Александр и Алестрия

11

Слава, богатство и война больше меня не занимали. Ни пурпурная туника с вышивкой в виде трех фениксов, в которую облачал меня Багоас, ни золотой венец, возложенный на меня Гефестионом, не радовали и не возбуждали. Марширующие фаланги, сверкающие наконечниками копья, лошади в парадной упряжи, сотни тысяч мужчин, ударяющих в щиты и выкрикивающих мое имя — «Александр! Александр! Александр!» — вызывали скуку. Я уподобился мужчине, познавшему наслаждение, герою, совершившему все земные подвиги, Одиссею, обретшему Итаку: пережитое больше меня не интересовало.

Гефестион повсюду сопровождал меня. Я ходил, опираясь на Багоаса. Я старался держаться прямо. Солнце ослепляло меня. Ветер леденил сердце. Военные парады пугали. Я предпочитал оставаться в полумраке шатра. Тишина успокаивала гемикранию, но боль разливалась по всему телу. Гефестион поил меня маковым отваром, и я засыпал. Потом он давал мне другое снадобье, чтобы я проснулся. На Совете генералы спорили и ссорились, и все требовали вмешательства Александра. Я им улыбался.

Я плохо помнил наш поход. Я не понимал ни слова из того, что они говорили. Их пылкие речи и жаркие споры казались мне то смешными, то скучными. Я не произносил ни слова. Я разучился говорить. Великий оратор Александр не мог сложить ни одной фразы. Я возвращался в свой шатер и опускался на ложе.

Дни проносились мимо, как стаи улетающих птиц. У меня не было ни сил, ни желания ловить их. Дабы показать солдатам, что Александр поправился, Гефестион организовал две вылазки. Оба раза солдат вели в атаку мои двойники. Сыграв спектакль, Гефестион уступал настояниям генералов и командовал отступление. Я сидел в шатре и слушал взволнованные, сбивчивые речи Гефестиона, но его слова не находили отклика в моей душе. Все эти ничтожные события не могли взволновать меня. Я широко улыбался, пытаясь передать Гефестиону свои мысли. Он вздыхал и оставлял меня одного.

В понимании Гефестиона раньше я был сильным, а теперь стал слабым. Я больше не мог ни сражаться, ни размышлять.

Я же ощущал все иначе: я был слаб, а теперь обрел силу. Ненависть, ревность, страх, что другие опередят тебя, боязнь поражения исчезли. Суетность земного мира больше меня не задевала. Я не отбывал наказания жизнью. Я жил.

Приходила женщина. Когда я стонал от боли в голове, она ложилась на меня. Ее кожа освежала, а молчание убаюкивало. Она обнимала и ласкала меня. Я не чувствовал прикосновений, но меня переполняло блаженство!

Между мной и моими людьми выросла стена. Отныне мы жили в двух разных мирах.

Я не знаю, Алестрия проникла в мой мир, или я, Александр, перешагнул границу ее мира. Я читал ее мысли, слушал ее музыку. Меня уносили ее сны. Алестрия, забери меня к себе!

Страшные головные боли заставляли Александра проводить большую часть дня в полумраке палатки, на походной кровати. Гефестион давал ему настои, чтобы облегчить страдания, и царь спал, даже если бодрствовал. Он больше не мог сражаться. Он ни с кем не говорил. Он ходил, опираясь на плечи своих солдат. Он не доносил ложку до рта, и его кормила Алестрия. Но Гефестион, Кассандр, Птолемей и Пердикка нуждались в Александре, чтобы управлять империей. Они решили посадить на трон двойника и для пущей достоверности даже заключили сделку с Багоасом. Присутствие евнуха рядом с лжецарем заставило умолкнуть слухи.

Настоящий царь не покидал стан амазонок. Алестрия отказывалась изображать царицу Азии Роксану. Гефестиону пришлось найти замену и ей.

Той ночью Алестрия вошла в мою палатку и приказала собирать вещи. Ее щеки горели румянцем, глаза блестели в неверном пламени свечей. Она снова улыбалась. Алестрия исчезла, а я кинулась собираться. Она не сказала, куда мы отправимся, но я, Ания, верная спутница царицы, все поняла.

Я и смотреть не стала на роскошные туники, драгоценности и расшитые сандалии, меня не интересовали мебель, ковры, посуда и благовония. Я легла, прикрыв телом маленький сверток с самым необходимым, и заснула с улыбкой на губах.

Алестрия пришла за мной на исходе ночи. Вес дочери Сиберии ждали нас в боевом облачении. Лошади были взнузданы. Я устроила Александра в крытой индийской повозке. Никей, обезьянка царя, вырвалась из палатки, взобралась на плечо хозяина и обняла его лапками за голову. Ни Багоас, ни Кассандр, ни Птолемей не пришли проститься с царем, нас провожал только Гефестион. Мужчины долго молча смотрели друг другу в лицо. Их глаза блестели во мраке. Гефестион подошел и запечатлел поцелуй на губах Александра.

Алестрия махнула рукой, дав знак отряду отправляться. Я, Ания, правила повозкой.

Окаменевший от горя Гефестион стоял перед опустевшими палатками. Скоро его силуэт растаял в ночи.

Ворота лагеря распахнулись. Амазонки, дочери Ледника, упорхнули.

Мы с Гефестионом выбрали каждый свою судьбу.

Поцелуй скрепил договор. Я отдал ему Пеллу, Афины, Мемфис, Вавилон, Сузы, Экбатан и все Александрии без счета. Ему досталось бремя империи. Мне — новая жизнь.

Дороги, по которым везли Александра Великого, поворачивали, карабкались вверх, спускались вниз. Караваны поднимали тучи пыли. Солдаты патрулировали местность. Нас принимали за бедных торговцев и давали приют в гарнизонах, основанных по моему приказу. Офицеры вели разнузданную жизнь в окружении рабов, продажных мальчиков и шлюх. Солдаты пили с восхода до заката. Мы покидали шумные людские сборища и дни напролет скакали по горным тропам. Я слушал пение птиц и грохот водопадов. Дикие цветы ковром устилали склоны долин.

Я не ощущал их аромата, но они трогали мое сердце. Мое тело трепетало, омываемое душистыми озерными водами. Мы достигли равнины, где земля поросла высокими травами, а в небе плыли меняющие очертания облака. Я обнимал жену, моя голова лежала у нее на плече. Пристегнув меня к себе для верности широким ремнем, она пускала лошадь в галоп, и мне казалось, что я скачу сам. В ушах свистел ветер. Солнце проливалось на землю дождем золотого света. Я становился великаном. Моя голова доставала до неба, под ногами дрожала земля.

На горизонте появилось войско. Воины в шлемах натянули луки. Амазонки возликовали. Ания стрелой полетела навстречу пришедшим солдатам. Те срывали шлемы и бежали к Алестрии, они оказались девушками, они тянули руки, чтобы прикоснуться к моей жене. Она спрыгнула на землю, ее окружили, подхватили на руки, стали подбрасывать в воздух. Потом Алестрия повела их к повозке. Они с любопытством рассматривали меня, гладили по волосам и плечам. Они весело щебетали. Их смех теплым течением прошел сквозь меня. Мои мышцы расслабились. Я улыбнулся. Потом растянул губы и расхохотался.

— Александр смеется! — закричала Ания на языке персов. — Он исцелился!

Алестрия рванулась ко мне, вгляделась и заплакала от радости.

Племя Алестрии жило земледелием. Амазонки поднимались на рассвете и ложились с заходом солнца, а когда приходилось сражаться, надевали доспехи. Они часто смеялись и много пели. Они усадили Никея на маленькую лошадку и научили его скакать галопом. Желая развлечь меня, они выдрессировали серых мышек и соорудили маленькую арену. Когда в племени устраивали праздник, амазонки разводили костер, пили вино из корней и цветов, оно радовало им душу, и они танцевали и кружились, как блуждающие огоньки. Я участвовал в их играх — руки начали потихоньку слушаться меня, тянул ноты, напевал и уже мог выговорить короткие слова.

На пути нам попадались брошенные родителями девочки, а совсем еще молодые воительницы уходили, чтобы умереть. Старость и болезнь были неведомы амазонкам, ведь они узнавали час своей кончины по звездам. Они принимали снадобье, делавшее их нечувствительными к боли, и уезжали, никому ничего не сказав. Через несколько дней лошадь возвращалась в стойбище, и тогда начинался траур. Ания рассказала, что все амазонки умирают у реки: они ложатся на берегу и ждут, когда хищные птицы склюют тело. Душа амазонки уносится на небеса и становится звездой.

Прочитав судьбу по созвездиям, Алестрия решила увезти меня в путешествие. На землю вернулась весна. Мы отправились в путь вслед за дикими гусями — Алестрия ехала верхом, Ания правила повозкой, Никей сидел у меня на плече. Каждое утро всходило алое солнце. Каждый вечер луна увеличивалась в размерах. Мы встретили сотни тысяч оленей с ветвистыми рогами — они тоже направлялись на север. Ручеек влился в полноводную реку, и бурный поток понес его вперед.

Заросли высокой травы остались позади, мы ехали по каменистой земле, среди скал, к черной линии у горизонта. Олени внесли нас в сосновый лес: деревья тянулись вверх, как копья моих солдат. Несколько дней спустя путь нам преградили воины с перьями в черных волосах, одетые в расшитые раковинами шкуры.

Алестрия подъехала к ним, а когда вернулась, лицо ее сияло улыбкой.

— Великая Мать ждет нас! — объявила она. — Звезды поведали ей, что царица вернулась со своим царем.

Олени окружали нас со всех сторон. Переправившись через неглубокую, но широкую реку, я попал на землю Вулкана, куда птицы и олени приходили на водопой. Великая Мать, правившая племенем Вулкана, выехала поприветствовать нас на повозке, запряженной голубоглазыми и желтоглазыми собаками. Она показала нам свои владения — деревни, разбросанные по спускавшейся к океану равнине.

Ветер гнал по морю сине-черные волны. На горизонте колыхалась цепь белых прозрачных ледников. Стаи птиц с криками кружили над водой, пикировали вниз и взлетали с добычей в клюве. Неожиданно на поверхности появились серые гиганты с разверстыми пастями. Они извергали вверх фонтаны воды, падающие струи растягивали в воздухе радугу.

Мужчины племени Вулкана выбирали вождя среди женщин, у которых было много детей и внуков. Амазонки не принимали старость, а подданные Великой Матери доверяли лишь тем, кто дожил до преклонного возраста. Щеки Великой Матери были украшены синими узорами татуировок, у нее росла борода. Алестрия сказала, что дочери Вулкана живут очень долго, потому они так мудры и умеют читать судьбу по звездам. Однако Великая Мать ничего не решала. Каждое полнолуние она собирала на совет старейшин деревень и вмешивалась, только если они не могли договориться.

Наступила зима, морскую гладь затянуло толстым слоем льда. Мы натерли тела жиром и оделись в меха, свернули шатры и сложили поклажу на собачьи упряжки. Великая Мать повела свой народ сквозь ветер и снег на белый континент.

Я перестал считать дни. Солнце скрылось за ледниками и не поднималось над горизонтом. Сполохи зеленых, оранжевых, лиловых и белых огней играли на ночном небе. Выли волки, лаяли собаки, Никей повизгивал, вздрагивая всем телом.

Белые медведи смотрели нам вслед, песцы оставляли на снегу цепочки следов, петляя между сугробами. Мужчины охотились на зайцев и странных усатых зверей с жирной складчатой кожей — издалека они напоминали мне сирен.

Из туманной ночи выплыл черный вулкан с пламенеющей вершиной. Я увидел поток лавы, низвергающийся в море пурпурными волнами. Мы разбили лагерь на красно-черной, присыпанной белым снегом земле, и мужчины принялись за работу. Они извлекали на поверхность глыбы металла и переносили их к подножию вулкана. На другом склоне, по которому текла кровь земли, были выдолблены желоба для отвода лавы. Мужчины поднимали заслонки, направляя раскаленную жижу в емкости с кусками руды, а потом переправляли красноватый ноток в формы в виде мечей, булав и серпов.

Женщины принимали отсвечивавшие черным лезвия, чеканили и закаляли в снегу. Великая Мать проводила церемонии, призывая души воительниц Ледника войти в оружие, и оно становилось легким, острым, неуязвимым. Так амазонки с незапамятных времен побеждали в бою мужчин. Так Алестрия разбила щит Александра, когда мы впервые сошлись в бою.

С приходом весны мы вернулись на континент.

Великая Мать изрекла пророчество, и мужчины принялись рубить сосны и делать лодки. Женщины спустились на берег. Они копали землю и соорудили широкий отлогий желоб. Из океанских глубин вынырнули серые киты, подобные плавучим островам, поросшим ракушками и водорослями. Они оглушали нас своим ревом. Наступило лето, и в царстве стало много оленей-карибу. В день, указанный богом Льда, мужчины спустили лодки на воду, поплыли к китовому стаду, по красно-желтым пятнам нашли царицу и начали бросать в нее копья и камни.

Китов очень легко разозлить. Царица гневалась и извергала фонтаны воды, поднимала гигантские волны и переворачивала лодки. Но мужчины из племени Вулкана не оставляли в покое серую громадину. Она решила проглотить своих обидчиков, но попала в желоб, и ее выбросило на берег.

Океанская владычица издыхала на песке. Люди устроили праздник. Киты много дней и ночей кружили в волнах и пели, оплакивая утрату, а потом выбрали новую царицу и уплыли на юг. Китовое мясо засолили — оно спасает от голода в скудные годы. Кожу пустили на крыши хижин, а жир — на масло для ламп. Кости, похожие на выбеленные ветром столбы, образовали величественную галерею, по которой бог Льда приходит к людям.

Приближалась осень. Степные травы высохли и пожелтели. Птицы и олени потянулись на юг. Вечерами, сидя у огня под звездным небом, Великая Мать пела:

Я, Александр, воин, пришедший с другого склона Горы, не чувствовал прикосновений моей царицы. Я не мог рассказать, как сильно люблю ее. Я наслаждался ее телом, опьянялся ее душой, жил в ее глазах, ее смехе и ее счастье.

Когда у меня болела голова, она ложилась сверху, и ее прохладная кожа облегчала страдания.

Я говорил с ней знаками, хотя мои руки дрожали. Я любил ее всем сердцем — оно сражалось со смертью ради нее. Я принес ей в дар войну, царства, бесконечные дороги, она отдала мне китов, белых журавлей и вулкан, изрыгающий кровь и пепел жизни.

Пойдем со мной, Алестрия. Летим к свету Ледника.

Пойдем со мной, моя царица. Летим к Солнцу.

Пойдем со мной, непобедимая душа. Летим через века, которые воспоют наши имена, наши подвиги, нашу славу.

Александр и его обезьянка все время мерзли. Мы кутали их в меховые покрывала.

Александру было трудно говорить. Он не чувствовал прикосновений, но жестами давал мне понять, как благодарен стреле, изменившей его судьбу.

Александр и Алестрия держались за руки и проводили время, глядя на льды. Они просыпались, чтобы встретить восход солнца. Они восторгались закатами.

Александр и Алестрия упивались своей любовью тридцать шесть лун. Александр умер весенним утром. Алестрия вернулась со мной в степь и продиктовала эту книгу на языке птиц.

Однажды утром Алестрия исчезла — ее лошадь вернулась одна.

Я, Ания, верная спутница царицы амазонок, закончила повествование. На следующий день я проснулась до рассвета. Выпила сваренный накануне настой, напоила им Никея. Он взобрался мне на плечо. Я вышла из шатра.

Я скакала галопом до самой реки. Я выполню приказ царицы и похороню каменные страницы книги в пещере. И завалю вход валунами.

В небе летел белый орел.

Он поведет меня к вершине.