Аксель. Новая жизнь

25

Что я делаю? Мои руки сами обвивают его шею. Губы сами тянутся к его губам. Глаза закрываются. Ноги становятся ватными. Наши губы соприкасаются, и по моему телу рассыпаются табуны мурашек. Егор одной рукой обхватывает мою талию, отрывает от пола. Другой зарывается в мои распущенные волосы. Он прижимает меня к себе крепко. Целует, глубоко и страстно. Пьет мои губы, а я полностью подчиняюсь его власти. Ни за что не признаюсь ему, что это мой первый поцелуй. Хотя думаю, что это он и так уже понял. Тот поцелуй, который случился у него дома, не считается. Я была не в себе и сама толком не поняла, как это произошло. А сейчас я осознаю, что хочу этого. Хочу, чтобы он целовал меня. Хочу, чтобы он обнимал меня и сама хочу обнимать его.

Он разворачивается, не выпуская меня из рук, и делает шаг. В одно мгновенье я оказываюсь прижатой к стене. Он одной рукой отдёргивает занавеску в сторону, подхватывает меня за талию, и вот я уже сижу на подоконнике. Спина касается теплого, прогретого утренним солнцем стекла. Его губы начинают блуждать по моей шее. Мои руки проходятся по его затылку, пропуская сквозь пальцы короткие жесткие волосы. Шея, ключицы, плечи. Он покрывает меня поцелуями, его руки становятся наглее, стягивают свободные рукава моего платья по плечам. А я задыхаюсь и не могу ему препятствовать. Осознаю, что пора это все прекратить, но не могу сказать ни слова. Голос просыпается в тот момент, когда мое платье спускается до талии, а застежка бюстгальтера, расстёгивается, позволяя мне сделать глубокий вдох.

— Егор! Подожди! Прекрати! Хватит! — он не слышит меня, дергает расстёгнутый лиф вниз, а я хватаюсь за него, прижимая кусок полупрозрачной ткани к себе. — Не надо! Пожалуйста, не надо! — пытаюсь оттолкнуть его. Он поднимает на меня глаза с расширенными зрачками. Они у него темно карие, а сейчас и вовсе черные. Смотрит, как волк на ягненка, и мне становится жутко. Он моргает. Отстраняется, тяжело дыша. Я придерживаю одной рукой расстёгнутый лифчик. Второй пытаюсь натянуть платье обратно. Он, словно опомнившись, бросается помогать мне одеться, но я спрыгиваю с подоконника и пулей вылетаю из кухни.

***

— Уль! Не прячься! Открой! — Егор еле слышно стучит костяшками по двери моей комнаты. С момента, как я выскочила из кухни, прошло не меньше пяти минут. Я уже поправила одежду и перевела дух. Я больше не дышу, как загнанная лошадь. Стук моего сердце все ближе и ближе к привычному ритму. Я сумасшедшая... Разве можно вести себя так с мужчиной! А если бы я не опомнилась. Если бы позволила ему пойти дальше. Прижимаю ладони к горящим щекам.

— Ульяна! Открой! — не перестает караулить меня под дверью он.

— Открыто, — говорю севшим голосом. Ручка двери опускается вниз, а я отворачиваюсь. Как теперь смотреть ему в глаза? Я ведь сама позволила ему все эти действия.

Он подходит, кладет руки на мои плечи, слегка сжимает их:

— Прости, что напугал, — шепчет, склонившись над моим ухом. А у меня снова все волоски на теле становятся дыбом. Снова все тело пронизывает электрическим током. Что за реакция? Он ведь видит это. Я уверена, видит… Но все равно продолжает держать мои плечи и утыкаться носом мне в шею. — Ульяна! Ты меня с ума сведешь! Скажи что-нибудь… Не молчи.

— Нужно ехать! Я и так опоздала на индивидуальную тренировку. Не хорошо будет, если прогуляю еще и групповую.

— Уль! — теперь его руки обвивают мою талию. — Давай не поедем? Я не съем тебя, не бойся... Может, покусаю немного, но не съем. Обещаю…

— Нет! Ты же сам говорил, что отвезешь меня! Отвези, пожалуйста.

Егор выпрямляется. Но объятия свои не ослабляет.

— Ладно. Но только вечером я привезу тебя сам. Не вздумай убежать.

— Хорошо. Я сейчас быстро сумку соберу, — пытаюсь высвободиться из его объятий.

— Ты же не позавтракала.

— Я съем персик по дороге.

— Разве это еда?

— Я съем два.

***

— Может, остановишь мне здесь? — делаю попытку спрятать то, что происходит между нами, от чужих глаз. Егор всю дорогу сжимал мою руку и улыбался, как дурачок. На полпути нас остановили гаишники. И долго рассматривали его документы, время от времени исподлобья поглядывая на него. Проверив документы, отпустили. Но смотрели очень подозрительно.

— Зачем? — он поворачивается ко мне и одновременно нажимает на пульт, лежащий на панели автомобиля. Ворота медленно ползут в сторону.

— Что бы не было лишних разговоров.

— А тебе не все равно?

Я пожимаю плечами.

— Тебя здесь вроде как не любят...

Он вскидывает брови, смотрит на меня.

— Ты серьезно? Неужели ты так зависима от мнения окружающих?

— Нет! Просто…

Он заезжает на территорию и паркует машину на своем привычном месте.

— Уль! Я не собираюсь прятаться! Ты боишься, что тебя осудят за связь со мной?

— Нет, — опускаю глаза. Не знаю, как объяснить то тревожное чувство, которое рождается в моей груди. — Я просто не хотела сплетен…

— Не обращай ни на кого внимания. Если что, я заткну рот любому. Скажешь мне, если кто-нибудь побеспокоит тебя! Хорошо?

Киваю. Собираюсь открыть дверь.

— Так и убежишь, — тянется ко мне. А я быстро чмокаю его в щеку и выскакиваю из машины. Я надеялась, что он сразу уедет. Но он вышел практически следом за мной.

***

— Уль! Соберись немного! Ты не выспалась, что ли?

— Выспалась. Я пытаюсь сконцентрироваться!

— Полчаса уже пытаешься! — возмущается Вероника. Подходит ближе ко мне. Говорит на ухо: — Отправь его!

— Кого?

— Выключи дурочку, Уля! Ты не соберёшься, пока он здесь.

— Ты думаешь, он послушает меня?

— Меня точно не послушает, — Ника буравит меня раздраженным взглядом.

— Он мне не мешает!

— Он мешает всем остальным…

— Не выдумывай, — говорю я, направляясь к ребятам. Вероника не сдается. Махнув на меня рукой, она сама идет к Егору. Говорит ему что-то. Он кивает и выходит из зала.

— Что ты ему сказала?

— Ничего.

— Ника?

— Сказала, что если он не хочет соскребать тебя с пола после падения с трехметровой высоты, пусть подождет тебя снаружи. Все! Давай, давай! — подгоняет она меня. Добавляя в спину: — Молодец, Улька! Время даром не теряешь!

— О чем ты? — не могу удержаться от возмущения. И вообще, где она взяла трёхметровою высоту. Наш Феликс всего метр семьдесят в холке.

Вероника улыбается, равняется со мной, щипает за щеку.

— Расслабься, Уля! Живи и наслаждайся жизнью. Не поняла ты еще своего счастья… Это же прекрасно, когда мужчина смотрит на женщину такими глазами.

— Ты меня очень расслабила...

— Так, ребята, — Вероника хлопает в ладоши. — Где мои верхушки?

Лера и Алиса подскакивают с матов и бегут к тренеру.

***

Сегодня я выжата как лимон и голодна, как волк. Два персика с утра и три стакана воды, так себе еда даже для моего привыкшего к диетам организма.

Закручиваю волосы на макушке и ныряю в душ, подставляя уставшие плечи под упругие струи воды. Телефон трезвонит в шкафчике. А мне так хорошо, что совсем не хочется двигаться с места. Я стою под потоком воды и млею от наслаждения. Вода ударяется в основание шеи. Брызги мочат волосы на затылке. Не хотела мочить их, но они и так уже почти мокрые. Выдергиваю из волос карандаш, служащий мне импровизированной заколкой. Они каскадом рассыпаются по плечам и спине.

— Уль! Телефон! — кричит мне кто-то из девочек. — Четвертый раз звонит! Может, что-то срочное! Принести?

Не дожидаясь моего ответа, Алиса слегка отодвигает дверь душевой и просовывает мне трубку.

— Спасибо! Я бы потом перезвонила, — делаю напор меньше. Теперь вода течет медленно. Телефон оживает снова. Блин… Я уже сняла линзы. Щурюсь, пытаюсь сфокусировать зрение. В итоге принимаю вызов и по затяжному молчанию понимаю, что я приняла видеозвонок.

— Вау! — слышу запоздалую реакцию Егора. И быстрее жму на отбой. Ну чего, спрашивается, названивать? Я же сказала, что не уйду. Он пытается проконтролировать, не смылась ли я домой на автобусе. Сейчас повез Тимура домой. А потом обещал вернуться за мной. И зачем мотаться в город дважды? Тем более расстояние вовсе не близкое.

Приходится выскочить из душа, чтобы положить телефон на скамейку. Делаю воду прохладнее. Направляю поток прямо в лицо. Я не стесняюсь своего тела, но представать перед кем-то обнаженной для меня слишком. Вода охлаждает меня. Да, именно это мне сейчас необходимо...

Десять лет в лосинах и топе, за которыми практически ничего не удается скрыть, приучили меня к тому, что время от времени на меня пялятся люди. Люди мужского пола, разумеется. Не наши... Наши уже привыкли ко мне. А те, которые изредка попадают сюда или встречаются на соревнованиях. Моя фигура далека от спортивного идеала. Если бы я не контролировала питание и не изнуряла свое тело бесконечными физическими нагрузками, я бы весила как минимум килограмм на двадцать пять больше.

Я очень похожа на маму и бабушку, а они никогда не были тростинками. Мама, конечно, до зрелого возраста дожить не успела, и какой бы она была сейчас, я знать не могу. Но фотографии, которые сохранились у бабушки, наши после пожара к сожалению, не уцелели, остались только те который были на ноутбуке у папы, говорили о том, что наследственность у меня к большому спорту не располагающая. А бабушка ко всему прочему, была еще и высокой. Эдакой Аксиньей из ее любимого "Тихого Дона". Конечно, я взяла что-то и от папы. Он у меня довольно щуплого телосложения.

Интересной они были парой, мои родители. Внешне они совсем не подходили друг другу. Когда рассматриваю их совместные фотографии, понимаю, что имели в виду некоторые бабушкины подруги, которые, вспоминая маму, всегда удивлялись тому, что она в нем нашла.

Мама была красивой женщиной. Ей даже косметика была не нужна. Черные длинные волосы, такого же цвета брови в разлет, открытый взгляд, прямой аккуратный нос и пухлые губы с четким контуром. Небольшая черная родинка на правой щеке. А вот папа никогда не выделялся яркой внешностью. И на ее фоне всегда выглядел бледно. Но зато с какой любовью он смотрел на нее на немногочисленных кадрах наших семейных фотографий.

Отец женился поздно. Он гораздо старше мамы. Бабушка рассказывала, как долго он добивался маму, как красиво ухаживал. Что даже моя бабуля, которая изначально была против их отношений, растаяла от его напора. Жаль, что их любовь длилась всего восемь лет. Мой отец за всю свою жизнь был счастлив всего лишь восемь лет.

Сушу волосы полотенцем. Вечер теплый. Пока доберусь до дома, они высохнут. Желудок не перестает урчать. Я быстро надеваю платье. Собираю вещи в сумку и направляюсь на выход. Ухожу одна из последних. Ребята, с которыми я тренируюсь, разъехались. До душа я успела навестить Акселя. Завтра воскресенье, но я обещала ему, что приеду и обязательно выведу его на прогулку.

Егор уже ждет меня около машины. Щеки предательски вспыхивают от воспоминаний того, как я умудрилась засветиться в душе. Надеюсь, волосы прикрыли стратегически важные места. Как удачно я выдернула карандаш.

— Да никто тебя не видит! Садись! — он приглашает меня в распахнутую дверь автомобиля. Я и правда, сама того не подозревая, верчу головой по сторонам. Егор улыбается. Обходит машину и садится за руль. Я невольно оборачиваюсь назад и вижу огромный букет розовых и белых пионов. Я сразу почувствовала их аромат. Боже мой! Неужели это мне? Он протягивает руку назад, берет букет и кладет его мне на колени.

— Спасибо, — говорю, едва переведя дыхание.

— Тебе нравится?

— Да! Очень, — поднимаю на него взгляд. — Они очень красивые!

— Не красивее тебя!

Чувствую, как мое лицо заливает краской.

— А зачем ты звонил — спрашиваю, потому что все равно уже смущена и терять уже нечего.

— Хотел узнать, какой цвет тебе нравится больше всего.

— Белый.

Егор морщится:

— Ну, значит, я немного промахнулся…

— С чем — спрашиваю, зарываясь носом в нежные, душистые лепестки.

— Потом покажу.

***

Мой день сегодня полон сюрпризов: персики, которые ждут меня дома, цветы, которые мне никто никогда не дарил, кроме папы и Макара. А теперь передо мной стоит тарелка пасты карбонара, и я в буквальном смысле капаю на нее слюной.

Егор режет свой стейк. С улыбкой посматривает на меня.

— Я так понимаю, после шести ты не ешь — спрашивает он, отправляя кусочек мяса в рот.

— Правильно понимаешь. Обычно после шести на еду я только смотрю... Но раз уж ты заказал… Не пропадать же добру, — принимаюсь накручивать на вилку длинные спагетти.

— И что? Ты собиралась просто посмотреть меню? Ты не похожа на девушку, которая питается одними листьями салата.

— В том то и беда. Лучше бы я была на нее похожа, — прожёвываю первую вилку своего любимого блюда. Поскольку я выбирала слишком долго, Егор заказал то, на чем я дольше всего задержала взгляд. Конечно, я пожалею об этом потом. Но зато сейчас мне очень вкусно и плевать на правила, которым я следую уже много лет.

— Неужели ты бы легла спать голодной? Ты же сегодня ничего не ела!

— Нет! Я съела бы что-нибудь легкое… Йогурт или обезжиренный творог.

Мы болтаем так легко и непринужденно. Никогда бы не подумала, что мне будет так комфортно в компании постороннего человека. От вина я отказалась, поэтому Егор подливает мне гранатовый сок.

— Я на пару минут! — поднимаюсь из-за стола и направляюсь в сторону уборной. Чувствую, как чей то взгляд прожигает мне спину. Кто-то входит вслед за мной. Я поворачиваюсь и вижу Диану.

Она улыбается мне своей ехидной улыбкой. Не говоря ни слова, скрывается еще за одной дверью…

Я так и знала, что она будет меня поджидать. Мою руки, боковым зрением отмечая, что она смотрит на меня.

— Ты хочешь что-то мне сказать?

— Нет, — своей излюбленной интонацией произносит она. — Что тут скажешь! — Диана вытирает руки бумажными полотенцами, скомкав, бросает их прямо на пол. Наклоняется ближе к зеркалу, поправляет волосы и, еще раз одарив меня презрительной улыбкой, выходит за дверь. Настроения как не бывало. Возвращаюсь в зал.

— У тебя что-то случилось? — Егор замечает перемену моего настроения.

— Нет! Все в порядке. Может, отвезешь меня домой. Если честно, то я сегодня очень устала.

— Хорошо, — подзывает официанта. Расплачивается. И мы направляемся на выход.

— Тебя расстроила эта чокнутая? Что она тебе сказала — спрашивает он, выезжая с парковки.

— Ты видел ее?

— Да. Я заметил ее еще на входе, а потом увидел, как она пошла следом за тобой. Что там между вами произошло?

— Ничего. Не бери в голову. Она ненавидит меня на протяжении десяти лет. У меня уже к ней иммунитет.

— Судя по падению твоего настроения, твоя иммунная система дала небольшой сбой. Но я думаю, что смогу поднять тебе настроение.

Не отвлекаясь от дороги, он снова тянет руку на заднее сидение и кладет мне на колени коробку… Телефон.

Смотрю на него ошарашено.

— Это еще что такое?

— К сожалению, он не белый… Но розовый ведь тоже неплохо. Правда?

— Егор! Я его не приму!

— Почему? — в недоумении смотрит на меня.

— Потому что это очень дорого! — перекладываю телефон обратно на заднее сидение.

— Причем тут цена? Я хочу сделать тебе подарок. Удивительно, что твой телефон еще жив. Ты хоть что-нибудь видишь на таком дисплее?

— Я собиралась отнести его в ремонт! Завтра выходной, вот и займусь как раз этим!

— Не выдумывай! Я купил его для тебя!

Коробка снова оказывается у меня на коленях. Я отправляю ее обратно. Егор съезжает на обочину, останавливает машину.

— Дай мне свой телефон, — протягивает руку.

— Ещё чего?

— Уль! Ну что за детский сад? Тебе нужен новый телефон. Бери и пользуйся!

— Нет! Спасибо, — не могу унять раздражения. — Не много ли подарков в один день? Зачем?

Егор смотрит на меня непонимающими глазами.

— У меня слов нет…

— У меня тоже. Сдай его обратно в магазин!

— Поднял, называется настроение девушке.

— Егор! Не делай мне больше таких подарков! Пожалуйста!

— Ты первая девушка, обращающаяся ко мне с такой просьбой, — говорит он, покачивая головой и снова выруливая на дорогу.

— И много у тебя было девушек? — бормочу себе под нос.

— Мне нравится твое любопытство, — смеется он. — Не много, Уль! Штук шесть или семь.

— Ты считаешь девушек штуками?

— Ну не десятками же мне их считать, — продолжает смеяться он.

— Ты серьезно про семь штук?

— А по-твоему, это много или мало?

— Не знаю. Учитывая твой возраст…

Егор начинает смеяться громче.

— А что не так с моим возрастом?

— Ну…

— Говори, что думаешь! Говори, не стесняйся.

— Все-таки я думаю, что у тебя было больше семи девушек.

— С чего ты сделала такие выводы?

— Все! Давай закроем эту тему!

Егор продолжает посмеиваться. Мне становится то холодно, то жарко. Крепче прижимаю букет к себе, ныряю носом в нежные лепестки.

— Насколько я понял, против цветов ты ничего не имеешь?

— Против цветов не имею.