Агентурная сеть

34

Каждый нормальный человек, не имеющий врожденных пороков, наделен пятью органами чувств: зрением, слухом, обонянием, осязанием и вкусом, то есть умением отличить горькое от сладкого и водку от пива. Некоторые люди то ли в силу природной одаренности, то ли в результате приобретения определенных профессиональных навыков, обладают еще и «шестым чувством» — особым чутьем или интуицией.

Но у советских людей, как мы тогда шутили, в отличие от остальной части человечества, арсенал чувств этим не ограничивался, поскольку им в течение многих лет усиленно прививалось «седьмое чувство» — чувство глубокого удовлетворения.

Правда, наша суровая действительность и тяготы повседневного бытия мало кому из них давали возможность насладиться этим чувством. Разве что нашим престарелым вождям да еще небольшой группе их приближенных, построивших для себя коммунизм и живших в нем, а потому имевших возможность тешить себя мыслью, что в светлом будущем, которое под их мудрым руководством вот-вот должно наступить, чувство глубокого удовлетворения охватит и остальную часть населения.

Я никогда не принадлежал к их числу, и все же у меня в жизни было несколько эпизодов, когда я, хоть и недолго, но тоже испытывал это незабываемое чувство. Одним из таких эпизодов была разработка «Бао». Только вдумайтесь: резиденту советской разведки удалось заставить неприятельскую контрразведку выполнять его волю и часть ее возможностей направить на решение собственных задач!

Это ли не высший пилотаж?! И пусть меня упрекнут в нескромности, но я испытывал от этого вполне законную гордость!

Первые же сводки специальной бригады «Флеш», полученные от «Атоса», навели меня на мысль, что «Бао», наряду со своей основной деятельностью, озабочен поисками дополнительного заработка. А какие могут быть для этого возможности у иностранца, находящегося в не слишком-то благоприятной для него стране? Найти надежного компаньона, желательно, конечно, из числа соотечественников, и попытаться организовать какое-то совместное дело, провернуть какую-то сделку, взяв на себя организационные или посреднические функции и используя все преимущества своего положения.

Но если в предыдущих командировках с поиском таких компаньонов у «Бао» не было особых проблем, потому что в странах, где он ранее работал, были довольно многочисленные китайские колонии, то сейчас все было намного сложнее. Китайцев в стране почти не было, во всяком случае они не играли заметной роли ни в торговле, ни в сфере услуг, где всегда есть простор для предпринимательской деятельности. А потому все попытки «Бао» обзавестись полезными связями ощутимых результатов не давали.

Он метался по городу, озлобляя не привыкших к такому темпу и таким нагрузкам местных филеров, но, судя по сводкам, ничего путного добиться не мог.

Конечно, сотрудники «Флеш» не отличались такой дотошностью и сноровкой, как их американские, европейские или советские коллеги, и в их распоряжении не было всего разнообразия технических средств, используемых контрразведкой для ведения наблюдения за объектом. И в этом смысле «Бао», можно сказать, повезло. Если бы он работал не в африканской стране, а в Вашингтоне, Париже или Москве, ему пришлось бы намного сложнее, и каждый его шаг, каждое действие фиксировались бы с такой тщательностью, с такой аккуратностью, что вся его жизнь вне стен китайского посольства была бы, как на ладони, а то и как под всепроникающими лучами рентгеновского аппарата!

Но к его счастью технические возможности специальной бригады «Флеш» были значительно скромнее, чем в любой развитой стране. В ее распоряжении было около десятка автомашин и примерно столько же мотоциклов, притом не все они были оборудованы радиостанциями. А у пеших сотрудников их вообще не было, а потому они поддерживали связь между собой или с автомашиной либо визуально, подавая друг другу различные знаки, либо находясь друг от друга на расстоянии прямой слышимости.

И тем не менее это не мешало им неплохо справляться со своими обязанностями, и когда они входили в азарт, то вполне могли компенсировать недостаток технических средств. Так, в частности, и произошло с Лавреновым, и это едва не стоило нам тяжелого провала и потери ценного агента.

Но если случай с Лавреновым был результатом единовременного успеха, то в процессе слежки за «Бао» специальная бригада «Флеш» в полной мере продемонстрировала свое умение плотно сидеть на хвосте у объекта. Чувствовалась уверенная и твердая рука «Атоса», сумевшего за непродолжительное время превратить бригаду во вполне боеспособное подразделение и выжать из своих подчиненных даже больше того, на что они были способны.

Что касается нас, то из истории с Лавреновым мы сделали соответствующие выводы и, имея в своем распоряжении «Артура» и «Рокки» и зная не только состав, техническую оснащенность и методы работы «Флеш», но и графики ведения слежки, чувствовали себя в относительной безопасности, поскольку приспособились к ее проделкам и планировали свою работу таким образом, чтобы избежать ее назойливого внимания. Ну а в случае каких-либо «проколов» мы были вправе рассчитывать, что «Атос» сумеет локализовать возможные неприятные последствия.

По несколько безрассудному поведению «Бао» и результатам наблюдения за ним я сразу понял, что у китайцев таких возможностей в местных спецслужбах нет. И потому «Бао» приходилось полагаться только на самого себя да еще надеяться на везение. Но с тех пор, как специальная бригада «Флеш» стала использовать мотоциклы, полагаться на везение было по меньшей мере рискованно.

А все дело было в том, что большинство улиц, особенно в центральной части города, были настолько узки, что транспорт мог двигаться только в одном направлении, да и то при условии, что стоящие у обочины автомашины двумя колесами заезжают на тротуар.

Вести наблюдение по параллельным улицам, работать «на опережение», как это делается в городах с современной планировкой, было практически невозможно. Малейшая заминка у светофора, «пробка» или еще какой инцидент — и объект потерян. Поэтому сотрудники, ведущие наблюдение, были вынуждены ехать за объектом бампер в бампер, копируя каждый его маневр, и выявить такое наблюдение не составляло большого труда.

С появлением мотоциклов все кардинально изменилось. Теперь наблюдающий мог по тротуару объехать любое препятствие, выбраться из самой невероятной «пробки», догнать или опередить любую автомашину, даже если ею управлял самый искусный водитель! К тому же мотоциклисту легче замаскироваться, спрятаться за какой-нибудь автомашиной, и постоянно держать его в поле зрения очень трудно.

Но в чем сотрудники специальной бригады «Флеш» были особенно сильны, так это в ведении пешего наблюдения. Стоило объекту выйти из автомашины, как он попадал в стихию африканской улицы, превращался в песчинку, подхваченную бурным потоком, состоявшим из прохожих, уличных торговцев, нищих и прочей люмпенизированной публики. Для того, кто следит за объектом, раствориться в этой пестрой и шумной толпе было парой пустяков. Снял очки или часы, достал из кармана какую-нибудь безделушку — вот ты уже и торговец! Можно идти за объектом на расстоянии нескольких метров, фиксируя каждое его действие, и он не обратит на тебя никакого внимания, потому что ему в это время со всех сторон суют под нос и предлагают купить очки, часы и прочую дребедень точно такие же люди!

Попробуй тут разберись, кто торговец, а кто сотрудник контрразведки! Одно спасение — зайти в какой-нибудь европейский магазин или ресторан, куда не каждый африканец рискнет зайти: либо его внешний вид не позволяет, либо кошелек. Но европейские магазины и рестораны есть только в центре города, да и то не на каждой улице, а в ливанских или африканских магазинах и забегаловках не укроешься и никакой разведывательной операции не проведешь, потому что ты там со своей белой кожей или узкими глазами, как береза в центре Сахары.

Да и сотрудник контрразведки смело зайдет за тобой следом и растворится в толпе таких же как он людей, и ты ни за что его не заметишь.

Кстати, когда «Бао» работал в центральноафриканской стране, он однажды нарвался таким вот образом на неприятность. Зашел он как-то в большой супермаркет и встретился там накоротке со своим агентом в прокитайской группировке правящей партии. И не заметил, как следом за ним зашел сотрудник контрразведки, остановился за стеллажом с какими-то то ли бутылками, то ли банками и подслушал весь их разговор. Этот эпизод и послужил поводом для «тихого» выдворения из страны «Бао» и нескольких его коллег.

Похожий случай был и у Хачикяна года за полтора до моего приезда.

Проверился он как-то на автомашине и, ничего подозрительного не заметив, припарковал ее возле кинотеатра, а сам прошел пару кварталов пешком и нырнул в одну сувенирную лавчонку, где продавались изделия местных кустарей, чтобы переждать несколько минут, а затем точно по времени войти в подъезд расположенного напротив дома и принять у агента документальные материалы.

Порывшись в сувенирах, он посмотрел на часы и уже собрался было отправиться на встречу с агентом, как на стойке у хозяина лавки зазвонил телефон. Хозяин поднял трубку и стал с кем-то разговаривать.

Хороший разведчик всегда внимателен и осторожен, особенно когда проводит какое-то мероприятие. Хачикян был хорошим разведчиком, а потому он прислушался к разговору и сразу насторожился, услышав, как хозяин ответил в трубку: «Да, этот господин здесь». Поскольку в лавке в этот момент, кроме Хачикяна, был всего один посетитель, да и то женщина, эта фраза не оставляла сомнений, что речь идет о нем. Он зашел за витрину и стал наблюдать за хозяином.

По его подобострастному тону и односложным ответам Хачикян сделал вывод, что хозяин скорее всего разговаривает с сотрудником полиции.

Когда и как он оказался под наблюдением, выяснять не было ни времени, ни возможности. Вполне могло случиться, что неподалеку от места его парковки оказались сотрудники наружного наблюдения, он мог нарваться на случайно оказавшегося здесь полицейского, знавшего его в лицо или просто решившего понаблюдать за человеком явно не африканского происхождения, показавшимся ему подозрительным — все это были, как говорится, детали!

Надо было уходить, чтобы не привлечь внимание контрразведки к агенту, находившемуся поблизости, а уж потом гадать, что произошло.

И все же сводки наблюдения за «Бао» грешили одним существенным недостатком.

Квалифицированная служба наружного наблюдения может не только проконтролировать маршрут объекта и выявить его связи, но и составить довольно подробное представление о его личности, установить сильные и слабые стороны его характера, изучить его привычки, сказать, например, на какой тип женщин он обращает внимание, какие напитки предпочитает и к каким видам развлечений проявляет наибольший интерес, имеет ли какие-нибудь специфические наклонности и многое другое.

К моему большому разочарованию, сотрудники специальной бригады «Флеш» то ли не обладали соответствующей наблюдательностью, то ли не имели обыкновения обращать внимание на детали и обстоятельства, не имевшие, непосредственного отношения к деятельности объекта. Во всяком случае, в их отчетах было слишком мало данных, характеризующих «Бао» как профессионала и человека.

Пришлось восполнять пробелы через «Артура», которому тоже довелось несколько раз участвовать в слежке за китайцем и который поэтому имел возможность по достоинству оценить его изворотливость, энергию и неутомимость.

В одной из сводок я наткнулся на упоминание о том, что в середине октября «Бао» посетил кабинет известного французского врача Жиро. О цели визита и прочих деталях в сводке не сообщалось, филеры только зафиксировали адрес, а в кабинет не заходили и с французом не беседовали.

Меня, естественно, заинтересовал этот визит, и на очередной встрече с «Атосом» я собирался попросить его в этом разобраться. Но мой французский коллега, не в пример своим подчиненным, оказался человеком предусмотрительным и, не дожидаясь моей просьбы, сам проявил инициативу и все выяснил. Тем более что это не стоило ему большого труда: Жиро оказался его хорошим приятелем и без всяких обязательств перед контрразведкой, так сказать, на личной основе, регулярно сообщал ему кое-какие сведения на своих пациентов, особенно когда это касалось выходцев из социалистических стран.

— Китаец обратился к Жиро по случаю обострения хронического заболевания, — доложил мне «Атос». — Жиро предложил ему лечь на обследование в его частную клинику, но китаец отказался. Он предпочел обследоваться и лечиться амбулаторно.

— Но ведь Жиро, насколько я знаю, не лечит бесплатно? — уточнил я, поскольку услугами Жиро пользовались и советские граждане, и после каждого такого визита в посольство поступал счет.

— Естественно. Такое обследование обойдется китайцу в сто тысяч франков. А за лечение придется платить отдельно.

— Немало, — посочувствовал я китайцу. — И как он собирается расплачиваться?

— Китаец сказал, что сам будет платить наличными за каждое посещение. Его посольство подобные счета не оплачивает.

— Почему?

— Как он объяснил, в стране есть китайские врачи, и все китайцы должны лечиться только у них.

— Почему же он тогда не обращается к своим лекарям?

— Жиро тоже его об этом спросил. Китаец ответил, что не очень верит в иглоукалывание и предпочитает традиционную медицину. К тому же он не хочет, чтобы о его болезни узнали в посольстве, потому что его могут отправить в Китай на лечение, и кто его знает, чем все это для него закончится.

Это была стоящая информация!

— Любопытно, — сказал я, прокручивая в уме возможные варианты дальнейшего развития событий. — Попросите Жиро информировать вас о всех визитах китайца и о том, как будет проходить его лечение.

— Будет исполнено, мой генерал, — шутливо отрапортовал «Атос» и приложил два пальца к правому виску.

— Что еще? — улыбнувшись его шутке, спросил я.

— Один из осведомителей полиции, наблюдающий за посетителями вьетнамского ресторана «Ханой», зафиксировал встречу вашего китайца с местным гражданином. Полиция передала эту информацию в специальную секцию «Руссо». Мы установили, что китаец встречался в ресторане с пресс-секретарем министерства иностранных дел Ламином Конде.

— Это его агент? — предположил я.

— Не думаю, — покачал головой «Атос». — Как мы выяснили, это была их вторая встреча. Для того чтобы завербовать Конде, у китайца было слишком мало времени.

— Кто знает? — скачал я и подумал, что кому-кому, а уж «Атосу» не хуже меня должно быть известно, что для вербовки иногда бывает достаточно и десяти минут. Все зависит от того, какая проведена подготовительная работа.

— Это предварительный вывод, — словно прочитав мои мысли, поправился «Атос». — Мы продолжаем проверку.

— Если окажется, что Конде еще не завербован, было бы неплохо установить с ним контакт и использовать в качестве подставы.

— Видите ли, Мишель, — с явным сожалением сказал «Атос», — по своему положению советника я не имею права вербовать местных граждан. Для такого дела нужен местный офицер контрразведки.

— Мне бы не хотелось расширять круг людей, участвующих в этой операции, — заметил я.

— Я понимаю вас, — согласился «Атос». — Но другой возможности договориться с Конде и использовать его в наших интересах у меня нет.

— А можно сделать так, чтобы этот офицер никому, кроме вас, не докладывал о работе с Конде? — попытался я найти компромиссное решение проблемы.

— Можно! — оживился «Атос», которому явно понравилась моя идея привлечь Конде к разработке «Бао». — У меня есть один молодой, но очень способный офицер, которому я полностью доверяю и который меня никогда не подведет.

— Кто он такой? — спросил я, втайне надеясь услышать знакомое имя.

— Его зовут Сайфулай Диоп, — словно желая ублажить меня, ответил «Атос».

Мне стоило большого труда не выдать своей радости, что предчувствие меня не обмануло. Однако я сдержал свои эмоции и, ничем не показав, что я великолепно знаю названного им человека, попросил:

— Расскажите мне подробно, что это за сотрудник и почему ваш выбор остановился именно на нем?

Какой профессионал упустит возможность, тем более ничем не рискуя, получить из такого компетентного источника исчерпывающую характеристику на своего агента?

Пока «Атос» лил бальзам на мою страждущую душу и в самых лестных выражениях расписывал достоинства «Рокки», я, прежде чем одобрить эту идею (а в том, что ее следует одобрить, у меня не было никаких сомнений!), прикидывал, как построить дальнейшую работу с двумя источниками, работающими в одном учреждении, занимающимися одним делом и к тому же отлично знающими друг друга, чтобы не допустить их взаимной расшифровки. Заодно я соображал, как использовать складывающуюся ситуацию для их проверки и контроля за ходом разработки «Бао».

А такой контроль был необходим, поскольку эта разработка должна была вестись исключительно в интересах нашей службы!

Теперь, когда мы довольно основательно контролировали всю деятельность специальной секции «Руссо», а значительные силы специальной бригады «Флеш» были отвлечены на слежку за «Бао», мы могли себе позволить снять многомесячную «блокаду» с Лавренова и разрешить ему возобновить агентурную работу, которая была достаточно надежно прикрыта его официальными обязанностями в бюро АПН.

В конце октября Лавренов восстановил прерванный контакт с «Монго» и снова принял на связь «Люси», которая после отъезда Выжула томилась в вынужденном простое.

На первой же встрече с «Монго» Лавренов подключил его к разработке «Бао».

«Монго» не потребовалось много сил и времени, чтобы заметить, что китаец, бывая в пресс-центре, оказывает большое расположение одной из сотрудниц — красивой метиске с Островов Зеленого Мыса по имени Алисия Рибейра. Узнав об этом, я сразу вспомнил, что во время пребывания на Занзибаре «Бао» интересовался исключительно представительницами этнической группы ширази, которые были весьма схожи с метисками. Видимо, это было не случайным совпадением, а устойчивым вкусом. А когда у объекта есть устойчивые вкусы, всегда можно подумать над тем, как это использовать в его разработке.

По счастливому стечению обстоятельств Алисия оказалась подругой сотрудницы пресс-центра, с которой «Монго» находился в близких отношениях. От своей любовницы «Монго» узнал, что Алисия находится с «Бао» в аналогичных отношениях и эти отношения зашли столь далеко, что она ждет ребенка. Как поступить — оставить ребенка или прервать беременность — Алисия пока не решила, но в любом случае ей потребуется около девяноста тысяч франков на оплату счета в клинике, потому что медицина в этой стране была платной и за любую медицинскую услугу, будь то роды или аборт, следовало платить.

Учитывая неизбежные расходы, связанные с лечением в клинике Жиро, у «Бао» возникли достаточно серьезные финансовые проблемы! Это было уже кое-что! Оставалось только придумать, как лучше использовать его трудности.

На одном из брифингов в том же пресс-центре Лавренову удалось познакомиться с «Бао». Как и следовало ожидать, китаец с определенной настороженностью отнесся к этому знакомству, сдержанно и немногословно отвечал на вполне безобидные вопросы. Чувствовалось, что его не слишком вдохновляет перспектива дружеского общения с советским журналистом, из которого к тому же он не мог извлечь ощутимой пользы.

Но Лавренов, подобно футболисту, вышедшему на поле после продолжительного перерыва, вызванного травмой или дисциплинарными санкциями, и соскучившемуся по игре, был изобретателен и настойчив. Заметив, что «Бао» находится в дружеских отношениях с корреспондентом румынского агентства Аджерпресс, и зная того, как большого любителя выпить за чужой счет, он стал обхаживать румына, а тот в свою очередь воздействовать на «Бао».

И вот однажды, после какого-то протокольного мероприятия, на котором бережливые организаторы выставили явно недостаточное количество спиртных напитков, Лавренов уговорил румына поехать к нему и «добавить».

Румын с энтузиазмом принял это предложение и уговорил «Бао» составить ему компанию.

Сам по себе этот визит не представлял особого интереса, если не считать двух обстоятельств: это было первое посещение «Бао» квартиры Лавренова (как говаривал незабвенный О. Бендер, «лед тронулся!»), и к тому же беседа, хоть и состояла из сплошных междометий, полупьяной болтовни румына и пустых разговоров, заглушаемых к тому же звоном посуды и еще какими-то непонятными звуками, была записана на пленку.

В тот момент мы еще не знали, когда и в каком качестве нам сослужит службу эта запись, но любой профессионал всегда испытывает большую уверенность в завтрашнем дне, когда у него в заначке есть какие-то магнитофонные записи, фотографии и прочие материалы, добытые оперативным путем.

По своему личному опыту, я знал, что были бы материалы, а как их использовать — всегда можно придумать!

По прибытии в азиатскую страну я поселился с семьей в большом многоквартирном доме, где проживала самая разнообразная публика. Пока я осваивал новый участок работы и знакомился с оперативной обстановкой, Татьяна перезнакомилась с соседками и занялась их изучением. Делала она это просто: гуляя возле дома с четырехлетней Иришкой вместе с такими же, как она, мамашами, она естественным образом вступала с ними в контакт, судачила о житье-бытье и несладкой женской доле, потом по одной приглашала их к себе на чашечку кофе и постепенно выясняла, что из себя представляет ее новая знакомая, где и кем работает ее муж, и если этот самый муж оказывался заслуживающим внимания человеком — далее следовало действовать по стандартной схеме изучения иностранца, представляющего вербовочный интерес!

Так она выяснила, что муж одной милой многодетной соседки, проживавшей двумя этажами выше, является сотрудником местной службы безопасности и имеет отношение к работе по дипломатическому корпусу. Татьяна рассказала об этом мне, получила соответствующие инструкции и приступила к делу.

Не прошло и месяца, как она настолько сдружилась с соседкой, что они начали вместе выгуливать детей, ходить по магазинам и на рынок, а спустя еще какое-то время стали поверять друг другу свои женские тайны. Впрочем, поверяла тайны главным образом соседка, потому что Татьяна действовала строго по отработанной легенде и ничего лишнего о супружеской жизни, а тем более моей работе не говорила.

А тут подвернулся какой-то праздник, и Татьяна пригласила свою новую подругу к нам в гости вместе с мужем. Потом последовало ответное приглашение, потом еще, и постепенно наши семейные посиделки приобрели регулярный характер.

Первое время мы держались строго официально, не выходя за рамки бытовых разговоров, но вскоре под влиянием нашего с Татьяной обаяния и большого количества совместно выпитых крепких напитков сосед расслабился и стал более разговорчивым.

А затем помог случай: у наших соседей тяжело заболела младшая дочь, Иришкина подружка, и дело, скорее всего, кончилось бы трагическим исходом, если бы я по их просьбе не поднял среди ночи и не привез к больной девчушке советского лекаря, а тот не проявил бы свое умение и не вытащил ее с того света.

После этого в наших отношениях произошел перелом: исчезла последняя настороженность, и сосед исключительно по своей доброй воле стал делиться со мной кое-какой конфиденциальной информацией. Касалась она в основном наших западных коллег, в первую очередь американцев, коих сосед люто ненавидел, поскольку не мог простить им преступлений, совершенных во Вьетнаме.

Делал он это обычно так:

— Советую вам держаться подальше от второго секретаря американского посольства Морриса Дьюла. Он является сотрудником ЦРУ!

— Почему вы так считаете? — в свою очередь спрашивал я.

— Вы не профессионал, и поэтому вам будет трудно понять, как служба безопасности выявляет разведчиков, — отвечал в таких случаях сосед и переводил разговор на другую тему.

Меня это страшно раздражало! Мне было недостаточно указания на принадлежность того или иного человека к спецслужбе, а требовались конкретные факты, подтверждающие эту принадлежность и дающие возможность провести оперативные мероприятия.

Заставить соседа быть более откровенным и рассказывать все, что ему известно о разведчиках, работающих в других посольствах, можно было только одним способом. Но вербовать человека, тем более сотрудника службы безопасности, который не очень-то стремится сотрудничать с иностранной разведкой, рискованно, во всяком случае до тех пор, пока тот, кто отважится проводить вербовку, не заготовит соответствующие аргументы и не обеспечит страховку на случай срыва задуманного мероприятия.

Заготовить аргументы было не сложно, поскольку сосед относился ко мне с симпатией, имел большую семью, нуждался в деньгах, и можно было попытаться убедить его в том, что сотрудничество с советской разведкой поможет ему решить многие проблемы. А вот со страховкой на случай отказа (захочет ли он ставить на карту жизнь и финансовое благополучие?!) я ничего стоящего придумать не мог, потому что прижать его было нечем: сообщенных им отрывочных сведений на ряд иностранных дипломатов для этого было явно недостаточно.

И снова мне помог случай!

Надо сказать, что все беседы с соседом, происходившие у меня на квартире, я записывал на магнитофон. Не то чтобы корысти ради, а так, на всякий случай исключительно по старой профессиональной традиции!

И вот однажды я по делам службы отправился в сопредельную страну. Завершив дела, я пробежался по магазинам, накупил всяких колониальных товаров, не забыв, конечно, соседа и его многочисленных домочадцев.

Пригласив его к себе после возвращения из этой поездки, я передал ему целый ворох детских игрушек, дешевых украшений и прочих сувениров. Сосед был тронут моим вниманием, но, принимая подарки, поинтересовался, сколько он должен, явно давая понять, что не хочет попадать в какую-то зависимость от советского дипломата.

Мне не хотелось брать с него деньги, тем более что я оплатил все покупки не из личных средств, а за счет казны. И потому я с серьезным видом ответил:

— О, это стоит очень дорого!

— Неужели? — удивился сосед, не сразу сообразив, что к чему.

— Считайте сами, — сказал я и начал перебирать подарки. — Вот этот фотоаппарат стоит сто пятьдесят долларов, эта золотая цепочка — сто двадцать, эти бусы — почти сто, а «Роллекс» около двухсот! Ну и по мелочам — всего почти тысяча долларов.

Сначала сосед недоумевал, потом догадался, в чем дело, и решил мне подыграть. Он сделал испуганные глаза и замахал руками:

— Но у меня нет таких денег! Мне никогда с вами не рассчитаться!

— Ничего, как-нибудь сочтемся, — успокоил я его. — Ваша информация тоже стоит немало!

— Хорошо, договорились, — засмеялся сосед, принимая от меня пластиковую сумку с подарками.

Надеюсь, читатель тоже догадался, что весь этот диалог носил шутливый характер: фотоаппарат и часы фирмы «Роллекс» были игрушечными, цепочка — анодированной, бусы сделаны из ракушек, а потому каждая из перечисленных мной вещей, как и все остальное, стоила от одного до трех долларов, а их общая стоимость не превышала двадцати.

Но шутливый характер этот разговор носил только для тех, кто был его свидетелем. А поскольку таковых не оказалось, то, прослушав пленку, я вдруг сообразил, какая в нем заложена взрывчатая сила. Потому что для непосвященного человека, который не видел всех этих подарков и наших улыбок, когда мы обсуждали их стоимость, а слышал только наши голоса, все воспринималось совсем по-другому.

И мне пришла в голову интересная идея!

Я прослушал все записи наших разговоров с соседом, выбрал из них и выписал на отдельные листочки наиболее интересные фразы, а затем стал раскладывать эти листочки в определенном порядке, пока не сложился любопытный пасьянс. Он, правда, получился неполным, в нем были пропуски, смысловые неувязки, но все это было делом поправимым.

Я заполнил пропуски недостающими фразами так, чтобы получился складный диалог со вполне определенным смыслом и логикой, и понял, что надо делать дальше. Последующие встречи с соседом я проводил по особому плану, стремясь строить беседы таким образом, чтобы вытянуть из него нужные мне фразы, соответствующие недостающим фрагментам разработанного сценария, пока не заполнил все пропуски.

Что касается моих собственных реплик, то тут вообще не было никаких проблем: свои слова я мог наговорить в любой момент в точном соответствии с тем, что было сказано моим соседом.

В итоге моей «творческой» деятельности был смонтирован пятиминутный диалог. В нем было все, что нужно: и инструктаж, и обсуждение конфиденциальной информации, и вознаграждение за сотрудничество, и все прочие атрибуты агентурной встречи!

Но самое ценное было в том, что ни одна, даже самая квалифицированная экспертиза не смогла бы уличить меня в подлоге! Все реплики были произнесены в одном акустическом пространстве, записаны с использованием одного и того же микрофона, на один и тот же магнитофон, а потому ни один осциллограф или какой другой прибор не обнаружил бы различий в частотных характеристиках, по которым всегда можно разоблачить подделку.

С таким «страховым полисом» можно было отважиться на вербовку!

Пригласив соседа к себе (в привычное акустическое пространство!), я от имени заинтересованных лиц предложил ему передавать нам сведения на иностранных дипломатов не от случая к случаю, а на регулярной основе.

Сразу сообразив, о чем идет речь, сосед стал отказываться, а когда я напомнил ему, что он уже немало нам рассказал и тем самым поставил себя в довольно двусмысленное положение, сосед заявил:

— Не надо на меня давить! Мне легче пойти к своему начальству и во всем признаться, чем связывать себя долговременными обязательствами с советским посольством.

Я попытался убедить его, что он сможет извлечь большую выгоду из нашего предложения, в то время, как визит к начальству ничего хорошего ему не сулит: начальство, возможно, и оценит его признание, но никогда не поверит ему до конца, потому что в своей дружбе с советским дипломатом он зашел слишком далеко.

— Вы рассуждаете, как дилетант, Майк, — не соглашался с моими доводами сосед. — А если я преподнесу эту историю так, будто бы заподозрил вас в принадлежности к КГБ и решил уличить в шпионской деятельности? Еще неизвестно, кому из нас будет хуже!

Такого поворота я как раз и боялся! Но на этот случай у нас, как говорится, было!

— Нет, дружище, это вы рассуждаете, как дилетант! — возразил я. — Если не верите, нажмите вот на эту клавишу.

С этими словами я подвинул к нему кассетник.

Сосед с некоторым недоверием посмотрел на меня, потом на кассетник, но все же последовал моему совету.

После первых же реплик глаза полезли у него на лоб от удивления.

— Это неправда! — через минуту воскликнул он. — Вы же отлично знаете, что это не соответствует действительности!

— Конечно, — поддержал его я. — Но об этом знаем только мы!

В том месте записи, где мы обсуждали стоимость привезенных мной подарков, сосед буквально остолбенел.

— Невероятно! — его голос дрожал. — Но это же была шутка!

— Конечно, шутка, — снова согласился я. — Но поверит ли в это начальник вашей службы, вот в чем вопрос!

Потрясенный сосед дослушал запись до конца и, чуть не плача, спросил:

— Что вы собираетесь делать с этой пленкой?

— Пока ничего, — неопределенно ответил я. — Просто я хотел напомнить вам, что вы тоже имеете дело с профессионалами.

После этого наш разговор принял более конструктивный характер и довольно быстро мы пришли к полному взаимопониманию: сосед согласился информировать меня по всем интересующим вопросам, а я взял на себя заботы о его материальном благополучии.

Но все это было из области воспоминаний, навеянных первым визитом «Бао» на квартиру Лавренова.

А еще через несколько дней я провел встречу с «Рокки», и он доложил, что получил от Франсуа Сервэна указание установить контакт с Ламином Конде и выяснить возможность его использования в изучении «Бао».

Так разработка корреспондента Синьхуа стала приобретать совершенно новые очертания…