Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

1

По истечении шести дней беспробудного алкоголизма к Алексею Савинову пришла Смерть.

Он сидел на полу в прихожей, завернувшись в мокрый халат и неторопливо прихлебывая пиво из бутылки, а уставшие от пьянства мысли его лениво, поскрипывая как качели, скользили от выбрасывания из окна до вскрытия вен в ванной. Давно не бритое, помятое лицо Алексея не выражало ничего, кроме надежды избавиться от изматывающей и непрекращающейся головной боли.

Он был совсем не плохой человек.

На работе его ценили, родители любили и гордились, а последняя жена вообще иногда называла Алексея ангелом. Он не курил, практически не пил, а все его знакомство с наркотиками сводилось лишь к многочисленным пересмотрам «Криминального чтива». Свободное время он отдавал работе, выходные проводил с любимой шестой женой, а летом исправно отвозил и привозил родителей с неблизкой от Москвы дачи.

Неделю назад Алексей потерял все.

Все без остатка.

Любимая шестая жена утром, за завтраком, вдруг объявила, что скоро их будет трое.

— Трое? — чуть не поперхнулся чаем Алексей. — Опять твоя мама с недельной инспекцией?

Таня загадочно улыбнулась.

— Я на третьем месяце, — немедленно разъяснила она, и безоблачный рай супружеской жизни навсегда кончился.

Жизненная трагедия Алексея заключалась в детях.

Он их ненавидел всеми фибрами своей молодой еще тридцатисемилетней души. Всех и всяких, маленьких и больших. Поэтому, наверное, бог, ради хохмы, наградил его сперматозоидами, способными настичь несчастную яйцеклетку даже в атомном бомбоубежище.

С первой женой он разошелся, когда не вовремя лопнувший презерватив возвестил о зарождении новой жизни. Она и появилась на свет через положенные девять месяцев, только уже без его, Алексеева, участия. Когда же вторая жена намекнула на вероятность подобного исхода, он не стал медлить. Все оказалось решенным в кратчайшие сроки, и возлюбленные расстались: Савинов — с холостяцким штампом в паспорте, а вторая жена — с пятинедельной задержкой.

С третьей Алексей сказал себе: «Стоп!» Стойко перенеся четыре месяца непрерывного женского токсикоза, он наконец не выдержал и дезертировал с поля боя, унося с собой крест вечного алиментщика.

Однако существовала еще одна проблема.

Он не мог жить один.

Поэтому следующую жену Алексей отбирал тщательно и долго. С Кларой они встречались почти полгода, гуляли, целовались под луной, и только когда она, наконец, расплакавшись, поведала ему о трагедии всей своей жизни — бесплодии, — началась напряженная половая жизнь. Через пару месяцев они поженились, через еще два у Клары начались приступы рвоты по утрам, а еще через два уже ставшая знакомой паспортистка в ЗАГСе привычно ставила в паспорте Савинова прямоугольный штамп.

В пятой попытке Алексей решил полностью положиться на медицину.

Витек из параллельного класса, которого еще с детства тянуло на острые ощущения и который превратился вдруг из сексуально озабоченного прыщавого подростка в чуть ли не светило современной гинекологии, как-то во время встречи у подъезда за бутылкой пива пообещал помочь. На следующий день он разложил перед онемевшим Алексеем, словно сложный пасьянс, несколько медицинских карт.

— Полностью безнадежны, — торжественно и даже с какой-то гордостью произнес Витек. — Хоть что с ними делай — ноль. Все не замужем или разведены. Выбирай.

Савинов с сомнением оглядел стол.

— Ты уверен? — осторожно поинтересовался он.

— Ну, знаешь… — оскорбилось светило. — Если ты сумеешь кого-то из них осчастливить, я… Во! Буду о Нобелевке орать на каждом углу. Тебе, естественно…

Правда, через полгода, когда взбешенный очередным анализом жены Савинов поймал его около памятного подъезда, Витек ничего не орал о Нобелевке. Он тихо и занудно просил отпустить его домой, к жене и детям с небольшими или, хотя бы, минимально по сроку излечимыми травмами.

— К детям… — прошипел сквозь зубы Алексей и в неистовстве запустил бутылкой, предназначавшейся светлой голове известного гинеколога, в мусорный бак. — К цветам жизни… Вали, семьянин…

Шестую жену он нашел с помощью гадалки. Ему точно сказали, как она будет выглядеть, как ее будут звать и сколько лет они проживут вместе. Только не сказали, когда, наконец, их станет трое…

— Значит, трое… — медленно произнес он, глядя на лучащееся лицо жены. — Это просто здорово…

Первое, что вконец расстроенный Алексей сделал на работе в тот день — устроил грандиозную аварию прямо у выезда из гаража с не выспавшимся шефом на заднем сиденье своего «мерседеса». Четыре машины — почти всмятку, шеф — в больницу с множественными переломами, а его самого — в ближайшее отделение как хулигана, оказавшего сопротивление представителям доблестной ГАИ.

Отец, благо бывший сотрудник, вопросы с органами на следующий день уладил, здоровый заместитель шефа поставил жирную печать в трудовой книжке, а знакомая паспортистка в очередной раз получила шикарный букет роз.

И через сутки родители, напоследок, внесли наконец свою лепту в нескончаемую череду несчастий.

— Мы уже старые, сынок, — задушевно начал батя. — Сколько у тебя уже детей по свету ходит-то, а?

— Пятеро, — буркнул Алексей разбитым ртом — в отделении ему долго и доходчиво рассказывали о непротивлении злу насилием. — А что?

— А то! — рявкнул отец так, что даже полуглухая болонка Клава подскочила со своего коврика в углу. — Когда же и мы с матерью, едрена вошь, дедом с бабкой станем?! А?

— Усыновите кого-нибудь, — не вовремя произнес Алексей и через секунду оказался на полу рядом с ничего не понимающей болонкой и звоном в ушах. Несмотря на свои пятьдесят восемь, у отца было много еще пороха в пороховницах.

— Значит, так, — словно Глас Божий, раскатисто сказал Савинов-старший. — Без внуков — на пороге не появляйся. Сходись, снова женись в двести сорок восьмой раз — мне без разницы. Я понятно объяснил?

— Ага, — кивнул Алексей, потирая правое ухо. — Полностью.

И вот теперь, по истечении шести дней всепоглощающего пьянства, кто-то занудно звонил в его дверь.

— Иду, иду, — произнес Алексей, чувствуя, как гулкая трель звонка, словно бомбардир на футбольном поле, стремительно отправляет сокрушительные мячи в «девятку» его размягченного мозга. — Иду, черт…

Опрокинув бутылку с пивом и тут же наступив в холодную липкую лужу, он, чертыхаясь, добрался до двери.

«Хорошо, если бы это были киллеры, — подумал он, возясь с замками. — Кто угодно, только не отец…»

На пороге стояла молодая девушка лет двадцати.

— Я пройду?

И через мгновение она оказалась у него в квартире.

— Так, — произнесла она, окидывая взглядом лужу на полу, опрокинутую бутылку и еще груду таких же, выстроенных неровными рядами, как солдаты на марше, в углу. — Все налицо.

— Э… Что налицо? — промямлил Алексей.

Она наконец повернулась к нему и быстро, с ног до головы, оглядела.

— Запой, — сказала она, пожав плечами.

Ему немедленно стало стыдно.

— Это почему же? И вообще, кто вы такая, что…

— Я — Смерть, — перебила она его. — И я пришла за вами, Алексей Петрович.

— Кто?

— Смерть. Нас еще иногда называют Костлявыми…

Алексей неуверенно гоготнул, оглядев аппетитные формы посетительницы.

— Во дает… — произнес он. — У кого-то из нас точно — белая горячка…

— Я на кухню пройду, — почти утвердительно спросила она. — Обувь снимать не буду.

Алексей провел пальцами по лбу и помотал головой.

— Допился, — пробормотал он, глядя ей в след.

— Идите сюда, — позвала девушка с кухни. — Садитесь рядом. Нам есть о чем поговорить.

— И о чем же?

— О вас, Алексей Петрович. И обо мне.

— Договорились, — хмыкнул он.

2

Все оказалось банально просто.

Пока Алексей принимал душ, брился и чистил зубы (неудобно все-таки, девушка как-никак), новая знакомая поведала ему краткую, но весомую историю.

Оказывается, Смерть на самом деле существовала.

Вернее, не Смерть даже, а огромные семейные кланы простых людей, которые выполняли ее тяжелую, но такую нужную всем работу. Каждый член такой семьи при достижении определенного возраста («Это какого же?» — поинтересовался Алексей из ванной. «Двадцатидвухлетнего», — застенчиво ответила гостья.) посвящался в Проводника — человека, сопровождающего умирающих в последний путь. На момент выполнения Сопровождения Проводник из разряда простых смертных становился существом прямо-таки необыкновенным. Он вроде бы получал полную неуязвимость, способность дышать под водой, короче, полный набор суперменских трюков. Поэтому жертве (вернее, Цели, как деликатно сказала новая знакомая Алексея) скрыться от своего Проводника становилось абсолютно невозможно.

— И что, никто не пытался? — сразу же спросил Алексей из ванной.

— Почему же… Пытались…

— И кому-нибудь удалось?

— Насколько я помню, Одиссею и Гераклу…

Алексей при этих словах чуть не подавился зубной щеткой, а потом, оправившись, хохотал несколько минут.

Девушка дождалась, когда он затихнет, потом невозмутимо продолжила.

Самым главным моментом в их работе, по ее словам, оказалась проблема наведения. Как с гарантированной вероятностью узнать точную дату и время гибели человека? В какой момент направлять к нему Проводника? Как сделать так, чтобы переход Цели в состояние вечного покоя был максимально безболезненным? Это на самом деле и составляло искусство Старейшей семьи. Именно она, Старейшая, назначала Цели и Проводников, руководствуясь одними ей известными причинами.

— Когда-нибудь, — произнесла гостья с оттенком мечтательности в голосе, — и я, может быть, стану Старейшей.

— Ну, до этого-то еще лет восемьдесят обождать осталось, — обнадежил ее Алексей, бодро вытирая голову. — Сколько годков-то вашей?

— Сто сорок два.

Он присвистнул и выглянул из ванной.

— Что-то я о таком не слышал.

— А про нас вы что-нибудь слышали?

Резонно.

— А звать-то тебя как?

— Мы уже на «ты»?

— Ну, знаешь… По-моему, смерть — дело настолько личное… Почти интимное… Тем более, если учесть, что ты — моя долгожданная белая горячка…

Она закусила верхнюю губу. Получилось мило.

— Зовут меня — Надежда, Надя. А насчет белой горячки… Я, может быть, продолжу, если уж ты меня так воспринимаешь?

— Давай, — кивнул Алексей с удовольствием. Все происходящее его чертовски забавляло. — И, кстати, отличное у тебя имя. Очень… обнадеживающее…

Перед первым Сопровождением Проводник обязан пройти длительное обучение, экзамен и Обязательное Суровое Испытание. Испытание это могло быть чем угодно; его назначала и утверждала Старейшая. Наде досталась недельная прогулка по тайге с плеером и маленьким перочинным ножом.

— Так ты на Севере живешь? — немедленно поинтересовался Алексей.

— Я живу от тебя через три подъезда, — даже вроде бы оскорбилась Надя. — А в тайгу меня Старейшая отправила.

— А родители как?

— Они же в Семье.

— А… Ну да… Раз в Семье… Слушай-ка… А эти ваши Старейшие… Они что, ни разу не ошибались? — он уже стоял с полотенцем на пороге кухни.

— В чем?

— Ну, в этом… Наведении на Цель.

Надя наморщила лоб.

— Нет, — ответила она. — Хотя… Ошибались… Верно… Когда тонул «Титаник», Проводников оказалось слишком мало…

Алексей хмыкнул и присел напротив нее.

— Хорошо. Только ответь, пожалуйста, на вопрос. Сразу. Ты тут про «Титаник» излагала. Как же ваши Проводники на него попали? Или они заранее закупили билеты оптом?

— Я же уже рассказывала, — с досадой произнесла Надя. — После того, как Проводник получает человека, способ доставки до него роли не играет. И, кроме того, любой, даже самый начинающий, владеет телепортацией.

— Ага, — кивнул Алексей удовлетворенно. — Значит, ты тоже?

— Да, — просто ответила Надя.

— Давай, — сказал Алексей. — Продемонстрируй.

— Зачем?

— Тогда я во все поверю.

Надежда усмехнулась и легко поднялась с табуретки.

— Значит так, Алексей Петрович, — торжественно произнесла она. — Убеждать вас в чем-либо совершенно не входит в мои задачи. Главное я вам сказала. Я — ваш Проводник. Ровно через два дня вы впадете в депрессию и в сильном алкогольном опьянении шагнете из окна вашего шестого этажа вниз. Все эти дни я буду присматривать за вами. Бежать от меня, отправляться к магам средней руки за защитой, даже пытаться убить меня — бесполезно. Я все равно буду рядом. Все произойдет точно и в срок, так, как и запланировано. И кстати, не пытайтесь покончить с собой раньше срока, — у вас, дорогой вы мой, абсолютно ничего не выйдет. А теперь, — она очень не по-доброму улыбнулась, — воспринимайте меня, как вашу долгожданную белую горячку.

И, с негромким хлопком, стремительно растворилась в воздухе.

— Э… — произнес Алексей, тупо глядя на покинутую ею табуретку.

Потом провел по еще теплому дерматину рукой.

— Ни фига себе похмелье, — тупо произнес он в гулкой и опустевшей кухне.

3

Холодное пиво обычно всегда проясняет разум до кристальной чистоты. В особенности, когда за плечами только что закончившаяся неделя беспощадного запоя.

— Все, оказывается, распланировано, — пробормотал Алексей, смакуя второй стакан. — Наведение, Проводники… Девочки, шляющиеся с плеерами по тайге… Кто это там планы строит на мою жизнь?.

Идея родилась моментально.

«Сейчас-то все и проверим, — подумал Алексей. — И про Смерть, и про планы. Сразу, раз и навсегда».

Хотя…

Если это все-таки утомленное алкоголем воображение преподнесло такой номер?

А собственно, что мне терять?

Жены нет, детей орава, работы тоже пока не предвидится… Вот только родители… А что — родители? Они, блин, тоже хороши… Дали пинка под зад, без внуков — ни ногой… Эх… К черту!

Он поднялся, большими глотками допил стакан и с размаху швырнул его в раковину.

— Счастья, тебе, кретин, — пробормотал он, слушая звон разбивающегося стекла.

Теперь оставалось дело за техникой.

Именно за ней, за «Сонькой», которая верой и правдой вот уже лет пять скрашивала семейные и не очень попойки. С магнитофоном наперевес он ввалился в ванную, оглядел поле боя и включил воду. Технологию самоубийства с помощью электричества и воды он представлял себе смутно, в основном по фильму «День сурка», где несчастный горемыка убивал себя каждый день и никак не мог убить до конца, однако был совершенно уверен в том, что такая комбинация сработает.

— А если все-таки горячка? — подумал Алексей с неожиданной тоской, глядя на свое затягивающееся паром отражение в зеркале. — Если сразу — и все?

Вода гулко билась в ванне.

— Тебе и вправду тут уже ничего не осталось, — ответил внутренний голос, с которым иногда у Алексея проходили редкие, но горячие дебаты. — Что тебе терять?

— Но жизнь…

— Хочешь успеть осеменить еще пятерых, не способных к деторождению?

— Но ведь, в принципе, они могут быть после этого счастливы.

— А ты? Что с тобой, неистребимый сперматозоид?

Алексей протер зеркало.

— Значит, жизнь любого человека бесполезна, — произнес он вслух. — Она пуста и глупа, как выпитая бутылка пива?

— Хм, — ответил внутренний голос. — Жизнь любого человека ценна делами. Что сделал ты? Переехал в бабушкину квартиру после ее смерти? Сделал ремонт и поменял старый унитаз на новый? Жизнь любого человека ценна достижениями. Как там у тебя с ними, а? Неоконченный, но много раз обещавший быть оконченным институт? И, наконец, жизнь любого человека ценна детьми. Что сделал ты? Шесть раз женился и шесть раз развелся? Наплодил пятерых детей? Хм… Это, конечно, достижение, дружище… Только вот какая проблема… Тебе не нужны эти дети. Ты ненавидишь их. Ты не можешь видеть когда-то любимых тобой женщин из-за этой маленькой и, в общем-то, незатейливой причины. Ты — одиночка. И ты никому не нужен.

— Да? А родители?

— Значит так, — рявкнул внутри него голос. — Ты либо прыгаешь в ванну, либо нет. Надоело мне с тобой дискутировать! Тем более… Хм… О вещах, тебе самому известных… Так ты прыгаешь?

— Тогда, зануда, это наш последний разговор.

Голос помолчал.

— Наверное, только мне и будет тебя не хватать.

Алексей всмотрелся в свое отражение.

— Да, — произнес он, — только мне и будет.

Потом решительно перечеркнул рукой свое лицо в зеркале.

Розетка для электрической бритвы оказалась очень удачно расположена. Он воткнул в нее шнур магнитофона, скинул халат и неторопливо залез в горячую воду. Потом взял «Соньку» в руки.

— Поехали, — произнес он, опускаясь в ванну и включая магнитофон.

4

Полная темнота и холод.

Господи!

Где я?

Как тяжело.

Где белый коридор, о котором все говорят?

Где моя поганая Проводница, когда мне так тяжело?

И почему же так холодно?

Он повернулся, и что-то ледяное волной ударило в лицо. Я чувствую?!

Где-то вдалеке играла музыка.

— Ваша киска купила бы «Вискас», — произнес бодрый слащавый голос, и Алексей открыл глаза.

Он лежал без света в абсолютно черной и холодной воде. В затекших ногах валялось что-то тяжелое, и он, пошевелив пальцами ноги, опознал в этом чем-то знакомую и уже безнадежно испорченную «Соньку». Теперь «Жаворонки на проводе» не сумеют вылиться из ее колонок и разбудить его серым промозглым утром.

— Н-да, — подумал он.

Самоубийство, судя по всему, сорвалось окончательно и бесповоротно.

Матерясь про себя, Алексей с трудом выбрался из ванной.

— Пробки, — произнес он вслух. — Чертовы пробки, будь они неладны…

Нащупал халат и, распахнув дверь, вывалился в коридор. Он ощущал себя инопланетянином, попавшим в лапы незнакомого и неумолимого земного притяжения. Руки и ноги мелко, противно дрожали.

Однако налицо был явный плюс. Все последствия похмельного синдрома, очевидно, остались там же, в холодной воде, пришпиленные к ней могучим переменным напряжением.

Он, щурясь, заглянул на кухню.

И сейчас же обнаружил второй плюс.

За столом, удобно закинув ноги на край мягкого уголка, с огромным пакетом попкорна восседала давешняя знакомая Надюша и с неподдельным интересом знакомилась с рекламой женских прокладок по кухонному телеку.

Ему немедленно стало дурно.

— Самоубийцам — привет, — не оборачиваясь, произнесла Надя. — Как ощущения?

Алексей добрался до края стола и без сил опустился на табуретку. Початая бутылка пива стояла там же, где он ее и оставил. Дрожащей рукой Алексей стиснул ее и сделал несколько жадных глотков. В горле саднило так, будто он несколько дней подряд орал на морозе задорные строевые песни.

— А ты попробуй, — прохрипел он, отдышавшись. — Ты же вообще неуязвимая.

— Может, и попробую, — ответила она. — У меня ведь неуязвимость ненадолго. Эх ты… Тебя же предупреждали… Ничего у тебя не выйдет.

— Посмотрим, — ответил Алексей, откидываясь. Ему все-таки было еще чертовски плохо.

— Что, теперь вешаться будешь? — повернула она наконец к нему лицо. По ее левой щеке скользили стремительные блики от телевизора.

— Не знаю пока.

— Дурила, — усмехнулась она, — веревка лопнет. Или люстру оторвешь. Ведь как с твоей ванной получилось? Предлагали же тебе электрики во время ремонта, ну, этот, Васильич вроде, толстый такой, заменить старый щиток на новый. Предлагали? А ты не поменял. А в этом деле все решают амперы.

— Слушай, и откуда ты такая умная взялась?

— Мама такой родила.

— Эх, взять бы тебя с твоей мамой…

Она вопросительно ожидала продолжения, а Алексей уныло решал, чтобы он сделал с ней и с ее мамой. Так и не решив, он угрюмо хлебнул пивка.

— И вообще, — сказал наконец он, — шла бы ты. У тебя ведь дел, поди, полно. Клиентов много уже, небось, созрело. А я тут как раз в одиночестве подготовлюсь к депрессии, которая у меня через два дня наступит.

Надя зачерпнула горсть кукурузы.

— Хочешь? — спросила она.

У Алексея подступил комок к горлу.

— Ты можешь оставить меня в покое? — почти взмолился он. — Мне просто плохо. Очень.

— А ты пообещаешь, что не будешь больше дурить?

Он вздохнул.

— Обещаю.

— Хорошо, — она отставила в сторону пакет и поднялась. — Как раз пойду с собакой погуляю.

— Ага, — кивнул Алексей. — Сходи погуляй.

Закрыв за ней дверь (Надежда почему-то не стала телепортироваться), первым делом он мстительно выкинул пакет попкорна в мусорное ведро, выключил телевизор и, еле добравшись до кровати, рухнул в ворох несвежего белья.

Сон пришел почти сразу.

Снилось ему, будто он с огромной бензопилой в руке догоняет и все не может никак догнать Надю с ее мамой, оказавшейся на поверку достаточно миловидной женщиной. Ближе к утру он наконец-то загнал их обеих в мрачный и сырой подвал и тут обнаружил, что бензин в пиле кончился.

Проснулся Алексей по этой причине в чувствах совершенно расстроенных, и, естественно, первое, что обнаружил, было неутомимое Надино лицо в кресле напротив.

Со стоном закрыв глаза, Алексей Петрович Савинов подумал, что первый раз в жизни ему осознанно захотелось из нее уйти.

5

— Ты так и будешь меня преследовать? — мрачно поинтересовался Алексей, не меняя позы.

— А что ты сегодня собрался выкинуть?

Секунду он сверлил ее взглядом.

— Дай, пожалуйста, телефон.

— Тебя же с работы выгнали.

— Дай, а?…

Номер Алексей помнил наизусть, еще с тех времен, когда разомлевшие после наполненной любовью ночи, они с шестой женой совершенно не желали появляться на кухне.

Ответили почти сразу.

— Ты что есть будешь? — устало спросил Алексей, отстраняясь от трубки.

Лицо Нади было сосредоточенным, словно она прислушивалась к далекому, еле слышному голосу. Она же меню слушает, сообразил Алексей. Сидя на расстоянии метров пяти, Надя сосредоточенно загибала пальцы в соответствии с сонным бормотанием не проснувшегося еще сотрудника доставки на дом.

— Пожалуй, салат из крабов, — сделала она выбор. — Это не сильно ударит по твоему бюджету?

— Хм… Ты ведь наверняка знаешь, что пока нет.

— Хорошо. Тогда будем кушать крабов.

Минут через сорок, после ухода довольного чаевыми курьера и осуществления необходимых утренних процедур, они приступили наконец к завтраку.

«Что же делать? — думал Алексей, задумчиво ковыряя вилкой в салате. — Неужели же ничего нельзя изменить? Неужели все, завтра меня уже не будет? Как же, черт возьми, так? Может…»

Он посмотрел на Надю, умудряющуюся есть, запивать еду соком из стакана и одновременно смотреть телевизор.

— Не пойдет, — сказала она, не отрываясь. — Мы — не гаишники, взяток не берем.

— Ты еще и мысли читаешь, — уныло констатировал Алексей.

— Не все… И не всегда… Так… Избранное…

— И какие же у тебя сегодня планы? Меня пасти круглый день?

— Вообще-то мне нужно в институт съездить, — отвлеклась от телевизора Надя. — Но ведь ты не дашь мне спокойно заняться своими проблемами. Верно ведь? Не дашь?

Он честно подумал.

Повторять вчерашние подводные подвиги никакого желания не было.

— Буду пить и смотреть видак, — просто ответил Алексей. — Цирроз печени мне уже не страшен. Можешь ехать. Не веришь, — мысли мои почитай, разрешаю.

— Не нравишься ты мне сегодня, — сказала Надя. — Вчера в тебе энергия била через край.

— Все… Выбила, — буркнул Алексей. — Я за ночь подготовился к грядущей депрессии.

И еще через полчаса успокоенная Надя оставила его наконец-то в гордом одиночестве.

6

Он досматривал уже вторую часть «Смертельного оружия», попивая пиво и лениво размышляя о превратностях судьбы, когда телефон пробудился от летаргии.

«Надя», — подумал Алексей и не угадал.

Это оказался друг Коляныч, куда-то исчезнувший с жизненного горизонта пару месяцев назад. Судя по голосу, он был бодр, весел и пьян, короче, наверняка готовый осилить пяток восхождений на Монблан без перекуров и инструктора.

— Здоров! — заорал Коляныч в трубку. — Ты как?!

— Телек смотрю.

— А чего не на работе? Заболел?

— He-а… Выгнали…

— Тебя? Выгнали?

— Короче…

Пауза.

— Так ты дома, без работы и телек смотришь… А Танюха где?

— Разошлись мы.

— Ну дает! — восхитился Колян. — Всего-то ничего не виделись, а столько дел наворотил! Так ты еще и холост?

— Ага…

— А деньги есть?

— Не дам я тебе. Ты ведь не отдашь все равно.

— Не отдам, — согласился Колян. — Да и не надо мне. Пока. Ты вот что. Хорош киснуть. Поехали с нами, развеешься. Отдохнем, водки выпьем…

— У меня недельный запой, Коляныч. Поэтому в кабак мне сейчас лучше не соваться.

— Какой кабак?… Я на Кипр улетать собираюсь…

А вот на Кипре-то я уже не побываю, отрешенно подумал Алексей.

— И когда собираешься?

— Вылет через три часа.

— Сегодня? — поинтересовался Алексей, ощутив внезапно покалывание в районе сердца. Лежать почему-то вдруг стало неудобно.

— Именно. Поехали с нами, Лех.

У него перехватило дыхание.

— Стой. А виза? Билеты?

— Да там все купишь, на месте. А виза вообще никакая не нужна. На таможне штампик поставят — и все. Загранпаспорт-то у тебя есть?

— Есть, — пробормотал Алексей, лихорадочно пытаясь сообразить, где он валяется. В шкафу в большой комнате? Нет… В барсетке? Тоже нет вроде…

— Погоди-ка, — сказал он и, рывком поднявшись, нагнулся к прикроватной тумбочке. Открыл верхний ящик и вытащил целый и невредимый красный пропуск в средиземноморский рай. — Даже действительный еще, — сказал он. — Три года.

— Значит так, — голос Коляныча зазвенел в трубке. — Бери большую сумку, кидай в нее барахло полегче, там плавки, тапочки, майки и — дуй в Шереметьево. Там и встретимся, понял? Ну где декларации заполняют. Двух часов тебе хватит?

— Хватит… А денег-то сколько брать?

— Да баксов пятьсот возьми. На неделю — во… И давай в темпе. Понял?

— Ага.

— Вот черт! — напоследок взвизгнул друг Колян радостно. — Ну надо же!.. Тусанемся!.. Как в старые добрые времена!!! Эх, дружище…

7

Тусанемся…

М-да…

До Шереметьево-2 Алексей долетел как на крыльях, за сорок минут. Водитель попался лихой и малоразговорчивый, только изредка он матерился себе под нос, никому, в общем-то, не мешая. Всю дорогу Алексей старался не думать ни о пункте своего назначения, ни о том, что будет, если Надя его поймает, ни даже о том, что вообще куда-то едет. Напрягая оставшиеся после запоя извилины, он до пота на лбу представлял себя скучно лежащим на диване, здраво рассудив, что, если уж Проводник и связан с Целью телепатически, такие мысли наверняка собьют Надю со следа. Поэтому по прибытии он добавил водителю денег за молчаливость и облегченно выбрался из машины. Сам профессиональный водитель, Алексей ненавидел ездить на пассажирском сиденье.

Слишком дорого это иногда вставало.

Несколько лет назад Антоха, старый приятель, уговорил-таки составить компанию на сиденье пассажирском. «Эх, прокачу», — сказал он, усаживаясь в машину. Прокатил… Себя на пару метров под землю, а Алексея — в реанимацию института имени Склифосовского. После двухмесячного отдыха в палате с тремя медленно умирающими дедами Алексей, сильно из-за гипса смахивающий на мумию, посетил кладбище, поставил Антохе букетик искусственных цветов и торжественно поклялся больше с друзьями не ездить. Никуда и ни на чем. Только при условии наличия руля под руками. Причем от своей машины.

Тогдашняя третья его жена клятву одобрила полностью, очевидно, с прицелом на то, что Алексей и со спиртным завяжет. Она была замечательной. Доброй и нежной. Ласковой и заботливой. Поэтому, наверное, Алексей и продержался все ее четыре месяца нескончаемого токсикоза…

В аэропорту, как всегда, народу было полно.

Алексей протиснулся к кассам и… Кто-нибудь встречал человека, взявшего в обычной кассе аэропорта билет на международный рейс за два часа до вылета? Поэтому, изучая уже оформленный на него билет, Алексей с умилением подумал о своей везучести. Мне помогают Небеса, решил он, аккуратно засовывая билет в карман джинсов. Мне помогают сбежать от Персонального Проводника.

— А может, это все-таки белочка? — ехидно произнес внутренний голос. — От нее сбежать ты можешь только в дурку.

— Да? А пробки и ее предупреждение?

— Просто какая-то часть твоего сознания знала о хилости щитка, — пояснил голос. — Она и выступила в роли Проводника.

— А если бы я решил повеситься?

— Тогда эта часть незаметно подвела бы тебя к самому слабому крючку для люстры…

Тут только Алексей заметил, что последний вопрос задал вслух. Бабулька с авоськами, стоявшая рядом, опасливо смерила его взглядом и, не выпуская авосек, торопливо перекрестилась.

— Я и в самом деле начинаю сходить с ума, — с запоздалым страхом подумал Алексей, виновато улыбнулся старушке и поспешил удалиться.

Тусоваться…

Когда он, стараясь не попадаться давешней бабуле на глаза, уже совершил несколько кругов по залу, сходил в туалет и выпил за бешеные деньги стакан настоянного скорее всего на золоте кофе, затравленный взор его обнаружил в самом углу игральные автоматы. Времени до появления Коляна оставалось что-то около часа, и Алексей, набрав в грудь побольше воздуха, пошел за жетонами. Он играл всего один раз в жизни. С четвертой женой, как-то затащившей его в настоящее казино. Естественно, он проиграл. И естественно, всю зарплату, о чем напоминалось ему в течение месяца каждый день. Практически до самого развода…

Огромный агрегат, сияющий в самом центре, привлек внимание Алексея. Напоминал аппарат здоровенный аквариум, в котором на металлических качельках, как птички в клетке, гнездились золотистые жетоны.

— А принцип? — поинтересовался он у товарища, с кислой миной отходящего от автомата.

— Да кидай в прорези, сам поймешь…

— А…

Со второй попытки ему как-то удалось скинуть в большую черную корзину внизу целую охапку жетонов. С третьей — настоящую кучу. А на четвертой жетоны сливались в корзину широкой желтой рекой несколько минут.

Он вытер лоб, озираясь.

Очевидно, отмеченным смертью начинает чертовски везти в азартные игры. Навскидку получалось, что он только что, гуляючи, выиграл свой месячный оклад на прежней работе.

— Во везет, — произнес кто-то сзади завистливо.

Сердце у него колотилось, как у закоренелого инфарктника.

Так ему не везло никогда в жизни.

Он только хищно оглядел автомат, выискивая горку жетонов, готовых начать стремительное падение вниз, как кто-то крепко взял его за плечо. Это оказался парень, только что разменивавший ему деньги.

— Автомат не работает, — строго произнес парень, кося глазами на заваленную жетонами корзину.

— Это почему же? — возмутился кто-то рядом. — Просто везет человеку, вот и все.

За несколько секунд за спиной Алексея собралась, оказывается, целая толпа болельщиков.

— Автомат закрыт, — строго повторил парень. — На профилактические работы, если кого интересует.

— Слушай, — сказал Алексей. Голос его даже дрогнул от обиды. Он поднял последний оставшийся жетон из разменянных. — Последний кидаю — и все. Сам выбери — куда.

Парень усмехнулся, профессиональным взглядом окинул автомат и ткнул пальцем в жетоноприемник, через который ничего выбить было нельзя, даже если бы вместо жетона туда каким-то чудом попала боевая граната. Народ за спиной Алексея разочарованно вздохнул.

— Как скажешь, — кивнул Алексей, подбросил жетон и, не целясь, бросил его в щель.

Он был уверен в успехе.

Жетон быстро проскользнул по желобу, ударился о стопку своих собратьев, встал на ребро и, обойдя опасные рифы, завершил наконец свой полет. Качели качнулись и…

Под звон ссыпающегося вниз золотого дождя парень из обменника поднял на Алексея посеревшее лицо.

— Такого не может быть, — произнес он. — Это просто невозможно.

А через десять минут раскрасневшийся от таких переживаний Алексей уже прикидывал, какую машину ему взять в прокат на славном греко-турецком острове.

8

Очень скоро Алексей обнаружил, что стал в аэропорту своего рода знаменитостью.

Вначале к нему подкатила томного вида раскрашенная, как индеец на тропе войны, девица и в недвусмысленных выражениях предложила составить компанию на ночь. Узнав, что Алексей собирается на Кипр, она секунду подумала, потом сказала, что, мол, да, годится и на неделю, только деньги вперед. Он сумел от нее отделаться только после длительных разглагольствований о попранных правах сексуальных меньшинств.

Потом привязалась цыганка, готовая рассказать о том, что было и что будет.

«Если меня сейчас повяжет Наденька, — подумал Алексей, поднимаясь с кресла и молча уходя, — ничего в моей жизни больше не будет».

В результате он уединился в туалете, нетерпеливо разглядывая циферблат часов и пытаясь сообразить, когда выбираться из подполья для встречи с Коляном. Когда осталось десять минут, Алексей тщательно застегнулся и покинул кабинку.

От всего пережитого лицо его пылало.

Он включил кран, омыл лицо, испытывая неописуемое наслаждение от соприкосновения холодной воды с разгоряченной кожей, и несколько мгновений постоял так, сунув голову под кран.

Когда Алексей наконец поднял ее, через зеркало на него смотрела Надя.

Персональная Бортпроводница стояла, облокотясь на писуар, и очень нехорошо Алексея изучала.

Он повернулся, догадываясь, что фотомодельный бизнес сильно потерял без его красной и мокрой рожи. И немедленно получил по этой роже хлесткую пощечину. Его даже немного снесло назад, к раковине.

— Ты что? — возмутился Алексей. — Обалдела совсем?

Надежда коротко и больно ударила его по второй щеке.

— Сволочь, — прошипела она. — Ты же обещал. Так ты свои обещания держишь?

Ее рука было пошла на третий нокаут, но была вовремя перехвачена Алексеем, у которого от второго удара уже немного зазвенело в ушах.

— Отпусти. Отпусти сейчас же, мразь.

Рука у нее казалась стальной.

Алексей рывком прижал Надю к себе и перевернул.

— Ты чокнулась, что ли? Что ты себе позволяешь? — стиснув зубы от боли, прошептал он ей в ухо.

Она ослабла.

— Ты чуть не погубил целый рейс, — просто сказала она. — Ты чуть не убил своей глупостью очень много человек. Если точнее, сто семнадцать. Понял, идиот?!

Он ошеломленно оттолкнул ее.

— Ты о чем?

Она захлебывалась от рыданий и находилась почти на грани истерики.

— Меня нашла в институте мама… Она… Она сказала, что Старейшая созывает всех свободных Проводников. Что якобы… Что одна из Целей сбежала и сейчас садится на самолет. Моя Цель… Ты… Знаешь, что бывает, когда разбивается самолет?.. Знаешь ли ты, что такое разгребать куски горелого мяса, ты, умник?!. Находя в обломках обгорелые детские игрушки… Ты просто… Ты…

— Я же не знал, — ошеломленно развел руками Алексей. — Ты меня ни о чем не предупреждала.

— О чем я должна тебя предупреждать?.. О чем?.. Что не надо сбегать от Проводника?.. Что, если ты не уйдешь вовремя, начнется вселенская катастрофа? Ты что, в детсаду?!.

Распахнулась дверь в туалет, и на пороге появился тот самый парень из обменника, никак не желающий верить в Алексеево везенье.

— А… — узнавая Алексея, начал парень, но тут они вместе — Цель и Проводник — исступленно рявкнули: «Занято!»

Того как ветром сдуло.

Алексей посмотрел на ее зареванное лицо и осторожно прижал Надю к груди. Шутки кончились, и теперь ситуация больше его не веселила.

— Пойдем, малыш, пожалуй, — как можно нежнее произнес он. — Я сделаю все, что ты захочешь.

Так, в обнимку, они и покинули мужской туалет, за дверями которого уже начала собираться очередь.

9

И буквально через несколько шагов наткнулись на друга Коляна в окружении двух девушек, нагруженных таким количеством сумок разного размера, словно не девушки они были вовсе, а привокзальные матерые грузчики. Правда, были спутницы Коли симпатичны, молоды и милы. Слишком молоды, машинально поправился Алексей. Опять его на малолеток потянуло. Сам же любитель малолеток стоял, широко расставив ноги, и озирал зал ожидания так, как Наполеон, наверное, оглядывал в свое время Бородинское поле.

— Это мои, — виновато произнес Алексей, а Надя подняла на него огромные зеленые глаза.

— Ты подожди меня пару минут, — сказал Алексей торопливо. — Я сейчас приду…

— Только не на самолет, — умоляюще сказали ее глаза.

— Я сейчас приду, — ответил Алексей им.

И вдруг, повинуясь моментальному импульсу, поцеловал Надю в маленький аккуратный носик.

— О! — вдруг взревело за его спиной.

— Черт, — выругался Алексей, а на них уже налетела волна, размером с девятый вал, в народе именуемая друг Коляныч.

— О! — орал Коля на весь зал. — Дружище!!! — он мял и крутил их во все стороны, а Алексей тщетно прижимал Надю к себе в твердой уверенности, что травмпунктом после такого фиг отделаешься. — Дружище!!! Сколько лет, сколько зим!!! — так Коля проявлял свои чувства регулярно. И иногда укладывал от переизбытка силы и эмоций старых друзей ненадолго в больницу. — Сколько же я тебя, чертяку, не видел!..

— Хорош, твою мать! — набрав в легкие воздуха, не выдержал Алексей.

И все кончилось.

Разом.

Расстроенный Коляныч высился рядом.

— Ты чего, Лех? — озабоченно спросил он. — Не рад?

Алексей еще раз поцеловал Надю в носик.

— Я сейчас, малыш.

Проводив ее взглядом (черт, а фигурка-то у Проводника — будь здоров!), посмотрел наконец на Коляна, выкатившего свои глазищи в том же направлении.

— Я рад, — коротко произнес Алексей, ощутив моментальный укол чего-то, очень похожего на ревность.

Колян вышел из ступора.

— Дружище, кто эта фея? — пробасил он. Всех женщин, производящих на него впечатление, друг Колян называл феями.

— Это моя… новая жена, — соврал Алексей, не моргнув и глазом.

Колян одобрительно хлопнул его по плечу. Ощущение было словно от отбойного молотка.

— Это — лучшая твоя жена, — объявил Колян на весь зал. — Ты все-таки обзавелся моим взглядом на женщин.

— Я никуда не лечу, — произнес, собравшись, Алексей, ожидая очередного шторма.

Но друг Колян его ошеломил.

Задумчиво глядя на закрывшиеся за Надей двери зала, он медленно и торжественно сказал:

— Ты — настоящий мужик, Лех. Ты знаешь точно, когда и что нужно делать. Если бы у меня была такая жена, я не то что на какой-то там Кипр не полетел, я бы бросил работу и сидел каждый день у ее ног, как верный пес, дружище. Кипров много, а любимая — одна. Дай я тебя поздравлю, друг ты мой.

Спутницы Коляна, очевидно представившие его в роли верного пса у женских ног, захихикали.

— Цыц, — нахмурился на них Колян. — Дайте с другом попрощаться.

Махая им рукой мгновеньем позже, Алексей растроганно вспоминал, как им с Колей чистили морды в соседнем дворе, как они вместе пытались угнать машину, «копейку» соседа с первого этажа и что из этого вышло, как пытались валять дурака в призывном пункте, чтобы закосить от армии. Полжизни они прошли вместе, рука об руку. И хотя друг Колян мог в пьяном угаре, выкатив налитые кровью глазищи, привязаться к тебе с вопросом: «Кто ты такой, вааще?», хотя никогда не отдавал взятых в долг денег и легко путал свою женщину с девушкой друга, Алексей любил его. И здорово, просто здорово, черт, что перед концом мне довелось увидеть этого сукиного сына и услышать его рокочущее: «О!!!»

А ведь я его чуть не убил, вдруг подумал Алексей с запоздалым ужасом. Господи, мы же должны были вместе лететь!

И тут он вспомнил о Наде.

Накинув свою сумку с так и не пригодившимся комплектом туриста на плечо, Алексей торопливо пошел к выходу.

10

Этот день оказался самым суматошным для Алексея.

Таким, скорее всего, и должен быть предпоследний день жизни. Как смогло столько событий и столько перемен уместиться в одно короткое двадцатичетырехчасовое мгновение? Только что лежал на диване, потом — раз!.. Аэропорт… Автоматы чертовы… Только успел получить по морде от Нади, и вдруг — хлоп!.. Поцелуи и почти любовь… Только-только покинул Ш-2, проводив друга Коляна, и — ни тебе…

Уже на асфальте лицом вниз с дикой болью в руке и левом боку.

Алексей не успел понять ровным счетом ничего.

Конечно, он оплошал.

Глупо, как дешевый тинейджер.

Выскочив из аэропорта, он, оглядываясь в поисках Нади, неосмотрительно оказался на проезжей части.

— Надо же себя в руках держать, товарищ! — всплыл в раскалывающейся от боли голове язвительный внутренний голос. — Будь всегда собранным и готовым к неприятностям. Аминь, если оклемаешься.

Алексей, стиснув зубы, повернулся на спину.

Сумка валялась рядом с оторванным ремнем, вытянувшимся на полдороги, словно щупальце осьминога-хищника.

Метрах в трех стояла наискосок сбившая его машина, какая-то классика желтого канареечного цвета со вздыбившимся капотом. Через круглый узор расколотого лобового стекла, четко сохранивший отпечаток и форму Алексеевого тела, на него смотрели расширенные от ужаса глаза водителя. Дед лет пятидесяти, очевидно, находился в коме, так как руки его до белизны в костяшках никак не хотели расставаться с рулевым колесом.

Перед наступлением режущей боли, Алексей помнил, был еще толчок в бок и крик: «Осторожно!»

Он перевел взгляд правее и увидел лежащую рядом Надю в растекающейся луже крови.

Очевидно, если бы не ее решительность, боли он не чувствовал бы больше никогда.

— Надя! — заорал Алексей. — Надя…

Он не мог до нее дотянуться.

А потом словно включился фильм, поставленный на паузу Господом, отлучившимся по малой нужде.

Вокруг появились люди, Алексея приподняли, ему что-то совали в нос, резко пахнувшее и выворачивающее внутренности, чья-то рука нервно стирала невесть откуда взявшимся бинтом кровь с лица.

— Как она? — спросил он перепуганную девушку, попавшую в поле расфокусированного зрения.

Вокруг что-то говорили, причитал противный женский голос, а Алексей никак не мог услышать ответ.

— Как она?! — почти заорал он, выгибаясь от боли.

— Жива, Господи… Тоже жива, — произнес кто-то рядом, и это оказалось последнее, что он услышал.

Милосердный бог, наверно хорошо сходивший в туалет, позволил ему наконец потерять сознание.

11

Очнулся он от тряски в машине скорой помощи.

Рядом сидела полная медсестра с добрым круглым лицом и очень доброжелательно ему улыбалась.

— Где Надя? — произнес Алексей и сейчас же почувствовал тонкую женскую руку на лбу.

— Я здесь, — сказал Персональный Проводник.

— Повезло тебе, парень, — улыбнулась медсестра. — Все-таки есть Бог на свете.

Он чувствовал прохладную руку этого бога на своем лбу.

— Нет, — прошептал Алексей. — На свете есть мой личный Проводник.

— Чего? — нагнулась к нему медсестра, не расслышав.

Он не стал отвечать.

Повернув голову, он посмотрел на Надю, сидящую в ногах на крае его носилок с окровавленной повязкой на голове. На правой щеке ее расползался багровый огромный кровоподтек.

— Спасибо, — сказал Алексей почти шепотом, стискивая Надину ладошку здоровой правой рукой и целуя тонкие пальцы разбитыми губами.

12

Домой они попали только вечером.

У Алексея, отказавшегося от госпитализации, оказался перелом лучевой кости левой руки, сотрясение мозга и трещины в двух из многочисленного количества ребер в организме.

— Почему не ляжешь? — поинтересовался врач, специализирующийся, очевидно, на упаковке бедолаг пациентов в гипсовое прокрустово ложе.

Алексей свой отказ пространно объяснил нежеланием создавать неприятности сбившему его деду.

— Ведь если зафиксируют госпитализацию, ему же — хана, затаскают. Гаишники, милиция… Я ведь сам виноват. Полностью и целиком — сам.

— Бывал ты, что ль, уже в переделках?

— Бывал.

— Побольше бы таких, как ты… — растроганно произнес доктор, протирая внезапно запотевшие очки. — А то, знаешь… Сами лезут, а потом по судам затаскают…

— И у вас, похоже, есть опыт?

— Есть, — вздохнул врач.

У Нади все обошлось легким сотрясением. Она тоже, впрочем, на госпитализации не настаивала.

— А ты-то почему? — поинтересовался любознательный доктор, провожая их до санитарки, вызванной для доставки самоотверженной семьи до дома.

— А за мужем кто ухаживать будет? — немедленно ответила Надя, помогая Алексею загрузиться в недра машины.

— Давно женаты?

— Гражданский брак… Три года вместе живем…

Окончательно добитый этим специалист по гипсу долго еще махал им вслед с крыльца приемного покоя.

Всю дорогу Алексей, косясь на молчаливую Надю, думал об очередной иронии судьбы. Человек, посланный доставить его на тот свет, только что спас ему жизнь. Да, конечно, пресловутая неуязвимость давала о себе знать, превратив за короткое время кровоподтек на Надиной щеке в маленькую родинку, однако Алексей сильно сомневался, что Надежда вспомнила о ней, бросаясь под машину. Просто времени на это у нее не оставалось. Все происшествие заняло доли секунды, тут даже, наверное, и супермен бы почесал затылок.

«Приятно, что она все-таки не белая горячка, — удовлетворенно констатировал уже порядочно доставший его внутренний голос. — Куча народа ее видела. Значит, у тебя есть шанс».

«Пошел ты на х…» — четко подумал Алексей, загоняя этого паршивца в район спинного мозга.

— Болит? — спросила Надя сочувственно, заметив изменение выражения его лица.

— Нет, — сказал Алексей. — Так… Задумался просто…

У дверей квартиры Надя решительно отобрала у него ключи.

— Давай сюда, герой, — и пустая прихожая озарилась светом.

— Есть хочешь? — спросила она, помогая ему снять разорванную ветровку.

— Сейчас доставку закажем.

— Ладно. Иди-ка приляг. Сама все сделаю…

И через полчаса перед ним уже стояла на прикроватной тумбочке дымящаяся тарелка с картошкой, полуфабрикатными котлетами из морозилки и запотевшая бутылка водки, выставленная и готовая к употреблению в чисто обезболивающих и профилактических целях.

Вздохнув, он посмотрел на сосредоточенную Надю. Наступало, очевидно, время Разговора.

Откусив маринованный огурчик, Алексей здоровой рукой разлил водку по припасенным мамой для торжественных случаев подарочным стопкам.

13

Итак…

— Ты серьезно думаешь, что я, сегодня вернувшийся с того света, завтра покончу с собой? — начал Разговор Алексей.

Она пожала плечами.

— Должен.

— Я совершенно не собираюсь этого делать.

— Сегодня — не завтра.

— Я не шизофреник, чтобы так координально менять свое настроение.

— А может, возникнут причины.

— Это какие?

— Я — не Старейшая. Мне сказали, как и когда. И только, понимаешь?

— Неужели твоя ведьма предвидела сегодняшнюю аварию? А главное, твое участие в ней?

Надежда вновь пожала плечами.

— Я правда не знаю. Думаю — да.

Он снова разлил водку.

— Ну а ты-то? — спросил Алексей. — Ты-то что думаешь?

— По поводу?

— Наших отношений?

— Отношений? — удивленно переспросила Надя. — Каких отношений?

Так, сказал себе Алексей. Чудесно.

Он, не чокаясь, опрокинул стопку. Даже закусывать не стал.

— Сегодня в аэропорту… — в легком затруднении начал он. — Между нами возникло что-то… А потом ты мне жизнь спасла… И в больнице эти разговоры насчет мужа и жены… И сейчас… Я чувствую к тебе… Хм… — эх, тяжело говорить такое, дружище! — Короче, ты мне очень нравишься, Надь…

Пауза,

Надя молча налила себе стопку и выпила тоже, не чокаясь.

— Ты понимаешь, что сейчас говоришь? — сказала она. — У тебя все с головой-то в порядке?

— Сотрясение мозга, — констатировал Алексей.

— А… — протянула Надя. — Тогда конечно… И все-таки… Я — на работе. Я — твой Проводник в новый мир. В который, кстати, ты отбываешь завтра. И на пороге ты говоришь что-то о чувствах? Ты издеваешься?

— Нет.

— А… Я понимаю… Ты просто хочешь в последний раз заняться с кем-нибудь любовью, так?

Его бросило в жар. В общем-то, он имел в виду совсем не это. Хотя, тут же поправил Алексей сам себя, и это, впрочем, тоже. Только в сопровождении других, совершенно других слов.

— Нет, — соврал он. — Я говорил совсем о другом.

— Я вижу твои мысли, — напомнила Надя. — Ты забыл об этом?

— Тогда смотри внимательней.

— А что смотреть? — усмехнулась Надя. — Бесплатный совет хочешь?

— Ага.

Она сделала неуловимое движение рукой, и перед ним на кровати возникла стопка журналов. Верхний из них очень смахивал на свежий номер «Плейбоя».

— Мое тело не желает секса. Даже в качестве гуманитарной помощи инвалидам. А ты… Позвони кому-нибудь и вызови доставку на дом. Если скажешь, что завтра собираешься умирать, скидка гарантирована. А если лень… — Надя поднялась. — У тебя всегда остается самообслуживание…

— Постой… — произнес Алексей, пытаясь поймать ее за руку. — Не уходи.

— Мне еще с собакой гулять, — сказала она. — И сочинять о сегодняшней эпопее рапорт Старейшей. Так что давай развлекайся в одиночестве.

Отчаяние захлестнуло его.

Ударом руки он снес кипу журналов на пол.

— Постой, черт!

Надя остановилась в дверях комнаты.

— Я не знаю, что ты там увидела в моей голове, — произнес Алексей. — Да, я хочу заняться любовью. Но только с тобой. У меня есть несколько девушек, которым достаточно сделать звонок — и через полчаса в квартире будет полно народа. Я не хочу этого. Я хочу тебя, Надь. Но даже не это главное. Я… Наверное, я заболел. Что-то случилось с моей головой. Я не просто хочу спать с тобой. Мне, наверно, достаточно будет, если ты просто находишься рядом. Просто держать твою руку в своей, говорить с тобой, что-то делать… Но вместе, понимаешь?..

Она молча на него смотрела.

Когда хочешь сказать так много, слов обычно не хватает. Мысли разбегаются, и, вместо того чтобы говорить коротко и ясно, человек блуждает в собственных ощущениях, эмоциях и мечтах. Соберись, дружище. Ну, давай. Скажи все ясно.

— Я влюбился в тебя, Надь, — сказал наконец Алексей. — Уйду я завтра, нет… Без разницы… Такого я не чувствовал уже очень давно… Делай с этим что хочешь, но… Я люблю тебя…

Как тяжело говорить такое! Когда чувствуешь лихорадочное жжение где-то в районе груди, когда дыхание спирает и, кажется, еще немного неизвестности и — разрыв сердца. Рождение этих слов равносильно появлению нового человека, в муках и боли, но самое страшное — то, что будет после родов. Ты гол и безоружен стоишь перед вершительницей твоей судьбы. Что скажет она? Вспыхнет ли огонь счастья в ее прекрасных глазах, а губы точено изогнуться в улыбке, или мучительная судорога утомления и скуки исказит ее лицо? Взлет ли ввысь или стремительное падение с привкусом смертельной горечи на губах? Вершина мира, расстелившаяся под ногами, или бездонная гнилая яма? Может быть, все-таки самое страшное ожидание на свете — ожидание ответа на слово «люблю»?

И Алексей, затаив дыхание, как школьник, несмело встретился с ее поблескивающими в сумраке глазами.

Ну?

— Я странная, — наконец произнесла Надя после паузы. Все внутри Алексея стремительно рухнуло вниз. Так не говорят, когда рады. Так не начинают, когда счастье переполняет грудь. Так говорят, не желая обидеть.

— Я всегда, наверное, искала в мужчинах скорее подружку, чем мужчину, — продолжала она, а он, прогоняя мучительную ватную горечь, прилагал неимоверные усилия, чтобы услышать Надин голос. «Нет! Не вышел ты рожей, кретин! — орал противный хор внутри него. — Не нужен ты ей, убожество! Никогда вы не будете вместе. Никогда». Кровь неистово пульсировала, почти разрывая вены.

— …это надо мне, — с трудом услышал Алексей. — Мужчина — подружка, с которым можно было бы говорить открыто и прямо обо всем. Мне даже секса не надо, в общем-то… Понимаешь?

— Совсем не надо? — прилагая неимоверные усилия, чтобы голос не дрогнул, сказал Алексей.

— Практически да. Нет, конечно, иногда очень хочется. Поэтому… Наверно, мне лучше одной жить. Как захотелось, позвонила… Все уладилось… Ни обязательств… Ничего… Ненавижу, когда я должна. Ты должна то, ты должна се… Все мужчины такие… Выйдешь замуж и — должна… Давай-ка приступай к исполнению супружеских обязанностей… Я — эгоистка… Я жуткая, самовлюбленная эгоистка…

— Ты не такая, — сказал он в последней слабой попытке. — Я с тобой два дня и вижу — ты не такая… Зачем? Ты таким образом хочешь оттолкнуть меня?

— Нет.

— А что?

И тут Надя сказала то, что буквально сбило его с ног.

— Ты — моя работа. Вот и все. Ты не должен был погибнуть в аэропорту под колесами машины. Поэтому я тебя вытащила. Ты выбросишься завтра из своего окна, а не из окна больницы, поэтому я настаивала на отказе от госпитализации. Ты обязан дожить до завтра и не умереть ночью с голода, поэтому я готовила есть. Ты просто один из этапов в моей жизни, который я завтра завершу. Вот и все. Понимаешь?

— Но сегодня… Сегодня мы были вместе…

— Завтра я буду с кем-то другим.

Такого нокаута он не получал ни разу за всю свою жизнь, даже когда их вместе с другом Коляном безжалостно били семеро в соседнем дворе. Чтобы не закричать, Алексей до хруста стиснул зубы.

Потом глубоко вздохнул.

— Вон, — выдавил он на выдохе. — Пошла вон. Суп вчерашний будешь — завтра заходи…

14

До состояния полной невменяемости он добрался за считанные часы.

Очевидно, сказались и старые дрожжи, и переломы с сотрясениями, да и последняя беседа с Персональным Проводником, несомненно, внесла свою лепту.

Алексей дошел до предела.

Ему на самом деле незачем было жить дольше.

— Завтра, — пробормотал он, неловко укладываясь в кровать. — Завтра все-таки все закончится. И она получит медаль за доблесть, проявленную при выполнении.

У него начались галлюцинации.

Вначале на край кровати присел Колян и долго смотрел на него добрым взглядом.

— Чего про жену-то наврал? — добродушно поинтересовался он.

— Наверное, слишком уж хотел, чтобы это оказалось правдой, — честно ответил Алексей, заплетающимся языком. — Только не понимал тогда еще, как я этого хочу.

— Втюрился, дурилка?

— Ненадолго.

— Почему?

— Завтра я завершаю дела, Коляныч. Не поминай лихом, дружище.

Колян стиснул его здоровую руку и поднялся.

— Ты устал, и тебе надо поспать. Завтра поговорим.

— Какой завтра? — вступил в разговор Савинов-старший. Он оказался стоящим с другой стороны кровати. — Когда к нам с внуками пожалуешь?

— Теперь уж наверно никогда, бать, — виновато ответил Алексей. Он приподнял загипсованную руку. — Видишь, какой я? А завтра и вообще — в длинный путь.

— За нас не волнуйся, — строго сказал отец. — Все будет хорошо.

— Я уверен, — кивнул Алексей. — И не обижайся на меня за ту историю с твоей «Нивой».

— Когда вы с пацанами ее разбили по пьянке? — усмехнулся отец. — Забудь об этом. Отдохни.

Между ними вдруг появилась Надя, одетая в короткую серебристую пижаму, подчеркивающую аппетитность форм.

— Хватит, — сказала она, строго посмотрев вначале на обалдевшего Коляна, потом на батю. — Больному предписан постельный режим.

— Уходим, уходим, — торопливо произнес Савинов-старший и, подняв Коляна с кровати за плечо, исчез с ним за дверью.

Друг Коляныч напоследок гулко, отчетливо сглотнул.

— Постельный режим, — повторила Надя, сбрасывая пижаму.

Алексей открыл рот.

Под пижамой, естественно, ничего не было.

И секунду спустя ее прекрасное тело, совершенно не желающее секса, уже прильнуло к нему, обжигая страстью.

15

Когда очень хорошо вечером, чаще всего просто омерзительно по утру.

Алексей проснулся с раскалывающейся головой, отвратительным перегарным запахом и распухшим во рту, царапающим нёбо языком.

— Во меня вчера нахлабучило, — родилась где-то в желудке ленивая мысль. — Такие сны…

Простыня под ним казалась ощутимо мокрой.

«Н-да… — горько подумал он, вспоминая приснившийся сексуальный беспредел с Надей. — Кончал во сне как подросток всю ночь. Последняя ночь Великой Поллюции…»

Кряхтя от боли в боку, он повернулся на спину и…

Рядом, свернувшись клубком, как котенок, разбросав пышные волосы по подушке, с носом завернутая в одеяло, спала Надежда собственной персоной — его незаменимый Персональный Проводник.

«Я сплю опять, — подумал он в полной прострации».

Для верности осторожно ткнул пальцем в одеяло, где, по его понятиям, должно было находиться ее плечо. Надя сонно заворочалась и что-то вроде бы даже пробормотала.

— Ты?!

— Ну я… — пробормотала она. — Чего орать-то?

И завозилась, устраиваясь поудобнее.

— Но ведь…

— Ночью я пришла… Волновалась… А ты… Кобелина проклятая… Думала, в гипсе, лезть не будет…

— Так это все правда?

— Что? — она ловко повернулась, и ее заспанный левый глаз подозрительно на него уставился.

— Сон мой. Ну, про любовь…

Глаз мигнул.

Она вновь отвернулась, начиная вить из одеяла новое гнездо.

— А… Это… Ну, было, что ж с того… И вообще, дай поспать, неугомонный…

— Так что же это… — выговорил Алексей. — Ты меня любишь все-таки?

— Совместно проведенная ночь еще не повод для знакомства… — пробормотала Надя, уже вновь проваливаясь в сон.

16

Завтракали они молча.

Очередной вариант салата из крабов, апельсиновый сок и поджаренные в тостере хлебцы.

«Последний день, — думал Алексей. — Как много еще осталось не сделанным!»

— Да все ты уже сделал, — ответила Надя на его мысли. — И кучу детей, и ремонт… Даже с Проводником успел переспать…

— Я не просто переспал, — ответил он, обиженно. — Тем более я ничего толком не помню.

— А жаль, — Надя налила себе сока. — Я была просто неотразима.

В голове проносились какие-то смутные обрывки ночных воспоминаний.

— Не помню, — после паузы констатировал Алексей. — Но не это главное.

— А что?

— Надюш… Ты можешь мне сказать время?

Она подняла голову от салата.

— Время ухода? — после паузы произнесла она.

— Время моей смерти, — уточнил Алексей, чувствуя, как заиграли желваки на скулах.

Надежда поковыряла вилкой в тарелке.

— Девять сорок вечера.

Боже, но почему так несправедливо!

Я встретил человека, с которым хотел бы иметь все. Дом, семью… Да и детей, черт возьми!..

— Ты уверен? — осторожно поинтересовался внутренний голос.

— Да.

— Такое первый раз с тобой случилось. Неужели ты хочешь иметь с ней этих маленьких, орущих, сопливых гаденышей? Подумай как следует, дружок.

Алексей посмотрел на ее прекрасное лицо.

«Наши дети были бы прекрасны», — подумал он.

Почему же все так несправедливо?!

И почему ничего нельзя изменить?!

Я сделаю для нее все, только, Боже, дай мне хоть один шанс!

— Зачем тебе знать это? — спросила Надя.

— У нас полно времени, — ответил Алексей, придвигая к себе телефон. — Ты можешь провести мой последний день вместе со мной?

В глазах ее что-то блеснуло, но она быстро подняла их к потолку.

— Да, — ответила Надя, и голос ее предательски дрогнул. — Конечно, Алеш…

— И самое главное, — сказал он. — Давай постараемся забыть, что это — мой последний день, ладно? Сделаем вид, что таких дней у нас впереди еще целая неисчерпаемая куча…

17

Водителем оказался пожилой дядька лет пятидесяти на вид.

Когда они забрались на заднее сидение, он завел машину.

— Куда едем, молодежь? — очень доброжелательно поинтересовался водитель, и Алексей сейчас же почувствовал к нему расположение.

— У нас сегодня много планов и мест, — ответил он. — Давайте сразу договоримся.

— Давайте.

Алексей вытащил пятьсот рублей и протянул их водителю.

— Что скажете, если по окончанию нашей поездки вы получите вторую такую же?

— Что скажу… Откажусь, естественно, — усмехнулся водитель, забирая деньги. — А долго ездить-то будем?

— В девять ровно мы должны быть здесь.

— А… Куда сейчас?

— Сегодня же суббота, да? Хм… Тогда — в Садко Аркаду… Рядом с Кутузовским, на набережной…

— Зачем? — спросила Надя.

— Ты когда-нибудь ездила на роликах?

— Сейчас?!. На роликах?!.

— Мы же договорились… Это обычная суббота… Так ты ездила или нет?

— Ну, много раз хотела…

— Я обожаю ролики, — сказал Алексей серьезно. — И очень хочу, чтобы ты тоже попробовала. Договорились?

— Разве в Аркаде есть где кататься?

— Там большой выбор роликов.

Здорово сидеть на заднем сидении рядом с любимым человеком, глядя на проносящуюся за окнами осеннюю Москву. На дворе стоял расцвеченный пестрыми листьями октябрь, погода радовала великолепием красок и солнца. Прекрасный день, подумал Алексей. Как раз такой, чтобы оголтелые дачники рванули за город, оставив столицу в полное распоряжение редких, уже проснувшихся водителей.

— Свободно сегодня на дороге, — произнес шофер, думая, очевидно, об этом же и ни к кому собственно не обращаясь.

— Все на даче, — отозвался Алексей.

— Хуже будет, когда начнутся холода.

— У нас тоже есть дача, — сказала Надя, уютно опустив голову к Алексею на плечо. — Родители сегодня, наверное, поедут…

— О! — Алексей неловко — мешает все-таки гипс, как ни крути, — ее обнял. — Так у тебя сегодня хата пустая будет!

Она игриво подняла на него взгляд.

— И будем мы там сегодня одни…

Заинтересованные глаза водителя появились в зеркале заднего вида. Алексей подмигнул ему.

— Ух, и порезвимся, — вслух сказал он.

18

За короткий последний день они успели многое.

После выбора роликов и покупки защиты («Зачем?» — спросила Надя. «Роликов много, задница — одна», — серьезно ответил Алексей.) они приехали на Поклонную гору. «Ты тоже кататься будешь?» — поинтересовался водитель, намекая на гипс. «Нет, — рассмеялся Алексей, — я сегодня неиграющий тренер». Сорок минут он бродил по засыпанным листвою газонам, вдыхая пьянящую осеннюю свежесть, а Надя нарезала вокруг стремительные круги. Оказывается, раньше Надежда занималась фигурным катанием, поэтому класс показать она смогла буквально через несколько минут. Она была в полном восторге, а Алексею все происходящее казалось сном.

Странное настроение, почти лирическое, отрешенное и умиротворенное, овладело им. Последний день, думал он. Мой последний прекрасный день.

Когда взмыленная Надежда, уставшая с непривычки осваивать асфальтовые просторы, уже снимала у машины коньки, водитель, скептически на нее глядя, поинтересовался: «Ну как?»

— Кайф! — только и смог ответить запыхавшийся Проводник.

— Кайф будет сейчас, — ответил Алексей, помогая ей переобуться. — Сейчас наденешь свои ботинки и — словно полетишь…

— Лечу! — в восторге закричала Надя минуту спустя, запрыгивая Алексею на шею. — Уже лечу!

Потом они заехали пообедать, и разрумянившаяся Надя легко умяла пару отличных греческих салатов.

— А ты что не ешь?

Он потягивал в задумчивости колу.

— Позже, — ответил Алексей и накрыл ее ладошку своей рукой, — позже, малыш…

— И не пьешь ничего.

— Я — спортсмен.

— Что делаем дальше? — спросила Надя.

— А дальше — кино…

— Что?!

Он извлек купленный, пока Надя каталась, «Досуг» и раскрыл на заложенной странице.

— Кинотеатр «Горизонт», — прочитал он. — Фильм «Пункт назначения». Пойдем сейчас, а то ночные сеансы очень дорогие, — вроде бы и шутка получилась.

Надя сразу стала грустной.

— Может, поедем домой?

— Ты видела этот фильм?

— Нет.

— Тогда не спорь со старшими.

Народу в кино, несмотря на почти дневной сеанс, было полно.

До начала оставалось полчаса, и они сели в баре. Алексей взял сок, а Наде по просьбе, подкрепленной деньгами, соорудили какой-то невообразимый коктейль из жутких и, как полагал Алексей, абсолютно не совместимых ингредиентов. Однако попробовал — ничего. Даже, хм, очень ничего. Специальный Проводниковый коктейль…

На здоровом экране в баре показывали «Чужих», и только Алексей в который раз увлекся бессмертным творением Камерона, как Надя легонько тронула его за локоть. В руке она держала рекламный проспект «Пункта назначения».

— Ты решил пошутить? — спросила она. — Это не самая удачная твоя шутка.

— Ты о чем? — не отвлекаясь от экрана, по которому Сигурни Уивер кралась по коридору с огнеметом наперевес, спросил Алексей.

— Посмотри, о чем фильм.

Он взял рекламу в руки.

Вот это номер, подумал он.

Школьники, пытающиеся ускользнуть от смерти!

— Я не знал, о чем фильм, — честно произнес он. — Ты, пожалуйста, не принимай все так близко к сердцу. Мы просто люди, желающие убить время. И, кстати, ничем с сюжетом не связанные. Если не хочешь идти, не пойдем, какие проблемы.

— Почему же, — после паузы сказала Надя. — Идем, раз уж уплочено…

У нее вышло так уморительно, что Алексей с облегчением рассмеялся.

— А может, и фильм будет ничего?

Фильм оказался совсем даже ничего.

Когда они уже выходили из зала, Алексей указал пальцем на очередь в мужской туалет.

— Ты когда-нибудь видела такое? — спросил он. — Вот она, сила искусства!

Надя фыркнула.

— Знал бы кто-нибудь, как дела со смертью обстоят на самом деле, — усмехнулась она.

Да, подумал Алексей. Знал бы кто…

— Как фильм? — поинтересовался водитель, когда они сели в машину.

— Хорош, — ответил Алексей. — Просто отличный фильм. Только… Можно вас попросить об одолжении?

— Каком?

— Можно, я довезу нас до дома?

Он буквально почувствовал, как напряглась рядом Надя.

— Э… — в растерянности произнес водитель. — У тебя же гипс.

— На левой же руке.

— Ты же пил вроде, — начала было Надя, но замерла. — Ты хотел это провернуть и поэтому не пил! — сказала она в озарении. — Да?

— Я вам заплачу, — произнес Алексей, не обращая на нее внимания. — Сто долларов, на месте. Я сам водитель, у меня и права есть.

— А машина?

— Нет пока.

— Разбил?

— Продал.

— Хорошо, — кивнул водитель. — Только смотри, «ниссан» у меня почти новый, все проблемы на тебе.

— Договорились, — кивнул Алексей и посмотрел на Надю. — Разреши мне… В последний раз…

— Запрещая, я была бы последней сволочью, — ответила она и быстро его поцеловала в губы. — На удачу.

19

И старт был дан.

Отмашка пошла.

И машина с ревом, едва не вылетев на встречную полосу, рванулась по вечерней Москве.

Когда-то давно Алексей видел классный фильм с Аль Пачино в главной роли. Тот играл отставного слепого полковника, который приезжает в Нью-Йорк, чтобы свести счеты с жизнью. Три вещи хотел он исполнить перед смертью. Погулять в отличном ресторане, заняться любовью с прекрасной женщиной и покататься на хорошей машине. Первые две вещи Алексей выполнил на ура, и хотя ночь с Надей вспоминалась урывками, он знал, — это было прекрасно. Как прекрасна она сама, милая, любимая, единственная. Теперь оставалось последнее. И хотя в кино полковник оказался за рулем красного «феррари», а не «ниссана», и хотя Алексей, в отличие от него, мог видеть, остроты ощущений это не убавляло.

Так он не ездил никогда в жизни.

Так стремительно, напористо, нагло…

До полного слияния с машиной.

Когда они, визжа покрышками, вошли в последний перед домом поворот и Алексей остановил машину, несколько минут в салоне царила абсолютная тишина.

— Я за рулем почти тридцать лет, — разорвал ее водитель, — но такого не видел. Ты, парень, кто — гонщик?

— Я очень долго работал на джипе сопровождения, — ответил Алексей, голова которого слегка пьяно плыла. — Нас там учили таким фокусам.

— Как рука твоя? — спросила Надя.

— Я ее даже не чувствовал.

В лифте Надя прильнула к нему.

— Я очень боялась, — призналась она. — И в то же время такое странное состояние… Знаешь, словно выросли крылья… И доверие… Полное к тебе доверие.

— Спасибо.

Лифт остановился.

— Вот и все, — сказал он на площадке.

— Я провожу тебя.

— Не надо.

— Сейчас еще остается целых сорок минут.

Он поднял за подбородок ее прекрасное лицо и пристально посмотрел в зеленые с золотистыми окантовками глаза.

— Если сейчас мы зайдем ко мне и займемся, а мы займемся, любовью… Я не смогу прыгнуть… Если ты будешь рядом, я тоже не смогу прыгнуть… Я должен сделать все сам, собранный и сосредоточенный.

— Я должна быть рядом… Я — твой Проводник…

— Ты — моя единственная и любимая Надежда, — произнес он и поцеловал ее в нежные, словно распустившийся бутон розы, губы. — И я буду всегда помнить тебя. И наши прекрасные два дня, малыш, которые ты мне подарила. Спасибо тебе… И… Иди… Иди, а то я сейчас расплачусь и подорву среди соседей свой авторитет…

— Мужчины не плачут, — дрожащим голосом сказала она. Все тело ее била дрожь.

— Иногда — плачут… — он ощутил, как слезы перехватывают горло и, подняв голову вверх, оттолкнул ее. — Иди! — почти крикнул Алексей.

— Но…

— Иди, — он повернулся и захлопнул за собой дверь.

Потом бессильно облокотился на нее в прихожей, слыша, как Надя рыдает в коридоре.

Слезы душили его.

— Иди, — прошептал он.

20

Через тридцать восемь минут Алексей Петрович Савинов, 63-го года рождения, тщательно выбритый, вымытый и переодетый в свежее белье, уже распахивал окно на кухне.

Я упаду здесь, подумал он, глядя вниз. Мое тело совершит последний кульбит в воздухе и встретится с асфальтом. Боли, наверное, не будет, говорят, что сердце останавливается еще в полете. Я уйду быстро и надежно. Навсегда.

Надя!

Господи, зачем, ты привел ее ко мне?

Зачем ты дал почувствовать мне весь мир и всю сладость жизни в последний миг?

Зачем дал поверить в то, во что я уже перестал верить?

Или только на грани человек способен ощутить все это?

Противно зазвенел будильник, который Алексей так и не собрался поменять.

Время.

Девять сорок.

Ни минутой позже, все точно и в срок.

Он встал на подоконник.

Прощай, внутренний голос, вечный говнюк, надеюсь, ты отвяжешься от меня хотя бы там, наверху. Прощайте, мои родители, так и не ставшие дедушками и бабками. Прощай, Коляныч, хорошо тебе погреть пузо на Средиземноморье…

И прощай, Надежда, которая умирает всегда последней…

Любимая…

Любимая…

Любимая…

И секунду спустя он уже ощутил рвущимися легкими напор осеннего воздуха, стремительно соскальзывая со своего отремонтированного шестого этажа.

Любимая…

И это оказалась его последней мыслью до того, как тело с хрустом встретилось с потрескавшимся околоподъездным асфальтом.

Дорогая бабушка!

Пишу тебе с великой радостью в сердце. Скоро у нас будет вторая девочка. Надеюсь, они обе станут достойными Проводниками и сумеют исправить так плохо начатое мамой дело.

Ты спрашивала о нем.

Я люблю его.

Он — мой единственный мужчина.

И наша жизнь, соединенная твоими руками (я-то знаю, что бы ты там ни говорила), течет, принося каждый день радость. Чудес не бывает, если их не спланировать тщательно. Поэтому я слабо верю в то, что около подъезда в тот день случайно оказался забытый грузовик с кузовом, полным воды и песка. Узнаю дело рук твоих. Ведь ты все в тот момент уже знала. И про него, и про меня…

После больницы он, конечно, долго не верил, что остался жив. Потом родилась Вера и, знаешь… То ли то падение, то ли вообще вся та история, благодаря которой мы оказались вместе, но — случилось невозможное.

Алексей просто не отходит от Верочки. Он любит ее. И я, благо кое-что осталось от способностей Проводника, чувствую это.

Кстати, ба…

Хотелось бы узнать несколько вещей:

1. Не сильно ли тебе попало на Совете за меня и Алешу?

2. В каком возрасте надо начинать готовить девочек?

3. Нельзя ли мне после родов вернуться в Проводники?

И самое главное.

Можно ли попробовать себя в этой роли Алеше? Ведь, насколько я помню по истории Сопровождения, Харон со своей лодкой был одним из самых известных Проводников…

На сем прощаюсь.

С нетерпением жду ответа.

Твоя единственная внучка

Надежда.

Москва, Россия