Алиовсат Гулиев. Он писал историю

ГЛАВА VIII УЧЕНЫЙ. ОДА ДОКУМЕНТУ

Наивно было бы предполагать, что вся работа Института истории в 50-х начале 60-х годов ограничивалась только созданием трехтомника «История Азербайджана». Слишком много материалов было накоплено в процессе работы над трехтомником, и конечно же эти данные не должны были пропасть. Они ложились в основу множества обобщающих документальных трудов, выпущенных Институтом истории под руководством и при непосредственном участии Алиовсата Гулиева.

И тут хотелось бы сказать несколько слов в защиту Документа. История движется вперед, меняются общественные формации, государственный строй, идеология. Но какие бы ни наступили времена, при любой общественно-политической ситуации документ остается документом и не теряет своей ценности как свидетельство эпохи, к которой он относится. Каждое общество может переписать историю, изменить те или иные акценты в соответствии с господствующей идеологией. Но документ вечен.

Вряд ли сейчас мы могли бы восстанавливать многие страницы своего прошлого, если б не сохранились документы, и как тут не вспомнить еще раз о сетовании академика Джамиля Гулиева на некоторых молодых историков, пренебрегающих работой с документами. Только документ позволяет восстановить нарушенную «связь времен», связать воедино нынешнее поколение с прошлым и перекинуть мостик в будущее.

Как истинный историк Алиовсат Гулиев знал цену документу. Еще в конце 50-х годов азербайджанскими и ленинградскими историками велась совместная работа над большим и солидным многотомным документальным сборником «Монополистический капитал в нефтяной промышленности России (1883–1914)». Имеющая огромную научную ценность книга вышла в свет в 1961 году и вызвала большой интерес не только в СССР, но и за рубежом.

Впоследствии, под руководством Алиовсата Гулиева, отдел несколько лет работал над второй частью этого сборника, охватывающей 1914–1917 годы. Но до выхода книги в 1973 году он не дожил.

Понимая, что во время работы над этим совместным трудом сотрудники отдела приобрели большой опыт в работе с документами, Алиовсат Гулиев принял решение возобновить работу над одним из наиболее фундаментальных трудов Института истории — двухтомным сборником документов «Рабочее движение в Азербайджане в 1910–1914 годах».

Именно возобновить, потому что работу над составлением подобного сборника еще в 50-е годы начали Петр Николаевич Валуев и Асим Абдурахманов. Но впоследствии Валуев, не завершив этой работы, уехал в Новосибирск, а Абдурахманов в 1959 году скончался. Так что работа прервалась.

«Когда мы закончили работу над третьим томом «Истории Азербайджана», вспоминает Б. Я. Стельник, — решено было возобновить работу над этим сборником. Была задумана целая серия таких трудов по периодам: к тому времени уже вышел в свет сборник «Рабочее движение в Азербайджане в годы первой русской революции», впоследствии планировалось выпустить «Рабочее движение в Азербайджане в годы первой мировой войны».

Валуев и Абдурахманов успели сделать только подборку документов, и то далеко не полную. Документы не были обработаны, прокомментированы.

Мы решили пойти по другому пути и выпустить книгу на современном для того периода уровне».

Как всегда, был объявлен аврал. Работавший с упоением Алиовсат муаллим другого режима не признавал. Вновь начались ночные бдения. Это был колоссальный труд. Каждый из представленных в сборнике документов подвергался сотрудниками отдела тщательной обработке: устанавливались даты, источники, был подготовлен огромный научный аппарат — комментарии, примечания. Кроме того, в процессе работы выяснилось, что требуется дополнительная подборка документов. Алиовсат Гулиев подключил и Архивное управление. Сотрудникам Алиовсат муаллима надо было прочитать текст, установить его дату, определить, какие места в том или ином документе нуждаются в комментариях, найти материал для составления комментария.

Как всегда, Алиовсат Гулиев заражал своим энтузиазмом и работоспособностью всех вокруг. К работе над сборником привлекались не только сотрудники института и, как уже было упомянуто, Архивного управления, но и люди со стороны.

Одним из таких людей, по воспоминаниям Б. Я. Стельник, был кандидат исторических наук Николай Яковлевич Макеев, работавший в Институте марксизма-ленинизма. К тому времени Макеев уже принял участие в составлении биографического сборника «Деятели революционного движения в Азербайджане», также выпущенного Институтом истории. Благодаря этой работе у него собрался огромный биографический, фактический материал, который теперь оказал неоценимую помощь в составлении комментариев, написании статей к сборнику «Рабочее движение в Азербайджане в 1910–1914 годах». Поэтому участие Макеева в подготовке научного аппарата для этого двухтомника значительно обогатило работу.

В процессе работы возникли трудности. Дело в том, что многие из документов были написаны арабским алфавитом, которого молодые сотрудники отдела не знали. В этом молодежи оказывали посильную помощь их пожилые коллеги, не занятые непосредственно работой над этим сборником. В их числе следует назвать Гулама Мамедли и Али Гусейнзаде.

«Али Гусейнзаде, — вспоминает Б. Я. Стельник, — был такой ученый дедушка. Он нам очень много помогал. Ведь все дореволюционные газеты были напечатаны на арабском алфавите, а никто из современных историков этого алфавита не знал и не знает. Но ведь эти газеты надо было использовать. Вот мы с ним садились рядом, он читал вслух на азербайджанском языке, мы определяли, что нас интересует, делали закладки. Потом Али муаллим переводил отобранные нами материалы на современный азербайджанский язык, и этот перевод мы в дальнейшем использовали. И Гулам Мамедли был хоть и пожилым, но очень энергичным и жадным до работы человеком».

В результате колоссальной работы появилась поразительно ценная книга, которая стоит многих научных авторских трудов.

При окончательном оформлении сборника, когда надо было указывать имена людей, работавших над его составлением, Алиовсат Гулиев, о чьей научной щепетильности и порядочности мы уже говорили в связи с «Историей Азербайджана», счел обязательным указать имена Асима Абдурахманова и Петра Николаевича Валуева — людей, хоть и не участвовавших в заключительном и самом трудном этапе работы, но начинавших ее. В предисловии не был забыт никто, пусть даже этот человек написал всего несколько примечаний. Алиовсат Гулиев умел быть благодарным.

В этой связи нам вспоминается другая история — история человеческой неблагодарности. Долгие годы возглавлявший отдел литературы Южного Азербайджана академического Института литературы наш большой писатель и ученый, академик Мирза Ибрагимов готовил к изданию сборник стихов выдающегося азербайджанского поэта Шахрияра на азербайджанском языке. Мирза муаллимом и сотрудниками его отдела была проделана колоссальная работа по подбору стихов, организации их переводов с персидского языка на азербайджанский, по редактированию текстов, составлению комментариев и примечаний к ним. Но Мирзе Ибрагимову не суждено было увидеть плоды своего труда. Книга была уже готова к печати, когда Мирза муаллим скончался. Сборник вышел в свет через пять лет после его кончины, но имени Мирзы Ибрагимова в числе составителей сборника уже не было.

В 1968 году отдел новой и новейшей истории подготовил еще один точно такой же документальный сборник, освещающий историю рабочего движения в период первой мировой войны. Была проведена не менее колоссальная работа, подготовлен такой же подробный научный аппарат. Но человек, занимавший в те годы пост академика-секретаря Академии общественных наук при Академии наук Азербайджана, воспользовался тяжелой болезнью Алиовсата Гулиева и перекрыл книге дорогу в печать. «За эти деньги, — заявил он, — можно издать несколько монографий». Этот сборник до сих пор пылится в архиве института. Жаль историка, не понимающего ценности документа.

В истории интересны не только документы. Историю творят люди, и потомки должны знать о них, знать не только об их деятельности, но и о чисто человеческих чертах — характере, привычках, симпатиях и антипатиях. Обязанность историка восполнить прочерк, который ставится между датами рождения и смерти того или иного исторического персонажа.

Так в научном творчестве Алиовсата Гулиева появилась серия биографий деятелей революционного движения, чьи имена были связаны с Азербайджаном Ладо Кецховели («Мужественный борец за коммунизм Ладо Кецховели» — 1953 год), Алеши Джапаридзе («Алеша Джапаридзе» — 1957 год), Ивана Вацека («И. П. Вацек в революционном движении в Баку» — 1965 год).

Наиболее интересна история создания книги об Иване Вацеке. Началась она еще в 1950 году. Работая над историей рабочего движения, изучая деятельность подпольных большевистских кружков, Алиовсат Гулиев обратил внимание на то, что в бакинской социал-демократической организации активно работали и чехи Иван Вацек, а также братья Алексей и Вячеслав Дворжаки. Историка заинтересовало: какие зигзаги судьбы занесли этих людей в Баку и привели в революционное движение? Он стал подробней изучать документы, касающиеся деятельности чешских большевиков, работавших в Азербайджане. К сожалению, о братьях Дворжаках практически никаких данных ему отыскать не удалось.

Но, видно, так было задумано судьбой, чтобы вновь пересеклись жизни Алиовсата Гулиева и Ивана Вацека. Благосклонная к ученому Фортуна предоставила ему такую возможность.

В 1950 году Алиовсат муаллим работал над биографией другого деятеля революционного движения — Ладо Кецховели. Собирая дополнительные материалы, он поехал в Тбилиси, чтобы поработать в архивах. И тут Гулиев узнает, что в Тбилиси живет не кто иной, как Иван Вацек. Как же не воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств и не встретиться со старым большевиком? Как важно для историка встретиться с живым участником событий, составляющих основной объект его интереса. Услышать его эмоциональный, живой, полный деталей, на первый взгляд незначительных, но помогающих ярче увидеть картину, рассказ. Такие воспоминания подчас стоят много больше сухого языка документа. Может быть, поэтому Алиовсат Гулиев и перемежал в своем творчестве сухие, чисто научные, построенные на анализе документальных материалов труды («Июльская всеобщая стачка в Баку в 1903 году», «Бакинский пролетариат в годы нового революционного подъема») с биографическими книгами, в которых значительное место отводилось воспоминаниям участников и очевидцев событий?

«Как хотелось побеседовать с этим весьма интересным и содержательным человеком, — писал Алиовсат Гулиев. — Сколько различных вопросов хотелось выяснить у него! Ведь не кто иной, как Иван Прокофьевич, был в числе тех, кто являлся свидетелем многих крупных классовых битв пролетариата Баку, кто своим упорным трудом и самоотверженной революционной борьбой ковал грядущую победу трудящихся города нефти — этого славного отряда героического рабочего класса России.

Немало читал я об И. П. Вацеке, немало знал об этом профессиональном революционере, которого некоторые из старых деятелей Бакинской и Закавказской большевистских организаций не без основания называли одним из своих бакинских учителей…

Но ничто не могло заменить впечатления от личного общения, от рассказов, услышанных из уст самого ветерана революционного движения Баку»[35].

Алиовсат Гулиев просит тбилисских коллег из Грузинского филиала Института марксизма-ленинизма разыскать Вацека, организовать встречу с ним. Тбилисцы выполняют его просьбу, и, к радости Алиовсата Гулиева, Иван Прокофьевич Вацек, несмотря на тяжелую болезнь, соглашается принять бакинского гостя. С волнением и благодарностью описывает ученый встречу с этим легендарным человеком.

«Нас любезно усадили и попросили немного подождать. Мы нисколько не были смущены этим, так как знали, что пришли к больному и, по существу, прикованному к постели человеку, несмотря на все это согласившемуся принять нас. Через несколько минут мы услышали слабый, но уверенный голос Ивана Прокофьевича: «Войдите, друзья! А ну-ка, дайте я погляжу на моего бакинца. Давно не видел своих земляков». Это был порыв, в котором выражалось все: искренность, сердечность, огромная любовь Ивана Прокофьевича к трудящимся Баку, интернациональный склад души этого убеленного сединой и умудренного огромным жизненным опытом ветерана революции, принадлежащего к старой, ленинской когорте революционеров-профессионалов. Слова эти придавали особую теплоту нашей встрече, делали Ивана Прокофьевича очень близким, родным для нас человеком…

При входе в комнату Ивана Прокофьевича меня охватило волнение. Но оно тут же исчезло, когда я увидел находящегося в постели и приподнявшегося на локте седого человека с выразительным лицом. Долго он не отпускал мою руку и, глядя на меня, полушепотом произносил: «Да, да, именно таким я и представлял своего дорогого гостя из Азербайджана»[36].

Беседа была долгой и интересной. Старый революционер рассказывал гостям о своей юности, о том, как он пришел в революцию, о своих соратниках. Многое узнал в тот день Алиовсат Гулиев о жизни и борьбе этого человека, он словно прикоснулся к живой истории, ощутил биение пульса той эпохи. Ни одна деталь из воспоминаний Вацека не ускользнула от внимания Гулиева.

Но время книги о Вацеке, видно, еще не пришло. Работа более серьезная и значительная — создание трехтомника «История Азербайджана» — захватила Алиовсата Гулиева.

В 1959 году Алиовсат муаллим случайно услышал, что посла Чехословакии в Москве зовут Р. Дворжак. В памяти ученого тут же всплыли имена братьев Дворжак, Ивана Вацека. Алиовсат Гулиев написал в посольство Чехословакии письмо, в котором интересовался, не может ли товарищ Дворжак сообщить что-либо о бакинских Дворжаках. Ответ от посла пришел скоро. Посол об Алексее и Вячеславе Дворжаках ничего не знал, они оказались не родственниками, а просто однофамильцами. Но в том же письме Р. Дворжак горячо приветствовал желание Алиовсата Гулиева изучить участие представителей Чехословакии в революционном движении в России, так как это представляло большой интерес для чехословацкой общественности, и желал ученому больших успехов в его работе.

Эта неудача не обескуражила Алиовсата Гулиева. Он нашел в личных архивах свои старые записи о Вацеке, его рассказы и принялся за работу. Однако для дотошного ученого, привыкшего подтверждать каждый факт документом, этого недостаточно. Алиовсат Гулиев понимает, что ему надо ехать в Чехословакию, чтобы поработать там в архивах, найти еще какие-то материалы, факты. Ему дают месячную путевку в Карловы Вары, чтобы он мог не только поработать, но и подлечиться на всемирно знаменитом курорте.

Но какое там лечение! В Карловых Варах он выступил перед активистами Общества чехословацко-советской дружбы с докладом об Иване Вацеке. И тут открывается странная картина: в Чехословакии никто и знать не знал о таком революционере. Сообщение Алиовсата Гулиева для них оказалось откровением. Чешские товарищи были готовы оказать Алиовсат муаллиму всяческую помощь.

При поддержке того же Р. Дворжака, ставшего к тому времени министром финансов Чехословакии, Алиовсат Гулиев в Карловых Варах за месяц закончил книгу о Вацеке и выступил с новым докладом перед активистами Общества чехословацко-советской дружбы. Чехи были потрясены талантом и работоспособностью азербайджанского историка. За этот труд он был избран почетным членом Общества чехословацко-советской дружбы.

Вслед за этим Алиовсат Гулиев получил приглашение Министерства культуры и образования Чехословакии посетить Прагу. В столице Чехословакии он вновь выступал с докладами в Министерстве культуры, в Институте истории Коммунистической партии Чехословакии, встречался с сотрудниками кафедры истории Карловского университета в Праге. Во время этих докладов и встреч Алиовсат Гулиев рассказывал о чешских рабочих, принимавших участие в революционном движении в Баку.

Институт истории КПЧ принял решение тут же перевести рукопись Алиовсата Гулиева на чешский язык, опубликовать книгу в Чехословакии и открыть в Жужелицах, на родине отца и деда Ивана Вацека, музей.

Таким образом, в Чехословакии, на родине Ивана Вацека, книга вышла гораздо раньше, чем на родине ее автора, в Баку. Позже Иржи Марек на основе книги Алиовсата Гулиева написал сценарий фильма об Иване Вацеке, и чешские кинематографисты приехали в Баку снимать фильм. Это стало поводом для долгой и прочной дружбы между Иржи Мареком и Алиовсатом Гулиевым.

Рассказ о книге, посвященной Ивану Вацеку, и поездке Алиовсата Гулиева в Чехословакию хочется завершить двумя характерными для нашего героя штрихами.

Штрих первый. В 1961 году Алиовсату Гулиеву пришел денежный перевод из Праги — гонорар за книгу о Вацеке. Четыре тысячи рублей, деньги по тем временам немалые. Алиовсат Гулиев переслал этот перевод в посольство Чехословакии в Советском Союзе, приписав, что писал эту книгу не ради денег, а в подарок братскому чехословацкому народу, и просил этот гонорар перевести на счет музея Ивана Вацека в Чехословакии.

Штрих второй. Алиовсат Гулиев знал, что один из молодых сотрудников Института истории пишет стихи. Более того, он знал, что у этого сотрудника есть стихи, посвященные Праге. Представьте себе изумление молодого поэта, когда Алиовсат муаллим позвонил из Праги в Баку и потребовал, чтобы тот срочно организовал перевод своего стихотворения на русский язык и прислал его в Прагу, где он уже договорился о переводе стихотворения на чешский язык и публикации.

В этом поступке — внимание к сотрудникам, о чем мы уже много говорили в предыдущих главах, забота о них, желание оказаться человеку полезным, сделать ему приятное. Но не только это.

Здесь мы видим еще и гордость Алиовсата Гулиева за свою страну, за свой народ. Пусть в Чехословакии знают про Азербайджан, знают, какие здесь живут прекрасные и талантливые люди, которые пишут стихи о Праге и рассказывают чехам об их же героях.

Книга об Иване Вацеке завершена, но материалов, собранных в процессе работы над ней и над «Историей Азербайджана», еще очень много. И Алиовсат Гулиев берется за следующую книгу. Теперь это будет совсем другая работа, строго научная, без тени беллетристики.

Впрочем, и тут следует оговориться. Кроме таланта ученого, исследователя, природа щедро наградила Алиовсата Гулиева литературным даром. Все написанные им произведения — будь то научное исследование, биографический очерк, статья в журнале или газете — читаются легко, с интересом. Он умел настолько просто, емко и в доходчивой форме преподнести факт, концепцию, идею, что любая книга воспринималась не как тяжеловесный научный труд, а как произведение художественной литературы.

Работа над документальными сборниками «Рабочее движение в Азербайджане в годы первой русской революции» и «Рабочее движение в Азербайджане в 1910 1914 годах», обилие собранного в них фактического материала требовали анализа и осмысления. И Алиовсат Гулиев пишет исследование «Бакинский пролетариат в годы нового революционного подъема».

Необходимость такого исследования ученый обосновывает в предисловии к книге:

«…Сколько бы пробелов и неточностей, а нередко и ошибочных положений ни содержали издания 20-х годов по интересующим нас вопросам, ценность их заключалась прежде всего в попытке объективно оценить и показать исторические явления прошлого, картины революционных выступлений пролетариата Баку, хотя и нельзя отрицать определенные методологические погрешности некоторых изданий.

30-40-е гг. не оставили сколько-нибудь заметных следов в деле изучения истории революционных выступлений бакинских рабочих в годы нового революционного подъема. Отдельные публикации документов и материалов, попытки обобщений опыта рабочего движения в Баку в указанный период не носили систематический и сколько-нибудь серьезный характер»[37].

Как и в предыдущих трудах, в этой книге Алиовсат Гулиев широко использовал фактический материал, приводил свидетельства ужасающих условий жизни рабочих-нефтяников, показал причину назревания стачечного движения 1913–1914 годов. При этом, стремясь к объективному отображению ситуации, ученый пользуется данными как большевистской печати, так и источников, находящихся по другую «сторону баррикад», — документами фабричных инспекций, докладами инспекторов градоначальства и т. д.

«Бакинский пролетариат в годы нового революционного подъема» — это не просто систематизация фактов, связанных с рабочим движением в 1913–1914 годах. Основу книги составляет анализ социально-экономического фона, на котором проходили события, их предпосылки и итоги. Кроме того, каждый факт рассматривается историком и в широком общественно-политическом контексте.

События 1913–1914 годов в Баку даны сквозь призму экономической, социальной, политической ситуации не только в Баку, но и во всей России. А предпосылка этих событий анализируется на фоне общемирового состояния политики и экономики. При этом к анализу привлекаются не только материалы большевистской печати, но и статистические данные того периода.

Далее следует анализ положения пролетариата, который Алиовсат Гулиев увязывает с демографической ситуацией, изменением численности населения в Баку по районам и социальным группам.

«За период с 1903 по 1913 г. население Баку и его промыслово-заводских районов увеличилось на 42 992 чел. или 59,7 %. На 1 января 1914 г. население Баку в самом городе составило 232,2 тыс. человек, дав по сравнению с 1897 г. прирост в 2,1 раза. Население Баку, включая и промыслово-заводской район, в 1913 г. составило 334,0 тыс. человек, дав против 1903 г. прирост немногим менее 1,5 раза.

Обращал на себя внимание состав населения Баку, соотношение различных групп производительного населения. В 1913 г. в Баку и промыслово-заводском районе рабочие составляли 49,4 %, поденщики, безработные и прочие — 9,3 %, ученики, ремесленные и промысловые, — 1,2 %, служащие фабрик и заводов, среди которых преобладали низшие и средние служащие, — 6,8 %, прислуга — 4,8 %, а всего по этим группам трудящихся насчитывалось 71,5 % всего самодеятельного населения. В нефтепромысловом и заводском районе рабочие составляли 71,8 %, поденщики, безработные и прочие — 9,7 % общей численности самодеятельного населения»[38].

Ученый не оставляет без внимания ни единого фактора, характеризующего положение бакинского пролетариата; он подвергает анализу национальный состав рабочих, рассматривает предприятия по числу работающих в них. Для анализа политической ситуации в Баку приводятся донесения полицейских чинов городским властям. Затем подробно рассматриваются все признаки наступления реакции на революционное движение и спад его активности: отказ предпринимателей от своих договоров, лишение рабочих наградных выплат, создание невыносимых условий для жилья и работы и, как следствие этого, высокая смертность среди рабочих, особенно на нефтяных промыслах. И далее следует вывод:

«Произвол предпринимателей, рост безработицы, наступление капиталистов на рабочий класс привели к значительному ухудшению положения пролетариата Баку. Завоевания бакинского пролетариата отнимались одно за другим»[39].

В следующей главе Алиовсат Гулиев пишет о том, что в годы реакции, когда революционное движение по всей России пошло на спад, бакинский пролетариат не оставлял своей борьбы. Историк рассказывает о продолжающихся забастовках и стачках, которые носили хоть и не столь массовый характер, но тем не менее тревожили предпринимателей, об организации и распространении большевистской печати, возрождении и активизации деятельности профсоюзов, о том, как Баку стал одним из центров подготовки Всероссийской партийной конференции.

Анализируя итоги всеобщей летней стачки 1913 года, Алиовсат Гулиев писал:

«Всеобщая стачка лета 1913 г. явилась серьезным уроком для Бакинской большевистской организации, проверкой сильных и слабых сторон в ее работе. Она настоятельно поставила на очередь необходимость дальнейшего сплочения сил большевиков Баку, большей организованности в их деятельности по руководству нараставшим революционным движением пролетариата, массовыми организациями рабочего класса.

Борьба бакинских рабочих, протекая в обстановке постоянной моральной поддержки пролетариата и передовой общественности России, в первую очередь героического русского пролетариата, в то же время вызвала широкие отклики в уездах Азербайджана и других районах страны, оказав на них революционизирующее влияние. Под мощным воздействием мужественных революционных выступлений пролетариата Баку начались стачки рабочих в Нухе, на острове Челекен, в Грозном и т. д.»[40].

Последняя, самая большая по объему глава книги посвящена стачечному движению 1914 года. Подводя итоги этого этапа борьбы рабочих за свои права, а также анализируя результаты революционного движения 1910–1914 годов, Алиовсат Гулиев приходит к выводу:

«Как видно, забастовка 1914 г. в смысле экономических и политических завоеваний для бакинских рабочих почти ничего существенного не дала. Это объясняется главным образом тем, что завершение забастовки совпало с началом первой мировой войны. Используя условия военного времени, предприниматели и власти добились прекращения стачки на исключительно выгодных для себя условиях.

При всем этом всеобщая забастовка в Баку лета 1914 г., как и стачка 1913 г., имела огромное морально-политическое значение и послужила замечательной школой революционного воспитания и мобилизации широких масс рабочих»[41].

Сейчас можно по-разному оценивать книгу Алиовсата Гулиева «Бакинский пролетариат в годы нового революционного подъема». Но если подойти к ней непредвзято, рассматривать ее не политизированным взглядом, а как научный труд, посвященный одному из значительных периодов истории Азербайджана начала ХХ века, то трудно будет отрицать неоспоримые достоинства этого исследования для последующих поколений.

Главная ценность книги заключается в том, что она обобщила и свела воедино все разрозненные до сих пор факты и явления, стала очень важным научным документом, позволяющим видеть целостную картину событий 1910–1914 годов. Обилие представленных в ней фактов, документов, свидетельств, выводов стали большим подспорьем для последующих поколений ученых, занимающихся исследованием того периода. В ней нет излишнего славословия в адрес РСДРП и Ленина, столь характерного для историков партии 60-70-х годов. Свою мысль Алиовсат Гулиев утверждает не громкостью и пышностью фраз, а конкретными примерами. Проиллюстрируем это хотя бы приведенным в книге свидетельством профессора Заболотного об условиях, в которых проживали рабочие нефтяники.

«Что же касается так называемых «частных квартир», в которых живет большая часть рабочих, то это один сплошной ужас, кошмар какой-то, — говорил профессор Заболотный. — По сравнению с ними, пресловутые жилищные условия Донецкого бассейна, с которыми я знакомился в холеру 1910 г., должно почесть чуть ли не недосягаемой величиной. Таких ужасов я не видал и в Манчжурии, думаю, что ни в Китае, ни даже в Индии таких «логовищ» нет»[42].

Подобные документы, которыми изобилует книга, оказывают гораздо большее воздействие, чем пустые лозунги.

Они позволяют нам полней представить картину положения рабочего класса начала ХХ века. В настоящее время бакинские миллионеры-нефтепромышленники вознесены чуть не в ранг «отцов народа», почитаются за благодетелей. Мы взахлеб превозносим их благотворительную деятельность, называем их именами улицы и поселки. Конечно, нельзя отрицать того, что было сделано этими людьми, их заслуг в градостроительстве, забот о просвещении, помощи студентам — азербайджанцам, обучающимся в российских и зарубежных университетах.

Однако при этом забываем свидетельства, подобные приведенному выше, и в угаре отказа от старой идеологии полагаем, что эксплуатация человеком человека — всего лишь досужая выдумка советских историков. То, что раньше виделось лишь в черном цвете, теперь мы видим в розовых тонах, забывая о том, каким путем зарабатывали «отцы народа» свои миллионы. Следуя этой логике, нам следует перечеркнуть и объявить несуществующими статьи и фельетоны Джалила Мамедкулизаде, сатиру Сабира, целый пласт литературы критического реализма, которая рассказывала о той самой нещадной эксплуатации рабочих нефтепромышленниками.

Не идеология и мечты, не корысть и выгода, а лишь истина, заключенная в документе, служила критерием для Алиовсата Гулиева. Без его книг и исследований, без найденных, собранных и систематизированных им и его сотрудниками документов, нынешним ученым вряд ли удастся написать достоверную историю ХХ века.

Приверженность документу, понимание его значения и важности — таковы отличительные черты Гулиева-историка.

И, наверное, поэтому был так высок его авторитет не только в Азербайджане, но и в московских и ленинградских научных кругах.

Племянник Алиовсата Гулиева, Рафиль Рзаев[43] рассказывал:

«Ежедневно общаясь с дядей, мы не могли по достоинству оценить истинный масштаб его личности. И только в Москве, придя с ним в Академию наук, видя, с каким уважением и радостью его здесь встречают, я понял все величие личности этого человека».

Отвлечемся на время от нашего рассказа и посвятим несколько строк еще одному замечательному человеку — Рафилю Рзаеву, в чьей судьбе повторилась жизнь Алиовсата Гулиева.

Ученый Алиовсат Гулиев умел распознавать и ценить научный талант и в других людях. Если он замечал в молодых людях «искру божью», то делал все, чтобы раздуть из нее пламя. Так было и с Рафилем Рзаевым. В юноше, с отличием окончившем школу и поступившем в 1955 году на физико-математический факультет АГУ, Алиовсат Гулиев распознал не только талант ученого, но и огромную жажду знаний.

— У тебя золотая голова, — сказал Алиовсат Гулиев племяннику, — поедешь учиться в Москву.

Сам Рафиль и его мать, любимая сестра Алиовсат муаллима Сафура, были против, потому что в то время юноша ни слова не знал по-русски. Но если Гулиев принял решение, он уже не отступал от задуманного.

Так, благодаря настойчивости Алиовсат муаллима, Рафиль Рзаев из Сальян попал в МГУ. Учился он настолько блестяще, что, когда, будучи в Москве, Алиовсат Гулиев заходил в МГУ, преподаватели университета взахлеб рассказывали о том, какая звезда на физмате Рафиль.

В нем повторился феномен Гулиева. Рафиль Рзаев блестяще окончил МГУ, научился великолепно говорить на русском языке, на память читал множество стихов, был человеком, очень тонко чувствующим красоту.

Рафиль Рзаев и Московский университет окончил с отличием и был автоматически принят в аспирантуру. Без всякой поддержки, потому что Алиовсат Гулиев ни разу не замолвил за него слова, он получил распределение в Протвино на дубненский ускоритель, что в те годы было привилегией для детей высокопоставленных лиц. Там в 1990 году он защитил докторскую диссертацию, но через год скончался от лучевой болезни.

Рафиль Рзаев смог доказать свою состоятельность, не пользуясь поддержкой Алиовсата Гулиева. Но таких были единицы. Гораздо больше людей стремились заручиться поддержкой знаменитого ученого. Однако надо отдать должное Алиовсату Гулиеву — он помогал только тем, кто был этого достоин. Впрочем, иногда просить и не приходилось, достаточно было одного имени или присутствия Гулиева.

Диляра Сеидзаде вспоминает:

«Вообще его авторитет в Москве был непререкаем. Когда писалась многотомная «История СССР», а она в основном представляла собой историю России, и лишь небольшие куски отводились для истории национальных окраин, Алиовсат Гулиев был избран в редколлегию шестого тома этого издания, который охватывал период капитализма. Все его правки целыми кусками вставлялись в книгу.

В секторе капитализма Института истории СССР, возглавляемом тогда Леонидом Михайловичем Ивановым, где работали светила исторической науки СССР, крупнейшие и известные ученые, академики, авторы учебников для школ и вузов, такие как Аркадий Лаврович Сидоров, Михаил Яковлевич Гефтер, будущий директор Института истории СССР Академии наук СССР Павел Васильевич Волобуев, Константин Тарновский, — так вот, в этом секторе из всех историков, работавших в союзных республиках, признавали только Алиовсата Гулиева. Каждое его появление в институте становилось для них праздником».

Наверное, только авторитетом Алиовсата Гулиева, а вместе с ним и Института истории Академии наук Азербайджана можно объяснить, что международная конференция, посвященная 60-летию РСДРП, проводилась не в Москве, как полагалось бы, а в Азербайджане, словно РСДРП создавалась в Баку.

Обратимся вновь к воспоминаниям Фариды Мамедовой:

«Мне довелось стать свидетелем проявления одной из граней его неисчерпаемого творчества. Это был малоизвестный азербайджанским историкам источниковедческий анализ одного средневекового персидского источника, проведенный и оглашенный Алиовсатом Наджафовичем на Всесоюзной конференции ориенталистов в Ленинграде.

Чтобы понять значимость доклада Алиовсата Наджафовича и масштаб его резонанса, необходимо сказать несколько слов об источниковедении. Дело в том, что источниковедение — это одна из самостоятельных и очень сложных областей исторической науки, со своими специфическими методами исследования: выявления времени написания источника, времени жизни автора источника, цели написания источника, определения степени достоверности сообщаемых источником сведений и т. д. и т. п. На основании исследования перечисленных факторов ученый воссоздает исторические реалии, дающие ему возможность осветить те или иные аспекты истории. И тем удивительней было увидеть в этой ипостаси исследователя революционного периода — глубокоуважаемого Алиовсата Наджафовича.

Востоковедам Ленинграда Алиовсат Гулиев не был известен. Его прекрасно знали, любили, ценили исследователи советского периода, в основном московские историки. Проведенное Алиовсатом Наджафовичем глубоко профессиональное источниковедческое исследование произвело на ориенталистов огромное впечатление, многие из них прямо во время доклада стали открыто интересоваться в зале — кто это выступает, откуда?

Но, помимо доклада, аудитория востоковедов-медиевистов[44] была буквально потрясена, услышав подведение итогов конференции, ее закрытие, блестяще проведенное Алиовсатом Наджафовичем по поручению руководства конференции. Для подготовки итогового выступления специально был объявлен перерыв, и Алиовсату Наджафовичу хотели предоставить два-три часа для подготовки выступления. Но он попросил всего 30–40 минут. Широта и острота мышления, высокая эрудированность, глубокая информированность позволили Алиовсату Наджафовичу профессионально охарактеризовать работу каждой секции конференции, отметить достоинства лучших докладов, дать оценку отдельным концепциям и, наконец, наметить перспективы дальнейших источниковедческих изысканий.

Декан восточного факультета Ленинградского университета, известный иранист академик М. Н. Боголюбов долго сокрушался, что он раньше не знал такого замечательного историка-медиевиста. Московские ученые с гордостью и любовью представляли Алиовсата Наджафовича ленинградским коллегам. Вот тогда я впервые поняла, что Алиовсат Наджафович — не только уникальный ученый, историк, обладающий стратегическим, глубоко аналитическим мышлением, равно разбирающийся как во всех периодах истории Азербайджана, так и в других областях исторической науки, но что он в равной мере наделен и редчайшим ораторским талантом».

Мы уже рассказывали о том, что Алиовсат Гулиев умел не только требовать, но и быть благодарным за хорошо проделанную работу. Причем эта благодарность распространялась не только на сотрудников института, но и на московских историков-востоковедов.

Октай Эфендиев вспоминает, как азербайджанские историки давно хотели воздать должное выдающемуся русскому ученому Илье Павловичу Петрушевскому[45] за вклад в изучение истории средних веков Азербайджана. И вот в 1967 году им такой случай представился. Илья Павлович приехал в Баку, чтобы выступить оппонентом на защите докторской диссертации одного из наших историков.

Зная о предстоящем приезде московского коллеги, Алиовсат муаллим обратился в Верховный Совет республики с предложением на государственном уровне отметить заслуги Петрушевского в изучении истории Азербайджана. Как всегда в таких случаях, решение затягивалось, и только благодаря настойчивым усилиям Гулиева все было оформлено в срок. Однако и тут не обошлось без накладок.

Награждение было решено провести на следующий день после защиты. И вот соискатель успешно защитился, а назавтра Петрушевский в сопровождении группы сотрудников института во главе с Алиовсатом Гулиевым явились в Президиум Верховного Совета Азербайджана.

Как полагается, председатель Президиума М. Искендеров произнес небольшое вступительное слово и затем вручил Петрушевскому диплом. Собравшиеся начинают аплодировать, но аплодисменты быстро смолкают, потому что присутствующие видят растерянное и удивленное лицо московского ученого. Немая сцена. Все понимают, что произошло что-то неладное. М. Искендеров тоже растерян. Ах, что бы ему, не надеясь на помощников, заранее прочитать бумагу, которую он вручил Петрушевскому!

Первым опомнился Алиовсат Гулиев. Он подошел к награжденному, заглянул в документ, затем что-то прошептал Искендерову. Председатель грозно оглянулся на помощника. Тот исчез и через несколько мгновений появился с другим документом, который Искендеров с извинениями вручил Петрушевскому. Петрушевский раскрыл диплом «Заслуженного деятеля науки Азербайджана», прочитал его, потом заулыбался и сказал:

— Вот это другое дело! Вот за это спасибо!

Когда все вышли из Верховного Совета, коллеги, естественно, обступили Алиовсата Гулиева, требуя рассказать, что же было в той первой бумаге.

— Илье Павловичу, — со смехом ответил Алиовсат муаллим, — хотели вручить Грамоту Верховного Совета, выписанную совсем на другое имя. Ну и достанется сегодня помощнику Искендерова!

Круг научных интересов Алиовсата Гулиева не ограничивался одной только историей. Большой ученый, он радел и за развитие других областей знаний. Именно он стал инициатором изучения народной медицины.

По воспоминаниям Асафа Рустамова[46], однажды Алиовсат муаллим позвонил к нему.

— Асаф муаллим, — сказал он, — я слышал, что вы изучаете народную медицину. У меня есть некоторые мысли в связи с этим. Не могли бы вы завтра заехать к нам в институт?

Точно в назначенное время Асаф Рустамов был в институте. Его провели в кабинет Алиовсата Гулиева. Алиовсат муаллим подробно расспрашивал гостя о его исследованиях, о проблемах, которые встают перед ним.

— Как бы вы отнеслись к тому, чтобы выступить с докладом у нас на Ученом совете, рассказать нашим сотрудникам о своей работе?

Естественно, Асаф муаллим с радостью принял это предложение.

На Ученом совете собрались все работники института. Асаф муаллим долго и подробно рассказывал собравшимся о значении изучения народной медицины, о проводимых им исследованиях. Затем состоялось обсуждение доклада, после чего Ученый совет вынес решение, в котором особое место уделялось изучению народной медицины. На этом же Совете Алиовсат Гулиев дал задание этнографам во время экспедиций собирать данные о народной медицине и предоставлять их Асафу Рустамову. Более того, ему в институте был отведен отдельный кабинет, где он ежедневно в определенное время занимался своими исследованиями.

«И в последние дни жизни Алиовсат муаллим просил меня не оставлять исследований в области народной медицины, — вспоминает Асаф Рустамов»[47].

Об особом графике работы Алиовсата Гулиева, и о том, что он заставлял жить по этому графику и своих коллег, мы уже не раз говорили. Особенно доставалось друзьям.

Играр Алиев вспоминает, что Алиовсат Гулиев часто звонил ему по ночам.

— Алиев, как ты смотришь на такую-то проблему?

И вот начиналось долгое ночное обсуждение проблемы, взволновавшей Алиовсат муаллима, завязывался спор.

Впрочем, думается, Играру Габибовичу еще везло. С Иосифом Васильевичем Стригуновым Алиовсат муаллим обращался покруче.

Из воспоминаний Афаг Гулиевой:

«Отец работал по ночам, и вдруг ему приходит какая-то гениальная мысль. Он звонил к Стригунову: «Стри, как ты можешь спать? Почему ты спишь? Чтобы через десять минут был у меня». Бедный дядя Иосиф из теплой постели при любой погоде приезжал к нам, для того чтобы послушать отца, который считал, что если ЭТО пришло, им надо обязательно поделиться, он нуждался в собеседнике, с которым ЭТО можно обсудить».

Но, бывало, посреди ночной работы Алиовсату Гулиеву требовалась разрядка. В таких случая его «жертвой» становился молодой Азер Сарабский[48] человек неиссякаемого юмора, великолепный рассказчик, замечательный пародист.

Вот, что рассказывает об Азере Сарабском Б. Я. Стельник:

«У него был друг Азер Сарабский. Это был прирожденный артист. Он приходил к нам в отдел, в гости, когда мы находились еще в старом здании института, располагавшемся в Музее истории Азербайджана. Азер Сарабский умел поразительно пародировать некоторых наших ученых. Веселил весь отдел.

А бывало, что, когда Алиовсат муаллим, работая дома по ночам, очень уставал, он сам звонил к Сарабскому и просил его прийти к нему, поболтать. И тогда Азер своими шутками помогал ему отдохнуть, расслабиться. Азер так любил своего друга, что по первому зову в любое время дня и ночи готов был ехать к нему через весь город».

Об одном таком вызове рассказывал и сам ныне покойный Азер муаллим.

Как-то глубокой ночью, часа в три-четыре, в доме Сарабских зазвонил телефон. Трубку в таких случаях обычно брала мама Азер муаллима. Звонил Алиовсат Гулиев. Он попросил к телефону Азера.

— Быски (это было имя, придуманное Алиовсат муаллимом другу. — Авт.), я что-то устал. Приезжай к нам. Поболтаем.

Азер посмотрел на часы и задумался.

— Алиовсат муаллим, четвертый час ночи, как я доберусь до вас в такое время?

— Ерунда, выйди на улицу, хватай любую машину и приезжай. Я заплачу.

Нельзя сказать, что Азер Сарабский очень сопротивлялся. Через десять минут он уже стоял на улице и оглядывался в поисках машины. Но какие в это время машины?

Тут вдали появляются фары. Сарабский бежит в сторону огоньков и столбенеет. Машина оказывается мусоровозом. Ну что ж… На безрыбье и мусоровоз — такси. Молодой человек машет рукой, машина останавливается.

— Срочное дело, брат, довези меня до улицы Басина.

Шофер, видно, решает, что среди ночи никто по пустякам бегать по улицам не станет, и соглашается. По пути он выспрашивает у своего неожиданного пассажира, что же такое у него случилось, и Азер на ходу выдумывает одну из тех бесчисленных историй, на которые он был мастером.

Наконец вот он, дом Алиовсат муаллима. Хозяин уже стоял на балконе и, увидев выскочившего из кабины друга, замахал рукой.

— Погоди, я сейчас — сказал водителю Сарабский и подбежал к балкону.

Сверху упал спичечный коробок. Азер подобрал коробок и раскрыл его. В нем лежали три рубля, которыми он и расплатился за ночную езду.

«Эти неожиданные ночные вызовы меня только радовали, и я с удовольствием мчался к нему, — вспоминал впоследствии Азер Сарабский».

…Но раз уж мы заговорили о друзьях Алиовсата Гулиева, то остановимся здесь и переведем дух, перед тем как приступить к этой большой и очень интересной теме.