Александра Коллонтай. Валькирия революции

Заключение. Кем же на самом деле была Коллонтай?

Насыщенная жизнь Коллонтай вызывает много вопросов, и самый главный из них связан со Сталиным. Чем объяснить ее исключительную судьбу, особенно в том, что касается отношений со Сталиным? Что это были за отношения? Это наводит на последний и очень деликатный вопрос: кем на самом деле была Коллонтай? Революционеркой? Сталинисткой? Оппортунисткой, умеющей приспособиться к любым историческим поворотам?

Что касается революционерки, то ее биография свидетельствует о всецелой и стойкой приверженности делу революции. Александре Коллонтай, как и многим женщинам из ее аристократического окружения, не давало покоя реальное положение дел в стране (отсталость, нищета, распространенная в обществе), и одновременно с этим ее возмущали привилегии, которыми пользовалось меньшинство, и одолевали мысли о том, что такой порядок поддерживался верхами общества. У «кающегося дворянина», описанного Тургеневым и воплощенного Кропоткиным, было и женское лицо — лицо Веры Засулич и главным образом Александры Коллонтай.

Как же она прошла путь от «кающейся дворянки» до той, что примирилась со Сталиным? Признаки этого примирения стали заметны очень рано, уже с середины 1920-х годов, когда Сталин начал движение в сторону абсолютной власти и столкнулся с Троцким, как оказалось, главным препятствием на этом пути, а Коллонтай в их конфликте встала на сторону Сталина. Действительно, в 1924 году она передала Институту марксизма-ленинизма письма Ленина, которые содержали критику в адрес Троцкого и пригодились Сталину в дуэли с последним. В 1926 году, когда амбиции и жестокий характер Сталина уже не вызывали сомнений, Коллонтай ответила безоговорочным отказом Троцкому, призывавшему ее присоединиться к оппозиции.

Впоследствии она никак не комментировала чистки, в которых исчезали не только те, кто ей не нравился (например, Зиновьев), но и те, с кем она была близка (представители «рабочей оппозиции», Бухарин) и даже делила жизнь (Дыбенко и Шляпников). Всех их перемолола репрессивная машина Сталина. В годы чисток невозмутимая Коллонтай посвятила себя миссии посла и, казалось, не замечала арестов, губительных строек, уносивших жизни тех, что превратились в настоящих рабов, а совсем недавно были простыми гражданами или уважаемыми членами партии, и создававшегося тогда же ГУЛАГа. Наконец, во время своего московского периода, когда Сталин обеспечил ей спокойную жизнь на пенсии, одновременно открыв новую эпоху террора, Коллонтай писала Сталину любезные письма и приветствовала его действия.

Оплатила ли она свое спокойствие и спасение союзом с тем, кто стер в пыль всех близких ей людей, за исключением членов ее семьи, которые, как она и, вероятно, благодаря ей, пережили сталинский террор?

Ничто, однако, не говорит в пользу гипотезы, будто Коллонтай потакала сталинизму, чтобы обезопасить саму себя и своих близких. Она не могла не знать, что ни одному большевику не удалось избежать сталинского террора, став союзником вождя. Старые большевики поддерживали Сталина, чтобы обеспечить свое выживание взаимными обвинениями и устранением общего противника (сначала левые, объединившиеся против Бухарина, затем — уцелевшие в той чистке и объединившиеся против Троцкого), но все они в конечном итоге, несмотря на свое подчинение Сталину, были уничтожены. Тем более Коллонтай знала, что, пощадив некоторых большевиков, Сталин заставлял их в качестве платы атаковать своих же близких. Об этом свидетельствует пример Молотова. Когда тот находился на пике своего могущества, его жену Полину Жемчужину арестовали по обвинению в заговоре и отправили в ГУЛАГ, где она томилась с 1945 по 1953 год, пока Молотов заседал рядом со Сталиным и участвовал в веселых застольях, описанных Джиласом.

Коллонтай всегда отдавала себе отчет в происходящем. Марсель Боди, бывший ее очень близким доверенным лицом, передал ее слова, сказанные ему в 1936 году, когда он стал вспоминать имена их друзей, ликвидированных Сталиным. В ответ на перечисление Боди имен бесчисленных жертв Коллонтай заключила, что в Российском государстве «диктатура была неизбежна», что «она началась с кровавой бани при Ленине» и что «какой бы человек ни руководил СССР, иначе быть не могло».

Такое утверждение сильно смахивает на оправдание Сталина, но в свете жизни и произведений Коллонтай это был просто вывод, основанный на политическом опыте, приобретенном ею с начала ХХ века. Отсюда вытекает следующее. Прежде всего, и вся ее жизнь тому свидетельство, Коллонтай хотела остаться в своей стране, а не покинуть ее навеки. Литвинов однажды, когда они говорили с Коллонтай о Сталине и его системе, признался ей в охватившем его страхе и желании бежать из этой безнадежной страны. Коллонтай же не допускала и мысли о том, чтобы спасать свою жизнь бегством.

К тому же она всегда оставалась горячо предана делу революции. Она признавала, что революция споткнулась о русскую отсталость и сбилась с пути. Но, тем не менее, не разделяла выдвинутых Троцким обвинений в предательстве революции. Она, не жалея сил, взялась за преобразование своей страны — дело, которое после революции шло с таким трудом. Пока Сталин находился у власти, она размышляла и говорила Марселю Боди, что «Сталин — это государственный деятель».

Точно так же в 1936 году она была убеждена в том, что война с Гитлером неизбежна, что заключить с ним союз, чтобы отвести угрозу от других стран, — единственный способ спасти СССР и что только Сталин мог это сделать. Этим же объясняются относительная поддержка, которую она оказывала Сталину в тот период, и снисходительное отношение к ней самой после войны. Сталин сумел одновременно отсрочить угрозу, заключив пакт с Гитлером, и привести страну к победе. Возможно, поэтому Коллонтай никогда не вспоминала о развале Советской армии самим же Сталиным, который в 1938 году расстрелял весь ее командный состав и, заигравшись в стратега, в 1941 году допустил вражеское вторжение в собственную беззащитную страну. Но еще раз подчеркнем, что умеренность Коллонтай в суждениях лучше всего объясняется ее безграничным желанием не отрываться от своей страны, не быть изгнанной из нее.

Когда в 1923 году она стала объектом странной махинации со стороны «Правды», опубликовавшей статьи на ее излюбленные темы за подписью А. М. К., что поставило Коллонтай одновременно в смешное и опасное положение, именно к Сталину она обратилась, чтобы тот помог разобраться ей с проблемой, которая навлекала на нее позор. И он ее поддержал. В 1925 году она вспоминала об этом эпизоде в присутствии Марселя Боди, настаивая на том, как она признательна Сталину.

Эта перипетия также проливает свет на то, что в условиях политической неопределенности того времени беспокоило Коллонтай больше всего. Не арест или пытки ее пугали, в чем она по секрету признавалась Боди. Она писала ему: «Как защититься от оскорбления?» Таким образом, видно, что для Коллонтай, как и для многих старых большевиков, страх быть отринутой партией, быть отделенной от нее играл очень важную роль. Но она также боялась опозориться перед народом, перед своим народом. Ее репутация в России имела для нее большое значение. Она еще не знала, что в середине 1930-х годов старых большевиков под пытками заставят публично признаваться в самых невероятных преступлениях и тем самым обрекут их на народное презрение и отвержение.

Хотя Коллонтай не имела полного представления о том процессе, который позволит Сталину однажды выставить себя единственным преемником Отца революции, она очень рано увидела в Сталине того, кто способен претендовать на это положение и чью власть поэтому нельзя ставить под сомнение. В 1934 году во время пленума, на котором она присутствовала, находясь в отпуске, она сделала в блокноте следующую запись: «Никогда еще я не ощущала так отчетливо созидательную силу нашей партии в строительстве социализма… Я была поражена тем, как увлеченно присутствовавшие слушали Сталина и реагировали на каждый его жест. К нему тянуло как магнитом. Подъем, вызванный его личностью, чувством безграничной уверенности в его моральной силе, несгибаемой воле и ясности мысли. Когда Сталин рядом, легче жить. Мы смотрим в будущее с большей уверенностью, и душа переполняется радостью».

Эти поразительные строки не предназначались для глаз цензора, хотя Коллонтай знала, что за ней следят. Они, как и многие другие приведенные в книге цитаты, показывают личность, которую трудно разгадать. Но они также свидетельствуют о желании Коллонтай оставаться частью послереволюционной судьбы своей страны. Конечно, ее восторженность по отношению к Сталину (которой она, возможно, не делилась с близкими) может вызывать улыбку или, напротив, печаль при мысли о том, что тогда творилось на самом деле. Но эта восторженность помогает понять исключительную судьбу Коллонтай, способность пережить весь сталинский период истории своей страны и быть ей полезной, что было для нее особенно важно.

Сталин — сознавая, что ему дает деятельность Коллонтай, ее репутация в мире, а также ручательство подлинной большевички, когда он уничтожил и лишил легитимности почти всех сподвижников Ленина, — признавал вклад Коллонтай в его моральный авторитет и избавил ее от испытаний, которым подверг ей подобных. Но в конце этого совместного приключения Сталин не смог удержаться от того, чтобы расторгнуть тайное соглашение, связывавшее их так долго, и вычеркнул Коллонтай из истории партии, отдав соответствующие распоряжения после ее смерти. Время отомстило за Коллонтай. Десталинизация стала приговором для Сталина, тогда как Коллонтай уцелела. Ее сочинения, ее революционная, политическая, а затем дипломатическая деятельность запечатлены на скрижалях истории: да, она проявляла слабость и отрекалась, но все это не умаляет масштаба ее личности. Верная своему плану всегда быть с народом, что служило ей путеводной звездой, Коллонтай вошла в историю наряду с другими бесспорными героями коммунистического движения, ее героями — четой Лафаргов, Либкнехтом и Розой Люксембург. И в истории останется прежде всего такой образ Коллонтай, который восхищал всех, кто ее знал, — образ валькирии революции, боровшейся за все хорошее.