Афонский патерик или Жизнеописания святых на Святой Афонской Горе просиявших

Житие и страдание святого новомученика Константина [141]

Святой Константин родился на острове Митилине, в селении Псилометопон, от магометанских родителей. Но Бог, Который зрит не на лица, а на сердца человеческие, провидел в сем детище, еще во утробе материнской, имеющее быть доброе его сердце, почему и предъизбрал его в число Своих избранников. Это можно видеть из того, что детище от младенчества уже показывало будущее свое назначение, ибо питалось грудью материнской только однажды в день и во весь период своего младенческого возраста было тихим, так что никогда не слыхали его плачущим, тогда как естественно младенцам плакать, особенно когда они ощущают голод. Но сей Богом избранный младенец своей тихостью удивлял не только свою мать, но и всех соседей. И таким образом возрастал до отроческих лет.

Между тем, и всезлобный диавол, испокон веков ведущий непримиримую брань против человечества, по своему предчувствию предвидел, что хотя отрок рожден турком, но благость Божия за доброе и нековарное его сердце приведет его к себе, а потому и вооружился к погублению его. Козни вражеские начались с того, что он внушил одной женщине, жившей в соседстве с матерью отрока, намерение в коварном ее сердце умертвить несчастного отрока.

Итак, в один день, она пришла к матери отрока под видом будто бы гостить и, между прочим, стала просить, чтобы она отпустила с ней для прогулки своего сына. Мать, не подозревая коварства злобной женщины, согласилась отпустить сына, и, таким образом, отрок ушел с ней на прогулку, не думая о том, что эта самая как будто бы добрая женщина в сущности есть орудие диавола, желающая ни за что умертвить его. Когда они вышли за город, она дала отроку заранее приготовленные с ядом сласти, и как только он съел их, то тотчас же яд начал оказывать свое действие: глаза у несчастного разболелись до того, что он ими не мог ничего видеть, и во всех членах проявилось расслабление.

Когда злобная женщина больного и расслабленного отрока привела к матери, то та удивилась, от чего бы так скоро мог разболеться сын ее?

Приписывая болезнь сына делу случая, она пригласила врачей, которые при употреблении разных средств, видя, что болезнь не уступает никаким снадобьям, отказались от дальнейшего лечения. И таким образом отрок страдал три года. Но к этому горю приложилось еще другое: несчастный заболел оспой, от которой лишился совершенно зрения. Болезнь усилилась до того, что больного готовили уже к смерти. Но всемогущий Бог, не хотящий смерти грешника, видя незлобие и терпение отрока, восхотел спасти его по Своей великой милости — изведя из тьмы мусульманской, привести к истинному свету христианской веры. Пути Промысла Божия начались так.

Одна благочестивая христианка, жившая неподалеку от дома матери больного, пришла навестить его. Утешая больного и скорбящую его мать, она по внушению свыше, будучи движима чувством сострадания, стала просить позволения снести больного в христианскую церковь и там погрузить его в святую воду, причем сия благочестивая жена сказала, что она уверена, что Бог наш, сотворивый небо и землю, исцелит его. Мать, будучи поражена горем, согласилась на ее предложение; та же, тотчас взявши отрока, понесла в церковь, где омыла его святой водой, после которой больной совершенно выздоровел и прозрел одним глазом, но другой остался несколько закрытым, по неисповедимым судьбам Божиим, устрояющим вся премудростью Своей. После этого чуда бывший больной, которого на руках принесли в церковь, теперь уже сам пришел домой, где встретила его удивленная мать и, прославив Христа Бога, переменила скорбь на радость.

Спустя несколько времени мать его, будучи уже несколько лет вдовой, вышла замуж за другого и потом переселилась с мужем и детьми своими в Анатолию, в город Магнисию. Но, однако, в этом городе они оставались недолго, так как отчим оказался пьяницей и буйного характера, который часто и жестоко бил своих пасынков; вследствие этого семейного разлада мать сих несчастных детей бросила вздорного мужа и вместе со своими детьми переселилась в Смирну.

В Смирне старший брат Константина сделался ювелиром, а он — разносчиком зелени и плодов, с которыми довольно часто заходил в митрополичий дом, где по временам вступал в беседы, а также и сам вслушивался в разговор других и таким образом изучил греческий язык. Имея постоянные сношения с христианами, он при содействии благодати Божией начал чувствовать в своем сердце склонность к христианской вере. Окончательное же решение уверовать в Иисуса Христа произошло по следующему обстоятельству.

Однажды Константин, будучи в митрополичьем доме, встретился там с духовником, которого попросил, чтобы он что-нибудь прочитал ему из христианских книг. Духовник исполнил желание юноши, прочитал ему нечто из Священного Писания, которое, подобно искре, пало в юное сердце и воспламенило в нем огонь Божественной любви, так что от сладости оной он положил твердое намерение бросить мусульманскую веру и приобщиться к Христовой Церкви.

В это самое время в Смирне свирепствовала сильная чума. Боясь заразы, он с двумя своими товарищами христианами, к которым питал братскую любовь, отправился в церковь святого великомученика Георгия; здесь думали они быть спасенными как от заразы, так равно и от смерти. Вера их, действительно, спасла их от смерти, но, к сожалению, лукавый враг уловил бедного Константина, и он впал в блуд. Вследствие падения он уже не стал ощущать в своем сердце прежней теплоты, а вместо оной явилась холодность и пустота, которые, однако, не долго продолжались, так как человеколюбец Бог не оставил Своего избранника, — подал ему руку помощи, и несчастный юноша скоро пришел в себя и, почувствовав сердечную пустоту, начал раскаиваться и горько оплакивать потерю сердечного утешения и девственную чистоту. А чтобы в другой раз не увлечься и не впасть в любострастие, он, не сказавшись никому, уехал на святую Афонскую Гору. Здесь он остановился в новом ските, где, прожив пятнадцать дней, открылся одному иноку, что он магометанин и желает принять христианскую веру. Инок немедленно отправился в обитель святого Павла, рассказал тамошним старцам о Константине и о желании его приобщиться к Христовой Церкви. Старцы почему-то отклонили от себя это дело и посоветовали ему обратиться в лавру святого Афанасия. Горько было слышать бедному юноше отказ старцев; впрочем, покоряясь необходимости, отправился он в лавру. Пройдя несколько часов, он почувствовал усталость и, будучи управляем Промыслом Божиим, вместо лавры пришел в Кавсокаливский скит, где с отеческой любовью был принят дикеем Гавриилом. Константин, видя ласковость и доброту благочестивого старца, открыл ему свое намерение — креститься.

— Дерзай, чадо, — сказал старец, — Бог исполнил твое желание, только ты имей терпение.

И, тотчас же созвав скитских старцев, открыл им намерение юноши, требуя их совета. Но старцы решили, что так как их обитель и они зависят от лавры, то необходимо в столь важном деле отослать туда, и таким образом отправили его в лавру. Но и в лавре, как только узнали, что он турок, также не решались крестить его, боясь подвергнуться опасности со стороны турецких властей, а потому, отклонив от себя это дело, подобно кавсокаливским старцам отправили его в Иверский монастырь, к изгнанному святейшему патриарху Григорию V, пребывавшему там на безмолвии.

Видя везде неудачи, юноша горько заплакал и всю ночь провел в слезах и без сна, и только лишь к утру немного успокоился. В это время он видит во сне подошедшую к нему Пресвятую Деву Богородицу, сияющую неизреченным светом, Которая тихим гласом сказала ему:

— Не печалься, но ступай опять в Кавсокаливский скит, и Сам Бог, Сын Мой, к Которому ты хочешь прийти, позаботится о тебе и устроит все во благо.

От этих слов юноша пробудился, но пред ним уже никого не было. Не медля нимало, он пошел в скит и там рассказал дикею Гавриилу о бывшем видении. Удивленный рассказом юноши и тронутый его слезами, старец отправил его к патриарху с одним из скитских братий.

Когда юноша пришел в Иверскую обитель и явился к святителю Григорию, то, упав к ногам его, начал со слезами просить патриарха крестить его в христианскую веру. Патриарх хотел испытать его и сказал ему:

— Зачем ты, юноша, пришел к нам — угнетенным? Чего ты ищешь от нас, бедных, как сам ты видишь? Не мы ли унижены более всех народов? Не в ваших ли руках власть, слава и все блага земные? Как же ты один недоволен и презираешь те временные земные наслаждения, которых так ищут прочие? Итак, одумайся лучше, смотри, чтобы после не пожалеть и не раскаиваться о том, что еще не сделано.

Не отвечая ничего святителю, юноша с опущенной вниз главой горько заливался слезами…

— Что же ты ничего не отвечаешь? — спросил патриарх, желая еще более испытать его.

Вместо ответа юноша уже начал рыдать; это рыдание тронуло святителя, который ласково сказал ему:

— Успокойся, чадо, и иди обратно в Кавсокаливский скит, и так приготовляйся к крещению, которое я сам совершу над тобой, только до того времени никому не объявляй, кто ты.

После этого патриарх огласил его с наречением имени Михаила.

По возвращении в Кавсокаливский скит Михаил приготовлял себя к великому Таинству крещения шесть месяцев. В это время диавол и на малое время не давал ему покоя, смущая его помыслы и всевая в них страх, и чтобы он бежал из Афонской Горы, а иногда наводил и мечтания. Но Михаил, будучи укрепляем благодатью Божией, и за молитвы старцев, твердо стоял в своем убеждении. Вражеские искушения не вредили Михаила еще и оттого, что часто приходили к нему братия, ради утешения, и таким образом укрепляли его против вражеских стрел. Подобного рода посещения не нравились диаволу, ибо он видел, что братия укрепляют Михаила и этим разрушаются все его козни, а потому, чтобы отклонить их от посещений, демон явился чувственным образом. Так, в один вечер, пришел навестить Михаила один брат, по имени Герасим, и после долгого разговора Михаил стал просить Герасима остаться у него ночевать. Брат согласился и, когда Герасим стал читать Священное Писание для утешения Михаила, то в это время демон постучал в дверь, прося, чтобы его впустили. Полагая, что это кто-либо из братии, они вышли, но, не увидев никого, смутились, впрочем снова вошли в келью, и Герасим продолжал прерванное чтение, но, спустя немного времени, диавол опять пришел и уже пытался сам отворить дверь, что невольно привело их в страх, а когда они снова вышли за дверь кельи, то опять никого там не было. Тогда они, познав козни лукавого диавола, хотящего навести на них страх, пали пред иконой Богоматери и начали пред ней молиться, а потом легли спать и, будучи охраняемы покровом Преблагословенной, мирно препроводили ночь.

Между тем, приблизилось и назначенное время, когда должно было быть совершено над Михаилом крещение, и когда ему объявили об этом, то великой радости исполнилось его юное сердце. Во время совершения Таинства святого Крещения, когда Михаил погрузился в купель и были произнесены слова молитвы: «крещается раб Божий Константин во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа», в это время лицо его так просветилось, что невозможно было смотреть на него, и в то же время глаз его, которым он до этого ничего не видел, совершенно исцелился. Видя это, братия возблагодарили и прославили Бога, творящего дивные чудеса!

Спустя несколько времени после крещения Константин стал проситься у старца сходить в Иверский монастырь, поклониться иконе Богоматери Вратарнице и поставить, по обещанию, свечу пред святой Ее иконой. Получив благословение, он отправился туда с одним иноком из скитской братии. Поклонившись святой иконе, они на обратном пути зашли в Предтеченский скит, так как еще до этого Константин слышал, что там безмолвствует великий старец-духовник, который недавно предпослал ко Господу трех своих учеников, пострадавших за исповедание имени Иисуса Христа, и что части святых мощей их находятся в этом скиту. Увидев святые мощи, он с благоговением поклонился и облобызал их, и в этот момент у него радостно забилось сердце и родилось желание идти путем сих святых преподобномучеников, ревновать их житию и потом пострадать за любовь Иисуса Христа, изведшего его из мрака к свету истинного познания.

Духовник, беседуя с Константином о пользе душевной, между прочим рассказал ему и о страданиях святых преподобномучеников своих учеников, отчего у Константина еще более согрелось сердце и утвердилась мысль пострадать за Христа.

Возвратившись в скит к своему старцу, он был смущен от повлиявшего рассказа, так что его смущение не могло утаиться от опытного старца, который сразу подметил, что у Константина на сердце неладно и что-нибудь сильно его смущает, а потому ласково спросил, почему он так смущен и что за причина его смущения.

— О, отче! — со вздохом отвечал Константин, — как же мне не печалиться и могу ли я быть покойным, тогда как истинные рабы Христовы кровью засвидетельствовали свою веру, я же что принесу в дар Господу моему Иисусу Христу? Какие плоды моей веры, моей любви к Нему? Признаюсь тебе, отче, что с тех пор, как я был в Предтеченском скиту и лобызал святые мощи преподобномучеников, положил намерение последовать их стопам; с тех пор мысль об этом не дает мне покоя и постоянно преследует меня. Итак, благослови, отче, меня пострадать за Христа!

— Благословен Бог, чадо, — отвечал старец Гавриил, — если это угодно Богу, то Он Сам, имиже весть судьбами, исполнит твое желание.

Но Константин оставался непреклонным в своем намерении. Тогда старец, видя, что трудно разубедить юное сердце, в которое запала и возгорелась мысль о мученичестве, назначил ему пробыть сорок дней в затворе, подвизаясь в бдении, посте и молитве — в надежде, что в это время Сам Бог откроет ему полезное. Истинный послушник с радостью принял заповедь старческую, поселился в безмолвную келью и от всего сердца смиренно молил промыслителя Бога явить ему, благоугодно ли его намерение святой Его воле. В первую же ночь своего затвора, кода он после продолжительной и усердной молитвы заснул, то увидал во сне, будто бы он находится в церкви святой Софии, потом вдруг открывается церковный купол, и он увидел во облаках Господа Иисуса, окруженного множеством ангелов. Из числа их один отделился и, приблизившись к Константину, взял его за руку и хотел вознести к Господу.

— Оставь его, — послышался глас Господа, — рано еще, — и Константин пробудился.

Когда этот сон он рассказал старцу, то тот заметил ему кротко:

— Из этого видно, что нет еще тебе воли Божией на подвиг мученичества, — и посоветовал ему подвизаться и быть в послушании, чрез что и без мученичества возможно спастись.

И таким образом Константин покорился старцу и успокоился на долгое время. Но однажды, когда он в церкви слушал чтение, в его сердце запали слова: аще изведеши честное от недостойнаго, яко уста Моя будеши (Иер. 15, 19). Эти священные слова он относил как бы к самому себе, а тайная мысль подсказывала ему идти в город Магнисию и проживающую там свою родную сестру обратить в христианскую веру. Запавшая мысль не давала ему покоя, а потому, будучи не в состоянии долее бороться с ней, он открыл старцу свой помысл, равно и желание последовать оному для спасения своей сестры. Но старец, находя это дело выше своих сил, послал его в скит святой Анны к духовнику иеромонаху Иоасафу и при этом сказал ему:

— Что бы ни сказал духовник, прими как бы из уст Божиих и вполне последуй его совету.

Когда Константин пришел к духовнику и открыл ему свое намерение, то духовник не только не отклонил его от доброго намерения, но с любовью благословил совершить добрый подвиг. К этому христианскому делу сочувственно отнеслись как святые отцы Горы Афонской, так равно и патриарх Григорий, которые, кроме благословения, дали ему и рекомендательные письма в Магнисию, к представителям тамошней церкви, и в особенности Кидонийскому дидаскалу (наставнику) Григорию, чтобы он принял Константина с отеческой любовью и споспешествовал бы ему благополучно окончить похвальное дело.

И таким образом, простившись со старцами, он оставил Св. Гору и вскоре прибыл в Кидонию, где вручил рекомендательные письма, и вследствие оных познакомился с некоторыми христианами. А так как в то время не случилось быть судну, плывшему в анатолийские пределы, и приходилось дожидаться, когда будет случай, то, чтобы время ожидания не проводить праздно, он занялся овощной торговлей.

Однажды Константин, во время торговли, узнан был чиновником Кидонийского аги, который знал Константина еще в то время, когда он был магометанином. А чтобы не ошибиться, турок стал тайно расспрашивать о нем его соседа, торговавшего с ним рядом, но тот сначала уклонился от прямого ответа, а потом сказал, что вовсе не знает его. Вечером же, когда все стали расходиться по домам, сосед тайно начал спрашивать Константина, неужели правда, что чиновник аги уверяет, будто бы он родом турок.

— Нет, — отвечал смутившись Константин, — он ошибся, вероятно принял меня за другого, но я чистый христианин.

Обстоятельство это так смутило Константина, что он от страха беспокоивших его помыслов не мог заснуть всю ночь, а с наступлением утра решился бежать куда-нибудь из этого города.

Лишь только наступило утро, Константин пошел к морской пристани, где матросы одного судна, предназначенного к отплытию в Смирну, запасались пресной водой. Условившись о плате, он спрыгнул в лодку, чтобы на ней доплыть до судна, но в это время раздался с берега голос турка, который требовал выдачи Константина. Устрашенные матросы беспрекословно повиновались и выдали Константина туркам.

Как только привели Константина к аге, тот спросил его: «Кто ты такой, откуда пришел в наш город и как зовут тебя?»

— Я издалека, еду в Анатолию, исповедую христианскую веру, а имя мое Константин.

— А если найдется здесь человек, который обличит тебя и докажет, что ты турок?

— Едва ли это возможно, потому что я христианин.

В это время приступил чиновник аги и, обращаясь к Константину, сказал:

— Напрасно силишься доказать, что ты не турок! Да не ты ли брат смирнского турка-ювелира? А я это очень хорошо знаю, и никто меня в этом не разуверит.

Тогда Константин, видя, что все это случилось по Божиему смотрению и что наконец настало время предать себя на мучение, мужественно отвечал:

— Да, действительно, я был турком, но недолго находился в беззаконной мусульманской вере, ибо Господь мой Иисус Христос по Своей великой милости извел меня из тьмы и привел к истинному свету, теперь же попираю вашу веру со всеми обрядами, которая ведет всех ее последователей в вечную погибель.

Слыша хулу своей веры, ага приказал бить Константина и потом заключить в темницу, пока обдумает дальнейшую его участь. Между тем, он написал к Мосхонисийскому паше, прося его приехать немедленно по весьма важному делу. Паша не замедлил приездом, и тотчас же собрались судьи для производства над Константином суда.

— Одумался ли ты, несчастный? — спросил его паша. — Если останешься в нашей вере, то проси чего тебе угодно: богатства ли, чести ли и прочего; все тебе будет доставлено, только останься верен великому пророку.

— Смешно даже слушать! Вы люди сановитые, а такую несете чушь, что и ребенок того не скажет, — с улыбкой отвечал мученик. — Например, вы называете великим пророком того лжеца, который погиб, да и все те погибнут, которые последуют ему и веруют, как в пророка, но я его проклинаю, а ваше богатство и честь, которые вы мне обещаете, вменяю ни во что, так как богатство, честь и слава моя Иисус Христос, от Которого никто и ничто не может отлучить меня.

— Если так, — грозно сказал паша, — то мы сумеем заставить тебя оставить твое заблуждение, — и приказал бить мученика по пятам палками, а потом бросить в темницу. Во время заключения в темнице страдальца Христова посетили тайно от турок некоторые благочестивые христиане, которые утешали и укрепляли святого благодушно терпеть мучение и твердо стоять в исповедании имени Иисуса Христа, Который уже готовит ему мученический венец и Царство Небесное.

В это время, слыша о страдании Константина, один цыган, кузнец, известный своей зверской злостью, пожелал потешиться над человеком Божиим, а потому, явившись к аге, сказал: «Если ты дашь в мою власть того христианина, которого вчерашний день мучили, то я уверяю тебя, что он отречется от своего Христа и уверует в великого пророка Магомета. Опыты мои вполне заслуживают доверия, так как десять лет тому назад я испытал их над одним христианином Георгием, который, хотя и не отрекся от Христа, но все-таки умер самой злой смертью». Ага с удовольствием согласился на предложение цыгана и отдал в его власть страдальца Христова. Злобное исчадие ада, цыган, начал производить свои пытки с того, что вначале надел на голову святого мученика раскаленный железный шлем, от чего дым выходил из ноздрей страдальца. Потом свинцовыми шарами он так стиснул виски и череп, что у мученика глаза выступили из своих орбит. Все эти адские мучения святой терпел благодушно: сердце его, поглощенное любовью к укрепляющему его Христу, было чуждо страданию тела; любовь Божия заглушала лютую болезнь мучения, а потому мученик оставался тверд и непоколебим. После этих мук опять бросили его в другую темницу, находившуюся в мрачном подземелье, забив ноги в тяжелые колоды. Во время страданий в последнем заключении некоторые христиане видели ночью яркий свет, который исходил из храма св. новомученика Георгия и проникал в темницу Константина. По прошествии нескольких дней святой мученик опять представлен был в судилище, где его спросил ага:

— Теперь скажешь ли нам, кто ты такой и одумался ли ты в отношении нашей веры?

Вместо ответа святой как бы с укоризной сказал судьям:

— Люди ли вы или звери? Привели на суд человека всего окованного и связанного, или вы боитесь, что я могу убежать из ваших рук? Успокойтесь! Я весь перед вами, делайте со мною что хотите: режьте, жгите мое тело, но я остаюсь в исповедании истинной веры и все претерплю за любовь Господа моего Иисуса Христа. Итак, развяжите мне руки и потом посмотрите на меня — кто я? — Ему развязали руки и Константин пред всеми сотворил крестное знамение. — Теперь вы видите, кто я! — громко воскликнул святой Константин.

Твердое исповедание святого привело в ярость бывшего тут Мосхонисийского пашу, и он, вскочив со своего места и обнаживши меч, вонзил его в грудь мученика крестообразно, говоря: разве так объясняются с судьями? В тот самый момент, когда от удара мечом разодралась одежда мученика, то на груди его блеснул, как молния, золотой крест; видя это, судьи еще более ожесточились и приказали бить его бичами, а потом, заковав все тело с ног до самой шеи тяжелыми цепями, бросили в темницу. Жестокое мучение, претерпеваемое мучеником, сильно тревожило кидонийских христиан, которые опасались за юного страдальца, боясь, чтобы он не изнемог духом, особенно же опасался этого дидаскал Григорий и для утешения и укрепления святого посылал тайно в темницу ученика своего Иоанна, который до этого жил несколько лет на святой Афонской Горе.

Опасения благочестивых христиан были вполне справедливы, так как кроме телесных страданий на мученика Христова вооружился и всезлобный диавол, наводя на него, особенно ночью, страхования, стараясь поколебать его. Так, иногда он являлся пред ним в виде женщины, иногда в виде эфиопа, собаки или быка, но все это сатанинское мечтание непобедимый воин Христов отражал мужественно. А когда пришел к нему Иоанн, то после его беседы он еще более стал ни во что вменять все козни диавольские. Благочестивые же христиане по церквам Божиим усердно о нем творили молитвы, дабы Господь укрепил мученика до конца совершить подвиг. В следующую ночь святой мученик удостоился посещения Богоматери, Которая, явившись к нему, сияя неизреченным светом и небесной славой, сказала кротким и тихим голосом:

— Радуйся, Константин, верный служитель Сына Моего и Мой избранниче! Молитва твоя услышана: Я пришла утешить тебя и возвестить, что Сыну Моему угодно, чтобы ты страдальческий твой подвиг окончил не здесь, а в Константинополе. А жителям города сего объяви, чтобы они умоляли Бога не о тебе, а лучше бы молились за себя, ибо грехи их превзошли долготерпение Божие и Сын Мой в праведном Своем суде положил истребить их с лица земли, как некогда Содом и Гоморру, потому что грехи их вопиют на небо, и гнев Божий не замедлит, всегубительство огня уже близко. Грешники эти молятся и о бездождии, но ради твоих молитв пошлется им на землю дождь тогда, когда ты вступишь в корабль к отплытию в Константинополь.

Предсказание Преблагословенной действительно исполнилось, ибо Кидонийский градоначальник, не желая сам решать дело мученика, отправил его в Константинополь к высшему правительству, и как только святой вошел в корабль, то тотчас пошел проливной дождь.

По прибытии в столицу святого послали на каторгу, где производились самые тяжкие работы и пытки. А когда надзиратель узнал, что он был прежде магометанин и принял христианскую веру, то приказал его бить по пятам палками и потом ввергнуть в темницу. Сидя в темнице, святой мученик просил посещавших его тайно христиан прислать к нему духовника. Духовник не замедлил и вскоре пришел навестить мученика, беседуя же с ним, смутился, видя его юного и немощного, а потому боясь неизвестности конца, сказал ему:

— Хорошо, Константин, исповедание имени Иисуса Христа, но мучения турок ужасны. Итак, испытай себя, если тебя устрашают муки, то при помощи Божией мы выручим тебя отсюда.

— Что ты говоришь, отец духовный? — с удивлением отвечал ему святой. — Посмотри на мое тело! И, обнажив ноги, он показал духовнику пахи.

Духовник невольно содрогнулся, увидя ноги разорванными на два пальца, раны эти возникли еще в то время, когда ноги его забивались в колоды. Да и самое лицо его и подошвы ног были изъязвлены от побоев палками. Духовник, видя раны и мужественное терпение, удивился подвигу юного страдальца.

— Смотри, отче! — сказал ему строго мученик, — не вздумайте золотом и подарками выкупить меня на свободу. Сохрани вас Бог от этого! При том знай, что чрез несколько дней я окончу свой подвиг, как открыла мне о сем Пресвятая Богородица. А тебя прошу: сходи к патриарху Григорию [142], который знает меня и молится обо мне. Скажи ему, что ты видел меня и что увидишь еще впоследствии. После сего духовник преподал мученику благословение и они расстались с миром.

На другой день снова потребовали святого мученика в судилище, и судья, видя, что святой и после жестоких пыток и обещаний всевозможных благ остается тверд в своем исповедании, осудил его повесить. И таким образом святой страстотерпец Христов Константин течение мученического подвига скончал 2 июня 1819 года, и святая его душа, как благоуханная роза, процветшая из терна, отлетела в небесные обители, оставив многострадальное тело, которое терзали мучители целых сорок дней.

Опасаясь появления ревнителей подвигам святого мученика, ведь пример обращения Константина в христианскую веру мог подействовать на других, а также, чтоб и христиане не стали хвастать, что имеют святые мощи мученика, обратившегося из магометан, турки не позволили никому взять его тело, считая для себя стыдом, что бывший их единоверец будет почитаться христианской Церковью, а потому похоронили его тайно на мусульманском кладбище. Вскоре после этого весть о мученической кончине дошла и до святой Афонской Горы, и благочестивый старец мученика, дикей Кавсокаливского скита Гавриил, послал одного из своих учеников в Кидонию собрать сведения о страданиях святого страстотерпца. Собрав нужные сведения, посланный оттуда отправился в Константинополь, где, к несчастью, при всем старании не мог найти святых мощей мученика, а только приобрел часть его одежды, с которой, как с драгоценным сокровищем, прибыл на Святую Гору в Кавсокаливский скит, где святой мученик подвизался.

Господь Бог, прославляемый в памяти святых Своих, даровал и сему угоднику Своему дар чудотворения, от прикосновения к его одежде, обагренной кровью. Так, у одного послушника в Кавсокаливском скиту, в то самое время, когда принесена была в скит одежда мученика, сильно разболелась голова. Когда узнал брат, принесший одежду святого, о головной болезни послушника, пришел к нему с оной, и когда обложена была голова одеждой мученика и в таком состоянии больной пробыл всю ночь, то на утро головная боль совершенно прекратилась. Другой брат, страдая зубной болезнью, с верой призвал в молитве имя святого мученика, и по вере болящего брата тотчас последовало исцеление! А один иеромонах, у которого умственные способности так были расстроены, что он уже близок был к совершенному помешательству, едва только прикоснулся с верой к одежде святого Константина, то полностью выздоровел. — Молитвами святого мученика Константина, да сподобит и нас Господь Бог получить Царство Небесное. Аминь [143].