Сэм никогда не бывал в Марселе, но он смотрел «Французского связного», читал несколько весьма эмоциональных очерков писателей-путешественников, а потому примерно представлял себе, чего ожидать. Люди с бандитской внешностью — наверняка боевики мафии — маячат на каждом углу. На знаменитом рыбном рынке из рук в руки переходят морские обитатели с самой неожиданной начинкой: сибас, нафаршированный кокаином, или морской окунь, обваленный в героине. Карманники и voyous[24] всех мастей так и норовят избавить разинь-туристов от кинокамер, бумажников и сумок. Словом, город вполне подтверждает мнение Сомерсета Моэма о всем Лазурном Береге: «Солнечное место для людей, предпочитающих тень». Сэму не терпелось увидеть все это своими глазами.
Софи, которая побывала в Марселе однажды и довольно давно, даже не пыталась переубедить его. По сравнению с чопорным и упорядоченным Бордо, Марсель показался ей неряшливым, тесным лабиринтом, перенаселенным вульгарными женщинами и мужчинами с явно выраженными криминальными наклонностями. И город его обитателей она охарактеризовала одним словом — louche, что в переводе означает «мутный, подозрительный, двусмысленный и сомнительный». Даже странно, как кузен Филипп может жить в таком ужасном месте. Впрочем, ей всегда казалось, что в нем самом есть что-то louche.
Однако, когда их самолет приземлился в аэропорту Мариньян, все темные мысли и опасения были немедленно рассеяны ослепительно сияющим солнцем, густой, как на пачках «Голуаз», синевой неба и добродушной болтливостью таксиста, доставившего их в отель. Тот явно занимался не своим делом: ему следовало бы водить туристов по городу, который он совершенно искренне считал центром вселенной. Еще бы, ведь когда Париж еще даже не обозначали на картах, Марсель уже был большим городом, средоточием культуры, искусства и традиций. И, кстати, Господь Бог создал рыбу только ради того, чтобы ее готовили в марсельских ресторанах. А люди? Самые добрые, самые щедрые и гостеприимные в мире!
Софи выслушала все это молча, но, судя по ее иронично приподнятым бровям и тонкой улыбке, таксист не до конца ее убедил. Когда он замолчал, чтобы перевести дыхание, она воспользовалась паузой и спросила, что он думает о Франсисе Ребуле.
— О, Сису, король Марселя! — воскликнул водитель с нескрываемым почтением. — Вот кто должен был бы управлять нашей страной! Человек из народа, хоть и миллионер. Прикиньте, он играет в boules[25] со своим шофером! Мог бы жить где угодно, а где живет? Не в Париже, заметьте, и не в Монте-Карло, и не в Швейцарии, а здесь, в Марселе, во дворце Фаро, и из окна любуется лучшим в мире видом — Старый порт, Средиземное море, замок Иф и базилика Нотр-Дам-де-ла-Гард… Merde!
Таксист неожиданно затормозил, а потом и вовсе поехал назад, нетерпеливо отмахиваясь от возмущенных гудков водителей, вдруг оказавшихся встречными. Так, задним ходом, они и добрались до дверей отеля. Извиняясь за нечаянный перелет, он вытащил вещи своих пассажиров, вручил Софи карточку, просиял, получив от Сэма чаевые, и пожелал им приятного знакомства с Марселем.
По совету кузена Софи забронировала номера в «Софитель Старый порт», современном отеле с видом на Сен-Жан — форт, выстроенный еще в XII веке для защиты от морских пиратов и парижан, любителей морских прогулок. У себя в комнате Сэм распахнул окно, вышел на балкон и с наслаждением вдохнул соленый морской воздух. Внизу, у него под ногами, расстилался город. Недурно. Совсем недурно. В Марсель уже пришла весна, ослепительное солнце отражалось от воды, и, казалось, сам воздух переливался. В порту возвышался густой лес мачт, а далеко в море вырисовывался четкий и плоский силуэт замка Иф. Вряд ли из окон самого Ребуля открывался вид лучше, чем этот.
Налюбовавшись, он спустился в вестибюль. Софи уже была там и разговаривала с кем-то по мобильному телефону.
— Это Филипп, — сказала она, убрав трубку в сумку. — Он предлагает встретиться через полчаса и выпить за знакомство.
— Они здесь рано начинают, — заметил Сэм, взглянув на часы. — Он придет в отель?
Софи вздохнула и покачала головой:
— Нет, с Филиппом так просто не получится. Он желает показать нам какой-то маленький бар, в который никогда не заглядывают туристы. Это в квартале Ле Паньер, недалеко отсюда, можно дойти пешком. Филипп говорит, typiquementmarseillais[26] прогулка. Вы готовы?
Они захватили со стойки карту и пошли вниз по холму в сторону Старого порта. По дороге Софи рассказала Сэму все, что знала о Ле Паньер. Когда-то в этом старейшем квартале города жили рыбаки, сицилийцы и итальянцы, а во время войны в нем прятались евреи и другие люди, имеющие основания скрываться. В 1943 году нацисты в одночасье выгнали всех жителей из домов, а сам квартал взорвали.
— Филипп знает много историй про то время, — рассказывала Софи. — После войны квартал отстроили заново — по-моему, не очень удачно, — и сейчас там живут в основном арабы.
У причала в конце Старого порта толпились студенты и туристы, ожидающие парома, чтобы отправиться к замку Иф. На низкой стене, на солнышке, моргая, как ящерицы, сидели старики и любовались на девушек. Пара собак с интересом обнюхивала землю в том месте, где утром шумел рыбный рынок. Младенцы в колясках дышали воздухом, пока их матери оживленно сплетничали. Картина была совершенно мирной и благостной, и Сэм почувствовал некоторое разочарование.
— Пока я не видел ничего опасного, — пожаловался он. — Где все эти знаменитые бандиты и грабители? Или у них по пятницам выходной? Мы в Марселе уже битый час, а мне до сих пор никто не залез в карман. Что-то эти ребята не спешат оправдывать свою репутацию.
— Не расстраивайтесь, — потрепала его по руке Софи. — Мы спросим у Филиппа, и он подскажет, куда надо пойти, чтобы вас — как вы это называете? — грабанули. — Она остановилась, чтобы заглянуть в карту. — Сейчас нам надо найти улицу Акуль где-то у самого собора. И, кстати, знаете, Ребуль — наш ближайший сосед.
На карте она показала ему дворец Фаро, оказавшийся всего в какой-нибудь сотне метров от их отеля.
Как только Сэм и Софи покинули просторный, продуваемый и светлый район порта, обстановка заметно изменилась. Солнце вдруг исчезло. Улочка Акуль, круто поднимающаяся вверх по холму, оказалась узкой и мрачной. Дома, когда-то, возможно, красивые, при дневном свете смотрелись просто убогими. Единственными признаками жизни здесь были доносящиеся из окон пряные кухонные ароматы да звуки арабской поп-музыки. Они свернули в тесный проход.
— Кажется, бар в конце, на какой-то placette[27] без названия. И как только Филипп находит эти заведения!
— Но он же хотел показать нам настоящий Марсель, — напомнил Сэм.
Софи надула губы и презрительно фыркнула. Сэм неоднократно пытался воспроизвести эту чисто галльскую ужимку, но без особого успеха: издаваемый им звук не выражал презрения, а скорее напоминал отрыжку. Он пришел к выводу, что для правильного исполнения необходимо особое, французское, устройство рта.
В конце переулка они действительно обнаружили крошечную площадь, посреди которой прямо из асфальта рос чахлый, но упорный платан. А на углу нашелся и бар с окнами, исписанными вдохновенными лозунгами футбольных болельщиков: главным образом «ALLEZ LES BLEUS!» и «DROIT AU BUT!».[28] Бар именовался «Спортивным», а прямо у входа стоял пыльный скутер «пежо».
Сэм толкнул дверь, и табачный дым, заменяющий в баре воздух, заколебался. Все разговоры как по команде стихли. Несколько мужчин с грубыми, морщинистыми лицами прервали карточную игру и уставились на вновь прибывших. Двое, сидевшие у стойки, тоже замолчали и оглянулись. Лишь один посетитель встретил их радостной улыбкой: здоровый темноволосый парень, сложением напоминающий медведя. Он выскочил из-за углового столика и, раскинув могучие руки, двинулся к Софи.
— Ah, ma petite cousine, — приговаривал он, целуя ее в обе щеки, — enfin а Marseille. Bienvenue, bienvenue.[29] — Тут он повернулся к Сэму и перешел на английский: — А вы, значит, американец Сэм? — Он энергично потряс протянутую руку. — Добро пожаловать в Марсель. Что будете пить? Entrenous,[30] — прошептал он, наклонившись поближе, — если хотите дожить до вечера, здешнего вина лучше не употреблять. Может, пастис? Или пиво? Или у них есть отличный корсиканский виски. Садитесь, садитесь.
Сэм сел и огляделся. Лучшие дни бара явно остались в далеком прошлом. Клетчатая плитка на полу сносилась до самого бетона. Когда-то белый потолок со временем превратился в никотинно-коричневый. Столы и стулья блестели от старости. Но, возможно, у заведения имелись какие-нибудь скрытые достоинства.
— Милое местечко, — заметил он. — Они здесь и свадьбы устраивают?
— Нет, только поминки, — ухмыльнулся Филипп. — Зато обычно здесь очень тихо. Нет лишних ушей. Я иногда встречаюсь тут с мелкими политиками, если они не хотят, чтобы их видели в компании журналиста.
— А что, телефонов у них нет?
Филипп пощелкал языком.
— Телефоны могут прослушиваться. Уж вам-то в Америке об этом известно. — Он оглянулся и крикнул в сторону бара: — Mimine, s'il te plait? On est presque mort de soif.[31]
— J'arive, j'arrive,[32] — раздался в ответ приятный баритон, а вслед за ним появилась и его обладательница.
Зрелище было впечатляющим: дама под метр восемьдесят росту, да еще на высоких каблуках, с копной кудрей такого алого цвета, что они, наверное, светились в темноте, густо подведенными черным карандашом глазами, огромными золотыми кольцами в ушах и воистину монументальным бюстом, большая часть которого уже выбралась из крошечной оранжевой маечки, а оставшаяся упрямо стремилась наружу. Она, подбоченившись, замерла у столика и уставилась на Сэма. Потом, кивнув в его сторону, разразилась потоком слов, произнесенным с неимоверной скоростью и густым провансальским акцентом, лишь отдаленно напоминающим французский. Филипп захохотал. Софи покраснела. Сэм не понял ни слова.
— Мимин запала на нас, — вытирая глаза, объявил Филипп. — Даже не рискну переводить то, что она предложила, но не беспокойтесь: пока вы со мной, вам ничего не грозит.
Они сделали заказ, и скоро Мимин вернулась с напитками. Рюмку перед Сэмом она ставила долго и очень низко наклонившись. Пожалуй, впервые в жизни на него смотрели с таким нескрываемым вожделением. Ощущение было странным, но не сказать, что неприятным.
— Ну все, Филипп, хватит веселиться, — потребовала Софи. — Сэм сейчас объяснит тебе, зачем мы приехали в Марсель.
Сэм рассказал все, что знал, начиная с кражи в Лос-Анджелесе и кончая визитной карточкой Флориана Виаля, обнаруженной в Бордо. Здоровяк слушал его очень внимательно, время от времени задавал вопросы, а иногда записывал что-то в свой блокнот. Когда Сэм закончил, журналист пару минут сидел молча, постукивая ручкой по столу.
— Bon, — заговорил он наконец. — Я могу показать вам все, что у нас есть на Ребуля, а это немало. Но ведь вам не только этого надо?
— Нет, — покачал головой Сэм, — нам надо пообщаться с ним.
— Если он сейчас в Марселе, то это нетрудно устроить. Ребуль никогда не отказывается от интервью. Но, разумеется, вам потребуется хорошая легенда.
— И нам надо увидеть его погреб.
— Ну, тогда вам понадобится очень хорошая легенда. — Филипп улыбнулся и опять постучал по столу. — И, кстати, может, и я не останусь внакладе?
— В смысле?
— В смысле сенсации, дорогой Сэм. Ну, скажем, вы нароете что-нибудь интересное, а скандал с самым богатым человеком в Марселе — это материал для первой полосы. Мне бы не хотелось делиться первой полосой с другими журналистами, понимаете?
— Не беспокойтесь, Филипп. Провернем это дело по-семейному. Вы поможете нам, а в ответ получите эксклюзивное право на сенсацию.
Мужчины пожали друг другу руки, и Филипп поднялся:
— Ну, я, пожалуй, пойду в редакцию и займусь досье на Ребуля. А вы останетесь? — Он подмигнул Сэму. — Уверен, Мимин сумеет о вас позаботиться.
— Ради бога, простите моего кузена, — покачала головой Софи и тоже встала. — Иногда мне самой не верится, что мы родственники.
На улице Филипп снял замочек со своего скутера и взгромоздился на седло.
— Только так и можно передвигаться по Марселю, — заявил он, похлопав по рулю. — А bientôt mes enfants.[33]
Махнув рукой, он помчался по узкой улочке прочь, ловко балансируя на двух крошечных колесиках.