Ахундов

2

С раннего утра до позднего вечера, в летний зной и зимнюю стужу крестьянам селения Хамне, что находится между Тавризом и Хойем, приходилось гнуть спину на полях, подымать допотопным хышом [8] богатую и щедрую целину. Работали и женщины и дети. Это были очень трудолюбивые люди. Но работали они не на себя. Земля была ханской, весь урожай шел в амбары хана, и лишь жалкие остатки хырмана [9]доставались этим беднякам.

Ханы владели не только землей, но и водой. У крестьян не было семян, не было рабочего скота. Натуральные повинности и многочисленные налоги превратили их в рабов. Жестокая эксплуатация народа иранскими феодалами разорила и опустошила весь Южный Азербайджан. Крестьяне уповали на аллаха, а моллы [10]требовали зекят и хумс — налоги в пользу духовенства, установленные еще в VII веке основателем ислама — Мухаммедом. Приехал чиновник в деревню — корми, прибыли отряды — корми, а хану и правителям подноси пешкеши — подарки. Открытые грабежи, безнаказанные насилия и взяточничество царили во всей стране. Все продавалось шахом: честь, убеждения, родина, народ, чины, звания, титулы. Бесправное, забитое азербайджанское крестьянство находилось в полной зависимости от иранских сатрапов.

Управителем Хамне был Мамедтаги. Его предок Ахмед-ага когда-то управлял этой деревней. Поэтому Мамедтаги и назначили на эту должность. Плеть хана сделала его жестоким, и он подчас обирал крестьян не хуже страшных ханских стражников. Когда старики аксакалы [11]знавшие Мамедтаги с детских лет, осмеливались упрекать его в излишней жестокости и усердии перед ханом, он с укором смотрел на них и неизменно отвечал: «Я только слуга хана. Если я не буду кричать на вас, ханский стражник пристрелит меня. Разве я разбогател с тех пор, как стал вашим управителем? Вот мой дом… Что в нем хорошего? Рано постаревшая жена и полуголодные дети…» Аксакалы с грустью умолкли. Они-то хорошо знали, что Мамедтаги беззащитен так же, как и они. Ему жилось, быть может, немногим лучше батрака. В других селениях управители быстро богатели, а этот ничего не брал для себя и остался таким же, каким был год назад, когда по приказу хана вынужден был стать господином своих сородичей. Мамедтаги усердствовал, делал все, что мог, но хан был недоволен им: мало присылал он зерна своему хозяину. Недолго Мамедтаги управлял деревней. В Хамне пропали буйволы. Мамедтаги в краже обвинил трех сарбазов и не остановился перед тем, чтобы строго их наказать. Глава сарбазов пожаловался наибусалтане [12]принцу Аббас-Мирзе [13]Разгневанный наместник Азербайджана распорядился немедленно снять Мамедтаги с должности.

Страшная угроза нависла над домом Мамедтаги. Пришли сарбазы, конфисковали его имущество. На должность управителя был назначен житель соседней деревни, прослывший по всей округе конокрадом и безжалостным человеком. В тот же вечер Мамедтаги решил свою дальнейшую судьбу. Оставаться в Хамне уже невозможно — новый управитель не даст ему покоя. Недолго думая, он решил отправиться за Аракс, туда, где правят русские генералы.

Из управителя деревни Мамедтаги превратился в простого чарчи — мелкого торговца. На старом осле он разъезжал по деревням, продавал самые разнообразные товары; в его двухсторонней плетеной корзине, переброшенной через спину усталого осла, можно было найти не только абрикосы, но и нитки, иголки, дешевые безделушки и даже франкский [14]ситец, который он тайно перевез через Араке. Торгуя понемногу, долго не задерживаясь на одном месте, Мамедтаги упорно пробирался на север.

В то время на Россию надвинулись грозные события. Русский народ героически отражал нашествие Наполеона.

Глухие вести о войне доходили и до маленького города Нуха, расположенного у подошвы Главного хребта Кавказских гор. Мамедтаги прибыл в этот город. Нуха была прекрасна. Окруженная рисовыми полями, фруктовыми садами и тутовыми рощами, она соединялась почтовым трактом с Тифлисом, административным центром тогдашнего Закавказья. Природа, живописное расположение города, здоровый климат привлекали внимание приезжих.

Мамедтаги решил остаться в Нухе Дела его постепенно улучшались. Он приобретал новые знакомства, привыкал к новой жизни. Здесь он познакомился с духовным лицом — ахундом Алескером, довольно влиятельным человеком среди нухинцев. Вскоре Мамедтаги решил обзавестись новой семьей и женился на племяннице ахунда — Нане-ханум. От этого брака 30 июня 1812 года родился мальчик Фатали — будущий великий азербайджанский просветитель.

Мамедтаги пользовался в Нухе покровительством Джафаркули-хана, правителя шекинской провинций. После смерти хана южноазербайджанская колония покинула Закавказье и вернулась на родину. Вместе со всеми из Нухи уехали Мамедтаги и Нане-ханум.

Возвращение в Хамне было нерадостным. Особенно тяжелой стала жизнь молодой Нане: она поселилась в Хамне на правах второй жены.

Годы шли, а дела Мамедтаги все никак не могли наладиться. Но это не мешало ему заботиться о судьбе своего сына Фатали. Он решил определить восьмилетнего мальчика в духовную школу — моллахане. Здесь впервые Фатали познакомился с арабским алфавитом. В то время в азербайджанских духовных школах не было специальных учебников, и дети обычно начинали учиться грамоте по сурам — главам корана — священного писания мусульман. Только после этого ученики принимались за изучение классических произведений на фарсидском языке, в частности «Гюлистана» Саади [15]

В моллахане Ахундов провел всего один год. Духовная школа с ее схоластическим подходом к преподаванию, сводившемуся к защите религиозных догматов, не могла привить любознательному мальчику любовь к знаниям. Он возненавидел ее и был согласен на любую работу, лишь бы избавиться от необходимости учиться. И он бросил школу.

Безрадостной была и жизнь Нане-ханум. Частые ссоры со старшей женой Мамедтаги, изнурительная домашняя работа, тяжесть которой ей приходилось нести, как младшей жене, бесправное положение в семье привели к тому, что Нане-ханум решила развестись с мужем и уехать на родину.

Шариат [[16] не считался с желанием женщины. Уходя от законного мужа, Нане теряла права на сына. Освященная религией власть законного супруга была неприкосновенной. Несмотря на свой мягкий характер, Мамедтаги отказывался дать свободу измученной молодой женщине. Только после неоднократных просьб Нане добилась согласия мужа, но при одном условии: она должна оставить ему сына. Проститься навеки с любимым и единственным сыном было слишком тяжело для Нане-ханум. Надо представить себе страдальческую и трагическую жизнь бедной женщины, чтобы понять решение уехать из Хамне без ребенка.

Приближался день, когда Нане должна была с караваном навсегда покинуть семью Мамедтаги. Не желая волновать сына тяжелой сценой расставания, она решила уехать, не повидавшись с ним.

Было раннее, чудесное южное утро. Нане в слезах прощалась с домом, где оставляла маленького Фатали. Это было равносильно осуждению на казнь.

— Отдай мне сына! — в последний раз обратилась Нане к мужу, подводящему верблюда.

Мамедтаги был огорчен отъездом Нане, ему было жаль ее, но он сказал:

— Я не отдам его. По шариату сын принадлежит мне. Кто утешит мою старость, кто подаст палку слепому старику?

Подавленная страшным горем, со слезами подходила Нане к верблюду. Тот медленно опускался на задние ноги. Все еще не теряя надежды, Нане умоляюще взглянула на мужа. Мамедтаги потупил взор: он не осмеливался смотреть в глаза несчастной женщине.

А в это время Фатали мирно спал в своей постели. Сестра мальчика, дочь Мамедтаги и его старшей жены, с удивлением наблюдала за происходящим. Вдруг, словно решившись на что-то, она вбежала в дом и с ожесточением стала будить Фатали.

— Брат мой! Брат мой! Вставай! Вставай скорее!

Мальчик проснулся. Спокойно улыбалось его лицо. Он ничего не знал о грозящей беде.

— Вставай, брат мой, вставай! — твердила девушка. — Твоя мама уезжает. Ты больше никогда не увидишь ее.

Фатали встрепенулся. Встал босой, в одной сорочке, с плачем бросился во двор. Мать уже сидела на верблюде. Верблюд величаво поднимался.

— Мама! — в страхе и отчаянии крикнул мальчик.

Он подбежал к лохматому животному, поднял свои маленькие ручонки, но мать была недосягаема.

Нане потянулась к нему, но трудно ей было достать сына.

Все такой же печальный и нерешительный стоял Мамедтаги.

— Отдай мне сына! Жизнь на родине превратится для меня в ад. Пожалей сироту. Отдай мне сына. Всю жизнь я буду молить аллаха о твоем благополучии.

Мамедтаги колеблется, он не знает, как решить эту трудную задачу. На седых ресницах слезы. Но он должен принять решение.

— Хорошо, Нане-ханум, — говорит он медленно, раздумывая над каждым своим словом. — Пусть будет по-твоему. Возьми сына. Береги его.

И он поднял над головой мальчика, все еще плачущего и не верящего в свое счастье. Нане подхватила его, страстно прижала к груди, закрыла голову Фатали чадрой, словно боялась, что его опять отнимут у нее.

Мерно качаясь, двинулся в путь за караваном последний верблюд, уносящий счастливую мать и сына. Навьюченные животные шли, звеня своими маленькими колокольчиками. Над полями занималась утренняя заря. Вслед каравану печально смотрели Мамедтаги и маленькая девушка, сыгравшая такую большую роль в судьбе великого человека. Последний раз видел Фатали родного отца. Потеряв отца, он приобрел мать. И будущее.