В конце 1252 года во Владимир приехали послы от римского папы Иннокентия IV — два кардинала, Галд и Гемонт. Они привезли послание «герцогу Суздальскому», то есть Александру. Это послание было датировано еще 1248 годом, но только теперь, с большим опозданием, нашло адресата.
Князь принял послов в княжеском дворце и оказал им подобающую честь. Затем толмач прочел переведенный с латинского языка текст послания, который был выслушан в тишине и с большим вниманием. В послании сперва говорилось о том, что земля великого князя велика и богата, а имя его прославлено по всему свету, и потому папа предлагает ему познакомиться с учением католической церкви. Он, папа, знает, что его отец, великий князь Ярослав, находясь в Каракоруме у великого хана, по совету одного боярина якобы дал слово ученому монаху Иоанну дель Плано Карпини принять латинскую веру и исполнил бы это обещание, если бы не скончался внезапно в Каракоруме. Папа уверял Александра, что сын, если он любит отца, обязан следовать его благому примеру и послушать католического учения, а после того принять веру святой Римской католической церкви. Это он должен сделать, если хочет душевного спокойствия и мира. В противном случае, уверял римский первосвященник, князь Александр доказал бы свое безрассудство, так как князья и их подданные на Руси найдут тишину и славу лишь под сенью Римского престола. Иннокентий IV требовал, чтобы великий князь, как верный страж истинного христианства, немедленно уведомил магистра Тевтонского ордена в Ливонии в случае, если татарские полчища снова направят свои стопы против христиан Европы. Великий князь, требовал папа, должен будет также построить католический храм во Пскове для иноземных купцов и пригласить к себе в гости епископа Прусского. В заключение папа хвалил великого князя Александра за то, что тот не пожелал подставить свою выю жестокому игу татарскому: Иннокентий еще не знал, что летом 1252 года Александр Невский уже ездил к хану Сартаку и получил от него ярлык на великое княжение Владимирское.
Князь Александр поблагодарил послов и отпустил их с миром, пообещав, что скоро им будет вручен ответ.
Затем он призвал к себе митрополита Кирилла и долго советовался с ним. Им было о чем поразмыслить. Ибо разве не римская курия организовала в 1240–1242 годах крестовый поход против Новгорода и Пскова? И теперь, потерпев поражение в открытых боях, не хочет ли Запад дипломатическим путем добиться прежних целей? И не одно ли лицемерие скрывается за словами папы? В том же 1248 году папа отправил письма галицким князьям Даниилу и Васильку, предлагая им перейти в католическую веру и пообещав взамен свое покровительство и помощь в организации крестового похода европейских рыцарей против татар. Ведь еще летом 1245 года папа Иннокентий IV собрал Вселенский собор в Лионе, на котором с яркой речью выступил волынский епископ Петр Акерович, посланный черниговским князем Михаилом Всеволодовичем или Галицким Даниилом Романовичем. Владыка призывал к совместному походу против татар. Собор даже принял решение об организации крестового похода, но папа и прелаты ничего не сделали для этого. За военную помощь папа требовал ни много ни мало как признания власти Римского престола. Ни князь Александр, ни митрополит Кирилл не могли принять такое условие, так как оно противоречило основному принципу русской государственности: верности православной греко-славянской вере, утвержденной семью вселенскими и девятью поместными соборами.
Папа толкал Русь на войну с Монгольской империей — причем именно тогда, когда военные силы монголов необычайно выросли. Подлинная цель Иннокентия IV была ясна: чужими руками сокрушить Русь и облегчить ливонским рыцарям захват земель Новгорода и Пскова. Одновременно с переговорами с Русью папская курия предприняла новое дипломатическое наступление на Русь, обязывая католических прелатов завоеванной Прибалтики оставить внутренние распри и более энергично помогать братьям-рыцарям «советом и делом» готовить очередную агрессию.
Князьям, боярам и духовенству было хорошо известно и то, зачем папа посылал на восток посольство во главе с францисканским монахом Иоанном дель Плано Карпини (1245–1246), которое, с одной стороны, стремилось привлечь монгольских ханов к союзу с папской курией, а с другой — склонить русских князей к покорности Римскому престолу. За первым последовало второе посольство во главе с доминиканцем Асцелином (1247), а затем и третье — от французского короля Людовика IX во главе с Вильгельмом де Рубруком (Рубруквисом), которое выехало из Парижа в 1252 году. Цели их были все те же.
Посовещавшись еще и со своими боярами, князь Александр составил свой ответ папским легатам. Написано в нем было следующее:
«От Адама до потопа, от потопа до разделения народов, от смешения народов до Авраама, от Авраама до прохода Израиля сквозь Красное море, от исхода сынов Израилевых до смерти Давида-царя, от Давида до начала царствования Соломона, от Соломона до Августа-кесаря, от власти Августа и до Христова Рождества, от Рождества Христова до Страдания и Воскресения Господня, от Воскресения же Его и до Восшествия на небеса, от Восшествия на небеса до царствования Константинова, от начала царствования Константинова до первого собора, от первого собора до седьмого — обо всем этом хорошо знаем, а от вас учения не приемлем». Вечером того же дня в храме Успения Пресвятой Богородицы князь Александр Невский произнес свое «Исповедание веры»[12]. Отказ великого князя посланцам папы укрепил позиции Невского героя на Руси, где не любили латинян, где сохранение веры отцов и дедов означало верность русскому национальному самосознанию и власти, опирающейся на веру и народное единство. За политикой великого князя Александра и его отношениями с Западом внимательно следили и в Монгольской империи. К тому времени великий князь Литовский Миндовг уже переменил веру, а великий князь Галицко-Волынский Даниил был близок к этому, хотя удержался и не сделал последнего шага. Своим отказом от переговоров с папой Александр Невский приобрел и прочную незыблемую поддержку Православной Церкви, что было особенно важно в тот момент, когда греко-православная вера находилась из-за латинской оккупации Константинополя в поношении в самой Византийской империи. Это свидетельствовало о росте международного авторитета Владимиро-Суздальской Руси и имело огромное значение для будущего.