«Разве это в человеческих силах — отказаться от собственного счастья?»
Эта мысль пришла ей в голову внезапно, неизвестно из каких недр сознания, ибо секунду назад она думала совсем о другом. Глядя на мужчину, который спал, неловко раскинув руки и уткнувшись лицом в ее плоский живот, она думала, что завтра, нет, уже сегодня, в девять утра ей нужно быть в английском консульстве, где у нее назначена встреча с консулом. Причем желательно — во всеоружии, во всяком случае, без мешков под глазами. Кроме того, необходимо было продумать хотя бы приблизительную канву предстоящей беседы. Потому что консул — человек педантичный, упрямый и несговорчивый. А вопрос должен быть решен в ее пользу. Вернее, в пользу супругов Смит.
Смит… Угораздило же ее выбрать в мужья человека с такой фамилией! Нелепость. Мистер и миссис Смит. «Позвольте представить вам мою жену — Викторию Смит» — так обычно говорит ее муж на приемах. А иногда вместо «Виктории» говорит «Вика». «Моя супруга Вика Смит». Болван. И она дура. «Виктория Веденеева» — было во всех отношениях лучше. «Виктория Львовна», как называли ее студенты, тоже звучало неплохо. Но что сделано, то сделано. Вот уже полгода она — миссис Смит. Подданная великой британской империи. Исполнительный директор филиала другой империи — ювелирной. Хозяйка прекрасного трехэтажного особняка в Лондоне. Деловая, состоятельная, привлекательная, умная, талантливая… И — несчастная. «Разве это в человеческих силах — отказаться от собственного счастья?»
Она скосила глаза на мужчину, безмятежно уснувшего в нелепой позе. Эта безмятежность обманчива. Он проваливается в сон на несколько минут, но стоит ей пошевелиться или вздохнуть поглубже, он проснется. И сладкая пытка начнется снова. Этой ночью они словно решили испытать выносливость друг друга, проверить, кто первый устанет подниматься на волне страсти и нырять в ее пучину, кто первый скажет: «Не пора ли спать? Утром рано подниматься». Часы Спасо-Преображенского собора уже пробили шесть, но ни он, ни она этих слов так и не произнесли.
«Если бы два года назад мне сказали, что я узнаю счастье благодаря этому человеку, я бы здорово повеселилась, — подумалось ей. — Мне никогда не приходило в голову, что в один прекрасный момент все существующее потеряет смысл, по сравнению с возможностью лежать в его объятьях, слышать его шепот и дыхание. Это безумие. Но мне нравится сходить с ума…»
Долгое время она его вовсе не замечала. Мало ли молодых клерков в фирме! Если на каждого обращать внимание, то в глазах зарябит. Да и слишком много чести. Она — личная переводчица самого Султанова. У нее отдельный кабинет на элитном этаже, рядом с кабинетом шефа, два старательных, безупречных секретаря мужского пола, служебная машина с водителем. Клерки обитают на другом этаже, Виктория видела их лишь мельком, когда кто-то из них по служебной надобности появлялся в секретариате босса. Если бы не традиционные корпоративные вечеринки, проходившие два раза в год — перед Рождеством и в мае, в день рождения Султанова, — она никогда бы и не узнала, что существует на свете такой человек, Ярослав Краснов.
В фирме Семена Юсуповича Султанова, носившей гордое название «Конкистадор», иерархия соблюдалась строго, но дважды в год босс являл себя поборником демократического отношения к персоналу. На вечеринки приглашались все сотрудники — от генерального директора до уборщиц и полотеров. Ели, пили и развлекались все вместе, в большом зале, предназначенном специально для этих мероприятий. Понятно, что редкая уборщица решится пригласить на белый танец директора компании, однако это не возбранялось. Хотя, конечно, рядовые менеджеры и секретарши предпочитали наслаждаться праздником в своем кругу, а лица, приближенные к руководству, — в своем.
Тот январский вечер Виктория Веденеева проводила в обществе молодого и обаятельного начальника службы безопасности Чагина. Он ходил за ней по пятам, приглашал на каждый танец, рассказывал анекдоты, а она постепенно привыкала к мысли, что к концу праздника он напросится к ней домой — «на чашку кофе».
Вечеринка уже подходила к завершающей фазе, некоторые ее участники медленно, но верно выпадали в осадок, пережив праздничный «катарсис» и вступив в закономерное состояние «очищения», однако всплески энергии отдельных индивидуумов не давали ей угаснуть совсем. Наконец, оркестр заиграл аргентинское танго и был объявлен последний танец. Чагин как раз в этот момент, извинившись, куда-то отлучился, и тут перед Викторией, как из-под земли, предстал молодой человек с ярко-голубыми восхищенными глазами и пригласил танцевать.
Почему она согласилась, хотя уже изрядно устала от танцев? Вспомнить причину сейчас она не могла. Возможно, обиделась на Чагина — нашел время отлучаться! Возможно, ей польстил восхищенный взгляд клерка — ладно скроенного, светловолосого… Так или иначе, она согласилась, и танцевала самозабвенно. Она любила танцевать, а этот парень оказался прекрасным партнером: нечасто встретишь человека, который вообще имеет представление о фигурах танго, а танцевать его хорошо не умеет почти никто — за всю жизнь ей попадались два или три таких умельца. Поэтому, когда танец закончился, она не смогла удержаться от вопроса:
— Где вы учились танцевать?
Он, раскрасневшийся и утирающий пот со лба ладонью, засмеялся:
— У нас в деревне, где же еще! В клубе был кружок бальных танцев.
Этот ответ удивил и покоробил Вику одновременно. Удивил, потому что в ее кругу редко встречались люди, не стеснявшиеся своего провинциального и, тем более, деревенского происхождения. Покоробил, потому что она, имевшая в родовом дереве около пяти поколений петербуржцев и этим безмерно гордившаяся, чуралась плебейского сословия и всего, что с ним связано. Она принадлежала к той петербургской псевдоинтеллигенции, которую раздражает, когда в речи собеседника сквозят диалектные особенности, а в манерах присутствует простота, позволяющая справляться с бифштексом без ножа, с помощью одной вилки.
Когда-то в юности ее насмерть поразила одна знаменитая петербургская актриса, которую она почти боготворила. Вика Веденеева стояла у служебного входа в Александринский театр в ожидании контрамарки на премьеру. Контрамарку ей должен был вынести знакомый администратор — у нее, заядлой театралки, знакомые администраторы были везде. Администратор все не появлялся, а к служебному входу тем временем подъезжали артисты. Викина любимая актриса гордо вышла из сверкающей «Волги», одетая в шиншилловое манто, с капельками бриллиантов в ушах… А затем, воровато оглянувшись по сторонам, зажала пальцем ноздрю и ловко сморкнулась прямо под колеса «Волги». Для Вики эта сцена перевесила все спектакли с участием актрисы. С тех пор она не ходила в Александринку и с подозрением смотрела на дам, напоминавших ее бывший идеал.
Как и ожидалось, ее партнер по танго ставил неправильные ударения, безбожно смягчал шипящие согласные, некоторые слоги растягивал, а некоторые — варварски редуцировал. Послушав, как он говорит, Виктория, в прошлом одна из лучших выпускниц питерского филфака, без труда догадалась о принадлежности его «родовы», как он сам выражался, к пермским корням. К тому же, он слишком громко вздыхал и смеялся, пил из бокала с прихлебом и пользовался невообразимо резким не то одеколоном, не то дезодорантом — по мнению Виктории, таких запахов в парфюмерии вообще не должно было существовать.
— А я давно к вам приглядываюся, — сказал он, с истинно провинциальной непосредственностью рассматривая ее с ног до головы и обратно. — Думаю себе: такая обалденная красотка — и не моя. Убиться можно.
Виктория натянуто улыбнулась и стала искать глазами Чагина. Его нигде не было.
— Вы нашего главного охранника хватилися? — услужливо произнес молодой человек. — Так он на втором этаже шампанское пьет с топ-менеджером. Передать, чтоб пришел?
— Не нужно, — прошипела она по-змеиному и подумала: «Пропал вечер!»
— Не расстраивайтеся, — улыбнулся бывший партнер. — Этот Рембо вас не стоит.
Виктории стало совсем плохо — какой-то провинциальный сопляк, по непонятной причине принятый в солидную фирму, лез к ней с утешениями!
— Я не расстраиваюсь, — ледяным тоном сказала она. — Спасибо за танец, всего доброго.
Она была уверена, что после этого он немедленно ретируется. Но не тут-то было.
— Хотите шампанского? — весело спросил он. — Или чего покрепче? Я принесу, мигом. А может, пирожного? («А-а-а можьет пирожьного?» — так это звучало в оригинале).
— Я не ем сладкого. И мне пора домой. — Она отвернулась, явно дав понять, что общение закончено.
Но он обошел ее и теперь опять стоял перед нею, как сивка-бурка.
— Куда ж вы так торопитеся? Время детское, завтра — выходной. Или у вас дома семеро по лавкам плачут и корова недоеная? — Видимо, таким образом он шутил.
— А вам что за печаль? — довольно грубо спросила она.
Молодой человек вдруг приосанился и сообщил:
— Не в моих правилах бросать барышень в расстроенных чувствах.
Это было уже слишком! Как смеет он, неотесанная деревенщина, называть ее, Викторию Веденееву, «барышней»! По возрасту он был ровесником ее студентов.
— Молодой человек!.. — задохнулась она.
— Меня зовут Ярослав, — спокойно представился он, словно и не замечая ее ярости. — А вас, простите, как?
— Виктория Львовна, — отчеканила она.
— Вика, значит, — с улыбкой произнес он. — Была у нас одна Вика на факультете. Тоже красотка… Вы кем в фирме работаете? Я что-то раньше вас не встречал.
«Еще бы ты встречал! — заорало все у нее внутри. — Где, интересно? Ты ведь и Султанова сегодня впервые видел!»
— Я переводчица, — сухо ответила она. — Что еще вас интересует?
— Все, — радостно выдохнул он. — И главное, где мы проведем остаток вечера?
— У вас в Пермской губернии все такие прыткие? — Она из последних сил сдерживалась, чтобы не послать его к его пермской матери.
— Вообще-то я из Коми… — растерянно пробормотал Ярослав. — Но Пермь близко. Откуда вы узнали?
— У вас на лбу написано, — злорадно проговорила она.
— По выговору… — огорченно протянул он. — Я знаю, мне уже говорили, что карьеру с таким выговором не сделать. Исправлять надо. А как исправишь? Ведь это с детства прилепилося…
— Любой выговор можно исправить за месяц, — проворчала она. — Было бы желание.
— У меня есть желание! — воскликнул он. — А вы мне подскажете — как?
Вика вздохнула. Отправить его на курсы, которых теперь развелось видимо-невидимо? Там его будут мучить год и драть немалые деньги. А потом сообщат, что он — тяжелый случай, лентяй, тупица, что его произношение неисправимо. Нет, ей не было жалко его денег. Просто она была профессионалом и знала, что настоящих специалистов в этом деле немного, непонятно почему. Ведь исправить такой выговор не сложно, это даже не займет много времени. Лишь бы ученик был неленивый.
Вика еще раз оглянулась в поисках Чагина и внезапно увидела его, обнимавшего рыжую менеджершу.
— Хорошо, — сказала она Ярославу. — Я дам вам несколько уроков. Но предупреждаю, времени у меня мало…
— У меня тоже, — перебил он. — Так может, начнем прямо сейчас?
— Забавное предложение, — пробормотала она. А потом, неожиданно для себя и для него, добавила: — Впрочем, как хотите. Мы можем подняться в мой кабинет…
Двадцать минут Ярослав Краснов, высунув от старательности язык, записывал несложные правила редукции гласных, а потом еще час покорно повторял за Викторией слова в нормативном петербургском исполнении. Он оказался достаточно способным учеником и к концу урока смог вполне прилично, без своих пермских изысков, прочесть несложный текст из газеты. Виктория подумала, что если так пойдет и дальше, он скоро перегонит по грамотности некоторых телевизионных дикторов.
А потом… Почему-то в ее памяти не сохранился момент, каким образом это произошло. То есть, на самом-то деле она помнила все. И как он читал текст, и как она оказалась в его объятьях. Но ведь что-то должно было случиться между чтением и объятьями? Слова, жесты, взгляды… Вопросы, объяснения… Но она не помнила. Может, ничего этого и не было? Может быть, он просто взял да и заграбастал ее своими лапами?..
Сколько ни старалась она вспомнить назавтра и в последующие дни, что послужило толчком к сближению, ничего не получалось. Почему она позволила поцеловать себя?.. обнять?.. сбросить одежду?..
Его дыхание отдавало молоком, топленым молоком.
«Молоко на губах не обсохло», — мелькнуло в ее сознании, а потом она пропала, провалилась в другое измерение, названия которому не было… А на следующий день поняла, что будет нуждаться в этом дыхании всегда.
Он был неутомим, страстен, нежен, настойчив, ласков и шаловлив. Но даже если бы он и не был столь великолепен, это было уже неважно. Ему почти не нужно было стараться, чтобы поднять ее на вершину наслаждения и удерживать там долго, бесконечно…
Такого с нею за тридцать с лишним лет жизни не было еще никогда. Все прежние партнеры теперь представлялись ей лишь жалкой пародией на мужчину. Любое сравнение всегда оказывалось в пользу этого неотесанного провинциала, который по-прежнему неумело пользовался столовым ножом и пил чай — о ужас! — в прикуску. Впрочем, его невозможный выговор исчезал достаточно уверенно, и под руководством своей талантливой учительницы Ярослав быстро научился правильным ударениям. Насколько он властвовал над Викой в постели, настолько же подчинялся ей во всем остальном. Он буквально смотрел ей в рот, когда она объясняла правила нормативной орфоэпии или этикета, рассказывала о петербургском модерне начала двадцатого века, учила выбирать галстуки или раскрывала тайны карьерного роста в фирме «Конкистадор».
Она знала, что в первую очередь благодаря ее урокам Ярослав Краснов из менеджера-стажера превратился в руководителя группы. Это произошло через полгода его работы в «Конкистадоре». А когда еще через четыре месяца он получил должность начальника отдела маркетинга по Юго-Западу России, Виктория подумала, что ее лепта в этом невероятном для фирмы взлете не так уж и велика… Да, с ее помощью ему удалось избавиться от большинства провинциальных манер. Да, благодаря ей на Краснова обратил внимание его топ-менеджер, а потом и сам Султанов. Но она трезво оценивала ситуацию: этого было бы недостаточно для столь стремительного продвижения.
Ярослав Краснов был отличным работником. Он был несомненно умен, старателен, легко сходился с людьми… И — самое главное — фантастически удачлив.
Если бы не эта его удачливость, проявлявшаяся буквально во всем, за что бы Краснов ни брался, маяться бы ему, даже при самых благоприятных обстоятельствах, еще лет пять в младших клерках — одним из многих, безвестных, безымянных. Но ему удавалось проводить такие операции и организовывать такие сделки, которые не удавались никому, и это не осталось незамеченным.
А потом, будучи уже руководителем группы, он поехал на Украину вместо своего слегшего с аппендицитом начальника и без труда склонил к партнерству профильные фирмы в Харькове и во Львове. Это было настоящей сенсацией. Долгое время украинские фирмы старались избегать сотрудничества с «Конкистадором», дабы не быть им поглощенными. Как Краснову удалось заставить понтоватых украинских руководителей изменить мнение, осталось загадкой для всех. Возможно, и для самого Краснова. Тем не менее, он не только нашел с ними общий язык, но и проявил железную хватку во время переговоров. Несговорчивые «хохлы» и «шляхтичи» даже охнуть не успели, как их фирмы превратились в филиалы «Конкистадора».
— Где ты учился? — на заре знакомства спросила его Вика.
— В Петрозаводске, на экономическом факультете университета. — Видя, что она слегка поморщилась, Краснов добавил: — Там нас хорошо учили.
— И потом ты сразу приехал в Петербург? Решил завоевывать мир отсюда?
— Нет. Потом была армия. Целых три года.
— Ты был моряком? — засмеялась она, представив Краснова, карабкающегося по мачте боевого корабля.
— Я был ракетчиком, — вздохнул он. — С горя остался на сверхсрочную. Знаешь, что такое ракетчик? Это человек, который на всю оставшуюся жизнь может забыть о завоевании мира. Ближнее зарубежье — все, на что я могу рассчитывать.
— Почему?
— Потому что я — кладезь военных тайн, — грустно усмехнулся Ярослав. — Правда, до сих пор не знаю, каких.
— Думаю, это исправимо, — Вика покачала головой. — Султанов, если захочет, сможет тебе помочь.
Краснов опять усмехнулся.
— Я понимаю, — сказал он, — что при желании босс может добиться даже изменения текста военной присяги. Но совладать с системой государственной безопасности и охраны военных тайн ему не под силу.
— Не все так трагично, мальчик, — пробормотала она. — А как ты вообще попал в фирму?
— Ногами пришел, — удивился он вопросу. — Как же еще?
На этот раз усмехнулась она, причем недоверчиво.
— Ты пришел в «Конкистадор» и сказал: «Здравствуйте, я хочу у вас работать»? Так не бывает.
— Почему? Со мной было именно так. Я не был уверен, что хочу работать именно в «Конкистадоре». Какая мне была разница? За три года службы я забыл почти все, чему научился в университете. Но офис фирмы буквально в двух шагах от дома, где я тогда снимал комнату.
— Многие молодые люди дорого заплатили бы, чтобы попасть к Султанову, — сказала Вика задумчиво. — К нему очень нелегко пробиться. Поразительный ты человек. Подожди, а как это ты с улицы пришел? — Она даже приподнялась на локте. — Мы ведь объявлений о приеме на работу не даем.
— Я гулял с собакой, — хмыкнул Ярослав. — Это у меня такая обязанность была — гулять с собакой хозяина квартиры, когда он сам не мог. И собачка моя около ступеньки главного входа пописала. Ну, думаю, это — судьба! Позвонил в звонок, открыл дверь амбал Вася. То есть тогда я не знал, как его зовут. Но через пять минут уже знал. Слово за слово… Вообще-то я поначалу думал в охрану устроиться. Ну, а когда назавтра пришел с документами, оказалось, что тут как раз организовалась эта вакансия, и навроде как я подхожу.
Виктория только головой покачала. У Ярослава был явный талант оказываться в нужное время в нужном месте.
— Везунчик… — проворчала она и погладила его крепкое плечо, призывая к возобновлению любовной игры. — Как это у тебя получается?
— Что? — Он, не торопясь бросаться в омут страсти, внимательно оглядывал стройную фигуру Виктории. От такого его взгляда каждый раз по всему ее телу проносилась горячая волна.
— Все, — прошептала она.
— Не знаю… — проговорил он, до невозможности растягивая гласные. — У меня многое не получается. Например, у меня не все получается с женщинами.
— У тебя? — застонала она и схватила его за кисти рук. — Да ты самый лучший любовник на свете!
— Любовник? — усмехнулся он и слегка отстранился. — Но разве одного этого достаточно в отношениях мужчины и женщины? Ты говоришь, я — везунчик. Но мне не везет с тобой.
— Что? — поразилась она и от неожиданности даже отпустила его руки. — Почему? Тебе плохо со мной?
— В постели — прекрасно, — прищурился он и отодвинулся еще дальше. — Ты многое умеешь… Но я предпочел бы… любовь.
Целую минуту она молчала, задыхаясь от возмущения и обиды.
— Но… — наконец нашла она в себе силы проговорить: — Что же это, если не любовь? Ты сомневаешься в том, что я тебя люблю?
— Сомневаюсь, — серьезно произнес он. — Случись что с моим дружком, а чего только не бывает в жизни, ты будешь относиться ко мне совсем иначе.
— Какой ты дурак! — сердито проговорила она и откинулась на подушки.
— Возможно… — пробормотал он. — Но ты никогда не говорила, что любишь меня.
— Я должна объясняться тебе в любви? — удивилась она. — Но разве и так не понятно, что я тебя люблю? Ярослав, да что с тобой?
Он бесстрастно погладил ее по животу и сказал:
— Я хочу быть твоим рабом. Но тебе этого не нужно.
Что-то удержало ее от того, чтобы тут же обнять его, припасть к нему, прошептать слова, которые бы его убедили… Ей действительно не нужен был раб ни в постели, ни где бы то ни было еще. А ведь все могло сложиться по-другому, убеди она его тогда в своей любви…
После той ночи что-то изменилось. Нет, им не стало хуже в постели… Она изо всех сил старалась забыть тот разговор. Но не получалось. Даже в самые прекрасные моменты их страсти она не могла избавиться от страха: вдруг он сейчас отстранится и начнет мучить ее ненужными рассуждениями о любви и рабстве.
А через некоторое время у нее состоялся разговор с Султановым.
— Негласный закон нашей компании, — сказал он, пронизывая ее внимательным взглядом желтых раскосых глаз, — запрещает определенного рода отношения между сотрудниками.
Она опешила. Ей не приходило в голову, что ее отношения с Ярославом могут стать предметом внимания босса. Тем более что «негласный закон» нарушался на каждом шагу.
— Я никогда не понимала пафоса этого закона, — вызывающе произнесла она.
— Пафоса, может быть, и нет, — усмехнулся Султанов. — А смысл есть. То, что вы выделяете какого-то работника из массы, вредит делу. Некоторые сотрудники начинают думать, будто своим продвижением по службе Краснов обязан именно вам. У этих сотрудников снижается творческий потенциал и исчезает стимул к собственному росту.
— Вы это серьезно? — спросила она.
— Конечно, — был ответ. — В развитии нашей фирмы полностью исключены межличностные аспекты. Продвижение сотрудников зависит только от их способностей и преданности общему делу. Вы и сами это прекрасно знаете. Короче, вам придется решить для себя, что вам важнее — карьера в «Конкистадоре» или отношения с Ярославом Красновым.
— Карьера? — пробормотала она.
— Неужели вы думаете, что статус моей переводчицы — это предел для вас? — спросил Султанов, поняв ее смятение по-своему. — Я намерен предложить вам новую позицию. — Он прищурил и без того узкие глаза.
Она посмотрела на него вопросительно.
— Я считаю, что у вас достаточно знаний, опыта и энергии… — как хороший актер, Султанов выдержал долгую паузу, — чтобы стать исполнительным директором нашего британо-индийского филиала в Лондоне.
От изумления Виктория утратила дар речи.
— Я полагаю, новая интересная работа облегчит вам разлуку с Красновым, — продолжал он. — Но вы — свободный человек, и выбор за вами, потому что здесь есть варианты…
— Какие? — спросила она внезапно севшим голосом. — Какие варианты?
— Ну, во-первых, вы можете остаться на прежней должности. Но в таком случае мне придется уволить Краснова, чего, говоря откровенно, мне бы не хотелось… В данный момент он достаточно полезен корпорации. Во-вторых, вы можете подать заявление об уходе. Я дам вам блестящие рекомендации, и вас с радостью возьмет любая другая фирма. А в третьих, как я и сказал, вы можете продолжить свою карьеру в Лондоне. Думаю, мне не надо повторять, что и в этом случае ваши отношения с Красновым должны прекратиться.
— У меня есть время, чтобы подумать? — тихо произнесла она.
— Сколько угодно, — Султанов рассмеялся. — Но исполнительный директор филиала нужен мне срочно.
Разумеется, Виктория Веденеева приняла решение, прежде чем вышла из кабинета босса.
Всю свою сознательную жизнь, начиная с момента, когда по окончании специальной английской школы ей вручили золотую медаль, Вика стремилась к вершинам. Она была уверена, что родилась для того, чтобы покорять их. Окончив университет с красным дипломом, она за год подготовила и защитила кандидатскую диссертацию, став в двадцать шесть лет доцентом. Через год ее назначили заместителем заведующего кафедрой. Она уже начала писать докторскую диссертацию, но вдруг поняла, что выбранная ею вершина — стать профессором к тридцати пяти годам, — ничтожно мала для нее. Ей хотелось большего. И тут «подвернулся» Султанов.
Она познакомилась с ним на международном деловом форуме, где работали все лучшие переводчики города. Ей досталось обслуживать делегацию из Южной Америки, руководитель которой, бразилец, был очень заинтересован в контактах с президентом «Конкистадора». После закрытия форума Султанов пригласил Викторию переводить цикл своих приватных бесед с задержавшимся в городе бразильским бизнесменом. Когда, уже став личной переводчицей Султанова, она спросила, почему его выбор тогда пал на нее, босс ответил просто:
— Я понял, что вы из редкой породы переводчиц, которым можно доверять секреты. Кроме того, вы всегда переводили точно, не искажая смысла высказываний. Этой способностью, как ни странно, обладают немногие толмачи.
— Но почему вы так уверены в этом? — удивилась она. — Разве вы знаете английский и португальский?
— Немного, — усмехнулся он.
Через некоторое время она поняла, что он поскромничал. Но тогда задала ему еще один вопрос:
— Работа на форуме — это одно. Но вы пригласили меня, практически незнакомого человека, переводить приватные беседы, на которых обсуждались весьма деликатные вопросы. Я думаю, ваши конкуренты очень хотели бы получить информацию… Вы не боялись, что я…
— Не боялся, — Султанов улыбнулся. — Потому что уже тогда знал: вы будете работать у меня. А мои сотрудники не разглашают моих секретов.
Проведя тогда несколько дней рядом с Султановым, она почувствовала на себе силу этого незаурядного человека, сумевшего за несколько лет создать «с нуля» мощную империю по разработке алмазных и других месторождений. Драгоценные украшения, которые изготавливались ювелирными фирмами Султанова, уже входили в моду в Париже и Лондоне, их демонстрировали на подиумах лучшие топ-модели Европы… От тем, которые обсуждались на форуме, у Вики захватывало дух. Прошлые мечты уже казались ей детскими и смешными.
На предложение Султанова работать у него она согласилась сразу и без колебаний. Теперь она имела шанс завоевать если и не весь мир, то хотя бы какую-то его часть. Она уже знала, что «Конкистадор» был мозгом султановской империи — все серьезные решения принимались именно здесь.
В тот же вечер она пересказала Краснову разговор с Султановым.
— Ты, конечно, поедешь в Англию, — спокойно сказал он.
— А как бы ты хотел? — спросила она, втайне надеясь, что он будет просить ее остаться. Она, конечно, не уступит, но… ей очень хотелось, чтобы он попросил.
— Я бы не хотел, чтобы из-за меня у тебя не сложилась карьера, — он пожал плечами. — Ты же не собиралась до пенсии ходить у Султанова в переводчицах.
В ее душе мгновенно образовалась пустота. Она смотрела на Ярослава и думала, что история любой страсти всегда коротка.
— Да, — сказала она нейтральным тоном. — Я сделала свой выбор. Но когда ты будешь посещать наш лондонский филиал или просто выберешься в Англию в качестве туриста, я буду рада тебя видеть.
— Взаимно, — усмехнулся он. — Когда ты нагрянешь в Питер, можешь быть уверена — моя постель всегда в твоем распоряжении.
— Даже если ты будешь делить ее с женой? — язвительно поинтересовалась она.
— Ну, в Питере не проблема найти другую постель, — ответил он.
Она вышла замуж за Смита через полгода после вступления в должность исполнительного директора филиала «Конкистадора». Муж был на восемь лет старше ее, чопорен в общении и бесконечно скучен в постели. Секс он воспринимал как тягостную супружескую обязанность. Поначалу она старалась растормошить его, оживить их ночи в роскошном особняке, стены которого украшали портреты предков Смита начиная аж с семнадцатого века, но муж стойко выдержал все ее атаки, и ничего не изменилось. Тогда она махнула на постель рукой, тем более что работа была захватывающе интересной, а потом даже научилась радоваться тому, что муж так экономно расходует свои и ее силы.
Краснова она вспоминала все реже, хотя в первые свои лондонские недели тосковала по нему безумно, ждала каких-то известий, обижалась, что он так легко забыл ее… Но постепенно обида улеглась. «Я повзрослела, — сказала она себе. — Страсть хороша только в юном возрасте. Взрослые люди имеют в своем арсенале и другие способы жить».
И она стала их осваивать.
О своей предстоящей свадьбе она сообщила Краснову письмом. Он отозвался формальным поздравлением.
Между тем дела филиала шли в гору. Султанов был доволен и редко посещал Лондон, будучи уверен в том, что Виктория Веденеева-Смит держит руль крепкой рукой.
Так и было. Но лишь до того вечера, пока, привычно разбирая за ужином почту, она не обнаружила письмо от Краснова. Это было первое письмо от него за время их разлуки. Короткое свадебное поздравление в счет, конечно, не шло. Она разорвала длинный узкий конверт. В нем лежал сложенный лист бумаги и двойная открытка. Сначала она развернула лист.
Виктории был хорошо знаком этот округлый, старательный почерк… В весьма восторженных выражениях Краснов сообщал ей, «старому верному другу», что наконец нашел ту единственную и неповторимую женщину, с которой собирается связать свою судьбу. Он пространно описывал свои новые ощущения, совершенно не заботясь о том, какое впечатление произведут на нее его восторги… Закурив, она взяла в руки открытку. Это было приглашение на свадьбу, подписанное Ярославом Красновым и Ириной Султановой. У Вики потемнело в глазах.
— Нас приглашают на свадьбу? — Отставив тарелку, Смит протянул руку к открытке с двумя переплетенными кольцами. — Кто?
— Один из сотрудников моего босса, — Виктория небрежно отложила приглашение в сторону. — Там по-русски, ты не поймешь.
…Господи, теперь ей стало ясно все, все!.. Ей вдруг открылась причина ее лондонского назначения. Это была ссылка — Султанов просто хотел избавиться от нее. Потому что уже тогда выбрал жениха для своей некрасивой и несчастной дочки. Но понял ли это Ярослав, ее Ярослав?..
Ей казалось, что ее сердце сейчас вырвется из груди. Пытаясь взять себя в руки, она покосилась на мужа: он спокойно читал газету.
Нет, Ярослав не понял ничего. Его строки о любви к Ирине Султановой были написаны искренне — Виктория сумела бы почувствовать даже малейшую фальшь. Да он и не умел притворяться. Она слишком хорошо знала его. Все его привычки. Каждую клеточку его кожи…
Она почувствовала, что ее руки начинают дрожать, а сама она недалека от истерики. Ее разрывали, соперничая между собой, два чувства. Первым была ревность. Вторым — ярость.
Да, Султанов умел использовать людей в своих интересах. Он рассчитал все. Он только не учел силу ее чувства к Ярославу. Как при ускоренном просмотре кинопленки, память возвращала ей все новые подробности их любви. Теперь Виктория уже была уверена, что любит Краснова по-прежнему, никогда не переставала любить… И она не отдаст его никому.
…Лететь в Петербург Смит отказался категорически. Проведя две оставшиеся недели как в бреду, она полетела одна, и прямо из аэропорта Пулково позвонила Краснову.
Узнав ее голос, он рассмеялся, и ей показалось, что они расстались вчера. Стараясь, чтобы это прозвучало легко, она напомнила ему слова о постели, сказанные им при расставании.
— Ты хочешь провести со мной ночь накануне моей свадьбы? Пожалуй, в этом что-то есть. Я буду у тебя в десять.
Она глубоко вздохнула и стиснула зубы. Не открывая глаз, Ярослав потянулся к ней.
— Подожди… — попросила она. — Я хочу поговорить с тобой.
— О чем? — пробормотал он.
— О нас с тобой.
— Нам с тобой замечательно… — Его рука уже скользила по ее бедру.
Виктория отстранилась.
— Ты любишь Ирину? — борясь с унижением, спросила она.
Он открыл глаза и посмотрел на нее с удивлением.
— Что вдруг на тебя нашло? Люблю — не люблю… Какая разница?
— Для меня разница есть, — она старалась говорить спокойно. — Если ты ее любишь, то…
— То что? Я не смогу проводить с тобой редкие, но чудесные ночи? Смогу. Ты ведь провела эту ночь со мной, несмотря на своего Смита.
— Я не хочу проводить с тобой редкие ночи. — Она знала, что говорить этого не следует, но не могла заставить себя остановиться. — Я хочу проводить с тобой каждую ночь.
— Как ты себе это представляешь? — усмехнулся он. — Допустим, ты вернешься в университет. А что буду делать я? Пойду работать охранником? Ты же первая начнешь меня презирать.
— О чем ты говоришь? — рассердилась она. — Если проблема только в твоей работе, то найдется способ ее решить, поверь мне. Пусть не сразу…
Он приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза. А затем тихо сказал:
— Нет. Проблема не только в этом. Я действительно люблю Ирину. И не хочу ее терять. Не потому что она дочь Султанова. А потому что она — это она. И тебя не хочу терять. Потому что ты — это ты. Пойми…
— Я уже поняла. — Она натянула на себя одеяло и отвернулась к стене.
«Ты не хочешь ее терять? — подумала она, проваливаясь в полудрему. — Но ты ее потеряешь. И очень скоро!»
Александра Барсукова, ведущая двух популярных программ питерского телеканала, шла к начальству шагом решительным и стремительным, кипя от возмущения и не делая ни малейшей попытки это возмущение унять. Напротив, пока поднималась на лифте, пока шла по извилистому коридору третьего этажа студии, где располагался кабинет Феликса Калязина, генерального директора канала, она разогревала себя внутренней речью, которую собиралась произнести пред светлым ликом (то есть перед толстой рожей!) шефа. Последнее время, уважаемый господин Калязин, собиралась сказать она, ваше поведение как руководителя канала не лезет ни в какие ворота. Да, вы всегда были, мягко говоря, самодуром, деспотом и тираном. И неважно, что это синонимы. Я сама знаю, что синонимы! Вы эту свою манеру зубы заговаривать бросьте, потому что я все равно скажу все, что я про вас думаю. Вы всегда были самодуром. Но тем, что вы творите сейчас, могли бы восхититься Калигула, Нерон и товарищ Сталин вместе с Берией. Что это за дела такие — врываться в монтажку и, пользуясь моим отсутствием, с порога орать на сотрудников моей группы, независимой, между прочим, группы? Вы, может быть, забыли, что зарплату нам спонсоры платят, а не вы? А вот за аренду оборудования вы с нас дерете, как с коммерческой структуры! Наш экономист, как смету увидел, охнул и за голову схватился. А его ничем удивить невозможно, в принципе! К тому же все знают: если бы не мы, то канал бы ваш вообще загнулся! Вы на нас молиться должны и на цыпочках входить, когда люди творчеством занимаются. А вместо этого? Вместо этого вы доводите моих людей до слез, а потом еще имеете наглость навязывать мне работу, склонности к которой я не имею. Ну и что, что больше некому? Это ваши проблемы, господин директор! Пригласите кого-нибудь. Переманите с НТВ. Ах, вы не можете себе этого позволить? А меня, значит, можно эксплуатировать бесплатно? Не выйдет! Я вам не девочка-выпускница какая-нибудь… Да, вот так я заговорила! И ничего подобного — вы меня на груди не пригревали… Еще не хватало! Мне и приближаться-то к вам противно!
Саша остановилась перед дверями приемной Калязина, перевела дух и подумала, что последняя фраза — пожалуй, перебор. Это Феликса может всерьез обидеть. А обижать его ей не хотелось. Феликс хоть и самодур, Берия и Нерон в одном флаконе, но все-таки муж ее любимой подруги Алены. Именно Алена Калязина, знаменитая телеведущая того же канала, три года назад привела Сашу в студию.
Она открыла дверь и встретилась взглядом с секретаршей Калязина — восемнадцатилетней красавицей Наташей. Наташа улыбнулась ей, моргая смазанными ресницами. «Это же надо так затюкать даже собственную секретаршу! — подумала Александра. — Ведь секретарь начальника — лицо фирмы. И что бы ни случилось, это лицо не должно быть заплаканным».
— Привет, Наталья, — сказала она. — Его толстопузое величество на месте?
— Угу, — пробормотала секретарша и всхлипнула.
— Он что — теперь и на тебя бросается? — поинтересовалась телеведущая. — Или женский роман читаешь?
— Когда мне? — удивилась Наташа.
— Тогда не плачь, — строго сказала Барсукова.
— Как же мне не плакать… — пробормотала секретарша, и Александра чуть не расхохоталась от ее интонации, воскресившей в памяти детскую радиопостановку о коварной лисе и несчастном зайке.
— Да что случилось-то?
— Шеф совсем плох, — доверительно прошептала Наташа.
— Фуа гра[1] за обедом несвежая оказалась? — не удержалась Александра от язвительного тона.
— Вы все шутите, — не без упрека проговорила Наташа. — А ему действительно сейчас очень плохо. Вы проходите, он вас ждет. Никого не велел пускать, а вас — сразу как появитесь.
— Да? — удивилась ведущая «Криминальных хроник». — Я вообще-то сама пришла. Но если ждет… — Она резко толкнула дверь калязинского кабинета.
Директора канала она сначала вообще не заметила. Потому что намеревалась увидеть его на обычном месте — за столом, в специально изготовленном для него необъятном кресле. Но там Феликса не было. Тогда Саша окинула взглядом пространство кабинета и замерла… Много чего повидала за свои двадцать пять лет автор и ведущая программы «Криминальные хроники». Но такого… Такой картины она даже в страшном сне представить себе не могла.
Феликс Калязин был мужчиной солидным, крупным, тяжеловесным — при виде его на ум приходили мысли о слонах и бегемотах. Почти два метра ростом при восьми с половиной пудах веса — это вам не шуточки. И вся эта махина сейчас стояла перед Сашей на четвереньках на полу. Нет, ладно бы стояла! — быстро перемещалась, следуя хаотичной траектории между разложенными повсюду ксерокопиями каких-то вырезок и раскрытыми книгами разного формата и объема.
При появлении Саши Феликс поднял голову, невразумительно что-то пробормотал, а затем продолжил движение. Саша попыталась сделать вдох и не смогла.
— Феликс… — сипло позвала она.
Прошло немало времени, прежде чем он с трудом поднялся с пола — раскрасневшийся, потный, с жалкой улыбкой на лице — и пропыхтел:
— Здравствуй, Саша. Хорошо, что ты пришла. Собирался уже звонить тебе, но потом решил, что ты и сама объявишься, как приедешь в студию. Кофе хочешь?
— Нет, спасибо, — опасливо произнесла она. — Феликс, это что, какая-то особая гимнастика?
— Ох… — с шумом выдохнул Калязин. — Нет… Это я сам.
— Изобретательно, — похвалила Саша. — Можем показать тебя в оздоровительной программе. Рекламодатели валом повалят.
— Думаешь? — Он озабоченно поднял брови. — А после эфира зрители в кардиоклинику валом не повалят? Кстати, у тебя нет валидола? У меня кончился.
— А он от помрачения рассудка разве помогает? — удивилась Саша и открыла сумочку. Она всегда носила с собой сердечные и успокоительные средства — не для себя, а для героев своих сюжетов.
— Тыщу баксов отдал бы за лекарство, помогающее от помрачения, — сказал Калязин, засовывая под язык таблетку валидола. — Только бы это лекарство не влияло на нормальный ход беременности.
Саша склонила голову набок и с подозрением оглядела калязинский живот. Живот, конечно, был огромный, но все же не больше, чем всегда. Поразмыслив, она пришла к выводу, что Феликс намекает на свою беременную жену Алену.
— Итак, рассудок Алены помрачился, — тоном Шерлока Холмса произнесла Саша. — И это, по-видимому, заразно. Может, я лучше пойду?
— Нет! — вскричал Феликс. — На тебя только и надежда. Запри дверь, чтобы нам никто не помешал.
Тут Саша испугалась уже не на шутку. Еще никогда Феликс Калязин при ее визитах к нему не требовал запирать дверь. Она боком стала пробираться к выходу и чуть не упала, споткнувшись о толстый старинный фолиант. В последнюю секунду Саша удержала равновесие, но ее взгляд уткнулся при этом в лежавшую рядом с фолиантом газетную вырезку, в начале которой крупным шрифтом было набрано: «Кровь инфанты взывает к отмщению». Саша постояла немного в задумчивости, а затем… опустилась на четвереньки, мельком подумав, что кстати надела сегодня джинсы.
От чтения ее отвлек голос Феликса:
— Как тебе это нравится?
— Не знаю, — сказала Саша, садясь на полу и пожимая плечами. — И это все, — она показала на разбросанные книги и вырезки, — тоже о крови инфанты?
— В общем, да…
— Никогда не замечала в тебе особого интереса к истории конкистадоров, — удивилась она. — Собираешься фильм в Южной Америке снимать?
— Собираюсь отправить Алену в родильный дом, — сказал он. — А не в сумасшедший.
Саша нахмурилась.
— Объясни, — потребовала она. — Что у вас произошло, пока меня два дня не было? Вас посетил призрак влюбленного конкистадора?
— Не знаю, — пробурчал Калязин. — Я не знаю, что и думать.
— О Боже! — воскликнула она. — Ты мне сразу скажи, остался ли на канале хоть один человек в здравом рассудке? Скоро по коридорам без охраны ходить будет страшно…
— Все шутишь, — печально отозвался Феликс и неловко опустился на пол, снисходя до уровня собеседницы. — А дело-то — серьезнее некуда. У Алены действительно крыша поехала. И если ты не поможешь, то никто не поможет.
— А не обратиться ли к специалисту… другого профиля? — осторожно предложила Саша.
— Оставь, — сморщился он. — Ты — ее подруга. Думаю, ты сможешь привести ее в чувство.
— А ты ее муж, — возразила она. — Но расскажи все-таки — что произошло?
Феликс зачем-то похлопал себя по щекам.
— Да… Да… Сейчас… Но в это трудно поверить. Я и подумать никогда не мог, что Аленушка… — Он закрыл лицо руками.
Саша оторопела в очередной раз. Немного подумав, она поднялась на ноги, щелкнув замком, распахнула дверь и потребовала у Наташи коньяку. Испуганная секретарша мгновенно исполнила приказание.
— Пей, — приказала Саша Феликсу. — И рассказывай.
Калязин посмотрел на коньяк, как на рыбий жир, и сделал два неуверенных глотка. Но потом все-таки сел в свое кресло и начал рассказывать.
Оказывается, пару дней назад Калязины побывали дома у известного бизнесмена, питерского ювелирного короля Семена Юсуповича Султанова, с которым Феликса уже давно связывали некие деловые отношения. Какие конкретно — он уточнять не стал. Они сидели втроем в роскошной гостиной султановского особняка на Каменном острове, мужчины слегка выпивали, а Алена ела миндальные пирожные, от которых она, в остальном строго соблюдавшая диету и другие предписания своего врача, отказаться не могла. Слово за слово, заговорили о важном событии, которое на днях должно было состояться в семье Султанова — он выдавал замуж свою единственную дочь, тридцатипятилетнюю Ирину.
— Надо же! — сказала Саша. — Думаю, у дочери Султанова в женихах недостатка не было. Как же ей удалось до таких лет в девках просидеть?
— Так может сказать только такой прагматик, как ты, — объявил Феликс. — А о том, что существует еще на земле любовь, ты, наверное, и не слыхала?
— Допустим, слыхала, — усмехнулась уязвленная Саша.
Калязин посмотрел на нее укоризненно.
— Ирина, мягко выражаясь, не идеал гусара, — сказал он. — Не то, чтобы совсем уродина, но… на большого любителя. Что-то в ней есть такое… не женственное что ли…
— Можешь не описывать, если это не имеет отношения к делу, — прервала его Саша.
— Я буду рассказывать, как рассказываю, хорошо? — поморщился директор канала. — В общем, она не красавица, а кроме того не имела никакого опыта общения с мужчинами при луне и звездах.
— А ты-то откуда знаешь? — удивилась телеведущая.
— Оттуда знаю, что Султанов сам мне жаловался. Хотя, конечно, охотников жениться на Ирине было немерено. И недостатки ее внешности никого не останавливали.
— У нее, наверное, ноги кривые? — ухмыльнулась Саша. — А сама она горбатая и одноглазая, да?
— Осанка у нее гордая, восточная, — вызывающе ответил Феликс. — Ирина имеет два глаза и оба красивые, большие и черные. Брови, правда, как… у Ханумы.
— И усы, — подсказала Саша.
— Усов у нее нет, — возразил Феликс. — Но, честно говоря, своей внешностью она могла бы и посерьезнее заниматься.
— Так почему же она этого не делала? — поинтересовалась телеведущая.
— Думаю, ей было просто наплевать на внешность, — сказал Калязин. — Потому что никто из окружавших мужчин ей не нравился. И вдруг — о, чудо: она влюбилась.
— И в кого же это, интересно?
— В одного перспективного сотрудника из фирмы Султанова.
— Вот счастье-то ему привалило! — хмыкнула Саша.
— Не все так просто, — недовольно сказал Феликс. — Дело в том, что этот сотрудник поначалу на Ирину и внимания не обращал.
— А папочка на что же? — удивилась Саша.
— Я же говорю тебе, что все не так просто, — повторил Калязин. — Семен Юсупович — человек очень умный. И понимает, что любовь купить нельзя. Ни за какие деньги. Да и зять ему такой не нужен — купленный. В общем, вмешиваться в это дело он не собирался. — Феликс на некоторое время смолк и тяжело задышал.
— Еще валидолу? — забеспокоилась Саша.
— Нет… Я лучше глотну… — На этот раз Калязин лихо опрокинул в рот бокал с остатками коньяка, и ведущая «Криминальных хроник» немного успокоилась: директор канала постепенно становился похожим на себя прежнего. — А дальше начинается… вся эта чертовщина, — сказал он, отставляя пустой бокал и закуривая. — Несколько лет назад Султанову от его южно-американского партнера по бизнесу достался некий камень. Рубин каратов в шестнадцать. «Кровь инфанты» называется. Он, якобы, обладает волшебными свойствами…
— Ну-ну, — иронически поощрила его собеседница.
— Слушай, ты хочешь помочь Алене или нет? — рассердился Феликс. — Если не хочешь, тогда что ты вообще тут делаешь?
— Тебя слушаю, — покорно сообщила Саша.
— А слушаешь, так не перебивай! Иронизировать можно сколько угодно, но в случае с Ириной Султановой рубин подтвердил свои волшебные свойства.
— Это каким же, интересно, образом?
— Ну, всех подробностей я не знаю, — протянул Калязин. — Но случилось так, что Ирина была в кабинете отца, когда этот чертов рубин с какой-то выставки привезли. И она, прежде чем его увезут, захотела камень рассмотреть, в руках подержать. А в этот момент к Султанову предмет ее любви зашел — подпись ему какая-то срочно понадобилась. С этого все и началось — парень влюбился намертво.
— И что, тебе Султанов эту историю на полном серьезе рассказал? — спросила Саша.
— Разве его поймешь, когда он серьезно говорит, а когда нет! — воскликнул Феликс. — Но мне, в сущности, на это наплевать. Беда в том, что в эту историю поверила Алена. То есть, она поверила, что парень влюбился в Ирину из-за того, что у нее в руках был волшебный камень.
— Не может быть! — Сашино изумление было искренним.
— Может, — вздохнул верный муж, — во время беременности все может быть.
— Та-ак, — протянула Саша, — и что же дальше?
— А дальше то, что Алена захотела этот камень иметь. Вернее, не этот, а другой, но с такими же свойствами. Султанов сказал, что их по миру штук десять разбросано. У его южно-американского партнера еще две штуки есть. Они поменьше, чем султановский, но стоят… Если я продам все, что у нас с Аленой есть, то все равно не хватит.
— Разве рубины бывают такими дорогими? — собеседница удивленно подняла брови.
— Бывают. Из-за этой истории, — Калязин кивнул на разбросанные по полу книги и вырезки. — В нее многие верят.
— Ясно, — пробормотала Саша. — Я другого не понимаю: кого Алена хочет с помощью этого рубина приворожить? У вас же с ней все в порядке.
— Тьфу, тьфу, тьфу, — Феликс суеверно постучал по столу. — Я ее тоже об этом спрашивал. Она говорит, что ей кроме меня никто не нужен. Она просто хочет, чтобы такой рубин хранился в нашей семье и был чем-то вроде талисмана.
Саша надолго задумалась.
— Слушай, а ты не можешь этот рубин на время у Султанова одолжить? — спросила она. — А потом Алена родит и сама надо всем посмеется…
— Не могу, — грустно сказал Калязин. — Султанов собирается подарить его Ирине на свадьбу. Алена очень нервничает, — он покачал головой, — и я боюсь, что это может отразиться на здоровье ребенка.
— Но у нее же самые лучшие врачи, — неуверенно сказала Саша.
— Ну и что, что врачи? Алену как будто подменили, — пожаловался он. — Она не хочет ни о чем говорить, кроме этого рубина, представляешь? Я вот человека уже в Публичку послал. Он мне все, что можно, собрал про эти камни. Теперь сижу, читаю… — Феликс снова закрыл лицо руками.
— Черт! — выругалась Саша и посмотрела на часы. — Давай-ка я все это сейчас соберу и с собой возьму. Только помоги до машины донести.
— Зачем? — безнадежно спросил будущий отец.
— Дома почитаю. Вдруг что-нибудь да и придумаю…
Нагруженные книгами, они спускались в лифте, когда Саша спросила:
— А вы на свадьбу-то приглашены?
— На какую свадьбу? — не сразу понял Феликс, занятый своими печальными думами.
Саша посмотрела на него, как на больного.
— Ах, да! — опомнился он. — Приглашены, конечно. Но я не думаю, что мы поедем. Во-первых, ехать довольно далеко…
— А где будет свадьба? — поинтересовалась Саша.
— В загородной резиденции клуба «Двенадцать королей», под Зеленогорском… А во-вторых, я боюсь, что Алена снова разволнуется. Но почему ты спрашиваешь? Неужели… ты хочешь выкрасть рубин? — шепотом спросил он и зачем-то посмотрел на потолок лифта.
— Феликс, дорогой, успокойся, — Саше захотелось погладить огромного Калязина по щеке, как гладят плачущего ребенка, но ее руки были заняты книгами. — Выкрасть камень такой ценности, да еще у ювелирного короля, невозможно. А спросила я потому, что думаю: жених Ирины Султановой — артист, причем из выдающихся. Но ведь Алена в психологии отлично разбирается. Она на него посмотрит и убедится, что сказка о рубине — всего лишь сказка, а женится он из-за денег. Это же элементарно, Феликс! Наваждение как рукой снимет.
— А-а-а… а если нет?
— Ну, не знаю, — протянула ведущая «Криминальных хроник». — Попробовать все равно стоит…
И лишь когда они загрузили в машину фолианты и папки с вырезками, Саша вспомнила, с какими чувствами и зачем шла час назад к Калязину. Но ругаться с ним ей уже не хотелось.
В то время, когда счастливый жених Ярослав Краснов прощался с холостяцкой жизнью в объятьях любовницы, Ирина Султанова сидела в гостиной отцовского особняка в обществе своей подруги и бывшей одноклассницы Калерии Дымшиц. Калерия, или просто Лера, была выбеленной блондинкой и обладательницей смазливого кукольного личика, которое издали делало ее похожей на восемнадцатилетнюю девочку.
Лера с нескрываемым удивлением рассматривала светившуюся от счастья подругу, которую еще со школьных лет привыкла считать дурнушкой.
— Ну, наконец-то станешь и ты замужней дамой, — говорила она. — Только не понимаю, что ты так сияешь? Хотя, наверное, в первый раз все сияют. По глупости. Неужели я тоже была такая дура, когда в первый раз выходила замуж?
— Лерка, прекрати, — добродушно проговорила Ирина. — Почему обязательно дура? Просто ты тогда была влюблена в Михаила. Никто не виноват, что он оказался скотиной.
— А ты уверена, что твой Ярослав тоже не окажется скотиной? — ехидно поинтересовалась подруга.
— Уверена, — спокойно ответила невеста.
— И на чем основана такая уверенность? — хмыкнула Лера. — Насколько мне известно, опыта в общении с мужчинами у тебя мало. Так послушай меня. Вначале они все кажутся ангелами с крылышками. А потом выясняется, что им от жены нужны только деньги и внешность — чтоб было чем перед друзьями похвастаться. С деньгами-то у тебя, конечно, все в порядке, а вот в смысле внешности — сама понимаешь. Это я тебе по-дружески говорю, не обижайся.
— Скажи уж сразу, что завидуешь, — все так же беззлобно ответила Ирина. Она вообще была необидчива. — Женихов, падких на деньги, у меня было предостаточно. И все они получили то, что заслужили. От ворот поворот. Ярик не такой. Ему папины деньги не нужны.
— А что ему нужно? — Лера зашлась в неестественном смехе. — Твоя нестандартная красота? Ведь ты трезвая, разумная женщина, и прекрасно знаешь, что не с твоей внешностью мужиков привлекать. Это я могу выйти на панель, и на меня любой клюнет. А на тебя кто позарится? Даже ночью… Ирка, я желаю тебе добра. Нет, сходить замуж всегда полезно, кто спорит. Только не витай в облаках. Твой жених такая же скотина, как и все остальные мужики. И нужно, чтобы ты это знала с самого начала. Чтоб потом тебе не пришлось глотать пачку снотворного, как со мной по молодости было.
Ирина вздохнула.
— Жизнь гораздо многообразнее, чем ты себе представляешь. Как ты справедливо заметила, мне не двадцать лет. И я со своим опытом, пусть и теоретическим, все же могу отличить настоящую влюбленность от сыгранной.
— Ага, — Лера снова хмыкнула. — Ты, кажется, забыла, что я работаю в театре. И немного представляю себе всякие техники актерского мастерства. Сыграть можно так, что никто не отличит.
— Да не переживай ты так уж из-за меня! — засмеялась Ирина. — Говорю же тебе: Ярик не играет, я в этом уверена.
— Опять ты за свое! — в сердцах воскликнула Калерия. — Ну что ты заладила: «уверена, уверена»?!
Ей было ужасно неприятно, что подруга не обращает внимания на ее советы и предостережения. Да, конечно, за последний месяц Ирина здорово изменилась… Раньше она почти не пользовалась макияжем, ходила в обыкновенных джинсах — это при ее-то возможностях! Сколько раз Лера, еще со школьных лет привыкшая опекать эту размазню, уговаривала ее заняться своей внешностью! Но никакие уговоры не помогали. Казалось, в жизни Ирину интересуют только путешествия, в которые она ездила четыре раза в год и к которым все остальное время готовилась, изучая какие-то книги, карты и маршруты. Лера не понимала, что в этом хорошего — путешествовать в одиночестве, ведь даже обменяться впечатлениями не с кем! Она намекала Ирине, что могла бы составить ей компанию, однако та всякий раз вежливо, но твердо отказывалась… Интересно, Краснов — тоже любитель путешествий?..
Да, с его появлением Ирина заметно изменилась. Пожалуй, сейчас и язык не повернется назвать ее дурнушкой. Расцвела… Спину держит прямо.
«Любовь, конечно, способна творить чудеса, — мрачно думала Калерия. — Но тем ужаснее будет разочарование, когда обнаружится, что у красавчика Краснова куча любовниц и долгов. Хотя, кажется, он не беден…»
— Так чем он все-таки занимается, твой избранник? — спросила она небрежно. — Я что-то прослушала.
— Ты действительно прослушала, — сказала Ирина. — Он руководит одним из отделов «Конкистадора». Отец говорит, что у него очень хорошие перспективы.
— Ну, еще бы… — протянула Калерия. — С таким-то тестем!
— Как будто бы ты не знаешь отца! — воскликнула слегка уязвленная Ирина. — Он никогда не будет продвигать человека просто так.
— Свежо предание, да верится с трудом, — продолжала ухмыляться лучшая подруга.
— Дура ты, Лерка… — вздохнула Султанова. — Ничего в жизни не понимаешь.
— Это я-то не понимаю? — возмутилась та. — Я все понимаю. И понимаю, что сейчас ты возносишься в заоблачные выси. Падать будет больно, учти.
— Не очень уместный разговор накануне свадьбы, — хмуро пробормотала Ирина. — Ты словно намерена отговорить меня… Но свадьбу все равно уже отменить невозможно. Приглашены около пятисот гостей. Так что обратной дороги нет…
— Да… — вздохнула Лера. — Тяжко быть дочерью магната.
Ирина выразительно посмотрела на часы. Она была уже не рада, что согласилась на предложение подруги «заскочить на минутку» — похоже, Лера пришла только для того, чтобы испортить ей, Ирине, настроение накануне свадьбы. Но разве его можно испортить?
— Слушай, а что тебе отец подарит? — Удобно расположившаяся в кресле Лера словно и не заметила Ирининого взгляда, брошенного на часы.
— Подарок тоже завтра увидишь.
— Ну хоть скажи, что это. Машина? Шуба? Бриллианты?
— Машинами я не интересуюсь, — Ирина снова посмотрела на часы и демонстративно потянулась. — Шуб у меня достаточно, бриллианты тоже есть. Так что ты, дорогая, не угадала.
— Ирка! — взмолилась Лера. — Скажи, я ведь ночь спать не буду!
— Ладно уж, — смилостивилась невеста. — Отец подарит мне один камень, рубин…
— Рубин? — Лерино кукольное личико изобразило разочарование.
— Но это не простой рубин, — сказала Ирина и засмеялась. — Он называется «Кровь инфанты». И он… умеет исполнять желания.
— Ух ты! — восхитилась Лера. — Покажи!
— Не могу. Его здесь нет. Он завтра будет выставлен в специальной витрине.
— И ты веришь в то, что он действительно исполняет желания? — Лера прищурилась.
— Да, — тихо сказала Ирина. — Я в это верю.
— А какие желания? — не унималась подруга. И, вдруг догадавшись, ахнула: — Неужели любовные?
Невеста опустила глаза и молча кивнула.
— Так это ты… благодаря рубину замуж выходишь?
— Лерка, ну что ты несешь? — Султанова поморщилась. — Если бы я хотела замуж, давно бы уже вышла.
— Ну, конечно… — задумчиво протянула Калерия. — Замуж ты вышла бы… А вот замуж по любви… Я угадала, да?
— Не скажу, — счастливо улыбнулась Ирина.
— Господи, Ирка!.. Ты, наверное, меня разыгрываешь… — На Лерином личике отразилась мучительная борьба между желанием поверить в чудесные свойства рубина и нежеланием выглядеть дурой.
— Может быть, может быть… — Невеста опять засмеялась. — Только какая разница? Этот камень мне очень дорог. Понимаешь, я его держала в руках, когда вошел Ярослав и… В общем, я сразу поняла, что у нас с ним все будет хорошо. Можешь считать это случайным совпадением… Слушай, ты извини, но я немного устала. А завтра рано вставать. В десять ко мне уже визажист приедет…
И лишь тогда Лера неохотно поднялась с кресла.
Когда Александра Барсукова вернулась домой, ее родители — полковник милиции Николай Трофимович и его жена, энергичная молодая пенсионерка Тамара Сергеевна, уже спали. На кухне вкусно пахло яблочной шарлоткой — кулинаркой Сашина мама была замечательной.
Сварив крепкий кофе и отрезав сразу половину шарлотки, телеведущая отправилась к себе в комнату: прежде чем лечь спать, ей предстояло изучить материалы о рубине «Кровь инфанты», смутившем покой беременной Алены Калязиной.
В половине третьего ночи, когда шарлотка была доедена, а вырезки прочитаны, Саша поставила будильник на восемь и, наконец-то, вытянулась на прохладных простынях… Она заснула сразу, едва коснувшись головой подушки.
…Ей снилось счастливое племя ацтеков, не знавшее, в отличие от других племен, ни кровопролитных войн, ни мучительных болезней… И правил им мудрый вождь, у которого была одна-единственная прекрасная дочь.
Вождь в дочери, конечно, души не чаял, а когда пришла ей пора замуж выходить, объявил, что отдаст ее за самого достойного юношу племени. Ведь тому со временем предстояло самому стать вождем — у ацтеков, как известно, патриархат был. А поскольку племя жило счастливо, то и юноши в нем все как на подбор были: смелые да ловкие. И голыми руками леопарда побеждают, и маленькой птичке из лука в глаз попадают, и пальму одним ударом срубают… В общем, стали они между собой соревноваться. Долго соревновались, месяц целый. А дочь вождя все никак жениха себе выбрать не может. Причем чем дольше они соревнуются, тем она яснее понимает: никто из претендентов ей не мил. О чем она отцу прямо и сообщает. Может, говорит, вожди из них и неплохие получатся, а вот в качестве мужа никого из них себе не представляю.
Вождь, естественно, рассердился, и неизвестно еще, чем бы это дело кончилось… Но вышло так, что скоро всему племени не до того стало.
Потому что подплыл к берегам той земли, где племя обитало, огромный корабль. С крестами на парусах. И высадились с него люди, на людей племени вовсе не похожие. И кожа у них белая, и одежда какая-то странная. Вождю сразу стало понятно, что пожаловали они не с добрыми намерениями. И он был прав: белокожие люди жестами объяснили, что хотят на земле племени свое поселение организовать. А местных жителей, соответственно, просят убраться.
Вождь был не только смелым и отважным. Он был, как уже говорилось, и умным. Поэтому не стал на груди леопардовую шкуру рвать и перья из прически выдергивать, а, взвесив все «за» и «против», приказал своим людям собрать пожитки и отвел их в глубь материка. А когда племя уже на новом месте обосновалось, начал готовиться к войне. За белокожими постоянное наблюдение установил, планы внезапного нападения разрабатывал, оружие заготавливал. И за всей этой суетой не сразу заметил, что дочь его стала из племени отлучаться. Все чаще и чаще. Иногда даже целыми днями где-то пропадала. Ну, потом ему об этом сообщили. Естественно, он к ней с расспросами, а она отшучивается, говорит, что просто гуляет, пейзажами любуется. Вождь всегда дочери верил, поверил и на этот раз. А — напрасно. Потому что она на свидания с мужчиной бегала. Нашла, наконец, себе сердечного друга. Да вот беда — друг-то был из тех белокожих, что на корабле приплыли. То есть, из конкистадоров.
Конкистадор этот юный перед прелестями дочери вождя не устоял — так что любовь у них получилась взаимная. Они стали проводить вместе дни и ночи напролет, и все было бы у них замечательно, кабы вождь не готовил войну. Да и конкистадоры, первый поселок уже достроившие, начинали подумывать о расширении своих владений. Тут и новые корабли с крестами на парусах подоспели.
Влюбленные, естественно, войны не хотели и делали все возможное, чтобы ее избежать. Девушка убеждала отца увести племя как можно дальше от опасных соседей. Юноша уговаривал капитана высадившейся на берег армады не истреблять местное население. Но, конечно, никто их не послушался.
В один прекрасный момент вождь со своими воинами напал на спящий лагерь белокожих недругов. Завязалась битва. Аборигены, захватившие противника врасплох, сражались отчаянно, но конкистадоры были вооружены плевавшимися огнем мушкетами…
В этой битве, продолжавшейся более суток, погибли почти все воины племени. Но погибли не зря — корабли захватчиков запылали. Все, кроме одного. На котором уцелевшие в бою конкистадоры спешно отплыли к себе на родину — ведь они не знали, сколько еще аборигенов прячется в сельве, и опасались новых нападений.
Влюбленные наблюдали за ходом битвы с холма. Увидев, как вождь племени упал на землю, раскинув руки, его дочь лишилась чувств. А очнулась уже на корабле, отплывавшем от ее родных берегов.
Прошло много дней, прежде чем измученные плаванием конкистадоры увидели испанскую землю. Причаливший корабль был встречен радостными криками и пушечными выстрелами. И лишь когда на палубу поднялся сам король, девушка узнала, что ее возлюбленный — его единственный сын, наследник испанского престола.
Разумеется, король не обрадовался, когда сын представил ему свою невесту. Однако, не прошло и двух месяцев, как влюбленные сыграли свадьбу. За это время девушка постигла грамоту, научилась молиться Деве Марии, и королю пришлось дать согласие на брак сына со смуглой дочерью вождя далекого племени. Так она стала испанской инфантой.
Все шло просто замечательно, но ни через год, ни через два инфанта не смогла порадовать мужа детьми. Чего только она не перепробовала! И ночи напролет перед фигурой Пресвятой Девы простаивала. И к испанским колдуньям, которых еще инквизиция сжечь не успела, обращалась. И лекарей лучших в свои покои приглашала…
В общем думала-думала инфанта, а потом и говорит мужу: это наказание за мой грех, за то, что я мою землю покинула. Нужно мне туда вернуться и у тамошних богов прощение вымолить.
А как раз в то время испанский король новую экспедицию к ее родной земле замышлял. Наследник плыть никуда не хотел, но жена его уговорила. В общем, отправились они на ее родину.
И чудо случилось — во время долгого плавания инфанта забеременела! Только чувствовала она себя плохо, мучилась, бедняжка. А когда уже к берегам подплывали, стало ей легче. И сказала она мужу: «Наверное, мои боги хотят простить меня».
Едва они ступили на землю, инфанта, даже не передохнув, отправилась в путь — к капищу[2] своего племени, запретив мужу сопровождать ее. Но он все-таки пошел следом…
И когда его жена скрылась в капище, он достал мушкет и приготовился, на всякий случай, оберегать ее. Наконец, она появилась. Муж хотел уже идти к ней навстречу, но тут увидел древнего старика, который медленно выходил из-за холма. Старик позвал инфанту на своем языке, и вдруг она упала на колени и с криком протянула к нему руки. Наследник испанского престола пригляделся и узнал в старике вождя племени, отца своей жены, которого они считали погибшим. Пока испанец соображал, как вести себя дальше, старик поднял лук и выстрелил. Стрела попала прямо в сердце инфанты. Смертельно раненная, обливаясь кровью, она поползла обратно к капищу. Капли ее крови ударялись о землю с каким-то странным звуком. И вдруг остолбеневший от ужаса наследник испанского престола увидел, что его жена собирает эти капли… Собрав их, она исчезла в одной из пещер капища.
Лишь тогда несчастный испанец смог пошевелиться. Он бросился за женой в пещеру. И услышал крик своего долгожданного, только что родившегося сына. А умирающая роженица, увидев мужа, протянула ему кроваво-красные камни и сказала: возьми их, они смогут исполнить любое желание…
Проснувшись от звонка будильника, Саша не сразу поняла, где находится. Сон был таким ярким! Правда, наследник испанского престола весьма походил на актера, игравшего главную роль в сериале про бандитов, который по вечерам демонстрировался на их канале… Смуглая инфанта тоже кого-то напоминала, но размышлять, кого именно, телеведущей было уже некогда. Приняв душ и наскоро перекусив, она сбежала по лестнице. Стоявшая у подъезда белая «ауди-80» встретила хозяйку радостным подмигиванием фар.
Да, «ауди» — это не старенькая «нива», на спидометр которой еще Сашин отец намотал не одну сотню тысяч километров!
Саша купила новую машину месяц назад и еще не успела нарадоваться удобному креслу, автоматической коробке передач, ласковому урчанию двигателя, кондиционеру, позволявшему в любую погоду не открывать окно, а значит — избегать всякой летящей в лицо гадости.
Теперь она, привыкшая по возможности точно рассчитывать свои перемещения по городу, иногда садилась за руль без определенной цели и ехала куда глаза глядят. Это был способ отдыха, позволяющий побыть одной и сосредоточиться, а также получить дополнительный заряд энергии. Разъезжая по городу, особенно в позднее время, когда пробки на дорогах рассасывались, она вдруг стала обнаруживать удивительные по красоте или настроению дома и целые улицы, скверики и кварталы, которых никогда раньше не замечала. Так она открыла для себя аккуратные таунхаузы, построенные на южных окраинах еще немецкими военнопленными, живописно покосившиеся домишки на реке Оккервиль, беззаботный сквер с огромным прудом за домами на бывшем проспекте Шверника, теперь Втором Муринском, — да разве все перечислишь? Если бы не работа, Саша, наверное, с удовольствием проводила бы за рулем целые дни… Если бы…
Остановившись на перекрестке перед светофором, она достала из сумочки ежедневник и стала просматривать дела, назначенные на день. Она пыталась понять, не удастся ли выкроить время, чтобы заехать к Калязиным и поговорить с Аленой сегодня же. Но тут ей пришла в голову некая мысль…
Саша знала, что Алена, как и она сама, не очень-то разбирается в драгоценных камнях. Если ей показать циркон и сказать, что это бриллиант, она и глазом не моргнет — просто поверит. Так нельзя ли этим воспользоваться? Выдать за рубин, ну, например, окрашенный в красный цвет хрусталь? Ведь не потащится же Алена показывать его экспертам-ювелирам! Конечно, обманывать подругу нехорошо, но, с другой стороны, это же только ради ее здоровья… И ради здоровья будущего малыша.
Саша привыкла на прямых участках дороги держать руль одной левой рукой, а теперь, когда благодаря автоматической коробке было не нужно переключать рычаг передач, правая рука оставалась свободной. Порывшись в сумочке, телеведущая на ходу достала записную книжку и мобильный телефон. Она знала, кто может ей помочь.
От традиционного образа еврея-ювелира у Михаила Абрамовича Парвицкого осталось только имя. Для человека своей профессии Парвицкий выглядел непростительно молодо. Сорокапятилетнему ювелиру больше тридцати никто не давал, а его фигуре могли бы позавидовать Арнольд Шварценеггер, Сильвестр Сталлоне и Стивен Сигал вместе взятые — Миша (или Мойша, как называла его старенькая мама) ежедневно ходил в тренажерный зал и дважды в неделю играл в теннис на динамовских кортах. Лицо же его и вовсе могло сбить с толку кого угодно — широкие скулы, слегка вздернутый крупный нос, большие голубые глаза и жизнерадостная белозубая улыбка. В отличие от Шварценеггера и прочих, Парвицкий носил бороду — рыжую и окладистую, из-за чего походил на древнерусского князя с лубочной картинки. Доходило до курьезов: однажды на Невском проспекте ему вручили листовку с призывом спасать Россию известным способом, на что Мойша спокойно ответил: «Извините, я сам еврей».
Парвицкий имел клиентуру не только в Питере и Москве, но и в «земле обетованной». Он много работал, много зарабатывал, но богатство свое никогда не афишировал — это была вторая и, пожалуй, последняя черта, роднящая его с предками.
Саша познакомилась с ним два года назад — после того, как получила информацию, что некие залетные ребята-дилетанты готовятся ограбить его мастерскую. Подвыпив в забегаловке, один из будущих грабителей не в меру хвастался и топырил пальцы перед собутыльниками. А среди собутыльников случился добровольный «агент» «Криминальных хроник». «Агент» слушал внимательно, радуясь возможности легко отхватить премиальные Сашиной программы. Закончив разговор, он сразу же связался с телеведущей, а она, в свою очередь, позвонила Парвицкому.
Информация подтвердилась. В назначенный день незадачливые «гастролеры» были остановлены у дверей мастерской хмурыми молодыми людьми с одинаковыми прическами, после чего навсегда зареклись заезжать в славный град Петров. Примерно в это же время в милицейской информационной базе появились их четкие фотографические изображения — на всякий случай.
А Парвицкий в тот же вечер позвонил Саше с благодарностью и пригласил ее в ресторан «Семь сорок», известный своей замечательной национальной кухней. Телеведущая согласилась — ей было интересно познакомиться со знаменитым ювелиром. При встрече она была поражена внешностью Парвицкого. Она-то представляла его себе совершенно иначе. Видела бы его раньше, может, и постеснялась бы предупреждать об опасности…
Ужин в ресторане удался. Своим истинно одесским чувством юмора Парвицкий мог поднять настроение любому меланхолику. При расставании Миша прижал к груди крупные руки, совсем не похожие на руки ювелира, и торжественно сказал:
— Саша! Помнить все — и хорошее, и плохое — такова особенность моего народа. Если вы до сих пор не знали, то знайте: иногда еврей может-таки забыть причиненное ему зло. Но он никогда не забудет того добра, которое для него сделали. Может быть, потому что для еврея не так часто делают добро. Запишите мой адрес. Если вам что-нибудь от меня понадобится, обращайтесь смело. Я буду рад видеть вас в любое время суток.
После того вечера Парвицкий несколько раз звонил ей сам, предлагал выпить чашечку кофе в каком-нибудь баре, и, если Саша была свободна, она не отказывалась. Миша был кладезем информации самого разнообразного толка, а информация — это, как известно, хлеб любого журналиста.
Сашиному звонку ювелир обрадовался. Встреча была назначена днем, в его любимом ресторане «Семь сорок».
Пока телеведущая рассказывала, голубые глаза Парвицкого лукаво поблескивали, а когда она робко изложила свою просьбу, он расхохотался на весь зал, смутив немногочисленных в этот час посетителей ресторана.
— Саша, скажите честно, вы специально выдумали всю эту историю, чтобы получить информацию о моем утреннем клиенте? — спросил ювелир. — Ну и чутье у вас! — Он посмотрел на нее с восхищением. — За смешную историю — спасибо. Только почему было не спросить прямо? Я бы ответил с большим удовольствием.
Телеведущая растерялась.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, Миша. Что я должна была спросить прямо? Мне нужно знать, возможно ли в принципе подделать рубин «Кровь инфанты». Ну, сымитировать его…
— Когда в детстве я мечтал о незаурядной жизни в будущем, — отозвался на это Парвицкий, любивший заводить речи издалека, — мой одесский дедушка говорил, что именно профессия ювелира даст мне кусок хлеба с маслом и жизнь, полную приключений. Про хлеб и масло я и сам догадывался, но насчет второй части дедушкиного предсказания — сомневался. И напрасно. Похоже, этот ваш рубин способен нарушить однообразное течение моих будней. Хотя я и не люблю рубины. Они действительно напоминают мне сгустки крови, а крови я с детства боюсь.
Саша нахмурилась.
— Вы хотите сказать, — спросила она после паузы, — что к вам уже обращались с подобным вопросом? Причем сегодня утром?
— У вас прекрасный слух, — улыбаясь, похвалил ее Парвицкий. — Именно сегодня утром. Правда, в отличие от вас, этот человек задал мне дополнительный вопрос: сколько это будет стоить? И спел песню из фильма «Белорусский вокзал»: «Мы за ценой не постоим…»
— Кто был этот человек?
— Не знаю, — ювелир пожал плечами. — Я его в первый раз видел. Он назвался Иваном Васильевичем. Но что это меняет? С таким же успехом он мог назваться Василием Ивановичем, Иеремией Давидовичем или Мусой Ахмедовичем.
— Но приметы-то у него есть?
— Та-ак, — недовольно протянул Парвицкий. — Значит, я все-таки был прав. Вас, Саша, интересует этот человек.
— Да нет же, Миша! — возразила она. — Вы же сами мне о нем рассказали! А я просто хотела узнать, можно ли подделать камень. Мне это нужно для того, чтобы моя подруга перестала сходить с ума.
— Так я не понял, — сказал Парвицкий, — мой утренний посетитель вас интересует или нет?
— Нет, но… Я ведь журналистка, — пробормотала Саша. — И моя специальность — криминал. Вы же сами это знаете…
— Теперь понял. — С этими словами Мойша приступил к дегустации фирменного грибного салата.
Он некоторое время жевал со скептическим выражением лица, потом смешно сморщился, снял с бороды крошку хлеба и отставил тарелку.
— Все бы ничего, — задумчиво проговорил он, — но кошерная еда у них малосъедобная. Молочного поросенка, что ли, заказать?.. — А потом без всякого перехода сообщил: — Есть такая штука — кристалл Сваровски. Это плод новых технологий, позволяющий имитировать настоящие камни. Между нами говоря, подделка будет похожа на оригинал не больше, чем я на вас, Саша. Но, допустим, ваша подруга до того слепа, что примет кристалл Сваровски за рубин. Этим, насколько я понимаю, задача исчерпывается.
Парвицкий вопросительно посмотрел на девушку. Она молча кивнула.
— А вот Иван Васильевич — будем называть его так, раз ему это имя нравится, — продолжал ювелир, — после моей консультации знает, что рубин подделать невозможно, и все-таки он склонен заказать мне подделку и заплатить за работу немалые деньги. Кого он собирается обмануть? Хозяина рубина? Хочет выкрасть камень, подменив стекляшкой? Но это абсолютно исключено! Владельцы таких камней, как правило, обладают острым зрением и некоторыми знаниями… Замечаете, Саша, как заразительно ваше профессиональное любопытство?
— Замечаю, — рассеянно пробормотала она. — Но я не поняла другого. Вы считаете, что мне не стоит подсовывать Алене подделку?
— Обманывать беременных женщин — это грех, — строго сказал Парвицкий. — Не дай Бог, узнает, что ее обманули. Да и потом, — он хитро прищурился, — у нее наверняка есть какое-нибудь желание… А подделка не сможет его исполнить.
— Вы серьезно? — удивилась Саша.
— Когда я был маленьким, — вздохнул Парвицкий, — мне подарили книжку. Называлась она «Волшебная гайка». Книжка, по сути, о том, что вера может творить чудеса.
— С помощью гайки? — усмехнулась девушка.
— Это неважно, — с серьезным видом сказал он. — Неважно, кто или что внушает веру. Но тогда гайка произвела на меня некоторое впечатление… Иногда я думаю: не попадись мне вовремя эта книжка, моя жизнь сложилась бы иначе.
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнила Саша. — Как быть с Аленой?
— Я думаю, что затевать историю с подделкой не нужно. Вы, Саша, очень умная девушка. Вы справитесь и так.
— Но как — так? — безнадежно вздохнула она.
— А уж это вам самой виднее, — жизнерадостно улыбнулся Парвицкий.
— Зря вы ругали грибной салат, — Саша отодвинула пустую тарелку, — по-моему, очень вкусно… — А потом осторожно спросила: — Так что насчет вашего… Ивана Васильевича?
— Я ждал, когда вы о нем вспомните! — засмеялся ювелир. — Он придет ко мне в пятницу. И уже с авансом…
Прежде чем вернуться в студию, Саша собиралась на минутку заскочить домой к заболевшему редактору Миле Миловской — после недавнего закрытия руководимой ею программы «2 Саша 2» Миловская постоянно хандрила, а после вчерашнего разноса, устроенного Калязиным, и вовсе слегла. Саша искренне жалела грузную шестидесятилетнюю женщину, несколько лет назад потерявшую в автокатастрофе мужа и взрослого сына, и надеялась, что этот краткий визит хоть немного поднимет ее настроение. После трагедии Мила переехала из большой квартиры на Загородном, в которой все напоминало ей о близких, в маленькую двухкомнатную на улице Савушкина.
Свернув на Сердобольскую улицу, ту самую, с которой Ленин отправился в Смольный делать революцию, Саша выехала к Торжковскому рынку — отсюда до дома Миловской было уже недалеко.
«Зря все-таки я не поговорила с Феликсом насчет Милы, — думала девушка. — Нельзя же директору канала до такой степени терять голову!» Ее мысли вернулись к Алене. Легко Парвицкому говорить, что Саша обязательно что-нибудь придумает! Что тут придумаешь?.. А может, Феликсу попросить на время этот рубин у Ирины Султановой? Вдруг она даст? Ей-то он теперь уже не очень нужен: свадьба сладилась… Потом Саша вспомнила, что рубинов с названием «Кровь инфанты» было несколько. И, если верить тому, что она вчера прочитала, не все они исполняли желания своих владельцев. Некоторые камни, напротив, доставляли им сплошные неприятности. Согласно легенде, это были те капли крови, которые умирающая инфанта не успела собрать и отдать мужу. Разными путями они разошлись потом по миру, и один из таких рубинов стал проклятием целого испанского рода — эту историю Саша прочла ночью в одной якобы научной монографии. Может, рассказать об этом Калязиной?
Нет, но какова Алена! Сколько Саша ее помнила, она никогда не была суеверной: не сплевывала через плечо, не стучала по дереву. И вдруг — такая метаморфоза.
«Интересно, что будет со мной, когда я надумаю рожать?» — тут Сашины мысли потекли в другом направлении. Старшие Барсуковы уже давно мечтали о внуках. А теперь начали Алену в пример дочери ставить. И неважно им, что Алене тридцать пять, а Саше — на десять лет меньше.
«В девках ты уже засиделась прочно, — говорила Тамара Сергеевна. — Ладно, дело твое. Но рожать надо, пока сама молодая и мы еще не совсем старики. А то дождешься момента, когда мы с отцом уже и помочь тебе не сможем». — «Ты предлагаешь мне стать матерью-одиночкой? — смеялась Саша. — Родить от первого встречного?» — «Зачем от первого встречного? — увещевала ее Тамара Сергеевна. — Что, у тебя поклонников не было?» — «Поклонники-то были, — парировала дочь. — Но замуж меня пока звал только Макс Штаубе». — «Ну, и за чем же дело стало? — возмущалась мать. — Лучшего зятя я и представить себе не могу. Видела бы ты, как он лепит пельмени!» — «Ага! — теряла терпение Саша. — Он переедет из Гамбурга в Питер и будет каждый вечер готовить пельмени! Он — бизнесмен, мама! Ты понимаешь, что это значит: биз-нес-мен? В России западному человеку заниматься бизнесом невозможно. Его здесь моментально разведут!» — «Где ты набралась таких выражений? — строго спрашивала Тамара Сергеевна. — И потом: зачем ему переезжать сюда? Поезжай к нему сама. В цивилизованную страну. Хоть посмотришь, что это такое. Мы бы к вам в гости ездили. Думаю, работу ты и там себе найдешь». — «Я патриотка», — бормотала на это Саша и уходила в свою комнату.
Из раздумий девушку вывела желтая «шестерка», резко затормозившая перед капотом ее «ауди». Бросив взгляд в зеркало, Саша увидела наезжающий на нее сзади черный «мерседес» с тонированными стеклами. Рассчитывая на опытность его водителя, она надавила на педаль тормоза и, остановившись в полуметре от заднего бампера «шестерки», почти сразу почувствовала толчок сзади. «Черт!» — выругалась телеведущая и, включив «аварийку», вышла из машины.
Одна из фар «лупоглазого» была разбита. Сашина новенькая любимица отделалась легче, несколькими царапинами. Девушка провела рукой по бамперу — слава Богу, серьезной вмятины нет, — а потом опасливо оглянулась: вот вылезет сейчас из «мерса» бандит здоровенный, как с ним объясняться? А «шестерки» уже и след простыл… Саша попыталась хоть номер ее в памяти восстановить, но не смогла. «Ауди» застрахована, «мерс», наверное, тоже, но чем черт не шутит?..
В этот момент водительская дверца «мерседеса» распахнулась, из нее показалась женская нога в дорогой остроносой туфле на высокой шпильке и осторожно стала на промерзший асфальт. Разглядеть саму ногу изумленная Саша не смогла — ее прикрывал длинный черный подол, на котором играли тревожные темно-красные блики. Прошло еще некоторое время, прежде чем из машины выбралась стройная темноволосая женщина. Сначала она внимательно оглядела и расправила свое вечернее платье, поверх которого был накинут черный норковый жакет, и лишь затем бросила взгляд на разбитую фару.
— Ну почему это должно было произойти именно сегодня? — тихо сказала женщина, не обращаясь ни к кому.
— С вашей манерой не соблюдать дистанцию это могло произойти когда угодно, — проворчала Саша, соображая: где она могла раньше видеть эту шикарную даму? Этот голос был ей определенно знаком.
— Да? — рассеянно проговорила хозяйка «мерседеса». — Вы собираетесь вызывать ГАИ?
— Нет, — телеведущая пожала плечами. — У меня нет к вам особых претензий.
— Послушайте… — начала женщина, переводя, наконец, взгляд с разбитой фары на Сашу. И вдруг, прищурившись, спросила: — Мы где-то встречались?
В этот момент Саша ее узнала. Хозяйкой черного «мерса» была ее бывшая университетская преподавательница Веденеева. Она преподавала на факультете журналистики английский, и Саша проучилась у нее два года, прежде чем Веденеева ушла из университета. Телеведущая вспомнила, что студенты ее не особенно любили, поскольку сдать Веденеевой зачет с первого раза считалось крупной удачей. За прошедшие годы преподавательница сильно изменилась. В университете она внешне мало отличалась от своих студентов. Теперь же перед Сашей стояла настоящая дама в шикарном вечернем наряде.
— Виктория Львовна? — Саша подумала, что вряд ли Веденеева узнает в ней, проработавшей на телевидении три года, бывшую полноватую студентку с длинной косой.
Но она ошибалась.
— Вы, кажется, у меня учились? — спросила Виктория. — На филфаке?
— На журналистике. — Решив больше не мучить бывшую преподавательницу, Саша назвала свое имя и фамилию.
— Теперь вспомнила, — засмеялась Веденеева. — Вы очень похорошели! Видите, я даже не сразу вас узнала, хотя у меня неплохая зрительная память… Но что же теперь делать? Я не могу ехать на такой машине!
— Почему? — удивилась Саша. — Я уверена, что ваш «мерседес» заведется.
— Конечно, заведется! Но дело в том, что я еду на праздник… Послушайте, а вы не могли бы отвезти меня? Я заплачу…
Саша неопределенно пожала плечами. По своему поняв ее жест, Веденеева сказала:
— Это не очень далеко, под Зеленогорском.
Даже при удачном стечении обстоятельств ехать по зимней дороге до Зеленогорска придется почти час, а потом еще час обратно. Потеряв столько времени, она не успеет ни навестить Миловскую, ни просмотреть монтаж завтрашних «Криминальных хроник». Ни даже толком подготовиться к утреннему прямому эфиру. Девушка покачала головой:
— Извините, Виктория Львовна, но я не могу. Если вы не хотите ехать на своем «мерседесе», давайте поймаем такси.
— Саша, милая! — Веденеева умоляюще сложила ладони. — Ну как я в такой одежде поеду на такси? Я просто умоляю вас! Вы ведь все равно едете в ту сторону.
— Ну, вообще-то я почти приехала. — Дом Миловской, действительно, был уже в двухстах метрах. — А какое место под Зеленогорском вам нужно?
— Загородная резиденция клуба «Двенадцать королей». Я там не бывала, но у меня есть план, мы найдем…
— Вы едете на свадьбу Ирины Султановой? — удивленно спросила Саша.
— Неужели вы тоже? — воскликнула Веденеева и внимательно оглядела Сашину короткую дубленку, надетую на брючный костюм в тонкую полоску. И дубленка, и костюм были очень даже ничего, но, конечно, не чета роскошному наряду самой Веденеевой.
— Да нет же, Виктория Львовна, — успокоила ее бывшая студентка. — Я ехала вон туда, — она показала рукой в сторону дома Миловской. — Но про свадьбу дочери ювелирного короля знает весь город.
— В таком случае вам, наверное, было бы интересно побывать там? — обрадовалась Веденеева. — У меня пригласительный билет на две персоны. Я вас приглашаю!
Саша с трудом удержалась, чтобы не сообщить настырной Виктории: если бы ей хотелось попасть на эту свадьбу, она бы оказалась там без проблем — вместе со своей съемочной группой. Но может, и вправду стоит побывать на этом великом торжестве, раз уж все так складывается? Ведь и с Аленой можно будет поговорить, и на рубин злосчастный посмотреть…
— Но я не одета для свадьбы, — неуверенно сказала она.
— У вас замечательный костюмчик! — с энтузиазмом воскликнула Веденеева. — Это, если не ошибаюсь, «Эскада»?
— Кажется, да, — пробормотала Саша. А потом спросила: — Но что же вы собираетесь делать со своей машиной? Неужели бросите ее прямо здесь?
— Это не моя машина, — засмеялась Виктория. — Я взяла ее на прокат. Сейчас позвоню, пусть сами забирают!
По дороге Веденеева рассказывала о себе. Что живет в Лондоне, руководит филиалом фирмы Султанова. Приехала в Петербург специально на свадьбу. Потом она похвалила Сашину «ауди».
— Я думаю, после университета ваша карьера сложилась неплохо, — Виктория улыбнулась, — раз вы можете позволить себе последнюю модель «ауди-80». Если не секрет, чем вы занимаетесь?
— Я журналистка, — ответила Саша.
— Тогда вам просто необходимо побывать на этой свадьбе! Это же эксклюзив! А мне таким образом удастся хоть как-то искупить свою вину перед вами.
— Я, к сожалению, не занимаюсь светской хроникой, — пробормотала девушка.
— А чем вы занимаетесь?
— В основном, криминалом…
— Криминалом? — тонкие брови Веденеевой поползли вверх. — Вы не шутите?
— Нисколько…
— Ах да! — вдруг воскликнула бывшая Сашина преподавательница. — У вас же папа был крупным милицейским чином. Он и сейчас работает в милиции?
— Да, — сдержанно ответила Саша, которую эти расспросы начали слегка раздражать. — У вас действительно отличная память.
— Я просто вспомнила, как вы на первом курсе рассказывали по-английски о своей семье, — улыбнулась Веденеева. — Я поняла тогда, что вы гордитесь отцом. Согласитесь, в те годы отношение к милиции было весьма… неоднозначным.
Саша промолчала, подумав, что и сейчас оно… еще более неоднозначное. Вряд ли Веденеева об этом не знает.
— Значит, вы пошли по стопам отца, — продолжала та. — Вы довольны своей работой?
— Да, — односложно сказала ведущая.
— Я рада это слышать, — серьезно произнесла Веденеева.
Потом она долго молчала, рассеянно глядя на заснеженную обочину и мелькавшие за окном дачные дома — старые деревянные и новые, построенные из красного кирпича.
— Вы знаете, Александра, — вдруг тихо сказала она. — Дочь Султанова выходит замуж за человека, которого я когда-то любила…
Оторопевшая Саша не нашлась, что ответить. Но Веденеева и не ждала от нее никакого ответа.
Загородная резиденция клуба «Двенадцать королей» располагалась на нескольких гектарах территории, раньше принадлежавшей трем пионерским лагерям. За два года дизайнеры и строители изменили здесь все, включая ландшафт. Вокруг нарядной виллы, с огромным банкетным залом на первом этаже и двенадцатью — по числу учредителей клуба — спальнями на втором, был разбит парк с прудами, связанными извилистым искусственным каналом. В нескольких местах через канал были перекинуты изящные мостики с чугунными перилами. В уголках парка располагались уютные беседки; мраморные статуи, как призраки, стояли в аллеях, ведущих от виллы к другим постройкам резиденции — гостевым домикам, русской бане, конюшне. Перед парадным входом виллы находился фонтан, который в дни особых торжеств подсвечивали разноцветными прожекторами. Летом в выложенную розовым карельским гранитом чашу запускали диковинных рыб, и гости подолгу наблюдали за ними, стоя у края чаши и отвлекаясь лишь для того, чтобы ответить на звонок мобильного телефона или взять с подноса вышколенного официанта очередной бокал. Но то — летом.
А в ноябре гости в ожидании прибытия молодоженов бродили по заснеженному парку, стояли небольшими группами возле работавшего во всю мощь фонтана (вода подогревалась) и на широких ступенях виллы. Ранние сумерки уже сгущались, но парк был подсвечен развешенными на деревьях гирляндами из разноцветных фонариков, а ведущая к зданию аллея освещалась мощными прожекторами.
Когда Саша с державшейся за нее Веденеевой вошли на территорию резиденции, Виктории тут же радостно замахали ее коллеги по «Конкистадору».
— Извините, Саша, я вас ненадолго оставлю, — сказала она и, осторожно ступая по снегу, направилась к группе мужчин в дорогих пальто.
Пройдя несколько метров по аллее, телеведущая увидела съемочную группу родного канала с операторами братьями Братищевыми. Борька Братищев работал на канале еще до прихода Саши, а его младший брат Валерка начал осваивать азы операторского искусства всего лишь два месяца назад. Впрочем, Саша знала: кто и как снимает свадьбу или похороны — совершенно неважно. Важен последующий этап — монтаж. Иногда присутствуешь на каком-нибудь празднике и думаешь: какая тоска, ну что здесь можно снять интересного? Но потом за дело берется профессионал, и, просматривая кадры, начинаешь думать: надо же, на каком замечательном празднике мне удалось побывать! А монтажеры на канале — профессионалы классные, они из любого материала конфетку сделают.
Поискав глазами чету Калязиных, Саша их не увидела и стала рассматривать других гостей. В основном это были солидные бизнесмены вперемешку с известными артистами. Увидела она и группу городских чиновников — эти держались особняком, курили и нетерпеливо поглядывали на часы.
И вот со стороны виллы раздался сначала звук настраиваемого микрофона, а потом по парку разнесся мощный бас, провозгласивший: «Господа, кортеж подъезжает к резиденции! Просим освободить дорогу для новобрачных!»
По руководством охранников гости поспешно выстраивались по обе стороны заснеженной центральной аллеи. Все лица повернулись к воротам, и через пару минут до слуха гостей донесся ритмичный стук конских копыт.
Первыми в воротах появились два верховых в казачьих костюмах. Осадив донских жеребцов, они замерли по обе стороны ворот, в которые уже въезжала первая тройка, впряженная в сани.
Саша невольно залюбовалась согласным бегом белых лошадей, чьи гривы были украшены яркими лентами. Тройка так быстро пронеслась мимо, что девушка успела заметить только соболью шубу невесты. А по аллее летели уже новые тройки… Объезжая фонтан, они останавливались у крыльца, на которое вышли девушки в русских костюмах — встречать жениха и невесту хлебом-солью. С радостными возгласами гости со всех сторон потянулись к крыльцу, возле которого сразу образовалась бестолковая толчея.
А где же съемочная бригада родного канала? Но Саша зря беспокоилась: красные огоньки братищевских камер уже светились по обе стороны широких стеклянных дверей здания. Она подошла поближе к крыльцу, у которого как раз остановились очередные только что подъехавшие сани. Из них неловко выбрался Феликс Калязин и, отряхнув с пальто снег, подхватил на руки Алену, одетую в длинную шубу из черно-бурой лисы. Саша попыталась подойти к коллегам, но это было невозможно: толчея на крыльце и возле ступеней усиливалась с прибытием каждой новой тройки — на них, как поняла девушка, подъезжали особо важные гости.
Потом вдруг что-то ухнуло, грохнуло, засвистело, и в небе над парком рассыпались миллионы разноцветных искр. Залюбовавшись фейерверком, толпа не спешила к уже распахнувшимся стеклянным дверям. Но вот из-за них, перекрывая очередной залп, раздался марш Мендельсона. Гости зааплодировали, и новобрачные, наконец, вошли в дом по красной ковровой дорожке. За ними следовал седовласый мужчина с восточным лицом. Саша поняла, что это сам Султанов.
Раскрасневшиеся от холода охранники — несколько молодых людей в строгих костюмах, но с характерными затылками — пытались организовать у входа хоть какой-то порядок. Через некоторое время им это удалось, и вскоре Саша, вместе с другими гостями, оказалась в холле. Сбросив дубленку на руки поздоровавшемуся с ней актеру с «Ленфильма», она быстро оглядела себя в огромном зеркале холла и пошла в банкетный зал.
Стены зала были украшены композициями из еловых веток и живых цветов, и это почему-то напомнило девушке кладбище. «Причем тут кладбище? — сердито остановила она себя. — Уж скорее — новогодний праздник…»
Запах хвои смешивался с ароматами дорогих духов. Гости шумно рассаживались. Возле каждого прибора стояла табличка с именем.
«Интересно, а куда деваться незваным гостям? — растерянно подумала девушка. — Или я здесь одна такая?» Но к ней уже спешил официант.
— Госпожа Барсукова? — Не дожидаясь ответа, официант подхватил ее под локоть. — Позвольте, я провожу вас.
Он провел Сашу вдоль длинного стола и отодвинул для нее стул. Усаживаясь рядом с Веденеевой, чье переливающееся платье наглухо закрывало шею, но оставляло открытыми красивые ухоженные плечи, она смогла, наконец, как следует разглядеть жениха и невесту.
Стол новобрачных стоял в глубине зала на возвышении, напоминавшем эстраду.
Определенно, Феликс возводил на невесту напраслину. Никакой уродиной Ирина Султанова не была. С высокой сложной прической, украшенной флердоранжем, в платье с гипюровым лифом, расшитым жемчугом и миниатюрными букетиками бархатных фиалок, она просто сияла от счастья. Саша перевела взгляд на светловолосого жениха. Да, он был моложе невесты, ну и что? Главное, он откровенно любовался ею… «Не знаю уж, рубин тому причиной или что другое, но, похоже, эти двое созданы друг для друга» — мысленно заключила телеведущая.
В этот момент Веденеева заметила, наконец, присутствие соседки.
— Я вас потеряла, — произнесла она, рассеянно улыбаясь. — Но успела предупредить метрдотеля, что вы займете место мистера Смита. Как вам нравится невеста?
— По-моему, она очень хороша, — искренне отозвалась девушка.
— Вы находите? — вскинула брови Виктория и нервно скомкала салфетку тонкими пальцами с кроваво-красным маникюром.
«Ей явно не по себе, — подумала Саша. — И стоило сюда тащиться, чтобы так переживать?» Почему-то любовные страсти Веденеевой не вызывали у нее сочувствия…
— Сашка! — раздалось за спиной, и, вздрогнув от неожиданности, девушка обернулась.
За ее стулом стояла Алена Калязина в фиолетовом платье, обтягивавшем ее точеную фигуру — пока без признаков беременности.
— Рада тебя видеть, — засмеялась Саша. — Но нельзя же так пугать людей!
— С каких это пор ты стала такой пугливой? — Калязина присела на пустовавшее место рядом с подругой. — А я и не знала, что ты здесь. Теперь хоть будет с кем минералкой чокаться!
— Я оказалась здесь случайно, — объяснила Саша. — Привезла свою бывшую преподавательницу. Познакомьтесь, пожалуйста. Виктория Львовна учила меня английскому.
— А я — всему остальному, — засмеялась Калязина, — и зовут меня Алена Ивановна.
Дамы обменялись критическими взглядами и дежурно улыбнулись друг другу.
— Где ты сидишь? — спросила Саша у подруги.
Алена кивнула в сторону стола новобрачных.
— Ого! — удивилась Саша, разглядев Феликса, усаживавшегося рядом с Султановым и озиравшегося по сторонам — наверное, в поисках жены. — Я и не знала, что вы близкие друзья семьи.
— Да причем здесь я? — Калязина махнула рукой. — Я Султанова всего раза три видела. А с Феликсом они в прошлом году в Испании познакомились и теперь в баню иногда ходят. Если это свидетельство дружбы, то они друзья.
— Султанов ни с кем не ходит в баню просто так, — вдруг включилась в беседу Веденеева. — Наверняка, с вашим супругом его связывает какой-то бизнес.
Алена удивленно уставилась на нее.
— Вы так думаете?
— Уверена, — усмехнулась Виктория. — Я долгое время работала личной переводчицей Султанова и знаю, что говорю.
— Какой бизнес их может связывать? — на этот раз усмехнулась уже Алена. — По сравнению с Султановым мой муж — просто нищий.
— Я знаю, что говорю, — повторила Веденеева. — Султанов вообще ничего в жизни не делает просто так. — Ее темные глаза внезапно сузились, и она тихо добавила: — Я в полной мере испытала это на себе.
Алена с Сашей незаметно обменялись ироническими взглядами. Саша подумала, что Калязина ведет себя, как обычно. Алена как Алена. Без всяких странностей. Может быть, Феликс излишне драматизировал ситуацию? Она стала соображать, как бы свернуть разговор к рубину «Кровь инфанты», чтобы выяснить глубину помешательства подруги. Но тут из-за стола новобрачных поднялся известный артист и постучал ножом по хрустальному бокалу.
— Еще увидимся, — Алена вскочила со стула и быстро пошла занимать свое место рядом с Феликсом.
Некоторые гости еще не успели рассесться, и шум в зале стих не сразу. В руке артиста появился радиомикрофон.
— Господа, так мы никогда не начнем…
В зале засмеялись, потом все-таки наступила относительная тишина.
— Благодарю, — артист, видимо, назначенный тамадой, наклонил голову и некоторое время так постоял. — Я думаю, мне не надо объяснять, по какому поводу мы собрались, — торжественно начал он, выдержав паузу. — Вряд ли сегодня дано случиться другому событию, столь же важному для судеб нашего города. Поэтому я и все мы, собравшиеся здесь, счастливы… — Дальше пошли многоречивые славословия в адрес жениха, невесты и, конечно, отца невесты. Саша перестала слушать. Заметив это, к ней наклонилась Веденеева.
— Ваша подруга, кажется, работает на городском телеканале?
— Да.
— Я ее сразу узнала, — обрадовалась Виктория, — хотя уже так давно не смотрела местное телевидение. Когда я уезжала из России, оно было ужасным. Сейчас, наверное, многое изменилось?
Саша неопределенно пожала плечами. Ей меньше всего хотелось обсуждать с Веденеевой проблемы питерского телевидения. На ее счастье, артист закончил свою речь, и вместо него из-за стола уже поднимался Султанов с бокалом в руке.
Коротко поздравив новобрачных, он сделал какой-то знак рукой и рядом с ним тут же появился невысокий молодой человек с серебряным подносом в руках. На подносе лежала красная бархатная шкатулка.
— С подносом — Чагин, начальник охраны Султанова, — тихо сказала Веденеева. — Наверное, в шкатулке подарок любящего папочки. Что бы это могло быть?
Саша промолчала.
Султанов взял шкатулку с подноса и открыл ее. Некоторые гости приподнялись с мест, стараясь разглядеть, что лежит внутри.
— Я дарю тебе рубин «Кровь инфанты», — сказал Султанов, обращаясь к дочери. — Многим из присутствующих известна его история. Пусть этот камень исполнит все твои желания и принесет тебе счастье. А для того, чтобы все гости смогли в этот вечер полюбоваться им, мы поместим его в специальную витрину.
С этими словами он положил открытую шкатулку обратно на поднос. Саша заметила, как за спиной начальника султановской охраны выросли два крепких молодых человека. Троица направилась к стоявшему у стены бронзовому постаменту — на таких в музеях устанавливают статуи небольших размеров. На вершине постамента находилась застекленная витрина.
«Стекло наверняка пуленепробиваемое, — подумала Саша, осознавая смехотворность своей идеи «одолжить» камень у Ирины. — Раз уж его так охраняют…»
Она с беспокойством посмотрела на Алену. Взгляд Калязиной был прикован к шкатулке, в этот момент торжественно переставляемой Чагиным с подноса в витрину. Впрочем, остальные присутствующие смотрели туда же… Старший Братищев, стоя шагах в пяти от витрины, сосредоточенно снимал происходящее.
В наступившей тишине щелкнул замок витрины, и в ту же секунду зал взорвался аплодисментами, за которыми последовали первые крики «Горько!». Зазвенели бокалы. Саша сделала глоток шампанского и поставила бокал на стол — ей предстояло в скором времени отправиться в обратный путь. Да и вообще она пить не любила…
— О, какое приятное соседство! — вдруг услышала она рядом с собой.
Повернувшись, телеведущая увидела усаживавшуюся на соседние места пожилую супружескую пару. То, что это муж и жена, было видно сразу. Люди, прожившие много лет в браке, всегда становятся похожими друг на друга. Старичок бережно поддерживал свою спутницу, одетую в явно не новое, но все еще нарядное платье с большим белым воротником. Оба приветливо улыбались Саше.
— Мы всегда смотрим вашу передачу, — сообщил супруг. — Но никак не думали, что будем сидеть с вами за одним столом. Это очень-очень приятно.
— Ты только посмотри на Ирочку! — перебила его супруга. — Какой она стала красавицей, кто бы мог подумать!.. Вы знаете, Ирочка училась в школе, где мы когда-то преподавали. Теперь мало кто вспоминает старых учителей, поэтому нам было вдвойне приятно получить приглашение на эту свадьбу. Жаль только, добираться пришлось так далеко. Поэтому мы немного опоздали…
Саша поняла, что за этот вечер ей придется услышать множество историй об Ирочкиных школьных успехах и неудачах. В памяти старых учителей такие истории хранятся вечно. С одной стороны — нервная Веденеева, с другой — эта парочка… «Как только это станет приличным, выйду из-за стола, поговорю с Аленой и уеду. Да, еще на рубин посмотрю». Вдруг она вспомнила свой разговор с ювелиром Парвицким, его таинственного клиента, заказавшего копию камня… «Если он действительно собирается подменить рубин, ему придется очень попотеть, — подумала девушка, бросив взгляд на витрину, возле которой застыли охранники. — Может, стоит предупредить их, на всякий случай?..»
Тем временем крики «Горько!» становились все более громкими и постепенно перешли во всеобщее скандирование. Новобрачные поднялись для ритуального поцелуя. Веденеева снова начала комкать салфетку, а затем, бросив ее на стол, одним глотком осушила свой полный бокал. Взглянув на нее, Саша очень усомнилась, что бывшая «англичанка» желает жениху и невесте счастья.
Тосты сменяли друг друга, официанты приносили все новые блюда, вот уже негромко заиграл оркестр. Долгое ожидание на морозе санного поезда обернулось неумеренным потреблением крепких напитков, и некоторые гости, утратив интерес к виновникам торжества, теперь веселились автономно, не обращая внимание на попытки тамады создать «сквозное действие» праздника. На танцевальной площадке появились первые пары.
За столом новобрачных тоже царила раскованная обстановка. Жених и невеста радостно улыбались всем, кто подходил их поздравить. Калязины хохотали вместе с Султановым. Саша привычно поискала глазами телекамеры, а не увидев их, стала оглядываться в надежде заметить ярко-красный свитер младшего Братищева. Она обнаружила обоих операторов канала преспокойно восседающими за столом в другом конце зала. И это во время работы!
Сашиному возмущению не было предела. Она поднялась с места и направилась к Братищевым.
Заметив ее, Валерка тут же схватился за свою лежавшую на соседнем стуле камеру. Борькины же невинные глаза посмотрели на Сашу с обидой.
— А в чем дело? — пробормотал он с набитым ртом. — Мы с Валеркой работаем по очереди.
— Работаете по очереди, а едите вместе!
— Да брось ты! — Борька, наконец, прожевал кусок. — Все, что надо, уже снято. Чего зря пленку-то переводить?
— Ты думаешь, Феликс Калязин того же мнения? — угрожающе спросила Саша.
— Насчет Калязина не знаю, — ответил оператор, — но начальник здешней охраны, Чагин, сам разрешил нам перекусить, и даже места показал.
— А выпить он тебе случайно не налил?
— Выпить мне налил официант, — охотно сообщил Братищев. — И вообще я не пойму: ты чего такая злая сегодня? На свадьбе надо расслабляться!
— С вами расслабишься, — пробормотала Саша.
Насчет нее Борька был, в сущности, прав — она ведь сюда не работать приехала. И если тот факт, что операторы не снимают, а жуют, не волнует присутствующего здесь директора канала, почему он должен волновать ее? К светской хронике она никакого отношения не имеет.
— Проворонишь что-то интересное, пеняй на себя, — сказала она, уже собираясь отойти.
— Да когда это было, чтобы я что-то проворонил? — возмутился Братищев. И вслед ей добавил: — А уж по твоему профилю здесь точно снимать нечего, это Чагин гарантирует.
Лучше бы Борька этого не говорил! Дочь полковника милиции, ведущая «Криминальных хроник» Александра Барсукова знала, что при таком скоплении народу никакой Чагин ничего гарантировать не может.
Разозлившись, она отправилась его искать.
Начальник султановской охраны в окружении своих подчиненных курил в холле, переговариваясь с кем-то по рации. Здесь же, в холле, находилось с десяток уже изрядно подвыпивших и решивших проветриться гостей. Несколько парочек разного возраста, стоя у огромных окон, любовались живописным видом заснеженного парка.
Увидев Сашу, Чагин разулыбался и пошел ей навстречу.
— Мы в некотором роде коллеги, вы не находите? — спросил он, представившись девушке и назвав свою должность. — Имеем дело с одним и тем же материалом…
— Да? — язвительно переспросила она. — Моя работа — делать интересные передачи. А ваша, насколько я понимаю, заключается в том, чтобы охранять патрона.
— Вы меня недооцениваете, — притворно-обиженно протянул Чагин, никак не реагируя на ее язвительный тон. — Моя работа заключается в том, чтобы гарантировать безопасность всем присутствующим, и вам в том числе.
— Вы гарантируете мою безопасность? — прищурилась девушка. — Вот спасибо, а я и не знала.
— А вам и не нужно об этом знать, — улыбнулся он. — Вы просто чувствуете себя спокойно, этого достаточно.
— Я не могу чувствовать себя спокойно, когда в мои дела вмешиваются посторонние, — резко сказала она.
Брови начальника охраны поползли вверх.
— Что вы имеете в виду?
— С какой стати вы усадили операторов за стол? Вы решили напоить съемочную бригаду, чтобы они не смогли снять пьяных гостей вашего патрона и тем самым их скомпрометировать?
— Ах вот вы о чем! — Чагин рассмеялся. — Поверьте, я даже в мыслях не имел ничего подобного. Просто подумал: люди замерзли, проголодались… Теперь буду знать, что ведущие криминальных передач мыслят иначе. Ваша задача — «снять пьяных гостей и тем самым их скомпрометировать», — процитировал он Сашины слова.
— Вы еще и шуток не понимаете? — спросила девушка. Она уже жалела, что затеяла этот разговор.
— Почему же не понимаю? — удивился начальник охраны. — Но вы сказали это таким строгим тоном…
— Согласитесь все-таки, что на работе люди должны работать, — сказала Саша, выразительным взглядом окидывая по-прежнему куривших подчиненных Чагина. — Вы и вправду думаете, что можете гарантировать безопасность всех присутствующих на свадьбе?
— Конечно.
— Но каким образом? Мне кажется, даже новобрачные в данный момент не застрахованы ни от пули снайпера, ни от ножа маньяка, ни от, например, яда в бокале. Тем более, что они там, — она кивнула на вход в банкетный зал, — а вы здесь.
Чагин усмехнулся.
— Они застрахованы от всего. Я не могу раскрывать вам наших секретов, но поверьте, здесь работают настоящие профессионалы.
— А если бы кто-то попытался… ну, например, украсть рубин, подаренный Султановым дочери? — спросила Саша, опять вспомнив о клиенте Парвицкого.
— Знаете, — сказал Чагин, — я не думаю, что кто-нибудь на такое решится. Слышали поговорку: кто Султанова обидит, тот и часу не проживет?
— Наверное, не без вашей помощи, — пробормотала телеведущая.
— Что — не без моей помощи? — не понял начальник охраны.
— Часу не проживет.
— Боюсь, это вы не понимаете шуток, — сказал Чагин и точно бросил недокуренную сигарету в урну, находившуюся метрах в пяти. — Пойдемте. Я сам покажу вам рубин и отвечу на все ваши вопросы.
— Неужели и правда на все? — усмехнулась девушка.
— Ну, скажем так: почти на все.
Когда они вернулись в зал, оркестр играл вальс. Чагин посмотрел на танцующие пары и сказал Саше:
— Как жаль, что я при исполнении. Иначе пригласил бы вас танцевать, а потом хвастался бы направо-налево, что танцевал вальс со знаменитой телеведущей.
Когда они подошли к постаменту, стоявший возле него охранник вытянулся. Саша склонилась над подсвеченной двумя лампами витриной.
Рубин, размером с куриное яйцо, лежал на синем бархате, которым была обшита шкатулка. На открытой крышке шкатулки располагалась серебряная табличка с выгравированной надписью: «Любимой дочери от отца». Надпись снова напомнила Саше кладбище — уже второй раз за сегодняшний вечер!
«Определенно со мной творится что-то неладное, — подумала она. — С какой стати я набросилась на Борьку Братищева? Я же знаю, что он хороший работник и на него всегда можно положиться. Да и Чагин вполне симпатичный… Интересно, где здесь у них видеокамеры слежения?» Она оторвалась от созерцания рубина, чтобы задать этот вопрос начальнику охраны, но как раз в этот момент у того заработала рация. Прослушав какое-то сообщение, Чагин быстро отошел, жестом попросив Сашу подождать.
С ранней юности Виктория Веденеева привыкла быть в центре внимания любой компании. Здесь же, на чужой свадьбе до нее никому не было дела. Верхушка «Конкистадора» веселилась за соседним столом, но гордость мешала Виктории присоединиться к давним знакомым. Султанов несколько раз прошел мимо нее, и она ожидала, что он заговорит с нею, но ювелирный король только приветствовал ее легким наклоном головы. Это неприятно поразило ее: она, исполнительный директор лондонского филиала фирмы, прекрасно справлялась со своими обязанностями и в любом случае заслуживала большего внимания со стороны босса.
Слева от нее сидели две толстые дамы в обтягивающих платьях, обвешанные бриллиантами. Прикинув стоимость украшений, Веденеева подумала, что лучше бы толстухи потратили эти деньги на откачку жира со своих обтянутых блестящими тканями телес. Саша Барсукова, бывшая студентка журфака, к общению с ней не стремилась — Виктория увидела, как та прошла через зал в сопровождении начальника охраны «Конкистадора». Когда она была всего лишь переводчицей Султанова, этот молодой человек настойчиво пытался за ней ухаживать, но теперь она не интересовала даже его. Единственными людьми, желавшими общаться с нею на этом празднике, были соседи справа — старик со старухой, похожие, по мнению Виктории, на ожившие экспонаты из музея восковых фигур.
— Вы, наверное, подруга невесты? — спросил, наклонившись к ней, старик в костюме, сшитом по моде тридцатилетней давности.
— Нет, — усмехнулась Виктория. — Я всего лишь сотрудница ее отца.
— Так вы хорошо знаете Семена Юсуповича? — оживилась супруга старика, чье лицо хранило, что называется «следы былой красоты». — Он замечательный, замечательный человек! Когда Ирочка училась в школе, он не пропустил ни одного родительского собрания.
— Вы школьная учительница Ирины? — из вежливости спросила Веденеева.
— Да, я преподавала английский и была у Ирочки классной руководительницей. А мой супруг, Виктор Алексеевич, — при этих словах старичок наклонил седую голову, — работал тогда директором школы.
— Когда-то я тоже преподавала английский, — засмеялась Виктория, — но не в школе, а в университете. Правда, это было так давно…
— Здравствуйте, Виктор Алексеевич и Дина Семеновна! — раздался над ее головой веселый женский голос.
— Самсоновна, — поправила старушка, всматриваясь в остановившуюся возле них крашеную блондинку с пухлыми губами и вздернутым носиком. — Господи, неужели Лера Дымшиц?
— Она самая, — расхохоталась блондинка и села на пустовавшее Сашино место. — Только теперь не Дымшиц, а Бойцова!
— Очень приятно тебя видеть, — сказала Дина Самсоновна. — Я помню, вы с Ирочкой были подругами. Дружите до сих пор?
— Да, Дина Самсоновна, дружим, — отозвалась Лера. — Хотя времена изменились, вы же понимаете, — хмыкнула она.
Чета бывших учителей дружно покивала головами, а потом Виктор Алексеевич спросил:
— Чем ты теперь занимаешься, Калерия?
— Работаю в театре.
— Ты же мечтала стать актрисой, — вспомнила Дина Самсоновна. — Выходит, твоя мечта сбылась?
Лера пожала плечами.
— Сбылась, да не совсем. Увы, актрисой я не стала…
Веденеева молча оглядывала ее вызывающе открытое ярко-зеленое платье, на которое была накинута псевдоцыганская шаль. Вероятно, этот наряд должен был демонстрировать достаток и вкус, но Виктории стало ясно, что у его обладательницы нет ни того, ни другого. К тому же было заметно, что неудавшаяся актриса успела немало выпить.
— Позвольте, я вас познакомлю, — обратился к Виктории бывший директор школы. — Это Лера.
Веденеева холодно представилась.
— Вы хорошо знаете жениха, Вика? — бесцеремонно спросила Калерия. — Я — подруга Ирины, но ее избранника вижу впервые.
— Мы с ним раньше вместе работали, — пробормотала Виктория.
— Как вы думаете, он действительно любит Ирку или просто женится на ее деньгах? — И, не дожидаясь ответа, Калерия заявила: — Знаете, есть такая картина — «Неравный брак».
Веденеева поморщилась.
— Причем тут эта картина? — спросила она. — Насколько я помню, там совсем иной сюжет.
— Вы про старичка? — засмеялась подруга невесты. — Ну и что? Там старичок, тут — наша Ирка. У них ведь разница в возрасте порядочная.
— Четыре года, — процедила Виктория.
— Да? Вы точно знаете? — удивилась Лера. — А я думала, ему лет двадцать пять, не больше.
— Что же вы, — усмехнулась Веденеева, — подруга, а не знаете?
— Ирка такая скрытная, — Калерия махнула рукой. — Подробностей у нее и клещами не вытащишь. Вот я и думаю: не все у них так замечательно. Ведь когда в отношениях полный ажур, что тут скрывать?
Виктория промолчала, а Дина Самсоновна, которой явно не нравились речи подвыпившей бывшей ученицы, строго произнесла:
— Никогда не стоит лезть в чужую жизнь, Лера.
— Да больно мне надо! — возмущенно воскликнула та и демонстративно отвернулась от старушки. — Ирка абсолютно уверена, что он в нее влюблен, — сказала она Веденеевой. — Вы знаете, Вика, она думает, что приворожила его. С помощью волшебного камня.
— Какого камня? — рассеянно спросила Виктория, которой нисколько не хотелось разговаривать с этой вульгарной, по ее мнению, женщиной.
— Того самого, — Лера усмехнулась. — Знаменитого рубина «Кровь инфанты».
С усилием оторвав взгляд от стола новобрачных, Веденеева посмотрела на Калерию.
— Вы ничего не знаете? — воскликнула та. — Тогда я вам расскажу…
В этот момент оркестр заиграл аргентинское танго, и сердце Виктории сжалось от хлынувших потоком воспоминаний. Ее роман с Красновым когда-то начался под звуки этого танго… Не обращая внимания на болтовню Калерии, она вдруг поднялась со стула.
— Вы куда? — удивилась подруга невесты.
Но Веденеева уже не слышала ее. С гордо поднятой головой и пылающими щеками она шла к столу новобрачных. Черное платье тревожно отсвечивало красными бликами.
— Поздравляю вас, Ирина, — с заметным усилием произнесла она, останавливаясь возле невесты. — Вы не будете возражать, если я приглашу Ярослава на танец?
Султанова с удивлением посмотрела на нее и, чуть помедлив, с улыбкой повернулась к Краснову.
— Ты умеешь танцевать танго?
Бросив рассерженный взгляд на Веденееву, он кивнул.
— В таком случае, я с удовольствием посмотрю. Иди, милый. — И, поскольку он не двинулся с места, повторила: — Ну иди же!
Краснов протянул руку Виктории и повел ее к танцующим.
Султанов хмуро проводил глазами удалявшуюся пару и подсел к дочери.
— Зачем ты позволяешь ему танцевать с другими женщинами? — спросил он. — На свадьбе это не вполне прилично.
— Почему? — возразила Ирина. — Посмотри, он прекрасно танцует. Да и партнерша ему под стать. Кто она? Кажется, она у тебя работала?
— Да, — неохотно сказал Султанов, — она была моей переводчицей. А сейчас работает в нашем лондонском филиале.
— Красивая женщина, — задумчиво произнесла Ирина. — Она замужем?
— Ее муж англичанин, довольно состоятельный человек.
— Послушай, папочка… — Ирина повернулась к отцу. — Ты так и не сказал Ярославу, сколько дней продлится его отпуск. Ведь молодоженам полагается целый медовый месяц!
— Месяц — это нереально, детка, — улыбнулся Султанов. — В конце года в фирме всегда много работы. Боюсь, что через неделю, ну, не позднее, чем через десять дней, Ярославу придется поехать на Украину.
— А ты не мог бы подобрать ему какую-нибудь другую работу? Без этих ужасных командировок?
— Не мог бы, — мягко ответил отец. — Каждый должен делать то, что умеет. Ярослав умеет вести переговоры. Мне тоже хотелось бы, чтобы вы расставались как можно реже, — добавил он, взглянув на расстроенное лицо дочери. — Но я возлагаю на него большие надежды и хочу, чтобы он оправдал их. Ведь теперь он женатый человек, ему нужно содержать семью. А ты, детка, не привыкла к бедности.
— Мне наплевать, беден он или богат, — заявила Ирина. — Главное — мы вместе, и мы любим друг друга.
— Ага, — недовольно проговорил ювелирный король, — с милым рай и в шалаше. Неужели ты до сих пор веришь в эту романтическую чушь? Кстати, знаешь, как теперь говорят? С милым рай и в шалаше, если милый на «порше».
— Папочка! — засмеялась невеста. — Тебе совсем не идет повторять чужие глупости!
Краснов танцевал, как всегда, отлично. Но Виктория чувствовала, что на этот раз танго не доставляет ему удовольствия. Ярослав просто ждет, когда музыка кончится.
— Ты на меня сердишься? — спросила она, почти не разжимая губ.
— Тебе не стоило этого делать, — недовольно ответил он.
— Прости, — пробормотала она. — Но я не смогла удержаться. Услышала музыку, вспомнила…
— Ты всегда была умной и рассудительной девочкой, — сказал Краснов, резко поворачивая ее в танце. — А тут такие сцены…
— Но разве произошло что-то ужасное? — улыбнулась она. — К тому же, я соскучилась…
— Вика, пожалуйста, возьми себя в руки, — попросил он.
— А мне больше нравится находиться в твоих руках…
— Замолчи, — его шепот прозвучал угрожающе.
— Ярослав, я не могу тебя ни с кем делить, — взмолилась она. — Я уже готова убить ее. И тебя тоже.
— Вика, успокойся! Мы не навек с тобой расстаемся!
— Но ты так на нее смотришь…
— А как я должен смотреть на свою невесту в день свадьбы? Я же говорил тебе, что люблю ее. Но я люблю и тебя.
— Так не бывает.
— Почему? — искренне удивился он. — Христос велел любить всех. Если можно любить всех, то почему нельзя любить двух женщин одновременно?
— Замолчи, Ярослав! Ты говоришь ужасные пошлости!
— Нет, ты уж послушай! Каждый мужчина должен когда-нибудь жениться…
— Но ты мог жениться на мне!
— А я думал, ты уже замужем, — холодно усмехнулся он. — И я, между прочим, никогда не грозился убить твоего Смита.
— Потому что тебе было все равно, — сказала она.
На этот раз он промолчал.
Когда музыка кончилась, он так же молча отвел Викторию на ее место.
А возвратившись к своему столу, был встречен восторженным взглядом раскрасневшейся Ирины.
— Милый, я и не знала, что ты так замечательно танцуешь! Поучишь меня когда-нибудь?
— Конечно, дорогая. — Краснов наклонился поцеловать руку жены, всей спиной ощущая тяжелый взгляд Султанова.
Не дождавшись возвращения Чагина, Саша хотела было уже вернуться за стол, но увидела, что к ней направляется Калязина.
— Твоя знакомая что, перепила? — спросила она, кивнув на танцующих.
— Почему перепила? — удивилась младшая подруга.
— Пригласить жениха на танго во время свадьбы! — хмыкнула Алена. — Султанов, как увидел это, только что зубами не заскрежетал! Господи, а какие взгляды она бросает на Ярослава! Наверняка между ними что-то было.
Саша промолчала, раздумывая, как бы перевести разговор на рубин «Кровь инфанты». Впрочем, они стояли недалеко от витрины…
— Ты уже видела камень? — спросила она у Алены.
— Да, — спокойно ответила та, — видела.
Саша внимательно смотрела на подругу и готова была поклясться, что в ее красивом лице ничто не дрогнуло. Тогда, немного поколебавшись, она в двух словах описала Алене сцену, которая произошла в кабинете Феликса.
Калязина расхохоталась.
— Господи! — воскликнула она. — В последнее время Феликс так переживает из-за меня, что я уже боюсь ему лишнее слово сказать. Он считает, что любое желание беременной женщины должно быть выполнено, причем немедленно. С одной стороны, это хорошо. Ты же знаешь, что я полгода просила у него второго редактора для моих новостей и он никак не реагировал. Мы даже ругались по этому поводу несколько раз! Но когда выяснилось, что у нас будет маленький, вопрос решился в тот же день.
— А как насчет рубина? — осторожно спросила Саша. — Тебе действительно захотелось иметь такой же, как этот?
— Ну как тебе сказать? — протянула Алена. — Считай, что мне просто захотелось покапризничать. В конце концов, могу я хоть сейчас это себе позволить? Наверное, я немного переборщила…
— Да уж, — пробормотала младшая подруга. — Я Феликса таким никогда не видела. Я была просто в шоке.
— Ничего, мужчинам иногда полезно понервничать, — сказала Алена.
— Возможно, — согласилась Саша. — Но ты уж предупреди меня, пожалуйста, когда тебе опять в голову придет что-нибудь… этакое. А то ведь Феликс весь канал на уши поставил!
— Ладно, — сказала Калязина. — А вот и он, легок на помине.
Феликс, раскрасневшийся, в расстегнутом пиджаке и распущенном галстуке, но с озабоченным выражением лица, подошел к подругам и взял жену за руку.
— Ты не устала, солнышко? — спросил он, бросив выразительный взгляд на совершенно плоский Аленин живот.
— Нет, дорогой, — проворковала Алена.
— Тогда пойдем, Семен Юсупович собирается тост произносить. — И, не обращая внимания на Сашу, увел жену к столу.
«Ради чего, интересно, я полночи читала дурацкие вырезки про этот чертов рубин?» — вздохнула девушка. Решив, что больше ничто не держит ее на этой свадьбе, она направилась прямо в холл.
Саша уже застегивала дубленку, когда к ней подбежал Чагин.
— Неужели вы покидаете нас? — разочарованно протянул он. — А как же наша беседа?
— Как-нибудь в другой раз, — ответила она.
— Ловлю вас на слове, — засмеялся начальник охраны, распахивая перед нею стеклянную дверь.
К вечеру мороз усилился. Саша успела замерзнуть, прежде чем дошла до машины. «Ауди» приветливо замигала фарами. Устраиваясь на удобном сиденье, девушка включила музыку и подумала, что, пожалуй, еще не поздно заехать на студию.
Далеко за полночь Семен Юсупович Султанов вернулся в свой дом на Каменном острове. Он мог бы остаться в «Двенадцати королях», но в банкетном зале виллы все еще продолжался шумный праздник, и Султанов боялся, что не уснет.
Новобрачные уехали довольно рано. После того как Краснов увез Ирину в свою недавно купленную квартиру, ювелирный король вдруг остро почувствовал свое одиночество. В большом доме на Каменном острове места хватило бы всем, однако Краснов хотел самостоятельности, и в общем-то Султанов его понимал. Но одно дело — понимать, а другое — возвращаться в пустой дом, где не с кем перемолвиться даже словом…
Жена Султанова умерла от рака, когда Ирине едва исполнилось пять лет. Лишившись матери, девочка росла замкнутой, сосредоточенной на собственном внутреннем мире, в который она не пожелала допустить переехавшую к ним из Казани двоюродную сестру Султанова. А он, поставивший перед собой цель разбогатеть, отдавал все время бизнесу, по советским временам еще нелегальному, и, поздно возвращаясь домой, обычно заставал дочь уже спящей.
Но зато у него появились деньги. Двоюродная сестра, так и не сумевшая стать Ирине близким человеком, вернулась в Казань, а он нанял дочери гувернантку. Немолодая интеллигентная женщина искренне привязалась к девочке и приложила немало усилий, чтобы наладить контакт между дочерью и отцом. Султанов был благодарен ей и старался не опаздывать домой к ужину, который готовился теперь на троих и подавался не на кухне, как раньше, а в большой комнате. Эти усилия не прошли даром — Ирина оттаяла и понемногу научилась делиться с отцом своими радостями и проблемами.
В школе девочка училась неплохо, но без особого интереса. Близких друзей у нее не было, хотя она редко ссорилась с одноклассниками и поддерживала со всеми ровные отношения. Султанов приглашал домой лучших преподавателей музыки, английского, но эти занятия тоже не увлекли Ирину и были заброшены.
Потом у гувернантки родился внук, и как ни уговаривал ее Султанов остаться, какие деньги ни сулил, она оставила дом. Султанов, разменявший к тому времени пятый десяток, стал подумывать, не жениться ли ему снова?
После смерти жены он долго не смотрел в сторону женщин вообще. Потом они стали эпизодически появляться в его жизни, но ни одна из них, по его мнению, не годилась на роль мачехи Ирины. Каждый раз Султанов не мог представить себе, что вот эта женщина станет гладить его дочь по голове, кормить обедами, помогать делать уроки и учить женским секретам и премудростям. Иногда ему казалось, что дочери самой хочется, чтобы их сиротство прекратилось. Он замечал, что она с завистью смотрит на подруг, которых из школы забирают матери.
Ей было двенадцать лет, когда он решился прямо спросить: хочет ли она, чтобы он женился? Определенной кандидатки у него не было, так что вопрос был задан теоретически, но если бы дочь сказала «да», он готов был приложить усилия, чтобы найти и привести в дом умную, добрую, внимательную женщину. Пусть даже она была бы и не нужна ему самому.
Некоторое время Ирина смотрела на него молча, а потом подошла, обняла его за шею и прошептала: «Нам с тобой не нужен никто, папочка». Тем она решила его дальнейшую судьбу.
Потом она подросла, закончила школу, но учиться дальше, к разочарованию отца, не захотела. К тому времени бывшие советские люди обрели возможность ездить по всему миру — были бы деньги. У Султанова деньги были, и Ирина увлеклась путешествиями. Отец поощрял ее увлечение, надеясь, что в какой-нибудь из поездок она встретит самостоятельного делового мужчину, полюбит его, выйдет замуж, нарожает детей… Султанову очень хотелось иметь много внуков — может быть, это желание выросло из тоскливой тишины неуютной, холодной квартиры в тот год, когда они с дочерью осиротели?
Но самостоятельные деловые мужчины у Ирины все не появлялись — возможно, они выбирали другие маршруты для своих путешествий. Султанова удивляло, что дочь нисколько не переживает из-за отсутствия личной жизни. Шли годы, и ничего не менялось. Тогда он стал сам приглашать в дом перспективных знакомых бизнесменов — молодых и не очень, однако дело с места не сдвинулось. Не обольщаясь по поводу Ирининой внешности, он понимал, что потенциальных кандидатов в женихи в первую очередь интересуют его деньги и связи, и лишь потом — его дочь. Она это понимала тоже.
Тем временем империя Султанова разрасталась, его имя часто мелькало в СМИ, журналисты зачислили его в разряд людей, заработавших первоначальный капитал на нелегальной продаже необработанных камней за границу и окончательно поднявшихся на незаконной приватизации. Половина из того, что писали о нем, была явной ложью, плодом безудержной фантазии нечистоплотных писак, но в нынешнем положении Султанова это уже не волновало. «Собака лает, а караван идет», — говорил он, не заботясь о том, какие эмоции вызывает у обывателей его имя: ненависть, зависть или, наоборот, желание подражать. Он не особенно доверял людям и поэтому не считался с чужим мнением.
Когда-то давно, когда он еще не был богат и не обладал нынешней властью, у него были друзья. С годами он растерял их. Увы, так происходит со всеми, кто поднимается вверх, и Султанов не видел здесь своей вины и не страдал из-за этого. Возможно, по натуре он был одиночкой. Он боялся, что дочь пойдет в него, но, слава Богу, Ирина нашла, наконец, свое счастье.
…Развязывая перед зеркалом галстук, он всмотрелся в свое отражение. Пожалуй, для своих шестидесяти двух он выглядит неплохо. Теперь, когда с выходом дочери замуж его дом опустел, не пора ли подумать о собственном браке?..
Он лег в постель и закрыл глаза. И вдруг вспомнил Викторию Веденееву, как она, с пылающими щеками, подошла к столу новобрачных и пригласила Ярослава танцевать. Как она осмелилась на этот вызов ему, самому Султанову? Ведь он недвусмысленно предупреждал ее! И что это за страсти такие, которых не могут охладить ни разлука, ни деньги, ни брак со Смитом?
Султанов решил, что эта женщина должна ответить за свою дерзость. Но, засыпая, так и не придумал для нее достойного наказания.