Чугунные ворота распахнулись, чтобы пропустить такси. В пятидесяти метрах впереди, у самого края дорожки стояла большая скульптура женщины в развевающейся греческой тунике. Ее слепой мраморный взгляд был устремлен к дому, и руки протянуты туда же так, словно она мечтала прикоснуться к нему.
— Императрица Евгения, — объяснил таксист. — La pauvre,[43] так она до своего дворца и не добралась.
На широких ступеньках крыльца их уже ждал молодой человек в темном костюме. Когда гости вышли из машины, он почтительно поклонился и пригласил их внутрь. По золотистому, как мед, паркету они дошли до тяжелых двойных дверей, молодой человек эффектно распахнул их и тут же растаял в воздухе. Софи и Сэм растерянно моргали, ослепленные потоком предзакатного солнечного света, заливавшего просторную комнату через ряд огромных окон. Напротив одного из них чернел силуэт хозяина: он стоял спиной к дверям и разговаривал по мобильному телефону.
Софи толкнула Сэма локтем в бок:
— По-моему, он не понял, что мы здесь.
— Все он понял. Просто дает нам понять, как он занят. Обычная штука, у нас в Лос-Анджелесе все так делают.
Он вернулся к дверям и закрыл их с громким хлопком. Силуэт у окна зашевелился, и, положив телефон в карман, месье Ребуль шагнул навстречу гостям.
Это был невысокий, стройный, безукоризненно ухоженный мужчина с седыми, еще густыми, коротко подстриженными волосами, в рубашке нежнейшего голубого оттенка, галстуке, в котором Сэм, большой знаток таких тайных сигналов, моментально признал официальный символ лондонского гвардейского клуба, и темно-синем шелковом костюме. На его лице цвета полированного тикового дерева светились живые темно-карие глаза, азартно блеснувшие при виде Софи.
— Bienvenue, madame,[44] — пропел он и, склоняясь к руке Софи, успел опытным взглядом оценить ее décolleté. Только после этого Ребуль повернулся к Сэму: — А вы, месье?
— Левитт. Сэм Левитт. Очень приятно. Спасибо, что согласились принять нас. — Он потряс руку хозяину и протянул одну из своих визитных карточек.
— А, — откликнулся Ребуль, — так вы, наверное, предпочитаете говорить по-английски?
— Это было бы очень любезно с вашей стороны. Мой французский не так хорош, как хотелось бы, — признался Сэм.
— Нет проблем, — пожал плечами француз. — В наши дни весь деловой мир говорит по-английски. И все мои служащие его знают. Боюсь, что скоро нам придется учить и китайский. — Он взглянул на визитку Сэма и вздернул седую бровь. — Шато в Лос-Анджелесе? Как шикарно.
— Довольно скромное местечко, — улыбнулся Сэм, — но мне там нравится.
Взмахом руки Ребуль обвел ряд окон:
— Подойдите-ка сюда. Полюбуйтесь на мой закат. Говорят, он лучший в Марселе.
Надо же, его закат, хмыкнул про себя Сэм. Наверное, только миллиардерам дано считать чудеса природы своей личной собственностью. Но закат и вправду был великолепен. Казалось, в небе пылает пожар — алый посредине и сиренево-розовый по краям. Он отражался в море, и мелкая рябь походила на расплавленное золото. Ребуль удовлетворенно покивал, признавая, что вид вполне соответствует его высоким требованиям.
В нескольких километрах от берега в море чернели очертания нескольких островков.
— Это замок Иф, да? — спросила Софи, показав на ближайший.
— Совершенно верно, моя милая. А вы, похоже, еще не забыли Александра Дюма. Именно там был заключен граф Монте-Кристо. Знаете, многие туристы уверены, что он и в самом деле существовал. Вот какова сила хорошей книги! — Ребуль отвернулся от окна и взял Софи под руку. — Что, кстати, напоминает мне о цели вашего визита. Давайте сядем, и вы мне все расскажете.
Он подвел их к низкому, сверкающему позолоченной бронзой столику, вокруг которого были расставлены антикварные стулья и софа. Перед тем как сесть, хозяин достал из кармана мобильный телефон и выключил его. Молодой человек в темном костюме опять материализовался в комнате, на этот раз с подносом. Он поставил его на столик, достал из серебряного ведерка бутылку шампанского и продемонстрировал Ребулю этикетку. Тот одобрительно кивнул. Пробка с нежным вздохом выскочила из горлышка. Молодой человек разлил шампанское по бокалам и испарился.
— Надеюсь, вам нравится «Крюг»?
Ребуль откинулся на спинку стула и задрал ногу на ногу, продемонстрировав черные крокодиловые мокасины и голые загорелые лодыжки.
— Вы уж простите мне отсутствие носков. Я их терпеть не могу. Никогда не ношу дома. — Он поднял бокал и улыбнулся Софи: — За литературу.
Планируя свое предприятие, они решили, что родившейся и выросшей в Бордо Софи идеально подойдет роль шеф-редактора, отвечающего за отбор погребов. Глотнув шампанского, чтобы промочить внезапно пересохшее горло, она рассказала Ребулю о проекте, пересыпая свои объяснения названиями самых знаменитых в мире ресторанов, отелей и, разумеется, Елисейского дворца, чья коллекция вин непременно будет включена в издание. Лицо Ребуля выражало вежливое внимание, а его взгляд периодически опускался с лица Софи на ее ноги.
Когда она перешла к тому, что сама назвала главной частью книги, а именно к лучшим частным погребам, он заметно заинтересовался и спросил, к кому из владельцев, помимо его самого, они намерены обратиться. Софи была готова к этому вопросу. Без малейшего колебания она назвала имена горстки английских аристократов, нескольких известных американских промышленников, самого богатого человека в Гонконге, одной эксцентричной вдовы из Шотландии, живущей в одиночестве в своем огромном замке, и двух-трех прославленных семейств Бордо и Бургундии.
Постепенно Софи сама увлеклась своим рассказом, а Ребуль, по мнению Сэма, был близок к тому, чтобы увлечься Софи, особенно в те моменты, когда она для убедительности близко наклонялась к нему. Для того чтобы оказаться в книге, объясняла она, кандидаты должны удовлетворять трем требованиям. Во-первых, у них должно быть достаточно вкуса и денег, чтобы собрать действительно замечательную коллекцию вин. Во-вторых, они сами должны быть людьми интересными, и не только благодаря своей любви к вину. И в-третьих, их погреба должны каким-то образом выделяться из ряда обычных. Вот, например, пояснила она, некий английский граф хранит свои вина в викторианской башне-руине, оборудованной особым лифтом, где поддерживается постоянная влажность; а один американец отвел под коллекцию целый этаж своего роскошного триплекса на Парк-авеню. Разумеется, ей еще не доводилось видеть погреб дворца Фаро, но она совершенно уверена, что это нечто выдающееся.
— Так оно и есть, — кивнул Ребуль. — Кроме всего прочего, он очень велик. Представьте себе, месье Виаль, мой смотритель, держит там велосипед, чтобы добираться из одного конца в другой. — Он поднял руку, и рядом с ним тут же возник молодой человек, вновь наполнивший их бокалы. — Да, это интересный проект и, должен заметить, очаровательно представленный. Но расскажите мне немного — как бы это выразиться? — о его винтиках и пружинках. Как технически воплощаются такие идеи?
Теперь пришла очередь Сэма. Проектом займутся лучшие профессионалы, заверил он Ребуля. Над текстами статей будут работать самые известные винные критики: Хью Джонсон, например, а предисловие, возможно, напишет сам Роберт Паркер. Фотографии будут делать Холливел и Дюшам, общепризнанные мастера; оформление книги возьмет на себя Этторе Поццуло, гений дизайна и легенда в издательском мире. Иными словами, денег на воплощение проекта жалеть не будут, ведь в итоге должна получиться своего рода библия для любителей вина. Нет, поправил сам себя Сэм, не своего рода, а именно библия. Естественно, добавил он, и текст, и фотографии будут представлены месье Ребулю на визирование, а мадам Косте станет осуществлять связь между автором текста, фотографом и дворцом Фаро. В любой момент она сможет дать месье Ребулю все необходимые сведения.
Хозяин задумчиво потянул себя за морщинистую мочку. Он, конечно же, понимал, что ему льстят, но не имел ничего против. В конце концов, задумка-то интересная. Весьма интересная. Такую книгу он сам не прочь был бы почитать. И если в контракт вписать пункт о непременном визировании материала у хозяина погреба, то никаких неприятных сюрпризов скорее всего не будет. Издание станет еще одним осязаемым свидетельством его успеха и тонкого вкуса. А кроме того, во время подготовки материала ему наверняка придется часто видеться с очаровательной мадам Косте, которая сейчас смотрит на него с такой надеждой. Последний аргумент окончательно решил дело.
— Отлично! — воскликнул Ребуль. — Я согласен. Никогда не упускаю возможности лишний раз прославить Францию и ее плоды. Такое уж у меня хобби. Наверное, я просто старомодный патриот. — Он сделал паузу, давая собеседникам возможность оценить благородство его мотивов, а потом продолжил: — Теперь к делу. Вы уже знаете, что завтра утром я на несколько дней уезжаю на Корсику. Но я вам пока и не нужен. Вам нужен месье Виаль. Он заведует моим погребом почти тридцать лет. Там у меня несколько тысяч бутылок, и, по-моему, он каждую знает в лицо. Он устроит вам экскурсию и ответит на все вопросы. Я предупрежу его.
Лицо Софи просияло от удовольствия. Она наклонилась и положила ладонь на рукав Ребуля.
— Огромное вам спасибо. Вы не пожалеете, клянусь вам.
Тот ласково потрепал ее по руке.
— Уверен, что не пожалею, моя милая. — Он оглянулся на маячившего в углу молодого человека. — Завтра Доминик организует вам встречу с Виалем. А сейчас я вынужден извиниться, но у меня назначена другая встреча. Доминик отвезет вас в отель.
Направляясь к выходу, они почти столкнулись с очередным гостем Ребуля — высокой холеной девушкой в больших темных очках на случай, вероятно, если солнце решит еще раз выйти на бис. За ней тянулся длинный шлейф аромата.
— «Шалимар», — объявила Софи, потянув носом, — и его чересчур много.
Пока на ступеньках крыльца они ждали машину, Сэм приобнял Софи за плечи и слегка сжал их:
— Вы были великолепны. В какой-то момент мне показалось, что вы сейчас сядете к нему на колени.
— По-моему, ему тоже так показалось, — засмеялась Софи. — Он, конечно, настоящий ловелас. Жаль только, что не вышел ростом.
— Это ничего, — успокоил ее Сэм. — Если он встанет на свой бумажник, то будет выше нас обоих, вместе взятых.
Черный сверкающий «пежо» остановился прямо перед ними, и Доминик поспешил распахнуть заднюю дверцу.
— Прямо по дороге, — сказал Сэм. — Отель «Софитель».
У статуи императрицы Евгении машина остановилась, а Доминик, опустив стекло, высунул наружу левую руку и нажал кнопку, скрытую в складках мраморной туники. Ворота медленно открылись.
— Merci, madame, — пробормотал водитель, выехал на бульвар и уже через минуту высадил их перед входом в отель.
— Не знаю, как вы, — заявил Сэм, выходя из машины, — но я считаю, у нас есть основания выпить. Приглашаю вас в бар.
Они уже шли по вестибюлю отеля, когда навстречу им, размахивая руками, метнулась огромная, мешковатая фигура: это был Филипп, вернувшийся с открытия салона «Эротизм».
— Alors? Alors? Как все прошло?
Сэм продемонстрировал ему сразу два больших пальца:
— Софи превзошла себя. Завтра утром отправляемся в погреб. А как вы? Напитались эротизмом?
Великан ухмыльнулся:
— Вам бы там понравилось. Куча новинок. Вы даже не представляете, что в наши дни умудряются делать из латекса. Вот, например…
— Филипп, хватит!
Всю дорогу до бара Софи укоризненно качала головой.
За напитками они в подробностях рассказали Филиппу о том, что произошло во дворце. Начало было признано многообещающим, но все сошлись на том, что решающим станет завтрашний день. Задача им предстоит далеко не легкая. По словам Ребуля, погреб у него огромный, и среди нескольких тысяч бутылок им предстоит найти всего пятьсот.
Сэм отодвинул бокал и встал:
— Я, пожалуй, пойду к себе и сделаю несколько звонков. В Лос-Анджелесе давно уже ждут от меня новостей, и лучше звонить им до ланча. А вам, наверное, не терпится поделиться семейными сплетнями.
— И вы не хотите послушать об эротическом салоне? — огорчился Филипп.
— Очень хочу, но только не сегодня.
В Лос-Анджелесе было одиннадцать утра, а Элена Моралес уже подумывала о том, чтобы найти в «Желтых страницах» телефон какого-нибудь недорогого киллера. Дэнни Рот своими звонками — то ледяными и высокомерными, то сварливыми, то угрожающими — задергал ее до такой степени, что она уже неоднократно с удовольствием представляла себе, как организует его убийство. А кроме того, от Сэма уже несколько дней не было никаких известий, и она понятия не имела, как продвигается расследование. Поэтому, когда секретарша объявила, что с ней хочет поговорить мистер Левитт, Элена схватила трубку с намерением сорвать на нем все накопившееся зло.
— Да, Сэм. Что у тебя? — Ее голос наводил на мысли о вечной мерзлоте.
— Вот что мне в тебе нравится, Элена, так это неизменная приветливость. Слушай.
За пять минут он рассказал ей о том, что привело его во дворец Фаро, о встрече с Ребулем и о намеченном на завтра визите в погреб. Элена выслушала, не перебивая, и только потом заговорила сама:
— Значит, твой знаток криминального мира Аксель Шредер считает, что Рот сам организовал похищение?
— Именно так.
— Но ты ему не поверил. И пока еще не знаешь, найдешь ли в погребе у Ребуля краденое вино.
— Именно так.
— А если найдешь, как собираешься доказывать, что оно краденое?
— Я работаю над этим. — Он немного помолчал. — Элена, а почему у тебя такой голос?
— Потому что парижское отделение прислало нам досье Софи Косте.
— И что?
— А то, что там есть фотография. И она совсем не такая, как ты мне описывал. — Сэм ухом чувствовал ледяной холод, льющийся из телефонной трубки. — Спокойной ночи, Сэм.
Она повесила трубку, не дав ему возможности ответить.