Адмирал Макаров

Деятельность Макарова после службы на «Витязе» до назначения командиром Кронштадтского военного порта

Следующим этапом работы Макарова является его служба в должности Главного инспектора морской артиллерии, куда он был назначен в 1891 г.

Макаров и в этой должности сделал немало.

Впервые в истории флотов Макаровым были предложены специальные наконечники на снаряды. Сделанные из мягкой стали эти наконечники позволяли снаряду оставаться целым и пробивать гарвеированную (особый сорт) броневую плиту.

Написав очерк по морской артиллерии, Макаров настоял на том, чтобы он был напечатан, но начальство при печатании выбросило целых 20 параграфов, которые сочло неудобным к появлению в свет.

Можно только догадываться, что в I главе, пропущенной целиком, автор чересчур резко оценивал состояние морской артиллерии, запущенной в то время министерством.

Следует отметить, что Макаров впервые ввел порядок в хранении, содержании и окраске снарядов, издал альбомы чертежей орудий и станков, впервые вводил стрельбу бездымным порохом (труды проф. Менделеева) из морских орудий.

Будучи артиллерийским инспектором, Макаров всесторонне изучал и иностранный опыт. Однажды он увидел книгу на английском языке с многими полезными сведениями об английской артиллерии. Он тотчас обратился к начальству с просьбой купить 30 экземпляров этой книги и раздать ее некоторым лицам. Но в этом ему было отказано под предлогом отсутствия для таких целей кредитов.

После трех с половиной лет работы инспектором морской артиллерии он назначается младшим флагманом практической эскадры, и уже в первую кампанию 1894 г. в отчете об испытании судов пишет: «Все наши корабли отличаются большим удобством в помещениях офицерских и лишены всяких житейских удобств в помещении нижних чинов…»1.

Впоследствии он добился санкции начальства и многое сделал для улучшения жизни матросов.

Вскоре Макаров был назначен командующим эскадрой Средиземного моря, которая состояла из 10 судов.

С прибытием Макарова на эскадре сразу появляются «новинки». Чтобы оживить жизнь на эскадре, он вводит сообщения офицеров на заданные темы, предоставляя выбор докладчиков командирам кораблей. Чтобы укрепить в памяти офицеров эволюционные правила, привлекает их к участию в упражнениях на катерах. Это занятие очень увлекало командиров кораблей и специалистов и проходило интересно. Для повышения боевой готовности судов в ходе боевой подготовки адмирал часто делал смотры, но это не те неожиданные смотры, которые практиковались ранее для соблюдения устава и почестей, — это настоящие боевые проверки, о которых он заблаговременно предупреждал эскадру и каждый корабль в отдельности.

…Обращу внимание на определение расстояния и передачу приказаний…

…Буду требовать напускания или накачивания воды в разные отделения и в угольные ямы, не стесняясь присутствием угля и других предметов…

Проверю спуск паровых катеров ночью и отправление их в дальнюю минную атаку…»2 — вот отрывистые фразы одного из приказов Макарова.

После войны Японии с Китаем в 1895 г. на востоке создалось напряженное положение для России. Макаров направляется туда.

Япония не решилась тогда выступить активно против России. Напряженная обстановка постепенно должна была разрядиться.

В это время Макаров сильно заболел. Страдая болезнью ног, он еле двигался на костылях и собирался немного полечиться. Но вместе с тем, чувствуя близость войны, Макаров усиленно готовился к боевым действиям.

21 апреля 1895 г. он получил записку от командующего соединенной эскадрой вице-адмирала Тыртова, в которой его просили составить соображения о том, как подготовиться к бою и как вести его, а 23-го. уже флаг-офицеры переписывали эти соображения Макарова.

В эти же дни был отдан приказ, в котором соображения опубликовали без изменений.

В 1894 г. он издает свое замечательное исследование «Разбор элементов, составляющих боевую силу судов»3, в котором выражает основные взгляды, главным образом на технику, а также и на морскую тактику.

Во время лечения на берегу Макаров приступил к новой замечательной работе «Рассуждения по морской тактике».

После окончания лечения Макаров сразу пошел плавать. Он снова занимается морскими промерами, съемкой, для того чтобы лучше изучить морской театр и проверить очертания берега на картах, приучить офицеров к исследовательской работе.

На основании этих данных была потом составлена карта западного берега Японского моря.

В начале 1896 г. Макаров был назначен на Балтийское море и 13 января отправился из Гонконга в Сан-Франциско с тем, чтобы дальше проехать через Великие озера Канады и ознакомиться там с ледокольным делом. К этому времени у Макарова зародилась мысль — проникнуть на мощном ледоколе через Северный Ледовитый океан к берегам Сибири.

И Макаров явился именно тем человеком, кого можно назвать отцом мощного ледокольного дела.

По его проектам был построен мощный ледокол «Ермак», и Макаров впервые повел корабли сквозь льды.

Но как и во всех других случаях, Макаров и тут встретился с большими трудностями: затягивалось обсуждение проектов, в печати помещались сеющие неверие в это дело статьи, отказывалось в деньгах и т. д.

«Мне же, носившемуся 4 года с мыслью о возможности исследования Ледовитого океана при посредстве мощных ледоколов, — пишет Макаров, — она казалась столь простою, что я полагал, что достаточно ее высказать, чтобы все к ней тотчас же присоединились».4

Только после большой волокиты и огромных трудностей проект был утвержден.

В 1897 г. в конце декабря в Ньюкастле началась постройка ледокола.

Ледокол «Ермак».

Макаров во все время постройки непрерывно наблюдал за ходом работ и вносил нужные изменения и дополнения, и 29 сентября 1898 г. «Ермак» был спущен на воду.

Макаров в числе прочих испытаний провел и испытания переборок путем наливания в каждое отделение воды до верхней палубы. Там, где переборки пропускали воду, были произведены переделки. В управление ледоколом вступил сам Степан Осипович.

Вскоре начались ходовые испытания, и «Ермак» из Англии пошел в Кронштадт. Финский залив был скован льдом, но Макаров уверенно шел, прокладывая путь искусным маневрированием.

При подходе к Кронштадту «Ермак» был встречен толпами рыбаков, которые «…бежали рядом, чтобы подивиться небывалому делу. Многие без устали кричали «ура»! самым добродушным образом, несмотря на то, что «Ермак» не приносил им никакой пользы, а скорее вред»5 (мешал ловить рыбу. — Л. Е.).

Труднее было ввести ледокол в гавань. Макаров по этому поводу писал: «4 (16) марта. День этот будет надолго у меня в памяти. Мы тронулись с места около 9-ти часов утра, и прежде всего я решился сделать опыт, при каких условиях ледокол легче поворачивается. В Кронштадте предстоит довольно крутой поворот в гавань; весь город соберется на стенку, чтобы видеть вход «Ермака», и нам нужно не ударить лицом в грязь. Обыкновенно, при входе в гавань судна в 8000 тонн, ему помогают полдюжины буксирных пароходов, из которых одни тащат его за нос, другие за корму. При входе «Ермака» его не встретит ни один буксирный пароход, и мы не знаем, будет ли от него лед трескаться по направлению к берегу или нет, возможно ли будет подать конец по льду на берег или разломанный лед будет этому препятствовать. Также мы не знаем, не бросит ли в воротах ледокол к одной из сторон настолько, что трудно будет отвести его к середине»6.

Но Макаров справился, и ледокол вошел в гавань.

Петр I, основав Петербург, открыл окно в Европу, но окно это закрывалось зимними ставнями, т. е залив замерзал.

Макаров открыл эти ставни, и русский флот получил возможность, в случае надобности, выходить и зимой.

„Ермак“ в Кронштадтской гавани.

Прибытие детища Макарова под его личным командованием в Кронштадт произвело на всех исключительно сильное впечатление.

Вот как об этом писал поэт Гейнце:

…

Но пробил час! С лучом свободы

Явился доблестный моряк,

И глыбы льда, как вешни воды,

Прорезал ледокол «Ермак».

…

…

Суров, угрюм на первый взгляд

Народ с отзывчивой душою.

И много ледяных преград

Стоит пред русскою толпою — Для тех, кто хочет быть любим

В избушках, снегом занесенных,

Для тех, кто хочет быть ценим

В сердцах народа умиленных.

Как молния из края в край,

Промчалось имя адмирала.

И «Ермака» не невзначай

Молва «Степанычем» прозвала!…

Так началось ледокольное дело в России.

Прозимовав в Финском заливе и проделав много полезной работы по проводке и спасению коммерческих и военных судов, «Ермак» вышел в океанское плавание на север, где показал также блестящие качества. Но к концу плавания ледокол, наскочив на смерзшийся подводный торос, получил небольшую пробоину в носовой части. Пройдя во льдах еще 230 миль после подкрепления, он повернул в Ньюкастль для исправления. Макаров предвидел возможность поломок и при подписании договора с заводом условился о бесплатных исправлениях и ремонтах.

Макаров написал два письма министру финансов, в которых полностью объяснил обстоятельства повреждения.

Однако, известие об аварии личные завистники Макарова и многочисленные противники начатого дела ловко использовали для очередной травли и клеветы на адмирала. Назначенная правительственная комиссия по рассмотрению аварии со злорадством приступила к работе, совершенно не побеседовав с Макаровым, хотя он был главным, кто бы мог дать правильные сведения, и вынесла в числе прочих следующие, порочащие Макарова выводы:

Каждый раз, как ледокол «Ермак» встречался или будет встречаться с полярными льдами, получались и будут получаться более или менее серьезные и тождественные аварии, что происходит как от конструктивных недостатков ледокола, так и от недостаточно тщательного производства кораблестроительных работ на этом судне…

Ледокол «Ермак», как судно, назначенное для помощи беспрепятственному плаванию торгового мореходства во льдах, полезен и в известной степени удовлетворяет своему назначению, но слишком велик по своей силе и размерам, почему может пробивать каналы в крепком льде, а по таким каналам суда обыкновенной постройки безопасно плавать не могут, так как подводная их часть легко прорезается острыми и неправильными краями подводного льда, составляющего границы канала.

Ледокол «Ермак» как судно, назначенное для борьбы с полярными льдами, непригодно по общей слабости корпуса и по полной своей неприспособленности к этого рода деятельности»7.

Напрасно старался Макаров опровергнуть выводы комиссии и доказать пригодность «Ермака» для большой работы, — Витте настаивал на оставлении ледокола в Финском заливе, и только настоятельным письмом добился Макаров разрешения на вторичное плавание в Ледовитый океан.

В этом плавании, как и всегда, Макаров собрал огромные материалы по топографии и астрономии, по метеорологии и гидрологии, по земному магнетизму и почвоведению, по геологии и зоологии.

Проделав большую работу и не желая зимовать в океане, в неизученных еще условиях, Макаров на «Ермаке» благополучно возвратился в Петербург, где был встречен новым «сюрпризом» — обвинением в том, что он не пробился к полюсу, не пересек Ледовитый океан и т. д. (!?)

Показательной является телеграмма бывшего председателя правительственной комиссии адмирала Бирилева на имя министра финансов Витте: «… «Ермак» возвратился безрезультатно: льды остались непроходимыми, а «Ермак» негодным судном как по замыслу, так и по исполнению, чтобы совершать полярные плавания и открыть полюс» 8.

Не посчитавшись с тем, что «Ермак» большую часть своего плавания совершил во льдах, что перед ним и не стояла задача прохода к полюсу, было приказано ограничить деятельность ледокола «Ермак» проводкою судов в портах Балтийского моря и передать ледокол в ведение Комитета по портовым делам.

Только единомышленники Макарова вместе с ним верили, «что когда, в близком будущем, обновленная Россия развернет во всей своей мощи неисчерпаемые силы ее народа, использует непочатые сокровища ее природных богатств, то смелая мысль русского богатыря Макарова будет осуществлена…

Омывающий наши берега Ледовитый океан будет исследован вдоль и поперек русскими моряками, на русских ледоколах, на пользу науки и на славу России»9 (курсив; наш. — Л. Е.).

Смелая и широкая постановка вопроса Макаровым послужила новой эпохой в истории ледокольного дела и полярных исследований, фактически по-настоящему развернутых только в годы советской власти.

В декабре 1896 г. Макаров читал ряд лекций по вопросам морской тактики, которые затем были сведены и дополнены в знаменитых «Рассуждениях».

Эта работа явилась классическим сочинением.

В 1897 г. она вышла под названием «Рассуждения по вопросам морской тактики», сразу была переведена на многие иностранные языки и вошла в состав библиотек всех флотов мира, а ее содержание сразу начало растекаться в уставы, инструкции и наставления.

Интересующийся читатель, с какой бы подготовкой он ни был, всегда будет читать это сочинение с большим удовольствием. Содержание 254-х параграфов поистине замечательно. Это не систематический курс и тем более не учебник, это просто и ясно изложенные взгляды Макарова по важнейшим вопросам морского боя. Он затронул множество мелких практических вопросов боевой подготовки. Содержание этой работы невозможно передать ни в каком кратком изложении. Достаточно посмотреть на перечень 14 глав, чтобы оценить содержание и всю важность этих рассуждений:

Место морской тактики в ряду других морских наук.

Влияние нравственного элемента на успех боя.

О военно-морской педагогике.

Самообразование и самовоспитание.

Обучение личного состава в плавании.

Артиллерия.

Мины.

Таран.

Приготовления к бою.

Разные действия.

Одиночный бой.

Эскадренное сражение.

Ночная минная атака.

Указания различным морским наукам.

В эти главы Макаров вложил все свои познания, весь свой опыт, все полезное, что можно было взять из военной истории.

Разбирая отдельные наиболее ценные высказывания буржуазных военных исследователей — Коломба, Мехена, Жоминьи, Клаузевица и Др., Макаров дает свои резюмирующие заключения.

Излагая понятие тактики, Макаров пишет: «Морская тактика есть наука о морском бое. Она исследует элементы, составляющие боевую силу судов, и способы наивыгоднейшего их употребления в различных случаях на войне»10.

Он устанавливает схематическую связь и зависимость всех прикладных наук от тактики, тактики от стратегии, а стратегию от государственной политики.

Во второй главе автор, рассуждая о значении нравственного элемента, заключает, что главное на войне это человек.

Много ходячих выражений и рассуждений находится в трех последующих главах — это цитирование из Суворова, Александра Македонского, Нельсона, Клаузевица и других великих личностей истории. Главы ѴІ, ѴІІ и ѴІІІ посвящены как материальной части, так и правилам ее использования в различных условиях боевой обстановки.

Замечательна по своему содержанию глава о приготовлении корабля к бою.

В виде предложения к рассуждениям по вопросам морской тактики были напечатаны прения по его лекция о тактике и ответы Макарова на выступления различных лиц, в частности резкие выступления против неправильных высказываний Рожественского. Интересно было выступление лейтенанта Беклемишева, который подчеркнул неоспоримый факт, что многое предложенное в разное время адмиралом и высказанное им раньше начинает, спустя лишь несколько лет, предлагаться и пропагандироваться за границей выдающимися иностранными моряками и возвращается иногда к нам с присвоенным этим идеям иностранным именем.

Как пример были приведены вопросы непотопляемости судов, разбор боевых средств корабля, выработка наилучшего типа корабля и т. д.

Беклемишев предложил внимательнее относиться к предложениям вице-адмирала и смотреть на них, как на заказ тактики, на что Макаров скромно ответил, что он очень тронут высказываниями «вследствие малой привычки слышать доброе слово».

Не прекращая научно-исследовательской работы, Макаров, после «Рассуждений по тактике», выступил с предложением двадцатилетней судостроительной программы на 1903–1923 гг., в которой хотя и допускал принципиальные небольшие ошибки, но вместе с тем исключительно правильно и сильно отстаивал свой взгляд, что соединение флотов России всех морей практически для войны невозможно, что строить надо три флота: Балтийский — лучше германского, Черноморский — с преимуществом перед турецким и Тихоокеанский — сильнее японского.

Макаров неплохо разбирался в вопросах политики, например, он тогда еще писал:

«Недоразумения с Японией будут из-за Кореи или Китая.

Японцы считают, что их историческое призвание поднять желтую расу… Всякое наше влияние на Китай или Корею они считают вмешательством в свои дела, а потому повод к разрыву можно найти во всякое время.

Чтобы этого разрыва не случилось, нужно иметь на Дальнем Востоке флот значительно более сильный, чем у Японии, и быть готовым к военным действиям во всякую минуту.

Разрыв последует со стороны Японии, а не с нашей … Успех Японии возможен лишь при условии недостаточности нашего флота, если же наш флот будет в состоянии командовать морем, то Япония будет совершенно бессильна что-нибудь сделать»11.

А касаясь специально военно-морской части, он замечательно правильно подчеркивал: «Чтобы решать, какого типа и сколько судов необходимо нам иметь на Дальнем Востоке, надо составить и разработать план действий или даже несколько планов» и далее… «Всякое военное судно строить для войны и боя. Проектируя его, надо прежде всего иметь в виду эту цель, а потом уже все остальные качества, в том числе и комфорт, которому теперь отводится неподобающее место».

Надо сказать, что эти пожелания, как и многие другие, остались в некоторой части правильными и для нашего времени.

Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 190.↩

Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 199.↩

«Морской Сборник», № 1–2, 1916 г.↩

Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 225.↩

Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 241.↩

Врангель, Ф. Ф., ч. ІІ, стр. 241.↩

Акт комиссии Бирилева (Врангель, Ф. Ф. ч. II, стр. 323–324).↩

Врангель, Ф. Ф., ч. II, стр. 402.↩

Там же, стр. 404.↩

«Рассуждения по вопросам морской тактики» § 15, «Морской Сборник» № 1–2, 1916 г.↩

Врангель, Ф. Ф., ч. II, стр. 443–444.↩