Адский мир

Глава 5
ДОБЫЧА

Линдхольм первым шел по пустынной улице с пистолетом в руке, стараясь уловить какие-то признаки жизни, какое-то движение. Корби следовал по пятам, изо всех сил торопя экстрасенса. Бледное лицо де Шанс совершенно ничего не выражало: ни чувств, ни мыслей. Глаза ничего не видели, и она безропотно шла туда, куда вел ее Корби. Морской пехотинец смотрел зверем – и от беспокойства, и от злости. С того момента, когда де Шанс вступила в телепатический контакт с чем-то в городе, экстрасенс вела себя так, словно у нее выжгли мозг.

«Они просыпаются, – сказала она. – Они идут за нами. Они хотят лишить нас рассудка».

После этого де Шанс не произнесла ни слова. В глазах погас огонь, и она уже не слышала морских пехотинцев, как бы громко те ни кричали. Лицо вытянулось и казалось изможденным. Сначала они подумали, что на состояние экстрасенса влияет здание, но когда ее вытащили наружу, де Шанс осталась такой же потерянной и немой. Корби настоял, чтобы они не прекращали движения. Если за ними кто-то следит, лучше быть движущейся целью, а не статичной. Линдхольм неохотно согласился и пошел впереди. Корби не возражал. Именно сейчас ему требовалось на кого-нибудь переложить ответственность, требовалось, чтобы кто-нибудь решал за него.

Он быстро осмотрелся. Отряд двигался между двумя громадными домами из сплавленных хрусталя и металла. Чтобы увидеть их до самого верха, Корби пришлось запрокинуть голову. Нигде в окнах не горел свет, а единственным звуком был мягкий, равномерный стук их собственных сапог. Несмотря на предупреждение экстрасенса, признаков жизни не было, а все же затылком Корби чувствовал, как давит на него чей-то внимательный взгляд.

Морской пехотинец попытался вообразить нечто столь ужасное, простой телепатический контакт с которым уже разрушается мозг, и не смог. Страх теперь не отпускал его, отдаваясь дрожью в руках и обжигая глаза. Живот превратился в комок боли, Корби напрягся, чтобы сосредоточиться на направлении движения и чем-то занять мозги. Однако единственным, в чем он еще был уверен, осталось только название, произнесенное экстрасенсом. Медная башня. Морской пехотинец печально шмыгнул носом и со злостью посмотрел вокруг, пытаясь сориентироваться. Они сделали слишком много поворотов, и теперь Корби не мог даже сказать с определенностью, где граница города. Линдхольм тем не менее по-прежнему целеустремленно шагал впереди. Можно было подумать, он знает, куда идет отряд.

– Когда ты последний раз пробовал выйти на компьютерную связь? – вдруг спросил Линдхольм. Вопрос был задан, как обычно, спокойным и ровным голосом.

– Минут десять назад. Хочешь, чтобы я еще попробовал?

– Точно. Попытайся еще раз.

Корби включил вживленный компьютер:

– Капитан, я – Корби. Ответьте, пожалуйста.

Он подождал несколько секунд, но ответа не было, только угнетающая тишина, свободная даже от статических разрядов. Корби сделал еще две попытки, затем отключился. Линдхольм ничего не сказал.

Де Шанс неожиданно споткнулась и едва не упала. На мгновение Корби пришлось полностью принять на себя ее вес, потом она выпрямилась, обретя равновесие. Экстрасенс ошеломленно потрясла головой и произнесла несколько бессмысленных звуков. Корби посмотрел на Линдхольма и резко двинулся к ближайшему зданию. Линдхольм кивнул. Морские пехотинцы под руки подтащили де Шанс к открытому дверному проему. Он располагался в стене отливающего перламутром купола высотой в сотню футов или даже больше. Здесь не имелось ни окон, ни иных отверстий: лишь гладкая, безжизненная поверхность купола. Линдхольм вошел первым с пистолетом на изготовку, с мерцающим на руке силовым щитом. Корби выждал несколько секунд, затем втолкнул в проем экстрасенса.

Внутри был непроглядный мрак. Вспыхнул свет – Линдхольм включил походный фонарь, – и помещение обрело форму и размеры. Оно оказалось примерно квадратным, со стенами по тридцати футов длиной и низким потолком. Стены и потолок местами странно изгибались и виделись в свете фонаря серебристо-серыми. Линдхольм поставил фонарь на пол, потом вернулся к Корби, который возился с экстрасенсом. Де Шанс неожиданно села на пол, как будто ноги ее уже совсем не держали. Корби помог ей опереться о ближнюю стену. Та была на ощупь теплой и губчатой, и Корби с подозрением посмотрел на нее, прежде чем снова переключить внимание на де Шанс.

– Боюсь, мы сделали ошибку, – сказал вдруг Линдхольм. – Не нравится мне, как я себя здесь чувствую.

– Ты читаешь мои мысли, – согласился Корби. – К сожалению, экстрасенс не в том состоянии, чтобы продолжать прогулку.

– Как она?

– Не знаю. Вроде начала выходить из оцепенения. А потом опять…

– Угу. – Линдхольм быстро осмотрел все вокруг. В дальней стене зиял широкий проем, залитый густым мраком.

– Рас, мы не можем здесь оставаться. Мы даже не можем забаррикадировать дверь. Поставь женщину на ноги, посмотрим заднюю стену. Ты держишь фонарь.

Он осторожно двинулся к открытому дверному проему, а Корби, зажав в одной руке походный фонарь, другой помогал де Шанс встать на ноги. Экстрасенс все еще была не в себе, но, по крайней мере, теперь она пыталась и сама что-то делать.

– Давай, Рас, – нетерпеливо произнес Линдхольм. – Здесь небезопасно.

– Небезопасно? Я не чувствую безопасности с того самого момента, когда мы приземлились на эту вонючую планету. Если ты так спешишь, как насчет помочь мне? Экстрасенс легче не стала.

Линдхольм забрал у него фонарь и посветил в другую комнату. Корби уставился ему в спину, а потом смог и сам заглянуть в дверной проем. Следующее помещение оказалось огромным. Тени по сторонам от луча света не позволяли точно определить размеры, но Корби снова поразился масштабам чужого города. Он чувствовал себя ребенком, сбежавшим из детского сада и завороженным той частью мира, где живут взрослые. Искривленные стены в луче фонаря имели тусклый красноватый цвет, там и тут виднелись остроконечные выступы. Пол разрывали трещины, словно грязь, высушенную полуденным зноем. А само помещение оказалось совершенно пустым. Линдхольм медленно пошел вперед, Корби – за ним, все еще поддерживая экстрасенса. Свет переместился, стала видна дальняя стена, и Корби нахмурился с несчастным видом. Из красно-коричневой поверхности выступали металлические шпоры, подобно рогам забытых зверей. На секунду Корби предположил, не могут ли они быть какого-то рода трофеем, и цвет стены немедленно стал в его глазах точно таким, как у запекшейся крови. Круглое отверстие в стене зияло, как беззубый рот.

– Где мы? – охрипшим голосом спросила де Шанс, и Корби едва не подпрыгнул на месте.

– Все в порядке, – быстро ответил он. – Вы в полной безопасности. Мы внутри одного из зданий. Здесь пусто. Как вы себя чувствуете?

– Не знаю. Не могу понять. – Она медленно покрутила головой. – Было так много следов, так много чужих разумов… Я просто потерялась среди них. Их мысленные картины по-человечески объяснить нельзя.

Лицо у де Шанс вдруг прояснилось, исчезла какая бы то ни было неопределенность, и она устремила на морских пехотинцев острый взгляд.

– Мы должны уйти из города. Если я в чем-то и уверена, так это в том, что они опасны. Ужасно опасны.

– Вы все время говорите «они», – заметил Линдхольм. – Сколько же здесь чужих? И где они прячутся?

– Они здесь, – ответила экстрасенс. – Везде. Ждут. Они ждут уже очень долго. Мы их разбудили. Не знаю, сколько их: сотни, может быть – тысячи. Не знаю. Следы все время смещаются, изменяются. Но они близко. Я это знаю. И все время приближаются. Мы должны уйти из города.

– Неплохая мысль, на мой вкус, – сообщил Корби. – Как ты, Свен?

– Минуту, Рас. – Линдхольм задумчиво смотрел на экстрасенса. – Де Шанс, я ни в коей мере не хочу вас задеть, но насколько достоверно то, что вы нам сейчас говорите? Вы даете нам факты или впечатления?

– И то и другое. И ни то, ни другое. Я не могу объяснить экстрасенсорику неэкстрасенсу. Контакт с чуждым разумом очень сложен. Они думают не так, как мы. Это все равно что смотреть в кривое зеркало и пытаться увидеть в нем знакомые предметы. Но кое в чем я все-таки уверена. Энергетические источники города – под землей, они глубоко скрыты в скальном массиве. Уходят вниз на многие мили. Они по-прежнему действуют, хотя уже целые столетия их никто не обслуживает. Сейчас город оживает и забирает все больше энергии. Я не знаю, для чего она нужна, но это имеет какое-то отношение к медной башне в центре города. Башня – ключ ко всему, что здесь происходит.

– Тогда нам стоит пойти и взглянуть на нее, – сказал Линдхольм. – Может, там мы найдем ответы на какие-нибудь вопросы.

– Ты свихнулся? – изумился Корби. – Ты слышал экстрасенса: тут все оживает, и сотни, а может, и тысячи чудовищ сейчас движутся на нас! Мы должны сматываться, пока еще есть возможность!

– А если подумать, Рас? Мы не можем просто так уйти отсюда. Мы отвечаем перед остальными членами группы и перед колонистами, которые придут после нас. Сейчас самый удобный момент что-то узнать, пока все еще только просыпаются и дезориентированы.

– Отвечаем? Свен, нас вышвырнули сюда подыхать. Всем наплевать на нас. Мы – расходный материал, поэтому нас и отправили. Мы отвечаем только сами за себя.

– А как насчет остальных членов группы?

– А что – насчет них?

– Позвольте мне, – обратилась де Шанс к Линдхольму. – Корби, как мне самой это ни противно, я должна признать, что Свен прав. Если мы не получим ответы сейчас, пока еще есть возможность, чужие в городе убьют нас всех. Они нас раздавят. Мы не можем уйти. Единственная наша надежда – медная башня и то, что мы там можем выяснить. И хватит разговоров, вы солдат.

Корби мрачно кивнул:

– Бывают дни, когда лучше не вставать с постели… Хорошо, экстрасенс, как далеко до башни?

– Недалеко. Самое большее – миля. Вы в состоянии проделать такой путь?

– Думаю, да.

– Что-то еще вы можете сказать о башне, что нам может пригодиться? – задал вопрос Линдхольм.

– Да. – Де Шанс нахмурилась, взгляд ее потускнел и устремился куда-то вдаль. – Мне кажется, она безумна.

– Грандиозно, – сказал Корби. – Просто грандиозно.

Линдхольм хотел кивнуть в знак согласия, но в этот миг комната вокруг них ожила. На полу вспухли какие-то неопределенной формы образования, серого и белого цвета, покрытые бисеринками пота. Морские пехотинцы немедленно встали спина к спине, с пистолетами наготове. Темнота еще больше отступила: они включили силовые щиты. Секунду спустя включила щит де Шанс и придвинулась к бойцам с мечом и пистолетом в руках. Новые растения полезли из стен. Где-то вдали что-то верещало то ли от ярости, то ли от боли, а может, и от того и от другого. Бредовые создания вызрели в огромные грибовидные формы с широкими обвисшими шляпками на длинных качающихся ножках. На ножках появились злые глаза, а свисающие края шляпок равномерно пульсировали в ритме медленного дыхания. Растения появлялись со всех сторон, стремительно заполняя все пространство помещения.

Когда очередной гриб поднялся и раскрыл шляпку прямо под ногами у Корби, тот вскрикнул от неожиданности и разрядил в гриб дисраптер. Мясистая шляпка разлетелась от энергетического удара. Ножка раскачивалась секунду-другую, а потом из нее вырвалась дюжина хлестких щупалец, которые яростно молотили воздух. Они были кроваво-красного цвета и уснащены на концах крошечными, жадно сосущими ротиками. Корби рубил щупальца мечом, но на месте каждого срезанного им из стебля немедленно появлялось новое.

Линдхольм смотрел от дверного проема на отверстие в дальней стене и пытался понять, как поступить дальше. Ему все больше казалось, что отверстие ведет в глубину здания. Одно из грибовидных растений – с тяжелой шляпкой на тонкой ножке – потянулось к нему, и Линдхольм едва удержался от выстрела. Он не хотел повторять ошибку Корби. Искривленная шляпка гриба вдруг вспучилась посередине, потом лопнула, выбросив огромное насекомое в черном панцире. У него было широкое плоское туловище, дюжина шипастых ног и челюсти бритвенной остроты. Насекомое жадно бросилось на Линдхольма, он выстрелил в упор. Бронированное туловище испарилось, дергающиеся ноги разлетелись в стороны.

По всему помещению поднимались и лопались грибы, давая жизнь новым чудовищам. Корби и Линдхольм засунули пистолеты в кобуры и пытались расчистить пространство вокруг себя мечами. От экстрасенса помощи ждать не приходилось. Рука с пистолетом у нее безвольно опустилась, осунувшееся лицо искажала какая-то внутренняя агония. Морские пехотинцы защищали ее, как могли, но оба знали, что долго так продолжаться не может. Чудовищ было слишком много.

Лопнула огромная шляпка гриба, по комнате разлетелись сотни кроваво-красных червей. Они сыпались и на грибы, и на чудовищ и немедленно начинали грызть все, на что упали. Морских пехотинцев почти полностью закрывали силовые щиты и кольчужные комбинезоны, но все же несколько червяков попали на голое тело. Один впился Линдхольму в руку и прогрыз ее до кости, прежде чем тот успел стряхнуть червя. Боец кратко выругался и продолжал сражаться. Арены учат не обращать внимания на увечья, если они не грозят немедленной смертью. Корби вовсе не так спокойно относился к подобным вещам, он дико завизжал и разразился бранью во всю глотку, когда червяк пристроился ему к уху. Морской пехотинец отчаянно дернул червя свободной рукой и едва не отрубил при этом себе голову собственным силовым щитом. Несколько червей упали на экстрасенса, шок вывел ее из транса, она стала яростно стряхивать их с формы и давить. Чудовища игнорировали червяков, движимые единственным устремлением: добраться до людей. Из ниоткуда резко вытянулось тускло-серое щупальце и схватило походный фонарь Линдхольма. Оно сжало фонарь с такой силой, что тот затрещал и замигал. Комнату по-прежнему освещал мрачный, призрачный свет, исходивший от грибов, но его все больше заслоняла стремительно растущая орда чудовищ.

Морские пехотинцы отбивались, несмотря на то что спины и руки у них болели все сильнее, а легкие горели от нехватки воздуха. Де Шанс, как могла, прикрывала их силовым щитом, но она не умела сражаться, и все трое это понимали.

Огромные насекомые в панцирях, длиной в три-четыре фута, ползли по полу и по стенам и грызлись друг с другом за право дорваться до желанной добычи – до людей. Длинные щупальца с разевающимися ртами рассекали воздух. Какая-то тварь с изломанной спиной и слишком большим количеством ног сновала по потолку, глядя на морских пехотинцев немигающими глазами. И повсюду извивались и корчились черви.

Корби смахнул с глаз пот тыльной стороной ладони, и в глотку ему впилось что-то с зубами футовой длины. Он едва успел поднять силовой щит, зубы неровно обломились под воздействием энергетического поля. Корби чувствовал, как с каждым ударом меча уходят силы, но все равно продолжал сражаться. Деваться было некуда. Некуда было отступать. Он теперь даже не видел дверного проема. Корби вызывающе ухмылялся и рубил короткими яростными косыми ударами, ожидая, пока вновь зарядится дисраптер. Из стены рядом с ним вылез еще один гриб, Корби срезал его, из раны вывалилась шевелящаяся масса кишок – она дымилась и парила в неподвижном воздухе.

«Прекрасно, – подумал Корби, обретая решимость. – Вот так. Хорошего – понемногу».

Он расчистил вокруг себя мечом и щитом некоторое пространство, поднял пистолет и пробил дыру в ближней стене. Де Шанс и Линдхольм использовали пистолеты, чтобы проложить себе путь в толпе чудовищ, и все трое пролезли через пролом в темноту. Морские пехотинцы закрыли его силовыми щитами, а де Шанс достала из вещмешка походный фонарь. Резко вспыхнул свет, и они обнаружили, что комната пустая, если не считать нескольких чужих машин; экстрасенс немного расслабилась. Чудовища давили на силовые щиты, стремясь прорваться внутрь. Лопнула шляпка очередного гриба, выбросив ком шевелящихся личинок.

– Нужно закрыть пролом и забаррикадировать, – сказал Линдхольм. Он дышал короткими, рваными вдохами, но голос остался, как обычно, спокойным.

– Готов согласиться, – ответил Корби. – Вы с экстрасенсом поищите чего-нибудь. Я их сдержу. Но рекомендую чертовски спешить.

Он шагнул вперед, закрывая дыру. Непонятно, откуда брались еще силы. Чудовища ринулись вперед, морской пехотинец встретил их щитом и мечом. Усталый, израненный и поглощенный боем, Корби все же нашел время отметить, что ему уже не так страшно, как раньше. Он по-прежнему боялся, но не тем парализующим и останавливающим сердце страхом, который так долго подавлял его. Он боялся, но сохранял способность думать и сражаться. Возможно, просто потому, что не осталось выбора – драться или бежать. Проявить здесь слабость и нерешительность означало быть убитым. Не то чтобы Корби слишком высоко расценивал сейчас свои шансы. Если Свен или экстрасенс не сотворят чудо в ближайшие минуты, он – покойник, это Корби прекрасно сознавал. Мысль об этом отдалась в животе и на секунду оборвала дыхание, но ее было недостаточно, чтобы парализовать волю или вызвать нервный срыв.

«Кто его знает, может, я просто привыкаю к страху…» Он оскалился улыбкой черепа из могилы и разнес выстрелом на сотню извивающихся кусков какую-то ползучую тварь.

– С дороги, Рас! Быстро!

Корби отскочил, и Линдхольм одной рукой вколотил в пролом здоровенный кусок какой-то чужой машины, наглухо запечатывая отверстие. Корби не хотел даже думать, сколько должна весить эта штуковина. Выглядела она так, что наверняка должна удержать чудовищ на время отхода отряда. Он шагнул от стены и согнулся. В глазах потемнело, закружилась голова.

– Спокойно, Рас, – поспешил сказать Линдхольм. – Отдохни минуту, и придет второе дыхание. Наша баррикада еще продержится.

Корби сел на пол и сосредоточился на глубоком дыхании. Голова прояснилась, но он знал, что еще не может куда-то бежать – даже если бы знал куда. Боец быстро огляделся в новом помещении. Оно было не так велико, как предыдущее, но свет фонаря все равно не достигал дальней стены, а высокий потолок тоже скрывался в темноте. Ровными рядами стояли приземистые длинные машины, причем одинаковых среди них не было. Ни огонька, ни какого-то другого признака, что машины еще действуют. Тем не менее Корби они показались отвратительными – по принципиальным соображениям. В полу зияла рваная дыра, края ее еще светились от жара энергетического удара: сюда Линдхольм разрядил дисраптер, чтобы выкорчевать машину из пола. Стеклянные и металлические ленты торчали из дыры, как сломанные кости. Корби глубоко вдохнул, выключил силовой щит и встал на ноги при некоторой помощи со стороны Линдхольма и экстрасенса.

– Ну, хорошо, – хрипло произнес он. – Что дальше?

Линдхольм пожал плечами:

– Возвращаться мы не можем, значит – идем вперед. Там, за машинами, есть еще одна дверь.

Корби посмотрел на де Шанс. Она отвернулась и тревожно хмурилась, вслушиваясь во что-то, слышимое ей одной.

– Ну? – наконец спросил Корби. – Как вы думаете, экстрасенс? Вы согласны?

– Да, – ответила де Шанс. Выражение лица у нее не изменилось. – Выбора нет. Все другие пути закрыты. Кроме того, впереди есть кое-что, на что я хочу посмотреть.

Линдхольм резко взглянул на нее:

– Что, экстрасенс? Что там, впереди?

– Что-то интересное, – мечтательно сказала де Шанс. Она повернулась и ровным шагом направилась мимо морских пехотинцев между чужими машинами к дальней двери. Корби и Линдхольм обменялись взглядами и последовали за ней.

Корби все еще не доверял экстрасенсорике де Шанс, но до сих пор она не подводила. И потом, ему не улыбалось вести споры по соседству с помещением, набитым чудовищами. Корби с подозрением смотрел на чужую технику, мимо которой шел, но она оставалась молчаливой и загадочной. Попадались экземпляры, имевшие форму и объем, но не имевшие никакого смысла. По крайней мере – смысла, доступного пониманию Корби.

Де Шанс шагнула в открытый дверной проем и высоко подняла походный фонарь, чтобы осветить помещение. Корби и Линдхольм смотрели у нее из-за спины. Стены изгибались вверх к потолку, скрывавшемуся где-то высоко во тьме. В длину комната уходила за пределы досягаемости фонаря, его свет тускло отражался на бесконечных рядах металлических стеллажей, которые заполняли все помещение, словно соты. И здесь, на этих стеллажах, в этих сотах, лежали тысячи и тысячи молочно-белых шаров. Самые маленькие из них были размером с мужской кулак, самые большие – с голову.

– Они похожи на тот, который вы нашли в монолите, – заметил Линдхольм. – Что это такое?

– Памяти, – ответила де Шанс. – Хранилище памятей. История города и тех, кто здесь жил. Ответы на все наши вопросы.

Она двинулась к ближнему стеллажу, но Линдхольм остановил ее, положив руку на плечо:

– Секунду, экстрасенс. Вспомните, как на вас подействовала такая же штука в монолите. Кто знает, что с вами сделают эти.

– Верно, – согласился Корби. – А чудовища могут появиться здесь в любую минуту. Мы должны двигаться дальше.

– Нет, – вяло сказала де Шанс. – Нам нужна информация, которая в этих шарах. Без нее у нас нет ни малейшей надежды выжить.

Линдхольм неохотно кивнул и убрал руку с ее плеча:

– Хорошо. Рас, посмотри, есть ли отсюда другой выход, а я буду охранять экстрасенса. И, де Шанс, постарайтесь покороче. Времени у нас действительно в обрез.

В свою очередь утвердительно кивнула экстрасенс. Она жадно, не отрываясь, смотрела на стеллажи и лежащие на них шары. Где-то в этих бескрайних сотах спрятаны ответы, которые ей нужны; ответы, которые придадут смысл ополчившемуся на людей безумию. Де Шанс медленно шла вперед, пробираясь среди громоздящихся стеллажей, ведомая только собственной экстрасенсорикой. Повсюду вокруг нее шары словно вспыхивали – так воспринимал их мозг, – подобно бессчетным свечкам, сливающимся во тьме. Они были старыми, очень старыми, и памяти их туманились. Но некоторые все еще горели ярко, мерцая и сверкая; именно к последним вела де Шанс ее экстрасенсорика. Де Шанс вытянула к ним руки.

Сначала не было ничего, кроме ровной серости, как на мониторе, настроенном на пустой канал. Затем пришли первые образы, похожие на отдельные фрагменты с бегущей пленки. Сознание экстрасенса дрогнуло под их воздействием. Чуждая природа образов едва не подавила ее, но постепенно де Шанс смогла выжать из них смысл и значение. И тогда перед экстрасенсом развернулся рассказ о великой расе, которая мечтала о чудесном, и де Шанс увидела ее крушение в кошмаре, которому нет конца.

Чужие на Волке-IV создали непонятную и удивительную науку и использовали ее, чтобы освободиться от тирании жесткой формы. Не связанные больше неизменными очертаниями, они могли менять форму по собственной воле. Их жизнь стала свободной и волшебной. Они отращивали крылья и летели вместе с ветром. Они приспосабливали соответствующим образом тела и зарывались в землю. Они возносились выше атмосферы и ныряли в жерла вулканов, где купались в расплавленной лаве. Они стали богами творения, хозяевами всего, что видели.

Но эта перемена не была естественной. Ее осуществило и поддерживало Великое Устройство, размещенное в медной башне в центре города. И не сразу, с ужасом, поняли чужие правду: что они сделали сами с собой. Мозг определял формы тела, но чужие забыли, что мозг – это не только рациональные желания и знание. Стали появляться изменения форм, продиктованные демонами подсознания: генной информацией, «эго» и «суперэго», обусловленные темными областями мозга, которые нельзя просветлить и которыми невозможно управлять. Чужие открыли отвратительные удовольствия и омерзительные страсти, их мечты стали мрачными и грязными. И это стало началом ужаса.

Чужие обладали телепатическими способностями низкого уровня, но Устройство в башне все переменило. Их экстрасенсорика стала дикой и мощной, а мозг утратил священную неприкосновенность. Они быстро поняли, что более сильный мозг может подавить слабейший – и насильно изменить тело побежденного. До появления Великого Устройства чужие на Волке-IV были спокойным, склонным к размышлениям народом. Они долго жили и наслаждались актом творения. Но они зашли слишком далеко и потеряли все, что ценили, и в конце концов остались только чудовища, кравшиеся по улицам города.

Город пал. Его улицы заполнил гной кошмарной жизни, формы и образы которой порождало сумасшествие. И здесь они пришли к окончательному ужасу. Чужие не могли умереть. Оторванная конечность вырастала заново. Раны затягивались в считанные секунды. Чудовища рвали и пожирали друг друга, но убить их теперь было невозможно, как бы жесток ни оказался убийца.

Некоторое время город еще жил. Устройство только воздействовало на живую, одушевленную материю. Но постепенно город распался, поскольку никто не обслуживал технику. Только Великое Устройство продолжало решать свои задачи, поскольку его построили как самосохраняющееся. Оно распространило влияние на всю планету, воздействуя в разной степени на все живое. Однако затем случилось нечто непредвиденное.

Великое Устройство и чужие постоянно поддерживали двустороннюю связь, чтобы программы Устройства могли реагировать на изменения в потребностях чужих. И медленно, постепенно, безумие чужих начало сводить с ума Устройство. Его программное обеспечение стало комкаться и рваться, пытаясь удовлетворить потребности и желания чужих. Наконец оно осознало грозящую опасность и приняло единственное оставшееся спасительное решение. Устройство выключилось и погрузило город в спячку, надеясь, что будущее сможет разрешить возникшую дилемму.

Текло время. Записи не показывали, сколько прошло лет или столетий. Чужие не могли умереть, а Устройство было терпеливо. Оно ждало, потребляя для собственной подпитки лишь необходимый минимум энергии.

А потом прибыла Адская группа, и экстрасенсорика де Шанс пробудила Устройство от древней спячки. Но прошло слишком много времени, и Устройство все-таки потеряло рассудок. Может быть, слишком долго действовало на него безумие чужих. Или, может быть, просто нынешний мир слишком отличался от того, для обслуживания которого Устройство было сконструировано, и оно ни в чем не могло теперь найти смысл. Не важно. У Великого Устройства имелись собственные программы.

Оно разбудило Спящих и подняло по тревоге город, и снова начался кошмар.

Де Шанс упала на колени в судорожной тряске. Корби вытянул руку, хотел успокоить ее, но остановился, колеблясь: экстрасенса вырвало. Линдхольм смотрел в ту сторону, откуда они пришли. Что-то подтягивалось все ближе к ним. Он включил силовой щит и вытащил пистолет из кобуры. Левая стена внезапно раскололась сверху донизу, сквозь нее вломилось нечто огромное и бронированное. Один из отлетевших кусков камня разбил походный фонарь де Шанс, и помещение погрузилось во мрак.