протеста — сидела на ступеньках Верховного суда и не пускала в двери председателя. За это и она какую-то должность получила. А каким образом Манана Дзодзуашвили стала министром здравоохранения? Для ее назначения достаточно было какого-то документа о медицинском образовании. С трудом удалось отбиться коллективу Университета от бывшей секретарши Гамсахурдиа, которую он хотел посадить ректором. Она ничего не могла в жизни, кроме как печатать на машинке чужие мысли… Но он ее настойчиво проталкивал, и, может быть, если бы остался у власти, она не сегодня завтра стала бы ректором. А как был назначен Хабулиани на должность министра внутренних дел. Как-то он возвращается домой и объявляет жене: “Завтра меня Звиади назначит министром культуры”. А жена — хорошая знакомая Мананы — на него: “Мне не надо, чтобы ты был министром культуры, надо, чтобы ты был министром внутренних дел!” Собралась, поехала к Манане, такой шум подняла, что даже президентша испугалась: “Не кричи, дорогая, Звиади уже спит. Будет твой муж милицией командовать. Утром я Звиади скажу, и все будет нормально.” И точно: на следующей день объявляют по радио о новых назначениях, среди которых Хабулиани — министр внутренних дел Грузии. А министром культуры был назначен такой тип, который публично в прессе заявлял: “Да, я раб Гамсахурдиа и делаю то, что угодно моему господину!” Он-то и давил на Католикоса-Патриарха, требуя, чтобы тот немедленно причислил к лику святых президенту и его сына…

Дорвавшийся до власти Звиад щедро одаривал соратников чем мог. Например, дочери известного диссидента Ошария, сбежавшего за границу и работавшего на радиостанции “Свобода”, он сразу подарил новую “Волгу” и четырехкомнатную квартиру. При этом, разумеется, не обижал и себя: два бронированных “Мерседеса”, приобретенных за полмиллиона долларов, он оформил на себя и на имя своей супруги, которая тоже развернула бурную деятельность (это по ее распоряжению из столичного зоопарка были тайно перевезены экзотические животные в специально подготовленные вольеры на территории правительственной резиденции. К сегодняшнему дню животные возвращены в зоопарк, но не без потерь: не выдержал мытарств переезда тигренок). Подачками из государственного кармана и щедрой раздачей должностей “царица” Манана создала свой боевой отряд для морально-психологического давления на врагов семьи. В Грузии его называют “ЧЕРНЫЕ КОЛГОТКИ”.

Это несколько сот экзальтированных женщин в возрасте около 50 лет, преимущественно незамужних или разведенных, среди которых немало учительниц грузинского языка, экскурсоводов, секретарей-машинисток, администраторов гостиниц, продавщиц, телефонисток… Когда надо было оказывать давление на строптивых депутатов из оппозиции Гамсахурдиа, они разбивали палаточный городок у Дома правительства и ждали команды Мананы по правительственному телефону, соединенному “полевиком” со штабом-палаткой. Они кидались на депутатов, сбивали их с ног, скандируя: “Звиади!” Когда намечалась широкомасштабная акция, десятки автобусов с “черными колготками” съезжались в Тбилиси со всей Грузии, в основном из западных районов и Абхазии.

Среди них встречались и представительницы интеллигенции, даже известные в Грузии актрисы. В своих выступлениях на митингах в поддержку президента они доказывали всем, какой он хороший. Для тбилисцев были полной неожиданностью слова одной известной особы: “Звиаду совсем не нужна интеллигенция — он сам слишком интеллигентен!” А другая заявила еще похлеще: “Он не может быть тираном, потому что перевел на грузинский великого Бодлера!”

По информации, анонимно предоставленной мне из спецслужбы республики, на митингах в поддержку Гамсахурдиа собирались огромные суммы денег, и сборщики, сносившие их на определенные квартиры, за которыми уже велось наблюдение, получали “жалованье” от 350 до 400 рублей в день. Из этой суммы выплачивался “гонорар” ораторам — 2–3 тысячи рублей за выступление — и голодающим — 150 рублей в день. Национальный психоз, нагнетаемый “черными колготками”, к концу прошлого года дошел до апогея. В кампанию включилась и Лели — сестра “царицы” Мананы. Она-то и спровоцировала первые выстрелы…

— Митинговали по обе стороны улицы, перегороженной баррикадой, чтобы не допустить столкновения, — вспоминал грузинский журналист Ю. Гольдман. — И те и другие открыто призывали к войне. Конечно, и я был на стороне оппозиции, потому что откровенный фашизм уже невозможно было терпеть. Мои подчиненные, линотипистки-машинистки, говорили только на грузинском, швыряли листки прямо мне в лицо, словно подчеркивая: скоро и тебя, еврея, к ногтю. Мне стало страшно, и я не знал, куда деваться. Озверение достигло крайних форм. Вот-вот начнется…

И началось! Едва открыли стрельбу, Гамсахурдиа велел раздавать своим защитникам по мешку сахару из подвалов Совмина, где была складирована вся гуманитарная помощь, направленная из-за рубежа в пострадавшие от землетрясения районы Грузии (кстати, ничто из присланного так и не попало по назначению). А миллионы банок пива были оптом проданы кооператорам…

Нелегитимная власть всегда вызывает неприятие. Во все времена. Талейран досадовал: штыком можно сделать все, но на нем очень неудобно сидеть. Тем не менее нынче Военный Совет устроился неплохо. Это объясняется тем, что Гамсахурдиа настолько дискредитировал себя, что его феномен законно избранного президента уже мало кем воспринимается всерьез. Судите сами.

В письме, адресованном Борису Ельцину, он выражает недоумение: “Что заставило вас занять враждебную позицию по отношению к избранной народом власти и молча признать хунту уголовников, которая пытается насильственно захватить власть и объявить себя правительством Грузии?” Он прямо заявляет, что оружие свергнувшей его оппозиции поставлял и поставляет Закавказский военный округ по приказу президента России. Гамсахурдиа считает, что налицо вторая оккупация Грузии, которая осуществляется не коммунистической, а демократической Россией посредством наемных банд псевдооппозиции, бывших советских воинов.

Однако, как известно, ни один солдат в боевых действиях участия не принимал. Свергали Гамсахурдиа им же сформированная национальная гвардия во главе с Тенгизом Кетовани (которую сам Гамсахурдиа пытался незадолго до событий разоружить с помощью той же Советской Армии) и вооруженные отряды “Мхедриони” (всадники), насчитывающие еще до избрания Звиада президентом более 15 тысяч человек. И вооружал их сам президент (оружие свозилось со всей страны и приобреталось через депутатов парламента, на что было потрачено, по некоторым документам возбужденного уголовного дела, более 5 миллионов рублей). Кроме того, отдельные гвардейцы приобретали оружие “своими каналами”: автомат Калашникова стоил год назад 25 тыс. руб., в декабре уже 100 тыс.

Наблюдатели определенно заявляли, что финансировали и поддерживали вооруженную оппозицию в Грузии две мощные силы: мафия и бывшая партийная номенклатура. Джаба Иоселиани свою связь с мафией не отрицал, а коррумпированные элементы прежней коммунистической номенклатуры достаточно прочно срослись с “новыми богатыми” (кооперативами, СП, коммерсантами), традиционно тяготевшими к российским рынкам, а вот их-то, рынков России, и собирался лишить Гамсахурдиа. Объявленный им смертный бой “империи” вошел в полное противоречие с устремлениями молодой грузинской буржуазии. Все это верно: легализовавшиеся партийные функционеры и теневики, наконец-то отбросившие декорации из коммунистических идеалов, оказались блокированными политикой самоизоляции Гамсахурдиа. Она препятствовала в главном — ограблении народа, для осуществления которого им представилась редчайшая в истории возможность (перестройка, начатая Горбачевым, взяла курс от “развитого социализма” к дикому капитализму). Настало золотое время для разбойных натур, в высшей степени деятельных и постоянно ищущих случая утвердить свое господство в какой-нибудь из форм справедливости. Такой натурой оказался Джаба Иоселиани, заключенный Звиадом в тюрьму как особо опасный государственный преступник…

“Джаба — это вор в законе… Главный грузинский мафиози!.. "Крестный отец” мафии!” — убеждали меня сторонники Гамсахурдиа, собиравшиеся каждую субботу на привокзальной площади.

“Джаба — это настоящий мужчина! Человек необыкновенного мужества и смелости, — утверждали другие. — Когда мы выезжали в Западную Грузию, он шел на пули впереди гвардии! А звиадисты, бросая автоматы, разбегались в разные стороны. Это очень одаренный человек, который может говорить на любых уровнях. Он профессор и драматург, в театрах идут его пьесы. Еще в тюрьме он написал роман "Страна Лимония”.

В том, что этот человек умен, я убедился, встретившись с ним в обширном кабинете на 5-м этаже бывшего здания ЦК Компартии Грузии. И, сдается мне, сценарий “демократического восстания” был написан им тоже в тюрьме. Ибо другого времени не было. Все остальное было бы либо путчем, либо дворцовым переворотом. Либо заговором с целью свержения законно избранного президента… Надо было “поднять народ”, пролить кровь, создать имитацию восстания хоть в каком-то соответствии с нормами международного права.

Ну и что, что погибнут люди?! В борьбе за свободу во все времена проливалась кровь. Это естественно… Уставом же ООН узаконено право народов получать поддержку против мер, к которым прибегает власть в целях подавления права на самоопределение и почти узаконено право сопротивляться подобной власти. Всеобщая Декларация прав человека, в конце концов, признает такую форму сопротивления, как восстание. В ее преамбуле записано: “…необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения”.

Грузинский народ был вынужден прибегнуть именно к этим крайним мерам, потому и разразилось народное восстание… Такова правда сценариста Иоселиани! Она ныне почти органично соединилась с правдой жизни. К ней, кажется, не подкопаешься. Ее можно или принять, или не принять…

Я не принял. И прямо сказал ему об этом.

— Если я буду говорить о том, что мне понятно, вам это не будет понятно, — сказал он после небольшого раздумья. — Все будет выглядеть иначе, чем вы себе представляете. Наша сущность совсем другая, чем ее представляете себе вы — писатели и журналисты. Выводить ее из одних рассказов — дело безнадежное. Это все надо прочувствовать, пережить.

— Вы знаете, со стороны кажется, что грузины деградировали как нация. Рвутся социальные связи. Теряют устойчивость личности, превращаясь в каких-то оборотней. Истребляют друг друга в братоубийственной войне, разрушают свои национальные святыни, церкви, памятники архитектуры, школы…

— Это совсем не так. Дело в том, что мы — единственная страна, которая не потерпела диктатуры более 6-ти месяцев. В другой стране это могло продолжаться годы. Это — главное! Тем более после такого коммунистического рабства. В ‘ этом, если хотите, наша “дикость”! И если бы мы не предприняли это сейчас, мы в будущем понесли бы гораздо больше жертв. Это надо очень хорошо освещать и хорошо подавать народу. Потому что народ еще в рабстве, он все еще ищет себе диктатора. Я это хорошо узнал, когда ходил пешком по грузинским селам в районах Ланчхути, Кутаиси. Я беседовал с людьми, и они со мной соглашались. Публиковал статьи еще полтора года назад, предсказывая в них те события, которые происходят сейчас. У меня тогда спрашивали: что делать, за кем идти? А я говорил: ни за кем не надо идти, как баранам. В грузинском языке есть игра слов, смысл которой в том, что если кому-то неймется за кем-то идти, то пусть он идет за трамваем. И народ пошел за трамваем Гамсахурдиа, остановившись у самой пропасти.

— Когда вы пришли к мысли, что Гамсахурдиа надо убирать с политической сцены?

— Я воюю с ним с тех пор, когда он публично покаялся и предал своих, друзей. Наиболее активно — последние полтора года, особенно после его прихода к власти. Возглавляемый мною “Мхедриони” в то бремя имел возможность с помощью силы отстранить с политической арены Гамсахурдиа, но я не хотел проливать кровь собственного народа. Я для себя решил: лучше буду сидеть в тюрьме, пока он у власти. Такого мнения я придерживался и в первый день кровопролития, когда мне предложили выйти на свободу из тюрьмы, куда меня упрятал Гамсахурдиа. Но когда стало ясно, что он не согласен уйти малой кровью, я написал заявление на имя начальника тюрьмы, что с приходом новой власти по первому же требованию займу место в камере. Что касается демократического президентства, то его просто не было. Он узурпировал все, без угрызения совести заявляя: “Закон — это я”. А ведь придя к власти, упирал на верховенство Декларации ООН о правах человека. Власть своими действиями не должна привести народ к вооруженному восстанию!

Более обстоятельную аудиенцию Джаба Иоселиани обещал мне во вторник. Я ожидал услышать от него факты его “сказочной” биографии, “суть” декабрьско-январской войны, перспективы возрождения из пепла души грузинского народа. На прощанье оставил один из номеров нашего журнала.

Но, увы! Во вторник я был объявлен “агентом Кремля” и под дулами автоматов выдворен из КПП Военного Совета вон. Как ни хлопотали за меня коллеги, аккредитованные в пресс-центре ВС — корреспонденты ИТАР-ТАСС, “Комсомольской правды”, “Вестника ЗАКВО”, радиостанции “Свобода”… “Тебя велено не пускать!” — шепнул мне на ухо один из них. “Почему?” — “Очевидно, усмотрели в твоих вопросах имперский снобизм”.

Я не в обиде на демократов с автоматами: приняли — хорошо, выгнали — пусть. Так и напишем. Для меня было важно понять, что произошло с Грузией и кто пришел к власти. Кажется, понял: демократический путч и восстание бывших уголовников. А к власти пришли по сути своей гангстеры. Мы знаем их по сценарию, написанному на нарах. Уж эти-то ее не упустят. А Гамсахурдиа они выпустили не случайно: чтобы держать в страхе вновь избранное тоже демократическим путем новое правительство. Держать в страхе даже самого Шеварднадзе! Не будешь нас слушаться, посадим назад покаявшегося “законного президента”, а тебя выкинем назад в Москву. Мы не хотим крови. И пусть живет себе Гамсахурдиа. А пока? Пока пусть научной работой занимается. Мы ему даже степень доктора наук дали… И с Россией будем дружить. Пока…

Неделю назад, когда поднимался в лифте в приемную Сигуа с пресс-секретарем Военного Совета, я обратил внимание на людей, чувствовавших себя по-хозяйски в бывшем здании ЦК Компартии Грузии.

— Много бывших сотрудников аппарата ЦК здесь работает? — спросил я.

— Почти все, дорогой. Зачем новую бюрократию выращивать, когда старая все осознала и исправилась. Они же все с большим опытом. А для полного комплекта не хватает Амвросиевича. Но он скоро приедет.

— Значит…

— Значит то, что так хотят Буш, Ельцин и другие. Так надо. И даже, если я что-то знаю, все равно тебе не скажу…

Ну а теперь полный комплект — Шеварднадзе в Грузии.

Значит? Все было сделано, как надо!

Грузия пережила трагедию. Пришло время очищения, покаяния. Может, еще новых смертей. Здесь по-прежнему неспокойно. За ночь до моего отъезда на железнодорожном перегоне Зугдиди — Сухуми было совершено 9 взрывов, повреждено 10 километров пути, доставка продовольствия и стратегических грузов в Армению полностью блокирована. В Тбилиси проникли два десятка террористов — чеченцев и гамсахурдистов — для провокационной стрельбы из митингующей толпы и взрывов гособъектов. В Сухуми объявился двойник экспрезидента (сталинские лавры не дают покоя Гамсахурдиа). Грабежи и разбои каждый день и каждую ночь. Голод, холод и надежда на Шеварднадзе. Он поможет Родине — Коль и Буш, говорят, уже спешат на помощь… Тоже — популизм — успокоить и наобещать. А пока Джаба амнистировал 4 тысячи уголовников — грузинская милиция в ужасе.

— Мы занимались только охраной общественного порядка, стараясь не вмешиваться в политику ни в период правления Гамсахурдиа, ни в момент его свержения, — говорил начальник уголовного розыска МВД Грузии Демур Микадзе. — Чем и подняли авторитет милиции среди народа. Но теперь у нас опускаются руки: 2500 осужденных, совершивших побеги из тюрем и НТК, в розыске, границы открыты, доступа к общесоюзной картотеке МВД нет, почти все преступники вооружены… Гамсахурдиа создавал свои вооруженные подразделения, куда входили лица из уголовного мира и с уголовным прошлым, и оружие раздавалось всем, кому угодно, без фиксации владельца. В прошлом году было зарегистрировано более 400 убийств, а сейчас ежедневно по 3–4 убийства. И если раньше на похороны собиралось по полгорода, то сейчас не более 20 человек. Жизнь человека в Грузии потеряла ценность! Конечно — для правительства! — 200 смертей — ерунда. Ведь страной и органами МВД правила шайка преступников. Ни тогда, ни сейчас раскрытием преступлений никто не интересовался. Их не волнует: сколько ограблено, сколько убито людей! Раньше за каждое нераскрытое преступление надо было отвечать перед начальством или парторганизацией. А теперь…

Вахтанг Размадзе, прокурор Грузии:

— Наша республика всегда была дружественной и гостеприимной. Но всего лишь за один последний год она потеряла свой авторитет не только среди бывших союзных республик, но и во всем мире! Бывший президент сделал все, чтобы этот авторитет был полностью утрачен. В отношении президента и некоторых членов бывшего правительства ведется следствие. Гамсахурдиа обвиняется в злоупотреблении служебным положением, разжигании межнационального конфликта осетин и грузин, хищении госимущества. Обвинение предъявлено. В отношении его министров: они обвиняются в хищении госсредств на сумму свыше 36 миллионов рублей, обвиняются по фактам избиений, пыток 35 человек в бункере. Объявлен розыск и имеются санкции на арест одиннадцати членов бывшего правительства…

Тамара Чхеидзе, диссидентка, председатель общества Ильи Чавчавадзе, дочь известного режиссера Реваза Чхеидзе, автора фильма “Отец солдата”:

— Девяносто первый год — черный год в истории Грузии. Столько лет проходило накопление реваншизма. И мы должны были пройти, как любая западная страна, период грузинского фашизма. Каким-то силам нужна была стрельба. Но мальчики сознательно погибли за демократию. Кровавые события уже изначально были заложены в феномене Гамсахурдиа. Но теперь каяться и идти в монастырь — нереалистично. Это была наша трагикомедия. Президента свергли его же соратники, его “круглый стол”. А вот то, что выпустили, — это было организовано извне. Это входило в условия игры. Кто-то спекулировал фактором Гамсахурдиа, который развивал в людях зло, олицетворяя собою дьявола Грузии. Я не могу прямо утверждать, что ему дали убежать русские, но согласитесь, у вас тоже есть свои интересы на Кавказе. Это прочитывается в передачах российского телевидения. Там присутствуют разного рода мистификации, и живой Гамсахурдиа — это козырь в чьих-то руках, приготовленный для шантажа нового правительства.

Я привел слова только лидера одной партии (а их в Грузии сотни две). Но у всех у них есть какие-то соображения относительно “руки Москвы” в делах Грузии. Одни требуют вывода войск СНГ; другие — компенсацию за последствия оккупации Грузии русскими; третьи обвиняют в поддержке Северной Осетии… Дескать, внутренние войска предоставляют осетинам автоматы с одним рожком на ночь за 35 рублей для убийства мирных жителей грузинских сел.

Но вот только один эпизод, рассказанный мне работником службы безопасности, и все становится на свои места. Зачастую в задержанных машинах на перевалах Северной Осетии попадаются по два грузина и два осетина в каждой. И те и другие — мафиози. Ибо там, где война, там и большие деньги. То же самое в Абхазии и Аджарии. Так пусть они, в конце концов, разбираются сами. Без русских и без нашей армии, на которых всегда удобно и выгодно валить.

Семьдесят лет назад Короленко писал о похожей ситуации в России, охваченной гражданской войной: “Мрачная страница, вся залитая человеческою кровью. Экономии грабили, имущество захватывали и делили… Но было слишком все-таки много мест, где делом заправляли люди из уголовных тюрем… Казалось, что именно они творят волю новой владычицы революции. Новый порядок может возникнуть только из свободного сознания если не всего народа, то огромного его большинства… А для этого нужна свобода для всех и справедливость тоже для всех. Иначе революция превратится в свалку и наступит замена одних притеснителей другими”.

Пока, к сожалению, посткоммунистическая и пост-гамсахурдиевская демократия Грузии еще далека от того, чтобы дать свободу Осетии или Абхазии. Еще слышны в абхазском парламенте заявления: “Мы за права человека. Но права грузин на грузинской земле шире прав человека”. А кто спросит у сварщика-работяги, который на морозе корячится у развалин в центре Тбилиси, что он думает об абхазцах или осетинах? Да никто его не спросит! Как не спросят и у пьяных грузин с расстегнутыми ширинками на пепелищах своих домов.

Раньше грузины смеялись над русскими алкашами, а теперь такие “символы” у них самих не редкость. Опять скажут, русский клевещет?

Так пойдите же и посмотрите, до чего вы довели свой народ! Потемневший и обезумевший! От горя! От боли! Что это — демократия? По-грузински?

Нет, это просто смерть — по-грузински!

А до демократии по-прежнему далеко. И Грузии, и нам.

Не дай Бог сбыться предостережению Джабы Иоселиани. Упаси, Господь, Россию от грузинского кровавого сценария — даже на пути к якобы Демократии.

Вспоминая февральский Тбилиси, я поймал в памяти три запечатленных образа.

Тенгиз Китовани. Вопрос на пресс-конференции: “По профессии вы художник и архитектор. Скажите, где можно посмотреть ваши работы?” Ответ (с улыбкой): “Сходите сейчас на проспект Руставели и посмотрите на дома после войны. Это мое последнее произведение!”

Джаба Иоселиани. Вопрос корреспондента: “Говорят, вы были судимы и отсидели большой срок. Скажите, за что?” Ответ (с улыбкой): "Это со мной случилось по молодости лет. С кем не бывает! Потом я закончил институт, защитил диссертации, стал профессором и драматургом. А вот Гамсахурдиа стал преступником, уже будучи членом Союза писателей. Это очень большая разница”.

Эдуард Шеварднадзе… После его возвращения на родину появилась надежда на стабилизацию в республике. Благодаря международному авторитету Эдуарда Амвросиевича в Тбилиси стала поступать гуманитарная помощь, Грузию приняли в члены ООН, достигнута сочинская договоренность по Осетии… Но на этом все кончилось. Вскоре Шеварднадзе ввел войска Госсовета в Абхазию. Думаю, здесь не последнюю роль сыграла личная месть Эдуарда Амвросиевича за тухлые помидоры, которыми его забросали абхазцы в 1978 году в Сухуми. Дело в том, что в ту пору Шеварднадзе занимал пост первого секретаря ЦК Компартии Грузии и проводил такую прогрузинскую политику в Абхазии, что руководители Совмина, КГБ и многие негру-зины автономии изъявили желание присоединиться к Краснодарскому краю. Эдуард Амвросиевич прилетел в Сухуми наводить порядок, но ему обрезали микрофон, машину и его самого забросали тухлыми яйцами и овощами. Тогда конфликт загасила Москва — “сняла головы” руководителям обкома, Совмина и КГБ. Но, говорят, обида у первого человека Грузии на Абхазию осталась. Однако это мои предположения. Как и следующее, кто как не такой крупный партийный идеолог мог внушить руководителям горских народов, что у России есть конкретный план их уничтожения? Ведь кабардинцы, балкарцы, чеченцы только и твердят об этом, вызывая страх у русского населения по всему Северному Кавказу! Неужели грядет новая волна беженцев? Неужели России нужна война на Кавказе?!

“ТРОЯНСКИЙ КОНЬ”

Мы приехали в Тирасполь в конце марта, когда война на Днестре была уже в самом разгаре. Оборону левого берега держали казаки-добровольцы (донские, кубанские, черноморские, сибирские), бойцы национальной гвардии и подразделения батальона “Днестр”. И хотя Снегур объявил чрезвычайное положение, предусматривающее особые меры и комендантский час, город старался жить нормальной жизнью: газоны вскопаны, деревья ухожены, подбелены, на тротуарах чистота. Правда, здания Верховного Совета, УВД и некоторые другие были надежно забаррикадированы мешками с песком, а на улицах каждый третий прохожий с автоматом. Обстановка взрывоопасная: по агентурным данным несколько диверсионных групп с большим количеством взрывчатки проникли в столицу ПМР и затаились в ожидании сигнала. “Они уже здесь, — говорил нам знакомый майор милиции Н., — ждут своей "Белой акации”. У них давно все адреса расписаны — кого в первую очередь. Поэтому сегодня руководители нашего парламента и правительства вывозят свои семьи — жен, стариков и детей. Кто куда. Школы, училища, институты за крыты…”

В Пресс-центре правительства полно корреспондентов и журналистов из США, Великобритании, Швейцарии, Японии, Южной Кореи и даже Филиппин. Делаем копии последних сводок из района боевых действий. По трагизму и ледянящему душу дыханию смерти они не уступают карабахским.

“20.03.92 г. Имеются сведения о переходе из Румынии вооруженных формирований, бронетехники. В бою вблизи села Кошница гвардейцами захвачено два БТР-80. По заявлению командования СНГ, на вооружение в европейскую часть СССР они не поставлялись, что свидетельствует о поставке вооружения и боевой техники в Молдову из-за пределов СНГ.

23.03.92 г. Трагедией закончился обстрел полицейскими Молдовы группы подростков в пригороде Дубоссар. В результате — Виталий Борсук, 1976 года рождения, убит, Виталий Енакий — ранен…

11.00. В районе сел Дороцкое и Погребье (южнее Дубоссар) начался интенсивный обстрел обороны и постов гвардейцев Приднестровья. В настоящее время, по местному воемени в 13.20, идет бой. Огонь ведется с правого берега Днестра из БТРов и стрелкового оружия. В результате обстрела сожжена машина “УАЗ”, в которой находились журналисты. Их судьба пока неизвестна.

В результате ночного обстрела Дубоссарской плотины ранен гвардеец Арел Полихромов.

По детям преднамеренно стреляли опоновцы, находящиеся в микрорайоне Коржово (северная окраина Дубоссар), приняв их за казаков, так как на голове одного из ребят была шапка, похожая на казачью.

30 марта. В ночь с 29 на 30 марта в селе Ташлык Григориопольского района, где была ранее взорвана электроподстанция, совершено нападение и обстреляна машина “скорой помощи”, которая везла из села Тея роженицу. Машина попала в засаду, устроенную диверсионной группой.

Тяжело ранен водитель Алексей Руснак, 1964 года рождения, убита акушерка Виолетта Рожко, 1941 года рождения. Ранены роженица Светлана Симаченко, 1972 года рождения, и родственники, сопровождавшие ее: Нина Лазаренко, 1960 года рождения, и ее сын Сергей, 1985 года рождения, — пулевое ранение правого плеча. Убитые и раненые доставлены в Григориопольскую больницу.

Неизвестные, совершившие нападение, переправились на лодке в село Бугачены на правый берег Днестра. Есть свидетели, которые видели все своими глазами.

31 марта. В 7.10. Дубоссары. Во время боя у села Кощица, о котором докладывалось ранее, получив тяжелое ранение в грудь, скончался казак из Краснодара Верзилов Александр Евгеньевич, 1953 года оождения.

8.00. Бендеры. В районе Притягайловки обстрелян автобус, направляющийся в город. Два человека погибли (мужчина и женщина), 7 ранены.

10.30. Бендеры. На станции Бендеры-1 выгрузились ОПОНовцы в количестве примерно ста человек. Вооруженными формированиями Молдовы занят мост Веодук. Борисовка отрезана от города. К Бендерам со стороны Кишинева подъехала военизированная машина типа “Град”. В это же время у Варницы идет бой между ОПОНовцами и гвардейцами. Представители Народного Фронта Молдовы разъезжают по городу на служебных автомашинах и ведут беспорядочную стрельбу из автоматического оружия.

1 апреля. Бендеры. В 6.15 утра шесть БТР Молдовы! подошли к городу Бендеры. Два из них ворвались в город со стороны сел Гырбовцы и Притягайловка и на улице Бёндерского Восстания в районе лечгородка расстреляли в упор три автомашины. Из них автобус с гражданскими людьми. Затем, стреляя в воздух, они выехали через Притягайловку и остановились за городом. В результате этой бойни 5 человек убито, в том числе одна женщина. 12 человек ранено, из которых пять находятся в тяжелом состоянии.

Идет концентрация полицейских сил вокруг города.

2 апреля. Бендеры. В районе поста гвардейцев при выезде на трассу в сторону Кишинева. 15.30–16.00 обстреляна машина гвардейцев. Двое ранены.

Дубоссары. 11.20. Группа казаков попала в засаду. Они вывозили детей из детского сада, находящегося в зоне конфликта. Убит атаман дубоссарских казаков Пантелей Сазонов. Заведующая детским садом обнаружила в разбитом окне своего здания вооруженных людей и сообщила об этом казакам и гвардейцам. При выяснении их личности был открыт огонь. В результате два казака ранены”.

Все местные газеты похожи на боевые листки. Сколько в них боли и горя. Несколько последних номеров “Днестровской правды” — сплошь в гробах, похоронах и фоторепортажах с передовой. “За Приднестровье” печатает на первой полосе списки убитых. Вглядываемся в имена: молдаване, евреи, русские, украинцы — представители всех слоев населения Левобережья. А как молоды!..

“Юрий Семенович Ренгилевич, старший сержант Дубоссарского батальона. Родился в 1971 году. Погиб 14 марта 1992 года.

Юрий Степанович Афанасьев, рядовой Дубоссарского батальона. Родился в 1963 году. Погиб 14 марта 1992 года.

Павел Иосифович Гашок, рядовой отдельной Григориопольской роты. Родился в 1971 году. Погиб 14 марта 1992 года.

Борис Васильевич Канкан, рядовой Дубоссарского батальона. Родился в 1959 году. Погиб 14 марта 1992 года. Сергей Георгиевич Роман, сержант отдельной Григориопольской роты. Родился в 1970 году. Погиб 14 марта 1992 года.

Сергей Николаевич Красуцкий, рядовой Бендерского батальона. Родился в 1960 году. Выкраден и зверски замучен в Гербовецком лесу в марте 1992 года”.

Газета “Трудовой Тирасполь” печатает анонимные письма в редакцию, сохраняя всю прелесть орфографии и пунктуации. Боже, как все похоже на прибалтийский вариант:

Этот анонимный адресант — слепое орудие историка Мошану и поэта Хадырке. Знал бы он, что после освобождения Молдавии от немецких и румынских оккупантов, в республике, несмотря на малочисленность ее населения, были созданы своя Академия Наук, Союзы писателей, художников, журналистов, кинематографистов, где была взращена маргинальная прослойка псевдоинтеллигенции, ставшая питательной средой для тех же Мошану, Хадырке и Друка. А между тем в России, даже в областях с населением большим, чем Молдавская ССР, никаких “Академий наук” не создавалось (да и Российской-то не было!), на деятельность областных творческих организаций отчислялось средств в сотни раз меньше, чем выделялось творческим союзам Молдавии, Литвы, Эстонии или Грузии! Ни в одном городе России не создавались льготные условия по приему в вузы лицам “коренной” национальности, как это делалось в Молдавии для молдаван, где были установлены дискриминационные ограничения по приему русских, украинцев, болгар и гагаузов, хотя они являлись такими же “коренными” уроженцами этого края! И вот те внеконкурсные абитуриенты, получив дипломы о высшем образовании, пишут эти письма. Интересно, кем они надеются стать в Румынии, владея румынским еще хуже, чем русским? Видимо, автор этого письма рассчитывает занять хороший пост, подобно тому, как бывший член Политбюро ЦК КП Литвы Р. Озолас, едва заявив, что “русские дебильны в национальном отношении”, сразу был назначен главным идеологом “Саюдиса” и заместителем премьер-министра Литвы, а суперпрогрессивный журнал “Огонек” тотчас же объявил его “совестью литовской нации”. Аналогия с Прибалтикой не случайна, ведь НФ Молдовы буквально копирует народные фронты Латвии и Литвы, но, к своему несчастью, не видит разницы геополитической ситуации.

Однако пропаганда и националистическая истерия — одно, а война — совсем другое. Здесь уже не болтают, хотя смеются и шутят. А что поделаешь — жизнь есть жизнь. Словом, утром следующего дня мы выехали на передовую. Первым, кого мы увидели в окопах, были казаки, этот удивительный народ из разных уголков нашей еще недавно могучей державы.

Они мигом проверили наши документы, не позволяя притронуться к фотоаппарату, потом разрешили снимать, чтобы не было видно лица.

— Значит, правильно говорят на том берегу, что вы наемники и приехали сюда сорвать деньги?

Первый казак: “Какой я наемник. Я работал на шахте, получал 20 тысяч, а здесь — полторы. А фотографировать нас не надо потому, что на родине на нас заведены уголовные дела, по семь лет обещают. Вот и судите сами, за что мы воюем”.

— А с кем воюете?

Второй казак: “Если вы видели пленных с того берега, то вам объяснять не надо. Половина из них — сплошь в наколках. Это уголовники с большими сроками. Их направили на передовую, пообещав амнистию или пересмотр дел на условную меру наказания. В штабе есть протоколы допроса и их показания следственным органам. Почитайте. Попадаются, конечно, озверевшие от национализма молдаване. Был и один русский, "афганец". Я у него спрашиваю: ты чего в своих братьев стреляешь? А он: “Куда мне деваться? С работы меня выгнали, жена не работает, двое детей, квартира в Кишиневе. Куда я поеду, если у меня нигде никого нет и денег нет. А здесь мне три штуки платят. И я стреляю, не целясь. Вот только когда в рукопашную, вы уж, братцы, извините…”

Родная мать у меня на Дону. А эта, что шила мне жилетку для рожков и лимонок, — в Дубоссарах, как бы усыновила меня. Одна она живет, ноги у нее больные. Старушка уже. Всю ее родню в войну румыны убили. Она на меня свой дом переписала и сыном называет. Будете в Дубоссарах, зайдите к. бабке Клаве, там вам скажут, где она живет. Поклонитесь от меня, скажите, что живой ее сынок Саша и вернется с победой и славой. А если погибну — еще больше славы, потому что за русский народ и русскую землю…

— А румыны из-за Прута вам попадались?

Второй казак. "Как распознаешь по мертвому — кишиневский он или бухарестский? Нашли у одного старшего лейтенанта документы на румынском, а Кишинев. говорит, что это новые документы Великой Румынии. О своих потерях они официально процентов на двадцать сообщают. В недавних боях у них около тридцати убитых было, а похоронено пятеро. Значит, остальных увезли в Румынию. У нас есть документальные свидетельства, что туда отправляют гробы.”

Попрощавшись с казаками, мы поехали дальше. Наш водитель рассказывал по дороге:

— Когда опоновцы атаковали полк гражданской обороны 14-й армии, наши “доблестные” военнослужащие и пальцем не пошевелили, хотя кроме нескольких сотен автоматов, румыны захватили в заложники жен и детей офицеров. Что же это за армия, которая ждет приказа: можно ей освободить свои семьи?! У Белого Дома приказа Язова не ждали, хотя там был только вопрос власти. А здесь — жизнь своих детей. Дерьмо, а не люди. Ходят по магазинам в форме, руки в карманах. Я еще удивляюсь, как им люди в морды не плюют…

— Так кто семьи-то отбил?

— Казаки. Несколько человек погибли…

У села Кошница, не доезжая Григориополя, — самый опасный участок. От Днестра до шоссе — километра полтора фруктовый сад. Румыны переправили на левый берег большие силы и окопались в саду, держа под огнем трассу. Они рассчитывают прорвать здесь оборону, чтобы отрезать Дубоссары с Григориополем от Тирасполя. Вдоль дороги, обрамляющей сад, окопы с нашими гвардейцами. Мы попали в пересмену, когда меняли подразделение, отстреливающееся всю ночь по колено в воде. Мужики хмурые, неразговорчивые. От объективов отворачиваются. Но благо, на казачьих позициях к нам присоединился тираспольский фотокор Валерий Кругликов. Он для нас — лучше “Охранной грамоты” ПМР.

— Как ночь? — спрашиваем.

— Более-менее спокойно, — отвечает один из них. — Только снайперы, гады, глаз сомкнуть не давали — наступающих прикрывали. Вон, видишь, напротив меня уже посереди сада окопчик себе отрыл. Всю ночь ковырял. А теперь пристроился. Часа через два поливать начнет. Но я ему, суке, дам.

— Значит, они потихоньку сюда лезут?

— Не видишь, что ли?..

У бетонной опоры ежится радист лет за шестьдесят. На его телогрейке — рация. Называть себя не хочет.

— Почему не оденетесь?

— Рацию жалко, чтоб батареи не отсырели. Связь на войне — цена жизней.

— Вообще, дела-то как?

— Что — дела… Уже две недели не могу за пенсией съездить. Некогда, понимаешь. Как тут без меня…

С правой стороны шоссе — несколько КамАЗов. На их кузовах установки “Град” и “Алазань”. Подходим к одному экипажу. Водитель татарин, операторы — молдаванин и украинец.

— Как дела, ребята?

— Вон у него сегодня сын родился, — показывают на молдаванина с автоматом, — а он здесь.

— Ну, а воюется-то как?

— Наша установка — это просто большой пугач. Много грохоту, и только. А пока ракета до цели долетит — вся в воздухе сгорает. Ну разве что подпалит чего. А румыны по нам “шилкой” садят. КамАЗ насквозь. Вон, поглядите. Так прошил, что даже трубки гидравлические под сиденьем перебил… И еще пулями со смещенным центром тяжести поливают. Это же пули, запрещенные международной конвенцией. Она, если в руку попадает, меняет направление и проходит через все тело…

При въезде в Григориополь — известный пост ГАИ, разрушенный минометным огнем. Второй этаж здания подпирают только что возведенные из блоков стены. Окна уже вставлены. На “кругу” — напротив моста — сваренный из стали бункер, у него — несколько бойцов с автоматами. Поднимаемся на второй этаж поста ГАИ к начальнику подразделения. Он выделяет автоматчиков для прикрытия, чтобы мы смогли пробраться к взорванному мосту. Продвигаемся вразбивку друг за другом. Место открытое — в любую минуту готовы кубарем скатиться в канаву на обочине. Под ногами хруст гильз; зловещая тишина. Добрались. Перед амбразурой разбросаны мины, гильзы сигнальных ракет, автоматные гильзы — словно семечки под ногами.

— Кто взорвал мост?

— Да мы со своей стороны край подорвали, чтоб они на бронетехнике не прорвались. У нас же одни “акаэ-мы”.

— А мины?

— Мины учебные. Но им через бинокли не разглядеть. А потом на них нужна нагрузка не менее 90 килограммов, чтобы она рванула. Это против БТРов и танков.

Прямо перед мостом поперек дороги стоит густо прошитый пулями БТР с надписью на борту “ЗА РОДИНУ! ПМР!”. С той стороны моста видны такие же бронетранспортеры. На них надписи безобразно размашистые и злые: "СМЕРТЬ КАЗАКАМ!”

Снова перебежками возвращаемся на “круг”. Впереди Дубоссары. На площади перед горсоветом — женщины. Здесь же “Сбор денег в помощь семьям погибших и раненых”. Узнав, что мы из Москвы, женщины обступили нас.

— Шо ж, Снегур, не придэ до нас и не спросыть: хотим жить у Римынии чи ни?! — стала нам рассказывать одна из них. — Сюды вин ни идэ, а собрав три чоловика и постановыв защищать єдину Молдову. И крычить на усю Европу, шо на Кишинев идут комму-няры с красным флагом и их надо убывать. Найшлы якого-то дебильного с дурдому и показывать його по молдавскому телевидению. А вин говорить: “Я з России, я прийихав за красный флаг воевать”. Та дэ ж воны його найшлы? Невжели у вас у Москви таких богато? Нам таки помощники не нужны, Козаков бы ще. А увись народ за Смирнова. На смерть стоять будемо! Як же воны над ным издевались! А мы у сентябре на рельсах сидели, його отбивылы. И отбили! А нас пять тысяч опоновцев атаковали, разгоняли. Колы мини дубинков по голови саданулы, я очухалась, пишла до дому, узяла сапу, прийшла сюда на площадь и села. Як воны дубинкой замахнуться — я сапой! Собакамы нас травили, женщинам наручники надевали, давали маленький винек и заставляли заметать туточки та перед полицией. Мини семьдесят лет, я дви ночи подряд на ногах стояла и ще буду стоять. Це наша земля и николы вона румынской ни була. Це Сталин нас до Молдавии пристегнул. Так спасибо казакам, шо на помощь прийшлы…

— Пущай воны у нас остаюця! — заговорила другая старушка. — Мини тоже семьдесят. — Землю им дадим, та я сама из своей хаты уйду, нехай у ней казаки живуть!

Здесь же, на площади, к нам подвели седого мужчину с красными от слез глазами. “Вы вот його послухайте!”

— Меня зовут Величко Велентин Федорович, тридцать третьего года рождения, венгр, жил и учился в Венгрии до сорок пятого, потом с Закарпатской области пошел в пятьдесят втором году служить в Советскую Армию, после армии всю жизнь здесь работал, строил, проводил освещение в дома, я сам мастер электросетей из “Красного новиградаря”, ищу своего сына с 14 марта, уже три недели.

— Как это случилось?

— Он недавно женился, жена на четвертом месяце беременности, и они с ней поехали из Дубоссар на Украину за семенной картошкой. А когда возвращались обратно, их у развилки остановили. Проверили машину, ничего не нашли, отпустили. А тут перестрелка с обоих берегов. Они вернулись назад, чтобы поехать другой дорогой, а у развилки уже наши ворюги и идиоты, пацаны, которые хватанули оружие, и с ними еще два-три полицая. Сына вытащили из машины и начали бить ногами и чем попало. Жену его приволокли на передовую, и у плотины групповое изнасилование устроили. Потом засунули ей под платье гранату и стали пытать и угрожать, что взорвут ее, если она не скажет, сколько там людей. Держали до утра, потом отпустили. А сын пропал. Я уже обращался и к нашему прокурору; и к кишиневскому, и к Смирнову, и к Снегуру, и к Украинскому Президенту, и к руководству России, и в Венгерское посольство в Москву бумагу повезли… Нету его нигде. Он же ни в каких митингах не участвовал, никогда оружие в руки не брал. За что?.. — старик заплакал. — Я видел войну. Немцы такое не творили, как эти! Нет молдаван хороших и плохих. Есть сволочи, которые лезут с того берега, и у нас одна бойня. Я домой заходить не могу. Как прийду, мне кажется, как в тюрьме сижу. Ночую где попало. И не только я один. Тут все дома одни ночевать бояться…

Чем мы могли помочь этому плачущему старику? Пообещали написать об этом. И все. А едва он отошел от нас, женщины прошептали на ухо: “Приезжали люди из Кочиер и говорили, что его сына повесили в лесу, но мы его жалеем и молчим: пусть у него останется надежда”.

Выехав на окраину Дубоссар, шофер заглушил мотор.

— Все. Здесь уже все улицы простреливаются. Бегите от дерева к дереву до того бэтээра, там штаб.

В штабе к нам присоединились фотокоры из Киева, и мы, под прикрытием автоматчика, бросками перебрались за вал, от которого начиналась плотина Дубоссарской ГРЭС.

Станция остановлена, персонал покинул ее территорию, хотя поразительное дело — на сырой глинистой тропинке отпечатки каблучков женских туфель.

В зале пультов управления взъерошенные головы бойцов над мисками с супом. Их кормит удивительный человек — седая стройная женщина. К сожалению, подвела техника — пленка не записала, ее имя и фамилию, но мы назовем ее просто Учительницей.

— Я преподавала в музыкальном училище сольфеджио и теорию музыки, — рассказывала она о себе, ведя за собой нашу группу по открытой правому берегу стороне плотины. — Потом. вышла на пенсию, а как началась война, сюда перебралась: готовлю, кормлю ребяток, мою, стираю…

Автоматная очередь резанула воздух перед нами. Один фотокор упал с испугу, вся наша группа согнулась в три погибели, а Учительница глядела на нас свысока, ласково улыбаясь.

— А я пулям не кланяюсь! — весело крикнула она и побежала вперед. Ветер. рвал на ней платье, обнимая стройную фигуру, и казалось, что Учительнице не под шестьдесят, а немногим больше семнадцати.

Мы рванули за ней и, пробежав опасный участок, оказались в укрытии среди мешков с песком, кирпичей, железа. Едва начали разговор, румыны открыли по нам огонь. Все пригибались, кроме Учительницы, стоявшей у продырявленного в нескольких местах швеллера, и командира, который приказал одному из бойцов:

— Ну-ка влупи ему, Вася, по первое число.

Вася взял автомат и со знанием дела всадил обойму куда-то в правый берег. Вставил другой “магазин”, но командир остановил:

— Хватит. Не шуми.

Румын стих и дал нам возможность несколько минут поговорить спокойно. Но тут запели пули с левого берега, со стороны “гребной” базы.

— Вон, видите, это микрорайон на окраине Дубоссар, — указал рукой командир туда, откуда стреляли. — Они ночью переправились на пароме — человек девяносто и несколько бэтээров — и захватили жилые дома. Из них и стреляют. А мы не можем отвечать, потому что там наверняка люди, старики, дети. Вон они, заразы, сегодня утром пристрелялись, пообедали и сейчас начнут. Так что вы давайте побыстрее и тикайте отсюда.

— Так здесь вам с двух сторон теперь — и в лицо и в спину?

— Как видите. Оно бы и ничего, если б было-то оружие нормальное. Вон у него, — он кивнул на гвардейца, стоящего рядом с Учительницей, — карабин аж 1943 года выпуска. Что мы им можем сделать? Ну, шины у бэтээров бьем, еще что-то в этом роде.

— Этим-то против “Шилки”?

— А что поделаешь! Да еще они по своему “Месажеру” передают, что мы над ранеными издеваемся. Та если б мы издевались, не так бы обидно было. Видели бы вы их пленных! Рожи красные, квадратные, кто ранен — сразу в госпиталь. Пальцем никого не трогаем. А они?.. Знаете, когда у мертвого что-то отрубают, то кровь не затекает, потому что она уже свернулась. А у наших раненых, прямо у живых, они пальцы отрубают, что курок держат. Одному лежащему казаку прямо в упор голову изрешетили, у другого такая голова была, что я его в морге не узнал — руками не обхватишь…

— Отчего?

— Били, опухла так.

Рядом ухнула мина. Гвардейцы переглянулись. Буквально до нашего прихода предыдущая снесла полдерева.

— Если попадут в плотину, то хана, — продолжал командир. — Затопит тут все села внизу, а Тирасполь и вся Одесская область без питьевой воды останутся.

— Вы как смертники…

— А что делать? Мы готовы умереть, да вот только бы люди знали за что. И Ельцину и Кравчуку на нас насрать. Что ж это за президенты, если свой народ в беде бросают? Вон американцы за тридевять земель флот посылают освобождать своих граждан, взятых в заложники. Из-за двух-трех человек. А наши правители семьсот тысяч своих людей бросили на произвол судьбы. Убивайте всех их — хрен с ними. Или я, может быть, своим мелким умом чего-то недопонимаю? Может, нам, украинцам, за помощью к Канаде обратиться, там же тоже много украинцев. А гагаузы нехай турков зовут — тоже родственники. Должны помочь…

Перебегая плотину в обратную сторону, мы ошалели от картины: лихой гвардеец — заядлый рыбак спустился к воде и на открытом пространстве забросил спиннинг. Киевляне побледнели: что он делает! А наша Учительница с улыбкой: — Если снайпер не снимет, будет у нас на ужин уха!

К вечеру, по дороге из Дубоссар в Григориополь, мы снова попали под огонь. И хотя нас предупредили, что в Кошнице идет бой, водитель рассчитывал проскочить на большой скорости. Но не тут-то было! На дороге стояла бронетехника.

Мы прижались боком к боевой машине пехоты и на четвереньках выкатились под гусеницы БМП. Фотокор В. Кругликов переполз в окопы и стал снимать фонтанчики от пуль, вспыхивающие над головами гвардейцев.

— Пацана, пацана, твою мать, в больницу! — кричал взводный.

Пули свистели над головами, ветка дерева, срезанная очередью из румынского автомата, упала на голову. Истошный мат и грохот очередей “Калашниковых”. Чей-то истерический смех. Снова стрельба…

Уже смеркалось, когда мы приехали в Григориопольскую больницу посмотреть на обстрелянную “скорую помощь”, в которой незадолго до нас следователь насчитал около шестидесяти пробоин разного калибра. Стреляли почти в упор, хотя машина ехала с белым флагом и освещенными окнами. Ее остановили, посмотрели на роженицу, шестилетнего ребенка и почти в упор расстрел ял и.

— Если сейчас диверсантам неудобно — места голые, и они орудуют по ночам, то, как только пойдет листва, — ужас что будут творить, — задумчиво пробормотал наш водитель.

А во дворе рыдала мать семнадцатилетнего гвардейца-пацана, только что привезенного из Кошницы, где мы укрывались за БМП. Ему оторвало ногу…

Это было только началом оперативного плана операции молдовских националистов и румынской “секуритате” под кодовым названием “Троянский конь”.

“Пятна гражданской войны все шире расползаются по стране, которую мы еще недавно называли своей. Корабельный винт СНГ все гуще окрашивается кровью… В Приднестровье, где молдаване убивают молдаван, безответственная игра политиков подвела нас к страшному рубежу: убийству русских русскими…”

Так пишут в своем открытом письме писатели В. Белов, В. Крупин, В. Распутин и другие, требующие остановить братоубийство на Днестре.

Но кто их слышит? Ельцин, который предал миллион своих соотечественников в Прибалтике? Международные комиссии ООН, видящие положение русских в Латвии, Литве, Эстонии и фарисейски закрывающие глаза на истинное положение дел? Сама ООН, принявшая в свои члены Армению и Азербайджан, находящихся в состоянии войны? Видно, что не за права человека печется эта международная организация, если пошла на поводу у тех, кому так не терпелось поскорее закрепить “де-юре” распад СССР. Принятие “скопом” всех бывших союзных республик (кроме Грузии) дискредитировало в глазах нормальных людей авторитет этой организации. Ведь этим она игнорирует кровопролитие в разных регионах планеты и повторяет печальную судьбу Лиги Наций, лопнувшую от противоречий и конфликтов накануне второй мировой войны.

Как могла быть принята Молдова в Члены ООН, если она не контролировала около половины своей территории, взятой под юрисдикцию Кишинева, а именно факт такого контроля является одним из условий международного признания? Как могла ООН проигнорировать заявления Приднестровья и Гагаузии накануне решающего дня, что в соответствии с волеизъявлением их народов, они не признают над собой юрисдикции Кишинева и вся ответственность за последствия ляжет на тех, кто проигнорирует эту реальность? Совершенно очевидно, что ООН наплевала на нормы международного права при конституировании этого объекта, который находится лишь в самом начале своего создания. Таким образом, ООН сама развязала руки кишиневскому национализму, как бы признав за Приднестровьем и Гагаузией ярлык “сепаратистов”. Ведь она узаконила сталинский произвол в отношении Приднестровья и, по сути дела, спровоцировала войну на Днестре.

А что оставалось делать Левобережью, вначале насильственно превращенному в часть Молдавской ССР, а теперь под угрозой смерти вгоняемому в Румынию? Российский Президент словно забыл, что эта региональная общность Новороссии в общегосударственном плане всегда отождествляла себя с “Большой Россией” (а в советское время с Союзом) и эту идентичность во все времена разделяли левобережные молдаване. Почему США могут какую-то Панаму объявить жизненно-важной территорией, а Россия бросает свои земли и своих людей на растерзание? Потому что нет программы государственных интересов Российской Федерации? Конечно, как нет и государственного ума и чувства Родины. Хотя бы у того же министра иностранных дел России А. Козырева, заявившего на шестом съезде народных депутатов России, что в Молдове “сильны прорумынские настроения”. Но разговаривал ли он хоть с одним простым молдаванином? Его встречали должностные лица правительства и парламента, с ним общались и его в этом убедили. Видимо, для таких, как Козырев — мальчиков из спецшкол — не существует ни родной земли, ни Родины. Завтра, после развала России, они “выберут” себе другую “страну проживания” и будут преподавать в каком-нибудь университете…

Такой же подход к войне на Днестре и у некоторых “российских” корреспондентов. Они, словно, приехали в Карабах, послушали одну сторону, другую и сделали “две точки зрения”. Они — ни при чем, словно с Луны прилетели, а не в России живут. Их “метод” дублировал работу американских, английских и филиппинских журналистов. Но даже эти независимые люди столкнулись в Кишиневе с такими вещами, часто просто обалдели от нового члена ООН. Вот что, к примеру, нам рассказал японский корреспондент газеты “Асахи” Нориаки Кузуара:

— Когда мы приехали в Кишинев, власти велели нам дать расписку, что за нашу жизнь, кроме нас самих, никто ответственности не несет, и выпроводили вон, приказав ежедневно отмечаться в полиции. Это у них называется аккредитация. А когда мы, побывав на левом берегу, поехали через Бендеры в Кишинев, нас на шоссе обстреляла кишиневская госбезопасность. Мы с переводчицей выскочили из машины и укрылись в канаве, закрыв головы сумками. Потом вернулись в Тирасполь и теперь не знаем, как отсюда уехать. Уже два дня в полиции не отмечались, а в кишиневской гостинице наши вещи.

Вот такая нынче “демократия” в Молдове. И замешана она на крови ни в чем не повинных людей. И еще на лжи и деньгах. Ибо, едва мы вернулись в Москву, “Известия” помещают заметку на первой полосе следующего содержания: “Визит Руцкого в Приднестровье власти Молдовы расценивают как вызов статусу независимости государства. Председатель постоянной парламентской комиссии Панциеру через средства массовой информации обвинил российские органы безопасности и внутренних дел в подготовке, финансировании и засылке в Приднестровье досрочно освобожденных уголовников для участия в вооруженных действиях против Молдовы. По его словам, это "свидетельствует о хорошо управляемой агрессии против независимости и территориальной целостности Молдовы”.

Мы только собирались рассказать читателям о результатах допроса в УВД ПМР арестованного Андрея Хегя, 1972 года, уроженца Страшненского района, трижды судимого, по последнему приговору получившему 7 лет за систематические угоны автомобилей и “пересуженного” тем же составом суда на условный срок взамен на то, что он согласился ходить в разведку на левый берег в составе разведгруппы, возглавляемой Игорем Фурдуем, 1965 года рождения, уроженца Флорешт, прописанного в Псковской области, проживавшего в Витебске… как Панциеру опережает нас своими “разоблачениями” аналогичных действий МБРФ и МВД России. Пришлось незамедлительно связываться с этими органами на уровне начальников управлений с просьбой прокомментировать эту информацию. Ответ был однозначен: кишиневская безопасность работает по принципу “сам дурак”.

— Но как это печатают “Известия”? — допытывался я.

— А вы у них и спросите, — отвечали генералы. Теперь все покупается и все продается. Так что и удивляться нечему. Если вам нужны официальные ответы, присылайте запросы по форме — ответим за подписями своих министров…

Господи, до чего докатились кишиневские дельцы в безумном стремлении продать Родину и заработать кусок побольше! Как же их терпит молдавский народ — такой тихий, мирный и щедрый? Неужели о такой “демократии” он мечтал, седьмым потом выстраивая свою “каса маре” (в широком смысле — дом, как полная чаша, в узком — комната-зала для дорогих гостей, заставленная всем, что есть лучшее у хозяина)? И вместо вина и улыбок в “каса маре” — гробы братьев, раненый шестилетний Сережа Лазаренко и родившийся мертвым на свет ребенок раненой Светланы Симаченко…

Взгляни же, Снегур, на плоды трудов своих и сам назначь цену своей “демократии”!

ОСЕТИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Несколько дней назад я вернулся из Северной Осетии, где пробыл почти две недели. До сих пор не могу прийти в себя от увиденного и услышанного, хотя до этого побывал почти во всех “горячих точках”. Много горя и крови принесли нашему многонациональному народу посткоммунистические и полуфашистские режимы, появившиеся на окраинах бывшего СССР. Их звериные лики и пещерный вандализм еще надолго останутся в народной памяти. И надеюсь, что придет еще время суда над главарями патологических уголовников, рядящихся в одежды национальных героев со значками депутатов Верховного Совета России…

Осетины — небольшой народ, численностью около полумиллиона человек, живущий в центральной части Кавказского хребта и прилегающих предгорьях. Сами себя осетины называют “ир”, у античных авторов они известны под названием “алан” и “ас”. По происхождению осетины относятся к северо-иранской группе индоевропейской семьи, и их язык единственный среди живых иранских языков, сохранивших фамильное имя своего великого пророка Зороастра (Заратуштры), мечтавшего о доброй власти на земле, власти, которая оградила бы скот и людей от насилия и уничтожения. Словом, осетины являются, как известно, единственным остатком скифских племен, судьба которых неразрывно связана с Русью. И поэтому до сих пор во время молитвы они поворачиваются спиной к горам, а лицом к северу — России…

Большая часть осетин — православные христиане, есть и мусульмане, но их обряды имеют устойчивую языческую доминанту, ибо главный Бог осетин — Уастырджи (Святой Георгий) — покровитель мужчин, путников, которого в шутку называют “Министром путей сообщения”. Хотя, по большому счету, вероисповедание у осетин считается личным, интимным делом и принадлежность к какой-либо религии не имеет существенного значения.

Осетинский народ первым из горских народов обратился к царю с просьбой добровольно войти в состав России. Больше всех генералов русской армии было у осетин, больше всех Героев Советского Союза (после русских) — осетины. Каждый второй мужчина, ушедший на фронт в сорок первом, не вернулся домой. Поэтому сейчас осетины горестно сожалеют, что у них нет стариков… Отечественная война унесла каждую четвертую жизнь этого небольшого народа, и не случайно эту страну называют кладбищем братских могил.

Осетия делится на две части: северную и южную. Первая входила как автономная республика в состав РФ, вторая — как автономная область в Грузию. В Осетии проживает более 100 национальностей. Плотность населения — 80 человек на 1 кв. км и 140–150 человек (на равнинах, без гор). Центр Осетии — в низине, провинции — в трех ущельях. В 1989 году в Северной Осетии проживало 632 тысячи 428 человек, из которых: осетин — 334876, русских — 289159, ингушей — 32783, прочих — 75610.

Таким образом, на протяжении столетий Осетия была надежным форпостом юга России с крепостью Владикавказ, основанной в 1784 году. По данным переписи 1862 года население Владикавказа насчитывало 3653 жителя, среди которых: русских — 2662, осетин — 883, грузин и армян — 99, евреев — 23, иностранцев — 26. Ингуши во Владикавказе появились лишь после 1920 года (в 1923 г. их насчитывалось 500 человек на 70 тысяч жителей).

Мировоззрение и мироотношение осетин с древнейших времен традиционно устойчиво. Первый тост в честь Большого Бога — Стыр Хуцау — осетины поднимают за высшие ценности: небо, землю, ум, здоровье… Ведь власть у праотца Зороастра персонифицируется и становится божеством, но при этом не теряет своего ясного, земного, социально-политического содержания: сильная власть нужна, чтобы здесь, на земле, победить Друджу, олицетворяющего враждебные мирному хозяйству силы.

Чеченцы поют о своем происхождении: “Мы родились в ту ночь, когда щенилась волчица” (Услар, № 2, первоначально: “Мы родились от волчицы”). А ингуши — одно из наиболее диких чеченских племен, получивших название от бывшего аула Ингушть. Ингуши — в переводе с ингушского — орехи, малообразованный и самый беспокойный народ на Кавказе, живший в селениях Сунженского округа Терской области, ущельях реки Камбилеевки, Сунжи и Ассы. Сами себя ингуши называют "ламур” (горцы) и разделяются на галгаевцев, галашевцев, назрановцев. Мусульмане-сунниты, хотя вроде бы когда-то были христианами. По обычаям мало отличаются от остальных чеченцев, но помимо занятий земледелием, более всех горских племен преуспевали в воровстве, грабежах, разбоях, убийствах (особенно русских), за что и были выселены в 1830 году генералом Ермоловым, считавшим, что ингушей следует уничтожить вообще, поскольку они не подлежат перевоспитанию.

В XVI веке предгорные равнины Центрального и Восточного Кавказа начали осваивать гребенские казаки (от гребней гор), в основном это были беглые люди из Рязани. Они занимали берега реки Сунжи, основывали станицы по правому берегу Терека. В середине прошлого века была построена укрепленная линия из казачьих станиц: Троицкая, Михайловская, Фельдмаршальская и др. Одновременно русское правительство, следуя принципу создания на плоскости компактного ингушского населения, позволило ему строить в районе Назрани в 1840 — 50 годах поселения: Плиево, Базоркино, Кантышево и др. Что касалось территорий, примыкающих к Владикавказу, а также у бассейна р. Камбилеевка (Пригородный район), то они были отведены под казачьи станицы — Тарская, Камбилеевское, Сунженское, и до 1917 года эти земли являлись собственностью Терского казачьего войска.

С приходом к власти большевиков началось изгнание казаков из станиц ингушами. Свидетельством того, что этот акт был санкционирован правительством, является обещание, данное в августе 1918 года съезду ингушского народа Г.К. Орджоникидзе, отдать землю ингушам в пределах Терского казачества. Так началось поголовное выселение казаков и заселение ингушами казачьих станиц. В 1920 — 23 гг. было вырезано ингушами и переселено более 70 тысяч человек казачества. Таким образом, до 1944 года все казачьи станицы принадлежали горным ингушским обществам, которые превратили эти земли в рассадник бандитизма и террора.

В 20 — 30-е годы от рук бандитов погибли сотни работников государственных и правоохранительных органов, процветало массовое скотокрадство. Только в течение нескольких месяцев 1937 — 38 гг. в целом в Чечено-Ингушской АССР было ликвидировано более 80 бандитских групп, у членов бандформирований и у населения изъято 11690 единиц огнестрельного оружия, 3 пулемета системы “Максим”. К началу Великой Отечественной войны у немецкой разведки был план корректировки политики своего руководства в соответствии с наличием антисоветских и антирусских сил на территории Чечено-Ингушетии. “Пятая колонна” на Кавказе в лице мусульманских друзей Гитлера срывала все мобилизации на фронт. Примером, свидетельствующим о масштабах дезертирства, может служить одна из попыток создания кавдивизии, которая в составе 3000 конников должна была прибыть на фронт. Но по дороге всадники “дивизии” разбежались, прихватив с собой винтовки. Очевидец этого грустного позора свидетельствовал: “Это было массовое предательство Родины, измена, о которой нынче трусливо молчат участники этого события”.

К концу 1942 года дезертиры и уклонившиеся от призыва предатели влились в ряды бандформирований, представляющих собою силу, способную дезорганизовать тыл и вести боевые действия против частей Красной Армии. В Чечено-Ингушетии были популярны лозунги: “Поражение русским, победу немцам”, “Кавказ подвластен только Аллаху и Гитлеру”, “Да здравствует спасительница Кавказа непобедимая армия Гитлера”. У ингушской газеты “Газават”, редактором которой был ныне “популярный” у нас Авторханов ("Технология власти", “Империя Кремля”), был яркий девиз: “Гитлер с нами, Аллах над нами”. Известно, что в 1942 году Авторханов перебежал к немцам и более 30 лет преподавал в школе ЦРУ, дослужившись до профессора по антисоветчине. Но ему, как известному историку, наверняка известны секретные директивы немецкого командования следующего содержания: “Когда Грозный, Малгобек и другие нефтяные районы будут в наших руках, мы сможем захватить Баку и установить на Кавказе оккупационный режим, ввести… необходимые гарнизоны, и, когда в горах наступит относительное спокойствие, всех горцев следует уничтожить. Для этой цели там много превосходных условий — горные ущелья, и не будет надобности сооружать концентрационные лагеря”.

Банды ингушей нападали на села и аулы, жгли и грабили колхозное добро, вырезали сельских активистов, оеженцев из оккупированных районов. Самую крупную из таких банд, сформированную осенью 1941 года из дезертиров, религиозных фанатиков и мулл, возглавлял Хасан Исраилов. Захватив очередной населенный пункт, его головорезы сгоняли жителей на сход. “Правоверные! — восклицал Исраилов. — Чтобы сохранить святую веру, мы должны объединиться. Наша надежда и опора — пророк Гайдар (так в бандах величали Гитлера) и его непобедимое войско!” Вот почему в критический для судьбы Родины момент, когда было дорого каждое воинское формирование, советское командование вынуждено было снять с фронта 3 дивизии (242-ю горно-стрелковую, 317-ю стрелковую и Особую Московскую дивизию НКВД) и направить их в район действия бандформирований. Десятки тысяч красноармейцев этих частей погибли в боях с бандитами Исраилова, Хучбарова, Даниева, Бадаева, Алхастова, Мсостова и др. Всего за период 1937–1944 гг. было изъято у чечено-ингушских банд 30556 единиц огнестрельного оружия и 24339 кг боеприпасов. Только в 1944 г., уже после выселения, ликвидировано в горах 36 банд из 338 участников…

Еще в декабре 1936 года Северо-Осетинская автономная область была преобразована в СО АССР, а Ингушская область и Сунженский округ вошли в состав ЧИ АССР. А в связи с депортацией в 1944 г. ингушей и чеченцев в Среднюю Азию, в результате которой две баржи с людьми затонули (Берия, как всегда, перестарался, чем вызвал гнев Сталина: “Я тебе сказал: переселить, а не потопить!”), ЧИ АССР была упразднена и образована Грозненская область. В дома насильственно переселенных ингушей так же принудительно заселялись жители других национальностей. Так в несколько сел и бывших станиц Пригородного района Северной Осетии были переселены жители городов Южной Осетии. Положение усугубилось в 1957 году, когда в связи с восстановлением автономии чеченцев и ингушей часть вернувшихся на Кавказ ингушей начала селиться вне территории своей автономии, в частности в Пригородном районе СО АССР и г. Владикавказе. Чтобы смягчить территориальные и имущественные споры, правительство России передало вновь созданной ЧИ АССР три района Ставропольского края под ингушские застройки, о чем почему-то сейчас позабыли. Уступки России “бедным” ингушам привели к тому, что в результате самозахвата земли и других форм давления на местные власти с 1959 по 1990 годы ингушская часть населения Северной Осетии возросла с 6 тысяч до 32,8 тысячи человек. С адаптацией на местах прежнего 22-летнего проживания на казачьих землях часть ингушского населения начала предъявлять территориальные претензии к Северной Осетии с требованием пересмотра существующих национально-административных границ. Для разжигания межнациональной вражды дети волчицы — религиозные и националистические фанатики — задействовали различные пропагандистские и экстремистские рычаги, слухи и домыслы, выбирая базой отдельные преступления, совершенные уголовниками, и тем самым создавая почву для новых преступлений уже на межнациональной основе. Подлость, коварство, фанатизм, кровная месть пробуждались в сознании слепого и темного народа, власть над которым захватили вожаки волчьей стаи, обрядившиеся в национальные одежды и депутатские полномочия, за которыми скрывались главари мафии и организованной преступности. Стала готовиться массовая акция резни осетинско-русского населения, аналогичная орджоникидзевской и спровоцированная Верховным Советом и Президентом России.

Священная война мусульман — газават — была объявлена Осетии и России более десяти лет назад. Начиная с октября 1981 года, когда был убит ингушами осетинский таксист Гаглоев К.И., Северную Осетию стали потрясать массовые выступления многотысячных толп людей, возмущенных ростом преступности на национальной почве. В январе 1985 г. в с. Терк (СО АССР) водитель Дзестелев Т.А., осетин, спровоцированный ингушом Ахриевым, совершил умышленный наезд на последнего. Это вызвало ряд агрессивных акций, завершившихся поджогом дома Дзестеловых. В марте 1986 г. был использован факт убийства ингушом Костоевым (в ЧИ АССР) водителя такси, жителя Орджоникидзе, осетина Хутинаева. Участились случаи групповых драк осетинской и ингушской молодежи. А создание в Чечено-Ингушетии в 1988 — 89 г. неформального объединения “Нисхо” (Справедливость) оказало сильное воздействие на ингушскую часть населения Северной Осетии, где появились филиалы этого объединения, ратующие за создание Ингушской автономии и присоединение к ней Пригородного района и правобережной части Владикавказа (где сосредоточены все учебные заведения и, по сути, вся промышленность СО АССР). Нарастанию напряженности в Осетии способствовали события 19 февраля 1989 года — коллективные посещения ингушами заброшенных мусульманских кладбищ и митинги, проведенные в республике в связи с 45-летием выселения ингушского народа.

В 1989 — 90 гг. в СО ингушами было проведено 12 крупных митингов, где основное внимание уделялось территориальным притязаниям к Осетии. Выступавшие заявляли, что ингушский народ в СО оскорблен, при-тиснен, унижен, что ингушам не дают возможности приобретать дома в селах Осетии, притесняют при приеме на работу, попирают их гражданские права. Особенно взбудоражил население многотысячный митинг в Назрани 13–15 марта 1990 г., где выступающие открыто призывали к вооружению населения, невыходу на работу, требовали немедленного решения территориального вопроса. В противном случае угрожали в течение 24 часов (такое же время, за которое их выселили) установить свои порядки и стереть все на своем пути. В митинге принимали участие чеченцы, кабардинцы, балкарцы, дагестанцы, азербайджанцы, грузины. Последние призывали ингушей к решительным действиям против осетин, предлагая им: "… нажмите на них с этой стороны, а мы — с другой…” Не раз подчеркивалось, что ингуши выступают под мусульманским флагом.

Руководство Северной Осетии делало все возможное, чтобы остановить назревающее кровопролитие, шло на многочисленные уступки. В ВУЗы республики ингуши принимались вне конкурса, для них освобождались места в государственных и правоохранительных структурах, выделялись земельные участки до 25 соток, власти закрывали глаза на самовольный захват колхозных пашен. Вокруг Владикавказа росли как грибы трехэтажные дома (50x50 метров, в подвалы которых свободно въезжали КамАЗы, доверху груженные ворованными товарами. Так, у одного такого домовладельца-ингуша было вывезено из подвала водки на 3 млн. рублей, а сам подвал напоминал склад районного универмага: секции ковров, хрусталя, скобяных товаров, одежды, сахара и круп, шесть видеомагнитофонов… Личный скот “рядовых” ингушей исчислялся десятками голов коров и сотней овец. При этом они считались обычными сельскими тружениками, I многодетными отцами и матерями!

Осетины — народ мирный и законопослушный — терпели и это, надеясь, что такое потакание “несчастным” ингушам временное, обстановку обострять нельзя. Однако когда в ингушские дома хлынул поток оружия — автоматы, пулеметы, гранатометы, а то и бэтээры в огородах, купленные и разворованные со складов Северокавказского военного округа, стало не до шуток. (Я видел своими глазами бабку на назрановском базаре, которая рядом с горкой яблок продавала лимонки по 1000 рублей за штуку.) Назревала война, остановить которую могла только сильная власть. Но в Москве мало представляли угрозу России на Кавказе и все еще играли в свои мелкие игры. А принятый Верховным Советом РСФСР 26 апреля 1991 года Закон “О реабилитации репрессированных народов” совсем развязал ингушам руки, ибо в нем не было главного — механизма его реализации, что превратило его в пародию, которую можно толковать как угодно.

К этому времени ситуация в Северной Осетии была сильно осложнена конфликтом в Южной Осетии, входившей в состав Грузии, где к власти пришел Гамсахурдиа. Его курс на отделение Грузии от СССР подстегнул Горбачева действовать через Дзасохова — бывшего первого секретаря СО АССР. Последний не придумал ничего умнее, как спровоцировать южных осетин на отделение от Грузии и присоединение к Северной Осетии. При этом была обещана поддержка южанам в виде ввода войск СА на территорию Грузии, дабы приструнить Гамсахурдиа. Но тот в свою очередь вовсе упразднил Юго-Осетинскую автономную область и объявил войну сепаратистам. Началась война осетин с грузинами, обернувшаяся неслыханными жертвами и массовым потоком беженцев из Южной Осетии в Северную. К лету 1992 года их число превысило 120 тысяч человек.

Беженцы — кударцы — расселялись в Пригородном районе, преимущественно на туристических базах, в пионерских лагерях, гостиницах, домах отдыха. В 1992 г. им стали выделять помещения детских садов. Правительство Северной Осетии оказывало им помощь в предметах домашнего обихода, белье, одежде, продуктах питания. И хотя большинство населения СО сочувственно относилось к своим землякам, потерявшим кров, недовольство местных жителей, и прежде всего ингушей, возрастало. Прибывшие южане требовали статуса беженцев, что подразумевало предоставление льгот на получение жилья и других социальных благ, ущемляя тем самым законные права местных очередников. Резко подскочили цены на продукты питания, промтовары, жилье. Расцвела спекуляция среди южно-осетинской молодежи. Дело дошло до того, что национальные гвардейцы СО систематически проводили рейды по рынкам, где отлавливали молодых спекулянтов кударцев и вывозили их на границы Южной Осетии, внушая “землякам”, что они должны защищать свою родину. Тем не менее криминогенная обстановка в Пригородном районе возрастала с каждым днем из-за неустроенности, безработицы, давления кударцев на грузинское население СО и, конечно, же, из-за нарастающей конфронтации уже обжившихся ингушей.

Принимаемые правительством Северной Осетии меры по ведению переговоров с руководством ЧИР по выработке механизма реализации закона “О реабилитации репрессированных народов” наталкивались на неуступчивость со стороны ингушских лидеров, которые заявляли, что согласно Закону территория должна быть отдана им и никаких переговоров они вести не будут. Эта бескомпромиссная позиция была возведена в ранг государственной политики ЧИР и зафиксирована в ст. 17 Декларации о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики, принятой Верховным Советом ЧИР 27 ноября 1990 года: “Чечено-Ингушская Республика подтверждает справедливое требование ингушского народа о восстановлении национальной государственности и необходимости решения вопроса возврата территорий, принадлежащих ему и отторгнутых в результате сталинских репрессий — Пригородного и части Малгобекского районов в пределах их бывших границ, а также Правобережной части города Владикавказа. Союзный договор будет подписан Чечено-Ингушской Республикой после возврата отторгнутых территорий Ингушетии…”

После августовского путча в Москве обстановка в ЧИР еще более обострилась. Вместо распущенного Верховного Совета был создан Временный Совет, который в октябре 1991 года сменил Исполком Общенационального Конгресса чеченского народа во главе с Дудаевым Д.М., избранным вскоре Президентом Чечни. Дудаев немедленно заявил, что Чеченской Республике суждено положить начало распаду Российской империи. При этом он-де сторонник неделимой Чечено-Ингушетии, поэтому, как только ингуши сочтут нужным присоединиться к выборам, тут же будет решаться вопрос о создании единой Вайнахской республики. Такое заявление обескуражило ингушских лидеров, вынашивавших планы своей собственной автономии.

Едва Дудаев приступил к созданию своей национальной гвардии, незамедлительно начала создаваться Национальная гвардия Ингушетии, в которой к октябрю 1991 г. насчитывалось 15 тысяч вооруженных бойцов и конный полк. В это же время на митинге в г. Назрань, где присутствовал госсекретарь РСФСР Бурбулис, категорично заявлялось, что если парламент России не примет решения о передаче Пригородного района и правобережной части г. Владикавказа в Ингушетию, то они оставляют за собой право захвата указанных территорий вооруженным путем. Называлась даже дата выступления — 12–15 октября. Ситуация в Северной Осетии достигла критической черты.

В республике началась паника, распространялись слухи о захвате заложников-осетин. В приграничных с Ингушетией селах Сунжа, Комгарон жители начали рыть окопы и готовить базу для установки огневых точек. Население усиленно вооружалось. Вскоре были введены чрезвычайное положение и комендантский час. Эти меры на какое-то время заморозили ситуацию, но маховик войны уже был запущен и накопленные горы оружия рано или поздно должны были быть пущены в ход.

По оперативным данным к лету 1992 года на вооружении ингушских военных формирований, кроме автоматического стрелкового оружия, были в большом количестве минометы, гранатометы, БТР и танки. В основном оружие доставлялось из Грузии и Чечни. К этому времени на заводах Грозного приступили к серийному выпуску автомата “Борз” (Волк), по типу “Узи” израильского образца. Серьезное беспокойство осетин вызвал захват чеченскими гвардейцами склада “НЗ” конвойного полка ВВ (3,8 тыс. автоматов, 8,5 тонн боеприпасов, в т. ч. 38 тыс. гранат, 12 БТР, 4 установки “Шилка”) и нападение с целью разоружения на 15-й военный городок, где было сосредоточено современное оружие, достаточное для вооружения не менее 3-х дивизий. Все это не сулило ничего хорошего, и надо было срочно решать чечено-ингушскую проблему. И руководство России сделало вид, что ее решило, а по сути — спровоцировало войну своим очередным бестолковым законом…

4 июня 1992 года Борис Ельцин подписан Закон РФ “Об образовании Ингушской республики в составе Российской Федерации”, который представляет из себя классический образчик безответственности и попустительства: “Статья 1. Образовать Ингушскую Республику в составе Российской Федерации. Вопрос о Чеченской Республике решить после урегулирования кризисной ситуации в Республике… Статья 4. Установить для решения вопросов, связанных с образованием Ингушской Республики, переходный период до марта 1994 года”. Как можно подписывать закон об образовании республики, не указывая ее границ и местонахождения? Что значит — в составе Российской Федерации? Россия большая. По такому закону Ингушетию и Чечню можно законно образовывать и на Колыме, и на Новой Земле, и даже в Москве. Ведь это тоже Россия. Видимо, хитроумные разработчики закона нашептывали на ухо Борису Николаевичу: пусть они там сами разберутся, перережут, перестреляют друг друга и угомонятся… Поистине, соломоново решение. И хотя через месяц (3 июня 1992 г.) Б. Ельцин подписал еще один такой Закон (“Об установлении переходного периода по государственно-территориальному разграничению в Российской Федерации”), который устанавливал переходный период уже до 1 июля 1995 года и уголовную ответственность за самовольные захваты территорий, ситуация не только не стабилизировалась, а еще более усугубилась — гнойный нарыв должен был лопнуть. Не хватило здравого смысла Президенту реально оценить обстановку на Кавказе, не пожелал он остановить кровопролитие своих подданных. Гибель сотен ни в чем не повинных людей в Северной Осетии, несомненно, и на его совести, каких бы спасительных мер он ни принимал впоследствии. Растерзанные жизни женщин, стариков и детей уже не вернешь.

Они начали, как фашисты в сорок первом, ранним субботним утром 31 октября 1992 г. С четырех утра по разным дорогам из Ингушетии двинулись вооруженные боевики на землю Северной Осетии. Эта акция была заблаговременно подготовлена и тщательно спланирована. В состав бандитских формирований входили не только жители Ингушетии и Чечни, но и тысячи ингушей, специально прибывших по телеграммам из Казахстана и различных областей России. Накануне, в пятницу, все водители ингуши, работавшие на автопредприятиях Владикавказа, угнали КамАЗы, автобусы и другой автотранспорт в сторону Назрани. Все 120 работников органов МВД СССР ингушской национальности сбежали в Ингушетию с табельным оружием. В день нападения в школы Пригородного района г. Владикавказа не явился ни один ингушский школьник, а большинство семей были заранее вывезены в Ингушетию.

Вот выдержки из хроники событий, зафиксированные в оперативном журнале Совета Безопасности:

“31 октября. 7 утра. Октябрьское. Группа вооруженных ингушей до 150 человек, прибывшая из Назрани, открыла огонь по постам ГАИ. Захвачены в заложники три сотрудника ГАИ и 10 человек войскового наряда, осуществлявших патрулирование на посту ГАИ у с. Чермен. Двое военнослужащих тяжело ранены. В с. Чермен прибыла автомашина КамАЗ, нагруженная стрелковым оружием, раздача которого местным ингушам началась тут же на дороге. В селениях Чермен и Куртат подожжены кварталы, где проживают осетины, имущество разграблено. В направлении Назрани движутся захваченные бандитами и угнанные из хозяйств скот и техника. Бандитами взято много заложников из местного населения этих сел. Со стороны Назрани наблюдается движение техники, КамАЗов, обшитых листовой сталью, БТРов, подтягиваются новые группы бандитов, вооруженные стрелковым оружием.

17 часов 20 минут. В районе с. Реданта ингушские экстремисты ведут обстрелы из минометов. В селах Куртат, Камбилеевское, Чермен подразделения ОМОН, национальной гвардии и народного ополчения ведут тяжелые бои с ингушскими бандитскими формированиями.

1 ноября, 10 утра. Продолжаются интенсивные боевые действия с ингушскими бандитами в районах населенных пунктов Дачное, Куртат, Октябрьское, Камбилеевское, Карца, Редант. Наиболее трагическая ситуация сложилась в селах Куртат и Чермен. За истекшие сутки в медицинские учреждения республики поступило 59 раненых. Четверо скончались от полученных ран. Нападавшей стороной были предприняты попытки разрушить Владикавказскую нефтебазу, уничтожить гидроузел. Бандитам помешали танкисты, охранявшие эти объекты. Начали прибывать подразделения войск специального назначения России, самолеты один за другим садятся в аэропорту и сразу — к местам боев.

12 часов дня. Число раненых и убитых точно определить невозможно. Но по поступающим сообщениям в с. Октябрьское на вчерашнее утро убитых от 9 до 12 человек, раненых более 20, в Чермене убито семь человек, число раненых установить пока не представляется возможным. Сообщено о факте зверского убийства участкового милиционера в с. Чермен Наболова и его семьи. Взорван райотдел милиции.

16 часов. Интенсивные перестрелки продолжаются в Октябрьском, Дачном, Куртате, Чермене, Южном, Ре-данте. Российским войскам дана команда занять позиции на границе с Ингушетией, освободить территорию Северной Осетии”.

Но это были лишь слабые отголоски событий, трагизм которых еще не представляли себе жители Северной Осетии, пока не запылали дома во Владикавказе и не загрохотали танки по улицам, сносившие чердаки с засевшими на них снайперами-ингушами.

Мне удалось встретиться с очевидцами, принявшими на себя первыми чудовищный удар агрессии. Вот что они рассказали.

Н. Ахполова, русская, родом из Иваново, жена погибшего капитана милиции Ахполова:

— Мы жили в Чермене. В четыре утра муж поднялся по тревоге и ушел. И хотя дети еще спали, я тоже встала. Около восьми часов начался сильный обстрел, а мне казалось, что вроде бы ничего страшного, это у нас обычно бывало. Муж не позвонил, и я решила, что какой-то инцидент, и он занят. У нас по соседству было здание СПТу, где я работала. И вот после девяти я вижу, что его занимают наши соседи-ингуши с оружием в руках, еще мальчишки даже. В окно я увидела подъехавшие БТРы, и тут же началась сильная стрельба. Я схватила детей, и, в чем они были, мы побежали в соседнее село. По нам стреляли вслед. За мной еще одна соседка бежала, и еще люди. Переночевали мы в соседнем селе и там находились еще дней пять. Потом пришел мой деверь и сказал, что мой муж погиб, и не просто погиб — его убили, потом сожгли, ничего не осталось. Домой мы кое-как приехали, хотя бы в гроб найти вещи, а в доме-то и ничего не осталось. Все унесли, все разбили. Похоронила я мужа, хотела вывезти кое-какой скарб, но пока эти два дня в соседнем селе была, из дома последнее унесли. Вот так я и осталась ни с чем, сейчас нахожусь то у того, то у кого… Две девочки у меня, одна в восьмой класс ходит, другая — в пятый… Сейчас хожу и прошу себе какую-нибудь крышу. Там дом уже не подлежит ремонту, снарядами его бомбили, видимо, снайперы там сидели. То, что натворили, — ужасно, но что сделали с моим мужем — еще ужаснее. Дети даже не могут поверить — один гроб, и все. Вот и вся моя жизнь. Я не местная, здесь никого у меня нет, осталась вот на улице с детьми безо всего. А в селе нашем такой смертью двое погибли сразу первыми. Когда, говорят, ингуши приехали, они сразу БТР напротив здания милиции поставили, а муж мой дежурным был в этот день, он не мог никуда уйти. Вот сейчас ребят отпускают, они в заложниках были, а мой оставался, ему помощь через пятнадцать минут обещали. А этой обещанной помощи не было четыре дня, пока все село в порошок не стерли. Труп мы вывезли только через шесть дней, еле нашли его, остались только ботинки от него. И там был еще один, его друг, начальник отделения Демуров. Над ним тоже ужасно поиздевались, они опалили его, все выкололи, сожгли. Говорят, что когда у моего мужа пять патронов в обойме оставалось, он, наверное, автомат взял, думают люди, что у них там автоматы должны были быть, и тогда по нему гранату бросили, а потом сожгли…

З.Калагова, осетинка, жительница села Чермен:

— В субботу рано я отправила детей в школу, потом через время дети прибежали и кричат: “Война началась!” Я думаю: какая война, сама вроде ничего не слышала. Потом все начали кричать, что война. Говорят, ингуши вооруженные до зубов идут. Мы вышли на улицу, смотрим, а они на КамАЗах, и все машины, которые были в селе, уже в их руках. Потом они напали на милицейский участок, он горел первым. С того и началось. Нас пугали, ходили по домам, стреляли. В воскресенье все соседи собрались у нас, человек двадцать-двадцать пять, дом большой у нас, все боялись одни оставаться. Это было около четырех. И, видимо, кто-то им сказал, что здесь собралось много людей, и они наш дом окружили и начали стрелять. Мы решили бежать в Ольгинское. Я собрала в сумку детские вещи, и старший мой сын, ему тринадцать лет, первым вышел на улицу. Потом смотрю, его заталкивают в дом дулом автомата. Хорошо, что он не побежал. Я молю Господа, что он остановил его. Если бы он пытался убежать, его бы убили. Когда я увидела моего сына под дулом, я закричала; они забежали в дом, и я не могу вам передать, какие они были. Может, накуренные были, а может, пьяные, я не знаю. Они начали стрелять и требовать оружие. А я говорю: у меня нет оружия, откуда я его возьму! А они говорят: “Давайте, а то всех вас убьем!” Потом сосед наш бедный, шестеро детей у него осталось, забежал в другую комнату, а один бандит за ним вместе с нашим соседом Дасиговым (он сопляк еще, а уже автомат схватил, а мы же вместе с ним хлеб-соль делили, и он же над нами издевался), и эти двое начали стрелять через дверь в отца шестерых детей, думали, что там оружие. Кричали, чтоб он открыл дверь. А он не мог открыть, они уже убили его. Мат-перемат. Велели мне открыть дверь. Я открыла, а он уже мертвый. Потом этот сволочь, сопляк Дасигов, взял нож и при мне его зарезал, глаза выколол, а моя маленькая дочка (в первый класс ходит) со мной рядом стояла. Я думала, что она умрем с испугу. А он, подонок, взял ее платье и кровь вытирает, а ножи вот такие огромные… И что они только с нами там ни Делали! Бабку мою 80-летнюю прямо в доме застрелили. За что? Потом говорят нам: “Собирайтесь и вперед!” А у меня муж со сломанной ногой, в. гипсе. Я встала на колени, умоляю: оставьте его, куда же он… А они: “Давайте вперед, и все!” Нас всех вывели на улицу, стреляют вовсю, дети плачут. Посадили меня с девочкой в машину, а мальчики там остались. Нас завезли в Назрань, в подвал загнали, а моих мальчиков нет. Я спрашиваю: “Где мои дети?” А они: “Ничего с ними не случится, они в другом месте”. Потом там какой-то ингуш знакомый попался, он меня отвез к моим пацанам. В подвале я была семь дней, много нас там было. Не было даже, где сесть, не то что спать, и духота невозможная. Пацаны, которые нас охраняли, не могу врать, относились к нам хорошо, а те, которые с улицы приходили, готовы были разорвать нас на куски. Два раза они нам подложили взрывчатку. Девочка моя нашла ее под матрацем. С мужиками они ужас как обращались, а с «женщинами — ничего. Нам без конца говорили: “Вы никому не нужны, Галазову не нужны, Чермен у нас в руках”. Потом нас обменяли на ингушей. Дом наш в Чермене цел, но весь разграблен и разбит. Сейчас я в больнице с девочкой, она после этого сильно перепугалась, нервный срыв у нее. Туда я не могу возвращаться. Нам говорили: “Вы сами виноваты. Это наша земля. Почему вы не уходите? Рано или поздно эта земля наша будет. Если даже один ингуш в живых останется, все равно мы эти земли возьмем!” И все это были пацаны — восемнадцать, семнадцать, шестнадцать и даже пятнадцать лет. Они все назрановские, но им помогали и наши местные ингуши, показывали дорогу. Мы смотрели на наших соседей, с которыми всю жизнь бок о бок прожили, и не верили своим глазам. И наш сосед стрелял в нас. Как после этого вместе жить?

Много показаний живых свидетелей привез я из Осетии в Москву. Чего там только не творили ингуши! Их отряды состояли из 10–15 человек, почти все под одной фамилией, все родственники или из одной семьи. Эти списки у меня перед глазами. Потрясает, что многим из них по 15–16 лет и каждый второй был с мешком анаши. Эта мерзкая шпана насиловала 10—12-летних девочек, отрезала им головы, которые вешали на заборах. Они четвертовали людей, снимали скальпы, сжигали, отрезали половые органы у мужчин и груди у женщин… Самым младшим не терпелось отличиться в кровавых делах: “Какой я мужчина, если я еще не убил ни одного осетина?!” Зверства и жестокость волчьих детей не знали границ. В Доме культуры с. Карца, например, в упор было расстреляно свыше двадцати заложников-осетин. И неужели все это сойдет с рук?..

Когда я прилетел во Владикавказ, мне показали свежий номер “Северной Осетии”, опубликовавшей телеграмму из Назрани на имя Председателя Верховного Совета СО ССР А. Галазова: “Уведомление телеграфом гор. Владикавказ Галазову — Запомни лжец пока ингушская одна женщина будет стоять на ногах мы тебе не оставим свою родину и правый берег Орджоникидзе. Не всегда российская фашистская армия вас будет охранять и защищать российская фашистская армия найдет себе могилу на Кавказе российская фашистская армия мечтает уничтожить всех мусульман на Кавказе. Сперва мы вас уничтожим о каких переговорах с ингушами вы мечтаете — ингуши Пригородного района всего 850 подписей”.

Кто же из этих нормальных, казалось бы, людей, женщин, черт возьми, сделал зверей? Кто уничтожил более пятисот жизней и сжег 3 тысячи домов, причинив ущерб Северной Осетии, более чем в 11 миллиардов рублей? Кто подкупил телерадиокомпанию “Останкино”, показывающую в своих новостях пепелища и трупы осетин на осетинской земле под титрами “Ингушетия”? Следствие, конечно, установит истинных виновников этой агрессии, хотя термин “агрессия”, увы, из области международного права. Но как бы ни квалифицировали юристы войну в Осетии, пытаясь подогнать дикие убийства людей под соответствующие статьи УК РСФСР, — “массовые беспорядки” или "осетино-ингушский конфликт”, — ясно одно: это чудовищное преступление против конституционного строя России. И мне, откровенно говоря, не хотелось бы жить в одном отечестве с волками и тем более величать их гражданами России.

ИНГУШСКАЯ ХАМАРТИЯ

Хамартия — это трагическая вина или ошибка, совершенная героем древнегреческой трагедии. К примеру, такую ошибку, влекущую героя к коллизии и катастрофе, совершил у Софокла царь Эдип. Подобным образцом “трагедии рока” может служить и ингушское “восстание” в Осетии, характеризуемое бессознательностью преступников, стоявших перед дилеммой, считать себя слепым орудием судьбы или принять на себя вину за свершенное. Соблазн решить проблему территорий военным путем подвел ингушский народ на грань национальной катастрофы, и теперь возможность территориальных уступок со стороны Северной Осетии становится крайне проблематичной, а конфликт, похоже, только вступает в фазу многолетнего военно-политического противостояния.

Видимо, ингуши — самый. несчастный народ, ибо его судьба — цепь беспрерывных трагических ошибок: в самые ответственные периоды своей истории они впадали в одно и то же заблуждение, не имея никаких иных подходов к идее выживания нации: то они все за Шамилем шли, то за большевиками, то против большевиков. Их горе-лидеры все время задирали этническую планку, без конца провоцируя свой народ перескочить через нее. Эта несоразмерность этнических возможностей и реальности приводила к гибели многие малые нации (если Моська все время бросается на слона, то слону это надоедает, и в конце концов он раздавит эту бешеную собачонку!). То же самое произошло с ингушским народом в последние годы: чечня снабжает своих братьев меньших оружием и толкает их изменить государственные границы на этнические. Поистине, средневековье! Кто сейчас в Европе возьмется вооруженным путем перекраивать Эльзас или Лотарингию — немцы или французы? Чья этническая территория Калининградская область? Мало ли что кто-то где-то когда жил? Что это за Ингушская республика из трех районов и двух колхозов? О каком “восстании” твердят ингуши, устроив резню мирных жителей разных национальностей? По каким ущельям прячутся их лидеры, истекая желчью кровной мести? За что и кому мстить? Они поверили обещаниям Дудаева взять их в свою “Вайнахскую республику” в случае захвата Пригородного района и г. Владикавказа с его промышленностью и культурными учреждениями. Недурственно, однако! По-моему, и сам Дудаев не отдает себе отчета в том, что творит — стоит слону только поднять ногу, и не то что от Ингушетии, но и от Чечни мокрого места не останется! Отсутствие власти у ингушей, при четкой организации “восстания”, говорит о том, что руководящий и направляющий центр существует, а консультативно-координирующий орган, без сомнения, — в Грозном. Дудаев мечтает о создании Вайнахской республики от моря до моря, при этом завоевание территорий он пытается осуществить чужими руками. К примеру, руками ингушей, которым отводится роль пушечного мяса на пути русских “фашистских” танков. Достаточно вспомнить, что три района Ставрополья, выделенные союзным правительством для расселения ингушей, возвращавшихся из Казахстана в 1957 году, были захвачены чеченцами, а ингушей гнали селиться на территорию Северной Осетии. Такая же участь ждет их и в будущей Вайнахской республике — Дудаев отправит их на завоевание новых земель в Кабарду или Дагестан…

Во Владикавказе я встретился с директором Северо-Осетинского института гуманитарных исследований профессором С. Таболовым и попросил его прокомментировать ситуацию. Вот что он рассказал:

— Ложность в оценке происходящего привела к тому, что мы сегодня наблюдаем. Если бы не было законов, над которыми довлеет сиюминутная политика, все бы было иначе. Такой подход наших законодателей нарушает и Хельсинкские и все остальные договоренности. Такие указы и решения на высшем уровне провоцируют трагедии. Нигде в мире границы этнического проживания не совпадают с границами государственными. А нас сегодня всякие Ельцины и Старовойтовы призывают именно к этому. Ингуши — это не турки-месхетинцы, не татары и не немцы Поволжья. Ни те, ни другие, ни третьи не вернулись на старые места проживания. У ингушей была такая возможность, и они ею воспользовались. Но границы были скроены таким образом, чтобы не нарушались права тех, кто оказался на этой территории после 1944 года. К середине 50-х годов Пригородный район Северо-Осетинской АССР территориально и экономически сросся с городом Владикавказом и оказался чрезвычайно плотно заселенным осетинским, русским, грузинским, армянским и другими народами. Именно поэтому вновь созданной ЧИ АССР решением советского правительства взамен маленького Пригородного района в порядке компенсации были отчуждены от Ставропольского края и включены в ее состав ранее не принадлежавшие Каргалинский, Наурский и Шелковский районы, в шесть раз больше по территории, с более плодородными землями. Но не наша вина, что чеченцы ингушей туда не пустили. И поэтому 11 населенных пунктов в рамках Северной Осетии оказались заселенными ингушами. Им была оказана огромная помощь правительства, и они получили множество льгот. Например, Постановлением СМ РСФСР от 12 апреля 1957 года каждой семье на строительство дома с надворными постройками было выдано десять тысяч рублей, на ремонт жилья — три тысячи, приобретение скота — полторы тысячи, единовременная помощь — пятьсот рублей… Кредиты для этих нужд в целом составили свыше 36 миллионов рублей, причем более 30 миллионов из них было списано государством позже. Чеченцам и ингушам было разрешено иметь в личных хозяйствах лошадей и почти неограниченное количество скота. Ингуши многие годы были практически освобождены от налогов, а сама Чечено-Ингушетия пользовалась большими льготами в снабжении материально-техническими средствами, промтоварами и продуктами. Бескорыстную помощь чеченцам и ингушам оказывали все соседние республики, края и области. Только в вузы и техникумы Осетии ежегодно на льготных условиях принимались сотни юношей и девушек чеченской и ингушской национальностей, им выделялись лучшие места в общежитиях, бесплатные санаторные и туристические путевки. По уровню обеспеченности жильем в Северной Осетии ингушское население было на первом месте по сравнению с русскими, осетинами и другими. Удельный вес ингушей в сфере распределения (торговля, бытовое обслуживание и т. д.) был самым высоким. Если взять газификацию, дороги, обеспеченность поликлиническую, то эти показатели — самые высокие в нашей республике в местах компактного проживания ингушей. Короче, говоря словами Галазова, мы пригрели на своей груди змею…

— Но Шеварднадзе заявляет, что осетины-де говорили об отторжении Южной Осетии, а когда речь зашла об отторжении части нашей территории, то вы заявляете, что это несправедливо…

— Во-первых, Юго-Осетинская автономная область существовала как факт не одно десятилетие. А Ингушетия в составе Осетии никогда никаких структур не имела, даже сельсовета не было. Во-вторых, в Грузии все малые этнические группы выступают против основного этноса, а у нас же все этнические группы подверглись агрессии со стороны одной из частей. Это произошло по той причине, что общие нравственные тормозные колодки оказались выбиты. Отсюда и варварство и мародерство. И дело даже не в Кавказе и не в азиатчине. Проявления — да, азиатские, но сущность всего этого — безнравственность и безнаказанность. Враг номер один для ингушей сегодня (по опросам беженцев и заложников) — не осетины, а русская армия! Враг номер два — чеченцы (”Мы думали, что они наши братья, а они нас предали”). И только враг номер три — осетины ("Они всегда были нашими врагами, и мы знаем, с кем имеем дело”). Вот такой расклад.

— Почему они напали? На что рассчитывали?

— Они отвечают: “Мы думали, что русский закон сработает, и мы решим все проблемы”. А поскольку Чечня их не поддержала, то в течение двух недель произошло вот такое смещение ориентации…

— Какие возможности у генерала Аушева?

— Группа вокруг него очень зыбкая, рыхлая, она в любой момент может предать. Он это прекрасно знает. Он запретил все общественные движения и партии. Поэтому очень большая часть ингушей потеряла всякую надежду и на чеченцев и на русских. Эти люди будут вести партизанскую войну. А небольшая часть — муллы, совет старейшин (мы их называем Горской партией) — решила, что их спасение в Вайнахской республике. Конечно, есть еще кунтахаджисты — наиболее бедные слои населения, есть и баталхаджисты — наиболее обеспеченные ингуши. Золотой запас чеченцев-ингушей может соперничать с любой европейской страной, поэтому у баталхаджистов огромные возможности.

— Ну и какой выход из кризиса?

— Есть ингушская позиция — будем любой ценой отстаивать землю… Но я уверен, что надо наложить табу на обсуждение пределов границ на всех уровнях. Совместное проживание осетин и ингушей на территории Пригородного района на сегодняшний день невозможно. Если Ельцин и Шахрай хотят сохранить Россию как державу, они не должны пойти на обсуждение границ. Чего делать нельзя? Нельзя вводить федеральное правление на так называемых спорных территориях. Это прямой шаг к реабилитации территориальной. Ингуши будут возвращаться, а осетины — нет…

Таким был диалог с С. Таболовым незадолго до моего отъезда из Северной Осетии. Ситуация там оставалась крайне сложной. Война продолжалась слухами и сплетнями, подкупами российских солдат, листовками и призывами чеченских и ингушских матерей. Вот одна из них, напечатанная тиражом в десять тысяч экземпляров и разбросанная по местам дислокация войск:

На территории бывшего Союза ССР горят очаги межнациональной розни, и в каждый очаг бросают Вас. Это делают с целью нарушить узы дружбы и братства, сложившиеся веками между народами бывшего СССР. Вспомните Тбилиси, Нагорный Карабах, Абхазию, Таджикистан и другие очаги конфликтов, которые принесли неисчислимые жертвы противоборствующим сторонам.

За многими солдатами приехали во Владикавказ родители, а так же поступило множество телеграмм. Это все скрывают от Вас. Если есть желающие уехать домой, то можете обратиться к любому гражданину за территорией своей части и вам будет вручен билет на самолет и выданы 10 тыс. рублей на дорогу.

От имени стариков, матерей, ради жизни детей мы призываем Вас не допустить кровавой бойни на территории многострадальной Чечни.

Мы, граждане молодой Чеченской республики, искренне хотим жить в дружбе и братстве с Россией и со всеми народами.

Да сохранит Вас Бог на благие дела на Земле!"

Приехавшие во Владикавказ родители и “множество телеграмм” — чистейшие выдумки, как и билет на самолет и десять тысяч. Сначала у солдата заберут автомат, а потом прибьют как злейшего врага. Слухи и “утки” — опасное оружие. На них неоднократно “клевали” компетентные комиссии из Москвы. В составе одной из них я ездил в указанный карьер, где якобы закопаны трупы десятков расстрелянных людей. Но там проверили каждый сантиметр земли и ничего не обнаружили. В депутатскую комиссию по обмену заложников поступила из Назрани информация: у вас в подвале театра и на стадионе — 6 тысяч заложников-ингушей. Сам ездил на стадион — ни души, а под театром нет никакого подвала. У ингушей в заложниках женщины и дети, у осетин — боевики. Семнадцатого ноября ездил на встречу с ними в одну из казарм. Их здесь около 60. Приводят двоих. Первому — 26 лет, коммерсант, приехал из России к матери с товаром (в конце октября!). Ничего не знает, ничего не понимает, бледен и труслив. Другому — 51 год. Тракторист, тоже ничего не знает и понятия не имеет, что происходит. Сажал в огороде чеснок, пришли и взяли. Смотришь на них — плакать от жалости хочется. А ведь оба были с оружием взяты! Ребята из охраны еле сдерживают себя: “Мы понятия не имели, чтобы заложников брать, но когда они стали целыми семьями наших вывозить, мы спохватились. Привозим их на обмен, а ингушская сторона вместо обещанного количества в два или три раза меньше людей привозит. Да и то — старух и детей. А вместо них вот таких боевичков требуют”.

Газета “Северная Осетия” опубликовала списки заложников-осетин. 231 человек, с указанием адресов их местонахождения. Генерал Аушев заявляет, что они не хотят возвращаться или их вообще нет по указанным адресам. Хотя поступают сведения, что люди содержатся в подвалах частных домов, с ними обращаются как с рабами. На следующий день я участвовал в операции по вызволению девяти заложников-осетин, которых пытались продать родственникам за 5 миллионов рублей. И ужас был в том, что погорелые и потерявшие все нажитое люди собирали по соседям деньги для выкупа. Видеть это было дико.

Из Назрани до поста ГАИ у с. Чермен — 8 километров. Ингуши подкупили солдат российской армии, и они на БТРе перевозят их туда-сюда за 50 тысяч рублей в один конец. Ингуши в военной форме ездят на БТРах с российскими солдатами и платят им за то, чтобы они подожгли тот или другой дом — русский или осетинский. Солдат подкупают и спаивают, провоцируют и держат в жутком напряжении. Судя по всему, это надолго.

Ребята из МВД привезли мне бумаги из архива одного из организаторов бандитского “восстания” Якуба Патиева из села Октябрьское Пригородного района, народного депутата ВС СО ССР. Типичнейший образец политической мафии. Вот что пишет он о себе в редакцию газеты. “Кавказский край”, которой предлагает свои стихи: “39 лет. Ингуш. По образованию филолог (учитель русского языка и литературы) и политолог. Пишу стихи, на русском языке. Стихи, статьи и заметки печатались в местной — Северо-Осетинской и Чечено-Ингушской — печати. Бывший комсомольский и партийный работник. Как политолог и народный депутат Верховного Совета Северо-Осетинской ССР в основном занимаюсь межнациональными отношениями. Закончил очерк творчества классика ингушской литературы Идриса Базоркина (8 печ. л.)”.

Здесь же собственноручное обращение “великого классика” И. Базоркина, ограбившего грозненские и орджоникидзевские издательства массовым переизданием своего “шедевра” под названием “Из тьмы веков”, ни о чем не говорящего профессиональному литератору:

“Избирателям Куртатского территориального округа № 136.

Я, писатель И.Μ. Базоркин, обращаюсь к Вам с просьбой поддержать кандидата в народные депутаты Верховного Совета Северо-Осетинской АССР Патиева Якуба Султановича, которого знаю лично с 1972 года, как студента, историка, руководителя комсомола Северо-Осетинского госуниверситета.

Тов. Патиев, член Партии, всегда отличался в своей работе партийной принципиальностью и интернациональностью. В том числе он всегда был сторонником ингушской автономии.

Он кроме того честный и благородный человек. 21.01.90 г.

Идрис Базоркин".

Здесь же — письмо самого Патиева на имя “уважаемого товарища Суслова Μ.А.”, в котором он возмущается событиями в Орджоникидзе 1981 года и клянется:

“…Как коммунист, прошу Вас, в Вашем лице, и Центральный Комитет нашей ленинской партии, сделать все возможное, чтобы подобные случаи не повторялись никогда! Я, как коммунист, всегда и везде буду бороться за то, чтобы каждым словом своим, каждым своим действием укреплять дружбу народов, добиваться на деле ленинского отношения ко всему передовому, лучшему и бороться против негативных явлений нашей действительности.

С уважением, член КПСС с 1978 года, зам. ком. роты по политчасти,

старший лейтенант Патиев Якуб Султанович.

15 ноября 1981 года.

Примечание: Беседа состоялась 28 декабря 81 года в Ногинском ГК КПСС".

Укрепление дружбы народов народный депутат Я. Патиев начал с требования передачи ему дома, якобы принадлежавшего его отцу до 1944 года. В заявлении на имя Председателя Совета Министров СО ССР Хетагурова С.В. он пишет: “В соответствии с Законом РСФСР "О реабилитации репрессированных народов" прошу Вашего содействия в возвращении мне частного домовладения, принадлежавшего до высылки 1944 года моему отцу…" Ни справка Куртатского сельсовета, ни Центральный Государственный архив ЧИ АССР не подтвердили сведений о домовладении Патиева С.Х. в картотеках по учету спецпереселенцев за 1944 год. Наглая ложь, страсть хапнуть все и вся затмили мозги таким народным депутатам. Именно у Я. Патиева был обнаружен план вооруженного захвата пос. Южный с расстановкой танков и снайперов. Где он сейчас скрывается — это задача следственных органов. Но этого еще мало. Еще предстоит не только разыскать преступников, но и разоружить. А это вещь — чрезвычайно сложная…

Еще с лета в папке первоочередных законопроектов, которые должен был в срочном порядке принять Верховный Совет РФ, лежит Закон “Об оружии”. Его принятие — наипервейшая задача наших дней. Осетинская гвардия за два дня перерегистрировала свое оружие, я видел эти списки, утвержденные временной администрацией. Но что касается ингушских бандформирований, то здесь — беда. Они скрываются в горах и ущельях, стреляют по ночам в мирных жителей и русских солдат. Они ни за что не разоружатся. Никогда! Так почему же беженец из Чермена, Куртата или Карцы должен возвращаться на свое пепелище безоружным, зная, что в любой час бандит, спустившийся с гор, может напасть с автоматом, а ему даже нечем будет защищаться?! Почему у него не должно быть оружия, если мы хотим возродить сгоревшие села и вдохнуть жизнь в Пригородный район Владикавказа? Но депутатам явно не до этого. Они заняты мордобоем по процедуре голосования…

Отсутствие власти, драчка за власть, наплевательское отношение к своим согражданам, откровенный обман простых людей спровоцировали ингушскую мафию на это кровавое “восстание”. Тысячи забитых, озлобленных ингушей-неудачников сорвались с цепи, вымещая свой комплекс неполноценности на осетинах, русских, греках. Они совершили свою очередную ошибку, и их трагическая вина требует и трагической расплаты. Теперь спасти ингушский народ от гибели может только его покаяние. Но хватит ли у него для этого ума — вот в чем вопрос. А хамартия — вещь страшная. Вспомним, что царь Эдип выколол себе глаза…