Во второй половине дня Акулов подошел к дому, где некогда проживали супруги Новицкие. Что он рассчитывал здесь узнать, Андрей и сам толком не знал.
Дом располагался на Чкаловской, в сотне метров от «кровавого пустыря» и ларьков, и, надо сказать, сильно изменился за то время, пока Акулов был лишен свободы. Кривые рамы с немытыми стеклами в большинстве окон сменились белыми стеклопакетами, висели ящики кондиционеров, тарелки спутниковых антенн. Возле подъездов появились скамейки, вместо деревянных дверей парадных – однотипные металлические, оборудованные домофонами, кое-где – камеры видеомониторов, а одно из небольших помещений первого этажа, имеющее отдельный вход, занимал пост охраны. Через забранное проволочной сеткой окно были видны две плотные фигуры в камуфляже.
Часть двора отвели под автостоянку. Ее огораживала не привычная для платных парковок сетка «рабица», а крепкий металлический частокол, поверх которого беспорядочными кольцами была протянута тончайшая «путанка», исключающая возможность перелезть на территорию с целью кражи. Около крепкого полосатого шлагбаума курили двое сторожей, так же выряженных в пятнистую форму. Половина парковочных мест пустовала, на остальных красовались машины, которые, действительно, бросать без надзора не стоило. Единственная отечественная модель, которую заметил Акулов – «десятка» с редчайшим кузовом «двухдверное купе», – стояла возле белоснежного «линкольна», занимавшего в длину полуторный лимит. Рядом с автостоянкой, за двойным рядом невысоких деревьев, располагалась детская площадка. Собственно, она была здесь всегда, только теперь ее ужали по площади в три раза и снесли убогие ракеты из металлических прутьев и кособокие полуразобранные теремки, заменив таким образом панораму «Поволжская деревня после падения эскадры звездолетов» на маленький Диснейленд. Вокруг трехметрового красного Телепузика прогуливалась фотомодель, таща за руку упирающегося малыша в костюме Карлсона. За ними с кислыми рожами двигались двое телохранителей в черных костюмах и черных очках. Первый удерживал на поводке зловредную таксу, почти неразличимую в высокой траве, второй трепался по мобильнику, зыркая по сторонам с таким остервенением, как будто уже начали стрелять. Со стороны все это смотрелось на редкость карикатурно… Впрочем, кто знает, какие у людей проблемы?
На скамейке около подъезда, на третьем этаже которого Акулов два года назад допустил превышение власти, отдыхала самая обычная старушка. Произошедшие с домом перемены ее, казалось, не коснулись. Андрей припомнил, что встречал ее и раньше. Кажется, она была понятой, когда он изымал у Новицкого ворованное барахло. Он присел на край скамьи, достал пачку сигарет и вопросительно посмотрел на бабушку:
– Не помешаю?
– Курите, если вам нравится. Мой муж до семидесяти лет дымил как паровоз, а потом бросил за один день.
Разговор завязался довольно быстро. Выяснилось, что женщина тоже помнит Андрея, так что играть в шпиона не пришлось, и он рассказал о себе много правды, умолчав лишь о том, что восстановился в милиции и что оказался здесь не случайно.
– Как же, Олега и Елену я хорошо помню, они ведь как раз подо мной жили. Как только его посадили, к ней какие-то мужики зачастили. Они и заставили, наверное, все подписать. Ей же надо было на наркотики деньги где-то брать; раньше Олег хоть как-то обеспечивал, а что без него? Работать она уже не могла, продавать было нечего – вот, наверное, и согласилась. По правде сказать, ее никто и не отговаривал. Все надеялись, что новые жильцы окажутся приличнее.
– И как, повезло?
– Сперва – нет, хуже еще оказалось. Такой тут парень поселился, что не приведи Господь! Тоже наркоман, еще похлеще, чем эта парочка была. Каждый Божий день какие-то драки, вопли, девки голые на лестнице валяются. Ходили в отделение жаловаться, а что толку? Участковый намекнул, что этот парень – сын какого-то большого милицейского начальника, и ничего с ним поделать нельзя, только терпеть остается. Петровна, из шестьдесят третьей квартиры, все возмущалась, говорила, что не бывает такого, чтоб некуда жаловаться, собиралась к генералу на прием идти, но как-то все быстро утихомирилось. Может, до папы его слухи дошли, что мы это просто так не оставим, вот он и испугался? Не знаю, как дело было, но однажды утром этот парень взял и съехал. Оказывается, у него даже мебели своей не было, все вещи в такси уместились. А потом все жильцы порядочные были, только менялись часто. Не знаю, что им не нравилось. Последние, наверное, в июне заселились. Две квартиры объединили, так что теперь у них шесть комнат получается. Весь май ремонт делали, даже по ночам спать невозможно было слава тебе, Господи, хоть управились быстро. Женщина там живет, молодая, приличная. Говорят, из Москвы приехала, муж у нее там остался, в министерстве работает, но тоже должен скоро сюда переехать…
Дверь подъезда открылась, и женщина, проворно покосившись на выходящего из дома мужчину, замолчала на полуслове.
Мужчина, лет тридцати на вид, был невысок ростом и неширок в плечах, но производил впечатление человека ловкого, тренированного, умеющего постоять за себя. К таким, как он, не подваливают вечером с просьбой дать прикурить и намерением вывернуть карманы, а днем не предлагают сыграть в «лохотрон» и не обвешивают в магазинах.
– Это Вадим, охранник Оксаны Владимировны, – сказала женщина очень тихо, когда мужчина отошел на несколько метров. – Он тоже из Москвы приехал.
Вадим прошел на стоянку, с одним из сторожей поздоровался за руку, другого хлопнул по плечу и вскоре выехал на том белом «линкольне», который Акулов приметил раньше.
– Оксану Владимировну поехал встречать.
– А он что, в той же квартире живет? – спросил Андрей.
– Да. – Женщина посмотрела на опера искоса было видно, как ей хочется подискутировать о том, спят они вместе или отдельно, но Акулов к откровенности не поощрил: достоверно знать она ничего не могла, а предположить, какие по двору гуляют слухи, он был способен и сам.
– Я так понимаю, здесь почти везде новые хозяева, – Акулов кивнул на дом. – Вас-то как, не трогали, не предлагали переехать?
– Пока Бог миловал. Да и что я, одна осталась? Им пока еще наркоманов и алкашей хватает. Может, когда с ними покончат, то и за нас возьмутся. Кто ж знает?
– Если к вам с таким предложением подойдут, позвоните, пожалуйста, мне.
– А что вы сделать-то сможете? – вздохнула женщина, но бумажку с номером телефона взяла.
Почти дойдя до выхода из двора, Акулов передумал, вернулся и постучал в железную дверь поста охраны. Ждать, пока откроют, пришлось довольно долго. То ли его внешний вид доверия не внушал, то ли секьюрити занимались чем-то постыдным и, застигнутые врасплох, кинулись торопливо заметать следы.
Тем не менее когда его пустили внутрь, разговор состоялся нормальный. Милицейское удостоверение произвело на камуфлированных парней гораздо более сильное впечатление, чем на жилконторовскую паспортистку. Правда, перед тем, как ответить, они все время переглядывались и так тщательно подбирали слова, словно их родным языком был китайский, а грамматику русского они закончили изучать перед заступлением на смену, пройдя ускоренные курсы в своем охранном предприятии.
Ценных сведений Акулов не получил. Видеокамеры контролировали, в основном, двор и автостоянку. Вдоль фасада на Чкаловской были установлены всего два электронных глаза, которые никоим образом не захватывали ни ларьки, ни пустырь. Изображение записывалось на специальные кассеты большой вместимости – одной кассеты хватало почти на сутки. Раньше их хранили не больше недели и снова пускали в работу, но прошлым летом было несколько случаев, когда жильцы, на длительное время, уезжали отдыхать, а вернувшись, предъявляли претензии, что из автомашин, припаркованных на стоянке, пропали какие-то ценности. Скандалисты, понятное дело, являлись людьми не простыми, и многим из них пришлось выплачивать изрядную компенсацию, так что в конторе, подсчитав, решили: дешевле обойдется хранить кассеты до конца сезона отпусков, чтобы при возникновении разногласий с клиентами было чем крыть их голословные обвинения. Говорите, телефончик из машинки исчез? Нате, смотрите запись – никто к вашему корыту за все лето близко не подходил.
Майские кассеты сотрут не раньше октября, так что в любой момент их можно взять, если что-то интересует. Хранятся они, естественно, не здесь, а в главном офисе.
– Платят-то нормально? – поинтересовался Андрей в конце беседы, исчерпав другие вопросы.
Впервые за все время охранники не только переглянулись, но и позволили себе улыбнуться.
– Почему-то все милиционеры нас об этом спрашивают. Не так, чтобы очень много, но около восьми штук в месяц на руки выходит.
Зарплата почти в три раза превышала акуловскую, и, может быть, из низменного чувства зависти Андрей сказал, прощаясь:
– Никогда не понимал, зачем вам зеленая форма. Где вы здесь лес найдете? Одевали бы тогда камуфляж для городского боя, красно-серо-черный, под цвет разбитых кирпичей…
Покидая двор, Акулов обернулся: посреди детской площадки возвышалась яркокрасная трехметровая фигура с антенной на голове. Симпатичный толстячок был слишком добр и беззащитен, чтобы жить в этом месте.
Договариваясь накануне о встрече с Новицким, Андрей назначил время и приказал ждать его на чердаке, где ныне проживал наркоман, чтобы не афишировать их связь свиданием в людном месте. Новицкий с доводами согласился, но поступил по-своему. Вместо того, чтобы ждать, где-то шлялся, заметил опера издалека и догнал на середине тропинки через пустырь, переполошив своими криками всю округу:
– Андрей Витальевич! Андрей Виталич, подождите!
Догонял наркоман плохо. И ноги заплетались, и язык к финишу кросса на плечо свесился.
– Да, братец, утекать у тебя получается гораздо лучше, – делать выговор за нарушение правил конспирации опер не стал, по опыту зная, что толку от этого ни на грош: человек сам все понимает, действует осознанно, а не по недомыслию, виноватым себя не считает и от резких слов может только замкнуться, утаить важную информацию. Просто в следующий раз надо будет проводить инструктаж немного иначе, не оставляя своему информатору – или потерпевшему – пространства для маневра. – Давай отдышись, и пошли на твою фазенду Чего-то ты совсем квелый. Ну-ка… Пил, что ли.
– Да не, Андрей Витальевич, – наркоман приложил обе руки к ходящей ходуном груди, – я же говорил, куда мне водку-то глотать? Ширнуться, если честно, утром успел, было дело…
– Так у тебя и сейчас, наверное, доза при себе есть, – Акулов кивнул на оттопыренный боковой карман куртки Новицкого, не имея, правда, в виду,что там лежит героин: «чеки» переносят в более укромных местах, но наркоман иронии не понял и принялся карман выворачивать:
– Не, честно, нет! Вот, смотрите… На землю посыпались обломок расчески, ржавый бритвенный станок, моток шпагата, пустая упаковка из-под реланиума и одноразовый шприц с каплями крови на внутренних стенках.
– Да что я, обыскивать тебя собираюсь? – Акулов отвернулся, почувствовав легкий приступ брезгливости. За два года он несколько отвык от подобных картин; в тюрьме, по крайней мере, в тех трех камерах, где ему доводилось сидеть, к чистоте и личной гигиене относились, можно сказать, трепетно. Впрочем, в «ментовских хатах» бомжей не встречается, а если кто-то, упав духом, перестает следить за собой, то ему быстро делают соответствующее внушение.
Чердак девятиэтажного дома, куда они пришли, представлял собой обычное жилище бездомного. Тусклая, засиженная мухами лампа, спускающаяся с потолка на черном витом шнуре. Драный матрас, застеленный жуткого вида шмотьем. Батарея пустых пивных бутылок – собранных для сдачи в ларек, а не выпитых трезвенником Новицким. Закопченные, измятые миски и кастрюли из алюминия. Вилка с единственным уцелевшим боковым зубцом и пробитым черенком, очевидно, украденная в самой захудалой пельменной. Развешенные на трубах носки и трусы с рваной мотней. В противоположном от спального места углу – кучки окаменевшего кала, рядом с которыми лежал полиэтиленовый пакет, заполненный использованной бумагой;
«Биотуалет», как обозвал это Акулов при первом посещении жилища… Соответствующий интерьеру аромат, который преследует еще долго после того как оказался на улице, заставляя принюхиваться к своей одежде, коситься на прохожих, чтобы определить их реакцию, хлопать себя по ляжкам и чесаться ниже колен.
Новицкий сразу плюхнулся на матрас. Акулов на протяжении всего разговора ни разу не присел, ходил по чердаку, сунув руки в задние карманы джинсов и глядя под ноги,, чтобы не ступить в какую-нибудь гадость.
– Я узнал про парня, о котором говорил вчера, – начал первым Новицкий. – Все правильно, он живет в этом доме, в соседней парадной, квартира номер тридцать четыре. Зовут его Артур Заваров, частным охранником работает. Видели сгоревший ларек на Чкаловской, рядом с тем местом, где вы меня первый раз прихватили?
– Это он так доохранялся?
– Не, другой. Но он там тоже одно время стоял, по ночам. У хозяина ларька проблемы с какими-то бандитами вышли, он сторожей и нанял. Неделю все спокойно было, а потом, видать, дождались, пока охранник отлить отойдет, и закидали бутылками с бензином. Говорят, так полыхнуло! Через минуту одни головешки остались. А Заваров, когда ларек этот караулил, с девчонкой там одной познакомился, она продавщицей работала. Как-то днем, незадолго до пожара, пришел к ней в гости, ну и сцепился с тремя чертями. Двоих потом на «скорой» увезли, а они, между прочим, на него не кидались, наоборот, драку разнять хотели. Братва считает, что это именно он на пустыре колобродит.
– Братва? – Акулов усмехнулся. – Знаешь, как-то неубедительно. Ну, подрался – так что, он один у нас в городе дерется?
– Мое дело маленькое. Что слышал, то и сказал. Еще услышу – снова скажу. Дерутся, конечно, многие, да только он, Заваров этот, руки по всякому поводу распускает и молотит на убой. Пока не свалит человека с ног, не запинает – не успокаивается.
Наркоман замолчал и вопросительно посмотрел на опера. Отчитавшись о проделанной работе, ему очень хотелось услышать что-нибудь утешительное. А еще лучше, получить ключи от своей бывшей квартиры.
Утешить его Акулов, конечно, не мог. Не вдаваясь в подробности, он обрисовал результаты своих изысканий, при этом из тактических соображений постаравшись максимально выделить и очернить роль ментов в этом деле.
– Завтра сгоняю в райсуд, полистаю твое уголовное дело. Посмотрим, с чего все началось.
По тому, как отреагировал Новицкий на эти слова, Акулов понял, что не ошибся во вчерашнем предположении. Сел наркоман за свои, реально совершенные кражи, никто его специально не подставлял, и, следовательно, «кидок» первоначально не планировался. Просто некто, умеющий держать нос по ветру и схватывать на лету, сообразил, как распорядиться ситуацией с максимально возможной выгодой. Этот некто должен был знать Новицкого лично, иметь доступ к сводке происшествий по району и связи с бандитами. Как ни крути, а кандидатуры лучшей, чем Саня Борисов, не сыщешь. Конечно, достопочтенный товарищ Сиволапов тоже соответствует этим критериям в полной мере, но вряд ли он стоял у истоков операции. Скорее всего, он не был даже посвящен в подробности провокации против Акулова, не царское, как говорится, это дело. Соответственно, и прочитав фамилию Олега в списке арестованных, не мог он —так вот сразу оценить, какой куш плывет в руки. Потом, уже на стадиях планирования и организации, он, конечно, подключился и прибыли своей не упустил. Пристроил сыночка, видать, невмоготу стало полковнику жить с ним под одной крышей. Вот только сыночек почему-то недолго в новой квартире пожил…
С другой стороны, умозаключение о спонтанности «кидалова» объективного подтверждения не имело. Вполне могли, разобравшись с Андреем, начать подбираться к Новицкому. Сидели, морщили лбы, прикидывая, как бы половчее шваркнуть его на квартиру, и получили неожиданный подарок в виде достоверной информации о наличии в хате паленых вещей, которым и не преминули воспользоваться. Вполне достоверная версия! В жизни, особенно в тех ее областях, которые соприкасаются с криминалом, такие совпадения случаются не реже, чем на страницах бульварных романов. Только в романах на них всегда обращают внимание, смеются и указывают пальцем, а в жизни частенько не замечают.
– К тому же я не специалист по квартирным мошенничествам, – закончил Андрей свою далекую от оптимизма речь. – Надо будет посоветоваться с ребятами, которые на таких делах собаку съели. Должны что-нибудь толковое подсказать., А у меня несколько иная специализация, попроще.
– А какая ваша специализация, Андрей Витальевич?
– Моя? Грабежи, разбои, кражи. Теперь вот, понимаешь, убийства.
– Убийства? Хотите, я расскажу вам про настоящее убийство? – спросил Новицкий, и голос его как-то странно зазвенел, а сам он подобрался и, заставив опера отшатнуться, резко указал рукой на левую стену, за которой находился зловещий пустырь: – Вы думаете то, чем вы сейчас занимаетесь, кому-нибудь нужно? Что, кого-то посадят за то, что он этих бомжей завалил? Да разве что такого же доходягу или кого-нибудь вроде меня. Раскройте глаза, Андрей Витальевич! У меня ощущение, что в управлении над вами решили просто посмеяться, если такое задание выписали!
– Только истерику закатывать не надо. – Акулов перестал мерить чердак шагами, остановился метрах в трех от Олега, говорил спокойно. – Глаза у меня закрыты? Надо же, слова какие вспомнил! Ну так раскрой их мне, может, я действительно чего-то не замечаю, что для всех очевидно. Говоришь, эти убийства – не настоящие? Хм… Я готов послушать про… подлинные.
Неожиданно Новицкий вскочил с матраса, и у опера мелькнула шальная мысль, что наркоман на него сейчас бросится. Может, Новицкий прятал под вшивым тряпьем что-нибудь смертоносное и теперь решил воспользоваться этим оружием, отомстить за старые обиды? Неужели он задумал стать потерпевшим вторично? Не иначе, Саша Борисов к нему снова наведывался, беседу проводил. Чем же теперь Андрея решат загрузить? Ну фабула наверняка останется прежней. Классическое превышение власти. Без всяких оснований вломился на чердак… унизил человека… денег, чтобы взятку потребовать, нет… жены нет… Значит, хотел изнасиловать непосредственно Олега Новицкого, но остановился, когда соседи снизу постучали шваброй в потолок…
Акулов перестал ухмыляться, когда до него дошел смысл сказанного Новицким.
Наркоман не полез в драку, и голос его перестал вибрировать.
Очень тихо и с печалью, которой трудно было ждать от опустившегося человека, он сказал:
– Ленку мою помните? Убили ее, вместе с матерью. Она хотела в прокуратуру пойти, написать, как нас обманули. Трепалась об этом направо и налево, вот ее и решили остановить. Про колхоз «Советский», в области, никогда не слыхали? Там все это и произошло…