Актовый зал. Выходные данные

В дополнение к анкете

Герман Кант (р. 1926) принадлежит к тому поколению немецких социалистических писателей, которое в конце пятидесятых годов пришло на смену ветеранам революционных боев и антифашистской борьбы. Он и его сверстники еще успели изведать ужасы и трагизм второй мировой войны на самом последнем ее этапе. Фронт, плен, возвращение — вот начало пути большинства из них, юнцов без всякого жизненного опыта, одурманенных лживой пропагандой. Плен стал для некоторых первой школой жизни, Герман Кант был в их числе.

Именно в лагере для военнопленных девятнадцатилетний электромонтер впервые встретился с советской литературой. Знакомство началось с пьесы Константина Симонова «Русский вопрос», которую поставил самодеятельный кружок. И хотя, по свидетельству самого Канта, продолжительного влияния она на него не оказывала, интерес к новой литературе пробудила. Зато роман «Буря» И. Эренбурга, подаренный ему сразу же после возвращения на родину, буквально ошеломил будущего писателя и открыл ему глаза на многое. К впечатлениям от «Бури», в которой, в частности, сказано немало горьких слов в адрес немцев тех лет, вскоре добавились новые от таких произведений, как «Разгром» А. Фадеева, «Педагогическая поэма» А. Макаренко и «Хождение по мукам» А. Толстого. Эти книги, эти авторы положили начало большой и искренней дружбе, которая вот уже сорок лет связывает Г. Канта со многими советскими писателями, с нашей многонациональной литературой.

Однако вернемся к «мрачной поре ноября» 1944 года, когда восемнадцатилетний паренек облачился в форму фашистского вермахта. Его отец и старший брат уже погибли на войне, и теперь «счастье умереть за фюрера» выпало на долю Германа. Он решительно отказался от такой перспективы и после недолгой солдатской службы сдался в плен в двадцатых числах января (неподалеку от польского города Конина, чуть южнее которого по иронии судьбы тогда же воевал и автор этих строк). Почти четыре года плена сформировали нового человека, который буквально рвался к знаниям. В 1949 году Кант поступил в Грайфсвальде на рабоче-крестьянский факультет, а затем изучал германистику в Берлинском университете им. Гумбольдта. Некоторое время он работал там ассистентом, затем редактором в прессе и удачно выступал как публицист. Наконец, после того как он получил за свои острые полемические статьи премию имени Генриха Гейне, Кант прочно ступил на писательскую стезю.

Его первой книгой был сборник рассказов, вышедший под названием «Кусочек южного моря» (1962); с него и начинается Кант — художник, которого наш читатель успел хорошо узнать и полюбить. Некоторые рассказы сборника носят автобиографический характер (например, «Среди суровой зимы», «Маленькая шахматная история», «На шоссе»); другие можно определить как рассказы-притчи («Труба», «Пароль»), Завершает книгу «Золото» — рассказ-шутка, в котором уже в полную силу проявился специфический и своеобразный юмор Канта. Герои этих небольших историй — люди простые, казалось бы ничем не примечательные, однако автор малыми средствами сумел показать нам их в необычном ракурсе, раскрывающем их привлекательный духовный мир. Таким образом, дебют Канта в большой литературе прошел удачно, хотя и не так шумно, как успех его последующих произведений.

Интересно, что и в ранних рассказах намечаются некоторые существенные черты зрелого творчества Канта. Например, вкус к деталям, причем иногда как будто к деталям второстепенным, не именно они могут «заиграть» в полную силу и стимулировать активность мышления читателя. В таком стимулировании писатель уже тогда видел свою важную задачу. И на этом этапе творчества, и позже Кант далек от того, чтобы давать рецепты или навязывать читателю готовые концепции, он лишь стремится помочь ему выработать самостоятельный взгляд на происходящее. Также в зародыше проявляется в некоторых рассказах еще одна любопытная черта: писатель даже в произведениях малой формы использует вставные эпизоды и забавные анекдоты. Этот прием широко применен в трилогии («Актовый зал», «Выходные данные», «Остановка в пути»), особенно в последних книгах.

Книгу «Кусочек южного моря» издали в 1968 году и в ФРГ, а в ГДР Канту за рассказ «Посещение больного» в 1963 году присудили литературную премию Объединения свободных немецких профсоюзов. Лучшие истории в сборнике отличал высокий художественный уровень, позволявший ждать от автора дальнейших удач. Ожидание не затянулось: осенью 1963 года еженедельник «Форум» начал печатать первый роман писателя — «Актовый зал», вышедший отдельным изданием в 1965 году. Успех его сразу же перешагнул границы ГДР (русский перевод — в 1968 году); так в современную немецкую литературу пришел высокоталантливый художник с индивидуальной манерой письма, острым, требовательным взглядом и прочно сложившимся мировоззрением.

«Актовый зал» — книга, насыщенная эпизодами и густо населенная образами. Автор во многом сродни своим молодым героям, особенно Роберту Исвалю: и писатель, и его герои едины в отношении к первой немецкой республике рабочих и крестьян. Перед Кантом и его поколением уже не стояла проблема выбора, теперь художественного осмысления требовала сама проблематика социалистического общества. Достижения ГДР стали настолько значительными, что возникла потребность оглянуться на прошлое, подвести итоги и продумать новые задачи. «Актовый зал» — страстный гимн обретенному трудовому отечеству, жизни вне которого и вне интересов которого писатель себе не мыслит.

Стремясь полнее раскрыть успехи своих героев, писатель диалектически связывает прошлое и настоящее, ведь только такое осмысление позволит правильно уяснить себе перспективы будущего. Не случайно эпиграфом к роману взяты слова Генриха Гейне: «День нынешний есть результат вчерашнего. Следует изучить, что желал вчерашний, если хочешь понять, чего желает нынешний».

Обращаясь ко дню вчерашнему, Г. Кант показывает, как связано для героев «Актового зала» настоящее с прошлым. Он не подтасовывает прошлое, не обеляет и не очерняет его. Правда истории помогает писателю установить преемственность событий, закономерность открывшейся перспективы; его молодые рабфаковцы, сознательные граждане ГДР, твердо верят в будущее социалистической родины. В изображении исторически значительных достижений страны писатель прибегает к такому художественному приему, как смещение временных пластов в повествовании. Этот прием достиг особенно сильного эффекта в сценическом варианте «Актового зала», который впервые показал драматический театр города Галле в 1968 году, а затем, также с большим успехом, поставили на других сценах, в том числе и в Берлине.

В обстоятельной беседе с П. Топером автор «Актового зала» признался, что сердится, когда о его книге говорят: это роман о рабоче-крестьянском факультете. «Вероятно, так можно определить тему романа, — сказал Кант, — но ни в коем случае не его идею. Идея же книги в том, что стать человеком никогда не поздно. Даже тогда, когда кажется, что все возможности уже испробованы, надо уметь начать снова». Удалось ли стать человеком Роберту Исвалю, солдату вермахта в далеком и слушателю рабоче-крестьянского факультета в недавнем прошлом? Удалось ли это его однокашникам, которые вместе с ним вступили в новую жизнь? Роман Канта дает на эти вопросы четкий ответ — но, разумеется, не прямолинейно и не сразу. Писатель обстоятельно анализирует процесс формирования личности, ее духовного роста в новых условиях. Его не смущает, что становление качественно иной интеллигенции, вышедшей из народа, проходит порой не гладко, а иногда — с серьезными конфликтами; он ничего не упрощает и не приукрашивает. Читатель как бы перелистывает альбом с фотографиями: лесоруб, плотник, швея; листаем дальше (как они быстро выросли) — и перед нами: врач-окулист, старший научный сотрудник-китаист, начальник главного управления министерства лесного хозяйства, а в этом полковнике госбезопасности и не узнаешь бывшего народного полицейского. Их много в книге — таких же разительных метаморфоз, а тот, «кто и теперь еще не понимает, что такое РКФ, кто и теперь еще не уразумел, что такое ГДР, того нам просто жаль, тому помочь трудно, того Роберт Исваль и видеть не желает…».

Вероятно, многих заинтересует судьба Квази Рика. Действительно, тут особый случай. Как мог один из лучших рабфаковцев, человек недюжинных способностей, прирожденный организатор, о котором автор говорит, что и Рик был словно создан для молодой республики, и ГДР была словно создана для него, — как мог такой человек обмануть надежды и доверие своих товарищей и сбежать в Гамбург? Однако опрометчиво поступят те, кто без раздумья осудит беглеца, на чью долю, возможно, выпало ответственное и самое опасное задание. Видимо, некоторых удивит, что Г. Кант не поспешил расставить точки над «i», а призвал к самостоятельному размышлению, что, как известно, не просто. С одной стороны, факт налицо: Квази Рик стал хозяйкой пивной в ФРГ и партбилет свой демонстративно вернул в райком… А с другой — как понять его недомолвки в разговоре с Якобом Фильтером или конец его беседы с Исвалем в Гамбурге? Есть свои «за» и свои «против», а Г. Кант любит заставить читателя поразмышлять и не судить скоропалительно о людях на основании лишь двух-трех обстоятельств. Когда создавалась книга, такая установка была необычной. Г. Кант и сейчас, двадцать лет спустя, отказывается комментировать «дело Рика», даже в профессиональных кругах, подчеркивая, что хотел дать своим читателям повод задуматься. О Квази Рике критики написали немало; прибавлю еще один факт, который стоит бросить на весы: когда Кант приступил к учебе в Грайфсвальде, у него обнаружили начавшийся туберкулез; шесть недель постельного режима при открытом окне — таково было распоряжение врача. Вставив этот эпизод в роман, писатель «положил» на свое место многострадального Рика.

«Актовый зал» вошел в литературу ГДР на довольно высокой критической ноте. В гражданском звучании романа проявилась четко осознанная партийная позиция автора и стремление внести ясность во многие актуальные проблемы и понятия. Писатель считает, что не следует путать догму с верностью принципам, перестраховку с деловой и трезвой осторожностью, недоверие с бдительностью. Вот один из конкретных уроков, который дает обитателям комнаты «Красный Октябрь» секретарь райкома партии товарищ Хайдук, объясняя разницу между недоверием к людям и бдительностью: «Недоверие отравляет атмосферу — бдительность очищает ее. Человек бдительный внимательно наблюдает, точно рассчитывает, а главное, всегда думает, думает о последствиях, к которым приведет тот или иной шаг. Бдительность ведет его вперед; иногда он делает шаг в сторону или даже назад, но в целом идет всегда вперед. Бдительность — сестра храбрости, недоверие — порождение трусости. Недоверие ведет огонь по призракам, это пустая трата боеприпасов. Оно преступно и наказуемо». Такая позиция выражает подлинные основы демократии.

«Актовый зал» — роман социальный; он акцентирует огромное историческое значение революционных преобразований в сфере народного просвещения. Отсюда пристальное внимание писателя и к формированию социалистической интеллигенции, и — в более широком масштабе — к росту сознания народных масс, почувствовавших себя хозяевами своей страны. Однако первенцу Г. Канта наряду с этим свойственно и новое эстетическое качество, которое стало характерным для ряда произведений шестидесятых годов (Э. Штритматтер, К. Вольф и др.).

Центральная позиция Роберта Исваля оправдана необходимостью осмыслять и комментировать живое разнообразие эпизодов; такой герой придает определенную упорядоченность свободному чередованию временных плоскостей повествования и вносит гибкую монологическую интонацию, которая затем прочно закрепится в остальных частях трилогии. Готовя свою речь, Исваль проводит тщательную «проверку», действуя так, словно конечный итог ему еще не известен и нуждается в подтверждении; тем самым он имеет возможность показать читателю средства достижения результата и дать им нравственную оценку. Последняя очень важна и для героя и для автора, ведь им не безразлично, какой ценою достигнут тот или иной результат. В этом плане очень поучительно не только решительное осуждение перестраховщиков, начетчиков (Вельшов, Ангельхоф), но и честный скрупулезный самоанализ Роберта, своего поведения при обсуждении кандидатур для поездки в Китай.

Подобный прием самоанализа вслух, детального самоотчета становится в эти годы характерным для литературы ГДР. Последние типологические исследования с полным основанием говорят о появлении нового типа произведений — «роман-отчет», — в которых доминирует доверительная, монологизирующая структура. Непосредственное действие ограничено в них коротким промежутком времени, иногда (например, «Выходные данные») всего одним днем, но в жизни персонажей этот день таит в себе опыт многих месяцев, а то и лет. Стоит отметить, что хронологически первым в ряду таких романов был «Актовый зал». Более того, Исваль дает возможность «отчитаться» и другим, а за некоторых (например, за Якоба Фильтера) сымпровизировал отчет сам; таким образом, в «Актовом зале» мы встречаемся с коллективным отчетом, что, в общем, соответствует его сути, ведь убеждает нас не столько судьба Роберта Исваля, сколько судьба всего курса.

«Актовый зал» — веселая книга. Она пронизана иронией, лукавым юмором, шутками и пародиями, в которых явственно ощущается связь с лучшими традициями гейневской прозы. Веселая, радостная, а местами задиристая тональность романа вытекает в первую очередь из его сущности. Не случайно бывший лесоруб, сидя в своем начальственном кабинете, предлагает Исвалю отметить в торжественной речи: «Это было лучшее время нашей жизни и самое веселое». Годы студенческие, годы молодые, первые многообещающие удачи на жизненном пути — это ли не источник брызжущего веселья? Однако юмор, ирония имеют в романе и другие функции. Они помогают Исвалю сохранить дистанцию в его формально так и не состоявшейся речи, помогают рассказывать о прошедшем тем людям, «для которых оно давно прошедшее», и позволяют избежать при этом бесплодного старческого пафоса — «А вот в наше время…». Добродушно-насмешливая интонация, забавные комические ситуации прекрасно уживаются у Г. Канта с серьезными делами, с политически острыми проблемами. Позднее, в эссе «Отчетливый след» (1973), писатель признается, что тут его учителем был Фридрих Энгельс, чья книга «Анти-Дюринг» (он прочел ее, когда болел туберкулезом) открыла ему, в частности, широкие возможности язвительной полемики, пронизанной иронией и юмором, прекрасно сочетающимися даже с научной серьезностью.

Многое из того, что составляет сильную сторону «Актового зала» — теплый доверительный тон, тонкий юмор, пластичность и глубокая жизненность образов, вкус к конкретным деталям и т. п., — встретится читателю и в романе «Выходные данные» (1972). В этом — может быть, самом своеобразном — своем романе Г. Кант показывает нам всего лишь один рабочий день главного персонажа. Вполне обычный и даже не очень напряженный день. Однако ретроспективно автор в ярких подробностях раскрывает многотрудный жизненный путь, который еще и еще раз мысленно пробегает Давид Грот, стремясь принять правильное решение в ситуации весьма примечательной: ему, главному редактору иллюстрированного еженедельника «Нойе берлинер рундшау», предлагают пост министра. Что и говорить, предложение почетное, но радости оно у Грота не вызывает. Работу в еженедельнике он изучил как свои пять пальцев, отлично с ней справляется, а главное, очень любит ее; так с какой стати ему менять портфель редакционный на министерский? Но ведь кандидатуру его выдвинули уважаемые люди, они знают его биографию, его возможности. Они верят в него и взвесили все «за» и «против». Все ли?

Как и в первом романе, действие развивается в двух временных плоскостях и «день вчерашний» снова позволяет нам глубже постичь, чего желает «день нынешний». Давид Грот, как и многие его сограждане, родился в гинденбургской Германии, рос в фашистском рейхе, живет и трудится в Германской Демократической Республике. Сорок лет его жизни охватывают — три эпохи в жизни страны, и биография героя книги полна примечательных, иногда неожиданных событий, которые позволяют уяснить содержание каждой из этих эпох. Скажем сразу, несмотря на трудное детство, Гроту в общем сопутствовала удача. И в работе. И в делах личных. Его «возвышение» от подмастерья оружейника и курьера редакции до главного редактора «Нойе берлинер рундшау» не кажется в наши дни чудом и связано с природой социалистического общества. Вот, собственно говоря, несложный сюжет романа «Выходные данные»; остается лишь узнать, к какому решению пришел в конце концов его герой.

Многослойный и многоплановый роман опирается в своей структуре на обилие эпизодов; их здесь гораздо больше, чем в «Актовом зале», и некоторые из них носят характер вставных новелл. Все они связаны с главным персонажем, неизменно находящимся в фокусе повествования. Отдельные эпизоды написаны в духе современного плутовского романа и в чем-то напоминают манновского Феликса Круля, иные кажутся очень частными и маловероятными, но все же не настолько, чтобы можно было с уверенностью воскликнуть: «Стоп! Так не бывает». Складывается впечатление, что в таких случаях Г. Кант умышленно провоцирует читателя, чтобы заставить его задуматься не только над необходимым и закономерным, но и над случайным, которое не так уж редко встречается в жизни и которое, как утверждают философы, является формой проявления необходимости.

Фабула излагается с пропусками в манере эпической прозы, с характерным для нее отсутствием тесной взаимосвязи отдельных частей и типичным столкновением поворотов-противопоставлений, позволяющим взглянуть за рамки изображаемых событий и лучше уловить закономерность процесса развития. В «Выходных данных» рефлексия преобладает над действием, ассоциативно-логические связи охотно используются писателем и часто оттесняют событийные элементы на задний план. Но несмотря на видимость некоторой хаотичности монтажа — все особенности формы подчинены выражению основной идеи произведения. Она значительно отличается от идеи «Актового зала». Идею своего нового романа Г. Кант определил так: «Если ты нашел свое место, на котором надеешься принести максимум (подчеркнуто мною. — В.Д.) пользы себе и обществу, тогда держись за него, не меняй его на другое, с виду более высокое. Самое высокое место, которого может достичь человек, — это то, на котором он сможет больше всего сделать».

Итак, каждый гражданин на своем месте — вот идеал социалистического общества. И сохраняет он свою злободневность, разумеется, не только для министерских кресел. Просто писатель решил заострить ситуацию и выбрал случай редкий, не повседневный, использовал, как говорится, «увеличительное стекло». А вопрос о том, как найти свое место в строительстве развитого социализма, останется актуальным, даже если понизить должность до директора, до заведующего или до старшего мастера. Автор «Выходных данных» хорошо понимает, что звено, связующее нынешний день с будущим, зовется трудом, — «это кратчайшая линия между, двумя названными пунктами». Именно труд, освобожденный и сознательный, формирует высокогуманные нравственные принципы людей. В его сфере стремится утвердить себя трудящийся человек нового типа, каким, безусловно, является Давид Грот. Для него труд связан с мыслью, с творчеством, с мечтой («Мечтать — значит пребывать в движении»).

Такой труд, естественно, должен быть тесно увязан с учебой. Пафос развития личности, пафос учебы пронизывает все творчество Германа Канта. И даже его мягкий изобретательный юмор нацелен на те же объекты: «Мы стонем под диктаторским режимом науки. Здесь пытают настольной лампой. Деспотия заталкивает нас в бездну премудрости. А прессом ей служит пресса. Недаром говорят, где ученье, там мученье… Мы заперты в клетки собственного мозга. Нам приказано мыслить. У нас оккупированная кибернетикой зона. У нас единый лагерь тишины: тише, папа учится, еще тише, мама тоже!»

И роман «Выходные данные» открывается эпиграфом из Гейне, в нем вновь подчеркивается тесная связь времен. Писателю важно показать, откуда и как пришли в немецкое социалистическое государство такие персонажи романа, как Грот и Франциска, Иоганна Мюнцер и Возница-Майер, Карола Крель и Федор Габельбах. Свою разветвленную, кажется, нескончаемую вереницу эпизодов он подчиняет этой задаче. На фоне планомерно движущегося, рассчитанного по часам рабочего дня редактора одна за другой вспыхивают колоритные картины прошедшего и давно прошедшего времени, словно выхваченные лучом из глубин истории. Некоторые критики упрекали автора в неупорядоченности подачи эпизодов — упрек несправедлив: эпизоды у Г. Канта передают в перебивах, в непоследовательности мысли, вспышки памяти его героя, загруженного текущими делами. Каждое из воспоминаний высвечивает какую-то новую черту в характере персонажей романа, иногда весьма неожиданную и даже отрицательную. Таковы, например, «афера» Давида Грота с обручальными кольцами или постыдное участие Федора Габельбаха в варварском сожжении нацистами книг прогрессивных авторов в мае 1933 года.

Особого внимания заслуживают вставные новеллы; они не связаны столь тесно с центральными образами «Выходных данных» и почти самостоятельны. Во многих новеллах (трогательное, отлично написанное повествование о военнопленном Гергарде Рикове, полный искрящегося юмора рассказ о памятнике Мольтке, глубоко драматичная история акушерки Туро и др.) затрагиваются проблемы, имеющие самостоятельное значение. Как непросто решался для ГДР вопрос об отношении к классическому наследию, читатели увидят на примере ожесточенной полемики о Мольтке между советским военным комендантом Спиридоновым и бургомистром, коммунистом Фрицем Андерманом. О сложной человеческой судьбе, чуть было не погубленной воинствующим ханжеством, бесхитростно рассказала акушерка Туро, и ее взволнованные слова прозвучали в романе как крик исстрадавшейся души.

Да, конечно, подобные новеллы делают структуру произведения более рыхлой, но, во-первых, при всей своей частичной самостоятельности они органично входят в повествование, и, во-вторых, в них интегрированы многие сложные слагаемые того времени. А если придирчивый критик и скажет, что они ничего не имеют общего с работой иллюстрированного журнала, то ему можно напомнить, что еженедельник «Нойе берлинер рундшау», как это подчеркивает Г. Кант, был «точным слепком» самой страны, будущее которой во многом зависело и от успешной борьбы с мещанством, с ханжеством, и от правильного решения вопроса о традициях и т. д. И вовсе не шутки ради (хотя комизма в этой истории предостаточно) герои романа вынуждены лететь в Лондон через Цюрих, Лисабон и… Пуэрто-Рико. Ведь за внешней комичностью читателю открывается твердолобое упорство поборников «холодной войны», не желающих признать Германскую Демократическую Республику, а в ее посланцах видящих «нежелательных иностранцев неизвестной национальности». Так с помощью небольшой и занятной истории писатель дает нам возможность, перефразируя Маяковского, рукою своею собственной пощупать бестелое слово — «международная политика». И темы внутренние, от кардинальных до самых малых, волнуют Г. Канта ничуть не меньше, ведь они заставляют задуматься о вопросах жизненно важных для всей страны и, следовательно, для «Нойе берлинер рундшау».

С работой — пусть даже и на своем месте — автор связывает еще одну важную проблему, проблему «следа». «Скажи, какой ты след оставишь?» — такой отнюдь не риторический вопрос поэта волнует и ветеранов — Иоганну Мюнцер, Возницу-Майера и сорокалетнего Давида Грота. Примечательна в этом отношении сцена в отделе кадров, после которой главному редактору впервые приходит на ум тревожный вопрос: какую память он оставит по себе, когда уйдет из журнала? Г. Кант и здесь верен своей манере не расставлять всех точек над «i», дать читателю возможность поразмыслить вместе с полюбившимися ему персонажами. Но в конце книги, когда с новой силой возникает вопрос «для чего же ты пришел в мир?», Давид Грот позволяет себе дать свой непритязательный ответ. Читатель, разумеется, вправе развить его, высказать собственные суждения; Г. Кант доверяет ему, и, кроме того, он не терпит догматизма, шаблона, схемы. Он уверен, что именно в таком духе надо воспитывать юное поколение граждан ГДР, причем успешное выполнение этой задачи связано с весьма важной стороной проблемы «следа» — учитель и ученик. В их тесной, плодотворной творческой связи видится писателю залог процветания страны. Учитель и ученик — вот два полюса, два электрода, между которыми вспыхивает искра знания. В роли ученика долгое время был сам герой романа; в многочисленных эпизодах мы видим его «учителей», среди которых пальму первенства надо отдать Пентесилее (так за глаза по-дружески называют сотрудники редакции Иоганну Мюнцер). Но и Вознице-Майеру, и Федору Габельбаху обязан Давид Грот своими успехами. Все они помогли ему одолеть крутой подъем от курьера до шефа журнала. Никогда он не забудет их уроков, их дружеского участия. Однако все это в прошлом, а в настоящем пришла пора платить долги: пришли новые ученики и теперь уже Давид Грот должен выступить в роли учителя. Такова диалектика жизни, и наш герой относится к своей задаче очень серьезно. Ведь он понимает, как нужен социалистической прессе новый Эгон Эрвин Киш, новый «неистовый репортер», и, кто знает, может, им станет один из талантливых пареньков, которых не так уж мало, стоит только хорошенько поискать. Отыщи такого, воспитай его — и можешь считать, что ты уплатил долг своим учителям.

Интересно педагогическое кредо Давида Грота, оно позволяет судить о его взглядах на гражданина социалистического государства. «Не торопись, — советует он учителю, — и его не торопи, но подгоняй. Заставь для начала одолеть тысячу книг… Спорь с ним, спорь до хрипоты, пока у него не останется ничего другого, как высказать собственное мнение. Сбивай его с толку, чтобы он разработал свою систему защиты. Научи его как огня бояться схемы. Громи его, если он станет презирать то, чего не понимает; приласкай, если признается, что не понимает тебя. Накричи на него, если он повторит слово „народ“, где следует сказать „люди“, и закури с ним, если он сочтет слово „обездвиженность“ вопиюще несуразным… Попытайся сделать из него человека дружелюбного, но не трусливого, скептика, но не пессимиста, насмешника, но не циника, такого, что любит работать и наслаждается досугом; ценит свободу, но не мыслит себе жизни без дисциплины; в невежестве видит зачаток варварства; не следует догмам, а верность принципам не путает с догматизмом; сделай из него настоящего товарища своим товарищам и непримиримого врага врагов своих товарищей».

Проблема «учитель — ученик», несомненно, натолкнет эрудированного читателя еще на одно размышление, связанное с жанром книги «Выходные данные». И по своей композиции, и по своей структуре это произведение Г. Канта примыкает к традициям просветительского романа, «романа воспитания». Это ясно подчеркивается и централизацией темы «учитель — ученик», и самим стилем романа, с его неспешным повествованием, вкусом к детализированному (иногда даже чересчур) описанию бытовых сцен, и просветительским пафосом книги в целом. Вместе с тем «годы учения Давида Грота», бесспорно, являются и новаторским шагом в дальнейшем развитии этого жанра. Г. Кант прочно стоит на позициях социалистической литературы; он свободен от противоречивости, свойственной в прошлом даже лучшим образцам просветительского романа. Если в «Годах учения Вильгельма Майстера» стремление героя найти свое место в жизни осмыслялось главным образом с точки зрения интересов отдельного индивида, то в «Выходных данных» мы видим стремление решить проблему, исходя прежде всего из интересов общества. Именно с таких позиций учат Давида Грота и помогают ему занять его место в жизни.

В отличие от многих других «романов воспитания» писатель сразу же знакомит нас с завершающим этапом развития своего героя: характер его уже сложился, и лишь задним числом рассказываются отдельные «ключевые» моменты его биографии, причем далеко не всегда соблюдается хронологическая канва. Однако не только отсутствие постепенного и последовательного развития характера отличает Давида Грота от Вильгельма Майстера и других его литературных предтеч; герой романа «Выходные данные» полон уверенности, полон сознания исторической перспективы, и это придает всей книге устойчивый, обоснованный оптимизм. То, на что надеялись герои «Актового зала», стало для Грота реальной действительностью, порождающей в свою очередь другие светлые надежды. Подчеркнем еще и то, что Г. Кант не ограничился изменением функции и характера «ученика», а изменил также функцию и характер его «учителей», мировоззрение которых незыблемо. Они твердо стоят на весьма определенных нравственных позициях, все силы свои и чаяния они отдали делу рабочего класса. Поэтому их не может удовлетворить эволюция героя романа как таковая; они учат и воспитывают Грота в духе социализма. Писатель показывает в своей книге такое совершенствование характера «ученика», которое могло бы содействовать совершенствованию характера читателя.

Не следует думать, что Давид Грот — герой без изъяна. Недостатков у него не так уж мало, да и ошибаться ему случалось не раз. Однако его натура такова, что он, хоть и не сразу, а побушевав и погорячившись, поступит по-партийному, даже если его личные намерения были первоначально другими. Сознание личной ответственности роднит его с ветеранами партии, акцентируя преемственность революционных поколений. Именно эту ответственность за все автор подчеркнул своим несколько необычным названием романа. Чисто профессиональным термином «выходные данные», как известно, называют краткие сведения о печатном издании (книге, журнале и т. п.), в том числе и о круге лиц, несущих за него ответственность. И действительно, расширительно толкуя термин, возникший в издательском деле, Г. Кант ведет в своем романе речь о людях, которые несут ответственность, и, разумеется, не только за журнал «Нойе берлинер рундшау», который, подчеркнем это еще раз, рассматривается автором как «точный слепок» всей трудовой республики, всей ГДР.

Оба романа имели большой успех в стране и за ее пределами. В 1967 году писателя удостоили премии имени Генриха Манна, а в 1973-м — звания лауреата Национальной премии ГДР. Г. Кант прочно утвердился как романист; критика с интересом ждала завершения трилогии. Однако вместо следующего романа Г. Кант порадовал читателей новым сборником рассказов — «Переход границы» (1975). Возвращение писателя к рассказу нельзя считать случайным. Забегая вперед, скажем, что Г. Кант сам отмечал определенную «ритмичность» в чередовании крупной и малой формы в своем творчестве. Это подтвердили последующие сборники: «Третий гвоздь» (1981) и «Бронзовый век» (1986).

Тематика произведений весьма разнообразна, однако можно с полным основанием говорить о стилевом единстве всех трех сборников. Истории, содержащиеся в них, пропитаны индивидуальностью рассказчика и позволяют составить верное представление о малой прозе Г. Канта, отличающейся специфическими чертами, во многом характерными для современного рассказа в социалистической немецкой литературе. Некоторые из новых историй уже знакомы советскому читателю, в частности по книге Г. Канта «Рассказы и размышления» (М., «Радуга», 1984) и отдельным антологиям.

В книге «Переход границы» мы встретим те же типы рассказов, что и в сборнике «Кусочек южного моря»; причем стоит отметить, что истории автобиографические и притчеобразные снова удачно дополняют друг друга. Общий высокий художественный уровень сборника в известной мере обусловлен тем, что у автор.1 плечами был уже опыт двух романов. Большинство поведанных нам историй продолжают и в известной мере модифицируют проблематику «Актового зала» и «Выходных данных». Сочный кантовский юмор играет яркими красками в таких рассказах, как «Переход границы» и «Праздничная лепта», но тональность резко меняется при встрече со старым нацистом, ухитрившимся «окопаться» в ГДР, — «Прогоревший жар» (в других переводах «Ржавчина» и «Окалина»).

Особенно примечателен короткий рассказ «Биография, второй абзац». Молодой солдат фашистского вермахта, спасаясь бегством от советских войск, врывается в избу польского крестьянина, требует еды, а затем в страхе забирается под кровать, как только «Первый Белорусский фронт забарабанил коллективным кулаком» в дверь избы. Нетрудно догадаться, чья это биография. Рассказ впервые был опубликован в журнале в 1970 году, затем в антологии «Первый миг свободы» (1974), а через год в «Переходе границы» и, наконец, с очень небольшими изменениями включен как эпизод в начало нового романа, «Остановка в пути» (1977). Так исподволь развивалась важнейшая мысль, давно уже владевшая писателем: плен был для многих немецких солдат первым шагом в свободу.

О своем увлечении малой формой Г. Кант высказался довольно самокритично: «У нас нет Мопассанов. И я не Мопассан — это мне хорошо известно. Но я знаю также, что рассказы необходимы: они входят в нашу серьезную и вместе с тем такую прекрасную жизнь. И именно потому, что они необходимы, я написал некоторые из них». Так вскоре после завершения трилогии «ритмично» появились сборники «Третий гвоздь» и «Бронзовый век». В каждом из них по пять чисто кантовских историй, а бухгалтер Фарсман, герой рассказа «Третий гвоздь», на радость читателям, перекочевал в «Бронзовый век», внеся туда новую порцию юмора и сатиры. Малая проза Г. Канта устойчиво сложилась как значительное явление современной литературы.

Роман «Остановка в пути» — последняя часть трилогии, но хронологически она является ее началом. Это самый автобиографичный (и самый любимый) роман Г. Канта; вот он, беспощадный расчет с проклятым прошлым, мучительное осознание тягостной вины, для которого автору понадобилось так много времени. Читатель уже знал, как совершалось становление Роберта Исваля, мог легко себе представим, его дальнейший рост, породнивший героя «Актового зала» (Давидом Гротом, видел зрелую деятельность последнего и его впечатляющий «путь наверх». Теперь пришло время повести речь об истоках. Разговор предстоял нелегкий, писателю потребовалось для него тридцать два послевоенных года и все пятьдесят лет его жизни. На это, отметил Г. Кант, имелись субъективные и объективные причины. Среди последних немаловажным было и то, что одно время «лагерная тема» трактовалась в ГДР очень узко. Но обстоятельства изменились, а писатель наконец справился с темой, кричавшей и вызревавшей в нем, и вот родился взволнованный рассказ о том, как Марк Нибур, восемнадцатилетний солдат фашистского вермахта, после нескольких месяцев войны попал в плен и по недоразумению подозревается в убийстве польки. Он заключен в следственную тюрьму в Варшаве, где проводит более года. Лишь после расследования с него снимают обвинение и отправляют в лагерь для военнопленных.

Марк Нибур — образ с ярко выраженными автобиографическими чертами, но и его нельзя отождествлять с автором. Все три героя романов трилогии самостоятельны, у каждого свой облик, своя жизнь; однако в них и очень много общего. Дело в том, как признался писатель, что у них есть общий родственник, и это сам Кант. Снег, град, иней родственны льду, но знака равенства между ними не поставишь, как не поставишь его и между Кантом и героями его романов.

Роман «Остановка в пути» — книга об изменении, о самоутверждении человека с сильным характером, умеющего отстоять свое «я». Первое, так сказать, стартовое изменение героя было «против правил из учебного пособия и против правил из героического эпоса». Бравый немецкий солдат пустился в бегство, удрал, спрятался под кроватью, затем выполз, высоко поднял руки и сдался в плен. Парадоксальность ситуации в том, что именно тут и начался путь Марка Нибура в свободу. Однако после такого несколько гротескового зачина, горький комизм которого контрастирует с хрестоматийным понятием о «солдатской доблести», тональность романа становится мрачновато-серьезной; в новой книге (в отличие от первых двух) мало шуток и смеха и уж совсем нет добродушных интонаций. Зато в ней много тревожных и глубоких раздумий, а порой и вспышек гнева.

Другой весьма существенной особенностью «Остановки в пути» является неопределенность того временного пласта, того «сегодня», из которого ведет свое повествование Марк Нибур. В отличие от предыдущих романов здесь отсутствуют «привязки» рассказчика к конкретному времени, рассказ о прошлом придвинут к читателю вплотную, без дистанции, это, так сказать, «ретро», луч на прошлое падает из неопределенной точки — читатель волен примыслить ее сам. Огромный опыт, который приобрел герой книги, сохраняет тем самым свой глубокий моральный смысл при любой точке отсчета, сохраняет его на все времена. И в «Остановке в пути» эпизод, вставная история остается любимой формой организации текста, однако действия в настоящем времени здесь нет — все событийные моменты происходят в прошлом, причем последовательность их развития в новой книге нарушается значительно реже, чем в предыдущих.

Важным этапом в процессе изменения сознания Марка Нибура стали его переживания в камере-одиночке следственной тюрьмы. Он сетует на свою судьбу, так как чувствует себя невиновным и считает, что расплачивается за чужие грехи, за преступления других. Он уже в состоянии понять тяжкую вину фашистов и всей нации; он уже задумывается о преступности государственной и идеологической системы, породившей страшные бедствия во всем мире; но лично он тут ни при чем — ведь он не поддерживал нацистов и польской женщины не убивал. В книге акцент переносится на цепь изменений, происходящих в сознании героя, которые приводят его к тому или иному выводу. Ему в душу западают верные слова: «Мысли помогают — надо только уметь думать. И надо хотеть думать. Ты ведь сказал, что хочешь научиться хотению. Нибур, я полагаю, что с этого-то и начинается свобода. Не тогда, когда человек не обязан что-то делать. Только тогда, когда он чего-то хочет. Когда он хочет того, что обязан». Писателя интересует психология отдельной личности, ее внутренний мир, железная логика принятия трудного решения. И в отличие от некоторых других авторов он не торопит Марка Нибура на пути к ожидаемому финалу. Решение должно созреть всесторонне, естественно и правдоподобно, по всем законам психологической мотивации. Вместо когда-то традиционной скоропалительной «перековки» Г. Кант предлагает читателю обобщенный опыт эпохи.

Пристальное внимание писателя к нравственной сущности отдельного человека помогло ему создать впечатляющее, художественно убедительное произведение, кульминацией которого стало кардинальное изменение характера героя, означающее его моральное исцеление и самоутверждение. Совокупность побудительных причин и влияний приводит героя романа к пониманию того, что он, хотя и не убивал мирных жителей и не разрушал красавицы Варшавы, все равно несет значительную часть вины за все эти бесчинства. Сознание личной ответственности героя за преступления фашизма стало важным художественным и идейным завоеванием литературы ГДР, свидетельствующим о новом этапе ее зрелости.

Не случайно предисловие к русскому изданию романа «Остановка в пути» написал Константин Симонов, уже раньше полюбивший Германа Канта за его «трудные, нравственно бесстрашные книги». Отмечая глубину, остроту и многослойность психологического анализа, тонкое использование ассоциативно-логических связей, Константин Симонов назвал роман «Остановка в пути» бесстрашным поиском правды, книгой «безбоязненной очистительной силы». И это, бесспорно, верная оценка.

Выше говорилось, что Г. Кант начинал с публицистики, именно от нее он пришел в большую литературу. Романы и сборники рассказов с их шумным успехом как бы заслонили от читателей этот боевой и темпераментный жанр, с которым писатель и не думал расставаться. Его публицистические и литературно-критические выступления весьма многочисленны и разнообразны. Некоторые из них поражали изяществом формы и оригинальностью аргументации (например, незаслуженно забытая статья «Культура и конец „Культуры“», посвященная банкротству западногерманского журнала «Культура», претендовавшего на репутацию «левого» издания). Важную сторону творчества Г. Канта составляют и блестящие эссе, и его доклады и выступления на писательских форумах; без них не понять его общественной позиции, его политической платформы, его дружеского, заботливого отношения к своим коллегам и товарищам по перу. Подчеркивая серьезность своей причастности к публицистике, Г. Кант выступил в 1981 году перед читателями со сборником «В дополнение к анкете», где в пяти разделах дал разнообразные и привлекательные образцы этого вида творчества. Сборник «В дополнение к анкете» очень расширяет наши представления о писателе и позволяет нам по достоинству оценить недюжинный дар Канта-полемиста. Все, о чем он пишет, оживляет и дополняет сухие анкетные данные, становится важным, колоритным добавлением к его жизнеописанию. На многие сильные стороны этой бесспорно значительной книги указала критика в ГДР и СССР. И во всех отзывах особенно подчеркивалась активная, наступательная позиция автора в борьбе за мир. Это безусловно справедливо. Г. Кант — неутомимый «подстрекатель» к миру, и, выражая свое сокровенное желание, он сказал: «Я хотел бы, чтобы литература и писатель обладали силой и возможностью обеспечить мир для всего земного шара и объявить человеческую жизнь и человеческое счастье священным достоянием». Согласитесь, это благородные слова хорошего человека и выдающегося писателя.