Ах, карнавал!..

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Необходимо было срочно исчезнуть из поля зрения Пьетро. Не дай бог, он заметит ее волнение, а если еще и заподозрит причину, тогда вообще кошмар. Через дверь ванной она предупредила его, что собирается лечь спать пораньше и не будет дожидаться, когда он выйдет. Потом Рут ушла к себе.

Долго-долго она лежала без сна, не в силах избавиться от будораживших ее мыслей. Эротические образы наплывали на нее, и уснуть не представлялось возможным.

Да, да, теперь она могла совершенно точно вспомнить: она действительно не только тянулась к нему той первой ночью. Она поцеловала его, рассчитывая поцеловать, конечно, Джино, но… Этот поцелуй не был предназначен Пьетро. Так почему же тогда она так взволнована своим открытием? Это ей не приснилось. Теперь все ощущения всплыли в памяти с особенной силой.

Она резко открыла глаза. Да, это был Пьетро, и она его целовала. Во сне. Вместо Джино.

Он не должен ничего знать, ни о чем не должен догадаться. И главное — что она об этом помнит.

Боже! Да он же еще раздевал ее! Пусть он делал это как простая сиделка, а не как мужчина, но все равно — Пьетро прикасался к ней! Сердце Рут затрепетало.

Она застонала. Как же теперь смотреть ему в глаза? Она решила ни словом, ни намеком не дать ему догадаться о своих чувствах.

Утром Рут вышла к завтраку, где, к ее великому облегчению, уже командовала Мина, разливая кофе. Значит, не придется быть наедине с Пьетро. Но вот он улыбнулся Рут. И эти губы она целовала, подумать только!

— А я думал, что ты ранняя пташка, — пожурил он ее лукаво.

— Не спала прошлую ночь. Я бы осталась сегодня дома, если не возражаешь.

В ее голосе явственно слышалось смущение, и он спросил:

— Рут, что случилось?

— Нет, нет, со мной все в порядке, — поспешно сказала она.

— Ну нет, голос тебя выдает.

— Пустяки, ничего особенного… — нарочито бодро ответила Рут, стараясь при этом держаться от него подальше.

— Значит, не хочешь говорить, да? — допытывался он.

— Пьетро… Я же говорю, просто не выспалась, вот и все.

Господи, да уберет же он, наконец, свою руку с ее плеча или нет? Ну как он не понимает, что его близость сейчас причиняет ей самую большую муку на свете? И что именно он является невольной причиной ее головной боли?

Конечно, он этого не знал. И никогда не должен узнать.

Прилив сменился отливом. Вода в городе, поднявшись до максимума, стала спадать. В течение дня ее уровень нормализовался, и горожане, вздохнув с облегчением, вернулись к своим повседневным делам.

Рут помогла Марио вымести мусор, который с наводнением принесло в офис, и вскоре никто не сказал бы, что им пришлось пережить потоп.

Однако не для всех последствия стихии были столь незначительными. Ближе к вечеру дверь агентства с грохотом распахнулась, и внутрь помещения влетел запыхавшийся барон Франко. На нем лица не было.

— Катастрофа! — кричал он. — Ужасная трагедия!! Где мой друг Пьетро?

— Здесь, — успокоил его Пьетро. — Что там случилось, Франко?

— Мой дворец! Он разрушен! Уничтожен!!

Пьетро постарался успокоить его и выспросить как можно больше подробностей случившегося. Выяснилось, что дом на острове действительно пострадал от прилива. Хотя он и не разрушен, но для проведения там запланированного бала точно теперь не годился. А ведь билеты уже проданы!

— Франко, я ведь предупреждал, что ты недостаточно укрепил фундамент и двери, — мягко укорял друга Пьетро. — Понял теперь, что ради красоты не стоило пренебрегать безопасностью?

— Мне было некогда! Все это потребовало бы времени на несколько месяцев больше. Серафина всю душу вложила в этот бал! А теперь… теперь там полный хаос, Боже! Осталось всего каких-то несколько дней, и успеть привести в порядок дворец за такой мизерный срок просто нереально. Серафина в отчаянии! Я должен найти другое место, а все подходящие здания в округе давно заняты. Пьетро, друг мой…

— Нет, — отрезал «друг». — Забудь об этом, Франко.

— Но к кому еще мне обратиться? Пьетро, умоляю, здесь же целый дворец пустует. Тебя никто не побеспокоит. Мои люди придут и все устроят. Ты даже не успеешь глазом моргнуть.

Глядя на Пьетро, Рут понимала: одна только мысль о том, что чужие люди вторгнутся в его святилище, ужасала его. Но Франко-то этого не знал и продолжал умолять Пьетро. Тот молчал, и лишь угрюмое выражение лица и побелевшие костяшки сжатых пальцев свидетельствовали о кипевшем внутри него гневе. Это заметила только Рут, потому что уже успела изучить мужчину.

— Твоя беда заключается в том, что ты слишком долго был один! — кипятился Франко. — Надо чаще выходить, чаще устраивать приемы.

— Прости, не могу с тобой согласиться…

— Нехорошо прятаться ото всех. Ты же не хочешь сказать, что откажешь мне.

Рут молча наблюдала за этим бесчувственным болваном, и негодование потихоньку охватывало ее. Ей хотелось крикнуть, чтобы он заткнулся. Неужели он не видит, в каком состоянии его друг?

Сам же Пьетро молчал.

Франко продолжал тараторить, ничего не замечая.

— Ты слишком долго прятался от мира. Настала пора выйти к нему. Лизетта не захотела бы, чтобы ты горевал вечно, а это — хороший повод выбраться в свет, наконец. Кроме того, подумай, сколько билетов придется вернуть.

— Ты совершенно прав, — наконец, едва сдерживаясь, проговорил Пьетро. — Чего бы это ни стоило, мы устроим бал-маскарад во дворце Банелли. Тебе удалось пробудить во мне бизнесмена, как это ни низко с твоей стороны.

Франко засиял, приняв его слова за комплимент. Однако Рут поняла, что Пьетро дал согласие только потому, что просто не придумал иного способа, как заставить замолчать настырного приятеля.

— Я был уверен, что здравый смысл победит, — торжествовал Франко. — Почему бы нам не пойти туда сейчас и…

— Лучше завтра, — буркнул Пьетро.

— Но я же тут, зачем терять время? Идем.

Пьетро вцепился руками в край стола так, что костяшки пальцев побелели, и, еле сдерживаясь, раздельно проговорил:

— Мы обсудим это завтра.

Но тот все равно ничего не понял.

— Но нам надо так много еще сделать. Идем же, откроем бутылочку шампанского и…

Внезапно он осекся на полуслове, словно по мановению волшебной палочки. Франко случайно наткнулся на взгляд Пьетро. Рут тоже его видела. Не дай бог увидеть это еще раз. В нем было столько убийственной ярости, что она могла бы смести все на своем пути.

И тут Франко все понял. Он побледнел и молча отступил назад, испугавшись, что еще чуть-чуть — и Пьетро его ударит. Рут была уверена, что этого никогда не случилось бы. Пьетро не было нужды применять физическую силу, когда его взгляд обладал такой мощью! И был куда красноречивее слов!

— Увидимся завтра, — с нажимом повторил Пьетро, и его тихий тон не предвещал ничего хорошего.

Он вышел из офиса, пересек площадь и пропал в лабиринте улочек.

Где-то с час Пьетро блуждал по городу, ничего не замечая вокруг, желая только, чтобы удручающая пустота и бурлящий в нем гнев куда-нибудь исчезли. Очнулся он уже только около дома.

Побыстрее добрался до комнаты и, включив компьютер, пробежал глазами почту. И наткнулся на письмо от Джино.

Рут пришла домой поздно вечером. Ей не хотелось бежать за Пьетро следом.

Она твердо решила держаться от него на дистанции. «Так будет лучше», — убедила она себя.

Проходя мимо его комнаты, она услышала доносившиеся оттуда тяжелые шаги. Он ходил туда-сюда, как заключенный по камере. Один раз даже послышался звук удара кулаком по столу. И снова тишина.

Внезапно дверь открылась, и Пьетро возник в проеме.

— Не стой так, — сказал он мрачно. — Я давно уже жду, что ты войдешь.

— Не хотела тебя беспокоить.

— Спасибо. Но глоток горячего английского чая был бы сейчас кстати.

Облегченно вздохнув, она бросилась готовить чай и вскоре принесла ему огромную чашку.

— А где же твоя? — спросил он. — Не хочется пить одному.

Когда Рут вернулась, он сказал:

— Я отпустил Мину спать, так что боюсь, на кухне некоторый беспорядок, да и ужина нет.

— Что ж, надеюсь, я хорошо справилась с ролью хозяйки… А по дороге я кой-чего перекусила.

— Пытаешься быть тактичной? — как-то странно посмотрев на нее, спросил он.

— Надеюсь составить контраст Франко.

Он скривился, как от лимона, и, промычав с досадой, положил в чай ложку сахара. Кажется, настроение его переменилось и теперь ему явно не хватало сочувствия.

— Франко сам виноват, — поддержала его Рут. — И зачем только ты дал свое согласие? Мог бы спокойно вышвырнуть его.

— Да неужели? — иронично спросил он. — Думаешь, это его остановило бы? Вряд ли. Он канючил и канючил бы до тех пор, пока бы я его не убил. Больше его ничто не остановит.

— Ну, убийство не самая хорошая идея, — задумчиво проговорила Рут.

Пьетро качнул головой:

— Н-да. Повредило бы бизнесу.

— Наверняка.

— Я не знал, что делать, вот и согласился.

— И все же он от тебя не отстал. — Она вздохнула. — Пока ты не посмотрел на него весьма красноречивым взглядом.

— А ты заметила? — равнодушно спросил он.

— Конечно. Дурак был бы тот, кто бы не заметил, — сказала она весело.

Пьетро лишь хмыкнул.

— В любом случае отступать некуда, — сказал он. — Я дал слово. Хотя и теперь готов на все, только бы этот маскарад не состоялся.

Она укоризненно взглянула на него.

— Знаю, знаю. Я говорю словно несчастный одинокий старик, отвернувшийся от всего мира.

— Ты не старый, — возразила она.

— Хоть за это спасибо, — слабо улыбнулся он.

— Почему бы не отвернуться от мира на время, если так этого хочется?

— Слышал бы это мой отец. Вот кто был аристократом с консервативными взглядами. Он всегда говорил, что титул обязывает жить в соответствии с канонами.

— А ты не согласен?

— Эти принципы были верны в его время, но не сейчас.

— Франко мог бы найти другое место для бала. Ты ничего ему не должен.

— А ты жестока. Не хотел бы я встретиться с тобой в переулке темной ночью. Может, мне предостеречь Франко?

— Я просто хочу сказать, что ты имеешь право жить в своем доме так, как хочешь.

— Как хочу, — повторил он со вздохом.

Она уже готова была на чем свет ругать себя. Конечно, сам Пьетро вряд ли жаждет одиночества. Оно осталось ему после того, как ушла его любимая.

— Прости, это не мое дело, — вздохнула Рут, — но… я же вижу, нам надо об этом поговорить. О твоей жене.

Пьетро замер, словно бы она ударила его ножом. Он медленно повернулся и с любопытством взглянул на нее.

— А что ты о ней знаешь? — спросил он странным голосом.

Рут не ответила.

— Что ты хочешь узнать о моей жене?

— Ничего. Не надо было спрашивать. Прости. Кто меня только за язык потянул! Я не хотела тебя рассердить.

— Я и не сержусь. Но ты не ответила. Что ты о ней знаешь?

Неужели его любовь к покойной жене была столь всепоглощающей, что даже простое упоминание о ней могло его так сильно задеть?

— Мне почти ничего неизвестно, — сказала она, опустив глаза. — Знаю, что с тех пор, как ее не стало год назад, ты сильно страдаешь. Эта боль заперла тебя во дворце одного.

— Ну да. Как я и сказал: несчастный угрюмый зануда, — иронично усмехнулся он.

— Ну, у тебя есть на то право. И только она знает…

— Что? — встрепенулся он, удивленный.

— Ну, как сильно ты ее любил. Другим не обязательно в это вникать. Да и потом, едва ли они могли бы утешить тебя словами. Словами тут не поможешь.

— Знаешь… мне иногда хочется, чтобы кто-то поговорил со мной.

— Мужчинам сложно выразить словами свои чувства. Женщины и без слов видят, когда их любят, — по поступкам, взглядам и жестам.

Она хотела утешить его, а вместо этого… Он закрыл глаза и отвернулся. Она с досадой на себя стиснула зубы, осознав, что ранила его.

— Прости, прости, — заговорила она быстро. — Забудь, что я сказала. Я же ничего не знаю.

— Ты права, не проси прощения. Твой опыт достоин уважения.

— Ну конечно. Особенно учитывая то, как много из своей жизни я помню, — горько усмехнулась она.

— Это не меняет дела. Я доверяю твоей интуиции. Она значит больше. Спасибо, Рут. Ты меня понимаешь лучше всех. Хорошо, что я могу с тобой поговорить. Вот смотри: встретились два несчастных человека, два одиночества, тонущие в водовороте жизни. Но, встретившись, они больше не тонут.

— Ага, столкнувшись, они плывут дальше, — согласилась она. — А это большая разница.

Он хмыкнул:

— Ну, по крайней мере мы до поры до времени можем плыть вместе, пока не покажется берег.

— И тогда один, обретя опору, вытянет другого? — с надеждой спросила она.

Он кивнул.

Чай совсем остыл, и Рут принесла горячего. Когда она вернулась, он держал в руках большой фотоальбом. Пара фотографий была отложена в стороне на стуле.

— Думаю, эти надо убрать на время бала, чтобы они не омрачили праздник.

Со снимков на Рут смотрели двое ребят и девочка. Мальчикам было под двадцать, а девочке лет тринадцать.

— Это я, — указал на одного из них Пьетро. — Тот другой — Сильвио, мой друг, а девочка — Лизетта, его сестра. Она постоянно мирила нас, когда мы ссорились.

— И чем же вы тут занимаетесь? — вгляделась в фотографию Рут. — Кажется, что-то бросаете.

— Кости. У нас была игра: надо было лучше всех бросить кости. Победитель получал в качестве приза камень. Лизетта играла гораздо лучше нас. У нее всегда был меткий глаз. Она выигрывала камень за камнем, а когда набирала целую кучу, то ставила весь выигрыш на один бросок. Иногда она выигрывала, но чаще, проигрывала, правда, проигрыш ее мало заботил. Лизетта лишь смеялась и начинала сначала.

Он посмотрел на карточку и улыбнулся.

— Думаю, она хотела предоставить нам возможность выиграть под конец, чтобы мы чувствовали себя на коне.

— Она и правда была такой?

— Да, очень щедрой и доброй.

— Это Лизетта? — Рут подошла к огромному портрету этой же девочки, но только на нем она уже выглядела чуть старше и была одета в форму студентки колледжа.

— Да. Этот снимок сделан в день окончания колледжа. Диплом с отличием, — ответил Пьетро. — Она была отличницей во всем, к нашему стыду. Потом стала преподавателем, самым юным, какой у них только был.

— Надо же!

Рут внимательно смотрела на это спокойное лицо, исполненное уверенности и жизнелюбия. Она была не красавицей, но миловидной. Глядя на нее, Рут вдруг подумала, что эта девушка никогда не стала бы ничего делать случайно.

Рут посмотрела еще пару фотографий, и ее предположение подтвердилось. На всех снимках в лице этой девушки проскальзывало что-то еще, кроме обычной улыбки, какая-то «задняя» мысль.

Нет, Лизетта была не той девочкой, которая позволит мальчикам почувствовать-над ней превосходство. Это была сильная личность с железной волей и крепкими нервами, способная идти ва-банк, не боясь проиграть. А если это и случалось, Лизетта никогда не теряла своего достоинства.

Похоже, Пьетро не знал свою жену до конца.

Спохватившись, Рут подняла голову и сказала;

— Она кажется удивительным человеком.

— Да, такой она и была: щедрой, доброй… — Тут он умолк и опустил глаза.

Щемящая жалость к этому человеку, такому беззащитному перед душевной болью, пронзила ее сердце, в горле встал ком слез. Опустившись на колени перед Пьетро, она положила свои ладони на его руки и прошептала:

— Если бы я знала те слова, от которых стало бы легче…

Он качнул головой:

— Не надо. Главное — я поговорил с тобой о ней. Этого достаточно. Жаль, что невозможно ничего изменить. Я…

Но Рут приложила палец к его губам. А потом обвила шею Пьетро руками. В ответ он прижал ее к своей груди нежно и сильно, как человек, который давно никого не обнимал, и какое-то время они сидели так в полной тишине.