Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

ЖЕРТВЕННЫЙ КАМЕНЬ

— Тихо! — вдруг сказал мой попутчик, подняв руку и взглянув на свою жену, которая уютно устроилась в углу, закутавшись в шаль. — Замолчите, прошу вас!

— Но, сударь мой! — ошеломленно возразил я. — Мое упоминание о докторе Прайсе…

— Молчите! — прервал меня мой спутник, чуть повысив голос. — Ни слова больше!

Его поведение показалось мне, по меньшей мере, странным. Господин, оборвавший меня на полуслове, и его жена сели в поезд в Регби, и мы уже больше часа коротали дорогу, обсуждая последние новости. Наш разговор плавно перетекал от одной темы к другой, и среди всего прочего я коснулся наделавшего много шума репортажа о некоем докторе Прайсе, который попытался возродить древние ритуалы друидов, кремировав умершего младенца. К моему великому удивлению, вскользь произнесенная фамилия этого врача привела моего попутчика в состояние, близкое к панике. Вот почему он столь резко оборвал меня.

— Да, все хорошо, — произнес он, наклонившись и посмотрев на жену. — Она спит. Давайтека пересядем в дальний угол, чтобы она не слышала нашего разговора, если вдруг проснется.

Я неохотно повиновался, попутно пытаясь догадаться, к чему это вдруг такие предосторожности.

— Прошу простить великодушно, — виновато посмотрел он на меня, кивнув в сторону мирно дремавшей женщины. — Для нее это очень болезненная тема. До сих пор не могу забыть, как у нее случился приступ мании преследования при одном лишь упоминании об этом.

— О чем именно?

— О друидах и их обрядах.

— Подумать только! — вырвалось у меня.

— Всю неделю я старательно прячу от нее газеты, — продолжал мой случайный знакомый, — чтобы она не узнала о дикой выходке этого доктора. Я убежден, что это нанесло бы ей глубокую душевную травму.

— Да что вы! — удивился я, в своих мыслях все больше склоняясь к тому, что у моего собеседника не все в порядке с головой.

— Ах да, вы же ведь ничего не знаете, — улыбнулся он, перехватив мой изумленный взгляд. — Дело в том, что незадолго до нашей свадьбы — а с той поры минуло почти десять лет — моя супруга пережила тяжелейшее потрясение, причиной которого стал именно друидизм. В газеты это не попало, однако осталось много свидетелей, способных подтвердить факт этого происшествия. Оно оказало совершенно губительное воздействие на ее нервную систему, и малейшее напоминание о случившемся надолго выводит ее из равновесия.

После этого короткого предисловия мой попутчик наклонился ко мне и полушепотом рассказал о выпавшем на ее долю совершенно невероятном приключении, то и дело поглядывая на спящую жену. Я попытался с наибольшей точностью воспроизвести его слова, но мне не под силу передать ни его мрачную и порой даже жутковатую манеру изложения, ни эффект, производимый мигавшим вагонным фонарем, бросавшим зловещие отсветы на лицо мирно дремавшей героини этой истории.

— Мне неизвестно, хорошо ли вы знаете Уэльс, — начал он, — но даже если это и так, то вряд ли вы когда-нибудь добирались до местечка под названием Аландуран. Эта захолустная деревушка находится на севере, почти у самого моря. Ее не на всякой карте и отыщешь, а туристы если туда и забредают, то по чистой случайности. Осенью 1872 года мы волею судеб оказались в тех краях и были столь очарованы их первозданной пасторальной красотой, что решили там немного задержаться. Компания у нас составилась довольно большая: мой брат Стивен с женой, моя невеста с двумя братьями и трое моих лондонских друзей. Мы от души веселились, весьма удивляя и порой раздражая мирных обитателей тех патриархальных мест, как вдруг это едва не ставшее для моей невесты трагическим происшествие не положило конец нашему беззаботному отдыху.

Должен вам сказать, что моя жена — тогда еще мисс Мэдисон — в юности отличалась весьма смелым характером, который зачастую граничил с безрассудством. Казалось, ей неведомо чувство страха. Я постоянно выговаривал ей, что она неоправданно рискует, ее братья вторили мне, но все напрасно. Чем больше мы говорили, тем более дерзкой она становилась. Когда мы совершали какое-то более — менее серьезное восхождение, нам приходилось идти первыми и прокладывать путь, оставляя ее замыкать цепочку, чтобы с ней не случилось несчастье.

Однажды утром, спустившись к завтраку, мы с удивлением узнали, что хозяин постоялого двора видел, как на рассвете мисс Мэдисон вышла на улицу в своем прогулочном платье и направилась в сторону гор. Скорее всего, она намеревалась обмануть нашу бдительность и в одиночку взобраться на одну из вершин, где мы успели побывать без нее. Мы не на шутку встревожились, узнав о вздорной выходке этой взбалмошной девицы, но наше беспокойство вскоре сменилось всепоглощающим страхом, поскольку день клонился к закату, а она словно в воду канула. Тамошние горы известны своим коварством. Они хоть и не очень высокие, но изобилуют крутыми обрывами и глубокими ущельями. В тот год там произошло несколько смертельных случаев. Поэтому неудивительно, что сердце мое сжималось от недобрых предчувствий, когда в тот вечер я с факелом в руке шел во главе спасательного отряда, вышедшего на поиски девушки, которую я любил.

Далее я продолжу рассказ как бы от ее лица и изложу вам то, что мы чуть позже услышали из ее собственных уст.

Так вот, выйдя с постоялого двора и посмеиваясь над тем, как ловко ей удалось нас провести, она уходила в горы все дальше и дальше. Утро выдалось прекрасное, свежий, бодрящий горный воздух придал ей сил и поднял настроение, поэтому она шла довольно долго, прежде чем почувствовала усталость. Она шла, не придерживаясь какого‑то определенного направления, а просто шагала по извилистым, еле заметным козьим тропам, которые вели ее то вверх, то вновь спускались в небольшие долины, окруженные горными уступами. Внезапно она обнаружила, что все знакомые ориентиры куда-то исчезли, и она оказалась в мрачном, безлюдном лабиринте. Со всех сторон ее обступали отвесные скалы. Многие женщины, окажись они на ее месте, пришли бы в ужас, но она, как я уже говорил, обладала стойким характером. Поэтому, убедившись, что вернуться той же дорогой у нее не получится, девушка двинулась вперед, надеясь выйти на высокое место, осмотреться и попытаться определить, где она находится.

Она продолжила свой путь, и с каждым шагом пейзаж вокруг нее становился все более унылым и зловещим. Горы в тех краях производят гнетущее впечатление. В них нет того яркого колорита, который обычно привлекает туристов, к тому же на их голых каменистых склонах невозможно что‑либо возделывать, так что люди там не селятся. Девушке то и дело приходилось обходить огромные валуны, когда она шла вдоль устья давным — давно пересохшей речушки. По обе стороны от нее вздымались величественные гранитные утесы. Наконец, она добралась до места, где некогда был небольшой водопад, поскольку устье горного потока образовывало там отвесный уступ высотой около десяти метров. Надеясь, что, взобравшись наверх, ей удастся как-то осмотреться и определить, где же она находится, моя невеста начала карабкаться по крутому склону и после недолгих усилий одолела его, оказавшись на маленькой ровной площадке, напоминавшей миниатюрное плато.

Оттуда ее глазам открылся потрясающий вид. Небольшая прогалина, где некогда журчала горная речушка, открывала путь в лощину, со всех сторон окруженную темными скалами. Эта скрытая горами ложбина представляла собой пространство более — менее правильной формы примерно двести пятьдесят метров в длину и пятьдесят в ширину, обрамленное елями, росшими у подножия скал. В самом центре помещалась большая каменная плита, вокруг которой двойным кольцом стояли камни поменьше. Это сооружение, несомненно, было рукотворным, и моя жена огляделась в поисках людей. К ее великой радости, среди деревьев она увидела нечто вроде хижины. Со всех ног девушка поспешила туда, надеясь немного передохнуть и разузнать, как ей добраться до Лландурана.

Грубо сколоченная деревянная дверь была приоткрыта. Мисс Мэдисон несколько раз постучала и, не услышав ответа, нерешительно вошла внутрь.

Она оказалась в маленькой комнатке, вся скромная «меблировка» которой состояла из сваленных в углу козлиных шкур, служивших, скорее всего, постелью, и стоявшего посередине огромного деревянного чурбака, очевидно, использовавшегося как стол, поскольку на нем лежали обглоданные кости. Но больше всего в этом необычном жилище девушку поразили стены, сплошь испещренные надписями на каком-то незнакомом ей языке, вероятно, валлийском. В глаза ей бросился символ или талисман, представлявший собой одну букву, крупно выведенную в различных начертаниях по центру каждой стены и над дверью.

Моя невеста стояла на пороге, с любопытством рассматривая это странное помещение, как вдруг боковым зрением заметила быстро промелькнувшую тень. Обернувшись, она увидела в высшей степени поразившее ее человеческое существо. Перед ней стоял пожилой мужчина с длинными развевающимися волосами и густой седой бородой, спадавшей ему на грудь. Росту в нем было под два метра, а его широкие плечи и длинные, жилистые руки свидетельствовали о недюжинной силе. Толстая палка, на которую он опирался, могла служить ему как посохом, так и грозным оружием. Одежда его представляла собой изодранный балахон, некогда белый, но со временем посеревший от дождей, грязи и пыли. Но больше всего девушку удивили не его диковатый вид и облачение, а глаза — светло — голубые, чуть навыкате, горевшие каким-то непонятным огнем. Они постоянно рыскали по сторонам, ни на чем надолго не задерживаясь.

— Привет тебе, о дева! — воскликнул он, шагнув к мисс Мэдисон, и продолжил хорошо поставленным голосом. — Я ждал тебя пять долгих лун. Отчего ты так задержалась?

Высокопарные слова, произнесенные этим эксцентричным существом, скорее изумили и позабавили девушку, нежели напугали ее. Однако она опасливо отступила на пару шагов, увидев, как надвигавшаяся на нее человеческая фигура стала ритмично размахивать руками.

— Жертвенный камень высох! — вскричал хозяин хижины. — Он высох! Разве не сказано, что в день пятнадцатый месяца аватара достопочтенному мужу должно чествовать богов, а чистой деве возлечь на жертвенный камень? Лишь достойнейшие из дочерей бриттов возлегали на это холодное ложе. Эта великая честь выпала тебе, дева. Щеки твои румяны, и руки твои чисты. Именно такой надлежит быть избраннице богов.

Моя невеста начала потихоньку понимать, что перед ней сумасшедший, одержимый навязчивой идеей, хотя она не до конца уяснила смысл его слов. Она постаралась как можно лучше скрыть свой испуг и выиграть время, всеми силами пытаясь успокоить этого помешанного субъекта.

— Сэр, вы, как я вижу, живете очень уединенно, — как можно мягче произнесла она. — Кто вы и что привело вас в эти края?

— Кто я?! — вскричал он, воздев к небу свои длинные жилистые руки. — Я — Ап — Гриффит из рода Арисденны, семнадцатый наследник верховного жреца Морлы, младшего брата королевы Боудикки. Я — последний из друидов, дева. Куда ни взгляни, — продолжил он скорбным тоном, — все позабыли древнюю веру. Никто больше не чтит великих богов. Верны им остались только мы с тобой, дева, — жрец и благодатная жертва.

Не на шутку перепугавшись, моя невеста стала потихоньку двигаться к единственному выходу из лощины, но маньяк, пришедший в чрезвычайное возбуждение, схватил ее за руку и потащил туда, где стояли камни.

— Разве я не старался! — восклицал он. — Камней было куда меньше, но теперь моими стараниями круги замкнулись. Чего же еще остается желать? Вот жертвенный камень, — он показал на большую плиту в центре. — Многие годы он оставался сухим, но когда ты, дева, возляжешь на него и посреди ревущего пламени на нем вскипит твоя кровь — вот тогда боги увидят, что еще остались верующие в них. Нет, не трепещи и не пытайся отвратить неотвратимое. Твое грешное тело обратится в прах, но дух твой вознесется к звездам, испытав блаженство, которое невозможно описать словами. Взгляни на камни. Тридцать четыре снаружи и тридцать три внутри, как завещал верховный жрец Морла. Вокруг камня пролегает свежая борозда, и орудие мое готово. — С этими словами он вытащил из-за пазухи длинный острый нож. — Все давно приготовлено, не хватало лишь жертвы, но великие боги, наконец, послали мне и ее.

Как я вам уже говорил, моя невеста отличалась стойким характером и самообладанием. Ей стало ясно, что ускользнуть от такого ловкого и сильного противника она не сможет. Оставалось надеяться лишь на то, что ей каким-то образом удастся перехитрить его, делая вид, что она во всем ему потакает. Поэтому, собрав в кулак всю свою волю и стараясь выглядеть как можно спокойнее, она повернулась к нему и задала страшный вопрос:

— Когда меня предадут богам?

— В полночный час, — твердо ответил сумасшедший.

Девушка инстинктивно чувствовала, что умолять этого безумного фанатика совершенно бесполезно. Солнце уже клонилось к закату, и пройдет всего лишь несколько часов, прежде чем ее распластают на этом ужасном камне. Так что у нее оставался единственный шанс — за остававшееся время что-то придумать, найти какой-то выход и всеми силами попытаться избежать уготованной ей печальной участи.

— Мне неведомо очень многое из того, о чем вы говорите, — тихо начала она, покорно потупив взор. — Я должна это узнать, прежде чем умру.

— Ты права, дева, — согласился он. — В наше греховное время не осталось никого, кто помнил бы древнюю веру, за исключением тех, в чьих жилах еще течет кровь жрецов. Пойдем же в мое жилище, и я поведаю тебе то, чего ты не знаешь. Когда душа твоя освободится от связывающих ее мирских уз, она сама увидит означенный ей путь.

С этими словами друид, как я его назову, провел мисс Мэдисон в хижину и приказал ей сесть на грубую деревянную скамью, стоявшую напротив двери. Сам же он расположился у ее ног на козлиных шкурах и начал свой долгий монолог. Из его рассказа она почти ничего не поняла. Говорил он очень серьезно и цветисто, то и дело перемежая свою речь какими-то лишенными всякого смысла стихами. Девушка догадалась, что он излагал ей основные постулаты древней бриттской веры. Бедняжка была настолько перепугана, что повествование о многочисленном языческом пантеоне вызывало у нее лишь отвращение. Ее ждала неминуемая гибель, мучительная смерть, так что все эти напыщенные разглагольствования она воспринимала не иначе как пустое сотрясение воздуха. Сквозь полуоткрытую дверь она видела, как сгущаются сумерки и надвигается ночь. Друид, очевидно, тоже это заметил, поскольку он вдруг умолк на полуслове, вскочил на ноги и схватил прислоненный к стене огромный колун.

— Я должен на время оставить тебя, дева, — высокопарно объявил он. — Еще многое нужно сделать, прежде чем падет тьма. Мне должно нарубить дров для погребального костра, и клянусь тебе, что никто из возлегших на это ложе не испытал такого дивного блаженства, какое предстоит тебе, о дева.

Сказав это, он выбежал из хижины. Услышав тяжелые удары топора, мисс Мэдисон предположила, что он рубил одну из сосен, росших по краям лощины.

На какое-то мгновение ее озарил луч надежды. А что, если попытаться проскользнуть мимо него, пока он поглощен своей работой, а затем незаметно пробраться к выходу из ущелья? Она поднялась, полная решимости рискнуть во что бы то ни стало, как вдруг к превеликому ужасу обнаружила, что пока маньяк сидел у ее ног, ему каким- то непостижимым образом удалось опутать ее лодыжки веревкой, так что она оказалась накрепко привязанной к скамье. Только тогда она в полной мере осознала необычайную хитрость, изворотливость, невыразимую жестокость и безумную одержимость чудовища, в лапы которого она угодила. Она принялась жалобно звать на помощь, хотя знала, что крики ее так же бесполезны, как и ее отчаянные попытки освободиться. Она была полностью во власти маньяка.

Услышав ее вопли, он вернулся и застыл у двери, с укоризной глядя на девушку. Уже почти стемнело, и она с трудом различала его лицо.

— Дева, — покачал он головой, — ты разрушаешь все мои надежды. Неужели в решающий час ты падешь духом и отступишься? Боги оказали тебе великую честь тем, что выбрали именно тебя. Так будь же достойна их выбора. И знай, что кричать бессмысленно, поскольку на много километров вокруг нет ни одной живой души. Ты не единственная, кому в эту ночь уготована смерть. Когда свет погребального костра озарит вершины Кодморриса и твое сожжение завершится, тогда Ап — Гриффит, последний из жрецов, отправится на остров блаженных, до конца выполнив свое предназначение. Моя жизнь, как и твоя, дева, закончится с приходом пятнадцатого дня месяца аватара, который, по моему разумению, наступит в нынешний полночный час.

Доведенная до отчаяния, бедная девушка принялась молить безумца о пощаде, изо всех сил пытаясь разжалобить его, дабы он отказался от своего чудовищного замысла. Однако все ее увещевания и уговоры возымели прямо противоположный эффект, поскольку в приступе ярости друид бросился к ней и силой усадил ее на скамейку, к которой она была уже привязана.

— Коварная, неблагодарная женщина! — взревел он, обвязывая ее веревкой и затягивая узлы. — Тебе не удастся поколебать мою веру! Ни слова больше, или я заставлю твой язык замолчать! Ты и так уже совершила тяжкий грех!

С этими словами он схватил топор и вернулся к своей работе, принявшись колоть огромные поленья и укладывать дрова вокруг жертвенного камня.

На лощину постепенно опустилась ночная тьма. Бедная девушка, ни жива ни мертва, лежала на деревянной скамье, связанная по рукам и ногам. Снаружи виднелась долговязая фигура безумца, без устали орудовавшего топором с какой-то дьявольской решимостью. Вдруг удары стихли, и еле различимый силуэт куда-то исчез. Когда выглянула луна, девушка снова увидела его. Он стоял на коленях среди камней, ритмично качая головой и размахивая руками в молитвенном экстазе. Затем он поднялся и разразился хриплым, заунывным пением, жутким звукам которого вторило эхо крохотной долины.

Все это время мисс Мэдисон лихорадочно перебирала в голове возможные варианты побега, но все они представлялись ей невыполнимыми. Все ее чувства были напряжены до предела. Внезапно ей показалось, что где‑то вдалеке раздался странный звук. Она изо всех сил напрягла слух, и вновь легкий ветерок как будто бы донес до нее протяжное гудение. Неужели рожок? А вдруг это ее друзья, спешащие к ней на выручку? Она замерла, слыша частое биение своего сердца. Минут пять тишину нарушало лишь монотонное завывание безумца. Затем до ее ушей донеслось то же призывное гудение, только теперь оно было громче и гораздо ближе. Похоже, друид также услышал его, поскольку он оборвал свои молитвенные заклинания и беспокойно заметался из стороны в сторону.

По ее расчетам, время приближалось к одиннадцати вечера, так что оставалось чуть больше часа до того момента, когда маньяк начнет осуществлять свой зловещий замысел. Ожидание становилось нестерпимым. Она лежала, закрыв глаза и отсчитывая секунды, и ждала, когда же вновь прозвучит далекий рожок. Но вокруг царила тишина кладбища.

Медленно текли минуты. Минуло полчаса, но ее спасители, казалось, сквозь землю провалились. Прошло еще пятнадцать минут, и безумец, любовно оглядев результаты своих трудов, приступил к последним приготовлениям. С помощью кремня и кресала он развел огонь, а затем поджег сухой мох и щепки, лежавшие под сложенными горкой дровами. Сухие смолистые поленья с треском занялись,

и длинные языки пламени метнулись к краям жертвенного камня. Маньяк подошел к двери хижины.

— Время пришло, дева! — торжественно объявил он.

Вы только представьте себе это жуткое зрелище! Взметнувшийся к небу столб огня, пляшущие на скалах тени елей и языческих камней, а на фоне пламени — безумец в разодранном балахоне, наклонившийся над съежившейся от ужаса девушкой! Он совсем было собрал— разрезать веревки, как вдруг у входа в лощину раздалось звонкое пение рожка и громкий гомон голосов. Спасательный отряд заметил полыхавший костер.

Друид заметался, словно загнанный в угол зверь.

— Поздно! — проревел он. — Слишком поздно! Судьба твоя предрешена, и ты умрешь!

Он схватил скамью с лежавшей на ней ничком девушкой и с невероятной быстротой побежал к костру, где он положил ее ряде с бушевавшим пламенем и достал из-за пазухи свой длинный нож. Последнее, что запомнила моя невеста, — это искаженное яростью лицо, безумные горящие глаза и занесенное над ней сверкающее лезвие ножа.

Когда она пришла в себя, ее окружали улыбающиеся лица друзей. Голова ее покоилась на моей груди, и первым произнесенным ее словом было мое имя. Чуть педаль лежал друид с кровавой раной в голове. Сам не пойму, как я умудрился сломать трость о его череп. Понимаете, все произошло спонтанно, и опоздай я хоть на секунду этот безумец пронзил бы ей сердце.

Мы со всей возможной осторожностью перенесли ее на постоялый двор в Лландуране, но на следующий день у нее началась мозговая лихорадка, и несколько недель она находилась между жизнью и смертью. Все пережитое так сильно сказалось на ее здоровье, что малейшее напоминание о тех событиях наносит ей душевную травму. Вот почему я тщательно скрываю от нее все, что касается происшествия с доктором Прайсом.

— А что же друид? — спросил я.

— О, им оказался весьма известный историк и археолог. На почве своих изысканий он тронулся умом, и его поместили в психиатрическую лечебницу. Однако за полгода от описанных мной событий ему удалось оттуда бежать, после чего он как в воду канул. Очевидно, он укрылся в том горном ущелье, где стал совершать языческие обряды. Он охотился на диких коз и питался тем, что удавалось добыть.

— И что с ним сталось дальше?

— А вот это самое загадочное во все этой истории. Не знало, то ли от моего удара у него в голове шарики встали на место, то ли еще что… Но факты таковы, что когда он очухался, он вновь сделался нормальным, как мы с вами, и, насколько мне известно, таковым и остался. Его какое-то время подержали в лечебнице, опасаясь рецидива, но, в конце концов, выпустили. Тсс! Кажется, она просыпается. Да уж, судя по всему, следующая сессия парламента выдастся на редкость веселой! А ты как думаешь, дорогая?